Аннотация: Идея этого произведения пришла после прочтения статьи о грибе кордицепс однобокий, который способен управлять муравьем древоточцем. Ну и дальше понеслось. Получился зомбиапокалипсис.
Глава 1
Швейцарский институт трансплантологии выходил своим фасадом на мощеную улочку старой Женевы. Ничем не примечательное здание, лишь скромной табличкой из нержавеющей стали информировало прохожих о своей принадлежности. Многие жители города, изо дня в день проходя мимо каменных стен здания, не обращали внимания на скромную табличку и на вопрос 'как пройти к институту трансплантологии?' лишь беспомощно разводили руками. Тем не менее институт имел мировую известность в научных и медицинских кругах, прославившись инновациями в сфере приживления тканей.
Профессор Сагалевич решил сэкономить на такси от аэропорта. Он доехал до центра города на автобусе и принялся разыскивать здание института пешком. Отвергая современные средства коммуникации он усложнил себе поиски. Еще дома он вызубрил маршрут по старому атласу, и надеясь на свою память и школьные знания немецкого языка считал что поиск института не займет у него много времени. К несчастью оказалось, что все с кем он пытался заговорить отвечали ему на французском.
Проплутав не меньше двух часов и окончательно потеряв ориентацию в чужом городе профессор вынужден был, на свои скромные средства нанять такси. Водитель удивленно посмотрел на профессора. Он попытался что-то сказать на французском, затем на английском, но видя, что его не понимают, махнул рукой и поехал. Машина нырнула под арку старинного здания, немного проехала дворами мимо небольших ухоженных цветочных клумб и выехала на улицу, почти сразу припарковавшись на обочине.
- Чего остановились? - Спросил профессор на русском.
- Arrivés sur le lieu de. - Произнес водитель и показал рукой в сторону неприметного здания.
- Хау мач? - Сагалевич догадался, что его привезли на место и уместно спросил на английском.
- Trois euros. - Водитель сложил три пальца вместе, на случай если его не поймут.
- Спасибо, почти даром. - Обрадовался профессор, доставая старый потрепанный бумажник. - Хотя и ехать почти не пришлось.
Машина уехала. Профессор подошел к старинной деревянной двери, справа от которой висела неприметная табличка уведомлявшая на трех языках о принадлежности здания всемирно известному институту. Сагалевич немного поволновался перед тем как нажать на кнопку вызова. Любимая работа полностью заменяла ему всю остальную жизнь. Приглашение на международный симпозиум по проблеме трансплантологии равнялось для него золоту на Олимпийских Играх, а может и того важнее. К тому же, профессор Шенхель пригласил пожить у него на время симпозиума. А это было вообще что-то невероятное. Для Сагалевича имя светила швейцарской науки равнялось богу. Все его труды он тщательно разбирал, перечитывал, и пытался воссоздать в своем учреждении.
Старомодный звонок известил охранника о том, что к ним пожаловали. Пожилой человек в униформе открыл дверь. Профессор протянул заранее приготовленные документы, извещавшие о том, что его сюда пригласили. Охранник пробежал по ним глазами, прокартавил на французском и жестом пригласил пройти внутрь.
Современная обстановка внутри здания резко контрастировала с каменными стенами средневековой Европы. Можно было подумать, что ты находишься не в институте, а в каком-нибудь дорогом отеле, помешанном на интерьере белого цвета. В конце небольшого и широкого коридора находилась стойка, за которой сидела приятная светловолосая девушка в стильных очках. За ее спиной, на стене красовался большой герб института. Девушка подняла глаза на подошедшего ученого.
- Профессор Сагалевич. - Представился он, чувствуя себя немного неуверенно в роскошной обстановке. - Я по приглашению. Вот мои документы.
Девушка улыбнулась и приняла документы. Перелистала их, часть бросила себе в стол, остальные вернула. Она подняла трубку телефона и удивительно мягко для немецкого языка начала что-то говорить. Сагалевич заметил на ее белой рубашке бейджик с именем 'Anna'.
- Professor wartet auf Sie. - Девушка вышла из за стойки и показала ученому следовать за ней.
Девушка изящно виляя ягодицами в обтягивающей юбке шла впереди. Вскоре они уперлись в дверь. Анна провела карточкой по считывающему электронному замку. Загорелась зеленая лампочка, и щелкнул замок. За дверью обнаружился длинный коридор. Девушка и Сагалевич проследовали дальше. Их гулкие шаги громко раздавались в пустоте коридора. Анна остановилась и мило улыбнувшись показала на дверь.
- Данке шен! - Снова поблагодарил ученый.
Сагалевич тронул дверную ручку. Та без усилий поддалась и дверь бесшумно открылась. Взору профессора открылась обстановка кабинета знаменитого ученого. По левую руку от двери шли стеллажи с книгами. Сагалевич в этом плане был сам традиционен и его кабинет также был завален книгами. По правую руку располагались шкафы со стеклянными дверцами. За стеклом находились ряды банок с заспиртованными органами животных. В самом конце небольшого кабинета находился стол, почти во всю ширину. На нем стоял монитор и куча всякой оргтехники. Из-за монитора был виден вздрагивающий белый халат. Пространство кабинета было наполнено стуком клавиш.
На Сагалевича не обращали внимания и тому пришлось слегка кашлянуть. Стук прекратился и из-за монитора показалась седая шевелюра швейцарского ученого.
- Sie sind es, der Professor - Шенхель встал и направился к Сагалевичу - Wie teuer?
- Данке, ист аллес гут. - Слова сами всплыли в памяти.
Шенхель достал из кармана халата телефон и набрал номер.
- Wladimir, komm mit mir.
Через пару минут пришел молодой человек.
- Гутен таг, профессор. - Поздоровался он, не пытаясь скрывать свой акцент.
- Wladimir Russisch. Er würde zu uns.
Владимир с удивлением посмотрел на профессора. Сагалевич с не меньшим интересом посмотрел на Владимира.
Позади здания института имелся дворик, воротами выходивший на тихую улочку. Небольшие машины иногда заезжали в этот дворик чтобы выгрузить оборудование и прочие вещи необходимые институту. Ворота перекрывал шлагбаум, который охраняли двое мужчин преклонного возраста и одна немецкая овчарка.
На собаке стоило остановиться подробнее. Стареющий пес, неоднократно использовался в проведении опытов. На его шкуре имелось несколько правильных квадратов шерсти другого окраса и структуры, следы приживления чужих участков кожи. Поначалу клички у собаки не было, только номер. Когда пришло время усыпить пса по старости, один их молодых ученых дал ему кличку - Лоскут. Говорят, если хочешь убить животное, не давай ему имя. Лоскута так и не смогли убить, отправив его охранять ворота во двор.
- Лоскут, заткнись! - Прикрикнул на пса Отто. - Не знаешь чего он такой возбужденный второй день. Ты его кормил?
- Кормил, только он не ест ничего. Если бы он был молодым кобелем, я бы подумал, что ему на собачью свадьбу пора. Но он такой же как и я, только со стороны смотреть. - Люк усмехнулся и поправив дубинку пошел проведать собаку.
Лоскут залаял ни с того ни с сего и попытался стянуть ошейник через голову.
- Куда же тебе надо? - Спросил Люк собаку
Пес вдруг успокоился и уставился взглядом на Люка. Мужчине показался странным взгляд собаки. Пес смотрел на мужчину так, словно хотел чтобы тот приблизился.
- Вот ты хитрюля, хочешь чтобы я тебя отпустил? Не получится. Я могу написать бумагу на имя начальника нашего учреждения, и он рассмотрит ее. Если тебе повезет и он разрешит, то я непременно тебя отпущу. - Люк потрепал пса по холке. От растрепанной шерсти поднялась пыль горчичного цвета.
Мужчина даже чихнул от пыли попавшей в нос.
- Фу, Лоскут, где же ты смог так изваляться? - Мужчина повернул морду собаки в свою сторону и обомлел.
На него смотрели пустые глаза. Люк не мог понять что в них не так. На ум приходило только сравнение с глазами человека находящегося в сильном алкогольном или наркотическом опьянении. Глаза собаки ничего не выражали. От его неприятного пустого взгляда на душе стало как-то неспокойно.
Люк попытался приподняться, но пес словно почуяв, что от него уходят вцепился зубами в руку мужчины. Люк закричал и попытался воткнуть в пасть собаки резиновую дубинку, чтобы разжать челюсти. Лоскут вцепился мертвой хваткой. Отто увидел, что его товарищ в беде подбежал и стал помогать разжать челюсть.
С большим трудом им удалось избавиться от мертвой хватки собаки. Люк в сердцах ударил дубинкой пса по спине. Но тот словно не почуял удара.
- Ах ты, как прокусил зараза. - Люк скинул куртку и закатал рукав. Из четырех дырок в руке, оставленных клыками овчарки текла кровь. - Чего это с ним?
- Ты видел его глаза? - Спросил Отто.
- А то? Первым делом. Он наелся гадости какой-то. Чего ему эти высоколобые умы подсунули, привыкли издеваться над животными.
Отто достал из аптечки вату и бинт. Обработал перекисью водорода раны и сделал повязку.
- Болит, зараза! Надо начальству доложить про собаку, вдруг у нее бешенство?
- Да сегодня нет почти никого из начальства. Суббота же. Один Шенхель, как всегда на работе, да дежурные. Напиши доклад о случившемся, в понедельник отдадим.
Лоскут принялся снова лаять.
Профессор Шенхель мог говорить о работе все время напролет. Он даже не замечал как оно проносилось, отчего у окружавших его людей создавалось мнение что профессор никогда не уходит с работы. А ему и не зачем было это делать. Дома его никто не ждал. Женившись в молодости по глупости, он быстро понял, что это не его и быстренько избавился от тяготивших обязанностей.
- Вы знаете как делаются великие открытия, дорогой коллега? - Шенхель общался с Сагалевичем через Владимира.
- Как?
- Случайно. Совершенно случайно. Открытия происходят, как побочный эффект от лекарства. Пока ты лечишь селезенку начинает выпячиваться печень или усыхать мозг.
- Какое же открытие удалось вам сделать случайным образом? - Заинтересовался Сагалевич.
Шенхель вдруг посерьезнел.
- Я не знаю, до какой степени можно вам доверять, открытие серьезное и в дурных руках может стать очень опасным?
Но если один ученый почуял что-то действительно стоящее, а второму нетерпится поделиться свои открытием, чтобы его оценили, они непременно договорятся.
- Профессор, я обещаю хранить молчание. - Сагалевич в этот момент готов был поклясться чем угодно, лишь бы узнать про открытие.
- Я очень на вас расчитываю. Я читал ваши труды и уверен, что вы тоже двигаетесь в этом направлении, поэтому открытие для вас вопрос времени. Вкратце, занимаясь производными циклоспорина нам приходилось все больше экспериментировать с грибами рода Cordyceps. Само собой мы добрались до представителя Сordyceps unilateralis, который паразитирует на муравьях древоточцах. Уникальное явление когда гриб управляет хозяином, заставляя выполнять его приказы. Мы не придали этому значения. Нам было важно найти еще более эффективную формулу циклоспорина, чтобы свести на нет отторжение инородных тканей. Так вот, сядьте профессор, иначе упадете.
Сагалевич послушно присел на табурет.
- Этот способ выживания гриба встречается еще сорок восемь миллионов лет назад, на окаменевших остатках. Однако за этот срок ничего не изменилось, гриб паразитирует все на тех же муравьях. Природа решила уберечь все живое от того, что сама создала, поставив блокировку мутациям клеток гриба. Но вы не поверите, нам удалось снять этот барьер и мы пришли в ужас от тех возможностей, что заложены в этот неприметный гриб.
Сагалевич засучил ногами от нетерпения.
- Кордицепс однобокий умеет читать чужие ДНК как книгу! - Шенхель горящими глазами уперся в Сагалевича ожидая как минимум обморока.
Россиийский ученый был удивлен, но еще не смог проникнуться всей глубиной идеи.
- И он умеет приспосабливаться к абсолютно любому живому организму.
- То есть вы хотите сказать, что кордицепс однобокий может паразитировать и на человеке? - До Сагалевича дошли все опасные последствия открытия.
- Почему бы и нет. В конце концов циклоспорин полученный от такого симбиоза может быть намного эффективнее.
- Вы уже пробовали?
- Только на мышах. Эффект потрясающий. Смотрите, вот такая мышь. - Шенхель открыл шкаф достал банку с заспиртованным животным.
Сагалевич принял банку из рук профессора. Белая шерстка мыши волновалась вместе с двигающейся жидкостью. Сквозь однотонный белый цвет выделялись толстые рыжие волоски с небольшими утолщениями на конце. Ножки гриба с коробочкой для спор.
- Гриб словно читает всю цепочку ДНК, из которой он узнает о животном все и приспосабливает это животное для своих нужд. В дикой природе Кордицепс заставляет муравья повиснуть на листе или травинке на высоте в полметра от земли, где может спокойно развевать по ветру свои споры. С мышами он поступает совсем иначе. У тех мышей, у которых он начал контролировать мозг наблюдается повышенная социальная активность. Им непременно хочется быть в гуще своих сородичей, чтобы иметь возможность осеменить как можно больше особей. К зараженным особям мыши перестают испытывать интерес. Следовательно , зараженные мыши выделяют в воздух какой-то ферромон. И еще одна замечательная особенность. Мы одевали на здоровых мышей намордники не позволяющие спорам гриба проникать в организм через органы дыхания. - Профессор сделал паузу, ожидая увидеть реакцию в глазах Сагалевича.
- И...? - Сагалевич был не просто удивлен, вся его мимика выражала огромное нетерпение.
- Зараженные мыши кусали своих здоровых сородичей, заражая их спорами содержащимися в слюне!
- Невероятно! Это звучит довольно неправдоподобно. - На лице русского ученого застыла маска крайнего возбуждения. - А как долго живут зараженные особи?
- К сожалению не долго. Максиму двое суток. Продукты жизнедеятельности кордицепса ядовиты для мышей. Но свое дело они успевают сделать и за двое суток. В природе грибы растворяют плоть муравьев до сахаров и потом произрастают на этом, но здесь они применили совсем другой метод. Эта особенность кордицепса интересует меня больше всего. Каким образом он получает доступ к ДНК хозяина и каким способом ему удается влиять на его поведение?
- А сейчас есть живые зараженные мыши? - Спросил Сагалевич.
Переводивший его вопрос Владимир немного запнулся, и как показалось ученому перевел не совсем корректно.
- О, да есть! Пройдемте. - Шенхель обрадованный возможностью показать свои опыты распахнул дверь.
Перед лабораторией все оделись в герметичные костюмы и респираторы. В приглушенном свете люминесцентных ламп стояли ряды стеклянных 'аквариумов'. В опилках копошились мыши, крысы и кролики.
- А вот и наши мышки. - Шенхель постучал по стеклу 'аквариума' пальцем. Три, еле живые мыши двинулись в сторону звука. Их шерсть была серой и ножки гриба почти не выделялись на ее фоне. - Им недолго осталось. У нас есть еще три таких, которых мы приготовили препарировать. Они сейчас в холодильнике лежат. Владимир, принесите одну мышь, мы покажем профессору.
Владимир снова замялся.
- В чем дело, Владимир? - Шенхель, как и все авторитетные ученые не любил повторять дважды.
- Этих мышей нет?
Шенхель выставился на молодого специалиста как на идиота, который говорит совершенно несуразные вещи.
- Как нет? А где они?
- Я не знаю? - Владимир пытался оправдаться. - Я с утра проверял журнал, там не было никаких записей насчет мышей. Я был уверен, что вы в курсе где мыши, но пока не занесли в журнал.
- Прекрасно! Вот в таком бардаке приходится работать, дорогой профессор. Разве допустима безответственность на такой опасной работе?
Несмотря на довольно прохладную температуру в помещении на лбу Владимира выступили капельки пота.
- Пойдемте профессор. Хватит на сегодня науки. Поехали ко мне домой, я размещу вас. Вы наверно устали, а я вас озадачил своими открытиями?
- Напротив, я напрочь забыл об усталости после того как узнал о вашей работе.
- Все равно, я предлагаю дома, в непринужденной обстановке продолжить наш разговор. У меня есть французский коньяк пятнадцатилетней выдержки. - Шенхель обернулся в сторону Владимира. - А вы, юноша в понедельник принесете мне объяснительную, или исчезнувших мышей. Я надеюсь, вы понимаете, какую опасность они представляют?
- Да, конечно! - Владимир порадовался тому, что профессор вместе со своим коллегой уезжают. Шнехель вполне мог за подобную провинность отправить юношу домой.
Профессор Шенхель открыл катрочкой электронный замок двери, отделяющий официальную часть здания от лабораторий. Впереди, у стойки рядом с Анной стоял охранник Люк. Его рука была наспех перебинтована. Сквозь бинты просочились красные пятна крови.
- Кто это вас так? - Поинтересовался Шенхель у охранника.
- Лоскут. Странный он какой-то, уже второй день. Я его хотел погладить, а он меня цапнул за руку. Мы, с Отто еле разжали ему челюсти. - Люк здоровой рукой отряхнул с себя собачью шерсть, прилипшую к черной униформе.
Невидимые споры гриба в этот момент рассеялись вокруг. Анна, Шенхель и Сагалевич ничего не подозревая вдохнули их. Шенхель протянул ключи Анне.
- Ну все, до понедельника Анна! - Попрощался он.
- До понедельника профессор. - Попрощалась она с Шенхелем.
- Ауфвидерзеен! - Сагалевич снова вставил знакомую фразу.
Несмотря на выпитую бутылку коньяка, а затем и русской водки Сагалевич чувствовал себя прекрасно. Свое состояние он списывал на волнительный момент выступления перед аудиторией уважаемых ученых. У него, как у завзятого экстремала в кровь выбрасывался адреналин. Доклад прошел успешно. Необычайная ясность ума позволила Сагалевичу не обдумывая отвечать на самые каверзные вопросы искушенной публики. По окончании доклада ему даже аплодировали.
Первые признаки проблем со здоровьем появились у него на борту самолета. Перевозбуждение не проходило. Напротив, становилось все сильнее. Холодный пот постоянно выступал на лбу, руки мелко дрожжали. Стюардесса обратила внимание на его состояние.
- Вам плохо, мужчина?
- Ничего, не обращайте внимания, трясет немного. Простыл немного или акклиматизация.
Стюардесса принесла плед и укрыла им Сагалевича. В голове ученого проскочила шальная мысль, что если он подцепил заразу от того гриба, про который так самозабвенно рассказывал его коллега. Ученый восстановил в голове весь путь по зданию института трансплантологии и не вспомнил, где он мог подхватить заразу. Оставалась только какая-то европейская респираторная вирусная инфекция. Сагалевичу удалось успокоить себя, и если бы не тремор и излишняя потливость можно было бы сказать, что он совершенно здоров.
Ученый хотел доехать до города на такси, но почувствовал острое желание быть рядом с людьми. Не заметив для самого себя как, он оказался в переполненном автобусе. По дороге из города, добавились дачники с ведрами помидоров и огурцов. Профессор смотрел на людей и не мог понять как ему раньше нравилось одиночество. Сейчас он бы с удовольствием нарезал не один круг в такой приятной компании. Он не замечал, как люди на которых он смотрел отворачивались от него напуганные неприятным взглядом стоячих глаз.
Сагалевич с сожалением вышел на своей остановке. Квартира встретила его унылой пустотой. Он привычно ткнул кнопку включения компьютера и прошел к холодильнику. Это был его привычный маршрут, отработанный годами. Вначале включить компьютер, пройти к холодильнику, взять оттуда что-нибудь вкусное, а затем пару часиков просидеть в интернете. Есть не хотелось совсем, по крайней мере из того, что было в холодильнике. А вид начатой бутылки водки вообще вызвал отвращение, на грани фобии.
Ученый открыл почту. С десяток писем пришло ему за время, что его не было дома. Последнее письмо было от профессора Шенхеля. Сагалевич открыл его и пробежал по тексту, написанному на немецком. Не удалось даже уловить общий смысл написанного. Профессор ткнул в кнопку автоматического переводчика. Ему никогда не нравился выдаваемый ими текст, но своих знаний для нормального перевода не хватало. Текст гласил примерно следующее: 'Дорогой коллега, Марк. Прошу тебя внимательно прочитать мое сообщение. Наверняка ты уже почувствовал по состоянию своего здоровья, что болен. Прошу тебя отнестись к этому очень серьезно. Помнишь, твой земляк Владимир потерял трех мертвых мышей. Так вот, они сбежали. Сами. После того как мы посчитали их мертвыми. Готов тебе поклясться, что я их лично убирал в холодильник окоченевшими. Но на камере наблюдения видно, как они выбираются из холодильника. Но дело не в этом, а в том, что мы очень халатно отнеслись к безопасности своих экспериментов. Опасные споры гриба выбрались наружу. Я заражен, Анна заражена, охрана работавшая в тот день тоже заразилась. Мы все чувствовали одни и те же симптомы. Вначале возбуждение, а потом слабость и тремор. Я не знаю, как это проявится у людей, но я уже начинаю замечать изменения в органах чувств. Марк, это очень опасно. Я собрал всех работников в институте и сообщил в Санитарный контроль. Пока они не приехали, мы проводим анализ крови и мочи. Изменения в них колоссальные. Я бы никогда не поверил, что человек может жить с такими анализами, если бы не брал у самого себя. Помни, что до изучения всех сторон этого заражения мы представляем опасность для общества. Я не думаю, что к этой заразе может быть иммунитет. Марк, оставайся дома и никуда не выходи. Наша служба свяжется с вашей и тебя тоже изолируют. Если будешь чувствовать непреодолимое желание выбраться к людям, лучше найди в себе силы и убей себя. Мне очень жаль, что так получилось.'
Сагалевич несколько раз пробежался по тексту. Только раза с десятого до него дошел окончательный смысл написанного текста. Ученый посмотрел время в которое пришло письмо. Полчаса назад. Скоро приедут спецслужбы, чтобы изолировать его. Этого совершенно не хотелось. В душе ученого наоборот появилась такая тяга к социальной активности, которую он не испытывал со студенческой скамьи.
Сагалевич подошел к зеркалу. Неприятный холодок прошел по телу. В зеркале он увидел человека немного похожего на себя. Общими чертами. Лицо усохло, выступили скулы, но главное - глаза. Они вообще не имели взгляда. Если к человеческому взгляду подходило понятие - излучает, то к глазам Сагалевича подходило описание - засасывает. Вместо радужных оболочек и зрачка темные провалы в бесконечность. Ученому самому стало тяжело выдерживать этот неживой взгляд. Вспомнился призыв Шенхеля покончить с собой, если нет сил сдерживаться. Через секундное колебание Сагалевич решил не поддаваться ничьим призывам, а действовать только по своему усмотрению.
В старом комоде он нашел темные очки. Теперь никто не сможет заметить его необычного взгляда. На всякий случай вынул из стола нож средних размеров засунул его себе за голенище. Его непременно будут искать и скоро у всех полицейских будет его описание. Нужно непременно уезжать из города. Междугородний автовокзал очень подходил для этого. Никто не будет проверять паспорта на маршрутную 'Газель'.
Через шесть часов ученый сошел возле небольшой деревеньки. От трассы она была отделена лесополосой. Сагалевич не пошел в сторону деревни по дороге, решив пробираться напрямую, через лес. Одолев половину ширины лесополосы он почувствовал, что ему стало плохо. Профессор присел на листву и сразу же потерял сознание.
Вероломный гриб уже создал в организме человека развитый мицелий. Присоединившись к нервной системе, он получал импульсы от мозга человека, пропуская их через себя. Постепенно гриб подобрался к мозгу, и когда почувствовал, что может полностью управлять человеком, решил убить его, чтобы возродиться полным хозяином превосходного самодвижущегося тела.
Нельзя предположить с человеческой точки зрения, было ли это голубой мечтой всех представителей грибов обрести свободу передвижения, или же это было просто благоприятным для грибов стечением обстоятельств, но только благодаря человеческим усилиям это случилось. Грибы рода Кордицепс обрели способ самостоятельного передвижения. Для людей это оказалось сюрпризом к которому они были совершенно не готовы.
Глава 2
Наверно у бога со мной дела еще были не закончены в этом мире, раз он сделал так, чтобы я оказался в нужное время в нужном месте. Моя девушка, Лена, вернее с этой минуты я не мог считать ее своей девушкой, принимала от главаря нашей шайки кучу комплиментов. Но это было бы не так обидно. Всякая женщина стремится улучшить свое положение в социуме, и в нашей шайке никого выше главаря не было. Дело было в другом. Протез, такое погоняло было у нашего босса, уговаривал Елену убить меня во сне, чтобы моё прекрасное мясо и потрошки позволили нашей банде неудачников как-нибудь дожить до весны. Я долго не мог поверить тому, что слышал. Моя девушка пыталась отказываться, но Протез рисовал ей всяческие перспективы, которые откроются перед ней если она исполнит его просьбу. Она согласилась. Меня пробил липкий пот. С тех пор, как я лишился всех, роднее Лены у меня никого не было. А теперь она предает меня, за кусок моего же мяса. В этот момент я понял, что ни с какими старыми мерками морали к оценке нового мира подходить нельзя. Из банды надо было бежать. Я как раз стоял на часах. У меня был нож и карабин с тремя патронами. Не очень густо для выживания в открытом мире, но все же намного лучше, чем быть съеденным твоей девушкой.
До конца смены оставалось пара часов. За это время я смогу легким бегом уйти на достаточное расстояние. Мои, теперь бывшие товарищи, вряд ли осмелятся выйти далеко из леса. Чем пускаться в погоню им проще будет найти новую жертву среди своих. Возможно, ей и станет Елена. Жалко конечно, но это уже не мое дело.
Ноги понесли меня прочь от землянок, в которых укрывалась банда. В душе застряли два чувства: облегчение и разочарование. Первое - оттого что удалось избежать смерти. Второе - оттого, что я все-таки считал этих людей своими товарищами. Хотя, скорее это был самообман. Слишком трусливыми были ее члены. Ни в город выйти на разбой, ни засаду у дороги нормальную поставить. Два года полуголодного существования. Если в первую зиму мне еще удалось разжиться консервами, то уже на вторую, в банде, приходилось перебиваться черти чем. Третью зиму Протез с товарищами не переживет. Так что, это и к лучшему. Если повезет, прибьюсь к кому-нибудь, не повезет - замерзну в сугробе. Усну и не замечу, как умер. Хуже будет, если попадусь к зомби. Но до весны еще есть время. А зимой они почти не активны. Промерзают. А в сильный мороз и совсем неподвижны. Некоторые считают их новой ветвью эволюции человека, но для меня они сосредоточие всех моих детских кошмаров. Легче пережить смерть от руки человека, чем встретиться лицом к лицу с этими чудовищами.
Пока мои ноги отматывали километры по мерзлому насту, я вспомнил все события с которых начался меняться мир.
Летом, два с половиной года назад, что-то появилось в воздухе тревожное. Телевизор не истерил как обычно по поводу появления новой инфекции, которая на самом деле являлась способом отвлечь массы от насущных проблем. Наоборот, как то все замалчивалось, и можно было догадаться, что в государстве что-то происходит, только по случайно брошенным фразам. Еще из Европы в интернете выкладывали ролики в которых стремительные существа нападали на людей. Существа по виду были людьми, но невероятно прыгучие. Поначалу это все считали фейками, что кто-то балуется с анимацией. Но постепенно информация стала просачиваться из родных информационных агентств. И я до сих пор считаю, что ошибкой было замалчивание информации о случившемся. Благодаря неведению среди народа замалчивались случаи заражения. Родители пытались скрыть зараженных детей. Муж жену, жена мужа и так далее. Время было потеряно. Эта беда дошла вскоре и до нашего городка. Но тогда уже по всем средствам массовой информации было объявлено о том, что новая болезнь распространяется через споры с поверхности кожи зараженных людей или через их укус. Были показаны по всем каналам зараженные люди. Один их взгляд вызывал оторопь, даже по ту сторону экрана. Телесная оболочка из которой вынули душу. Зараженные все как на подбор были худощавыми, или даже тощими. Службы объяснили, что развившаяся внутри людей грибница питается жиром. Практически за два дня любой толстяк превращался в иссохшую мумию. Но потеря веса шла на пользу их подвижности. После так называемого 'перехода', происходило полное переключение сознания человека, на сознание разросшейся внутри него грибницы. Человек уже и не был таковым. Он не умел разговаривать, не узнавал родных и знакомых. По сути, человеческая душа отлетала, даря свое тело другому пользователю. Я считаю, что человек умирал в момент 'перехода', хотя некоторые считали, что просто замещалось сознание. До того как совсем исчез интернет и телевидение, некоторые ученые пытались вылечить больных. Но судя по тому, что сейчас происходило в мире, им это не удалось.
Зараженное существо, именно существо, потому что оно не было человеком, называлось по-разному. Чаще всего их называли зомби. Но в отличии от своих медленных телевизионных прототипов с вытянутыми вперед руками, наши зомби отличались невероятной резкостью и прыгучестью. Казалось, что сбросив, как минимум половину привычного человеческого веса они обретали невероятную прыгучесть. За это их ещё называли 'прыгунцами'. Мне пришлось пару раз потрогать тело убитого 'прыгунца'. Мышцы как стальные канаты. В этом плане они несомненно были впереди человечества. Но ума у обладателей таких мышц было не ахти. Если бы власти не пытались замалчивать проблему, а начали с ней бороться всем миром в самом начале, то мы могли бы не оказаться в том хаосе, в который себя получилось загнать. Разрушенная инфраструктура раздробила людей на маленькие группки обороняющихся. Военные части, внутренние войска, тюрьмы, да и вообще отдельные здания в городе, где нашелся умный руководитель сумевший вовремя объединить людей и дать отпор нежданной угрозе. Такие очаги сопротивления смогли выжить и худо-бедно существовать до сих пор. Но координация и связь, которая могла бы позволить обмен опытом, не существовала. Каждый анклав изобретал свои способы борьбы. Если бы кто-нибудь смог наладить такой обмен информацией между людьми, тот мог бы стать новым мессией.
Знакомые тропы и дорожки закончились. Ноги стали проваливаться в рыхлый снег, лежавший на пригнутых его тяжестью невысоких кустах. Что ждало меня впереди? Опасность. Но опасность ждала меня везде, куда бы я ни собрался. Не осталось у нас больше спокойных мест. Я постарался настроить свои мысли на отвлеченные темы и просто сохранять бдительность.
Катастрофа затронула меня лично в то время когда о ней уже трубили по все информагенствам. Наш городок как-то долго оставался в стороне от страшных событий. То, что происходило в больших городах и выкладывалось на различные ресурсы, нас обходило стороной. Город жил своей обычной жизнью. Страшные события, происходящие в стране и мире, обсуждались на каждом углу, в том числе и на моей работе. Но серьезной опасности никто не выказывал. Народ был уверен, что правительству удастся справится с этой проблемой.
Был конец сентября. Желтые и красные листья устилали дорожки парков. Родители катали коляски с младенцами, наслаждаясь последними теплыми деньками бабьего лета. В такой вечер я возвращался с работы. На вечер были планы сходить в клуб. Мимо парка пролетела 'скорая' с включенными огнями и сиреной. За следом пролетела полицейская машина. В голове появилась мысль, что случилось серьезное ДТП. Об этом событии я сразу забыл, увлекшись мыслями о вечернем досуге.
Дома была только мать. Она не вышла меня встречать как обычно, чтобы расспросить о том, как прошел мой день. Она затеяла серьезную стирку. Груды белья лежали возле стиральной машинки.
- Сереж, ужин на кухне, разогревай себе и ешь.
- Хорошо, мам. - Меня ничуть не удивила ее занятость.
- Как день прошел? - Громко спросила она меня не выходя из спальни.
- Нормально. Я сегодня вечером в клуб схожу. Мы с пацанами зарплату получили, надо немного погулять. Твою половину я на полку уже положил. - Я отдавал половину зарплаты родителям. Мне так было удобно не чувствовать себя на их шее.
- Ага, спасибо.
Я поужинал, посидел за компьютером. Там было одно и то же. Берегитесь, выявляйте на ранней стадии, докладывайте в органы и в больницы. Мне уже порядком надоели эти панические сообщения. Я порезался в стрелялку. Незаметно время подошло. Я приоделся по случаю, искупал себя в ароматах дорогой, по меркам моей зарплаты, туалетной воды и вышел на лестничную площадку.
- Мам, закройся за мной.
Я подождал, когда она подойдет и закроет дверь. Она подошла и в этот момент в просвет щели между дверью и косяком, мне показалось, что у нее что-то с глазами. Меня как-будто взяли ледяной рукой за сердце на мгновение. Я даже вышел из подъезда с неприятным ощущением. Но молодая беззаботность вскоре убедила меня, что мне все показалось. Игра света и тени, так я убедил себя.
Двое товарищей из нашей компании так и не пришли и трубки свои не брали. Это был не повод, чтобы не повеселиться как следует. Я заказал себе 'махито' и потягивая его через трубочку ждал когда мне станет достаточно хорошо, чтобы выбраться на танцпол. Однако, меня пару раз кольнуло воспоминание материного взгляда. Я отгонял эти мысли, как наваждение. Знакомая девушка подсела к нам и я предложил угостить ее котейлем. 'Махито' меня не взял. Пришлось взять еще один коктейль девушке, а себе взять две рюмки водки, которые я сразу и выпил там же у стойки. Тревоги немного отодвинулись на второй план и мы весело провели время. Разошлись уже под утро. Девушка, которую я угощал коктейлем, спылила не попрощавшись.
Я шел тем же парком, что и вечером, возвращаясь с работы. Снова пролетела 'скорая'. Невольно вспомнил про мать и прибавил шагу. Издалека заметил, что в окнах нашей квартиры горит свет. Я забежал по лестнице и позвонил в дверь.
- Кто там? - Спросил отец.
Я очень удивился. Он должен быть сейчас за городом, на вахте.
- Это я.
Дверь отворилась. Отец был чернее тучи.
- Что случилось, пап? - Хотя догадки уже сидели в моей голове. - С мамой?
Он махнул головой. Я прошел в кухню. Мать была привязана к стулу. Она подняла на меня бездонно-черные глаза и улыбнулась. Получилось жуткое сочетание, от которого стало совсем не по себе.
- Как ты узнал? - Спросил я у отца.
- Мама мне сама позвонила. Она почувствовала, что заразилась. Пока она еще была в своем уме, хватило сил позвонить.
- Со мной все хорошо, что вы все придумываете, развяжите меня. - Голос у матери был как у пьяной. - Все хорошо со мной.
Она снова одарила нас вытягивающим душу взглядом. Мы переглянулись с отцом.
- Что делать будем? - Спросил я его.
- Не знаю. У меня рука не поднимается в полицию и больницу звонить. В других местах я слышал, что их расстреливают, а трупы сжигают. Не хочу чтоб с нашей мамкой так поступали.
Мне стало не по себе. Я почувствовал такую жалость к матери, самому драгоценному человеку для меня, что попытался рвануть к ней, чтобы обнять. Отец успел схватить меня за шкварник.
- Не дури, тоже заразишься. Давай вообще намотаем на лицо влажные полотенца.
Я, честно признаюсь, разревелся. С класса третьего я не ревел, а тут потерял всякий контроль. Я ведь понял, что мать уже не вернуть, но все равно желал ее видеть, даже в таком состоянии, лишь бы живой. Ни о каком решении выдать ее даже не хотелось думать.
Мы с отцом еще немного посидели в зале. Он смотрел телевизор. Я тоже пытался посмотреть, но обессиленный после рыданий организм, уснул. Проснулся от громкого голоса, раздававшегося из мегафона. Голос требовал никому не покидать квартиры, а оставаться в них до проверки специальной комиссией. Я подскочил и побежал в кухню.
Отец с полотенцем на лице смотрел на скопление техники во дворе через занавеску.
- Солдат понагнали. Очень серьезно все. За побег - расстрел.
- Я не отдам им мамку! - Решительно сказал я, совершенно не имея представления, как я это сделаю.
Отец отвел взгляд от окна и посмотрел на меня, потом перевел взгляд на мать. Она уже не очень походила на себя прежнюю. Вернее, была совсем другой. Кожа на лице натянулась, обнажив острые скулы. Руки стали, как две тонкие палки. Ни дать ни взять узник концлагеря. Она уже не реагировала на наши голоса. Ее взгляд был уперт в стену и совершенно неподвижен.
- Мне кажется, что если я ее развяжу, она упадет. Олесь, ты слышишь меня? - Отец провел рукой перед ее лицом.
Мать не реагировала.
- Я слышал, что этот момент называют 'переходом', когда человеческое сознание пропадает, а новое еще не успевает проявиться. - Некоторые сведения об этой эпидемии я почерпнул из сети. Никогда не думал, что они мне понадобятся таким образом.
- Я вот, что решил, Сергей! Мамку придется отдать.
Я сделал жалобное лицо и у меня навернулись слезы.
- Не спорь! От нашей сознательности зависит, как быстро мы сможем остановить развитие этой болезни. Я думаю, что ты у меня взрослый парень, и со мной поступишь так же, если я заражусь. - Отец свято верил, что у государства еще были рычаги прекратить эпидемию.
В дверь требовательно постучали. Отец решительно направился ее открыть. Я, напоследок бросил взгляд на маму, стараясь запечатлеть ее в памяти, хотя бы в таком состоянии. Неожиданно она повернула свой жуткий взгляд в мою сторону. Я застыл перед ней, как кролик перед удавом. С неожиданной прыткостью, для женщины сорока пяти лет, она подпрыгнула вместе со стулом в мою сторону. Мне еле удалось увернуться. Мать врезалась в стену и упала. Она забилась, как в приступе эпилепсии. Простыни, которыми привязал ее отец к стулу, затрещали по швам. Я понял, что она старается освободиться. Вот тут я впервые испугался. Я осознал, что это существо уже не моя мать. В кухню заскочили два человека в камуфляже и с респираторами на лице. У них в руках были пистолеты. Над моей головой раздались несколько выстрелов. Я рефлекторно сжался в позу эмбриона, прикрыв голову руками.
- Все, хорош, прикончили уже. - Раздался приглушенный респиратором голос.
Я развернулся и увидел лежащую мать с простреленной в нескольких местах головой. Крови почти не было. После пережитого мгновение назад первобытного страха, я не чувствовал жалости к убитой матери. Оно пришло потом.
В дом, на шум вошли еще несколько военных. У одного их них имелся за спиной ранец, а в руке он держал штангу опрыскивателя.
- Этих двоих, потенциальных, в наручники и на объект. Труп в крематорий. Не забудьте оклеить входную дверь. - Приказывал один из тех, кто стрелял в мою мать.
Нас с отцом заковали в наручники, вывели во двор и погрузили в кунг. Посередине кузова стояла труба к которой прицепили наручникми всех, кто находился в машине. Их там было человек пятнадцать. Женщины, мужики и дети. Некоторые плакали. Я отвернулся от этого жалкого зрелища и смотрел на свой дом, через откинутый полог.
Во дворе началась какая-то суета. У военных заработали рации. Раздались несколько автоматных очередей. И тут я увидел как быстро двигаются зараженные люди. Раздался звон стекла и со второго этажа на землю выпрыгнул человек. Тощий, как скелет. Рубашка на нем висела как на вешалке. Почти не потеряв ни секунды на приземлении, он бросился бежать, перепрыгнув через крышу стоявшей во дворе легковушки. Вслед раздались выстрелы, поразившие все, что угодно, кроме беглеца. Рявкнул мотором БТР. Несколько солдат с автоматами наперевес прыгнули на его броню и пустились в погоню. Снова раздались выстрелы. Я очень сомневался в эффективности таких методов. Можно было зацепить и случайных людей.
Минут через пятнадцать нам привели еще трех человек. Семью из соседнего дома. Они все плакали. Я заметил, что среди них не доставало дочери старшеклассницы. Страх понемногу покидал меня. Вместо него накатывала безысходность. Предчувствие вселенского апокалипсиса, который никто не сможет остановить, наполняло мою душу.
Нас везли за город. Трасса сменилась проселком. Грузовик въехал в рощу. Мне все дороги вокруг города были знакомы. Будучи подростком с мопедом, я исследовал все прилегающие окрестности. Эта дорога вела в рощи, в которых на берегу реки находилась пара летних лагерей для школьников.
- В 'Дубки' едем вроде? - Поделился я с отцом своими предположениями.
- Зачем, интересно? Может изолятор там сделали?
Народ, молчавший до этого, внезапно ожил. Все стали интересоваться друг у друга обстоятельствами предшествующими случаю, по которому они оказались в этой машине. Тяжело было слышать, что родители теряли детей. Но всеобщая беда, как мне кажется, немного сглаживала личную трагедию.
Машину затрясло. Сидящий с краю мужчина ногой отодвинул край полога. Мы проезжали по мосту. В начале моста стоял танк и блок-пост, построенный из бетонных блоков. Солдаты держали машину на прицеле пулемета. За мостом снова стоял блок-пост и БТР. Солдаты вели стволами вслед нашему грузовику. Вот и до нас докатилась катастрофа. Еще вчера вечером она казалась плодом воображения всяких паникеров из средств массовой информации. А сегодняшнее утро началось с того, что я потерял мать, и теперь еду неизвестно куда, пристегнутый наручниками.
В просвет отодвинутого полога показался экскаватор, роющий большую яму. Нехорошее предчувствие затомилось в душе. Грузовик остановился и просигналил. Где-то заскрипели ворота, послышались голоса. Машина снова тронулась и скоро остановилась. Полог откинул солдат в респираторе и автоматом за плечом.
- Приехали. - Сказал он, снимая замок с трубы. - Выходим по одному, никаких резких движений. Смотрим доктору в глаза.
Перед нами слезла семья, которую привели в грузовик последней. Они по очереди спускались на землю, заглядывали в глаза доктору. После этого их снова приковали наручниками к трубе. Следующим спускаться с машины была моя очередь. Я спрыгнул на затекшие ноги, потряс ими и заметил, как солдат с автоматом напряженно смотрит за мной. Не стоило его провоцировать, может он не спал несколько суток и находится не в себе. Доктор пристально посмотрел мне в глаза и жестом указал в сторону пристегнутой к трубе семьи. Затем был мой отец. Он выполнил все механически. Я видел, как он переживает. Наверняка, мыслями он был совсем не здесь.
Ожидая пока к нам присоединяться остальные я осмотрел лагерь, в котором отдыхал пару раз. Территория была обнесена высоким забором из колючей проволоки. По периметру стояли вышки с военными. Во дворе стояло несколько военных машин с красными крестами. Окна в домах были закрыты решетками из ржавых металлических прутьев и арматуры. Несомненно, лагерь готовили как изолятор, и делалось это в спешке.
Нас всех прицепили на одну трубу. Даже при желании убежать у нас ничего бы не получилось. Мы стояли настолько плотно друг к другу, что обязательно бы споткнулись, при попытке ускорить шаг. Пока нас вели внутрь, на территорию лагеря въехал еще один грузовик.
Народу внутри лагеря было уже достаточно много. Нам объяснили, что сейчас всем проведут процедуру проверки на заражение, и со всех 'отрицательных' снимут наручники. Пока же мы остались стоять в длинном коридоре, плотно забитом такими же 'счастливчиками' как мы.
- Как думаешь, пап, если у нас будет отрицательный результат, нас отпустят или будут держать здесь?
- Не знаю. С одной стороны, чего нас держать, если мы не заразные, а с другой, может они захотят выдержать инкубационный период. Тогда, я думаю, дня три подержат. - Предположил отец.
- Тебя не уволят? - Распереживался я за отца.
- Учитывая размах возникшей катастрофы, это был бы наилучший вариант. Если удастся нашим властям утихомирить заразу и сохранить страну в рабочем состоянии, готов целый год работать только за еду и выполнять любую грязную работу.
В голове еще не укладывался масштаб бедствия. Мои мысли текли по привычному руслу. Если бы тогда я знал во что вскоре превратится этот мир. Каким крутым произойдет поворот сознания в умах людей, и как мало останется самих людей.
В очереди на обследование нас промурыжили несколько часов. Многие захотели в туалет. Дети не могли терпеть и справляли нужду прямо на пол. Среди людей все сильнее поднимался ропот. Новые все прибывали. Их проверка могла затянуться на еще больший срок. От них мы узнали, что в нашем городке и окрестностях дела становятся все хуже. Многие видели как зараженные стремительно нападали на людей. У некоторых оказалось видео на телефоне. Все было точь-в-точь как в роликах из Европы, выложенных в интернете. Я даже почувствовал себя в безопасности под охраной военных.
Наконец, у нас взяли кровь, мочу, соскобы с кожи. Через час, нашу прикованную группу привели в ту часть лагеря, где находились спальни. Всех отстегнули.
- В течении трех дней, вы будете находиться здесь, под присмотром. Покидать территорию запрещено! Кто не понял, того ждет пуля. Положение очень серьезное и прошу отнестись к этому со всем пониманием. Комфорта здесь никакого, зато безопасно. - Пожилой подполковник закрыл дверь и провернул ключ в замке.
На нас смотрели люди привезенные сюда ранее. Общаться с ними хотелось меньше всего.
- Пойдем, найдем тихое местечко. - Предложил я отцу, разминая затекшие кисти рук.
- Пойдем.
Мы прошли по комнатам. Народ расположился с комфортом. Коек еще хватало на всех, но я видел сколько людей приехало за нами. Скоро придется занимать свободное место на полу в коридоре. Я плюхнулся на первую попавшуюся свободную койку, прямо на панцирную сетку. Подложил руку под голову и постарался уснуть. До уха доносился тревожный приглушенный разговор людей. В животе урчало от голода, но я все равно уснул.
Разбудил меня отец.
- Вставай, Сергей. На ужин пора.
В окна светило опускающееся за горизонт солнце. Никого в комнате не было кроме отца.
- Пойдем быстрее, а то без ужина останемся.
Я быстро поднялся и мы направились в коридор. В фойе стояли столы. За ними уже сидели люди и гремели алюминиевыми ложками по тарелкам. В воздухе пахло гречневой кашей. Мы пристроились к очереди.
Повар-солдат в респираторе, бросал с оттяжкой каждому на тарелку его порцию каши. Второй повар наливал компот и давал пару кусочков хлеба. Запах съестного усилил урчание в желудке.
Мест за столами нам с отцом не досталось и мы прекрасно расположились на подоконнике.
- Ты хоть поспал немного? - Спросил я у отца.
- Да какой там, вообще ни в одном глазу сна не было. Ходил вокруг, думал знакомых кого увижу.
- Увидел?
- Да, и не одного. Двое с работы. Пока мы с ними на вахте были у Петра Ильича вся семья заразилась. Он домой приехал часов через шесть, после меня, когда смена закончилась. Домой, говорит зашел, а на него жена и дети смотрят, этим взглядом, черным. Он поначалу выбежал из дома. Жена за ним, разговаривала с ним, как нормальная но тут детишки выскочили, как чертенята. Петр почувствовал, что они опасны и спрятался в машине. Так они его оттуда хотели вытащить. А жена в этот момент тихо стояла в сторонке и смотрела. Еле удрал он от своей семьи на машине. Сейчас, он сказал, в городе кругом танки. Людей просят не выходить на улицу, потому что стреляют во всех подозрительных. А еще он сказал, что заражаются и собаки и кошки.
- Надо же, как быстро распространяется эта зараза! Вчера я даже и думать о ней не собирался, а сегодня она кругом.
- Да уж, вот так и гибли цивилизации раньше, наверно, за один день.
- А кто второй?
- Александр, он из деревни. У него с семьей все нормально, а вот скотина заразилась. Свиньи, коровы. Но его с семьей все равно привезли сюда. Скотину, говорит, вместе с сараем сожгли.
- Да уж, надежная дезинфекция.
Народ все прибывал. Рассказы новичков становились все страшнее и страшнее. Некоторые уже были благодарны, что их привезли сюда. В городе становилось все опаснее с каждым часом. Люди, полностью перешедшие под контроль болезни, становились молниеносно быстрыми. А те, кто заразились достаточно давно, уже имели в волосах проросшие сквозь кожу ножки с коробочкой, в каждой из которой хранились миллионы спор. Теоретически, достаточно было вдохнуть только одну спору, чтобы заразиться.
Те, кто приехал в лагерь вечером, были напуганы гораздо сильнее тех, кто прибыл сюда одними из первых. Почти в полночь, над лагерем раздался голос из громкоговорителей. Он призывал людей не поддаваться панике, проявлять бдительность и немного ознакомил с природой страшной катастрофы. Многое я уже знал из интернета и новостей. Но некоторые моменты я считал выдуманными для повышения рейтингов. Оказалось, что зараженные люди не просто стремятся перезаразить, как можно больше здоровых людей, но еще и употребляют их в пищу. Развившийся внутри организма больного человека мицелий, поглотив весь жир из тела, нуждался в пище. Первые зараженные пытались есть старую листву, навоз, и прочие привычные для грибов вещи, пока не попробовали свежего мяса.
Сообщение прекратилось, добавив людям еще одну порцию депрессивных мыслей. Тихие разговоры напуганных людей раздавались из каждого уголка здания. Где-то хныкали дети, и родители пытались припугнуть их новыми страшилками.
Я предупредил засыпающего отца о том, что хочу прогуляться. Он что-то буркнул в ответ. Посчитав, что это одобрение, я отправился по полутемным коридорам искать кого-нибудь из знакомых. Люди укладывались спать прямо на полу. Кто успел взять хоть какие-то вещи, пытались соорудить из них подобие ложа.
Это был Артем, мой коллега по работе. Вместе с ним мы были в ночном клубе в последний вечер.
- Здорово, Артем! - Обрадовался я знакомому человеку. - Давно здесь и как оказался?
- Забрали нас в обед, от Маринкиных родителей. Они того, заразились.
- Так вот куда вы исчезли. Я ее поил коктейлями, а ты с ней смылся.
- Прости, Серег. Она сама мне предложила. А мне что, я же пьяный был. В тот момент я не мог себе отказать, даже если бы началась третья мировая.
- А она и началась. - Заметил я.
- Да, согласен. Нас прицепили наручниками в машину и привезли сюда.
- А Маринка где?
- Она что-то тест не прошла, и ее не пустили со мной. Я думаю, что она тоже подхватила эту гадость. Она там с матерью пыталась обниматься напоследок, а та ее куснула. Я, честно говоря, чуть не обделался, когда ее родителей увидел.
- Знакомо. У меня мать заразилась.
- Прости. Сочувствую. Я про своих ничего не знаю. Трубку не берут. Надеюсь, что у них все хорошо. Как думаешь, для чего нас здесь держат?
- Изолируют, как контактируемых с зараженными. Ждут, что может болезнь еще проявится.
- А потом что?
- В смысле?
- Ну вот поймут они, что мы здоровы, и что, нас выпустят назад что ли? В город, где носятся как угорелые эти зомбаки? Я лучше тут останусь. Пойду волонтером, за еду, за безопасность лишь бы туда не возвращаться.
- И в самом деле, я признаться не задумывался об этом. Но кормить нас тут вечно тоже не будут. Может они рассчитывают в короткий срок остановить заразу? - Меня и в самом деле не беспокоили до сего момента дальние перспективы.
- Вряд ли. Я на полдня был в городе больше тебя и вижу с какой скоростью распространяется эпидемия. К завтрашнему утру сюда уже никого везти не будут. Глядишь еще нас вооружат и отправят отстреливать зараженных.
- Не преувеличивай, Артем. Сейчас так легко поддаться панике. Давай будем просто следить за ситуацией. - Предложил я.
- Давай, но запасной путь всегда надо держать в голове.
Мы проговорили с товарищем еще часа два, но уже на отвлеченные темы. Я вставил наушники в телефон, чтобы прослушать эфир. Работала только одна радиостанция. Задорный ведущий решил встретить катастрофу на работе. Он постоянно шутил, включал музыку Роба Зомби. Польза от его работы была. Он постоянно напоминал свой телефон в эфире. Народ звонил и описывал обстановку в которую он попал. Постепенно складывалась картина происходящего вокруг хаоса. Оказывается, начиная с обеда люди стали грузиться в автомобили и сбегать из города в поисках безопасного места. Военные устроили блок-посты на всех выездах из города. Но из города вело столько проселочных дорог, которые военные были не в состоянии перекрыть. Некоторые слушатели рыдая рассказывали истории о расстрелянных автомобилях в которых ехали целые семьи. Я не особо верил во все разговоры. Как правило в непонятных ситуациях на первое место выходят неподтвержденные слухи. Были и те, кто остался в городе. Они называли знакомые мне с детства адреса и описывали происходящие там в этот момент ужасы. Большинство слушателей, оставшихся в городе забаррикадировались в своих домах и квартирах. Они рассказывали, что видят на улице бегающих людей, способных спокойно подпрыгивать на несколько метров в воздух. По улицам патрулировали машины военных, шаря прожекторами по темным улицам. Нередко во время звонков слышались звуки стрельбы.
Я попрощался с Артемом, который клевал носом. Ему так и не удалось поспать после ночного клуба, в отличии от меня. В комнате, где спал отец народу было битком. Кровати были заняты женщинами и детьми. Мужики спали под кроватями и в проходах. Воздух был душным, и мне пришло в голову приоткрыть окно. Благо оно открывалось вовнутрь.
В комнату ворвалась ночная свежесть и звуки ночи. Спать не хотелось и я присел на подоконник. Прожекторы с вышек постоянно шарили пространство за колючей проволокой. Военные патрули ходили вдоль забора. Я подумал про их семьи. Хорошо если о них позаботилась армия и укрыла их от опасности. Например, на территории военной части. А если нет? Каково им нести службу, постоянно переживая за свою семью. В душе появились теплые чувства к этим людям в форме. Все таки долг не пустой звук и помогает в критических ситуациях сохранить порядок.
Я забрался с ногами на широкий подоконник и обдуваемый свежим ветром не заметил как уснул. Разбудили меня выстрелы. Несколько одиночных выстрелов с обратной стороны здания. Уже светало и многие начали подниматься разбуженные стрельбой. Я прошел к отцу и потрогал его за плечо. Он резко выпрямился, как-будто даже во сне он был готов к опасности.
- Тихо, тихо, все нормально. Уже утро. Просто рядом стреляли и все начали просыпаться. - Успокоил отца.
- А, понятно. Я спал, как убитый, ничего не слышал. Как прошла ночь?
- Здесь спокойно. Я ночью слушал радио наше, в городе все плохо. Народ еще со вчерашнего дня сбегает из города. Военные пытаются локализовать инфекцию, но люди сбегают проселками. В самом городе люди уже не выходят на улицу. Кругом танки, стреляют во все, что движется. У нас здесь еще рай.
Отец отер лицо ладонью со сна и осмотрелся на просыпающихся людей. Некоторые достали свои телефоны и начали обзванивать родных и знакомых. Раздался громкий голос из громкоговорителей.
- Внимание всем, сейчас будет проведена повторная проверка на наличие заражения Кордицепс. Всем оставаться на местах. О замеченных случаях заражения докладывать заблаговременно!
Через пару минут открылась входная дверь усиленная металлическими накладками. Вошли несколько групп людей в халатах и респираторах. В руках у них были чемоданчики с красным крестом.
- Пожалуйста, пока мы не соберем анализы, не переходите с места на место, иначе проверка затянется.
Всех разогнали по комнатам. Двое военных с оружием в каждой комнате следили за тем, чтобы никто не уклонился от проверки. Мы с отцом не стали прятаться, а наоборот встали в самом начале толпы. Мне заглянули на конъюнктивы, взяли кровь из пальца, зачем-то дали понюхать горько пахнущей химией жидкость и отпустили в коридор. Следом вышел отец.
- Так-то по идее ничем не хуже пионерлагеря. Сейчас кормить будут. - Отец был полон оптимизма с утра.
В такой ситуации - это хороший знак. Буквально сразу послышалось движение в фойе, и потянуло едой.