Аннотация: Противоречивые поступки и качества героев приводят их после трудных испытаний к счастью
Зинаида Палиева
АДАМ И ЛЮДМИЛКА
Очерк
Этот временной отрезок - между Оттепелью и Перестройкой не самый выигрышный для журналистов, политологов и историков. Ничего грандиозного в стране тогда вроде бы не происходило. Но разве бывает безвременье в жизни отдельного человека? Вот и мне яркой картинкой вспомнилась именно эта страница жизни!
Позади факультет журналистики Уральского университета. Замужество. Первая строчка в трудовой книжке - "корреспондент отдела культуры редакции газеты "Красноярский рабочий". Рождение дочери Анки. Через четыре года - заведование отделом и вторые роды. Дочь Ольга. Клятвенное обещание главному редактору - выйти на работу в кратчайший срок. В пример мне ставили Полину Георгиевну Макееву, секретаря по идеологии крайкома партии, которая вышла на работу, едва родив. "Где Полина Георгиевна и где я?- вела я безмолвный диалог с редактором. - Ей поди нянька через каждые пару часов ребёнка в кабинет приносит и к груди прикладывает, а мне до дома в Зелёную Рощу сорок минут на троллейбусе пилить..."
Но слово я сдержала, и на 57-й день после родов явилась в свой рабочий кабинет на втором этаже здания редакции по адресу: проспект Мира, 89. Этот адрес знали все творческие люди - герои публикаций - моих и моего единственного подчинённого Володи Василенко, они же - внештатные авторы. Чего стоила в качестве внештатницы одна Галина Максимовна Шлёнская! Яркая, талантливая, она была одним из лучших критиков творчества Виктора Астафьева, несколько лет работала в Чехословакии, пропагандируя русскую литературу XX века. И вот с ней-то и группой других вузовских филологов мы затеяли уже в ту пору составление Словаря русского менталитета. Шерстили классику и новую литературу - всё, опубликованное в СССР и полулегальное - песни и стихи Высоцкого и других бардов. Искали и находили базовые ментальные понятия: дом и бездомность, дорога, бродяжничество, путь и распутица, подвиг святости, ратный подвиг и подвиг повседневности, бесшабашность, щедрость и скаредность... А ведь это было не что иное, как поиски русской души! До газетных публикаций, увы, не дошло, но заготовка для словаря получилась солидная.
А газете нужны были не абстракции, а живые персонажи - носители ментальных качеств, обладатели этой загадочной русской души. Помог, как это часто бывает, господин Случай. Для ежегодного спецвыпуска газеты , посвященного Дню города, каждый сотрудник редакции старался найти сенсацию. Мне свежую идею подбросил один из руководителей краевого управления культуры.
На правобережье Енисея, на проспекте имени газеты "Красноярский рабочий" (не каждая газета удостаивается такой чести!), с давних пор стоял кинотеатр "Родина", украшенный великолепным мозаичным панно. Но об одном не то художнике, не то мастере - исполнителе ничего не было известно. Он не состоял в Союзе художников, был чистым самородком-любителем. Работал вместе с другими, а после открытия кинотеатра как в воду канул! Никто не помнил даже, получал ли он зарплату. Найти бы его - вот тебе и сенсация! Словом, из документально зафиксированных фактов у меня в записной книжке появилось только имя беглеца - Адам.
Поиски намечались активно-детективными, и совмещать их с уходом за махонькой Олечкой становилось всё сложнее. Помогали обе бабушки, но моя мама работала ночной няней в детском садике, а свекровь вдруг объявила о намерении прокатиться по родне маршрутом Красноярск- Тамбов - Воронеж... Словом, срочно нужно было найти няню.
И няня быстро нашлась. По цепочке от одних знакомых к другим мне вручили адрес. Улицу и дом уже забыла, помню только посёлок Торгашино. На редакционном ГАЗике, покрытом брезентом, я рванула к спасительнице.
Дверь открыла не молодая, но и отнюдь не пожилая женщина - худощавая, рослая, голубоглазая, но с каким-то, как я вычитала где-то в книге, испитым лицом. Сквозь тонкую кожу просвечивали все жилочки, лоб и впалые щеки были далеки от загара, хотя на дворе стояло затянувшееся до октября лето. И ещё: я заметила, что она прихрамывает.
- Людмила Георгиевна Пашенная, - официальным тоном представилась няня и сразу назвала условие: в няньки пойдёт, если пропишу её у себя. Я без раздумий согласилась, погрузила небогатые пожитки няни в машину - назавтра мы оформили законность её проживания в нашей семье.
Дальше - наступила золотая пора моего быта! Людмила просыпалась рано, передвигалась бесшумно, и на завтрак на кухонном столе нас ждали ароматные булочки или пирожки, вкусней которых я сроду не едала. Стоило кому-то из нас сбросить в ванной ношенную днём одежду - к утру всё было постирано и отутюжено. А ещё Людмила умудрялась найти в квартире что-нибудь ненужное, к примеру, клубки цветных ниток - и вот я уже щеголяла в редакции в роскошном шарфе-паутинке. И в парикмахерскую мы с мужем ходить перестали - Людмила делала такие обалденные стрижки!
Но главное - она сразу привязалась к нашим дочкам. Однажды прихожу после работы, тихонько открываю ключом входную дверь и слышу прямо-таки сценическую речь! Няня читает Твардовского - "Ленин и печник" , а Аня и Оля сидят на кровати, слушают, не шелохнувшись. Людмила смутилась, увидев меня, потом путано стала объяснять, что она вообще-то пробовалась в актрисы театра Ачинска (город в трёх часах езды от Красноярска), но что-то пошло не так...
Потом изо дня в день Людмила начала подбирать ко мне ключи с немыслимой просьбой - отдать ей нашу младшую - Ольгу. Мол привязалась к ней, сил не будет расстаться, мол мы еще себе родим... Эта навязчивая просьба начала уже пугать меня. Пришлось просить маму ежедневно заглядывать к нам до и после работы, благо, детсад, где она была ночной няней (его посещала, когда не болела, и Аня), находился в соседнем дворе.
...Однажды мама позвонила из телефонной будки в редакцию и не своим голосом закричала, что Людмила не открывает дверь... Я бросила все дела на Володю. Лучше не вспоминать, что передумала, пока мчалась домой на такси... Мама, напуганная до смерти, стучала кулаком в дверь квартиры. Оттуда нёсся детский рёв. "Не украла!"- успела подумать я, перешагивая порог. Прямо возле двери, во всю ширину коридора, в луже мочи лежала ничком Людмила. По ней ползала Оленька, рядом плакала Аня. Возле ног няни стояла пустая трёхлитровая банка с этикеткой "Яблочное вино".
Разговор с няней был тяжёлый. Мне открылись подробности, о которых предупреждала, мельком взглянув на Людмилу, сестра мужа: "Неужели ты не видишь, что она алкоголичка?" Я - не видела, не хотела видеть. Няня ещё раньше рассказала, что у неё была, но умерла дочь, и от горя Людмила пыталась отравиться дихлофосом... Выжила, но стала инвалидом - артроз, ревматизм, хромота (я тактично не спрашивала, почему она прихрамывает). Теперь выяснилось, что дочь Людмила потеряла в запое: пока мама пила, пятилетняя дочка выскочила на улицу Ачинска и попала под машину...
Я простила няню тогда. И мужу ничего не рассказала. В новогоднюю ночь Людмила решительно отказалась сесть за общий стол. Изо всех сил изображала служанку: стояла у плиты, подносила еду, повторяла, что знает своё место, потом села на кухне в уголок и тихо заплакала.
Зима закончилась, дело шло к весне. Видимо, в эту пору обостряются все хронические заболевания... Однажды я снова нашла Людмилу в той же позе и в том же месте - в коридоре, на полу. Подросшая Аня присматривала за младшей сестрой, и та не плакала. Во всех подробностях Аня рассказала:
- Тётя Люда послала меня в магазин (почти за полкилометра!) за одеколоном и дала денег на "мороженку!...
Анюте, с её хроническим воспалением лёгких, мороженое было строго запрещено! Я назавтра же выдворила Людмилу - без жалости, без объяснений. Нашла пожилую приходящую няню - без артистических данных и кулинарных способностей, но непьющую.
А в конце лета пришла пора переселяться в новую трёхкомнатную квартиру на улице имени А.Матросова. Это было значительно ближе к редакции, чем Зелёная Роща. А в нашу хату должен был въехать мой молодой коллега с семьёй. Да, в то "нереволюционное" время - между Оттепелью и Перестройкой - молодым специалистам, вчерашним студентам, государство давало нормальное бесплатное жильё.
И тут мы спохватились: Людмила не выписана! Поиски долго были безуспешными. Наконец каким-то чудом вышли, что называется, на след. Олю оставили с бабушкой, с собой взяли Аню, давнего друга семьи Лёню Сидорова и метнулись в воскресный день на электричку - до станции Маганская. Погода была чудесная, грибная! Предстояло найти избу лесника, охранника этой части огромного заповедника "Столбы". Там, по не очень достоверным данным, обитала наша бывшая няня.
Язык до Киева доведёт! Старожилы вывели к срубленной из брёвен избушке. Дверь была открыта. В сенях проломлен пол. А в горнице на полу спала, как ни в чём не бывало, наша няня ! Растолкали. Она обрадовалась:
- Зинка! Анька! Как вы меня нашли?
Моему возмущению не было предела. Не знаю ничего отвратительнее вида пьяной женщины! Но мой не начавшийся монолог сорвал возникший на пороге мужчина. Коренастый ( прямо-таки "качок"!), выше брюк напрочь голый, он сразу пояснил:
- Я здесь хозяин. Зовут Адам. Извиняйте, верхнюю одёжу не ношу. Жарко! А зимой меня греет Буран, - он открыл настежь дверь, за которой стоял конь-красавец, запряжённый в телегу.
- Это Буран пол в сенях проломил своим весом, зимовал с нами в избе, - снова коротко и ясно пояснил хозяин.
Людмила между тем набулькала из бутылки в гранёный стакан водки, предложила нам и, получив отказ, тут же выпила и показала рукой на мужчину:
- Адам пустил меня пожить...
Я ждала от хозяина избы ругани, упрёков в адрес пьяной жилички, а он с милейшей, какой-то ангельской улыбкой произнёс:
- Людмилка иногда балуется, а так она хорошая...
Через полчаса, наскоро закусив бутербродами, мы сидели в телеге, готовые к грибной охоте. Людмила в телегу забраться не смогла, осталась дома. Едва тронулись, как Буран повёл себя странно: сначала бежал рысцой , потом начал спотыкаться, сворачивать с тропы, как слепой. А когда стукнулся головой о сосну, я поняла, что он пьян. На всей скорости, сгруппировавшись (спасибо спортивной гимнастике!), я спрыгнула на тропу, сжимая Аню в руках. Буран прорвался сквозь чащобу и исчез вместе с телегой и ездоками из виду. Выяснилось: Людмила собиралась ехать с нами, прихватила бутылку, а, может, и не одну, пролила водку на буханку хлеба, Буран-то и съел лакомство...
Мы с Анютой вернулись в избушку. Людмила спала на кровати сном праведницы, улыбалась во сне. А я заметила в переднем углу нечто необычное. На устойчивой подставке, покрытой листом железа, стояла небольшая муфельная печь (я видела такую в квартире у знакомой художницы). Над печью висели прикрытые тряпками картины. Открыла одну. И узнала на полотне Людмилу. Она стояла на лесной поляне, подставив солнцу лицо и воздев руки к небу, как будто собиралась взлететь...
Мужчины вернулись под вечер в приподнятом настроении. Набрали отменных грибов и немного разных ягод. То-то радости было у Анюты!
Адам заговорщически подмигнул мне, снял тряпку ещё с одной картины и сказал: - Замучился я! Никак не получается одна копия, выражения лиц не могу уловить... Мне открылся "Последний день Помпеи" Карла Брюллова. Так странно было видеть эту нарисованную трагедию на фоне простецкого житья-бытья копииста. Слово за слово, и проговорился Адам, что лепил он ту самую мозаику на фасаде "Родины", и эскизы делал. Пыталась втолковать ему, что его ищут, в газете хотят о нём написать... Всё было напрасно. Его теперь волновала гибель Помпеи - и всё тут!
Муж, пока ехали домой в электричке, рассказал, как Адам в лесу уговаривал его приехать к нему снова - помочь достать оружие и золото из схрона... Якобы он выследил потомков колчаковцев, хранивших в красноярской тайге трофеи гражданской войны.
- И что, поедешь?- спросили мы дуэтом с Лёней.
- Что я, с ума сошёл? Заставит этот Адам меня яму вырыть, а потом в ней же и закопает...
Посмеялись мы тогда вдоволь!
Прошёл ещё месяц. Новоселье, по причине отсрочки сдачи нового дома, задерживалось. Работы в редакции было невпроворот - близился День города. Я подзабыла о выписке Людмилы. Она сама напомнила о себе.. Выхожу как-то утром из подъезда, а она - мне навстречу. Неузнаваемая. Новое платье, туфли красивые. Подаёт букет полевых цветов:
- Это тебе за терпение. Выписаться приехала. Радость у меня. Не пью больше. Адаму обещала. Ребёночка ждём. Поженились мы, дом начали строить...
Я хоть и редко, но бываю в Красноярске. Вот и нынче в ноябре летала на день рождения своей Анны. Времени было в обрез, но до кинотеатра "Родина" доехала. Улица всё та же - имени газеты "Красноярский рабочий". А кинотеатру дали новый статус. Это теперь Дом дружбы народов Красноярского края. Туда водят туристов и показывают хорошие фильмы (бесплатно!). Обновлённый фасад украшает прежнее мозаичное панно из прокалённой в печи речной гальки. На нём женщина с лучезарным лицом поднимает к солнцу ребёнка. Теперь я знаю, на кого она похожа. На Людмилку. Адам сначала нарисовал её, а потом отыскал и сделал счастливой. Так бывает. А фамилию его я так и не выяснила. Зачем? Адам - он и есть Адам.
