Посреди старинного кладбища, теряющегося в своих границах, под низким осенним небом, серым и помятым, как старая скатерть, люди перешёптывались, вздыхали и охали, они хоронили близкого человека, безвременно ушедшего в неизвестность загробного бытия. Над ними, закрывая небо живым чёрным плащом, кружили вороны, крича и каркая в унисон траурным мотивам отвратительно-скрипящего оркестра. Обычный похоронный ритуал, строгий и печальный, напоминающий грустный праздник, собрал давно не видавших друг друга родственников вместе - и теперь они с нескрываемым любопытством наблюдали за загадочным молодым человеком рыдающим на краю пустой могилы.
Незнакомец с серым осунувшимся небритым лицом всхлипывая плакал, то и дело шмыгая носом. Крупные честные слёзы катились по его щекам, падая на потёртый, видавший виды выходной костюм.
Молодой человек растерянно озирался вокруг, не стесняясь демонстрируя окружающим всю глубину своего отчаяния. Всем казалось, что ещё мгновение - и он либо бросится в могилу вперёд покойника, либо безумие накроет его сознание плотным беспощадным туманом.
- Интересно, кто же это? Почему я его раньше не видел? Может твоя родня?- спросил обернувшись к молоденькой жене брат умершего, указывая легким кивком головы на незнакомца. - Встречаемся, понимаешь, только на кладбищах.
- Стыдно признаться... но я тоже его не знаю, - тихо ответила прелестница в роскошном наряде, купленном специально для этого дня. Её взгляд с нескрываемым интересом скользил по фигуре убитого горем человека. - Ты только посмотри, как он страдает! - с восхищением добавила она. - Так и хочется заплакать...
- Наверное, кто-то из близких друзей, - предположил муж, смахивая предательски, выступившие на глазах, слёзы. Он не хотел плакать, но хватало одного взгляда на убитого горем незнакомца, чтобы волны сострадания прорвались наружу.
- Сразу видно, как дорог ему был Михаил, - сглотнув слюну, с дрожью в голосе тихо проговорил брат покойного. - Вот они... настоящие чувства.
Его взгляд затуманился, а пальцы нервно сжали платок.
- Несчастье-то како-о-о-е... - вдруг, не выдержав, запричитала вполголоса тётка покойного, заметив, как убитый горем молодой человек пошатнулся, будто вот-вот рухнет без чувств.
- Све-ета-а, посмотри-и... - слёзно завывая, она обратилась к сестре, тыча пальцем в сторону скорбящего. - Страдает-то ка-а-ак...
- Ви-ижу, вижу... - всхлипнула сестра. - Сил больше нет... Совсем молодой же-е-е... Господи, люди добрые...
Этого было достаточно, чтобы добросердечная родня, присоединившись к стенаниям сестёр, тут же дружно завыла, своим монотонным скорбным хором, напоминая коллективное отчаяние у Стены Плача в день всех святых. Свежий ветер подхватил горечь сострадания, сея слёзы, как семена, в многострадальную кладбищенскую землю.
Один батюшка, привыкший ко всему, невозмутимо продолжал службу размахивая кадилом, которое мерно раскачивалось в его руке. Густой дым окутывал гроб, а благодатные молитвы лились тихим напевом. И вот уже первые комья земли глухо застучали по крышке гроба, скрывшегося в могиле.
Нанятые работники, до этого стоявшие в стороне, по команде батюшки принялись за дело - ловко и быстро засыпая яму, превратив её в аккуратный, подрубленный лопатами холм, который обложили венками и цветами. Затем у изголовья пристроили большой деревянный крест. Расстроганные родственники, с заплаканными лицами, искоса поглядывая на свежий песок могилы, ещё немного постояли, перебирая обрывки воспоминаний об умершем и медленно, по двое, потянулись к выходу.
С ними, еле передвигая ноги, шёл задыхающийся от горя незнакомец. Он всем весом опирался на рослого и крепкого батюшку, как на костыль.
- Как не вовремя! Как не вовремя! - слезливо повторял он.- Ведь мог ещё пожить!
Родня украдкой оглядывалась с сочувствием рассматривая молодого человека и недоумевая - кто же это?
Тётя Анфиса первой осторожно предположила, что это её внук от двоюродной сестры из Владимира, умершей в прошлом году. И что он работает секретарём районного суда. Кто-то напротив нашёл сходство и пылко спорил, доказывая, как они ошибаются и это троюродный брат покойного по материнской линии из Брянска, сын отставного капитана. И служит он по почтовым делам. Другие же шёпотом ответственно уверяли, что это двоюродный племянник по отцовской линии, чья мать владеет небольшим спичечным заводом в Рязани. Остальные внимательно слушали и со всем соглашались, сходясь в одном - родня, и точка.
Но была одна маленькая загвоздка.
Этот человек не был ни родственником, ни соседом, ни даже случайным знакомым. Это был Дмитрий Сергеевич Веселовский - молодой артист местного театра, подающий большие надежды. Талантливый, предприимчивый, примерный семьянин, но с одной единственной коварной слабостью: он безумно любил коньяк.
Особенно перед выходом на сцену, где пара фужеров превращала тихого, скромного человека в неукротимого льва и он выдавал такие фортели, что в конце концов руководитель театра, исчерпав все терпение, попросту взял да и выставил его за дверь.
- Я ещё себя покажу! - грозился кулаком раскрасневшийся Дмитрий Сергеевич в адрес директора. - Вы обо мне ещё услышите! Талант сам пробьет себе дорогу!
И действительно, он нашёл свою сцену и благодарного зрителя... на кладбище, где смог совмещать свою страсть к выпивке с присутствием на самом краю авансцены, радуя публику убедительной игрой.
В уютной полутьме кафетерия, за поминальным столом, 'дальний родственник' поначалу сидел особняком в углу. Угрюмо осушая рюмку за рюмкой, он всхлипывал, плакал и почти не притрагивался к еде. Но затем, воспрянув духом, неожиданно преобразился. С теплой улыбкой он вспоминал истории из жизни покойного - настолько трогательные и живые, что казалось, будто только он один их и помнил. Его тосты, прекрасные и воодушевляющие, лились один за другим, что вскоре рыдала уже вся родня.
Актёр был в ударе. Зал захлёбывался - рыдания тонули в громе аплодисментов. Брат покойного, с дрожью в голосе и слезами на глазах, тискал незнакомца в объятиях, будто родного. Растроганные тётушки, уже изрядно захмелевшие, с материнской заботой засовывали ему в карманы смятые купюры. То и дело из толпы вырывались восторженные возгласы: 'Браво!', 'Вот это речь!', ' Пускай ещё скажет!', 'Дайте ему слово!'
И вот к концу вечера измотанный артист, едва держась на ногах, покидал поминки с увесистым пакетом снеди и громадной бутылью водки в руках.
- Простите, мне пора... Благодарю вас от всей души! - смущённо кланялся "дальний родственник", его щёки пылали неестественным румянцем. - Ещё раз прошу прощения... Завтра рано вставать. Поймите, работа...работа ждёт.
Измождённый артист торопливо выходил в прохладный вечер, спеша домой - туда, где его ждали тёплый свет в окне, смех двоих малышей и объятия любимой жены.
Счастье от сегодняшнего триумфа переполняло его до краёв, Дмитрий Сергеевич искренне улыбался.
' Вот оно - признание! ' - радостно думал он. Единственное, чего ему не хватало сейчас - пары пышных букетов с настоящими живыми цветами.