День не задался с самого утра. Сначала обманули синоптики: обещали что осадков не будет, а снег целый день валил с неба сплошной стеной. Потом подвели "дворники" - они не справлялись со снегом, и Колян медленно, почти вслепую, вел лесовоз по трассе. Он чувствовал себя мышью в мышеловке: справа - тайга, слева - тайга, посередине - белые крылья метели. Деревья жалобно скрипят под тяжестью снега, того и гляди одно из них подломится, и упадет на дорогу. Тогда вообще застрянешь до вечера, и придется ночевать прямо в кабине.
И чешуя проклятая так зудит, что мочи нет. Правда, Коляну еще грех жаловаться - у него только спина и шея покрыты серо-зеленой дрянью. А есть такие бедолаги, у которых почти все тело заросло чешуей. Несколько дней назад Колян слышал, как мужики в диспетчерской за пивом травили, что где-то видели в натуре "драконов": физиономия вся серо-зеленая, глаз желтым горит, а говорить они вроде как не могут, только рычат.
- Кончайте порожняка гонять, мужики, - хмыкнул Колян, - вы бы еще трепанули, что у них дым из ноздрей валит, а изо рта огонь полыхает.
- Вот отрастет у тебя, Колян, хвост, потом когти прорежутся, тогда и заценим, как ты запоешь, - хохотнул рыжий Васька.
- А ты, Васька, рога уже отрастил, как раз для того, чтобы я тебе их обломал, - беззлобно бросил Колян, выходя из диспетчерской.
Колян покрутил ручку настройки радио. Хоть музыку послушать, пока сам от тоски не завыл.
- Я не буду, я не буду целовать холодных рук, - бархатным голосом заворковал популярный певец.
- Тьфу ты! - сказал вслух Колян. За годы работы на лесовозе он приобрел профессиональную привычку всех дальнобойщиков - привычку разговаривать с самим собой. - Сплошные "артемоны" вокруг. Реальному пацану уже и послушать нечего.
В детстве он любил фильм о приключениях Буратино, и пудель Артемон с великолепными локонами и томным взглядом из-под длинных ресниц очень напоминал Коляну тех, кто предпочитал мужчин. "Артемонов" он ненавидел, и хотя живьем мальчики-зайчики в здешних краях не водились, но заполонили все телевизионные каналы. Из-за этого Колян телек почти не включал, предпочитая в свободное от рейсов время смотреть боевики по DVD. Там еще остались нормальные мужики, которые грамотно и по-мужски били друг другу ненакрашенные физиономии.
Колян переключился на другую волну. Печальный радиоведущий уныло сообщил, что эпидемия добралась до самых отдаленных уголков планеты.
Это началось два месяца назад. Сначала болезнь поразила Ближний Восток, все жители которого в течении нескольких дней обросли серо-зеленой чешуей. Ученые тут же придумали для заболевания длинное и мудреное название, а в народе ее метко окрестили "драконьей хворью". Потом чешуей покрылись обе Америки и Европа, а за ними Россия и Китай. Африка продержалась дольше всех, но, в конце концов, хворь добралась и туда.
Ведущий уступил место у микрофона профессору, и тот возбужденно затараторил, что чешуя - это не болезнь, а внезапная мутация.
- Не мутант ты, а мудант, - прошипел Колян, - допрыгались в своих супер-пупер лабораториях. А ну, колись, гнида, что сам какой-то хреновирус вывел, от которого я чешусь, как собака паршивая!
Он потянулся к бардачку - очень хотелось курить - как вдруг справа на обочине мелькнуло черное пятно.
- Неужели человек? - удивился Колян, и начал осторожно тормозить. Пятно двинулось в сторону грузовика, и Колян рассмотрел тоненькую фигурку в черном полушубке, сапогах до колена и блестящих кожаных штанах.
"Ух ты! Девчонка! Ну, наконец-то, и мне подфартило, может, и обломится чего!", - подумал он, открывая дверь с пассажирской стороны. Девушка проворно поднялась в кабину, плюхнулась на сиденье, бросила на пол изящный блестящий рюкзачок, откинула меховой капюшон, и Колян остолбенел. Рядом с ним сидел парень лет на пять моложе его самого, а Колян в этом году разменял тридцатник. Лицо у парня было узкое, слегка смуглое, ресницы длинные, на голове черная, с серебряными цветами, бандана, низко надвинутая на лоб. Брови густые, в каждой по серебряному кольцу, на носу блестит крошечной каплей еще одна серьга, на плечи спускаются крашенные каштановые волосы.
- Спасибо вам огромное, добрая вы душа! - сказал парень неожиданно нормальным, чуть хрипловатым голосом. Хотя Колян ожидал услышать
фальшивое блеянье известного на всю страну парикмахера, от которого у Коляна обычно сводило скулы, словно недозрелой клюквы наелся, и в которого он регулярно бросал пустые сигаретные пачки. Тщательно сминал картонку в шарик, дожидался, пока дадут крупный план и - бац! Картонная пуля била в припудренный лоб.
- Мне в поселок нужно, а там я сам справлюсь, - пассажир аккуратно, поправил бандану, кончиками пальцев оттягивая ее вниз, вместо того, чтобы размашисто нахлобучить на лоб, как это обычно делают реальные пацаны. Но в движениях его не было ни малейшего намека на кокетство, лишь излишняя, девичья тщательность, не свойственная сильному полу.
"Артемон"! - подумал Колян, - в натуре! Сейчас я ему в хрюндель долбану, и выброшу к чертям на обочину! Все равно никто не увидит!"
Парень явно понял ход мыслей Коляна, прижал к груди рюкзачок и открыл дверь кабины.
- Извините... я, наверное... не вовремя, - пробормотал он. Метель швырнула в кабину пригоршню снега.
"А с другой стороны, - думал Колян, все еще пребывая в ступоре, - не по понятиям бросать его здесь. Он хоть и "артемон", но все же человек. Сгинет тут в своей паршивой синтетике, замерзнет к чертям!"
- Дверь закрой - кабину выстудишь, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал максимально дружелюбно. - Да не боись - не трону! Я просто это... обалдел конкретно, метель там, снаружи, не видно ни черта, вот я и подумал, что ты - баба, шубка твоя меня с толку сбила. А вообще, мне по фигу, кто ты. Я тоже в поселок еду, на лесозаготовительный. Вот груз сдам - и свободен! Так что ты сиди, и не напрягайся.
Сначала ехали молча. Колян проклинал собственную нерешительность. Ведь сколько раз мечтал прессануть "артемона", а как представилась возможность, так скис. В целовальник нужно было сразу залепить, а теперь поздно, потому что обещал не трогать его, а слово свое Колян держал. Все по понятиям, все, как у реальных пацанов. Потом к микрофону на радио прорвался экстрасенс, и объявил, что чешуя - это низшее проявление высшего разума десятого астрального плана. И разум этот очень обиделся на человечество за то, что оно до сих пор не открыло третий глаз. Колян и парень засмеялись, и напряжение сразу спало.
- Меня Колей зовут, Точиловым, но все кличут Коляном. А ты кто?
- Я - Ефим Гольдберг, но мне нравится, когда меня Фимой называют.
Колян поперхнулся смехом, пытаясь замаскировать его кашлем, но смех отомстил, перехватив дыхание, и Колян, хрюкнув, махнул бессильно рукой, и расхохотался. Фима растерянно посмотрел на него, и обиженно отвернулся, прижавшись к стеклу.
- Слушай, ты извини, - просипел Колян, - я просто бородатый анекдот вспомнил про двойное несчастье. Только там был чернокожий Рабинович, а ты... это... Гольдберг, и вдобавок сексуальное меньшинство.
Фима всем корпусом повернулся к Коляну, несколько секунд молча смотрел в глаза, а потом вдруг хлопнул себя по колену, и расхохотался.
- Тройное, - выдавил он, - у меня еще чешуя.
- У всех чешуя, - проклокотал, захлебываясь от хохота, Колян, - это не считается. А ты прямо, как шампунь и кондиционер в одном флаконе. Я тебя так и буду звать: Два В Одном! Ты, кстати, откуда такой свалился?
- Из Москвы. У меня здесь очень срочное и важное дело, а заодно и Сибирь посмотрю. А то дальше Садового кольца никуда не выбирался.
- А с чешуей тебе повезло: и не видно ее вовсе.
- Вот она, - Фима сдвинул бандану на затылок, лоб и вся голова были покрыты серо-зеленым наростом.
- Ну, это еще ничего, хоть прикрыть можно.
Вдруг голодный червячок завозился у Коляна в животе.
- Слышь, Два В Одном, вдарим по чайку с бутербродами? У меня все с собой в лучшем виде.
- Спасибо, с удовольствием. Откровенно говоря, ужасно есть хочется. С тех пор, как я в ваши края приехал, меня одолевает зверский аппетит. То ли потому что очень холодно, то ли оттого, что воздух непривычно свежий и чистый.
Колян наклонился, нащупывая под сиденьем сумку с провизией, и вдруг поясницу прошила раскаленная игла, а в голове забились горячие молоточки.
- Ох, ё! - взревел Колян.
- Боже мой, Коля, что с вами?
- В поясницу вступило, ёксель! Ну, все, кранты мне, скрючило, как краба! - он остановил машину, и попытался повернуться на сидении, едва дыша от боли.
- Сейчас, Коля, сейчас будет легче, - Фима придвинулся к нему вплотную, - я курсы мануальной терапии закончил, и много раз помогал страдающим радикулитом. Только потерпите немного, - он поднял Коляну свитер, и завозился с ремнем на джинсах, - секундочку, нужно джинсы немного приспустить, а то мне не подобраться к болевой точке - она находится ниже пояса.
- Чего? - Колян правой здоровой рукой оттолкнул пассажира, и, на миг забыв о боли, надсаживаясь, заорал:
- А ну пошел отсюда! Ты че щупалками своими по мне шаришь? Я те, клоун, сейчас так приспущу, что родная мама не узнает! - он ткнул Фиму в бок. Колян был крупным мужчиной, без малого двух метров роста, с крупными руками, бычьей шеей и широкими плечами. От несильного - на его взгляд - тычка Фима ударился о дверь, в панике ощупал ее дрожащими руками, ища ручку, и найдя, скатился вниз, на снег.
- И забери свои гребаные шмотки! Накидал тут... - рюкзачок полетел вниз вслед за пассажиром.
Колян рванул грузовик с места, проехал несколько десятков метров, стиснув зубы. Держать левую руку на руле было невыносимой пыткой, а вести грузовик одной рукой по заснеженной трассе рискованно. К тому же чешуя на спине опять начала гореть и чесаться.
- Во житуха, а! - Колян со злостью ударил кулаком по рулю, посидел немного, раздумывая. Злость медленно уходила. Он и сам не знал, отчего так завелся. Будь на месте Фимы нормальный мужик, ему бы и в голову не пришло искать что-то постыдное в мужских прикосновениях, но Два В Одном... черт его знает, кого он трогал этими самыми руками. А с другой стороны, "артемон" мог и не признаться, что владеет мудреным массажем. Ведь понимал, что нарвется, не мог не понимать! Изобразил бы сочувствие, тишком доехал бы до поселка - тут рукой подать, и забыл бы о Коляне навсегда. А он полез, значит, действительно хотел помочь.
Колян завел машину, осторожно дал задний ход, доехал до Фимы. Тот, обхватив себя руками, подпрыгивал на обочине, но садиться в остановившийся возле него грузовик не спешил. Колян посигналил и опустил стекло на правой двери.
- Залезай! Окочуришься тут к чертям в своей дряни синтетической!
- Зачем? Вы же опять драться начнете ровно через пять минут, а потом снова на мороз выбросите. Так я лучше здесь постою.
- Да не ломайся ты, как баба, не трону я тебя, залезай давай.
Фима подхватил рюкзак и быстро юркнул в теплую кабину.
- Ты это... и вправду умеешь боль снимать? - буркнул Колян, глядя куда-то в сторону.
- Правда, - Фима встал в проходе между сиденьем и панелью - при его малом росте даже наклоняться особо не пришлось, и присел на корточки. - Ложитесь на живот.
- Сейчас будет больно, потерпите, Коля! - он нажал с неожиданной для хрупкого телосложения силой. Колян взвыл от боли, задохнулся, и вдруг почувствовал, что его отпустило.
- Етить... кажись, помогло, - не веря своему счастью, он осторожно сел, повернулся вправо-влево, поднял руки, - ну ты спецура! Живем, а? Два В Одном, слышь, живем! Я ж, бывало, по неделе скорченный ходил, а тут, елки зеленые, раз - и все! С меня магарыч!
- Спасибо, - засмеялся Фима, - я не пью, вы лучше меня бутербродом угостите, и будем квиты.
Колян развернул сверток с бутербродами, разлил чай в пластиковые стаканчики, жадно откусил большой кусок хлеба с колбасой, шумно хлебнул чая. Фима задумчиво жевал. Он держал бутерброд в одной руке, другой аккуратно отщипывая маленькие кусочки, как это обычно делают женщины.
- Коля, я хочу попросить вас об одолжении.
- Валяй, - промычал Колян с набитым ртом. - За мной должок.
- Я еду в поселок, чтобы найти проводника к Желай-Камню, - Колян поперхнулся, закашлялся и изумленно уставился на Фиму. Тот воспринял это, как отказ, и торопливо продолжил, одновременно хлопая Коляна по спине:
- Да, знаю, что это непросто, но я заплачу вам, Коля, столько, сколько скажете. Я ведь, кроме вас, здесь никого не знаю, а дело это деликатное - не к каждому обратишься. Давайте вместе груз сдадим, я подожду в машине, а потом съездим к Камню.
Колян, наконец, проглотил застрявший кусок, и возмущенно хлопнул ладонью по коленям.
- Не, вот я не просекаю, ядрен батон, хоть убей. Ты, Два В Одном, в натуре такой лох или только косишь? Съездим к Камню, - передразнил он Фиму, - да еще и ночью! Тут тебе не Москва, а Желай-Камень - не памятник Пушкину, возле которого ты стрелку забил и вечерком с пацанами подгреб. Если он - Камень - тебя к себе не подпустит, будешь как мальчик с пальчик, тля, по лесу круги нарезать, искать черную поляну, на которой он стоит. Там места заговоренные, еще бабка моя покойница рассказывала когда-то, что Камень одних к себе манит, дорогу прокладывает, и сам показывается, едва человек в тайгу сунется. А других отталкивает, путает, и вообще из леса не выпускает несколько суток, чтобы навсегда охоту отбить лезть, куда не просят.
- А как определить, кому можно к Камню, а кому нельзя?
- А черт его знает! В прошлом году ученые из столицы приезжали. На понтах, как на рессорах! Джипы такие новенькие, в натуре луноходы, спутниковые навигаторы и прочая хренотень. Так эти навигаторы у них еще на подъезде к местности сдохли, ну умники и ломанулись в поселок проводника искать. А местные смекнули, что Желай-Камень их видеть не хочет, и все, как один, отказались. Тогда ученые нашли самого конченного в поселке алконавта, который тебе за пузырь водяры душу продаст, и он согласился, ясен пень, их к Камню вести. А мы все со смеху покатывались, думали: покажет им Камень кузькину мать с таким-то проводником! А Камень алконавта к себе на раз подпустил, по прямой дороге вся экспедиция к черной поляне и подъехала. Правда, аппаратура их мудреная все равно поломалась, и они сказали, что Камень состоит из вещества неземного происхождения, и его нужно изучать. Но больше не приезжали. Видать, бабла на эксперименты не достали. Вот и пойми после этого, кому можно к Камню, а кому не обломится ничего! Местные туда редко ходят. Желай-Камень - он ведь исполняет любое желание, за то он и прозвище свое получил - но только одно! Два раза просить бесполезно, ничего не выйдет, и, исполняя самую заветную мечту, обязательно что-нибудь забирает взамен: у кого детей, у кого мужей и жен, а у некоторых и саму жизнь. Поэтому приходят к Камню только те, кому терять нечего, а таких немного находится.
- Значит, вы отказываетесь, Коля?
- Да нет, я ж тебе объяснил, что за мной не заржавеет, если я кому чего должен. Только поедем утром. К себе тебя пустить не могу, извини, хочу подружку пригласить. У нее полный дом родни, поэтому мы встречаемся всегда у меня, - Колян подмигнул Фиме. - Я сейчас тебя в поселок заброшу, в бар-ресторан. Там моя знакомая работает, Верка. Кинешь ей малость бабла на карман - я договорюсь, чтобы она не хапнула больше, чем нужно. А то Верка сильно бабло любит, хватка у нее, как у алигатора - недаром вся физиономия чешуей покрылась. Ты у Верки ночь перекантуешься, а с утречка я за тобой заеду, и махнем. Только учти: я никогда там не был, и не знаю, покажет ли мне Камень дорогу.
До поселка доехали без приключений. Колян договорился с Веркой и поехал сдавать груз. "Ну, все, - думал Колян, разворачивая грузовик, - теперь можно расслабиться, попариться в баньке с дороги, отоспаться, а потом Галку пригласить ночку скоротать". Колян для нее подарок припас, потому что с пустыми руками лучше и вовсе к строптивой подружке не соваться. Она, конечно, оторва та еще, и не скрываясь, хвостом крутит, с кем попало, но лучше-то все равно никого нет. Половину девчонок замуж расхватали, оставшаяся половина, поплоше, так чешуей с лица покрылась, что без поллитры не взглянешь. А Галкину мордаху "драконья хворь" пощадила, да и другие важные места не тронула.
И вдруг Колян увидел, как на площадь возле ресторана въехали два внедорожника. "Федька Шальной со своими шавками нарисовался. Ну и бедовый этот Два В Одном!"- благостное настроение Коляна вмиг улетучилось.
Еще до эпидемии Федька держал в страхе всю округу. Колян был единственным, кого Шальной не трогал. Они дружили с детства. Невысокий юркий Федька был мозгом, а здоровенный увалень Колян - исполнителем. Когда им по восемнадцать исполнилось, в поселок приехали геологи, и остановились на постой у вдового Митрофаныча. Федька сразу учуял выгоду, и придумал ночью забраться в дом. Геологи, по его мнению, были народом богатым, и у них всегда найдется, чем поживиться. Шальной не ошибся. Взяли они тогда с Коляном денег пачку и часы дорогие. На радостях накупили еды и портвейна, напились, и заснули у Коляна в доме. А наутро участковый нагрянул. Федька с перепугу в окно ломанулся, и на задний двор выскочил - его никто не заметил, а Коляна замели. Он подельника не выдал, и на зону один пошел. А когда вернулся, Федька поначалу трясся, как осиновый лист, думал, Колян его убивать будет, или опозорит на весь поселок, но Колян при виде бывшего друга лишь отворачивался с гадливым пренебрежением на лице. Шальной успокоился, но все равно обходил его по широкой кривой. А когда началась эпидемия "драконьей хвори", Федьке первому чешуя всю физиономию затянула. И случился с ним припадок, а после этого был Федьке голос. И рассказал ему тот голос, что хворь эта от мерзостей человеческих, блуда, содомитов всяких и прочих извращенцев. И выбран он, Федор, гадость эту изничтожить, чтобы хворь извести. Федька сразу хулиганить по мелочам перестал, сколотил команду единомышленников, и принялся искать виновников эпидемии. В поселке с извращенцами было туго, приходилось по всему району мотаться, чтобы спасать род людской от напасти.
"Прямо в руки Федьке добыча пришла, - думал Колян, закуривая, - загасит он этого хлюпика на глазах у всех, а там и гасить-то особо нечего! А я что... я ему не нянька, сам понимал, на что нарывается. Времена сейчас неспокойные, народ из-за чешуи совсем бешеный сделался, сидел бы себе дома - так нет же! Поперся черт знает куда! Миклухо-Маклай гроханый!" Колян остановил машину, глубоко затянулся сигаретой. Он злился на себя за то, что Два В Одном не шел у него из головы, за то, что все вечно происходило не так, как он задумал. Стоило расслабиться ненадолго, предвкушая отдых, и на тебе! Фима свалился прямо на голову. С другой стороны, Колян сам привез его к Верке. И если бы не Колян, то Два В Одном мог к какой-нибудь бабке попроситься на постой, а утром проводника найти. Времена нынче тяжелые, деньги с неба просто так не падают, и кто-нибудь из местных ухватился бы за возможность заработать немного на столичной птице при деньгах. А там уже как пойдет: покажется Камень или не покажется, денежки вперед уплачены. С проводника взятки гладки. Главное, что Фима не торчал бы в баре - любимом Федькином месте, а значит, остался бы цел и невредим.
- Тоже мне Рембо таежного разлива, и всегда тебе нужно больше всех! - пробурчал Колян, разворачивая грузовик. - Ну, че за день сегодня! Сплошная хрень с самого утра!
Колян опоздал. Когда он ворвался в кафе, Фиму уже били всей кодлой. Вернее, убивали. Разницу Колян знал хорошо: видел на зоне, как с ленцой да прибаутками охаживают, уча уму-разуму, чтобы человек не борзел, и как молча и по-деловому рвут, когда хотят убить.
Колян рванул вперед, сгреб в охапку двух Федькиных шавок, стукнул их лбами, на автомате перехватил чью-то руку с ножом, ломая на ходу. Отнял у одного отморозка кастет, и дело сразу пошло быстрее. Коляна остановил выстрел. С потолка посыпалась побелка, вокруг образовался пустота - дружки Шального жались по стенам, напротив стоял Федька, двумя руками держа пистолет. А у ног лежал изуродованный Фима.
- Волыну опусти, - прорычал Колян, - а то сейчас отниму, и сам знаешь, куда засуну!
- Колян, ты ж правильный мужик, - Федька опустил пистолет, - живешь по понятиям, а связался с падалью этой, с мразью, из-за которой мы все болеем.
- А ты, Федька, откуда про понятия знаешь? У тебя же ни одной ходки не было.
Шальной намек понял. Он нервно облизнул губы, покрытые чешуей, и маленькие глазки его забегали по лицам дружков, проверяя, не понял ли кто-то еще то, что знали только двое: он и Колян. Увидев, что никто ничего не просек, Федька успокоился, и сделал несколько шагов назад.
- Ладно, Колян, - примирительно сказал он, - забирай дружка своего, если с падалью возиться охота.
- Сам ты... - прошипел Колян. Он легко поднял Фиму на руки, донес до грузовика и положил на сиденье.
- Подожди малость, я тебя сейчас в больницу отвезу, тут недалеко, - бодро соврал Колян. До ближайшей больницы было добрых полтора часа езды.
- Нет, - Фима с трудом приподнял руку и схватил Коляна за рукав куртки, - мне нужен Желай-Камень. Пожалуйста, отвезите меня туда!
- Слышь, Два В Одном, тебе к доктору нужно, а не по тайге шастать. Сначала в больницу, а потом к Камню.
- Пожалуйста, Коля! Камень... мне срочно нужно, времени нет.
- Ох, и упертый ты, ну, прямо, как я, - Колян завел мотор. - Главное, чтобы мне Камень сразу показался, а то как начнем по тайге в темноте шастать, где черта с два что разглядишь.... Это тебе не Москва с фонарями на каждом шагу, тут с медведем-шатуном пятак к пятаку столкнешься, и заметишь только тогда, когда он тебя задерет.
Пока ехали к черной поляне, Фима впал в забытье. Он тяжело, с хрипом, дышал, скулы резко заострились, руки судорожно сжимали сиденье. И вдруг Колян понял, что дело тут не только в побоях - Два В Одном чем-то болен.
- Слышь, - он потрепал Фиму за плечо, - а ты че, больной? Ну, в смысле, до того, как тебя отметелили, тоже не сильно здоровый был?
- У меня редкая болезнь... патология сердца... меня бить нельзя.
Колян промолчал, и подумал: "А к Желай-Камню он лечиться приехал. Может, и правильно, что я его в больницу не повез? Если столичные доктора с их навороченными клиниками ничем помочь не смогли, то наши и подавно не справятся. У них на всю больницу два шприца и три таблетки. Нет, рыльце разбитое, конечно, вылечат, и на этом все. А парень, наверное, загибается от своей этой патологии. Тут, в натуре, только Желай-Камень подсобит".
Они доехали до черной поляны. Снегопад вдруг прекратился, из-за туч показалась луна, и осветила и поляну и Желай-Камень. " Ты смотри: получилось у нас, - подумал Колян, останавливая грузовик, - интересно только к чему это: к худу иль добру?" Когда грузовик остановился, Фима с трудом приподнялся, попытался открыть дверь, и в изнеможении упал на сиденье. Колян открыл дверь с пассажирской стороны, помог ему выбраться, а сам облокотился на машину и закурил. У него не было ни малейшего желания приближаться к Камню. Фима прошел несколько шагов, и упал.
- Ну, елки! - Колян отшвырнул сигарету, - говорил же: в больницу поедем. Тебя смерть до ветру сходить отпустила, а ты рогом уперся!
Колян взвалил Фиму на плечо, и пошел по поляне. Дойдя, аккуратно поставил парня на ноги, прислонил к черному боку Желай-Камня, и деликатно отошел. Фима вдруг ожил, обхватил теплый, почти горячий бок валуна, зашептал что-то, заплакал. Несколько минут постоял неподвижно, и вдруг сполз вниз, ткнувшись лицом в землю.
Колян тяжело вздохнул, привычным за последние пару часов жестом, взвалил его на плечо. Донес до грузовика, положил на сиденье, и хотел было закрыть дверь, но Фима вдруг нащупал его руку холодными, как ледышки пальцами, а другой рукой стащил с головы бандану. С головы посыпалась чешуя, она усеяла пол кабины, сиденье, одежду Фимы.
- Елки! Это что такое? Она отпала, осыпалась! Слышь, Два В Одном, ты что пожелал, чтобы тебя "драконья хворь" отпустила? Во мозговитый ты! А я здесь всю жизнь живу, и не догадался! И из местных никто не пробовал, потому что Камень-то взамен что-то важное забирает, поэтому боязно нашим: как бы чего похуже не приключилось. А ты не испугался! Молодца!
- Лекарство...
- Где? В карманах у тебя? - Колян принялся рыться в карманах Фиминого полушубка, ища лекарство.
- Нет... лекарство от ненависти... - Фима с трудов выговаривал слова, делая долгие паузы, и задыхаясь, - чешуя - это наша ненависть, дракон внутри нас... у меня был... друг...
- Любовник твой?
- Да... он меня бросил... еще до эпидемии... и я его проклял, страшно проклял... сказал, чтобы он сдыхал в муках... потом у меня выросла чешуя... а две недели назад у него нашли рак в последней стадии... он сейчас в больнице... я попросил у Камня, чтобы этот парень выжил... и чешуя отпала, потому что я убил в себе дракона... - он замолчал и закрыл глаза, продолжая сжимать руку Коляна.
А Колян смотрел на него и думал: "Вот ведь как! Все у этих "артемонов" фальшивое: ресницы, наманикюренные ногти, крашеные волосы, а чувства настоящие!" Да такие, что Коляну и не снились. Случись ему сдыхать от болезни, кто поедет для него выздоровление вымаливать? Галка? Ей Колян и здоровый не больно-то нужен. Маму он не видел с тех пор, как ему десять лет исполнилось. Заезжий красавец поманил ее большими городами, и бросила она свою убогую серую жизнь, а сына в этой серости и оставила. Папаня и до того к бутылке прикладывался по пять раз на дню, а с тех пор, как мама уехала, и вовсе интерес ко всему потерял, кроме мутного пойла, которое сам же и гнал. Никому он, Колян, к чертям, не нужен! И самому себе тоже не нужен!
Он закрыл дверь, медленно обошел грузовик, сел за руль, повернул ключ зажигания. И вдруг почувствовал, что вокруг стало слишком тихо и пусто. Хриплое тяжелое дыхание Фимы смолкло, и в закрытой со всех сторон теплой кабине повеяло черным страшным ветром. Этот ветер и пустоту он помнил еще с зоны, когда зарезали Пашку, с которым Колян скорешился в первые же дни. Он хорошо запомнил это ощущение, когда все вокруг выглядит так же, но в ушах раздается тоскливый, никому кроме тебя самого не слышный вой. И в воздухе открывается невидимая дыра, потому что того, кто еще секунду назад был рядом, уже нет. Просто рядом с тобой стало на одну душу меньше, на одно дыхание тише, на одну смерть холоднее.
Он посмотрел на Фиму, бессильно сжал кулаки. "Это неправильно! Не по понятиям! Посмотришь него - баба бабой, а по натуре мужик, каких мало! Ничего он не боялся, ничего, кроме своего дракона!"
Колян выскочил из грузовика и побежал к Желай-Камню. Наплевать, что именно Камень забирает! У него и брать-то нечего! Колян обхватил теплую, чуть пульсирующую поверхность черного валуна. "Живой он, что ли?"
- Пожалуйста, Желай-Камень, сделай так, чтобы Два В Одном... то есть Ефим... Фимка... чтобы он был живой!
Колян стоял, обнимая Камень, а со спины и шеи осыпалась на выжженную землю драконья чешуя.