Оверчук Алексей Николаевич : другие произведения.

Ликвидация шпионской неграмотности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    написанному - верить)))

"ЛИКВИДАЦИЯ ШПИОНСКОЙ НЕГРАМОТНОСТИ"

В те дни, когда я писал эту книгу трагически погиб мой самый лучший друг, военный корреспондент Александр Котыга. Эту книгу я посвящаю ему.

Мне так жаль, Сашка...но мы еще обязательно встретимся...

РАССТРЕЛЬНОЕ ДЕЛО

ГЛАВА 1-Я

   Теплым вечером, когда изнуряюще жаркое солнце скрывается за горами, хорошо сидеть на природе в палатке и пить водку с газировкой. Ароматы диких садов приятно щекочут ноздри. Высокомерно выстроились вдали горы со снежными шапками набекрень. В этот миг они похожи на расстрельную команду.
   Летают в вечернем сумраке звуки природы и даже эхо автоматной стрельбы в нагорных лесах перекатывается с некоторой ленцой.
   Люди отдыхают.
   Романтику вечера портит только одно обстоятельство: мне в голову уперт ствол пистолета системы Макарова. Офицер-десантник говорит: - Молись, епона мать твою, по-своему, по-бусурмански. Мы тебя, шпиона, сейчас кончать будем.
   - Я не шпион, - говорю я и молится не собираюсь, потому как ни одной молитве не обучен. Зря, наверное. Но и времени, чтобы выучить хоть одну молитву мне все равно теперь уже не дадут. Такая вот несправедливость жизни. Только хочешь чего-нибудь выучить - а уже поздно.
   - Безбожник я наверное. Хотя в Господа верю.
   Особенно глядя на эти рожи. Впрочем, последнее предложение я не стал озвучивать.
   Вокруг ухмыляющиеся лица офицеров ВДВ.
   - Безбожный шпион? Впервые такого вижу. Ничего святого у людей не осталось. Тебя за это вдвойне шлепнуть надо, - выдает тираду один из мучителей.
   О чем я думаю? О чепухе. О том, что начальная скорость пули около 900 метров в секунду. Скорость звука 330 метров в секунду. Несложное арифметическое сравнение показывает, что сначала я дернусь, как от удара и свалюсь с простреленной головой и только потом услышу звук выстрела. Странно да? Сначала пуля, потом - звук. Да и неизвестно смогу ли я вообще, что-либо услышать на ТОМ свете?
   - Ну чего застыл? - спрашивает тот что с пистолетом.
   - А что собственно говорить?
   - Признавайся, ты шпион?
   - Нет, - говорю, - И в мыслях не было.
   Следует щелчок пистолета. Я даже не вздрагиваю. Вокруг возмущенно галдят офицеры: - Какого х...а! - орут они, - Ты его мозгами сейчас всю палатку нам забрызгаешь!
   Теперь я понимаю, что эта скотина все-таки нажала на спусковой крючок.
   - Млядь! - восклицает в сердцах мой расстрельщик, - Когда надо эта техника ни х..я не работает!
   Он появляется у меня перед глазами, раздраженно передергивает затвор и спрашивает меня: - Вот как, мля, с таким оружием воевать? А? Мы тебя даже шлепнуть по-человечески не можем.
   - Да, вам можно посочувствовать. Но что делать? Сказывается развал СССР, оборонной промышленности, армии. Нигде нет порядка и должного качества. А молодая демократическая Россия только-только становится на ноги, - такие мысли вихрем носятся у меня в голове, но сам я молчу. Чего говорить?
   - Ладно, - прерывает мои раздумья какой-то незнакомый мне офицер, - Раз уж твое переселение откладывается, предлагаю выпить. Потом мы решим, что с тобой делать.
   Все одобрительно кивают. Булькают по железным кружкам.
   - Шпиону тоже налейте, - говорит кто-то, - Ему чай тоже на трезвую голову помирать неохота.
   Мне щедро наливают.
   - За что пьем? - спрашивает мой неугомонный "друг" с пистолетом.
   - За здоровье пить вроде как-то неловко, - вставляет капитан, - За упокой - рано еще.
   Все снова давят на лицах довольную улыбку. Кружки с приглушенным звяканьем снуют во все стороны, офицеры чокаются, выпивают.
   Пока они закусывают меня бешено колотит мысль: что дальше? Бежать некуда. Ночь на дворе. Да и куда ты убежишь с позиций? К боевикам в лес? Они тебя не ждут и застрелят, как только увидят. Орать и звать на помощь - тоже бессмысленно. Только насмешишь всех в округе. Ситуация дурацкая. Смертельно дурацкая ситуация. Выход из нее не проглядывается. Значит кранты?
   - Чего не закусываешь? - говорят мне, - Давай ешь.
   К моему лицу тянется офигенных размеров нож с наколотым куском мяса. Я откусываю. Нож передается по кругу и все тоже рвут мясо зубами.
   Нет, я, конечно и раньше подозревал, что люди - существа хрупкие и вечно не живут. Более того, люди настолько беспомощны, что не могут даже приблизительно сказать, когда и как они умрут. Этим активно пользуются страховые компании. Но в том-то и дело, что я даже не застрахован. Приходил как-то к нам в редакцию страховой агент. Носом водил, добычу вынюхивал. Анкетки раздавал. Как узнал, что я езжу в Чечню, так у него интерес ко мне сразу пропал. Я его даже найти потом не смог, чтобы анкеты вернуть.
   Но умирать вот так, - мне совершенно не хочется. Не готов я, - говорю я себе мысленно, - Все по-идиотски получается. Достоевщина какая-то вперемешку с толстовщиной. Будь он неладен со своими кавказскими рассказами. Даже беседы Сократа с учениками о бессмертии души, кажутся сейчас не такими убедительными.
   - Чего задумался, шпион? - спрашивает капитан с эмблемой ВДВ на петлицах.
   - Посмотрите его рюкзак, - говорит кто-то, - Может там чего найдем?
   Мой рюкзак переворачивают и просто вытряхивают все содержимое на пол. Диктофон осматривают и откладывают в сторону.
   - Что на кассетах? - спрашивают строго.
   - Интервью с начальником штаба вашего батальона.
   - На хрена оно тебе?
   - Я журналист.
   - Ты шпион, а не журналист, не фуй перед нами придуриваться.
   - Ого! Фотоаппарат!
   Молодой офицер из военной контрразведки откидывает крышку и засвечивает пленку: - Не надо нам фотографий.
   Та же участь постигает и все остальные катушки с пленкой. Идиоты мля! - несется у меня в голове. Это же месяц работы! Месяц съемок в местах, куда я больше не попаду, и в обстоятельствах какие судьба больше не разыграет передо мной никогда.
   - До хрена наснимал, погляди, - обращается он к своим друзьям. Они согласно кивают.
   Пленка рыжим серпантином покрывает пол. Ее комкают и выкидывают из палатки. Видя все это, я окончательно понимаю, что мне звиздец в полном смысле этого хлесткого слова.
   - Так, дальше, - продолжает осмотр вещей контрразведчик, - Штаны, рубахи, майки - на фуй, - все летит в сторону, - Во, мля! Деньги! И причем много. Откуда у тебя столько денег, козел?
   - Это командировочные.
   - Что? Столько?
   - Я здесь обычно надолго задерживаюсь, - говорю я, - Приходится платить буквально за все: за жилье, транспорт, жратву.
   Но мои объяснения проваливаются в пустоту. Контрразведчик меня не слышит: - Я получаю намного меньше, чем здесь есть! - кричит он и трясет деньгами перед моим носом, - Ты шпион, а не журналист. Тебе звиздец, мля! Эти бабки - твой приговор.
   - Это вам так хочется, чтобы я был шпионом, - говорю я твердо.
   Спирт уже прикрыл мой рассудок невидимой броней и я могу выражаться свободно.
   - Нет, мы тебя все же расстреляем! - негодует он и кричит в сторону выхода, - Иванов! Автомат сюда, быстро!
   Появляется солдат и протягивает контрразведчику оружие. Пока он протягивает автомат, мы смотрим друг другу в глаза. Мне кажется, что солдат взглядом хочет сказать мне, что оружие не заряжено. По его лицу видно: затея с моим расстрелом ему не нравится. Или мне это просто кажется?
   Контрразведчик передергивает затвор: - Пошли, мля, я тебя кончу и дело с концом.
   - А что с телом будешь делать? - спрашивает кто-то из офицеров.
   - В арык бросим. Хрен найдут. Документы его где?
   Контрразведчику протянули пачку моих официальных бумажек: паспорт, удостоверение, командировочное предписание, разрешение на работу в зоне боевых действий.
   Он все это внимательно изучает, прячет бумаги в карман: - Пошли, - в его голосе решительность и злость.
   - Подайте мне мою куртку, - говорю я капитану ВДВ.
   Он протягивает мою камуфляжную куртку с едкой ухмылочкой:
   - Что холодно стало?
   - Нет, - говорю я просто, - Хочу умереть, как офицер, при погонах, - и натягиваю свой новенький камуфляж, выданный мне накануне в штабе группировки ВДВ. С этим людьми я разговаривать больше не хочу. Они мне надоели. В голове гулкая пустота и хочется, чтобы все поскорее закончилось. Страха как не бывало. Только тихая злость на окружающих.
   После моих слов повисает молчание.
   - А ну-ка садись, - говорит мне капитан ВДВ, - Контрик, отдай автомат солдату.
   Нехотя контрразведчик возвращает оружие и садится рядом. Мой расстрел снова откладывается. До новой вспышки гнева.
   - Этот человек - офицер, - продолжает капитан ВДВ, - Пусть и вражеский. Но его звание надо уважать.
   Я смотрю на капитана и не верю своим ушам: шутит он или всерьез несет эту чушь? Я не офицер, никогда им не был. Хотя и страстно мечтал по молодости о военной карьере. Но не сложилось. Самое высокое звание, до которого мне удалось дослужиться на срочной службе - матрос военно-морского флота.
   На полном серьезе, они разливают по кружкам спирт. Мне снова дарят щедрую порцию.
   - Пей, - говорит капитан, - За твое офицерское звание надо выпить.
   Я не спорю и опрокидываю порцию спирта внутрь. Мне уже все по фиг. И я хочу, чтобы спирт, чистый как слезы ударниц коммунистического военного трибунала, и дальше давал мне такое ощущение безопасности и неуязвимости.
   - Не боись, теперь мы тебя до утра не расстреляем, - говорит капитан, - Поскольку ты не просто шпион, а еще и офицер, то дело надо полагать серьезное.
   Мне снова кажется, что мои мучители просто повредились рассудком. Бывает ведь и такое. Ведь был же случай в мотострелковом полку в Таджикистане, когда один прапорщик неожиданно решил, что под штабом лежит офигенная бомба. Приказал саперам срочно все проверить. Они ничего не нашли. Прапорщик побежал к командиру полка, потом к замполиту, потом еще к кому-то. Показывал всем какие-то цветные провода. Разубедить его в этой гнетущей мысли смогли только санитары из психиатрической лечебницы.
   В моем случае - все намного сложнее. Во-первых, я - не психиатр. Во-вторых - меня банально лишают жизни.
   Молодой контрразведчик явно не доволен, что расправа надо мной откладывается до утра. Самое смешное: именно он вызвался подбросить меня этим утром к десантникам из штаба группировки ВДВ на боевые позиции под Рошни-Чу. Он твердо знает кто я, видел, как я общался с офицерами из штаба группировки и они же просили его взять меня в батальон.
   Но этот довод на него не действует. Впрочем, действует ли на него вообще хоть что-то?
   Снова разлили по кругу спирт.
   - У меня дядя в ГРУ служит, - говорит злобно какой-то младший офицер, - Он говорит, что у боевиков есть славянского вида офицеры-инструкторы из иностранных армий. Может ты один из них? А? Сволочь?
   - Я не могу им быть, - говорю я.
   - Это почему?
   - Потому что я русский язык знаю хуже чем они.
   Им нравится эта шутка. Десантники ржут и разливают по кружкам новую порцию спирта.
   Дальше обсуждают продажных журналистов. На подставы из Москвы. Треклятых боевиков и шпионов. Все заметнее разговор кренится к завершению. Люди из палатки потихоньку уходят. Одному мне идти некуда, поскольку еще днем батальонное начальство определило ее как мое место ночлега.
   Нас остается трое. Военный врач со шкодливой улыбкой, контрик и я.
   Причем контрик больше других желает мне смерти. Это он затеял всю чехарду с расстрелом. Только теперь остановить его будет некому. Мне кранты.
   Врач достает тюбик-шприц. Такие используют, как обезболивающее при ранении.
   - Знаешь что это? - спрашивает он.
   Я киваю.
   Он жалит меня шприцем в ногу и я моментально проваливаюсь в небытие.
  

ГЛАВА 2-Я

ОПОХМЕЛ

   До сих пор я благодарю Бога за то, что он дал мне сил в тот гнусный летний вечер. За то, что он дал мне решимости и твердости. За то что я не ползал у них в ногах, не молил о пощаде, не унижался и не пресмыкался. В противном случает, меня бы точно шлепнули. Просто из чувства брезгливости.
   Утром я до проникновенной глубины, до сверкающего откровения понимаю, как несовершенен человек. Еще вчера мне совершенно не хотелось умирать, а уже сегодня - хочется, чтоб пристрелили. Смятение и поиск, сомнения и тоска - всегда сопровождают человека по жизни, особенно корреспондента с похмелья.
   Я выхожу из палатки и делаю легкий променад по лагерю. Замечаю, что вчерашние мои знакомцы старательно меня избегают. Конечно, я могу теперь пожаловаться на них командирам и они получат за свои расстрельные проделки по полной программе. Наверное, в мирной жизни, я бы так и поступил. Но есть одна закавыка. Как отнесутся к моим рассказам сами командиры? Есть ведь еще и такое понятие - "честь мундира". И его совсем не стоит сбрасывать со счетов. Какое решение примут отцы-командиры, когда услышат мой рассказ? Если все всплывет - по шапке им обеспечено. Ежели я начну настаивать на возмездии, в подразделение может приехать прокурорская проверка. И "счастливое" время растянется для них на долгие месяцы. Покумекав над обстоятельствами, отцы-командиры могут просто принять решение избавиться от потенциального источника неприятностей.
   На войне люди часто и необъяснимо погибают. Можно схлопотать случайную пулю и виноватых потом не сыщешь. Мало ли боевиков шляется по горам? Мало ли растяжек или мин понатыкано кругом? Случись чего: кто сюда поедет проверять обстоятельства моей гибели? Да если даже и приедет, то много ли он тут поймет? Еще я знаю пару военных журналистов, которые погибли именно от рук собственных солдат и офицеров. Случайно погибли. Кого пристрелили по ошибке, кого по пьяни. Их гибель списали на несчастный случай, на неких прорвавшихся в расположение боевиков.
   Я знаю, что военные прокуроры могут мне возразить: есть мол, баллистическая экспертиза и все такое. У каждого солдата и офицера - свой автомат. Виновников можно отыскать. Но дело в том, что в подразделениях полно трофейного оружия. Его не все сдают по назначению. И происходит это потому что боевики чаще используют старые автоматы калибра 7,62. Наши военные вооружены Калашниковым 5,45. И солдатики и офицеры стараются брать именно 7,62. Пуля у такого автомата тяжелее. То есть устойчивее в полете. Да и убойной силой Бог не обидел. В отличие от калибра 5,45.
   Раскидав эти мысли по полочкам и обозрев картину я принял решение помалкивать. У меня созрел другой план.
   Рядом неожиданно появляется контрик. Он протягивает мне кепи:
   - Ты искал ее вчера, вот она.
   Я смотрю на злосчастный головной убор. Вчера вечером он пропал у меня из палатки. Когда я начал искать его среди разбросанных вещей и рюкзаков меня объявили шпионом. Во весь рост встала неприятная догадка: контрик просто-напросто спер у меня это кепи. Чтобы не признаваться в этом, он хотел расстрелять меня, как шпиона.
   Я прокрутил события и только утвердился в этой мысли. Поначалу в палатке нас было двое. Сидел он рядом. Я вспомнил, что положил кепи между нами. Потом оно исчезло.
   Сейчас его видимо пришибло раскаяние или не знаю что.
   Господи! Я мог подохнуть за какое-то сраное кепи! Денег не взяли, вещи оставили в целости, за кепи хотели убить. Ну, как назвать все это?
   Новенькую форму мне выдали в штабе перед поездкой на позиции. Я полагал, что должен буду вернуть ее по приезду. Только поэтому я хотел найти поганую кепчонку, и чуть не нарвался на пулю. Бред.
   - Мд-а, не всех еще дураков война поубивала, - сказал я себе, - Думается, что тебе пора отсюда сматываться. И чем скорее, тем лучше. Интервью у кого надо взял. Материал собрал тоже очень яркий и богатый, - и при этом кто-то внутри меня глумливо хихикнул.
  
   Если кто-то полагает, что описывать военные события мне доставляет удовольствие, то глубоко ошибается. Все эти десять лет, я старался как можно прочнее позабыть всю эту фигню. Чтобы не снилось ничего. Не тревожило неосторожными всполохами бойкой памяти.
   Теперь вот скребу руками поросшие забытьем стенки из давних воспоминаний, пытаясь разглядеть что за картины они запечатлели? Иногда удивляюсь сам себе. Многие свои финты я уже вряд ли когда повторю. Духу не хватит. Интересно, какой бес подталкивал меня под задницу тогда?
  
   В те дни в Грозном шли переговоры между боевиками и генералами о прекращении военных действий. Все разговоры проходили под эгидой ОБСЕ, разместившемся в частном доме с тенистым садом.
   Стороны выпустили обращение о прекращении огня по всем линиям противостояния. Вот я и ездил в войска, чтобы узнать, как эти благие пожелания претворяются в жизнь. Оказалось никак. Бои шли повсюду. За одним исключением. Войска перестали продвигаться вперед. Линия противостояния замерла там, где их застало соглашение. Во всем остальном, стороны начхали на желания политиков и постреливали друг друга довольно активно. Десантники рассказывали, как были поражены, когда на какой-то горной поляне их атаковали боевики верхом на лошадях. Только вместо шашек они вооружились автоматами и стреляли по десантникам катясь конной лавиной.
   Лошадям не повезло. О боевиках и говорить нечего. Еще одна странность той войны касается снабжения войск. Его как известно почти не было. Поэтому каждое подразделение, что стояло в горах, помимо "выполнения боевых задач", обязательно отряжало группу охотников. Одни воюют, другие на дичь охотятся, добывают пропитание. Боевики оказались точно в таком же положении. По негласному соглашению, (уж как они его достигли - не известно), если две группы охотников неожиданно сталкивались в лесу, то просто расходились в стороны. Без всякой пальбы и даже словесных оскорблений. Остается также неизвестным как они там друг друга различали в нагорных лесах: кто охотник, а кто теперь десантник? Но факт такой есть. Война войной, а поохотится и пожрать - это святое.
   Разговаривая с начальником штаба, я спросил его: - Боевики, что в горах сидят, разве не знают о перемирии?
   На что получил лукавую усмешку разбавленную встречным вопросом:
   - А кто ж за ними по горам бегать будет, объяснять про перемирие? Они ж дикие!
   - Ну, связь с ними есть? - допытывался я.
   - Смотря у кого! - та же лукавая усмешка.
   - У вас.
   - А нам она на хрена? Я боевиками не командую.
   - Ну, сообщить им хотя бы, что войне конец, - глядя на его ухмылки, я решил доиграть роль наивного дурачка до конца.
   - Я ж объясняю, я не командир этим горцам. Пусть их начальники заботятся о них.
   Еще долго я на всякие лады подъезжал к нему, заходил с разных сторон, но неизменно получал уклончивый ответ и лукавые ухмылки. На том и расстались. Я ушел в палатку, где тотчас углубился в процедуру собственного расстрела.
   Признаться честно, я так и не понял, как именно мой визави относился к окончанию войны. Что он думал по поводу этих переговоров? Ведь "одобрения мирных инициатив", как пишут официальные издания, я от него так и не услышал.
   Но интервью я решил опубликовать. Оно мне казалось тогда весьма занимательным.
  
   Попутный военный УРАЛ домчал меня до штаба группировки ВДВ на Ханкале где-то в полдень. Знакомых офицеров нигде не было. Я сложил форму на койке, и пошел в Грозный. Ждать офицеров, чтобы сказать им спасибо, - не имело смысла. Они могли вообще не приехать на ночевку. Такое со штабными офицерами бывало не раз. Мало ли какие военные дела возникли?
  
   Я и мой коллега Саша Колчин жили на так называемой площади трех дураков. Там стоит памятник русскому, ингушу и чеченцу. Местные жители давали ему самые разные названия. Но абсолютно все - с издевкой. Например: "два вайнаха русского ведут".
   Мы снимали квартиру у русской бабушки, которая пережила штурм Грозного и теперь вместе со своим уже взрослым внуком размышляла куда бы теперь уехать, чтобы слово "Чечня" никогда больше не слышать до конца дней своих? Сегодня в России таких мест не осталось. Довольно долго мы к ней приезжали на гостевку. Привозили с собой лекарства, что-нибудь из еды или конфет. Потом как-то так случилось, что мы с бабушкой и ее внуком (он уже служил в местной милиции) расстались навсегда.
   Наша угловая квартира находилась на втором этаже. Как заходишь в прихожую - налево кухня и через стенку - маленькая комната. Их окна выходят во двор. Прямо - большая комната с окнами на пустырь. На другом конце пустыря под стеной разрушенного дома (а какой до тогда был не разрушен!) помещался блок-пост милиционеров. Хаотичное нагромождение бетонных блоков, плит, насыпей щебенки и стальных балок.
   Несмотря на переговоры и всякое ОБСЕ блок-пост обстреливали каждую ночь. Причем боевики, по непонятной причине, всегда выбирали одну и ту же позицию: во дворе под нашими окнами. Стоя в квартире можно было наблюдать из кухни или маленькой комнаты, как мутные тени скользят по земле, завывают по-волчьи и палят охапками огня в блок-пост. Потом перейти в большую комнату и полюбоваться, как отстреливаются наши милиционеры. К счастью ни те, ни другие меткостью не страдали и потому ночные перестрелки обходились без травмирующих последствий для обеих сторон.
   Мы как-то зашли с другом на этот злополучный блок-пост и пообщались с милиционерами. Убитых и раненых не было. Единственное от чего они страдали так это от бессонницы. Что все равно не приятно, поскольку дневное дежурство "тоже никто, мля, не отменял".
   Каждый раз мы ждали какой-нибудь шальной пули в окно или выстрела из гранатомета. Последнее было бы особенно неприятно. Мы показали ребятам с блок-поста наши окна. И попросили их по возможности, не шмалять туда. Они клятвенно пообещали этого не делать. Кто-то из милиционеров, предложил нам переговорить с "духами", чтобы они угомонились. "Они-то днем отсыпаются небось, а нам службу тащить. Пусть отдохнут". Но тут уж мы заявили, что никакого знакомства с этими ребятами не имеем. А если мы их найдем, то это может оказаться для нас последним достижением в нашей журналистской карьере. Довольные друг другом мы расстались с милиционерами и больше никогда не виделись. Надеюсь они благополучно пережили ночные обстрелы.
  
   Так вот, доехав до площади "Трех дураков", я поплелся под палящим солнцем к единственной палатке с пивом, что торчала у края, под раскидистой листвой. Кстати и пиво здесь продавалось только одного сорта под названием "всегда теплое".
   - Дайте пять бутылочек, - попросил я сухим с похмелья голосом. Наверное, произносимые мной звуки походили на шуршание пыли под ногами.
   - Да берите уж десять, - откликнулась продавщица и одарила меня взглядом уличающим во мне русского алкоголика. Тут война, жара, а он выполз откуда-то со своим похмельем. Одновременно я удивился: какой заботливый человек! Знает, наверное, что пять бутылочек меня не спасут!
   - У меня все равно больше нет, а я домой спокойно пойду, - пояснила продавщица. Рядом ее поджидал, какой-то человек, наверное муж. Он крутил на пальце связку автомобильных ключей. Явно рассчитывая на мою покупательскую способность.
   Как пишут маститые литераторы: зоркий наблюдатель заметил бы, что у него было все лишь две руки и нести сразу десять бутылок пива не было никакой возможности. Но поскольку все зоркие наблюдатели куда-то попрятались от жары, то и заметить мои затруднения никто из них не мог. Кроме продавщицы. Я одолжил у нее ведро. Взамен, клятвенно пообещав завтра утром вернуть эту частную собственность владельцам.
   Воды в квартирах понятно не было. Как и электричества. Все окрестные жители ходили на водопой к порванной точным артиллерийским залпом водопроводной трубе. Что торчала во дворе из глубокой воронки.
   Где-то работал "недобитый" артиллеристами насос и вода хлестала из трубы непрерывным фонтаном. Поблизости всегда играли дети. Мамаши стирали белье. Набирали полные ведра и тащили по квартирам.
   Мне пришлось отстоять небольшую очередь. Люди готовились к обеду.
   Набрав ведро холодной воды, чтобы остудить пиво, я на глаз вычислил, что ее хватит и на смыв в унитазе. Второй раз тащиться во двор было невмоготу.
   Колчин еще торчал на переговорах. Его я ожидал только к вечеру.
  

ГЛАВА 3-Я

РАЗМЫШЛЯЯ О СУДЬБАХ РОДИНЫ

  
   Дома я почувствовал себя, как подопытный кролик с электродом в заднице, только что сбежавший из обанкротившейся лаборатории. Отвратительные мысли и чувства переполняли мою ослабшую душу. Я решил прилечь и помереть, как можно тише и быстрее. Все-таки вчерашний спирт, вкупе с тюбиком обезболивающего, привносят в жизнь самые омерзительные ощущения и послевкусие. Если о вкусах можно говорить. Язык мой ползал шершавым полудохлым червяком по гортани. Зубы как-то противно и отчетливо стояли сухим частоколом. Глаза различали в пространстве какие-то желтые, зеленые, синие круги. Словно я всю ночь пристально разглядывал светофор.
   Но прежде чем помереть, я предусмотрительно забился в единственный угол прихожей, который не простреливался с улицы, поставил рядом ведро с пивом, откупорил бутылку и принялся помирать под вялые размышления. Мысли медленно ворочались с боку на бок. Подставляя свои маленькие тельца под струйки прохладного пива. Вязко текли воспоминания последних дней. Прыгал где-то мячиком вопросик: на фига? На фига тебе все это надо, придурок?
   Я уснул. И приснилось мне вот что.
   Я вспомнил во сне, как читал умные книжки выпущенные святыми людьми из различных благотворительных организаций под названиями типа: "Как улыбаться журналистам на войне?", "На какое место напяливать каску при пролете над вражеской территорией?", "Можно ли показывать пальцем на военных во время боя или безопасней ковыряться им в носу?"
   Вспомнив пассажи из этих книг, я рассмеялся отчего проснулся и расплескал на живот потеплевшее пиво. Потом страдальчески застонал. Теперь вместо умирания придется еще поплескать на себя водой из ведра, чтобы смыть это липкое пиво на фиг. А воды не так уж и много.
   Незаметно я снова задремал и сон вернул меня к воспоминаниям об этих забавных книгах. Не помню уж кто их пишет, но явно люди с фантазией. Причем опираются они исключительно на нее, а не на реальные факты. И хотя их благородные труды рассчитаны на журналистов, которые готовятся съездить в район боевых действий, но не знают как себя там вести, толку от них - НИКАКОГО. Можете с пеной у рта доказывать мне обратное, мне по фиг. Я свое мнение сказал.
   В наши дни, начала двухтысячных годов, некие военные журналисты вместе с офицерами Министерства обороны даже организовывают для новичков-репортеров специальные выезды на полигон, где посвящают молодых в таинства боевых действий. Но все это тоже ФИГНЯ! - доложу я вам честно.
   Надеюсь, после десяти лет всей этой военной хренотени на "Северном Кауказе" я теперь немного понимаю что к чему и могу немного рассказать как уберечь себя в зоне боев, где Скорая помощь не ездит, телефон 02 не работает, московские менты серут со страху, и мамам туда вход воспрещен.
   Самое первое правило, как остаться в живых, оно же и последнее - это вообще не ездить на войну. Не фиг там делать. Честное слово. Если бы я знал раньше, что там творится или мне рассказали бы об этом - я бы хрен поехал.
   Господь сделал меня военным репортером случайно для меня самого. Причем моя боевая практика началась дома, в Москве. Еще точнее - в октябре 1993 года.
   Помню во время штурма Останкино коммунистами, я со своим товарищем, французским фотографом, неожиданно оказался у стен здания под перекрестным огнем враждующих сторон, так сказать. Как мы там оказались? - спросите вы. А хрен его знает, - отвечу я честно. Бывает находит иногда на человека. Ползет, ползет, потом глядь, - ё...ана! Не туда приполз. Надо было в другую сторону!
   В общем, в компании коммунистов мы весело лежали в грязи, ползали по лужам и сверху шелестели ниточки трассеров, по временам выбивая крошку из стены Телецентра. Никто ни фига не понимал, что происходит. На наших глазах подстрелили молодого коммуняку, который решил перебежать к нашей компании. Пуля клюнула его куда-то в голень. Сразу оговорюсь: падал он с криком: "Мля! В меня попали!", а не "Да здравствует Ленин!" - как нам показывают в старых фильмах.
   Молодой коммунист поскользнулся и с раненой ноги слетела кроссовка. Его товарищи бросились к раненому. Они подхватили его подмышки и потащили в сторону деревьев. Мой друг-фотограф решил снять этот героический момент. Вспышки фотокамеры привлекли внимание какого-то блуждающего поблизости БТРа Внутренних войск. Он пытался понять сколько нас тут? Где мы прячемся? И не сможет ли он перестрелять нас на фиг из своего большого пулемета? Представляю как обрадовала его фотовспышка моего комрада, осветив наши фигуры, как цели на ночном полигоне.
   Не раздумывая, БТР развернул башню и послал смачную очередь по нашей компании из своего главного калибра. С криками: "ё...твою...мать!" на русском и французском, (кричал ли я сам - не помню), мы вовремя свалились в лужу и трассеры с ревом прошли над нами в пустоту. При падении в лужу, фотокамера моего коллеги так засветила мне в глаз, что у меня самого ночное небо пошло фотовспышками.
   Работая локтями в осенней грязи мы паровозиком переползли дорожку, надеясь уползти за деревья. Коммунисты тащили своего раненого аккурат за нами. Фотограф снова изловчился и послал им серию фотовспышек. Наверное его фотографии должны были называться: смерть патриотов. БТР только и ждал этой подсказки. Машина мгновенно сориентировалась и вдарила новую очередь. Кроме того, с бортов, через бойницы по нам затрещали автоматы. Коммунисты матерились на чем свет. Я взял своего друга за воротник куртки и сквозь грохот стрельбы проорал ему, что если еще раз, он пыхнет своим фотоаппаратом, то я лично кину его на амбразуры бронетранспортера.
   БТР нам попался наглый. Он видимо понял, что у нас нет ни фига, чем ему ответить и поэтому решил добить нас. Мы позли и плутали что есть мочи среди деревьев, стараясь держаться в тени от света уличных фонарей. Компания коммунистов где-то потерялась в дороге. Через какое-то время, решили что отползли достаточно. Встали и пригибаясь выскочили на улицу Королева. Здесь уже шастал любопытный народ. Летали в воздухе чьи-то вопли. Кого-то куда-то тащили. В общем суматоха крутилась изрядная. Тут-то нас и подстерег этот БТР. Выглядит это конечно мистически. Но именно так и случилось. Мы шли по улице довольно уверенно. Разговаривали о чем-то, делились впечатлениями. Полагая, что самое страшное осталось под стенами Останкино, но тут спинным мозгом: и я, и фотограф почувствовали неладное. Не сговариваясь мы плюхнулись рыбкой на асфальт. В ту же секунду над нами прошла долгая очередь из БТРа. Я оглянулся назад. Эта сука выползла из-за деревьев, откуда минутами раньше выскочили и мы. Мне просто не верилось, что этот идиот тихонько тащился за нами впотьмах среди деревьев, ожидая пока мы себя обнаружим.
   Так быстро и мощно я еще никогда не бегал. В секунду мы пролетели немаленькое расстояние до ближайшей железобетонной тумбы, на которой крепятся рекламные щиты и единым порывом послали тело в полет, за спасительную преграду. Новая очередь уже летела за нами. Но прошла поверх бетонного блока.
   Здесь же, лежали прислонившись к бетону двое горожан. Они видели наш полет и очередь из БТРа. Все это их позабавило и они отнеслись к нам с симпатией.
   - Это он за вами гоняется что ли? - уважительно спросил первый.
   - Водку будете? - предложил второй.
   Высунув языки мы дышали, как борзые на долгой охоте.
   Мой друг фотограф не понимал по-русски, поэтому я перевел предложение о водке. Надо было видеть, с какой энергией он закивал головой. И даже выпил одним махом наполненный до краев стакан. Такого подвига я от французов не ожидал. Вот и говорите после, что русские алкоголики.
   Так вот к чему я это? Ах, да. Про войну. В общем я еще тогда понял, что война - дело хреновое. Интересного там мало. Посудите сами. Все дело на войне сводится к одному: либо ты стреляешь, либо в тебя. Кто не хочет ни в кого стрелять, пусть приготовится к тому, что игра пойдет в одни ворота. Журналистов на войне вообще никто терпеть не может. Даже собственная редакция воспринимает их, как отвратительную неизбежность, и старается поскорее забыть, чем там эти идиоты корреспонденты занимаются. У меня не было ни одной командировки, чтобы мне не позвонили из Группы городов и не попросили например, съездить из Грозного в какой-нибудь Итум-Кале. Там мол кто-то в кого-то стрелял и все-таки застрелил. Объяснять этим людям, что дорога в горный Итум-Кале на машине только в один конец займет минимум три-четыре часа - бесполезно. То что по дороге, тебя могут шлепнуть, как свои так и чужие - тоже никакого впечатления не производит. Ну, не понимают люди, что это не в Москве на метро ездить. Каждый выезд без охраны - чреват самыми хреновыми последствиями. У тебя ведь даже рации нет, чтобы напоследок матернуться в эфир, когда тебя за задницу возьмут.
   Я уж молчу о редакционных бухгалтерах. Эти твои коллеги вообще искренне недоумевают зачем вообще корреспонденту платить какие-то деньги, если его со дня на день убьют? А если вы все же возвращаетесь в Москву, то они начинают придираться к каждой бумажке. Почему печати нет? Почему написано неразборчиво? Это почему не по форме такой-то написано? Бланк какой-то подозрительный. А где ты на войне возьмешь бухгалтерскую бумажку? В окопах их не раздают. Гостиницы, магазины - там не работают. А если и работают, то какие на хрен чеки?
   Во время самых тяжелых боев, один мой кореш разыскал среди развалин штаба боевиков печать с волком и кучу бланков. Так мы после каждой командировки собственноручно заполняли эти бланки и ставили на них красивую и ни хрена не понятную русскому человеку печать республики Ичкерия. Выходило очень правдоподобно. Бухгалтеров это тоже устраивало. Если у налоговых органов возникнут претензии, так пусть поедут, проверят достоверность бумаг на месте.
  
   Еще одна особенность войны, чисто морального плана. Ежели ты вооружен и можешь ответить обидчикам - это всем нравится. Тебя будут уважать. А если ты безоружен, не принадлежишь ни к какой группировке и шастаешь под ногами, как мелкая шавка посреди табуна боевых слонов, то обидеть тебя - считает своим долгом чуть ли не первый встречный идиот. А идиотов на войне всегда в избытке. Поэтому работать ходячей мишенью - дело неблагодарное.
   Далее. На войне нет никаких правил и несмотря на это они все же каждый раз меняются. Например, во время первой чеченской кампании Дудаев строго-настрого запретил боевикам обижать, а тем паче - убивать журналистов. Бывали конечно случаи, когда этот приказ нарушали, но в целом его старались придерживаться. Во вторую кампанию боевикам все уже по фиг. Журналисты объявлены врагами наравне с солдатами федеральных сил. Если не хуже. Боевики стреляют репортеров при каждом удобном случае. Берут журналистов в заложники. А некоторые особенно ретивые вообще полагают, что журналисты - это спецагенты Кремля. Поэтому делайте выводы сами.
   Но раз вы оказались дураком и вам не удалось отвертеться от фронта, то сначала вам надо определиться куда ехать? То есть к боевикам или к федералам?
   При этом имейте в виду, что обе стороны искренне считают друг друга бандитами и террористами. Поэтому ВАМ ЛИЧНО разбрасываться столь яркими словами я не советую. Вас могут неправильно понять, и сделать болезненные и нехорошие лично для вас выводы. Приведу пример. Один журналист поймал частника и со своей телевизионной группой поехал искать линию фронта. Ее нигде не было. Такое на войне случается. Вопреки всем канонам военного искусства и учебникам по тактике. Так вот залетают они на своей машине в какое-то село. Выезжают на главную площадь и видят группу вооруженных товарищей. То что надо! Вот у кого можно спросить. Журналист поспешил к вооруженным людям, остальные остались в машине. Так вот пока он шел, то в спешке не определил: кто именно перед ним стоит. Зато оператор, звукоинженер и водитель очень хорошо разглядели из машины зеленые повязки с арабской вязью на головах бойцов, эмблемы с волком на камуфляже и зеленое знамя над боевой группой. Увиденное повергло их в шок. Крикнуть журналисту, чтобы он вернулся - они не посмели. Боевики за ними уже наблюдали и если бы они сделали попытку смыться, то их просто перестреляли бы как щенков. Да и журналист не успел бы добежать до машины. А бросать товарища на произвол судьбы - нечестно и подло. В общем пока все эти противоречивые чуйства карябали им душу, журналист добрался до группы и с ходу спросил наивным голосом:
   - Скажите, пожалуйста, а где здесь бандиты?
   Телевизионщики, что сидели в машине, слышали этот вопрос и матерный поток слов застрял у них в глотке. Холодные мурашки толпами запрыгали по спинам. Мысленно они уже отстучали домой прощальные телеграммы и собрали полевых цветов себе на могилу.
   Боевики внимательно посмотрели в лицо журналисту. В глазах этого человека они увидели бездонную безмятежность. Легкую, безразмерную непосредственность природы граничащую с чистым идиотизмом. Они увидели перед собой человека не от мира сего. Стоящего как бы в сторонке от граней добра и зла. Насквозь наивного и чокнутого в полном смысле этого слова. Наверное поэтому они не стали его убивать. Что толку воевать с равнодушной природой? Они ж не МЧСовцы.
   Один из боевиков мягко развернул журналиста в ту сторону, откуда он только что приехал и показывая рукой на черные клубы дыма, идущие эшелоном в небо откуда-то из-за леса, сказал:
   - Бандиты и террористы, вон там!
   - Спасибо, - как ни в чем ни бывало, ответил журналист и пошел к машине.
   Частник рванул с места, не дожидаясь пока журналист закроет дверь. Всю дорогу автомобиль сотрясала матерная буря. Ругался последними словами даже местный водила-частник. Чего обычно за ними не наблюдается. Они добрались все же до федеральных войск и жизнь потекла у них более менее гладко. Насколько это возможно на фронте.
   Правда всю командировку, по ночам, руки оператора и звукоинженера сами по себе тянулись к шее спящего корреспондента, чтобы избавить и его и себя от будущих несчастий.
  
   С боевиками мы разобрались. Сегодня к ним лучше не соваться.
   Теперь о федералах.
   У них как известно журналист может делать все что угодно. Пить водку, травить анекдоты, ругаться матом, стрелять из автомата и гранатомета, шуметь по ночам, петь песни в деревянном сортире, лежать под капельницей вне очереди и многое другое, но... только по приказу и с одобрения вышестоящего командования. Если такового нет - то вам не то что дышать, а даже жить не позволят.
   Многие журналисты до хрипоты спорят: можно ли одевать военную форму находясь в подразделении? Особенно если она есть в наличии на военном складе и вам ее настойчиво суют? Если вы оказались на передовой в войсках, то лично я бы присоветовал ее одеть. И чем зачуханней она будет - тем лучше. При этом для вашего же блага, как только оденете форму, я бы посоветовал еще корчить гримасы, как тяжело больной, ходить прихрамывая и всячески показывать, что смерть вас только посрать отпустила на пять минут. Да! Старайтесь никогда не одевать новенький камуфляж. В моем случае это чуть не привело к расстрелу. Но бывают и другие хреновые варианты. Объясняю какие.
   Есть такая профессия - снайпер. Вражеский снайпер, это как правило очень терпеливый, циничный, уравновешенный и расчетливый человек. Так уж вышло, что именно таких людей выбирает эта профессия.
   Снайпер всегда лежит где-нибудь в укромном месте, обложившись какашками или изображает из себя разорванный снарядом памятник Ленину и много-много часов смотрит в оптический прицел.
   Попробуйте сами поваляться неподвижно двенадцать часов подряд под открытым небом, глядя в бабушкин театральный бинокль на табун муравьев. Уверен - вы спалите муравейник на фиг уже через пять минут.
   Так вот. В первую очередь снайпер приглядывает за жизнью солдат и офицеров противника. Но какая на хрен это жизнь? Все они на одно лицо. Знаков различия на них нет. Кто где - не поймешь. Снайперу скучно и он смотрит с тоской, как фигурки бродят туда-сюда, занимаются всякими никчемными делами, таскают какие-то ящики, прыгают по окопам, чего-то беспрестанно копают и вообще ведут жизнь скучную и единообразную. Лишенную всякой гармонии с окружающей средой. Но тут он видит вдруг яркое пятно в гражданской одежде. Снайпера начинают одолевать всякие мысли несовместимые с вашей жизнью. Он начинает думать: хто енто? Хрен ли он приперся? Почему одет не по уставу? Раз в гражданке значит ему все можно? Раз все можно - значит какая-то важная птица? И вот он уже берет вас в перекрестье, дабы выяснить кто вы такой на самом деле, из последних выпусков новостей. Например, каким хорошим, талантливым и отважным вы были. Сколько водки могли выжрать за раз и сколько материалов после этого написать.
   - Вот дурак, мля, - скажет снайпер и пойдет отсыпаться.
   Так что не терзайте снайпера мучительными раздумьями и не выпендривайтесь. То же самое касается нового камуфляжа. Снайпера очень раздражает, когда он видит, что кто-то одет лучше, чем он.
   Теперь о средствах защиты. Почти все виденные мной журналисты привыкли одевать бронежилет поверх одежды. Это такой шик. Стоит такой перец в кадре и чеканит что-то героическое в микрофон. Мол, посмотрите, как тут опасно и как я круто выгляжу в бронежилетке. Есть у журналистов даже бронники белого цвета с надписью "пресса". Увиденное может впечатлить разве что романтичных незамужних барышень с томными глазами из районов Крайнего Севера, где акромя оленей никакой живности на много километров вокруг. Если такие понты вам дороже жизни, то спорить не стану. Понимаю.
   Однако, рассмотрим эту ситуацию попять же с точки зрения снайпера. Уж не знаю как там на Западе, но как я уже говорил, в России и странах СНГ журналистов не уважают вообще. К ним же относится и Чечня. Если снайпер даже прочитает надпись "пресса" у вас на спине, то это не значит, что он будет стрелять в вас и плакать от жалости. А пули начнут вас огибать с разных сторон, как морской ветер. Скорее наоборот. (см. объяснения выше). Журналист для любой из воюющих сторон пишет и передает всегда НЕ ТАК и НЕ ТО. То есть он вредитель в чистом виде. Теперь собственно о бронежилете. Обычно стрелок целится вам в тело. Не из любви к искусству, а потому что оно больше, чем голова и попасть в него легче. Но если снайпер видит поверх тела бронежилет, то он скорее всего не станет испытывать его на прочность, (вдруг и вправду выдержит?) - а просто пальнет вам в голову. Как показывает практика, голова не мощнее даже самого плохонького бронника. Поэтому старайтесь носить броник под одеждой. И помните: не надо бравировать тем, что вы журналист. Среди тех, кто бегает с автоматом или снайперской винтовкой, будь то федералы или боевики, - крайне мало почитателей печатного слова или телерепортажа. Журналистов по их стойкому убеждению, до фига. Поэтому их не жалко. Сколько репортеров не убей - меньше их на фронте все равно не станет.
   То же самое относится и к каскам с надписью "пресса". Может где-нибудь в Израиле, Ираке, Афганистане - придерживаются каких-то правил и не стреляют в журналистов, то в Чечне вы этого не дождетесь. Скорее наоборот: спровоцируете обстрел.
Если вам довелось передвигаться с военной колонной, то старайтесь занять место на БТРе. По возможности никаких танков и БМП. Посадка у бронетранспортеров высокая. При подрыве на фугасе у вас будет значительно больше шансов уцелеть. Если мощность фугаса не совсем уж запредельная, то у БТРа просто отлетают колеса, а вы летите себе как на американских горках и визжите. Хотя можете не визжать, а подумать куда приземляться.
   Если же вы двигаетесь на обычной гражданской машине, то старайтесь идти на максимальной скорости. При подрыве фугаса, есть шанс, что он либо оторвет задние колеса, либо взорвется позади машины причинив минимум вреда. Отсюда аксиома: чем выше скорость, тем больше у вас шансов на жизнь. Желательно, чтобы окна вашего автомобиля были открыты. При подрыве высокое давление сразу же уйдет в пространство, не успев как следует расплющить вас по стенкам кузова. В любом случае открытые окна также повышают ваши шансы на жизнь. И еще. Старайтесь всегда ездить по середине дороги. Незаметно заложить фугас в асфальт - невозможно. Поэтому боевики часто закапывают его у обочины или вешают на столбы и деревья. Сами понимаете, чем дальше вы окажетесь от места подрыва, тем больше у вас будет шансов. И ВСЕГДА объезжайте лужи. Если нет такой возможности, то у вас всегда есть возможность помолиться, чтобы там не лежало никакой гадости.
   Всегда помните также, что друзьями вам могут быть только те, кто приехал с вами в зону боев. То есть ваши коллеги. Остальным не стоит слишком доверять. И поменьше болтайте о своей жизни, политических взглядах и не Боже упаси - не рассуждайте о местных обычаях. Лучше вообще держите язык за зубами. Пейте водку и молчите. Окружающие будут вами довольны. По стойкому убеждению враждующих сторон, все журналисты алкоголики и тунеядцы. Единственное наше достоинство: мы можем складывать слова во вполне разумные предложения. Иногда их интересно читать или слушать. На этом ценность журналистов исчерпывается. Глядя на то, как вы низко пали в этом прекрасном мире, окружающие вас люди с автоматами испытывают чувство собственной значимости. Поэтому они снисходительно оставят вас в живых, чтобы вы и дальше тешили их самолюбие.
   Еще одно немаловажное правило: НИКОГДА во время гражданских беспорядков и стихийных выступлений местных жителей - не лезьте в толпу. Это может плохо для вас закончиться. Один мой друг, решил снять стихийный митинг местных жителей, которые наши трупы своих односельчан на дороге. Сельчане были злы и остервенились до предела. Мой друг прошел в толпу вместе с оператором и стал снимать убитых. Журналисты были славянской внешности поэтому местные жители вскоре переключились на них. Послышались угрозы. Толпа плотно обступила журналистов, лишая их возможности смыться. Оператора стали толкать. Корреспондента уже потянули за жилетку книзу. В общем назревал нешуточный конфликт. От трупов шел сильный запах разложения. У журналистов градом потекли слезы. Видя такое дело, местные жители зашептались: "русские плачут, русские плачут". То есть только случай спас журналистов от расправы. Если бы они неожиданно не "зарыдали" к уже имеющимся трупам прибавилось бы еще два.
   Ну и пожалуй пока все. Если что обращайтесь.
  

ГЛАВА 4-Я

  
   Проснулся я к вечеру. Точнее меня разбудил Саша Колчин, загремев бутылками пива в ведре.
   - На тебе лица нет, - проговорил он устало, вскрывая изумрудный бутылек.
   - Смотри тогда на то что есть, - ответил я.
   Колчин сказал, что начал уже беспокоится. Меня не было три дня. А договаривались, на один-два дня. Мы поделились новостями. Я рассказал ему о моем расстреле. Сашка мне посочувствовал и предложил чего-нибудь немедленно сожрать.
   Я чувствовал такую усталость и обреченность. Тело мое ломало и плющило. Так не хотелось никуда вставать из своего уютного угла в прихожей. Но жизнь есть борьба. Тут я подумал о том, как масштабно и неузнаваемо изменилась бы наша цивилизация, если бы человеку и животным не надо было бы никого сжирать. Не надо было бы ничего жевать и глотать. Скольких ценных особей мы спасли бы! Сколько бы людей и животных избежали страданий. Взять хотя бы Красную шапочку, волка, бабушку, колобка, троих поросят, семерых козлят. Драконам не было бы никакой необходимости жевать визгливых принцесс. А вечером страдать жестким стулом выкакивая фамильные драгоценности. Немудрено, что драконы стали такими злыми... Тут же по журналистской привычке драконы подверглись жесткому анализу. - Это сколько же при весе и размере дракона ему надо было сожрать принцесс, чтобы не околеть с голоду? - думал я, - Десяток в день - это точно. Хотя он вроде бы еще и девственницами питался. А сколько рыцарей воевало с драконами, чтобы отбить какую-нибудь смазливую принцессу или костляво-стройную девственницу? Единицы. Эти малочисленные и потому постыдные для человечества случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Напрашивается вывод: драконов подкармливали сами люди. Кто жену принесет, кто тещу...вот она жестокая разгадка тайны человеков и драконов. Но в семье не без урода. Романтичные придурки в доспехах изгадили и уничтожили этот прекрасный симбиоз. А все человечество теперь мучается. Не секрет, что в России женщин намного больше, чем мужчин. Куда спрашивается теперь девать этот излишек?
   - Надо быстрее пожрать. Скоро стемнеет, - говорил Колчин из кухни. Я слышал как елозили по столу консервные банки под его быстрыми руками. И острые удары ножа по жести долбили мне прямо в мозг.
   Наконец я собрал в комок жалкие остатки сил. И отдал им приказ. Они бережно перенесли мое тело на кухню и усадили на табурет.
   Колчин посмотрел на меня, как ботаник на цветочную козявку, и достал откуда-то бутылку водки.
   После первой порции тепловатой водки я почувствовал, что летний жар никуда не исчез. Невидимой волной он плавно затекал все это время на кухню и теперь вдруг навалился на меня сзади, выдавливая из тела обильные капли пота.
   Пока мы опустошали консервы, запивая их водкой, за окном стемнело. Убрав со стола и закурив по вечерней сигарете, мы условились за ночь написать по репортажу в газету. Я прилег в соседней комнате на матрас и тут же провалился в небытие. Колчин принялся за работу на кухне.
   Глубокой ночью Сашка меня разбудил. За окном во всю веселились боевики. Они выли, визжали, стреляли, кричали "Аллаху уакбар". С блок-поста шмаляли в ответ и посылали их на х..й.
   В общем каждый был занят своим любимым делом и отдавался ему всей душой.
   Стоя на четвереньках в прихожей мы снова обсудили план работы и я поковылял на четырех костях на кухню. Колчин ушел в комнату. Ночь за окном содрогалась от выстрелов. Гуляли туда-сюда ниточки трассеров. Я высунул глаза на уровень крышки стола. Но так чтобы моя макушка не маячила из-за подоконника.
   Нервное пламя свечи помогало мне марать тетрадные страницы своим репортажем. К рассвету черновик был закончен. С первыми лучами солнца успокоились и боевики.
   Все также на четвереньках я вернулся в комнату и завалился спать. В восемь утра открывался следующий раунд переговоров.
  
   Мы успели заскочить в Территориальное управление и начитать по телефону свои статьи. Кстати, местные работники всегда очень зорко следили за тем, кто и что передает. Поэтому во избежание конфликтов, самые жареные или противоречивые факты, журналисты всегда приберегали для дома. Где можно спокойно все написать. И где тебя не станут хватать за майку с криками: - "Что это ты там, мля, передаешь, говнюк, о нашей доблестной работе?" Или: - "Ты что же это? Не веришь в наши мирные порывы, сука?"
  
   Толпа горожан, боевиков, федералов, журналистов собиралась перед домом ОБСЕ раньше, чем прибывали участники переговоров.
   Сначала приезжали военные-переговорщики. За ними, под охраной боевиков и двух БМП федеральных сил появлялись Масхадов, Удугов, Яндарбиев. Бывал неофициально брат Шамиля Басаева - Ширвани. Не помню, входил ли он внутрь дома. Но мы частенько вдели его в толпе боевиков. Как-то мы подошли к нему и попросили посодействовать в интервью с его братом. Что он думает о переговорах? Ширвани посмотрел на нас и сказал:
   - А может быть вы агенты ФСБ?
   Мы опешили и только руками развели. Что ответить? Оправдываться? Так он нам все равно не поверит. Решили не приставать к нему и заняться тем же, что и все - ожиданием результата.
   Под палящим солнцем, на свободном пространстве между толпой и двором, где сидели переговорщики мы общались с коллегами журналистами, делились новостями и просто болтали на всякие житейские темы. Какой-то боевик привез из своего сада огромный пакет спелых персиков и угощал всех встречных.
   У забора сидели солдаты. Один из них кемарил с пулеметом в руках. К нему подсел какой-то местный и начал что-то втирать про свою тяжелую жизнь: как он сидел в тюрьме, как он вернулся в республику, потом сидел при Дудаеве, но тот всех зэков выпустил. Как он не любит русских и все такое в том же духе. Солдатик спал-спал потом приподнял голову и заявил измученным голосом:
   - Да вас вообще на х..й всех перестрелять давно надо, - Голова его снова склонилась и он погрузился в знойный сон. Его собеседник мгновенно изчез.
   В двенадцать часов во дворе дома переговоров все зашевелилось. Движение передалось всем, кто ожидал снаружи. Появились какие-то уполномоченные с заявлением: "стороны собираются отобедать". Прямо здесь во дворе, под тенистым навесом.
   Эта новость рукоплесканий среди журналистов не вызвала. Мы тоже были бы не прочь отобедать. Да хрен где найдешь. Отлучаться нельзя. Вдруг чего произойдет в это время?
   К толпе вышел некто из чеченской делегации. Толпа подалась вперед. Цепочка боевиков еле держала натиск. Переговорщик что-то сказал по-чеченски. Видимо это было настолько важно, что толпа ринулась к нему послушать поближе. Оцепление не выдержало напора и чтобы угомонить сограждан один из боевиков выдал поверх голов длинную очередь из пулемета. Это помогло. Толпа схлынула назад. Оратор взобрался на грузовик и стал говорить на чеченском. Знакомые журналисты перевели. То что мы услышали нас совсем не обрадовало. Оратор утверждал, что русские скоро уйдут. Земля будет гореть у них под ногами. И вообще всем им скоро кранты, кабздец и секир башка впридачу. Так что смелее в бой товарищи "Аллахакбаровцы".
   Толпа возликовала. Мужчины составили круг и неистово затанцевали зикр. Поодаль трындели монотонно в барабаны товарищи из Хари Кришна. Все это сливалось в один невероятный гул и мне представилось, как хорошо наверное сейчас переговорщикам. Сидят в тени, по столу укрытому белой скатертью, пляшут лениво солнечные зайчики, порхают в листве вопли толпы, а они пьют прохладный шипучий нарзан и ведут неспешные беседы о мире.
   Не стану описывать ход переговоров, поскольку это уже не имеет значения. Замечу только, что все официальные лица и лица к ним приравненные: как-то политологи, комментаторы, обозреватели, депутаты и губернаторы искренне говорили о стойком перемирии сторон. О прекращении огня и прочих радостях окончания войны. Мне ужасно захотелось все это еще раз проверить.
  

ГЛАВА 5-Я

ВСТРЕЧА С УЧЕНЫМ

  
   Вечером мы решили устроить себе богатый ужин. Купили себе по две палки шашлыка из баранины с щедрой горкой кисловатого лука. Уличные торговцы отоварили нас краснодарским кетчупом, бычками в томатном соусе, огурцами и помидорами.
   Из-под полы нам продали два пузырика водки. Причем нам достался какой-то редкий сорт. В том смысле, что о такой марке мы никогда и не слышали. Но в нашем ли положении морщить репу и выбирать? Не в супермаркете в конце-концов.
   Раскидав на столе припасы мы уже потянули руки за шашлыком да так и застыли. Кто-то постучался в дверь. Это было так неожиданно. Мы застыли словно посреди кухни материализовался сам Басаев с Ельциным за ручку. Гостей мы никогда не принимали. За окном уже густели сумерки. Это значит, что город плавно уходит под власть боевиков. В это время всякое движение по улицам прекращается. Все БТРы, БМП давно уже в укрытии. Блок-посты, комендатуры, воинские части и временные отделы внутренних дел занимают круговую оборону. С минуты на минуту, ожидая обстрелов и атак. Кто не успел вернуться в свое подразделение остается в гостях на ночь. А тут дурацкий и непонятный стук в дверь.
   Кто бы это мог быть? - металась в черепной коробке беспокойная мысль, словно пыталась удрать раньше своего хозяина.
   Поначалу я даже не понял, что это за странные словно скребущие по дереву звуки с таинственным пристукиванием. Словно мыши станцевали фокстрот.
   Но когда шебуршание повторилось я на цыпочках длинными шажками, всячески соблюдая шумомаскировку, подкрался к двери.
   Мы с Колчиным еще раз тревожно переглянулись.
   У каждого в глазах прыгали панические вопросы. Кто это? Боевики? Бандиты? Впрочем, ни те, ни другие - не стали бы стучаться, а просто выбили бы эту дверь на фиг. Повязали бы нас. И делай что хочешь. Самое паскудное - в этот момент мы ощутили свою полную беспомощность. Оружия у нас нет. Даже одного приличного ножа не найдется. Так что воевать и обороняться нечем. Звать на помощь - бесполезно. Никто и не подумает пошевелиться, даже если услышит наши предсмертные вопли.
   За дверью терпеливо ждали пока мы придем в себя, и наконец откроем.
   Глазка на двери конечно же не было. Да и на фиг он нужен, если электричества нигде нет и лестничная площадка утопает в темноте по самую макушку?
   - Кто там? - спросил я, и на всякий случай сразу же сдвинулся за стену, возле двери. Если начнут стрелять, то не попадут.
   - Григорий Алексеевич Вяземский! - послышался бодрый голос. Акцент у незнакомца был явно московский, - Я хотел бы с вами поговорить.
   - Не самое лучшее время, господин Вяземский, - заметил я неуверенно.
   - Вы журналисты? - уточнил голос.
   - Да.
   - Тогда чего бояться? Я тоже работник умственных напряжений. Родом из Москвы. Ваш земляк так сказать. Неужели вы полагаете, что москвичи страшнее боевиков?
   Боевики и грабители не стали бы так витиевато разговаривать, - мелькнуло в голове и я открыл дверь.
   - Григорий Алексеевич Вяземский, - еще раз представился посетитель, очутившись в прихожей, - Профессор, - нам с Колчиным пожали руки и вручили в визитке. Мы ошарашено смотрели на профессора и не говорили ни слова.
   Григорий Алексеевич не стал задерживаться в прихожей. Он заглянул на кухню, - Ага! - потер руки, - К ужину я-таки поспел!
   Профессор уселся за стол. Налил себе водочки, взял веточку шашлыка и посмотрел на нас.
   - Вы что же, так и будете стоять в прихожей у двери?
   Вся фигура профессора просто дышала уверенностью и спокойствием. Он вел себя так, словно ему давно знакома наша квартира и он, как прежний хозяин вернулся к себе домой.
   Мы с Колчиным сели за стол.
   Грозный уже замер на комендантский час. То тут то там, на улицах постреливали с ленцой по подозрительным теням. Но мы из опыта знали, что боевики начнут свои атаки на блок-посты после полуночи. Когда ночь станет совершенно чернильной.
   Мы с Колчиным разлили по чайным чашкам. Григорий Алексеевич терпеливо нас ждал, держа свою порцию на весу.
   - За знакомство? - предложил он.
   Мы выпили и наши руки забегали по столу, как по роялю. Закуска быстро таяла.
   - Чего поделываете в Грозном? - спросил я.
   - Изучаю народы Кавказа. Я вообще-то ученый. Приехал сюда консультировать наших военных переговорщиков. Генералы ведь ни фига не знают с кем имеют дело. Я уж не говорю про их полную безграмотность в местных обычаях.
   - Ну, не скажите, - возразил Сашка, - Кое-чего они все-таки понимают.
   Профессор недоверчиво хмыкнул:
   - Это в чем же они понимают? Как деньги делать? Или как общаться с чеченскими полевыми командирами? Наши генералы не доверяют аборигенам. И этим все сказано. Кроме того наши военные не доверяют и нашим ученым, таким как я - и этим сказано все остальное. Скажите, как можно о чем-то договариваться если ты не веришь ни противной стороне, ни своим консультантам?
   - А ОБСЕ? - вставил я.
   - ОБСЕ - они тоже не доверяют.
   - Тогда к чему все эти переговоры?
   - Военным приказывают сверху, - Григорий Алексеевич ткнул вилкой в потолок, - Они эти приказы выполняют. В силу своих возможностей. Я имею ввиду в целом они вроде бы остановились, но в частностях - война продолжается. Точно также поступают и боевики.
   - Не навоевались еще, - кивнул Сашка.
   - Это верно, - профессор разлил водку по чашкам.
   Тут звонко стукнуло в черном провале окна. Граната из РПГ-7, шипя пролетела где-то рядом. Повинуясь гражданскому дурному любопытству, мы выглянули из окна. Граната ударилась со всей дури в бетонную плиту блок-поста. И воздух вокруг мгновенно выгорел ярким шаром. Еще через мгновение ударил по окнам звук разрыва.
   - Ну, за мир во всем мире? - предложил профессор.
   Мы поддержали тост. Колчин затушил свечу на столе. И теперь только луна освещала кухню. Впрочем со своими обязанностями она справлялась не плохо.
   - В общем нашим военным все время кажется что везде кроется подвох, - продолжил Григорий Алексеевич, - Вот я и маюсь без дела.
   Профиль профессора то проступал бледным пятном в лунном свете, то прятался в тени. У Колчина лунные блики играли на руках.
   - Хотя правда не могу сказать что маюсь тут бесполезно, - Григорий Алексеевич безошибочно отыскал в нестойком свете Луны наши чашки и, как опытный выпивоха разлил на слух, по булькам, - Кое-какие наблюдения я для себя все же сделал.
   - И какие? - заинтересовано откликнулся Колчин.
   - Странная война. Все друг друга мочат нещадно, а бензовозы с нефтью так шныряют в Дагестан и Ингушетию, словно и боевых действий никаких нет. Главное, - профессор помахал вилкой, - Еще ни один бензовоз не подорвался на фугасе, а военная техника подрывается постоянно.
   - Ну, это мы и сами заметили, - разочарованно протянул я.
   - Аллаху Акбар! - неожиданно заорали под самыми окнами и черное брюхо ночи распороли автоматные очереди.
   - Весело у вас тут, - прокомментировал профессор обыденным тоном, - И что так каждую ночь?
   - Ага.
   - Рисковые вы ребята, - пожал плечами Григорий Алексеевич, - Я бы в таком месте жить не согласился.
   - Выбора нет, - ответил я, - А вы где живете?
   - У военных. В комендатуре.
   - Нас туда не пускают, - включился в разговор Сашка, - Можно, правда, ночевать в Территориальном управлении. Под охраной и обороной. Но там столько журналистов сейчас: не продохнуть. Все друг у друга на головах спят, сидят и едят.
   - Вы значит любите отдельное жилье, - хихикнул профессор, - Пусть на поле боя, но чтобы отельный окоп со всеми удобствами?
   - Вроде того, - подтвердил Сашка.
   - А к нам вы зачем пожаловали? - спросил я.
   - Да скучно знаете ли стало, - Григорий Алексеевич изобразил на лице скуку, - Увидел вас возле дома переговоров и решил познакомиться. Это кстати не вы ли сделали интервью с командующим группировки?
   - А что вы читали? - удивились мы.
   - Конечно! В комендатуру поставляют свежие газеты. Ну, относительно свежие, конечно, - поправился профессор, - С задержкой в неделю. Вот тут племянник мой еще командирует. Василием зовут, - перескочил он на другую тему.
   - Да?
   - Он скрипач. Дает концерты местному населению. Ну, и вообще хороший человек.
   - А где он сейчас? - поинтересовался я.
   - В гостях. Дает концерт у военных.
   - Не знал, что военные увлекаются скрипкой, - хмыкнул Колчин.
   - Еще как! - заверил Григорий Алексеевич, - Не надо так плохо думать об армии.
   - А мы и не думаем, мы просто делимся своими наблюдениями, - поддержал я друга.
   Мы проболтали до глубокой ночи. Я сказал Колчину, что завтра улетаю поближе к горам. Офицеры из штаба группировки разрешили мне смотаться в один из районов. Где работают мотострелковые подразделения. К десантникам мне понятно, ехать больше не хотелось. Военные обещали мне показать, как там у них соблюдается перемирие. Григорий Алексеевич спросил почему я так отозвался о десантниках и мне пришлось пересказать ему свою историю с расстрелом. Профессор пожелал мне удачи, и просил быть поосторожнее. Под нашими окнами боевики в бессчетный раз пели свою излюбленную песню под названием "Аллаху Акбар!" и аккомпанировали себе автоматными очередями. Лежа на матрасах, мы медленно засыпали под этот концерт вздрагивая время от времени от разрывов гранат из РПГ-7.
  
  

ГЛАВА 6-Я

ПОЗИЦИИ МИРА

  
   Вертолет все-таки домахался своими лопастями и его утащило в небо. Дверь не закрывали. Боец выставил в проем пулемет на откидной раме, дернул затвор и приготовился к стрельбе. Все кто сидел в салоне, без команды передернули затворы автоматов, распихали в подствольники гранаты, откинули иллюминаторы и вертолет со всех сторон ощерился стволами. Даже под хвостом машины была снята половина рампы и теперь там сидел пулеметчик, обложенный со всех сторон солдатскими бронежилетами. Вертушка все выше и выше уходила в небо. Потянулись внизу ниточки дорог и серебряные ленточки рек. Пузырчатые лоскуты зеленки перемежались пустыми полями, которые уже который год никто не вспахивал, кроме снарядов и мин. Впереди наплывали горы. В какой-то невидимой точке вертолет вдруг приостановился, как-то подозрительно стукнул винтами и устремился в поросшее лесами ущелье. Мы падали несколько секунд. Когда земля оказалась уже пугающе близко, машина стремительно ушла вбок. Тут что-то грохнуло за бортом и засветилось до того ярко, что перебило своими лучами солнце. Сердце у меня зашлось в немом крике и упал куда-то желудок. Мне показалось, что в нас попали. Какой-то военный поймал мой взгляд и улыбнулся:
   - Не дрейфь! Это отстрелы.
   Вертолет через равные интервалы отстреливал по обеим бортам горящие шашки, чтобы уйти от ракет теплового наведения.
   Замелькали зеленые верхушки деревьев. Внизу распласталась широкая река с полосами отмелей. Вертолет быстро снижался.
   Уже различалась щебенка в русле реки. Видны были волны проворной речки, которые прыгали через валуны и толкаясь летели дальше среди нагромождения камней. Казалось мы не летим, а едем на воздушной подушке. Тут машина встала на дыбы, несколько секунд шла стремительно вверх, потом зависла на вершине невидимой горки и снова повалилась на бок, в пропасть. В салоне все молчали и пристально смотрели на зеленку и горы.
   Судя по лицам наших военных мы летели куда-то в совсем уж нехорошее место.
   Мне представилось, как рядом посвистывая крыльями на виражах летят наши Ангелы-хранители:
   - Опять приключений ищешь? - спрашивают они и ернически хихикают.
   - Это моя работа, - говорю я угрюмо, - Я должен все видеть своими глазами.
   - А ты никогда не задумывался, - продолжают они язвительно, - Что увиденное тобою, на фиг никому не нужно? А тебе может статься еще и вредно для здоровья будет?
   - Чушь, - возражаю я, - Мои статьи расскажут людям, что здесь происходит на самом деле. Они поймут....
   - Интересно, - обрывают Ангелы, - Ты сам-то веришь в эту чушь? Ну, представь, открывает человек за утренним кофе газету, читает твою статью и узнает, что - ПОЛНАЯ ЖОПА ТВОРИТЬСЯ ТОВАРИЩИ! Настроение испорчено на весь день. Сломаны мечты, будущее предстает в огне. Ему становится страшно за себя, за семью. С досады читатель плюет прямо в газету!
   - А мне что - не страшно, по-вашему? Меня это что - радует?
   Тут Ангелы начинают зловеще с каким-то металлическим лязгом хохотать и в следующее мгновение я понимаю, что это лупит наш пулемет!
   - Бл..дь! - орут в салоне, - По нам работают!
   Машина заваливается на куда-то вниз и выписывает новый вираж. Все начинают бешено лупить в зеленку.
   - Прекратить огонь! - орет старший, - Мы уже проскочили!
   - Никого не задело? - спрашивает кто-то.
   Все переглядываются. Да, вроде все на месте и даже кое-то улыбается. Но мне не смешно. Мне ведь еще обратно лететь на той же вертушке. А вдруг у боевиков нет обеденного перерыва, выходных и все такое? Вдруг они вообще не отдыхают и будут снова караулить нас там? Я напросился, чтобы слетать в горы на передовую и посмотреть что происходит. Теперь понимаю, что лучше посмотрел бы телевизор и добросовестно все оттуда перекатал. Как делает большинство моих коллег по цеху. Ну, чем плохо? Сидишь себе в Москве, смотришь телевизор и фигачишь на бумагу свои впечатления от репортажей. Ну, или на худой конец можно и в Грозном перетусоваться. Все это пролетает в моем мозгу одной строкой. Я ругаю себя на чем свет. Говорю себе, что больше дружить с собой не буду. И слушать твоих дурацких советов, Леша - тоже не стану.
   - Ты засек откуда стреляли? - спрашивает офицер у пулеметчика.
   - Да.
   В салон вваливается штурман:
   - Бл..дь! уроды! - он протягивает офицеру карту, - Покажи откуда долбили?
   Карту передают пулеметчику. Тот смотрит и тыча пальцем в зеленые разводы карты говорит:
   - Кажись отсюда.
   Штурман хмыкает и скрывается в кабине.
   Через несколько минут вертушка выходит на бреющий полет. На огромной скорости мы летим у подошвы какой-то горы. Сквозь верхушки зелени, хорошо видно, как бегут муравьями между деревьями человеческие фигурки. Рассыпаются веером. Некоторые припадают на одно колено и снова бегут. Непонятно кто это? Наши? Боевики? Стрельба за бортом усиливается и уже вываливается из леса пачками. То ли кто-то куда-то бежит, то ли кто-то от кого-то убегает. Вертолет уже заходит на посадку в ста метрах от кромки леса.
   Старший группы мгновенно просекает обстановку:
   - Всем приготовиться! Как сядем, еб..лом не щелкать! Рысью от вертолета! Кто замешкается - получит пи...ды. Эй гражданский! - в мою сторону, - Тебя это особенно касается. Уе...ывай от вертолета как можно дальше! На какой хрен тебя вообще сюда взяли! - заканчивает офицер.
   Я киваю. Я с ним совершенно согласен. Я тоже не понимаю на что здесь смотреть. Но события уже захватили меня, как зубчатые колеса за рукав и неумолимо тащат на убой.
   Машина садиться. Не дожидаясь пока она твердо встанет на ноги выпрыгивает пулеметчик и залегает стволом в сторону леса. С дробным грохотом высыпают остальные. Бегом, бегом, бегом. Пробежка - залегли. Пробежка - залегли. Лес позади трещит от выстрелов и заходится от разрывов гранат.
   "Ах! Ах!" - задыхается он - "Ввух! Ввух!" - несутся между деревьями куски металла.
   Мной никто не командует, но я понимаю, что лучше делать так как все. В лесу идет отчаянная круговерть автоматных очередей. Сухими голосами ухают подствольники. Из вертолета стремглав вылетает экипаж и припускает за нами.
   В ста метрах от вертолета чернеет насыпь. За ней укрылось управление этим военным водоворотом.
   - Ну вы совсем ох...ели, военные!!! - встретили они нас радушным криками, - В лесу бой идет, а вы над ним заходите! - говорит кто-то и отчаянно тычет в сторону леса.
   - Ну идиотов наберут по объявлению! - комментирует другой.
   - Ну, кто знал?! - оправдывается старший, - Нам сказали забросить сюда группу и взять раненых.
   Группа управления снова принимается что-то говорить в многочисленные рации на все голоса. Летят малопонятные позывные. Каких-то "факелов", "лютеров", "салюты" оповещают об эвакуации. Я понимаю, что сейчас начнут в темпе грузить раненых, поэтому стараюсь не терять времени даром и начинаю приставать с вопросами.
   На меня смотрят как на идиота.
   - Какое перемирие на х..й? Ты слепой? Вокруг видишь что твориться?
   Я говорю: - Ну, как же это...э-э-э...а ОБСЕ...э-э-э...
   Тут отстраняется от рации офицер и в кратких, емких и очень эмоциональных терминах рассказывает мне о том, что на самом деле означают слова "переговоры", "ОБСЕ", "перемирие" и прочее. Потом достается московским политикам. Отдельно Москве и алкоголику Верховному Главнокомандующему.
   - Ты из Москвы?
   Я киваю. Хотя сейчас я не уверен: стоит ли в этом признаваться?
   - Когда это закончится? Скажи мне, а когда там у вас эти бляди в Кремле поумнеют? Вот тогда и закончится!
   Он спрашивает меня так, словно перед ним сидит тот самый алкоголик Верховный Главнокомандующий. Или по крайней мере его доверенное лицо.
   Я пожимаю плечами и уже сожалею, что спросил. Но у офицера нет времени со мной разговаривать. Он отворачивается и снова отдает приказы по рации.
   Я между тем размышляю, как мне изобразить все это в репортаже? Не дашь же все это прямым текстом? Дяди в Кремле, просто офигеют от таких откровенных подробностей.
   Кстати, я заметил: когда человек попадает на должность в Кремль, то ему начинает казаться, что его слова приобретают страшную магическую силу. Приказами он может двигать горы, останавливать поезда и рассветы с закатами, унимать инфляцию или на худой конец расстегивать ширинку на собственных штанах. Но беда в том, что это не правда. Другая беда в том, что они об этом не знают. Люди же, которые работают с ними рядом: ну, хотя бы уборщицы или помощники - тоже не хотят их в этом разубеждать. Теперь ответьте себе на вопрос: ну и как этой дурной страной управлять?
  
   Подкатил БТР с солдатами на броне.
   - Вот сейчас увидишь какое тут перемирие, - бросил мне офицер, - Вы куда? - обратился он в сторону машины.
   - Надо раненых забрать. На хутор.
   - Возьмите журналиста. Лишние руки вам не помешают, а он заодно посмотрит, как мы тут мирно сосуществуем с боевиками. Военные на броне захохотали.
   Мне освободили место. Я залез на машину и БТР рванул по полю.
   - На вертолет успею? - спросил я у офицера. Его погоны еще носили темные следы от снятых звездочек.
   - Не ссы! Без нас не улетят. Мы же им еще раненых должны привезти.
   Защелкали знакомой чечеткой автоматные затворы. Клямснуло в башне БТРа и она поползла чуть в бок. В сторону зеленки. Больше я ни о чем не расспрашивал, и только шнырял глазками по сторонам боясь обстрела.
   Замелькали какие-то покосившиеся постройки. Два коровника с обрушенной крышей, прошитые крупнокалиберным пулеметом белые стены. Потом потянулись сады, огородики. Деревья расступились и мы оказались на окраине населенного пункта. БТР притормозил.
   - Бегом! - крикнул офицер, и рванул вниз. Вслед за ним посыпалась пехота и стала разворачиваться в цепь. Я кинулся следом. Стараясь держаться рядом с командиром.
   БТР развернулся на сто восемьдесят градусов и снова оказался позади нас.
   Пехота припадая к земле, перебежками бросилась к домам. Я бежал возле офицера.
   - Вас как зовут? - спросил я на бегу.
   - Валера, - он быстро протянул мне руку и снова побежал виляя между кустами.
   На поле боя мне еще никогда не приходилось знакомиться.
   - Ты осторожнее тут, - бросил он мне когда я подбежал и присел рядом.
   - А в чем смысл этих операций? - спросил я, - Ну, тот бой в лесу, вот этих маневров?
   - Они после перемирия стали просачиваться через нашу линию. Попытались несколько подразделений взять в кольцо. Вот мы их сейчас и вышибаем обратно. Туда откуда пришли. Только-только выкурили их отсюда, - Валера указал автоматом на дома, - Но отдельные сволочи еще могут шляться. Понастроили, знаешь ли, схронов, подземных тоннелей, переходов из дома в дом. Так что поосторожней. Они могут появиться откуда угодно.
  
   - Тащ, капитан! - вынырнул из кустов чумазый боец.
   - Чего?
   - Там нора! - солдат указал себе за спину.
   - Бегом!
   Мы кинулись вместе с солдатом за кусты. На огороде, неподалеку от заброшенного теперь дома, присели на корточки бойцы. Одни водили стволами по мертвым окнам. Другие держали под прицелом зев подземного лаза.
   - Рассредоточиться! - приказал Валера. Все кинулись врассыпную, - Граната! - чуть тише сказал он. И швырнул ребристый комок в подземелье. Все залегли. Кто-то вдарил мне по ногам и я упал, - Не хрен пялиться! - прошипел чей-то голос, - Хочешь осколком по тыкве получить?
   Под грядками ухнуло. Валера привстал и хлестнул по темноте очередью из автомата.
   - Рябов! Скрыльник! Проверить. Остальные к дому.
   Все тотчас бросились выполнять приказ. Капитан поднес рацию к губам:
   - Остановить продвижение. Всем оставаться на одной линии. Ориентир: красная крыша. Нашли лаз. Каждому проверить свою позицию.
   Где-то затарахтел двигатель БТРа.
   - Не маловато нас? - усомнился я.
   - Нормально, - ответил Валера внимательно глядя, как его бойцы проникают в дом через окна, - С другой стороны еще ребята подходят. Так что не дрейфь, - он хлопнул меня по плечу и побежал к дому. Я припустил за ним. Пока все было спокойно. Судя по мертвой тишине, боевики либо давно оставили свои позиции, либо готовят смертельный удар и ждут когда мы поглубже втянемся в село. Такое частенько бывает. В хитрости и коварстве они уверенно держат первое место на этой войне.
  
   Мы не стали заходить в дом. Валера обежал его и вышел к крыльцу. Из дома вышел солдат:
   - Все чисто, тащ, капитан.
   - Где Рябов и Скрыльник?
   - Вылезли из погреба. Сейчас чердак осматривают. Боец отошел от дома и задрал голову к чердачному окну: - Ну, чё, там?!
   - Чисто! - помахали оттуда рукой.
   Валера снова припал к рации:
   - Доложить обстановку. И тут же откликнулось многоголосье:
   - Четвертый - нормально. Третий - не нашел. Два - спокойствие.
   - Вперед, - скомандовал Валера.
   Я представил себе, как наша маленькая боевая линия двинулась по огородам между домами и деревьями.
   - А они могут нас слышать? - поинтересовался я.
   - Еще как! - утвердительно кивнул капитан, - Уверен, они даже сейчас очень внимательно нас слушают.
   - А сменить частоту?
   - Ну, ты типа самый умный да? - ухмыльнулся Валера и покачал головой, - Мы по-твоему этого не делаем?
   - Пардон, - это я от волнения, - начал я свои оправдания, - Тишина какая-то подозрительная. Вот и нервничаю.
   - Ладно, не ссы. Прорвемся, - по-душевному откликнулся капитан.
  
   Впереди мелькали между кустов фигурки солдат.
   Постепенно подразделение втянулось в село. Солдаты шли цепью, захватывая улицу и прилегающие дворы. БТР медленно полз позади, вращая пулеметом по сторонам. Гнетущая, настороженная тишина изредка ломалась одиночными очередями. Но продолжений не следовало. Как я узнал позже это бойцы шарахали из автомата по темным углам сараев и домов. На всякий случай, как говорится.
   Чуть позже нас нагнали два военных УРАЛА с открытыми бортами. Оттуда попрыгала пехота и присоединилась к подразделению капитана Валеры. Грузовики в свою очередь встали позади БТРа.
   Наконец наткнулись на первых убитых. Оружия и амуниции при них не оказалось. Скорее всего забрали боевики.
   Солдаты внимательно осматривали тела: не заминирован ли труп? И потом относили к машинам. Я не стану описывать убитых. Все смотрят кино про войну, поэтому читатель сам себе может представить.
   Смерть в бою выглядит всегда одинаково.
   Так мы продвигались около получаса. Убитых сносили к машинам из дворов, и садов, находили внутри заброшенных домов - и тоже несли к УРАЛам. Все делалось молча и сосредоточенно. Команды друг другу подавались тяжелыми взглядами и короткими жестами. Слышно было только тарахтение моторов.
   Все передвигались точно по пословице: не буди лихо пока оно тихо. Это "лихо" - в любую секунду могло взорваться пулеметной очередью и веерами автоматной стрельбы. Я быстро нагнал Валеру, когда он перескочил на улицу через забор какого-то двора.
   - Что слышно? Где раненые?
   - Наверняка уже забрали наши. Когда отходили отсюда, - предположил капитан.
   На одном из перекрестков, вдруг вспыхнула и зашлась тяжелым кашлем пулеметная очередь.
   - Нашли-таки! - Валера удовлетворенно сплюнул. Солдаты кинулись с дороги и прилипли к заборам. Сзади нас поспешно нагнал БТР. Потом сбавил скорость и осторожно газуя, начал красться к перекрестку. Валера показал пальцами на двоих солдат и потом перевел их в сторону угла. Бойцы побежали, тяжело выбрасывая вперед ноги в кирзовых сапогах. На каждом из них помимо бронежилета, разгрузки и рюкзака, было навьючено еще по два одноразовых гранатомета "Муха".
   На груди капитана захрипела рация.
   - Обстрел из стрелкового оружия. Пулеметы, автоматы. Красный кирпичный дом. Двухэтажный. Справа от перекрестка.
   - Понял.
   Валера бросился на угол. Я пригибаясь, побежал за ним. Мы осторожно выглянули из-за угла. Дом красного кирпича огрызался огнем практически из каждого окна. Солдаты отвечали ему из-за заборов и домов.
   - Ни фига себе! - вырвалось у меня.
   - Вернулись что ли? - сказал сам себе Валера и добавил в рацию, - Блокировать. Будем давить.
   Автоматная пальба разошлась после этих слов пуще прежнего. Сзади подкрался БТР. Откинулся люк и появилась чумазая морда солдата.
   - Тащ капитан, чего делать?
   - Можешь слегка высунуться и долбануть ему? Второй этаж, работает пулемет.
   - Попробую, - люк закрылся.
   - Не хрен пробовать, делать надо, - крикнул вдогонку Валера.
   БТР газанул, чуть подался вперед. Пристроился поудобнее и выдал из-за поворота длинную очередь по второму этажу.
   На секунду стрельба из дома вообще смолкла. Словно там были потрясены неожиданным появлением у нас чего-то более крупнокалиберного. Потом открылась стрельба с новой силой. БТР снова ударил по окнам длинными очередями.
   - Пулемет, пулемет, подавлен, подавлен, - захрипела рация. В ту же секунду чуть-чуть не долетая до перекрестка, долбанул гранатометный выстрел.
   - Вот те и подавлен! - мелькнуло в голове. Теперь настала наша очередь удивляться. Шандарахнуло так, что заложило уши. Мы попадали на землю. БТР дал задний ход и укрылся за углом дома.
   - Граники, значит, припасли! - вскипел Валера.
   - А где у нас танки?! Минометы?! Артиллерия!? - закричал я сквозь грохот стрельбы.
   - Ты что забыл?! У нас же перемирие! - капитан сделал круглые глаза и засмеялся. Обычно я веселый парень. Но в данной обстановке, все мои "смешки" забились куда-то в угол и не показывались.
   БТР снова выполз из-за угла и долбанул по окнам, потом быстро и ловко спрятался.
   - Надо перебежать, - сказал Валера.
   Долбанул по броне машины, вызывая солдата. Люк откинулся.
   - Чего?
   - Ни чё! Ёптать, совсем устав забыли?! - заорал на солдата офицер, - На другую сторону перекрестка давай! Только быстрее. И люки открой.
   Машина взревела, люки на броне приоткрылись и она борзой рысью рванула через перекресток, долбя по окнам из главного калибра.
   Валера припал на колено и застрочил короткими очередями. Гильзы выскакивали щедрыми горстями и с щелчком отскакивали от забора. Одна из них очень ловко срикошетила и попала своим ободком прямо в сустав моего большого пальца на руке. Получилось очень больно. Я запрыгал, как сумасшедший.
   - Зацепили? - каким-то шестым чувством Валера уловил мои трепыхания.
   - Нет, нормально, - я остановился и встряхнул руками, - По-идиотски получилось, - мелькнуло в голове, - Подумает еще, что я тут станцевать решил.
   Капитан покачал головой: - Ты бы еще спел, ё-моё! - подтвердил он мои наихудшие опасения, - и снова припал к автомату.
   Растратив на дом еще один магазин, Валера, сменил рожок, демонстративно оглядел меня с ног до головы и сказал со смешком заметил: - Впервые такое вижу: бой фигарит вовсю, а ему скучно стало и он затанцевал! Ха! - он снова мотнул головой и задолбил из автомата.
   - А зачем люки у БТРа открывать? - переменил я тему.
   - Долго объяснять. Но суть в том, что если граната РПГ попадет в машину, то все давление уйдет через открытые люки в атмосферу. Экипаж жив останется. Глушанет правда, но так это же фуйня для нашего брата. Теперь и нам надо бежать.
   Стрельба из красного дома малость поутихла. БТР изловчился, нашел какую-то брешь в заборе и стал лупить прямо в окна дома, устраивая там кромешный ад.
   Стоило нам высунуться из-за угла, как перед нашими носами бойкая очередь вышибла фонтаны песка. Мы юркнули обратно. Новая попытка сорвалась из-за нового обстрела. На этот раз пули попали в угол забора.
   - Твою мать! - вскипел Валера, - Эта сука где-то сидит и нас видит!
   - Какого хрена мы тогда рыпаемся? - заорал я вращая головой на триста шестьдесят градусов. На крыше дома, что стоял на другой стороне улицы бликнуло стекло.
   - Снайпер! - завопил я в ужасе, падая на землю. Валера проследил за моим взглядом и поднял бинокль:
   - Какого хрена он нас еще не убил? Значит это наш снайпер, - заключил капитан и затараторил в рацию какие-то команды.
   - Вы его видели? - спросил я с земли.
   - Ага, - Валера сидел на корточках и посмотрел на меня сверху вниз, - Мельком. Разглядеть не успел. Только это все равно не мой боец.
   - Чего?
   - У меня нет снайперов! Вот чего! - заорал капитан, перекрывая новую волну стрельбы. БТР увлеченно крушил стены красного дома, где засели боевики.
   - Но его боекомплект не вечен, - подумал я и спросил вслух:
   - Чего делать будем?
   Но Валера не успел ответить. В ту же секунду мир содрогнулся и запрыгал маленьким мячиком в пыли. Облако обломков и кирпичного крошева вылетело из-за угла. Я уже и так лежал, а вот Валеру взрывная волна шмякнула об забор, как пьяная тетка привокзального пёсика.
   Капитан ругнулся и пополз к перекрестку.
   Земля скрипела у меня на зубах. Я отплевывался и смотрел как Валера по-военному бодро елозит в пыли. Он выглянул из-за угла, потом ошарашено посмотрел на меня и поманил рукой. Тут я заметил, что стрельба в округе стихла. Словно весь мир таращился на дела наши военные и только диву давался.
   - Дома нет! - звонко зашептал капитан, когда я прилег рядом.
   Я выглянул из-за угла. Злополучный дом, где засели боевики превратился кучу щебня и клубились вокруг нее небольшие, но уже умирающие облака пыли.
   Взрывная волна повалила бетонный забор по всему периметру двора. Повырывала с мясом черепицу с соседних зданий и размолотила там все стекла. Многотонный БТР отбросило взрывной волной на несколько метров и развернуло к нам боком. С минуту все молча разглядывали место сражения. Потом на улице зашевелились перебежками солдаты.
   - Хрена себе! - сказал я и поднялся с земли, - Что случилось?
   - Ты че не видишь, что дома нет?
   - Это я вижу, но куда он делся? Не верится, что ваши эти БТРщики могли распоясаться до такой степени.
   - Сомневаешься в силе русского оружия? - капитан вышел на середину перекрестка и приказал солдатам пошарить по округе. С другой стороны поселка нам навстречу, выскочили несколько БТРов с пехотой. Под крики старшего они бодренько скатились на землю и рассредоточились вокруг.
   - Во! Подмога! - прокомментировал капитан, - Как всегда вовремя. Когда бой уже закончен.
   - Валера! Вся наша жизнь - один сплошной бой. Так что военные всегда и всюду приезжают вовремя, - быстрым шагом к нам двигался незнакомый мне офицер, - Это ты тут шалишь? - военный был весел и двигался очень резво. Словно ему не стоялось на месте.
   - Вроде того.
   - Где враги? Где дом? - офицер оглянулся.
   - В космос улетел, вместе с врагами, - хихикнул Валера, - Наверное из БТРа попали в склад взрывчатки. Больше никаких объяснений я даже придумать не могу. Незнакомый офицер присвистнул, - Лихо ты работаешь! - он хлопнул Валеру по плечу, - Правильно, не хрен их по одному вышибать, сразу долбанул в пороховой погреб - и дело сделано.
  
   Люки оглушенного взрывом БТРа откинулись и оттуда выполз экипаж. Они стояли покачиваясь возле машины и глупо улыбались. Точно закоренелые анашисты под кайфом. Офицеры подошли к экипажу.
   - Разрешите обратиться? - сказал Валере один из солдат и попытался козырнуть. Но у него это не получилось. Капитан не обиделся:
   - Валяй!
   - Есть ли жизнь на Марсе?
   - А тебе-то она на хрена!?
   - На всякий случай. Я тут подумал: мы только что чуть не улетели туда на нашем БТРе. Так вот хотелось бы так сказать знать на будущее. Что на этот счет думает наша передовая военная мысль?
   - Фролов! Предупреждаю именно на будущее, - начал капитан строгим голосом, - Если ты там случайно окажешься, не вздумай без моей команды наводить там конституционный порядок. Понял? Не хватало еще, чтобы из-за тебя наша страна, воевала с целой планетой. Нам никаких призывников не хватит.
   Вся компания рассмеялась. Подбежал солдат из команды капитана.
   - Двухсотых собрали? Раненые есть?
   - Так точно! Никак нет! - коротко ответил боец на оба вопроса.
   - Теперь улепетываем.
   - На вертолет? - уточнил я.
   - Да, - подтвердил Валера, - Здесь нам больше нечего делать.
   Мы попрощались с офицером и тот приказал своим бойцам собираться.
   Валера оглядел на прощание кучу кирпича:
   - Мы работать закончили. Теперь пусть ребята Шойгу тут ковыряются. По машинам! - помахал он рукой.
   Все кинулись врассыпную занимать места. Мы залезли на БТР. Он как ни странно, завелся и после всего пережитого даже смог самостоятельно ехать.
  
   На обратном пути, там где дорога поворачивала вслед за стеной лесопосадки, позади нашего БТРа прогремел мощный взрыв. Ударная волна слизала нас языком в одну секунду. Я упал головою в грязь. Поднялся на колени. Перед глазами летали и мерцали разноцветные мошки. Пылали синие разводы. Я посмотрел на руки. С них обильно стекала черная жижа. Ее цвет я так и не определил. В голове стучало: кровь-кровь-кровь. Кто-то тронул меня за плечо
   - Жив? Не ранен?
   Я что-что промычал.
   - Что?!
   - Кровь, - сорвалось наконец с заиндевелых, как на морозе губ.
   - Где? - послышался требовательный голос.
   Я показал руки.
   - Грязь обыкновенная, дорожная, - поставил диагноз тот же голос, - Будешь почаще мыться - и все быстро пройдет.
   Меня подхватили под мышки и потащили куда-то. Я засучил ногами по земле, чтобы помочь в транспортировке.
   В ушах что-то щелкнуло. И ворвалась ожигающей волной трескотня автоматной стрельбы. Перед глазами очутилось лицо Валеры.
   - Приляг! Сиди тихо, как говно в траве! У тебя контузия! Сейчас оклемаешься! А мы пока тут поразговариваем, - орал он мне, но я его несмотря на контузию прекрасно слышал.
   Правда на душе у меня было неважно. Душу тошнило. По телу бегали кошмарных размеров мурашки. Меня охватил такой мандраж, как какого-нибудь отставного генерала в военном госпитале имени Мандрыки.
   Вдоль кромки леса лежали солдаты и со всей дури палили в чащу. Я мигнул и посмотрел в другую сторону. Оказалось что подорвался на фугасе один из УРАЛов, везший погибших. Их тела разбросало по всему полю. Машина пылала. Так наши ребята погибли во второй раз.
   Водитель лежал окровавленный возле обочины и тихонько постанывал.
   - Прекратите стрельбу! - заорал Валера, - Вы же не видите откуда стреляют.
   Все замерли. И тут автоматная стрельба донеслась справа.
   - Пока пехота палила прямо перед собой, боевики попытались зайти ей в правый фланг, - подумал я с неожиданным спокойствием Наполеона при Аустерлице.
   Бой возобновился. Взвинтились свежей россыпью матюки над лесом.
   Погибших стали собирать под пулями и сносить в уцелевший УРАЛ. Остальные, как могли, прикрывали похоронную команду.
   Воевали они так примерно с час. Потом боевики решили видимо, что нас все же не достать и неожиданно отступили.
   Колонна быстро сжалась. Машины встали плотнее друг к другу и несколько сотен метров мы бежали по дороге, под их прикрытием. Я старался держаться поближе к БТРу. По пути мучительно размышлял: с одной стороны броня транспортера надежнее бортов УРАЛа, с другой - именно по БТРу боевики и станут лупить в первую очередь. Он же сейчас самое "тяжелое" оружие в подразделении.
   Потом все снова расселись по машинам и покатили, что есть мочи к взлетному полю. Где все еще трещала стрельба и дожидался где-то рядом, наш эвакуационный вертолет.
  
   Гул с неба накатывает на землю. Тысячи лопастей рассекают воздух на маленькие кусочки. Так и ждешь, что крошево от облаков попадает на землю.
   Столько вертолетов на таком маленьком клочке неба я еще никогда не видел. Ми-24 "Крокодилы" и Ми-8 стальным роем пронеслись над нами в сторону леса. Ударные "Крокодилы" с фырканьем пустили по нагорным лесам ракеты. Оставляя белые хвосты они ударили жалом по гуще деревьев. Загрохотала в лесу ударная волна, выбрасывая в воздух ошметки земли. Ми-8 одна за другой приземлялись возле кромки леса. Десятки свежих тактических групп выкатывались на землю и бежали в лес. Пустобрюхие вертушки возвращались в небо и выписывали круги над лесом.
   Снова зашли "Крокодилы" и повторили залп. Ми-8 старательно пропахивали лес пулеметами.
   Неожиданно одна из вертушек покачнулась в воздухе, словно елочная игрушка от щелчка, и качаясь по сторонам стала стремительно снижаться.
   - Попали! Попали! - закружилось вокруг.
   Раненый Ми-8 кое-как доковылял до земли и сел.
   Мы подкатили на БТРе и видели все своими глазами. Я попрощался с Валерой и солдатами.
   Откуда-то из-за наших спин выскочила "таблетка" и ушла к вертолету. Переговоры по рации вспыхнули с новой силой.
   - Летчика ранили, - сказал кто-то из офицеров, - Из пулемета долбили.
   "Крокодилы" шваркая ракетами обработали район откуда стреляли. Чечеткой неслось с неба эхо пулеметных очередей.
   Я увидел как в наш вертолет стали грузить раненых. Вертушка уже бешено и жадно крутила лопастями, желая поскорее убежать в небо.
   - Давай журналист, тебе тоже пора, - хлопнул меня по плечу старший группы. И передай этим пидорам в Москве, что никакого мира нет.
   Я уже изготовился, но меня остановили.
   - Погоди, пойдешь последним.
   Офицер отдал приказ по рации. Из вертолета махнули рукой.
   - Давай! Бегом! - подтолкнул он меня.
   Что есть силы я вылетел на выстрелы из леса. Из двери вертушки меня поторапливали, как беговую лошадь:
   - Давай, мать твою! Давай! Давай!
   Не снижая скорости я прыгнул головой в люк. Меня подтащили за руки в салон. Вертушка тут же оторвалась от земли. Лязгнула настенная рама для пулемета. Я повернул голову к выходу. Как в голливудских фильмах про вьетнамскую войну, пулеметчик лупил в стену леса. Вертушка уходила все выше, а он корректируя огонь бешено стрелял по зеленке стиснув зубы. Выскочил штурман и что-то быстро заорал ему на ухо показывая при этом куда-то в сторону горных пиков. Пулемет переместился в их сторону и стал бить по гребню. Наконец, вертушка отвалила в сторону и проваливаясь в тартарары глубокого ущелья. Потом очухалась, пришла в себя, и виляя, и прыгая устремилась на Ханкалу.
   Раненые, наспех перебинтованные солдаты, в мокрых разводах грязи и крови, молча смотрели вниз, на ту смертельную круговерть откуда их только что вытащили, и поглаживали цевье автоматов, как гривы верных псов.
  
   На Ханкале уже прыгала вовсю суматоха вперемешку с тревогой. Садились одна за другой вертушки, сновали носилки, "таблетки" принимали раненых и откатывали по госпиталям.
   Доставали убитых. Они были завернуты в черную пленку. Какой-то прапорщик монотонно читал скорбный список:
   - Рядовой Самойлов, сержант Копылов, сержант Рябов, рядовой Эсенбаев, прапорщик Мятов.
   - Стой, - приказывает стоящий поодаль полковник. Его измученное и напряженное лицо поворачивается в сторону носилок. Глаза впиваются в черный мешок. Носилки с убитым останавливаются. Полковник открывает лицо покойного и вдруг изменившимся голосом, закрывая лицо ладонью, как-то беспомощно произносит: - Уй, мля! Ваня! Ваня!
   Голова полковника мотается, словно он пытается стряхнуть с себя страшную новость. И я чувствую, как под его ладонью текут неудержимые слезы. Полковник с сединами на висках утыкается в плечо своего товарища. Прапорщик чуть заметно делает знак рукой и Ваню относят к общему ряду убитых.
   Мне становится жутко и как-то неловко одновременно. Будто я случайно оказался на чужих похоронах и вижу то, что другим видеть не положено. Я иду к выезду с Ханкалы, ловить машину до Грозного. В голове у меня стучит голос полковника: "Ваня! Ваня! Ваня!"
   Его седины, суровое лицо и неожиданно мягкий голос наполненный горем, жара и гул винтов, тучи пыли и разводы грязи, пятна крови на бинтах - все это сплетается в голове в тягучий комок безысходности.
   Пыль мягко расступается под моими шагами и такое чувство, словно я иду по чужой планете.
   - Ну, чё? Насмотрелся? - сказал мне скептический голос внутри.
   - Да.
   - И что ты намерен предпринять? - не унимался он.
   - Расскажу все как есть.
   - Кому расскажешь? - моя вторая, циничная натура сокрушенно покачала головой, - Кому это надо?
   - Кому-нибудь да надо, - не сдавался я.
   - Знаешь, Леша, - вздохнул голос, - Самое трудное - это спорить с идиотами. Они не признают никаких аргументов. Тебе надо что-нибудь холодное к голове приложить. Жара, знаешь ли, здешняя на тебя дурно влияет. А лучше вообще завязывать с такими поездками. Пора остановиться.
   Я отмахиваюсь от него и продолжаю шагать дальше.
   - Нет, я серьезно, - не отстает голос, - Ты ничего этим не добьешься. Ну видел. Ну, пощупал, понюхал, получил по голове. Так что с того? Тысячи людей видят тоже самое по всей планете. В Гондурасе или Сальвадоре - дела еще почище творятся. И что? Всей остальной планете - глубоко по фиг. И вообще, люди испытывают побольше твоего - и мир не рушится. А ты значит блистательный герой и хочешь доказать этому миру, что он по уши в говне? Тебе все равно не поверят.
   - Да пошел ты! - кричу я.
   Какая-то птица шарахается в испуге из придорожных кустов.
   - Я должен. Ведь нас обманывают. Подло обманывают, - говорю я птице, глядя как она улепетывает в небо.
   - Ну, раз должен - дерзай, - соглашается голос и больше ко мне не пристает.
  
   Приехав к нужному дому на площади "дураков", я вижу, что жизнь в городе закипела с новой силой. Со стороны дома переговоров миссии ОБСЕ, несутся машины с боевиками. Автомобили непрерывно гудят. Трещат на ветру зеленые флаги с волком. Выставив радостные лица из окон, боевики шквальным огнем расстреливают небо. Процессия наперегонки уносится в лабиринт разбитых улиц. Эхо "праздничных" выстрелов еще долго шарахается по развалинам домов и прыгает по дорожным ухабам.
   - Выиграли значит, - говорит рядом таксист, - Победу празднуют.
   По его тону, я так и не понял, доволен он этим или не очень?
  

ГЛАВА 7-Я

  
   Мы с Колчиным вернулись в Москву, отписались в газету и сели в редакционном баре покалякать за жисть. Барменша с длинными волосами крашенными под платину налила нам почтительно коньяка и, гремя посудой на стойке, изображая кухонные хлопоты, слушала тайком, как мы с Сашкой делились впечатлениями о поездке и комментировали новости, которые показывал телевизор над стойкой.
   Барменша бросала быстрые взгляды то на нас, то на экран. Не каждый день ведь встретишь идиотов, которым не сидится в мирной жизни. Их обычно показывают только по новостям.
   С видом мадам Шапокляк на охоте, которую мелкие людишки достали своими добрыми делами, мимо бара проплывал главный редактор газеты. Его глазки шарили по встречным сотрудникам редакции. Главный изредка здоровался с кем-нибудь достойным его ранга, но он явно искал повод к кому бы придраться, нахамить и сделать пакость. За ним верной собачкой семенила на звонких каблучках секретарша Юля.
   Увидев нас с Колчиным, таких загорелых, расслабленных, жмурящихся от хорошего коньяка с лимоном, Главный круто развернулся и подошел к нам.
   - Это что же такое, Колчин? - меня Главный словно не замечал, но по его тону было понятно, что обращается он именно к нам обоим.
   - Отдыхают тут, на югах загорают, веселятся, в баре сидят! А работать, кто будет? А? Где ваши статьи бездельники? Минус 50 процентов зарплаты обоим! - вынес он приговор и размашисто зашагал к себе в кабинет.
   Девушка Юля раскрыла уже приготовленный журнал для распоряжений и бойко записала приказание. Ее лицо превратилось в железную маску безучастности: "Ничего личного! Я только выполняю приказы!"
   Мы с Колчиным в полном недоумении уставились друг на друга. Потом на барменшу, как бы молча приглашая ее в свидетели приключившейся несправедливости. Но та демонстративно уставилась в телевизор.
  
   Мы уже знали, что Главный редактор днем ранее вернулся из Африки, где с ох...нным дробовиком смело охотился на безоружных слонов. Ему, наверное, претила сама мысль о том, что кто-то в его газете может отдыхать, кроме него самого. Но скорее всего, в самый ответственный момент у Главного попросту заклинило ружье на охоте и какой-нибудь добрый слон просто обкакал его, отомстив тем самым за нас россиян. Я сказал об этом Сашке. Тот жутко захохотал на весь бар, представив, наверное, как туземцы, морща носы, выковыривали палочками нашего славного Охотника из огромной кучи.
   - М-да, - отсмеявшись заметил Колчин, - Теперь злой Главный редактор решил отыграться на собственных корреспондентов. Уж они-то его обкакать не посмеют!
  
   К слову сказать, я вообще против всякой охоты на зверушек. Вот если бы кабаны, зайцы, лоси и прочие объекты ходили с пулеметами и могли ответить хамоватым и наглым от безнаказанности охотникам, хорошей очередью в задницу, - тогда другое дело.
   - Ладно, погоди пока тут! - Колчин бросил остатки коньяка в горло и побежал догонять Главного редактора.
   Я заказал еще две порции и уставился в сочившийся новостями телевизор. Там бойко рассказывали о конце войны в Чечне. О перемирии, о выводе войск и прочей чепухе.
   Рядом возникла Вика Лихолит.
   - Все пьете? - она кивнула на рюмки.
   - Ага. Дать бы нам по губам, чтобы руки отсохли, - сымпровизировал я.
   Но Вика пропустила шутку:
   - Куда теперь будешь ездить, адреналинщик? Война-то кончилась.
   После истории с исмаилитами, Вика меня почему-то жутко невзлюбила. Причем невзлюбила сразу же по приезду в Москву. Ей втемяшилось в голову, что наши отношения надо срочно порвать, поскольку я всегда попадаю в жуткие переделки. Но главное - из-за этих моих приключений страдают все, кто находится рядом со мной. В чем-то она была права.
   Мы как-то откровенно поговорили и Вика назвала меня "адреналинщиком". Человеком, который специально гоняется за всякими катастрофами, сознательно втягивается в передряги, и все только для того, чтобы испытать острые ощущения: чувство опасности и близость собственной смерти. Я с таким определением не согласился. Но разве переубедишь женщину? Тем более, когда она сама пострадала от чьих-то "подвигов"?
   - Настоящим ковбоям - работа всегда найдется, - ответил я.
   - Ну, с тобой все ясно, - Вика тряхнула своими роскошными волосами, точь-в-точь, как я это делают все женщины, когда злятся, - Ты живешь один. Материально не обременен. Но ты бы Колчина хоть пожалел. У него между прочим двое детей.
   Я тоже хотел тряхнуть волосами в ответ, но вспомнил, что у меня короткая стрижка. Тогда мне пришло на ум тряхнуть чем-нибудь более существенным, но испугался общественного мнения и решил обойтись просто словами:
   - Я его не вербовал в журналистику, - потом пригубил коньяк и зажмурился, смакуя жгучие ароматные капли.
   - Алкоголик, я с тобой разговариваю, - все больше сердилась Вика, - Оставь Колчина в покое.
   - Я уже сказал тебе, что неясного? - бросил я. Мне ее пустые претензии начинали надоедать.
   - У вас не будет веточки винограда? - обратился я к барменше, - Жутко хочется поэкспериментировать на своих вкусовых рецепторах.
   - Только лимон есть и больше ничего, - отчего-то обиделась барменша.
   Я повернул голову в сторону Вики, но она уже исчезла.
   - Вот так всегда, - вздохнул я, - Только разговоришься с человеком, а его потом, как ветром сдувает.
   - Вообще-то ты хам, - вступилась за Вику барменша, - Нельзя так с женщинами разговаривать.
   - По-моему с женщинами вообще нельзя разговаривать. А только отдавать команды. Как солдатам, - я подхватил рюмки и пересел подальше.
  
   Я вспомнил о своей маленькой заметке в газете, где я в кратко рассказал о своем расстреле. В тот же день мне позвонила пресс-секретарь министра обороны. Она поинтересовалась, когда я буду писать продолжение? Интересовалась впрочем не из-за любви к моему творчеству, а чтобы точно знать, когда подчиненные начнут огребать от министра пи...ей, за то что пустили корреспондента в войска. Да еще мало того что пустили, так еще чуть сами же не убили на фиг.
   К тому времени я уже почитал газеты. Посмотрел телевизор и свою "разгромную" статью счел излишеством. Военным и так доставалось от журналистов и в хвост и в гриву. Мне не хотелось участвовать в общем хоре обличителей. Это был МОЙ расстрел. И я сам волен распоряжаться им как хочу. Поэтому я просто и честно сказал пресс-секретарю, что ничего об этом писать не собираюсь. Мой ответ ее шокировал.
   - Э-э-э, правда-правда? - переспрашивала она недоуменно.
   - Да, - подтвердил я, - Я вам обещаю, что никакой статьи не будет.
   - Спасибо, - сказала она также просто, в ее голосе больше не чувствовалось официальности. Скорее человеческое недопонимание.
   Хотя конечно, понять меня можно было с трудом. Для любого журналиста такие приключения - слава в чистом виде! Можно на всю страну рассказать как тебя чуть не шлепнули. Заклеймить позором военных уродов. Пылать праведным гневом и требовать возмездия. Только мне уже ничего этого было не надо. Я понял, что есть армия - где за кепи могут пристрелить. А есть АРМИЯ того седовласого полковника. Чьи друзья и подчиненные погибают в эти дни в Богом забытом ущелье. Чьи вертолетчики положив х..й на страшную Смерть, летают по этому ущелью вывозя на своем винтокрылом горбу раненых солдат. Мне не хотелось обижать этих ребят. Потому что мою статью они обязательно восприняли бы на свой счет.
   Кстати мой неожиданный пацифизм заметило и начальство. Что доставило мне некоторые неприятности. Редактор Павлов остановил меня как-то в коридоре и заявил тоном не принимающим возражений:
   - Завтра сдашь статью на полосу, о том, как тебя чуть не расстреляли, - и пошел себе дальше.
   Я промолчал. Но ни завтра, ни потом статьи я не сдал. Мне ничего не сказали, но все редакционные начальники стали как-то не по-доброму на меня коситься. Потом, одна добрая душа рассказала мне по секрету, что кто-то из наших редакторов послал в то же злополучное подразделение ВДВ девушку-корреспондентку. Зачем? Мне, например, это непонятно до сих пор. Редактора надеялись, что ее пристрелят?
   Девушка-корреспондент собрала так сказать косвенные свидетельства моего несостоявшегося расстрела. Но официально военные представили это дело несколько иначе. По их версии, мы выпили, они показали мне автомат, и я почему-то решил, что меня сейчас расстреляют. Потом я остался в палатке один и всю ночь ждал расстрела...
   Смешно.
   В общем десантники девушку не расстреляли и она по сути вернулась ни с чем.
  
   Пока я болтал с Викой и размышлял, Колчин поймал где-то в коридорах редакции нашего босса и пустился в оправдания. Саша объяснил, что мы загорели в Чечне. Что только вчера вернулись и уже отдали очередные наши репортажи в газету. Главный редактор хмыкнул (собственную газету он читал иногда и то урывками) и наши фамилии исчезли из расстрельного списка его помощницы.
   Но больше всего меня поразило именно осознание того, что даже наш главный редактор не читает собственную газету! Иначе как понять, что мы уже месяц, как шлем репортажи из Чечни, а он о нашем местоположении даже не подозревает? Хотя конечно, в Африке его газету не купишь. Да и бедным слонам некогда было рассказывать редактору о наших подвигах. Он зациклился на своих.
   Рядом на стул плюхнулся Колчин:
   - Мой коньяк еще цел?
   Я пододвинул ему рюмку. Сашка рассказал о встрече с Главным и предложил переместиться на наше коронное место на улице. Я согласился. Мне уже наскучило сидеть в баре. Кроме того, вдруг наш великий Охотник еще раз на нас наткнется? Второй раз лишаться из-за его дурного настроения половины зарплаты ни мне, ни Колчину - не хотелось.
  
   На улице 1905 года, между входом в метро и памятником революционным оптимистам каждый теплый вечер собирается толпа. Люди стоят группками, о чем-то оживленно беседуют, иногда переходят из одной компании в другую. Сходятся, расходятся. Кто-то может затянуть инвалидным голосом протяжную песню. Или сбацать чего-нибудь шустрое на старинном баяне. Со стороны, непосвященным горожанам или гостям столицы могло показаться, что собрались члены какого-то фан-клуба. Или, например, что люди сошлись не на хухры-мухры, а на САМУ революцию!
   Надо сказать первое время стражи порядка так и думали. Не раз среди толпы можно было увидеть потревоженный патруль милицейских. Помахивая дубинками от волнения, они прохаживались среди народа и ловили обрывки разговоров. Но оказалось, что люди обсуждают самые невинные темы: долдонов начальников, растущие цены, стервозных жен. Походив так несколько дней - расслабилась и милиция.
   Только по снующим между группками бабушкам с авоськами и возгласам: "Гражданин, пустую бутылочку не выбрасывайте!", непосвященные с удивлением распознавали в толпе обыкновенных любителей вечернего пива.
   Людей, готовых солидной деньгой поддержать отечественных производителей шипучего и прохладного пивка. На некоторых этикетках, в том месте, где указывается срок годности этого напитка, благодарные пивовары писали: "лучше употребить до...чем не употребить вовсе".
   Если перейти через дорожку от памятника - прямиком в сквер, то пивной человек попадал в прохладу деревьев, к длинным рядам деревянных скамеек. Тут как курицы на насесте, гнездились молоденькие барышни с ухажерами. А кому не хватило места, тот располагался на травке возле деревьев.
   Ах, как хорошо здесь тянулось пивко из горла, други мои во литературе! Какой небесной высоты текли тут беседы между друзьями, влюбленными и даже между не очень друзьями и не очень влюбленными. Какое это имеет значение, когда кончен трудовой день, когда вечерний сумрак мягко стелется по асфальту и легкий ветерок забирается в кроны деревьев, чтобы пошуметь там листвой. И какая-то хорошенькая, разгоряченная под поцелуями барышня говорит томным голосом кавалеру:
   - Даже не знаю: заняться с тобой сексом сейчас или подождать до завтра, чтобы проверить наши чувства?
  
   Как-нибудь попробуйте летом приехать сюда, к памятнику революционерам на улице 1905 года и вы поймете о чем я говорю.... Романтика с лирикой под ручкой валяются здесь под каждым кустом.
   Среди толпы легко можно найти людей самых разных профессий и сословий. Тут и банкиры невысокого полета, и коммерсанты средней руки, продавцы, туроператоры, менеджеры, и журналисты различных изданий.
   Мы с Колчиным не стали ломать традиций, взяли по паре пива и пристроились у ног чугунных революционеров, на каменной приступочке.
   Толпа буднично бурлила вокруг и казалось, что и не было никакой войны. Не наступал долгожданный мир. А есть только закатное солнце, нахрапистый, но теплый ветерок, запах пива и горячих сосисок.
   Я смотрю как разлапистые деревья машут мне приветливо руками. И воробей на торговой палатке, точно солдат гордо держит голову и разглядывает идущих мимо прохожих.
   - Чудесные городские виды! - крутит головой Колчин, - Чем теперь будем заниматься?
   - А ты я смотрю снова соскучился по приключениям? - сказал я смеясь и охладил горло холодным пивом.
   Колчин не ответил. Посмотрел куда-то за горизонт. Хлебнул из горла и снова повернулся ко мне.
   - Я тут долго думал и понял, что наши фронтовые поездки в принципе на фиг никому не нужны. Ты какие-нибудь изменения в обществе, возмущения там или демонстрации протеста видишь?
   Я удивленно оглядел Колчина. Вот уж не ожидал от него речей о гражданской позиции, о необходимости правдивой информации и прочей лабуде, которой обучают в университетах.
   - Нет, - ответил я, - А с чего ты вдруг спросил?
   - А знаешь почему нет ничего такого? - не отставал Сашка.
   - Ну, не знаю.
   - По трем очень известным причинам, - он растопырил три пальца.
   Это меня заинтриговало.
   - И какие же это причины?
   Сашка начал загибать свои пальцы и голосом с офицерской интонацией произнес:
   - Причина первая: потому что это на Х...Й не нужно. Причина вторая: потому что это на х...й НИКОМУ не нужно. Причина третья: потому что это на х...й никому не нужно ВООБЩЕ.
   Я открываю рот и не нахожу что сказать. У Колчина бегают в глазах веселые искорки:
   - Не говори ничего. Не надо, - произносит он победным тоном, - И твое пиво, кстати, остывает.
   Так мы и стояли молча, допивая свое пиво. Встречаются люди которым даже поговорить не о чем. А нам с Сашкой всегда есть не только о чем поговорить, но и помолчать.
  
  
  

ГЛАВА 8-Я

УЧЕНЫЕ ШТУЧКИ

  
   Профессор Григорий Алексеевич Вяземский позвонил очень вовремя. Я как раз придумывал повод, чтобы смыться из редакции. Терпеть не могу сидеть в кабинете и пялиться в компьютер. Интернет-новости уже изучены. Газеты конкурентов - прочитаны. Нигде ничего занятного и интересного. А в чем проблема каждого журналиста? В поиске жареной, эксклюзивной информации.
   - Не хотите, Алексей, посмотреть занятные вещицы? - интригующе вещал профессор из телефонной трубки.
   - Это какие?
   - Ну, такие что люди видят каждый день, но не придают этому никакого значения, пока их не ткнешь носом в это чудо.
   - Не понимаю.
   - Ну, к примеру, почему длинные мужские трусы всегда норовят залезь в задницу к своему хозяину? Или, если к тефлоновой сковородке ничего не прилипает, тогда как сам тефлон к ней прилип?
   - Какие-то ненаучные у вас примеры, - усомнился я.
   - Если бы я начал рассказывать тебе про изменение геометрической прогрессии, при искривлении пространства, ты бы меня вообще на фиг послал.
   - Хорошо, - согласился я. Мне все равно не терпелось исчезнуть из редакции. А профессорское предложение - очень хороший повод.
   - Куда ехать? - спросил я. Профессор продиктовал мне адрес.
  
   В просторном кабинете профессорской квартиры, в доме по улице Красный казанец, рядом с метро Выхино, Григорий Алексеевич проводил экскурсию. Туристом был я.
   На полках огромных стеллажей жило в тесноте великое множество старинных книг. Тяжелые и плотные занавеси на окнах скрывали дневной свет. Книгам вредно загорать на солнце. Вместо него пылал в углу рослый абажур. Отчего золотое тиснение на корешках книг смотрелось тускло и загадочно.
   Книг действительно было так много, что казалось эту библиотеку семья Вяземских собирала на протяжении столетий. Я крутил головой пытаясь ухватить все разом. Тут стояли раритетные издания 1887 года "Исследований о народах планеты" Оксфордского университета, книги о происхождении языков мира, литературные исследования творчества писателей и поэтов разных стран и эпох. В общем все, все, все на свете. И даже немного больше. Я зачарованно ходил между полками и водил пальцем по книжным корешкам.
   Наверное прочитав всю библиотеку можно было и помереть с чистой совестью. Больше все равно не узнаешь.
   Но человеку изучающему эти труды казалось остро чего-то не хватает. Раз ему одной собственной народности мало. Тут меня осенило и я щелкнул пальцами от удовльствия:
   - Я знаю, чего тут не хватает, Григорий Алексеевич!
   - М-да? - недоверчиво спросил он и оглядел полки с книгами.
   - Кажется по народам мира я собрал все возможное. И, честно сказать, впервые вижу человека, который вот так с ходу говорит о пробелах в моей библиотеке.
   - И все же одной книги - тут явно нет, - настаивал я.
   - Погодите, - вскинул палец профессор, - Попробую угадать! Наверное трудов
   Я отрицательно покачал головой.
   - Тогда может быть ....
   Я состроил мину.
   - Сдаюсь, - профессор уселся за огромный письменный стол и уставился на меня поверх очков, - Итак, молодой человек?
   - Тут не хватает, - назидательным тоном начал я, - Очень существенной книжки. Фундаментальной я бы сказал. С такой книжки начинается всякое образование.
   - Ну-ну, - поторопил Григорий Алексеевич.
   - Книжка называется "Раскрась сам".
   Профессор откинулся на стуле и захохотал.
   - Здорово! Об этом я действительно не подумал. Неужели это так бросается в глаза?
   - Да, ущербность библиотеки для любого посетителя сразу становится очевидной, - подтвердил я, - Особенно когда он не видит привычных глазу изданий. А вообще все здорово, - продолжил я уже на полном серьезе, Библиотека шикарная. Тут и Британника, тут и ....., ого! Неужели письма матери Гоголя, где она специально для него описывает обычаи Малороссии? Вы их читали? И как вам?
   - Ах мать раз - мать, - деланно простонал профессор и схватился руками за голову, - Так это что еще и читать все надо!?
   Я с удивлением посмотрел на него.
   - Шучу, шучу, - быстро успокоил меня профессор, - Один-один. Конечно же читал. Я изучаю так сказать жизнь народов планеты, их менталитет, обычаи. Воздействие литературы на нравы общества и прочую дребедень.
   - Вы и вправду ученый? - спросил я.
   - А что показать удостоверение?
   - Нет, спасибо, - махнул я рукой.
   - Кстати могу удивить тебя еще кое-чем, - рука профессора пошарила под столом и картина над головой профессора, уехала в бок, - Посмотри какая красота, - сказал вставая Григорий Алексеевич.
   В потайной нише, за стеклом, висел на красном бархате старинный Кольт. Я не знаток оружия, но кажется именно из таких стволов дырявили друг друга ковбои Дикого Запада. Стеклянная дверца была заперта на миниатюрный замочек. Григорий Алексеевич достал из кармана жилетки ключик.
   - Это самая главная моя тайна, - сказал он масляным голосом, словно говорил о маленьком сыне.
   Замочек хрустнул, профессор извлек пистолет и протянул ко мне, рукоятью вперед. Я осторожно принял оружие. Кольт удобно ложился в руку. Его некогда темный ствол уже побелел от времени и частого использования.
   - Интересно, сколько народу из него положили? - задумчиво произнес я, пробуя оружие на вес, - Он правда настоящий?
   Профессор улыбнулся: - Еще как настоящий! Сколько народу поубивали из него я не знаю, но то что в людей стреляли это точно. Вещь старинная, заповедная. Знаешь, чем хорош Кольт? Тем, что скорость его пули довольно маленькая по сравнению с современным оружием. Поэтому когда такая пулька попадает в человека, то это сравнимо с ударом локомотива на полном ходу. В то время как современная пуля просто прошивает человека насквозь. Улавливаешь разницу?
   - М-да, - поежился я, представив несущийся локомотив.
   Григорий Алексеевич открыл дверцу стола, пошарил там рукой и вытащил миниатюрные весы, потом достал гильзы, пули и коробку пороха.
   - Вот, - указал он на свое военное богатство, - Даже порох старинный. Спер в одной командировке. Не говоря уж про старинность всего остального.
   - А это для чего? - кивнул я на весы.
   Профессор округлил глаза:
   - Ну, ты дундук! А еще военный журналист. Как скажи мне закатывать патроны, не зная меры пороха? Пересыпешь - и рванет так, без руки останешься.
   - Так вы еще и стреляете из него? - подивился я.
   - А как же! Знаешь как приятно! Настоящий старинный Кольт. Готовишь настоящие родные патроны к нему и потом по банкам фигачишь на природе. Смак! Лучше всякого секса.
   Ученый выразительно посмотрел на меня. Я молча разглядывал пистолет. Хорошая вещица. Главное гильз не оставляет, пули из стародавнего металла, - прыгали в голове криминальные мысли.
   Если бы мне сказали тогда, чем обернется наше знакомство с профессором, я бы пристрелил его на месте. Из этого же пистолета. Благо он был под рукой.
  
   - Ну, ладно! - Григорий Алексеевич начал убирать раритетные игрушки по местам, - Вообще-то я позвал тебя Леша, не обсуждать свою ученость. И свои коллекционные вещи. Это все так сказать в порядке наведения мостов дружбы. Но главное вот в чем! - профессор снова вздернул палец, - Мне очень хочется показать кое-что совсем уж необычное.
   - Я готов, глаза мои вроде на месте. Показывайте.
   - Это не здесь. Поедем в метро. Там ты кое-что увидишь.
  
   Мы приехали к станции метро Орехово-Борисово на такси. Причем платил Григорий Алексеевич. Я не возражал. Спустились в переход. Пока мы болтали с профессором на квартире и ехали в такую даль, издох еще одни рабочий день. Плотная толпа извергалась из подземки равномерными потоками.
   Из торговых палаток вдоль стены подземного перехода кричала современная музыка, с бойким, заводным стуком ударника и виртуозной перебежкой гитарных струн. Посреди людского потока, танцевала старая бомжижа. Покачивая бедрами под халявное музыкальное сопровождение, она то поднимала, то опускала руки, словно русалка из болота, куда заводы сливают химические удобрения. Блаженная улыбка растянула чумазое лицо бомжихи. Глаза цвета армейской портянки упирались в потолок.
   Люди огибали ее со всех сторон и старались не замечать выступления.
   На входе в метро, у стеклянных дверей сидел заспанный, со слезящимися глазами старичок. Судя по всему он уже стоял на пороге бездомья. Рядом с ним лежало кепи. Куда редко бросали мелкие монеты. Старичок запел истошно и протяжно, точно колыбельную для кобылы. Тотчас возникли рядом два охранника:
   - Савельич, опять душу на кулак наматываешь? Слушать же невозможно!
   - Или заткнешься, или получишь от нас аплодисмент дубинками по хребту, - добавил второй. Просить Савельича дважды не было никакой необходимости. Он заткнулся и углубился в изучение подземного перехода.
   Мы поравнялись со старичком. И в этот момент, кто-то схватил меня за штанину. Я проследил взглядом откуда растет эта грязная пятерня. Оказалось, растет она из очередного бомжа лежащего у стены.
   - Мил человек! Дай десятку горлышко освежить, - изрыгнуло испитое лицо.
   - Я на еще работе, - сказал я и вырвал штанину из его лапы.
   - Тогда извиняйте. Понимаю, занят человек, - согласился он.
   - На, дедуля, - профессор протянул старичку-певцу десять рублей, - Это заместо аплодисментов за твое неудавшееся выступление.
   - А вы значит уже с работы, да? - поинтересовался старик. Но тут бомж его обнял и закурлыкал: - Эх, бухнем сейчас с тобой до растопырки горячих нервов!
  
   Мимо нас, в сторону центра пробегал уже третий поезд. Но профессор молчал и не говорил в чего он хочет. Единственной его фразой было: "Потом, потом, мне сейчас надо быть внимательным!"
   Григория Алексеевича интересовал почему-то первый вагон приходящих составов. Он внимательно осматривал их борта, меленько вздыхал, что-то шептал себе под нос, сверял свои ручные часы с табло над тоннелем, и устремлялся к новому поезду. Со стороны это выглядело, будто профессор назначил свидание с электричкой. Мне стало неловко. И я отошел в сторонку, словно впервые увидел этого безумного ученого.
   - Уа! - торжественно завопил Григорий Алексеевич, - Вагон номер 57983456!
   Видите, Алексей, характерная ссадина на борту. Я запомнил! Молодцы ребята!
   - Мы садимся или как? - раздраженно спросил я.
   - Дада! - в одно слово проорал профессор и мы влетели в вагон. Двери тут же захлопнулись и поезд рванул с места.
   Мы уселись на свободное место возле второй двери от головы вагона. Причем судя по лицу Григория Алексеевича эту позицию он тоже выбрал неспроста.
   - Объясняю в чем дело, - с усилием говорил Григорий Алексеевич, перекрывая тоннельные вопли электросостава, - Нам нужен вагон под номером 57983456, поскольку тут происходит аномалия.
   Я всем своим видом показал, что профессор сам больше похож на аномалию, чем этот безобидный вагон.
   - Не волнуйся, - Григорий Алексеевич взял меня за рукав, - Я не сбрендил и вагон действительно необычен. Просто я звонил знакомым из метрополитена и они мне сказали, что примерно в это время вагон под этим номером выйдет на линию. Я волновался, что могу пропустить его и тогда наш эксперимент затянулся бы.
   Я молча ждал продолжения.
   - Теперь сама интрига, - понял мое молчание профессор, - Этот вагон, особенно это место, - Григорий Алексеевич указал на двери напротив,
   - Имеют притягательную силу.
   Я снова с сомнением заглянул ученому в глаза. Он вроде бы не шутил, и поволока безумства еще не затянула его взор.
   - Не надо ковырять меня выразительными взглядами! - отстранился он, - Я тебе дело говорю. Сейчас ты все увидишь сам. В этом вагоне.
   Состав шел к центру. И постепенно наш вагон наполнялся пассажирами. Люди рассаживались, по свободным местам, становились у дверей, но ни один из них не занимал места напротив нас. Словно его заколдовали.
   - Ладно, - подумал я, - Может это просто совпадение?
   Вагон постепенно наполнился, но "странное место" по-прежнему оставалось свободным.
   На следующей станции в дверь рядом с нами зашел человек огромного роста. За два метра - это точно. Головой он скреб потолок и старался избежать встречи с плафоном. Профессор указал на него взглядом. Высокий пассажир встал ровно у той двери, напротив которой мы сидели. Прорвав тем самым колдовскую блокаду. Свободное место с краю тут же заняла толстая тетка. Словно увидела его только что.
   Я незаметно оглядел верзилу. Кроме того что пассажир высокий - ничего необычного в нем не наблюдалось. Я снова повернулся к профессору.
   - Сейчас будет продолжение, - заверил он, - Но чтобы ты не подумал, будто я сочиняю на ходу. До следующей станции у нас есть пять минут. Вот что произойдет дальше: сейчас тетка выйдет из вагона. Верзила сядет на ее место. Его место у двери займет еще одна каланча. Потом, на следующей станции, первый верзила, что сидит, покинет вагон, второй сядет на его место, а возле двери встанет третий верзила. И они так буду меняться раз пять. Вот увидишь.
  
   Поезд влетел на станцию и затормозил. Часть пассажиров вышла, а вместе с ними и толстая тетка. Верзила сел на ее место. И тут же в вагон зашел еще один пассажир неимоверного роста. Он встал так, как и предсказывал профессор - возле двери. На следующей станции первый верзила вышел, второй занял его место и зашел третий верзила, который также встал у двери. У меня голова пошла кругом. Эти высоченные люди явно не знали друг друга. По крайней мере они не обменивались рукопожатиями, не разговаривали. И вообще казалось не замечают друг друга. Тогда что это? Розыгрыш профессора? Но зачем? Какой смысл устраивать весь этот сложный спектакль ради какого-то корреспондента из газеты. Значит, не розыгрыш? Тогда что?
   Я опять вопрошающе посмотрел на Григория Алексеевича. Но он не замечал моего взгляда. И наблюдал искоса за высокими гражданами. Пока мы ехали до Тверской, в вагоне возле заветной двери побывало около семи высоких пассажиров. Мы вышли на Тверской и пошли в переход на Пушкинскую.
   - Ну как? - поинтересовался Григорий Алексеевич, - Сегодня они даже перевыполнили план.
   - Что это было? Парад долговязых? И кто они? Ваши друзья?
   - Думаешь они или я стали бы развлекать тебя подобным образом?
   - Не понял.
   - Не понял! - фыркнул профессор, - Перед тобой, Леша проехался на метро самый настоящий феномен. Загадка. Неужели ты не заметил, что эти люди даже не знакомы друг с другом?
   - Похоже на то, - согласился я.
   - Да уж поверь. Какой мне смысл все это подстраивать? А вся загадка в том, что в этом вагоне, именно у этой двери, всегда, ну или почти всегда, - Григорий Алексеевич произвел в уме какие-то расчеты, - Примерно после шести часов вечера происходит круговорот долговязых. Пассажиры эти всегда разные. Иногда, правда, но очень редко, попадаются одни и те же. Но все они, заметь, опять же неизменно становятся именно в этом вагоне, именно возле этой двери. Как будто их магнитом туда притягивает.
- Может у них игра такая? - сделал я неудачное предположение.
   - Какая игра? - иронично заметил Григорий Алексеевич, - Я заметил это явление совершенно случайно. Пару месяцев назад.
   - Около месяца назад вы были в Чечне, - напомнил я.
   Ученый выставил пятерню: - Спокойно, Леша, в Чечне я пробыл всего пять дней. На результат наблюдений это никак не влияет. Так вот я выяснил, что эти люди друг друга не знают. Не состоят ни в каком клубе, типа: "Долговязых должно быть много".
   - Тогда в чем же тут дело?
   Мы вышли на перрон станции Пушкинская.
   - Вот и я думаю - в чем? Но пока никаких логичных объяснений не нахожу.
   - А почему бы вам самому не поинтересоваться у них: зачем они становятся именно возле этой двери?
   - Спрашивал-спрашивал, - закивал головой профессор, - Одного, другого, третьего. Они на меня как на идиота смотрели. Ну а как бы ты отреагировал если бы тебя спросили: а почему это вы встали у задней двери автобуса. Ты же Леша ни фига не задумываешься над тем, где стоять или сидеть в транспорте. Где свободно или удобно - там и стоишь. Также и они. Но в этом есть какая-то система. Поверь. Сами они понятно этого не замечают. Зашел-вышел. Но наблюдение дает потрясающий эффект.
   - Любопытно, - проговорил я, - Но на репортаж - маловато фактуры.
   - А кто тебе сказал, что все закончилось? В жизни полно загадок! Уж ты мне поверь.
   Профессор потянул меня в сторону подошедшего поезда.
   - Куда теперь? - спросил я.
   - Едем до станции Пролетарская. Там выходим, смотрим и действуем по обстановке.
   - Что опять высокие люди? Или собрание карликов?
   - Ни то, ни другое. Но не менее интересно, - профессор снова готовил эффект неожиданности.
   Я вообще-то ненавижу загадки. Наверное поэтому всегда стараюсь их разгадать, разоблачить. И лезу в самые темные тайны. Признаться до добра меня это никогда не доводило. Тайны обычно жестоко мстят. И когда человек из своей обыденной кутерьмы, вступает вдруг на мистические тропинки, то они могут далеко его завести.
   До станции "Пролетарская" профессор не сказал ни слова. Только хитро улыбался, предвкушая какой-то сюрприз.
   Потом Григорий Алексеевич стал шнырять по платформе таская меня за собой. Чего он ищет ученый не объяснял. Просто водил меня за рукав от одного выхода к другому.
   - Неужели все? - озадаченно спросил сам себя профессор и потащил меня на улицу. Возле выхода из метро стояла стена торговых палаток. В расщелинах между ними торговали с рук зеленью, фруктами, а кое-где и мясом. Уж не знаю, что за самоубийцы покупают летом мясо на улице, но Григорий Алексеевич, безмерно обрадовался и устремился к торговцам. Увлекая меня за собой. Он протиснулся между палаткой и ящиком, изображающим прилавок и заглянул на угол.
   - Ага! - сказал профессор уличающим тоном и посторонился, чтобы я посмотрел на стаю собак, отдыхающих на лужайке.
   - Что ага?
   - Собак видишь?
   Продавец мясом, недобро засопел.
   - Вы хотите сказать, что тут торгуют собачьим мясом? - вырвалось у меня.
   - Полегче, уважаемый! - встрял в разговор торговец, - Иначе мне придется торговать человечьим мясом.
   - Оно слишком соленое, - обронил профессор, - Собаки беспризорные так? - решил уточнить у меня Григорий Алексеевич.
   - Я почем знаю! - хотя их вид подтверждал слова ученого.
   - Так и есть. Можешь мне поверить. Эти псы родились и выросли в подворотнях. Пропитание ищут на улицах и в сорных баках, - с жаром заговорщика поведал профессор.
   - Я не понял вы хотите их о чем-то расспросить?
   - Хочу чтобы ты со мной понаблюдал за ними немного.
   Продавец не выдержал и снова встрял в разговор:
   - Слушайте, вы лучше не за собачьим мясом наблюдайте, а за моим. Смотрите какое аппетитное. Он выхватил из кучи кровавый кусок и повертел у нас перед носом.
   - А время сколько? - озадачил его Григорий Алексеевич.
   - Семь часов, дорогой, - продавец показал ему на часы.
   Профессор вздохнул и гробовым голосом заметил: - Все, дорогой. Мясо покупать нам уже поздно.
   Продавец остолбенел, соображая над словами ученого. Мне даже послышалось, как захрустели в его голове ржавые мыслительные процессы.
   - Так зачем вам собаки? - вернулся я к теме.
   - Увидишь. У тебя получится классная статья, - Григорий Алексеевич, потер от удовольствия руки, - Можешь даже интервью у меня взять. Если захочешь, конечно.
   - Ну, не у собак же брать! - вставил я.
   - В любом случае дело того стоит, - не слушал меня ученый, - Я представляю себе заголовок: "Чудовищная таинственность Москвы" или "Город погряз в неразрешимых тайнах".
   - Чего-то у вас заголовки какие-то нескладные и кровожадные получаются, - хмыкнул я.
   Пока мы болтали, собаки дружно как по команде встали и засеменили по ступенькам в метро.
   - За ними! - увлек меня профессор к стеклянному входу подземки, - Только держись в отдалении, чтобы не спугнуть.
   Я насчитал пять собак. Они прошли по одной через турникет, старательно избегая взгляда дежурной. Потом сгруппировались на платформе. Понюхались-обнюхались, словно провели краткое совещание и разбрелись по перрону. Они явно ожидали поезда, идущего в спальные районы Москвы.
   - Что дальше? - спросил я.
   - Стоим, наблюдаем, - уголком губ проговорил ученый, словно заговорщик-душитель у дверей царя Павла Второго.
   Подошел состав. Из вагонов повалил утомленный народ, скрыв животных из виду. Но я заметил, как собака, что стояла к нам ближе всех, чинно дождалась пока выйдут пассажиры. Зашла в вагон и встала с боку от дверей, дабы не мешать пассажирам совершать свою "пасадку-высадку" на последующих станциях.
   Мы зашли в вагон. Но по-прежнему держались от собаки в сторонке.
   Никто из пассажиров на одинокого пса не обратил внимания. Он тоже не интересовался попутчиками. Уткнулся в стенку вагона и время от времени возюкал по морде розовым языком.
   Поезд тронулся. На следующей станции - "Волгоградский проспект" - пес немного посторонился и услужливо выпустил редких пассажиров. Вокруг этой станции жилых домов мало, больше предприятий.
   На станции "Текстильщики" собака неожиданно выскочила из вагона. Стая снова собралась на платформе, теперь я бы уже сказал: собралась в организованную группу, и припустила рысцой наверх. Я глянул на профессора. Он мне ответил торжествующим взглядом типа: "Видал!" И мы двинулись за собаками.
   На ступеньках стая припустила бегом. Словно заметила за собой слежку. На улице они рванули врассыпную и скрылись за домами. Бежать за ними не имело смысла.
   - Ну как?! - поинтересовался профессор, - Жаль они нас заметили и решили оторваться. Так бы мы узнали по каким это таким делам эти псы намылились.
   - Интересно, - согласился я, - Собаки бесплатно разъезжают организованной группой на метро. Тут есть над чем поразмыслить налоговым органам.
   - Причем тут это, Леша!? - в голосе профессора завибрировали укоризненные нотки, - Я тебе настоящее чудо показываю, а ты ехидничаешь!
   - Обидное чудо-то! Я работаю, плачу налоги, за проезд в метро. А собаки катаются бесплатно. Точно льготники или пенсионеры.
   Григорий Алексеевич не хотел понимать моих шуток.
   - Только что ты видел еще один настоящий феномен. Уличные псы освоили городской транспорт. Мало того, что освоили, они дабы не утруждать себе лапы, катаются по своим делам по всему городу. Ты не удивлен?
   - Ну, вообще-то я никогда не думал об этом, - я почесал нос.
   - Вот именно! А я тебе скажу. Собака не просто едет в метро. Она точно знает куда она едет, на какой станции ей выходить и в какую сторону выходить из самого метро.
   - Совсем как люди, - хмыкнул я, - Только что это доказывает?
   - То что ты дундук! - вспылил Григорий Алексеевич, - Ты как эти обыватели после рабочего дня. Едут после работы ни фига не видят, кто рядом. Хоть динозавра рядом поставь - не заметят. А псы еще и хитрые! - добавил профессор, - Ты видел, как они заходят в метро по одному? Это чтобы дежурная по станции не поднимала шума. Шмыгают мимо и потом на станции собираются снова в стаю. А как они садятся в поезд? Расходятся по всей платформе и едут по одной на вагон. Знаешь почему? - задал вопрос Григорий Алексеевич, и сам же веско ответил, - А потому, Леша, что если бы ты ехал в вагоне и туда зашла стая собак, ты бы, как и остальные пассажиры перетрухал до сосущих коликов в заднице. Представь, а?
   - Ну вообще да, - согласился я, представив, как стая бездомных псов вламывается в вагон. Совсем как менты при проверке паспортного режима.
   - Нехорошее чувство, - добавил я.
   - И собаки, заметь, откуда-то прекрасно знают, что если человек видит стаю, то испытывает беспокойство. Поэтому они вполне сознательно рассредоточиваются по одной на вагон. Так неприметнее и людям спокойнее. Вот и объясни мне откуда собаки так тонко улавливают человеческую психику? Откуда они знают какая станция метро им нужна? И главное - к кому они ездят в гости? Кто это или что это? Кого они навещают?
   - Ну вообще-то между станциями "Волгоградский проспект" и "Текстильщики" насколько я знаю, работает мясокомбинат. Куда скотину на убой возят. Может туда они ездят?
   - Может, - легко согласился профессор, - Только я наблюдаю за этими псами еще дольше чем за долговязыми пассажирами. И могу сказать тебе, что ни одной из них возле завода не встречал.
   - Тогда не знаю, - пожал я плечами.
   - Вот и я ломаю над этим голову. Но скажу тебе, что в Москве - это не единственная стая собак, которая пользуется городским транспортом. Они уже освоили автобусы, троллейбусы, трамваи и метро, как ты только что видел. Они бы освоили еще и маршрутные такси - только одна закавыка, - без денег туда не пускают. Собаки об этом знают и предпочитают все же не платить и ездить зайцами, чтобы нас не шокировать.
   Я был несколько ошарашен опытами профессора и не знал как реагировать на его открытия.
   - Вы хотите сказать, что собаки рады бы платить в маршрутках, да не хотят нас шокировать?
   - Как знать?! - весело стрельнул глазами ученый, - Убедительно излагаю?
   - Более чем, - подтвердил я, - И вполне наглядно.
   - Это еще не все, - заговорил Григорий Алексеевич, и вдохновеннее заиграло у него на лице, - Как мне удалось выяснить - каждая собачья стая контролирует свой район. Вся Москва поделена у них на делянки, совсем как у рэкетиров. Собаки регулярно объезжают свои места, где-то питаются, где-то с кем-то встречаются и гоняют чужих псов, заблудших в их район. Интересно да?
   - Да уж.
   - Вот такие дела. Я еще многое могу рассказать тебе о странностях нашего города. Вот возьмите ос....
   - Ос? - переспросил я, не успевая за перескоками с темы на тему, - Может не надо? - и я замахал руками, - Только не говорите мне, что у них тоже делянки по всей Москве и они контролируют каждую бочку с квасом или пивом. Я этого не перенесу!
   - Да ос, - настойчиво гнул тему профессор, - В народе больше известных, как "полосатый мух"!
   Я легонько застонал.
   - Они что тоже пользуются общественным транспортом?
   - Еще как!
   - По-моему это уже слишком! - возмутился я, - Куда только смотрит налоговая полиция?
   - Но не в тех целях, - пояснил профессор, - Осы просто собирают нектар. Ты знаешь что они в отличие от пчел, жрут все что попало?
   - Да вроде читал такое.
   - А видел ты когда-нибудь осу например в поезде, в электричке?
   Я покопался в памяти: - Да, конечно. Особенно в дачный сезон. Залетают иногда в вагоны.
   - А как ты думаешь чего это они например бьются, ползают по стеклу, а вылететь в окно, которое открыто над ними - никак не могут? А потом все же вылетают.
   - Не задумывался над этим, - честно признался я.
   - Ха-ха. Самое интересное, что я проверил в чем тут дело и выяснил, что осы собирают на стекле мельчайшие частицы варенья, и всякого говна, которое оседает на стекле. Но мы этого не видим. А они видят. И тащат. Потом вылетают себе спокойно. А мы думаем, что насекомые идиоты. Ни черта подобного! А ты не думал, как это они интересно потом к своему улью прилетают, если катаются на поездах? Ведь осы - не могут жить в одиночестве. Они должны как и пчелы кормить свою королеву, которая дает потомство. И если оса собирает жратву, а потом не может найти свой дом - то она попросту погибнет одна. Ее работа пойдет насмарку.
   - Может так и происходит?
   - Но тогда мы должны признать, что у нее нет чувства самосохранения. Но ведь ты, Леша так не скажешь! И знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому что ты никогда не сунешь палец в осиный рой. Знаешь наперед, что покусают. Значит такое чувство у них есть. Они не глупы.
   - Тогда получается что и в вагонах они катаются вполне сознательно? Зная куда едут? И куда возвращаться?
   - Возможно, - хмыкнул Григорий Алексеевич и лукавство с новой силой стрельнуло в его глазах, - Над этим тоже надо еще поработать. Но тебе интересно?
   - Еще как подтвердил я. Необычная правда тема.
   - Согласен, - кивнул профессор, - Горожане вообще мало задумываются, где и с кем они живут. А меж тем, в городе уже возникла параллельная цивилизация. Даже несколько, если учитывать животных и собак.
   Профессор предложил передохнуть в каком-нибудь кафе и я с радостью согласился. Пока мы рассаживались, делали заказ, у меня было время подумать над экспериментами Григория Алексеевича и принять хоть какое-то приемлемое решение. Профессор явно нарывался на публикацию о своих опытах в прессе. Что ж дело понятное. В редакцию постоянно приходят люди, чтобы поделиться своими открытиями или изобретениями во благо всего человечества. Не всегда правда адекватные люди....но о профессоре этого не скажешь.
   Официантка поставила на столик пару слезливых кружек пива. Тарелки с сосисками и вазочку с горчицей.
   - Люблю иногда побаловать себя, как настоящий бюргер. Хотя с немецкими сосисками и пивом - это конечно же не сравнить, - профессор ухватил свою тарелку.
   - Кстати! - вспомнил я свои годы во флоте, - Когда я служил на корабле, то заметил, что крысы там очень организованны.
   - Вот-вот, - похвалил меня Григорий Алексеевич, и пополоскал сосиску в горчице, - Ты уже начинаешь прозревать. Оглядываться так сказать по сторонам. Ну, и что же корабельные крысы?
   - Мы помнится не очень хорошо питались, - продолжил я, - А откровенно сказать - так вообще жрать всегда хотелось. Тут я заметил, что крысы много чего тащат с камбуза или со склада. Нам туда не попасть. А они легко воровали, консервы - видимо из-за того что они блестящие, - галеты тащили, хлеб и прочее. Мы с друзьями находили их нычки. Консервы забирали сразу. А вот хлеб: мы отрезали надгрызенный кусок, оставляли его в крысином тайнике, остальное можно было лопать. Не знаю кто нам подсказал, но мы четко знали: если забрать все, крыса тут же сообразит, что ее секретное место раскрыто и больше ничего туда не принесет.
   - Вот-вот! - возликовал Григорий Алексеевич, - Видишь, и ты можешь кое-что интересного рассказать.
   - Да, а какие они бои устраивали! - тут уж надо сказать меня самого понесло. Наверное энтузиазм профессора вещь заразная, или это пиво ударил в голову через голодный желудок, - Когда между крысами начиналась война, они носились боевыми стаями друг за другом, не обращая на нас никакого внимания. Такой визг стоял во время жестоких крысиных драк и побоищ. По лежащим на койках матросам они бегали толпами. Хватали зубами соперников и швыряли их с труботрассы, прямо в кубрик, нам под ноги. Такое зрелище не забывается.
   - Вот видишь! - обрадовался ученый моим воспоминаниям, - Ну как статья вырисовывается?
   - Да. Только не плохо бы еще фотографии какие-нибудь...
   - Есть фото, - заверил профессор, - Я уже фотографировал и высоких пассажиров, и вагон, и собак. У меня все это есть. И потом ты можешь добавить свои воспоминания о крысиных войнах на корабле. Статья получится - на загляденье!
   - Проблем нет, - согласился я, - У нас в газете есть специальная рубрика, где пишут о разных необычных вещах. Надеюсь редактор порадуется.
   - Значит лады, - профессор протянул руку для пожатия, - Ну, а теперь мне пора, Леша. Завтра во второй половине дня позвони. Я передам тебе фотоматериалы и кое-какие наброски с размышлениями от себя. Может пригодиться.
   Мы допили пиво и вышли на улицу.
   - Скажите, - спросил перед расставанием, - Никак не пойму: ваши исследования и Чечня совсем не вяжутся.
   Григорий Алексеевич загадочно улыбнулся: - Вообще-то, я уже говорил тебе, кажется, что являюсь специалистом по поведенческой психологии. А это видишь ли включает в себя изучение, как отдельных людей, так и цивилизации в целом. Собаки и насекомые - это так сказать мое хобби. Побочные продукты моих исследований. Но обо всем этом мы еще обязательно поговорим.
   Профессор махнул рукой и рядом остановился частник. Я смотрел вслед уходящей машины и моя хваленая интуиция, на всякую опасность, как сейчас помню, именно в этот день молчала, как мумия Рамзеса. Из чего впоследствии я сделал вывод, что пути Гоподни и впрямь неисповедимы. Когда Судьбе позарез необходимо твое участие в каком-нибудь очередном сценарии Жизни, высшие силы никогда тебя ни о чем не предупреждают. Дабы не спугнуть.
  
  

ГЛАВА 9-Я

ОПЕРАЦИЯ И УВОЛЬНЕНИЕ

  
   Утром никаких срочных дел у меня не оказалось. Я сидел в редакции за компьютером и делал наброски будущей статьи. Мои коллеги разъехались по пресс-конференциям и круглым столам и я наслаждался непривычной тишиной.
   Статью надо было написать таким образом, чтобы с одной стороны меня самого не приняли за сумасшедшего, с другой стороны - это должно быть интересно и убедительно. Ведь не станешь же каждого сомневающегося возить в этом вагоне метро или ловить собак для допроса. Отдельные абзацы статьи были готовы, но общий смысл, стержень материала - никак не выстраивался. Чего-то не хватало.
   Тут в корреспондентскую заглянул мой редактор Иван Тимофеевич Павлов. То ли он проверял: все ли разъехались по его заданиям, то ли специально зашел со мной поговорить. Мы поздоровались. Я уткнулся в монитор, а Павлов послонялся по обширному кабинету, где висели всякие разные надписи и плакаты. Поворошил старые номера газет на столах. Кому-то позвонил. Затем встал у меня за спиной и с чувством зачитал вслух стишок, что висел у меня над столом.
   Когда-то я нашел это произведение в Интернете. Автор не указывался. Зато стишок был проиллюстрирован плакатом советских времен: рабочий с кувалдой в руках, долбил по наковальне. Стишок мне настолько понравился, что я решил сделать его своим девизом.
  
   "Товарищь! Нервы зажми в узду!
   Придя на работу - не ахай!
   Выполнил план -
   Посылай всех в пи..у!
   Не виполнил -
   Посылай всех - на х..й!"
  
   Иван Тимофеевич посмаковал строки Маяковского ритма и подсел к моему столу.
   - Чем занят?
   - Да вот тут интересного человека повстречал. Ученый. Занимается изучением народов. И вообще всякими интересными вещами.
   Тут я снова увлекся и рассказал Павлову о Вяземском и о вчерашнем эксперименте в метро.
   - М-да. Интересно, - заметил Павлов, - Если конечно, вы вчера не наклюкались в баре и не сочинили для меня эту отмазку.
   Я оскорбленно фыркнул:
   - Больше мне делать нечего!
   - Ты вообще-то работаешь в отделе Политики, и не должен заниматься всякой фигней, - тут я привстал, - Но это все равно интересная фигня, - Успокоил меня Иван Тимофеевич, и я снова сел.
   - Обязательно напиши об этом. Думаю такой материал порадует наших читателей. Эти несчастные любят все необычное. А уж проверять: так это или нет - точно никто не станет.
   - Но это правда! - возмутился я, - Если бы не вчерашние показательные выступления - сам бы конечно не поверил. Но я-то видел все это своими глазами. Надеюсь мне вы доверяете?
   Мой краткий спич в защиту Правды и Справедливости Иван Тимофеевич пропустил мимо ушей:
   - Кстати, главный просил, чтобы ты написал о своем, кх-м, так сказать неудавшемся расстреле. Ты непростительно долго тянешь с этим делом, - мягко напомнил редактор.
   Я размышлял, как бы отвязаться от этой задачи и объяснить Павлову, что не намерен ничего писать.
   - Надо бы уже завтра сдать статью, - добавил редактор.
   - Мне бы не хотелось об этом писать.... - начал я неуверенно.
   - Понимаю, понимаю, - в его голос прокрались сочувствующие нотки, - И тем не менее, Леша, - Иван Тимофеевич сжал мое плечо своей пухленькой ладошкой, - Написать все же надо. Главный требует.
   - Понимаете, помимо этих подонков, мою критику воспримут и те, кто по-настоящему воюет. Кто погибает там сейчас. Он сочтут это, как бы сказать - предательством что ли?
   - Ну не тебе о предательстве говорить, - отстранился Павлов. Интонации его голоса резко похолодели, - Ты не в Министерстве обороны работаешь, а в редакции газеты. Так что ни тебе, и ни министру обороны решать, что делать с этим материалом. Ты меня понял?
   - Все равно не буду писать, - упрямо заявил я и уставился в монитор.
   - Леша, - Иван Тимофеевич, - вдруг сорвался на доверительный шепот,
   - Главный сказал мне по секрету, что если ты откажешься - он тебя уволит. Под любым благовидным предлогом уволит. Он не любит когда ему перечат и отказывают в просьбах. А тем более не подчиняются приказам.
   - Он так и сказал? - удивился я.
   - Да так и сказал, - подтвердил Павлов, - Это его последний аргумент, чтобы тебя образумить. Ты и так доставил нам немало хлопот в последнее время. Вспомни своих этих исмаилитов, погони, нападение на редакцию со стрельбой и трупами. Ты считаешь мы все, - Иван Тимофеевич обвел рукой пустой кабинет, - Во главе с Главным редактором, должны терпеть твои выходки?
   - Вы так говорите, точно это я тут стрелял или пригласил исмаилитов к нам в гости.
   - В общем будь добр статью к завтрему сдать, - Иван Тимофеевич опять превратился в жесткого начальника.
   - Значит если я не сдам завтра статью - меня уволят? - зло переспросил я.
   - Ну не завтра. Но на следующей неделе - точно. Сегодня пятница, - напомнил Павлов, - Так что у тебя есть еще как минимум целый день и вся ночь впереди. Мы поставим твою статью в субботний номер.
   Я стиснул зубы, чтобы громко не ругнуться.
   - А пока я прошу тебя поправить один текст, - Павлов положил передо мной статью, - Это одна наша юная стажерка написала. О кладоискателях. Хороший материал. Интересный и необычный. Но вот сама писанина меня убивает. Судя по интонации Ивана Тимофеевича, эта особа принадлежала к сословию мажоров. В редакции газет, частенько приходят, знаете ли дети всяких богатеев или высоких чиновников. Им кажется, что журналистика - это такое прикольное занятие. Сиди себе, положив ноги на стол, попивай виски, а новости сами прыгают на бумагу уже в готовом виде.
   Я посмотрел на лист. Первая же строчка сразила меня наповал:
   "В лесу было накурено".
  
   Покуда я попеременно то клевал носом в стол, то покатывался со смеху, пытаясь поправить и спасти материал, позвонил мой знакомый из "компетентных органов" Серега Лучков. Впоследствии оказалось, что мой товарищ звонил по поручению самой Судьбы.
   - Привет! Хочешь поучаствовать в грандиозном мероприятии?
   У ребят с Лубянки все оперативные дела называются "мероприятием". Некоторые идут еще дальше и даже пьянку с коллегами именуют не иначе, как "оперативно-следственные действия".
   Поэтому не было ничего не обычного, что я встрепенулся и воскликнул:
   - Естественно ХАЧУ! И мне налейте!
   Голос в трубке хихикнул:
   - Ты не понял. Это настоящая боевая операция. Ты будешь единственным представителем СМИ. Полный эксклюзив.
   Что означает для журналиста слово "эксклюзив" пояснять не надо. Это как морковка для осла. После такого предложения каждый журналист становится как минимум свирепым кабаном. В смысле он никого на свою делянку пускать не желает и никому о своей удаче не рассказывает пока не получит весь материал до крохи и не позаботиться, чтобы потом ни один конкурент не получил доступа к этим материалам. По этой причине, я не стал ничего рассказывать Павлову. А попросту исчез из редакции. Да и чего рассказывать, если я сам ничего не знаю об операции? Но мой товарищ из органов не стал бы звать меня на какую-нибудь туфту. Это я знал наверняка: дело стоящее. Кроме того, я наивно надеялся, что хороший материал, пусть не совсем похоронит, но хотя бы отсрочит написание статьи о моем расстреле.
  
  
   Боевая группа собралась на Рублево-Успенском шоссе, которое ведет в сторону правительственных дач, резиденций богатеев и прочего важного люда. Колонна участников операции насчитывала три "мерседесовских" микроавтобуса с затемненными стеклами, в таких разъезжают обычно спецназовцы "Альфы", десяток легковых машин оперативного состава ФСБ и еще пяток иномарок с каким-то важным начальством в дорогих костюмах. Уже одно направление главного удара операции и состав "армии" говорили, о важности предстоящего события. Такими силами берут в плен только президентов или главу кабинета министров, подумал я.
   Не иначе как бороться с коррупцией поедут.
   Машины сгруппировались на пятачке возле трассы. Начальники подразделений вышли на улицу посовещаться. Из микроавтобуса выпрыгнул спецназовец. В открытую дверь я заметил, что салон забит бойцами. Ага! Значит три микроавтобуса - это примерно тридцать человек, - подсчитал я,
   - Плюс еще десятка два оперативников. Мой товарищ Серега Лучков не стал выходить из машины. Чтобы не мозолить глаза начальству - пояснил он. Поэтому вместо него на совещание отправился я.
   Чем хороши такие операции для журналистов? Во-первых на них всегда собирается тьма народа. Тут оперативники из разных управлений, отделов, главков, а то и министерств. Все люди жутко секретные и в лицо друг друга понятно знать не могут. Значит, если у журналиста подходящая внешность (а она у меня более чем подходящая) - тебя примут за своего и лишних вопросов никто задавать не станет.
   Во-вторых, на таких мероприятиях как правило не принято спрашивать кто-откуда. Поэтому журналист с подходящей внешностью может спокойно расспрашивать кого угодно о деле и все ему будут отвечать как на духу: и потерпевшие, и задержанные и сами опера. Потому как все полагают будто ты при деле и свой.
  
   - Внимание! - громко сказал ухоженный человек в дорогом костюме,
   - Очень ответственное задание, ребята. Сейчас будем брать особо опасного преступника. У него могут быть сообщники поэтому прошу всех быть начеку.
   Вокруг начальника молча сгрудились коротко стриженные оперативники в кожаных куртках. Со стороны они сами напоминали банду особо опасных рецидивистов. Люди курили, пускали дым из ноздрей, мелькали на пальцах золотые печатки....
   - Кроме того, действовать придется среди дач высокопоставленных чиновников. Так что попрошу без шума и стрельбы. Все должно пройти как можно тише и незаметнее. Вопросы?
   Группа оперативников по-прежнему молчала. Раздался чей-то смех. Я обернулся. Позади машин курили и хихикали о чем-то своем спецназовцы. Многое из этого дела им знать не полагалось. Да и не нужно им это. Они четко знают: надо валить всех кто окажется перед глазами. Остальное - не их забота.
  
   Все снова расселись по машинам и колонна въехала на территорию правительственных дач.
   - Чего начальник говорил? - поинтересовался у меня Лучков.
   - Ничего особенного. Какого-то преступника брать будут. Среди правительственных дач живет.
   - Угу. Я так и понял, - он повертел головой разглядывая шикарные дома, - Только вот которого из них? Преступников тут полным-полно.
   Я рассмеялся.
   В лесу, возле поворота, машины притормозили и ушли в чащу по едва заметной лесной дороге. Как только колонна скрылась в лесу, из автомобилей выскочили спецназовцы и рассредоточились вдоль трассы. Лучков разрешил мне посмотреть, что там произойдет.
   - Ежели чего, говори, что со мной приехал. И побольше загадочности на морде изображай.
  
   Я встал за деревом позади спецназовцев. Они оглянулись, посмотрели на меня но ничего не сказали. Наверное, приняли за проверяющего или любопытного оперативника.
   Засаду возле поворота устроили неспроста. Все машины снижают здесь скорость, а значит перехватить нужный транспорт значительно легче.
   - Приготовиться! - послышалась негромкая команда.
   Спецназовцы напряглись.
   - Темно-синий Мерседес, - наш, - снова послышался приглушенный голос.
   В просветы деревьев я заметил как тот самый темно-синий Мерседес с мигалками и правительственными номерами подъезжает к роковому повороту. Вот автомобиль сбавил скорость. Водитель начал закладывать руль. И тут страшным комком выскочил из кустов специально обученный боец спецназа. Он мигом очутился на капоте, разбил лобовое стекло и так треснул водителя, что он тотчас остановил машину.
   Разбойной ватагой, держа автоматы с глушителями наизготовку, спецназовцы молниеносно окружили машину. Кто-то потянул за переднюю дверь и выдернул на асфальт визжащего от ужаса водителя.
   Остановка и блокировка Мерседеса заняла не более десяти секунд. Из леса повалили оперативники.
   Водитель прижатый коленом спецназовца к дороге, что-то мычал. Порывался сунуть руку в карман пиджака, но пребольно получал по пальцам рифленой подошвой ботинка.
   По приказу, какого-то начальника в штатском, водителя перевернули на спину, распластали как жабу под микроскопом, проверили карманы и стали проводить экспресс-опрос. Вопросы были вполне безобидные.
   - Куда едешь? Откуда едешь? К кому едешь? Кто сам таков?
   Водитель поводил вокруг вытаращенными глазами. Неужели раздолбали его машину и самого чуть не покалечили, только для того чтобы поинтересоваться куда он ехал?
   Тут засуетился один оперативник. Окружающие называли его Толик. Для себя я определил его, как главного наводчика. Именно Толик давал информацию: кого брать, где брать и так далее. Откуда сам Толик черпал эти данные мне неизвестно. Но дело явно пошло наперекосяк.
   Водитель мало-мальски пришел в себя и признал в нападавших, представителей правоохранительных органов. Блаженная улыбка растянула его пухлые щечки и вырвался наружу вздох облегчения.
   Надо думать! Одно дело бандиты повязали - и совсем другое - предаться в руки родной милиции. Правда водила совсем не походил на бандюгана и даже коррупционера. Его пролетарским происхождением несло за версту.
   Так и оказалось.
   Толик метался и недоуменно объяснял встречным-поперечным:
   - Я не знаю такого! Похож! Машина вроде та! Но кажись не он это!
   - Не я, - заскулил распластанный, услыхав тираду Толика.
   - Молчи, мля! Пока я тебя не препарировал, - угрожающе проскрипел спецназовец и ткнул ботинком.
   Водитель взвизгнул и притих.
   Я подошел поближе, чтобы посмотреть в деталях что происходит. Радом очутился какой-то оперативник. Он принес из машины пачку документов плененного водилы.
   - Мужики, кажись мы обознались, - прошелестел он одними губами, - Судя по документам - это личный водитель мэра Москвы.
   Тут уж все напряглись.
   - Да ладно! - громогласно не поверил спецназовец, - У этих козлов всегда какие-нибудь угрожающие ксивы. Знаю я. Не первый раз на операции. Как возьмешь урода за жопу, так он сразу оказывается советником министра, правительства и самого президента. В Чечне на такое насмотрелся, до рези в глазах. Чего нам теперь верить каждому пидору что ли?
   По-своему спецназовец был прав. В Чечне и вправду боевики любят прикрываться крутыми ксивами. Поэтому там никто никому не верит. Сначала могут морду набить, а потом уж извинятся, ежели обознаются.
  
   - Но я..- завертел головой задержанный, - И вправду водитель.
   - Это мы уже заметили, - буркнул спецназовец и долбанул его снова.
   - Придется наверное отпустить, - сказал старший опер группы, - Поднимите его.
   Спецназовцы подхватили пухлого водилу под руки и поставили на трясущиеся ноги.
   Я огляделся по сторонам. Толик куда-то исчез. Контроль над ситуацией взял в руки новый опер.
   - Вы точно водитель мэра? - спросил старший примирительным тоном.
   - Да-да.
   - А чем докажете?
   - У меня в бумажнике даже есть наша фотография.
   Достали фото. На ней водитель и мэр стояли в плавках на берегу какого-то озера и держали в руках здоровенную рыбу.
   Все поочередно рассмотрели фотографию, словно собрались на семейном пикнике.
   - Вы чё, педики? - спросил заинтересовано спецназовец. Кажется он не любил всех, кого когда-либо ловил или задерживал.
   - Нет, конечно, - запротестовал мужик.
   - Это и вправду мэр, - сказал я посмотрев на фото.
   - Много ты в мэрах Москвы понимаешь! - осадил меня второй спецназовец.
   Я предпочел не спорить. А то начнут докапываться, кто я и откуда. Узнают, что журналист - такой скандал выйдет. Они ж меня после такого прокола живым отсюда просто не выпустят. Я тут единственный незаинтересованный свидетель.
   - Можете позвонить в правительство Москвы, в мэрию, - там подтвердят, - лепетал мужик. И все внимание оперативников снова переключилось на него.
   - Подтвердят что? Что вы не педики? Или что ты с мэром рыбу кушал? - не унимался спецназовец.
   Оперативники прыснули со смеху в кулак. Одни спецназовцы по-видимому ничего не боялись. Да и какая им разница? Их дело хватать и мочить. Приказы-то отдают другие. Если эти "другие" ошиблись, то никакой вины на спецназе нет.
   - Угу-угу, - кивал задумчиво старший. Он мучительно искал выход из непростой ситуации. Опер бросал взгляды то на автоматы спецназа, то на водителя. В какой-то момент я даже испугался. Уж не собирается ли он пришить по-тихому этого бедолагу, чтобы уберечь себя от дальнейших разборок с мэром Москвы?
   Судя по всему здравый смысл возобладал.
   - Вы понимаете, у нас такая трудная работа, - начал издалека старший, - Сутками напролет не спим. За бандюгами гоняемся.
   Водила сморщил лоб, пытаясь вникнуть куда клонит оперативник. А тот продолжал: - Случаются иногда накладки. Дело-то житейское. С кем не бывает? А?
   - Да-да, всякий может ошибиться! - с готовностью подтвердил водила.
   Двое спецназовцев по-прежнему держали его под руки. Задержанный видимо почувствовал, что сейчас в прямом смысле слова, решается его дальнейшая судьба.
   - Ну, вот и чудненько, что мы нашли точки взаимопонимания, - повеселел оперативник, - Значит вы на нас зла не держите?
   - Конечно нет! - горячо поддержал эту идею водитель, - Всякий может ошибиться! И вообще....
   - Держите вот ваши бумаги, - старший не дослушал благодарственную тираду и вложил в руки водителя пачку его документов, - Всего хорошего.
   Спецназовцы посторонились и водитель чуть не упал, лишившись опоры. Но быстро с собой совладал и засеменил к машине.
   Оперативная группа молча проводила его взглядом до разбитой машины.
   - Окей! - в толпе оперов возник тот самый Толик, когда мэрская машина исчезла за деревьями, - Перехватить по дороге не удалось, но у нас есть адрес!
   Спецназовцы презрительно на него посмотрели и пошли к машинам. За ними потянулись и остальные.
   - Не разбредаться! - крикнул старший неизвестно кому, - Едем одной колонной за нашей машиной.
   Ему никто не ответил.
  
   Колонна выбралась из леса на дорогу.
   - Ну остолопы! Ну, идиоты! - стучал по рулевому колесу Серега Лучков. Он то матерился, то ржал во все горло, заново переживая захват водителя мэра,
   - Ты смотри, Леша, только не вздумай писать об этом. Меня потом уволят к чертовой матери, если я ребят так подставлю.
   - На фиг, на фиг! - замахал я руками, - Наш Главный ходит в дружбанах у мэра. Меня самого порешат, если узнают, что я тут был.
   - Ну вот и ладненько!
   Мы пожали друг другу руки, как опытные заговорщики. Вообще-то забегая вперед могу сказать, что это меня не спасло. Тайна все равно вылезла наружу.
   - Сворачиваем в лесок, - прохрипела рация.
   Мы послушно последовали за передней машиной на лесную дорогу. Вернее лесная она была по названию. Вокруг глухая стена леса, но под колесами лежал хороший асфальт. Через минуту в просветах между деревьями замелькали заборы дач, двухэтажные особняки и крыши медного покрытия.
   Нужный домина стоял на отшибе и своей оградой уходил в лес. На его стене висела табличка "Улица Лесная, дом 5".
   Все осторожно выбрались из машин, стараясь не греметь дверями. Какой-то знающий оперативник кивнул:
   - Он самый.
   Группа спецназа тотчас начала окружать дом. Оперативники рассыпались вдоль глухого деревянного забора. Потом по сигналу старшего все ломанулись через забор. Побежали под стены. В руках оперов появилось оружие. Под окнами дома засели спецназовцы. Один из них быстро заглянул в окно и показал ладонью: "никого".
   Его коллеги тоже быстро заглянули внутрь своих окон. Результат один: никого.
   Какой-то человек в штатском показал пальцами: "Штурм". Тут же со звоном и тучами брызг разлетелись стекла. В проемы нырнул спецназ. Оперативники предпочли воспользоваться дверями.
   Я бежал вместе со всеми. Держась позади Сереги Лучкова. Единственным моим оружием был фотоаппарат. Мы забежали на веранду. Потом заскочили внутрь дома, в прихожую. Из соседней двери вылетело двое спецназовцев.
   - Там чисто, - бросили они.
   В ту же секунду из двери напротив выскочил прямо на меня, какой-то бритоголовый мужик. Спецназовец ловко поставил ему подножку. Бритоголовый взмахнул руками и полетел прямо на меня. Я постарался увернуться, но не успел. Чтобы не упасть, я схватил мужика на руку. Серега Лучков повинуясь инстинкту опера подхватил бритоголового под другую руку. И каким-то чудом мы все трое ввалились в дверь откуда выбежал подозреваемый.
   Мы оказались в просторном зале. Мужик упал на колени. Мы не выпускали его из рук. Тут он потянулся в левый внутренний карман.
   - Пистолет! - мелькнуло в мозгу.
   Наверное Лучков подумал тоже самое. И спецназовцы, которые бежали следом за нами, также однозначно поняли этот жест. На бритоголового обрушилась серия ударов. Кто-то двинул ему в пах. Тот согнулся в три погибели. Меня вышибло из общей свалки. Спецназовцы молотили мужика со скоростью швейной машинки. И одновременно заломили ему руки и одели наручники.
   Я аж вспотел от волнения и неожиданно потасовки. Вытер пот рукавом. И тут услышал знакомый голос из глубины комнаты:
   - Леша!
   Вся наша маленькая группа повернулся на звук. Спецназовцы привычно вскинули автоматы. На широченном диване сидела с книжкой в руках жена моего главного редактора Татьяна Борисовна.
   Одетая в роскошный белый брючный костюм, и увешанная драгоценностями она очень хорошо смотрелась на диване голубых тонов. Я оторопел. Вот уж никак не ожидал увидеть ее в таком месте.
   - Что вы делаете в бандитском притоне, Татьяна Борисовна? - спросил я потрясенно, - А где Главный редактор?
   - Где-где я делаю? - растерялась она и подалась вперед.
   Тут я сообразил, что происходит нечто из ряда вон...
   - Зачем ты.... - Татьяна Борисовна оглядела оперов, спецназовцев, - Зачем вы избиваете моего водителя? И вообще зачем вы сюда ворвались?
   Серега Лучков выпустил мужика из рук и тот рухнул на пол без чувств. Видимо этот день оказался несчастливым для всех персональных водителей.
   - Ладно коза, закрой свою дырку для минета, - оборвал ее спецназовец, стоящий рядом со мной. Я аж вздрогнул. Но бойца снова понесло, - Пока мы тебе твою белую жопу не законопатили этим голубым диваном.
   Татьяна Борисовна пошла красными пятнами от такой наглости. И несомненно тут же причислила этого спецназовца к моим лучшим друзьям. Я заметил это по ее глазам.
   - А вы что здесь делаете? - недоуменно переспросил я. Все еще надеясь на какое-нибудь чудо. На какое-нибудь простое объяснение, которое поможет избежать грядущей катастрофы. Объяснение все же нашлось. И причем простое. Но катастрофа грянула.
   - Я тут живу, - сказала уже красная вся жена главного редактора. Ее душила волна возмущения, - Мы с моим мужем здесь живем. Ты не знал?
   Я мотнул головой: - Даже не догадывался.
   - А как же тогда эти люди и ты сам оказались здесь?
   Ход мыслей Татьяны Борисовны явно принимал извращенное направление.
   - Вообще-то мы тут ищем одного рецидивиста, - вступил в разговор Серега Лучков. Он сообразил, что опер Толик опять чего-то попутал. Только на этот раз его "ошибочка" может угробить не одну карьеру. Он ведь помнил, как я говорил ему, что наш Главный ходит в друзьях у самого мэра. А тот может сломать не одну карьеру.
   - Отменная, знаете ли мразь этот рецидивист. И вот мы влетаем. Случайно вяжем этого, - Лучков указал на бесчувственного водителя, - А тут вы оказывается живете! Так, что полегче вам стало от нашего объяснения? Это ведь Лесная 5?
   - Да, - кивнула жена главного, - Но кого, позвольте, вы называете рецидивистом?
   - Сеньку Свирепого, - охотно пояснил оперативник, - Вам ничего это имя не говорит?
   Татьяна Борисовна отрицательно покачала головой.
   - Жаль. Но ведь это и вправду Лесная 5? Он живет по этому адресу. По нашим протоколам, Семен Григорьев его зовут.
   - Да, адрес верный, но здесь нет никаких преступников.
   В зал вбежал опер Толик. Как всегда суетливый и всклокоченный:
   - Чего вы тут торчите. Опять накладка вышла. Это Лесная УЛИЦА 5, а нам нужен Лесной ТУПИК 5!
   Я готов был пристрелить этого Толика прямо на месте. Скотина. Что теперь будет с моей работой в газете. Ну, прямо одно к одному, чертыхнулся я про себя.
   - Надеюсь вы еще не успели накостылять гражданке? - хихикнул Толик и скрылся.
   - Так вы ошиблись адресом, - облегченно вздохнула Татьяна Борисовна. Этот тупик находится на противоположном конце поселка. А у нас адрес: лица Лесная. А там - Лесной тупик.
   - Точно перепутали! - согласился Лучков, - Извините. Ребята, покатили к месту.
   Я попрощался с Татьяной Борисовной. Она ничего не ответила и только молча кивнула. Этот кивок я расценил, как недобрый знак. По крайне мере в глазах у нее плавали нехорошие искорки. Ну, и ладно. Чего теперь мне убиваться что ли до конца дней своих? Я что ли затеял всю эту операцию?
  
   Мы выскочили из дома. Команда снова расселась по машинам и двинулась к уточненному адресу. Нужный дом, был двухэтажным коттеджем на две семьи. Клиент, по словам оперативника Толи, жил на втором этаже. Первый по счастью пустовал. Иначе они тоже пострадали бы в тот день от неугомонной опергруппы.
   Спецназовцы окружили дом. Но ворваться на второй этаж не могли. Все окна были предусмотрительно закрыты ажурными решетками. Ребятам же хотелось взять клиента без шума. Таков был приказ. Не приведи Господь уголовник начнет стрелять при штурме. Тогда вообще можно распрощаться с работой. И хотя оперативники уже и так дел наворотили. Накликать на себя новые неприятности никому не хотелось.
   Опера, стараясь не шуметь туфлями, поднялись по входной лестнице на второй этаж и распластались у стены. Процессию возглавлял то самый Толик.
   В руках у детективов снова появилось оружие. Лица стали серьезными и сосредоточенными. Толик утопил пуговку входного звонка.
   - Кто там? - поинтересовался мужской голос за дверью.
   - Почтальон. Срочная телеграмма, - соврал Толик.
   - Я круглая сирота на этом свете. Мне некому телеграммы слать, - ответил равнодушно голос. Послышалось даже как человек удалился.
   Люди на лестнице оторопели. Кто-то вполголоса чертыхнулся. Ждали минут пять-десять. Толика сменил новый оперативник и снова позвонил в дверь.
   - Кто там? - повторил вопрос тот же голос.
   - Участковый, отрывайте, - потребовал опер.
   - А как ваша фамилия, участковый? - вежливо поинтересовался голос.
   Это вопрос застал всех врасплох. Какая фамилия у здешнего участкового никто не знал. Опера смотрели друг на друга и пожимали плечами. Замешательство длилось несколько секунд. Потом оперативник нашелся и выпалил первую попавшую на ум фамилию.
   - Загребайло, моя фамилия! Давай открывай!
   - А из какого вы отделения милиции, товарищ Загребайло? - снова уточнил голос.
   Новая волна недоумения и растерянности пробежала по глазам оперативников. Все опять пожимали плечами, абсолютно не зная, какое отделение милиции обслуживает этот участок.
   - Двадцать восьмое! - соврал все тот же находчивый опер.
   - Хм, - послышалось из-за двери недоверчиво, - Вообще странно. У нас другое отделение милиции. И фамилия участкового другая. Но я сейчас позвоню в двадцать восьмое, поинтересуюсь. Может номер отделения сменили вместе с участковым?
   Снова послышались удаляющиеся шаги за дверью.
   Оперативники опять чертыхнулись вполголоса и молча смотрели друг на друга соображая, что делать дальше. Внезапность операции была явно утеряна. Уголовник втянул их в разговор. Дверь не открыл. Как теперь поступить?
   Я смотрел на этот спектакль и мне пришла в голову одна парадоксальная мысль. Никогда не надо открывать дверь милиции. Они могут перепутать твою квартиру с какой-нибудь другой. И тогда тебя сначала отфигачат, а потом признают свою ошибку. Поэтому, когда слышите за дверью: "милиция, откройте!" - поинтересуйтесь из какого они отделения? Из вашего ли? Как фамилия участкового? Не поленитесь, перезвоните по 02 и уточните какое отделение милиции вас обслуживает? А потом звоните и в само отделение. Там спросите, работают ли такие сотрудники у них? И где они сейчас находятся? Поверьте, бандиты всегда поступают именно так. И тем самым избегают многих неприятностей. Почему ж тогда должны страдать законопослушные граждане?
   Наконец старший опергруппы не выдержал и сбросил маску секретности.
   - Хорош придуриваться, Григорьев! Это РУБОП и ФСБ. Открывай пока мы тут не разнесли все к едреней матери!
   - У меня просьба, - раздался вежливый голос.
   - Давай.
   - У меня тут дети маленькие, две собаки, - они знаете ли существа нервные. Так вы уж пообещайте, что все будет без грохота, стрельбы и скандала. Я вам открою, а вы спокойно зайдете. Хорошо?
   - Хорошо, - пообещал старший.
   Дверь щелкнула пропуская оперативников в дом.
   Первое что всех поразило, это мониторы на стене в прихожей. Оказывается скрытыми видеокамерами просматривался весь периметр дома. И входная лестница в том числе. Так что когда опера придуривались, называя себя, то почтальонами, то участковыми, этот Григорьев наблюдал по мониторам, как спецназовцы окружили дом. Видел как распластались по стене оперативники с пистолетами в руках. И попросту издевался над ними.
   Он с первых минут знал: кто за ним пришел, и что им надо.
   - В чем дело? В чем меня обвиняют? - спокойно и рассудительно спросил авторитет Григорьев.
   - Хватит придуриваться, - оборвал его старший, - Оружие, наркотики, прочие запрещенные предметы в доме есть?
   - По-моему это вы придуриваетесь, - сохраняя спокойствие, ответил авторитет, - У меня дети малые в доме. Стал бы я тут держать оружие, наркотики и прочую фигню? Сами подумайте.
   - Я задал вопрос, - настаивал оперативник.
   - Если вы их не принесли с собой, тогда - нет.
   - Ты хочешь сказать что мы подбрасываем все это?
   - Зачем? Просто подкладываете. Побрасывать думаю - это слишком приметно, - парировал Григорьев.
   Пока шел этот разговор, опера активно шмонали квартиру авторитета. Нет, вещи на пол не бросали, матрасы не вспарывали, книжки не рвали. Но очень внимательно и дотошно кругом заглядывали, прощупывали, простукивали.
   - Поговори у меня еще, - пригрозил старший Григорьеву.
   - Вы первые начали разговор. Но, если бы я молчал, вы сочли бы это за демонстрацию неуважения к правоохранительным органам, а то и за сопротивление властям.
   - Подкован, - встрял новый опер.
   - Не то слово, - согласился старший.
   - С вами быстро поумнеешь, - кивнул Григорьев.
   К концу разговора, оперативники закончили обыскивать роскошные покои авторитета. Они ничегошеньки не нашли и выглядели весьма сердито. После стольких мытарств операция явно зашла в тупик.
   - Надо бы понятых доставить, чтобы все было как по закону, - сказал, наконец старший. Он явно не знал, чем еще занять личный состав. Спецназу понагнали, оперов из разных управлений, а на выходе - круглый ноль.
   Опера выскочили на улицу выполнять приказание. За окнами уже стемнело. Я вышел на крыльцо и закурил. Окрестности правительственных дач и так не кишат народом, а тут вообще всех посдувало. Округа словно вымерла. Народ знать проведал об операции и предпочитал отсиживаться дома. Даже дворовые собаки помалкивали. Боялись нарваться. Горели одинокие фонари вдоль дороги. Слонялись под окнами молчаливые фигуры спецназовцев. Они тоже утратили боевой задор.
   Опера вернулись ни с чем.
   - Ни одного человека в округе! - отрапортовали они.
   Старший состроил гримасу:
   - Ты специально выбрал такое безлюдное место, Григорьев?
   - Зато спокойно было, - он стрельнул глазами в оперативников, - Пока вы не появились. А вообще я люблю одиночество.
   - Во-во, - заметил старший опер, - В одиночестве творятся самые темные дела. Рождаются самые коварные замыслы по свержению, например, государственного строя. Твое затворничество - лишний раз убеждает меня в том, что ты не исправим.
   - Несуразные обвинения - удел всех философов, - вздохнул авторитет.
   - Опять за свое.
   - Просто книжки читаю.
   - А нам вот некогда. Мы за такими как ты гоняемся целыми днями.
   - Каждый сам выбирает себе профессию.
   - Хватит болтать, понятые нужны. Чтобы ты потом не обвинял нас в незаконных действиях и нанесении ущерба.
   - Могу помочь, - предложил неожиданную помощь Григорьев и достал мобильный телефон.
   - Ты куда звонишь? - напрягся оперативник.
   - Понятым.
   - Каким это таким понятым? - протянул с подозрением старший.
   - Вам понятые нужны? Вот им и звоню. А то хотите - сами ищите.
   - А ну-ну, - согласился опер.
   В данной ситуации ему все равно помощи не откуда ждать.
   - Гера? Ты? - властно сказал Григорьев в трубку, - Слушай братан, захвати Макса и Давида, и дуй ко мне на дачу. Надо понятыми поработать. Да, быстрее, как только можешь. Ночь уже на дворе. Мне спать охота.
   - Кто это? - спросил оперативник.
   - Мои знакомые. Понятыми будут. Очень достойные и непредвзятые люди, между прочим.
   - Ну-ну, - промямлил опер.
   Через двадцать минут тревожно запищала рация на поясе старшего:
   - В сторону дома едет джип. Явно с бандюгами, - заговорил спецназовец,
   - Будем валить?
   Опер посмотрел на Григорьева.
   - Ни в коем случае! Это мои понятые! - запротестовал он.
   Старший поднял к лицу рацию и обреченным скомандовал обреченным голосом: - Это понятые едут. Никого не трогать.
   - Хрена себе, - хрюкнула рация и отключилась.
  
   Вошли двое громил со следами бурной деятельности в прошлом. В виде мелких шрамов на лице, сломанных носов, и закрученных ушей. Понятые оглядели собрание, но не подали виду, что удивлены или испуганы. Скорее всего, им вообще по фиг было.
   - Маск и Давид, - представились они по-простому.
   - Хорошо, - следователь раскрыл протоколы, снова начался рутинный обыск. Только теперь с Григорьева сняли смывы с рук, на тот случай если он держал в руках оружие или взрывчатку.
   Взрывчатка кстати очень токсичный продукт и сохраняет на руках следы микрочастиц на протяжении пять-десять дней.
   Ничего запрещенного в очередной раз не нашли. Экспресс-анализ тоже показал, что авторитет ничего стреляющего и взрывоопасного в руках не держал.
   - Ну что же, на этот раз тебе крупно повезло, - согласился с неизбежностью опер.
   Понятые поставили свои подписи под протоколами. И уехали. Опера тоже засобирались. Всем уже надоела эта бесполезная возня. Пока рассаживались по машинам, я поискал глазами заводного опера Толика. Который весь день нас так ловко подставлял. Но его нигде не было. Наверное, убег ужо, пока ему коллеги не накостыляли.
  
   Мы возвращались в Москву. Порядок в колонне уже никто не соблюдал. Всяк ехал, как хотел и вскоре все оперативные машины разбрелись вдоль трассы. Серега Лучков задумчиво помалкивал.
   - И это эксклюзив? - спросил я разочарованно.
   - Понимаешь, - стал он оправдываться, - У нас была верная информация, что Григорьев на своей даче устроил настоящий оружейный склад. Стволов, патронов, взрывчатки - до черта! - и Серега хлопнул с досады руками по рулевой баранке, - Но видимо он нас опередил, собака. Скорее всего опять утечка была и они склад перепрятали.
   - А как смывы с рук?
   - А чего толку-то! Это так для проформы. Он же авторитет! Ему на фига держать взрывчатку или оружие? За него эти - Давид с Максом - все перетаскают куда надо. Поехали по рюмахе долбанем? - предложил Серега.
   Я согласился. А чего еще делать? В редакцию ехать поздно. А после того, как мы чуть не "арестовали" Главного редактора, не следует раньше времени там появляться. Пусть слегка поостынут.
  
   В отделе мы с Серегой примостились в самом углу. Он достал из сейфа бутылку коньяка, уже нарезанный лимон на блюдечке и взамен бросил в нутро сейфа свой служебный пистолет.
   Следователи разложили на столах свежие протоколы обыска. И принялись изучать их с новой силой. Зачем - не понятно? Принесли видеопленку с обыском. Лучков предложил следокам порцию коньяка, но они вежливо отказались. Включили видеомагнитофон и стали отсматривать материал.
   Мы с Лучковым хряпнули коньяка, заели дольками лимона и блаженно расслабились.
   В телевизоре мелькали кадры прошедшего обыска. Опера показывали понятым, куда они сейчас залезут и просили их держать ухи востро. Вдруг обнаружится что-нибудь запрещенное?
   - Вы с таким увлечением смотрите видео, точно вас там не было, - обратился я к следователям.
   - Да, не в том дело, - нахмурился один из них, - Больно рожи знакомые. На месте мы как-то не сообразили.
   - Как зовут вот этого черненького? - спросил следователь напарника.
   Тот заглянул в протокол:
   - Давид Анзорович Греков.
   - Странно. Имя тоже незнакомое, а вот лицо - так вообще, ну вот просто запало. Где-то я его видел. Где? Где? Где? - следователь нервно заходил по кабинету.
   Лучков мне хитро подмигнул, и мы разлили еще по одной.
   - Да, мало ли следователи видят физиономий, - встрял напарник, - У меня уже от лиц в глазах рябит.
   - Нет, ты не понимаешь! - оборвал его следователь, - Этого - определенно надо разъяснить, - и он стремительно вышел из кабинета.
   Через минуту следователь вернулся с пухлым томом уголовного дела.
   - Ребята! Это просто паскудство какое-то сегодня! - в глазах его блуждала тоска, - То адреса путаем, то не находим ничего у бандита. Смотрите, что я раскопал, - и он развернул уголовное дело. Сразу за титульным листом, на первой странице была подшита фотография понятого Давида. Только звали его судя по надписи внизу - Анатолий Владимирович Черепанов.
   Мы уставились на следователя.
   - Этот Черепанов находится в федеральном розыске по обвинению в торговле оружием и взрывчаткой! Ё-мое! Он был у нас в руках! С фальшивыми документами! Да еще стал понятым по этим фальшивкам! Причем я знал об этих фальшивых документах на эту фамилию!
   Горю следователя не знало границ:
   - А я смотрю на него и думаю, откуда я его знаю? Лучков, чего ты там про коньяк говорил?
   Серега налил в граненый стакан щедрую порцию и протянул следователю. Тот махнул залпом, закурил и уставился перед собой.
   Все вокруг погрустнели еще больше. Этот день был явно не в пользу оперативников. Как тут не задумаешься над гороскопом.
   Я уложил фотоаппарат в сумку. Одел ветровку и попрощался.
   - Извини, - сказал напоследок опер Лучков, - Думали классный материал дадим тебе.
   - Да уж, - сокрушенно покачал я, - У меня вот никак не выходит из головы наше нападение на дачу моего главного редактора. Если бы мы этого авторитета с оружием задержали, то еще можно было бы как-то оправдаться. А тут все впустую. Получилось, что мы просто из озорства налетели на его дачу.
   Лучков только посмеялся над моими страхами. Коньяк уже анестезировал его сознание и атрофировал все фобии, которым так щедро наделен человек:
   - Да, плюнь ты! Расскажешь ему, как было! Пусть нам позвонит, если не поверит. Мы ему подтвердим.
   - Думаю, что он не захочет вам звонить. По его мнению, мы работаем заодно.
   Серега махнул рукой, показывая, что все обойдется.
  
  
   Утром местная редакционная охрана, чуть ли не под конвоем доставила меня в кабинет главного редактора. Этими охранниками наша газета обзавелась сразу же после нападения на редакцию. Они знали кому обязаны своей работой, а потому нисколько не удивились, когда им приказали срочно меня отловить и доставить к начальству.
   В кабинете Главного уже сидел Иван Тимофеевич Павлов и, кажется его била мелкая дрожь.
   - Доброе утро! - сказал я как ни в чем ни бывало.
   Главный молча указал мне на стул. Я сел и всем своим видом изобразил любознательность и внимание.
   Главный редактор катал меж ладоней средних размеров бумажный шарик.
   - За годы твоей работы в газете, я пережил много неприятностей, - взял он вступительное слово, - Из-за твоих выходок на редакцию нападали, нас всех чуть не убили, газету вообще хотели закрыть. Но видит Бог, я терпел эти мучения. Надеялся, что ты исправишься.
   - Ну, прямо отец родной, - подумал я.
   Дела мои оказались плохи. Когда Главный редактор начинает строить из себя благодетеля - жди беды. Все журналисты газеты знали уже, что наш начальник и Великий Охотник диких прерий, перед тем как уволить сотрудника всегда разыгрывает один и тот же спектакль. Во время оного представления репортер должен почувствовать себя неблагодарной скотиной. Себя же Главный всегда выставляет благодетелем, у которого кончилось терпение.
   - Интересно, - подумал я, - А животным на охоте он тоже читает такие лекции? Я представил себе, как наш Охотник убеждает слона в его никчемности, подлости и злодействе. Растроганный слон выхватывает из рук Главного ружье и немедленно стреляется.
   Предательская улыбка тронула мои губы.
   - ....Но ты идешь все дальше и дальше, - прервал мои размышления монолог Главного, - И отнюдь не в лучшую для всех нас сторону. Последнее твое нападение на мой дом, я не могу пропустить мимо. Так ты и меня скоро повяжешь и займешь мое место.
   - Это не специально, - попытался я оправдаться. Но мои слова прошли мимо, даже не задев разума главного редактора. Словно я оправдывался перед портретом президента за его спиной. Иначе говоря, моя реплика не была предусмотрена сценарием.
   - Теперь ты представляешь угрозу не только для газеты, но и для всех ее сотрудников вместе взятых! А как твои дружки обошлись с моей женой?! Почему они избили моего водителя? Это что месть мне?!..
   Редактор развернул бумажный шарик, и перебросил ко мне мятый листок.
   - Это приказ о твоем увольнении. Не будь ты таким отвязанным и оголтелым - я бы еще подумал. Но ты перешел всякие рубежи.
   Я взял жеваный лист:
   - Вы все не так интерпретируете. Я случайно оказался у вас дома. ФСБ гонялось за опасным преступником.
   - У меня дома гонялось за преступником?! - оборвал мои оправдания Главный, - У меня что по-твоему притон?! Твою последнюю выходку я расцениваю как вызов. А произошло по-моему разумению вот что: я сказал Павлову, что если ты не напишешь материал о твоем расстреле, я тебя уволю. Тебе стало об этом известно....
   Тут Иван Тимофеевич услужливо кивнул, подтверждая, что передавал мне предупреждение Главного.
   - Но ты не занялся делом! Нет! Вместо этого - ты напал со спецназом на мой дом! Скажи мне, что бы случилось, если бы ты застал меня дома? - главный редактор перегнулся через стол и вперился в меня взглядом.
   - Ничего, - сказал я недоуменно, - Это была ошибка, роковая случайность.
   Но главный меня не слышал. Да и не хотел слышать.
   - Твои друзья пристрелили бы меня за сопротивление властям? - спросил главный.
   - Чего вы городите! - воскликнул я.
   Но и это прошло мимо ушей.
   - Ты бы сел на мое место? Да? Признавайся!
   Я посмотрел на Павлова:
   - Кажется у кого-то из нас мания преследования.
   - Вон! - заорал Главный редактор и вскочил, - Скажи своим друзьям спецназовцам, что меня так просто не взять! Понял!? Я позвоню мэру Москвы! В правительство! Они разгонят вашу шарашкину контору ко всем чертям!
   Забегая вперед надо заметить, что я не знаю, звонил ли Главный мэру или в правительство, но вот после моего увольнения в ФСБ действительно началась очередная реорганизация. А может это просто совпадение....
  
   Главный редактор выскочил из-за стола, и чуть не упал от бившей его злости. Но Павлов вовремя подскочил и придержал босса за локоток.
   Я стараясь держаться с достоинством, вышел из кабинета. На входе у меня тотчас приняли мятый листок с приказом об увольнении, отобрали удостоверение журналиста, вручили трудовую книжку и выходное пособие.
   Коллеги со мной даже попрощаться побоялись.
   Внизу, возле выхода из издательского комплекса, меня поджидал Колчин.
   - Что стряслось? - Сашка был ошарашен не меньше моего.
   Я пересказал ему разговор с Главным редактором.
   - Да, роковая случайность. Ничего не поделаешь. Но ему ведь теперь ни фига не докажешь. После наших поездок в Чечню и Таджикистан Главный вбил себе в голову, что мы отморожены. А тут ты со своим спецназом, - и Колчин расхохотался, - Представляю, какая у него рожа была, когда жена рассказала, ему, что ты заходил со спецназом по его душу!
   Мне веселиться не хотелось. Главный был довольно влиятельным лицом в газетном мире Москвы. Не известно еще удастся ли мне после такой истории устроиться в какую-нибудь газету?
   Мы условились с Колчиным встретиться в воскресенье у меня на квартире и подумать, как мне жить дальше. Сашка пообещал прозвониться пока по своим друзьям, и подыскать для меня новое место работы. Я поблагодарил своего друга, и мы расстались.
  
   Подходя к подъезду своего дома, я увидел необычную картину. Мне она показалась даже пророческой. Словно Судьба специально проиграла ее перед моими глазами, давая понять, что меня ожидает в скором будущем. На подъездной асфальтовой дорожке, две здоровенные вороны, медленно и с наслаждением, молотили клювами беспомощную крысу. Кстати по гороскопу я "крыса".
   Полукругом, как в театре оперы и балета, сидели голуби вперемешку с дворовыми кошками и вся компания наслаждалась представлением. Причем, какая-то часть голубей, которым не хватило места в первых рядах, уселась на невысокий заборчик. Словно это был партер.
   Почему дворовые кошки тут же не задрали себе на ужин голубей, тех же ворон или крысу - не понятно. Я остановился, глядя на это необычное зрелище. Животные и птицы вели себя по-человечески!
   Крыса по непонятной причине бежать не могла. Она грозно шипела, скалила резцы, кидалась влево-вправо, реагируя на удары клюва. Но вороны, со знанием всех тонкостей садистского дела, ловко избегали зубов и наносили удар за ударом. Одна отвлекала крысу ложным маневром, другая подскакивала сзади, клевала крысу в затылок и тут же стремительно отступала. Крыса кидалась на удар, но в ту же секунду, получала новый клевок от другой вороны.
   Голуби и кошки восхищенно следили за смертоубийством и разве что не аплодировали. Вот рыжая кошка с нахальной мордой вышла из зрительского ряда и решила сама поиграться с крысой. Вороны с готовностью уступили. Но крыса сделала пару хищных выпадов в сторону кошки, и та молниеносно ретировалась на свое место среди голубей, так и не дойдя до жертвы. Вороны снова принялись за смертоубийство.
  
  

ГЛАВА 10-Я

НОВОЕ ДЕЛО

  
   После истории с исмаилитами я снял квартиру на окраине Москвы. Где - не скажу. Когда я пишу эту историю, я все еще живу в этом районе. И мне не хотелось бы давать кое-кому наводку. Ни ребятам по делу о "Блуждающих огнях", ни тем ребятам, что могу поквитаться со мной за "Ликвидацию шпионской неграмотности".
   Окна моей новой квартиры выходят на депо метрополитена. День-деньской и ночи напролет поезда носятся по рельсам туда-сюда, свистят друг другу, зубодробительно стучат колесами, спеша по делам. А глубокими вечерами, поезда-колбаски возвращаются домой, и сексуально заскакивают в темные тоннели.
  
   В свободные вечера я люблю посидеть в одиночестве на кухне и смотреть на бурлящее депо. Жизнь тут не прекращается ни на секунду. Но вернусь к тем событиям.
   За окном мерцало воскресное утро. Я сидел, как всегда на кухне, пил чай, мысленно пересчитал деньги, что получил при расчете и понял: на работу надо устраиваться как можно быстрее. Иначе меня ждет личный финансовый крах. Второй моей мыслью было: отчего бы такого отказаться в повседневной деятельности, чтобы сэкономить энное количество денег? Ответ получился неутешительный. Я и так уже отказался от всего. Ем банальные макароны, супчики из пакетов, обновки из одежды я давно уже себе не покупал. В рестораны, кино и театры - не хожу. Книги читаю в электронном виде. Девушки - тоже нет. Сама моя жизнь уже сэкономила все что только можно. А отказываться от еды и сигарет - это уже слишком. Жрать должны все.
   Я прошел в комнату и завалился на диван. В воскресенье искать работу бессмысленно. Кроме того, должен позвонить и подъехать Колчин. Если, конечно его семейные дела отпустят. Как я уже говорил в первой книге: Судьба всегда предпочитает звонить мне по телефону. Она представляется по-разному. То моим редактором, то знакомым из ФСБ, то еще кем-нибудь. Наверняка они думают будто сами проявляют инициативу. Но на самом деле - действуют по прямому указанию Судьбы. И стоит мне поддаться на их предложение как события начинают нести меня в неизвестность. Вот и в тот день, я лежал на диване и мысленно приговаривал: "давай-давай, позвони мне. Ни за что не поверю, что ты разрешишь мне вот так спокойно лежать и пялиться в потолок".
   Телефон на тумбочке у дивана пробрало мелкой дрожью и противно заверещал. Ага!
   - Алё?! - сказал я трубке, думая о Колчине.
   - Вот те и алё! - ответила трубка, - Поздно, нах, алёкать!
   - Не понял, - приподнялся я на локте.
   - Хрен ли понимать, Леша! - тут я узнал голос Лучкова из ФСБ, - Собирайся, тут у нас новое грандиозное мероприятие!
   - Не могу, - ответил я грустно. Я совсем не ждал от Сереги звонка. Таких людей Судьба не может брать в порученцы.
   - Почему не можешь? - удивился Лучков, - Ты сам всегда просил меня сообщать о таких вещах!
   - Уволили меня, на фиг, - пояснил я, - Прямо вчера, в субботу.
   В трубке присвистнули: - Может тебе помочь как?
   - А как? Пристрелить Главного что ли? Он подумал, будто я специально натравил вас на него, чтобы арестовать и потом занять его место.
   - Вот как!? - хрюкнула смешком трубка, - А это мысль!
   - Кончай ерничать, - разозлился я, - Это проблема не межличностных отношений, а медицинская. Главный явно спятил. Это ж мания преследования.
   - Ну, ладно, - оборвал разговор Серега, - Как все наладиться позвони мне. Я тебя еще на какую-нибудь громкую операцию возьму.
   - Угу! Чтобы меня опять уволили.
   Лучков бросил трубку.
   Вот те, на фиг, и Судьба. Жизнь кипит кругом, а меня взять поучаствовать туда забыли. Я включил телевизор и попал на новости. Ведущий рассказывал о всякой ерунде, которую обычно ставят в программу, чтобы как-то забить время. Лето на дворе. Политических событий - ноль.
   Снова жалобно заверещал телефон. Я посмотрел на него и усмехнулся. Нелегкая у него работа. Кому понравится, когда тебе в задницу электрическим током тычут по нескольку раз на дню? А все для чего? А чтобы кто-то другой по тебе по ушам поездил.
   - Привет, Саш! - бодро сказал я, надеясь, что это все-таки Колчин.
   - Это Григорий Алексеевич, - сказал голос.
   Я нахмурился. Вот уж не помню: давал я ему свой домашний телефон или нет? Впрочем не важно пока.
   - Чего поделываешь? - спросил профессор, - Как статья?
   - Сижу на животе и слушаю, как волосы на спине растут, - ответил я, - Статья накрылась на фиг. Меня уволили.
   - Оригинально! И в знак протеста ты решил отрастить волосы на спине?
   - Вроде того...
   - Хочу предложить тебе познавательный вечерний променад по Москве. Покажу тебе еще кое-что интересное, - не отставал профессор.
   - Я ж говорю, уволен я! Все дела пока приостанавливаются. Мне работу искать надо.
   - Ха, на ловца и зверь брюзжит, не только жена, - исковеркал ученый пословицу, - Мне позарез нужен толковый журналист. А ты как раз свободен!
   - "Толковый" - в смысле - надо чего-то толочь?
   - "Толковый" - в смысле бестолочь, - сострил Григорий Алексеевич и добавил командирским тоном, - В общем давай подтягивайся ко мне...вернее не так, я обожду тебя возле рынка у метро "Выхино". Идет? Скажем через два часа. Я тебе на месте все расскажу, познакомлю с одной очаровательной старушкой разведчицей и одень костюм, - снизошел до загадочных подробностей профессор и бросил трубку.
   Судьба? - спросил я себя, - Очень может быть, - ответил голос внутри. Чего он там про костюм говорил и старушку? Если старушка - то зачем ей мой костюм? У этой старушки аллергия на джинсы? Или мы на похороны этой самой старушки собрались? Хотя, нет, профессор собирался меня с ней знакомить. С покойниками не знакомят, насколько я знаю. Поздно уже. Не успеешь подружиться, как тело закопают.
   Белиберда какая-то!
  
   Я отрыл шкаф и осмотрел свой гардероб. М-да, проблема. Дружба с костюмами у меня не сложилась изначально. Деловой стиль - это для меня что-то вроде плохой приметы.
   Дело вот в чем: стоит мне одеть костюм, как я обязательно через пару часов напьюсь вдрабадан. И ничего поделать с этим нельзя. Так уж сложилось по жизни. Как только я одеваю пиджак, брюки, повязываю галстук, обстоятельства складываются таким образом, что не напиться вдрызг, до зеленых зюзиков - мне не удается.
   Еще раз повторяю: я не стремлюсь напиться в костюме. Не бегу покупать спиртное, не ищу встреч с собутыльниками. Даже если я одену костюм и специально не возьму с собой ни копейки - все равно обстоятельства сложатся так, что к вечеру, я буду пьян в стельку.
   Но тут я решил побороться с роковой для меня приметой. Во-первых! - стал я мысленно загибать пальцы, - Еду-то я к старушке! К ветеранше разведки! Она ж не алкоголичка?! Хотя фиг его знает, может ее как раз за алкоголизм и выгнали из разведки? Нет, старушкам пить противопоказано - возразил я сам себе. Во-вторых - Григорий Алексеевич - мало пьет. Это я видел сам. И в-третьих - речь идет о моей работе. Негоже ведь напиваться со своим работодателем в первый же день! В общем я решил, что у меня есть все шансы, чтобы выиграть этот бой с роковой приметой.
   Я оделся, поправил перед зеркалом галстук, взял минимум денег, подмигнул себе и пошел к метро. Борьба началась. Обстоятельства?! Ау! Я готов с вами сразиться!
  
   За десять минут до встречи с профессором я уже стоял на пятачке, между рынком и входом в метро. На моих глазах, Вавилонские бабушки с колесными авоськами штурмовали станцию "Выхино". Куда они ехали - не знаю. Где так конечная станция, где собираются эти бабушка - тоже тайна.
   Я назвал их Вавилонскими потому, что в каком бы районе Москвы я ни жил, везде, возле каждой станции я всегда видел толпы этих старушек. Каждое утро словно по чьей-то незримой команде армии этих бабушек хватают свои наполненные чем-то авоськи и со всех концов Москвы несутся куда-то. В какое-то тайное место. Словно строят Вавилонскую башню.
   Ученые вот не одно столетие спорят: кто построил пирамиду Хеопса? Я уверен: ее возвели наши российские бабушки с авоськами. Только они способны преодолевать большие расстояния и тащить любой груз в своих колесных сумках. Если вы живете в Москве, ездите на работу в метро, то присмотритесь, кто вас окружает и тогда вы поймете, что я прав.
   - Алексей? - я обернулся, - ученый уже протягивал мне руку для приветствия, - Нам крупно повезло, - начал он сходу и потащил меня в метро, - Старушка-разведчица согласилась с нами встретиться. Что бывает с ней крайне редко.
   - А зачем она вам понадобилась? - спросил я.
   - Не мне, а нам, - поправил Григорий Алексеевич, - Все узнаешь, когда приедем.
  
   Старушка жила на улице Грайвороновская, дом 5. Это в Текстильщиках. Мы поплутали немного в глухих дворах рабочего квартала. И нашли наконец нужный дом.
   В России всегда строят так, что сами жильцы по официальному адресу ни за что не найдут собственного дома. Остается только удивляться каждодневному героизму почтальонов. Можем именно поэтому они сходят с ума чаще, чем представители других профессий?
   По пути Григорий Алексеевич рассказал, что ветераншу зовут Мещерякова Татьяна Борисовна. Живет одна. Вернулась из-за границы несколько лет назад. Муж-разведчик умер еще за границей. Ей пришлось свернуть свою миссию, продать двухэтажный особняк с бескрайним садом и лужайками и переправиться тайком на долгожданную родину.
   - Никогда бы не подумал, что в таких обшарпанных хрущебных домах, живут ветераны нашей разведки, - мелькнуло у меня в голове, когда мы входили в раздолбанный подъезд. - Все-таки светлый образ разведчика навевает картины моря, несущийся по хорошей дороге, Мерседес-кабриолет, мелькают пальмы, вдали вырастает какой-нибудь многозвездчатый отель. Где разведчика ждет прохладный мартини и шикарная любовница из ЦРУ.
   В нос шибанул запах мочи. Под ногами захрустели осколки убитой лампочки освещения. А может ее разорвало со стыда, когда она высветила тусклые треснувшие стены и заплеванный потолок? Именно заплеванный. Как будто эти "плевако" собрались перевыполнить план.
   Райские картины из жизни разведчика мигом скукожились и пропали в темноте подъезда.
   - Ну, вот! - Григорий Алексеевич остановился возле голой деревянной двери, без номера и ручки.
   - Вы уверены? - переспросил я с сомнением. Я опять подумал про свой костюм. В этом облачении я был похож на агента ФБР в каком-нибудь негритянском Гарлеме.
   - Никаких сомнений! Сейчас старушка расскажет тебе кое-что из своей биографии. Она болеет, еле ходит, есть ничего не может, дышит через раз, все кругом болит - а за жизнь цепляется! - сказал Григорий Алексеевич давя на пимпочку звонка. Я немедленно представил себе гибрид старческого тельца и дрожащих дряблых колесиков.
   Самого звонка не последовало. Словно ему было стыдно работать в этом доме и он уволился.
   Профессор постучал кулаком.
   - Если она так плоха, может лучше ее не беспокоить? - предположил я.
   - Такова натура разведчиков, - пояснил профессор, почуяв, что его слова превратно истолкованы, - Жизнелюбие! Вот на чем держится стержень настоящего разведчика-профессионала.
   - А зачем мне собственно с ней... - но тут захрустел замок и я не успел договорить.
   Дверь приоткрылась и тут же дернулась, как собака на поводке. Поверх цепочки появились бойкие черные глаза и седая прядь кокетливым винтом.
   - Григорий Алексеевич! - узнавающе пропела старушка. Дверь захлопнулась, проскрежетала цепочка и распахнулась: - Какими судьбами! - раскрыла она объятия.
   Я шагнул в переднюю вслед за профессором. Старушка оказалась очень бойкой. Такой живчик на резиновом взводе.
   - Григорий Алексеевич! - повторяла мурлыкающим заграничным напевом Татьяна Борисовна, - Какая встреча! Проходите, друзья!
   - Вот Алексей, мон шер ами! Очень хороший журналист! Военный репортер. Познакомился с ним в Чечне, - указал на меня уже в прихожей профессор, - Мы к вам в гости.
   Я ухмыльнулся: как будто это и так не ясно.
   - Ага, - многозначительно произнесла старушка, - С представителями вашей профессии, Алексей, мне еще не приходилось встречаться.
   Мы перешли в комнату. Это была однокомнатная квартира. Меблировку изо всех сил изображали когда-то лакированный стол, с потертой и растресканной крышкой, три жалобно скрипучих стула. Маленький диван, на котором судя по всему спала хозяйка. На голой стене, на фоне серых обоев мутного рисунка, висело на вешалке черное платье с белым воротником и до пупа украшенное гроздьями орденов и медалей. Вешалка цеплялась за банальный гвоздь. Я с ужасом представил себе, как она всю свою жизнь прожила в особняке, а потом переехала сюда, на родину... - я бы застрелился на фиг в первый же день.
   - Вы здесь живете? - спросил я растерянно оглядываясь.
   Профессор и старушка переглянулись, удивленные моей реакцией.
   - Да, а что? - спросила Татьяна Борисовна.
   - Никогда не думал, что разведчики ТАК живут...
   Татьяна Борисовна улыбнулась: - Бывает и хуже. Главное - тут родина.
   Я чуть не поперхнулся. Но взял себя в руки.
   - Вот Алексей решил книгу о разведчиках написать, - начал Григорий Алексеевич, - Что-нибудь о современности. О последних днях так сказать СССР. Я ему говорю: зачем? А он мне: не могу, говорит, понять, как такая великая держава могла распасться!
   Пока профессор активно врал, я таращился на него в изумлении и лихорадочно соображал как мне реагировать. Откуда он взял про книгу и чего такое плетет?
   - И как же вы видите книгу? - спросила меня Татьяна Борисовна.
   Я посмотрел на профессора ища поддержки. Но Григорий Алексеевич, углубился взглядом куда-то внутрь себя, ища наверное геморрой.
   - Мне интересно прежде всего, как проводились спецоперации нашей разведки и иностранной. Насколько мы были сильны в этом деле? И насколько коварен противник? Как вообще живется разведчикам? Что это такое быть например нелегалом, где каждый готов тебе накостылять? А ты еще и спасибо должен говорить на каждом углу.
   - Интересный у вас труд, - сказала старушка.
   - Да объемный такой, - подтвердил я.
   - Нет я о профессии говорю. И много вы зарабатываете?
   - Хватает, чтобы не только намазать красную икру на булку, но и выбросить ее на фиг в мусорное ведро. А вместо этого махнуть водочки с огурчиком.
   - Забавные представления у современной молодежи о еде, - посмеялась Татьяна Борисовна, - Ну что ж, я расскажу пока что знаю, - разведчица глянула на профессора, словно ожидая отмашки, - Если бы не Григорий Алексеевич вас привел, я бы вам, конечно, ничего не сказала.
   Если бы не профессор и не туманное обещание работы, я бы сюда сам ни за что не приперся, - подумал я, - Тем более в костюме.
  
   Татьяна Борисовна, поправила седую прядь, глаза ее цвета прощальной ночи устремились в окно, и она начала рассказывать о том, как молоденькой звонкой девчонкой попала в нелегальную разведку. Предложили в институте связи. Она согласилась. Потому что глупой была, романтичной. Работать надо было на так называемом долгом оседании. Под чужим именем, с чужой биографией. Без родных и близких. В постоянном страхе ареста. Как только согласилась, тут же добавилась маленькая подробность. Ехать одной - нельзя. Нужна супружеская пара. Разведка нашла ей супруга. На пару лет старше. Покладистый характер. Добрый. Такой привлекательный. Но не более. Она его не любила. Но возражать не стала. По известной русской поговорке: стерпится-слюбится. Дали им поддельные паспорта. Они выехали из Советского Союза через Азербайджан в Турцию. Там им снова поменяли паспорта. Стали они болгарскими подданными возвращающимися из Турции в Европу. Точнее в Испанию. Ехали через всю Европу. Опять меняли паспорта. Долго путали следы. Прибыли наконец в Брюссель. Там и осели.
   Татьяна Борисовна прожила там всю свою активную жизнь. И вот под старость, когда уже развалился Советский Союз, умер муж, она приехала умирать в Россию. Пока жила за границей на долгом оседании, умерил в России ее родители. Знакомых и друзей - растеряла. Детей не завели. Мужа ведь она так и не полюбила. Хотя и прожила с ним всю жизнь. Они были просто друзьями. И вот теперь Татьяна Борисовна живет одна. В этой квартирке, которую ей выдала Служба внешней разведки за долгую работу на родину.
   - Хожу вот теперь на могилку к моему Анатолию. Цветы ношу. По праздникам навещают меня ветераны из СВР. Поздравляют. Посидим-покалякаем. О политике конечно, - подперла она сухонькой ладошкой щеку, - А о чем еще русскому человеку говорить?
   Честно говоря, я был растроган ее рассказом. Это каким же идиотом надо быть, чтобы так вот загубить свою молодость, а потом еще под старость вернутся на помойку.
   - Скажите, - спросил я, - А вот начать бы все сначала, - вы пошли бы снова в разведку?
   - Честно сказать - ни за что, - улыбнулась она.
   - Почему же? - не поверил я.
   - Романтика по молодости была. А это на самом деле - это тяжелый труд. Живешь под чужим именем - что не так уж и просто. Потом постоянно боишься ареста. Мы ведь не просто живем, а работу делаем. Шпионим на родину, так сказать, - она снова улыбнулась, - Но я зная теперь, что меня ожидает, - Татьяна Борисовна обвела рукой убогую комнатку, - Ни за что бы не согласилась. Жизнь моя прошла. А как будто совсем и не я жила. А кто-то другой. Я же словно и не начинала. Вот только сейчас могу себе позволить расслабиться. А куда тут расслабишься, когда уж помирать пора?
   Ее ответ окончательно вогнал меня в грусть. Я впервые услышал от настоящего разведчика, что жизнь прошла за зря. В сущности она была права. Родина ей ничего взамен не дала. Кроме этой убогой квартирки и гроздь разноцветного железа на платье. Только куда ей эти ордена-медали одевать? Перед кем хвастать?
   - Ну что еще вы хотели бы узнать, молодой человек?
   - А как вообще попадают в разведку? Я знаю что приглашают, а что потом?
   Татьяна Борисовна лукаво улыбнулась и достала из ящичка в столе, несколько листков бумаги.
   - Вот на такие анкеты, например, отвечать надо. Перед тем, как попасть в разведку, человека сначала пытают всякими вопросами. Претендент, так сказать, должен соответствовать по всем параметрам.
   Я взял первый листок и вчитался. С виду это действительно была обычная анкета, но вот вопросы меня смутили и развеселили одновременно. Не поручусь за достоверность буква в букву, но смысл вопросов и возможные комментарии к ответам - я запомнил абсолютно точно.
  
   ВОПРОС: Если вам приставят пистолет к виску, то вы:
  
   а) Живо поинтересуетесь маркой и калибром пистолета.
   b) Громко рассмеетесь.
   c) Готовы поседеть и состариться ожидая помощи правоохранительных органов.
  
   Ремарка: Если выбран ответ "с" - вы в высшей степени наивный человек. И делать вам в разведке нечего.
  
   ВОПРОС: Что вы знаете о разведке?
  
   a) Ничего не знаю
   b) Немного знаю, но хотелось бы побольше.
   c) Не интересуюсь вообще
  
   Ремарка: Если выбран ответ "а": Вы что ее смотрели про Штирлица? и не умеете читать? Если не умеете читать положите анкету на место.
   Если выбран ответ "b": Как долго вы работаете на ЦРУ?
   Если выбран ответ "с": Тогда какого хрена вы сюда приперлись?
  
   ВОПРОС: Что вы знаете о секретной методике "имбаршанской борьбы"?
  
   Ремарка: Если ничего не знаете, то почему? Если знаете, то вам надо не в разведку, а к психиатру.
  
   ВОПРОС: Всегда ли вы уверены, где у вас правая и левая рука?
  
   Ремарка: Если всегда, то вы что самый умный? Если не всегда, то вы не уверенный в себе и мнительный тип.
  
   ВОПРОС: Что вы делали в октябре 17 го года?
  
   a) колебался
   b) не успел родиться.
   Ремарка: Если выбран ответ "а": обратитесь в ближайшее следственное управление КГБ за получением наказания.
   Если выбран ответ "b": не слишком-то вы и спешили на помощь революционному пролетариату!
  
   ВОПРОС: Солнце на ваш взгляд:
   a) Ирает роль торшера
   b) Не играет
   c) Забыл
  
   Ремарка: Если выбран ответ "с": Откуда у вас эти секретные данные?
  
   Я вернул листок Татьяне Борисовне. Пока я читал вопросы, она вместе с профессором внимательно наблюдала за моей реакцией. Интересно подумал я, - они меня разыгрывают что ли? Или издеваются, как пионер над котенком?
   - И как надо отвечать на все эти вопросы? - спросил я недоуменно.
   - Как-как, - весело передразнила старушка, - Честно, надо отвечать. В разведке лукавства не любят.
   - Но на эти вопросы ответить невозможно! - вскричал я, - При любом ответе, человек окажется в дураках!
   - Ага! Так с юмором надо отвечать. Импровизировать. Излишне серьезные люди разведке тоже не нужны.
   Старушка посмотрела на профессора и они громко расхохотались. Я вертел головой ожидая пояснений.
   - Каждый кандидат в разведчики должен обладать чувством игры. Разведка - она ведь как театр. Только люди в нем - артисты и контрразведка. Артисты кривляются на сцене, контрразведка страны пребывания внимательно следит за игрой. Стоит сфальшивить - и ты уже в наручниках, - Татьяна Борисовна смахивала слезы смеха, - Иначе на нашей работе никак. Подохнуть можно с тоски.
   - Такой вопрос. Как много работало или работает наших разведчиков в Европе например? Ну, таких как вы? - перешел я на другую тему.
   - А кто ж его знает, - покачала она головой.
   - Ну, десятки?
   - Пожалуй десятка два - это точно. Может и больше.
   - Много!
   - Так ведь и интерес к Европе большой. Я вам вот как скажу. У нас в Германии была специальная база. На ее территории находился спецназ. Куда без специального разрешения из Москвы не могло попасть даже командование базы. А на территории самого спецназа, находился учебный центр под названием "Объект 31". Туда не только начальство базы, но и сами спецназовцы не имели права заходить без разрешения все той же Москвы.
   - А на территории "Объекта 31"... - начал я весело.
   - Больше ничего не было, - оборвала меня старушка, - На точке 31, как ее еще называли, учились девушки и парни. Ликвидаторы. За каждым генералом НАТО, за каждым политическим деятелем было закреплено по два человека из точки 31. Как правило парень и девушка. Иногда просто две девушки. Они изучали свои объекты. Всесторонне к ним присматривались. При помощи психологов, разведчиков добывания, нелегалов, дипломатов и прочая - ликвидаторы составляли психологический портрет своих жертв, изучали их привычки, наклонности... Где они отдыхают, где бывают? Что любят, какие рестораны посещают, какие фильмы смотрят? Есть ли любовницы? Тоже кстати немаловажный момент. В общем ликвидаторы изучали всю биографию своих клиентов, всю их подноготную до мельчайших деталей. В результате они знали о своих потенциальных жертвах больше, чем о самих себе и о своих родителях.
   Словом разрабатывали к ним подходы на случай войны.
   - Каких подходов? Зачем? - не понял я.
   - А вот представьте: началась война СССР с Западом и в один момент ликвидируется вся генеральская верхушка НАТО. Все авторитетные политики, президенты, депутаты и так далее. Кто возьмет на себя командование в такой критический момент, когда все мало-мальски авторитетные военные и политики ушли в мир иной? Никто. Запад погружается в хаос. Неизвестно, кто командует, кто еще жив, а кого уже убили. Вы представляете, если к примеру в России уничтожить разом всю военную, полицейскую и политическую элиту? Да хотя бы половину?!
   - Хана государству, - предположил я.
   - Вот на это и был расчет. А чтобы результат был максимально гарантирован, под каждого клиента готовилось по два человека. Причем ликвидаторы не знали, кто еще готовится на его клиента. Чтобы в случае провала не смог сдать напарника.
   - Вообще-то вы чудовищные вещи рассказываете, - хмыкнул я.
   - Такие времена были. Оправдываться нечего.
   - А что же теперь?
   - Что интересная тема? - черные глаза Татьяны Борисовны блеснули.
   - Конечно! Так куда эти люди делись? - поинтересовался я.
   - Они остались. После вывода советских войск из Германии, они просто испарились.
   - То есть как? Уехали в Союз?
   - Зачем? Они просто залегли на дно. В Европе живут. Вы знаете что такое спящая агентура?
   - Вы хотите сказать, что в любой момент, по единому сигналу, они могут выполнить свое главное задание?
   Старушка посмотрела на Григория Алексеевича. Тот кивнул.
   - Да они могут в любой момент выполнить свое задание, - подтвердила разведчица, - Нужен только кодовый сигнал. Достоверный сигнал. Известный, только им одним и их куратору. У каждого ликвидатора понятно был свой сигнал. У каждого свой связной. Где они теперь все - одному Богу известно.
   - Представьте, что кто-то вдруг объединит этих связных в одну команду и они одновременно выдадут приказ на уничтожение? - начал я фантазировать, - Кстати, вы ужастики случайно не пишете?
   - Ужастики будешь писать теперь ты, Леша. У тебя бойкое перо, прыткая мысль, быстрая соображалка, - вставил со стороны Григорий Алексеевич.
   - Да, - согласился я, - Но у меня не титановая голова. Как только я сунусь в такие дела мне ее тут же проломят ломиком в подъезде.
   - Дай Татьяне Борисовне договорить, - оборвал профессор.
   - Один кураторов ликвидаторской группы, - продолжила разведчица, - Я его знаю - до сих пор шатается по Москве и занялся разными паскудными делами. Такое иногда случается с людьми. Григорий Алексеевич видел его недавно в Москве.
   Профессор многозначительно кивнул.
   - Вы хотите сказать что сейчас существуют люди, которые могут отдать сигнал на уничтожение и они больше не находятся под контролем разведки, в смысле государства?
   - Конечно! Они же тоже никуда не делись. Ты вспомни развал СССР! Тогда все исчезало в момент. Людей со службы толпами увольняли. Но они-то продолжали жить. И сейчас уже неизвестно где и на кого эти разведчики работают.
   Тут меня осенило. Книга выскочила в голове уже с готовой обложкой и названием: "Европейские политики до сих пор живут с пистолетом у виска".
   - Вот это да! - вскричал я и заходил по комнате, - То что вы мне сейчас рассказали - это офигенная сенсация! Это скандал первостатейный! Ужас потрясет Европу!
   Татьяна Борисовна заулыбалась моему мальчишеству. Я уже представил себе, какой переполох начнется на Западе. Как разведки и контрразведки начнут шмонать окружение своих высокопоставленных чиновников. Как генералы НАТО, президенты, функционеры Евпропарламента превратятся в затворников и разом перестанут ходить в рестораны, бары, перестанут бегать к любовницам и запрутся в особняках.
   СТОП!
   Как всегда мою замечательную мысль осадило сомнение:
   - Позвольте! Но ведь и генералы НАТО и политики со времен СССР и его развала уже несколько раз поменялись.
   - А кто тебе сказал, что все это время ликвидаторы сидели без дела? - спросил Григорий Алексеевич, - Ты правильно заметил: люди уходят. Но должности-то остаются. На нового человека собираются новые сведения. Этому ремеслу наши агенты были обучены с самого начала. Психологи, дипломаты и прочее - это все было только на стадии обучения. Не забывай все они были сначала на "Объекте 31". Но потом разъехались по местам дислокации так сказать.
   - Логично, - согласился я и повернулся к Татьяне Борисовне, чтобы задать еще одни вопрос.
   Не тут-то было:
   - Больше я вам сказать ничего не могу. Это все что я знаю, - подытожила матерая разведчица, - По крайне мере пока.... - добавила она многозначительно.
   - А вы Григорий Алексеевич, знаете за какую ниточку мы можем ухватить? - спросил я.
   - Стал бы я вам помогать в вашей книге, если бы не знал, - фыркнул профессор, - Конечно. Но сначала распрощаемся с Татьяной Борисовной. Мы и так отняли у нее много времени. А потом, посетим еще одного человека.
   Я засобирался. В прихожей профессор остановился:
   - Подожди меня пока в подъезде, - попросил Григорий Алексеевич, - Мне еще надо парой слов перекинуться с моей подругой.
   Я как можно интеллигентнее, с европейской учтивостью, попрощался с Татьяной Борисовной, - пусть ей будет приятно, - и вышел на улицу.
   Стоять в подъезде было невыносимо.
   Природа уже подмешала в воздух сумерки. Солнце уехало куда-то в сторону метро. Дрянной и грязный двор приобрел черты таинственности. Бесшумно шныряли по подъездам коты.
   Ночью все кошки серут, вспомнилась известная поговорка.
   Я нежно погладил борт своего костюма. Кажется я все-таки переиграл обстоятельства и победил. Я до сих пор трезв. Ни одной пивинки (от слова пиво) во рту с утра не было. Роковая примета разгромлена подчистую. Теперь о ней можно забыть. Нет, я все-таки крепкий парень и могу за себя постоять.
   Правда я не взял во внимание, что летние вечера очень длинные.
  
   - Ну, как впечатления? - спросил меня Григорий Алексеевич по пути к метро.
   - Вы, знаете, я себе разведку немного не так представлял.
   - Да, товарищ Штирлиц и трудовая книжка не совместимы в головах обывателей, - весело сказал профессор, - Герой! Разведчик! Красавец! (Это я про Тихонова). Работает в тылу врага. Каждый день елозит попой по острию бритвы и в то же время имеет трудовую книжку, зарабатывает себе на пенсию. Идиотизм. Но работа разведчика подчиняется таким же законам бюрократии как и работа на свиноферме или у станка. Все едино и унифицировано.
   - А зачем вы с книгой меня разыграли?
   - А это мой сюрприз такой. Но ты ловко выкрутился. Молодец. Считай что прошел проверку. Так будешь книгу писать? - профессор все это выпалил единым махом.
   - Что за книга?
   - О разведчиках. Ты разве еще не понял? Эту книгу мы продадим одному крупному издательству.
   - Чего-то вы опять темните, - оборвал я его.
   - Нисколько. Мы сначала напишем. Потом отдадим одному хорошо известному мне издательству. Там такой материал с руками оторвут.
   - Вместе с головой и ногами, - сыронизировал я.
   - Знаешь, Леша, где-то ты смекалистый, отличный парень, а где-то непроходимый дурак, - срезал меня профессор, - Ну, скажи мне, зачем нам объявлять издательству о книге раньше времени? Тема жареная. Может произойти утечка, могут воспротивиться люди из так называемых компетентных органов и нам просто зарубят материал. Им же неохота отвечать на каверзные вопросы об утерянных агентах. Правильно?
   Я кивнул.
   - А нам надо написать все как есть.
   - А что есть-то? - засомневался я, - Постаревшая Шахерезада с ее рассказами на ночь?
   - Ей-Богу ты какой-то странный. Как тот гениальный, но забывчивый композитор, который постоянно писал одну и ту же симфонию и постоянно о ней забывал, но с каждым разом симфония получалась все лучше и лучше. Так он и умер непризнанным гением.
   - Как фамилия того композитора? - заинтересовался я житейской подробностью.
   - Я почем знаю, если он умер непризнанным? Кто о нем теперь помнит-то! Я в том, смысле Леша, что Татьяна Борисовна ввела тебя в курс дела. Тебе теперь с моей помощью надо собрать подробности. Фактуру.
  
   С моей новой работой все более-менее четко нарисовалось. Осталось обсудить с профессором некоторые детали нашей совместной деятельности. Меня жутко интересовал один важный для каждого писателя вопрос: сколько времени займет написание книги? По примерным подсчетам, моих наличных денег, мне могло хватить максимум на месяц. Это, если не учитывать предполагаемые поездки. Но насколько я понимаю, накарябать статью и написать книгу - две большие разницы, которые в одном месте не помещаются. Даже в том, куда обычно посылают.
   Чтобы собрать фактуру на добротную книгу понадобиться не меньше месяца. В лучшем случае. Примерно столько же времени займет само написание. Опять же если не отходить от компьютера даже попИсать. Потом мои труды читает редактор. А то и не один. Это еще месяц. Потом правка и типография. Где-то на этом промежутке писателю выплачивают гонорар за книгу.
   Итого: три месяца в лучшем случае, мне придется ждать гонорара. Из них два месяца - мне придется голодать, жить на улице и попрошайничать.
   По своему опыту я знаю: любое время, которое ты предполагаешь затратить на работу надо всегда умножать на два. Еще начальник германского генерального штаба Мольтке говаривал: ни один план не переживает встречи с противником. Говорил он это не мне лично, (мне просто передали), но его слова я хорошо запомнил. На гражданский язык их можно переложить так: жизнь затягивает во времени любой процесс.
   Отсюда вопрос: откуда я буду брать деньги на свою повседневную жизнь в течение от двух месяцев минимум до полугода максимум?
   Ради великой идеи можно, конечно, понищенствовать, отказаться от пропитания, сидеть в пещере, вдали от людских глаз как блаженный Августин и писать трактат о разведке. Но опять же где гарантия, что сей труд будет опубликован? Или хотя бы что за него заплатят достойные деньги, с помощью которых я снова вырвусь из нищеты и "стану хоть сколько-нибудь приемлемым членом общества"?
   Тут я вспомнил слова великого разведчика Рихарда Зорге. Он бывало говаривал своим японским друзьям: если сомневаетесь - то ну его на фиг в печку! Потом правда японские друзья слишком буквально воспользовались этим дельным советом. В чем Зорге смог убедиться на личном опыте. Царствие ему небесное!
  
   Мы снова вернулись на станцию метро "Выхино". Стоило нам выйти на улицу, как небо над нами загрохотало с качеством "долби стерео". Заклубились облака, точно капли краски в стакане воды. Дождик чуть всхлипнул. И потом заплакал навзрыд словно прорвало его от невыносимой грусти. Небо потемнело. Прохожие заспешили, а колкие капли дождя выбивая бусинки воды из луж прыгали у них под ногами.
  
   Мы заскочили в ближайший ресторанчик. Оказавшийся на поверку, дешевой забегаловкой. Но ливень за окном лишил нас всякого выбора.
   Возле столиков этой "тошниловки" крутились профессиональные алкаши. Они выклянчивали деньги у посетителей. Закатывали при этом глаза, кланялись в пояс и всячески надоедали, пока не получали своего оброка. За десятку здесь можно было получить огромную благодарность и полчаса покоя. Григорий Алексеевич, знал здешние порядки и от нас быстро отстали.
   Расхлябанной походкой, к нашему столику подошел официант в замызганном халате, но со свежей алой гвоздикой в петлице.
   - Это что? - неодобрительно кивнул в сторону алого пятна Григорий Алексеевич. Внешность профессора чудесным образом преобразилась. Гордая осанка, чуть вздернутый подбородок, властный взгляд.
   Разговор с официантом напоминал со стороны холст неизвестного художника, под названием: "Рыцарь и чемурдосы". Я даже невольно залюбовался игрой ученого.
   Официанты одни из самых сметливых людей на планете. Именно поэтому им удается так долго сохранять свою популяцию.
   Работник общепита тут же сообразил с кем имеет дело:
   - Украшательство, сэр! Должно радовать глаз клиенту, - отрапортовал официант и по военному прищелкнул каблуками.
   - Ты бы халат постирал, - заметил профессор.
   - Халат не украшательство, сэр, а элемент рабочей одежды, - вежливо, но с достоинством возразила бестия.
   - Ладно, иди уж! - махнул на него рукой Григорий Алексеевич, давая понять, что аудиенция закончилась.
   Официант коротко бросил головой вперед-назад и отошел чеканя шаг, держа перед собой блокнот с нашим заказом, как дорогую военную реликвию.
   Через минуту появилась пышная официантка с таким же алым цветком в петлице халата. Работница общепита, широко взмахнула руками, расстилая на столе скатерть, и груди ее угрожающе заколыхались. Я на всякий случай чуть посторонился. Посетители "тошниловки" выпучили глаза. Наверняка на их памяти это был первый случай, когда официанты добровольно, без всякого понуждения заботились о клиентах. Да еще расстилали скатерть!
   Пышная официантка, колыша формами исчезла в глубине служебных помещений, чтобы через секунду вернуться с необъятным подносом.
   Она вмиг оснастила наш стол двумя жбанами разливного пива, салатами, чекушкой водки в запотелом графине, тарелочками с маслом, говяжьим языком и ветчиной. Посетители окончательно впали в ступор и стали поглядывать на профессора с уважением и некоторой опаской.
   Григорий Алексеевич ловко подхватил графин с водкой и плеснул по рюмкам.
   - Будем здравы!
   Водка обожгла рот прохладой.
   - Так-так-так, - сказали со смешком те самые "обстоятельства", - Кто тут нас посрамить хотел?
   Рядом вынырнула та самая "роковая примета": - Вот, ты где ё-мое! А я тебя повсюду ищу! Даже дождик пришлось вызывать. Ну, что? Будем сражаться?
   Я посмотрел на стол. На графин с водкой, на жбаны пива, на закусь. Ну, не отказываться же в самом деле! Профессор еще подумает будто я спятил или брезгую разделить с ним трапезу.
  
   - Сдаюсь. Погорячился, - прошептал я.
   - Ты о чем? - удивился профессор.
   Я рассказал ему о своей роковой примете с костюмом.
   - Вон оно как! Что ж у меня тоже есть свои приметы. Я, например, не могу ходить в Пушкинский музей.
   Я выпучил глаза: - Чего?
   - Изобразительное искусство действует на меня как детонатор на бомбу, - спокойно пояснил профессор, - Как посмотрю на тамошние картины - до того растрогаюсь, аж поджилки вибрируют и сразу бегу выпивать. А потом - сам знаешь: тройки с бубенцами, цыгане с гитарой и гиканьем, номера, преферанс. В общем сплошная бунинщина.
   - С чего это вас так развозит? - удивился я.
   - Ну, вот тебе парочка примеров, - оживился Григорий Алексеевич. Он явно уже не раз смаковал эту тему и сейчас снова спешил поделиться своей теорией.
   - Вот есть в Пушкинском старинная картина. Называется она "Праздник в деревне". Представь себе: огромный дом, поляна на переднем плане. Стоит огромный, длиннющий стол. Сидят гурьбой крестьяне. Чокаются, пьют, жрут. В общем праздник. Эта сцена занимает центральное место в картине. Но вот в правом углу, стоит спиной к зрителю одинокий крестьянин. Опершись рукой на забор, бедолага склонился в характерном изгибе. По его позе, я безошибочно определил: персонаж - блюет.
   - Не может такого быть! - не поверил я, - Прямо реализм какой-то.
   Григорий Алексеевич усмехнулся: - Не будь я ученым, если бы не решил перепроверить свои впечатления на других. Из десяти опрошенных мной посетителей Пушкинского музея - девять человек также пришли к выводу, что крестьянин - блюет.
   - А что сказал тот один из десяти? - поинтересовался я.
   - Ничего. Он нажрался и тоже блевал как тот крестьянин....но я не об этом. Мой вывод таков: блюющий на картине крестьянин - это искусство. Попробуй-ка ты нажраться и блевануть под стенами Пушкинского музЭя. Думаешь охрана сочтет это за искусство? Живо в милицию загремишь. Да еще измудохают по дороге в околоток, за оскорбление национального достояния. Но пусть менты у нас не образованы и в искусстве не шарят, - допускаю, - Григорий Алексеевич выставил вперед ладонь, - Попробуй-ка устрой такой "праздник в деревне" на глазах у какой-нибудь тонкострунной барышни. Она же первая в тебя и плюнет!
   Идем далее. Знаменитая статуя Микеланджело. Помнишь мужик такой здоровый стоит? Причинное место - наружу. Ручку свою мускулистую этак к плечику сложил. Голову кучерявую наклонил вбок.
   Я закивал с интересом: - Да-да, припоминаю.
   - Так вот попробуй-ка встать так в общественной бане! Мигом обзовут педерастом и начнут мудохать тебя железными шайками по хребту. А потом, те же самые люди, - Григорий Алексеевич сделал ударение на слове "люди" и его указательный палец застучал по крышке стола, - Те же самые люди, пойдут после бани в Пушкинский музей, увидят там статую, которую ты изображал перед ними, и будут орать друг другу: "Ах, Микеланджело! Ах, искусство дристадрать ему туды!" Понимаешь о чем я? Искусство так же далеко от народа, как в свое время декабристы. Люди не улавливают никакой связи между искусством и жизнью. Хотя одно не может существовать от другого.
   - Да вам не в разведке, а искусствоведом работать надо! - восхитился я свежестью профессорского взгляда на связь искусства и реальности.
   - А кажется мне тогда, что я может не тем делом в жизни занялся? Может я рыцарем когда-то был? А теперь вот тут... - профессор умолк.
   Помолчали. Разлили. Выпили. Закусили.
   Я решил сменить тему и спросил о сроках написания книги. Сказав, что денег у меня - всего на месяц. Профессор улыбнулся и к моему удивлению заявил, что не видит здесь никаких препятствий. Он сам станет снабжать меня деньгами, а потом по выходу книги я с ним расплачусь.
   Вот тут-то мне и надо было насторожиться. Бесплатный сыр, как известно, есть только у МЧС и гуманитарных организаций. Профессор же там не работал.
   Но водка уже атрофировала мое чувство самосохранения. А потом, события стали развиваться с такой быстротой, что и вовсе стало поздно о чем либо думать.
   - Поскольку с деньгами насущными вопрос решили, перейдем к рабочей теме, - Григорий Алексеевич со смаком отхлебнул пивка, - Кстати тебе не плохо было бы купить объемный ежедневник, чтобы записывать туда материал. Книгу пора собирать. У тебя должен получиться самый обширный труд по разведке постсоветского периода.
   Я согласно кивнул.
   - Так вот представь себе такое дело. В России есть военные округа. Каждый округ имеет свой штат военной разведки, который замыкается на ГРУ Генерального штаба. Разведка округа работает и имеет свою агентуру в определенных странах. По старой традиции в тех государствах, с которыми мы готовились воевать. А воевать мы собирались со всеми. Это общеизвестно.
   Например, Киевский военный округ, Одесский, Белорусский и так далее работали против стран Европы. Дальневосточный, Сибирский и иже с ними - вели разведку против Японии и Китая.
   - Окей, это я усвоил.
   - Так вот, после развала СССР - часть военных округов мы откровенно потеряли вместе с территорией. В оставшихся военных округах большая часть офицеров подверглась сокращению и всяким разным перетасовкам. И вот например, послали человека на оседание в Афганистан, Иран, или в Китай. Они там обжились. Внедрились. Выполняют задачи, шлют разведданные, а тут СССР - ХРЯСЬ и больше нет. Исчез. Что делать? Возвращаться? А куда и как? Официально - разведчик нелегал - гражданин другой страны. Российских или советских документов у него нет. Единственный офицер, который знает о его существовании и курировал его на протяжении многих лет, исчез вместе с Советским Союзом. Что делать? Задачи, которые перед ним ставили - также потеряли смысл вместе с исчезновением страны. Да и куда пересылать разведданные, если потеряна связь с Москвой? А разведчик без связи, что шлюха на привязи. Все тебя имеют, а пожаловаться некому.
   Нелегал принимает решение возвращаться. Но ему, как гражданину другого государства надо составить легенду для друзей и знакомых: с чего это он вдруг решил поехать в Россию с которой отродясь никаких контактов не имел? Надо получить визу в российском посольстве и так далее. В общем геморроя не на одну, а на целых три задницы.
   Была допустим у нас военная база в Германии, в Чехословакии - там ведь тоже готовили нелегалов, засылали на Запад. А когда группировку войск вывели в Россию, офицеров посокращали - агенты также потеряли всякую связь. Ну как? Интересная тема?
   - И что таких забытых разведчиков много? - не поверил я.
   - Полным полно! - махнул рукой Григорий Алексеевич, - Государство у нас большое. Стольких наготовили. Стольких наслали. Хорошо еще, если человек работал в Европе. А если в Афганистане, Пакистане, Иране? Представляешь в какой они заднице оказались?
   - Позвольте, а вы все это откуда знаете? - спросил я с подозрением, - Вы же ученый.
   - Опять ты за свое! - воскликнул Григорий Алексеевич, - Пора бы уж оставить всякие подозрения, раз мы вместе решили работать.
   - И все же, - настаивал я.
   - Вопрос резонный признаю, - не обиделся профессор, - Если ты помнишь я говорил тебе, что занимаюсь поведенческой психологией. Преподаю в академии. Но я не говорил тебе, что преподаю в Академии разведки. Я сам работал на это ведомство долгое время. Сейчас на пенсии. Вот и хочу вместе с тобой книгу написать. Ведь это несправедливо! Столько людей в одночасье потеряла наша страна и каких людей! Отборный материал!
   Взяли по второму пиво и добавили туда чекушку. После нескольких хлебков, Григорий Алексеевич распалился еще больше:
   - Пиши Леша! Или нет, пока запоминай, потом занесешь на бумагу! Итак - разведчики - это непоколебимая сила. Это основа и оплот государства. Что может, например, мотострелковая дивизия на войне? Уничтожить другую дивизию? Армию? Но это все фигня, хотя и героизм. Зато от верной информации разведчика из вражеского штаба - умирают сразу несколько армий противника. Крупнейшие флоты идут ко дну. Вражеские страны из-за одного крота могут потерять и свою армию, и независимость. Разведчики это гении! И одновременно воины. Они ничего не бояться. Их ничем не запугать! Они как древние викинги. Чем можно запугать тех, кто живет с представлением о часе Рагноради и о последней битве с волком Фенриром? Чем можно запугать тех, кто хочет умереть в бою? Тех, кто не желает дожить до старости, и шкрябать палочкой по тротуару? Как ты запугаешь того, кто не собирается умирать своей смертью? Чем можно запугать таких людей, а?
   - Ну, прямо все они такие-сякие непобедимые, - усомнился я.
   Пузырьки пива неслись по моим артериям к голове, точно по скоростной магистрали и везли с собой груз чистой водки. Очертания профессорской головы перед лицом стали мутными. Мне пришлось воспринимать фигуру Григория Алексеевича целиком. Так как отдельные его части выходили в расфокусе.
   - Ты думаешь наших разведчиков нелегалов никогда не разоблачали? Еще как разоблачали, - кипел профессор, - Но ты хоть что-нибудь слышал о пленных нелегалах? Ну, разве что единицы, типа Абеля. Но в целом наши нелегалы, они как древние викинги. Заявляю авторитетно, как ученый, - Григорий Алексеевич отчаянно рубил рукою воздух, - Ни в летописях, ни в хрониках, нигде нет ни одного упоминания о том, что какого-то викинга взяли в плен или обратили в рабство. На невольничьи базары попадали многие. От славян, до кельтов. Продавали жителей далекой Британии после похода Цезаря. Скандинавов нельзя было продать. Они умирали с мечом в руках и с улыбкой на лице. Так и наши разведчики нелегалы. Попадались, но умирали достойно. В плен не сдавались. В Афганистане, например, наших разоблаченных нелегалов подвешивали за ключицы на крюки и живьем сдирали кожу. Но они не выдавали своих тайн.
   Профессор неожиданно закончил лекцию и припал к жбану с пивом.
   - Браво! Слава разведке и нелегалам! - ударили кругом голоса, поднялся шквал аплодисментов. Я огляделся по сторонам. Все посетители кафе повернулись в нашу сторону и стоя аплодировали зажигательной речи профессора. Тут были официанты с алыми гвоздиками, неистово хлопали бомжи, какие-то странные типы в кожанках, тренировочных брюках и с красными носами. Но Григорий Алексеевич не замечал этого. Он подпер ладонью щеку и ковырял вилкой в салате.
   Из толпы вдруг вывернулся на передний край какой-то малый. В черных брюках, белой рубашке и пионерским галстуком на шее. Через плечо у него висел барабан.
   Григорий Алексеевич упер в него свои мутные глазки, кровожадно ухмыльнулся, как военный на поле боя, и указывая на пионера вилкой громко отчеканил:
   - Ну-ка сыграй мне, сынок, что-нибудь лирическо-ностальгическое! Чтоб душу пронимало, а задницу свербило!
   - Чего изволите? - пропищал пионер, изготавливаясь ударить палочками по барабану. Концы пионерского галстука на рубашке, шевельнулись под ветерком, точно языки пламени.
   - Гимн СССР! - заказал профессор.
   И малый с готовностью ударил по барабану. Вышибая из него гром и треск знакомой мелодии, - Отряд сумасшедших, - подумал я.
  
   Напились мы в тот день изрядно. Я уже не помню как покинули "тошниловку", куда направились дальше. В памяти осела только пустынная улица, с пятнами желто-грязного света от фонарей. Мозаика горящих окон в пятиэтажках. Шелест одиноких таксомоторов по асфальту. Григорий Алексеевич что-то говорил про своего друга, который может рассказать о разведке еще больше и интереснее, чем ветеранша-старушка. О необычайно важности нашей будущей книги. О российском народе лишенце. Почему именно "лишенце" - я так и не понял.
  
   Потом профессор перехватил попутный таксомотор. Я плюхнулся на заднее сиденье и на кожаном диване "Волги" погрузился в дрему. Григорий Алексеевич завел разговор с водителем. До меня долетали только отдельные фразы. Водила с профессором трындели что-то о молодой российской демократии. Решали: "полюблял" ее народ или уже "разлюбляли" окончательно.
   Потом случилось мне видение. Настолько осязаемое, что я напрягся. Почудилось вдруг, что под кожаным диваном разверзлась пропасть. И я на нем, точно на санках, ухнул прямо вниз. Мимо замелькали валуны с наклеенными на них газетными вырезками. Какие-то кричащие аршинные заголовки над статьями. И казалось, что все это написано обо мне. И ругают там меня распоследними словами. Но сколько я ни силился разобрать текст - ничего не получалось.
   Со свистом в ушах приближалось каменистое дно пропасти. Я отпрянул и тотчас проснулся. Шофер и Григорий Алексеевич по-прежнему перебрасывались репликами. Мне показалось, что "репликов" от нескончаемых полетов сильно мутило. В окно я признал дома Рублевского шоссе. Тут, как известно, гнездятся российские генералы, всяческие государственные чиновники и просто богатые люди. Последние селятся в этих домах, чтоб быть поближе ко всякой власти. У нас ведь как в России: власть меняется почти непрерывно, а чиновники - все те же.
   По приказу профессора такси тормознуло возле какого-то дома. Видать и вправду к серьезному человеку едем, - шевельнулась сонная мыслишка. Григорий Алексеевич расплатился и таксомотор укатил в тихую ночь рублево-успенских далей. Я посмотрел на часы. Интересно в который час? Часов на руке не оказалось. Очень вовремя вспомнил, что давно их не ношу. А то бы испугался, что часы украли.
   - Ну что ж, - подумал я, - Тем хуже для друга Григория Алексеевича. Ведь мы действительно не знаем сколько сейчас времени.
   Я закурил, пытаясь разогнать сон. Профессор быстро сходил в круглосуточную палатку и притащил оттуда пакет с бутылками дорогого коньяка и закуской.
   - Пошли, - ученый легонько подтолкнул меня в спину, - Надеюсь ты уже выспался?
   - Я-то - да. А кто кстати ваш друг?
   - Генерал.
   - Это удобно? Вваливаться к генералу ночью? Без предупреждения? - спросил я, и меня чуть не разорвала напополам сонная зевота.
   Хорош бы я был разорванный напополам у Рублевского шоссе.
   - Да он нас ждет! - уверенно вскричал Григорий Алексеевич, - Настоящие разведчики вообще никогда не спят! И работают исключительно по ночам!
   Профессор зашагал к дому.
   Не помню: была ли в подъезде консьержка или охрана. Скорее всего - нет. К памяти прилипли намертво только горшки с цветами, расставленные по подъезду, как на выставке. Художественно расписанные стены, и запах одеколона. Генералы, в отличие от пролетариата, в подъездах не мочатся. И в потолок не плюют.
   Шустрый лифт мигом поднял нас на самый высокий этаж. Профессор только потянул руку к пимпочке звонка, как дверь тотчас открылась, словно нас караулили.
   Генерал оказался коротковатым мужичком лет пятидесяти. С округлым животиком, в очках серебряной оправы. Лицо его было настолько банальным и невыразительным, (впрочем, как у всех разведчиков), что о нем даже не стоит упоминать. Такой человек никогда не привлечет к себе внимания на улице. Даже если наступит вам на ногу. Высокий чин, был одет в спортивный костюм и ласково жмурился на ученого.
   - Ба! - вскричал профессор раздвигая объятия, - Я так и знал, что ты не спишь!
   - Леонид Александрович, - представился генерал. Я пожал пухлую ладошку, и еще раз подумал, - Типичный такой завскладом или вахтер из уютной проходной, уважающего себя завода.
   Мы переместились на просторную кухню. Где мягко светились по стенам бра. Играло негромко радио, и томный голос пел ночную чепуху: "Посреди бессонных полей, мы с тобою во ржи присядем".
   Посреди самой кухни играл хрустальными бликами накрытый стол. Рюмки и фужеры перемежались, бутылками нарзана и водки. Дымилась на тарелках горячая закуска и зябла рядом закуска холодная.
   Последнюю точку в богатой сервировке поставил Григорий Алексеевич, выставив дорогой коньяк.
   - Леонид Александрович, не побрезгуйте, - добавил он.
   Генерал глянул на этикетку: - Не побрезгую, - и его лицо смяла мягкая улыбка.
   - Невероятных полетов человек! - обратился ко мне Григорий Алексеевич, - Я говорил тебе: он никогда не спит и всегда ждет друзей. Так и вышло.
  
   За столом Леонид Александрович самолично разлил нам коньяк. Разложил закуску.
   - Вот, Леша у нас журналист, - показал на меня профессор серебряной вилкой, - Будет книжку писать о разведке. Толковый малый. Ему можно доверять. Я с ним в Чечне познакомился. Лихой человек.
   Я никогда не пил еще с генералами из разведки. И потому несколько терялся и не знал как себя вести. Вдруг еще вербовать начнет? А после посещения убогой квартирки Татьяны Борисовны мне совсем не хотелось работать в разведке. Вместе с тем и обижать этого симпатягу - тоже не хотелось.
   Генерал снова улыбнулся и поднял рюмку:
   - Предлагаю выпить за содружество родов войск!
   Коньяк ушел душистым ручейком в глубины желудка. Разбежался по жилам. Добрался до мозгов и открыл там потайной вентиль, отвечающий за второе дыхание человека. Мы разгребали по тарелкам закуску.
   - Лимончик и рыбки красной! - вдохновенно советовал мне профессор, - Очень питательно и впечатлительно получится после коньячку!
   Леонид Александрович снова разил по рюмкам:
   - За солдатский хлеб! - предложил генерал, - Солдат без нужды, что баба без п....ды! - неожиданно добавил этот мягкий с виду человек.
   Вторая рюмка окончательно восстановила мою боеспособность. Мысли весело заскакали, как деревянные лошадки. Совсем не страшно, покачивался перед глазами стол. Я посмотрел в ночное окно. В кромешной темноте неба горели неисчислимыми огнями дома Рублевского шоссе. Точно эскадра кораблей в темном море. Пока я предавался поэтическим сравнениям, Григорий Алексеевич задал генералу какой-то вопрос. И тот немедленно начал рассказывать какую-то байку. Ее смысл я уловил не с самого начала. Потому передам ее в литературном изложении:
   "Было это в один из тех дней, когда Советский Союз уже рухнул, и все что когда-то трещало по швам - окончательно разорвалось и устаканилось в новом виде. Поутру, начальник разведки, ты его знаешь (кивок в сторону профессора), - Пришел на работу, как всегда налил себе крепкого чаю с кружком лимона, отпил, поморщился, достал лимон, вылил на фиг чай, потом плеснул себе коньяку в стакан, хряснул его со смаком, сжевал лимон и блаженно улыбнулся. В дверь заглянул порученец майор.
   - Тут к вам это... - неуверенно помялся он.
   - Кто это? - начальник разведки недолюбливал неуверенных людей.
   - Даже не удобно говорить, - замялся обычно бойкий порученец, - Шпион наш потерянный. Прибыли из Китаю. Так представляется.
   - И ты ему поверил?
   - А как же-с! Матом ругается отменно! По всем правилам военного искусства.
   Это было веским доказательством. Генерал в задумчивости покачал головой. Для военных, кто не знает, русский мат, это не ругательство, не показатель невоспитанности или природной грубости. Русский мат - это одно из основных средств управления современным общевойсковым боем. Каждый курсант постигает эту аксиому еще с зеленых погон. У США и НАТО - спутники, электронные средства наведения на цель, цифровые коммуникации, ноутбуки и уоки-токи, а у русского офицера на вооружении только универсальный мат.
   Возьму маленькое отступление. Вот летят к примеру, американские пилоты. Российские офицеры из радиоэлектронной разведки слушают их переговоры и только посмеиваются. Пилоты приправляют свою речь скудным английским матом. Но это детский лепет. Чернуха. Пилоты действительно ругаются и слушать их противно. Зато все ясно: куда летят, зачем летят, сколько их летит и где они будут пьянствовать когда приземляться.
   А вот выходит на учения российский танковый полк. Американские или НАТОвские разведчики слушают в эфире переговоры танкистов и понять ничего не могут. Сплошная мать-перемать в эфире. Они заглядывают в справочники, в уставы российской армии, пытаются понять: что именно приказывает командир и что именно ему отвечают подчиненные? Но не звучат прописанные в уставах и инструкциях знакомые команды. Сплошная матерщина. Зато танковый полк двигается слаженно и каждая боевая машина знает свое место в строю. Представляете, как трудно западным разведчикам? Чтобы понять что происходит в русских боевых частях надо не только выучить язык, но и в совершенстве овладеть русским матерным.
   Однако, я вернусь к начальнику разведки.
   В организме любого военного, приборчик отвечающий "за удивление" выходит из строя уже на первых годах ратной службы и больше никогда не восстанавливается. Но тут у начальника разведки отвисла челюсть. Потерянный шпион, все равно что бесхозная боеголовка. Сначала скандал, потом - трибунал. Главное правило армейской жизни: разобраться как следует и наказать кого попало - еще никто не отменял. С потерянным шпионом надо срочно что-то делать.
   - Где этот найденыш? - уточнил начальник.
   - Рядом. На улице.
   - Ты документы его смотрел?
   - Нет, я не видел, но охрана смотрела. Настоящие китайские документы у него. Ни пса не понятно. Но вроде все как по-взрослому.
  
   Что это? Провокация китайских наймитов? Но зачем ее устраивать прямо под окнами Аквариума? Сумасшедший? Но у него настоящий паспорт гражданина Китая! Китайский сумасшедший возле Аквариума - это уже не шутки. Ежели каждый сумасшедший в Китае знает, где находится главный офис агентурной военной разведки - то что можно ожидать от хитрых и нормальных китайцев?
   - Выпроводи его вон! - генерал принял решение: принять решение.
   Порученец исчез. Через полчаса вернулся с бумагами.
   - Извините, но он не уходит. Говорит не может вернуться в Китай. Он потерял связь с нашими кураторами. Вот передал ксерокопию своего паспорта и отпечатков пальцев. Просит посмотреть в картотеках и свериться там с его фотографией из личного дела.
   Начальник разведки повертел бумаги. Снова налил себе и задумался.
   Чем хреново работать в разведке? Ты всего боишься и не можешь воспринимать события как нормальный человек. Везде чувствуется подвох или засада. Везде мерещиться агентурная операция против тебя лично или против всей военной службы в целом. Что в конечном итоге одно и то же. Допустим мы примем бумаги и определим, что это действительно наш разведчик. Но как знать, кто этот китаец на самом деле? Вдруг они разоблачили нашего шпиона, а теперь послали своего агента, чтобы удостовериться: правду говорит арестованный или нет? Если мы признаем его за своего, - может выйти нездоровый, дипломатический, межгосударственный скандал.
   Генерал отправил порученца свериться с картотекой. А сам начал названивать людям из отдела агентурных операций по Китаю. Выяснилось, что никто из молодых офицеров не помнит такого человека. Старые разведчики-агентурщики, которые курировали шпионов-нелегалов в Китае давно уже уволились и неизвестно где живут. Личные дела разведчиков-нелегалов - тоже куда-то пропали. Нет их, не украли. Просто валяются сейчас где-нибудь в подвале, в терриконах бумаги советских времен.
   За час разговоров-переговоров генерал ничего не выяснил, кроме того, что у него кончился коньяк. Он кряхтя поднялся, полез в сейф за новой бутылкой и нашел свою старую записную книжку. Глядя на нее он вспомнил Григория Алексеевича и позвонил профессору. Это была последняя надежда. Григорий Алексеевич в свое время готовил разведчиков-нелегалов на оседание. Преподавал им поведенческую психологию. Некоторых "студентов" он знал в лицо. Поскольку сам привел их в школу разведки.
   Профессор подъехал и действительно признал в этом потерянном китайце нашего разведчика. Вернее он сначала признал в нем своего племянника, а потом подтвердил, что сам завербовал его в разведку и он уехал после подготовки на оседание в Китай".
   - Бедный племянник чуть было уже не сделал нам под козырек, - вздохнул Леонид Александрович.
   - В смысле? - не понял я, - Чуть не уехал обратно в Китай?
   - В смысле чуть не насрал от обиды под козырьком нашего парадного подъезда, - уточнил профессор.
   - Оказалось, его заслали в страну, он сделал там неплохую карьеру. Стал председателем колхоза. Уважаемым человеком в партии. И пока он всячески крепил свой имидж, параллельно закладывал вдоль границы с Советским Союзом тайники с оружием на случай диверсионной или партизанской войны против Китая, тут-то государство наше и развалилось, - Леонид Александрович снова поднял рюмку: - Предлагают выпить за китайскую народную мудрость, которая гласит: что нельзя склеить, то можно сложить в кучку, до лучших времен.
   - В свою очередь и лучшие времена можно тоже сложить в кучку, чтобы не мешали жить, - дополнил я китайскую философию собственным комментарием.
   - Заметано, - согласились присутствующие.
   Роль рассказчика принял Григорий Алексеевич:
   - Мой племянник, наготовил в Китае просто уйму тайников с оружием. Уже дырку в пиджаке просверлил для ордена. А тут СССР - вдребезги. Он мне потом рассказывал, как переживал и горевал на чужбине. Раньше он жил одной мыслью: когда-нибудь его отзовут на родину и доверят более высокий пост. Племянник надеялся, что сделает себе карьеру. А теперь? Кому нужны эти тайники с оружием? Кому нужна его работа, когда и страны-то такой больше нет? Его связные потерялись. И вот стал он настоящим китайцем. Уважаемым человеком. Он мог бы и дальше делать карьеру. Но жутко хотелось на родину. Не любил он в общем китайцев. Пришлось всякими окольными путями, осторожно заготовить себе загранпаспорт. Купить туристическую визу, перебраться в Сибирь. А сам после пересечения границы рванул в Москву. В Аквариум. Теперь вот мается без дела несколько лет.
   - Ну, когда все выяснилось, он может и заново все начать, - предположил я.
   - Какой там! - махнул рукой профессор, - Как он объяснит своим китайским начальникам свой многолетний прогул? Его ж обязательно спросят: где был и что делал? А как узнают о России, так сразу шлепнут, как врага народа. Если наши долго не признавали в нем своего разведчика, то китайская контрразведка поверит в это с удовольствием. И быстренько расстреляет.
  
   Дальше разговор свернул на личные темы профессора и генерала, в которых я ни черта не понимал. Они увлеклись беседой и не обращали на меня никакого внимания. Постепенно мне стало скучно. И незаметно для себя я уснул. Прямо за столом. Голова сама отыскала между тарелками свободное пространство.
  
   Ранним утром меня растолкал профессор. Я осмотрелся: кругом стояла кромешная тьма. Странно, - подумал я с беспокойством, - Неужели я проспал до следующей ночи? Но потом сообразил, что забыл разлепить глаза.
   Лучше бы я этого не делал. Яркий солнечный свет без объявления войны, коварно и пребольно ударил по мозгам.
   - Ну, ты и дрыхнешь! - запыхтел рядом профессор, - Молодежь-молодежь! Мы, старики, уже успели выпить все, что горит в этом доме, а ты до сих пор от вчерашнего не оклемался!
   - У меня сбой во времени и пространстве, - пожаловался я, - Не могу понять: о каком вчерашнем вы говорите?
   И тут я с ужасом заметил, что я по-прежнему одет в треклятый костюм. Это означает, что мои неприятности не закончились.
   - Лечить, срочно лечить! - запричитал профессор и потащил меня на улицу. По пути я заметил, что любезно избавлен от прощаний. Генерал в квартире отсутствовал.
  
   На Рублевском шоссе, профессор забежал в магазинчик и принес пару холодного пива. Я же, покачиваясь от пережитого, тупо смотрел на проезжающие машины. Стекла автомобилей нестерпимо бликовали на солнце и мучили глаза. Григорий Алексеевич вручил мне банку и заставил сделать несколько глотков.
   - На тебе, Леша, лица нет.
   - Тогда смотрите на то, что есть вместо лица, - сипло посоветовал я.
   Ученый взмахнул рукой. Рядом остановился частник.
   - На улицу Красный Казанец, Выхино! - потребовал профессор.
   - Садись! - согласился частник.
   В машине я допил пиво и снова уснул. Как люди любят говорить: уснул мертвецким сном. Я бы переиначил это: уснул таким сном, что даже мертвецы бы позавидовали.
  
   Привиделась мне огромная земляная пещера. Отовсюду, словно шерсть животного, торчали корни растений. Посреди пещеры находилась неглубокая яма, наполненная какой-то вязкой субстанцией, похожей на разведенную водой глину.
   Утопая ножками в этой глиняной "луже", стоял длинный деревянный помост. На нем спали люди, укутанные во вполне домашние одеяла. Головы их покоились на таких же обычных постельных подушках. Какая-то женщина, с черными кудрявыми волосами, и смоляными глазами, шла рядом со мной и что-то рассказывала. Но я не слушал ее и с интересом разглядывал пещеру. Когда мы подошли поближе к помосту, я увидел спящую....нет, не красавицу, а обычную девушку. Голова ее была покрыта резиновой купальной шапочкой. Что-то вдруг зашевелилось под одеялом рядом с ней. Я отпрянул от неожиданности. Женщина-провожатая откинула край одеяла. Там спал грудной младенец. Он ворочался во сне. На голове у него была такая же резиновая шапочка. В мое сознание ворвался голос женщины-провожатой.
   - Они спят до поры. Как и все эти люди на помосте.
   Я оглянулся на женщину. Она держала в руках купальную шапочку, измазанную изнутри "глиняным раствором" из ямы.
   - Если надеть шапочку, то ты уснешь, - вещала женщина-провожатая, - И будешь спать так долго, пока с тебя не снимут эту шапочку и не смоют раствор.
   Я снова посмотрел на девушку. Шапочку с нее уже сняли. Густые, русые волосы незнакомки уже омытые и чистые, веером покрывали подушку. Длиннющие ресницы чуть подрагивали. Алые губы приоткрылись.
   - Она просыпается, - пояснила женщина-провожатая, - Хочешь, я надену тебе такую же шапочку?
   - Нет, - мотнул я головой. И тревожная иголка вонзилась в сердце.
   - Вам все равно нельзя встречаться, - сказала женщина, - Это приведет к большому несчастью, - и она протянула ко мне руки.
   Я отпрянул и посмотрел женщине в глаза. Они были черны, как мрачная ночь.
  

ГЛАВА 11-Я

   Профессор вышел из ванной, оглядел мое бренное тело на кожаном диване и ухмыльнулся:
   - Не умеешь ты пить, Леша! - он растер голову полотенцем, - Закалки нет, сразу видно. Ты хоть помнишь, что вчера тебе генерал впаривал?
   - А что он мне впаривал? - и голова моя затрещала от этого грубого слова.
   - Он рассказывал тебе о потерянных агентах.
   - Да, что-то такое я уже слышал.
   - Про Китай.
   - И китайцев, - добавил я.
   - Вполне понятно, что про китайцев, раз речь шла о Китае. Иди, умойся, я пока кофе приготовлю.
  
   Мой костюм ничуть не помятый, словно пошит из волшебной ткани, висел на вешалке. Я посмотрел на него с содроганием и ушел в ванную комнату. Больше мне одеть было нечего. Значит, неприятности и сегодня меня не оставят? Интересно, Григорий Алексеевич когда-нибудь отдыхает? Надо бы смотаться домой, переодеться. Да и поспать бы не мешало по человечески.
   - Где мое полотенце? - крикнул я профессору из ванной.
   - Да там на вешалке, розовое такое!
   - Какое розовое?!
   - Ну, с цветочками, узорами всякими! - проорал с кухни Григорий Алексеевич.
   - Так бы и сказали: самое хреновое - твое, а то розовое, розовое! - я взял полотенце и стал вытираться.
   С кухни донесся смешок профессора. Значит шутка удалась. Всегда приятно порадовать человека с опохмела хорошим розыгрышем.
   Тут я вспомнил свой сон. Интересно к чему бы это? Лицо просыпающейся девушки из сна я запомнил хорошо. Но не было у меня таких подруг.
   Кофе облегчения не принес. Не надо смешивать не только понятия, но и коктейли, говаривал мой друг и собутыльник талантливый журналистище Сашка Митрофанов. Это всегда хорошо начинается, но плохо заканчивается. И еще одно непреложное правило: насколько хорошо тебе было вчера - настолько хреново будет сегодня. Я вспомнил эти правила и вздохнул.
   - Чего случилось? - поинтересовался профессор, прихлебывая кофе.
   - Мне бы домой переодеться, - сказал я, - Надо еще еженедельник купить, чтобы наброски для книги делать.
   - Это ты завсегда успеешь, - возразил Григорий Алексеевич, - Сейчас мы с тобой поедем еще в одно место....
   Я нервно сглотнул.
   - И не перебивай, - упредил мои возражения профессор, - Место шикарное, лечебное и познавательное одновременно. Называется оно "Пятница 32-е". Это такое кафе у метро "Парк культуры". Знаешь о нем?
   Я отрицательно мотнул головой. И предпочел заняться кофе.
   - Ну, еще бы! Вам журналистам - знать этого не дано, - хмыкнул профессор, - Вы все по вершкам хватаете. Держись меня, Алексей! Я тебя еще по таким местам проведу - закачаешься! В этом кафе, собирается практически все разведсообщество России. Улавливаешь, какое лакомое местечко для любознательных? Кафе организовали два действующих сотрудника разведки. Начальство этих офицеров делает вид, что они служат и получают ежемесячный дивиденд в виде зарплаты, а сотрудники делают вид, что занимаются тут разведкой. Обе стороны такой вариант устраивает как нельзя лучше.
   В кафе приходят действующие и бывшие разведчики всех категорий и министерств. Тут они узнают новости от коллег по цеху, придумывают всяческие шпионские гадости. Бывшие разведчики подыскивают себе гражданскую работу. В общем, такой негласный профсоюз и форум. И в то же время - это идеальное место для расслабухи поле ударных шпионских будней.
  
   Кафе "Пятница 32-е" оказалось и впрямь местом приличным и даже чопорным. Барная стойка сверкала начищенными бокалами. Маленькие уютные столики покрывали скатерти в красно-желтую клетку. Для одиноких посетителей по углам были развешаны телевизоры. (Как известно телеящик - главный враг любой дружеской беседы). Тихо играла музыка и воспаряла к потолку с хрустальными люстрами.
   Одного взгляда на внутренне убранство хватало, чтобы понять: посетители тут никогда не били друг друга кулаком в лицо, не швыряли сервиз в официантов, не душили подтяжками бармена и не блевали в оливье.
   За подобные вещи тут запросто могли убить. Каждый разведчик вооружен как минимум одним пистолетом Макарова. А потому завсегдатаи заведения держались всегда очень вежливо и обходительно. Впрочем, других "гражданских" посетителей - тут практически и не бывало.
  
   Белой лебедью в накрахмаленном переднике подплыла к столику официантка. Обтянутые в кожу книги-меню ловко скользнули из ее рук на скатерть.
   - Нам куриный бульон, пожалуйста, - не глядя в меню заказал профессор.
   - Бульон закончился, - ответила официантка, извинительно хлопая ресницами.
   - Не могу поверить, - Григорий Алексеевич откинулся на спинку стула, положил ладони на скатерть и с упреком посмотрел на барышню, - Вы, что не можете взять в плен ни одной курицы? - глаза Григория Алексеевича по-начальственному прищурились.
   - Можем, - недоуменно прошелестела официантка, - Просто сегодня понедельник.
   - Вот только не говорите мне, что курицы именно сегодня снялись со своих позиций и все до одной покинули этот город стройными рядами! - рука профессора взметнулась над столом, словно он был цезарем в сенате.
   - Их просто съели, - оправдывалась официантка, - Вчера, в воскресенье, было много посетителей. Вы ж знаете как это происходит? Все съели. А новую партию еще не успели завезти.
   - Хм, - сказал я громко и пошелестел картонкой меню, - У вас тут написано, что-то о салате из морепродуктов: креветки, кальмары, мидии. Это все в одной чашке?
   Барышня кивнула.
   - А можно мне просто креветок? Все остальное я не люблю.
   - Нет.
   Тут уж настала моя очередь возмущаться:
   - Они что - родственники? Дружная семейка? Разделить их никак нельзя?
   - Увы, - пожала она плечами.
   - Интересное у вас заведение, - сказал с укоризной Григорий Алексеевич, разглядывая зал, словно только-только в нем оказался.
   - Очень популярное, - не совсем уверенно прошептала официантка.
  
   Мы взяли графинчик водочки. Потому как опохмеляться пивом, по словам профессора, это плебейство. Я не стал с ним спорить. К водочке полагались салатики, немного красной икорки, черные хлебцы с чесноком, грибочки домашние (не иначе как от нашей старушки разведчицы - подумал я) и ломтики сладкого красного перца. После рюмашки, волна облегчения прокатилась по организму. Мир показался мне дружелюбным щенком, и агрессивная среда московского климата вновь стала миролюбивой и ласковой. Уже не так громыхали звуки в голове и краски внутреннего убранства кафе ласкали глаз.
   Людей в заведении было немного. Все-таки понедельник. Люди шпионят сейчас во благо Родины во всю дурь. В зал вошел незнакомец и уселся за соседний столик. Григорий Алексеевич указал мне глазами на этого человека и заговорщически подмигнул. Я его не понял.
   Человек заказал салатики, водочку. Да еще чего-нибудь почитать из "Нью-Йорк Таймс" или "Ле Монд".
   Чего-нибудь почитать не оказалось в наличии. Я слышал, как об этом сказала официантка и подумал: наверное и "Нью-Йорк таймс" и "Ле Монд" тоже сожрали вчерашние посетители.
   Незнакомец, за которым наблюдал Григорий Алексеевич, смотрел прямо перед собой, как умирающий кабан на жизнерадостную елку.
   - Не узнает, - констатировал профессор, - Пусть хлебнет нектара и придет в себя. Потом я тебя с ним познакомлю. Нельзя человека отрывать в процессе лечения.
   Когда принесли заказ, незнакомец, одетый в старенький поношенный костюм, налил стопарик, отставил локоток, на офицерский манер, и махнул жидкость в глотку.
   Мы с интересом наблюдали за происходящей метаморфозой. После третьей стопки человек заметно расцвел. Его щек коснулся детский румянец. Дыхание стало спокойнее. Глазки обрели живость, а руки пластичность и точность. Проснулся аппетит. Человек накинулся на салаты.
   Когда ритуал опохмеления подошел к концу, незнакомец стал шнырять глазками по залу. Верный признак разведчика. Это у них в крови.
   - Видал, - тоном академика из Британского географического общества поинтересовался профессор.
   - Занятно, - подтвердил я с видом опытного зоолога.
   - Совсем как его родной брат.
   - А где его родной брат?
   - Погиб при выполнении особо важного государственного задания, - Григорий Алексеевич изобразил на лице загадочность.
   - А я думаю он просто нажрался водки в посольстве и упал с крыши насмерть, - возразил я.
   - Это почему? - засмеялся ученый.
   - На такую ораву военных алкоголиков никаких особо важных государственных заданий не напасешься.
  
   Григорий Алексеевич встал из-за столика и пересел к незнакомцу. Они сдержанно поздоровкались и между ними завязался какой-то странный разговор.
   - Что поделываешь? - спросил профессор.
   - Отдыхаю.
   - С такой мордой?
   - Что с такой мордой?
   - С такой мордой, как у тебя: замышляют что-то пакостное, а не отдыхают.
   - Да, ты прав. Пришла на ум одна интересная мыслишка....
   - Надеюсь, она постучалась перед тем как войти?
   - Еще как! Ты разве не слышал? И даже ноги вытерла у порога.
   - И как она?
   - Кто?
   - Мысль, ё-мое, как?! - уточнил Григорий Алексеевич.
   - А ты все еще про это! А чего это тебя так мои мысли донимают?
   - Противно шумят.
   - Прости, в следующий раз буду думать в другом месте.
   - Ты принес?
   Незнакомец протянул профессору тетрадный листок. Григорий Алексеевич пробежал его глазами и быстро спрятал в карман.
   - И за стол заплатишь, - добавил незнакомец.
   - Конечно! - с готовностью воскликнул профессор и снова пересел ко мне.
   - Ну, вот дела идут, - голос Григория Алексеевича стал масляным.
   - Что он вам передал? - спросил я.
   - Материалы для наших дальнейших исследований.
   - Вы о чем?
   - Купил я, Леша список людей, с которыми мы можем пообщаться, чтобы потом написать потрясающую книгу, - прошептал профессор и разлил по рюмкам водки.
   Хлопнули.
   - Трудный тип, - проговорил закусывая Григорий Алексеевич, - Много денег запросил. Ох уж мне эти агенты. Они столько собак съели в своей разведке, что съели бы и саму разведку, если бы она имела приемлемые материальные формы.
  
   Я встал и вышел в туалет. Над писсуарами во всю стену красовалась надпись:
   "Как бы ты ни старался, ничего хорошего из тебя все равно не выйдет". И подпись: "Администрация".
   Я подумал о том, что неплохо бы порасспросить профессора о дальнейших планах. Пора бы уж приняться за рукопись. Одних обобщенных рассказов об агентах - тоже недостаточно. Законы жанра требуют человеческих историй. Переживаний. И пора заканчивать с попойками. Агентов много, а мне столько не выпить.
   Я посмотрелся в зеркало. Мне ответил взглядом коротко стриженый человек в костюме. Тут я опять вспомнил, что во всем виноват костюм. Пока я его не сниму, то буду напиваться каждый вечер до потери пульса. Надо бы съездить домой, и переодеться во что-нибудь более безопасное. Настроив себя на рабочий лад, я вернулся в зал. Между незнакомцем и профессором явно что-то произошло. Это чувствовалось по тому, как они сидели с мрачными рожами и старательно не смотрели друг на друга.
   В зал вошел молодой человек. Худой, в костюме, в очках серебряной оправы и с футляром скрипки в руках. На голове молодого человека красовался старомодный берет. Какие сегодня любят носить художники и граждане с переизбытком интеллекта. Про таких людей говорят: типичный ботаник, смертельно раненый высшим образованием.
   - Еще Бетховенов тут не хватало, - подумал я и чокнулся с профессором водочкой.
   Молодой человек двигался уверенно. Он прошел прямо к столику недавнего собеседника Григория Алексеевича, на ходу открыл футляр и достал оттуда пистолет с глушителем. Зал замер. Я уронил челюсть. Профессор остекленел.
   Киллер повернулся к нашему столику, держа при этом на прицеле в миг побледневшего посетителя.
   - Ничего, что я к вам спиной стою? - осведомился он учтивым тоном.
   - О! Нет, конечно! - воскликнул я от волнения фальцетом, - Не обращайте на нас внимания!
   - Просто не хочу показаться невежливым, - проговорил мягко человек с пистолетом и пожал плечами, - Люди в последнее время стали такими обидчивыми.
   - Ничего-ничего, - заверил я, - Мы не придирчивы к манерам.
   - Я даже глушитель на ствол навернул, чтобы громкими звуками не мешать вашей светской беседы, - человек в беретке улыбнулся.
   - Наверное, вам лучше не отвлекаться, - вырвалось у меня.
   - Ты чего несешь? - просипел профессор.
   - Пытаюсь спастись, - зашептал я в ответ, - Вдруг он сочтет нас опасными свидетелями?
   В это время молодой человек сделал два выстрела в голову. Она тотчас превратилась в кровавые ошметки. Тело разведчика и знакомого Григория Алексеевича снопом повалился на пол. Он даже не попытался дернуться или бежать. Просто принял свою смерть, как неизбежное.
   Киллер удостоверился что клиент мертв и произнес не громко, но с пафосом поэта на могиле товарища, странную фразу:
   - Спасибо, что ты участвовал с нами в этой жизни!
   Также обыденно, молодой человек спрятал пистолет в скрипичный футляр и под всеобщее молчание покинул кафе.
   Тотчас люди со всех столиков зашевелились, зашептались, кто-то достал мобильный телефон и стал вызывать милицию. Бармен подскочил к убитому, пощупал его пульс, и молча показал какому-то человеку в костюме, что клиент мертв.
   - Простите вы знали покойного? - обратился он к профессору. Глаза бармена с подозрением бегали по нашим лицам.
   - А в чем дело?
   - Кто из вас посоветовал киллеру не отвлекался? - донесся новый вопрос, но уже из-за столиков.
   - Что такое?! - воскликнул я, - Уж не думаете ли вы?!
   - Думать будут в милиции! - оборвал меня дружный хор посетителей.
   - Не дайте им уйти! - ударил по стенам истеричный женский вопль.
   - Смываемся! - шепнул мне профессор.
   И мы одновременно бросились к выходу. Нас никто не задерживал. Только полетели вдогонку взволнованные вопли.
  
   Мысль о милиции, обожгла меня как огнем. Этого еще не хватало! Я мигом представил себе газету из которой меня уволили. Там обязательно напишут разгромный материал про то, как сначала я "пытался арестовать главного редактора", добавят в статью "умышленное убийство разведчика" и в конце огласят вопрос: кем стал этот военный корреспондент после командировок в Чечню? Какие темные силы за ним стоят? На чью мельницу льет кровь праведников?
   Мы не успели пробежать и ста метров, как улица грохнула грозными голосами:
   - Милиция! Стоять!
   Я даже уловил, как защелкали затворные рамы пистолетов. Все, словно в хреновом кино, где московские менты всегда расторопны и умны, - мелькнуло в голове.
   Мы с профессором и не думали останавливаться. Хотя профессор и был вдвое старше меня, я за ним еле поспевал. Григорий Алексеевич рванул во дворы. Я оглянулся. За нами пыхтя неслись в перевалку грузные фигуры в штатском. Пистолеты в руках я тоже заметил. И это придало мне сил. Я припустил пуще прежнего и сравнялся с профессором.
   - Разделяемся, я тебя потом догоню! - бросил Григорий Алексеевич.
   Мы выскочили на какую-то тихую улочку и тут же, как опытные заговорщики бросились в разные стороны.
   Погоня устремилась почему-то за мной. На какое-то мгновение мне стало обидно.
   Григорий Алексеевич, как потом выяснилось, бежал пока не нашел припаркованную машину, нужной ему марки. Он выхватил металлический тросик с двумя шариками на концах и ловко раскрутив их между пальцев расшиб вдребезги окно.
   Я бежал и лихорадочно соображал куда податься и хватит ли у меня сил выдержать этот забег?
   Позади раздалось тревожное бибиканье автомобиля. Я обернулся. Мои преследователи - тоже. Григорий Алексеевич геройски разогнал машиной всю погоню по кустам, подлетел ко мне и открыл дверцу:
   - Со мной поедешь или снова разделимся?
   Я запрыгнул на сиденье и мы рванули.
   Сзади зашлепали по багажнику пули. Словно неведомая сила вышибала из стального листа заклепки. Заветвились по заднему стеклу густые трещины.
   - Вы передавили милицию! - крикнул я.
   - Ты так считаешь? - хмыкнул Григорий Алексеевич, неистово крутя баранкой автомобиля. Машина петляла по дворам.
   - Я тоже не особо хорошего мнения о московской милиции. Но скажи мне, как они так быстро поспели на место преступления?
   - Может они киллера караулили. Операцию проводили! - предположил я.
   - А тебе не кажется странным, что они сначала дождались, пока киллер замочит этого разведчика, а потом погнались не за виновником преступления, а за нами?
   Доводы профессора показались разумными.
   - И потом, когда это ты видел ментов вооруженных пистолетами с глушителями? - этим вопросом профессор окончательно уничтожил мою истерику.
   Пистолетов с глушителями я правда не видел. Но доверял профессору полностью. Значит, нас собирались попросту шлепнуть, как свидетелей преступления? Но это мог сделать и киллер! Тогда выходит, что киллер и наши преследователи - не работают сообща? Кто же они? И зачем одному вдруг понадобилось пришить разведчика, после того, как он передал какую-то бумагу профессору, а другие решили пристрелить нас?
  
   Мы плутали по лабиринту улочек и дворов, избегая центральных магистралей. Григорий Алексеевич немилосердно гнал машину, и мотор захлебывался от усилий. Мы выскочили на полном ходу из-за на какую-то улицу и чуть не врезались в патрульную милицейскую машину. На автомобиле был прикреплен радар, измеряющий скорость, рядом стояли двое милицейских в ожидании нарушителей.
   Постовой сердито махнул своей полосатой палкой. Григорий Алексеевич мигом припарковался.
   - Вы что делаете? - зашипел я на него.
   - Спокойно, - одними губами прошелестел профессор.
   Я представил себе как мы сейчас выглядим со стороны. Заднее стекло украшают дырочки от пуль. С червячными трещинами. От нас обоих несет перегаром. Глаза лихие и тревожные. В общем ковбои.
   Постовой подошел, нагнулся к переднему окошку водителя, быстро вскинул руку, что означало приветствие, и грозно гаркнул в автомобиль.
   - Документы и права!
   - Вот сто баксов, - Григорий Алексеевич протянул через окошко зеленую купюру.
   Постовой не хапнул бумажку, не стал с нами торговаться, доказывая, что наше нарушение, наш вид и перегар стоят намного дороже, а наоборот: испуганно отпрянул, оглядел машину. Потом внимательно всмотрелся в наши лица. И тут случилось нечто совсем уж неожиданное. Милицейский торжественно приложил руку к козырьку и со всей серьезностью сказал:
   - Можете следовать заданным маршрутом!
   Я ожидал чего угодно: что профессор расплатится фальшивыми баксами, набьет постовому морду или пристрелит его пытаясь убежать во дворы, но никак не того, что нас отпустят.
   Григорий Алексеевич вдавил педаль газа, машина лихо вырвалась на середину дороги, сзади взвизгнули тормоза попутных машин, и мы помчались дальше.
   Я глянул назад, постовой не отнимал руку от козырька и пожирал нас глазами.
   - В чем дело? - повернулся я к профессору.
   - Газеты читать надо, - ответил он, поглядывая в зеркало заднего вида.
   - В каком смысле? - не понял я.
   - В самом прямом смысле, - поддел Григорий Алексеевич.
   - Хватит загадки загадывать! - вспылил я, - По вашей милости я снова оказался в дурной истории. Не хватало еще чтобы меня арестовали и судили, за то что я не делал!
   - Хорошо-хорошо, - остановил мой поток негодования ученый, - В одной газете была заметка о том, что Управление собственной безопасности ГУВД Москвы проводит всякие провокации против дорожных ментов. Суть провокаций проста. Берется машина неопрятного вида. Бросающаяся в глаза так сказать. Водитель и пассажиры в машине дышат настоящим перегаром. Едут с превышением скорости, нарушают в общем правила движения. Останавливает их постовой - они ему сотню баксов протягивают. Мент ее хватает, машина едет дальше. До следующего постового на трассе. История опять повторяется. Сотрудники управления собственной безопасности откупаются и от него. И так пока до конца не доедут и все баксы не раздадут.
   - И в чем прикол? Почему НАС тот милицейский отпустил?
   - А в том, - пояснил профессор, - Что следом за "провокаторами" едет другая машина Управления, которая вяжет всех постовых за взятку. На этих ста баксах ультрафиолетовыми лучами написано слово "ВЗЯТКА". Одни едут, раздают баксы, другие едут за ними и вяжут продажных ментов. Но и это еще не все. Машина у "провокаторов" из УСБ точно такая же как у нас: Жигули седьмой модели.
   - Значит сейчас постовой нас принял за провокаторов из Управления собственной безопасности ГУВД?
   - Именно так! Знание - сила, мой дорогой ситуаянин! (от французского ситуаян - гражданин) - захохотал профессор, - Но и это еще не все! - продолжил он лекцию, - Вот о чем не писали в газетах, так это о том, что ребята из УСБ провернулся такую штуку в конце смены милицейских постовых. То есть когда они за день уже собрали приличное количество денег с автолюбителей. Это по моим подсчетам несколько десятков тысяч долларов. И знаешь куда попал весь их дневной улов? Прямо в карман ребят из УСБ. Потом арестованных постовых отпустили с миром. Но уже без денег. Ты же знаешь, что если каждого гаишника сажать за взятки, то постовых в Москве попросту не останется. Поэтому им выносят выговор с занесением в личное дело, отбирают все деньги, и отпускают с миром. Но постовым надо делиться дневным уловом еще и с начальством. Последнее тоже было не в восторге от такой операции УСБ. Смекаешь о чем я? Это даже хорошо, что мы попались тому постовому на глаза. Он теперь наши приметы передаст по всем постам.
   Наша машина просвистела пулей мимо очередной патрульной машины с радаром. Но менты сделали вид, что не видели нас.
   - Нас теперь вообще никто не будет замечать, - прокомментировал Григорий Алексеевич, И другим ментам, из УСБ или МУРа никогда не скажет, что видел нас. Среди ментов тоже своя тонкая игра идет. Уж ты мне поверь.
  
   В одном из дворов, мы бросили машину. Перебежали в соседний двор. Григорий Алексеевич снова ловко раскрутил шарики и шибанул в окно. На новом автомобиле мы проехали еще несколько километров и когда окончательно убедились, что за нами никто не гонится, пересели в такси.
   - Где это вы так научились с шариками обращаться?
   - Я в школе много хулиганил, - пояснил профессор, - улица Красный Казанец, - назвал он адрес водителю.
  
   В квартире профессора еще не побывали. Я помог Григорию Алексеевичу собрать кое-какие вещи. Он непрестанно бегал к телефону позвонить и с кем-то договаривался о встрече. Я предложил ему съездить ко мне домой. Но ученый запротестовал:
   - Никаких домой! Паспорт при тебе?
   Я вытащил красную книжицу.
   - Тогда вперед. Он тебе в ближайшее время вряд ли понадобиться.
   - Да, что происходит!? - взбунтовался я, - Кто эти люди? Может лучше в милицию обратиться?
   - Ты спятил? Только что нам показали картину "жопа вид спереди"! - закричал на меня профессор, - Мы с тобой ищем потерянных агентов, а кто-то видимо не хочет, чтобы бы их нашли. Теперь пораскинь мозгами, кто это может быть?
   - Разведка?
   - Что-то около этого. И никакая милиция тебя от них не спасет. Нам надо сматываться и чем дальше, тем лучше. Понял?
   Мы выскочили из квартиры. Григорий Алексеевич сел в машину. Наверное этот автомобиль принадлежал ему, раз он не стал расшибать стекло своими шариками.
   Через час мы уже неслись мимо леса, по направлению к Шереметьево-2. Не доезжая нескольких километров до аэропорта, Григорий Алексеевич свернул в лес. По заросшей травой дороге мы углубились в чащу и остановились.
   Прямо шпионская история, подумал я.
   Из кустов вышел человек в комбинезоне и махнул нам рукой.
   - Кто это? - спросил я с тревогой.
   - Мой приятель.
   - Его наверное скоро убьют? - сыронизировал я.
   - С чего ты взял?
   - Всех ваших приятелей убивают, - намекнул я на погибшего разведчика.
   - Ну, вот ты мой приятель. И ты ведь еще жив, - парировал профессор и вылез из машины.
   Незнакомец и Григорий Алексеевич о чем-то посовещались и профессор подозвал меня к себе.
   - Надо работать быстро и без возражений, - начал профессор. В руках человека в комбинезоне оказалась белая простыня. Или что-то в этом роде.
   Он протянул ее мне: - Найди ветки на уровне своей головы и повесь ее, как экран. Ни о чем не спрашивая, я отправился к ближайшей разлапистой елке, нашел подходящие ветки и развесил простыню. Когда я обернулся, рядом уже стоял человек в комбинезоне и держал в руках причудливый фотоаппарат.
   - Становись, будем фотографироваться на паспорт.
   Он сделал пару кадров и забрал простыню. Пока я снимался, Григорий Алексеевич с кем-то беседовал по мобильному телефону. Когда мы подошли он спрятал трубку в карман пиджака.
   - Все готово? - спросил нас профессор.
   Незнакомец кивнул.
   - Тогда вперед.
   Наша троица двинулась в чащу леса. Через пять минут мы вышли к грузовику с ребристым контейнером. Во всю ширь этой стальной коробки красовалась надпись всемирно известной почтовой фирмы. Человек в комбинезоне распахнул дверцы и мы с профессором залезли внутрь. Здесь стояло три кресла, привинченных к полу, и с ремнями безопасности, как у летчиков.
   Григорий Алексеевич сел в одно из них и застегнулся. Я последовал его примеру.
   - Теперь не болтать, вести себя тихо, - проговорил профессор и закрыл глаза, словно собирался прикорнуть во время путешествия.
   Машина дернулась и понеслась по ухабам. Тут-то я и оценил ремни безопасности. Нас болтало, как двух раздолбаев в стратосфере. Потом грузовик выехал на хорошую дорогу и дорога стала мягче.
   Интересно куда мы едем? - соображал я. Наверное, в другой город. В какое-нибудь тайное убежище разведчиков. Я представил себе загородный дом. Дивный сад. Кромешная тьма в контейнере располагала к дрёме. Через несколько минут бесплодных размышлений и предположений о своей дальнейшей судьбе, я незаметно для себя задремал.
   Проснулся я от сильного толчка. Инстинкт приказал моему телу вскочить, но ремни удержали его на месте. Я почувствовал, что мы болтаемся в воздухе. Потом контейнер пошел вниз. Снова куда-то поехал. Опять повис, прокатился по роликам.
   Нас куда-то грузят, - сообразил я. Подтверждая мою догадку, заревели за стальными стенами турбины самолета. Примерно через полчаса контейнер снова разогнался с неимоверной скоростью и оторвался от земли. Летать в кромешной темноте, доложу я вам - занятие не из приятных. Особенно, когда тебе не объясняют что происходит. И ты не знаешь правил игры. Но я полагался на честность профессора. Все-таки он уже доказал, что не бросает своих друзей в беде.
   Зажегся фонарик и высветил лицо профессора:
   - Ты живой? - луч фонарика ударил в глаза. Я зажмурился.
   - Живой, - удовлетворенно проговорил Григорий Алексеевич, - Теперь посмотрим, что тут есть. Он осветил дальний конец контейнера
   - Ага!
   Я проследил за лучом взглядом. На стене висели две сумки защитного цвета. Они были намертво прихвачены к стенке кожаными ремнями. Григорий Алексеевич ткнул рукой в замок, ремни безопасности распались и профессор устремился к сумкам.
   Я тоже решил размяться и встал из кресла.
   - Валидол, волокардин, йод, парамедол, бинты, - бурчал профессор, копаясь в одной из сумок, - Ну, наконец-то!
   Он повернулся ко мне и посветил фонариком на бутылку ирландского виски, - Теперь мы с тобой заживем! - Григорий Алексеевич снова отвернулся к сумкам, достал оттуда два стакана, пакет апельсинового сока и пару пачек орешков.
   - Прямо магазин на колесах, а не почтовый контейнер.
   Профессор вернулся к креслу. Пошарил возле него фонариком. Потянул какой-то шнурок в полу и вытащил раскладной столик.
   - Ты, Леша пентюх. Сиди вот и радуйся. Ты первый человек в мире, который оказался в контейнере эвакуации. Такими штуками пользуется наша разведка, чтобы спасти своих агентов от преследования.
   - Большая честь! - сыронизировал я.
   - А то небольшая! Ты сейчас переживаешь самое захватывающее приключение в своей жизни. На своей шкуре испытываешь каково быть разведчиком нелегалом. То ли еще будет.
   Григорий Алексеевич разлил по стаканам. Мы выпили за наше чудесное спасение и за службу эвакуации.
   - А что там в сумках? - спросил я, - Они всегда там висят?
   - Видишь ли, - захрумкал орешками профессор, - Стандартный контейнер для эвакуации всегда снабжен креслами, столиком и двумя баулами, где лежат лекарства, бинты, обезболивающее и расслабляющее, - при последнем слове профессор указал на бутылку виски, - Лекарства нужны, чтобы оказать первую помощь раненым нелегалам. Ведь они не всегда драпают также легко, как мы сейчас драпанули.
   Мы снова выпили.
   - Наслаждайся! - Григорий Алексеевич откинулся в кресле.
   Я же представил себе, как должно быть ужасно попасть сюда раненому. Кругом тьма. Ты исходишь кровью. Тебя молча наспех перевязывают. Колют наркотиками. И потом товарищи твои зорко следят за тем, чтобы ты в самый ответственный момент не застонал в бреду. А будешь стонать - вмиг придушат.
  

ГЛАВА 12-я

  
   Нас выпустили из контейнера, часа через три. Мы оказались в огромном ангаре, заставленном под потолок такими же стальными коробками. Очередной незнакомец в комбинезоне почтовой службы молча протянул профессору паспорт. Григорий Алексеевич передал потрепанную синюю книжицу мне, а сам отошел в сторону переговорить со служащим.
   Я раскрыл паспорт и наткнулся на собственную мордочку. С фотографии на меня тупо смотрел мой двойник. В графе о владельце паспорта стояло два слова Alex D.Vaismann, гражданство - Великобритания.
   Сказать, что у меня глаза вылезли на лоб, значит ничего не сказать. Я впервые в жизни держал поддельный паспорт на собственную фамилию. Мало того, что он поддельный, его сделали великие кустари из военной разведки. Причем книжица имела такой вид, словно путешествовала со мной по всему миру не один год. Потертости и следы захватанности говорили о том, что ее лапали все таможенники и пограничники на свете. Я пролистал паспорт до страницы с отметками о въезде-выезде. Тут стояло немыслимое количество штампов: Бирма, Кувейт, Никарагуа, Британия (само-собой), Франция, Испания, Бельгия, Таиланд, Эквадор, Соединенные Штаты.
   Отметки о въезде в Россию я так и не нашел. Надо же! - смеялась во мне оглушительная толпа, - Этот парень по имени Алекс Д. Вайсманн, никогда не бывал в России! Не слыханное дело! Уже столько лет живет на свете, столько путешествует, не одну задницу наверное истер о кресло в самолетах, а в Россию ни разу не наведался! Вы, товарищ, Д. Вайсманн, небось и по-русски ни бельмеса?! А как насчет родного английского? Тоже ни гу-гу? Где ж вы выросли товарищ, как вас там по-настоящему? А?
   Английский я действительно не знал и это поубавило мой порыв радости и гордости. Интересно в какой мы сейчас стране? Вдруг кто-нибудь из полицейских обратится ко мне на английском, а я? Придется косить под глухонемого. С другой стороны: что это за глухонемой такой важный, который раскатывает по всему миру? Чего такого ценного он хочет сказать другим народам и чего такого он хочет услышать от этих народов?
   Тут я совсем запутался и несколько сник. Паспорт конечно здоровский. Всамделишный. Только вот хозяина ему надо подыскать совсем другого. Единственный язык, на котором я изъясняюсь - французский. Для гражданина Британии - это выглядит странновато.
   - Зато русский этот подлец знает великолепно, хотя ни разу не бывал в России! - сказало мое самокритичное "я".
   Имя мне тоже стало казаться несколько несвойственным моей внешности. Почему именно Вайсманн? И что означает эта буковка "D" перед фамилией? Дурак что ли? Любой полицейский который посмотрит на мою рожу, сразу сообразит, что я никакой не Вайсманн. А скорее всего хреновый русский шпион по фамилии Сидоров из Рязанской губернии.
   На этом месте своих размышлений я окончательно сник.
   Подошел профессор:
   - Рядом с ангаром стоит черная машина, "Вольво". Прыгаем туда и пригибаемся, чтобы нас не видели с улицы. Понял?
  
   Мы благополучно проехали служебное КПП аэропорта, и уже на шоссе водитель разрешил нам сесть нормально. Я глазел во все свои гляделки в окно и узнавал заграницу. По первым же придорожным вывескам и знакам я определил, что мы во Франции. Хоть что-то прояснилось. И стало немного веселее. Все-таки тут я калякать могу запросто. Английский мне и на фиг здесь не нужен. Поскольку сами французы чаще всего обращенные к ним вопросы на английском попросту игнорируют. Как это делают в странах Балтии, когда к ним обращаются на русском.
   Через несколько километров водитель остановился у обочины шоссе, молча вышел, пересел в другую машину и укатил. Григорий Алексеевич занял его место. Я тоже перебрался на переднее сиденье. Профессор увел автомобиль под знак, указывающий направление на Париж.
   - Паспортом доволен? - спросил Григорий Алексеевич.
   - Еще как! - кивнул я, - Только почему я вдруг стал англичанином Вайсманом?
   - А тебе какая разница? - удивился профессор, - Британское гражданство не самое плохое в этом мире. Вот увидишь.
   - Но я по-английски совсем не понимаю! - возразил я с пылом.
   - Ну, всего мы предусмотреть не могли конечно. А потом: зачем тебе английский? С кем ты собрался на нем разговаривать.
   - Но ведь легенда у меня какая?
   - Плюнь ты на свою легенду. Думаешь тутошняя полиция, как московские менты? Забудь. В Европе ты на фиг никому не нужен. Здесь не станут спрашивать у тебя на каждом шагу прописку, придирчиво изучать документ. Кому ты нужен, если не ведешь себя прилично?
   Когда увидишь хоть одного полицейского можешь взять у него автограф. Пора бросать свои московские привычки.
   - А куда мы едем? - спросил я успокоенный словами профессора.
   - В один хороший парижский отельчик. У нас есть список агентов, что передал мне покойный разведчик. Мы там остановимся и начнем поиски.
   - Кстати, у меня к вам куча вопросов.
   - Весь внимание, - откликнулся ученый.
   - Кем все-таки был тот убитый в кафе разведчик?
   - Объясняю. Это бывший связной одного из ликвидаторов в Европе. Каким-то образом ему удалось раздобыть адреса самих ликвидаторов. Этот список я у него купил.
   - А почему его убили, а нас оставили в живых?
   - Тут есть две версии. Либо киллер не знал, кому именно должен был передать секретные материалы этот несчастный, либо киллер пришел за ним по каким-то еще стародавним делам. Такое тоже иногда случается.
   - Вот и гадай теперь, - вздохнул я, - Ну, а те, что пытались нас взять у кафе?
   - Вот они, кстати, могут быть конкурирующей структурой.
   - Какой-какой?
   - Леша, в деле разведки иногда не знаешь кто именно тебе противостоит. Это как раз и есть такой случай. Наверное, кто-то решил убрать всех связных и устранить тем самым угрозу для лидеров НАТО. Киллер вполне может принадлежать к какой-нибудь иностранной разведке. А вообще давай оставим разговоры на потом.
   Мы въехали в Париж. Профессор знал город в совершенстве. Я лишний раз подивился его навыкам. И сказал ему об этом.
   - То ли еще узнаешь, пожив с мое, - ответил загадочно ученый.
  

ГЛАВА 13-я

  
   Небольшой отельчик "Блэк стоун", где мы остановились, находится на рю Амстердам. Или проще сказать на улице Амстердамской, в центральном округе столицы. У парижского отеля было почему-то английское название. И означало оно: "Черный камень".
   Его хозяйка, бойкая дама мадам Риволье, всегда была ярко, но со вкусом накрашена, ходила в короткой юбке, черных колготах, в туфлях на высоком каблуке, и белой блузке. Судя по лицу и рукам - эта мадам, (мужчины всегда обращали внимания прежде всего на ее стройные ножки) выглядела где-то на тридцать пять, максимум сорок годков.
   Она всегда была очень приветлива, балагурила с постояльцами отеля, и сама частенько сутки напролет простаивала за стойкой регистрации.
   Ни одни турист или гость не оставался у нее без внимания. И стоило только к ней обратиться, как она хваталась за решение любого вопроса и доводила его до конца.
   Не согрешу если скажу, что мадам Риволье произвела не меня огромное впечатление. Особенно когда Григорий Алексеевич раскрыл мне ее маленькую тайну:
   - Как ты думаешь, сколько лет этой тете? - спросил профессор, зайдя ко мне в номер посмотреть как я обустроился.
   - Лет тридцать-тридцать пять, - пощадил я даму.
   - Ха-ха, - рассмеялся Григорий Алексеевич, - Стандартный ответ таких простачков как ты. Все так думают, кто ее видит.
   - Окей, сорок - максимум, - я щедро добавил ей годков.
   Григорий Алексеевич снова рассмеялся предвкушая, какой потрясение он сейчас произведет:
   - Шестьдесят один год - не хочешь!
   - Не может быть! - воскликнул я.
   - Может. Вот что делает с женщиной, необременительный труд, хорошая жизнь и великолепная косметика. Хотел бы ты чтобы и твоя жена выглядела также в шестьдесят лет?
   Я представил себе стройные ножки мадам Риволье, упругую задницу под тесной юбкой, точеную фигурку и незамедлительно ответил:
   - Еще как хотел бы!
   Профессор опять посмеялся. Париж на него действовал благотворно. Впрочем, как и на меня. Спокойствие и гармоничность сверкали тут во всем блеске, как чистая вода в стакане, как золото на Лувре, как луна в полуночи. В общем сравнение подберете сами. Главное, и я и профессор чувствовали кожей спокойствие этой заграницы.
   - Тогда вези свою супругу в Париж. Это место где должны жить все хорошенькие девушки на свете, - посоветовал ученый и ушел к себе в номер.
  
   Весь день мы с профессором отсыпались. Уютная кровать и мягкая постель держали меня до вечера. Когда я проснулся то первым делом взял с тумбочки пульт и послал сигнал телевизору. Ящик с готовностью показал мне выпуск местных новостей.
   Ведущая лопотала так быстро, что я понял от силы только две или три фразы. Несколько лет назад я довольно свободно говорил по-французски, но служба в Вооруженных силах и последующие события вымели из моей памяти большинство словарного запаса. Я вздохнул: придется восстанавливать навыки. Если я хочу с пользой провести здесь время.
   После новостей начался фильм "Папаши", с Депардье и Ришаром. Ну кто не смотрел эту картину? Тут даже перевод не требовался.
   В номер заглянул Григорий Алексеевич. Я мельком пожалел, что забыл закрыть дверь. Профессор осмотрелся, крякнул с довольным видом и присел на край постели.
   - Киношкой балуешься? Пора собираться.
   - У меня всего один треклятый костюм! - пожаловался я, - Мне надо срочно переодеться. Иначе неприятности нас не оставят. По крайне мере меня. Вы же знаете я опять напьюсь в драбадан.
   - Именно этим мы и собираемся заняться, - профессор хлопнул по одеялу ладонью и пошел к двери.
   - Да, вы глумитесь надо мной, - я приготовился аргументировано протестовать, но Григорий Алексеевич остановился и выставил вперед ладонь, словно затыкая поток моих проклятий:
   - Мы идем в "Мулен Руж". Название этого вертепа переводится, как "Красная мельница". Это гнездилище блуда находится недалеко отсюда.
   - А без меня вы не можете сходить в этот рай непотребства и порока? - у меня была последняя надежда, что ради книги профессор все же оставит меня в покое и даст время заняться наконец писательством, - Мне надо делать наброски. Уже столько событий произошло, а еще не написано ни строчки.
   Григорий Алексеевич принял вид смиренного монаха:
   - Настоящий разведчик должен иногда жертвовать своим добрым именем. Где обыватель во грехе, там разведчик налегке, - тут профессор отбросил с лица всякую театральность и заговорил в своей обычной манере: - Тебе нужны яркие типажи разведчиков? Ты их получишь. Заодно я познакомлю тебя с одним связником. Он может нам пригодиться.
   Я вздохнул и стал одеваться.
   Я не стану описывать "Мулен Руж". Каждый сам может взять открытку и посмотреть, как выглядит это кабаре, где танцуют шикарные длинноногие девицы в роскошных нарядах. Гарцуют по залу официанты с подносами. Негоцианты, меценаты, богачи и заблудшие туристы с огромным удовольствием удовлетворяют тут свои пороки.
   Мы с профессором примостились у барной стойки. Взяли по стакану виски со льдом и принялись изучать публику. Григорий Алексеевич пообещал, что минимум через пять-десять минут он опознает нужного нам человека.
   За столиками блаженствовала публика. Порхали по залу разговоры. Булькал пызыриками чей-то смешок.
   Из дверей вышла в зал проститутка. Пестрая по окраске и соблазнительная по походке она плыла между столиками, и заметно было, как у многих мужчин банальной ориентации захватывало дух. Как писал Венедикт Ерофеев: блядь блядью, но сияет, как тропическое созвездие. Ее длиннющие и густые ресницы невинно хлопали и казалось, что ветер ходил по залу.
   - Наверное она пристегнула свои самые лучшие груди и надела свою самую соблазнительную жопу, - прошептал мне Григорий Алексеевич, поедая глазами профессиональную грешницу.
   Девица поравнялась с нами и пахнула дивным ароматом духов.
   - Девушка, я вас нигде раньше не видел? - окликнул ее профессор.
   - Все вы так спрашиваете, - кокетливо повела она плечиками. Она приостановилась, ожидая продолжения знакомства.
   - Нет, я серьезно. Вас в федеральный розыск никогда не подавали? - пошутил ученый.
   - Идиот! - бросила девица беззлобно, скорее для констатации факта, и уплыла в глубину зала, покачивая ягодицами, как русалка хвостом. Мой взгляд бежал за ней пока она не скрылась в сумерках помещения.
   - Приключения начинаются! - с задором объявил профессор и поднял стакан с виски.
   Мы чокнулись. Я отпил глоток. Еще раз оглядел зал. Горячая волна алкоголя, точно цунами, погнала по телу шумливую толпу веселых мурашек. Мне определенно начинало здесь нравится.
   - Вот нужный человек! - оборвал мои размышления Григорий Алексеевич, - Зовут его Карл Риддел, - профессор отставил мизинец и указал им на незнакомца в смокинге, - Тебе надо с ним познакомится. Скажи ему что ты журналист. Пишешь книгу. В общем ты сам знаешь как надо подходить к людям.
   - С ним какая-то женщина.
   - Ты что женщин никогда не видел? Ах, да! - хлопнул себя по лбу Григорий Алексеевич, - Вечно тебя учить надо. Я сейчас.
   Он развернулся и пропал в холле "Мулен Руж". Через минуту появился снова, но уже с роскошным букетом алых роз в красивой блестящей обертке с леночками.
   - Держи! - подаришь даме.
   - С чего бы это?! - удивился я.
   - Здесь так принято. Мы же воспитанные люди, говнюк! - захохотал профессор. Кажется виски и атмосфера заведения подействовали на него как веселящий газ, - Ну, все давай, двигай. Да и не забудь кое-что еще, - Григорий Алексеевич раздвинул у основания букета стебли цветов. Там тускло сверкнул какой-то пузырек с маслянистой желтоватой жидкостью.
   - Это еще что? - посмотрел я на профессора с подозрением.
   - Чего ты испугался? - улыбнулся Григорий Алексеевич, - Это ароматизатор обыкновенный. Пойдешь к столику, надави чуток на резиновую крышечку. Запах роз станет значительно ярче. Потом подаришь даме цветы. Она будет в восторге. Вот увидишь.
   - А что я скажу Ридделу, если он спросит откуда я его знаю?
   - Соври чего-нибудь. Ты ж журналист. У тебя это должно получаться весьма естественно.
   - Да, я знаю. Я сам всегда так говорю.
   - Ну, вот и отлично, - профессор хлопнул меня по спине и отвернулся к стойке бара.
   Я отпил из стакана, для храбрости и запетлял среди столиков к связному. Подходя к столику я неприметно надавил на крышечку пузырька. И почувствовал, как под пальцем будто бы сломалась какая-то тонкая мембрана. Розы пахли просто чудесно. От них так и перло свежестью. Милль пардон за такое грубоватое описание красоты.
   - Здравствуйте, вы Карл Риддел? - спросил я, как можно галантнее.
   Дама и Риддел заметно насторожились. Дама стрельнула глазами по периметру зала и даже заглянула мне за спину: не срывается ли там еще кто-то?
   - В чем дело? - спросила она неприязненно. Ее губы сложились в упрямую полоску.
   Эта фифа уже не показалась мне такой роскошной и женственной, как поначалу. От нее повеяло какой-то жестокостью и грубой мужской силой. Точно такие же волны исходят от всех женщин, которые работают оперативниками в ФСБ или МВД.
   Чего-чего, а такой подозрительности и враждебности, тем более в благоуханной атмосфере "Мулен Руж" я никак не ожидал:
   - Я журналист. Это вам, - я протянул букет и постарался выдавить на лицо свою самую лучшую улыбку.
   Дама взяла цветы. Придирчиво их осмотрела. Проверила чуть ли не каждый бутон цветов. Но вот основание стеблей проверить забыла. Это я отметил краешком сознания. Даже не представляю, чтобы она сделала обнаружив тот пузырек. Но меня этот ароматизатор мало волновал.
   Дама уложила букет рядом с собой. И вцепилась в меня глазами словно бульдог.
   - Сядьте, - сказала она с нажимом. Наверное мой вид говорил ей, что я собрался убегать.
   - Не слишком вы дружелюбны, - заметил я, опускаясь в кресло, - У нас в России...
   - Что вам надо? - перебила дама.
   Я повторил заготовленную историю про написание книги о разведчиках.
   - Мсье Риддел вот уже с лишком десять лет, как ведет загробный образ жизни, - невозмутимо ответил мужик.
   - Какой?! Какой?! - не понял я. А сам подумал: - Это что: очередная шутка профессора или он обознался?
   - Он умер, проще говоря, - пояснил кавалер, - А что вы от него хотели?
   - Я журналист. Из Москвы. Пишу книгу о разведке, - повторил я заученно, - Мне очень нужен Риддел. С некоторыми разведчиками я уже встречался в Москве. Теперь вот собираю информацию в Париже.
   - Как интересно! Вы все время говорите одно и то же или у вас сбой в программе? - с сарказмом спросила дама.
   Я растерялся.
   - Ну, и? - подтолкнул меня вопросом мужик.
   - Что и? Ну и книга? или ну, и разведка?
   - Чего вы хотели услышать от Карла?
   Этот дурацкий разговор начал меня раздражать. Мне до смерти захотелось послать их к одной матери и просто уйти. Но вместо того, чтобы разделаться с этими хамами, я вдарился в объяснения:
   - Дело в том, что после вывода Западной группы войск в Германии, в Европе осталось много бесхозных агентов. Я как раз пытаюсь написать об этом книгу. Карл Риддел, как мне сказали в Москве, может мне кое-что об этом поведать.
   Мужик повертел головой. Стреляет глазами по столикам, - отметил я. Чего они так напрягаются? Может в туалет хотят? Я оказался прав.
   Зал окатило огнем музыки. Начался коронный номер канн-кан. Где барышни забрасывают ножки выше пупка. А там - вопреки всяким ожиданиям - нижнее белье.
   - Пойдемте-ка в туалет, - предложил мужик, - Там потише. И поговорим.
   Я кивнул. Дама ничего не сказала и проводила меня все тем же цепким взглядом. Но мужик кивнул ей успокаивающе.
  
   Пока мы пробирались между столиками я поискал глазами профессора, но он куда-то пропал. Дурацкая история, - думал я, - Эти двое чего-то здорово испугались, стоило мне произнести имя Риддел. Мужик заявил, что он давно умер. Тогда кто эти люди? О чем этот парень хочет со мной поговорить, раз его знакомый Риддел умер? С другой стороны профессор явно опознал в нем того самого агента.
   Я посмотрел мужику в спину. Тот как ни в чем ни бывало шагал к туалету. Даже не оглядываясь и не проверяя иду я за ним или нет.
  
   В туалете мужик сразу же направился к писсуару и выдал струю. Чтобы не терять времени даром, я встал рядом и тоже заструячил в кафельную утробу. Как принято в мужских туалетах мой взгляд уперся в плитки на стене. Не смотреть же мне на член незнакомца.
   - Так чего там с разведкой у вас? - услышал я вопрос и повернул голову.
   На меня хищно уставился ствол пистолета с глушителем.
   Хороший маневр, - восхитился я про себя, - Сначала сделать вид, что нужда приспичила. Потом достать пистолет и взять на прицел писающего мальчика. Руки у него заняты членом. Да и сам он в дурацком положении и сделать ничего не может. Я представил себя со стороны: в руках член, возле головы пистолет.
   - Так что там у вас с разведкой? - повторил вопрос вооруженный мужик.
   - Можно я уберу свое хозяйство?
   - Нет уж писайте, пока есть возможность. Да и мне так спокойнее будет, - мужик взвел курок, - Надеюсь вы еще помните мой вопрос?
   - После распада СССР много советских агентов остались не при делах, - начал я повторять свою старую историю по-прежнему держа член в руках.
   - Это я уже слышал, - перебил мужик, - Меня интересует, как именно вы меня нашли? Кто вам сказал где я бываю, и как меня узнать?
   - Можно я все-таки заправлюсь? Мне неудобно в таком положении говорить. А кроме того, со стороны вы напоминаете приревновавшего педика.
   - Мне все равно, как я выгляжу со стороны, - Вы не ответили на мой вопрос.
   - Профессор мне вас показал.
   - Какой профессор? - удивился мужик, - Впрочем ладно, об этом потом. Что вам надо от Риддела?
   - Я хотел расспросить Риддела, что ему известно о пропавших агентах российской разведки?
   - Тебе придется поторопиться сынок с расспросами! - раздался от дверей чей-то голос.
   Мы обернулись. Четверо незнакомцев стояли рядком и перекрывали выход из туалета. Каждый держал в руке по пистолету. Стоит ли говорить, что каждый ствол был снабжен глушителем?
   - У Карла Риддела, осталось чертовски мало времени, - проговорил незнакомец.
   - Так значит вы и есть Карл Риддел? - посмотрел я на мужика.
   Лоб агента сложился гармоникой и покрылся бисерками испарины. Он мучительно соображал как поступить. Сейчас он держит на прицеле мою голову. Но я для него не опасен. Поскольку в данный момент вооружен только своим мужским достоинством. Сам Риддел находится под прицелом четырех пистолетов.
   Четверка стала медленно приближаться. Пытаясь взять нас в полукруг.
   - Брось пистолет Риддел, - сказал один из компашки.
   - У меня заложник, - неожиданно заявил агент и пребольно ткнул мне глушителем в голову.
   - Нам плевать на этого парня, - откликнулась четверка.
   Похоже мою жизнь здесь никто в серьез не принимал.
   Дальше произошло вот что.
   Риддел быстро перевел оружие на четверку. И она тут же ощетинилась негромкими хлопками из пистолетов. Пули опрокинули Риддела на спину. Он отчаянно взмахнул руками, словно пытался поймать равновесие. Я решился на подвиг и рванул в сторону не застегивая ширинки. За стеной с писсуарами находилась комнатка с туалетными кабинками. Вот там я и попытался скрыться.
   Хотя выхода из комнатки никакого не было. И все что я мог сделать - это отсрочить свою смерть на несколько мгновений, укрывшись в одной из кабинок.
   Пули защелкали плевками по кафелю. Плитка разлетелась вдребезги на тысячи мелких осколков у меня над головой и где-то сбоку.
   Я заложил крутой вираж, и вдруг что-то тяжелое метнулось по гладкому полу мне под ноги. Ударило по ботинкам, я крутанулся, тело ушло вперед, ноги заплелись, я заскользил подошвами по предательски скользкой плитке и упал.
   Живучий Риддел вскрикнул. Раздалась новая серия выстрелов. Я сел и увидел рядом с собой пистолет убитого агента. Это он сбил меня с ног. Я схватил оружие, придвинулся спиной к стене и осторожно выглянул из-за угла.
   Кампания уже двинулась в мою сторону. Я направил на них пистолет и раза три выстрелил. Конечно же промазал.
   Компашка мигом прилипла к писсуарам, уходя из зоны обстрела. Послышались проклятия в мой адрес.
   - Бросай оружие, русский козел! - рявкнули от писсуаров.
   Меня задело не слово "козел", а тот пренебрежительный тон, с которым они произнесли слово "русский". Сами-то вы кто? - подумал я и промолчал.
   Я решил не поддаваться на провокации.
   - Эй! Бросай оружие. Мы обещаем не стрелять в тебя, - пообещал один палач.
   - Просто по-быстрому и безболезненно повесим, - добавил другой мерзкий голос.
   Далее все произошло, как в анекдоте. Я представил себе, как будут дрыгаться мои ноги под потолком. Как я стану вращать глазами, вывалится наружу фиолетовый язык... Ужас колючей волной окатил меня от макушки до каблуков ботинок.
   - Это по какому-такому закону вы собираетесь меня повесить?! - заорал я.
   - По закону всемирного тяготения! - ответила хохоча компания душегубов.
   И в этот самый неподходящий момент мне захотелось пивка. Я обругал себя последними словами. - Нашел о чем думать! - Так горло пересохло! - спорил я сам с собой.
   Как бы там ни было, дорога к пиву и свободе лежала через эту вооруженную компанию палачей, которые совсем не хотели давать мне ни того, ни другого.
   Я чуть-чуть продвинулся вбок, стараясь хотя бы немного высунуться из-за стенки, и понаблюдать за ними. Вдруг они решат неожиданно атаковать?
   Мой маневр закончился серией шлепков из пистолета. Мои мучители всадили несколько пуль в кафель возле моей головы. Я отпрянул, ответил парой выстрелов, заглядывая пистолетом за угол стенки, и замер на прежней позиции.
   Тут проскользнула чудовищная мысль. Я даже заорал на нее мысленно, настолько она была ужасна. Моя мысль говорила: а сколько у тебя, Леша, осталось патронов в обойме, что ты так лихо палишь?
   Я стал считать. Три раза пальнул по первОй, два раза сейчас для острастки. Итого пять. Потом посмотрел на пистолет и прочел на затворной раме слово Parabellum 9mm. Мать честная! Сколько же у них в обойме пулек, как говаривала моя знакомая Вика? Семь? Или девять?
   Доставать обойму и проверять свои боевые припасы я не стал. Эти ребята наверняка уловят, чем я тут занимаюсь. Подскочить ко мне вышибить мозги - дело секунды. Но и мои выстрелы эти несмешные подонки наверняка считают. Так что придется экономить. Короче, что у меня осталось два патрона. Не густо. Но застрелиться хватит.
   С того момента, как я зашел в туалет до этой секунды - прошло не более трех минут. Но для меня они растянулись в вечность. Интересно, когда профессор хватится меня? А может еще раньше кто-нибудь зайдет в туалет? В зале куча народу. Жрут, пьют: что никто из них до сих пор поссать не захотел?
   Потом подумал: а может отвинтить глушитель и шарахнуть наугад по дверям? Это наверняка привлечет внимание посетителей в зале!
   - Как же, как же! - проскрипел в голове голос, - Пока они там в зале будут чухаться, эти подонки расправятся с тобой в два счета. Прострелят голову и вставят тебе в задний проход твой британский паспорт трубочкой. Найдут тебя, Леша, в смешной позе, мозгами навыпуск.
   Репортерам на радость.
   Из-за дверей хлынула оглушительная волна музыки. Потом неожиданно стихла. Раздался щелчок закрываемой двери. Кто-то вошел! - заликовал я, - Наконец-то!
   Осторожно съелозив по полу, я тихо высунулся из-за угла и обомлел. Душегубы не пристрелили меня только потому, что сами с интересом разглядывали необычного гражданина.
   Уже знакомый мне очкарик со скрипичным футляром в руках и дурацкой беретке, тот самый, что убил агента в Москве, переминался с ноги на ногу, жевал по-детски губами и наконец вымолвил мягко:
   - Простите, господа, но не освободите ли вы хотя бы один писсуар? Мне надо срочно справить нужду.
   - Ну, ты и нашел место, где поссать! - начал было кто-то из компании.
   Очкарик крутанул футляр, и в ту же секунду из его руки полыхнуло огнем.
   Пули в клочья разорвали четверку палачей. Их останки улеглись кучкой возле писсуаров. Я содрогнулся.
   Очкарик прошел чуть вперед, остановился посреди недавнего побоища и осмотрелся. Отыскал глазами Риддела. Спокойно и не торопясь обыскал его труп. Сорвал с шеи цепочку с каким-то кулоном, бегло просмотрел бумажник и переложил его к себе в карман. Потом раскинул руки и сказал нараспев, словно читал стихи Пушкина:
   - Спасибо вам, что посетили этот мир! В его минуты роковые!
   Вот теперь мне точно кранты, - пронеслось в голове. И еще пронеслось: - Чертов профессор, будь ты неладен со своей книгой.
   Я боялся встретиться глазами с киллером. Очкарик спокойно подошел ко мне и мягко вынул пистолет из моих рук. Да я собственно и не сопротивлялся.
   Он повертел оружие, понюхал ствол, достал из кармана носовой платок, тщательно вытер им спусковой крючок, затворную раму, рукоять и отбросил пистолет в сторону.
   - Это сперматозоиды попадают в цель случайно, - услышал я его жесткий голос. Очкарик уже не казался беззащитным уродом, каким прикидывался минуту назад. Вполне нормальный и осмысленный голос, - Ты всегда должен целиться прежде чем стрелять.
   Я перевел взгляд на его пистолет. Здоровенный Кольт. Потертый от частого использования ствол. Оружие показалось мне очень знакомым. Я совершенно точно уже где-то видел этот пистолет. Но сейчас мне было не до раздумий. Я ждал, когда ствол поднимется на уровень моих глаз. Но пистолет исчез у него в футляре.
   - Жизнь так коротка! Потерпи чуть-чуть, - сказал напоследок очкарик и скорым шагом вышел из туалетной комнаты.
   Я бросился следом. В зале громом гремела музыка. Танцовщицы отплясывали на сцене очередной номер. Раззявив рты публика наслаждалась зрелищем. Ты хоть гранату взорви в туалете - они не пошевелятся. Я быстро зашагал к выходу.
   Справа из-за столика резко вскочила дама. Вот бл..дь! Совсем про нее забыл! Чего теперь будет? Я сделал вид, что не вижу ее. Дама ринулась мне наперерез и схватила со столика букет роз. Тотчас вырос огромных размеров огненный шар и сожрал ее без остатка. Потом ударила по залу взрывная волна, сбила меня на пол, и опрокинула сверху чей-то столик. Я откинул его в сторону, вскочил и побежал к выходу. Зал заверещал от ужаса. Стонали раненые. Танцовщицы бросились врассыпную, путались и валили на сцену декорации. Одна из них истошно вопя, со всего маху замоталась в тугую бархатную занавесь. Словом начался помпейский кавардак.
   У меня под ногами хрустели осколки стекла. Нос забился от пыли. Не помня себя, я толкнул двери с надписью "SORTIE" и вывалился наружу.
   На улице меня поймал за рукав профессор:
   - Что случилось?!
   - Там всех перебили, - крикнул я в ужасе и попытался снова развить скорость. Но Григорий Алексеевич вцепился намертво и я засадил ногами, как лошадь перед забегом:
   - По твоему лицу, я это понял! Нам не туда!
   Он развернул меня в обратную сторону. И мы припустили по улице. Григорий Алексеевич достал на ходу, шарики на цепочке. Неожиданно забежал со стороны водителя к припаркованному автомобилю. Оттуда высунулся гражданин в штатском. Маленькой молнией сверкнула быстрая сталь, водитель с окровавленным лицом повалился на мостовую. Профессор кинул в машину какую-то баночку. Похожую на крем для обуви.
   - Кто это? Что вы делаете! - вскричал я.
   - Бежим, бежим! - деловито погонял меня Григорий Алексеевич.
   Навстречу пронеслось несколько полицейских машин с душераздирающими сиренами.
   Мы кинулись в темные дворы. Профессор сел в машину.
   - Это наша, я ее приготовил. Советую пристегнуться.
   Я тотчас затянулся ремнем безопасности. Григорий Алексеевич подал задом, выскочил на перекресток, на ходу развернулся и рванул по улице.
   - Что удалось узнать? - спросил он спокойным тоном, словно мы прогуливались.
   - Ничего, - сказал я зло и закурил.
   В сторону "Мулен Руж" пронеслась колонна из карет Скорой помощи и полицейских машин. Профессор сбавил скорость и мы влились в общий поток автомобилей на просторной магистрали.
   - Что вы за цветы мне подсунули, - спросил я.
   - Ну, если бы я ТЕБЕ их подсунул, - сказал с нажимом профессор, - Ты бы сейчас выглядел, как набор из клеток ДНК, хромосом и молекул.
   - Короче, - бросил я зло, - Давайте обойдемся без словесных вывертов! Вы отлично понимаете о чем я!
   Григорий Алексеевич посмотрел на меня с интересом:
   - Окей! Там была взрывчатка.
   Если бы не ремни безопасности, я бы выскочил из кресла прямо на улицу. Профессор заметил мое дерганье:
   - Успокойся! Как будто ты сам это не понял, когда рвануло.
   - Значит тот пузырек с жидкостью, - начал я потрясенно.
   - Являлся на самом деле взрывателем, продолжил за меня профессор, - Он работает, как измеритель уровня горизонта. Когда ты его положил жидкость приняла линию горизонта, взрыватель включился. Когда эта дамочка схватила цветы, уровень жидкости изменился и заряд сдетонировал. Очень тонкая штучка.
   - Вы так спокойно об этом говорите, - возмутился я, - Между прочим вы человека убили.
   - Если бы я ее не убил, эта стерва прикончила бы тебя еще до того, как ты подошел бы к дверям. Теперь расскажи, что там случилось?
   От изумления я уставился на профессора круглыми глазами: - Вы знали что так кончится?
   - Ну, предполагал, - нехотя согласился он, - Теперь твоя очередь.
   Я пересказал Григорию Алексеевичу события в туалете. Он громко хохотал над тем, как ловко подловил меня агент Риддел. Лицо профессора растягивала улыбка, из глаз текли слезы. Ученый утирал их рукавом и снова начинал заливаться.
   - Кстати, - сказал я серьезно, - У того киллера в очках, я увидел пистолет. Точь-в-точь такой же Кольт, который вы мне показывали у себя на квартире.
   - Мд-а-а? - удивленно протянул профессор и лицо его стало серьезным, - У тебя хорошая зрительная память.
   Я что-то собирался сказать, но в этот момент по машине зашлепали пули. Григорий Алексеевич крутанул баранкой и автомобиль вильнул влево. Мы обошли помойный грузовик, свернули вправо, но там нас уже поджидала машина нападавших.
   - Пригнись! - заорал профессор.
   Я мельком заметил, как в раскрытое окно человек выставил автомат Узи. Но больше всего меня возмутило, что он тоже был с глушителем. Прямо тайная война, с тихими выстрелами и негромкими смертями. Тут я пригнул голову. А Григорий Алексеевич лихо протаранил автомобиль погони. Очередь Узи царапнула крышу и ушла в небо.
   Профессор каким-то чудом вывернул руль, избегая столкновения с помойным грузовиком, ушел в сторону, пересек две сплошных линии, затем ловко встроился во встречный поток автомобилей. Машины за нами надсадно взвыли. Кто-то в кого-то врезался. Я оглянулся. Автомобиль преследователей крепко держался сзади.
   - Только не говорите мне, что у вас нет при себе оружия! - завопил я профессору, представляя себе чудовищную скорострельность автомата "Узи".
   - Клянусь никакого! Мы люди мыслительных процессов, а не мясники! - Григорий Алексеевич еще раз вывернул руль и машина ушла в слабоосвещенный переулок. Подонки на колесах не учли этого маневра и чуток поотстали.
   Если они нас догонят, - полиция замается считать количество дырок в наших задницах. Профессор в отличие от меня выглядел совершенно спокойным. Он щурил глаза, рассчитывая что-то в уме, уверенно правил автомобилем и даже не оглядывался назад. Только изредка кидал внимательные взгляды на зеркало заднего вида.
   Я же весь изъерзался в кресле. То смотрел на Григория Алексеевича, стараясь по его лицу определить всю серьезность нашего положения, то оглядывался назад, высматривая в сумерках автомобиль головорезов. Погоня стремительно приближалась. Из глубины переулка сначала проступила морда автомобиля, потом он показался весь и расстояние с каждой секундой сокращалось. "Не уйти, не уйти!" - колотило в мозгу.
   - На, держи! - профессор протянул мне брелок-сигнализации, который носят при себе все водители, - Осторожнее, очень опасная штука!
   - Вы думаете этим подонками можно управлять дистанционно!? - завопил я в отчаянии. Автомобиль погони вырастал на глазах.
   - Еще как можно, - спокойно подтвердил профессор, - И успокойся! Зеленую кнопку видишь?
   - Вижу.
   - Приготовь палец. Эти два элемента тебе сейчас понадобятся.
   Я как идиот зажал в одной руке маленький пульт, и выставил вперед указательный палец.
   Профессор посмотрел на меня и покачал головой. Наверное, вид у меня был ошалевший.
   - Что теперь?
   - По моей команде! - откликнулся по-военному Григорий Алексеевич.
   Автомобиль погони с какой-то веселой отчаянностью засигналил. Словно на охоте. Эти гады уже сообразили, что нам нечем отстреливаться, поэтому загоняли нас как обреченную дичь. Из окон и даже в люк на крыше повылезали автоматчики. Они улюлюкали во все горло и гаденько улыбались.
   Григорий Алексеевич не обращал на них внимания.
   Вот эти уроды стали в нас целится. Вот наши машины почти поравнялись. Профессор вывернул руль и мы влетели в какую-то нишу из кустов. Погоня проскочила дальше.
   - Жми! - заорал профессор во все горло.
   Я тыкнул со всей дури в зеленую кнопку - и раздался взрыв. За ним второй.
   - Это уже бензобак, - прокомментировал Григорий Алексеевич и снова выехал на дорогу. Автомобиль вооруженных подонков занялся пламенем как-то всеохватно и мощно. Огонь гулял с таким треском точно клацал зубами пожирая металл и человеческое мясо.
   - Я же сказал тебе, что мы не мясники, - услышал я голос профессора, - Тонкая работа - наша профессия. Подрыв, кумулятивная струя бьет в сторону бензобака, клиентам кранты.
   Автомобиль тронулся в обратный путь. Тут окончательно стемнело. Зажглось созвездие лампочек и стрелок на приборной панели. Отчего машина стала похожа на батискаф. Фары на поворотах выхватывали из темноты стенки гаражей, кусты, железные балки.
   - Где это мы?
   - В пригороде, - пояснил ученый.
   - Как это мы тут оказались? - удивился я.
   - Леша, - профессор вздохнул, точно устал уже объяснять очевидные вещи, - Париж по размерам полностью умещается в Садовое кольцо Москвы. Чего ж тут удивительного, что после таких гонок, мы оказались за городом?
  
   Я заткнулся и уставился на свое изображение в окне. Невеселым хороводом крутились мысли: за сегодня я стал причиной смерти агента Риддела, его спутницы и еще партии каких-то киллеров. В "Мулен Руж", наверняка установлено видео наблюдение. Полиции будет не сложно просмотреть архив и увидеть раздолбая Лешу с букетом цветов в руках. Потом наше совместное с Ридделом путешествие в туалет. Далее взрыв и мое счастливое исчезновение. Я даже представил себе образ полицейского комиссара, который тычет пальцем в экран и говорит коллегам: "Увидите этого подонка, ребята, стреляйте не раздумывая. В плен не брать". Здорово подставил меня профессор! Вот так, в следующий раз будешь думать с кем пить, - сказал я сам себе и тут же ответил: - Если следующий раз когда-нибудь настанет.
   Волна жгучей и мстительной ненависти поднялась во мне. Я решил бороться. Отряды адреналина замаршировали по кровеносным сосудам. Мозги стали тикать холодно и отчетливо, как у трезвых чекистов. Я понимаю, что такого не бывает. Но все же у трезвых чекистов голова, как мне кажется должна хорошо работать.
  
   - Кстати, там видеокамеры стоят? - спросил я.
   - Кино хочешь посмотреть? - профессор явно понял ход моих мыслей. Но как всегда играл в дурачка.
   - Я мог там засветиться.
   - Нет там камер.
   - Не может быть.
   - Может, я проверял, - голос ученого излучал спокойствие.
   Я нахмурился. Моя версия с подставой начинала рушиться.
   - Кстати, меня спас тот киллер, что застрелил вашего знакомого в Москве.
   - Значит, жисть так складывается, - двусмысленно заметил Григорий Алексеевич.
   Мы остановились у обочины. Профессор высадил меня, загнал машину в кусты и вернулся. Дальше мы топали по дороге километров пять. Пока не вышли к перекрестку. Я так устал, что меня совершенно не тянуло на разговоры. Глаза слипались, ноги то и дело спотыкались на ровном асфальте.
   Григорий Алексеевич напротив: выглядел бодрым и целеустремленным. Точно неделю до этого отдыхал и отсыпался.
   Ни слова не говоря, профессор снова ушел в кусты. И выехал оттуда на новеньком автомобиле БМВ.
   - Тебе что приглашение прислать? Или "эсэмэску" на телефон? - поторопил Григорий Алексеевич.
   Я уже ничему не удивлялся. Просто сел на переднее сиденье и спал до самого отеля. В холле гостиницы мы прошли мимо мадам Риволье, обменялись улыбками. Пофессор держа у сердца бутыль красного вина, прочувственным голосом заметил, как хороша была нынче погода в Лувре и его окрестностях.
   То ли еще будет! - заметила мадам Риволье. Игриво мне подмигнула и сказала: - Ваш сын неженат? Хорошенькие барышни, в сочетании с теплой погодой и благоухающей природой - могут подарить счастье кому угодно.
   Профессор с ней согласился и пригласил мадам Риволье на стаканчик вина. Я не стал дослушивать эту болтовню и поднялся к себе в номер.
  

ГЛАВА 14-Я

  
   Когда Судьба таскает вас за шкирку через разные события, то даже у нее заканчиваются силы. На некоторое время она вас оставляет в покое и дает возможность передохнуть. Пока вы приходите в себя, Судьба тоже отдыхает, а заодно готовит новую серию пакостей. Или "огненно-штурмовую полосу препятствий", как сказали бы военные.
   Я неожиданно проснулся среди ночи. Словно меня толкнули изнутри. Разбудить - разбудили, а сказать зачем - забыли. Несколько минут я прислушивался к окружающему меня миру.
   За окном шелестели машины. По стене соседнего дома прыгали красные пятна уличной рекламы. Сначала прилипало одно пятно, потом справа появлялись еще три. Световые пятна пульсировали, наливались соком, и когда достигали зрелости тут уж прорывало окончательно и вся стена начинала дико вращаться и пульсировать несметными полчищами световых зайчиков.
   Я принялся вспоминать события последних дней. Что можно сказать о пережитом? - спросил я себя, учительским тоном и ответил незамедлительно: - Я оказался в полной заднице.
   - О! Леша! Это бесспорно! Как ловко и точно подмечено! Какой лаконичный и емкий ответ. Но все же, все же....не хочешь ли рассмотреть эту "полную задницу", как ты выражаешься по отдельным ее элементам?
   - А чего ее рассматривать? Она ведь давит человека целиком. А не отдельными элементами.
   - Мы дружны с тобой, как ягодицы одной жопы, - промурлыкал внутренний голос, - Ну а теперь давай-давай... - настаивал голос.
   - Мне надо спать, - возразил я.
   - Я тебя не затем будил, говнюк, - рявкнул голос.
   - Ну, хорошо, хорошо. Итак после убийства агента разведки в Москве, я оказался в Париже с британским паспортом. Если меня поймают, то уже только за это я получу не меньше пяти лет. Да. По российским законам дадут примерно столько. А сколько по французским законам полагается? Наверное, столько же. Хотя как сказать. У меня ведь британский паспорт поддельный, а не французский. Значит французских законов о подделке документов я формально не нарушал. А незаконное пересечение границы - забыл? Мда. Это еще пять лет как минимум. Итого получается около десяти лет.
   Если французская полиция вычислит меня расследуя взрыв и массовое убийство в "Мулен Руж", то за все это....о Боже! Тут передо мной, паровозиком пробежали статьи: "незаконное изготовление, перевозка и приобретение взрывчатых веществ", "умышленное убийство в составе организованной группы", "незаконное хранение оружия", "террористический акт", "нанесение ущерба"...
   Хватит, хватит. Итак ясно, что в полицию лучше не сдаваться. Может сбежать в посольство?
   - И че ты там скажешь? У тебя поддельный британский паспорт? Объявишь, что случайно оказался в секретной операции российской разведки и теперь хочешь к маме? - посмеялся внутренний голос.
   - А ты не смейся, - осадил его я, - Если меня посадят, то ты сядешь вместе со мной.
   - Ладно не горячись, - примирительно заявил голос, - Дело не в том посадят или нет. Как только ты заявишься в посольство, тобою тут же займутся люди из ФСБ и ГРУ. Сам подумай. А если все что здесь происходит - это на самом деле их операция? Григорий Алексеевич - единственный кого ты знаешь. А людей в операции может быть задействовано десятки. В том числе и люди из посольства. Как только они поймут, что ты решил их сдать, тебя шлепнут по-тихому и дело с концом.
   Я вздохнул.
   Значит добровольная сдача в полицию - не катит. Про посольство - тоже можно забыть. Что остается? Быть рядом с Григорием Алексеевичем. По крайне мере пока.
   Теперь о самом главном. Профессор указал мне на Риддела и дал мне заминированный букет неспроста. Он уже знал, чем все закончится, поэтому подстраховался. Отсюда вывод: дама и Риддел по любому должны были погибнуть. Моя миссия заключалась в том, чтобы выманить агента и передать даме заминированный букет с розами. Я засветился везде, профессор остался в тени. Классическая подстава.
   Хорошо. С этим разобрались. А кем были эти парни в туалете и в машине? Они ведь и меня убили бы, если бы не киллер-очкарик. Может головорезы с профессором заодно? Тут я вспомнил погоню на парижских улицах. Нет. Они собирались убить и профессора тоже.
   Вот зараза! Совсем запутался. Надо бы порасспросить обо всем Григория Алексеевича. В конце-концов, имею я право знать в какую историю угодил?
   Вспомнился очкарик со скрипичным футляром. Пистолет похожий на коллекционный Кольт профессора. Стоп. А что он там сорвал с шеи Риддела? Я попытался припомнить: какая-то цепочка и на ней....перед глазами раз за разом прокручивалась сцена в туалете. Нательный крестик? Зачем ему понадобился чей-то крестик? Впрочем, очкарик явно сумасшедший. Перед глазами выросла сцена, как киллер посреди убитых читает нараспев свою безумную речевку. Может он собирает крестики своих жертв? С другой стороны, он ничего не взял у того агента в Москве. Да и Риддела прикончил совсем не он. Но вот агента он обыскал, а к тем подонкам даже не притронулся. Почему?
   Чем дальше я размышлял, тем запутанней становилось дело. Без внешней помощи тут явно не обойтись. Я твердо для себя решил - как можно подробнее расспросить обо всем Григорий Алексеевича.
  
   За окном уже светало. Закрапал мелкий дождик. Мелкие капли покрыли окно и стали играть в догонялки.
   Я принял душ, одел свой несчастный костюм и пошел в номер профессора.
   Григорий Алексеевич не спал. Он ходил по комнате и разговаривал с кем-то по мобильному телефону. Ученый говорил... на китайском языке.
   Увидев меня, Григорий Алексеевич кивнул на кресло, предлагая мне устраиваться, и продолжил по-китайски гнусавить в трубку. Я терпеливо ждал окончания разговора.
   Трехлитровая бутыль вина, которую профессор притащил с собой вчера ночью, опустела наполовину. Я встал и налил себе стаканчик.
   - Не надо! - устало проговорил мне внутренний голос.
   - Заткнись! - сказал я.
   - Не надо, - остановил меня профессор. Он уже закончил разговаривать по телефону, - Вино с утра расслабляет. Возьми лучше виски в барной тумбочке под телевизором.
   Пока я доставал виски, Григорий Алексеевич вынул из телефона сим-карту и спустил ее в унитаз.
   - Необходимая мера предосторожности, - пояснил профессор, вставил новую карту в трубку и включил телефон.
   - Думаете они не знают китайского? - предположил я с сарказмом.
   Если меня кто-то спросил в тот момент: а кого ты, Леша, имеешь в виду? Кто это должен слушать разговоры профессора на китайском? - я бы ничего вразумительного ответить не смог. Но профессор отлично меня понял.
   - Китайский язык - еще полбеды. Чтобы правильно разобраться в сути разговора, надо знать и особый код, состоящий из цитат Конфуция.
   Глаза Григория Алексеевича смотрели на меня с доброжелательством врача в доме для умалишенных.
   - Вам не кажется, что мы должны объясниться?
   - Потом-потом, - отмахнулся рукой профессор, словно его атаковали мухи.
   - Когда? - настаивал я.
   - Еще одно дело и я тебе все расскажу. Как твоя книга? - перескочил он на другую тему.
   - Благодаря вам - не написано ни строчки, - сказал я мстительным тоном, - И вообще неизвестно будет ли она когда-нибудь написана. Судя по тем местам, где вы меня таскаете, до написания романа я попросту не доживу.
   - Зато благодаря мне - ты еще жив, - уловил светлую сторону моего положения Григорий Алексеевич.
   - Да, но благодаря кому я оказался в такой ситуации, что меня надо спасать? - ввернул я в ответ.
   - Ладно, не будем спорить, - начал профессор примирительным тоном.
   Я разлил виски по стаканам и мы молча выпили.
   Григорий Алексеевич излучал оптимизм и благодушие. И это меня сердило. Тут такое происходит, а ему хоть хны.
   Профессору явно не сиделось на месте. Он вскочил, зашагал по комнате. Постоял возле окна. Вернулся к столику, разлил по стаканам еще раз, добавил льда, порезал лимон и предложил выпить. В его глазах созрела какая-то решимость. Очередную пакость готовит, - подумал я.
   - Пока, на первое время, Леша, я скажу тебе что происходит, - долька лимона скривила Григорию Алексеевичу лицо, - Мы, участвуем в одной секретной операции российской разведки. Откуда ты думаешь, взялся твой британский паспорт? Кто нас так легко переправил через границу? Откуда деньги в конце-концов на отель, питание, на машины и прочее? Неужели ты полагаешь будто все это можно организовать без государственной поддержки, будучи каким-нибудь лавочником?
   - Тут я с вами согласен.
   Профессор умел убеждать.
   - Вот и чудно! - обрадовался ученый, - У тебя есть отличный шанс, Леша, не служа в разведке, будучи гражданским лицом, журналистом, - указательный палец Григория Алексеевича устремился вверх, показывая всю значимость момента, - Посмотреть на тайные операции изнутри. Даже поучаствовать в них лично. Здорово да?!
   Оптимизма профессора я не разделял. Наверное сказывалась моя природная подозрительность. Пока я не разберусь что к чему - не могу чувствовать себя спокойно.
   - Однако ж надо работать дальше, - продолжил профессор, - Нашим следующим этапом станет посещение очередного агента.
   - Ну, уж это полная ерунда, - я хряснул стакан на столик, - Чтобы меня опять попытались убить?
   - Чего ты кипятишься? - профессор пересел ко мне поближе, наклонился к моему лицу, и заговорил влажным шепотом вперемежку с запахом виски:
   - Это очень важная встреча. Один из ключевых эпизодов твоей будущей книги! Агент Симон Райнис. Один из тех, кого готовили для уничтожения лидеров стран НАТО. Важная фигура.
   - Почему бы вам самому с ним не встретится? - предположил я.
   - Но журналист-то ты! - возразил профессор, - Одно дело я к нему заявлюсь и совсем другое - когда ты договоришься с ним о встрече. Объяснишь что к чему. Он думаю не откажет тебе в любезности.
   - Помниться Риддел захотел меня убить, только за то, что я назвал его имя, - оборвал я профессора, - А уж когда я заговорил с ним о потерянных агентах, у него вообще исчезли всякие сомнения в том, что меня надо срочно шлепнуть.
   - Ну не все агенты одинаковы! - отстранился профессор, - Есть и более порядочные люди. Риддел может быть испугался. Мало ли безумных тараканов бегало у него в голове? Может он принял тебя не за того. Ты кстати удостоверение журналистское ему показывал?
   - Откуда оно у меня? Меня ж уволили.
   Григорий Алексеевич замолчал, о чем-то размышляя.
   - Хорошо, сделать тебе удостоверение я пока не могу. Времени нет. Но в последующем ты мне об этом напомни. Ладно?
   Я согласно кивнул.
   - Теперь о другом, не менее важном, - профессор подошел к настенному шкафу, открыл дверцы и посторонился, чтобы я хорошенько рассмотрел его содержимое. На вешалках висели джинсовые куртки и штаны, рубашки в клетку разных цветов с коротким рукавом. Внизу стояли кроссовки и кожаные мужские сапоги из крокодиловой кожи. Тогда это было модно.
   - Твой новый гардероб! - пояснил Григорий Алексеевич, - Снимай свой костюм на фиг. Он тебе больше не нужен.
   - Как вы узнали мой размер? - спросил я потрясенно и принялся переодеваться. Одежда и кроссовки пришлись в пору. Профессор задорно фыркнул: - Посмотрел бирку на твоем костюме, пока ты дрых у меня в квартире.
   Переодевшись, я почувствовал себя увереннее. Все-таки ходить в костюме мне явно противопоказано. Особенно так долго. Я посмотрелся в зеркало. Другое дело. Из зеркальных глубин отвечал мне бойким взглядом не охранник с тупой мордой, а вполне модный парень.
   Профессор тем временем, вынул из карманов костюма мой бумажник и документы: - Распихивай по карманам, - он брезгливо смял костюм в комок, словно грязную ветошь и засунул его в пакет:
   - Эти тряпки тебе все равно не шли. На улице выбросим в какую-нибудь мусорку. Приступаем к новому этапу операции...
  
   Пока мы шли по улице к таксофону, Григорий Алексеевич давал мне последние наставления, как себя вести. По его словам, я должен был позвонить Райнису и договориться о встрече, желательно в каком-нибудь публичном месте. Где много людей и где ни один идиот не станет меня убивать. Профессор же пообещал, что во время нашей встречи, обязательно будет крутится поблизости.
   - И не надо искать меня глазами, Леша, - наставлял Григорий Алексеевич, - Если ты меня не видишь, то это еще не значит, будто я тебя бросил и исчез. Агент же, видя, как ты кого-то выискиваешь, может засомневаться в чистоте твоих намерений. Ты меня понял?
   Мы выбрали таксофон за несколько кварталов от нашего отеля.
   - Кстати, а где наша машина? - спросил я, снимая трубку.
   - Уже уехала по другим делам. Ты один что ли работаешь в Париже? - профессор протянул мне бумажку с номером.
   - Я тут подумал, - сказал я в нерешительности, - Может не стоит мне говорить на русском, как с Ридделом? Может они именно этого пугаются?
   - Чудак человек! - всплеснул руками ученый, - Ты же российский корреспондент! На каком еще языке тебе с ними говорить? Один твой московский акцент вызовет к тебе больше доверия, чем любое удостоверение мира.
   Я набрал номер отеля Риц. Для тех, кто не в курсе - это один из самых дорогих отелей Парижа. После первого же гудка, ответил приятным женским голосом коммутатор. Они там что руку прямо над телефоном держат? Я поздоровался и назвал номер комнаты. Раздался щелчок, и послышались густые гудки соединения с новым номером.
   - Да? - сказал по-французски мужской голос.
   - Симон Райнис? - заговорил я на русском, - Это вас беспокоит московский корреспондент... - и я полностью представился.
   Трубка недоуменно молчала.
   - Але!? - забеспокоился я, что нас разъединили.
   -Да, это я, - подтвердил неохотно голос. Мужчина говорил на русском.
   - Я журналист. Пишу книгу о разведке. Работаю в Москве. Там от своих знакомых узнал, что западная группа войск усиленно занималась разведкой и подготовкой диверсионных подразделений. Мне дали имена офицеров, кто этим занимался. Так я и вышел на вас.
   Мой монолог произвел на Райниса ошеломляющее впечатление. Он опять долго молчал. Я снова тревожно "алёкал", наконец он произнес со вздохом:
   - Откуда вы узнали номер этого телефона?
   - От моих друзей, - ответил я как можно более невинным тоном. Словно речь шла о покупке сосисок, - Скорее всего от наших общих друзей, я так понимаю.
   Я посмотрел на профессора. Тот сделал страшные глаза, давая понять, чтобы я не слишком увлекался враньем.
   - Хорошо, - недоверчиво проскрипел голос, - Кто с вами еще?
   - Хм, - я вообще-то один, - снова соврал я. Но Райнис похоже этому не поверил.
   - Мы можем встретиться в отеле "Пийон". Знаете где это?
   - Впервые слышу такое название.
   Райнис объяснил, как проехать. Я записал адрес: Монмартр, 32.
   - Приходите сегодня в два часа дня. Надеюсь вы сегодня свободны?
   - Конечно! - подтвердил я, - Моя главная задача - это собрать материал для книги. Чем еще я могу заниматься в такой ответственной командировке?
   - Ну мало ли, - неопределенно хмыкнул Райнис, - Может у вас назначены другие деловые встречи. Вы уже виделись с другими...как бы это - моими коллегами?
   Все это время профессор внимательно слушал наш разговор тут же отчаянно замахал головой.
   - Нет, я вчера только прилетел, - опять соврал я и Григорий Алексеевич состроил болезненную гримасу.
   Ответил с лишними подробностями! - сообразил я. Райнису ничего не стоит после нашего разговора связаться с аэропортом и выяснить прилетал ли такой-то вчера в Париж? И конечно же выяснится, что не прилетал. В общем я подгадил тут сам себе.
   - Номер офиса 342, - продолжал диктовать Райнис, - Там располагается моя контора. Мы там встретимся и поговорим.
   - Большое спасибо, - искренне сказал я, - Вы очень меня обяжете этой встречей.
   - Надеюсь, - все так же неопределенно заявил Райнис и не прощаясь положил трубку.
   Кстати, сразу же оговорюсь. Многие имена, названия улиц, отелей и ресторанов я намеренно изменил. Впрочем, кое-что и вполне сознательно попутал. Поскольку не хочу, чтобы этот роман превращался в явку с повинной во французскую и китайскую полицию. О китайцах я расскажу дальше.
  
   Мы сели с профессором за столик уличного кафе и заказали по кофе с коньяком. Григорий Алексеевич опять принялся меня наставлять, что говорить Райнису, как себя вести, вплоть до того, как сидеть, куда смотреть и какую морду лица состроить, чтобы агент не принял меня за провокатора.
   Я внимательно слушал, прихлебывая коньяк и кофе.
   Потом мы взяли такси, доехали до Монмартра и здесь уже разделились. Я пошел впереди. Григорий Алексеевич чуть отстал и примкнул к группе английских туристов.
   Мощеный Монмартр собирает тут каждодневно сотни любопытных из разных стран. Это самое бойкое и оживленное место в Париже, если не считать башню Эйфеля и Елисейские поля. Десятки художников пасут глазами стада туристов и стоит встретиться с ним взглядом, как они тотчас несутся к тебе с листом ватмана и уже на ходу начинают рисовать твою физиономию карандашом. Стоит немалого труда и душевной стойкости, чтобы послать их куда подальше. Ведь художники кричат, хватают за локти, навязчиво преграждают дорогу, одновременно с этим рисуют и показывают жертве белоснежный лист в карандашных набросках: я уже начал, смотрите, осталась пара штрихов!
   Многие слабовольные туристы не смеют перечить нагловатым деятелям искусства и соглашаются купить свой портрет. Человек все же старался!
   О-о-о! Что тут начинается! Что начинается когда турист кивнет головой!
   Жертву искусства усаживают на низенький раскладной стульчик. Поворачивают ей голову так и сяк. Туриста обегают с разных сторон, словно выискивая наиболее симпатичные стороны клиента. Потом заставляют замереть на неопределенное время. Художник достает чистый лист и начинает спешно работать карандашом. Только сейчас турист уясняет себе, что набросок, который показывал ему художник раньше, когда теребил его за рукав - всего лишь фикция. Рекламный трюк. Но стоит попасть в этот водоворот и уже нет никакого спасения. Получив свой портрет, турист сразу же попадает в руки других уличных торговцев искусством. Ему предлагают мячики на жгуте и птички на заводных резинках, полудрагоценные камни, украшения дешевого металла и еще кучу всякой фигни.
   Я шел один, довольно скорым шагом и потому никакого интереса у торговцев не вызывал.
  
   Ровно в 13:55 я переступил порог отеля "Пийон". Меня встретил пустой холл. За стойкой ресепшн - тоже никого не было ни души. Позади щелкнула дверь. Меня нагнал Григорий Алексеевич.
   - Что случилось? - напрягся я.
   - Ничего, - пожал он плечами, - Я обещал быть поблизости.
   Мы медленно поднялись на третий этаж. Профессор достал из жилетки часы и откинул крышку. Старинный репетитор сыграл два часа по полудни. Я быстро прошел по коридору, отыскал нужную дверь и постучал.
   За дверью притаилась нехорошая тишина. Я посмотрел на профессора. Как в театре мимики и жеста, он изобразил руками открытие двери.
   В ответ я подал плечами и надавил на ручку. Дверь с легкостью распахнулась. И я шагнул в номер.
  
   Пройдя по короткому коридору, откуда человек мог попасть в туалет и ванную, я очутился в комнате. Райнис сидел в кресле. По правую руку от него стоял журнальный столик со стеклянной крышкой. По левую - вдоль стены располагался диван. Обстановка в номере ни на какой офис даже не намекала. Скорее всего агент забронировал эту комнату сразу же после нашего разговора.
   Райнис молча меня разглядывал. Любопытство в его глазах перемежалось с тревогой. На лице агента прочно сидела маска бесстрастности и спокойствия. Райнис чего-то ждал.
   Я несколько опешил и сказал что-то вроде: "А-э-а?!", - показывая при этом на входную дверь.
   Райнис кивнул, чтобы я продолжал.
   - Я тот самый журналист Алексей, - слова наконец нашли свое привычное русло, - А вы надо полагать Симон Райнис?
   Агент многозначительно кивнул. Я протянул ему руку для пожатия, но он даже не пошевелился. Моя ладонь неловко повисла в воздухе. Я еще больше сконфузился и решил без спроса присесть в кресло напротив агента. Он неодобрительно проследил за моим маневром, но опять не сказал ни слова.
   - Ну, ты и говнюк, - неодобрительно подумал я.
   - Итак вы журналист? - проговорил Симон Райнис и весь превратился в комок недоверчивости.
   Я кивнул:
   - А что вас смущает?
   Райнис почесал нос:
   - Меня смущает резко возросший профессионализм репортеров. Особенно московских. Я работаю в Париже, но московские репортеры без труда узнают обо мне и о моей работе. Вот что меня смущает. А вас?
   Я не знал что ответить и скривил гримасу: мол, а фигли ты хотел?
   - Мне интересно прежде всего: откуда у вас мои координаты? Судя по вашему лицу, манерам и возрасту, вы не принадлежите к миру разведки. Тогда откуда вы?
   Я вздохнул. Все эти разговоры уже начинали надоедать. Мне в голову пришло удивительное открытие: если бы я позвонил, какому-нибудь чиновнику или простому человеку, а тот не захотел бы со мной встречатся - он бы меня послал вежливо и на этом наше знакомство оборвалось. Но вот передо мной уже второй агент разведки, который явно не хочет не то что видеть меня, но даже разговаривать, и все равно назначает встречу, начинает выспрашивать. Смылся бы и всего делов-то!
   - Я принадлежу к миру журналистики, - еще раз пояснил я, - Пишу книгу о нелегальной разведке. О пропавших агентах. Сейчас вот хотел бы услышать вашу историю....
   - Так от кого вы, говорите, узнали мое имя и адрес? - оборвал Райнис.
   - Я вам еще ничего не говорил, никаких имен не называл, - начал я сердится.
   - Ах, да! - он постучал по лбу указательным пальцем, - Извините мою рассеянность. Мне показалось вы назвали фамилию вашего информатора.
   - Пожалуйста. Мой информатор, как вы выразились - профессор Григорий Алексеевич Вяземский. Вместе с ним мы пишем книгу о разведчиках.
   - Имя профессора мне ничего не говорит, - грубо оборвал меня Райнис, - Впрочем, это может быть не настоящее его имя.
   - Уверен, что и Симон Райнис - тоже не всамделишное, - добавил я с сарказмом, - Скорее всего в прошлой жизни вас звали Клим Чугункин. Родились вы в бедной семье какого-нибудь Чукотского автономного округа. Потом случайно попали в армию, оттуда в военную разведку. Вам легко давались иностранные языки, поскольку еще с малолетства вы находили общий язык с оленями, которых пасли и с собаками из которых составляли упряжки. Больше вам не с кем было общаться в виду малолюдства Чукотского округа и длинных зимних ночей.
   И вот уже несколько десятков лет, вы живете на Западе, к вам приходит в гости московский журналист, а вы ведете себя как недобитый французами аристократ. Совершенно позабыв, что родина слепила вас и всю эту вашу дворянскую спесивость из обыкновенного российского дерьма и вечной мерзлоты. Очнитесь, мы нормальные люди! Почему нам не поговорить по-хорошему?
   - Со мной так еще никто не разговаривал! - его голос заледенел от ярости.
   - На Лубянке с вами будут разговаривать еще хуже, - сострил я. И в общем-то зря. Эти агенты очень мнительные и нервные люди.
   - Ты вы из ФСБ? - мелькнула у него в глазах яростная догадка.
   - Кого на хрен... - заговорил я и не окончил.
   Райнис одним прыжком выскочил из кресла и повалили меня на пол. Ногами я задел стеклянный столик и он со звоном опрокинулся.
   - Я знал, что вы за мной еще придете, ТВАРИ! - голос агента сипел от гнева.
   - Угу, мля....пых, - говорил я впопыхах, стараясь сбросить его с себя. Рука нашарила на полу пепельницу. И в тот же миг Райнис со всего маху проткнул мне ладонь шариковой ручкой со стальным наконечником.
   Я заорал благим матом, из чего он мог убедиться, что я действительно русский. Кое-как я извернулся на живот и попытался встать. Райнис проткнул самопишущим пером мою вторую ладонь. Новый поток мата вылетел из моего горла. Я опрокинулся на спину. Острие пера нависло над глазом. Я еле успел перехватить его руку. В голове бешено стучала кровь. Перед глазами волнообразно ходило стальное перо авторучки.
   - Сдохни, тварь! - сипел агент.
   - Лучше в ногу, только не глаз! - завопил я в ужасе.
   Эта сволочь ловко извернулась и проткнула мне ногу.
   Я опять заголосил. И стало еще обиднее. Получилось так, будто он проткнул мне ногу по моей же просьбе. Господи, эта мнительная скотина хочет сделать из меня дуршлаг!
   - Говори, кто тебя послал?! Кто убивает наших?! - заорал Райнис.
   - Я журналист!
   - Кто у кого берет автограф?! - донесся сверху спокойный голос. И вслед за этим знакомый звук свистящего плевка сшиб Райниса на пол. Я заметил, как агент сразу обмяк и вытянулся. Я сел на полу не зная за что держаться в первую очередь: за какую руку или за ногу? Из всех трех ран сочилась кровь. Острая боль ледяным ершом сквозила по венам, поднималась к голове и расходилась перед глазами синими кругами. Я навел резкость, и оторвал взгляд от разводов собственной крови на полу. Предо мной стоял киллер в очках со скрипичным футляром в руках.
   - Еще не много и он разрисовал бы тебя, как индейца, - проговорил киллер, посмотрел на мои раны и добавил, - Как говорят: обделался легким испугом. Ничего страшного.
   Я не ответил, тихонько застонал и повалился пол.
   В номер влетел Григорий Алексеевич. Этому я даже не стал удивляться. Больше всего меня волновало, что Райнис пробил мне вену на руках. И теперь кровь толчками выходила из ран и стекала на пол.
   - Боже мой! - закричал профессор и кинулся перевязывать мои руки полотенцами из ванной. В этих французских номерах всегда висят такие маленькие полотенчики. Я все гадал что ими можно вытереть? Теперь же точно узнал для чего они предназначены. Все-таки опыт - великая вещь.
   Меня наскоро перевязали и поставили на ноги.
   - Ведем его к врачу, - сказал Григорий Алексеевич киллеру. Тот кивнул и заметил, - Я пойду проверю чисто ли на улице и возьму такси. Вы за мной.
   Профессор кивнул.
   Киллер исчез. Через несколько минут у Григория Алексеевича завибрировал тонко какой-то приборчик.
   - Ага! - сказал он, - Тела убирать не будем. Это уже лишнее. Пора идти. Только держись, Леша, за мной, чтобы портье не увидел твоих рук.
   Я кивнул. Никакого портье в холле не оказалось.
  
   На улице мы прыгнули в авто. И сразу тронулись с места. Видимо киллер уже назвал нужный адрес.
   На набережной Сены, мы остановились возле старинного дома, свернули в темную арку и прямо из нее попали в чистенький подъезд.
   Киллер позвонил в дверь. Она тотчас открылась. В широкой прихожей горел свет. Ослепительно сверкали зеркала на стенах. Из комнаты вышел человек в халате.
   - Чем могу служить? - спросил он по-французски.
   - Мой друг писатель. Он ранен, - проговорил профессор в волнении.
   - Интересно! - глаза у человека вспыхнули любопытством, - Покажите раны...
   Киллер вытащил меня вперед и размотал полотенца. Врач осмотрел ранения.
   - Идемте, со мной!
   Мы переместились в кабинет с медицинским оборудованием.
   - Угу! Ловко, - приговаривал человек в халате останавливая кровь, - Ранили каким-то острым предметом?
   - Самопишущим пером, - уточнил Григорий Алексеевич. Доктор задел края раны пинцетом и я не сдержавшись ругнулся матом. Профессор посмотрел на меня гневно. Но взгляд его сразу же смягчился, когда он повернулся к врачу.
   - Ого! Русский писатель ранен орудием производства! - восхитился доктор,
   - Надеюсь у юноши фамилия не Пушкин? И ранил его не француз по фамилии Дантес? Это единственный случай дуэли который приходит мне на память. Очень не хотелось получить новый международный скандал.
   - Не волнуйтесь, - успокоил его со смешком профессор, - Мы и вправду писатели. Делаем книгу о Париже. О быте так сказать народа. Повстречали, вернее, Алекс, повстречал где-то этого психа в рабочем квартале. Разговорился, достал ручку что-то записать, а тот прыгнул на него, отобрал ручку и поранил. Хорошо мы подоспели.
   - Оригинальное преступление! - не уставал восхищаться врач, - Впервые такое вижу. Надо позвонить в полицию, вдруг он еще кого-нибудь ранит?
   - О! Не надо, никакой полиции! - остановил его порыв профессор. Во-первых мы уже сообщили в полицию сами. Во-вторых мы уже завтра отбываем на родину. Нам не хотелось бы никакой огласки этого дела.
   И в третьих, - в руке у Григория Алексеевича оказалась пачка тысячефранковых купюр, - Мы очень спешим. Нам нужна ваша медицинская помощь и не более того.
   - Понимаю, - охотно согласился врач и погладил взглядом пачку денег в руке профессора, - Теперь сюда пожалуйста! - меня уложили на медицинский стол. Врач разрезал штанину и принялся обрабатывать ногу.
   Когда все закончилось, Григорий Алексеевич щедро расплатился.
   - Через два дня надо поменять повязки, - напутствовал врач.
   - О! Мы умеем это делать! - профессор кивнул на киллера, - Мой друг специалист по человеческим ранам.
   Удивление изобразилось на лице французского врача. Но я, то прекрасно понял Григория Алексеевича.
   Мы снова очутились на набережной Сены.
   Дул приятный ветерок. Пыхтел по гладкой воде, какой-то старый прогулочный катерок. И от натуги сизое облачко дыма вырывалось у него из кормы и складывалось причудливым узором над водой. Чертили в небе стайки мелких пташек и крыши домов отливали золотом и зеленью. Я вдохнул полной грудью. Перевел дух и заметил:
   - Как сладки такие мгновения! Меня между прочим опять чуть не убили. А вы, Григорий Алексеевич, говорили, что там будет безопасно.
   - Да. Мне этот Райнис тоже показался малость неискренним! - подтвердил профессор, - Но ты же сам учил меня, Леша, более доверчиво и снисходительно относится к людям.
   - Беру свои слова назад. Не принимайте на веру все, что я вам говорю. Хорошо?
   - Наверное я по старой советской привычке верю на слово человеку из газеты.
   - Журналисты тоже люди и могут ошибаться.
   Очкарик-киллер щурился на солнце и о чем-то размышлял. Профессор оперся на гранит набережной и заметил:
   - Это был предпоследний агент, Леша, - и добавил чуть помолчав,
   - Зачем ты Райнису про Лубянку впарил?
   - А вы что слушали?
   - Еще как! - подтвердил Григорий Алексеевич, - Тебе на митингах выступать, а не в операциях участвовать. Мы так хохотали за дверью.
   - Просто слетело с языка, - начал я оправдываться, - Он меня достал своей подозрительностью.
   - Знаешь, повыпендриватьсяЈ- я сам любитель громадный, но надо знать когда можно это делать, а когда не стоит. Ладно проехали. Думаю вам следует познакомиться. Это Василий. Мой племянник, - Григорий Алексеевич указал на киллера.
   - Вы уже второй раз спасаете мне жизнь, - заметил я, - Но руки я вам подать не могу. У меня их всего две и обе ранены.
   - Обойдемся учтивым поклоном, - согласился Василий.
   - Григорий Алексеевич, сдается мне, что оба раза, нет три раза, - я вспомнил убийство в Москве, - Это была обыкновенная подстава с вашей стороны. Вы работаете вдвоем. А я у вас то ли за наводчика, то ли не пойми за кого.
   - Ход мысли у тебя почти правильный, - не стал возражать профессор, - Только предлагаю перенести обсуждение этой темы в гостиницу. Нам всем надо слегка отдохнуть.
   Василий тут же поймал такси. Мы поехали в "Блэк Стоун".
  
   Возле гостиницы, профессор предложил мне сходить за пивом. Надо же чем-то заниматься пока мы будем разговаривать?
   В соседнем магазинчике, который держали арабы из Алжира, я купил две полутора литровые бутылки пива. Арабы говорили по-французски еще хуже чем я и мы довольно быстро пришли к взаимному согласию. Поскольку обсуждать достоинства того или иного товара не хватало словарного запаса.
   На обратном пути, я попытался представить себе, чем обернется предстоящий разговор. Похоже, что эти ребята не собираются меня убивать. Иначе сделали бы это в самом начале, - думал я, - Да и вообще это была задумка профессора, привлечь меня к написанию книги о разведке. Хороший кстати крючок. Какой журналист не мечтает написать о работе разведчика? Это же самая громкая тема, после коррупции и войны. Но зачем им понадобился я? Тут меня как ошпарило. Они ведь не могут быть простыми разведчиками-нелегалами. Я вспомнил с какой легкостью профессор орудовал хитроумными взрывными устройствами, с какой необычайной сноровкой действовал стальными шариками на цепочке. Каким хладнокровным был во всех критических ситуациях.
   Мне вспомнилось также, что ни за номер в гостинице, ни за билеты, вообще ни за что - я не платил. С профессором я давно и прочно позабыл такое понятие как "нехватка денег". Григорий Алексеевич легко отсчитывал дензнаки, точно кошелек у него бездонный или имелась прямая связь с бюджетом России. И тем не менее, такая жизнь мне не очень нравилась. Конечно, как говорят философы - любой опыт бесценен. Но лично для меня мой опыт только тогда приобретает какую-либо значимость, когда я могу поделиться им с окружающими. Что толку нахвататься знаний и сразу же умереть? Кому от этого польза?
  
   Я вошел в холл гостиницы. За стойкой регистрации скучала мадам Риволье. Увидав меня, она мастерски, по театральному сделала большие глаза и заговорила:
   - Извините мсье.
   - Да? - остановился я.
   - Мне иногда кажется, что вы перепутали страну.
   - В каком смысле? - в ее словах мне почудился подвох. Нервы расшатались, - подумал я, - Пора лечится.
   - Вы каждый вечер несете в номер пиво, - говорила с легким возмущением мадам Риволье, - Мне очень странно наблюдать такое.... - ее ресницы хлопали в такт приятной французской речи.
   - А что? Нельзя? - растерялся я, как всякий неискоренимо советский человек.
   - У нас во Франции, пьют вино. А пиво, - она указала своим красным коготком на бутылки в моих руках, - Да еще такими темпами, - пьют только в Германии, - и вдруг задорная улыбка засияла не ее лице.
   - Но я люблю пиво, - улыбнулся я в ответ, оценив шутку, - В любом случае, я исправлюсь, - добавил я на прощание.
   - Да. Было бы жаль, если бы вы находясь во Франции так и не попробовали ничего из нашего многообразного букета вин. Это очень хорошие вина, поверьте, мсье.
   Я шел в номер размышляя над тем, что вряд ли бы смог объяснить ей, что это пиво мы смешиваем с водкой. Это такая русская забава. А вот, если смешать даже самое замечательное французское вино с водкой - получится такая гадость. Я уже пробовал. Можете мне не возражать.
  

ГЛАВА 15-Я

ЛИКВИДАТОРЫ

  
   Командно-штабные развлечения, как говорят военные, решено было провести в номере Григория Алексеевича. Размерами он превосходил мою комнату. Кроме того, тут уже стояла кровать для Василия.
   Мы расселись по креслам. Открыли водки, пива, нарезали черный хлеб, сало, вскрыли банки с тушенкой, щукой в томатном соусе и другими консервами. Пока профессор с Василием возились с сервировкой стола, у меня стало расти нехорошее предположение:
   - Такое ощущение, - сказал я медленно, - Что все это только что привезли из Чечни.
   Василий обменялся лукавым взглядом с профессором.
   - Ты даже не представляешь насколько ты прав, - выговорил наконец Григорий Алексеевич.
   - В смысле?
   - Василий практически только что из Чечни. Вот приволок мне консервы, как сувенир.
   - Хорош прикалываться, - не поверил я.
   - Леша, ты когда в первый раз увидел Василия?
   - В Москве, - я задумался, припоминая число.
   - А потом когда ты его увидел в Париже?
   - Где-то через два дня. Но как он мог сюда добраться из Чечни?
   - Через гуманитарную миссию МЧС - не хочешь? Они ж все время скачут туда-сюда на своих расписных самолетах.
   - Логично, но все равно диковинно, - заметил я.
   - Оказывается ваш воспитанник, Григорий Алексеевич, много не знает, - вставил реплику Василий.
   - Ну, не суди его так строго, - вступился за меня профессор, - Ведь он же не разведчик.
   - Что не знаю, - живо заинтересовался я.
   Тут Василий снова посмотрел на Григория Алексеевича, как бы испрашивая разрешения ответить. Профессор поджал губы, но потом согласно кивнул.
   - Тут вот какое дело, Леша. Военная разведка пользуется очень многими каналами, для проникновения в Европу. Один из них - это всякие гуманитарные мисси, конвои нашего Министерства по чрезвычайным ситуациям. Не спрашивай у меня подробностей, а то мне придется тебя убить, как незаконного обладателя военной тайной. Но поверь мне, что мы намного лучше организованы, чем разведка стран НАТО. Наши люди работают везде, в самых разных обличьях. От студентов, до клошаров.
   - Ладно-ладно!- замахал я руками, - Не нужны мне ваши тайны. По-моему вы сейчас пытаетесь отойти от нашей основной темы.
   - Сначала выпить! - предложил профессор.
   Василий вскрыл пузырек с водкой и разлил по высоким бокалам для вина. Потом откупорил пиво и распенил его по стаканам для воды. Мы с Григорием Алексеевичем строго следили за манипуляциями племянника, словно он сдавал экзамен.
   - Пиво лучше было бы вообще вылить в графин, - проговорил Василий, - Да только оно выдохнется быстро.
   - Хватит мудрить! - профессор поднял стакан, - Опрокинем за родину!
   - Родина нас не забудет, но хрен вспомнит! - добавил Василий известный каждому военному тост.
   - Заправимся как танки и пойдем! - добавил я от себя.
   Впервые за вечер эти люди посмотрели на меня с некоторой долей уважения.
   Ударили в стол пустые бокалы. Пиво хлынуло в горло, освежая вкусовые рецепторы. Григорий Алексеевич подцепил вилкой кусочек щуки в томатном соусе и зажевал алкогольный букет. Мы расхватывали по тарелкам закуску и было чудно осознавать, что этот военный пикник, мы проводим чуть ли не в центре Парижа. В благоухающей, сытой и спокойной Европе. Мы походили на варваров, которые по своей дикой привычке разводили костры на мощеных площадях культурного Рима, чтобы изжарить себе на ужин барашка. Подбрасывая в костер шедевры изобразительного искусства.
  
   - Хорошо, - профессор откинулся на спинку кресла и обмакнул салфеткой масляные губы, - Настало время сказать тебе правду. Держись крепче, Леша.
   Мы - команда ликвидаторов.
   Я подался вперед. Ликвидаторы. Я столько слышал о них на войне. Читал о работе этих ребят в военных журналах. Но и рассказы, и статьи всегда имели какой-то неполный что ли вид? Словно инвалиды. Говоря о ликвидаторах собеседник больше использовал слова типа: ах, ох, ух, фига себе - и какие-то граммы интересных подробностей. В статьях авторы только описывали подвиги ликвидаторов, совсем не вдаваясь в подробности: как пришли? Как нашли? Куда ушли потом. Как подбирают таких людей на службу.
   Не знаю насколько вы, читатель, были бы поражены такой встречей, а у меня захватило дух. Разведка - это самое секретное сообщество людей. Но ликвидаторы - это своего рода разведка в разведке. Это такой карающий, смертельный поджопник государства всем предателям-перебежчикам. Если реклама двигатель торговли, то ликвидаторы - один из последних рубежей лояльности. Каждый разведчик знает, что за предательство его найдут где угодно. Не зря же знаменитый писатель Виктор Суворов (Резун) до сих пор живет на военной базе англичан. Смертельный приговор ему еще никто не отменял.
   - Извини, что втянули тебя в это дело, но иногда, время от времени, нам приходится привлекать людей со стороны. Ты показался нам подходящей кандидатурой. Бывал на войне. Коммуникабельный, - Григорий Алексеевич замолчал, ожидая моей реакции на новые факты.
   Но я молчал.
   - Кстати, Василий тебе не два раза спас жизнь, а целых три.
   - В Москве не считается, - сказал я.
   - Первый раз был в Чечне, - вставил Василий и снова разлил по бокалам водку.
   - Но я вас там не видел!
   - Помнишь в Чечне ты не мог перебежать с офицером к дому, а тот потом взорвался?
   - А вы откуда это знаете? - и тут я вспомнил снайпера на крыше. Вспомнил, как офицер Валера сказал, что в его подразделении снайперов нет, - Так это вы были там, на крыше?
   Василий улыбнулся:
   - Да, я.
   - Я ж тебе говорил, что мой племянник скрипач! - с довольным видом воскликнул Григорий Алексеевич, - Он снайпер на самом деле. В этом районе Василий ликвидировал одного паршивого агента. Который скрывался у боевиков. Племянник заминировал дом еще до вашего прихода. Потом просто их подорвал. Стрельнул из винтовки. А вас не пускал туда. Чтобы не погибли. Так что можешь считать, он тебе жизнь спас.
   - Поразительно! - я потребовал продолжения.
   - В общем я сначала сводил тебя к старушке, как ты помнишь, потом к генералу. На самом деле это были смотрины. Когда я предложил твою кандидатуру, они проверили твою биографию. Ты еще засветился с исмаилитами. Но там ты был безупречен. И потом решили встретиться с тобой лично. Чтобы посмотреть так сказать воочию. Провести фейс-контроль. В общем тебя приняли в отряд. Но до поры мы решили не рассказывать тебе всей правды.
   - Приняли в отряд? - удивился я, - Но я не хочу никого убивать.
   - А это и не потребуется, - возразил Василий.
   - А как же книга?
   - Книга остается в силе. Ведь ты всегда сможешь написать ее и представить, как свою художественную фантазию. Ведь так? - профессор улыбался.
   - Ну, да, - согласился я, - А зачем надо было убивать этих агентов?
   - Видишь ли я же говорил тебе, какова ситуация с агентами. Так вот нам стало известно, что часть связников решила попросту сдать своих клиентов на рынок. То есть продать ключевые слова-пароли. Покупателями могли стать и террористы и бандиты и разведки других стран. Как тебе такое? Ведь ликвидатор не знает кто отдаст ему приказ. Кто произнесет ключевое слово. Но получив этот приказ он его исполнит. То есть убьет генерала НАТО или европейского лидера. Понимаешь? А это чревато. Ведь сразу подумают что это дело рук нашей разведки. Европейские разведки кое о чем догадываются. И наверняка знают что такие люди у нас были. Это может привести к войне масштабной войне. Смекаешь о чем я?
   - Ну, а как быть с тем первым, кого вы убили?
   - Это был связной. Назовем его Маклушин. Очень высокого ранга. В том кафе он мне продал список агентов-ликвидаторов в Европе. Помнишь листок, который он мне передал?
   - И за сколько вы купили у него эту информацию?
   - За несколько десятков миллионов долларов.
   - Ого!
   - Да, не ого! Деньги уже вернулись в казну государства.
   - А зачем вы его убили?
   - Послушай, это разведка. Дела государственной важности. Тут обычные законы не играют никакой роли. Ты думаешь, мы потащим его в суд, чтобы он там понарассказал какие дела проворачивал? Чушь. Он решил продать военные секреты государства. Мы купили его информацию и тут же привели приговор в исполнение. Так что забудь о нем. Он предатель.
   - А Риддел и Райнис?
   - Они и есть те, самые агенты ликвидаторы. Только с ними пошло все наперекосяк. Мы не собирались их убивать. Василий, думаю, объяснит, лучше меня, что произошло.
   Племянник ученого устроился поудобнее в кресле и начал тоном докладчика:
   - Когда профессор получил списки, в Европу помимо тебя с Григорием Алексеевичем и меня, приехали еще несколько групп ликвидаторов. Все они действуют автономно. Каждому определили свой круг агентов. Нам достались Райнис и Риддел. И еще кое-кто. Тебе об этом знать не надо. Наша цель - выяснить как имена агентов попали в руки того самого Маклушина. Передать информацию могли только связные агентов-ликвидаторов. Я не путано объясняю?
   - Да, вроде я пока поспеваю за вами, - сказал я, - Значит, Маклушин продал имена агентов-ликвидаторов. Вы решили, что их сдали связники. Начали поиски самих агентов. А где связники?
   - Ими занимаются другие люди. Наши люди, - пояснил Григорий Алексеевич, - Мы делимся друг с другом информацией.
   - И что же у вас пошло наперекосяк?
   - Какая-то скотина тоже решила поучаствовать в поиске агентов. Сюда приехала довольно внушительная неизвестная нам группа, которая убивает и связников и самих агентов. С такой группой ты столкнулся в туалете "Мулен Руж", а потом мы удирали от них на машине.
   - Эта группа между прочим, не плохо говорит по-русски, - добавил я.
   Василий кивнул:
   - Это россияне. Уверяю тебя.
   - Но откуда они?
   Тут Григорий Алексеевич пожал плечами: - Это мы и сами хотели бы выяснить. Надо полагать, что они тоже из разведки. Какие-нибудь конкуренты. Ты разве не знаешь, что и в спецслужбах существуют подставы, конкуренция, борьба за влияние.
   - Потрясающе! - вскинул я руками, - Наши спецслужбы устроили разборки в Париже. Помнится я читал как во время Великой отечественной войны два наших партизанских отряда смертельно поссорились на почве методов ведения войны и стали мочить друг друга. Так немцы два месяца боялись в лес сунуться. Такая там баталия развернулась между русскими.
   - В этом наша беда, - со вздохом подтвердил Григорий Алексеевич, - Мы не только воюем с противником, но еще и между собой учиняем кровавые разборки.
   - Кстати! - вспомнил я, - А та дама, которой я подарил букет роз! Она откуда?
   - Она из группы тех подонков. Они нашли Риддела раньше нас и взяли его в оборот.
   - А Райнис?
   - Райниса ты напугал своей Лубянкой. Я ж тебе говорил: не болтай лишнего, - напомнил профессор, - Видимо он как-то узнал о гибели Риддела. Потом проверил через аэропорт, что человек с твоим именем не прилетал в Париж и сделал для себя определенные выводы.
   - А тут ты заявляешься и бах ему: "На Лубянке с вами по-другому станут разговаривать"! - со смехом процитировал меня Василий.
  
   Когда более-менее все определилось, я стал расспрашивать о службе ликвидаторов в целом. Журналисты, он ведь как вампиры. Хватают удачу за горло и не отпускают пока не насытятся. После выпитой водки с пивом, в голове изрядно уже шумело. Бумаги и ручки под руками не было. Да и не смог бы ничего написать в таком состоянии. Так что пришлось в очередной раз положиться на пьяную память. Нам не привыкать. Вот, взять например, китайцев. Уж на что мудрые люди. Создали боевые единоборства у-шу, кунг-фу. Там все трезвые, ногами машут, "кия" кричат. А вот подишь ты создали еще и школу "пьяного мастера". То есть напивались до умопомрачения и долбились до кровавых соплей между собой. Видать знали толк в рисовой водке.
  
   - И как вам ликвидаторам живется? - спросил я.
   - Нормально. Стреляем предателей, - Григорий Алексеевич начал собирать пустые консервные банки в мусорный мешок, - А вообще это жутко творческая работа. Вот представь себе актера, - рука профессора указала в пустое пространство комнаты и я немедленно представил себе там работника театра, - Он учит пьесу, вживается в роль. Репетирует. Потом выходит на сцену и играет. Если зритель ему не поверит, то актер максимум - получит тухлым яйцом или помидором в репу. А у нас? Точно такое же театральное искусство. За одним исключением: играть приходится не для зрителей.
   В обычном театре люди сидят с глупым видом: "рассмеши меня". Актеры изгаляются, как могут. Мхатовские паузы придумывают. Пьесы старинные переиначивают. Король Лир голышом по сцене скачет. Мавр становится педерастом, - профессор дособирал банки и поставил мешок к стенке.
   - Разве горничная не уберет этот мусор? - перебил я.
   - Ты чего? Завтра вынесем мешок на мусорку, подальше от отеля. Тут вообще никто не должен заподозрить, кто мы и откуда.
   - Так вот, - продолжил профессор, - У нас играть надо в обычную жизнь. Среди очень подозрительных типов из вражеской контрразведки, и если они тебе не поверят, то получишь пулю в лоб. Представляешь какого мастерства надо добиться, чтобы работать ликвидатором!? Каждое выступление должно быть успешным. Иначе - пуля. За наше мастерство Оскаров конечно не дают, но что такое Голливуд или Щукинское театральное по сравнению с этой работой - тьфу! Вот у нас - действительно глубина игры! Мариинская впадина покажется мелкой ямкой. В нашей игре, если уж и присутствует полет фантазии, то обязательно реактивный! Такие дела проворачивали! Такое придумывали! Посуди сам, застрелить человека - это ерунда. Каждый подонок это сможет сделать, если вложить ему в руки автомат. А если вопрос стоит так: ликвидировать клиента, чтобы это не выглядело как убийство? Вот тут фантазия нужна позарез. Творческий подход и необычные приемы.
   - Например? - предложил я поделиться какой-нибудь историей из практики.
   - Пожалуйста! - охотно согласился Григорий Алексеевич. Он тотчас преобразился. Стал как будто выше и одухотвореннее.
   - Один из наших агентов продался западной разведке. Сам он не знал, что его предательство раскрыто. Наше руководство тоже приняло решение - не уведомлять его о своем открытии. Ситуация складывалась так, что надо было убрать его по-тихому. Устроить ему несчастный случай. Но не автокатастрофу. Это банально сразу наведет на подозрения. Мы решили отравить его через городской водопровод. Вызвонили специалиста по трубам и слесарным устройствам. Он долго изучал систему, слюнявил карандаш, рисовал приспособление и соорудил наконец небольшой отстойник, который мы врезали из соседней квартиры в центральную трубу. Получалось так. Вода идет по центральному водопроводу, попадает в отстойник и дальше уже в квартиру к предателю. Использованная вода уходит в отстой и больше никому не может причинить вреда.
   В отстойнике мы заложили контейнер с легким ядом. Такой мешочек типа чайного. Эта отрава сразу не убивает. Она постепенно накапливается в организме. Человек себя распрекрасно чувствует. И когда яд достигает критической отметки, человек умирает от сердечного приступа. Компоненты этой отравы разлагаются на составные, вполне безобидные элементы и они растворяются в организме без остатка.
   Кстати, за изобретение этого яда, наши химики вполне могли сорвать Нобелевскую премию. Отрава легко переносила кипячение, обеззараживание и проходила через всякие фильтры без ухудшения своих качеств. Гениальный план был провален самым позорным образом. Клиент не пользовался водой. Вернее пользовался, но пил исключительно ту воду, что продается в магазинах.
   - Ты лучше ему про линолеум! - вставил Вася. Глаза его горели от удовольствия.
   Нет, все-таки он псих, - подумал я.
   - Ах! Это был шедевр, а не операция! - взмахнул руками Григорий Алексеевич,
   - Нет уж закончите сначала историю с водопроводом, - возразил я.
   - А эту? - переспросил бесцветным голосом Григорий Алексеевич. Чувствовалось, профессор уже потерял к этой истории всякий интерес:
   - Пришлось пойти другим путем. У этого предателя была собака. Ты в генной инженерии чего-нибудь понимаешь?
   - Как обыватель.
   - Так вот, обыватель, такое дело... Есть яды, которые смертельны для человека и совершенно безобидны для животных. Его псина доставила наш яд по прямому назначению. Сразу к хозяину, - профессор улыбнулся, - Так что когда будешь сюсюкать со своим псом и лобызаться, вспомни о том, что тебе рассказывал вспомни Григорий Алексеевич.
   - У меня нет собаки, - возразил я.
   - Ну, не обязательно надо лобызаться с собакой. Яд проникает через кожу и мочит человека на генном уровне. И опять-таки - ни следов, ни подозрений. Псину мы конечно же потом умыкнули, от греха подальше. И усыпили. В общем, Леша, будь осторожен при поцелуях.
   - Тогда уж лучше сразу в монастырь уйти. Раз целоваться нельзя, воду пить нельзя.
   - Кстати, яд называется "Поцелуй Иуды".
   - Теперь о линолеуме, - нетерпеливо вмешался Василий.
   Наверное, он эту историю слышал уже с десяток раз. Но она всегда была для него свежей и увлекательной.
   Григорий Алексеевич снова загорелся воспоминаниями:
   - Этот предатель строил себе коттедж. Мы подобрали взрывчатку, которая точь-в-точь была похожа на линолеум. В чем суть этой операции. Продаем мы ему рулончик. Ну, не ему конечно, а рабочим. Они застилают ему этим "линолеумом" кухонный пол. Мы потом прилаживаем к нему небольшой радиовзрыватель в неприметном месте. И сидим, ждем, когда наш клиент решит посидеть на кухне, чайку попить. Представляешь, подходит он, чайник электрический включает - бабах - клиента нет. Коттеджа, впрочем тоже. Крысата! Мы даже выяснили какой рисунок нравится клиенту. Вот была операция, - Григорий Алексеевич, мечтательно уставился в потолок.
   - Или момент с крысами! - вспомнил Василий.
   Профессор махнул ему рукой: рассказывай сам. Василий тут же начал еще одну историю:
   - Одного товарища шибко охраняли. Никаких подходов к нему не было. Никуда не ходит. Передвигается редко, с сильной охраной. Продукты доставляет специальная служба. В общем мрак. А ликвидировать этого подонка все-таки надо. Что делать? Вот профессор, - Василий кивнул на Григория Алексеевича, - До чего светлая голова! Придумал такую штуку. Поехали в московский крысятник, подобрали там самых смышленых зверьков и начали тренировать. Они к примеру несут кусочек пластида в определенное место, оставляют его там и возвращаются за наградой. Бегали они так под крыльцо к этому предателю, месяца три-четыре. В одни прекрасный момент он выходит проветрится, и снова - БАБАХ-ТАРАРАХ! - ни крыльца, ни клиента! - закончил восхищенно Василий.
   Тут я усомнился:
   - А коты были в доме?
   - Котов не было. Зато операцию чуть не сорвал какой-то сокол или коршун. Что-то вроде того. Повадился наших крыс хватать. Пришлось эту заразу из моей винтовки с оптическим снять. Потом умора началась. По всей округе бегал хозяин этого пернатого бандита и искал свою дохлую птичку.
   - Слушайте, но ведь вы об убийствах людей говорите - и таким веселым тоном. В таких жизнерадостных красках.
   - Да у этих предателей все руки по локоть! В этом.... как его? - защелкал пальцами Григорий Алексеевич подыскивая слово.
   - В крови? - подсказал я.
   - В говне! - вспомнил профессор и хлопнул себя по лбу.
   - Не замечал, сказал я в сомнении.
   - А тут не глазеть надо, а принюхиваться, - парировал профессор.
   - И все равно есть противоречие: убийство и ваша радость. Так не годится!
   - Сынок! - вступил в разговор уже изрядно опьяневший профессор, - Весь мир стоит на противоречиях! - Он улыбнулся: - Ты никогда не задумывался, почему, например, когда ты разговариваешь с Богом - это названо молитвой. А когда Бог говорит с тобой, то - это уже шизофрения?
   - Классно сказано, - восхитился я и хотел это выражение тотчас записать. Пока я шарил рукой, мне сунули в нее стакан и мы снова выпили.
   - Только не мной это сказано, - заметил отдуваясь профессор, - Но независимо от авторства противоречие никуда не исчезает.
   Тут ко мне заглянула в гости одна интересная мысль: эти так добры с тобой, Леша, и так все подробно рассказывают, словно ты должен умереть через пять минут. И об этом знают все, кроме тебя. Может лучше не выпендриваться?
   И я решил им больше не противоречить. Но профессора задели мои слова, и его понесло:
   - Ха! Ты хоть понимаешь, что никто никогда не хочет зла! - кричал Григорий Алексеевич, размахивая руками, - Президент хочет всем добра и ведет страну в пропасть. Мент берет взятку, чтобы прокормить семью и разводит коррупцию. Все хотят добра! Для себя, своих близких, для государства. Каждый говорит себе: я беру эту взятку не потому что я такой плохой, а потому что хочу, чтобы моя дочь училась в престижном колледже за границей. Другой ему вторит: а я ворую из бюджета не из-за алчности. Моя семья остро нуждается в жилплощади. Но не могу же я купить им поганенький домик в деревне!
   Каждый хочет добра, Леша, и ради доброты каждый готов к самым подлым поступкам. Вот в чем проблема.
   И потом даже Сократ не мог определить: что есть добро? Что добро для одного, то лютое зло для другого! Почитай диалоги Платона. Сам все поймешь.
   Тут профессор перенес огонь критики на меня:
   - Вторя проблема - это истина. Вы журналисты гоняетесь за истиной, добываете ее с риском для жизни и что в результате? Вы думаете, что несете миру добро? Делаете полезное дело? Допустим, - рубанул профессор ладонью. Хотя я и не возражал и вообще сидел тихо, - Пушкин - гений! Но кто узнает его житейскую подноготную, тут же хочет учредить стрелковые курсы имени Дантеса! Кому нужна правда о Пушкине: алкоголике, картежнике и бабнике? Все в мире держится на обмане. И только. Стоит истине показать нос - пиши пропало. Даже разведка не избежала обмана. Помнишь знаменитый фильм "Тегеран-43"? Хорошая картина: про то, как советская разведка сорвала планы немецких диверсантов, решивших уничтожить лидеров США, Англии и СССР. Когда этот фильм крутили по ТВ, всех советских людей сдувало с улиц прямо за телевизоры. Так вот не было ничего подобного. Все брехня, от первого до последнего кадра.
   - А вы откуда знаете? - вступился я за кинокартину.
   - Я лично разговаривал с человеком, который участвовал в этой операции. За месяц до встречи лидеров стран антигитлеровской коалиции, Советский Союз нагнал в Тегеран чуть ли не дивизию НКВДэшников. Они так всех зачистили, что в городе не осталось не то что недовольных, но даже людей с недобрым взглядом. Всех разместили кого в лагеря, кого по тюрьмам. Вокруг места встречи лидеров, было выставлено пять оцеплений. По городу рыскали сотни советских агентов в штатском. А знаменитого диверсанта Отто Скорцени, вопреки сценаристам фильма, даже рядом не было. Вот тебе и сказка про разведку. И таких мифов полным-полно. Только кому нужны твои разоблачения? Люди не хотят о них знать.
   Григорий Алексеевич замолчал и смахнул со лба капельки пота. Василий разлил по бокалам водку, добавил туда пива и открыл окно, чтобы проветрить комнату. Сигаретный дым от потолка до пола отдельными слоями плыл в разные стороны. И по нему можно было запросто изучать распределение облаков в стратосфере.
  
   - А как вы связываетесь с центром? Или например, как надо действовать, если ты попал в плен или спасаешься от погони? - я решил уйти от философии и вернуться к более практическим темам.
   - По-разному, - проговорил Василий, - К примеру тебя взяли в плен и заставляют писать своим друзьям, чтобы выманить их на встречу. Ты заранее условился с товарищем, что если от тебя приходит обычное послание, то ты не ставишь точку в конце последнего предложения. Или любого другого. Это как договоришься. Но когда письмо написано под диктовку врага - все должно быть идеально. Твой пленитель смотрит на письмо - все правильно написано. Текст письма - его. Все знаки препинания расставлены. Враг не беспокоится. А твой друг, когда ему доставят это письмо сразу же распознает подвох.
   - А если ты не в плену, а в опасности? Убегаешь, например?
   - Можно позвонить в центр по телефону и сказать какое-нибудь кодовое слово или предложение. Если ты где-нибудь в тропиках, то как правило кодовой фразой может быть такая: "У нас тут намечаются муссонные дожди". Точно также отдается, например, приказ на ликвидацию или начало операции.
   - А есть какие-нибудь распространенные кодовые слова?
   - Для каждой группы свои подбираются свои коды. За границей ведь не поболтаешь открытым текстом. И в то же время любой разговор должен выглядеть естественным, а не дурацким. Если тебя вдруг послушает контрразведка и услышит какую-нибудь белиберду, странные предложения про больных бабушек или кошек, то они сразу же насторожатся и возьмут тебя в оборот.
   - Кстати, - припомнил я разговор профессора по-китайски, - Это он не с вами на этом халям-балям разговаривал недавно?
   - По-китайски что ли? - заулыбался Василий.
   - Ага.
   - Со мной. Вот это и есть как раз такой случай. Если бы нас послушал посторонний человек он бы подумал, что профессор разговаривает со своим учеником о новых изысканиях в трудах Конфуция. Все вполне достойно и странностей никаких. В то же время весь разговор был пересыпан кодовыми словами и фразами.
   - Сложновато так разговаривать.
   - Да, без тренировки не обойтись, - согласился Василий.
   Я посмотрел на профессора. Пьяненький Григорий Алексеевич, теребил салфетку и улыбался пустому пространству. Наверное, вспомнил, что-нибудь приятное. До душевной щекотки.
   - А ваша группа как называется?
   - Наша носит кодовое имя - "Раскол".
   - Почему "Раскол"?
   - А почему нет? Какая на фиг разница?
   - Ну, это слово наверное что-то обозначает, аллегория какая-нибудь...
   - Это у индейцев каждое имя чего-нибудь означает. А у нас - ни фига, - засмеялся Василий.
   - Пора спать, ребята, - откликнулся из своей задумчивой пустоты профессор, - Завтра тяжелый сумбурный день. День открытых дверей.
   - На экскурсию что ли куда пойдете? - не понял я.
   - Кое к кому вломится надо, вот отсюда и название "День открытых дверей", - пояснил Василий.
   Мы засобирались. Я бросил салфетку на стол. Сдвинул стаканы и уже поднялся, как услышал возглас Григория Алексеевича:
   - Что ж это мы водку не допили, господа! - от задумчивости профессора не осталось и следа. Он подхватил последнюю полупустую бутылку и принялся разливать по бокалам, - Примета плохая, - кричал весело профессор, - Особенно на войне!
   Я вздохнул и выпил вместе со всеми. Все-таки по части пития - эти ребята могу дать фору любому.
  

ГЛАВА 16-Я

РИТА

  
   Вчерашние водочно-пивные ершики царапали своими противными лапками мои мозги и требовали продолжения. Но я решил не обращать на них внимания. Где-то на улице появился шарманщик в компании со скрипачом.
   - В принципе я счастливый человек, - поставил я себе диагноз, - В России журналисты сейчас корячатся, выискивают эксклюзив, придумывают, чем еще интересненьким занять читателя. Я же купаюсь в этом эксклюзиве, буквально елозю задницей по государственным тайнам. И даже не надо напрягаться. Просто смотри, слушай и запоминай. Конечно, остается еще моральная сторона дела: все-таки убийства совершаются. Но кто я такой против государства? Сам я могу морализаторствовать сколько угодно. Но учить государство - увольте. Оно мигом вытрет об мою белоснежную мораль свои грязные ноги.
   Скрипка за окном выдала плаксивый аккорд. Проникновенные ноты завибрировали на стеклах. Кому еще Париж играл на скрипочке с опохмела? Никому.
   - И как тебе это музыцирование под окном? - спросили водочно-пивные ершики и помахали своими игольчатыми хвостами.
   - Как ржавым гвоздиком по тоненькой материи души! - пожаловался я, - Порвал до крови.
   - Ну, мы к тебе еще твоих друзей сушняков подгоним. Вот и соберутся о похмельного одра все твои верные друзья. Тебя ведь сколько раз девушки бросали?
   Я представил себе свою галерею неудач, начал подсчитывать портреты и сбился: - Много.
   - Вот видишь! - сказали ершики с ухмылкой и на глаза у них навернулись слезы, - А мы тебя никогда не бросали. Даже в мыслях такого не было. Честное слово. Так позвать сушняков?
   - Это лишнее, - уступил я их настойчивости, - Пойду, пошарю в холодильнике.
   - Вот это дело! - одобрили они мой поступок, - А то мы уже битый час пытаемся достучаться до твоей черствой души.
   Я доковылял до крошечного холодильника, который притворялся тумбочкой для телевизора и распахнул дверцу.
   На нижней полке лежали, как снаряды в обойме, изумрудные бутылки вина. Я откупорил одну из них, плеснул себе в стакан и выпил на радость ершикам. Они зааплодировали и пропали. В голове прояснилось.
  
   Я снова прилег. Какого черта меня все-таки занесло в эту разведку? - это проснулись мои сомнения, - Занятно, конечно, поиграть в разведчиков. Возомнить себя героем бэтменского плаща и ржавого кинжала. Но не насовсем же! И не надолго - можно. Потом написать репортаж и разойтись по своим делам. А вечером прийти домой увешанным славой с головы до ног. Завалиться на диван и дергать из лаврового венка, пахучие лепестки. Выслушивая по телефону похвалы коллег и знакомых.
   А тут я получается влип в какую-то спецоперацию и просто так мне уже из нее не выбраться. Ох, не случайными были все эти вчерашние откровения. Совсем не случайными. Эти ребята рассказывали мне все с большой охотой, а сами небось уже держат в голове четкий план, как от меня избавится, когда я стану для них бесполезен. С другой стороны грех наводить на них напраслину раньше времени. Они еще ничего плохого мне не сделали.
   - И все же, все же - скрипел мудрый голос осторожности, - Гай Юлий Цезарь тоже думал небось: кругом одни корефаны, пока ему кое-то кое-куда не воткнули. В смысле кинжал в спину. Ему только и оставалось промямлить удивленно: - И ты Брут?
   - Интересно, - спросил я свой мудрый голос, - Что ему ответил Брут?
   - Так точно Ваше Сиятельство, - отвечал мне голос.
   Я выпил еще стакан вина и мудрый голос вынужден был заткнуться, чтобы не захлебнуться.
  
   В номер ввалился Григорий Алексеевич и плюхнулся ко мне на кровать. Я удивленно посмотрел на него и сразу понял, что передо мной настоящий, живой "классик". Профессор был пьян до дымчатых глаз. Ворот белой рубашки розовел следами женской помады, а из кармана свисала кружевная половинка лифчика. - Я ушел спать, а они с Васей еще всю ночь гуляли, - мелькнула догадка.
   Григорий Алексеевич проследил за моим взглядом и заметил торчащий лифчик:
   - Настоящий разведчик своим внешним обликом должен вызывать неподдельное сочувствие у окружающих, - и предмет женского интима полетел в телевизор.
   - У вас еще рубашка измазана помадой, - подсказал я.
   - А вот это может уже вызвать зависть, - вздохнул он.
   - Где гуляли?
   - Нашли одно уютное местечко, - туманно ответил ученый.
   Его осоловевшие глазки блуждали по комнате и споткнулись о бутылку вина. Он подхватил ее с тумбочки, налил себе полный стакан и профессионально накатил, оттопырив мизинец. Невозможно было не восхищаться этим неистощимым человеком.
   - В чем проблема? - спросил меня профессор, заметив что я его разггядываю.
   - Какая проблема? - удивился я.
   - Что у нас нет проблем?
   - Не знаю, а что?
   - Ты видел когда-нибудь человека у которого совсем нет проблем? - настаивал Григорий Алексеевич.
   - Нет не видел.
   - А у тебя никогда проблем не было?
   - У меня - постоянно.
   - А сейчас какая проблема?
   Я пожал плечами. Смутная тревога заползала мне в душу. Он что - спятил?
   - Вот она проблема! - профессор вскинул указательный палец и продолжил,
   - Проблема в том, что у тебя и у меня нет проблем. Вот наша главная проблема, сынок. Самая страшная проблема.
   Я не понимал куда он клонит.
   - Посмотри на месте ли документы и деньги?
   Я вскочил и проверил карманы куртки:
   - Все нормально.
   - У любого человека всегда есть проблемы. Мы не исключение. Самое страшное, что у нас есть какие-то проблемы, но мы об этом не знаем! Самая страшная проблема - это скрытая от глаз, таинственная проблема! Когда мы узнаем об этой проблеме, то будет уже поздно. Раз будет поздно - то это смертельная проблема, сынок. Именно такие проблемы всегда подкрадываются незаметно. В общем, мы поедем.
   - Куда? - опешил я.
   - Ты останешься. Ты ранен. Тебе надо отдохнуть, - выпалил Григорий Алексеевич, - А мы с Василием кое-куда сгоняем.
   - День открытых дверей?
   - И это тоже.... - заметил профессор поднимаясь. Он отсчитал мне десять бумажек по тысяче франков. Неслыханная сумма! Здешняя зарплата!
   Григорий Алексеевич остановился в дверях и заметил сурово:
   - И никаких баб, пожалуйста. От них одни неприятности, - после чего исчез окончательно.
   Я присел на кровать и лихорадочно соображал куда мне девать неожиданные выходные? Похмелья и слабости, как ни бывало. Вот что делают с людьми свободное время, хорошие деньги и заграница.
   Василий и Григорий Алексеевич уехали наверное искать нового связного или агента. Меня оставили так сказать на хозяйстве. Когда вернуться - неизвестно. Надеюсь, что не сегодня вечером. Я расплылся в улыбке. За номерами присматривать не надо. Сторожить нечего.
   Я предложил себе полюбоваться Парижем, пока не поздно. И посетить в этот день как можно больше достопримечательностей.
   О, нет, нет, други мои во литературе. Я говорю не о галерее Лафайет. Не о магазинах широкого и доступного всем шопинга в C&A. Хотя и там и там не плохо.
   Меня интересовала прежде всего башня чудака и железнодорожника Эйфеля. Чудо инженерной техники, против которого в свое время протестовала прогрессивная общественность Франции.
  
   Я прогулялся по Парижу. Доехал на метро до площади Трокадеро. Это недалеко от Эйфелевой башни. На площади, еще со времен 30-х годов стоят друг против друга два выставочных павильона: Советский и Немецкий. Символы сталинизма и гитлеризма пристально смотрят друг другу в глаза. Между ними всегда прохаживается четверка жандармов. Один с карабином. И трое - без оружия. Наверное охраняют своего товарища, чтобы у него карабин не отобрали. Чуть поодаль стоит автобус. Где отдыхает еще одна смена жандармов.
   Я забрался на башню Эйфеля и стал пристально все рассматривать обнюхивать, щупать руками. Самое интересное, что никто из туристов, когда-либо посещавших эту башню, не пишет о маленькой комнатке, которая находится на самой верхотуре. Через иллюминатор стальной двери можно увидеть восковую фигуру самого инженера Эйфеля и его дамы.
   Когда-то они поселились в этой комнатке, чтобы башню после какой-то там выставки, не снесла эта самая прогрессивная общественность. Потом они благополучно съехали, а их восковые двойники обречены на вечное заточение.
   Туристы шастали по смотровым площадкам густыми потоками, перемешивая языки, жесты, восклицания. Вавилонское столпотворение.
   Площадки вообще две. Одна закрытая. Чтобы не обветрить лицо в дурную погоду. Вторая открытая. Это излюбленное место для самоубийц. Сколько народу сигануло отсюда вниз, презрев услуги лифта. Теперь весь периметр площадки забран высокой решеткой. Так что даже плюнуть по-человечески не получится. И вот тут, на этой площадке, продуваемой со всех сторон ветрами, стены расписаны и расцарапаны высказываниями на всех языках мира. Общий смысл надписей один: "Здесь был Вася".
   Это меня позабавило. Не только мы, россияне, любим посвинячить и порисовать на стенах чужого города.
   Вниз я спускался пешком. И был вознагражден за любопытство маленьким сюрпризом. Между стальными балками и конструкциями башни висели восковые фигуры маляров и строителей за работой. Поначалу я думал, что это и вправду что-то строят и красят. И только мертвая неподвижность рабочих убедила меня в обратном.
  
   Я гулял по Парижу самозабвенно и упрямо. И не мог поверить своим глазам. Простой журналист, Леша, который никогда не накопит со своей зарплаты даже на поездку в Жмеринку - вдруг на халяву очутился в вечном городе. Мне казалось, что кругом расставили декорации, дабы посмеяться надо мной. Я так давно мечтал попасть в этот город. Эти здания, эти улицы, парки и скверы, все дышало здесь таким спокойствием и уверенностью. Как говорят: есть Бог на улице. Тут не гадят в подъездах. Не вышибают лампочки и не плюют в потолок. Каждое утро улицы моют ароматным шампунем. Отчего весь город, выглядит, как большая ухоженная квартира. Тут можно начистить с утра ботинки, целый день проходить на улице, а вечером они будут сиять таким же ровным блеском. Ни одной пылинке не найдете.
   Теперь я понял, почему в Париже так хорошо пишутся картины и стихи. Вдохновение навевает сама атмосфера. А может быть души писателей, художников, поэтов и артистов, попадают сюда после смерти и бродят среди садов и зданий? Может здесь летают их размышления? Невысказанные мысли и желания? За несколько столетий они скопились на этих улицах в несметном количестве и теперь их можно черпать из воздуха, как ложкой из бурлящего котла.
   Незаметно спланировал на город вечер. Облака пропали. Кто-то большой и невидимый щелкнул пальцами и зажглись звезды. Я свернул в какую-то молчаливую улочку и увидел, как в единственном, темном пятне стоит мужик и чуть покачиваясь, поливает фасад дома, переработанным пивом.
   Перед глазами мгновенно вспыхнули строки на манер Маяковского:
   "Пролетарской струей
   Он дома подпирал,
   И качало его от усилий!
   Правда подвиг его,
   Только я замечал.
   Это было - почище Бастилий!"
  
   Хотелось спросить мужика: уж не россиянин ли он? Но я не стал этого делать. Незнакомец был очень занят.
  
   Я шел уверенно шел по улице и ничуть не сомневался, что она приведет меня в отель. Город и вправду очень маленький по сравнению с Москвой. Печальными лупоглазками смотрели на меня старинные фонари. Колыхалась в пятнах желтого света тишина. Казалось, обронишь громкое слово и оно тут же покатится хрустальным шариком по брусчатке.
   Мне стало вдруг так грустно и одиноко, что я даже соскучился по профессору и Васе. Все-таки единственные родные души в этом городе.
   Перед тем как вернуться в отель, я решил взять на вечер чего-нибудь согревательного и увеселительного.
   Сперва мои ноги понесли по привычке в магазин к арабам. Где всегда в наличии холодное пиво. Но потом вспомнил, как мадам Риволье выговаривала мне, что не плохо бы во Франции попробовать вино, а пиво - лучше потреблять в Германии. Я круто развернулся, перешел дорогу и очутился возле витрины винного магазина. Впрочем слово витрина не совсем тут подходит. Это была настоящая стеклянная стена, за которой стройными рядами, как солдаты на параде, сверху до низу, и вовсю ширь, жались друг к другу в тесноте, бесчисленные бутылки вина. Причем ни одна этикетка не повторялась.
   Я долго разглядывал это богатство и шалел от разнообразия выбора. У нас ведь как: есть водка, водка или водка. Все остальное - либо фальшивое до рвоты, либо стоит, как бриллиантовое ожерелье. И даже не знаешь: повесится сразу, или купить дорогое пойло, выпить и потом повеситься от безденежья?
   Здесь же все вино продавалось по не обременительным ценам. Вот, где рай для алкоголиков, - мелькнуло в голове.
   Наконец я выбрал себе бутылочку красного полусухого, запомнил длиннющее название и еле донес его в памяти пока шел к прилавку.
   - Чем могу помочь? - встретил меня продавец домашней улыбкой.
   - Мне бутылочку, - и я назвал марку вина из семи слов.
   По лицу продавца пробежало недоумение, но он сразу же взял себя в руки и переспросил:
   - Как-как вы говорите?
   Я повторил. Может неправильно слова расставил?
   - Простите, а вы не запомнили случайно номер бутылки? - уточнил продавец.
   - Какой бутылки?
   - Номер ВАШЕЙ бутылки, - сказал он с нажимом.
   - А зачем? Какой там номер? Не заметил! - бормотал я в изумлении. Припоминая: есть там номера или нет?
   - Видите ли, у нас столько сортов вина, целая картотека, - продавец потыкал большим пальцем себе за спину, где за тяжелой бархатной шторой скрывался вход в кладовую, - Все вина рассортированы у нас по номерам. Запомнить все названия даже я не в силах.
   - Понял, - сказал я и вышел.
   С трудом отыскав нужную бутылку вина. Ее не мудрено было потерять в таком обилии, я снова вошел в магазин и назвал номер. Тут же получил свою покупку и вышел на улицу. Стоя возле витрины я решил еще раз рассмотреть ассортимент. Торопиться некуда. А пить в номере в одиночку, как-то не прельщало.
   Я разглядывал этикетки и сам с собой вслух делился впечатлениями. Есть такая особенность у русских людей. Когда кругом одни непонятливые иностранцы они начинают разговаривать сами с собой. Словно россиянин не один, а с другом. Стадный инстинкт, что поделаешь. Да! И еще чаще обычного начинают ругаться матом. Все равно ведь никто не понимает.
   - Помочь? - спросил по-русски приятный девичий голос и звонко стукнули каблучки по асфальту.
   Я оглянулся. Рядом стояла прехорошенькая девушка. Одетая, по моде здешних красавиц. И очень ухоженная. Словно ее только что выпихнули с обложки журнала мод.
   На всякий случай я огляделся вокруг: со мной ли она разговаривает? Девушка заметила мою растерянность:
   - У вас такой вид, будто с вами собака заговорила, - и улыбка оставила на ее щеках прелестные ямочки.
   - В том-то и дело, что со мной только собаки и заговаривают, - удивленно проговорил я, - Да еще всякие подонки, перед тем как набить мне лицо. Но чтобы такая красивая девушка со мной заговорила - это впервые.
   - Ни за что не поверю, - усомнилась она с улыбкой.
   - Да-да, - подтвердил я, - Собакам, наверное, кажется, что я из их роду племени, а на двух ногах хожу - из мещанских побуждений. Или из цирка сбежал только что.
   Она снова посмеялась. Веселые лучики сверкали у нее в глазах. А мои глаза готовы были вот-вот помутиться. Не знаю правда от чего: от счастья или от запаха духов.
   - Так вам помочь с выбором вина?
   - Да, я вроде бы все купил, - сказал я смущенно доставая из-за спины бутылку. (Тоже знаете ли привычка, прятать спиртное в приличном обществе), - Вот теперь размышляю: не промахнулся ли?
   - Вы из Москвы? - перескочила она на другую тему.
   - Да, - кивнул я, - Недавно приехал.
   - Как здорово! - она радостно хлопнула в ладоши, - Я там никогда не была! Но у меня мама и папа из России. Из Москвы. Они столько мне рассказывали об этой стране.
   - Вот как?! М-да, - сказал я неопределенно. Размышляя над словами профессора о пагубности уличных знакомств. О коварстве иностранных контрразведок и прочего.
   Но в то же время, мне так не хотелось коротать этот вечер одному в своем номере! Я смотрел на нее и разрывался между желанием продолжить встречу и бежать без оглядки. Если бы наш разговор затянулся еще на несколько минут, меня бы точно разорвало напополам.
   - Рита Хайнер, - девушка решительно протянула руку.
   Я поборол желание сначала вытереть свою руку, - Алексей, - и осторожно пожал хрупкую ладошку.
   - Так помочь с вином?
   - Да. Если не трудно.
   - О, нет! - проговорила Рита и наклонилась к витрине изучая бутылки.
   Я незаметно оглядел на ее фигурку, и чуть не облизнулся, но вовремя себя остановил. Осуждающий образ Григория Алексеевича снова возник в голове. Надо было найти какой-нибудь компромисс с собственной совестью. В этом деле я мастак. Предположим, что ее подослали. Но что это даст, если я буду молчать о ликвидаторах? Буду строить из себя туриста? Путешествую. Работаю в газете. Книгу пишу. Да мало ли отмазок?! Пытать меня она не станет. Если бы они хотели проникнуть в наши номера, то сделали бы это легко и без огласки. На Западе найти любого человека не составляет никакого труда. Так вот залезли бы и выпотрошили бы нас без этой Риты.
   - Вот! - Рита указала на бутылку, - Такое в самый раз в это время года, - и она быстро исчезла в магазине.
   В конце-концов, - воскликнул я мысленно, - Шантажировать меня они тоже не смогут. Кто бы ее ни послал. Я холостой человек. Не состою на госслужбе. И вообще какого черта! Я в разведке не работаю. Могу я себе позволить гражданских радостей общения? И я позволил.
   Рита вышла из магазина с двумя бутылками вина. Видимо мое лицо сказало ей, что я переживаю этап внутренней борьбы, сомнений и противоречивости.
   - Родители говорил мне, что русскому человеку бутылки вина мало, - неправильно истолковала она мой вид.
   - Они были правы. Вы даже не представляете насколько.
   - Да? - Рита улыбнулась и лукавые искорки взметнулись в ее глазах с новой силой.
   - Предлагаю обсудить это вопрос, а заодно и поэкспериментировать у меня в номере, - предложил я и тут же проверил свой голос: не прозвучало ли в нем грязных намеков?
   По глазам Риты я понял, что она несколько сомневается: надо ли?
   - Это тут рядом. В Блэк стоун.
   - Знаю, - она кивнула и мы двинулись по улице.
  
   Мадам Риволье за стойкой не оказалось. Так что порадовать ее своими покупками я не мог. Поднимаясь по лестнице не второй этаж, я мысленно с облегчением вздохнул. Из детективных книжек западных писателей я знал, что в гостиницах Европы, гости могут ходить к постояльцам совершенно свободно. Но вот советское прошлое никак не хотело меня отпускать. Насколько известно раньше на это смотрели с подозрением. Пусть и с небезосновательным подозрением, но нельзя же всех приписывать к торговцам телами? Правда?
  
   Сначала мы откупорили ее бутылку.
   - Ну так что там с русскими и одной бутылкой? - спросил я весело, поднимая бокал ароматного напитка.
   - Родители говорили мне, что одна бутылка для русского - это мало.
   - Одна бутылка водки - это действительно мало. А вот одна бутылка вина - это вообще ничто! - я пригубил напиток. И вправду вкусно.
   - А чем вы занимаетесь?
   - Давай на ты?
   - Окей. Чем занимаешься?
   - По жизни? Журналистом работаю. Стихи сочиняю.
   Тут молния разразилась в мозгу мощной вспышкой образов и я неожиданно вспомнил свой сон. Именно Риту я видел во сне. Когда она спала на том помосте, в пещере. Но что за ребенок был рядом с ней? Какой-то младенец.
   - Да, ну! - хлопнула в ладоши Рита, - По тебе не скажешь, что ты стихотворец! Ой прости. Не так хотела сказать, - смутилась она, - Я русский не очень хорошо знаю, иногда ошибаюсь.
   - Ничего. На этот раз ты не ошиблась. По мне действительно много чего не скажешь. Таким уж я уродился. Сам иногда смотрюсь в зеркало и удивляюсь. Особенно с перепою...
   - Ну, ты на себя наговариваешь, - заметила она весело.
   - Ладно. Может и так. Но поэзия - мое призвание. Я это еще в детском саду понял. Я могу налету сочинить вполне недурственный стих. Хочешь сочиню прямо при тебе?
   Глаза Риты загорелись азартом: - Давай! Начинай! Так интересно.
   Она смотрела на меня во все глаза, словно по моему поведению, пыталась расшифровать, как поэты сочиняют и что они при этом чувствуют.
   Я задумался. Походил по номеру. Посмотрел в окно. Мне мигнула реклама с соседней крыши. И проехало внизу одинокое такси. Я вернулся к столу хлебнул винца. Снова походил. Тут мои верные рифмы начали выстраиваться как солдаты в колонну. Когда построение закончилось, я окинул взглядом ряды, вздохнул и стал по ним читать:
  
   - "ЛЮБОВЬ ПОЭТЭССЫ"! - громко выдал я заголовок.
  
   "Вы вдруг возникли из ночи,
   Как будто мы играли в прятки.
   Я оплатил за Вас такси,
   (Вы словно ехали с Камчатки)
  
   Войдя в убогую квартирку.
   Где я страдал, мужал и рос
   Хоть Вы держали в оттопырку,
   Букет наисвежайших роз,
   Мне коньяком пахнуло в нос.
  
   Вас кто-то славно прогулял,
   Пока стихи я починял...
   Тут Вы зевнули и сказали
   Чтоб я сейчас не приставал.
  
   И завалившись в неглиже
   На мой ссутуленый диван.
   Мое хлестали Буланже
   И говорили мне: "Тристан!".
  
   И раскурив все сигареты.
   Опустошив вина запас.
   Спросили: нет ли той газеты,
   Где будто писано про Вас?
  
   Вы пели песни диких прерий.
   Вгоняя весь квартал в тоску.
   В окно ломились, словно в двери
   Чтоб посмотреть на высоту.
  
   Стенали томно Вы и бились,
   И смешивали мир с дерьмом.
   Но, наконец, угомонились.
   И захрапели мертвым сном.
  
   Присев на краешек дивана.
   Где нимфа вдрызги раскидалась.
   Мне поэтессина нирвана
   Слегка затратной показалась".
  
   Как всегда после чтения моих стихов на публике, грянуло молчание. Незримое недоумение, как демонстрант, держало в руках огромный знак вопроса.
   - А поэтесса - это кто? - осторожно поинтересовалась Рита.
   - О! Это не ты! Это просто так - поток бреда. Художественный вымысел!
   Она улыбнулась. Как мне показалось с некоторым облегчением. Эти женщины всегда так мнительны. Все принимают на свой счет. Ну, вы это прекрасно знаете. Особенно, если вы сами женщина.
   - Но вообще неплохие стихи, - Рита отпила глоток, - Смешные.
   - К сожалению ничего серьезного у меня в стихотворчестве не выходит. Мои рифмы они своевольны. С одной стороны я могу вызвать их на службу в любое время суток. Но с другой - они всегда складываются в строчки только так, как им удобно. Из-за чего я частенько попадаю в неловкое положение.
   - Ну, не всем же быть Пушкиным? Правда? - решила она меня утешить.
   - Да, кто-то должен писать и всякую ерунду, - согласился я, - Тем более, что это можно считать наказанием.
   - Почему?
   - Понимаете, давным-давно, когда я учился в школе и растил в душе свою первую любовь, то сочинял очень серьезные и возвышенные стихи. Я заносил их в свою записную книжку и давал читать своей возлюбленной. Потом мы расстались. По ее инициативе. И в отчаянии я сжег свою записную книжку. А вместе с ней сгорело и все мое возвышенное творчество. С тех, пор мне не удается написать ни одного серьезного стихотворения.
  
   Мы еще немного поговорили о разных мелочах. О Москве. О жизни в России. Тут Рита посмотрела на часы. Стрелки уперлись в цифру двенадцать.
   - Мне пора. А то родители станут волноваться, - сказала она поднимаясь.
   - Послушай, - начал я нерешительно. Мне ведь совсем не хотелось с ней расставаться, - А где тебя найти? Как связаться? Я хотел сказать, что мы могли бы...- тут я окончательно замялся, поскольку меня понесло куда-то не в ту сторону.
   - Я живу под Парижем. Здесь это распространено. Работаем в городе, а живем на природе. Городок Вийе, улица Патрик, дом 23. Заезжай.
   - А телефон?
   Рита уже шла к выходу.
   - У тебя есть телефон? - спросила она.
   - Нет, - и в доказательство похлопал по карманам. Тогда я смогу найти тебя через ресепшн отеля.
   Громовой раскат предупреждающий об опасности пророкотал в голове. Найти через ресепшн! Боже мой! Меня же зовут совсем не так. По паспорту я Alex D.Vaismann, гражданин Великобритании! Плел целый вечер о России и Москве. Поток мата застрял у меня в горле. Я уже представил себе, как Рита звонит в отель и ей говорят, что никаких россиян тут никогда не проживало.
   - Я могу не оказаться в отеле, - быстро заговорил я, - У меня тут друзья. Дело в том, что мы можем уехать. Может я сам тебе позвоню? Как у тебя завтра со временем?
   Рита улыбнулась. Но мое смущение несколько озадачило ее:
   - Это приглашение на свидание?
   - Не стану лукавить, но - да. Приглашение, - закивал я.
   - А ты что делаешь завтра вечером?
   - Наверное ничего. У меня вот производственная травма, - показал я перебинтованные ладони.
   - Собаки, - иронично заметила она.
   - Еще какие!
   - Ну, хорошо, давай созвонимся что ли? - она продиктовала мне номер своего телефона, - Завтра вечером у меня деловая встреча. А потом я думаю, мы с тобой сможем повторить наш литературный вечер, - она махнула на прощание ладошкой.
   - Погоди у меня к тебе один вопрос. Наверное он слишком личный, но все же. Хочу прояснить одну свою догадку.
   - Не тяни, - заметила она со смехом.
   - У тебя ребенок есть?
   На лице у Риты заиграли сменяя друг друга удивление и улыбка:
   - А почему ты спросил?
   - Понимаешь, я видел сон.
   - И я очень похожа на ту девушку из сна, - продолжила за меня Рита.
   - Да, - признался я.
   Рита пронзительно посмотрела мне в глаза и медленно произнесла: - Нет, у меня нет детей. Но твой сон меня заинтриговал, по правде говоря. Обсудим его завтра, хорошо? - после чего она окончательно растворилась в глубинах коридора.
  
   Радость обрушилась в душе горячей волной. Наверное такое же чувство испытывает бездомная собачка, найдя батон ничейной колбаски. Перед глазами возникли стройные ножки, упругая попка обтянутая короткой юбкой, развевались душистым веером волосы...
   Я плюхнулся на кровать, включил телевизор и закурил. Рука потянулась к бокалу вина. Все-таки недурственный у нее вкус! Да и сама она не дурна. А если бы я не заговорил сам с собой по-русски, а ведь так бы и прошла мимо. Нет, все-таки девочка объеденье.
   По экрану прыгала реклама. Я сменил канал и попал на новости. В первом же репортаже рассказывали про убийства в "Мулен Руж" и в отеле "Пийон" на Монмартре. Показали фотографии Райниса и Риддела. Мелькнули кадры с места преступления.
   Я вскочил, словно меня укусило током и прислушался. Диктор говорил, что погибшие никак не были связаны между собой. Но судя по баллистической экспертизе, оба были убиты из одного и того же пистолета. Возможно одним и тем же человеком. Сейчас же ведется усиленный розыск подозреваемых. Во втором репортаже показали сгоревшую машину с останками пятерых человек, найденную в пригороде Парижа. Я нисколько не сомневался, что эти обгоревшие тушки, которые спасатели или пожарные бережно вынимали из останков автомобиля - это те самые подонки, которые гонялись за нами по всему городу.
   Я нервно заходил по комнате, ругая себя последними словами. Но даже они казались мне не вполне ругательными для такого случая. Ты совсем забыл, Леша, где и с кем ты находишься в Париже. Ведешь себя, как влюбленный дурак. А ведь расследование наверняка продвигается с каждым днем. И вполне вероятно, что полиция уже висит у нас на хвосте. Тут я опять вспомнил, как профессор говорил мне о пагубности случайных знакомств на улице. Может быть Рита - полицейский? Или из котрразведки? Впрочем, какая разница: там где полиция, там тут же вынырнет и контрразведка. Может мы уже под колпаком?
   - Идиот! - ругал я себя, - Зачем же ты ей руки показывал? Ведь это такая улика! Они наверняка уже нашли эту ручку, которой меня ранил Райнис. А ты лезешь и показываешь, как тебя отфигачили!
   Я сел на диван и схватился за голову.
   - Если Рита из полиции, то надо с минуты на минуту ждать ареста. Возможно уже сегодня я буду схвачен и отфигачен.
   Но в конце концов, почему я так беспечно себя вел? Да потому что ты не убивал этих людей! И вообще ты не причастен к этому делу, - орал мне в оправдание внутренний голос.
   В дверь постучались. Я вскочил. Кровь хлынула к лицу. Полиция!
   В номер скользнул профессор.
   - Быстро собирайся. Мы уезжаем, - впопыхах он не заметил моего страха, который, казалось, хлестал из меня фонтаном.
   Я кинулся укладывать сумку.
   - Пахнет духами! - потянул Вяземский носом, - Кто был?
   - Горничная, - сказал я не оборачиваясь. Профессор не заметил как краска заливает мне лицо.
   - У горничных другие духи, - проговорил он в задумчивости, но тут же отбросил свои сомнения, - Скорее, скорее. Надо уматывать, - Григорий Алексеевич выскользнул из комнаты.
  
   ГЛАВА 17-Я
  
   На улице профессор помахал мне из припаркованного "Рено". Я сиганул в машину на переднее сиденье.
   - А где Василий? - спросил я, глядя на незнакомого шофера.
   - Он перед тобой! - профессор захлопнул дверь авто и машина тут же рванула с места.
   В шофере я никак не мог признать ботаника со скрипкой. Исчезла дурацкая беретка, очки. Человек передо мной был совершенно не похож на скрипача- убийцу. За рулем "Рено" сидел грубоватый мужик. С черными волосами. Без очков и со стальным взглядом. Даже движения Василия были не то что прежде. Тогда он весь казался таким утонченным и хрупким, а теперь нахраписто и грубовато крутил баранкой авто.
   - Хороша мимикрия!? - хохотнул с заднего сиденья Григорий Алексеевич.
   - М-да, - подтвердил я, - Словно мы и не были никогда знакомы.
   - То ли еще увидишь! - сказал Вася чужим голосом.
   Я во второй раз подивился его перемене.
   Машина попетляла по парижским улицам. И вскоре отвалили назад городские фонари. Мы неслись по освещенной трассе куда-то в область.
   - Так кто был у тебя в номере? - неожиданно спросил Григорий Алексеевич.
   - Уэ, мэ, - замялся я.
   - Хватит поясничать! Что за баба?
   Я рассказал профессору о встрече с Ритой. О том, как мы сидели в номере и говорили о Москве. Профессор не перебивал.
   - Это все? - спросил он, когда я дошел до сцены нашего расставания.
   - Да, вроде.
   - Куда она ушла?
   - А я почем знаю, - пожал я плечами, - Да вы напрасно меня ругаете, наша встреча произошла случайно. (Хотел бы я сам так думать).
   - Ты идиот, Леша, - подтвердил мою прежнюю догадку Григорий Алексеевич, - Тебя поймали даже не на простом, а на простейшем приеме из всех простейших приемов разведки. Тебе даже голую жопу еще не успели показать, а ты уже ломанулся в западню. Представляю, как хохотали те, кто ее послал, глядя на твою алчущую рожу.
   Мне стало не по себе. Да я повел себя как инфузория туфелька. Весь на инстинктах размножения при полном отсутствии мозгов. Но положа руку на сердце: кто бы не кинулся на такую красотку? Только педерасты.
   - Надо было его к бабе сводит, чтобы он не кидался с ху...ем на вражеских разведчиков, - откликнулся Василий.
   - Куда мы едем? - спросил я, чтобы поменять тему.
   - Ты от разговора не увиливай, - заметил профессор, - Она адрес тебе оставила?
   - Да, - я удивленно глянул на Григория Алексеевича в зеркало заднего вида, - Откуда вы знаете?
   - Я до фига чего знаю.
   - С чего вообще такая уверенность, что она вражеский лазутчик? Может она из полиции или контрразведки? - запротестовал я, - А может и вообще тут ни при чем.
   - Не перебивай старших, - грянул басом Василий, - Им виднее.
   - Если бы твоя эта Рита, была из полиции, ты бы сейчас валялся на полу грязной камеры, в наручниках. А она бы лупила тебя пыром в живот, - заговорил профессор, - Им не фига с тобой любезничать. В случайные знакомства, Леша, особенно в нашей работе, происходят только во сне. Да и то не всегда. Какой у нее адрес?
   Я достал из кармана бумажку и прочитал.
   - Так я и предполагал, - заметил загадочно Григорий Алексеевич и замолчал. Я посмотрел на Василия, но тот сосредоточенно пялился на дорогу. Я отвернулся к окну. В принципе, профессор, прав на все сто. Купился, как уличный щенок на случайную ласку. Чего теперь будет?
   В боковое зеркало я заметил, что за нами по пятам едет Вольво. Она вынырнула из какой-то проселочной дороги и уже с полчаса неотступно следовала за нами. Когда мы свернули с трассы на проселочную дорогу, она последовала за нами. Кстати, проселочная дорога в Европе тоже заасфальтирована, в отличие от российских аналогов.
   - Кажется хвост, - сказал я.
   - Это с нами, - спокойно ответил профессор, - Ребята помогут нам сделать одно дело.
   - А чего ты так волнуешься? - спросил Вася.
   - Видел по телеку репортажи об убийствах Риддела и Райниса, - ответил я.
   - М-да, телевизор всегда действует на нервы, особенно не люблю всякие криминальные передачи. Кто их только смотрит? - откликнулся Григорий Алексеевич, - Ну ничего. Нам немного осталось. Ты заметки свои ведешь?
   - Не успеваю, а что?
   - Зато с бабами трепаться успеваешь, - ехидно заметил профессор, - Книгу надо будет обязательно выпустить. Пусть люди не думают, что у нас такой легкий труд. Иногда приходится жертвовать своей хорошей репутацией.
   - Это вы о чем? - не понял я.
   - Об убийствах. Но тебя это волновать не должно. Эти люди - подонки. Они хотели нагадить нашему государству. Так что дорога у них может быть только одна - в Смерть. А потом - ты же никого не убивал.
   - Но зачем вы меня к ним посылали?
   Профессор промолчал.
   Машина затормозила неподалеку от какого-то дома. Укрытого под самую крышу, плотными рядами деревьев и кустов. "Вольво" пристроилась рядом. Мы вышли из автомобилей.
   Четверо незнакомцев приблизились к нам и я заметил у них в руках помповые ружья. Профессор покопался в багажнике "Рено" и достал оттуда три автомата Калашникова. Десантный вариант, только с глушителем:
   - Разбирайте, - кивнул он нам. Я замешкался. Но Василий упрямо подтолкнул меня в спину. К автомату я получил еще и три магазина с разгрузкой.
   - Больше тебе не даю, чтобы ты не расстрелялся тут, как в тире.
   Василий и Григорий Алексеевич тоже вооружились. В разгрузках у них я заметил еще и свето-шумовые гранаты.
   - Господа, - обратился к нам профессор, - Дело деликатное. Открывать огонь по всему что движется. Потом разберемся. Стреляйте как можете, а виноватого Бог сыщет. Теперь вводная. Наш человек, - профессор показал на меня, - Провел сегодня встречу с одним из агентов. Назавтра его пригласили в этот дом. Мы предполагаем, что уже сейчас там должны быть люди и готовится встреча. Но мы нагрянем пораньше.
   - Кстати, мне сказали, что в соседний дом, въехала сегодня какая-то пара из России. Надо бы их проверить, - неожиданно заявил Григорий Алексеевич.
   Люди согласно кивнули.
   - Чего это вы так беспокоитесь? - поинтересовался я у профессора.
   - Эти люди могут быть присланы для наблюдения за агентами. Когда мы приступим к операции: зачем нам лишние свидетели? Обычная конспирация и проверка. Никаких детских страхов, - добавил он с улыбкой.
   Группа двинулась к подозрительному дому. Надо заметить, что жилище было роскошным по российским меркам. Двухэтажный кирпичный дом стоял на великолепной лужайке с паутиной каменных тропинок. Бесшумно работали поливалки газонов. Фасад дома украшала лепнина, с изображением античных сцен, как-то: Геракл разрывает пасть кредиторам, царь Мидас превращает в говно акции российских предприятий, Прометей заливает холодным пивом похмельный пожар.
   Группа вошла в парадную дверь без всяких проблем. Для таких людей замков не существует. Они крадучись прошлись по холлу. Постояли прислушиваясь к звукам в доме. Григорий Алексеевич покрутил головой и указал на коридор справой стороны холла. Группа разделилась. Двое устроились возле входных дверей. Трое человек поднялись по центральной лестнице на второй этаж и пропали из виду, Григорий Алексеевич, Василий и я вошли в коридорчик. Судя по запаху он заканчивался кухней.
   Вскоре послышались голоса. Мы встали вдоль стены и прислушались к разговору. Мужчина и женщина обсуждали поездку в Париж. Какие-то покупки, планы на завтра. Голоса показались мне знакомыми, но я не обратил на это внимания. Мало ли похожих голосов?
   Племянник с профессором достали из карманов специальные шапочки с прорезями для глаз и натянули их на голову. Оба тотчас стали похожи на грабителей из американских фильмов.
   Василий стремительной тенью метнулся вперед, на кухню. Послышался женский визг. Глухой удар по чему-то мягкому, затем стук падающей мебели. Опять женский визг. Чей-то стон. И лязг затвора.
   Григорий Алексеевич вошел на кухню, сделал страшные глаза и сказал жестко:
   - Заткни пасть, сука!
   Я шагнул следом за профессором. Сказать слово "остолбенел" было бы неверным. В той гамме чувств и ужаса что я испытал, этому слову не находилось места. Сейчас вы все поймете. Посреди кухни стояла жена моего бывшего главного редактора Татьяна Борисовна и прижимала ко рту ладонь. Глаза ее наполнились слезами вперемежку с ужасом и отчаянием. Я перевел взгляд на пол. С кафельного пола на меня смотрел остекленевшими глазами сам главный редактор. Одной рукой он прижимал свою пухлую щечку и между пальцев у него сочилась кровь. Другую руку главный выставил вперед, по направлению к Василию, словно защищаясь от неминуемого удара. Племянник наставил на главного редактора ствол автомата.
   Я деликатно кашлянул. Кивнул, здороваясь, Татьяне Борисовне и сказал главному редактору:
   - Надеюсь, вы не думаете, будто это я все организовал?
   Григорий Алексеевич непонимающе на меня посмотрел.
   - Ты знаешь этих людей? - с удивлением спросил он.
   - Времени нет, надо их просто шлепнуть, - откликнулся Василий.
   Глаза главного редактора при последних словах еще больше расширились. Он замотал головой, что-то замычал. Татьяна Борисовна громко всхлипнула, профессор тут же наставил на нее указательный палец:
   - Я что сказал, стерва?
   - Познакомьтесь, - обратился я к профессору, - Перед вами мой бывший главный редактор и его супруга. Как вы тут оказались? - спросил я Татьяну Борисовну.
   - Мы-мы, - залепетала она, - Приехали в отпуск. Нервы подлечить, - и она снова зажала рот ладошкой.
   - Мне кажется тоже надо нервы привести в порядок, - ответил я, - Куда не сунешься - везде я натыкаюсь на вас.
   - Тем более их надо шлепнуть, - снова вставил Василий.
   - Не надо их убивать, - попросил я, - Единственный недостаток моего главного - это полная невнимательность к своим сотрудникам и страсть к охоте на слонов.
   - Слонов!!!? - угрожающе переспросил Василий. Ствол его автомата уперся главному в голову, - И сколько же благородных животных поубивала эта падла?
   - Не знаю, - пожал я плечами. Мне показалось, Василий наслаждался этой дурацкой ситуацией.
   - А мне кажется, надо все-таки убить его, - поддержал игру Василия профессор, - Твой главный небось зарплату маленькую платит своим сотрудникам, глумится над ними, не уважает труд военных корреспондентов. Если мы его сейчас шлепнем, то ты Леша можешь по праву занять его место. Жену его старенькую сделаешь своей секретаршей. Пусть поработает немного на старость лет и узнает, что это такое.
   - Нет, пусть живут, - не согласился я, - Мне не нужно его место.
   - Ну, как знаешь! - сказал Григорий Алексеевич и повернулся к главному редактору:
   - Знаешь, чувак, этот парень только что спас тебе жизнь.
   Главный редактор меленько закивал мне с чувством признательности.
   - Уматывайте отсюда, поживее, - приказал Василий, - И чтобы я ваши крестьянские рожи на родине благородного Наполеона больше не видел. Понятно?
   Главный редактор снова с готовностью закивал.
   - А тебе, старая кошелка с проседью? - обратился он грубо к Татьяне Борисовне. Она не стала возражать против такого к ней обращения и молча кивнула.
   - Да! - заметил Григорий Алексеевич, - Уезжаете вы прямо сейчас. Завтра я позвоню в Москву и поинтересуюсь по трем позициям: на месте ли вы? Уважительно ли вы относитесь к своим сотрудникам? И еще - выбросили ли вы свои охотничьи ружья?
   - Если хоть что-то нас огорчит, то это будет последним разочарованием, которое вы доставите людям, - вставил Василий.
   - Теперь вперед! - скомандовал профессор.
   Главный редактор вскочил с пола. Татьяна Борисовна схватила со стола сумочку с документами и деньгами. Супруги опрометью кинулись из дома. Василий, Григорий Алексеевич и я прошли вслед за ними. Когда мы вышли на крыльцо, красные стоп-сигналы редакторской машины стремительно уносились в темноту.
   - Ну, вот и все пока, - вздохнул профессор, - Надеюсь твой бывший начальник, Леша, станет под конец жизни благородным и добрым человеком.
   - С трудом верится, - ответил я, - Мне вообще теперь в Москве лучше не показываться. Боюсь, мой бывший главный редактор, окончательно спятил и наймет киллера, чтобы меня шлепнуть.
   - Ладно, повеселились и хватит, - сказал Григорий Алексеевич, - Пора наконец заняться серьезными вещами. А про своего начальника, Леша, забудь. У тебя начинается совсем другая жизнь.
Григорий Алексеевич как всегда оказался прав. После того, что произошло дальше - у меня и впрямь началась совсем другая жизнь. Вернее - борьба за существование на этой планете. И попытки отсрочить переселение в мир иной.
  
   Группа украдкой двинулась к дому, где собрались агенты. Настало время для основной работы. Мы пролезли через кусты и оказались на краю огромной лужайки. Справа спали на автостоянке автомобили. На стене дома висела табличка с адресом: улица Патрик, дом 23. Окна в доме светились желтоватым приглушенным светом. Точно его обитатели уже расстилали постели ко сну.
   Значит завтра, вернее уже сегодня, Рита хотела пригласить меня в этот дом. А потом со мной разобрались бы тут по настоящему. Все-таки профессору в соображалке не откажешь. Теперь все последние события высветились передо мной в другом свете. Я дважды наведываюсь к агентам - их убивают. Оба раза - свидетели видят мою рожу. Остальные агенты взбудоражены этими смертями и начинают искать убивцев. Находят. Профессор с Василием ловко подставляют им меня. Поняв, что Леша полный пентюх, агенты решают пригласить его к себе и побеседовать с ним более обстоятельно. Вытянуть из него все до крупицы. Но Григорий Алексеевич и Василий уже ждали появления Риты или другого посланца. А потому быстренько собрали команду, чтобы нанести по агентам упреждающий удар. Во всех этих событиях я играю роль обыкновенной приманки. Кто сможет сыграть ее лучше всего? Только неискушенный в разведке человек. Полный Даун в секретных операциях. Пылая вожделением и распустив слюни при появлении Риты, я сыграл свою роль безупречно.
   - Тебе туда, - оборвал профессор мои размышления и указал рукой на машины, - Укройся возле стоянки и стреляй по всем, кто попытается уехать или убежать. Мы идем в дом.
   Я вытаращился на профессора: - Но я не могу...
   - Об этом потом поговорим, - сухо заметил Григорий Алексеевич и тихой тенью скользнул по лужайке вслед за остальными.
  
   Вместе с профессором и Василием ударная группа насчитывала семь человек. Они быстро окружили дом.
   В руках у людей появились какие-то приспособления. Когда бесшумно отломились стекла, я понял, что они орудуют стеклорезами. Группа проникла в дом.
   Я перебежал к автостоянке. Три "Мерседеса", две "Ауди", пять машин "Рено" и один огромный джип "Лендровер". За ним-то я и укрылся.
   - Господи! - взмолился я, - Ты знаешь, что я не хотел во всем этом участвовать! Сделай так, чтобы мне не пришлось никого убивать.
   Небо ответило мне приглушенными выстрелами. Из окон ударили перепуганные крики людей. Но они обрывались один за другим. Последний, женский голос, о чем-то умолял, плакал, но и его в конце концов задушили. Из газона рядом со мной откинулся неприметный люк. Я присел в тень и вскинул оружие.
   Из темноты показалась девичья рука. Я нервно сглотнул. Потом появилась Рита.
   - Стой! - сказал я решительно.
   Рита испуганно обернулась на голос и направила на меня пистолет.
   - Рита! - позвал я, - Это Алексей.
   - Леша? Что ты тут делаешь, - девушка нервно переводила взгляд то на дом, то на меня. Она явно хотела убежать.
   - Даже не знаю как тебе сказать....
- Сейчас не время оправдываться, - оборвала Рита, - Мне надо срочно бежать.
   - Я не могу тебя отпустить.
   - Так ты с ними? - ее голос загорелся отчаяньем.
   Я покачала головой: - И да и нет.
   - Они убийцы, ты знаешь об этом?
   - Догадываюсь.
   - Значит ты должен знать, что мы агенты российской разведки.
   - Были агентами, - поправил я, - Насколько я понимаю, только что Василий и Григорий Алексеевич, уволили вас из разведки и отправили на небесную биржу труда. Впрочем, меня ваши дела не интересуют.
   Мы стояли направив оружие друг на друга.
   - Дурак! - воскликнула она горящим шепотом, - Ты ничего не понял. Идет передел сфер влияния в военной разведке. Твои друзья действуют по заказу одной из групп. Убив нас и завладев кодом, они смогут поставить на наше место своих людей. Обретут влияние и руководящие посты.
   - Не понимаю.
   Рита вытащила из-за воротника рубашки крестик на цепочке:
   - Видишь это? Это ключ. Опознавательный знак.
   - Не морочь мне голову, - я поправил автомат.
   - Ну, соображай быстрее, мне надо торопиться. Как по твоему мы могли подойти к лидерам стран НАТО, если вдруг объявят чрезвычайное положение? Ну? Как мы могли бы подойти, если бы они стали передвигаться под усиленной охраной?
   - Мне почем знать? Если бы знал, меня бы уже придушили.
   - Западники просто помешаны на всяких тайных обществах. Они вступают в различные негласные организации еще со студенческой скамьи. У каждого общества есть свой опознавательный знак. Своя эмблема или символ. Общества охватывают как студентов - внизу, так и влиятельных людей в государстве. Они распознают друг друга по этим символам и помогают друг другу в любых сложных ситуация. Ну, теперь ты понимаешь?
   - Значит, вы могли подойти к любому генералу или политику показав этот крестик? Российские агенты также состоят в тайных обществах, да?
   - Ну, наконец-то дошло! - Рита двинулась к "Лендроверу", - Мне срочно надо уехать.
   - Погоди! - преградил я дорогу, - Политики, состоящие в тайных обществах не могут знать всех своих людей. Поэтому главной ценностью является не человек, а символ. Показав этот символ, наши агенты могли подойти к любому из них и убить? Но сами-то вы как ушли бы?
   - Мы были смертниками. Оружие одноразового использования, дурачок.
   - А почему профессор называет вас тогда предателями?
   - Потому что мы уже стали отходить от дел. Времена давно изменились, Леша!
   Со стороны дома послышались голоса. Рита юркнула за машину. Я вгляделся, но никого не увидел. Среди кустов, с противоположной стороны дома запрыгали фонари. Наверное, группа прочесывала окрестности.
   - Это не тебя ищут? - спросил я.
   - Ну, конечно! - Рита напирала на меня, - Уйди с дороги, прошу!
   Я посторонился. Девушка прыгнула за руль. Стекло автомобиля плавно уехало вниз: - Вот это тебе, - Рита протянула мне брошку, - На помять. Надеюсь они не станут тебя убивать.
   Автомобиль мягко взял с места и потом рванул по дороге, разбрызгивая гравий из под колес.
   Я проводил взглядом красные огни автомобиля и попутно размышлял: что сделает со мной профессор за такую вольность.
   Из дома вышел Григорий Алексеевич. За ним, какой-то плотной толпой вывалила из дверного проема и вся остальная группа.
   - Произошло самое поганое, - разговаривал сам с собой профессор, - Эти агенты каким-то образом разыскали друг друга и объединились. Этого-то я и боялся. Интересно, они свои обязанности хоть выполняли? - Григорий Алексеевич остановился рядом со мной.
   - О чем вы?
   - О том, что все это время, они не просто должны были жить в особняках и прожигать деньги государства, а еще заниматься делами. Поддерживать свое положение в обществе на должном уровне. Нам наверное придется реанимировать все заново. Причем с большим трудом. Твою мать! - с досады он дернул автоматом. И карабин на цевье оружия глухо звякнул. Тут подошли остальные и я увидел, что они крепко держат какого-то человека. Руки пленного были связаны, а на голову одет мешок.
   - Отпустите его, - приказал Григорий Алексеевич.
   Люди расступились и агент словно ватный повалился на лужайку. Василий снял с его головы мешок, потащил пленного за волосы и поставил перед собой на колени. Человек легонько застонал, и собирался снова упасть, но Василий ловко поймал его за волосы и вернул в прежнее положение.
   - Вот только не надо этих переживаний, Берн, - сказал пленному Григорий Алексеевич, - Ты не в мексиканском сериале.
   - Куда ты дел свой код, Берн? - спросил Василий.
   Тут я заметил, что пятеро из команды профессора куда-то пропали. Я огляделся. Агенты заняли круговую оборону, рассредоточившись по кустам. Все по правилам военного искусства.
   - Так что там с кодом? Будем отвечать или мычать? - настойчиво проговорил Василий и дернул пленного за волосы. Человек молчал.
   - Придется пойти на радикальные меры, - спокойно заметил Григорий Алексеевич. В его голосе не читалось и тени ненависти или злобы. Только подчеркнуто деловое отношение к делу.
   Тут Василий как-то молниеносно и коротко дернул свободной рукой. Послышался хлесткий звук удара. Пленный вылетел из-под руки киллера, оставив у него между пальцев клок волос. Человек вскрикнул, попытался встать, но тут же получил удар ногой в пах. Пленный закрутился по траве волчком, суча ногами и подвывая от непереносимой боли.
   Я отвернулся.
   - Достань детектор. Надо проверить, - приказал профессор Василию.
   Когда пленный затих, киллер снова поставил его на колени и нашарил в кармане какой-то приборчик. Под пальцем племянника пискнуло и приборчик залился зелеными огнями.
   - Портативный металлодетектор, - пояснил мне профессор. Хоть я и не спрашивал, - Настроен на определенный сорт металла. Так что ни на пряжки, ни на молнию в ширинке он реагировать не станет.
   Киллер тщательно водил детектором по телу пленного. Методично обследуя ноги, живот и спину агента. Прибор молчал.
   - Лицо теперь, - приказал профессор.
   - Вы думаете? - откликнулся Василий.
   - Уверен. Он не может его прятать в тайнике. Только на себе.
   Василий провел детектором перед лицом агента. Прибор тотчас замигал красными огоньками и противно запищал. Пленный дернулся. Василий врезал ему по скуле и человек опять повалился на лужайку.
   - Смотри код не повреди, - сердито сказал профессор.
   - Он у него возле глаза зашит, - начал оправдываться Василий, - А я ему в челюсть долбанул. Вот так, - и он ударил пленного ботинком по лицу. Человек дернулся и затих.
   - Убил! - ахнул я.
   - Потерял сознание, - с видом знатока пояснил Григорий Алексеевич.
   - И все-таки вы садисты, - сказал я срывающимся голосом, - Совести у вас нет.
   - Это не мы, это работа садистская. А совесть у нас есть. Просто мы ее не используем в работе. Ты кстати, свининку-говядинку любишь?
   - Причем тут это?
   - Людей, которые убивают ни в чем не повинных коров и свиней, ты садистами не называешь. А мы расправляемся с предателями и ты нас осуждаешь. Непорядочно с твоей стороны.
   - У каждого видимо своя порядочность, - проговорил я.
   - У некоторых она вообще отсутствует, - заметил вполголоса профессор и мне показалось, что он намекает на Риту.
   Василий тем временем достал нож, склонился над безжизненным телом агента и осторожно начал рассекать ему кожу возле правого глаза. Видимо он слишком сильно надавил ножом - пленный вскрикнул от боли, киллер отпрянул и ударил агента ножом в горло несколько раз. Из-под клинка вышиб фонтан крови:
   - Вот, напугал, бляха! - фыркнул Василий.
   Пленный вскинул от удара руками, как плюшевая игрушка и затих.
   - Ну теперь уж угомонился, - прокомментировал киллер и резанул ножом, - Вот! - на кровавой ладони Василия блестела золотая пластинка.
   - Теперь по коням! - скомандовал Григорий Алексеевич.
   Группа бросилась к машинам за кустами.
   Мы раскидали оружие по багажникам и быстро расселись по местам. Прежде чем взяться за руль, Василий вытер промасленной тряпкой руки и спрятал ветошь под сиденье. Я содрогнулся от отвращения и отвернулся к окну. Как так можно? Убивать людей, а потом так тряпочкой вытирать кровь с рук, словно в грязи запачкался и как ни в чем ни бывало, прятать ее под сиденье.
  
   Через час мы остановились у придорожной гостиницы. "Вольво" с командой профессора уже исчезла на одной из проселочных дорог. Профессор получил в домике хозяина ключи от номера. Мы зашли в домик. Григорий Алексеевич и Василий кипели оптимизмом и беспрестанно улыбались.
   Первым делом я направился потрошить холодильник. Достал оттуда бутылку виски, сок и смешал себе коктейль. Своим попутчикам я решил не предлагать угощение. Судя по их лицам, им и так было хорошо.
   Григорий Алексеевич раскидал на кровати крестики, талисманчики, цепочки. Мне показалось от этих украшений просто за версту несет смертью. Сколько людей было убито сегодня за эти побрякушки-коды - я никогда не узнаю. Но на мой беглый взгляд - свыше десятка это точно. Потом вместе с Василием профессор все тщательно пересчитал и разложил по конвертам. В руках профессора появился маникюрный набор. Маленьким пинцетом, он вытащил из железной баночки микропленки и также тщательно распихал их по конвертам. Словно сажал семена в грядку.
   Глаза ликвидаторов светились нечеловеческим блеском, пока они укладывали и сортировали свою добычу. Я демонстративно не обращал на них внимания. Слонялся по комнате, словно был один, и время от времени подливал себе виски.
   Не говоря, ни слова профессор с киллером вышли из домика. Я остался один, свободно вздохнул. Эти люди явно мешали мне дышать. Потом с размаху обрушился на кровать. Она оказалась водяной и меня чуть не выкинуло обратно. Я с трудом удержался на плаву. Посмотрел в свой стакан. Он был пуст. Раскачиваясь на волнах водяной кровати, я подхватил с пола бутылку и присвистнул. Виски плескалось на донышке. Не плохо! В общей сложности я принял для храбрости триста грамм. Вот уж не ожидал от себя такой прыти за такое короткое время.
   В голове шумело море мыслей. Из общей толпы особенно четко вырисовывались два ленинских вопроса: "Кто виноват?" И "Что делать?"
   С первым я разобрался достаточно легко. Виноват - не я. Со вторым пришлось повозиться.
   Профессор и Василий ни за что не поверят, что они упустили Риту Хайнер. Значит подозрения падут на меня. Как поступят ликвидаторы? Он не простят мне моего предательства. Я сел кровати. Достал из кармашка подарок Риты и повертел его в руках. Драгоценный жук выглядел очень пафосно. Его изумрудные лапки ярко переливались даже при тусклой лампочке под потолком. Мягкой синевой смотрели на мир тонкой работы крылышки и усики.
   Эх, Рита, Рита. Зачем ты ко мне приходила? Зачем я вообще впутался в эту историю?
   Вот как мне себя вести? - кричал внутри меня голос, - На свете есть много вещей, которые нормальному человеку лучше не знать. Когда он вопреки своей воле все-таки сталкивается с ними - то впадает в ступор. Нормальная логика и восприятие вещей в мире нелегальной разведки - не действуют. Тут совершаются убийства, творятся предательства, подкладываются свиньи огромных размеров и все это в порядке вещей. Убийства - всегда плохо. За это осуждают на смертную казнь. Эти люди действуют от имени государства. Поэтому за любую подлость, за любое зверство - их будут награждать и чествовать, как героев.
   Я плеснул себе еще виски и выпил уже не размешивая его с соком. Спрятал жука в потайной карманчик пиджака. И снова полез в холодильник. Весь мир сконцентрировался у меня на второй бутылке шотландского.
  
   Когда Василий и Григорий Алексеевич вернулись, я уже основательно нализался и был готов умереть достойно. Как именно умирают достойно я не знал, поэтому незадолго до их прихода, я решил просто прилечь на кровать и покачаться на волнах. Потом внутренний голос посоветовал мне заказать пиццу. Настоящие герои не умирают на голодный желудок. До телефона я так и не дотянулся. Он постоянно ускользал от руки. После нескольких безуспешных попыток поймать трубку, я чертыхнулся и снова откинулся на спину.
   В алкогольном тумане, надо мной склонилось лицо профессора. Вспорхнул под потолком смешок Василия. И где-то под лампой обернулся словами профессора Вяземского:
   - Нализался, собака.
   Кто-то поднес мне стакан.
   - Хряпнем напоследок!
   Я автоматически выпил. Эта порция оказалась той последней каплей, которая переполняет терпение организма и мозги капитулируют.
   Сознание вспыхнуло напоследок ярким видением: Григорий Алексеевич и Василий засовывают за спину пистолеты, укладывают у двери какие-то сумки. Потом свет померк. Темнота сомкнулась вокруг и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то в бок и вниз.
   Мне снилось всполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Плавными волнами вытекала из радиоприемника трогательная музыка и певец голосом Григория Алексеевича нежно выводил: "От Москвы до Бреста нет живого места, Там где мы с ребятами прошли"...
   На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги.
   Я снова выключился. Когда открыл глаза - по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Эффект похмелья - налицо. Но мозги продолжали плавать в каком-то тумане. Мысли по-прежнему двигались неповоротливо и ворочались в вязкой жиже дурмана.
   Наверное они подмешали мне что-то в тот последний стакан, - думал я. Иначе, как объяснить, что мое алкогольное состояние длится до неприличия долго?
   Я снова обрел возможность размышлять, когда мы оказались в аэропорту. Меня это позабавило. В голове еще бушевал хмель вперемешку с каким-то препаратом. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть покачивался немного, как смертельно пьяный. Василий и Григорий Алексеевич поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.
   - Почему у меня такие большие уши? - захохотал я во все горло.
   - Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, - услышал я не менее веселый ответ.
   На паспортном контроле Григорий Алексеевич стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:
   - Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост. Вот он теперь возомнил себя пасхальным зайчиком. Сами понимаете.
   - А шарик, что привязан у него к хвосту, не будет мешать ему присесть в кресло? - спросил кто-то смеясь.
   - О! Нет! Нет! Шарик мы уберем! Засунем ему в одно место.
   Снова раздался чей-то смех.
   Мы прошли с Григорием Алексеевичем в узкий коридор на посадку и я услышал за спиной голоса:
   - Эти англичане - такие идиоты. Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.
  
   Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня уши. Сдул шарик. Потом протянул мне стакан с водой и какую-то таблетку.
   - Выпей! Тебе пора приходить в себя.
   Я запил таблетку.
   - Что случилось? - спросил я, - Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?
   - Отвечать в порядке поступления вопросов? - поинтересовался Григорий Алексеевич.
   - Да, уж будьте добры, - кивнул я и поморщился. От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно. Кажется в эти минуты я ненавидел весь мир. И все его Божьи создания.
   - Ничего не случилось, - пожал плечами профессор, - Опоили, чтобы ты не сбежал раньше времени, а летим мы в Китай.
   - Почему в Китай? - кажется я уже начал приходить в себя. Раз меня заволновали такие вопросы.
   - Потому что настает зима. А лучше как говорится песок на зубах, чем иней на яйцах, - сострил Григорий Алексеевич.
   Он говорил вроде бы все так же дружелюбно, но где-то исподволь, словно контрабандой в его голосе проскальзывали злобные нотки. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.
   - Все равно не понимаю, - мотнул я головой и по мозгам устремилась вкруг волна перекатной боли.
   - Ты пришел в себя?
   - Да.
   - Я рад что ты тогда нахлестался. Алкоголь значительно усиливает эффект препарата, который мы тебе дали.
   - Зачем? - я попытался сыграть удивление.
   - Долго же ты общался с этой Ритой, - сказал вместо ответа Григорий Алексеевич.
   - То есть?
   - То есть мы могли бы сгонять в отпуск на Ямайку, пока ты с ней общался на автостоянке. Интересно чего вы там так долго обсуждали?
   - Она жива? - спросил я напрямую.
   Григорий Алексеевич чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:
   - Ты думаешь я не знал, что ты ее отпустишь? Не забывай - я специалист по поведенческой психологии. Я все предвидел. Когда я зашел к тебе в номер и заметил, что пахнет духами, я понял, кто именно тебя посетил. А потом в доме, когда мы эту Риту чуть не повязали, у меня не осталось никаких сомнений, что именно она была у тебя в номере. Ты даже не представляешь сколько могут сказать человеку запахи, если к ним конечно прислушиваться. Теперь мы летим к твоей возлюбленной в Китай. Она почему-то думает будто это самое безопасное место на планете.
   Холодное полчище безумных мурашек побежало по моей спине, куда-то в сторону задницы. Наверное прятаться.
   - Что она тебе говорила о нас?
   - То что вы делите сферы влияния в военной разведке. Вы хотите заменить всех агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и фактически занять главенствующую роль в разведке.
   - И все?
   Я кивнул.
   - Почти правда. Все равно они были предателями. Эту тему я тебе уже описывал. Что еще?
   - Давайте откровенность на откровенность, - предложил я.
   Григорий Алексеевич кивнул.
   - Рита сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства, моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, которые в последний раз видели убитых агентов. Так ли это? И еще меня интересует одна деталь. Она мне нужна для будущей книжки: в номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики, а еще я заметил микропленки. Что на них?
   Пока я говорил Григорий Алексеевич кивал головой:
   - Она тебе сказала: зачем нам нужно все это барахло?
   - Это опознавательный знак. Типа системы "свой-чужой" для членов тайных обществ. По ним они определяют своих собратьев.
   - Да, Рита не солгала, - подтвердил профессор, - Теперь о подставах. Нам и вправду надо было засветить тебя в этих делах. Но только для того, чтобы не вылезали наши уши. Ты приковывал к себе внимание этих идиотов. И пока они пытались с тобой расправиться, ошибочно принимая тебя за киллера, мы с Василием ударяли им в тыл. По сложности эта схема просто детская. Но они зажрались и потеряли нюх. За что и поплатились. Ты, Леша, хочешь написать книгу и я дам тебе такую возможность, - перепрыгнул на новую тему профессор, - На микропленках содержится информация о членах тайного общества, которую удалось узнать нашим агентам, пока они в них состояли. Там есть все: пароли, явки, имена и адреса ее самых видных деятелей и руководителей. Агенты собирали эту информацию в течение десятков лет. Без пленки с данными - все эти медальоны и тайные опознавательные знаки - говно. Прежде всего надо знать куда идти, с кем общаться и как себя вести. Вот что главное. Теперь этот мощнейший архив у нас в руках и мы можем восстановить систему ликвидаторов. Политики стран Европы и НАТО снова будут жить под нашим домокловым мечом.
   - Раз вы получили что хотели? - предположил я, - Зачем же вам Рита?
   - У нее остались код и пленка. Надо их забрать.
   - А если она вам просто все это отдаст, вы ее оставите в живых.
   Профессор кольнул меня подозрительным взглядом:
   - Просто отдаст?
   - Просто отдаст.
   - Все равно ее надо шлепнуть, - кивнул профессор, - Зачем нам предатели? Человек должен сражаться до конца, даже если против него восстанет весь мир.
   - От вашего утверждения попахивает безумством, - заметил я сокрушенно.
   Григорий Алексеевич покачал головой: - Это ты ведешь себя, как безумец. Тебя любовь точит?
   Я промолчал.
   - Рита красивая девушка, - сказал профессор, - Только не для тебя. Так что оставь свою любовь для стихов.
   Тут я опять не нашелся, что сказать.
   - Ты мне напоминаешь одного парня из Средневековой Франции, - улыбнулся Григорий Алексеевич, - Этого рыцаря звали Рюдель. Он влюбился в графиню Трипполийскую. Жительницу города Триполи. Причем о красоте этой мадам он узнал со слов паломников, что странствовали в тех местах. 15 лет этот чудак писал в честь нее стихи и слагал поэмы. Тогда видишь ли был среди рыцарей такой культ дамы. Культ непорочной любви. Стихи всем очень нравились. Их переписывали от руки и пели трубадуры. Так вот через пятнадцать лет Рюдель собрался-таки навестить свою любовь и отправился в путешествие. По дороге, он заболел. Товарищи его думали, что он уже при смерти и отвезли Рюделя в ближайший госпиталь. Узнав о болезни рыцаря, графиня Трипполийская выехала ему на встречу. Ведь это был человек, который пятнадцать лет прославлял ее имя. Сделал его известным во всей Западной Европе. Графиня прибыла в госпиталь и заключила Рюделя в объятия. Умирающий рыцарь очнулся, увидел впервые в жизни свой предмет обожания, и умер у нее на руках.
   - Трогательная история, - сказал я.
   - Да, - согласился профессор и бесовские искорки запрыгали в его глазах, - Рассказывают, что после смерти Рюделя, графиня отправилась прямиком в монастырь. Но я полагаю, что в ближайший кабак, - он рассмеялся.
   - Вы несносны, - заметил я, - И все готовы опошлить.
   - Друг мой, - Григорий Алексеевич подался вперед, - Это есть яркий случай или пример так сказать самого успешного Средневекового пиара. Талантливый человек раскрутил неизвестную даму до космических по тем временам масштабов. Сделал из нее миф, образец красоты и любви. Звездой, говоря по-современному. Наконец он прославил ее в веках! Для миллионов европейцев такая любовь стала примером для подражания. Я думаю она это понимала и обязательно должна была отметить свалившееся на нее счастье в ближайшем кабаке, - Григорий Алексеевич снова захохотал.
   - Интересное сравнение, благодарю, - заметил я.
   - Угу. Только имей в виду. Раньше рыцарство было совершенно другим. Они дрались, воевали, устраивали Крестовые походы. Пока не появилась Дама. Так называемый культ Дамы. Каждый рыцарь будь он хоть женат, выбирал себе Даму сердца. Она тоже могла быть замужем, - профессор ухмыльнулся, - Так вот. Я не стану бла-бла тебе о всяких там градациях, но конечная суть в том, что рыцарь должен был принести клятву на верность даме. Стать ее вассалом. Сделать ее своим чуть ли не главным боссом. Совершить ради нее немыслимые подвиги. В общем, он становился как бы крепостным этой женщины. Слишком надоедливых или наскучивших эти бабы всегда отсылали в Крестовый поход. Или на ближайшую войнушку. Вот там-то эти романтические чудики и подыхали неизвестно во имя чего. Понимаешь о чем я?
   - Нет, - сказал я ошарашено.
   - Как только бабы вмешались в рыцарское движение - оно зачахло, обабилось и испортилось окончательно. Где сейчас рыцари? А?
   - Исчезли с появлением огнестрельного оружия, - нашелся я.
   - Чушь! - взмахнул профессор руками, - Бабы развратили и уничтожили это сословие. Вот и ты из таких придурковатых романтиков. Теперь эти бабы, куда входит и твоя обожаемая Рита, прочно влезли в российскую разведку. И ей - конец. Помяни мое слово, - закончил пророческим тоном профессор и
   подозвал стюардессу:
   - Водки, пожалуйста!
   Барышня услужливо метнулась по салону и принесла стаканчик.
   - У вас змеиный яд есть? - спросил недовольным тоном Григорий Алексеевич.
   Стюардесса обалдело оглянулась, посмотрела на стаканчик водки у себя в руке, словно проверяя не ошиблась ли она в напитке.
   - Нет, какой яд?
   - Значит ваши укусы будут для меня безобидны, - пояснил профессор, - Принесите мне бутылочку водки. И что-нибудь закусить.
   - Так вот допуская тебя в нашу команду, - повернулся ко мне Григорий Алексеевич, - Мы естественно, некоторым образом подстраховались. То есть сделали так, чтобы у тебя по ходу нашего путешествия не возникало желание вдруг остаться в стороне. А попросту - сдать нас куда надо. Я понимаю, ты гражданский человек. Многие вещи кажутся тебе чудовищными преступлениями. Трудно поверить, что люди состоя на службе у государства могу такое вытворять. Но в том-то вся и соль. Что государство наделило нас правом насилия над личностью. Ты знаешь что означает термин "армия"?
   - Нет, - признался я, - Никогда об этом не задумывался.
   - Когда все закончится, советую заглянуть в энциклопедию. Так вот там сказано, что армия - это инструмент государственного организованного насилия. А солдат - это специалист по применению этого насилия в конкретных целях. Мы - солдаты разведки. Наше насилие, как ты успел заметить - избирательно и точечно. Чего например не скажешь о наших солдатах в Чечне. Они там ровняют целые села вместе с мирными жителями, чтобы выбить боевиков. А мы стреляем исключительно виновных. Никто, как ты заметил из невинных еще не пострадал.
   - Я заметил, что вы очень ловко все можете объяснить, - сказал я, - Привести очень убедительные аргументы. Вам даже хочется верить. Но...
   - Что но?
   - Но зачем мы тогда гонимся за Ритой? Она же ни в чем не виновата.
   - Кто тебе сказал? - удивился профессор, - Человек грешен уже от рождения. Или ты не знал? Рита сбежала в Китай, чтобы не отдавать нам коды. А у нас между прочим убивают и за меньшие проступки.
   - В ее смерти нет никакой необходимости, - упрямо повторил я.
   Стюардесса принесла водку и закусь. Профессор поблагодарил ее кивком. Открутил голову бутылке и наплескал себе на два пальца.
   - Любовь-любовь, - вздохнул Григорий Алексеевич, - Скольких разведчиков она сгубила. Вот и тебя Рита успела охмурить, а ты ведь ее видел-то всего ничего. Два коротких раза. А уже поверил всем ее байкам. А вообще Леша советую выбросить ее из головы. На свете существует два типа женщин: одни для семьи, другие - для развлечений. Так вот Рита - для развлечений. А таких не жалко. Таких полно.
   Я ничего не ответил и уставился в иллюминатор, чтобы он не прочел в моих глазах, как я его ненавижу.
  

ГЛАВА 18-Я

ПОЕЗДКА ЗА РИТОЙ В КИТАЙ

  
   В пекинском ресторане под названием "Киев", несмотря на будний день, свободных мест не оказалось. У меня китайцы всегда ассоциировались почему-то с трудолюбивыми муравьями. До приезда в эту страну, я представлял их, как восьмируких чуваков, которые трудятся с утра до ночи за плошку риса и стаканчик воды. Больше их ничто не интересует. Когда я увидел, как они загульно отдыхают - это сломало мои стереотипы на корню.
   Чтобы попасть в ресторан надо было отстоять приличную очередь. Несмотря на то что место по здешним ценам тут совсем не дешевое.
   Совсем как в России возле очереди в ресторан шастали туда сюда нищие горожане.
   Размеренным шагом, ходила, как часовой, старуха предсказательница. Из-за спины у нее торчал огромный плакат, расписанный иероглифами и драконами. Она быстро и монотонно гундосила на китайском. Наверное рекламировала услуги, и время от времени обращалась к очереди с каким-то предложением. Никто на нее не реагировал, словно она существовала только в моем воображении.
   С верхней кромки плаката свешивались страшного вида сушеные корешки, точно их перед смертью свело чудовищной судорогой. Я указал профессору на старуху.
   - Эта дама насобирала каких-то травок на ближайшей ядовитой помойке, мышиных какашек и потчует этим всех встречных и поперечных. Чтобы они лучше проникались откровениями судьбы, - пояснил профессор добавил быстро, - Не обращай на нее внимания. Если привяжется, то даже я тебя не спасу.
   Василий какими-то своими путями, договорился и мы в обход длинной очереди заполучили свободный столик.
   Среди посетителей "Киева" русскими оказались только мы. За исключением, правда, певцов и баянистов. Все артисты выступавшие на сцене были одеты в военную форму украинской, либо русской армии.
   По залу сновали китайские парубки в косоворотках и разносили кому борщи в тарелках, кому блины с икрой. Оркестр наяривал "Катюшу". И зал дружно подпевал: "Ви-хуйди-и-ила на берег Кайцюша, на виса-а-акай на берег крутой".
   - Здорово! - крикнул я профессору.
   Он кивнул с довольным видом. Лицо Григория Алексеевича превратилось в сплошное блаженство. Василий показал нам рукой на мониторы, развешанные по стенам огромного зала. Там крутили какой-то советский черно-белый художественный фильм о войне. Звука понятно не было. Да он и не требовался. Поскольку шли субтитры на китайском.
   - Так ты с нами весь мир повидаешь на халяву! - сказал мне профессор, когда официант ставил перед нами тарелки борща.
   - Ага, - подтвердил я ломая черный хлеб, - Будет что вспомнить, когда буду сидеть лет двадцать - двадцать пять за серийное убийство.
   Василий и профессор рассмеялись. Мы бодро застучали ложками, улепетывая борщ. Потом подали блины с икрой. Слезную осетрину с маслом. Отбивную свинину и картофель по-крестьянски - ломтиками.
   - Куда пойдем теперь? - спросил я, глядя как Григорий Алексеевич размазывает икру по блинчикам.
   - Наверное посетим пару мест, а ты пока побродишь по городу. Отдохнешь, - ответил вместо профессора Василий.
   - Угу, - прожевывая блин согласился Григорий Алексеевич, - Как в Париже.
   - Не надо как в Париже, - сказал я и положил осетринку в рот.
   - В смысле? - профессор и Василий переглянулись, потом поняли на что я намекаю и заулыбались, - Не боись, - Григорий Алексеевич заколол вилкой кусок отбивной, - Василий тут как дома. А значит и мы - как у родственников на даче.
   Потом принесли графин стылой водки. Мы наподдали. Табачный дым пошел слоями по залу. В мониторах что-то взрывалось и шли в атаку старенькие, слабосильные и тонкостенные танки.
   Сновали по залу китайцы в косоворотках. Винтом крутясь в тесноте между столиками, они ухитрялись раскидывать по-снайперски тарелки с заказом и убирать грязную посуду. Артисты без продыху, выскакивали на сцену и одна советская песня сменяла другую. Благо в свое время их насочиняли с лихвой. После сытного ужина и водки - энергия стала хлестать у меня через край. Появилась уверенность, что ликвидаторы ни за что на свете не найдут здесь Риту. Она ведь тоже не дура. Настроение улучшилось и накатила на душу бесшабашная веселость.
   На сцене люди в форме российской армии зажигательно отплясывали под фронтовую гармошку и тут грянуло под сводами ресторана со всех столиков разом: "Айр-тилле-ристы! Сталин дал прийказ!" Китайцы вдохновенно орали эту песню минут десять. Гармошка в руках артиста извивалась и скакала. Кругом плыли лоснящиеся от еды и пота лица посетителей. Кто-то составил ложки и наяривал на них себе по коленкам. Зал все больше напоминал огромный котел, который бурлит, не находит выхода пару и вот-вот взорвется на мелкие кусочки.
   Песня про артиллеристов закончилась и на сцену выкатил точно на гусеницах, маленький военный хор. Артисты славяне чином не ниже полковника, встали полукругом и баянисты окатили слушателей бойкими аккордами. Зал тотчас взорвался аплодисментом. Посетители узнали свой любимый шлягер. Толпа пьяных китайцев повскакивала с мест. Неистово хлопая руками начала рвать глотки подражая "военному" хору: "Мы не дрогнем в бАю, За стАйлицу свАю, Нам роднаЙя Масква, дорогА! НеруйшимАй стейной, Абаронай стальной, САкрушим, Уничтойжим врага!"
  
   Следующим днем, на съемной квартире, Григорий Алексеевич и Василий суетились по комнате, распаковывали какие-то вещи, раскладывали неизвестную мне аппаратуру с проводами, соединяли различные блоки и перебрасывались фразами на китайском. Ликвидаторы совсем про меня забыли. Наверняка заготавливали впрок новые подлянки. Я стоял у окна и разглядывал улицу. Абсолютно все здания Пекина выглядели чистенькими и добротными. Столица отстроилась на славу. Внизу, возле кромки дороги стоял молодой китаец с бычком. У животного висела на шее табличка с иероглифами. Изредка к этой парочке подходили прохожие и о чем-то с жаром толковали.
   Подошел Григорий Алексеевич:
   - Скучаешь?
   - Что это он делает? - указал я на парня с бычком.
   - Продает мясо. На табличке написано время когда он собирается зарезать эту зверюшку. Вот и договаривается с покупателями, когда им приходить за свежей телятиной.
   - Оригинально.
   - Не хочешь прогуляться?
   - Куда? - спросил я не отрываясь от окна.
   - В парк, например.
   - Не плохо бы, - ответил я, - А вы чем займетесь?
   - Да надо нам тут с Васей пару дел провернуть. У нас работа. А ты пока отдыхай, - пояснил профессор.
   - Спроваживаете?
   - Зачем? - обиделся он, - Просто хочу организовать тебе досуг. Ты же не собираешься торчать в квартире, правда?
   Я повернулся к профессору:
   - Моя еще не написанная книга, уже пухнет, от всяких убийств и подлянок. Когда это все закончится, Григорий Алексеевич?
   Профессор рыскал глазами по моему лицу:
   - Это закончится совсем скоро. И весьма неожиданно для тебя, - проговорил он, - Раньше даже чем, ты думаешь.
   - На что вы намекаете? - и в моем голосе дрогнула тревога.
   - Ни на что, - пожал плечами Григорий Алексеевич, - Просто все когда-нибудь заканчивается, а посмотреть на заграницу - всегда интересно. Так идешь?
   - Одно дело путешествовать туристом, и совсем другое с киллерами.
   - Ну, это ты зря! Экий ты человек с подковыркой, - начал оправдываться Григорий Алексеевич, - Думаешь я не понимаю твоих чувств? Прекрасно понимаю. Только и ты прими во внимание, что работа на государство - штука сложная. Впрочем я тебе уже об этом говорил, - махнул он рукой, - Но поверь мне. Недолго осталось. Мы уже у цели. И как только закончим, я расскажу тебе все-все.
   - Хотелось бы верить, - вздохнул я.
  
   Меня снабдили картой Пекина. Положили мне в сумку бутылку виски. Поймали такси и отправили в бывший императорский парк Цзиншань под угольной горой к северу от Запретного города. По выходным тут собираются пенсионеры, чтобы попеть русских песен, поиграть в шахматы и попить пивка.
   В парке всегда полно любопытствующих туристов. Так что моя европейская внешность не так бросалась в глаза. Я захватил с собой свой ежедневник, чтобы поработать на свежем воздухе и сделать пару набросков для книги.
   Мы договорились с профессором, что они будут ждать меня к вечеру. На ужин. До этого времени, мне лучше не появляться в квартире. При последних словах я даже порадовался, что они не стали вовлекать меня в свои новые паскудные дела.
   Я прогуливался по дорожкам. Разглядывал столики с сувенирами. Зашел в музыкальный магазин и купил себе диск русских песен на китайском. Не плохой сувенир. Мой друг Сашка Колчин наверняка умрет от зависти, когда послушает, как китайцы поют на своем языке знаменитую "Катюшу".
   На одной из оживленных дорожек я заприметил знакомый силуэт. И даже остановился от неожиданности.
   - Рита! - бросился я к девушке. Она повернулась ко мне от прилавка с сувенирами. Жгучая волна радости охватила меня и я попытался ее обнять.
   Но Рита решительно отстранилась:
   - Не надо!
   Я застыл идиотом. Смесь досады, разочарования и тоски расплескалась в душе. Рита по-прежнему выглядела очень завлекательно. Мне сразу вспомнился парижский вечер, мелодичный голос, запах ее духов.... Только вот сейчас в глазах у нее прыгал страх.
   - Ты не узнаешь меня уже? - проговорил я с обидой.
   - Не будь идиотом. Иди за мной. Только держись чуть поодаль, - сказала она тревожным шепотом и пошла по аллее.
   Я двинулся следом. Расстояние между нами было метров двадцать. Иногда Рита пропадала за группами туристов и я ускорял шаг, чтобы не потерять ее случайно в толпе.
   Мы насквозь прошли через парк. Возле дороги стояло такси. Рита юркнула в машину, я - следом за ней. Девушка назвала на ломанном китайском адрес и автомобиль стремглав кинулся по дороге.
   Через десять минут мы оказались в гостинице. Зайдя в номер, я не говоря ни слова обнял Риту и стал целовать. Девушка не сопротивлялась.
   - Я так волновался за тебя. Так ждал нашей встречи, - говорил я и прижимал ее сильнее.
   - Осторожнее, задушишь! - Рита с улыбкой отстранилась.
   - Зачем ты уехала в Китай? Они же оба китаисты. Знают страну как свои пять пальцев. А этот ликвидатор Василий вообще прожил в стране несколько десятков лет. Был тут важной шишкой.
   На лице у Риты опять появилась тревога:
   - Я не знала этого. Сама полезла в очередной капкан, - и она как-то по-детски и беззащитно вздохнула. Я снова ее обнял: - Теперь все будет хорошо. Мы с тобой пойдем в посольство. Попросим защиты.
   - Какой защиты, Леша? - глаза девушки повлажнели, - Неужели ты не понимаешь, что они и в посольстве нас достанут? Твой профессор с Василием работают не в одиночку. За ними стоят очень большие люди. Стоит нам оказаться в посольстве, меня просто придушат по-тихому, а тебя накачают наркотиками и переправят в Москву. Если конечно ты им еще нужен. Я вот им точно не нужна.
   - Нет, нет, нет, - целовал я Риту и она отвечала мне взаимностью, - Мы можем сбежать в Таджикистан. У меня есть друзья. Они нас защитят.
  
   Мы так распалились от поцелуев друг друга, что занялись любовью...
   Насытившись и насладившись друг другом, мы лежали в кровати и я мечатл вслух:
   - Мы сбежим в Таджикистан. У меня есть друг - командир спецназа Шархель. Я с ним познакомился на войне в Чечне. Он отличный парень. Он не даст нас в обиду. Вот увидишь.
   Рита гладила меня по щеке ладошкой и возражала:
   - Милый-милы, эти ребята найдут нас везде. Твоего спецназовца они или уволят со службы или убьют, если он попытается вмешаться в это дело.
   - Тогда мы попытаемся найти исмаилитов. Этот такой народ, что живет в горах. Уж их-то точно никто не уволит. А убить этот народ - весьма проблематично.
   Близился вечер и мы стали одеваться. Я сказал Рите, что мне надо обязательно вернуться, чтобы Василий и Григорий Алексеевич ничего не заподозрили.
   - Завтра я снова пойду погулять. Займу у профессора денег. И потом у меня еще с Парижа осталось в кармане около семисот франков. На билет нам хватит. А там - посмотрим что будет.
   Рита спросила:
   - Когда они узнали, что ты меня отпустил, то как отреагировали?
   - Позлились маленько, фигней какой-то обкололи и притащили сюда.
   Девушка о чем-то задумалась и примолкла.
   - Ты что? - я присел рядом и обнял ее за плечи.
   - Они все время используют тебя как приманку, - проговорила она медленно, словно размышляя по пути, можно ли мне все рассказывать, - Если так, то и сейчас они притащили тебя сюда, только для того, чтобы использовать как приманку для меня.
   - Но они не знают, где я!
   - Это дело времени, поверь. И я на эту приманку купилась.
   - О чем ты?
   - О главно, Леша. Думаю тебе надо знать кое-что еще.
   Рита высвободилась из моих объятий, налила себе соку и села в кресло напротив:
   - Я не Рита Хайнер, - сказала она твердым голосом и капельки слез заблестели у нее в уголках глаз.
   - То есть как? - опешил я. В голове пролетели мысли о сумасшествии, о галлюцинациях в молодости и Бог знает о чем еще.
   - Я ее сестра. Родная сестра близнец. Меня зовут Ната Хайнер. Это меня ты меня спас тогда, во Франции, - все это она выпалила короткими фразами.
   - Погоди, а что с Ритой? Где она? - все еще не верил я.
   Ната посмотрела мне в глаза и медленно проговорила:
   - Риту убили в том доме. Но она успела рассказать мне о тебе. Ты ей очень понравился. Теперь и я знаю, что ты славный, хороший парень. Я тоже тебя любила бы, вышла бы за тебя замуж и жила с тобой в Москве! Господи как я устала. Я была бы тебе хорошей женой поверь, если бы не... - тут она замолчала.
   Кажется я даже качнулся от ее слов. Кровь барабаном застучала в висках.
   - Вот это поворот! Вот это вывих судьбы, - носилось в голове.
   - У меня к тебе одна просьба, - Ната порылась в сумочке и достала фотографию. Со снимка улыбался пухлый малыш лет пяти. На обороте карточки густым плотным почерком были написаны адреса и банковские реквизиты.
   - Это мой сын Анатоль, - пояснила Ната, - А на обороте, адрес опекунов с которыми он живет и банковские реквизиты его счета, а также моего счета. Я прошу тебя взять эту карточку и когда у тебя появится возможность, переведи все деньги с моего счета - моему Анатолю. Хорошо?
   - Погоди! Ты что уже сдаешься?
   - Боже мой, Леша! - всплеснула она руками, - Ты что не понимаешь, что я уже в конце своего пути. Как ты думаешь я тебя нашла.
   Я пожал плечами: - Мало ли у разведчиков способов.
   - Да, какие уж тут способы, - она поправила челку, - Возьми фото и спрячь. У нас наверное мало времени.
   Я засунул карточку в потайной карман и нащупал там жука.
   - Вот это ты мне подарила, - достал я брошку.
   Ната взяла драгоценность:
   - Вот с его помощью я тебя и нашла.
   - Слушай, хватит темнить, - скривился я, - Мне уже надоело. Эти два брата ничего мне не говорят. Но постоянно подставляют под убийства. Я уже настолько запутался, что не знаю, как вообще появлюсь в Москве. По-моему мне грозит как минимум пожизненное заключение.
   Я представил себе узенькую камеру, тюремную баланду и передернул плечами от отвращения.
   - Я не стала тебе говорить тогда, - послышался голос Наты, - Не знала на чьей ты стороне. Я была напугана. Когда ты назвал меня Ритой я узнала тебя и поняла как ты к ней относишься. Но решила ничего пока не рассказывать.
   Я посмотрел на девушку. Она закрыла лицо ладонями.
   - Я боялась, что если признаюсь тебе там, что я не Рита, ты меня не отпустишь. Но я подарила тебе этого жука. Там находится маяк.
   - Понятно, - услышал я свой голос, - Потом мы приехали в Китай. И по маяку ты поняла, что мы идем по-твоему следу.
   - Точно, - Ната показала рукой на какой-то приборчик под журнальным столиком. Внешне аппарат напоминал антирадар для автомобилей.
   - Что это?
   - Станция слежения. Маяк конечно не очень мощный. Всего на пару километров, но найти тебя в Пекине, как видишь, не составило труда, - Ната вертела в руках жука и он переливал зелеными бликами по стене.
   - Раз они отпустили тебя, то наверняка знают, что я попытаюсь с тобой встретиться.
   У меня все похолодело внутри:
   - Хочешь сказать они где-то рядом?
   - Вполне возможно. Но это уже не имеет значения. Ты выполнишь мою просьбу насчет сына?
   Я пообещал. И тут шальная мысль выскочила в голове:
   - Послушай, мы можем их переиграть! Дело-то простое. Представь себе, например, что ты носишь этого жука. А я возьму себе станцию слежения. Каждый раз, когда мы будем к тебе приближаться, я буду устраивать им какую-нибудь провокацию и уводить их от тебя подальше.
   - Слишком сложно, - возразила Ната.
   - Но ты же не собираешься бегать вечно, правда? Пару раз, в самые критические моменты я их отведу. А потом ты переберешься в какое-нибудь безопасное место. Идет?
   - Давай лучше помянем Риту, - не ответила на мой вопрос девушка.
   Она достала из холодильника водку. Разлила по стаканам и мы молча выпили. Горячая волна невыплаканных слез пробежала по телу. Я поудобнее пристроился в кресле.
   - Все равно я тебя никому не отдам, - сказал я твердо, - Бери брошь. Надо попытаться их обмануть. Когда все кончится, я тебя найду. Они же не станут гоняться за тобой годы напролет, правильно? Потом я скоплю денег и буду ездить по миру, чтобы с помощью этого маяка разыскать тебя. Хотя ты можешь и выбросить его. И вообще не встречаться со мной....
   - Какой ты милый, - проговорила она ласково, - Я верю тебе. Ты был бы хорошим мужем.
   Ната взяла жука и прицепила его к рубашке:
   - Что ж попробуем! - сказала она поддаваясь моему напору.
   Тут голова ее как-то неестественно дернулась. Глаза ее расширились. Девушка обмякла и скользнула из кресла на пол.
   Я подскочил к ней и поднял на руки: - Ната! Ната! - ее голова безвольно покачивалась.
   - Бойже мой! - кричал я, - Что с тобой! Очнись!
   Я положил ее на ковер. Принялся яростно растирать ей щеки, делать искусственное дыхание. Но она уже умерла. Слезы неудержимо хлынули у меня из глаз.
   - Господи за что!? За что!?
   Я пощупал пальцами сонную артерию Наты. Пульса не было. Мне стало дурно и синие круги стали расходится перед глазами. Отчего она умерла? Что случилось? Брошь! - засквозило в мозгу, - Треклятая брошь. Наверняка все дело в ней. Не зря же Ната говорила, что ликвидаторы специально устроили мне прогулку. Они знали, что мы встретимся!
   Я встал с колен. Тошнота волнами выворачивала меня наизнанку. Захотелось глотнуть свежего воздуха. Но я пересилил свое желание бежать. Вместо этого поднял Нату и положил на кровать. Всего каких-нибудь пять минут назад мы занимались с ней здесь любовью и вот теперь наша постель стала смертным одром.
   Новая волна слез задушила меня. Я накрыл Нату одеялом. Собрал свои вещи и вышел из номера.
  
   Какое-то время я шел прямо, ничего перед собой не замечая. С кем-то сталкивался. Слушал ругань и проклятия. Но все это доносилось издалека. И не имело ко мне никакого отношения. Я шел и думал о нечистой силе. Как им удается так ловко все проворачивать и самим оставаться в тени? Откуда они знают, как я должен поступить в тот или иной момент? Поступки людей не сможет просчитать даже самый умный в мире компьютер. А если бы Ната не захотела со мной встречаться? А если бы мы не занялись любовью? А просто поговорили бы и разошлись?
   Я окинул свои воспоминания. Нет, тут что-то не так. Профессор словно всегда предугадывал как именно станут развиваться события и всегда очень ловко встраивал в них свои подлянки. Дьявол. Чистый Дьявол. И Василий при нем, как чертенок-слуга.
   Но затем я отбросил свои мысли о нечистой силе. Так ведь можно и с ума сойти. Одно точно. Надо бежать. И бежать немедленно.
  
   Я сел в первый попавшийся автобус, доехал до конечной остановки. Увидел какой-то парк и пошел плутать по дорожкам. Прежде чем смыться, надо составить план.
   В голове бешеной каруселью мелькали образы Риты и Наты. Их смерть. Холодная, душегубская уверенность профессора и Василия. Письмена моей вины словно светились огнем у меня на лбу.
   Я сошел на какую-то глухую тропинку. И она незаметно утянула меня в самую глушь. Через несколько минут, когда листва вокруг стала гуще, тропинка под ногами неожиданно кончилась. Я прошел еще немного через густые кусты и вышел на поляну. Тут до меня дошло, что я заблудился. Но, как говорят философы, если вам по фигу, где вы находитесь, значит вы еще не заблудились. Мне было по фигу.
   Я вышел на середину поляны. Достал из кармана маленький радиоприемник, что прихватил с собой на прогулку, бутылку виски, пачку печенья. Разложил куртку на траве и прилег. Во-первых надо успокоиться. И хорошенько обдумать, как действовать дальше.
   Виски я пил прямо из горла. Динамик радио надрывался от местной писклявой песни. Я пошарил ручкой и отыскал какую-то английскую станцию. Приемник заиграл Биттлз.
   Лежа на боку, подперев голову рукой, я смотрел в заросли и прихлебывал из бутылки.
   В какой-то момент мне почудилось, что из приемника понеслась грубоватая, на манер блатных, щемящая песня:
   "Выпью я пол литру - сразу слышу.
   Как стучится осень на постой.
   Ты гулять со мной опять не вышла.
   Закушу я палою листвой.
   А потом вдвоем на шарабане,
   Я и осень станем рассекать.
   А стервец нахальный при баяне
   Будет тебя в губы целовать...."
   Тут что-то щелкнуло в голове и стих оборвался. Рифмы попряталась по темным уголкам и отказывались вылезать. Наверное, я окончательно потерял способность сочинять стихи.
   Я откинулся на спину. И неожиданно пришли воспоминания о недавнем сне. С земляной пещерой, со спящей девушкой на помосте. Мама родная! С ней же рядом ребенок спал. Так это была Ната во сне. Что мне говорила та женщина с черными как смоль глазами? Нам нельзя встречаться иначе случится несчастье. Точно. Так все и произошло. От этих мыслей стало еще тоскливее не душе. Я мысленно пошел и повесился на разлапистом дереве у края поляны.
   Глупо улыбалось солнце. Облака неслись куда-то, как стадо тупых баранов. Листва сливалась в неразличимое сплошное зеленое полотно. И тут возникли из кустов две головы. Он смотрели на меня не мигающим взглядом, как узкоглазые удавы. Но я был достаточно крупным и достаточно пьяным кроликом, чтобы поддаться на их гипноз. Я приветливо помахал головам рукой. И жестом пригласил составить компанию.
   Головы синхронно повернулись друг к другу. Словно росли из одного тела и обменялись многозначительным взглядом. Затем опять повернулись ко мне. Я снова сделал приглашающий жест. Из-за кустов показались пятнистые тела. Два китайца в военной форме, молча подошли ко мне. Молча, синхронным рывком поставили меня на ноги, потом неожиданно заломили руки и я почувствовал, как защелкнулись наручники. Китайцы действовали с необычайной ловкостью профессиональных маньяков, которые предвосхищают все немыслимые трепыхания жертвы.
   - Полиция, Ната, убийство, - отчеканились в мозгу стальными буквами три слова.
   И последние два слова, как подпись под короткой телеграммой о помощи: "Твою мать!"
  
   Мне накинули мешок на голову и куда-то потащили. Коленками я пребольно стукнулся обо что-то железное и только когда долбанулся головой о металлический пол, достоверно определил, что меня закинули в машину.
   Несколько минут мы ехали по лесным ухабам. Затем меня снова куда-то молча тащили и мешок с головы сняли только в камере. Я огляделся. Стены моей темницы были выкрашены в зеленый цвет. Сама камера - примерно шесть на восемь. С маленьким окошком. Зарешеченным так густо, что в ней застревали даже тараканы. У дальней стены стоял деревянный топчан. На этом убранство темницы заканчивалось.
   Я присел на топчан.
   - Видимо полиция уже нашла труп Наты, - думал я, - Успела опросить постояльцев или ребят на ресепшн. Они дали мои приметы и вот тут я закончу свои дни. По обвинению в убийстве. Что делать? Рассказать им про ликвидаторов? А доказательства? Они только посмеются.
   Скрипнули петли. Дверь с рыком распахнулась и ко мне в гости заглянули двое верзил. Один из них держал отобранный у меня при обыске паспорт британский паспорт.
   - Аlex Vaismann? - спросил он с акцентом, стараясь имитировать английскую речь.
   Я кивнул:
   - Можете говорить на русском. Я эмигрант из России.
   - Ичито ви делать в лесу? - перешел верзила на мой родной язык.
   - Странный вопрос, - проговорил я
   - Сраный? - переспросил полицейский, пропустив почему-то букву "т" в слове. Он о чем-то зашептался коллегой. Тот кивнул и взял дубинку наизготовку. Бить что ли собрались?
   - Итак что делал в лесу? - продолжил допрос полицейский.
   - Виски пил, - ответил я просто, лихорадочно соображая, когда они начнут спрашивать про Нату и, что мне говорить, чтобы отмазаться.
   - В лесу?
   - В лесу.
   - Почему не в баре?
   - Не нашел.
   - Не нашел?
   - А что рядом был? - решил я уточнить.
   Полицейские снова защебетали между собой. Причем постоянно тыкали в мою сторону пальцами. С каждым словом они распалялись все больше и больше. Мне показалось, что скоро они начнут пинать меня ногами.
   - Может сразу сказать им чтобы они не валяли комедию? Я мол все знаю про Нату и я ее не убивал. Меня так и подмывало поделиться с ними своей невиновностью.
   - Алексей, не надо врать, - полицейский отцепил от пояса дубинку, - Ми добрий, поверь. Ми не хотим зла. Но ты заставляешь.
   Он красноречиво помахал дубинкой. Я отступил.
   - Гавари! - вспылил полицейский.
   - Чего говорит?
   - Чито делал у секретнага объекта?
   - Какого? - спросил я с облегчением. Значит не убийство Наты их волновало. А я дурак чуть не признался.
   - Секретного? - уточнил я.
   - Да! Что делал?! - полицейский пытался достать меня дубинкой, но я несмотря на узость камеры сумел увернуться.
   Второй полисмен засмеялся и что-то сказал своему товарищу. Мне тоже заметно полегчало. Словно наши движения разрядили обстановку. Полицейский с дубинкой прекратил атаку и достал из кармана кителя фотокарточку ребенка Наты. Последовал короткий и тупой допрос.
   - Твой сын?
   - Мой.
   - Где он?
   - В живет у бабушки с дедушкой, - ответил я уверенно, а сам подумал: ведь адреса на карточке я не помню.
   Но полицейский не стал об этом спрашивать.
   - Что делал у секретный объект?
   - Гулял, говорю. Виски пил, радио слушал. Что разве нельзя?
   - Врешь.
   - Сам врешь, - выпалил я.
   - Где ты живешь и зачем приехал?
   - У друга живу. Адрес не помню. Я впервые в вашей стране.
   Полицейские опять о чем-то посовещались и вышли из камеры. Я уселся на топчан. На первом допросе я отделался легко. Мне не задавали трудных вопросов. Но вот когда они начнут копать глубже - тут-то я и засыплюсь. Со мной уже не станут мило беседовать, вежливо помахивая перед носом дубинкой.
   Опять дурацкий вопрос что делать? Где сейчас Григорий Алексеевич и Вася? А впрочем на фига я им нужен. Ната мертва. Все подозрения опять падут на меня. Они спокойно заберут у нее что им надо и смоются в Москву. Мне же самое время подготовится к путешествию на эшафот.
   Противно подпевая и скрипя, дверь камеры снова отворилась и впустила прежних визитеров.
   - Нехорошо молчать! - заявил один из полицейских с лукавой улыбкой и погрозил мне пальцем.
   Следом за ними в камеру вошли профессор и незнакомый мне китаец.
   - Тебя не били? - участливо спросил Григорий Алексеевич, словно родного сына.
   Я был настолько шокирован, что ничего не ответил.
   Полицейский снова ожил:
   - Мы его взяли у секретного объекта. Он лежал на траве.
   - Это с ним бывает, - подтвердил с улыбкой профессор, - Мальчик любит природу. Заблудился.
   - Мы думали шпион, - продолжил полицейский, - Кто ж думал, что это гость уважаемого Чжань Зи Миня! - полицейский отвесил вежливый поклон в сторону гражданского китайца. Тот что-то сказал на своем, полицейские угодливо прощебетали в ответ и снова отвесили поклон.
   Тут я совсем запутался.
   Григорий Алексеевич подхватил меня под руку и повел из камеры. Впереди шествовал вальяжный китаец. Позади - семенили полицейские. Нас проводили до самой машины. На прощание полицейские взяли под козырек и жадно проводили нас взглядом.
   - Доставил ты нам хлопот, - заметил в полголоса Григорий Алексеевич, когда полицейский участок пропал за поворотом.
   - Что это значит? - спросил я.
   - Это значит, - на хорошем русском откликнулся с переднего сиденья китаец, - Что ты зря встречался с Натой Хайнер. Ты ее этим убил. А потом зря запаниковал. Надо было к нам ехать.
   - Василий! - я вперился глазами в китайца, - Неужели это ты?!
   - Нет, - сказал китаец, - Я Чжань Зи Минь, председатель самого выдающегося колхоза. Передовик производства.
   - Так я вам и поверил, - я глянул на профессора, показывая, что к нему это тоже относится, - Я помню, ты тот агент, которого забыли после распада Советского Союза. Но ты же вернулся в Москву. Разве не так?
   - Так, - подтвердил Григорий Алексеевич, - Только кто тебе сказал, что Василий бросил свою карьеру в китайской партии? - у профессора вырвался нехороший смешок, - Он оформил себе командировку. Официально Чжань Зи Минь уже несколько лет учится в московском Государственном институте управления. Если ты не знаешь - там готовят кадры для администрации президента России и правительства. Очень престижное место.
   - Что вы сделали с Натой? - спросил я.
   - Не мы, а ты, - поправил Василий. Профессор утвердительно кивнул.
   - Вы убили ее сестру, а...
   - А ты убил Нату, - оборвал меня Григорий Алексеевич, - Причем своими руками. Или ты забыл про булавку? Леша, мне поистине доставляет удовольствие рассказывать тебе, как мы провели тебя в очередной раз. Ты такой пентюх. Мы узнали про маяк в брошке еще в Париже. Нашли его у тебя в кармане, покуда ты валялся пьяный. Нам не составило труда догадаться, кто тебе его передал. Когда мы приехали в Пекин. То вставили в брошку еще одно маленькое устройство. Знаешь что такое кураре?
   - Быстродействующий смертельный яд, - проговорил я машинально.
   - Правильно! - одобрительным тоном откликнулся Василий.
   - Так вот в этом проекте ничего сложного. Мы сконструировали маленький механизм. Открываешь булавку, - внутри взводится механизм с иглой. Брошку пристегивают к одежде, внутри срабатывает спуск и маленькая игла с ядом впивается в тело. Секунда - и человек мертв. Все это ты проделал с Натой собственными руками. Если бы не твоя упертость, или там - любовь - она осталась бы жива.
   - Значит вы с самого начала знали что Рита мертва, что у нее есть сестра. Но мне не говорили об этом, - я отматывал события назад, - Она тоже мне ничего не сказала, потому что не знала доверять мне или нет. Потом вы преследовали ее. Узнали все что вам нужно и отравив брошку с моей помощью убили ее. Вы с самого начала знали, что я с ней встречусь.
   - Ты делаешь успехи! - похвалил профессор, - Я тебе уже устал повторять, Леша, что я сделал себе карьеру на поведенческой психологии человека. Я могу просчитать все твои желания и действия на много шагов вперед.
   Машина остановилась возле дома, где ликвидаторы снимали квартиру. Вася пошел к дверям.
   - Собирай вещи. Мы уезжаем отсюда, - профессор поймал меня за лацкан куртки, когда я уже почти вылез из автомобиля, - И не советую никуда бежать. Не забывай, что ты под подозрением у французской полиции. А также у китайской. Тело Наты, должно быть уже нашли. Ты последний кто видел ее. На твое счастье все европейцы для китайцев на одно лицо. Пока они составят более менее правдивый фоторобот - мы уже должны быть далеко отсюда.
   Я шагнул на тротуар. Григорий Алексеевич выставил ногу на асфальт. И в этот момент к нам бросились европейского вида люди.
   На китайца Васю, стоящего у дверей, они не обратили внимания. Попросту не узнали. Мое лицо видимо хорошо им запомнилось.
   - Стоять! - заорал страшным голосом один из них. И тотчас в руках у нападавших появились пистолеты. Григорий Алексеевич схватил меня за лацкан куртки и так швырнул в сторону, по круговой, что я залетел за багажник автомобиля. Уже в полете, я заметил как несколько пуль ударили профессора в грудь и швырнули его в глубину машины. Неизвестные, как оказалось три человека, стали заходить справа, чтобы достать меня. Я встал на четвереньки и засеменил в обход машины. Хотя и чувствовал, что никак не успею. Слишком маленькая преграда - эта машина. Слишком долго ее обходить на четвереньках. Я повернулся лицом к преследователям, чтобы не умирать застреленным в спину. Мне показалось это позорным.
   Троица киллеров молча вскинула пистолеты, и в туже секунду Григорий Алексеевич и Вася открыли по ним ураганный огонь сзади. Профессор садил со всей дури через заднее стекло автомобиля. Василий вообще стрелял из двух рук.
   Я успел увидеть, как подкосились ноги сначала одного преследователя. Второму времени хватило только чтобы повернутся в сторону машины и он сразу же получил несколько пуль в грудь и голову. Так что падал он уже мертвым. Третий бросился в сторону, чтобы уйти из-под огня, но был буквально размазан по асфальту из четырех стволов профессора и Васи.
   - В машину! - крикнул мне Григорий Алексеевич.
   Автомобиль рванул с места и заехал к дому с другой стороны. К черному входу.
   Вася кинулся опрометью внутрь. Профессор тем временем пересел за руль, положил пистолеты к себе на колени и сторожил подходы к дому.
   - Кто это был? - спросил я потирая расшибленные об асфальт руки.
   - Забыл? - прошелестел профессор с нотками волнения, - Это видимо люди из той же команды, что стерегли Риддела в "Мулен Руж". А это наверняка прикрытие Наты. Странная история.
   - А как это вы спаслись? - спросил я и в моем голосе, кажется, прозвучали нотки неудовольствия. Григорий Алексеевич сделал вид что не заметил этого.
   - Бронежилет! - профессор веско потыркал себя кулаком в грудь, - На такой работе, да от этих свиней - всего можно ожидать.
   - А чего ж вы меня не предупредили, что нас опять преследуют?
   - А я тебя и так спас. Или тебе этого мало? - профессор задумался, - Странно, странно, - проговорил он как бы сам себе. Явно имея ввиду ту кампанию.
   - Чего ж странного? - захихикал я нервно, - Вы тут убиваете всех на лево направо. Должен же вас кто-то остановить? Вот они и появились.
   - Ты не понимаешь. Этих людей мы не предвидели. Они не должны были здесь оказаться.
   Он растер кулаком губы: - Видимо ставки пошли очень высокие.
  
   Из подъезда выскочил Вася. С улицы откуда мы только что удрали, завыли полицейские сирены. Шум автомобилей усилился. Послышался визг тормозов.
   - Пригнись, чтобы тебя не видели, - приказал профессор и спокойно отъехал от дома, пробираясь на машине по узким улочкам, куда-то в самую глушь дворов.
  
   Пекин такой же огромный город, как и Москва. Поэтому там всегда найдется местечко, где спрятаться.
   Но на этот раз мы остановились в каком-то частном домовладении. Почти на окраине города. Подозреваю, что это была очередная конспиративная квартира Васи. Не зря же он как председатель колхоза, закладывал по всей стране тайники с оружием и боеприпасами. Наверняка, и несколько квартир себе присмотрел.
   Григорий Алексеевич и Вася, после последних событий как-то поменяли ко мне свое отношение. Чувствовалось, что я им надоел. И на этом этапе их операции превратился в обузу. Вопрос обстоял теперь так: как и когда они собираются от меня избавиться? По их милости я засветился в многочисленных убийствах. Мое лицо теперь знает и французская, и китайская полиции. Значит если меня найдут мертвым в смешной позе, где-нибудь на пустыре, то расследование убийств агентов само собой прекратится. Полиция вздохнет с облегчением и займется насущными делами. Поскольку больше подозреваемых у них нет.
   Последнее нападение подтвердило также: все эти таинственные преследователи знают в лицо только меня. Значит, чтобы отсечь погоню, профессору и Васе надо от меня избавиться. Они и тогда наверняка были не против, чтобы меня пристрелили, но сами оказались рядом.
   Судя по всему, я также единственный, кто знает ликвидаторов в лицо.
   Сопоставив эти факты легко прийти к выводу, что мне кранты. В живых они меня ни за что не оставят.
   Еще одно соображение глодало меня острыми зубами. Похоже все ключи-коды эти ребята уже собрали. Значит, мой конец уже близок. Чтобы отсрочить свой приговор, мне надо украсть эти коды. А лучше всего микропленки с данными о политиках и тайных обществах.
   Ликвидаторы наверняка не носят эти коды с собой. Слишком рискованно. Тем более когда на них самих идет настоящая охота.
   Теперь остается понять, когда именно надо смыться и где у них тайник? Чуть поразмышляв я понял, что смываться надо прямо сейчас и пакет с кодами надо искать тоже сейчас.
   В комнату заглянул Григорий Алексеевич. Его глаза то блуждали, не зная на чем остановиться, то стекленели голубым огнем.
   - Нам надо в город. Ты побудешь пока тут?
   - А куда мне еще идти. Всех кого я знал, вы кажется уже поубивали, - сказал я и тут же пожалел, не станет ли это чересчур?
   Профессор ухмыльнулся:
   - Ну тогда тебе действительно некуда идти, - и он захлопнул дверь в комнату.
  
   Я выждал полчаса, чтобы они основательно ушли. Потом стал прогуливаться по квартире, подмечая, где бы мог быть тайник и нет ли в квартире видеокамер, по которым ликвидаторы могут за мной наблюдать? Никаких потайных мест, никаких видеокамер я понятно не нашел.
   Это так кажется, что обыскивать квартиру не составляет никакого труда. На самом деле даже в любой лачуге столько всяких укромных мест, куда ни один любопытный не догадается заглянуть. Сначала я с видом знатока простукал стены и пол. Ничего. Заглянул под картинки на стенах. Нет ли там сейфа. Если бы он был, вот бы я помучился. Но сейфа они не установили. Да и какой дурак при их работе станет пользоваться сейфом? Украсть оттуда может и не украдут, а вот полиция всегда его заполучит.
   Я заглянул во все шкафы, проверил все полки. Залез во все карманы одежды, что висела в шифоньере. Ничего не было. Этот результат можно было предугадать заранее. Я присел на пол и стал еще раз внимательно осматривать квартиру: куда они могли спрятать слова-коды для агентов? Как может выглядеть тайник? Во-первых это должно быть труднодоступное место. Совсем не приглядное. Но в то же время, такое - откуда без проблем можно извлечь пакет. Итак. На кухне я исследовал раковину. Заглянул под нее. Пошарил в отсеке трубопровода. В туалете заглянул в бачок, осмотрел вентиляционный вход. Но там оказался только приличный слой пыли. Значит они не могли положить туда пакет. В ванной обшарил все закутки. И ничего не обнаружил, кроме цементной крошки. Время текло. Ликвидаторы могли заявиться с минуты на минуту. И где гарантия, что они меня сразу же не прихлопнут? От этой мысли мой лоб покрылся испариной.
   Я открыл холодильник и обшарил его сверху до низу. Потом снова принялся за шкаф. Заглянул за него. Ничего нет. Потом мой взгляд упал на телевизор.
   - Чем не тайник? - подумал я и достал перочинный ножик. Через десять минут я снял заднюю крышку. И на нижней панели нашел, то что искал: конверт, плотно затянутый скотчем в полиэтиленовый пакет.
   Быстро вскрыл находку. Так и есть. Я узнал причудливый медальоны, крестики и цепочки убитых агентов. Мой российский загранпаспорт! Я заликовал. Спасибо Григорий Алексеевич. Очень вовремя вы с Василием сперли мой документ. Да еще притащили его с собой. Ай-да профессор! Я просто столбенею с вас! - как говаривали кучера в Москве.
   Последним на стол выпал малюсенький прозрачный тюбик. Я поддел ногтем крышку и высыпал себе на ладонь микропленки.
   Ага! Вот что мне надо!
   Я вспомнил, как профессор рассказывал мне, что эти микропленки можно расшифровать и прочесть только специальным прибором.
   Вот оно! Вот! Вот! Спасен! - забубнило торжествующе в голове.
   Спрятав микропленки обратно в тюбик, я запихал его в самый дальний уголок кармана. Залез в холодильник и вытащил виски. Спрятал бутылку в дорожную сумку.
   Потом переложил медальоны-коды в целлофановый пакет. Бросил его в другой карман и быстро покинул дом. При мне два паспорта. Каким хочешь - таким и пользуйся. Забыл упомянуть. В пакете, помимо кодов я нашел еще тысячу долларов. Видимо это был их неприкосновенный запас. Но я решил им воспользоваться, еще раз мысленно поблагодарив профессора за находчивость и скрупулезность.
   Поймав такси я протянул водителю бумажку со словом "L'aeroport". И он меня отлично понял. Закивал головой и заулыбался. Когда я показал ему сто баксов. Он вообще пришел в неописуемый восторг и так понесся по трассе, что я засомневался: довезет ли он меня живым?
   Рейсов на Душанбе не было. Пришлось брать билет до Алма-Аты. Я вылетал по британскому паспорту и никаких проблем не возникло. Оказавшись в столице Казахстана, я быстренько спрятал британский документ уже по российскому паспорту взял напрокат автомобиль. За четыре часа доехал до границы с Киргизией. Потом бросил машину неподалеку от пограничного КПП, и сел в попутный трейлер до Бишкека. В город мы попали уже ночью. Всю дорогу, я хлестал виски, курил и распевал песни на пару с водителем. Ему я представился московским журналистом, который собирает материал о жизни в странах СНГ. Его это очень обрадовало и между песнями он рассказывал мне о своей семье, о Казахстане. Жалел потерю Советского Союза. В общем водила нашел во мне благодарного слушателя и расстались мы с ним большими друзьями.
  
   Только в гостинице, на центральной площади Бишкека, с видом на горную гряду, я немного расслабился и позволил себе поспать. Что там поделывают интересно мои ликвидаторы? - думал я засыпая, - Представляю какие рожи у них были когда они увидели распотрошенный тайник. Пусть теперь попрыгают.
   Засыпал я со сладким чувством мести. То ли еще будет, - пообещал я мысленно Григорию Алексеевичу и Васе, - Вы думаете, что неуязвимые? Посмотрим.
   Пока я спал, в голове уже созревал план страшного и чудовищного по своей жестокости отмщения.
   Ранним утром я позавтракал в ресторане. Правда заметил, как обслуга смотрит на меня с некоторым подозрением. Ну, еще бы! Приехал ночью, без вещей, один, пьяный. Явно не киргиз и не казах. А судя по говору - москвич. Тут кто хочешь задаст себе вопрос: почему этот парень путешествует один, на перекладных, да еще без багажа? Уж не удирает ли он от кого?
   На ресепшн, я попросил соединить меня с Москвой и продиктовал номер Сашки Колчина. По счастью был выходной и он оказался дома.
  
   - Ты куда пропал? - заволновался мой друг, - Тут тебя вовсю ищут.
   Я уже примерно представлял себе, кто ищет. Поэтому не стал уточнять и очень осторожно, в общих чертах и эзоповым языком обрисовал Сашке ту задницу в которой я оказался. Барышня на ресепшн внимательно стреляла в меня глазками и одновременно старательно делала вид, будто разговор ее не интересует.
   - Чего-то такого я от тебя и ожидал, - констатировал Колчин, - Ты можешь удрать?
   - А меня собственно никто сейчас не держит.
   - В общем я пойду к этим людям и скажу им о тебе. Где тебя искать?
   - Может в Душанбе? - предложил я, - У меня там знакомый спецназовец Шархель. Помнишь мы встречались с ним как-то?
   - Да. Из одной задницы тебя сразу же тянет в другую. Забыл что ли как там было? - язвительно заметил Сашка.
   - Было все чудно. Я буду у него. По крайне мере постараюсь туда добраться. При мне еще кое-что есть.... - сказал я важной интонацией и Сашка все понял.
   - Спрячь.
   - Не могу. Некуда.
   Колчин вздохнул мне в ухо:
   - Делай как знаешь. Я предупрежу их. Они найдут Шархеля. А значит найдут и тебя.
   Я повесил трубку и посмотрел на барышню. Она демонстративно отвернулась. Я оставил на стойке десять баксов и вышел из гостиницы прогуляться. Во-первых надо решить куда прятать этот долбанный тюбик с микропленками. Их всего багажа - это самая ценная вещь. Я просто не могу позволить себе ее потерять. Это равносильно самоубийству.
   Профессор и Василий, рано или поздно меня обязательно найдут. Они уже наверняка идут по моему следу. И когда они меня схватят (в этом я даже почему-то не сомневался) - тюбик должен быть так надежно упрятан, чтобы они никогда его не нашли. С другой стороны, мне надо как можно быстрее оказаться в Душанбе и встретиться там с ребятами из ГРУ, которые меня ищут. Только передав им микропленки и все эти коды, я смогу доказать, что меня втянули в историю с убийством агентов не по своей воле. И тогда возможно они оставят меня в живых.
   Так куда прятать тюбик? В швы одежды? Это банально и слишком просто. Проглотить? Только как я потом этот тюбик стану выковыривать? Он же маленький! Вдруг вообще раствориться в желудке?
   Смешно получится:
   - Где микропленки? - спросят они меня.
   - Сейчас только в туалет схожу, - отвечу я им. А потом окажется, что я их уже переварил и какаю теперь одними шифрограммами.
   В общем чего я только не передумал в эти минуты. И тут меня осенила одна очень простая идея. Надо так спрятать тюбик, чтобы он был при мне даже когда я сплю, даже когда я купаюсь, даже когда меня обкрадут подчистую.
   Неподалеку от гостиницы я нашел какую-то зубоврачебную клинику. Судя по вывеске она предлагала европейское качество и обслуживание. Очереди не было и я сразу же прошел в кабинет. За станком скучал чудак в белом халате.
   Я сказал ему что мне надо срочно запломбировать зуб. Киргизия очень бедная страна. Это видно по ее улицам, по прохожим. Видимо за последний месяц я стал первым клиентом. Человек радостно, как на пружинах, подскочил с места. И бросился ко мне с объятиями. Потом усадил меня в кресло. Нацепил себе марлевую маску, натянул перчатки из тонкой резины и взялся за инструмент.
   - Что и где пломбировать?
   Я указал на коренной зуб. Там у меня была здоровенная дырка. Я все никак не мог ее залечить. А тут представился такой удобный случай.
   - Вот тут.
   - Вижу-вижу, - склонился врач и вогнал мне в десну обезболивающее. Чуть походил по кабинету, перекладывая с места на место какие-то инструменты, металлические коробочки. Когда зуб окончательно занемел вместе с челюстью, врач сверлом обработал дырку. Потом приготовил раствор для пломбы и вот тут-то я подсунул ему капсулу.
   - Уот! - сказал я сведенным ртом и протянул ему шарик из фольги.
   Врач удивленно уставился на мою ладонь. Наверное посетители, еще никогда не предлагали ему запломбировать посторонние предметы у себя в зубах. Согласен это выглядело необычно. Но я клиент и плачу деньги.
   - Что это? - спросил зуботехник.
   - Прах маэй бабушки, - промямлил я застылыми губами, - Она просила.
   Зубной покачал головой, но возражать не стал. Он подхватил пинцетом капсулу и осторожно положил ее в дупло.
   Потом замазал сверху раствором. Все тщательно обработал. И снял с меня передник.
   - Готово. С вас сто баксов.
   - Сто? За что?
   - За капсулу, - спокойным тоном произнес врач, - Не знаю что у вас там: может быть реликвия, может шпионские штучки, но вы же хотите чтобы я молчал? Или мне вспомнить по свой гражданский долг и сообщить о подозрительном предмете в милицию?
   Не возражая, я достал бумажку в сто долларов и положил перед ним на столик.
   - Спасибо, сказал он не глядя мне в глаза, - Два часа ничего не ешьте. Пломба качественная. Затвердеет, не отковыряешь.
   Я вышел на улицу. Небо резко стемнело и какой-то гигантский зверь заурчал утробно, катаясь в темных облаках. Молния распорола гигантский кусок материи и хлынул проливной дождь. Я тут же взмок и стал махать рукой подзывая попутную машину. Заморозка медленно отступала и проснулся зуб. Я подставил щеку под холодные струи. И это принесло облегчение. Пелену разрезали фары автомобиля. Я бешено замахал рукой.
   - В аэропорт, - сказал я водителю и тут же сел.
   В гостиницу я возвращаться не стал. Все мои вещи при мне. А кроме того, вдруг мои сто баксов не совсем отшибли зубному память и он сдаст меня куда не надо? Возможно уже сейчас меня ждут в моем номере представители местной контрразведки. Как я буду перед ними оправдываться?
   Тем же вечером я благополучно перелетел в Душанбе.
  

ГЛАВА 19-Я

ТАДЖИКСКИЙ ПЕРЕЛОМ

  
   Серега Шархель жил в то время в самом конце центральной улицы Душанбе - под названием Рудаки. Оказалось, Колчин ему уже перезвонил и спецназовец меня ждал за накрытым столом. Я выставил свой виски и под картошку с тушенкой, рассказал ему о своих приключениях. Серега меня внимательно выслушал, ни разу не перебив и ничего не уточняя. Меня это несколько насторожило.
   - Тебе что не интересно? - спросил я уже захмелев от виски и хорошей встречи.
   - Все что с тобой творится, Леша, мне всегда интересно. Я говорил, тебе: ты мастак находить неприятности.
   - Тогда в чем дело?
   - В них, - кивнул Шархель куда-то мне за спину. Я обернулся. На кухню зашли двое в камуфляже. Без погон и знаков различия. Они уселись за стол и уставились на меня немигающими глазами. На какую-то секунду я онемел. Посмотрел на Шархеля, потом снова на камуфлированных типов и спросил:
   - Полагаю вы из ГРУ?
   Типы молчали, словно размышляя: сразу меня удавить или порасспросить кое о чем еще. Я принял вызов и тоже их внимательно разглядывал.
   Пауза стала уже совсем нехорошей. Но тут вмешался Шархель.
   - Хватит, ребята, сверлить друг друга. Не волнуйся, Леша. Все нормально. Просто эти офицеры потеряли много своих людей, пока гонялись за вами. Вот они и осерчали. Познакомься: - Евгений и Михаил. Это ребята из спецкоманды. Не стану вдаваться в подробности. В общем это в чистом виде ГРУ.
   - Очень приятно, - сказал я, - К сожалению я не представляю никакой организации, поэтому обращайтесь ко мне по имени.
   - Мы все слышали, - сказал тот, кого представили Женей, - Ты понимаешь куда влез?
   - Если честно, то не совсем, - признался я, - Вы знаете об убийствах в Москве и Париже? Об агентах? Но я тут запутался окончательно. Единственное, что я понял из всего этого, эти люди состоят в вашей организации. Работают ликвидаторами. И подминают агентов под себя. Вернее под своих покровителей.
   - Это ты понял когда они убили твою Риту и ее сестру Нату? - уточнил Женя.
   - Вообще-то да.
   - Поздновато ты соображаешь. И вывод правильный. Хотя предпосылка не совсем верна. Эти люди, на самом деле когда-то работали на ГРУ. Сейчас они пенсионеры. Ветераны. У нас под носом, они создали свою тайную организацию, убили всех наших агентов и собрали все коды с микропленками. И теперь могут провести атаку на генералов штабов НАТО и некоторых политических деятелей Европы. Надеюсь не надо объяснять чем это закончится для России? Сейчас же они шантажируют правительство и президента.
   - Денег хотят?
   - Не только. Они требуют изменить политическое устройство государства.
   - Вы хотите сказать, что эти люди и есть так называемые террористы? - ошарашено спросил я.
   - Именно это мы и хотим тебе сказать, - подтвердил Евгений, - По крайне мере мы так думаем. Конечно, когда-то они служили в разведке и принесли много пользы стране. Но теперь ветераны полагают, что государство их обделило и они заслуживают большего чем просто пенсия. Понимаешь о чем я? Они требуют денег. Много денег. И требуют возвращения в Советский Союз.
   - Как же вы их упустили, - сказал я сокрушенно.
   - Ты участвовал в убийствах агентов лично, поэтому тебе лучше знать, как все произошло. Сейчас нас волнует только одно. По нашим данным, на места старых агентов твой профессор уже расставил новых людей. В любой момент они могут начать демонстрационную атаку на политиков Европы. Положение очень серьезное. Президент не отходит от телефона и ждет нашего доклада. Поэтому нас сейчас интересует только одно....
   - Где они сейчас? - вставил вопрос тот, кого представили Мишей.
   - Были в Пекине, - ответил я, - Но по поводу атаки вы не правы. Перед своим побегом, я спер у них из тайника вот это, - и я выложил на стол конверт.
   Агенты жадно набросились на пакет. И чуть не порвали его в клочья от усердия.
   - Ты сам смотрел? - подозрительно поинтересовался Миша.
   - Только мельком.
   На стол посыпались медальоны, крестики, пластинки. Последним выпал сложенный вчетверо листок папиросной бумаги.
   - Что это?
   Я пожал плечами.
   Женя осторожно развернул хрупкий листок:
   - Тут какой-то план, - сказал он и почесал подбородок, - Не знакомое место.
   - Дайте гляну, - Шархель перехватил лист, всмотрелся, - Хм, кое-что навевает, - проговорил он и ушел в соседнюю комнату за картой.
   - Кажется ты надыбал у них самое интересное, - похвалил меня Маша.
   Лица агентов ГРУ сияли, как медные литавры на параде.
   - Надеюсь все обвинения с меня будут сняты? - спросил я.
   - Конечно! - подтвердили они и принялись хлопать меня по плечу, словно вознамерились покрепче вбить меня в кухонный стол вместе с табуреткой.
   - Сейчас узнаем, - из комнаты вернулся Шархель, расстелил карту, положил сверху листок и стал сличать линии, водя пальцем по квадратам.
   - Ну, и? - нетерпеливо спросил Женя.
   - Погоди, - оборвал его Сергей.
   - В Москву надо бы доложить, - пояснил Миша.
   - Вот всегда вы так. Посылают вас на задание - вы сразу же рветесь докладывать об успехах, - пожурил их Шархель, не отрываясь от карты, - Нашел. Вот смотрите.
   Сергей положил план папиросной бумаги рядом с квадратом горной гряды.
   - Все сходится?
   Агенты склонились и стали сличать рисунок. Потом просияли и превратились в одну большую сахарную улыбку.
   - Точно! - похлопали они Шархеля, - Молоток!
   - И ты тоже, - мне достался дружеский тырчок кулаком в живот. Отвечать я не стал.
   - Это место зовется: "Вдовий плачь", - пояснил Шархель, - Там раньше кишлак стоял. Теперь ни одной души не живет. Водопад есть. Очень крутые горы.
   - А почему "Вдовий плачь"? - поинтересовался я.
   - А хрен ли там смеяться? Приедем - сам увидишь.
   - Вообще мне что обязательно ехать? - в животе у меня образовался неприятный холодок.
   - Брателло! - ткнул меня Женя кулаком, - Не забывай, что ты один знаешь эту парочку в лицо.
   - Вообще чужие, - я ткнул пальцем в карту, - Там не ходят. Думаю, вы и так найдете кого надо.
   - Ошибаешься, - возразил Миша, - Мы стараемся работать без ошибок. Поэтому и тебя возьмем с собой. На всякий случай, - и он подмигнул остальным.
   - Еще одно дело, - решил я выложить свой последний козырь, чтобы отмазаться от поездки, - У меня в зубе запломбирована капсула. Такая прозрачная капсулка, а внутри квадратики темной пленки. Этот образ ни о чем вам не говорит?
   Женя с Мишей подскочили, словно я сказал им, что они сидят на фугасе.
   - Какого хрена ты молчал! - орал Женя.
   - Звонит! Срочно звонить в Центр! - вторил ему Миша.
   - Так где у тебя, говоришь, микропленки? - спросил с сарказмом Шархель.
   Миша выхватил спутниковый телефон и убежал в комнату.
   - В зубе, - пояснил я.
   - Ничего умнее, ты придумать не мог, - вздохнул Серега.
   - Ничего, все нормально, молодец, - ободрил меня Женя.
   - Как мы будем доставать эти пленки? - спросил Шархель, - Надо ведь пломбу вскрывать.
   - Не парься.
   Пока мы так беседовали, размышляя где бы отыскать в Душанбе хорошего зубного врача, Миша уже переговорил с Москвой.
   - Фу! Гора с плеч! - он упал на табуретку. И мебель жалобно пискнула, - Москва говорит срочно доставить микропленки и эти железки в Центр. Они уже выслали самолет с охраной.
   - Ну, вот видите, - обрадовался я, - Значит я в Москву, а вы уж тут без меня воюйте.
   - Жаль, что ты предателей с собой не захватил, - сострил Миша, - Тогда бы и не поехал. А так приказ однозначный: пленки изъять. Тебя, как ценного свидетеля - вместе с нами на операцию. Шархель - тоже с нами поедет, как проводник.
   Признаться, мне совсем не нравился такой оборот. Все-таки я надеялся, что вернусь в Москву, там опытный дантист достанет капсулу, подлечит зуб и меня отпустят домой. Но видимо, я опять жестоко просчитался.
   Спецназовцы о чем-то посовещались с Шархелем. И вновь повернулись ко мне.
   - Мужайся, - сказал Женя, - Сейчас пойдем к технику.
   - Какому? - изумился я и снова запротестовал, - Меня надо в Москву отправить. Там вы получите все что хотите!
   - Мы не может тебя отпустить. Еще раз повторяем: ты единственный, кто знает ликвидаторов в лицо. Наших спецов перестреляли в Пекине. Они нашли тебя только потому что ты сам засветился во всех предыдущих убийствах. Так что собирайся.
   Миша достал спутниковый телефон и побежал в другую комнату о чем-то снова докладывать в Москву. Наверное, о том, что началась операция по изъятию секретной военной информации из моего гражданского зуба.
   - Да! Да! - орал Миша в трубку, пока мы толпились в тесной прихожей, - Там мы их и перехватим, - А пока действуем согласно вашему последнему распоряжению!
   Шархель смотрел на эту компанию и некоторое сомнение читалось в его глазах. Ему явно не нравился энтузиазм коллег из ГРУ. Но он молчал. Фигли разговаривать с московскими? Разве их в чем-нибудь убедишь, когда они уже поживу чуют, а в глазах по ордену светится?
   Я глядя на Шархеля тоже напрягся.
   Вернулся сияющий Миша.
   - Ну, ребята! Первую благодарность мы уже получили. Молоток! - он еще раз тыркнул меня в живот, - Теперь слушайте план Москвы: извлекаем твой зуб с пленкой, потом идем на "Вдовий плачь" бронегруппой. Устраиваем там засаду. И берем этих подонков с поличным.
   - Вы сказали с поличным? - переспросил я.
   - Именно так, - в веселой запальчивости подтвердил Миша, - Москва ведь нам тоже не всю правду говорит. Так вот когда я назвал это место по телефону, то мне выдали новую порцию информации. Оказывается, Центр получил из Европы разведданные о том, что в этом месте запрятана часть архива военной агентурной разведки всей Западной Европы. Не плохо да? Когда распался СССР и выводили Западную группу войск, большую часть архива растащили по укромным местам наши офицеры ГРУ. Те самые долбанные ветераны. По-видимому ликвидаторы хотят достать этот архив. Ну как?!
   - Интересно, а что в нем? - спросил я.
   Миша и Женя пожали плечами:
   - Скорее всего подробное описание агентурных операций в Европе. Может еще данные о том, кто из западных политиков, профсоюзных деятелей и прочих влиятельных персон получал от ГРУ гонорары.
   - Да, если эти ваши ветераны опубликуют данные, то мало никому не покажется, - согласился Шархель.
   - Это последняя их попытка пошантажировать президента и правительство, - вскинулся гордо Миша, - Леша оставил их без зубов, изъял у них коды и микропленки. Теперь им ничего не остается, как попытаться заполучить архив. Тут-то мы их и накроем.
   По глазам Шархеля я в который раз прочел, что он не разделяет оптимизма московских агентов.
  
   Служебный УАЗик Шархеля и БТР охраны с десятком бойцов уже поджидали нас на улице. Глядя на подчиненных Серега посмеялся:
   - Это ради твоего зуба такую охрану отрядили. Видишь, как тебя ценят!
   Мы залезли в машину. Причем меня усадили на заднее сиденье, между Женей и Мишей. Наверное агенты опасались, как бы я ненароком не вышел на другой остановке.
   - Пакет твой, мы сегодня же отправим в Москву. На идентификацию так сказать, - веско заявил Женя, - Вместе с пленками, - он посмотрел на часы, - Расчетное время прибытия самолета - четыре часа. Значит у нас в запасе три часа. И один час на все про все с доставкой на борт. Надо торопится.
   С переднего сиденья откликнулся Шархель:
   - Там кстати и Колчин с нами напросился, - добавил Шархель, - Он сейчас сидит в отряде. Ждет нас.
   Я просиял. Мне так хотелось увидеть хоть одно родное лицо.
   - Но сначала к зубному, - сурово добавил Миша.
   И мое настроение вновь резко упало.
  
   После долгих дорожных споров, агенты из Москвы настояли на том, чтобы зуб сверлил военный дантист. Аргументы которые они выдвигали, попахивали идиотизмом, но были очень существенными для любого военного. Гражданский врач, по их словам, не мог сверлить зуб, потому как в нем секретная информация. За ее порчу - он не может нести ответственности, но и узнать что в зубе - врач тоже не может. Как лицо не допущенное к военным тайнам. Кроме того, никто ведь не поручится, что этот дантист не работает на таджикскую контрразведку? А будоражить коллег интригующими историями ГРУшникам не хотелось.
   Меня отвезли в зубной кабинет при госпитале 201-й дивизии.
   Увиденное там меня сразу насторожило. Дантист части оказался пьяным до синевы под глазами. От жары и спирта с газировкой все плыло у него перед глазами. А блеск зубоврачебных инструментов, вообще кружил голову и вышибал из пространства.
   Меня усадили в кресло. Сопротивляться не имело смысла. Москва дала им приказ. И теперь любое мое возражение воспринималось агентами как бунт подопытной мартышки против мудрого зоолога. Если бы я попытался убежать меня несомненно догнали бы, избили до бесчувствия и потом вырвали и поотрывали все что можно. Это читалось по стальному блеску в глазах спецназовцев из Москвы.
   Миша ловко вогнал мне укол обезболивающего в десну.
   Женя подвел техника и крепко сжал его за талию, чтобы он не упал.
   - И где это он нажрался? - спросил тихо Миша.
   - День рождения у друга! - пояснил громко техник водя перед моим носом клещами.
   - Это зачем? - запротестовал я, - Надо осторожно высверлить пломбу и дело с концом!
   - Понимаешь братан, - начал техник, а потом икнул волной перегара мне в лицо, - Если мы начнем ковырять пломбу, то можем повредить капсулу. Или чего ты там спрятал? Фотографию своей голой подружки? - он интимно мне подмигнул.
   - Мы так не договаривались, - возразил я.
   - Зато мы так договорились с Москвой, - пояснил Женя.
   - Он мне всю морду раскурочит, - указал я на пьяного техника.
   Тот как раз пытался совладать с инструментом, чтобы он не бегал у него в руках. Мое последнее восклицание он воспринял по-своему:
   - Вот мы были на Памире недавно! Там дул такой сильный ветер, что сопли размазывало по лицу вместе с носом, а сигареты выворачивало вместе с зубами. А ты щипцов испугался ё-моё!
   - Вот, пожалуйста! - указал я на дантиста.
   Спецназовцы посмотрели на техника, потом на меня и добавили:
   - Не мы прятали туда капсулу. Это твоя идея. Так что терпи.
   - Давай братан, - уже мягче сказал Миша, - Ты родину любишь?
   Я не ответил, размышляя в каких именно проявлениях я люблю родину, а в каких нет.
   Но моего ответа никто собственно и не ждал.
   - Люди жизнь отдают за Родину, а тебе зубика жалко! - дантист потянулся ко мне с клещами.
   - Но это мой зубик! - я отворачивался и уклонялся.
   - Ты не прав! - покачал указательным пальцем Миша, - Ты в корне не прав. То что лежит у тебя в зубе - собственность нашего государства. Значит и твой зубик теперь - собственность государства. Ты журналист?
   Я кивнул.
   - Тогда должен знать, что никто не имеет права присваивать себе госсобственность. Тем более стратегического значения. Ты же просвещенная личность! А ведешь себя, как темный забитый крестьянин. Мое! Мое! Тьфу, собственник несчастный!
   Я оглядел отряд. Спецназовцы просто лучились от железной логики. И от того как здорово Миша все обосновал.
   - Давай, мы и так заговорились, - Женя хлопнул по плечу техника отчего тот чуть не попал мне клещами в глаз.
   Шархель молча наблюдал за этой сценой, потом отстегнул флягу и передал ее мне. Миша протянул стакан.
   Я налил себе щедрую порцию. И одним махом от волнения выпил разведенный спирт.
   - Ё-моё! - заорал техник, - Мне ничего не достанется! - и полез вырывать мой зуб. Миша его держал, чтобы он не рухнул раньше времени.
   Во рту у меня что-то противно и с надрывом хрустнуло. Дикая боль вонзила свое тонкое шило в мозг. Я заорал и вылетел из кресла. Добежал до двери. Там меня перехватил Шархель и запрокинув мне голову влил из фляги спирт. Я завизжал еще больше. Но меня уже держали несколько человек. В кабинете произошла суматоха. Зуботехника, которого я отшвырнул успели перехватить, но вод клещи с моим зубом вылетели у него из рук и аккуратно влетели в зеркальный шкаф. Стекло с волнующим звоном посыпалось на пол. Техника отбросили в сторону. Спецназовцы хрустя ботинками по стеклу скакали среди осколков торопливо отыскивая потерянный зуб.
   - Нашел! - Женя вертел в руках коронку зуба.
   - Откройте ему рот! - громко приказал Миша, - Надо убедиться тот ли это зуб?
   Волна холодного пота окатила меня с ног до головы.
   - Дядь Сереж, - сказал я Шархелю еле двигая челюстью, - Можно я застрелю врача?
   Шархель рассмеялся: - Если это не тот зуб - тогда можно.
   Я отрыл рот. Каждый подошел и лично посмотрел на кровоточащую рану у меня во рту.
   - Да. Твое счастье. Зубик вырвали какой надо.
   - Хочешь еще спиртику? - поинтересовался подобревшим голосом Миша.
   Я взял флягу и припал к ней губами. Корни зуба, что остались в челюсти Женя вытер платком мой вырванный зуб и спрятал его в нагрудный карман:
   - От имени командования! - шагнул он ко мне навстречу, - Выражаю тебе благодарность, - и пожал мне руку.
   Мне захотелось ударить его в челюсть.
   Но удушающая волна боли снова накатила волной и я припал к фляге со спиртом.
  
  

ГЛАВА 20-Я

БОЙ

  
   В отряд спецназа 201-й дивизии меня привезли в разбитом состоянии: с кровоточащей десной и шальными от боли и спирта глазами. В УАЗик я лезть отказался. И доехал до базы на броне БТРа. Поездка с ветерком принесла некоторое облегчение. Спрыгнув на землю, я слегка покачнулся. Меня тут поддержали и бережно вернули в оттопыренное по отношению к планете состояние. Чтобы я и дальше рос к облакам, как молодой дубок.
   Из-под навеса курилки выскочил Сашка Колчин. Он уже давно меня здесь поджидал:
   - Я думал тебя перехватили! - сказал мой друг и мы обнялись.
   - Конечно перехватили, - я указал на спецназовцев ГРУ, - Зуб дернули, гады. Родиной пугали.
   Я коротко пересказал Колчину в какую историю влип. Только о ребенке Наты умолчал. Это было слишком личным и пока еще не остывшим для меня делом. Вот когда мы все закончим, тогда я выполню свое обещание и расскажу своему другу обо всем.
   Слушая меня, Колчин временами крякал, ернически хмыкал, прятал улыбку и подвел итог:
   - Честно говоря, я представлял себе нечто еще ужасное: побег из Бастилии, казнь быстрорастущим бамбуком! Думал, увижу тебя или с колодками на шее, или с бамбуковой трубкой в заднице. А тут оказывается Париж, Пекин. Прогулки по городу.
   - Дать бы тебе в глазик, - сказал я со смехом.
   - Тебя на халяву по заграницам повозили, денюх море дали и вообще. Знаешь как говорят? Заряженному танку в дуло не смотрят. В смысле я про коня хотел дареного сказать, - поправил себя Сашка, - Ну, да ладно. Ты меня и так понял.
   Колчин протянул мне ксиву, какую-то кипу бумаг и пачку денег:
   - Вот твое новое удостоверение журналиста. Перед тем, как сюда приехать я устроил тебя на работу в газету "Вечерний курьер". Это твои командировочные деньги, - кивнул он на купюры, - А вот само командировочное предписание. По приезду в Москву напишешь для них несколько репортажей о Таджикистане. Все уже согласовано. Идет?
   Я даже не знал как благодарить своего друга. И вместо бурной благодарности выдавил из себя:
   - Спасибо.
   У меня комок встал в горле. От волнения, от боли в зубах. Все пережитое стало наваливаться неподъемной тушей на мою душу. К протесту корней удаленного зуба в знак солидарности присоединилась вся челюсть. Я пересилил и то и другое. Хлебнул из фляги спирта. И все мои переживания отошли потихоньку под занавес алкоголя.
   Неожиданно подскочил Шархель и весело гаркнул командирским голосом:
   - Ну-ка в строй, бойцы! Для вас что нужен отдельный приказ Ставки Верховного Главнокомандующего?
   - С чего это? Мы свое отслужили! - запротестовали мы в оба голоса.
   - Вас внесли в боевой приказ, - пояснил Шархель, - Дело серьезное, так что нечего паясничать и кривляться на своего командира.
  
   На крохотном плацу, перед штабом отряда спецназначения 201-й мотострелковой дивизии уже выстроились по ранжиру московские агенты их бойцы и водители. Нас поставили на самый дальний край, чтобы мы своими гражданскими лицами не портили всеобщей военной гармонии.
   - Слушай приказ командира части о выполнении боевого задания, - прочитал незнакомый офицер перед строем, - Выдвинуться бронегруппе в составе (дальше пошел перечень фамилий, где мы услышали и свои) для пресечения преступной и антигосударственной деятельности....по выполнении боевого задания вернуться в расположение части. Подпись: начальник штаба 201-й мотострелковой дивизии полковник Крюков.
   Когда приказ был зачитан, офицер спрятал бумагу в красную папку и сказал уже обычным, участливым тоном: - Удачи вам, ребята, - и тут снова военная пружина распрямилась в нем и офицер раскатисто скомандовал:
   - По машинам! Чего ждете? Думали на такси поедете?!
   Все заулыбались, строй немедленно рассыпался, затопали башмаки по броне, жизнь рассаживалась по БТРам беря оружие наизготовку. Лица спецназовцев сияли. Наверное их глодало предвкушение хороших приключений. Да и возможность поразмяться. С некоторых пор в Таджикистане установилось некоторое затишье. Стреляли меньше обычного. Боевых операций практически не было.
   Мы с Колчиным посмотрели друг на друга и ранние воспоминания мелькнули в наших глазах.
  
   - А почему нас внесли в приказ, - спросил я усаживаясь на башню БТРа рядом с Шархелем.
   Машины взревели и тронулись с легким скачком.
   - Потому что не взять тебя они не могли. Сам слышал, ты им нужен для опознания. А чтобы ты не болтал лишнего, они этим приказом сделали тебя на время военнослужащим. Понял?
   - Ни фига не понял.
   - Ты присягу давал?
   - Ну.
   - Баранки гну. Присяга дается один раз в жизни и действует пока не сдохнешь. Что там написано? "Клянусь хранить военную и государственную тайны", - процитировал по памяти Шархель, - Вот и будешь хранить. Даже когда все это закончится, и ты снова станешь гражданским - болтать об этой операции, ты не имеешь права. Вот когда околеешь - тогда трепись сколько влезет.
   - Теперь понял, - сказал я с досадой, - Нигде свободы нет.
   - Чего ж ты хотел! - вскинул голову Серега, - Это ж тебе не маневры. Это дело государственной важности.
   - Ой, да знаю я, ваши дела! - встрял в разговор Колчин, - Сначала обделаются, где только можно, а потом орут: "Ребята! Враг у ворот! Отечество в опасности! Ополченцы - вперед!"
   Шархель промолчал и уставился на дорогу.
  
   На скорости в 90 километров в час, два БТРа, пробивались сквозь плотную жару и карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков были откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как "охлаждались" ветерком. Десант на броне страдал не меньше моторов. Встречный ветер не обдувал лицо, а наоборот, усыплял своим горячим порывом. Это можно сравнить с печкой российского автомобиля, которая жарит прямо в лицо. Мерная дорога, жара и теплый ветер усыпляли получше всякого снотворного.
   - Все наблюдать друг за другом! - громко приказал Шархель и передал по рации на соседнюю машину тот же приказ.
   - Зачем? - удивился Колчин.
   - Затем, что уснешь, свалишься с БэТэРа, и сломаешь себе шею на фиг. Понял? Поэтому как увидишь, что твой корефан Леша, пополз головой навстречу дороге, хватай его за шкирман и тащи в люк. Пусть отоспится. Потом ему получше станет. Точно также и ты Леша действуй. Неизвестно кого первым жара свалит.
  
   Справа и слева проплывали горы. Дорога стала раздражать, словно едешь по каменному лабиринту, а конца и края не видать. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, словно из катапульты, и норовил угодить в глаз сидящим на последней машине бойцам. Машины разъехались на большую дистанцию. Чтобы не покалечить друг друга.
   Дорога мерно наматывалась на колеса. И незаметно для себя я начал сползать с брони. Колчин вовремя подхватил меня за шиворот.
   - Кажется ты собрался нырнуть в придорожную пыль.
   Пришлось лезть в жаркое нутро машины и там отсыпаться в горячечном сне.
   Пока я дрых и ворочался на жесткой лавке весь в поту и жарких чумных сновидениях, Шархель словил в полете Колчина. Его тоже отправили спать.
   Потом мы с Сашкой придумали новшество. Одну ногу суешь в открытый люк БТРа. Благо этих люков там до фига, а другая нога - на броне. Таким образом ты соблюдаешь равновесие и никогда не свалишься, даже если заснешь. Правда друг за другом мы все равно присматривали.
  
   К вечеру мы заявились на заставу Пянджского погранотряда. Нам отвели место на какой-то глухой спортплощадке, где-то на самой окраине базы. Сюда кажется никто никогда не заходил, кроме приблудных собак. Ну, и солдат иногда пригоняли, чтобы подмести территорию. Единственным достоинством нашей стоянки - был огромных размеров бассейн. Мы с Колчиным сразу же попробовали воду: она оказалась холодной, словно ее только что разморозили.
   Один из провожатых солдат, сказал нам по секрету, что в погранотряд приехала московская группа "Чайф". Они уже несколько дней катаются по границе и дают концерты для военных. Нам стало быть повезло. Сегодня мы может на халяву послушать концерт.
   Пока наши спецназовцы парковали БТРы, разводили костер и грели воду, мы с Сашкой решили сходить за покупками.
   Пока мы шли к центральному КПП, на дорожках то и дело попадались вооруженные патрули. Весь периметр забора плотно окутывала колючая проволока. Торчали на углах пулеметные вышки. Тут же под охраной автоматчиков прогуливались мамаши с детскими колясками. Дети играли в песочнице. Гремела где-то дискотека для подрастающего поколения.
   Когда мы добрались до места торговли, то сразу поняли, что купля-продажа имеет здесь несколько непривычные для европейцев правила. Мы не увидели ни ларьков, ни прилавков, ни навесов...словом ничего из того к чему так привыкли жители России и на что они не обращают никакого внимания.
   Здесь же древнейшая операция по обмену продуктов на деньги совершает так. Ты подходишь к забору из железного частокола возле центрального КПП и изображаешь на лице желание чего-нибудь прикупить. С другой стороны к тебе сразу же бросается толпа местных торговцев. Сквозь прутья забора к тебе тянутся десятки рук с различным товаром и летят крики:
   - Братан! Братан! Купи! - из этого оголтелого леса людских рук торчат лепешки хлеба, банки или бутылки пива и водки, какие-то консервы, фрукты и много чего еще. Руки тянутся сверху, снизу, в общем отовсюду. Подойдя, надо спросить сколько стоит товар. Торговцы знают всех здешних военных в лицо, а потому безошибочно определяют в тебе новичка и без зазрения совести завышают цену. Когда ты выражаешь удивление и недоумение, все устаканивается и тебе называют истинную стоимость товара.
   Ты идешь вдоль забора, как в супермаркете какого-то потустороннего мира, выбираешь что тебе нужно, быстро хватаешь товар, так же быстро суешь в эту руку деньги - все. Покупка свершилась. Описать это дело намного легче, чем попробовать вживую. Поскольку сама операция требует от покупателя быстрой реакции и ловкости. Ведь надо постоянно следить за тем, чтобы тебя не схватили за одежду и не припечатали от благодарности к забору. Иначе отцепить тебя будет очень трудно.
   Самый опасный момент - это как раз обмен товара на деньги.
  
   Мы с Колчиным прошлись вдоль забора и насобирали два ящика баночного пива, несколько дынь, десяток горячих лепешек. При этом пока я "совершал покупку" Колчин страховал меня со спины, чтобы в случае опасного поворота событий вовремя отлепить меня от забора.
   Водку мы брать не стали. Поскольку она вся здесь паленая. Кроме того кто же пьет водку, когда есть спирт?
   Мы сложили покупки в куртку и попрощались с гостеприимными местными жителями. Лес рук тотчас пропал. Торговцы попрятались куда-то за деревья. С наступлением темноты, кто-то из этих торговцев спрячет товар, возьмет автомат и будет незлобно отстреливать зазевавшихся или припозднившихся пограничников. Таковы тут правила естественного военного отбора.
  
   Вернувшись на площадку, мы побросали пиво в бассейн. Пусть охлаждается. Между БТРами горел костер и что-то очень вкусное варилось в котле. Мы раздали несколько банок бойцам. Съели по кусочку дыни с лепешкой и полезли купаться в ожидании ужина.
   Незаметно завечерело. Жара немного спала. И воздух напоминал баню, в которой ненадолго выключили топку. Как настоящие буржуи мы с Колчиным плавали среди охлажденного пива. Ловили банки руками, подплывали к бортику, вскрывали их и пили прохладу, ощущая себя богатеями из какого-нибудь сериала про Санта-Барбару. Когда стемнело, где-то за деревьями, в цивилизованной части погранотряда, грянула музыка. Рок-группа из Москвы просила пограничников: "не спешите нас хоронить, у нас есть еще дома дела". Тут мы совсем уже забалдели от счастья.
   - Идите жрать, господа! - крикнули нам от костра спецназовцы.
  
   В чем благодать такого климата? Здесь не надо вытираться на сухо. Вылез из бассейна. Оделся на мокрое тело и уже через пять минут ты сух, как тростник под палящим солнцем. А еще через пять минут - опять мокрый насквозь от соленого пота.
   Нам разлили по кружкам спирт. В железные миски опрокинули из половника густой наваристый суп. Теперь я понимаю, почему собаки так любят военных. Они едят из одной и той же посуды. С глухим звяканьем кружки ударили друг дружку, кто-то пробормотал стандартный тост типа: "Господи, прими за лекарство" и все молча выпили. Из штаба вернулся Шархель с Мишей и Женей.
   - Ну, что завтра выдвигаемся в район, - Серега присел рядом с нами, принял от бойцов кружку со спиртом и суп, - Недавно там ходила разведгруппа пограничников. Вроде бы все спокойно. Одна беда: место труднодоступное. Гористое. Там можно батальоны водить, а тут даже не чухнутся.
   - И сколько мы там пробудем? - спросил я.
   - А пока этих подонков не поймаем! - откликнулся с оптимизмом Миша, - Это наша главная задача.
   Я понимал этого человека. Ему надоело сидеть в Москве. И он теперь хочет поразмяться. Попутешествовать. Набраться впечатлений так сказать. Но я уже наездился и навпечатлялся дальше некуда. Мне ужасно хотелось домой.
   - А вдруг они вообще не придут? - предположил Колчин.
   - А куда они денутся? - подал голос Женя, - Большая игра пошла. Они сделали так сказать заявку. Теперь им надо чем-то подкреплять свои угрозы. Так что другого выхода у них нет.
   - Можно я от себя скажу, - поднял я руку и все примолкли, - Поскольку я в некотором роде специалист по этим подонкам, так вот я знаю, что они никогда не повторяются. Они очень хитры. Профессор Вяземский Григорий Алексеевич - специалист по поведенческой психологии людей. Долгое время обучал наших нелегальных разведчиков. Он меня так ловко подставлял, что я сам диву давался.
   Женя с Мишей одарили меня ироничным взглядом и я смог прочесть в их глазах, что они ничуть не сомневаются в моей лопоухости. Такого, мол, не фиг делать обмануть.
   - Ликвидаторы могут просчитывать на много ходов вперед. Они уже знают, что потеряли все коды и микропленки. Знают, что карта тайника с архивом - у нас. Зачем им лезть в петлю? Сами посудите. Ведь ясно, как день, что в местечке "Вдовий плачь" их поджидает засада.
   - Ну, ты прям расписал их, как демонов, - тряхнул головой Женя, - Все знают, все предвидят, и нет ничего нового для них под луной. Теперь ответь: куда деваться этим пацанам, когда они уже попалились - дальше некуда? Этот архив нужен им не только для того чтобы шантажировать правительство, а еще и как гарантия собственной жизни. Они же понимают, что после того, как они учудили столько пакостей - их на белом свете ни за что не оставят. Этот архив - отсрочка смертного приговора.
   - И потом сколько раз бывало в жизни, - это вошел в разговор Миша, - Человек состряпал гениальный план, безупречную операцию. Все идет как по маслу, одно-другое. И тут бряк! - появляется такой хрен в пальто, навроде тебя, Леша, и умыкает у них одну очень маленькую, но очень важную вещицу. После чего весь гениальный план летит к чертовой матери. Скажешь такого никогда не бывало? Или ты книжек не читал?
   - Бывало, - согласился я, - Но с ними это никак не вяжется.
   - Тоже мне нашел потомков Отто Скорцени и Судоплатова! - хлопнул себя по коленкам Миша.
   - Вот это и есть классически случай, Леша! - опять заговорил Женя, - Профессионалы строят, строят, а какой-нибудь чудак - возьми и вытащи камешек. Все здание - в щебень.
   - Скажи свое слово, дядь Сереж! - попросил Колчин Шархеля.
   - Я тоже полагаю, что от этих ребят можно еще не одну подлянку ожидать, - откликнулся Шархель, - Судя по рассказам, Леши, они серьезные и очень опасные парни.
   - Что за пораженческие настроения, товарищ спецназовец! - воскликнул с укором Женя, - Этим ребятам уже объявлен шах и мат. Все дело теперь в том, кто из нас быстрее доберется до архива. Им надо его умыкнуть еще до нашего прихода. Но по моим раскладкам, мы окажемся быстрее.
  
   Вся команда заснула на БТРах. Часовых не выставляли, поскольку мы уже находились под охраной погранотряда. Я постели на броню бушлат, расстегнул свой камуфляж в буквальном смысле, где только можно и попытался уснуть.
   Сверху таращилось многозвездное небо и мигая серебряными глазками, говорило мне:
   - Ничего, Леша, потерпи чуток. Все скоро кончится. Приедешь домой. Заведешь себе какую-нибудь бестию и заживешь счастливо. Ты же любишь всяких бестий, ведь правда? - спросило небо.
   - Да, еще как! - и я подтвердил свои слова сладкой улыбкой.
   - Только большую бестию не заводи. Обязательно, что б меньше тебя была. А то она тебя сразу же обижать начнет.
   - Хорошо, обязательно запомню этот совет, - сказал я и меня засосало в жаркие глубины сна.
  
   Спирт выходил из меня волнами пота. Отчего кожа становилась с каждым разом все суше и как будто тоньше. Сказывалась также акклиматизация. Я то просыпался на секунду, проводил по лицу ладонью, смахивая пот, то опять погружался в дрему. В мозгу назойливо маячили какие-то смутные тревожные образы. Реплики, жесты, мелькали лица. Словно я смотрел абсурдную театральную постановку по мотивам Кафки.
   Посреди ночи я неожиданно проснулся, как от хорошего толчка. Покрутил головой, чтобы понять: что же меня так взволновало? Провел ладонью по лицу. Потом по груди и животу, чтобы убедиться в страшной догадке. Страх ударил в лицо горячей волной. Я перестал потеть! Весь день, весь вечер ты ходишь и потеешь, а тут вдруг перестал! Из народных примет я знал, что не потеют только мертвые. Я ощупал свое бренное тело и оно показалось мне иссохшими под палящим зноем останками. Кожа казалось вот-вот порвется, как папиросная бумага. Тоненьким голосом (тоненьким не от ужаса, а оттого что в глотке пересохло) я позвал своего друга: - Саня! Саня! - заскулил я.
   Из темноты на меня уставились глаза друга.
   - Помнишь тот кран?
   Мне показалось он кивнул.
   С ловкостью египетских мумий, мы свалились на землю со своего стального гроба. Неподалеку от БТРов, где-то рядом со спортивными турниками нависал над землей водопроводный кран. Его предназначение так и осталось для нас неизвестным. Кому и зачем понадобился кран, который стоит вдали от людей, выходить из земли сантиметров на пятьдесят, и из него круглые сутки, тонкой струйкой бьет сомнительная по качеству вода?
   Толщина струйки была наверное со спичку. Военные говорили нам, что эту воду лучше не пить: чума-холера и прочее. В этом регионе, наградить себя какой-нибудь болезнью - проще простого. Кстати именно здесь особенно актуален лозунг: мойте руки перед едой. А так же мойте руки, перед и зад.
   Но сейчас мне совсем не хотелось гадать о предназначении этого крана. Пусть его поставили для моджахедов, чтобы они отравились по пути в отряд. Пусть он будем чумной и холерный....
   Я склонился над краном. Струйка воды текла серебряной нитью и срывалась между камнями. Если прислушаться, то можно даже услышать, как в воде щелкают хищными зубами холерные бактерии и бьет в бубен - бубонная чума.
   Я встал на карачки и как собака принялся лакать тонкую струйку воды. Лучше умереть от чумы, чем от жажды.
   С первыми глотками я вдруг почувствовал, как заново начинает потеть мое тело. Словно внутри заработали мириады маленьких заводиков по производству капелек пота. Блаженство заурчало в желудке. При этом мне пришло на память воспоминание о философе Диогене. Я еще чуть-чуть полакал и чуть не всплакнул от жалости к самому себе и Диогену. Он ведь жил неприкаянно в бочке. Из всего имущества у него был глиняный черепок, которым он черпал воду. Но когда Диоген увидал, что собака лакает из ручья, то устыдился своего излишества и выбросил черепок на фиг.
   Так и я. Стоял на четвереньках и лакал языком тонкую струйку вонючей и теплой воды. Холерные палочки табунами скакали в мой желудок, но мне было наплевать. Они помирали там легионами от паров недавно выпитого спирта. Я посторонился и подождал пока вволю напьется Колчин. Потом мы наполнили водой пустые бутылки из-под воды, и пошли к БТРам спать.
  
   Не успел я прилечь на свой бушлат, как снова попал в горячечный сон. Но на это раз я потел и мне снилось, как вода приятно сочится из всех моих пор орошая дикую пустыню.
   Тут меня выбросили из моего блаженства чьи-то вопли:
   - Слезай ептать! - орал голос, из темноты вынырнула рука и потащила меня вниз.
   Больно вцепился в спину крючок. Хотя он и несколько замедлил скорость падения. Потом меня недружелюбно встретил асфальт. Рядом уже лежали спецназовцы.
   - В чем дело? - заорал я сквозь грохот.
   Вместо ответа над БТРами раскатисто пролетели ракеты залпового огня "ГРАД". Они шли так низко, и с таким ревом, что шипящие огненные хвосты, казалось сейчас расплавят броню. Это был конечно оптический обман, что они летят совсем низко, но страху мы натерпелись нешуточно.
   Спецназовцы связались по рации с командным пунктом. Оказалось, какая-то застава подверглась нападению со стороны Афгана и срочно потребовалась огневая поддержка. Слишком большие силы штурмовали пограничников.
   - Эге! Уж не наши ли это котики и зайчики прорываются к архиву! - сказал шутя Женя.
   - Зуб даю, что они, - уверенно проговорил Миша.
   - Давай, - я протянул руку.
   - Что?
   - Зуб.
   - У тебя еще своих полным полно, - отшутился Миша, - Вот как вырвут последний, тогда обращайся.
  
   Утром мы снова потянулись в горы.
   Изнуряющие часы езды на БТРах сквозь жару доконают любого.
   Но спецназовцы держались, как ни в чем не бывало. То ли от волнения перед заданием, то ли они и не такое видали в своей жизни. Как сказал на мой недоуменный вопрос Шархель: многие из бойцов были женаты по второму разу. А это уже многое объясняет, раз они выжили.
   К нам на броню командование пограничников подсадило своего офицера. Тот забил гуманитарной помощью обе машины. По пути мы должны были остановиться в одном из кишлаков. Раздать коробки с едой и одеждой, а заодно поинтересоваться насчет чужаков из-за кордона. Вдруг это Вяземский и Вася прорывались вчера вместе с отрядом?
   Каждый отрезок дороги, который проходил мимо кишлаков, был буквально переложен снопами пшеницы. БТРы скакали по ним, как по лежачим полицейским. Как пояснил потом Шархель (он уже успел здесь повидать всякого), таким нехитрым способом местные жители молотят зерно. Когда по снопам проедут с десяток тракторов и БТРов - селяне убирают солому и сметают пшеницу с асфальта в мешки.
   Когда Колчин увидел на поле вереницу крестьян-косарей, то немедленно предложил Шархелю подсобить крестьянам. Из крупнокалиберного пулемета, уверял он, можно запросто скосить пару гектаров травки ничем особенно не утруждаясь. Знай себе на гашетку дави.
   - А пяток килограммов тротила запросто выроют мусорную ямку, - стал развивать идею о взаимопомощи спецназовец Шархель.
  
   Я подметил, что вдоль дорог, любит пастись всякая полезная в сельском хозяйстве живность: бараны, коровы, даже гуси. Трава в поле вроде бы гуще и вкуснее, чем у пыльной обочины. И копоти от моторов там явно меньше. Но дорога словно магнитом притягивала к себе животных. Некоторые особенно нахальные коровы не стеснялись нарушать правила дорожного движения и ложились прямо на разделительную полосу. Я долго ломал голову над таким странным поведением. И только Шархель выдал разумное вполне правдивое объяснение:
   - Когда машина проходит мимо на скорости, то что ты чувствуешь?
   - Ветерок?
   - Вот именно. Проезжающие машины, для животных, как для тебя вентилятор. Автомобили гонят волну воздуха и животным полегче. Думаешь они не страдают от этой долбанной жары? А эта самая хитрая корова, что улеглась посреди дороги, сообразила, что машины ходят в разные стороны, а значит обдувать ее будет с разных боков.
  
   Вообще в бескрайних полях, у предгорий я видел в основном только работающих женщин. Их одинокие белые платки маячили в море полевой зелени и время от времени взлетала над головой мотыга. Чего они там окучивали - спросить забыл. Все мужики в полном здравии обнаружились в кишлаке. Они сидели на корточках, в тенечке деревьев, рядом протекал арык. Мужчины задумчиво лузгали семечки. Судя по их виду, это место было для них эдаким английским мужским клубом.
   БТРы остановились возле селян.
   - Салям Алейкум, уважаемые! - обратился к ним Шархель.
   Уважаемые ответили, продолжая терзать зубами семечки.
   - Старосту позовите! - приказал спецназовец.
   Мужики посмотрели друг на друга и заговорили одновременно типа: "Уля, во беля, уляля, курхим байда". Потом снова уперлись немигающими глазами в БТРы.
   Тем самым селяне показывали, что позабыли русский язык и ни хрена не понимают. Десант на броне и крестьяне молча смотрели друг на друга примерно с минуту. Наверное, военные играли с крестьянами в гляделки и ждали пока кто-нибудь не выдержит и обнаружит свое знание. Вокруг машин собралась детвора. В грязных кацавейках, с голым пузом, в соплях и разводах ила, они толкали друг дружку в спины, осторожно щупали пальчиками колеса, броню, но стоило к ним повернутся, и пацанва кидалась врассыпную как воробьи.
   Наконец пограничник не выдержал и объявил на местном, что военные привезли гуманитарную помощь. Заслышав о подарках, несколько самых младших из этого мужского клуба бросились в разные стороны кишлака на поиски старосты. Но их помощь не потребовалась. Хитрец староста прятался где-то неподалеку от БТРов и заслышав о нашей гуманитарной миссии, тут же объявился перед машинами.
   Десант попрыгал с брони и так ненавязчиво держа автоматы наизготовку, разошелся вдоль дороги. БТРы развернули стволы в разные стороны. У присутствующих на лицах играло дружелюбие.
   - Мы привезли вам гуманитарную помощь, - сказал на русском офицер пограничник, - Где ее можно раздать и поделить между селянами?
   - Давно вас ждем, - отвечал на русском староста и гостеприимно кланялся, - У меня можно сложить весь ваш груз.
   - Нет, - возразил пограничник, - Знаю я вас. Мы хотим раздать, чтобы всем досталось. Это понятно?
   - Понятно-понятно, - кивал староста и указал рукой в проулок кишлака, - Там мой дом. Самый большой. Сюда.
   Процессия из людей и БТРов двинулась вглубь кишлака. Под тенистыми деревьями мужского клуба никого не осталось. Мальчишки бросились в поля, звать матерей. Мы немного поплутали по улицам и остановились возле низенького каменного заборчика. За которым стоял большой и просторный дом старосты.
   Спецназовцы закинули автоматы за спину и начали таскать коробки с гуманитарной помощью во двор. Мы с Колчиным впряглись в общую карусель. Когда коробки были уложены, вокруг дома уже собралось около ста человек.
   Мужчины пристроились в тенечке. Женщины в пестрых национальных платьях стояли на солнцепеке. Вокруг суетились неугомонные дети. Офицер-пограничник выступил вперед и громко заявил:
   - Добрый день, дорогие селяне! Российская армия привезла вам гуманитарную помощь! Пожалуйста становитесь в очередь. Возьмите своих детей. Сейчас наши солдаты начнут раздавать гуманитарный груз.
   Оказалось, что все как один прекрасно понимают по-русски. Переводчик никому не требовался. Все мигом построились в очередь и разобрали своих детей.
   Дружба народов началась.
   Солдаты вскрыли коробки. Каждой подошедшей женщине выдавался набор продуктов, консервов, джемов, даже каких-то соусов и приправ. Детям - конфеты, печенье, кофточки, платья, трусы, футболки. Поднялся неимоверный шум. Отоваренные селяне возвращались на дорогу и показывали очередникам селянам ассортимент полученных продуктов и вещей. Тут же шел какой-то торг. Гвалт. Они о чем-то спорили и ругались. На пацанах оказывались надетыми девичьи платья и кофточки, а девочки щеголяли в мужских трусах.
   - Что они делают? - спросил я Шархеля, - Это же одежда для девчонок.
   - Тебе какая разница? Раздали. Все довольны. У них тут немного другие представления о жизни. Парни - всегда важнее, чем девки.
   - Обалдеть! - вырос рядом Колчин.
   - Ты женат? - спросил его Серега.
   - Я - да, а что?
   - Тогда ничего. А ты Леша?
   - Нет, не успел.
   - Во! Блин! У тебя есть отличная возможность. Здесь можно запросто купить себе невесту.
   - Да, не свисти! - не поверил я.
   - Я тебя когда-нибудь обманывал? - весело щурился Шархель.
   - Не припомню.
   - Тогда выбирай, - он указал рукой в сторону молоденьких девчушек лет четырнадцати.
   - Что значит выбирай?
   - То и значит. В магазине что ли давно не был?
   - Окей, - принял я игру, - Вон та в красном платочке, вроде бы ничего.
   - А ты Саша? - Серега повернулся к Колчину.
   - Так я женат!
   - Ну, скажешь жене, что это твоя секретарша.
   Впрочем, Колчина не надо было уговаривать. Его самого заинтересовала эта игра. Или эксперимент. Назовите кому как нравится.
   - Вон та в красном! - указал Сашка.
   - В красном уже Леша выбрал, - возразил Шархель.
   - Хорошо, - Колчин поискал глазами и снова сделал выбор, - Вот эта, лет тринадцати, без платка. Волосы что надо. Фигурка тоже ничего.
   - Старый развратник, - усмехнулся я.
   - Разница между нами, Леша, исключительно в возрасте, - парировал Сашка.
   - Ну и что теперь? - спросили мы Шархеля.
   - А дальше смотрите, - Серега отвернулся и поискал глазами старосту, - Уважаемый! Можно вас на минутку?
   Староста мигом очутился рядом:
   - Что надобно дорогим гостям?
   - Мы тут подумали: можно купить у вас невесту?
   Лицо старика озарилось. Перед ним замаячила перспективная сделка:
   - Вы уже присмотрели?
   - Да, - ответил за нас Шархель, - Вон та в красном платке, сколько стоит?
   - В баранах? - поинтересовался староста.
   - Причем тут бараны, уважаемый? Где ты среди нас баранов увидел?
   Старик откликнулся на шутку лукавым смешком:
   - Чем тогда расплачиваться будете? - в его голосе послышалось недоверие к платежеспособности российского офицера.
   - Не я, а они, - указал на нас Шархель.
   Внимание старика мигом переключилось на нас. Он вперился в каждого взглядом. Разве что только не обнюхал. И видимо прочел, что деньги у нас есть.
   - Так какая вы говорите? - спросил он.
   - В красном, - я указал на девчушку.
   Староста поцокал языком:
   - Очень хорошая девочка. Очень симпатичная. У тебя не плохой вкус.
   - Это мы без вас знаем, уважаемый, давай не темни! - подстегнул его Шархель.
   Старик снова поцокал языком. Поводил носом туда-сюда и выпалил:
   - Сто долларов.
   Шархель наградил меня многозначительным взглядом: "ну, что? Съел?"
   - Сколько-сколько? - переспросил я, дивясь ничтожности суммы. Но старик истолковал мое удивление по-своему. И начал нахваливать товар:
   - Девочка Сулима из очень хорошей семьи. Здоровенькая. Свежая. Фигурка какая, а? Зубы посмотрите - просто жемчуг. Очень заботливая и добрая. Хорошей женой будет. Сто долларов. Не меньше. Берете?
   - Ладно, мы подумаем, пока, - прервал его Шархель, - А вон та без платочка? - Серега указал на избранницу Колчина.
   Старик не стал ломить цену и быстро ответил:
   - Восемьдесят долларов. Она молоденькая еще. Ей подрасти надо. Да и семья у нее не такая хорошая. Ну, как?
   - Спасибо, уважаемый, мы подумаем и решим, - ответил за нас Шархель.
   - Как хотите, - и староста убежал к толпе селян, которые шумно делили между собой полученное от солдат добро.
   - Ну, что бойцы? - начал Серега, - Будем платить и жениться?
   - Я до сих пор не могу поверить, что это правда, - проговорил ошарашено Колчин.
   - А как же всякие ООН по правам человека, международные комиссии против работорговли? - вставил я.
   Шархель внимательно оглядел меня с ног до головы, словно неведомую и кошмарную зверюшку:
   - Ты после Парижа, Леша, словно умом повредился. Откуда тут ООН и все твои комиссии? У этих людей, как ты знаешь, нет даже паспортов. Официально они не существуют. Так что плати и бери девку куда хошь. Не ты купишь, так другой. А уж для каких там целей - на органы или вправду жениться - это как ей с судьбой повезет.
   У меня голова пошла кругом: - Ты че несешь, Серега? Как на органы?
   Колчин тоже приуныл: - Если у них документов нет, как же я ее в Россию вывезу?
   Шархель посмотрел на нас, решая кому ответить, и начал с Колчина:
   - Паспорт для невесты и всякие там свидетельства о браке обойдется тебе долларов в двести-триста. Все зависит от жадности конкретного чиновника. Некоторые, например, поступают проще. Покупают себе девочку, а потом поматросят и бросят ее в Душанбе.
   Настала очередь моего вопроса. Серега приобнял меня за плечи:
   - Понимаешь старик, донорские органы стоят очень дорого. И еще не факт, что ты купишь нужный тебе материал вовремя. А тут, - он провел рукой по двору, где все еще толпились крестьяне, - Бери задешево, когда хочешь и в каком хочешь количестве. И никаких тебе справок, документов не требуется. Усек?
   Я кивнул. Мы с Колчиным не первый раз наведывались в Таджикистан. Но только сегодня я узнал такие страшные подробности местной жизни. Вот уж не ожидал.
   К нам подошел солдат:
   - Товарищ командир, староста зовет в дом на угощение.
   - Сейчас идем, - кивнул Шархель солдату и снова обратился к нам: - Вы ребята, ни фига не знаете о Таджикистане. Жалко, что вы ненадолго. Я бы вам такое рассказал и показал - ваши московские правозащитники поседели бы в один миг.
   - Да, вы своими рассказами не одного правозащитника довели бы до сумасшедшего дома, - согласился Колчин.
   Я же опять покрылся коркой скептицизма. Видимо разум отказывался воспринимать чудовищные вещи. А, может быть, взыграло в одном месте журналистское любопытство, (я имею в виду взыграло в душе):
   - Ну, допустим, чисто теоретически, этих девчонок могут продать на органы. Но я что-то не видал тут заграничных туристов. Или хоть какого-то цивилизованного рынка. И что еще такого страшного ты накопал в Таджикистане?
   Мы двинулись к дому старосты. Старик вышел на крыльцо дома и зазывно помахивал рукой. Весь наш отряд уже расселся на просторной веранде и разливал по пиалушкам зеленый чай.
   - Леша, в этих местах, есть, например, пустые вымершие города. Где живут одни шакалы и прочие дикие звери. Можешь себе представить картину: идешь ты по Тверской в Москве, а по улице только шакалы ходят? Зверье всякое шныряет из подъезда в подъезд. Почти в каждой квартире живет какая-нибудь семья енотов или как их там? И ни одной человеческой души. Машины на улице стоят. Ларьки, детские карусели на площадке.
   - Ну, это уд совсем перебор, - возмутился Колчин. По его голосу было не разобрать: то ли он не верит Шархелю, то ли возмущен зверьем.
   Спецназовец ничего не ответил. Мы уже взошли на веранду. Нам уступили место в общем кругу. Налили чай и подали кусок лепешки. Дверь в остальную часть дома была приоткрыта. Но сколько я ни силился неприметно рассмотреть обстановку - мой взгляд упирался в сиротские сумерки, а в нос ударял настырный, бедняцкий запах жилища.
   - Они что же так все время едят? - спросил я одного из бойцов. Тот молча утвердительно кивнул.
   - Ну, господин хороший, - обратился Шархель к старосте, - У меня есть один вопрос.
   Старик сразу же приосанился. Наверное, он решил, будто мы начинаем женихаться к невестам кишлака. Но спецназовец его разочаровал:
   - По нашим данным сегодня ночью какая-то группа прорвалась из-за кордона. Обстреляли заставу. Пока наши пограничники отбивались, большая часть негодяев перешла границу и ушла вглубь страны. Не слышал ли чего?
   Глазки старосты забегали по лицам бойцов, как два шелудивых песика. Старик пытался разгадать что именно нам известно об это группе. И не берем ли его на понт?
   - Ну, так что скажешь? - поторопил его с ответом Шархель.
   - Здесь много людей ходит, - начал староста, - Бывает и чужие забредают. Мы же мирные люди. Не милиция. Не военные. Задерживать и проверять никого не можем. Если придет кто: о чем его спрашивать? Захочет - сам скажет, не захочет - молча уйдет.
   Серега покачал недовольно головой. Староста напрягся.
   - Ты, мил человек, не понимаешь. Мы тебя о конкретной группе спрашиваем. Нам в принципе по барабану: заходили они в кишлак, не заходили. Твои пастухи далеко баранов гоняют. Многое видят. Так скажи мне: приходила группа из-за кордона?
   Старик не ответил, но очень осторожно, словно боялся, что кто-то чужой может подглядывать, утвердительно кивнул. Шархель также молча разложил перед ним карту.
   - Вот "Дикая тропа", - его палец пополз по топографическому рисунку, - Вот тут "Козий след", "Древний камень" - узнаешь? А это место - "Вдовий плачь".
   Без лишних вопросов, старик понял, что от него хотят, и указал пальцем на карту. Шархель быстро ее сложил и спрятал в карман. Затем как ни в чем ни бывало, взял пиалушку и вкусно зачмокал зеленым чаем.
  
  
   До "Плача Вдовы" оставалось всего несколько километров. И перед последним броском к цели, спецназовцы решили заехать на пограничную заставу, которую потрепали ночным обстрелом. Этот форпост был последним людным местом в горном районе.
   - А куда указал старик на карте? - спросил я Шархеля, когда наша бронегруппа въехала на территорию заставы.
   - На "Древний камень". Они идут от границы, прошли это место и следующим, я думаю конечным пунктом, станет "Вдовий плачь".
   - Думаешь - это профессор с Василием?
   - Уверен.
   - А чего старик так мялся-жался? - поинтересовался Колчин, - Мы же не бандиты.
   - Не хочет в наших разборках участвовать. Он прав. Сейчас староста сказал нам об этой банде. Завтра его же поселяне настучат бандитам, что он их сдал, - Серега спрыгнул на землю, - В этих местах, ребята, очень трудно выжить. Чуть отъехал от Душанбе - и ты уже в диких прериях. Или вы это еще не поняли?
   Мы с Колчиным дружно заковали головами: мол, как не понять! Да и сами мы не из дерева сделаны.
   БТРы поставили под единственным, раскидистым деревом подле ворот заставы. Командиры вместе с Шархелем пошли представляться. Мы сидели на броне в тенечке и медленно остывали. Черные стволы башенных пулеметов нагрелись на солнце так, что можно было запросто жарить на них бекон. Из открытых кормовых люков жара валила, словно из печки. Весь десант сосредоточился на носу, и в узком пространстве между башней и кормой. Все страдали от палящего удушливого солнца и сосредоточенно молчали, роняя капли пота.
   Но насладиться тенечком нам не дали.
   Аккуратно за шиворот спецназовцам начали падать многочисленные десанты муравьев. Сначала думали это случайность. Но мелкие твари прыгали как-то подозрительно очень метко, непрестанно, и при этом нещадно кусались. Муравьи заползали как можно дальше в одежду, и уже через пять минут весь наш экипаж нещадно хлопал себя по спинам, по груди, чесал с остервенением коленки и матерился на чем свет. Бойцы сорвали с себя одежду и начали размахивать ею, стараясь вытряхнуть злобных тварей. Но наступление не прекращалось. С каждой секундой десантировались новые партии муравьев и они уже без всяких хитростей с лету впивались в кожу. Таких гнусных кусальщиков я встречал только в книжках английских путешественников. Которые описывали африканскую саванну и с помощью художественного слова скромно описывали свои покусанные интимные места.
   В конце-концов спецназовцы не выдержали и отъехали на БТРах из-под дерева под палящее солнце. Все разделись уже до трусов и стали методично выколупывать муравьев из одежды.
   Тут вернулись командиры вместе с офицером с заставы. Они оглядели нашу голую команду и тень нехороших предчувствий скользнула по их лицам. Жене и Мише стало неловко за своих бойцов. Им, наверное, почудилось, что команда сошла с ума на солнцепеке. Оружие побросали, разделись до трусов, да еще чешутся яростно.
   - Что случилось? - строго спросил Миша.
   - Муравьи, мать их! - ответил кто-то.
   - При чем тут муравьи? Насекомых испугались? - плохо скрываемое недовольство клокотало в голосе Жени, - Хороши бойцы, - и он сплюнул с досады в пыль. Его плевок тут же зашипел и высох на растрескавшейся земле.
   - Да, мы не успели вас предупредить, - деликатно вмешался в разговор незнакомый офицер в звании лейтенанта, - Тут у этих мелких тварей настоящий город. Они живут на дереве. Мы сами под него никогда не становимся. Жрут сволочи. Сил нет. Хотели это дерево спалить. Да местные нас отговорили. Всех насекомых не убьем, а муравьи тогда к нам переселятся и нас с заставы выживать начнут. Так и живем. Мы их не трогаем. Они - нас.
   Когда правда о муравьях оголилась во всем своем великолепии, голые спецназовцы более не раздражали командиров.
  
   На глухой пограничной заставе славянами были только лейтенант - собственно командир заставы и два контрактника. Остальной личный состав - командование набрало из таджиков с окрестных кишлаков. Местная молодежь охотно служит в пограничных частях, и в 201-й мотострелковой дивизии. Поскольку работы в республике нет никакой и даже скудная зарплата российского солдата в рублях по сравнению с местными заработками в "тенге" - это богатейские деньги. На скромное солдатское жалованье можно многое себе позволить и чувствовать себя видным женихом.
   Лейтенант водил нас с экскурсией по своим владениям и грустно рассказывал о своем житье-бытье. Оказывается все его подчиненные таджики имеют многочисленных родственников на сопредельной территории в Афганистане. В кого именно начнут стрелять его бойцы, если духи пойдут в атаку - лейтенант достоверно сказать не может. Вот потому он этой ночью и попросил накрыть окрестности "ГРАДом", когда их атаковали.
   - Знаете, как мы спим? - сипел он шепотом, чтобы не слышали таджики,
   - Запираемся втроем в моем кабинете. Окна закрываем стальными ставнями. Двое ложатся спать. Третий залегает с пулеметом напротив двери. Через каждые два часа меняемся, - лейтенант закурил какие-то дрянные сигареты без фильтра из гуманитарного снабжения, - В любую ночь могут прийти: головы поотрезают на фиг, и на моджахедов свалят. Сейчас еще более-менее спокойно. А вот когда их родственнички из Афгана соберут урожай мака, да приготовят из него пару тонн героина, тогда держись.
   - То есть? - не понял Колчин.
   - А вот - того и есть, - лейтенант раздраженно стряхнул пепел с цигарки, - Им же надо героин переправлять в Таджикистан, а потом в Москву? Единственная помеха на этом направлении это - я, да контрактники. Кончат они нас когда-нибудь. Гадом буду.
   - А почему бы вам своими солдатами не укомплектовать заставу? - поинтересовался я.
   Лейтенант только хмыкнул: - Кто сюда поедет? Вон два контрактника, что сюда случайно попали и то, собираются сматываться в Россию, как только контракт истечет. Они бы и раньше отсюда свалили. Да меня, говорят, жалко.
   - Ну, а вы чего здесь сидите? - сказал Миша.
   - А куда я? Начальство здесь держит. Что я буду делать без своих контрактников - даже не представляю, - лейтенант горько ухмыльнулся.
   Я посочувствовал офицеру. Который раз приезжаю в Таджикистан, а положение тут не меняется. Только с каждым разом становится все хуже и хуже.
   Шархель разговорился с лейтенантом о местечке "Вдовий плачь". Офицер аж руками замахал от ужаса.
   - Этот заброшенный кишлак, находится двадцати километрах от заставы. В непролазных горах. Туда иногда заглядывают наши автономные пограничные патрули. Но надолго не задерживаются. Уж больно место глухое. Мы понятно в это место вообще не суемся. А вы чего там забыли? - спросил офицер.
   - Хотим углубленную разведку провести, - уклончиво ответил Женя.
   Лейтенант словно окатил нас жалостью и сочувствием:
   - Вы в своем уме ребята? На БТРах вы туда не подойдете. Придется бросать машины. А с таким легким вооружением, как у вас, и такой небольшой группой, я бы вообще на вашем месте поостерегся туда лезть.
   - Да что там такого страшного происходит? - бросил я раздраженно. Мне уже надоело играть в эти темнилки и страшилки. Все только глазки закатывают, а толком ничего не объясняют.
   Лейтенант посмотрел на меня, как на придурка:
   - Там до фига чего происходит. Последний раз, около трех месяцев назад туда сунулась наша разведгруппа. Так ее потом два дня оттуда с боями вытаскивали. На вертолетах. При этом они еще драпали из этого кишлака несколько километров по горам. Половину отряда растеряли...
   - И кто им это устроил? - поинтересовался Колчин.
   Лейтенант пожал плечами, стрельнул окурком в камень, и заметил тихо:
   - А кто ж его знает? Стреляли!
  
   Мы распрощались с пограничниками и снова двинулись к цели. Я разглядывал сверкающие снегом горы и размышлял над словами лейтенанта. Когда-то по рассказам пограничника, по этим местам шли войска Александра Македонского. Местное население спасалось от них в самых глухих горных пещерах и потайных ущельях. Так люди и открыли это место. С тех пор, люди всякий раз спасались там от всяких войн и катаклизмов. Тамошний кишлак то разрастался, то умирал.
   Совсем недавно, всего каких-нибудь полвека назад, там жили отшельниками несколько семей. Они заново построили небольшой кишлак. Постепенно он разросся. Благополучно дожил до развала СССР и стал снова чахнуть. Поскольку работы нет никакой. Мужья занялись наркотрафиком, как сейчас выражаются. Но вскоре все мужчины этого кишлака погибли. Большинство поубивали в разборках между наркобаронами. Потом талибы нанесли туда визит и вырезали все мужское население окончательно.
   Пограничники, которые служили в ту пору, рассказывали, будто плач в горах такой стоял, точно все шакалы мира собрались на траурную церемонию. Вой не прекращался дней пять. Пограничные собаки с ума сходили. А у пограничников стыла кровь в жилах. С тех пор это место и прозвали "Плачь Вдовы". Очень скоро кишлак опустел. По крайне мере, пограничники, что изредка патрулировали этот район, никого из людей в этих местах больше не видели.
   Именно сюда нам и предстояло нанести визит.
   - Ты знал о плохой репутации этого места? - обратился я к Шархелю.
   Он поджал губы и кивнул.
   - А чего молчал?
   - Не хотел расстраивать тебя раньше времени.
   - Спасибо. Если меня убьют: не говори мне об этом ладно? - попросил я спецназовца. Не хотелось бы расстраиваться.
   - Обещаю, ты будешь последним, кто об этом узнает, - поклялся он.
   Я пододвинулся к Колчину и проорал ему, перекрывая мотор БТРа:
   - Мы вляпались в очередное дерьмо.
   Колчин улыбнулся:
   - Когда я встречаюсь с тобой, Леша, то подобные новости меня не удивляют.
   Мы снова замолчали и любовались природой.
   - Узнаешь? - кивнул Сашка на горы и ущелья, явно намекая на наши прошлые приключения.
   - Нехорошие у меня предчувствия, - ответил я.
   Дорога кончилась внезапно. Словно Господь отрубил ее большой штыковой лопатой. Если бы водитель головного БТРа хотя бы чуть-чуть зазевался, то секунд на пять он стал бы настоящим десантником. Потом скалистое дно коварной пропасти превратило бы БТР вместе с экипажем в банку неочищенных томатов.
  
   Как и предсказывал лейтенант с пограничной заставы, БТРы пришлось оставить. Чтобы попасть в заброшенный кишлак, надо было подняться по горной тропинке к неприметному снизу тоннелю почти на самой верхотуре горы. Когда я говорю о тропинке - воспринимайте это условно. Никакой тропинки конечно же не существовало. Мы просто петляли между валунами, цеплялись за камни, подтягивались и лезли наверх. Шархель шел первым. Он постоянно останавливался, что-то разглядывал на земле. Нюхал камни. Крошил пальцами зернышки земли. И снова очень осторожно продвигался вперед. Примерно через сто метров зигзагообразного подъема, мы сделали последний полу виток и вошли в тоннель, который вывел нас на небольшое плато. Из него проглядывали заброшенные дома.
   Спецназовцы вскинули автоматы и короткими перебежками кинулись из тоннеля. Судя по их маневрам, я понял, что они берут заброшенный кишлак в кольцо. Мы с Колчиным, а также Миша и Женя наблюдали за бойцами, не выходя из тоннеля. Издалека постройки поселения напоминали обыкновенную груду камней. Первые полчаса прошли в полнейшей тишине. Никто не отдавал никаких приказов. Никто не разговаривал. Только тихо попискивала рация.
   Кольцо окружения постепенно сжималось. Уже видно было, как фигурки бойцов перелезают через каменные кладки и уходят в лабиринты развалин. Напряжение нарастало. Тишина стала упругой. С секунды на секунду мы ждали первых выстрелов. И когда громко щелкнула рация, мы с Сашкой чуть не подскочили.
   - Чисто, - динамик выплюнул короткий доклад.
   - Чисто, - подтвердил другой голос.
   И тут же пошло лавиной наперебой и на разные голоса: - Чисто, чисто, чисто.
   Мы вышли из тоннеля и направились в кишлак.
   - Ни фига! - встретил нас Шархель, забрасывая автомат на плечо, - Или еще не приходили, или уже ушли. Но судя по следам, никого кроме нас тут еще не было.
   Миша и Женя огляделись:
   - Значит устроим здесь засаду.
   Мы с Колчиным разглядывали заброшенное поселение. Кое-где угадывались улицы погребенные под камнями. Обрушенные стены домов поросли мхом и чахлой травой. Среди развалин выглядывали украдкой прогнувшиеся под тяжестью времени крыши домов. Повсюду коряво росли кусты. Словом, место пахло романтикой и волшебными приключениями.
   Если бы не та цель, с который мы сюда приперлись.
   - Загадочное место, - остановился рядом Серега Шархель, - Сюда бы на шашлыки с легким винцом и помидорами, - он вздохнул, - Надоела уже эта война, ребята. Вы бы только знали!
   Отряд спецназа побросал рюкзаки рядом с нами и снова разошелся прочесывать развалины. Миша и Женя о чем-то совещались неподалеку.
   - Дядь Сереж, - сколько мы тут можем проторчать? - спросил Колчин.
   - Все зависит от них, ты же знаешь.
   - Они вообще могут не прийти, - хмыкнул я, - Тут все окружено горами. Откуда им появится?
   - Ну, почему, - не согласился Шархель, - Вон там, справа, - есть небольшой водопад, - он указал рукой на серебристую полоску прыгающую между камней, - Вот каменный заборчик. За ним - пропасть. И дальше находится еще одно горное плато. Водопад как бы рассекает эту площадку на две части. Перейти с одной части на другую только позади водопада. Там есть выступ.
   Мы с Колчиным уставились на спецназовца. Он правильно истолковал наше удивление:
   - Ребята, я был в той группе разгромленных разведчиков, о которых рассказывал лейтенант с пограничной заставы.
   - Фига себе! - свистнул я, - И чего ж вы тогда молчали?
   - Что тут произошло? - встрял Колчин.
   - Да ничего особенного, - отмахнулся Шархель, - Мы тут наткнулись на мощную группу одних придурков. Они оружие перегружали на исламский джихад. Возможно, хотели создать в этом месте лагерь. Ну, а мы оказались случайными свидетелями. Потрепали нас, в общем.
  
   Отряд все еще проверял развалины. Мы по-прежнему стояли на окраине кишлака готовые в любую минуту рвануть в тоннель при первых выстрелах. Спецназовцы прыгали по валунам, глинобитным стенам, и крышам, как дикие козлы, шарили по углам и закоулкам. К ним присоединились Женя и Миша. Видимо они хотели лично убедиться в безопасности этого места.
   Кто-то из бойцов неудачно прыгнул и провалился сквозь крышу, оставив после себя облачко пыли. Грохот получился отменный и все тотчас замерли осматривая окрестности. Через минуту боец вылез откуда-то с другой стороны дома, через пролом. Махнул рукой, мол все в порядке, и прочесывание продолжилось. Мы с Колчиным молча курили.
   Через час тщательного обыска спезназовцы расставили боевой охранение и собрались возле рюкзаков.
   - Никого, - покачал головой Миша, - Надо бы поскорее устроить засаду.
   - Если они и придут, то только со стороны вот этой площадки, - казал Шархель. Нам надо расставить секреты, а еще лучше, выставить группу где-нибудь над водопадом, чтобы потом на веревках спуститься под прикрытием воды на уступчик и перекрыть им тем самым путь к отступлению.
   - Хорошо, - согласился Миша и начал раздавать команды бойцам.
   Из рюкзаков достали альпинистское снаряжение: крючья, веревки, карабины, альпенштоки. Снайпера вытащили свои маскировочные накидки. Когда они их одели, то стали похожими на ходячую кучу мусора и тряпья. Им начали шутя советовать для полноты картины забить и подвесить пару дохлых тушканчиков, а также куриные лапки и жопку енота.
   - Журналисты, - с командирской жесткостью обратился к нам Миша, - Найдите себе укрытие и чтобы носа не высовывали. Курить запрещаю, разговаривать запрещаю, передвигаться в укрытии - тоже запрещаю.
   - А дышать с присвистом можно? - поинтересовался Колчин.
   - Присвист убрать, дышать через раз. И следите, чтобы у вас очко громко не вибрировало, - презрительно добавил Миша.
   В этот момент он походил на тряпошного Терминатора из магазина детской игрушки. Но я решил не говорить ему о своих впечатлениях. Спецназовцы люди нервные. Особенно, когда это касается внешности.
   - А где лучше спрятаться? - попросил я совета, - Тут в развалинах сам Сатана ногу сломит.
   - Где хотите. Здесь нор достаточно, - холодно ответствовал Миша и зашагал к группе альпинистов.
   - Предлагаю позвонить в Москву, - сказал Женя доставая спутниковый телефон.
   Шархель посмотрел на него и легонько скривил губы.
   - Надо доложить обстановку, - начал оправдываться Женя, - Там должны знать, где мы и что делаем. Может какие дополнительные приказы есть, - и он отошел в сторону.
   Шархель проводил его презрительным взглядом и сказал тихонько:
   - Вот как с этими скоморохами служить? Еще не сделали ничего, а они уже носятся со своей Москвой, звонят, словно в бордель через каждые пять минут, - и спецназовец от души плюнул.
  
   Все, кто был не занят в альпинистских делах, расхватали свои рюкзаки и разошлись по секретам среди развалин. Группа альпинистов во главе с Мишей побежала к водопаду.
   Мы с Колчиным закурили и присели на камни. Окружающие красоты настраивали на лирический лад. Колчин даже принялся весело посвистывать какой-то пошлый мотивчик. Что-то типа: "Ты меня совратила, И вот как это было". Правда подробностей не последовало. Рядом примостился на корточках Шархель:
   - Место себе уже нашли?
   - Да, какой там! - махнул я рукой.
   - Если вас постреляют, то нам хочь - прячься, хочь - не прячься - все одно постреляют, - прервал свой художественный свист Колчин.
   - Ладно сейчас Миша вернется, чего-нибудь придумаем, - кивнул Шархель.
   - Командир! - в нашу сторону бежал Женя. Телефонный аппарат он держал так, словно тот сейчас взорвется, - Где Миша? - подскочил он к нам.
   - Альпинистов расставлять пошел, - объяснил Шархель.
   - На пару слов, - потянул его за рукав Женя, кося в мою сторону недобрым глазом.
   - Чего еще там? - мелькнуло в моем мозгу, - Опять какая-то фигня в Москве приключилась? Я даже не знал о чем и подумать?
   Женя отвел Шархеля в сторону и о чем-то ему с жаром зашептал.
   - Ты это брось! - услышали мы недовольный голос Шархеля.
   - Кажется что-то стряслось, - сказал настороженно Колчин и прихлопнул ботинком окурок, словно таракана.
   Женя бросил на нас тревожный взгляд и снова принялся втолковывать что-то спецназовцу.
   - И стряслось что-то именно у меня, - добавил я пристально глядя на офицеров.
   - Я об этом и говорю, - откликнулся Колчин.
   - Не верю, - снова донесся сердитый голос Шархеля.
   Тут спецназовцы повернулись и медленно подошли к нам. Словно о чем-то раздумывая.
   - Рассказывай! - потребовал от меня Женя ледяным тоном и чуть подался в мою сторону. Его глаза превратились в подозрительные дула.
   - Не лезь, - остановил его рукой Шархель, - Я сам. Ты где взял тот пакет, Леша.
   - Что именно вас интересует? - перешел я на официальный тон и внутри у меня похолодело.
   - Москва передала, что все твои пленки и так называемые коды - это липа, - встрял в разговор Женя и почему-то показал мне спутниковый телефон.
   - Рассказывай, гад, - повторил он и приподнял автомат. Тоненький ствол Калашникова, калибра 5,45 уперся мне между глаз.
   - Я не понимаю о чем вы? - искренне изумился я, - Такого не может быть. Я спер эти вещи у профессора и Василия из тайника. Это я говорил. Я и подумать не мог, что....
   - Опусти автомат, - приказал Жене Шархель.
   Тот метнул в него недовольный взгляд: - Ты с нами? Или с этими предателями заодно? - Женя чуть взвизгнул.
   - Его могли обмануть, - рассудительно начал Шархель, - А теперь опусти автомат и поразмышляй вот над чем. Если коды и пленка - это липа, то что тогда?
   - Тогда? Тогда? - Женя переводил взгляд то с Шархеля, то на меня и тут он вдруг густо покраснел и выдавил из себя страшные слова:
   - Раз карта липа, значит - это засада.... - Женя дернул затвором. Я вздрогнул.
   - Не дури, - Шархель отвел от меня ствол автомата.
   - Но где же она тогда? - спросил взволнованно Колчин.
   - Кто? - спросили мы хором.
   - Засада, где? Мы уже полчаса тут шляемся.
   Как по команде мы повернули головы в сторону искристого лезвия водопада. И тут же грянули выстрелы. Мы присели. В нашу сторону, пятились задом фигурки спецназовцев. Они бешено лупили в поток воды из автоматов. Пуля клюнула одну фигурку в голову. Она с силой мотнулась в сторону, словно человек хотел заглянуть себе за спину. Ноги его заплелись, и фигурка как-то винтом повалилась на землю. Остальные тот час рассредоточились.
   Оцепенение длилось всего секунду. Женя схватил рацию и закричал в нее.
   - Поддержать огнем! Всем приказываю поддержать огнем!
   - Придурок! - заорал на него Шархель, - Как они будут поддерживать их, если стреляют из-за водопада? Они сами на линии огня!
   Женя навел на меня автомат: - Сука! Я даже не сообразил, какой опасности подвергался. Поскольку с тревогой наблюдал, как отступают фигурки бойцов. Шархель молнией ударил Женю прикладом в голову. Тот отлетел кубарем.
   - Совсем голову потерял урод! - заорал Серега.
   И тут случилось то, чего я совсем уж никак не ждал. Колчин подскочил к Жене. Одной ногой отбил в сторону его автомат, а другой, с коротким футбольным подскоком влупил ему по лицу.
   - Ты чего делаешь? - изумился я.
   - Ненавижу, когда на меня или моих друзей направляют автомат, - глаза Колчина сверкали.
   Мы оглянулись на фигурки бойцов. Из десятка человек осталось только две. И судя по фонтанам пуль, что играли у них под ногами, неизвестные просто-напросто играли с ними.
   Женя снова вскочил и ухитрился поднять оружие. Теперь он водил стволом по нашим фигурам и злобно шипел:
   - Вы все заодно предатели.
   - Я тебе клянусь, Женя, что я спер то, что нашел в тайнике. И сразу же привез это к вам. Сейчас не время спорить.
   - Руки за голову, - скомандовал он нам.
   - Пошел ты, - сплюнул Шархель.
   Мы с Колчиным решили не спорить сделали, как приказано.
   - Эти пленки, эти коды, должны были заставить нас поверить в правдивость этой карты. На самом деле, твои друзья просто заманили нас в засаду, - тараторил Женя, - Неужели ты этого не понимаешь, Шархель?
   У Жени на груди завопила рация:
   - Нужна помощь, нужна помощь! - узнали мы голос Миши.
   Все снова посмотрели в сторону водопада. Стрельба оттуда прекратилась. Миша, весь взмокший от чужой крови, тащил на плечах раненого бойца. На груди у него болтались сразу три автомата. Когда он подбежал к нам и свалил раненого на землю, все увидели, что тот уже умер. Пока Миша бежал, снайпер, по-видимому играясь, всадил в раненого несколько пуль.
   - Твою мать! - заорал Миша, - Твою мать! Засада! Там была засада! - он упал на колени, тяжко стащил автоматы с шеи и бросил оружие на землю. Миша посмотрел на нас и отстранился как от удара.
   - Женя, почему ты держишь их на прицеле?
   - Эта сволота - предатели! Это они завели нас в ловушку.
   - Неправда! - вскрикнул я.
   - Прекрати дурить! Им только и надо чтобы мы тут перессорились! - подал голос Шархель.
   - Я разговаривал с Москвой, - обратился Женя к своему другу, - Они сказали, что все, что передал нам этот подонок, - ствол автомата хищно вильнул в мою сторону, - Все микропленки и коды - это все липа.
   От удивления лицо Миши вытянулось до лошадиных размеров. Он схватил автомат и вскочил. В ту же секунду вокруг запрыгали фонтанчики пыли.
   - Снайпер! - крикнул кто-то.
   Шархель долбанул очередь поверх жениной головы. Миша вскрикнул и повалился на бок: - Нога! - завопил он. Ему на выручку бросился Женя. Мы с Колчиным упали на землю, и как два заправских пловца заработали руками. Пока Женя подхватывал своего друга, пытаясь увести его из-под обстрела, Шархель подскочил к ним и пинками повалил обоих на землю. Он повернулся к нам и гаркнул: - Оружие!
   Мы вскочили и разобрали автоматы, которые притащил Миша. Я еще подхватил рюкзаки обоих друзей спецназовцев и мы кинулись в развалины.
   - Бегом нах! - вопил Серега, и бежал за нами спиной, держа на прицеле спецназовцев.
   - Что случилось! - кричали у Миши в рации, - Какая обстановка?
   - У нас предатели! Нас подставили! - вопил в ответ Женя, не решаясь стрелять в нашу сторону.
   Мы с Колчиным заскакали между камней и рытвин обрушенного кишлака. Сзади доносился мат Шархеля, он бежал следом за нами и матерился.
   - Приготовиться к бою, к бою! - летала над развалинами команда Миши.
   - Сейчас они нас загонять начнут! - крикнул Шархель.
   Мы остановились. Колчин и я тяжело дышали. Автоматы казались отлитыми из свинца. Я свалил рюкзак на землю. Шархель тотчас распоясал его и начал доставать оттуда заряженные магазины.
   - Держите! У нас мало времени. Ты с Колчиным пойдешь еще дальше, я перпендикулярно к вам. Постараюсь зайти им во фланг, когда они пойдут на прочесывание.
   - Ты думаешь, те, что в засаде сидели - уже ушли? - спросил я.
   - Не знаю, не знаю, - Шархель достал несколько патронташей с гранатами для подствольников и кинул их нам, - Разбирайте.
   - Тю-тю, - послышался откуда-то насмешливый голос.
   Серега среагировал первым. Он упал на землю и послал очередь в темный проем стены. Сумерки взвизгнули и выдали ответный рой пуль. Они защелкали у нас с Колчиным над головами.
   - Х..ли стоите! - заорал Шархель, отползая на спине от опасного проема.
   Меня и Колчина, словно заново включили. Мы вскинули автоматы и тоже долбанули в темноту. Потом кинулись в разные стороны.
   То, что со стороны казалось развалинами кишлака, изнутри выглядело, как лабиринт. Обрушенные стены и крыши, полузасыпанные улицы, сарайчики, хибарки и дворики. Все это соединялось, расходилось, закручивалось серпантином, падало и вздымалось, а потом снова расходилось во все стороны и под немыслимыми углами.
   Я пробежал несколько десятков метров по глинобитному проходу, виляя между торчащими камнями и брусками дерева, в полной уверенности, что Колчин следует за мной. Потом свернул пару раз вправо и пару раз влево. Прополз в дыру, оставленную каким-нибудь злобным упитанным кроликом и привалился к стене, чтобы отдышаться. Колчина рядом не оказалось. Я осторожно выглянул. Посмотрел по сторонам, и тут меня пригвоздило: я заблудился!
   Над кишлаком нависла тишина. Страх заползал через дыру в стене и хватал меня липкими лапками за горло. Где Колчин? Убежал в другую сторону? Ну, и как его теперь искать? А где Шархель? И вообще, в ту ли сторону я побежал? Куда теперь и чего ждать?
   Оставаться в темном сарайчике с каждой секундой становилось невыносимым. Я осторожно потянул затвор автомата и убедился, что патрон в патроннике. Затем поставил предохранитель на автоматическую стрельбу. Вытащил гранату и загнал ее в подствольник. Она с легким щелчком удобно уселась в нарезном стволе.
   Я вылез из сарайчика, и осторожно ступая, двинулся вдоль глинобитной стены. Через несколько метров она делала поворот на девяносто градусов. Я присел и почти от самой земли выглянул одним глазом за угол.
   Никого.
   Слева стена, справа стена, через десять метров коридор перекрывает земляная насыпь. Что за ним - придется проверить самостоятельно. Стараясь не шуметь, я проскочил эти десять метров и плюхнулся возле насыпи. Потом медленно пополз наверх. Возле самой вершины я остановился и отполз вправо к самой стене. В этом месте куча песка и щебня покато уходила вниз и я мог не высовываясь из-за гребя, посмотреть, что там дальше.
   Напротив стояла проблема в виде "т"-образного тупика. Причем верхняя планка состояла из стены полуразрушенной хижины и темного дверного проема.
   Тишина над кишлаком загустела настолько, что я мог слышать, как тихонько сыплются из-под моей руки песчинки. С великой осторожностью и как можно медленнее, я продвинул автомат вперед. Его ствол удобно поместился в мягком выступе между стеной и насыпью. О своем тыле я почему-то совершенно не заботился. Мне казалось, что вся, какая только можно, опасность - сосредоточилась впереди. Я сопел носом и ждал. Не знаю, сколько прошло времени, но я никак не решался двинуться вперед. Темный дверной проем перед глазами просто завораживал. Я смотрел в темноту и чего-то ждал. Напряжение внутри все нарастало. По спине пошли маршировать мурашки. Выступил холодный пот. Но я лежал, боясь пошевелиться.
   - В чем дело? - спрашивал я себя, - Чего ты испугался? Это же просто темный дверной проем. Надо пройти перекресток и куда-нибудь свернуть. Потом найти нору покрепче и засесть там. Нельзя же так долго сидеть на одном месте. Они же не спят. Наверняка шарятся где-то рядом.
   Я соглашался сам с собой, но не двигался и не мог оторвать глаз от этого треклятого дверного провала. Мне казалось: пошевелись я сейчас - и меня тут же разорвет.
   Поэтому я смотрел-смотрел-смотрел-смотрел...и тут...
   Темнота осторожно расступилась, выпустив из своего чрева вооруженного человека. Я жуть не заорал от неожиданности и ужаса.
   Маленький, жилистый незнакомец, словно сплетенный из причудливых древесных кореньев, имел черную шевелюру волос, смуглую кожу, отдающую в желтизну и слегка раскосые глаза.
   Я не знаток разнообразных пород человеческого поголовья, но глядя на него как-то сразу сообразил, что этот увешанный боеприпасами странник пришел в Таджикистан издалека. По сравнению с ним, я конечно дуделка военная и любое полковой барабан соображает в тактике получше меня. Но иногда, таким как я все же везет.
   Стоя на пороге, черноволосый поводил носом, словно принюхиваясь. В его черных глазах застыла бездонная ненависть. Он сделал шаг и снова замер. Я смотрел на него, не отрываясь. Мои пальцы нащупали спусковой крючок подствольного гранатомета. Капли пота предательски затекали в глаза, мешая целиться. Человек сделал еще один шаг и поднял автомат. Ствол хищно ходил по сторонам и как стрелка компаса уставился на меня. Я нажал спуск. Ударила в руку отдача. Граната точным броском угодила спецназовцу в грудь. Страшно и звонко разворотила его, выбросив остатки тела обратно в темноту дверного проема.
   - Мать честная! - заорало у меня в голове. В ушах гудело от выстрела. Я вскочил, совсем не соображая, что именно я делаю. Ноги сами вынесли меня на гребень насыпи, и я одним прыжком вскарабкался на глинобитную стену. Упал и замер. Я лежал на спине, унимал свою разгоряченную дыхалку, и краем глаза сканировал пространство слева и справа.
   Пока все шло хорошо.
   В ширину стенка не превышала семидесяти сантиметров. Я перевернулся на живот и осторожно глянул вниз. На темный проем двери, на углы перекрестка. Там по-прежнему стойко держалась тишина. Темнота тоже обиженно молчала. Я пополз по стене навстречу перекрестку. Двигался я очень осторожно. Сначала вытягивал руку - насколько хватало возможности. Упирался пальцами, потом тянул вперед руку с автоматом. Затем упирался носками, и чуть приподнимаясь, толкал свое тело вперед. Ползти так тяжело и до муторного долго. Но этот способ намного тише, чем елозить коленками и вилять задницей, как это описано в военных уставах.
   Совсем не много не доползая до края стены, я снова перевернулся на спину, положил автомат на живот, достал из патронташа гранату, и загнал ее в ствол. Снова перевернулся и прополз еще чуть-чуть.
   - Каэрда? - послышался снизу приглушенный вопрос. Я не понял, этого слова. И здесь привожу его просто на слух. Как запомнил. Но в тот момент меня занимало совсем другое.
   - Значит двое. Слышали выстрел. Быстро нашли где. Теперь решают: где я спрятался, - стучало в голове.
   Кинуть в них гранату я не могу. Поскольку ее нет. Да и она не помогла бы. Они хорошо тренированы и обладают отличной реакцией. Сейчас мне надо как можно меньше шуметь. Из автомата и подствольника их тоже не достать. Может лучше переждать?
   Я перевернулся на спину. Положил автомат на грудь стволом к голове. Нет я не собирался стреляться. Просто так удобнее соскакивать со стены и оружие всегда будет наготове.
   Я прислушался. Внизу снова плавала тишина. У них по сути три пути. Они либо вернутся, либо пройдут дальше по улочке. Третий путь - полезут на насыпь. Вот оттуда они меня и увидят. Я перевернул автомат стволом вниз и чуть приподнял голову. Как раз вовремя. Уже двое смуглолицых и черноволосых, словно клоны с обложки фантастического фильма, лежали за гребнем насыпи спиной ко мне, и осторожно выглядывали из-за вершины.
   Пот снова "услужливо" застилал мне глаза и мешал прицелиться. Они могут в любую секунду обернуться и увидеть меня. Тогда кранты. Автомат в моей руке подрагивал. Я боялся пошевелиться и решил стрелять со спины. Одну руку я положил на живот. Поставил на нее автомат и начал целится. Палец уперся в курок подствольника. Но оружие заслоняло мне цель. Обругав себя последними словами, я положил автомат плашмя. Теперь надо сделать так, чтобы не попасть себе в носок ноги и ухитрится вогнать гранату аккуратно в насыпь между этими ребятами. У меня всего одна попытка. Или я разорву их в клочья, или они меня превратят в лейку для поливки здешних чахлых кустарников.
   Я задержал дыхание и не сводя глаз с противника надавил на спуск. Автомат дернулся и подствольный гранатомет тыльным выступом, угодил мне в причинное место. В глазах помутилось от боли. Послышался взрыв. Скуля про себя, я открыл глаза и уставился на насыпь. Со страшными ранами в боках, словно их надкусила нечистая сила, двое бойцов лежали на спине, раскинув руки. Но было сматываться, но это только в голливудских боевиках автоматы и пистолеты стреляют бесконечно. Да так что хрен заткнешь. А мне нужны были боеприпасы.
   Я крутанулся на стене и пополз к насыпи. Вот уж никак не думал, что буду сражаться в заброшенном кишлаке с представителями нечистой силы. А хрен ли делать, если они меня убить хотят? Они наверняка пришли сюда вместе с профессором и Васей. И разыскивают нас по кишлаку не для того, чтобы счастьем поделиться.
   Я спрыгнул со стены, огляделся и, держа одной рукой автомат наизготовку, начал быстро отстегивать клапаны на разгрузках убитых, доставая оттуда магазины.
   Откуда-то слева ударила перестрелка. В бой включались все новые и новые автоматы. Я быстро распихал магазины по карманам, нашел пару ручных гранат и сунул их за пазуху. Сухая автоматная стрельба уже пачками вываливалась в переулки и дворики. Мне очень не хотелось туда идти, но я знал: в перестрелке участвуют либо Шархель, либо Колчин. И я просто обязан им помочь. Господи! Я сделал прыжок и вскарабкался на противоположную стену. Зарядил подствольник и пополз на звук выстрелов.
   Стена свернула. Еще десяток метров ползком. Меня колотило, как в горячке. Стрельба стала громче и отчетливей. Я приостановился. Звуки метались между развалин, и эхо услужливо разносило их все дальше и дальше, ударяя попутно о стены и камни.
   Я начал молча материться. Кто, где, в кого стреляет? Так. Справа вроде бы автоматов больше чем слева. Нас меньше. Это означает, что слева Колчин или Шархель. Справа - противник. Окей. Возьмем это за истину. Я получается, лежу посередине. Они атакуют справа налево. Мне надо продвинуться немного вперед, до конца забора и тогда я смогу увидеть их продвижение вперед. А значит - ударю им во фланг.
   - А чего это ты такой умный? - спросил меня насмешливо внутренний голос, - О снайперах забыл?
   - Снайпера, снайпера! - ё-моё. У этих "друзей" наверняка они есть. Это тебе не рота енотов-ополченцев вооруженных зубочистками.
   Лежу тут на верхотуре, как пластмассовый утёнок в тире и ползаю туды-сюды до ближайшего стрелка. Чего делать?
   Я огляделся. Справа - проход. Слева дворик и остатки разрушенного дома. Наверное, мне туда. Я быстро соскользнул со стены и, пригибаясь, побежал к развалинам. С ходу нырнул внутрь дома, быстро вскочил и огляделся сразу на триста шестьдесят градусов.
   Никого.
   Ну, почему всегда так, ни раций, никакой связи - вообще ни хрена? Почему приходится ползать в одиночку?
   Стрельба слегка поостыла. Потом резко оборвалась. Неужели все? Убили? Но кого? В углу развалин я заметил какие-то торчащие из-под земли тряпки. Кинулся к ним и стал тащить их, раскапывать землю и снова тащить. Пока не вырвал с хрустом останки человека в халате. Он уже давно истлел. Остались только кости обтянутые кожей.
   Ну, и на хрена он мне? - пронеслось в голове, - Какой у тебя план, сынок?
   - План не у меня, а у моего подсознания!
   Потом я сказал "мама", и начал сдирать с его лица кожу. Она сходила с черепа довольно легко. Но была суховатой и хрупкой. Сняв лоскут кожи примерно до плеч, я насыпал себе на голову песка и тщательно размешал, втирая его себе в волосы. Потом надел халат, прихватил автомат, кожу и одним броском выскочил из развалин.
   Стрельба снова возобновилась. Наверное, они пошли на новый приступ. Сориентировавшись по звукам, я побежал вдоль стены. На мое счастье в конце зиял приличный провал. Осторожно выглянул. Передо мной открывалась небольшая площадка. Стрельба слева пошла одиночными. Справа припустили долгими густыми очередями. Площадку пересекала неглубокая канавка. Наверное, когда-то это был арык. Я нацепил на себя кожу, обмотал ствол автомата тряпкой, запахнул халат и быстро перебежал в канаву. Потом прополз чуть вперед, но так, чтобы из-за угла, откуда палили штурмующие, меня не было видно. Я молил Бога, только об одном, чтобы поблизости не было снайпера. Представляю как он станет хохотать, глядючи на мои приготовления. Причем ржать будет до слез. А со слезами на глазах очень трудно целится в оптический окуляр. Мне не хотелось доставлять ему такие хлопоты.
   Улегшись поудобнее на живот, ногами к площадке, я положил автомат под себя, чуть распустил халат и присыпал себя песком. Наружу, выглядывал только мой глаз и край черепа с почерневшей кожей. Я надеялся мой прикид вполне сойдет со стороны за истлевшего покойника.
   Стрельба слева прекратилась.
   Справа тоже примолкли. Я ждал. В любом случае, чтобы добраться до Колчина или Шархеля им придется пересечь площадку. В противном случае они давно бы уже взяли его с флангов.
   Тикали в мозгу секунды. Песок скрипел на зубах, и в горле давно пересохло. Я лежал и старался не шевелиться. Одна мысль глодала меня сейчас: где снайпера?
   Наконец заскрипели крадучись чьи-то шаги. С противоположного края из-за угла осторожно появилась куча мусора. Из своего небольшого опыта, я уже знаю, что снайпера, откуда бы они ни были всегда любят маскироваться под элементы ландшафта. Причем такие, на которые меньше всего хочется смотреть. Как-то: кладбище туалетных утят, блевотное болотце, истлевшее животное. Иногда они прикидываются асфальтовым покрытием, маленьким газоном, лежачим полицейским. Все зависит от среды обитания и работы. Ага, справа противник, прямо передо мной куча мусора - то бишь снайпер, слева - кто-то из наших.
   - Саша Колчин! - послышался голос, - Мы знаем: у тебя патроны давно кончились.
   - Ты иди проверь! - крикнули в ответ.
   - Выходи с поднятыми руками - останешься жив. Обещаю.
   - Пошел ты козел! - завопил во все горло Сашка, - Русские не сдаются.
   - Надо же! - подумал я, - Прямо как партизан.
   - Мы тоже в какой-то мере русские, - заорал в ответ голос, - Но нас больше. Поэтому давай сдавайся. Твои друзья давно уже смылись на фиг. Мы знаем, что ты никого не подставлял. Чего тебе боятся?
   Я лежал и думал: вот Санька пойдет сейчас сдаваться. На фига они тогда выставили напротив снайпера, если не собираются его убивать?
   - Пошли в жопу! - заорал Колчин, - Не стану к вам выходить.
   - Слушай, хватит паниковать, - увещевал все тот же голос, - Ты устал, мы устали, давай мы сейчас выйдем без оружия к тебе, а ты нам навстречу. Переговорим.
   Последовала минута размышлений. Тут меня словно в бок толкнули: голос-то больно знакомый.
   - Ладно, но я выйду с автоматом на всякий случай, - крикнул Колчин.
   - Добро! - согласился голос.
   - Вот оно! - загорелось в мозгу, - Снайпер его попросту шлепнет. Поэтому они и согласились выйти к нему вооруженному. Один разговорами будет отвлекать, другой в голову пальнет из винтовки. Я напрягся. В принципе я сейчас в поле видимости снайпера. Но раз я до сих пор жив, он меня принял за истлевший труп. Двигаться мне пока рано. Он может заметить. Буду передвигать автомат, только когда выйдет Колчин и отвлечет внимание стрелка.
   Позади захрустели шаги. Я поднял глаза наверх, надеясь ухватить появление Сашки как можно раньше. Показались ноги и смотрящий вниз ствол автомата. Куча мусора за углом чуть шевельнулась. Припал к окуляру? Когда станет стрелять? Дойдет ли Колчин до противника? Они сначала поговорят или его застрелят сразу? Когда мне стрелять? Мысли назойливо крутились в голове и я постарался сосредоточиться.
   Колчин прошел еще несколько метров и остановился. Я выругался. Он встал как раз между мной и снайпером. Идиот!
   К Колчину подошел племянник профессора Василий. Только сейчас он был похож на своих черноволосых и смуглых друзей. Вася демонстративно показал пустые ладони и заиграл резиновой улыбкой:
   - Я безоружен, Саша.
   - Настоящий мужчина всегда вооружен по крайне мере одним орудием насилия, - серьезно сказал Колчин.
   - Ты о чем это? - насторожился киллер, и улыбка сбежала с его лица.
   - О мужском достоинстве.
   - Рад, что ты нашел в это суровое время, место для шутки, - растянул губы Вася, - Давай поговорим откровенно...
   - Погоди, - оборвал Сашка, - Откуда ты знаешь мое имя?
   Василий прищурился на него: - Видимо, Леша тебе не все рассказал. Мы знаем обо всем и обо всех. Любопытство удовлетворено?
   Я думаю, что твой друг нас всех подставил. Извини, мы тогда не разобрались у того водопада, - он махнул рукой в сторону, - Спешка, бой, стрельба. Мы не хотели никого убивать. К тебе у нас также нет никаких претензий. Но вот друга твоего надо найти. Ты знаешь, где он прячется? Он нам кое-что задолжал.
   Пока Вася толкал речь, я по миллиметру полз вперед. Чтобы выйти на прямую линию к куче мусора. Колчин мне помог. Он чуть сдвинулся и взял племянника за воротник двумя пальцами:
   - Знаешь, что, дорогой мой? Леша мой друг. Я ему верю. Мы с ним по жизни столько дерьма вместе хлебали. А тебя я не знаю. Ты мне никто. Может, это ты все придумал? Почему мы должны тебе верить?
   Знак! Наверное, Вася должен подать знак спецназовцу, что разговор окончен. Но когда?
   Киллер не шевелился и смотрел на Сашку в упор. С величайшей осторожностью, как сторож на пороховом складе, я выдвинул из канавки подствольник. При этом ствол автомата врылся в землю.
   - Думаю, ты просто не знаешь, где он, - выговорил наконец Вася, - Мне очень жаль. Что ж мы найдем твоего друга и без твоей помощи.
   Пора! Я чуть приподнял подствольник и нажал на спуск. В этот день мне чертовски везло. Граната пошла аккуратно над землей и с громким хлопком порвала в кучу мусора на ошметки.
   От неожиданности, Колчин с Василием сиганули на месте и разбежались в разные стороны. Они смотрели на меня, и дикий ужас мял их лица. Я вскочил на колено и выдал длинную очередь в убегающего племянника. Выплюнул по нему весь магазин.
   И что самое удивительное - ни фига не попал! Пули грызли у него под ногами землю и скакали вокруг фонтанами, но Вася продолжал бежать и вилять резко меняя направление. Буквально через три секунды он скрылся за углом.
   - Колчин! - заорал я, срывая кожу покойника, - Это я! Я пришел за тобой.
   Сашка выскочил из-за какого-то камня и перебежал ко мне. Мы спрятались за стеной.
   - Ну, ты меня напугал, едрена мать! - протянул мой друг, - Это же надо! Я думал, мля, смотрю "Возвращение живых мертвецов" часть третья.
   Мы обнялись. Я передал Сашке несколько магазинов с патронами и гранаты.
   - Были такие напарники: Кирилл и Мефодий, а вы Хуил и Мудодий, - раздался со стены голос. Мы вскинули автоматы. На землю плюхнулся Шархель:
   - Где ты этому научился? - спросил он меня.
   - Не знаю, - пожал я плечами, - Само придумалось.
   - Я сам от страху чуть со стены не свалился, когда ты вскочил.
   - А ты где был все это время? - спросил Шархеля Колчин.
   - Я на стене лежал, за этим бесом присматривал. Потом снайпера увидел и уже собрался стрелять, как вижу вылетает из-под земли граната, потом встает покойник и начинает палить со всей дури. Жалко, правда, что не попал. Теперь эти ребята решат, будто все здешние покойники перешли на нашу сторону.
   - Надо сматываться, - предложил я и добавил, - Кстати, я завалил троих. И всех троих из подствольника. Ты случайно не знаешь, кто они?
   Спецназовец пожал плечами:
   - Люди. О двух ногах, двух руках и одной голове. А что тебя смущает? Ты видел у них какие-то аномалии?
   - Вид у них странный, - вздохнул я, - Ты сам-то как тут оказался?
   - Услышал стрельбу. Но никак не мог вас найти, - сказал Шархель, - Только вот когда Сашка начал палить - я уж сообразил где вы.
   Колчин быстро выглянул из-за угла. И вовремя спрятался. Стенку раскрошила автоматная очередь.
   - Ни фига они покойников не боятся, - чертыхнулся я.
   - Все, удираем, - вскочил Шархель.
   В туже секунду небо пронзительно засвистело и ухнуло на землю, где-то впереди нас. Камни вылетели с тучей песка. Охватили куполом округу и стали медленно оседать. Кидая на головы мелкие песчинки и остроуглые булыжники.
   - Минометы! Минометы! - завопили со стороны противника.
   У нас вытянулись лица. Откуда?
   Снова засвистело, ухнуло. Опять свист. Нас крыли минометами со всей военной дури. Как известно, военным только стоит начать стрелять и потом их фиг остановишь. Это для них как наркотик.
   Пока мы глазели по сторонам, соображая, что делать, Шархель схватил меня с Колчиным за шкирку и потащил куда-то в развалины кишлака, искать убежище.
   - Они сюда армию пригнали! Эти чертовы бесы наводят на нас минометы! - орал он на бегу. И нам стоило не мало трудов, чтобы отцепить его от себя. Как только мы освободились - мы побежали быстрее.
   Шархель залетел в какие-то развалины, мы кинулись следом, он с разбегу проломил глиняную стену, мы - за ним. Мы куда-то переползали, снова бежали, протискивались, кидались единым броском. Свист минометных мин словно следовал по пятам.
   Тогда я ни о чем не думал, кроме того, что только бы не упасть. Сейчас я понимаю, что эти люди работали по площадям.
   Наконец, Шархель остановился в какой-то хибаре с проломленной крышей. В полу дома зияла большая воронка.
   - Вот здесь! - заорал он страшным голосом.
   По примеру Сереги, мы попадали под стены дома. Свист и взрывы неумолимо приближались.
   - Почему тут?!!! - заорал на него Колчин.
   - Так надо! Лежим! - голос Шархеля потонул в грохоте и разрывах.
   Пара мин влетела через крышу, ушла в воронку в полу и взрывная волна окатила нас дождем из камней и песка.
   Разрывы мин прошли дальше и уже гремели где-то позади нас. Вырывая с мясом балки и камни из развалин кишлака.
   Шархель вскочил и кинулся к воронке:
   - Идите сюда, - позвал он.
   На дне ямы лежали два хвостовика от мин.
   - Вот смотрите! Мины ушли в воронку и не причинили нам никакого вреда. Теперь ты понял, почему я искал укрытие с каким-нибудь углублением в полу? - спросил Шархель у Колчина.
   - Теперь да, - согласился он.
   - По оперению всегда можно определить откуда прилетела эта мина, - продолжил объяснения Шархель, - Откуда она по-твоему пришла?
   От мин остались только трубки со стабилизаторами. Если представить себе как она летит и потом шлепается:
   - Оттуда, - я указал рукой в противоположном от мин направлении.
   - А знаешь что там? - поинтересовался Шархель.
   Мы молчали.
   - В том направлении сидела засада. Они идут на приступ. Вот это я и хотел вам объяснить. Пока мы тут стреляли друг в друга, они подождали немного и теперь расправятся со всеми, кто остался в живых.
   Ударили в небо новые взрывы. Но они были не похожи на работу минометных мин. Мы стояли заворожено глядя друг на друга. Разрывы сотрясали все вокруг и до нас доходили угасшие всполохи взрывной волны.
   - Откуда это? - выдавил из себя Колчин.
   - Со стороны того каменного заборчика перед пропастью, - ответил Шархель.
   - Это фугасы? - спросил я.
   Серега кивнул: - Похоже они там все заминировали, - Оставайтесь пока тут. Я быстро сбегаю, разведаю обстановку.
   Он поправил автомат и выскочил через пролом.
   Вновь содрогнулась земля. Ударили друг за другом новые взрывы. Сквозь грохот прорывались иногда автоматные выстрелы. И затем снова утопали в мощных разрывах.
   Колчин присел на землю:
   - Такое ощущение, что они заминировали тут всю округу. Даже выходить страшно.
   - Тут, кстати, тоже может быть заминировано, - проговорил я и присел рядом.
   - Может проверим?
   - Не стоит. Мы все равно не сможем разминировать фугас, - возразил я.
   Колчин вздохнул и замолчал.
   Взрывы прекратились и воздух вспорола автоматная стрельба. Стреляли как-то отчаянно, длинными очередями, словно за короткое время хотели поразить свинцом как можно больше людей.
   - А, если Женя прав и Москва действительно получила из твоих рук фальшивку, - задумчиво проговорил Колчин, - Помнится мне ты очень не хотел сюда ехать. Тебя чуть ли не силком тащили. Как ты объяснишь все это в Москве? - он указал рукой в сторону боя. Откуда по-прежнему доносилась автоматная стрельба.
   Я молчал.
   - Только не говори мне, что ты это все специально подстроил, - вздохнул Сашка.
   - Не буду, - сказал я, но почувствовал, что мой ответ можно истолковать по всякому, а потому добавил, - Саш, я не знал, что это ловушка! Чем хочешь клянусь. Кстати ты разговаривал с Василием. Я тебе рассказывал про этого профессорского племянника. Только он опять изменил внешность. Рожи себе гад меняет, чаще чем я свои носки.
   - Он тебя разыскивал. Сказал: ты им чего-то задолжал.
   - Я слышал.
   - Ладно! - махнул рукой Колчин, - Надо думать, как выбираться отсюда.
   - Чудно, - покачал я головой пришедшей на ум мысли.
   - О чем ты?
   - Я заметил, Сашка, что ты ничуть не возмущаешься одному интересному факту.
   - Не тяни!
   - У нас в руках оружие. Мы уже полдня тут воюем. А помнишь, ты говорил, что журналист не должен брать в руки оружие?
   Колчин вздохнул: - Я и сейчас так думаю. Только мне кажется, что любой человек в том числе и журналист должен защищать свою жизнь.
   - Наконец-то до тебя доперло! - восхитился я.
   С грохотом внутрь обрушились доски вперемежку с камнями. В клубах пыли проступило лицо Шархеля. Его безумные глаза пробежали по стенам и остановились на нас с Колчиным:
   - Всем кранты! - заорал спецназовец, - Быстро на позиции! К оружию!
   Его голос подействовал на нас как спусковой механизм. Словно на мощных пружинах мы выскочили наружу и побежали к разрушенной стене, которую время, песок и ветер давно превратили в насыпь.
   Возле стены зияли воронки от взрывов. Лежали убитые и порванные в куски тела наших российских спецназовцев. Один из них прислонился к стене спиной. Его мертвые глаза смотрели на ослепительные горные снега.
   Мы с Колчиным бросились к трупам и стали вытаскивать магазины, снимали патронташи. Рядом обрушилось несколько минометных мин. И визжащие осколки шарахнули как бритвой по глинобитным стенам. Мы успели залечь и металл просвистел мимо. Хотя это можно считать чудом. Разлет осколков у минометной мины, в жестком грунте, очень низкий.
   - Что случилось? - крикнул я Шархелю, меняя магазин автомата.
   - Всех перебили. Классическая засада, - он выпустил очередь поверх насыпи, - Они заранее пристреляли из минометов наши возможные позиции, да еще заминировали все вокруг.
   - Вы ж проверяли! - с досадой вставил Колчин.
   - Заряды сидели глубоко. Это тебе не растяжки, - пояснил Шархель, - И подрываются они с радиопульта. Вообще это самое безопасное место.
   - Кто это вам сказал?! - заорал я.
   - Они, - мрачно ответил Шархель, - показывая на убитых спецназовцев.
   - Если мне не изменяют глаза, то эти ребята здорово ошибались.
   - Не могу поверить, что я снова оказался в жопе вместе с вами! - завопил Колчин, - Ведь я же знал, чем все кончится. Как только мы собираемся вместе - начинается война.
   Серега чертыхнулся, послал еще одну очередь и побежал к развалинам собирать боеприпасы. Наверное, он заприметил там еще несколько убитых. На четвереньках подполз Колчин. Пули свистели прямо над нашими головами. Некоторые вышибали крошку. Наверное на той стороне засекли наши позиции. Мы не сговариваясь отползли на несколько метров в сторону.
   - Что будем делать? - Сашка пристроил рядом автомат.
   - Воевать, - ответил я и быстро выглянул из-за стены. Маленькие фигурки, мотаясь между камней приближались к пропасти.
   - Идут сюда, - добавил я.
   - Кто? - Колчин повертел головой.
   Рядом возник и тут же рухнул на землю Шархель. Он принес коробку пулеметной ленты. Разгрузки с магазинами и несколько патронташей с гранатами для подствольников.
   - Все что сумел найти, - его голос срывался от бега.
   - Куда стрелять? - спросил невозмутимый Колчин.
   - А стреляй хоть наугад, виноватого Бог сыщет, - махнул рукой Шархель и раззявил пасть затворной коробке, проверяя патрон.
   На другой стороне показались бегущие фигурки. Противник пошел в атаку.
   Мы тоже передернули затворы и командой дружных клоунов из-за кулис, выскочили и дали по ним длинную очередь. Фигурки тотчас залегли и затрещали в ответ.
   Пули просвистели выше насыпи. Мы приподнялись и вдарили с трех стволов по фигуркам.
   - Переключаемся на одиночную стрельбу, - крикнул Шархель, меняя магазин, - Стрелять только прицельно по противнику. Патронов не так много.
   Мы снова высунулись. Я тщательно прицелился в выбранную фигурку, что лежала за камнем и нажал на спуск. Возле фигурки вырос фонтанчик пыли. Она перекатилась в сторону и ответила.
   Я вовремя спрятался. Три или четыре пули попали в насыпь. Колчин, как заправский охотник шмалял одиночными по залегшему противнику. Но попадал или нет - не знаю. Я снова высунулся и присмотрел себе новую цель. Из-за валуна выскочила фигурка и виляя среди камней, неслась к нам. Я взял ее в прицел, потом бросил эту затею и поставил автомат прямо. Рано или поздно амплитуда его виляния совпадет с линией прицела. Фигурка поравнялась с собачкой прицела. Я нажал спуск. Противник упал и закатился за камни.
   - Не пойму, - потряс я головой, - То ли он спрятался, то ли я его прибил.
   - Не хрен тут размышлять! - рявкнул Шархель, - Не в музее, мля!
   Мы снова задолбили по противнику. Но его это ничуть не смущало. Фигурки неумолимо приближались. Уже можно было различить отдельные детали их снаряжения и лица. Скоро они подойдут вплотную к пропасти. И прижмут нас огнем. В это время вторая группа спокойно переправится через водопад и атакует нас во фронт.
   Шархель видимо размышлял в том же направлении.
   - Зарядить подствольники! - заорал он, - Делай как я!
   Серега воткнул гранату и отбежал от стены. Мы последовали за ним. Шархель упер автомат прикладом в землю, на манер миномета. Сашка и я пристроились рядом в одну линию.
   Взлетела хриплая команда: - Огонь!
   Скошенным веером взметнулись над головами ВОГи и пошли по навесной траектории к противнику.
   - Вперед! - скомандовал Шархель, - Переключить на автоматический режим стрельбы!
   Мы снова бросились к насыпи и ударили очередями. ВОГи разорвались где-то в укрытии противника с легким черным дымком. Рассыпалась трещоткой в воздухе ответная стрельба. Запели птичьими голосами пули. Отработанные гильзы вылетали из моего автомата стальной строкой, выписывая на лету замысловатые буквы и складывались эти буквы в стальные письмена.
   - Назад! - заорал Шархель.
   Мы снова заняли позиции для стрельбы из подствольников. Автоматы уперлись стволами в голубое небо.
   - Заряжай!
   Щелкнули ВОГи в жерлах подствольного гранатомета, - Огонь! Еще! Заряжай! Огонь!
   - Клак! Клак! Клак! - прощелкали на прощание гранаты и ушли к противнику.
   - На позиции! - скомандовал Шархель, - Надо удержать их на расстоянии! Нельзя подпускать к пропасти!
   Наши автоматы захлебнулись очередями. Фигурки между камней заметались. Кидались в стороны короткими перебежками и огрызались огнем.
   - Назад! Они перестраивают боевые порядки! - заорал Шархель, - Колчин пулемет! Будешь долбить и смотреть куда летят гранаты!
   - Понял! - крикнул в ответ Колчин и чуть не взял под козырек.
   Сашка подтащил к себе пулемет, с единственной лентой, убрал сошки и уперся телом в насыпь.
   - Леша на позиции!
   Мы с Шархелем встали рядом и зарядили подствольники.
   - Противник? - спросил Серега.
   - Колонной справа, - откликнулся Колчин.
   Мы повернули автоматы и ударили ВОГами в небо. Колчин стреляя короткими очередями.
   - Попадание? - орал Шархель.
   - Недолет!
   - Автоматы наклоним чуть вниз, - приказал Серега и мы вновь зарядили подствольники.
   - Клак! Клак! - пропели гранаты.
   - Попадание?
   - Есть цель! - радостно завопил Колчин.
   - Заряжай! - крикнул мне Шархель! Только скорее! Посылаем серию! Автомат не отклонять!
   Одну за другой мы выпустили примерно по пять гранат.
   - Есть цель! Есть цель! - орал радостно Колчин, - Они отходят!
   Мы кинули к насыпи. Да, правый фланг противника и вправду отползал. Зато левый за это время очень хорошо продвинулся и уже рассыпался цепью вдоль пропасти.
   - Мля!!! - заорал я, - Сейчас начнется!
   И фигурки начали! Они мощно огрызались огнем, и стреляли из подствольных гранатометов. Несколько ВОГов угодили позади нас. Еще несколько штук ударили в насыпь. Пули щедро высекали крошку из гребня стенки и подвывая себе уходили в небо.
   Мы залегли.
   - Надо отходить к кишлаку! - проорал Шархель, - Сейчас они переправятся через водопад и тогда нам уже не уйти!
   И тут случилось невероятное. Колчин вскочил во весь рост с пулеметом наперевес, и посылая длинную очередь во врага запел во всю глотку Интернационал: "Это есть наш последний и решительный бой. С Интернационалом воспрянет род людской".
   Мы тоже поднялись над стенкой, подхватили песню и стали лупить из автоматов по цепочке противника. Вскоре над полем боя, вперемешку с лязганьем затворов, ударами гранат из подствольника и посвистом пуль, разносилось: "Весь мир насилья мы разрушим, До основания, а затем, Мы наш мы новый мир построим, Кто был ничем тот станет всем!"
   - Клак! Клак! - подпевали вылетая гранаты, - Гау, Вьють, Вьють - солировали пули.
   И снова: "Это есть наш последний и решительный бой".
   Стрельба смолка как-то сама собой. Песня тоже кончилась. Мы упали за стену. Пот катил с нас градом и застилал глаза. Мы покатились со смеху представив себе наш театральный номер со стороны.
   - Ты чего запел? - спросил я Сашку вытирая глаза от смешливых слез.
   - Страшно чего-то стало, - ответил он хихикая.
   - Ну, Немировичи с Данченко! - всплеснул руками Шархель и новый приступ хохота повалил нас на землю.
   Страх куда-то отступил и его место мигом заняло безудержное веселье.
   - Ну, кино! Ей-Богу кино, - покатывался Шархель.
   - А "Мурку" слабо испольнить! - пролепетал я.
   И новая волна смеха задушила нас веселыми объятиями.
   - Ща, попробую, - пообещал Сашка, - Да боюсь инструмент не тот.
  
   Со стороны противника послышались крики. Я выглянул. Одиноко стоящая фигурка махала рукой с белым шарфом. Я высунулся из-за насыпи по пояс.
   - Что это?
   - Переговоры, - пояснил Шархель, - Объявляется временное перемирие.
   Я вылез и уселся на насыпи, свесив ноги в сторону противника. Мне даже в голову не приходило, что они могут в меня пальнуть. И не они не стреляли.
   Колчин с Серегой оставались на месте. Держа оружие наизготовку.
   Чья-то фигура махая белым шарфом шла в нашу сторону. Через мгновение я признал в ней профессора.
   В пробковом шлеме английских колонизаторов, и костюме песочного цвета, Григорий Алексеевич подошел к краю пропасти, сложил ладони рупором и прокричал:
   - Алексей! Есть пара предложений! Иди поговорим! Мы не станем стрелять!
   - А какие гарантии!
   - Гарантии дают в банке! Я просто хочу с тобой поговорить. Ты меня знаешь, я не стану обманывать.
   Я посмотрел на Шархеля, потом на Колчина. Они ничего не сказали. Тем временем безоружный профессор двинулся в сторону водопада.
   - Я жду тебя здесь, - Григорий Алексеевич неожиданно остановился, - Каждый будет на виду у своих друзей. Идет?
  
  
   Я оставил свой автомат Колчину и пошел к водопаду. За ним и вправду скрывался гранитный уступчик шириной метра три. Тут лежали убитые спецназовцы. Я обогнул трупы и вышел на другую сторону плато.
   Профессор терпеливо ждал, скрестив руки на груди.
   - Здорово поете, - встретил меня улыбкой Григорий Алексеевич, - Мы аж прослезились. Честное слово. Настолько трогательно все получилось.
   Я молчал. Не зная шутит он или издевается.
   Но Григорий Алексеевич говорил серьезно. По крайне мере глаза его говорили, что он впечатлен.
   - Честно слово. Этот бой доставил мне настоящее наслаждение. Там сидят уйгуры, - профессор указал себе за спину, - Это смесь китайца с узбеком. Ты знаешь. Очень хорошие воины. Суровые такие, с железной закалкой. Они очень почитают Сталина и все советское. Вы как запели, они опешили. Зачем, говорят, мы убиваем таких хороших людей? Ведь получается, что мы поступаем как фашисты.
   Ну, вы даете, ребята. Не ожидал, - Григорий Алексеевич смахнул несуществующую слезу, - В общем мы решили не убивать вас.
   Я постарался скрыть неожиданную радость и вздох облегчения. Патроны и ВОГи подходили к концу. А у этих ребят боеприпасов похоже было как у дурака махорки. В любом случае, через пять минут хорошего боя нас можно было брать голыми руками.
   - Мы не станем убивать вас, - повторил профессор с чувством благородства, - Но думаю за нас это сделают потом ваши же друзья спецназовцы из других отрядов. Ты, Леша, все равно никому не докажешь, что ты невиновен. Тебя подозревают во всех убийствах в Париже и Пекине. А теперь вот и эту резню на тебя повесят, - Григорий Алексеевич ухмыльнулся и глаза его затуманились, словно он разглядывал мое будущее, - В любом случае что хотели, мы уже получили. И теперь возвращаемся в Москву.
   - Но как вам удалось заманить нас в ловушку? - спросил я, - Просто невероятно, как у вас все ловко получается. За что ни возьмись - вы уже все предвидели, все предусмотрели, - пояснил я свой интерес.
   - О! - это очень просто, - махнул рукой профессор, - Вот тебе так сказать амбула с преамбулой! У нас везде - свои люди. И потом я устал уже повторять тебе, что я получил профессорскую степень именно в исследованиях поведенческой психологии. Давай я порассуждаю немного за тебя, - Григорий Алексеевич отставил ножку, как оратор в сенате, - Сначала Вяземский создал такую ситуацию, что ты начал всерьез опасаться за свою жизнь и решил бежать от него. Но скрыться от ликвидаторов, как ты понял - не так-то просто. Тебе понадобились защитники и ты решил искать их среди наших врагов. Кроме того, тебе очень хотелось отомстить Григорию Алексеевичу и Васе за смерть Риты, Наты и кого там еще? - профессор загибал пальцы, - Я никого не пропустил? Но просто так ты не мог заявится в ГРУ и во всем покаяться. Тебе нужны были доказательства твоей невиновности. А также нечто такое, чтобы им перехотелось тебя убивать. Ты мог бы избежать смерти только в одном случае: украв у нас материалы, которые мы спрятали для тебя в тайнике и передав их в ГРУ. Я признаться, боялся, что ты по своей природной недальновидности, - профессор деликатно кашлянул, словно беря мои умственные способности в кавычки, - Не найдешь нашего тайника. Но ты с честью выдержал экзамен. Мы даже штуку баксов туда положили и твой российский паспорт, чтобы ты по пути не испытывал затруднения в деньгах. Затем, Леша заявился к нашим противникам и выложил им свою добычу. Пока ты ехал, пока встречался и рассказывал о том, какие мы плохие, наши агенты подбросили Москве информацию об архиве военной разведки спрятанном, якобы, в этом месте. Потом мы наняли отряд уйгуров и даже пошумели возле заставы прошлой ночью, чтобы вы, ребятки, не сумлевались, куда мы идем.
   - То есть вы запланировали всю операцию еще там, в Китае? - поразился я.
   Григорий Алексеевич довольно заулыбался:
   - Конечно, мой дорогой! И ты отлично справился со своей работой. Заманил этих балбесов в ловушку и мы перестреляли всю ударную силу наших врагов. Я даже не могу удержаться, чтобы не рассказать тебе еще кое-что, - Григорий Алексеевич, потер от удовольствия руки, - Я еще раньше знал, что у тебя в друзьях спецназовец ГРУ майор Шархель. Когда подстава вскрылась, то во-первых московские агенты растерялись и хотели сорвать зло на тебе. Но Шархель им не дал. Во время того боя возле водопада, у вас начались склоки и ругань. В результате управление, так сказать, войсками - было потеряно. Потом ты начал стрельбу по моим людям в кишлаке. Прямо в тылу у спецназа. Они окончательно запутались с местонахождением противника. Это имело для вас катастрофические последствия. Мы не стали также добивать этого пентюха Мишу. Поскольку я заметил, что численный перевес оказался на вашей стороне. А нам надо было вконец вас рассорить. Так оно и случилось. Ну, как ты? - он взял меня за плечо, - Нормально повоевал? Многих наших пришил? Чуть моего племянника не кончил. Негодник. С покойником ты здорово его разыграл.
   Я молчал и отвел глаза в сторону.
   - Вижу-вижу, - профессор пытался поймать мой взгляд, - Раз жив, значит, кто-то из нашего отряда стал мертв. Ты прошел еще один экзамен. Молодец.
   Григорий Алексеевич убрал руку с моего плеча и снова сплел свои конечности на груди:
   - Мы и вы уничтожили последний отряд наших противников. Теперь им просто нечем и некем с нами воевать. Дальше уже дело умелой интриги в аппаратных верхах. Впрочем, тебя это не касается.
   Профессор помолчал и добавил:
   - Кстати, мне очень хочется взять тебя с собой. Ты мне понравился. Из тебя вышел бы настоящий ликвидатор.
   - Я с вами никуда не поеду. И становится вашим работником - тоже не хочу.
   - Ну, это как сказать. Дело в том, что я тут подумал, - профессор помялся и неожиданно выпалил:
   - Ты можешь пригодится нам для еще одного деликатного дела. В бою ты себя уже показал. Твоя кандидатура полностью пригодна для последней операции в нашем деле.
   Я отступил на шаг.
   - Не дергайся, - сказал профессор с улыбкой, - Мы еще повоюем. Итак, я предлагаю тебе твою жизнь, жизнь твоих друзей в обмен на твою поездку с нами.
   - Зачем я вам нужен? - я скривился от отвращения.
   - О! Это тайна, о которой лучше пока помалкивать, - профессор приложил пальцы к губам, - Но если ты едешь с нами, то я обещаю оставить в живых и тебя и твоих друзей, - он кивнул в сторону заборчика, за которым скрывались Шархель и Колчин, - Я же знаю: боеприпасов у вас не осталось. Вас можно брать голыми руками через пять минут боя. Не так ли?
   Я оглянулся назад. К сожалению из-за большого расстояния Колчин и Шархель так и не смогли толком разглядеть профессора в лицо. Получается я опять единственный человек, который может опознать профессора в случае чего. А "случай чего" может быть только один. Случай моей смерти.
   Теперь профессор предлагает мне уйти с ним. Что подумают мои друзья? Да только то, что я действительно заодно с этими подонками.
   - Мне надо посоветоваться, - сказал я.
   - Нет, уж, - не разрешил профессор, - Принимай решение сам. Либо ты уходишь сейчас и мы вас потом убиваем. Либо ты идешь с нами. И твои друзья остаются в живых. По-моему ясная и определенная альтернатива. Не так ли? Никаких полутонов и оттенков.
   - Но что они подумают, если я с вами сейчас уйду?
   - Настоящие друзья не изменят своего мнения о тебе, - веско проговорил профессор, - Придурки назовут тебя предателем. Но с такими людьми вообще не стоит водиться.
   - И даже попрощаться нельзя?
   Профессор отрицательно мотнул головой.
   - Хорошо, я согласен.
   - Тогда махни им рукой. Пусть они не прячутся и спокойно уходят.
   Я повернулся к заборчику. Кажется, из-за него выглядывала фигурка Колчина. Я махнул ей рукой, показывая, чтобы они уходили.
   - Идем, - профессор потянул меня за руку.
   Я уже отчаянно замахал руками показывая им, чтобы они уходили.
   - Леша! - донесся голос.
   - Уходите! - заорал я, - Все будет нормально!
   - Ты куда?!
   - Все нормально! - вопил я.
   - Хватит, твои друзья не настолько тупые, чтобы им по десять раз все объяснять, - профессор настойчиво подталкивал меня в спину, - Василий очень тебе обрадуется, вот увидишь!
   Шагая впереди профессора я чувствовал себя крайне не уютно, словно на мне трусов не было и ширинка расстегнута. Потом понял в чем дело: не хватало автомата в руках. Все-таки что ни говори, а оружие придает человеку смелость и некоторую уверенность в себе. По пути я размышлял: предоставит ли мне Великий Господин Случай всадить этим ликвидаторам по паре пуль в голову прежде чем они в очередной раз подставят меня? Или это испытание станет для меня последним и окончательным без права обжалования в Господнем промысле?
  

ГЛАВА 21-я

  
   Все дорогу от Душанбе до Москвы ни я, ни профессор, ни Василий не проронили ни слова. Мы держались так словно и не были никогда знакомы. Подъезжая на машине к Москве, Григорий Алексеевич, сидя на заднем сидении наклонился вперед и сказал:
   - Теперь я могу рассказать тебе немного о последнем деле.
   Я повернулся к нему. Василий вел автомобиль и казалось ничем кроме дороги не интересовался.
   - У тебя при себе фотокарточка Анатоля? - неожиданно спросил профессор.
   - Откуда вы знаете? - удивился я и сердце мое отстучало барабанную дробь.
   - Уф! - вздохнул Григорий Алексеевич, - Я уже устал отвечать на одни и теб же вопросы. Доставай карточку.
   Я помедлил, посмотрел на Василия. Но он даже не повернул головы. И казался полностью равнодушным к нашему разговору.
   - Давай-давай, - поторопил Григорий Алексеевич.
   Я полез во внутренний карман и вытащил фотографию.
   - Кажется Ната просила тебя перевести деньги с ее счета опекунам Анатоля. Я прав?
   Мне оставалось только кивнуть, чтобы не задавать еще один идиотский вопрос о потрясающей осведомленности профессора.
   - Теперь переверни карточку и прочти мне адрес, где живет ее сын, - попросил Григорий Алексеевич.
   Я перевернул карточку, вчитался во французские слова и застыл. Анатоль жил в Москве. Когда Ната передавала мне фотографию я лишь мельком взглянул на адрес, на номера банковских счетов не особенно разбирая, что именно там написано. От моих глаз ускользнуло почему-то такое явственное слово Moscou. Как же так! Я потер лоб. Вот придурок. Где были мои глаза? Анатоль живет в Москве.
   Профессор смотрел на меня торжествующе:
   - Невнимательность, Леша, губит не только мышей. Эта карточка была у тебя все это время и ты ни разу не поинтересовался ребенком Наты. После этого ты хочешь сказать мне что тебе жалко Риту и ее сестру?
   Честно говоря, мне стало стыдно. Да, я действительно не смотрел на карточку все это время. Ну, и что с того? Я хотел помочь Анатолю после того, как разберусь с профессором и попаду в Москву.
   - Нам надо забрать деньги, которые ты собирался перевести Анатолю, а потом шлепнуть ребенка и его опекунов, - жестко проговорил профессор.
   Я оторопел. Посмотрел на Василия и сказал ему:
   - Сказать вашему дяде, что он сошел с ума, или пусть еще чуток помучается?
   Киллер никак не отреагировал на мои слова и даже не повернул головы.
   - Это наше последнее задание, - пояснил Григорий Алексеевич, - После чего мы, Леша, можем спокойно с тобой расстаться.
   - Зачем вам деньги ребенка?
   - Это не его деньги. Это деньги нашего государства. Твоя Ната, как и все эти долбанные разведчики получили деньги от нашего государства. Она не имеет права отдавать их своему сыну.
   - Мне иногда кажется профессор, что вы параноик, - сказал я как можно жестче, - Анатоль ни при чем. Он ребенок. Он понятия не имеет о вашей военной разведке и надеюсь никогда о ней не узнает.
   Григорий Алексеевич рассмеялся:
   - До этой минуты ты не сомневался в моей гениальности, ну, или предусмотрительности по крайней мере, а сейчас я резко стал параноиком. Забавно!
   - Не трогайте ребенка, - уже попросил я.
   - Это не твоя война, Леша, и не твое дело.
   - Я вам не позволю его убить, - во мне закипала злость, - А эти деньги нужны ему, чтобы избежать детского дома и получить нормальное образование. Как вы не понимаете?!
   Машина подъехала к дому Григория Алексеевича. Мы вышли. Василий открыл багажник, достал оттуда пакеты с продуктами и ушел в подъезд.
   - Не кипятись, Леша, - начал профессор, - Предлагаю подняться ко мне и обсудить наши дела за хорошей закуской.
   Григорий Алексеевич замолчал внимательно глядя мне в глаза и ожидая ответа. Мысли рикошетом метались в голове. Что делать? Уйти и побежать в милицию? А что толку? Она не спасет Анатоля. Даже если менты, вопреки всякой жизненной практике окажутся порядочными людьми. С ГРУ и подавно все понятно. Остается только один выход: быть рядом с профессором и постараться ему помешать. Проще говоря, - убить.
   - Ну, так что?
   - Я согласен. Давно не пил хорошей водки.
   Григорий Алексеевич улыбнулся: - Вот и чудно. Люблю благоразумных людей.
   Мы поднялись в квартиру профессора.
   Василий уже накрыл стол на кухне и разливал водку.
- Ну, приступим! - потер руки профессор и указал мне на стул, - Во-первых за встречу! - поднял он тост.
   Мы выпили. Профессор не дал как следует разместиться в желудке первой рюмке, как поднял еще одни тост: - Во-вторых за содружество родов войск!
   Мы снова выпили, и Василий тут же разлил по третьей.
   - Теперь предлагаю почтить память всех убиенных на этой войне!
   Мы встали и молча не чокаясь выпили.
   Тут же разлили по четвертой.
   Что это они делают? - мелькнуло у меня в голове. Я стал внимательнее. Профессор с Василием словно хотят набраться. Или меня накачать.
   После седьмой или восьмой рюмки молчавший все время Василий начал как бы невзначай свинячить. Несколько раз он пролил водку мимо рюмки и попал в салаты. Потом затушил сигаретный бычок в кусок семги на тарелке да так там его и оставил. Уронил на пол хлеб и не поднял.
   Я наблюдал за ним краем глаза и удивлялся: зачем ему все это нужно? Как-то не верилось, что его так развезло. Да и раньше, в более сильном подпитии он не позволял себе такого.
   После десятой рюмки Григорий Алексеевич расслабился, расстегнул пошире ворот рубашки, откинулся на спинку стула и буравя меня масляными глазками заявил:
   - Завтра с утра едем в банк. Переводим деньги на счета ГРУ. Потом к этому Анатолю, - он выставил два пальца на манер пистолета, - И пых, дело готово!
   - Вы ведете себя, как бандит, - укоризненно сказал я, - Мне еще понятна, с натяжкой, но понятна ваша ненависть к агентам. Но причем тут невинный ребенок?
   Григорий Алексеевич держал меня взглядом:
   - Я продукт своего государства, сынок. История России, это история бандитизма, а не просвещения. Когда приперало мы брали у Запада все прогрессивное, чтобы потом переиначить это на свой лад и поставить опять-таки на службу режиму. Да, - распалялся профессор, - Мы не можем создать Мерседесов, МакДональдсов, ДВД-проигрывателей и прочего, что дает могущество цивилизации. Но зато мы можем делать самое лучшее оружие, чтобы отнимать эти мэрсы и прочие блага. Еще Иван Грозный понял всю опасность растления идущего с Запада, а потому перекрыл границу. Все - от крестьянина до боярина - приговаривались к смертной казни, только за попытку покинуть свое отечество и бежать на Запад. Только за умысел - им рубили голову. И вот тогда, - Григорий Алексеевич выставил указательный палец в сторону окна, - Люди побежали на Восток. Благо там было свободное пространство, населенное слабыми и маленькими племенами. Никто не оказывал серьезного сопротивления отрядам наших беглых холопов и дворян. Они осваивали новые земли, строили новые города, поселки и вот тогда туда подтягивались войска. Потом приходили чиновники от власти. Снова становилось душно и страшно от беспредела власти. И история бегства повторялась. Снова люди собирали пожитки бежали еще дальше на Восток. Так, Леша, мы и достигли Камчатки.
   А еще в нас развито чувство национализма. Наверное поэтому мы так хорошо понимаем немцев. У них этого чувства - в достатке. Мы считаем себя - русских - самыми умными, самыми мудрыми, смекалистыми, сильными. Только у нас, говорим мы есть душа, мысли о Боге. А Запад - это желудки. Они потребители. Знакомые слова?
   Я кивнул.
   - Так вот это и есть фашизм, дорогой мой! - профессор потирал теперь руки от удовольствия, словно только что доказал мне научную формулу, - Почему мы считаем, что нас - Россию все хотят погубить расчленить или что там еще? Почему Штаты не считают себя живущими в кольце врагов? Почему Франция так не считает или какой-нибудь Лихтенштейн? Потому что они нормальные люди. А наша страна - как наступили трудности - мы орем на всех углах: "это происки Запада, ЦРУ, пятой колонны!" Мы не хотим признаваться, что сами лентяи, раздолбаи, жестокие не умные людишки. Мы не хотим работать. И считаем, что нас должны кормить и давать блага за просто так.
   Почему мы готовы любить тех, кто рассыпается в словах любви и признательности к России, а тех кто нас не любит, мы ненавидим люто? Казалось бы какое нам дело до того любит нас Зимбабве или нет? Любит нас Прибалтика или Грузия? Да наплевать на них. Но нет! Мы чутко смотрим, кто что и как говорит! Отсюда наши проблемы. Мы считаем себя лучшими в мире и нас должны все любить. Кто не любит - тот пидераст и должен сдохнуть. Вот взять мужика. Из десятка баб с ним может быть одна и станет жить. И это положение вещей никого не удивляет и не злит. Но взять нашу страну: из десятка стран может одна и станет нашим верным союзником. Но это нас озлобляет. Нас должны любить ВСЕ. Все должны быть нашими союзниками и саттелитами. Если это не так - они враги и должны быть замочены на фиг.
   Странно звучит? Но тем не менее - это официальная политик властей.
   Мы полагаем, что только народ России знает как надо жить. И его путь - самый правильный. Остальные - должны нас любить, вовремя и по дешевке поставлять нам свои компьютеры, мэрсы и прочие блага, чтобы мы не отняли их сами.
   К сожалению именно так обстоит дело. И мы не можем его переменить. Наша ментальность, Леша, наш национализм воспитывался веками. Люди веками ненавидели власть. Веками от нее бежали. Но одновременно впитывали от этой власти чувство вражды к Западу. Во! Парадокс, а?
   Григорий Алексеевич снова разили по рюмкам, - Предлагаю просто дерябнуть. Без всяких тостов!
   Мы выпили.
   - И все-таки я с вами не согласен, - сказал я.
   - С чем именно? - воззрился на меня Григорий Алексеевич. Его лицо выражало удивление.
   - С тем, как вы описали мою родину.
   Профессор рассмеялся и похлопал меня по плечу:
   - С удовольствием послушаю. Мне нравится поспорить на философские темы.
   - Возражения мои, впрочем как и доказательства совершенно просты. И разбивают вашу теорию в пух, а может даже в прах. Насколько я знаю, в России испокон веков проживает свыше ста народностей. У каждой своя культура, свой язык. И если бы дело обстояло так, как вы говорите, мы бы перестреляли друг друга еще на заре становления государства. Только добровольно столько людей может веками жить в одной стране. И мой второй аргумент: для своего гнусного дела вы наняли наемников уйгуров. А знаете почему? Потому что ни один нормальный человек, ни один настоящий профессионал-разведчик не станет с вами связываться. Настоящие бойцы, лежат сейчас там - в кишлаке. И в Чечне. Они не занимаются подлыми делами. А такие как вы... - голос мой сорвался и я замолчал.
   Григорий Алексеевич не стал со мной спорить. Только покивал головой и глянул на племянника. Василий тотчас разлил по рюмкам и все молча выпили.
   - Уах! - сказал отдуваясь профессор и ставя на стол рюмку, - Таперича нам с Василием надо отлучиться, чтобы подготовить кое-что на завтра. Ты пока располагайся. Можешь книжки почитать, глядишь и станешь смекалистым парнем.
   Василий и профессор поднялись из-за стола. Когда они были в прихожей я спросил:
   - Надолго вы? - и тут же пояснил свой интерес, - Может я спать прилягу.
   - Нет! Нет! Тут рядом нам, - махнул Григорий Алексеевич, - А впрочем спи быстрей, поскольку нам подушка нужна, - сострил он и закрыл за собой дверь.
   Я постоял немного в прихожей, заглянул в дверной глазок и убедился, что ликвидаторы ушли. Нельзя допустить смерти Анатоля, - сказал я себе и прошел в кабинет. У меня тренькала в голове одна мыслишка и я хотел проверить: сможет ли она мне помочь?
   Отодвинув картину на стене, я заглянул в тайник. Под стеклом тускло поблескивал потертыми частями старинный Кольт. Видимо профессор или Вася успели вернуть его на место. Я стоял и смотрел на оружие. Сколько же людей они прибили из этого пистолета? Да как ловко придумано. Старинный Кольт не проходит ни по одной картотеке. Пули выпущенные из него могут сказать криминалистам только то, что они отлиты еще в восемнадцатом или девятнадцатом веке. Когда они это выяснят, у них глаза на лоб полезут. Этому феномену будет только одно объяснение: Дункан Маклауд собственной персоной!
   Пистолет закрывало стекло прихваченное к стене миниатюрным замочком. Я взял со стола пепельницу, и вдарил по стеклу. Брызгами осыпалась прозрачная преграда. Я вытащил пистолет и взвесил на руке.
   - Сейчас может быть впервые в жизни ты займешься справедливым делом, - сказал я ему.
   Где у нас тут патроны? Я полез в стол и нашел там коробку. Очень медленно, взращивая в себе чувство мести, я вставлял патроны в гнезда барабана. Потом вскинул его рукой на место и прокрутил его по руке. От запястья к предплечью.
   Детали оружия двигались плавно и без затычек.
  
   Зная о молниеносной реакции племянника Васи, о его поразительной целкости в стрельбе, я рассчитывал только на внезапность. Они входят, я стреляю. Никаких разговоров. Все и так ясно. Их надо убить и немедленно. Они поубивали всех моих знакомых и хороших людей. Сотворили столько зла. Доказать через суд я ничего не смогу. Меня просто никто не станет слушать. И потом еще неизвестно, что скажет суд, если я даже найду подтверждения своим обвинениям. Я ведь вполне могу сойти за соучастника. Да и сама область разведки - стоит над правом, над личностью. Здесь хладнокровные убийства превращаются в государственную необходимость. Любое насилие - трактуется, как исполнение служебных обязанностей.
   За этим размышлениями меня и застал вечер. За окнами стемнело. Квартира погрузилась во мрак. Страх начал выползать из темных стекол и расстилаться по комнате. Но я мысленно придавил его ногой.
   Я сидел под торшером в кресле. Потом вспомнил совет, профессора, никогда не повторять киношных штампов. Это наивно. Глупо и опасно в борьбе с профессионалами.
   Я переместился в прихожую. Потом устал там стоять. И снова вернулся в комнату. Но на это раз сел на диван. С его края хорошо просматривалась прихожая.
   План прост: заходят, включают свет, моя фигура пропадает во мраке комнаты. Они закрывают дверь и попадают в ловушку. Я начинаю стрелять, а в узком коридорчике им некуда деться. Все отлично и логично.
   Клямснул замок. Я вздрогнул. Ладони мгновенно вспотели. Я направил пистолет в сторону двери. Она подалась. И в квартиру ввалились две фигуры. Они не стали включать свет. И возились в темной прихожей с каким-то вещами. Я присмотрелся. Василий и Григорий Алексеевич принесли с собой чемоданы.
   Когда стрелять? - спрашивал я себя? Может они вообще не станут включать свет и сразу пройдут в квартиру? А я тут с пистолетом. Мне кранты.
   Профессор и племянник что-то бурчали себе под нос и наконец сложили чемоданы стопкой.
   Я вытянул руку с пистолетом. Надо бить сразу, пока они не увидели меня и ничего не заподозрили. Фигура племянника прочно сидела на прицеле. Я медленно стал давить на спусковой крючок. Он подался под пальцем. Собачка с ударным бойком медленно оттягивалась назад, чтобы долбануть по капселю. Неожиданно темнота щелкнула и прихожая озарилась светом. Передо мной стояли НЕЗНАКОМЫЕ МНЕ ЛЮДИ.
   Я выругался про себя. Еще бы секунда и они бы полегли в прихожей под градом пуль. Но кто они такие! Как они попали в чужую квартиру? - носилось в голове.
   Почему они ведут себя как дома? Откуда у них ключи? Что вообще это значит?
   Пожилой прошел в комнату и я в последний момент успел спрятать пистолет за спину. Щелкнул свет. Пожилой остолбенело уставился на меня. Молчал он примерно с минуту. Потом вошел молодой человек и тоже замер словно увидел армию чертей.
   Мы смотрели друг на друга непонимающими глазами и у всех на лице был нарисован один и тот же вопрос.
   - Позвольте спросить, кто вы такой будете? - разлепил наконец губы пожилой господин.
   - Я Алексей.
   - Хм, - сказал пожилой с сомнением, - Мне наверное это должно что-то сказать, но я ровным счетом ничего не понимаю. Не могли бы вы расшифровать? Вы грабитель?
   - Нет, - я все больше увязал в этой неловкой и дурацкой ситуации, - Я тут жду своего знакомого.
   - Знакомого? - переспросил пожилой и посмотрел на своего молодого спутника, - Вы ждете в моей квартире своего знакомого?
   Он специально выделил интонацией слово "моей".
   - Да, - подтвердил я.
   - И как его зовут?
   - Григорий Алексеевич Вяземский. Профессор, - проговорил я, а сам подумал: черт возьми, что за шутки? Кто этот тип? У профессора вроде бы не было родственников с собственными ключами от квартиры.
   - Вообще-то вы назвали мое имя, молодой человек. И я действительно - профессор.
   - У него еще племянник есть, - промямлил я запутываясь окончательно.
   Новый Григорий Алексеевич поинтересовался: - Да? Как интересно! И как же позвольте узнать, зовут этого племянника?
   - Василием зовут, - ответил я, - Только не говорите мне, что это молодой парень рядом с вами - ваш племянник, - продолжил я ернически.
   - Не хочу показаться странным, но он действительно мой племянник. И более того - зовут его Василий.
   - Что за черт! - хлопнул я рукой по дивану.
   - Вот именно! - подтвердил профессор, - А теперь потрудитесь объяснить, что вы делаете в моей квартире?
   - Вещи вроде целы, - тенью прошелестел за спиной профессора племянник.
   - Я уже сказал вам, жду человека. Его зовут также как и вас. И племянника тоже зовут Василий.
   Я встал.
   - Погодите, - попытался остановить меня профессор. Первоначальный страх его прошел и он пытался разобраться в этой ситуации уже из чистого любопытства, - Все как-то путано. Откуда у вас ключи от моей квартиры? Почему вы сидите в ней в темноте, если ждете кого-то?
   - Похоже меня обманули,- сказал я, - Извините. Тут такая чехарда творилась. Меня впустил сюда тот самый человек, что назвался вашим именем. Вы сами где были все это время?
   - В заграничной командировке. С племянником.
   - Это ваш пистолет? - спросил я, доставая из-за спины оружие.
   - Да. Этот Кольт... - тут новый профессор запнулся и посмотрел на меня. Но мой взгляд не нес угрозы. Поэтому новый Григорий Алексеевич вздохнул с облегчением и продолжил, - Это коллекционный экземпляр. Я храню его дома уже долгие годы. Как вы его нашли?
   - Как долго вы отсутствовали?
   - В чем дело? - тревожно спросил настоящий профессор, не отводя взгляда от моей руки.
   - Как долго вы отсутствовали!!! - заорал я.
   - Полгода, - растерялся он от моего крика.
   Я захохотал и бросил пистолет на диван:
   - Вы хоть оружие проверьте! Из вашего коллекционного экземпляра уложили уже столько людей по всему миру. Просто страшно сказать.
   - Не понимаю, пробормотал настоящий Григорий Алексеевич, зазывно глядя на пистолет. Но подойти к нему не решился.
   - Теперь мне понятно! - крикнул я злобно, - Кто-то представился вашим именем, и вашим тоже, - я кивнул на настоящего Василия.
   - Вас кто-то обманул, Алексей? Тут еще кто-то жил, помимо вас? - не унимался профессор.
   - Да-да - подтвердил я и пошел к выходу. Меня никто не задерживал.
  
   Я вышел из подъезда и угодил прямо под дождь. Поднял воротник. Но несколько пронырливых капель все же сбежали за воротник. Я поежился. Завтра надо бы сходить в свою новую газету. Представиться хоть новому начальству. Но как они все ловко состряпали! Напоили водкой. Пригрозили убийством Анатоля. Они знали, что я достану Кольт. Знали, что собираюсь их убить и буду ждать их прихода. Они надеялись - я открою стрельбу сразу же как кто-то войдет в квартиру. Я бы завалил ни в чем ни повинных людей и угодил бы в тюрягу на долгие-долгие годы. Они специально подставили этих людей под мой пистолет. Теперь мне ясно почему Василий свинячил. После убийства, я мог бы сколько угодно доказывать, что не знаю этих людей - мне бы никто не поверил. Водка и закуска на столе. Свинство кругом. Что говорит, мы выпили. От настоящего Григорий Алексеевича кстати тоже несло водочкой. Если б я их убил, ментам представилась бы совершенно ясная картина. Пришел в гости, напился, достали пистолетик поиграть, профессор и Василий вышли за новой бутылкой, вернулись - тут-то я их с пьяных глаз и прикончил. Обыкновенная бытовуха. Иди потом доказывай, что ты не знал этих людей. И собирался стрелять совсем в других. Да! - взорвалась ядреная мысль, - Ты все время говоришь "они, они, они". Они поставили, они напакостили. А кто это они?
   Я захохотал и заплакал одновременно. Этого я никогда не узнаю. С чего начинал, тем и закончил.
   Я шагал к метро и пелена дождя накрывала меня прохладой. Мне почему-то казалось, что вот я сейчас дойду до станции, а из темноты дождевой темноты выйдет ко мне навстречу Рита. И ее смерть окажется обманом. И она скажет мне, что ничего страшного не случилось. Ликвидаторы - это сон. Я спал.
   Но похоже обманом и сном оказалась именно жизнь. Моя жизнь.
  

ЭПИЛОГ

  
   Я перевел деньги на счет мальчика Анатоля на следующий же день. Несколько миллионов долларов, скажу вам по секрету. Когда я проворачивал в банке эту операцию клерки очень нервничали и косились недоуменно на мои потертые джинсы и рубашку. Если бы я сказал им, что приехал на метро - они бы вообще застрелились всем отделом.
   Сам я пацана не видел и ехать к нему мне не хотелось.
   Я проработал в новой редакции около месяца. И как-то мой редактор протянул мне приглашение на прием в Колонный зал Дома Союзов, где великие люди нашей страны собирались праздновать день военной разведки. То бишь ГРУ. Кто не помнит.
  
   Зимним пушистым от снега вечером, я одел свой единственный, а потому самый лучший - костюм и заявился туда вместе с Колчиным. Он тоже был приглашен как и остальная орава журналистов.
   К подъезду подплывали иномарки с мигалками. Выходили расфуфыренные генералы с дамами. Снег падал на дорогую опушку их воротников. Порхала у входа бравурная музыка военного оркестра. Музыканты таким образом согревались, чтобы не околеть от холода.
   В фойе сновали какие-то люди в штатском, с торчащими из уха кольчатыми проводами. Словно у них в голове стояло по телефону. Прыгали меж гостей порученцы в чине полковника. Все были возбуждены, вежливо раскланивались друг с другом, и с нетерпение ожидали начала праздника. По слухам, на торжество должен был заглянуть сам Президент страны.
   В самом зале уже кучковались генералы. Их дамы нестерпимо сверкали драгоценностями и оценивающе разглядывали всех встречных женщин. Глядя на это великолепие как-то не верилось, что наша армия загибается от безденежья.
   Генералы перебрасывались репликами. И мне показалось, что от этих полетов "репликов" нещадно мутило.
   На этом празднике мы с Колчиным играли роль мебели. Поэтому, как всякая нужная, но необязательная вещь, мы прошли проверку на пригодность. Сначала нас высвечивали металлоискателем. Потом охрана вежливо попросила выключить всякие мобильники, а еще лучше и самим заткнуться. К тому времени Сашка узнал о моих приключениях во всех подробностях поэтому, когда я вдруг воскликнул: "Татьяна Борисовна!"
   Колчин немедленно насторожился:
   - Где?
   Я указал рукой на старушку. Татьяна Борисовна Мещерякова, одетая в свое всегдашнее платье с орденами, плыла между гостями держа подбородок на дворянский манер. По мере своего продвижения она на ходу холодно кивала некоторым особам головой. И шла себе дальше. Зато особы как-то сразу тускнели и грустнели. Стараясь затесаться в толпу. Было видно, что Татьяну Борисовну - попросту боятся.
   С другими госпожа Мещерякова сердечно обнималась. О чем-то заговаривала, шутила и шла дальше. Я кинулся сквозь строй гостей наперерез даме и когда наши курсы сошлись вежливо поздоровался.
   Татьяна Борисовна кивнула, мне как незнакомому человеку, чуть скользнув по мне равнодушным взглядом, и пошла было дальше. Я вежливо попридержал ее за локоток:
   - Татьяна Борисовна! Извините. Вы меня не помните? Я был у вас вместе с профессором Вяземским.
   Дама остановилась, с удивлением посмотрела на свой локоть. Я тут же убрал с него свою руку.
   - О чем это вы? - скрипучим голосом осведомилась старушка.
   - Как о чем? - поразился я ее выдержке, - Неужто не помните? Книгу о разведчиках мы писали.
   Татьяна Борисовна ничего не ответила, пожала недоуменно плечами и повернулась чтобы уйти, но я снова попридержал ее за локоток.
   - Татьяна Борисовна! Я к вам по делу об агентах...., - но договорить я не успел.
   - Что тут происходит? - раздался властный голос. Пока я оглядывался, между мной и Вишенковой протиснулись двое охранников.
   - Я хотел только спросить, - начал было я.
   Но меня оборвали.
   - Татьяна Борисовна, все нормально? - поинтересовался здоровенный охранник с самым большим телефонным проводом в ухе.
   - Да, да, - кивнула она и пошла дальше. Охрана двинулась следом.
   Здоровенный секьюрити чуть задержался:
   - Откуда вы? - спросил он строго.
   Я показал удостоверение. Он брезгливо повертел его в руках и вернул мне книжицу со словами:
   - Еще раз увижу, как вы пристаете к советнику президента по разведке, я вас выпровожу. И сделаю так, чтобы на подобных мероприятиях вас больше никогда не пускали.
   Я разинул рот: - Советник президента?
   Охранник молча еще раз брезгливо осмотрел меня, ничего не ответил и ушел.
   В конце праздничного вечера, когда уже были сказана все положенные тосты и здравицы и наступила неофициальная часть, я снова увидал Татьяну Борисовну. Она шла через толпу гостей под ручку с президентом и о чем-то с ним весело болтала. Когда парочка проходила мимо меня и Колчина, нам обоим показалось, будто старушка быстро и хитро нам подмигнула.
  
  
   Алексей Оверчук
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"