Аннотация: Еще один романчик трилогии, читать можно как по порядку, так и вразнобой. На понимание истории - это никак не влияет.
ПРОГУЛКИ ПО ЛИНИИ ФРОНТА
"БЛУЖДАЮЩИЕ ОГНИ"
Алексей Оверчук
Моим погибшим братьям:
Сергею Хабарову и Сергею Кравченко,
Посвящаю.
ГЛАВА 1
Мне в нос уперся здоровенный волосатый кулак. Нестерпимо защекотало ноздри, но чихнуть я не посмел.
- Чувствуешь что тебя ожидает? - грянул внушительный голос. И человеческая глыба подалась чуть вперед, ожидая ответа.
- Примерно, - прогнусавил я, потому что нос был по-прежнему зажат кулаком.
- Ах, примерно! - не удовлетворился ответом бандит. И я тут же получил оглушительный удар в челюсть.
Почти с реактивной тягой я взлетел над полом, горизонтально просвистел к стойке с бутылками, проломил стеклянный бастион, ударил головой, спрятанную за ними тревожную кнопку, и рухнул под прилавок. "Дзынь!", "бах!" "швах!", - загремело вокруг. Брызги стекла и шипучего пива накрыли меня прохладным облаком. Перед глазами пылали синим пламенем круги. Летали галактики. Я мог бы разглядеть их каждую по отдельности. Но времени на это не было и я не стал этого делать.
Я подтянул колени к животу и принял форму зародыша. Потом перевернулся и встал на четвереньки. Ходить я временно разучился. Поэтому пополз, как младенец. Этот полет здорово меня потрепал. В голове шумной толпой бегали туда-сюда дурацкие мысли.
- Я понимаю теперь почему у летчиков усиленное питание, - вынырнул в голове улыбчивый образ Гагарина, - Все-таки полеты действительно отнимают много сил и здоровья.
На четвереньках я выполз из-за прилавка и, как механическая собака, зашагал к выходу. Захотелось глотнуть свежего воздуха и оклематься.
- Ку-ку, - сказали сверху, - Как поживает наш маленький барыга?
- Только-только начинает самостоятельно ходить, - просипел я, сплевывая сгустки крови на пол. И опять не угадал с ответом.
Чудовищный удар ногой пришелся мне в бок. Ребра жалобно скрипнули от неимоверной нагрузки. Сердце йокнуло. Я крутанулся кубарем и только газетная стойка остановила мое путешествие по торговому павильону. Она глухо звякнула, принимая удар, но удержалась. С лотков крылатыми стаями порхнули во все стороны газеты. Одна из них накрыла меня листами. Бросился в глаза крупный шрифт объявления: "Отличное средство для похудения!"
Газету смахнули и нависло необъятное лицо бандита:
Я на всякий случай оглядел павильон: ко мне ли обращаются?
Мое сиротливое одиночество и впрямь бросалось в глаза.
- Мне крайне неприятно, но не напомнят ли господа, когда именно и при каких обстоятельствах я им задолжал?
- Охотно, - откликнулся бандит, что стоял у витрины и следил за прохожими, - Ты уже дважды отшил нашего человека.
Второй бандит поднял меня и швырнул через весь зал, обратно за прилавок. Я не улетел в космос только потому, что помешала стена. Снова взметнулась туча брызг. Разбилась в крошево зеркальная облицовка, я повторно ударил головой тревожную кнопку, отрикошетил и рухнул на пол.
Как написано в инструкции, электрический сигнал от тревожной кнопки, шуруя по специальным проводам, должен разбудить звонок на пульте дежурного. Это означало, что дела мои плохи и мне срочно требуется помощь. Теоретически патрульная машина должна успевать к месту преступления за четыре минуты. Шла уже пятая минута нашей встречи, а милицейских все не было. Я уж начал беспокоится: а заплатил ли я за электричество? Может, его отключили?
Бандит втащил меня на прилавок.
- Ну, что скажешь? - и с коротким замахом ударил в лицо.
Вообще по натуре я такой человек, что люблю поболтать по всяким поводам. Но сейчас, положа руку на сердце, общаться мне ни с кем не хотелось. Разговор наш явно не клеился. Это был как раз тот случай, про который говорят: они разговаривают на разных языках.
- Тут каждый день кто-нибудь ходит, - разлепил я разбитые губы, - Один забесплатно опохмелиться требует, упирая на то, что вчера именно нашей водки нажрался и теперь его жажда душит. Другой кофе просит: ему, видите ли карамельку надо запить, которую он нашел в пыли возле павильона, третий забежит сотню занять до завтра, а то он на поезд в Прагу опаздывает. Какой простите из этих ходоков ваш?
- Кажется мы вышибли из него последние остатки разума, если они, конечно, были, - обратился бандит к подельнику.
- Жаль, - откликнулся тот, - Барыга подавал надежды. А полетных перегрузок не выдержал. Может катапультировать его еще разок?
И тут я вспомнил! Вчера вечером перед входом в магазин ко мне во второй раз подошел некий назойливый незнакомец и заявил, что надо платить дань. Я посмотрел на часы, туда где в специальном окошке, указана точная дата, и решил, что этот парень опоздал как минимум на несколько столетий. Времена дани давно прошли. Поэтому я счел его сумасшедшим, коих полно ошивается возле торговых точек Москвы и пожелал ему найти других данников.
- Стойте! - вскричал я, пока они не отправили меня в новый полет,
- Вспомнил я вашего ходока! Но признаться не воспринял его всерьез.
- Как же все-таки до этих торговцев хреново доходит, - пожаловался бандит своему корешу, - И как ты только торговать ухитряешься с такой слабой памятью? - бросил он мне.
Я скорчил жалостливую рожу: мол сам ужасно огорчен своим тупоумием.
- Деньги небось считать умеет! - откликнулся второй бандит.
- Так будем платить или будем умирать? - спросил он.
Этот парень - настоящий демократ, подумал я. Он всегда оставляет людям право выбора. У каждого, конечно, свои пристрастия. Но когда вопрос ставится именно так, то я всегда предпочитаю платить.
- Буду платить, - замямлил я, - Но у меня сейчас с деньгами туго. Я только начал торговлю. Павильон еще и трех дней не работает.
- Это твои проблемы, - подсказал второй новую тему для разговора.
Объяснюсь в чем дело.
Газетчикам всего мира хорошо известно, что летом тиражи изданий катастрофически падают. Подписчики предпочитают в это время ковыряться на дачных огородах, копают картошку, заготавливают на зиму соленья или совершают набеги на заграничные пляжи. Чтобы хоть как-то подогреть публику редактора кидаются во всякие ухищрения. От которых в первую очередь страдают журналисты. То есть в данном случае - я.
Мой редактор придумал такой ход: я должен был открыть торговую точку и месяц поработать частным предпринимателем. Предполагалось, что милиция, пожарные, санэпидемнадзор и прочие, начнут вышибать из моей прибыли свою долю денег. Я же все это буду тихонько записывать и к концу месяца разоблачу всех подчистую в своих статьях. Но с чиновниками иметь дело - это одно. А попасть в лапы к бандитам - совсем другое. Вот на такой случай я и завел себе секретную кнопочку.
- Гони деньги, мразь! - снова потребовал бандит.
Со звоном выскочил ящик кассы, и я передал ему дневную выручку.
- Мало, - заметил второй.
- Честное слово, - проговорил я срывающимся голосом, - Все что сегодня наторговал. Больше у меня нет.
- Не врешь тварь? - спросил первый, пряча мои деньги в задний карман брюк.
- Вот те крест! - я осенил себя.
Бандиты заржали: - Смотри, через три дня приедем, чтобы приготовил положенный оброк. Делиться надо, как говорят в правительстве. И они снова мерзко захохотали.
Улица встретила бандитов недружелюбно. Прямо на ступеньках павильона они получили прикладом в голову.
Я вывалился на улицу и присел на ступеньки магазина. Бандиты распластались на асфальте, раскинув руки, словно пытались обнять земной шар. Над ними уже работала группа захвата.
- Где вас носило?! - заорал я на капитана.
- Полегче-полегче! - остановил он мой порыв, - Мы просто улицы перепутали. Это они тебя так?
- А вы что видите у меня крылья? С чего бы это я толстой мухой стал летать по павильону?
- Ну-ну, - милицейский товарищески похлопал меня по плечу, - Все уже позади.
- Ага. А летать я так и не научился. Меня чуть не порешили на фиг! - я достал носовой платок и стал вытирать кровь с разбитого лица.
- Зато будет о чем в репортаже написать, - заметил он и подмигнул.
- Так это ты сучонок, ментов вызвал? - донесся голос бандита, - Кранты тебе! Гадом буду, мы тебя из-под земли достанем!
Ботинок ОМОНовца перекрыл фонтан проклятий. Мы с капитаном отошли в сторонку.
- Как думаете, это они серьезно насчет расправы? - спросил я.
- Да не боись! Это он так для понта. Для поддержания разговора так сказать.
- Ну-да, - недоверчиво хмыкнул я, - Только жить все равно охота.
- Да ладно, не станет он трогать журналиста. Че ему делать больше не фиг?
- А откуда вы узнали, что я на самом деле журналист, а не предприниматель?
- Работа у нас такая - все знать.
- Вы бы лучше расположение улиц выучили, - поддел я капитана, - А не за людьми шпионили.
После необходимых протокольно-бумажных формальностей бандитов кинули в воронок, а я поплелся домой. В душе бегала серой мышкой с тревожным колокольчиком, едкая мыслишка. Редакторская затея с предпринимательством провалилась, так толком и не начавшись. Жизнь устроила мне настоящий подвох. Лицо разбили, товар вдребезги, материала для статьи никакого, а виноватым сделают меня.
- Гражданин, в больнице надо кровью капать, а тут вам метро! - догнал меня недовольный голос дежурной.
Но я уже ступил на эскалатор и не ответил. Только покрепче прижал платок к лицу.
А вообще капитан ошибался. Бандиты не простили мне своего ареста.
ГЛАВА 2-Я
К одному моему приятелю Судьба всегда приходит по утрам в облике соседа по лестничной площадке: в драных трениках с отвислыми коленками, в сандалиях на босу ногу и с полной авоськой пива в руках.
Приятель встречал Судьбу героически. Он уничтожал принесенное пиво вместе с соседом и потом с ним же отмечал свою победу над Судьбой распитием водки. Жутким утренним похмельем приятель клялся себе, что больше воевать с Судьбой не станет и устроится на работу. Но всякий раз Судьба бросала ему новый вызов. Вздыхая, мой приятель снова кидался в бой.
Вообще Судьба принимает множество всяких обличий. Кому как, а мне она предпочитает звонить по телефону. Причем, как правило, голосом начальника.
В тот же вечер душного до тошноты московского июля, я лежал на диване в своей квартире и размышлял: чем бы таким полезным наполнить остаток субботы?
Высоко духовное желание написать какой-нибудь потрясающий рассказ (да такой, чтобы у всех зубы ломило от зависти), боролось во мне с низменным желанием холодного пива (да такого чтобы зубы ломило от холода).
Я перевернулся на бок. Борьба желаний вспыхнула с новой силой. В таком положении, надо быстро решать куда вставать: к двери - за пивом, или к столу - за ручкой и бумагой?
Щекотливая и теплая капля пота сползла с виска на нос.
Холодное пиво безжалостно побороло тягу к искусству и я рванул на улицу.
Через полчаса я снова лежал на диване. Причем одной рукой я прижимал холодную бутылку к разбитому лицу, а другой рукой - давал себе прихлебывать из второй, уже открытой бутылки. Где-то в глубине души жалобно попискивала забытая идея рассказа.
Летний сумрак уже крался на мягких лапках по улице 1-я Дубровская, где я живу. Угомонились за стеной горластые соседки и слышно было, как за окном издох последний автомобиль. Москва уехала на дачу играть в бадминтон, шлепать по траве во вьетнамках и стучать костями домино в летнем саду.
Один я, как дурак, лежу тут на своем диване и слушаю горячее дыхание асфальта.
И тут позвонила Судьба.
- Алё? - сказал я ей томным голосом.
- Ты где шляешься? - резанула Судьба грубым голосом моего редактора Ивана Тимофеевича Павлова.
- Хожу тут неподалеку, - признался я.
- Ходит он! - заворчала трубка, - Я тебе полчаса уже названиваю!
- Примерно столько я и гулял.
- Тюремные у тебя привычки какие-то, по полчаса на прогулку...
Я раскрыл было рот, чтобы оправдать свои привычки, и даже успел сказать нечто вроде: "уэ-э", но редактор меня прервал.
- Я слышал ты уже провалил мою гениальную идею с предпринимательством?
- Это бандиты во всем виноваты, - начал я оправдываться.
- Знаешь, иногда мне кажется, что если бы я послал тебя на экватор понаблюдать за восходом солнца, то ты нашел бы тысячи причин, объясняя мне почему солнце там не встало. Понимаешь о чем я?
Мне оставалось только вздохнуть в трубку.
- Ты знаешь, что в Таджикистане начисто раздолбили нашу погранзаставу? - спросил строго Иван Тимофеевич.
- А вот этого я точно не делал, - сказал я на всякий случай.
- Собирайся и дуй в редакцию, - веско приказал Павлов, - Ты летишь в Таджикистан, на эту заставу. Летишь сегодня. Мне нужен репортаж.
Редактор даже не стал ждать, когда я с ним вежливо попрощаюсь, и бросил трубку.
- Хотя чего прощаться? - подумал я, - Чтобы через сорок минут опять поздоровкаться?
Я вздохнул, засунул пиво в холодильник и поплелся к метро.
Редактора отдела политики Ивана Тимофеевича Павлова, многие называют стреляным воробьем, которого на мякине не проведешь. Я с этим мнением не согласен. В Павлова никогда не стреляли. Вместо себя он предпочитал посылать под пули кого-нибудь из подчиненных. Да и то исключительно тех, кого по его мнению не жалко. С "мякиной" и того проще. Иван Тимофеевич питается исключительно деликатесами.
- Вот деньги, - редактор протянул мне через стол бумажный пакет, - Самолет через четыре часа. Билеты заказаны. К сожалению, кроме тебя я больше никого не могу туда послать.
- Спасибо за доверие, - промямлил я.
- Все корреспонденты разъехались на более важные задания, - игнорируя мои благодарности, продолжил Павлов и заглянул в график, - Смирнов улетел в Канны на фестиваль, Турбин в Париже на открытие выставки Дали, Алексашенко - навещает русскоязычную диаспору в Калифорнии...м-да.
- Вам действительно приходится делать чертовски трудный выбор, - заметил я, - А может быть сможет поехать...
- Не сможет, - оборвал мою мысль редактор и уставился в монитор своего компьютера.
Чего он там разглядывает? - подумал я, - Голых баб что ли?
- Статью пишу, - пояснил неожиданно Павлов.
Я посмотрел удивленно.
- Леша, у тебя все твои мысли на роже написаны красным фломастером. Кстати, кто разрисовал твою рожу такими ужасными синяками?
- Это все из-за вашего задания. Бандиты отделали.
- Я совсем не удивлен такому исходу. По-моему ты никогда не умел разговаривать с людьми, - обронил Иван Тимофеевич, - Кстати, в Таджикистан полетишь вместе со своим другом Колчиным.
Словно ожидая за дверью, пока назовут его фамилию, в кабинет украдкой просочился Сашка. На всякий случай мы с ним сдержанно поздоровались, как незнакомые люди. Колчин удивленно уставился на мое лицо, но промолчал.
- У меня просьба к обоим, - Павлов оглядел нас внимательно, точно Святая Инквизиция чертей, - Не нажираться, баб не щупать, драки не устраивать. Все-таки за границу едете.
Мы неопределенно хмыкнули.
Редактор меленько вздохнул и уставился в монитор, словно диктор в суфлер, ожидая увидеть там новую порцию наставлений для корреспондентов.
Через минуту Павлов оторвался от монитора:
- Вы еще здесь? А я-то думаю, кто это так тяжело сопит в кабинете?
Мы кивнули на прощание и вышли.
Получать зарплату - всегда приятно. Получать командировочные приятно вдвойне. Сразу начинаешь прикидывать: что бы такого купить себе в личное пользование в память о командировке? Некоторые тратятся на новый компьютер, другие на золотые часы или модную одежду. Бывают и такие, что дарят женам золотые украшения в качестве компенсации за свое отсутствие.
Но нам с Колчиным пришлось изрядно помучиться. Тратить деньги на приятную чепуху не хотелось. Они могут понадобиться на войне. Тут же появилась другая проблема: а какие вещи жизненно необходимы в зоне боев? Фонарик, фляга, пару запасных штанов, рубах - все это понятно. Но что еще? Это наша первая командировка на войну и мы даже отдаленно не можем себе представить: с чем придется столкнуться.
На гражданке я усвоил одно железное правило - следить за тремя вещами: деньги, ключи, документы. Все остальное - по необходимости. В книжках читал, что на войне приоритеты меняются. Три главных вещи там - это оружие, патроны и вода. Почему вода? Потому что боец может обходиться без пищи неделями. Без воды - всего пару-тройку суток. Про патроны и говорить нечего. Нет патронов - рой себе могилку.
Погранцы как-то рассказывали, что суточный рацион моджахедов в горах состоит из фляги воды и лепешки хлеба. А если им дать еще и крохотную шоколадку, то они могут умереть от счастья. Поэтому моджахедов никто не балует и шоколадок не дает. Что б не умерли.
В общем, человек может воевать в драных лаптях и телогрейке. Жрать траву и обгладывать кору с деревьев. Но он не может воевать без оружия, патронов и воды. Но все эти советы хороши для военных. А что делать гражданским?
Сколько ни морщили мы репу - ничего путного в голову не приходило.
Мы идем с Колчиным по улице 1905 года и ночь, одетая в гирлянды придорожных фонарей, машет нам прощально разлапистыми ветками из темного сквера. Горожане, россияне и незаконные мигранты всех возрастов и размеров облепили вестибюль метро, памятник революционерам, просто кучкуются на площади и тянут прохладное пиво. Даже не верится, что где-то есть люди, которые собираются вместе только для того, чтобы незлобно пострелять друг в друга. Потыкать ножичком в жаркой рукопашной. И никому из них даже в голову не приходит, что пить пиво - это намного приятнее. Бедняжки.
- Предлагаю взять водки, - сказал Сашка.
Я расхохотался.
- Ты чего? - обиделся он.
- Сань, представь себе: военные собираются на войну и один из них говорит: "Предлагаю взять с собой оружие и патроны". Это же самоочевидные вещи, которые в особых пояснениях не нуждаются!
- Да ладно тебе! - отмахнулся Колчин.
Повинуясь его жесту рядом затормозил голодный до денег таксомотор.
- Вот и карета! - сказал я, усаживаясь на переднее сиденье.
- Куда едем? - спросил таксист.
- На войну, - махнул я рукой вперед.
Брови таксиста выросли домиком.
- В смысле в аэропорт Домодедово, - уточнил Сашка.
Машина мягко взяла с места.
- Что правда на войну едете? - поинтересовался шофер, после минутного молчания.
Больше мы не разговаривали. Из динамиков магнитолы сокрушалась о нашем отъезде Таня Буланова. "Не бросай, меня - не надо!" - кричала она в открытые окна авто. Шофер сосредоточенно смотрел, как его машина пожирает километры московских дорог.
Если бы мы с Сашкой обладали зрением предсказателей, то несомненно увидели бы, как за нашей машиной уже бегут припрыжку многочисленные неприятности.
ГЛАВА 3-Я
В аэропорту я занялся билетами, водкой, консервами и прочей походной ерундой. В результате собрал два объемных рюкзака. Колчин в это время звонил своим знакомым московским пограничникам из пресс-службы и взял с них слово, что они дадут команду своим местным коллегам по организации нашей встречи в Душанбе. На Лубянке торжественно пообещали, что так и случится. Ковровых дорожек прикупить уже не успеют, но служебный Уазик подать ко входу - это запросто.
С легким сердцем и тяжелой поклажей мы уселись в самолете и начали улетать. В прямом смысле слова. До Таджикистана четыре часа пути. За это время можно выпить, поспать, опять выпить и приземлиться. И все это умещается в одно емкое слово: "улетать".
Как только я вышел на трап самолета - в лицо ударила волна горячего воздуха. Мы с Колчиным моментально взмокли от пота. Температура явно зашкаливала за 30 градусов.
Я огляделся, и меня поразила необычная для аэропортов тишина и безлюдность. Бесконечный мрак скрывал взлетные полосы. Ни одного огня или звука. Даже наш самолет показался каким-то заброшенным, мертвым, когда на нем погасили огни. Вдали светился редкими окнами низенький аэропорт. Подвозить нас к нему никто не собирался. Пассажиры топали к вокзалу пешком. Тут же крутились какие-то темные личности, предлагая поднести вещи, и загадочно подмигивали. Но делали они это как-то не убедительно. Своей поклажи им никто не доверил. Нырнут в темноту - ищи потом ветра на минном поле.
К зданию аэропорта мы с Колчиным подошли мокрыми от пота до нитки. Проклиная службу местного сервиса за то, что она так рано издохла и жару, которая издохнуть не спешила.
- Ваэнный? - спросил таможенник глядя на мою фотографию в паспорте.
- Боже упаси! - сказал я, - Просто мне нравятся короткие стрижки.
- Найомник? - упорствовал он и подозрительно щурил глазки.
- Журналист, - уточнил я благодушно и показал ему корреспондентскую книжицу. А то он так далеко зайдет со своими расспросами.
Сам между прочим подумал: фига себе! К ним тут наемники так запросто прилетают!
В глазах таможенника запрыгали злобные чертики. Я буквально почувствовал, что в детстве этот чиновник явно перечитал всего Фенимора Купера и теперь не доверяет ни одному бледнолицему.
- Сумка открывай, - сказал он со злобной вежливостью.
Я вжикнул молнией рюкзака. Он перевернул его вверх тормашками и тряхнул. На досмотровый стол посыпались все мои вещи. Таможенник брезгливо в них поковырялся, пошвырял, потрепыхал. Что-то уронил. Мне пришлось поднимать.
- В карманах ичито? - спросил он, указывая на боковые карманы рюкзака.
Я не стал объяснять и просто достал две офигенных металлических фляги. По внешнему виду они напоминали артиллерийские снаряды.
Таможенник открутил крышку и понюхал.
- Водка?
- Она самая, - сказал я и с ужасом вдруг представил, как он скажет сейчас безжалостно: - "Не положено - выливай". Мелькнула перед глазами жутко живая и правдоподобная картина, как я душу его насмерть, потом меня вяжут и свой век я доживаю в каменоломнях Таджикистана....
Но таможенник вдруг подобрел и сказал:
- С водка проходи, пожалуйста, - и улыбнулся во всю ширину своего лица.
Количество огненной воды доказало мою благонадежность лучше паспорта и служебной ксивы.
Когда я упаковался, таможенник протянул свою загребущую лапку и тихо, но настойчиво назвал мне цену в местной валюте. Очевидно это была какая-то лично придуманная им пошлина.
Видя мое замешательство, таможенник истолковал его по своему и не хуже валютного спекулянта перевел мне сумму негласного налога в рубли. Я заплатил и от меня отстали.
- Прахади, пажалста! - таможенник широко махнул рукой, как в боулинге.
Возле выхода нас с Колчиным никто не ждал. Мы сбросили рюкзаки на автостоянке.
- Саша, ты, кажется, договаривался о встрече? - спросил я укоризненно.
- Да.
- Ну, значит тебе и искать этих пограничников. А я пока вещи посторожу.
Сашка убежал на поиски. Пассажиры с нашего самолета живо рассаживались по машинам. Никто не задерживался даже поболтать. Автостоянка перед аэропортом стремительно пустела. Я вглядывался в глубину уходящих в город улиц и не видел привычных огней. Город вдали погружался в ночной обморок. В горячечное беспамятство. Что-то мне подсказывало, что задерживаться здесь не стоит.
Как говорят военные, от нечего делать я принялся размышлять. Очень скоро я убедился в правоте наших генералов: это занятие кого хочешь доведет до инфаркта.
Что будет, думал я, если пограничники нас не встретят? И внутренний голос мне отвечал: "правильно, Леша, будет
комендантский час". А что такое комендантский час? - спрашивал я себя. И тот же голос пояснял: это когда твои золотые часы лежат в кармане коменданта, а сам ты - сидишь в тесной камере при комендатуре. А если нет у тебя золотых вещей, тогда вообще шлепнуть могут, чтоб нищету в республике не плодить.
За широкими окнами аэровокзала бродили автоматчики. Они бросали хищные взгляды на наши рюкзаки и с какой-то нехорошей задумчивостью разглядывали мою одинокую фигуру. Словно я мешал им строить какие-то радужные планы.
И хоть мысли от удушающей жары ворочались в голове с трудом, я все же сообразил, что в местное отделение милиции лучше не попадать.
Прибежал Сашка:
- Быстрее, вояки согласились подвезти нас до гостиницы.
Я мысленно перекрестился. Мы подхватили вещи и побежали к командирскому Уазику. И показалось автоматчики за окном безнадежно вздохнули.
- Журналисты? - спросил полковник с переднего сиденья, когда мы упаковались в автомобиль.
- Да. Приехали к пограничникам.
- К этим бездельникам? И чего вы от них хотите?
- О тринадцатой заставе хотим написать.
- Ну-ну. А сами-то зачем приперлись? Дома что ли не пишется?
- Дык, работа такая, - сказал я, - Своими глазами хотим посмотреть.
- Своими глазами? - переспросил нараспев полковник, - Вот натянут вам боевики глаза на жопу, многое вы тогда увидите. Приезжал тут один такой же. Все посмотреть хотел. Повезли его. А тут снаряд. Пол дня потом его глаза с дерева снимали. А больше на родину и отправлять было нечего.
- Да вы острослов, - заметил Сашка.
- Не то слово. Острее меня только пуля. Вы в какой гостинице собираетесь остановиться?
Этот вопрос застал нас врасплох. И вправду? какая должна быть на войне гостиница.
- Вы смотрите поосторожней. Братва тут знаете какая?
- Какая?
- Такая, что ну его на хрен. Нарветесь на грабителей, лучше сразу все отдайте. Стреляют не задумываясь. А менты знаете какие? Вы из Москвы?
Мы кивнули.
- Ну вот представьте себе пьяных и обкуренных московских ментов, которым не хватает денег, чтоб догнаться...
Нам с Колчиным стало жутко.
- Так вот эти менты тоже стреляют не задумываясь. А потом объясняют это также как и в Москве: за сопротивление властям, - полковник хохотнул, - Так в какую гостиницу вас отвезти?
- А вы куда едете? - спросили мы хором.
- Я еду в Интурист. Он в центре города. И под усиленной охраной военных.
- Ну, тогда и нам туда, - сказали мы и облегченно вздохнули. Хоть один вопрос разрешился сам собой.
Окна парадного фасада гостиницы Интурист выходят на парк огромных размеров и невероятной густоты. Мы подъехали к зданию, когда уже окончательно стемнело. На город обрушился комендантский час и по темным аллеям парка, резвым аллюром скакала никем не опознанная автоматная стрельба.
Вход в Интурист загораживали бетонные блоки и стена из мешков с песком. За этой архитектурой прятались автоматчики. Из-за угла, хоронясь под кустом сирени, выглядывал нос БТРа.
Охранники при входе очень внимательно и крайне подозрительно нас осмотрели, но ничего не сказали. Мы шли
с полковником и видимо это их успокоило.
Потом доброго полковника увез попутный лифт, а мы пошли к стойке "ресепшн".
- Можно снять номер? - спросил Колчин с видом жутко важного интуриста.
Дежурная поморщилась и склонилась к журналу:
- Сейчас посмотрю, но кажется свободных номеров у нас нет.
- Хорошенькое дело, - пробормотал я, - Это что же нам и голову прислонить негде? Не говоря уж обо всем остальном?
Надсадно ухнула за окном граната. Но женщина за стойкой даже ухом не повела.
- Свободных номеров нет, - оторвалась она от журнала.
Идти на улицу в такое время - чистейшее самоубийство.
- Мы журналисты. Из Москвы, - сказал я с нажимом.
- Да какая разница! - махнула рукой служащая и заговорила с досадой, - Тут военных полно! Гуманитарные миссии целые этажи занимают! Гостиница забита.
Здрасьте! - крикнул я себе мысленно. Тут гражданская война вовсю полыхает, а военные в Интуристе живут! Хорошее время препровождение!
- Эк их расперло, эти гуманитарные миссии - недовольно пробурчал Колчин.
Тут в душе у дамы на "ресепшн" щелкнуло какое-то реле милосердия. Она взяла телефонную трубку, навертела на диске коротенький номер и заговорила в микрофон по-таджикски. Понять ее было не сложно. В потоке незнакомых слов то и дело мелькали непереводимые на таджикский слова: "корреспонденты", "Москва", "командировка". На том конце отдали какое-то распоряжение. Мы неотрывно смотрели на служащую. Она медленно вернула трубку на место и с улыбкой сказала:
- У нас есть один двухместный номер на одиннадцатом этаже. Надеюсь, вы не будете просить два одноместных?
- Конечно, не будем! - заорали мы с Колчиным в один голос, - Давайте какой есть!
Нам сунули бланки и мы их мигом заполнили.
Прежде, я никогда не бывал в "Интуристах". Но по советской привычке знал, что для иностранцев всегда припасают все самое лучшее.
Например, много раз, проходя по Тверской, мимо знаменитого московского "Интуриста", что стоял когда-то в каких-то пяти шагах от Манежа, грезилось мне, как за стенами этой гостиницы, шикарные буржуазные шпионы тискают податливых, пышногрудых агентесс из КГБ. И всем весело. И все пьют шампанское. Звуки негритянского саксофона вязнут в похотливой атмосфере разврата. Плывет душистыми слоями сигарный дым. В самой гуще всей этой запретной для советского человека жизни, холодными пингвинами, деловито снуют тудым-сюдым лакеи, поминутно шаркая от учтивости ножкой и подливают халявный мартини.
Простой же русский человек кушал жизнь, приправленную говнецом и партийной пропагандой. Щупал толстозадых кондукторш в переполненном автобусе, пил дешевый портвейн и смолил бычок тошнотворной "Примы" на троих.