(сатирическая сказка)

Жили-были дед да бабка; 
не совсем, быть может, дед 
и бабуся тоже - нет. 
Но в селе стояла хатка: 
небольшая, как палатка. 
Ну, а коль вам интересно:
при любви ничуть не тесно. 
Да и много ли им нужно? 
В общем, жили они дружно: 
не ругаясь, не ворча, 
и не дрались сгоряча; 
если только бабка малость, 
изольёт соседке жалость, 
коли примет лишком дед 
самогоночки в обед. 
Шито-крыто, всё путём! 
За таким они житьём 
и сподобили вдвоём 
то ли ночью, то ли днём, 
к другу дружке ли любви, 
(нищете ли?) как могли: 
по амбару помели, 
по сусекам поскребли, 
отряхнули даже с плеч, 
затопили жарку печь, 
Колобочка испекли; 
наглядеться не могли. 
Долго радовались вместе, 
содержа в укромном месте; 
всё надеялись по чести 
радость тайную извлечь, 
но ... забыли постеречь.
Иль замешкались, не знаю!
Проморгали ... (примечаю.)
Оказался он живой.
Шустрый даже! С головой.
Неусидчивый такой.
Как ведётся в доброй сказке: 
навострил лукавы глазки, 
с подоконника в лесок 
покатился: прыг, да скок ...
Только видели его.
Глядь! А он уж далеко.

Скачет тропкою лесной:
круглый, пышный, заводной ...
Как налево тропку тянет:
Бабку с Дедом он помянет,
и какой он умница
(слог рифмуя, крутится),
сам же хвастает притом,
что покинул отчий дом.
Как направо тропку гнёт:
так он песенки поёт;
исключительно не Кот,
что по цепочке идёт.
У Кота есть шерсть и пух;
так же он не Винни-пух:
нет ни лапок и ни ног ...
Ясно дело: Колобок.
Наш, тот самый, что не мог
усидеть у Бабки с Дедом,
их порадовать обедом.
Преисполненной душой
он пустился вскачь тропой,
приключений злых герой.

Повстречался с Зайцем вдруг;
будто нету других дел,
тот угодливо запел:
'Здравствуй, тёпленький мой друг!
То ли крендель, то ли шар ...
от тебя приятный пар
так исходит, даже мухи
поместить хотели б в брюхе'.
'Здравствуй, здравствуй, лопоухий.
Знаю песенку твою.
Подаяний не даю.
У меня свои делишки,
так что топай читать книжки'.
Зазевался Зайчик бедный:
хоть и был он не бездетный,
не встречал же боле вредных.
Из кустов, из заповедных,
вдруг как выскочит Лисица -
кушать зайцев мастерица,
обалделого его -
хвать! - за уши и бегом ...
погнушалась Колобком.
Булку есть нашли, что ль дуру?!
Портить стройную фигуру.
Был бы с мясом пирожок?
То-то был тогда дружок!

Пережив немалый шок,
дальше двинул Колобок.
'Эка! - думает, - какой я!
За мою персону бойня!'
А Лисица между делом
жадно Зайку уже ела.
(Три дня пищи не имела.)
Дюже сильно торопилась
и, конечно, подавилась.
Тут же рядом с тем слегла,
в муках жутких умерла.

Раз налево тропку тянет:
Бабку с Дедом он помянет.
Коль направо повернёт:
снова песенку поёт.
Про Лисицу и про Зайца ...
(Можно ль брезгать, улыбаться?!)
По натуре хвастунишка,
своей значимостью слишком
обольстился он, но вот:
Бармалей к нему идёт.
Бармалея знают все
и боятся на земле:
дети, взрослые - бандита,
одного злодейчья вида.
Заорал разбойник грубо,
ухмыляясь, лижет губы:
'А! Изделие мучное!
Я не кушал суток двое.
Ты попался кстати мне' -
и уселся сам на пне.
'Ты дурак, злой Бармалей!
Хоть на свете нету злей,
да и нет, поди, глупей.
Бабка с Дедом не имели;
Лис, Косой - меня не съели ...
Ты ж тупица, в самом деле,
голодай хоть две недели
(старый, толстый, мерзкий жлоб)
подавиться тебе чтоб'.
Тот глазами: хлоп да хлоп ...
Колобок подпрыгнул - в лоб
старику с разбегу - шлёп!

И опешил Бармалей:
не встречал ещё наглей,
что там пышек он - людей!
Пока думой удосужен,
Бабка-Яга неуклюже,
проходя здесь от безделья,
захотела чуть веселья.
Фыркнув, крякнула слегка,
Бармалея в колобка
превратила - и вприпрыжку! 
Поломала вмиг лодыжку,
наступивши на калмышку.
И скатилась так в овраг ...
Неизвестно, что и как?!
Колобочек-Бармалей  
мёртвого лежал мертвей.
Не умел он говорить,
а не то, что б там острить
али ползать, иль катиться.
Мог он только, может, злиться?
То незнамо никому ...
Колобок наш потому
не прощаясь, юркнул дале,
не вникая в суть морали.
Был он вредный и шкодливый, 
ко всему стал и спесивый 
от неведомых удач.
(Вот какой он, мол, лихач!)
А того, что Бармалеем
слыл когда-то, по идее,
кто-то точно уже съест,
за один притом присест;
мы на нём поставим крест.

Раз налево тропка гнётся:
Колобок опять смеётся.
Раз направо: впопыхах
изощряется в стихах.
Змей-Горыныч вдруг навстречу:
ищет кушать (я замечу),
видя нашего дружка,
подлетел исподтишка.
В принципе, не он - они:
три головки у Змеи.
Каждая, разинув пасть, 
норовит наесться всласть,
хоть один у них желудок,
но имеют свой рассудок.
От того извечный спор,
с виду глянешь - сущий вздор.
А считать за разговор,
если только спьяну что ли?
Нет униженнее доли,
в коей наш подлюка роли.
'Наш кулич - отрада думам!
Ах! Наш кексик, ты с изюмом ...' -
начал хором аспид петь,
но не тут-то возыметь
Колобка, проняв словами ...
(Он и сам теперь с усами!)
И сказал: 'Ну, ты, жар-птица?!
Трёх ли глава медяница?!
Всё равно напрасен труд:
не для этого я тут,
чтоб какая-то лягушка
съесть могла. Я не ватрушка!
Не кулич, не кекс с изюмом,
не награда вашим думам,
бестолковые башки!
(Развертелись, как флажки.)
Ишь удумали ...'. А Змей!
Стал ещё черней и злей! -
'Ах, ты блин, такой-сякой!' -
подал голос вновь тройной.
Хрясть! Разнёсся над землёй ...
Опоздал от слов ногой.
Быстрый кругленький шельмец -
увернулся удалец.
Да и головы опять
спор дурацкий затевать;
успокоились бы впору,
не отведали б позору.
Снова друг на друга тычат,
из того: мала добыча.
Первый молвил: 'Пончик мой!'
А другая: 'Нет, не твой!'
Третья вовсе: 'Нет, не ваш!'
(А сама на абордаж ...)        
Так итог, в конце концов,
не опишешь в пару слов:
Змей головками мотал,
две узлами завязал,
третью напрочь оторвал,
наступив ногою сам ...
околел на месте там
и упал, раскинув лапки.

Колобок же без оглядки
ломанулся напрямик.
Слышит: сзади чей-то крик,
звук, звучавший в виде писка,
где-то рядом, очень близко.
Оглянулся он и зрит:
Мальчик-с-пальчик там лежит;
и на вид такой ледащий,
сразу видно, что пропащий.
Умирает с голодухи;
ждут, вокруг летая, мухи,
чтоб набить пузаты брюхи.
Подкатил к нему дружок,
наш вкуснейший Колобок.
Мальчик молвил еле слышно:
'Ты такой красивый, пышный ...
Колобочек дорогой,
помоги ты мне собой.
Мне покушать очень надо,
а иначе до заката
не дожить ...' - 'Ну вот наглец?!
Хоть и с виду сам малец ... -
возмутился Колобок, -
вон бы травки скушать мог!' -
'Можно мне куснуть хоть носик?!' -
'Ничего себе вопросик?!
Очень скромное желанье!' -
'Ну, тогда лизнуть хоть край мне ...
для чего ж тебя пекли?' -
из глаз слёзоньки текли
умирающего так,
пожалел бы злейший враг.
Колобок глазами хлопал
(были б ноги - ими топал):
'Ну, конечно, ты, чтоб слопал!
Ты - ничтожная козявка;
на носу ли бородавка
у меня, поди, не больше?!
Не сказал бы, но изволь же,
слушать мой тебе ответ: 
'И ни Бабка, и ни Дед ...'
(Но не слышал уже Мальчик.)
'... Ни как Лис, и ни как Зайчик ...'
Умер Мальчик - не дожил.
Колобок речь изложил,
плюнул наземь, поскакал,
свои песенки слагал ...

Много ль времени, иль мало
пролетело. То незнамо.
Многих он в пути встречал:
Черномор злой прилетал.
(Тоже думал о еде.)
Так в своей же бороде
отыскал свою кончину,
и сею ж имев причину,
для желудочного тракта,
сам Кощей Бессмертный как-то
поимел несчастий факты.
Правда, всё ж не околел.
Ох! Зато он как болел ...
В общем, так одно и то ж,
кто бы ни был (прямо сплошь!)
Иль несчастье, иль падёж.
А однажды Крокодил,
что мочалку проглотил
(в чудной сказке 'Мойдодыр'),
захотел избавить мир
от напасти всех такой,
зуб сломал при этом свой. 
Оказался тот сухой:
(да притом ещё какой!)
что сухарь он, говорить:
скрыть всю правду, стало быть,
крепче камня! (Не иначе!)

Потому сейчас и плачет.
Колобок себя уж, значит, 
съесть, кому не предлагал?
Всякий быстро убегал.
Даже так в том извращались,
что опять: то убивались
али шибко ушибались.
Не везло им почему-то?
Пообщаются покуда
с Колобком уже проклятым
во всём царстве тридевятом.
Избегать его начали,
на 'привет' не отвечали.
За версту все обходили
и детей тому учили.
Им, в словах пугали злостных,
коль не слушалися взрослых.
Вот теперь-то он и тужит:
никому совсем не нужен.
Было время, даже сам
прыгал чьим-нибудь пятам.
Но боялись его так,
будто самый злейший враг
их преследует, не меньше.
Вот итог, наипростейший: 
так валяется с тех пор 
и пугает общий взор
Колобок в овраге жутком; 
(никакого места шуткам!) 
если он: заплесневелый, 
тухлый, мерзкий - хоть и целый ...
наш несчастный Колобок
безнадёжно одинок.
Быть нельзя, таким беспечным 
и по жизни думать вечно 
крайне только о себе.
По обманчивой судьбе 
всем, друзья, совет такой: 
пробираешься тропой, 
городом, деревней, лесом, 
а своим же интересом 
ради чьей-то жизни всё же 
поступиться будет гоже.      

                                  6 - 9 июня 1998г.