Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Десятая
КНИГА ДВОЙСТВЕННОГО СУМРАКА

Песня II
ЕВАНГЕЛИЕ СМЕРТИ И ТЩЕТА ИДЕАЛА

Вновь загремел спокойный и неумолимый голос:
Уничтожая всякую надежду, отменяя замечательную правду жизни.
Его убийственные интонации хлестали трепетавший воздух.
А тот прекрасный мир плыл тоненьким и хрупким, 
Похожий больше на жемчужный эфемерный блеск прощания
На слабой грани сумерек безлунного заката.
"О пленница Природы, о способный многое увидеть дух,
Творенье мысли в царстве идеала, 
Что наслаждается бесплотным, невещественным бессмертием,
Придуманное человеческим, чудесным и утонченным умом,
То, что ты видишь - мир, где родились твои стремления.
Когда мысль человека хочет строить вечное из пыли,
Она вокруг себя рисует иллюзорные картины;
И предрекая славу и великолепие, которых не увидит никогда,
Она искусно трудится среди своих мечтаний.
Взгляни на эти образы, летящие, с султанами из света,
Эфирные одежды предназначенные бестелесным божествам;
О том восторге, что не сможет никогда родиться,
Одна надежда распевает для другой в бессмертном звонком хоре;
Друг друга услаждают облака, одна иллюзия умильно наклоняется
К другой, желанной, нежно обнятой иль сладостно преследуемой.
Таков материал, идущий на формированье идеала:
Его строитель - мысль, основа у него - желанье сердца,
И ничего реального не отвечает на его призыв.
Те идеалы обитают не на небесах, не на земле,
Они - прекрасный бред пылающей надежды человека,
Что опьяняется вином своей фантазии.
Они - мечтательный, туманный шлейф сверкающего призрака.
Дефекты зренья твоего возводят голубые небеса,
Дефекты зренья твоего рисуют арку радуги;
Твоё желанье смертной сотворило душу для тебя.
Тот ангел в теле у тебя, которого зовёшь любовью,
Чьи крылья вырастают из оттенков настроений и эмоций
Рождён благодаря ферментам тела
И вместе с телом, что дало ему пристанище, он должен умереть.
Он - страсть твоих, наполненных стремленьем клеток,
Он - плоть, что с вожделением взывает к плоти, 
Он - ум, что ищет отвечающий, похожий ум,
И грезит, что нашёл себе супруга;
Он - жизнь твоя, что просит человеческой опоры,
Чтоб слабость одинокую свою поддерживать в огромном мире,
Иль чтобы утолять свой голод жизнью близкого.
Он - хищный зверь, что затаился, подходя к добыче,
Припал к земле, укрывшись под кустом с роскошными цветами,
Чтоб тело разорвать твоё и вместе с сердцем съесть: 
А ты воображаешь, что тот зверь - бессмертный, что он - бог.
О разум человека, ты напрасно мучаешь
Восторг сиюминутности, стремишься протянуть его 
Сквозь долгое ничто, заполнить им его аморфные, бесстрастные пучины
И убедить бесчувственную Бездну
Взаймы дать вечность временным вещам,
И обмануть непрочные движенья собственного сердца
Обманчивым бессмертьем собственного духа.
Всё возникает здесь, рождённое из Ничего,
И остаётся в окруженьи пустоты Пространства,
Пока поддерживается неведающей Силой,
А после - разрушаясь, падает назад, в Ничто, которое его родило: 
И лишь немое Одиночество способно оставаться вечно.
Но в этом Одиночестве нет места для любви. 
Напрасно, чтоб прикрыть недолговечный прах любви,
Ты на станке, что взят на время у Бессмертных, соткала
Прекрасное, неувядаемое платье идеала.
Ведь идеал не становился никогда реальностью.
Его великолепие не может жить, посаженное в форму, словно в камеру,
Когда он заперт в теле, он не может более дышать.
Неосязаемый, далёкий, вечно чистый,
Властитель над своею яркой пустотой,
Он неохотно сходит вниз, в земную атмосферу,
Чтоб поселиться в чистом храме человеческого сердца:
И в этом сердце он сияет, отвергаемый его обычной жизнью .
Прекрасный, бестелесный, неизменный, молчаливый и великий,
Он неподвижно восседает на своём блестящем троне;
Он молча принимает подношение, молитву человека.
И нету у него ни голоса ответить на его призыв,
Ни ног, чтобы придти, ни рук, чтоб взять его дары:
Похожая на статую, лишённая одежд, эфирная Идея
И девственное представленье о бесплотном боге,
Её свет побуждает человека, как мыслителя, творить
Подобие божественных вещей, но на земле.
Окрашенный им отблеск падает на действия, работы человека;
Все институты человека - мавзолеи идеала,
Он этим именем подписывает мёртвые свои условности;
Все добродетели его облачены в небесные одежды Идеала,
Над контуром его лица сияет нимб:
Свою ничтожность прикрывает он божественным, высоким Именем.
Однако, яркого притворства недостаточно,
Чтоб скрыть земной покрой и нищету:
Ведь здесь - Земля, а не какие-то небесные источники.
И если бы здесь были небеса, они своим сокрыты были б светом,
И если вечно существующая Истина царила б где-то, неизвестная,
Она пылала бы в гигантской пустоте Всевышнего;
Ведь истина сияет вдалеке от лжи земного мира;
Как могут небеса спуститься на безрадостную землю, 
А вечность жить в текучем времени?
Как будет Идеал ходить по горестной поверхности земли,
Где жизнь лишь тяжкая работа и надежда,
Дитя Материи, Материей вскормлённая,
Огонь, едва пылающий в камине у Природы,
Волна, что разбивается о берег Времени,
И утомительный труд путешествия, в котором смерть есть цель пути?
Напрасно жили Аватары и напрасно умерли.
Напрасны были мысли мудреца и речь пророка;
Напрасно видели сияющий, идущий в выси Путь.
Земля лежит, не изменившись, под кружащим солнцем,
И влюблена в своё падение, и нет такого всемогущества,
Которое смогло б стереть её несовершенства смертных,
И сделать искривлённое невежество людей прямою линией Небес,
Иль поселить богов в мир смерти.
О путница в повозке Солнца,
О сильная возвышенная жрица храма собственных святых фантазий,
Которая в земном жилище поклоняется 
При помощи магического ритуала, идеальной, вечно существующей любви,
Так что же это за любовь, что мысль твоя обожествила,
Священная легенда, иль бессмертный миф?
Она - осознанное устремленье плоти,
Чудесное горенье нервов,
И роза роскоши мечты, накрывшая твой ум своими лепестками,
Великий, алый, экстатический восторг и мука сердца.
Внезапное преображение твоих обычных дней,
Она проходит, и мир вновь каким он был.
Но восхитительная острота той сладости и боли,
И дрожь в её стремленьи делает её почти божественной,
Она - прекрасный мост над громыханьем лет,
Струна, которая тебя соединяет с вечностью.
И в то же время - как она хрупка и коротка! Как быстро же проходит
Сокровище, которое на человека понапрасну тратят боги,
То счастье близости, похожее на близость душ,
Та сладость мёда дружбы тел,
Та возвышающая радость, тот экстаз, несущийся по венам,
То странное, неведомое озаренье чувств!
И если Сатьяван бы жил, любовь давно бы умерла:
Но Сатьяван счас мёртв, и будет жить любовь
Ещё немного в горестной твоей груди, пока
Его лицо и тело не поблекнут на экране памяти,
Куда потом придут другие лица и тела.
Когда любовь врывается внезапно в жизнь,
Сначала человек шагает в ослепительный мир солнца;
Он ощущает в этой страсти свой небесный элемент:
Но та чудесная и солнечная сторона земли -
Лишь восхитительная часть, что взята у небесного порыва:
Там, в сердце розы, есть и змей, и червь.
Сиюминутный шаг, одно лишь слово могут уничтожить это божество;
Его бессмертье так непрочно,
Есть тысячи возможностей ему страдать и умирать.
Любовь не может жить одной небесной пищей,
Лишь на соку земли она способна выжить.
Поскольку страсть твоя была утонченным и чувственным желанием,
И жаждой тела твоего и сердца,
Твоё желанье может и устать, уйти, и повернуть куда-либо ещё.
Бывает, что любовь встречает страшный и безжалостный конец
От горечи измены, или гнев, безжалостными ранами своми  
Вас разлучит, иль ненасытное желание толкнёт к другому,
Когда восторг от первой радости любви спадёт, отринутый, убитый:
Огонь сменяется унылым равнодушием,
Или привычной лаской, подражающей любви:
И остаётся только внешнее и неудобное объединение,
Или рутина компромисса жизни:
И там, куда недавно было брошено зерно единства
В подобие духовной почвы
Божественною смелостью небесных сил,
Отныне двое, что сражаются, всё время связаны, без всякой радости,
Два эго, тянущих одну упряжку,
И два ума, разъединяемые раздражённой мыслью,
Два разобщённых духа, что разделены навеки.
Так идеал становится поддельным в мире человека;
Обыденно и хмуро подступает разочарование,
Жестокая реальность жизни смотрит пристально на душу:
Небесный час, отложенный, летит и исчезает в бестелесном Времени. 
От этого тебя спасает Смерть, спасает Сатьявана:
Сейчас он в безопасности, освобождённый от себя;
Он путешествует в безмолвие и счастье.
Не надо звать его назад, к земному вероломству,
К пустячной скудной жизни Человека, и с животными корнями. 
Позволь ему заснуть в моей спокойной широте пространства, 
В гармонии с могучей тишиною смерти,
Там, где любовь лежит в дремоте на груди покоя.
А ты - иди назад, одна, в свой хрупкий мир:
Пусть знание твоё подвергнет сердце критике, раскрой глаза и посмотри
На всю свою природу, вознесясь в живые чистые высоты
Как видит птица в небесах, с невообразимой высоты.
Когда ты отдаёшь свой дух мечте,
То вскоре жёсткая необходимость подтолкнёт тебя проснуться:
Раз чистый твой восторг когда-то начался, он должен и закончиться.
Всмотрись внимательней - ведь сердце у тебя - не якорь, 
Что держит убаюканную душу, пришвартованную в вечных океанах.
Напрасны все круженья твоего блестящего ума.
Оставь, забыв про радость, слёзы и надежду,
Свою природу страстную в глубоких недрах
Счастливого Небытия и бессловесной Тишины,
И предоставь её моей мистерии покоя.
Всё забывается наедине с моим бездонным Нет.
Забудь бесплодную растрату силы духа,
Забудь про утомительный круговорот рождения,
Забудь про радость, про сражение, про боль,
Про тот рассеяный духовный поиск, что был начат
Когда вперёд впервые вырвались миры, как гроздья огненных цветов,
Когда великие пылающие мысли гуляли в небесах ума,
А Время и его эпохи медленно ползли через просторы
И в мире смертных возникали души."
   Савитри отвечала тёмной Силе:
"Опасную ты ищещь музыку сейчас, о Смерть,
Переплавляя речь в гармонию страдания 
И соблазнительно подыгрывая утомившимся надеждам,
Переплетая ложь свою с печальными чертами истины.
Но я не дам, чтоб голос твой убил мне душу.
Моя любовь - не просто жажда сердца,
Моя любовь - не вожделенье плоти;
Она пришла ко мне от Бога, к Богу и вернётся.
И несмотря на всё, что исказили жизнь и человек,
Всё так же слышно тихое звучание божественного,
И ощущается дыханье вечных сфер.
Позволенные Небесами, и чудесные для человека,
Пылающие сладостные ритмы страсти воспевают перед ним любовь.
В её неистовом и бесконечном зове есть надежда;
Она звенит призывами с забытых пиков,
Когда её усилия стихают для высоких, окрылённых душ,
Её горячее дыхание в их эмпиреях
Живёт, как прежде, за пределами всего, восторженная сердцевина солнц,
Которые пылают, вечно чистые, в незримых небесах,
Как голос вечного Экстаза.
Однажды я увижу как мой сладостный великий мир
Сорвёт с богов ужасные их маски,
И скинет покрывало с ужаса, и грех разденет догола.
И успокоившись, мы привлечём к себе лик нашей матери,
Мы бросим наши искренние души на её колени;
Тогда обнимем мы экстаз, который так искали,
Тогда мы затрепещем с долгожданным богом,
Тогда мы обретём нежданное родство с божественными Небесами.
Надежда светит здесь не только чистым божествам;
С груди Единого слетят вниз тёмные и яростные боги,
Неистово стремясь найти,
Что упустили боги белые: так и они спасутся тоже;
Взгляд матери глядит на них, и руки тянутся с любовью,
Желая всех своих мятежных сыновей.
Тот, кто пришёл как любящий, любимый, как сама любовь,
Он, Вечный, превратил себя в невиданное поле
И соткал ритмы удивительного танца.
В своих магических вращеньях, поворотах,
Притянутый - он появляется, отвергнутый - он улетает прочь.
В блуждающих и буйных указаньях своего ума
Он пробует мёд слёз и от себя отбрасывает радость, 
То злится, то смеётся, то жалеет,
Всё это для него - изломанная музыка души,
Что ищет, выверяя, для себя небесную строфу.
Всё время он идёт к нам через годы,
Несёт свой новый, свежий лик, который - всё такой же. 
И то его блаженство улыбается для нас, то скрыто зазывает, 
Как еле слышная, незримая, чарующая флейта,
Из залитых луной ветвей в трепещущем лесу,
И искушает наш сердитый поиск, наше страстное страданье.
Сокрытый маской, Любящий отыскивает, тянет наши души.
Он мне назвал себя, став Сатьяваном.
Ведь мы - та пара, тот мужчина с женщиной, что были с самого начала,
Мы души-близнецы, что родились из одного негаснущего пламени.
И разве он на мне не просыпался под другими звёздами?
И как же гнался он за мной по дебрям мира, 
Преследуя меня, как лев в ночи,
И вышел на меня внезапно на дороге,
Схватил меня в прекрасном, восхитительном прыжке!
И ненасытившись, ко мне он устремлялся через время,
Порою с гневом, а порою с нежностью покоя,
Меня желая с самого начала мира.
Он поднимался словно дикая волна из половодья,
Утягивал меня, беспомощную, в океан блаженства.
Из скрытого завесой прошлого он дотянулся до меня руками,
Они меня коснулись словно мягкий, уговаривавший ветерок,
И вырвали меня, как радостный трепещущий цветок,
И обняли меня, горящую в безжалостном счастливом пламени.
И я нашла его, чарующего, в восхитительном обличии,
В восторге побежала на его далёкий голос,
Я прорвалась к нему, минуя множество пугающих преград.
И если есть бог более великий и счастливый,
Пусть он вначале обретёт лик Сатьявана,
И пусть его душа объединится с тем, кого я так люблю;
Поэтому, позволь ему искать меня и дальше, чтобы я могла желать.
Одно лишь сердце бьётся у меня в груди,
Один лишь бог внутри меня, на троне. Иди же дальше, о бог Смерти,
За рамки иллюзорной красоты нас окружающего плана;
Меня там нет, я не живу в том мире;
Мне дорог Бог Огня, а не Бог Грёзы."
В ответ бог Смерти вновь ударил ей по сердцу
Величием спокойного и устрашающего голоса:
"Все эти мысли - яркие галлюцинации.
Ты - пленница, что волокут верёвкой духа,
Ты - пылкая рабыня чувственных желаний,
Навстречу солнцу посылаешь ты слова,
Парящие орлами в вышине, крылатые от алого великолепья сердца.
Но в страстном сердце знанье не живёт,
И неуслышанные троном Мудрости, слова из сердца падают обратно; 
Напрасно ты стремишься на земле построить небеса.
Изобретатель Идеала и Идеи,
Дитя Материи из лона Жизни, Ум
Пытается уговорить своих родителей шагнуть на более высокий уровень:
И, неумело, еле тянутся они за тем лихим проводником.
Но Ум, прекрасный путешественник по небу,
Идёт, хромая, по земле нескорым шагом;
С трудом он направляет в берега бунтующую массу жизни,
С трудом он может удержать идущие вразнос копыта чувств:
Он смотрит мыслью прямо в небеса;
В небесной шахте добывая золото своё,
Его дела мучительно работают с рудой обыденности.
Все самые высокие мечты твои сотворены умом Материи
Для утешения унылого его труда в тюрьме Материи,
Его единственном жилище, где один он кажется правдивым.
Какой-то образ убедительной реальности
Был вырезан из бытия, чтоб поддержать работы Времени,
Материя сидит уверенно и крепко на устойчивой земле.
Она и первая рождается средь сотворённого,
И сохраняется в конце, когда и ум, и жизнь убиты,
И если кончится она, всё прекратит существование.
Всё остальное только стадии её и результаты:
Твоя душа - цветок с короткой жизнью,
Что выращен Умом-садовником на грядке из земной материи;
И он погибнет вместе с тем растеньем, на котором вырос,
Ведь из земного сока он черпает свой небесный цвет:
И мысли у тебя - его лучи, идущие по по краешку Материи,
И жизнь твоя - волна, которая уйдёт, стихая, в океан Материи.
Заботливый приказчик ограниченных средств Истины,
Он бережёт от расточительной небесной Силы найденные ею факты,
И к вбитым в землю стержням чувств привязывает ум,
К свинцовой сумрачной рутине прицепляет своенравные капризы Жизни
И связывает всех существ верёвками Закона.
Материя - сосуд преобразующих алхимий,
И клей, соединяющий друг с другом ум и жизнь,
И если вдруг Материя исчезнет, то, крошась, разрушится и распадётся всё.
Всё на Материи стоит как на скале.
Однако этот поручитель и гарант
Настаивает на мандате, что давал бы самозванке право
Обманывать субстанцией, в которой и субстанции то нет,
На видимость, на символ, на ничто,
На формы, у которых прав нет на рожденье с самого начала:
Та видимость стабильности и прочности
Лишь оболочка, что натянута на вихрь пленённого движения,
Порядок танцевальных па в движении Энергии,
Что оставляет в качестве следов одни и те же знаки,
Конкретный облик невещественного Времени,
И тонкую струю, усеявшую пустоту Пространства:
Стабильным кажется её движение без изменений,
Но перемены всё-таки случаются, и окончательная перемена - смерть.
То, что казалось наиболее реальным - демонстрация Ничто.
Её фигуры - лишь силки, что ловят и пленяют чувство;
Не знавшая начала Пустота была её изобретателем:
И здесь нет ничего, лишь образы, что нарисованы Случайностью,
Воображаемые формы из воображаемой Энергии. 
И только Смерти милостью все дышат и живут свой срок,
Все думают и действуют лишь с разрешенья Несознания.
Не привыкай, как наркоман, к приятной роскоши мышления,
Не обращай взгляд внутрь себя, чтобы рассматривать
Видения в Уме, мерцающем кристалле,
Не закрывай глаза, чтоб грезить формами Богов.
Позволь же, наконец, своим очам открыться, и взгляни 
На ту ткань, из которой созданы и ты, и целый мир.
Несознающий, в молчаливой и несознающей Пустоте,
Необъяснимо движущийся мир шагнул и выпрыгнул вперёд:
Но время шло, и вот, уверенный, счастливо безмятежный,
Он более не может отдыхать, довольный собственною правдой.
Ведь на его незнающей груди родилось нечто, что
Осуждено смотреть и знать, почувствовать и полюбить, 
Оно смотрело на свои дела, вообразило душу у себя внутри,
И ощупью искало истину, мечтая о каком-то Высшем "Я" и Боге.
Пока всё было неосознанным, всё было хорошо.
И я, бог Смерти, был царём и сохранял свой царский статус,
Выстраивая безошибочный и действующий без желания мой план,  
Творил с бесчувственным спокойным сердцем.
В моей верховной мощи нереальности,
Заставившей небытиё принять обличие,
Моя слепая и неразмышляющая сила
Творя стабильность через случай, как судьба,
И выводя по своему капризу формулы Необходимости,
Здесь, на пустой земле Ничто, непогрешимо возводила
Надёжную причудливость систем Природы.
Я изогнул пустой эфир в Пространство;
Огромное Дыханье сжатия и расширения
Дало приют огням вселенной:
Я высек высшую первоначальную искру 
И раскидал её рассеянные батальоны армий по Ничто, 
Я создал звёзды из оккультных излучений,
Расставил группами в незримом танце;
Я сотвори земную красоту из атома и газа,
Из химии и плазмы выстроил живого человека.
Затем явилась Мысль и запятнала гармоничный мир:
В Материю пришла надежда, мысль и чувство,
Ткань тела, нервы стали ощущать агонию и радость.
Несознающий космос силился понять свою задачу;
В Уме родился личный и невежественный Бог,
И чтобы понимать, Ум изобрёл закон причины,
В безличной Широте забился пульс желаний человека,
В слепом и тихом сердце этого большого мира вспыхнуло волнение,
Природа потеряла широту спокойствия бессмертного.
Вот так пришла вся эта искаженная, нелепая 
Картина душ, запутавшихся в боли и восторге жизни,
И в сне Материи, и в смертности Ума,
Существ, что ожидают смерти в камере Природы,
Сознания, оставленного в ищущем неведеньи
И в сковывающем, неторопливом плане эволюции.
Всё это - мир, в котором ты идёшь, блуждая 
По путаным тропинкам своего ума,
В безвыходном круженьи жизни человека,
Разыскивая собственную душу здесь и мыслящего Бога.
Но где же комната души и место Бога
В жестокой этой необъятности машины?
Ты преходящее Дыханье принимаешь в качестве своей души,
Родившийся из газа, плазмы, спермы, гена,
Преувеличенный воображеньем ум - за Бога,
Который только тень, тобой отброшенная на Пространство.
Расположившись между верхнею и нижней Пустотой,
Твоё сознанье отражает мир вокруг
В огромном искривлённом зеркале Невежества,
Иль смотрит вверх, чтоб ухватить воображаемые звёзды.
Когда же полу-Истина играется с землёй,
Бросая свет свой на тенистую и сумрачную почву,
Она слегка касается её и оставляет светлое пятно.
Ты требуешь для духа своего бессмертия,
Но ведь бессмертье для несовершенного, для полного изъянов человека, 
Для бога, что вредит себе на каждом шаге, 
Могло бы стать круговоротом вечной боли.
Ты требуешь любви и мудрости как собственное право;
Но здесь, где знание - супруг ошибки,
Сверкающая сводница Неведенья,
Любовь, которая приходит к человеку - лишь позёр на смертной сцене
И яркостью своей лишь имитирует волшебный танец.
Экстракт, что выжат из тяжёлого переживанья, опыта, 
Все человеческие знания разложены в бочонки Памяти
И там приобретают жёсткий привкус смертного усилия:
Те сладостные выделения из эротических желёз,
Которые ласкают и терзают в нас разгорячившиеся нервы,
Любовь - и мёд, и яд внутри груди,
Всем этим опьянённой, как божественным нектаром.
Земная человеческая мудрость - не какая-то возвышенная сила,
Любовь - не яркий ангел, что сошёл с небес;
Но если, устремившись за границы скучного земного воздуха,
И воспаряя к солнцу на подобных воску, хрупких крыльях,
Та сила полетит, каких высот она достигнет в этом неестественном полёте? 
Не на земле способна царствовать божественная мудрость,
Не на земле ты встретишься с божественной любовью:
Рождённые на небесах - лишь там и могут жить;
А может, это всё - лишь яркие, сверкающие сны.
И даже больше, разве всё, чем ты являешься и все твои дела - не сон?
Твой ум и жизнь - лишь хитрости могущества Материи.
И если ум твой кажется тебе сияньем солнца,
И если жизнь твоя бежит чудесною и быстрою рекой, 
Всё это лишь иллюзия для сердца смертного,
Что ослеплён лучами счастья или света.
Бессильные здесь жить в своих божественных правах,
И верящие в яркую свою, сверкающую нереальность,
Когда поддерживающая почва вдруг уходит из-под ног,
Все эти сыновья Материи в Материи и гибнут.
Материя сама способна исчезать в неясности Энергии,
Которая - движенье древнего Ничто.
И как же в невещественных оттенках Идеала
Возможно что-то прочное нарисовать на киноварном пятнышке земли, 
Как сон внутри другого сна сумел бы стать двойною истиной?
И как блуждающий неясный огонёк сумеет стать звездой?
Тот Идеал - лишь помраченье твоего ума,
Он яркий бред твоих речей и мысли,
Он - странное вино прекрасного, что поднимает к ложному видению.
И в благородных вымыслах, что созданы твоим стремлением,
Приходится участвовать несовершенству человека:
Но облики его в Природе лишь разочаровывают сердце,
И никогда оно здесь не найдёт свою божественную форму,
И никогда оно во Времени не сможет воплотиться.
О ты, душа, что сбита с толку роскошью своих идей,
О ты, земное существо, с мечтой о небесах,
Прими земной закон, и примирись, и успокойся.
Прими недолгий свет, что озаряет дни твои;
Возьми, что сможешь взять из разрешённых наслаждений Жизни;
И подвергаясь тяжким испытаниям и наказаниям судьбы,
Страдай, как ты должна страдать в труде, заботе, горе.
Тогда твоё наполненное страстью сердце, затихая, подойдёт
К моей спокойной долгой ночи вечнодлящегося сна:
Сюда, в ту тишину, откуда ты пришла."

Конец второй песни

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

2004 ноя 07 вс - 2005 ноя 17 чт, 2012 март 26 пн - 2012 авг 03 пт
2018 апр 12 чт - 2018 апр 17 вт