Еще одно утро, еще один день. Ничто не предвещало, что он будет так сильно отличаться от всех предыдущих. И не только для меня. Все было как обычно: серые предрассветные сумерки за окном, темный подъезд, пахнущий пылью, дверь с красным огоньком... и холод. Светало. Фонари погасли, а синева неба еще не набрала всей своей яркости. Безоблачно. Небо казалось прозрачным, и мне хотелось заглянуть за него, узнать, что там.
На календаре значилась поздняя осень, уже бы давно снегу лежать, но погода баловала. Порою днём на солнце температура поднималась выше ноля. Да и ночи были теплыми.
Солнце поднималось за спиной, и я привычно уже следила за ровными шагами своей длинной тени. Стеклянные бока высоток засверкали золотом и огнем, казалось, что они сейчас улетят, и всю округу окутает дымом реактивных двигателей.
Прохожие просто шли. Им важны были их дела, впрочем, как и мне, ведь я шла на работу. Но шагалось как никогда легко, словно работа не была нелюбимой. Чем ближе к центру города я подходила, тем больше становилось прохожих. Тогда и начался дождь. До работы рукой подать, тепло, и потому я нисколько не расстроилась.
Капли были довольно редкими, и крупными. Я не сразу заметила, что красные, но не как кровь. Они были светлыми, прозрачными и мягко сияли на солнце. А еще я не сразу заметила суету людей, их крики. Они все куда-то бежали. В поисках укрытия, как я поняла мгновением позже. Они хотели спрятаться от этого дождя.
Я замерла, недоуменно глядя на них, бегущих, падающих, и дивясь тому, что меня еще никто не сшиб. А потом подняла голову, подставив лицо под крупные и отчего-то совершенно не холодные капли зимнего дождя. Эти капли обжигали лицо. И только потом я заметила оплавленные мелкие дыры на рукавах куртки. Но их не было еще мгновение назад, в этом я уверена. Охнув, я бросилась к ближайшему крыльцу и вбежала внутрь. Там уже было немало народа, и люди все подходили.
Это была холл стоматологической клиники. Охранник и секретарь возмущались поначалу, но потом, приглядевшись к пришельцам, притихли и бросились к окну. Улица к тому моменту уже опустела. Я стояла у двери и потому прекрасно видела это. На улице не было не только людей, но и машин. Поначалу они проезжали, даже несколько аварий случилось. Водители и пассажиры выскакивали из машин и попросту разбегались, а чаще уезжали. Потом ехали все реже и реже. А обочины были забиты брошенными автомобилями, на тротуарах лежали позабытые сумки и телефоны.
Дождь шел все сильнее, и вскоре уже не было видно домов напротив. Все было окутано розовой мглой. Потемнело.
Поначалу в холле было шумно, а потом как-то разом стало так тихо, что можно было бы подумать, что живых уже не осталось. Люди разбились на несколько групп, одни продолжали что-то говорить шепотом, кто сам с собой, кто другим что-то втолковывал, только таких было мало. Двое или трое. Другие сидели на диванах или стояли вдоль стен, иногда причитали едва слышно, а чаще молчали. Они больше всех и были похожи на мертвых.
Остальные, в том числе и я, молчали, и смотрели в окна. Но, то и дело, то кто-то присоединялся к другим группам, к молчунам чаще. Я все также стояла у стеклянной двери и видела, как исчезают в этом странном дожде потерянные вещи. Как машины становятся одноцветными, изъеденными. Кое-где уже провалились крыши и лобовые стекла.
Я оглядела еще раз людей, столпившихся в темном холле, и не увидела ни у кого из них ожогов, только одежда пострадала. Как и у меня, только вот этого никто не заметил. От этих мыслей меня отвлек шум двигателя, приближался автомобиль, единственный за долгое уже время, хотя кто знает, сколько мы уже здесь. Он неумело лавировал по запруженной брошенными автомобилями дороге. А потом у него провалилось лобовое стекло. Кажется, я ожидала этого. Еще я заметила в тот момент, что у нашего крыльца уже не осталось крыши, и асфальт тротуара уже весь изъеден.
Я отвлеклась от машины всего на мгновение, а когда вновь взглянула, она уже дымилась у бетонного фундамента рекламного щита, а водитель, молодой мужчина, бежал прочь, ничего не соображая. Он пробежал не больше пятнадцати метров, а потом упал, только он уже не был похож на человека, и на нем почти не осталось одежды. Те немногие, что были еще у окон, встретили это сдержанно. Как и я. Словно это был фильм. Обреченность незримо повисла над нами. Мысль, что возможно мы последние, кто еще жив в этом городе, а возможно и во всем мире не хотела покидать меня.
А потом я увидела что-то золотистое, мелькнувшее мимо остатков крыльца. Силуэт человека. Как было не думать, что я уже сошла с ума, раз у меня начались галлюцинации? Мне показалось, что он бежит прочь от этого ужаса, но потом поняла, что он бежит вприпрыжку. И вокруг него капли дождя не были кровавыми, и даже розовыми, они были золотистыми и невесомыми. И вместо оплавленных углов зданий что-то золотилось. Нет, это были не здания. Но что?
А вокруг меня обреченность и готовность или даже желание умереть.
Я сняла шапку, она была вся в мелких дырочках, бросила ее в угол и открыла дверь. Кто-то, я не посмотрела кто, попытался меня остановить, но я вырвалась, вырвалась из этого склепа и спустилась с крыльца. Я видела, что от ступенек на крыльце уже ничего не осталось, но я отчетливо видела золотистые очертания совсем других ступеней. На меня падали капли дождя, и они вновь не были холодными, и обжигающими тоже. Даже куртка уже не шипела.
Все заполнилось золотистыми искрами, но лишь на мгновение, а потом низкое небо унеслось ввысь. Оно стало голубым, таким бездонным, каким я его никогда не видела, и звеняще золотым одновременно. И не было уже вокруг домов, вместо них возвышались замшелые скалы с террасами, и узкими веревочными мостками.
Услышав шаги, я оглянулась и поняла, что из своего убежища вышла не одна. За мною следом шел ангел. Нет не ангел, но так похож, тот, кто боялся, что я собралась умереть.