Валяясь в сугробе, Я заслонил обзор локтем; второй рукой помог себе встать. Привыкая зрением к чистейшей лазури небес, юноша почувствовал, как мерзнут пальцы рук, как босые стопы горят огнем от холода, словно от жара углей. Голые плечи вздрогнули ознобом, затряслись; Я обхватил их руками.
Глаза так и не привыкли к снегу, сверкающему повсюду; устлавшему горный пик, на который переместился юноша. Внизу он видит крутой склон, спускающийся к белой долине облаков. Я значительно выше этого рубежа. В момент, когда он подумал о том, что воздух на такой высоте должен быть разряженным - начал задыхаться. Схватился за горло, упал на колени. Из-за паники, нарастающей с каждым глухим ударом сердца, Я забыл, что сам же волен изменить настройку воображения.
Он не стал менять среду обитания - важно чтобы она сохраняла самобытность. Поэтому Я изменил себя. В своих параметрах он адаптировался к содержанию кислорода в атмосфере, к низкому давлению и арктической температуре. Глаза приспособились к яркости мира.
Барханы облаков простираются белой пустыней; но в разрывах, словно в колодцах, виднеется снежный покров горного хребта. Его ущелья зияют провалами, а далекое подножие словно поросло мхом; хотя там лес.
Ветерок бросил пригоршню ледяных крошек в лицо и на голую грудь; освежил. Созерцая величественную панораму, Я уселся, скрестил ноги, положил стопы на бедра. В завершенной форме позы Лотоса, он сложил пальцы в мудру просветления. Ровным вдыханием юноша наполнился энергией космоса, не столь далекого сейчас.
"Когда я пытаюсь войти в творческое состояние, мою сосредоточенность постоянно сбивают посторонние мысли. Едва мне удается их унять и ощутить вдохновение, как из подсознания вылетает образ-раздражитель. Шепот побочного мнения. Он отвлекает на себя внимание, и тем разрывает тонкую связь с Музой. Этот сигнал не позволяет слишком далеко выходить сознанием из тела. Он работает как инстинкт самосохранения, но подобен ошейнику.
Я хочу быть с Музой без оглядок. Я хочу получать удовольствие от писательства, а не пучок комплексов. Для этого мне нужно отключить сигнальную систему, мешающую мне становиться писателем. Если комплексы сидят в подсознании - то мне нужно именно туда.
Возможно ли, поменять настройки себя?".
Громким жужжанием задребезжал звук мотора, который лопастями двойного винта замесил облака. Раскинулось звонкое эхо над безграничным простором; военный вертолет подбирается к пику и уже слышно "чуф-чуф-чуф", ввинчивающееся в воздух. Боевая машина хищной формы, с крыльями, предназначенными лишь для ракетниц и пулеметов - поднялась перед юношей, вмиг сдувая снежную шапку с вершины. Я встал лицом к кабине, увидел Отражение за приборной панелью. От летного шлема ко рту Оно тянется дужка микрофона; словами пилота закаркали динамики вертолета:
- Я не позволю.
- Я устал терпеть. Я хочу действовать.
- Действуй! Но не такими радикальными методами! Ты понимаешь на сколько опасно спускаться туда?
- Откуда мне знать? Я ни разу не отважился там побывать.
- Это не прогулка! Умерь геройство - оно сейчас неуместно! В подсознании, работу которого ты не в стоянии постичь недоразвитым интеллектом, ты будешь абсолютно беспомощным. Там не сработают твои волшебные приемы, мудры, лотосы, которыми натренировал сознание. Там ты окажешься как лист на ветру, марионеткой сновидения. Но при этом, как в реальности, у тебя будет лишь одна жизнь, а не десяток. От такого сна ты можешь просто не проснуться, если тело слишком серьезно отнесется к сигналу о смерти, посланному мозгом. Пространство информации, в котором ты окажешься, непостижимо для твоего крошечного Эго, оно будет ломать твою психику; ты взвоешь, когда увидишь, как весь хваленый разум построен из стереотипов, штампов и правил. Ты думаешь, что знаешь всю тяжесть цинизма - ХА! Но если ты хоть что-то повредишь, вспыльчивый ты мой, никто причины не поймет, почему ты стал "каким-то не таким". Автоматизмы, рефлексы, воспоминания, ассоциации - там есть все, в этих девяноста процентах "незадействованного" серого вещества. Там есть все, а ты отправляешься искать конкретный тумблер! Представь, что ты оказался на моем месте - ты пилот, и перед тобой приборная панель, с сотней рычажков и кнопок. Вот какую ты, - ни хрена не понимающий в пилотировании! - нажмешь, чтобы приземлиться?
- Нажму ту, на которую укажет интуиция.
Я опустился на колено, надел сноубордический ботинок; туго затянул шнуровку.
- Я открою по тебе огонь! - проорало из колонок.
Поднявшись обутым, юноша нацепил солнцезащитные очки. С хладнокровным упорством на лице он пошел к краю пропасти.
- Стоять!
Я побежал. С крыла вертолета отстыковалась ракета, выметнулась, чертя белую полосу; взорвалась, толкнув упругой воздушной волной в спину; юноша спрыгнул за секунду до этого. Он полетел с пожатыми ногами, коленями вперед. Разведенные руки пусть и не крылья, но закрылки.
Внизу заснеженный карниз склона. На нем лежит сноуборд; приземляясь точно на него, Я сразу попал ботинками в крепление, и скорость падения перешла в скорость спуска. Набирая ускорение, юноша пригибается к доске, застегивая пластиковые ремешки на мысах и голеностопах. Карниз оборвался на последнем щелчке.
Выброшенный с края, Я сделал двойное обратное сальто и топнул сноубордом по крутому склону, взметая снежный всплеск. Вполоборота ко встречному ветру, рассекая его собой, юноша скользит по прямой, нагнетая стремительность; ловя себя на ощущении, что доска не всегда касается снега, не всегда шуршит им. Ноги стали суперчувствительными пружинами, на которых тело кажется парящим вниз по наклонной; при этом несется выстеленным снарядом. Боковое зрение становится бесполезным, когда внимание просчитывает траекторию на гребне снежного бархана, который вот-вот станет вилять. Я начал кантовать, когда узкая полоса снежного хребта пошла то волной, то зигзагом. На очередном повороте, - под прямым углом вправо, - он сорвался бы, если остался на гребне. Но съехав пониже - прокатил как по краю блюдца; чертя рукой бороздку на снежном покрове.
Военный вертолет откинулся в кувырок; армированное брюхо фюзеляжа сверкнуло солнечным лучом, пилот в кабине увидел вершину горы над головой. Летающий зверь мордой вниз перешел в пике, штопором сделал полоборота и помчал, почти касаясь снега посадочными лыжами; бросился в погоню в белом вихре. Не отпуская рычага управления, оно вынуло пистолет из кобуры, выстрелило в боковое окно. Снежный ветер ворвался в кабину, вместе в осколками стекла; они стали звякать по шлему. С соседнего кресла Отражение достало пояс с гранатами, вынуло три штуки, зубами выдернуло три чеки, высунуло в проем и разжало кулак. Бомбардировка спровоцировала лавину.
Трещина пробежала по снежному слою, скол растянулся в обе стороны; просел массив и схлынул по склону. Бурлящий обвал стал ускоряться, нагнетаться в высоте, вбирая сугробы. Масштабная стихия догнала беглеца с обеих сторон от гребня бархана, затопила до края пенящимся потоком. Я потерял возможность маневрировать; поэтому все зрительное внимание сосредоточил на полоске единственного пути.
Уши закладывает оглушительный шорох; ветер вдавливает щеки. Я мчится наперегонки с лавиной, набирает большую стремительность, вырывается вперед. Обрывается спасительный гребень, с трамплина выбрасывая Я на открытый участок склона; обвал тут же сравнивает холм - засыпает до ровной поверхности. Сноубордист гасит скорость слаломом - впереди обрыв! Скала заканчивается крутой пропастью. Но лавина не позволяет остановиться, даже притормозить. Нет иного выхода, кроме прыжка вниз. А там будь что будет.
Я сорвался, начал падать... И лишь теперь увидел ступени. Накрытые снежной периной, они выступаю из горной гряды короткими платформами. Юноша приземляется на первую, съезжая, видит вторую, и лишь за ней - третью. Принимая решения за долю мгновения, не имея права на ошибку, Я занят расчетам соскоков; не видя снежного цунами, перелившего с откоса. Спасает то, что спуск по скальной лестнице подобен падению, при котором доска, лишь вскользь касаясь выступов, едва сбавляет ускорение.
Но уже накрывает тень лавины. Снегопад заслоняет желтое солнце, словно опускающийся занавес. Головой, голыми плечами Я чувствует, как взвесь одевает его в ледяной, колючий свитер. Это означает, что в момент приземления юноша будет тут же раздавлен и погребен. И лишь невероятным чудом, когда уже не видел, куда падает - под доской оказался ровный склон.
Я вынырнул из лавины; многотонный полог снега обрушился позади. С трудом удерживая равновесие, удивляясь живучести, сноубордист не слышит грома обвала - все звуки вытеснил набат сердца. От адреналина кровь уплотнилась, сплетения вен запульсировали, отдаваясь толчками до самых кончиков пальцев; от эндорфина наступила эйфория, расплескалась задором. Лавина побеждена.
Но без промедления приближается новая задача - впереди грядет снежный рубеж, за которым начнется земляной спуск меж валунов и елок. Для такого хорошо подойдет кроссовый мотоцикл; как раз тот, который Я видит по курсу движения - дожидается юношу, фарой глазея с обрыва, перед которым поставлен на подножку. Я прицелился, подравнял стыковочную траекторию, учел направление стойки на сноуборде; вышел на прямую, за пятьдесят метров до пропасти - нагнулся к креплениям и стал расщелкивать. Когда освободил заднюю ногу - доска стала наполовину неуправляемой, когда отстегнул переднюю - полностью утратил контроль. Но за десять метров до мотоцикла - это уже неважно.
Я смотрит только на цель - у него лишь одна попытка. И когда момент настал - кулаки намертво вцепились в руль. Вместе с собой, Я вытолкнул мотоцикл с обрыва, в невесомости перекинул ногу над сиденьем, пяткой ботинка задвинул подножку, повернул ключь зажигания... но мотор не завелся.
Рефлексы сработали мгновенно, чтобы разблокировать свободный ход колес. Рессоры приняли вес, умноженный на ускорение, сжались под давлением, вытолкнули обратно именно в тот момент, когда пришлось снова взмыть над оврагом выше заснеженных елок.
Косогор изъеден ямами вдоль поперек. На седьмом прыжке Я сбился со счета; и выдохся - потому что подкидывать себя приходится всем телом, а не поворотом ручки газа. Инерция тоже на исходе. Взлеты и падения как на качелях; вверх, - поворот ключа вхолостую, - вниз; вверх - еще одна неудачная попытка, - вниз; вверх... Трын-тр-тр-ррр!.. Рыр-Рыр!
- Аллилуйя, - выхрипел Я.
Залежи снега отхлынули волной, и под колесами началась каменистая земля. Диким рогатым зверем забрыкался мотоцикл на буераках. А в небе драконом ревет мотор вертолета. Рык догоняет со спины; на которой сошлись прицелы системы наведения, и на мониторе пилота высветилась красная надпись "ЗАПУСК". Снаряд зашипел и метнулся по прямой траектории. Там, где секунду назад был мотоциклист - образовался кратер и взметнулась земля. Если бы юноша не наклонился, сворачивая в лес - в облаке почвы были бы не только расколотые камешки, но и косточки.
Безостановочный спуск Я продолжается в зарослях, где он лавирует и маневрирует между стволов. Каждое мгновение требует от водителя полной сосредоточенности. Руль, зажатый в побелевших кулаках, то проваливается, то бодается. От постоянного ощущения скорости сознание работает в режиме сверхвычислительного компьютера.
Над кронами кружит крылатое чудище, подбирается, начинает пристреливаться. Ракеты целым пучком стартуют в атаку, рассредоточенным залпом ударяя по лесу. Те снаряды, что попадают деревья - в щепки разрывают стволы; те, что встряхивают землю - выдалбливают кратеры в горе. Одна почти настигла цель: пролетела рядом, вырвалась на опережение и шарахнула впереди, выдрав половину корней древней сосны.
Дерево стало крениться, заваливаясь от мотоциклиста; он не позволил себе упустить столь очевидный знак удачи - ствол широк и все ветки снизу. Поддав газу, Я рванул на падающий трамплин - шины колес перескочили на шелушистую кору. Со стальными нервами держа баланс, юноша сжал зубы - взмыл над кронами; и в полете освободил руку, чтобы обернуться и показать пилоту средний палец. В этот момент, на апогее куража, уверенность в бессмертии, в неуязвимости - достигла максимума; и превратилась в чувство абсолютной свободы.
Я приземлился на скат, который вывел на асфальт горного шоссе. На витках серпантина, - идеально ровном после колдобин лесной тропы, - мотоциклист смог выжать максимум из движка. Но этого не хватает, чтобы оторваться от преследования. Зато маленькую передышку гарантирует надвигающаяся арка туннеля в скале.
В нахлынувшей темноте, где зарябили желтые лампы свода, и звуки стали глуше - Я догнал грузовик, перегоняющий спортивные иномарки; поравнялся, ухватился за прицеп, и перестал удерживать сиденье ногами. Мотоцикл завилял передним колесом, метнулся в стену; загрохотал позади. К тому времени Я уже снял страховочные крюки с лимонно желтой ламборгини, открыл дверь наверх, сел в кресло, пристегнулся, и опустил ручной тормоз.
Именно в этот момент грузовик выехал из туннеля; и сразу получил ракету в кабину. Ее разорвало на куски и подожгло остатки, которые продолжили тянуть прицеп за собой. Горящий тягач завилял: потерся об стену скалы, со скрежетом высекая снопы искр, словно пытаясь погасить пламя; потом бросился на металлическое ограждение - порвал, будто ленточку. Пылающая кабина ушла в пропасть и утащила прицеп... с которого отделился гоночный автомобиль, взревел, и рванул по трассе.
Чувствительный к малейшему повороту руля, автомобиль держит дорогу, как примагниченный; послушно дрифтует на резких поворотах, скругляя заносы с точностью до градуса. Но стало не до восхищения, когда в зеркале заднего вида Я заметил управляемую ракету. Она стелется над асфальтом, гонится, сокращая разрыв дистанции, метя боеголовкой в багажник.
Я снял солнцезащитные очки, вдавил педаль, и стрелка спидометра прилипла к максимальной отметке. Но впереди поворот - водитель вытягивает ручник, скручивает руль. Ракета проносится мимо, и пока сворачивает, выстраивая новую баллистическую траекторию - вынужденно предоставляет гонщику фору. Он берет разгон, и на следующем повороте снова скидывает ракету с хвоста, как тореадор быка.
Наконец-то послышалась детонация - взрывоопасная гончая выдохлась. За время маневров, Я спустился до пригорода на холмах взгорья; промчал мимо знака, обозначающего склон в 70 градусов. Не прекращается схождение; не замедляется, а ускоряется. Панорамы мелькают стремительно, сливаются, размазываются. Скорость вжимает водителя в кресло до ощущения слияния с гоночным автомобилем. На последней передаче, Я ворвался в мегаполис, построенный на ярусах горы как на ступенях; по асфальтовой горке понесся все ниже.
Шоссе перестало быть пустым; другие машины оказались на дороге... и подверглись пулеметному обстрелу с воздуха. Крупным калибром, пилот стал нашпиговывать всех без разбора, доводя до взрыва. Встречные авто горящими таранными бросились на ламборгини; в сопутствующем потоке тоже начался хаос. Завизжали шины, засигналили машины - в неразберихе все случалось резко и непредсказуемо: на перекрестке джип пронеся поперек движения - Я уклонился телом, и одновременно - гоночным болидом; пылающий бензовоз стал догонять справа - им рулит случайность, водитель мертв. Я вынуждено прижался к бордюру улицы, держась подальше от бака с горючим; но тот постепенно сближается. Юноша схватил рычажок, который вспрыснет закись азота в коллектор движка. Но сейчас не время для последнего козыря. Водитель потерпел еще немного, и на развилке отклонил маршрут; сзади прогрохотало.
Совсем скоро гора закончится; впереди видна береговая линия подножия. Но Отражение не слезает с хвоста; преследует как тень. Я принялся вилять, чтобы пулемет не изрешетил кузов. Остается совсем немного.
Свинцовые жала разбивают витрины, рикошетят от дороги, рвут провода сети электропередач. Но то, что творится позади - не интересует гонщика, выжимающего из мотора максимальную мощь.
Склон наконец-то скруглился; Я вспомнил ощущение своего настоящего веса. И вот уже ламборгини выметнулось на пирс, начался деревянный мостик в море, секунда - и он закончился. Машина вылетела с края, и стала падать стрелой. Когда остроносый капот направился вниз, и Я увидел стену морской воды - тогда-то и пришла пора для реактивного ускорения. Водитель дернул рычажок с надписью "Nitro".
Пламя выметнулось из турбины; ламборгини толкнулось от воздуха, и вонзилось в толщу воды.
После всплеска звуки в салоне стали глухими, появилось эхо замкнутого пространства. Пузыри запенили лобовое стекло, разбежались, открывая обзору изумрудную темень пучины, в которую началось погружение. Я отцепил ремень безопасности и заметил Отражение в пассажирском кресле. Оно одето так же, как и юноша: с голым телом, в домашних штанах и сноубордических ботинках; но выглядит не ошарашено, а смешливо - напевает мотивчик:
Вместо ответа, оно выхватило из-за пояса пистолет и выпустило пулю в лоб водителя...
...и юноша вздрогнул в кресле. В кресле своей квартиры.
Пяти секунд хватило, чтобы понять произошедшее, и снова отправиться в астрал...
...и оказаться на вершине горы.
- Опять?..
- Никаких опять!
Я обернулся; застал Отражение в тот момент, когда оно наставило дуло вплотную к лицу, и спустило курок...
...Эхо выстрела Артур дослушал в реальности. Тут же взял себя в руки; приготовился - когда окажется на вершине...
...он тут же перехватил руку Отражения и отвел пистолет в сторону.
В другой руке противника оказался второй ствол. Выстрел...
...оборвал дыхание, заставил Артура всхлипнуть как от удушья. Но даже это не сломило...
...Я схватил правую руку вооруженного Отражения; потом левую, и развел их в стороны.
- Прекрати мне мешать!
- Я спасаю тебя, дурак! Я спасаю нас! Поэтому ты наказан! Год без астрала!
Оно замахнулось головой и треснуло лбом в переносицу Я.
*** *** ***
Никогда прежде Артур так не жаждал достичь цели. Нереализованная, эта решимость изводила до измождения. И вжимаясь в спинку кресла, мокрого от пота, хлебая воздух, словно его мало в комнате - думает лишь о том, как добиться своего. Ему плевать, что тело взмокло, но мерзнет; что губы пересохли и должно быть посинели; что сердце разбухает и рывком сжимается. Подобно берсеркеру, не щадя себя, зациклен на одном - идти дальше, и только вперед. Поэтому, от неуемной злости, пальцы сжимают подлокотники.
"Отражение... Ну и кто оно после этого: друг или враг? Почему мешает решить проблему раз и навсегда? Ведь если так сопротивляется - значит, в самом деле, есть возможность поменять свои настройки. И тем повлиять на участь, перенаправив судьбу, как сюжет книги...".
Мысль показалась глубже гневного ворчания. Рассудок приостановился, отмотал назад.
- Перенаправить судьбу... как сюжет книги...
"Какой у меня сюжет?" - вопрос мелькнул искрой в мозгу, как бесшумная зарница в серой туче. И внезапно пришел ответ.
Артур поднялся с кресла. Он перестал осмысленно видеть, а точнее обращать внимание на предметы интерьера, оказавшись где-то далеко и одновременно здесь. С ощущением, будто сознание куда-то отлучилось за консультацией, юноша зашагать по комнате; как через тернии продираясь к рабочему столу, хотя достаточно одного шага. Отодвинул стул, сел перед черновой тетрадью, включил лампу. Каждое движение плавно аккуратно, словно на плече сидит пугливая птаха: выдвинул ящик стола, взял глеевую ручку красного цвета. Снял колпачок, как если бы вынул меч из ножен. В книгах истории описано: чтобы выковать катану, которая сложит о себе легенды - кузнецы востока медитировали до транса, и лишь в таком состоянии приступали к работе. На всех этапах, - от молота, до точильного камня, - главной задачей становился не труд, а поддержание осознанности. И в этом покое без посторонних мыслей, божества, которым молились - начинали подсказывать мастерам как сотворить шедевр.
И кажется, что вот она подсказка - писатель вдруг вспомнил азы. А именно то, что предшествовало самому первому рассказу - исповедь.
- Как же давно это было?..
Дрожь пробежала по телу - трепет удовольствия. Вот-вот начнется... Нет. Уже началось...
Исповедь разоблачает потаенные думы. А значит она - кратчайший путь к подсознанию.
Прокладывая маршрут, и оставляя за собой чернильные следы строк; но не разменивая равномерное продвижение вдоль мыслей на самолюбование отражением в этих вязких лужах - Артур приступил к Исповеди:
"Кому-то для искренности потребуется священник, кому-то психолог. Кто-то обойдется другом, родственником, и даже случайным попутчиком в дороге, готовым выслушать, перед тем как попрощаться на перекрестке. Но самый легкий способ - чистый лист; и ручка, которой можно излить наболевшее.
Важно пресекать попытки превратить откровение в художественно произведение. До финальной точки - все слова строго должны оставаться в секрете. И как бы красиво они ни складывались, - а непременно станут! - исповедь - не для посторонних. Не для хвастовства откровенностью, не для показушной выстраданности. Только чистая правда о себе.
Поэтому изначально писать нужно не красиво, а честно. Первое, что приходит на ум, как под диктовку. Это простейший, общедоступный способ психического самолечения - рассказать о себе, заполняя собственный анамнез. И чем-то процесс напоминает кроссворд: сначала озвучивается конкретный вопрос; затем ищется ответ, но без упорства. Краткий итог пишется в строчку; и когда пирамида из слов заполнена - по буквам открывается ключевое слово. Это и будет рецепт от болезни.
Хватит увлекаться. К сути. Вот я ребенок. Допустим мне 6 лет...".