Слышно было, что где-то неподалёку кто-то что-то кричит из колонок, и его вопли разлетаются по большому пространству, а потом залетает под арки домов, откуда разносится дальше. Мы прибавили шагу и, выйдя из дворов, несколько неожиданно оказались на большой площади на небольшом отдалении от довольно внимательно слушающей оратора толпы.
- Почему бы нам не скооперироваться и не создать, наконец, то, что будет соответствовать своей сущностью своему смыслу и не искать трансцедентального?
Я подумал, что подобные лозунги какие-то не сильно народные. Особенно с этим "почему нам не". Любой мало-мальски смекающий во всей этой ерунде скажет, что "землю - крестьянам!" в тысячу раз круче, чем "Почему бы нам не отдать землю крестьянам?"
Однако, толпа со мной оказалась несогласна и прогудела, сначала громко, потом медленно пошла на спад, как сирена, которую выключили перед новым витком.
Человечек на сцене продолжал:
- Долой Цюрихское соглашение!
Толпа поддержала лозунг, теперь одобрение не стихало, а, напротив, становилось всё слаженнее:
Шут: Что-то про Кипр, кажется. Но последнее время Цюрихским именуют которое про гуманность создавать искусственное сознание.
Я: А, понял.
- Долой Цюрихское соглашение! - кричали все.
Тем временем мы подошли почти вполтную к толпе, но вливаться не хотелось: тогда придётся скандировать, что какое-то там соглашение долой, иначе не поймут. Хотя, можно притвориться журналистом, жаль муляжа камеры нет, а то Шут бы притворился оператором, и было б похоже.
На сцену вышел другой оратор, толпа перестала скандировать и одобрительно загудела - кажется, он был толпою обласкан.
- Мы - не дети! - сразу лозунгнул оратор. ("Да," - крикнул кто-то из толпы). - Мы работаем, мы всем всего должны, а дети - нет! - ("Нет!" - крикнул кто-то тот же).
- Уже б давно бы сами сели и закодили, - сказала бабка, неожиданно существовавшая сзади нас с Шутом. - Нет же, дай им помитинговать! Менеджеры! - смягчив все согласные в слове "менеджеры", бабка с хрустом сплюнула в снег сквозь пирсинг и покачалась прочь.
Шут: Ладно, пошли дальше, мне надоело тут.
Я: Ну, пошли.
Я завёл Шута в монастырь к своему старому другу.
Проповедник: Мне являлся Иисус.
Я: Хм, ясно. Ты спятил.
Проповедник: Конечно.
Я: Разве ты не должен кричать, что не спятил, и что Иисус тебе явился ну прямо стопроцентно?
Проповедник: Ты за кого меня принимаешь? Я не настолько обуян прелестью духовною и гордынею, чтоб считать себя достойным такой чести. Очевидно, мне просто приглючилось.
Я: Эй, но ты же Проповедник, ты должен верить в такую ерунду.
Проповедник: В такую ерунду я как раз обязан НЕ верить.
Я: И что Иисус?
Проповедник: В этом видении я служил во взводе ВДВ.
Я: А Иисус?
Проповедник: Он был нашим сержантом.
Я: Иисус?!
Проповедник: Он орал на нас, и его все боялись.
Я: Ты точно спятил.
Проповедник:
"Иисус: Рядовой Проповедник, какого хрена ты не побрит?!
Я: Товарищ сержант, я...
Иисус: Я спрашиваю, какого хрена ты не побрит?!
Я: Я... забыл.
Иисус: ЗАБЫЛ?! А десять заповедей ты не забыл?! Может ты ещё и "Отче наш" забыл?! Забывать будешь день рожденья своей тёщи, я похож на твою будущую тёщу?! Отвечай, я похож на старую отвратительную оплывшую жиром дуру, мать твоей неверной жены?
Я: Никак н-нет, товарищ се...
Иисус: Что?
Я: Никак нет, совершенно не похожи, товарищ сержант.
Иисус: Ты же даже никогда её не видел, откуда тебе знать?! Почему врёшь мне?!
Я: Я...
Иисус: $%^*, засунь свои оправдания себе !%?*!"
Я: Ну это уже слишком, Иисус не может ругаться.
Проповедник: Почему нет?
Я: Тебе не кажется, что это бред какой-то?
Проповедник: Разумеется, бред. Но имхо Иисус вполне себе подходит на сию роль - требовательного, наводящего страх, но любящего тебя наставника. Он любил нас, я чувствовал это. Любил сильнее, чем всякие добренькие учительницы, которые не могут наорать на двоечника, чтоб он перестал спускать свою жизнь в унитаз.
Я: Алсо мне казалось, что ты не веришь в Бога?
Проповедник: Конечно не верю, иначе откуда ему взяться?
Я: В смысле?
Проповедник: Бог для тебя есть только тогда, когда ты в него НЕ веришь. Вот смотри: когда надеешься только на себя, он помогает. А когда на него - то не помогает, но не потому, что он не всеблаг, а потому что его в этот момент просто не существует.
Я: А зачем тогда молиться?
Проповедник: Ты никогда не пробовал писать письма собеседнику, который тебе не отвечает? Например, девушке, в которую безответно влюблён, но всё ещё надеешься?
Шут: Интересно, а когда Бог пропадает, у него стирается память?
Я: Погоди, то есть люди всегда верят в Бога, которого нет?
Проповедник: Вообще, в этом и есть глубинная трагическая суть. Когда люди верят во что-то, они не говорят "я верю в то, что небо голубое", они просто говорят "небо голубое", ибо знают, что так оно и есть на самом деле. Однако в случае с Богом люди говорят, "Я верю в Бога", а действуют исходя из предположения, что его нет, что он не поможет, действуют самостоятельно, полагаясь только на себя, на Бога только надеясь робко. Потому что на самом деле они в него не верят. В этом и есть весь трагизм - глубоко внутри все знают, что Бога нет. Именно этот трагизм и двигает по духовной лестнице. Те же, кто внутри не знают, что Бога нет, именуются фанатиками. Вера их только развращает и делает животным подобными.
Я: Мне одному кажется, или в детской - детской? вряд ли... - этой книжке не место сим рассуждениям? Ты вообще откуда в моей голове взялся и что ты тут забыл?
Проповедник: Что? В какой голове...? А, то есть ты возомнил себя творящим реальность. Тоже мне мышь Эйнштейна.