23 августа 1912 г. газета "Карафуто Нитинити" опубликовала уведомление правительства колонии о том, что будут проведены первые торги на право добычи угля в одном из закрытых районов. В уведомлении указывалось, что после того, как угольные шахты Карафуто перешли под юрисдикцию Японии во время русско-японской войны, они были временно закрыты, а все права собственности были переданы правительству. После проведения геологоразведки минеральных ресурсов принимаются меры для постепенной деблокады угольных территорий, и первым шагом является проведение торгов на право разработки угольного месторождения Каваками, расположенного на юге центрального блокадного поля.
25 августа та же газета опубликовала статью "Условия получения разрешения на добычу угля. Торги назначены на 25 декабря". В статье подчеркивалось, что шахта является исключительной собственностью государства, и на торгах компаниям могли быть предоставлены только права на добычу определенного объема угля.
Всего в условиях лицензирования добычи содержалось 34 пункта, в частности, выплата правительству гарантированной суммы в размере 20000 иен в течение трех дней с даты получения разрешения на добычу (статья 1) и постройка железнодорожной ветки для перевозки угля (статья 11). В первый год добыча должна была составить 20000 тонн, во второй год 30000 тонн, а на 3 год 50000 тонн (статья 5). Торги были назначены на 25 декабря 1912 года. Работы по добыче угля должны были начаться не позднее 1 года с момента получения лицензии на разработку месторождения.
По этому поводу репортер газеты взял интервью у руководителя департамента губернаторства по гражданским делам и предпринимательству (курировавшего островную горнодобывающую отрасль) Юдзиро Одзаки, опубликованное 27 августа 1912 г. на первой полосе "Карафуто Нитинити Симбун". Господин Одзаки, в частности, заявил следующее:
"Часть из 741510 цубо угольного месторождения Каваками, которое будет выставлено на торги, получит права на добычу по специальной системе. Хотя процедура получения лицензии отличается от других угольных месторождений, предоставляемые права ничем не отличаются от общих прав на добычу полезных ископаемых определенных в законе от 1905 г. Что касается деталей, вы сможете узнать подробности, если посмотрите на условия, которые доступны для всех желающих.
Мы надеемся, что уголь Каваками сможет более эффективно пополнять бюджет колонии, а также удерживать цену на уголь на низком уровне. Это привлекло бы внимание к каменному углю Карафуто как внутри страны, так и за рубежом, а также снизило бы уровень безработицы среди рабочих угольных шахт.
Добыча угля рассчитана на получение чистой прибыли в размере 25000 иен в год. Все это будет способствовать расширению островной экономики, увеличению населения, промышленной революции и сокращение расходов домохозяйств. Кроме того, открытие угольных месторождений Каваками должно сопровождаться экспериментальными геологическими исследованиями, и, хотя качество угля неоднородно, в целом оно хорошее и не уступает углю с Хоккайдо и Кюсю. Конечно, правительство Карафуто возьмет на себя инициативу, чтобы открыть заблокированы угольные месторождения, и, конечно же, шахтеры региона будут максимально задействованы на угольных месторождениях и все это будет способствовать притоку в отрасль огромного количества капитала, ибо медленный прогресс в развитии отрасли в последние годы привел к острой нехватке угля".
28 августа 1912 г. "Карафуто нитинити симбун" продолжила тему развития угольной отрасли острова статьей "Открытие угольного месторождения Каваками". "Горный департамент губернаторства Карафуто - писала газета - к настоящему времени произвел разведку угольных месторождений выше по течению реки Фуситаки и в настоящее время использует их исключительно в качестве топлива для пароходов, поездов, а также в качестве вклада в решение экономических проблем при разработке угольных месторождений в будущем. От решения топливной проблемы будет зависеть подъем и упадок промышленности Карафуто, так как на острове интенсивно развивается железнодорожный транспорт, заводы, электростанции и т. д. Если бы мы могли покупать уголь по 4 иены за тонну вместо нынешней цены в 8 иен, разница составила бы не менее 40000 иен на каждые 10000 тонн добытого угля. Это дало бы огромную экономию бюджета острова. Разумно предположить, что спрос на уголь 10 тысячами тонн в год не ограничится, ибо развитие лесного хозяйства, прогресс проектов колонизации и резкое увеличение числа переселенцев неизбежно приведёт к нехватке топлива. И цена на него должна быть разумной. В частности, в суровую зиму и холодную погоду, когда жители уже имеют большой опыт использования местного угля, нынешним количеством добываемого и импортируемого топлива невозможно удовлетворить переселенцев, которые полагаются на дрова и уголь для отопления своих жилищ. Кроме того, завершение строительства объектов по транспортировке и хранению угля и удобство погрузки угля в порту Отомари позволят экспортировать уголь в другие районы острова, и благодаря этому и другим факторам уголь Карафуто будет на 50 сен дешевле, чем уголь Хоккайдо. Если наши подсчеты верны и спрос на уголь будет неуклонно расти, а его предложение на местном рынке недостаточно, то даже если ежегодно добывать и вывозить 50000 тонн и получать чистую прибыль в размере 50 сэн с тонны, чистая прибыль для этой отрасли может быть исчислена в 25000 иен в год. Открытие угольного месторождения Каваками повлияет на материк (Японию) и последствия будут огромными: расширение экономики острова, увеличение числа домохозяйств, промышленная революция и сокращение издержек - все это слишком много, чтобы упоминать об этом вскользь. Открытие угольного месторождения Каваками должно стать самым неотложным приоритетом в развитии острова Сахалин.
Кроме того, открытие угольного месторождения Каваками не лишено экспериментальных аспектов, и хотя качество угля неоднородно, в целом оно хорошее и сравнимо с хорошими марками углей с Кюсю и Хоккайдо, и на острове нет места, где бы не было его месторождений. Обширность распространения и большие запасы угля поистине неисчерпаемы. В связи с этим, а также с точки зрения привлечения капитала, открытие угольного месторождения Каваками и разработка шахт в районе Каваками заслуживают больших надежд на будущее, и мы не можем не надеяться на еще больший успех". ".
На состоявшихся торгах победу одержал угольный магнат Кураучи Ясуфуса из префектуры Фукуока, который и получил лицензию на добычу угля в районе Каваками. В 1913 году лицензия на добычу была перепродана Кодзиро Ивасаки из Токио, который в свою очередь перепродал ее японской корпорации "Сакурай", а 20 марта 1916 года угольный разрез Каваками перешел в собственность компании Mitsui Mining Co. чего, собственно говоря, компания и добивалась. Ибо теперь она могла обеспечить свою уже построенную бумажную фабрику относительно дешевым топливом.
Шахта Каваками была самой крупной шахтой на южной части острова (площадь 55140 61 цубо (182 300 акров)), где добыча угля продолжалась до 1945 года, и где было 14 угольных пластов, каждый толщиной от одного до двух метров. К 1929 г. добыча велась из пластов N 2, 4, 7, 8, 9, 10 и 14, а в 1936 г. в работе оставались только 7 и 14 пласты. Запасы угля в этом районе составляли около 300 миллионов тонн и имели важное значение для угледобывающей промышленности региона.
Проведенными исследованиями было установлено, что добываемый на шахте Каваками уголь был хорошего качества. Он содержал в себе 5,19% влаги, 6,46% золы, 44,2% углерода, теплотворность составила 6963 калории. Во второй половине 20-х годов на руднике началось внедрение различных машин и оборудования для добычи угля, таких как пневматические, гидравлические и электрические буры и угольные резцы. В 1929 году был приобретен электрический угольный комбайн Flottmann-А216 мощностью 11 кВт, а в 1930 г. - электрический комбайн Sullivan DP-321 (производства компании Mitsui Miike Seisakusho Co.) мощностью 22,4 кВт, что значительно повысило эффективность добычи угля. В конце 1930 года на шахте было задействовано 2 углереза, 17 пневмобуров, 7 угольных фрез и 21 электрический бур. В 1936 г. рудник располагал 73 электробурами, 33 пневмобурами и 22 угольными фрезами.
Наклонные штольни оснащались лебедками. В 1919 году для перевозки угля в шахтах были введены стальные двухтонные вагонетки, заменившие ранее использовавшиеся конные вагонетки. Вагонетки прицеплялись к электровозу с токоприемником (к 1936 г. имелось 3 шт.) и транспортировались к выходу из шахты. За счет их внедрения удалось сократить расходы на перевозку угля на 45%. К 1930 г. на шахте насчитывалось 50 стальных и 150 деревянных вагонеток. В некоторых штольнях использовались резиновые ленточные конвейеры длиной 50 метров. Для транспортировки добытого угля на обогатительнгую фабрику в мае 1913 года началось строительство железной дороги 7,5 км. с шириной колеи 610 мм, соединяющей Каваками и Окузава (Артемовское). Оно было завершено 10 апреля 1914 года. На ней использовались 2 четырехтонных электропоезда компании Westinghouse и 3 шеститонных электропоезда моделей Siemens и Miike. Обогатительная фабрика имела производительность 1 000 тонн за 10 часов работы, а в процессе сортировки угля применялись электрические сита, опрокидыватели, 4 конвейера, уплотнительные грохоты, валковые дробилки. Все углепромывочные машины приводились в действие трёхфазными асинхронными двигателями переменного тока. Уголь, подаваемый из шахт, сортировался на кусковой уголь (более 5см), среднекусковой уголь (3-5 см) и пылевидный уголь размером менее 3 см. Кусковой уголь отбирался вручную и очищался, а мелкий уголь, смешанный с пылевидным углем, поставлялся на железную дорогу Карафуто и фабрики компании Oji Paper Stock Company. Кусковой уголь использовался для бытовых нужд и продавался. Вместимость угольного склада при фабрике составляла более 2000 тонн. Для перевозки сортированного угля в 1922 г. была открыта 1067 мм железнодорожная линия Каваками - Тойохара.
Для обеспечения электроэнергией шахты и поселка горняков в 1919 г. была построенатепловая электростанция мощностью 752 кВт., вырабатывавшая 4224 квт/ч. электроэнергии в сутки. Шахта была оборудована стационарным электроосвещением, для которого использовались вольфрамовые лампы. Непосредственно в зонах добычи работали переносные электрические колпачковые светильники Эдисона, а в местах погрузки угля, местах использования машин и механизмов были установлены предохранительные устройства. Переменный ток напряжением в 100 вольт поступал по изолированным кабелям 4 класса безопасности.
Для снижения аварийности на шахте был создан Комитет по безопасности, который руководил аварийно-спасательными командами, пожарными бригадами и вспомогательными службами. В результате его работы уровень травматизма снизился и составил 20-25% от уровня прошлых лет благодаря пропаганде, улучшению техники безопасности, использованию нового оборудования и пр. Хотя на этой угольной шахте было относительно мало газа и угольной пыли, средства безопасности включали в себя кислородные самоспасатели Draeger, противогазы, огнетушители. Для тушения пожаров были установлены водопроводные гидранты, а в наиболее опасных местах для предотвращения взрывов угольной пыли было установлено оборудование для "туманообразования".
Вентиляция осуществлялась естественным путем, но с 1929 года в каждом из главных туннелей начали использоваться переносные вентиляторы для облегчения вентиляции в периоды весенней и осенней смены розы ветров. Кроме того, имелось 14 основных вентиляторов производства фирм Hitachi и Сирокко производительность которых варьировалась от 85 до 1135 кубометров в минуту. Двадцать один переносной вентилятор фирм Fuji, Hitachi и Mitsubishi и основные вентиляторы были установлены в соответствующих местах внутри шахты и подключены к трубам принудительной вентиляции, вентиляционным коробам и т.д. для вентиляции определенных участков шахты по мере необходимости.
Вода в шахте отводилась естественным путем, так как приток ее был небольшой, 150-200 куб. футов в минуту. К тому же уголь добывался в пластах выше уровня моря и каждая штольня была оборудована водоотводной канавой из смешанного грунта или дерева и вода выводилась в отстойники для удаления грязи и грунта.
Для предотвращения просачивания в туннели грунтовых вод с октября 1925 г. на руднике использовались цементно-пушечные машины производства Wolan International и Cement Gun Association, которые покрывали туннели гунитом. Ими производилось инъектирование цементного раствора в трещины стенок туннеля с помощью цементного инжектора. В результате использования цементных растворов расходы на ремонт туннелей были сведены практически к нулю.
К 1936 г. на шахте работало 580 человек из которых 30% были с Хоккайдо и 40% из региона Тохоку. 15% работников были жителями Карафуто и еще 15% выходцами из Гуанчжоу. И если поначалу на шахту трудоустраивались так называемые "гастарбайтеры" и текучесть рабочей силы была чрезвычайно высокой, то после кризиса 1929-1932 годов многие работники выбрали Карафуто в качестве постоянного местожительства. В результате текучесть рабочей силы значительно сократилась. Этому способствовала и политика руководства предприятия. В частности, к 1935 году в поселке было построено 430 домов с комнатами для одиноких шахтеров, 18 домов для семейных работников, где одна 2-комнатная квартира была расчитана на 4-6 человек. В 1935 г. был построен 21 новый дом с 3-комнатными квартирами. Плата за жилье составляла 50 сен в месяц за комнату, 70 сен за 2 комнатную квартиру и 1 иена за 3 комнатную. В каждом доме имелось электроосвещение, месячная плата составляла за 5-свечную лампу 20 сен, 10-свечную 30 сен и 16-свечную 35 сен. Водоснабжение домов было бесплатным. В поселке имелась станция снабжения, а также 2 овощных и 2 рыбных магазина, магазин по продаже тофу и 1 парикмахерская. Рядом с шахтой располагалась небольшая больница, в которой работали 2 врача, 1 фармацефт и 4 медсестры. В больнице имелось необходимое хирургическое оборудование и рентген-аппарат. Однако шахта и поселок шахтеров отстояли на значительном удалении от городских и культурных центров. Поэтому в поселке был оборудован клуб театрального типа вместимостью 900 человек и музыкальный клуб с 6 студиями, рассчитанный на 10-20 человек. 1-2 раза в месяц в клубе ставились бесплатные спектакли. Клуб также использовался для проведения собраний, лекций, учебных курсов и пр. В поселке имелась также и школа, в которой помимо преподавания общих учебных курсов работали секции бейсбола, тенниса, дзюдо, лыжного спорта, легкой атлетики, стрельбы из лука и других видов спорта. Неподалеку от рудника был оборудован 46 метровый трамплин.
Многие работники шахты были членами профсоюза, который обеспечивал вспомоществование на случай болезни, травмы или смерти работника, а также выплачивал пенсионное пособие. Профсоюз создал Ассоциацию взаимопомощи, которая предоставляла займы до 200 иен на случай бракосочетания или похорон, рождения детей и т.д. В качестве связи между этими двумя организациями был создан "Союз взаимной любви".
Вслед за шахтой Каваками на острове начинают открываться и другие угольные рудники. Еще в ноябре 1909 года некий Икэхара Торакити, почтальон из Хигаси Сираура, случайно обнаружил открытые угольные пласты на берегу протекающего недалеко от деревни ручья, и при сотрудничестве нескольких жителей подал заявку на добычу угля. Так как данный район в тот момент не входил в блокированные месторождения острова, то оснований для отказа в выдаче разрешения у администрации губернаторства не имелось. В декабре 1913 года он уступил лицензию на право добычи компании "Karafuto Mining Co., Ltd", которая в январе 1914 г. открыла шахту Хигаси Сираура (779 125 цубо (25 756 аршин)). Шахта располагалась неподалеку от деревни Сирануи уезда Сакаэхама.
Угольные пласты месторождения относились к группе бурого угля и было обследовано пять основных угольных пластов, толщина которых варьировалась от 0,7 м до 7 м. Пласты простирались с востока на запад со средним наклоном 45 градусов к югу. К 1930 г. разрабатывались все пять слоев, а добываемый уголь был высокого качества с низким содержанием золы, что делало его пригодным для использования в паровых двигателях и для бытовых нужд. Вентиляция и дренаж осуществлялись естественным путем. Добытый в забое уголь загружался в вагон емкостью 0,6 т., выталкивался вручную к входу в шахту и оттуда доставлялся на угольный склад и обогатительную фабрику за пределами шахты на конной тяге. С угольного склада "солнечный камень" сразу же грузился в железнодорожные вагоны. Годовая добыча угля составляла около 20000 тонн. Однако к 1931 г. осталось лишь небольшое количество пригодного для добычи угля.
Второй по величине добычи угля, Томарийский угольный разрез, в 1914 году был продан на торгах корпорации "Сахалин Индастриз", основанной в январе 1913 г. руководителем бумажного конгломерата "Okawa" Хейзабуро Окава. Добытый в этом районе высококачественный некоксующийся уголь использовался на бумажных фабриках в Томари и Маока. Доставлялся он в летний период по железной дороге, а зимой хранился на угольных складах. Первоначально уголь добывался из наклонных стволов верхних пластов, но со временем они были полностью выработаны и уголь стал добываться из нижнего пласта. Для добычи угля использовался метод столбовых ячеек, а вентиляция осуществлялась естественным способом. В шахте выделяелось небольшое количество газа, и для освещения использовались два типа защитных фонарей - Wolf и Lalany.
Вода откачивалась из шахты с помощью насосов, работающих на пару. В первой наклонной штольне находилось три таких агрегата мощностью 10 л.с. каждый с максимальной производительностью 65 куб. м., а во второй наклонной штольне находился один агрегат мощностью 5 л.с. с максимальной производительностью 54 куб. м. В штольнях использовались и разгрузочные машины с паровым двигателем. В 1926 году большой лесной пожар в том районе уничтожил почти все наземные здания и сооружения, и в конце концов огонь проник внутрь шахты. В рузальтате штольни пришли в полную негодность, и шахта была закрыта в январе 1928 года.
В сентябре 1916 г. начал работу рудник Тохо, расположенный у деревни Хоёри, уезда Мотодомари, на восточном побережье, это горнодобывающий район площадью 632 437 цубо (20,907 акров), который был приобретен Koshi Shigeru в декабре 1914 года. Для рудника были приобретены и установлены лебедки, вентиляторы, устройства для дренажа, электрогенератор мощностью 74 кВт и т.д., стоимость которых составила около 50 000 иен. В апреле 1918 года была начата добыча угля. В шахте для естественной вентиляции были вырублены вентиляционные колодцы, а в наклонных стволах для этой цели устанавливались электровентиляторы. Внутри шахты имелось небольшое количество взрывоопасного газа, поэтому использовались защитные фонари Wolf, Craney и Musserl. Вода внутри шахты отводилась в дренажную канаву, шедшую к резервуару для воды на дне шахты и и оттуда выкачивалась за пределы шахты. Уголь доставлялся вручную от выработок до устья шахты, а затем на тележках, запряженных лошадьми, от устья шахты до прибрежного угольного склада.
В феврале 1920 г. права на эксплуатацию были приобретены компанией "Toho Coal Mine Co". которая поставляла уголь для фабрики Ochiai компании Fuji Paper Mills, расположенной в городе Отиай, уезда Эйхама. Однако из-за плохого транспортного сообщения компания была вынуждена тратить большое количество денег на транспортные расходы, что не покрывало затраты на производство, и в итоге закрылась в октябре 1926 года.
Из всего вышесказанного следует, что угольная промышленность в южной части Сахалина не получила развитие в первые годы японского господства. В 1914-1917 гг. при наличии 3-5 действующих шахт в Центральном угольном бассейне добыча угля составляла только 30-60 тыс. т в год. С 1918 г., в связи с открытием в этом же районе новой шахты она превысила 100 тыс.т, а в 1926 г. на 9 шахтах составила 245 тыс.т, что не соответствовало объему потребляемого угля южной частью острова.
Результатом Первой мировой войны стал подъем горнодобывающей промышленности в Японии, и Сахалин тоже, наконец, привлек внимание "дзайбацу" (олигархов), и на острова стали прибывать команды по разведке угольных месторождений от различных горнодобывающих компаний и охватывать отдаленные горные районы Сахалина. В 1918 году Mitsui Mining Co., Ltd. и Mitsubishi Mining Co., Ltd. начали исследовать угольное месторождение Найбути, а в 1919 году Mitsubishi Mining Co., Ltd. обнаружила перспективные угольные месторождения от Хорогиси на западном побережье до Торо, а Nippon Kagaku Shiryo, предшественник Fuji Paper Mills Ochiai Factory, исследовала угольное месторождение Тохо на восточном побережье и угольные месторождения к северу от этого района. Компания Mitsui Mining Co., Ltd. провела детальное исследование угольных месторождений к северу от Эсутори на западном побережье и получила права на добычу на обширной территории, что привело к увеличению числа заявок в 1918-1919 годах, причем в 1919 году число заявок достигло 782.
Таблица Заявки на добычу полезных ископаемых и песчника поданные в горный департамент губернаторства с 1907 по 1943 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/2.jpg)
2
Всего же с 1907 по 1942 гг. было подано свыше 17 тысяч заявок на разведку и добычу полезных ископаемых, большая часть из которых приходилась на заявки по добыче и разведке каменноугольных залежей. Однако количество шахт на острове росло гораздо менее быстрыми темпами.
В июне 1918 г. открывается угольная шахта Дайэй (Тайей) (62 838 акра), располагавшаяся к северо-востоку от Томари. В 1917 г. лицензию на разведку и добычу угля на этой прощади за номером 35 получил некий Б. Танака, который переуступил ее "Karafuto Kogyo Kabushiki Kaisha". Однако летом 1921 года в этом районе вспыхнул большой лесной пожар, в результате которого сгорела угольная шахта и многие дома шахтеров, поэтому в ноябре того же года шахта была временно закрыта, но на следующий год работы начались снова. Разрабатываемый угольный пласт представлял собой один слой толщиной 1,5-2 м. Уголь был хорошего качества с большой теплотворностью, пригодный для использования на пароходах.
Когда шахта открылась в 1918 году, количество угля, добываемого на основной шахте, было незначительным, но постепенно оно увеличивалось. В 1927 году рядом с шахтой был открыт еще один рудник и годовая добыча превысила 60 тыс. т., а к 1935 г. добыча составляла уже 80 тыс. т. Количество угля, добытого на одного шахтера, составляло 2,4 т. в 1925, и достигло 3,7 т. в 1930 г. Добытый уголь погружался на вагонетки и отправлялся на угольный склад для промывки, сортировки и последующего хранения. Со склада уголь железнодорожным транспортом доставлялся на целлюлозно-бумажные заводы компании. Кроме железной дороги использовалась также подвесная канатная дорога длиной 3,8 км. до угольного склада в Окузава. Первоначально она приводилась в движение 80-сильным паровым двигателем, но в октябре 1930 года он был заменен на 45-киловаттный электродвигатель, и завод получал в среднем 10 000 кВт/ч в месяц для работы электродвигателя и освещения штолен и забоев от электростанции целлюлозно-бумажного комбината Томари.
В октябре 1918 года компанией "Karafuto Kogyo Kabushiki Kaisha" была подана заявка на разведку и разработку угля месторождения Охира (29 467 аров). В марте 1924 года четыре горных участка были объединены в один, на котором и была открыта угольная шахта. В то время компания "Карафуто Когё Кабусики кайся" начала строительство ЦБФ в Эсутору, а для обеспечения завода топливом ей жизненно необходим был уголь.
Все угли шахты представляли собой битуминозный уголь с высокой теплотворной способностью и низким содержанием серы и золы, что делало его пригодным для использования в паровых котлах и в быту. С момента открытия шахты в 1923 году до 1927 года уголь добывался в основном из главной шахты, которая разрабатывала пласт N 1 толщиной 8 м.
В каждом угольном забое уголь с помощью "шламовых ящиков", примитивного ручного подъемного оборудования или стальных пластинчатых конвейеров загружался в угольные вагонетки вместимостью 0,7 т. Внутри шахты и от ее устья до угольного склада была проложена узкоколейка.
Следует сказать, что в воздухе шахт отсутствовали газ и угольная пыль, поэтому в шахтах использовалась в основном естественная вентиляция, но в ключевых местах туннелей были установлены вентиляционные короба для обеспечения принудительной вентиляции. Количество воды в шахте было относительно невелико, поэтому по бокам туннелей установили деревянные водоотводы для естественного дренажа.
С 1929 года главная шахта превратилась в угольный карьер. Верхний слой почвы у поверхности 8-метрового пласта основной шахты снимался электроэкскаваторами, а затем уголь добывался открытым способом с мая по конец октября, но добыча прекращалась в зимние месяцы. Уголь из карьера закатывался на ленточный транспотрер мощностью 37,5 кВт. и поступал на угольный склад, откуда транспортировался на бумажную фабрику в Эсутору на расстоянии примерно 10 км. по узкоколейке, а также на угольный склад в порту Эсутору расположенный в 15 км. от шахты. Железная дорога имела колею 25 дюймов и использовала паровоз, который тянул за собой десять пятитонных вагонов.
Перед отправкой потребителям, уголь, доставленный от входа в шахту до угольного склада, сортировался с помощью решетки на кусковой и резаный уголь. Кусковой уголь сортировался вручную для удаления пустой породы и плохого угля, а резаный сразу отправлялся для использования на фабрике.
Электроэнергия для питания электроэкскаваторов, подъемных машин, буровых установок, наружных транспотреров, электродвигателей подавалась от электростанции, пристроенной к бумкомбинату и в среднем шахтами и карьером использовалось 18000 кВт/ч в месяц.
В 1919 году права на добычу полезных ископаемых угольного месторожения Сиритори площадью 59,28 акров, приобрел Утаро Цукакоси, в апреле 1920 г. передавший лицензию компании "Toho Coal Mining Co", а та, в свою очередь, в 1923 году передала права на рудник компании "Fuji Paper Mills Co". Геологоразведочные изыскания показали, что месторождение состояло из шесть пластов толщиной от 0,5 до 3 м, и три слоя (пласты 2, 3 и 4) разрабатывались к 1931 г. Уголь подходил для использования в паровых котлах и бытовых применений. В первый год после открытия шахты (сентябрь 1923 г.) была завершена прокладка штольни и штреков и сразу же началась добыча угля. Количество добытого шахтерами угля к 1931 г. достигло 25000 т. Также планировалось начать добычу угля открытым способом.
Добытый уголь транспортировался по шахте деревянными вагонетками вместимостью 0,7 т. Вагонетки с углем подцеплялись к расположенной у входа в шахту электрической двухосевой лебедке мощностью 75 кВт. И по 18 дюймовой двухпутной колее узкоколейки поднимались наверх. По 15 вагонеток с углем выводилось из шахты с помощью 32 Квт. электродвигателя, изготовленного заводом Allgemeine в Германии. За пределами шахты находилось три подвесных четырехтонных электровоза, которые использовались для доставки вагонеток с углем на обогатительную фабрику. Там уголь проходил сортировку на установке производительность 300-400 тонн угля за 10 часов работы. Кроме сортировочной машины фабрика была оснащена грохотом для угля, конвейером для угля, сортировочной лентой и т.д. Имелся также измельчитель угля. Кусковой уголь разбивался на более мелкие куски и затем отправлялся в угольный склад вместимость 6000 т. на бумажной фабрике Fuji, располагавшийся непосредственно под обогатительной фабрикой.
Внутри тоннелей использовалась естественная вентиляция, но по мере углубления шахты были установлены 15-киловаттные электрические вентиляторы aerolus в четырех тоннелях со скоростью вытяжки 556 куб. м. в минуту (20 000 куб. футов). Внутри наклонных штолен были установлены 70-киловаттные электрические вентиляторы типа "сирокко" производительностью 1700 куб. м. (60 000 куб. футов) в минуту. В 1929 году начались работы по открытию нового ствола внутри шахты, которые были завершены в октябре 1930 года, и в это же время был установлен 130-киловаттный электрический вентилятор "сирокко" с производительностью вытяжного воздуха 2 880 куб. м. (100 000 куб. футов) в минуту. Непосредственно в зонах добычи угля использовались небольшие электровентиляторы "сирокко" мощностью 1,5 Квт.
Внутри шахты в каждом тоннеле были установлены деревянные дренажные канавы для естественного водоотвода, а на нижнем уровне установлен резервуар для сточных вод емкостью 100 кубометров. Вода откачивалась из шахты по стальной трубе с помощью электронасосов.
Оборудование шахты и обгатительной фабрики работало полностью на электричестве, которое поставлялось электростанцией, пристроенной к бумажной фабрике Сиритори, и потребляло в среднем 100 000 кВт/ч в месяц.
В начале Первой мировой войны Европа, которая в то время была центром мирового производства, стала полем битвы, что привело к сокращению производства и экспорта в то время, как спрос воюющих стран на товары резко возрос. Япония стала одной из стран, заполнивших экспортную нишу, что привело к экономическому буму внутри страны. И из страны-должника со времен эпохи Мэйдзи, она довольно быстро превратилось в страну-кредитора.
После окончания Первой мировой европейские страны начали постепенно восстанавливать разрушенную войной экономику и здесь им также помог японский экспорт.
На саму Японию война не оказала негативного влияния, напротив, страну охватил экономический подъем, активно осуществлялись инвестиции в производство, и банки, накопившие средства во время войны, активно выдавали кредиты, росли цены на землю и акции. Однако инвестиции вскоре переросли в спекуляции, что привело к резкому ухудшению экономического положения. К тому же экономика Европы за 2 года почти полностью восстановила свой довоенный потенциал и спрос на японские товары сильно упал, что в итоге привело к кризису перепроизводства.
В результате 15 марта 1920 г. рухнул токийский фондовый рынок, а в апреле банк Masuda Building Broker Bank в Осаке обанкротился и был вынужден закрыться. По мере восстановления производства в Европе японский экспорт падал, а в июле стало ясно, что экономика страны вступила в период рецессии (депрессия 1920 г.). Акции многих промышленных компаний рухнули, а с апреля по июнь в стране обанкротилось 169 банков.
В то же время, аффилированные с дзайбацу компании, такие как Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда, а также крупные прядильные компании, добились стабильной прибыли благодаря надежному управлению и даже улучшили своё экономическое положение, что привело к укреплению их монополии на рынке. И, следовательно, они продолжали укреплять свое положение не только в Японии, но и своих колониальных владениях, вкладывая в развитие промышленных предприятий значительные капиталы.
В ходе и после окончания Первой мировой войны на Карафуто создается и быстрыми темпами развивается целлюлозно-бумажная отрасль. За 1914-1926 гг. японцы построили на Карафуто восемь бумажных комбинатов в городах Отомари (1914), Томариору (сентябрь 1915), Тойохара (январь 1917), Отиай (апрель 1919), Маока (сентябрь 1921), Нода (февраль 1922), Эсутору (декабрь 1925), Сиритори (январь 1926). В 1934 г. фабрики в Томариору и Нода начали выпуск искусственного волокна - вискозы. В 1935 г. была построена новая фабрика в г. Сикука (Поронайск), выпускавшая вискозу и целлюлозу. Целлюлозные заводы острова, по условиям японского правительства, могли производить продукцию по более низкой цене, чем заводы на Хоккайдо и Хонсю, что позволило им получать огромные прибыли, в результате чего они приобрели статус "долларового ящика" японской целлюлозно-бумажной промышленности. Ибо цена бумаги за годы войны резко выроста. Так, если в 1915 г. стоимость заводского рулона была 2,7 иены, то в марте 1917 г. она удовилась (5,5 иен), а в январе 1918 г - утроилась (8,5 иен), в 1919 г. - уже 10,5 иен. Разумеется, что столь резкий рост цен привел к серьезному подъему производства и заводы Карафуто неуклонно наращивали объемы выпуска продукции, которая составляла 25% от общего объема производства целлюлозы в Японии. В середине 1920-х годов доля островной целлюлозы в общем объеме поставок превысила 50%, а к концу десятилетия она достигла отметки 70%. Таким образом, в 20-х и начале 30-х годов ХХ века на острове фактически доминировала лесная и целлюлозно-бумажная промышленность. Все остальные отрасли были поставлены на службу ее интересам.
Для вывоза столь огромного количества продукции за пределы островного региона необходима была коренная модернизация транспортной инфраструктуры: с 1916 по 1929 гг. на острове были сооружены порты Маока (Холмск, строился с 1921 по 1927 гг., затраты на строительство 2,5 млн. иен), Хонто (Невельск, строился с 1916 по 1926 гг., затраты на строительство 2,5 млн.иен) и Отомари (Корсаков, строился с 1920 по 1929 гг., затраты на строительство 5870400 иен), а между портами Отомари и Вакканай было налажено регулярное паромное сообщение, получившее название Ваккатомари. Для перевозки сырья и полуфабрикатов на острове велось интенсивное железнодорожное строительство. Были построены железнодорожные линии Тойохара-Маока, (строилась 8 лет, расходы составили 14 млн. иен), Найхоро - Хонто, Нода - Томариору - Кусюннай. К 1941 г. грузооборот железных дорог губернаторства достиг 1325 тыс. т. К 1945 г. на Карафуто имелось 797,8 км железных дорог, на которых была задействована 101 паровозная пара, 105 пассажирских и 1640 грузовых вагонов. На всем протяжении железнодорожных путей имелось 127 станций, 24 тоннеля, 618 мостов и сотни других инженерно-технических сооружений.
Для работы на новых предприятиях из метрополии прибывали все новые и новые переселенцы. И если в 1915 г. на Южном Сахалине находилось всего 60660 жителей, то к 1925 г. население острова увеличилось до 189036, в 1935 г. на Карафуто проживало уже 332475 человек, а в 1941 году на южной части острова насчитывалось уже 406557 жителей. Разумеется, что топки электростанций, машин на бумажных фабриках, паровозы и пароходы нуждались в угле. Возрастали потребности в угле и у местного населения, которое использовало его для отопления жилищ.
Уже в 1935 г. на Карафуто общий расход угля составил 1 млн. т. в последующие годы увеличившись до 1,5-2 млн. т. на долю целлюлозно-бумажных и других промышленных предприятий приходилось в среднем более 73% от общего потребления угля, среднегодовое потребление угля на железных дорогах и судах составляло всего около 10%, на бытовые нужды расходовалось примерно 17%. В приведенной ниже таблице показана динамика потребления каменного угля в 1919-1945 гг.
Потребление угля различными отраслями Южного Сахалина в 1919-1945 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/3.jpg)
Отметим, что стоимость сахалинского угля была значительно выше стоимости угля, добываемого в самой Японии. Так, если в 1915 г. оптово-закупочная стоимость угля Хонсю и Кюсю составляла 3,18 иены за тонну, то стоимость угля Карафуто равнялась 6,5 иены, то есть более чем в 2 раза выше.
Таблица Оптовая стоимость 1 т. угля Японии и Карафуто в 1915-1936 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/4.jpg)
Поэтому первоначально выгоднее было ввозить уголь на остров из Японии. От 30 до 40% потребляемого на Карафуто угля импортировалось. До 1930 г. недостающее количество угля ввозилось с Хоккайдо, Кюсю, из Фушуня (Южная Манчжурия). В одном только 1926 г. на остров было ввезено 100 тыс. тонн или около 30 процентов от всего потребляемого угля. Однако возросшие потребности в угле заставили Правительство Японии частично снять ограничения на разработку резервных угольных бассейнов и льготными мерами стимулировать развитие каменноугольной отрасли промышленности. Эти меры дали свой результат: к середине 20-х годов на Южном Сахалине действовало уже 12 шахт, а средняя годовая добыча угля равнялась 300 тысячам тонн.
В 1929-1932 гг. Японию поразил экономический кризис. В стране пришлось вводить меры жесточайшей экономии. Государственный бюджет на 1930 г. был сокращен на 160 млн. иен. По всем улицам были расклеены плакаты с призывом соблюдать режим экономии. В результате стали резко падать цены на товары. К июню 1930 года цены снизились по сравнению с июнем 1929 года на 22 процента, а на промышленные товары в среднем на 37%. В 1931 г по сравнению с 1929 годом цены на рис упали на 37%, на хлопок на 44%, а на шелк-сырец - на 55%. Кризис вызвал массовые увольнения и значительное снижение заработной платы. Число безработных оценивалось более чем в 2,5 млн. человек, более трети выпускников университетов и пофтехучилищ были безработными и этот беспрецедентный спад получил название "эпоха люмпенов". Экономическую депрессию Японии еще более обострило наступление мирового экономического кризиса, повлекшего за собой резкое снижение угледобычи. Так, если в 1929 г. в Японии было добыто 34,2 млн. т., то в 1930 г. - 31,3 млн.т, а в 1931 г - 27,9 млн. тонн угля. Облигации предприятий горной промышленности Японии упали в цене на 3%. Метрополия уже не могла снабжать свою северную колонию нужным количеством топлива. В результате в конце 1929 г. правительством была частично снята блокада с северного и южного блокированных полей и открыты новые шахты: 5 декабря 1928 г. получила лицензию на добычу новая шахта в южном угольном бассейне Найхоро (начала работу 17 января 1929 г., а запасы угля в районе шахты составляли 99 442 000 т.), а 23 января 1929 открылась шахта в северо-восточном угольном бассейне в Найкава (Тихменево). Последняя поставляла уголь на целлюлозно-бумажную фабрику Oji. В начале 30-х годов на Южном Сахалине действовали уже около 20 шахт, а среднегодовая выработка составляла 600-700 тыс. т. угля. Однако подавляющее большинство угольных предприятий на острове были мелкими. Владелец приобретенного угольного участка ограничивался закладкой одной шахты, которую эксплуатировал, не считаясь ни с какими правилами ведения горных выработок.
Отметим, что после второй половины 1920-х годов, угольная промышленность Японии вступила в эпоху полномасштабных технологических инноваций, сосредоточенных на механизации процесса добычи угля. Этому способствовали следующие факторы.
Во-первых, из-за хронической рецессии 1920-х годов началось падение цен на уголь. Например, цена за тонну угля первого сорта Кюсю достигла пика в 28,55 иен в 1920 г., а затем резко упала до 20,20 иен в 1921 г. и поддерживалась на уровне 16 иен в 1922 г., но цены на первоклассный уголь продолжали падать даже после 1922 года. Такое снижение цен поставило отрасль в затруднительное положение. Для предотвращения падения цен на уголь, в 1921 г. в Японии создается "Ассоциация добычи угля", включавшая в себя все крупные угледобывающие предприятия и фактически выполняющая картельную функцию, то есть осуществление контроля продаж и уровня производства. На Карафуто такая региональная ассоциация была создана лишь в марте 1928 г. администрацией губернаторства и и представителями углепромышленников с целью "содействия взаимной дружбе сахалинских горняков, потеплению отношений и обсуждению важных вопросов, представляющих общий интерес для отрасли, для содействия продвижению и развитию сахалинской горной промышленности". Ассоциация являлась некоммерческой организацией. Основными источниками дохода были членские и вступительные взносы и ряд дополнительных средств. Ежегодно ассоциация присуждала премии горным инженерам, проработавшим более пяти лет на одной и той же шахте и сделавшим выдающиеся усовершенствования или изобретения, или внесшим вклад в предотвращение несчастных случаев и катастроф, либо отличившимся в других сферах деятельности. На средства ассоциации издавался ежемесячный Горных журнал. Председателем правления ассоциации был начальник горного департамента губернаторства Шиничи Кано, членами совета Сандзёдзо Акасако, Такаси Ватанабэ, Шун Имамура, попечителями данной организации являлись геологи Японского геологического комитета Кавасаки Масару и Нисида Фудзити.
В июне 1935 года под эгидой Ассоциации горнодобывающей промышленности Карафуто на острове был проведен грандиозный праздник в честь достижения отметки в 1 млн. т. угля.
В мае 1938 г. при содействии ассоциации на острове была открыта школа подготовки горных инженеров. Основной целью открытия школы было "дать тем, кто работает в угледобывающей промышленности, необходимые знания и навыки, и в то же время культивировать их моральное и духовное развитие, а также подготовить инженеров, которые будут участвовать в подземных работах на шахтах острова".
В школу могли поступить выпускники средней школы или лица с аналогичной квалификацией, имеющие практический опыт работы в шахтах в течение определенного периода времени. Обучение длилось 2 семестра. 1 семестр был с мая по октябрь и включал в себя теоретический курс, второй длился с октебря по апрель и включал практические занятия на островных угольных предприятиях. После завершения обучение студенты сдавали выпускные экзамены и получали диплом. Одновременно в школе обучалось от 30 до 40 человек. Студенты изучали 12 предметов: горное дело, геология, геодезия, взрывчатые вещества и взрывные работы, правила техники безопасности, электротехника, гражданское строительство, метрология, горное право, музыка, основы анализа, физическая культура. Общее количество часов обучения составляло 780, или 39 часов в неделю.
Однако, занимаясь в основном образовательными проектами и грантами, "Ассоциации горнодобывающей промышленности Карафуто", в отличие от "Ассоциации добычи угля Японии", не имела возможности каким-либо образом влиять на ценообразование и уровень угледобычи на острове.
Но и всеяпонская ассоциация угледобычи, с одной стороны, ограничив цены на уголь путем уменьшения самой угледобычи, с другой стороны, получила прямо противоположный эффект, выразившийся в усилении ввоза в страну импортного угля.
Как видно из таблицы импорт угля резко увеличился с 1922 г. и превысил экспорт в 1923-1924 гг., а после 1927 г. угольная промышленность Японии, которая была экспортоориентированной, впервые превратилась в импортную отрасль. Этот быстрый рост импорта угля был вызван низкой стоимостью угля Фушунь из-за "открытой добычи и использования низкооплачиваемой колониальной рабочей силы". Как упоминалось выше, рыночная цена на уголь еще больше снизилась, а отрасль оказалась в еще более затруднительном положении. Возрастающее конкурентное давление импортного угля в условиях хронической рецессии стало первым фактором, подтолкнувшим к полномасштабным технологическим инновациям в угольной промышленности.
Таблица Экспорт и импорт угля Японии и губернаторства Карафуто в 1909-1938 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/5.jpg)
Но если импорт угля в Японию рос, то импорт в губернаторство Карафуто неуклонно сокращался и с 1930 г. потребности Южного Сахалина в угле стали удовлетворяться за счет внутренних ресурсов, а в 1931 г. губернаторство превратилось из углепривозящего в углевывозящий регион. Отметим, что уголь вывозился не только в Японию. За углем южного Сахалина прибывали суда из Португалии, Бельгии, Голландии, Египта, а также Филиппин и Восточной Африки.
Вторым фактором, подтолкнувшим угольную промышленность к коренной модернизации производственных процессов, было развитие горного законодательства об охране труда. Еще в 1905 году Закон о горном деле признавал ответственность владельцев рудников за несчастные случаи и профессиональные заболевания работников. 3 августа 1916 г. было обнародовано Постановление Министерства сельского хозяйства и торговли N 21 "Правила о трудовой помощи шахтерам", вступившее в силу с 1 сентября того же года. Согласно ему, к работе на шахтах не допускались лица моложе 12 лет; продолжительность рабочего дня для женщин и лиц моложе 15 лет устанавливалась не более 12 часов, им также предоставлялись дополнительные выходные дни. Несовершеннолетним и женщинам запрещались: ремонт машин и электрооборудования, обращение со взрывчатыми веществами, паровыми машинами, лебедками, опорными столбами, работа в местах с вредными выделениями газа, пыли, ядовитых веществ. По правилам, к работам в шахтах не допускались лица, страдающие психическими и инфекционными заболеваниями, туберкулезом, проказой, сифилисом, часоткой и пр.
Медпомощь заболевшему шахтеру предоставлялась за счет владельца шахты. При травме, болезни или смерти шахтера владелец рудника обязан был предоставить семье материальную помощь. Пособие по болезни в течение 3 месяцев с момента наступления нетрудоспособности выплачивалось в сумме 50% от заработка, через 3 месяца - 1/3 заработка. Выплата пособия по инвалидности исчислялась суммой заработка от 30 до 170 дней, в зависимости от тяжести. В случае смерти работника семье выплачивалась 170 дневная сумма заработка и пособие на похороны не менее 10 иен. Нарушителям правил грозил штраф до 100 иен.
29 октября 1919 года в Вашингтоне открылась I Международная конференция труда, на которой были приняты конвенции об ограничении рабочего времени, о запрете работ в ночное время, о минимальном возрасте работников, о предоставлении женщинам отпуска до и после родов, профилактики профессиональных заболеваний и т.д. Отметим, что к этому периоду социальное страхование получило широкое распространение почти во всех развитых странах. В 1883 году, с принятием Закона о страховании рабочих в Германии, он распространился как внутри, так и за пределами Европы. Распространение социального страхования в развитых странах также оказало международное давление на Японию, в которой происходил быстрый промышленный рост из-за Первой мировой войны.
В 1921 г. в Японии был принят "Закон о трудоустройстве", предусматривавший создание государственных агентств по трудоустройству. В апреле 1922 г. принимается закон о медицинском страховании рабочих. Все работники, подпадающие под действие Закона о фабриках или Закона о горнодобывающей промышленности, страховались в обязательном порядке. В страховые выплаты входили оплата медицинской помощи, пособия при травмах или болезни, расходы на погребение, пособия по беременности и родам застрахованного лица. Первоначально страховой взнос составлял 4% от заработка и застрахованное лицо, и работодатель несли расходы на равной основе. В 1922 г. Япония ратифицирует конвенцию МОТ о минимальном возрасте для рабочих, о запрещении ночной работы на фабриках и шахтах для несовершеннолетних. 29 марта 1923 г. был введен запрет на прием на работу детей до 14 лет, запрещался ночной труд женщин и несовершеннолетних до 16 лет. Появилось положение о трудовых договорах. Но все эти законы постоянно нарушались промышленниками.
1 сентября 1928 г. министр внутренних дел издал приказ N 30, вводящий поправки к "правилам об оказании помощи шахтерам" от 1916 года. В них был введен запрет на работу в ночное время для несовершеннолетних, женщин с детьми и прочих льготных категорий, а труд женщин на подземных работах был полностью запрещен с 1932 года. Рабочее время обычных горняков было ограничено 10 часами. Это было первое регулирование рабочего времени для взрослых мужчин в Японии. В 1930 г., когда в связи с мировым экономическим кризисом на первый план резко выдвинулась проблема безработицы, появился и первый Закон о страховании по безработице. В том же 1930 г. был принят еще один важный закон. Это Закон о выходных пособиях от предприятий, с которого началось новое направление трудовой политики в Японии.
Однако, внедрение этих законов в колониальных территориях требовало специальных распоряжений местных властей, которые, как правило, следовали со значительной задержкой. Лишь 3 ноября 1929 г. губернатор Карафуто подписал приказ N 38 "Положение о поддержке занятости и труда гоняков", которым вводились дополнительные выходные дни для несовершеннолетних и женщин, было запрещено нанимать на работу в шахты людей, страдающих тяжелыми заболеваниями, сокращен рабочий день для несовершеннолетних девушек. Приказом N 39 "Изменения в правилах применения закона о горной промышленности" были установлены правила выплат пособий больным шахтерам, работникам, получившим травмы и увечья, а также выплата пособий на похороны, пособий инвалидам и иждивенцам. В случае, если владелец шахты затягивал выплаты, он должен был уплатить штраф в размере 85 иен. Фактически, именно этими приказами на острове был введены закон о медицинском страховании и поправки к правилам оказания помощи шахтерам Японии.
Таблица. Расходы на медицинское обслуживание и социальные пособия работников угольной промышленности Японии и губернаторства Карафуто в 1933-1936 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/6.jpg)
Для обеспечения повышения качества охраны труда приказом N 37 вносились поправки в правила "О горной полиции" (в нашем понимании об отделах охраны труда и техники безопасности). Сами правила были прописаны в приказе N 41 от ноября 1913 г., но с тех пор горнодобывающая отрасль на острове претерпела быстрое развитие и принятые нормы устарели. Теперь же каждое угольное предприятие должно было за свой счет нанимать на работу специального горного инженера, отвечающего за технику безопасности. Причем к кандидату на должность предъявлялись весьма высокие требования, в частности, он должен был иметь диплом по специальности "горные технологии" и опыт работы от 1 до 5 лет в зависимости от уровня образования. В его обязанности входило вести специальный "журнал безопасности" в который заносились все наблюдения во время ежедневного обхода участков шахты. В случае обнаружения опасности, как то, запах газа, нарушение крепления стоек, признаков возможного обвала и пр., инженер обязан был немедленно прекратить работы на данном участке и сообщить об этом в Департамент горного дела, который, после соответствующей проверки принимал решение о возобновлении рабочих процессов на данном участке либо о его полном или частичном закрытии. Он также обеспечивал проверку имеющихся на руднике машин и механизмов и в случае обнаружения неисправности запрещал их эксплуатацию до полного устранения поломки. Если на шахте производились взрывные работы, то инженеру полагался особый помощник, который отдельно вел журнал взрывных работ и контролировал все вопросы, связанные со взрывчатыми веществами: следил за их закупкой, доставкой, условиями хранения и пр. Отметим, что все эти законы и правила крайне неэффективно работали в самой Японии, так что уж тут говорить об их неукоснительном исполнении на территории колонии. Штрафы за неисполнение были смехотворны, и работодатели преспокойно их уплачивали.
Третьим фактором, повлиявшим на необходимость модернизации угольной отрасли, несомненно, была заработная плата. Отметим, что для такой низкорентабельной отрасли, какой являлась угольная, нужна была дешевая рабочая сила.
Надо сказать, что в Японии формы эксплуатации горняков в конце 19 - начале 20 века можно условно подразделить на три вида. Первая форма сводилась к полной зависимости рабочих от капиталиста. При этой форме он лично сам производил вербовку рабочей силы и занимался трудовыми и жилищными вопросами, а также выдачей заработной платы. Ко второй относилась такая форма эксплуатации, когда фирма, нанимающая рабочих, сама производила выдачу заработной платы, но трудовыми, жилищными вопросами, а также вербовкой рабочих занимались подрядчики, заключавшие контракты с фирмой. Это был, так называемый "полуфеодальный аутсорсинг". При этом агентства по найму получали определенную долю заработка рабочих как от самих рабочих, так и от предпринимателей. От предпринимателей подрядчики получали эту долю по контрактам. С рабочих же они взимали гораздо больше установленной "доли", так как контракты как таковые с рабочими при вербовке обычно не заключались, а ограничивались устными обещаниями. Иногда шахтерам вместо денег выдавались так называемые "билеты", которые нельзя было обменять на деньги и которые использовались для получения продуктов в магазинах фирмы. Лишь с 1905 г. закон обязал выплачивать зарплату рабочим только в иенах, запретив использование местных "квазиденег", но в некоторых районах страны подобного рода "расписки и чеки" продолжали использоваться до 1919 г.
В другом случае компания заключала контракт с владельцем шахты на добычу угля по определенной цене за тонну, нанимала рабочих по почасовой ставке и затем продавала уголь владельцу шахты, а разница между договорной ценой и себестоимостью составляла ее прибыль. Эта форма эксплуатации была преобладающей до конца 20х годов. При третьей форме эксплуатации все вопросы разрешала фирма с помощью своих контрагентов, а не посторонних подряческих фирм. Эта форма была наиболее распространена в Японии. На шахтах Южного Сахалина она стала основной только накануне и в годы второй мировой войны. Вместе с тем следует рассмотреть и методы эксплуатации горняков-забойщиков. Мерой определения объема добытого угля в ряде вахт являлся ящик установленного объема. При проверке количества добытого угля нормировщик всегда мог придраться либо к объему, либо к наличию камней в угле. Более того, при утере бирки, прикрепленной к ящику, нормировщик не учитывал добытый уголь. Все это свидетельствует о том, что формы и методы эксплуатации шахтеров были весьма замаскированными и жестокими.
Кроме того, горнякам Южного Сахалина приходилось работать в ужасных условиях. Во многих шахтах было очень мало вентиляционных установок, хотя почти все шахты Южного Сахалина были газоопасными. До середины 30-х годов, по степени механизации и электрификации, шахты южной части Сахалина отставали от шахт метрополии, добыча угля в них производилась ручным способом. К тому же техника безопасности на многих шахтах была весьма неудовлетворительной. В таких условиях рабочее время шахтеров длилось 12 часов при двухсменной системе с одним выходным днем. В силу этого горняки не могли работать в шахтах свыше 8 лет и увольнялись по состоянию здоровья. По общеяпонским данным, в начале 30-х годов 75% горняков после 3 лет уходили из шахт или переходили на другую работу.
Средняя дневная заработная плата японских углекопов в Японии в 1926 г. составляла 1,75 иен, в 1929 г. - 1,89 иен, в 1933 г. - 1,11 иен, в 1936 - 1,68 иен. Заработок женщин, занятых в угольной промышленности, был гораздо ниже и составлял в 1926 г. 1,34 иен, в 1929 г. - 1,1 иен, в 1933 г. - 0,73 иены. В перерасчете на советские деньги в 1933 г. мужчина зарабатывал 45-50 копеек, а женщина - 25-30 копеек в сутки. Для сравнения скажем, что средний заработок фабрично-заводских рабочих в тот период составлял 2,43 иены.
Таблица. Заработная плата работников угольной отрасли Японии и губернаторства Карафуто в 1926-1938 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/7.jpg)
Оплата труда горняков на Южном Сахалине была значительно выше, чем в Японии. Однако, если посмотреть данные нижерасположенной таблицы, можно заметить, что заработок шахтеров Карафуто вписывался в средние значения оплаты труда других работников острова.
![таблица цены [Осташев А.Е.]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/31.jpg)
Следует также иметь в виду, что цены на товары и продукты питания на юге острова бы-ли значительно выше среднеяпонских, что сводило на нет более высокую оплату труда жите-лей Карафуто. Скажем, если 1 се риса в 1930 году в Японии стоил 0,18 иены, то на Карафуто он стоил уже 0,33, сахар рафинад стоил на токийском рынке 17 сен, а на рынке в Тойохара 24 сена. Соевый соус стоил 63 и 80 сен, а пшеничная мука 18 и 27 сен соответственно. Стои-мость завозного сакэ была в 2 с лишним раза выше стоимости рисовой водки изготовленной непосредственно в колонии. Причем в Токио бутылка сакэ стоила 1,4 иены, в то время как на острове та же бутылка продавалась уже по 2,5 иены. Упаковка бумаги (20 листов) на токий-ском рынке стоила 7 сен, тогда как на сахалинском - 30 сен. Даже дрова, стоившие в Токио 2 иены, на 'самом лесистом острове в мире' стоили 7,3 иены. Более подробно цены на товары и продукты рынка Тойохара приведены в нижерасположенной таблице.
![таблица зарплата []](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/30.jpg)
Следует также иметь в виду, что оплата труда на Южном Сахалине была значительно выше, чем в Японии. Система оплаты труда на шахтах Карафуто, предоставляя большие преимущества администрации и инженерно-техническим работникам, когда их заработная плата в 4-5 раз превышала должностные ставки и составляла 1200-2400 иен в месяц, в то же время закабаляла рабочего путем всевозможных надбавок по усмотрению администрации и вместе с ними составляла у производственных рабочих от 135 до 172 иен в месяц, а у наиболее квалифицированных рабочих до 270 иен. Надбавки давались: за хорошую работу - 15 иен, за долголетнюю работу - от 5 до 20 иен, за качество продукции - от 15 до 30 иен, за жену и детей - до 5 иен в месяц. Кроме того, 2 раза в год (в июне и декабре) выплачивались так называемые шестимесячные надбавки: за 1 год работы - 6 процентов, от 1 до 3-х лет работы - 12 процентов, от 3-х до 11 лет - 18 процентов и свыше 11 лет - 24 процента от шестимесячной заработной платы. Следует также иметь в виду, что женщины в островной угольной отрасли, впрочем, так же, как и в метрополии, получали на 50 процентов меньше, чем мужчины.
Возникает впролне резонный вопрос, для чего вводились все эти "поощрительные" надбавки и выплаты? Ответ на него вполне очевиден, если присмотреться к данным расположенной ниже таблицы - колоссальная текучесть рабочей силы на угледобывающих предприятиях.
Таблица. Количество работников угольной отрасли Карафуто в 1932-1941 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/8.jpg)
Высокие нормы эксплуатации, низкая заработная плата и неудовлетворительные условия труда на предприятиях как в самой Японии, так и, естественно, в ее колониях, вызывали высокую текучесть рабочей силы и активизацию рабочего движения.
К тому же на угольных шахтах острова квалифицированных работников было немного. Работала в основном разношерстная публика. Это были фабричные рабочие, ремесленники, плотники, клерки, цирюльники, крестьяне, рыбаки... Основная их масса приехала на временные заработки из внутренних районов Японии. Поработав несколько недель и 'вкусив' все прелести шахтерского мастерства, эти люди понимали, что столь тяжелый труд быстро сделает их инвалидами и увольнялись с производства. Как писали очевидцы, 'рабочие заменялись быстро, и сколько бы их ни пополнялось, этого было недостаточно'.
Надо сказать, что еще в эпоху Мэйдзи в правящих кругах в вопросе трудовых отношений появилась некая идея патернализма, но это был патернализм, похожий на отношения хозяина - слуги, основанный на большом статусном неравенстве между трудом и капиталом. После Первой мировой войны, когда этот разрыв сократился из-за подъема демократии эпохи Тайсё и распространения образования, патернализм изменился на "принцип семьи", который имитировал отношения между трудом и капиталом как отношения между родителями и детьми. Эта идея связывалась и с ценностями национальной традиционной семьи (ондзитэки иэ), в качестве современной ипостаси которой предлагалось видеть капиталистическое промышленное предприятие. В духе этой идеи предлагалось выработать и концепцию социальной политики, в соответствии с которой предоставление социальных льгот и выплат работникам осуществлялось бы не государством, а предпринимателями в качестве заботы главы "патриархальной семьи" в отношении своих домочадцев. Итак, данный принцип управления основывался на концепции "фирма -- родная семья", где занятые в производстве рабочие -- дети, а администраторы и менеджеры -- заботливые родители. Но многие рабочие прекрасно понимали, что в этой семье им отведена лишь роль Золушки. А вместо бального платья, кареты, феи-крестной и прекрасного принца им предлагалась разветвленная система надбавок, выплат и пособий "за усердие и послушание".
За 5 лет первой мировой войны цены на японских рынках почти утроились, но вместо повышения заработной платы работодатели предпочитали вводить всемозможные надбавки и "стимулирующие" выплаты. Таким образом, в этот период произошел переход от западного стиля фиксированной заработной платы и эффективной сдельной и почасовой заработной платы к уникальной системе заработной платы Японии, состоящей из сложных систем надбавок, когда квалифицированных работников пытались удержать через систему особых льгот или привилегий.
Работникам выдавалось пособие на жилье, пособие на поездку на работу, пособие на приобретение рабочей и повседневной одежды... Ну и разумеется, самым заметным явлением в области трудовых отношений в этот период стало формирование повозрастной системы заработной платы, которая к концу Второй мировой войны стала практически универсальным средством материального стимулирования на предприятиях тяжелой промышленности Японии. Наемных работников можно было еще надежнее привязать системой денежных расчетов, которая рассматривает продолжительность службы на одном месте работы в качестве главного критерия размера заработной платы. Постоянное повышение ставок оплаты труда в зависимости от возраста явилось наиболее эффективным средством против текучести кадров и, кроме того, решало проблему повышения производительности труда в условиях, когда она во многом еше зависела от длительности трудового стажа. Если же работника увольняли либо он увольнялся сам, то в другой компании к нему относились как к человеку, карьера которого начинается в "середине пути", т.е. все то, что было заработано за выслугу лет в одной компании, в другой компании значения не имело. Таким образом, система оплаты труда стала основным средством коррекции дисциплины, повышения эффективности и производительности, контроля мобильности рабочей силы. Рабочие, с другой стороны, были сильно недовольны девальвацией цен и нестабильными доходами при системе сдельной работы, непрозрачностью стандартов премий и повышений, а также произвольными оценками менеджеров их трудовых заслуг.
И тем не менее, данная система, прижившись в Японии, постепенно перекочевала и на юг Сахалина. В итоге, количество работников угольной отрасли во второй половине 30-х годов начало резко возростать. Отметим, что если в 1930 году в угольной промышленности Южного Сахалина работало 0,9% от всего населения острова (не считая детей, стариков и иждевенцев), то к 1941 году этот показатель возрос до 7%, то есть число занятых на угольных предприятиях возросло более чем в 7 раз! Общее число рабочих и специалистов, включая и служащих, составляло свыше 19 тыс.чел в том числе рабочих около 16800 тыс.чел. Забойщики и проходчики составляли свыше 36% от общего числа рабочих. В годы Второй мировой войны в бассейне Тихого океана в угольной промышленности Южного Сахалина было занято рабочих больше, чем в какой-либо другой отрасли промышленности острова.
Итак, импорт дешевого угля из колоний, увеличение расходов на оплату и охрану труда поставили угольную промышленность страны на грань выживания. В этих условиях необходимо было снизить себестоимость добычи, а для этого нужна была коренная модернизация всей отрасли, замена дорогого ручного труда трудом машинным, использование механизации и технологических инноваций. С начала 30-х годов на японских шахтах начали активно использоваться забойные фрезы, экскаваторы, тягачи и т.д. В частности, было импортировано много буровых машин американского производства, таких как "Jyatskuhammer" и немецких машин "Siemens". Прогресс в деле механизации в подавляющем большинстве зависел от импорта угледобывающей техники из-за рубежа. До 1932 г. уровень внутренней самообеспеченности угледобывающей техникой составлял менее 20%, а более 80% импортировалось из США и Германии. Этому способствовали дефляционные процессы и падение цен на импортную продукцию. Однако после 1933 г. внутренний уровень самообеспеченности угледобывающими машинами резко возрос, а в 1935 году он достиг уровня 50%. Отечественными производителями, которые поддерживали технологические инновации были фирмы Hitachi и Komatsu, Sumitomo Machinery, Miike и Ashio. Уже к 1936 г. на шахтах Японии насчитывалось 91 угольный комбайн, 2751 шнеков (буровых машин), 1525 пневматических перфораторов. Дабы продемонстрировать технологический рост отрасли, приведем в пример самый северный японский регион - Хоккайдо. Если в 1925 г. на шахтах Хоккайдо имелось всего 44 единицы угледобывающей техники типа шнеков, комбайнов, фрез и пр., то в 1935 г. таковых насчитывалось уже 896. То есть количество используемой техники за 10 лет увеличилось в 20 раз. Отметим, что внедрение новых машин и механизмов потребовало резкого расширения пропускной способности забоя, что привело к отказу от традиционного способа добычи и внедрению лавового и длинностенного методов добычи, что в свою очередь позволило внедрить различные забойные транспортировочные машины типа угольных конвейеров. Также широко внедрялось оборудование на электротяге, так как оно было более энергоэффективным и безопасным. А для улучшения качества угля проводилась модернизация обогатительных фабрик.
Разумеется, для проведения модернизации угольных шахт и разрезов южной части Сахалина нужны были значительные капиталовложения и поэтому в игру вступили "акулы" японского бизнеса - фирмы "Мицуи" и "Мицубиси", а также электрохимические компании, такие как "Nippon Soda" и "Showa Fertiliser". Они инвестировали в новые угольные шахты, чтобы обеспечить себя топливным углем. Во второй половине десятилетия к процессу подключились японские сталелитейные компании типа Nippon Steel Corporation, а также Sokuho Electric Power Company, Nippon Telegraph and Telephone Co. В частности, компания Nippon Telegraph and Telephone, которая нашла в сахалинском угле способ увеличить свои поставки электроэнергии в качестве "агентства национальной политики в области электроэнергетики" Японии, заявила: "Необходимо приобрести большое количество высококачественного угля и... получить уголь, как можно более дешевый с точки зрения управления и расчета компании..." Деятельность компании основывалась на принципе, что "добытый на острове уголь не продавался на открытом рынке, а направлялся непосредственно на заводы различных компаний-разработчиков, не имевших производственных баз на острове".
Со своей стороны поддержку промышленникам начинает оказывать и колониальная администрация. В декабре 1931 года аппарат губернатора впервые создает "10 летнюю всеобъемлющую стратегию колонизации" с целью "разработки комплексных мер по колонизации земель, улучшения и развития различных объектов на основе этих мер, а также принятия позитивных мер по колонизации земель посредством рационального улучшения и развития существующих отраслей промышленности и поддержки создания новых отраслей", с общим бюджетом 115521434 иен (по 11552143 иен в год).
Японский спрос на уголь, который стагнировал в условиях депрессии в начале 1930-х годов, резко вырос в 1933 г. из-за мер по выходу из депрессии, глобального продвижения экспортных отраслей промышленности, вызванного "Маньчжурским инцидентом" 1931 года, запретом на экспорт золота, а также интенсивным развитием тяжелой и химической промышленности страны. А после сокращения импорта фушуньского угля в 1930-х годах сахалинский уголь стал самым востребованым углем в регионе.
В середине 30-х годов островная угольная промышленность занимала второе место по капиталовложениям, которые составили примерно 132 млн. иен в 1938 г. За 10-летие, с 1928 по 1938 гг., сумма капиталовложений в горную промышленность Южного Сахалина возросла в 2,5 раза. Отметим, что с 1932 по 1945 гг. добычей угля на Южном Сахалине занималось до 20 японских углепромышленных акционерных обществ. О том, насколько серьезными были их достижения, свидетельствуют цифры из нижеследующей таблицы.
Добыча каменного угля на Южном Сахалине в 1909-1945 гг.
Со второй половины 30-х годов Япония один за другим открыла "резервные угольные бассейны" всей южной части Сахалина. Новые шахты открывались в основном в северо-западном угольном бассейне, где залегал наиболее качественный уголь, а также в ряде других районов. Так, в 1939 г. действовало уже 28 шахт, которые давали 5 млн. т. угля.
Таким образом, благодаря инвестициям крупных японских компаний и выделением финансирования из бюджета губернаторства, с начала 30-х годов на острове сложились условия для полномасштабной механизации угольных шахт. До этого только на крупных шахтах можно было встретить очень незначительное количество машин и механизмов, применявшихся при добыче и доставке угля на поверхность и откатке вагонеток. В большинстве шахт преобладал тяжелый физический труд. Доставка угля в очистные забои при помощи транспортеров производилась только на четырех шахтах из 30. На пластах пологого падения использовалась ручная откатка с загоном вагонеток в забой. Долгое время господствовал физический труд и на откатке вагонеток. Еще в 1945 г. ручная откатка была основным видом транспортировки на трех шахтах, а на 13 шахтах она использовалась как вспомогательное средство транспортировки.
Следует отметить, что рост угледобычи на Южном Сахалине, имевший место в период с 1925 по 1931 гг. был достигнут в основном за счет увеличения количества рабочей силы при низкой производительности труда, как ведущих профессий, так и в целом по подземным рабочим. Средняя выработка 1 рабочего в день в 1926 г. составляла 0,78 тонны, а в 1930 г. - 1,29 тонны; на 1 подземного рабочего - 1,91 и 2,92 тонны соответственно (что было несколько выше среднеяпонской - 0,5-0,6 тонны в смену), тогда как в германской угольной промышленности при 8-часовом рабочем дне производительность составляла 1,3-2 тонны в смену, а в английской - 1,2-1,5 тонны.
Низкая интенсивность и производительность труда даже по ведущим профессиям японских рабочих объяснялась не только неудовлетворительной организацией и механизацией процесса угледобычи, но и в основном отсутствием стимулирующей к труду системы заработной платы. Сдельная оплата применялась японцами очень ограниченно, а сдельно-премиальной вообще не существовало.
О низкой степени механизации шахт Южного Сахалина свидетельствует и уровень их электрификации. К 1935 г. только 4 угольные шахты (Каваками, Эсутору, Найхоро и Сираура) имели собственные электростанции общей мощностью 2110 квт. Остальные шахты получали электроэнергию от электростанций при целлюлозно-бумажных фабриках. Но уже в 1936 г. были построены электростанции на шахтах Мита, Анбэцу, Найкава и общая мощность выросла в 2 раза - до 4220 квт. В 1937 г. на шахте Торо (Шахтерск) были построены 2 блока ТЭЦ мощностью по 500 квт. каждый. Уже к 1941 г. собственными электростанциями располагала 21 шахта.
Во многих шахтах из-за отсутствия вертикальных, скиповых и клентьевых подъездов механический спуск и подъем людей не производился. Рабочие проходили пешком по наклонным шахтам и уклонам до 20R расстояние около 1000 м. Кроме того, подъемы и рудничные дворы не были связаны телефонной связью как между собой, так и с поверхностью. Телефонизация в целом была слабо развита, а система оповещения совершенно отсутствовала, что часто являлось причиной несвоевременной помощи при несчастных случаях. Также следует отметить, что осветительная сеть во многих шахтах была выполнена плохо, центральные заземления почти отсутствовали, а местных заземлений совершенно не было.
Кроме того, шахты Южного Сахалина крайне недостаточно были оборудованы вентиляционными установками, которые имеют большое значение в охране труда и здоровья горняков. Так несмотря на то, что почти все шахты острова были газоносными, только 8 крупных шахт (Торо, Найхоро, Каваками и др.) были оснащены соответствующими вентиляционными установками центрального проветривания. Большинство же шахт имело маломощные установки участкового характера. Даже такая крупная шахта, как Найбути имела только диагональное проветривание. Причем, на шахтах не было резервных вентиляционных агрегатов. Из 29 шахт 11 функционировало на естественном проветривании вплоть до 1945 г. Такое слабое техническое оснащение вентиляционными установками не могло не привести к частым несчастным случаям. В 1925-1945 гг. на шахтах Южного Сахалина было зарегистрировано 42 вспышки и 10 взрывов газа. Самые сильные взрывы отмечались в Торо в 1941 и 1943 гг., где погибло 96 чел. За период 1925-1945 гг. от взрывов метана погибло 194 чел. Кроме того, часто вспыхивали пожары. Только в шахтах Найхоро было зарегистрировано 35 очагов пожара.
С середины 30-х годов на шахтах появились машины и механизмы по добыче и доставке угля, откатке вагонов, паровые и электрические лебедки, электровентиляторы, электрические и пневматические буры, электровагонетки, отбойные молотки и врубовые машины. В качестве приспособления для обогащения угля на ряде шахт использовались породоотборные установки, имелось установки по промыванию угля. Так, в 1936 г. на шахте Мита была смонтирована обогатительная установка мощностью 25 т. в час, на шахтах Найхоро и Эсутору были смонтированы по 2 установки производительностью 75 и 45 тонн каждая, шахта Амбэцу приобрела обогатительную установку мощностью 35 т/час, на шахтах Торо и Читори также было окончено строительство углеобогатительных комплексов.
Между шахтой Тайэй (Угольное) и Окузава (Артёмовское) была построена 3,6 км. канатная дорога для доставки угля. Дорога приводилась в движение двигателем мощностью 80 л.с. и работала со средней скоростью 265 сяку (80 метров) в минуту (1 сяку =30,3 см). За день дорога перевозила около 350 тонн угля. Далее уголь по узкоколейке везли в Томариору. Для подземной откатки угля из забоев к устьям штолен на некоторых шахтах использовались электровозы, которых к концу 1945 г. насчитывалось 58 штук. Механизация позволила на порядок увеличить добычу "черного золота".
Таблица Машины, инструментарий и оборудование, числящееся на балансе угольных шахт Карафуто в 1937-1938 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/10.jpg)
Однако оборудование на угольные предприятия Карафуто завозилось в основном изношенное, после многолетней работы в шахтах Японии, что не могло не сказаться на его работоспособности. Следует также иметь в виду, что механизация затронула лишь наиболее крупные шахты, которых на Южном Сахалине насчитывалось всего 15. Остальные же рудники являлись мелкими и не могли позволить себе механизированную добычу. В этих шахтах выемка угля производилась с помощью взрывчатых веществ.
Для транспортировки добытого угля, к шахтам были подведены железнодорожные ветки, либо построены узкоколейки. Некоторые угольные предприятия располагались вблизи шоссейных дорог, а ряд шахт имели в своём распоряжении подвесные канатные дороги. Для хранения угля были построены угольные склады.
Однако при увеличении добычи угля проблемы возникли с транспортной составляющей. Не хватало вагонов для перевозки угля, не хватало крупнотоннажных судов для вывоза угля с острова. К тому же на транспортировку угля распространялись сезонные ограничения. В большинстве портов навигация начиналась в конце марта и заканчивалась в октябре, составляя в среднем 180 дней в году.
Для решения этой проблемы еще в 1930 г. в порту Отомари было сооружено приспособление средней производительностью 120 тонн в час для погрузки угля на пароходы. С 1934 г. в порту Хонто а в 1935 г. в портах Отомари и Маока были проведены дноуглубительные работы в районе причалов, что позволило использовать суда большего тоннажа. В 1939 г. началось строительство порта Эсутору, но оно не было завершено до 1945 г.
Многие вновь открытые шахты располагались вблизи береговой линии, но до ближайшего порта было довольно далеко, поэтому владельцы шахт решили проблемы транспортировки примерно также, как ее решили на Северном Сахалине. На берегу сооружался угольный склад, от него шли транспортные коммуникации до самой шахты, в виде дороги или узкоколейки. А в непосредственной близости от склада обустраивался деревянный пирс. Со склада на пирс уголь доставлялся вагонетками, откуда он перегружался на баржи. К северу от Эсутору насчитывалось 14-15 таких погрузочных сооружений. Летом с 1 пирса ежесуточная погрузка составляла от 3 до 5 тыс.т. угля. Отметим, что стоимость фрахта судов, перевозивших уголь Карафуто в внутренние районы Японии, была весьма высока. По этому поводу 13 июня 1935 г. газета "Karafuto Nichinichi Shimbun" писала: "Поставлять уголь в Японию с острова, когда стоимость фрахта так высока, является ... крайне неэкономичным. Было бы очень полезно перерабатывать уголь там, где он добывается, делать его высокоценным топливом, а затем переправлять его во внутренние районы страны (Японию)...".
Надо сказать, что в начале 30-х гг. в Японии много внимания уделялось вопросу получения из угля жидкого топлива. Опытные работы научно-исследовательского института по топливу при министерстве торговли и промышленности, производимые над южносахалинским углём показали, что последний является весьма подходящим сырьём для этих целей. В 1934 г. акционерное общество "Минами Карафуто танко тэцудо Кабусики Кайся", являвшееся дочерним предприятием "Mitsubishi Coal&Oil Industry Co., Ltd", стало инициатором строительства при шахте Найхоро завода сухой перегонки угля и производства жидкого топлива. Этот завод был одним из первых в стране, и в его строительстве техническую помощь оказывало топливное управление министерства военно-морского флота Японии, что свидетельствует о военном значении данного завода. На строительство завода было израсходовано 96 млн. иен, включая расход на строительство ТЭЦ мощностью 550 квт., нефтепровода и пр. На постройку завода министерством торговли и промышленности Японии была выделена значительная денежная субсидия. Плановая производственная мощность завода составляла 200 тыс. т жидкого топлива в год с расходом 1,5 млн. т угля. В июне 1934 г. начались строительные работы и уже 1 апреля 1935 г. завод был пущен в ход. За первые 9 месяцев работы, в связи с необходимостью проведения пуско-наладочных работ завод переработал всего 30 тыс.т. угля, но с 1936 г. он вышел на полную мощность.
На заводе были установлены две печи типа Lurgi немецкой компании Metallgesellschaft AG с запатентованной системой внутреннего нагрева. Каждая печь состояла из 2 частей - термической сушилки, где уголь вначале высушивался и подогревался до 200 градусов и дистилляционной печи, в которой происходили основные химические процессы получения жидкого топлива и кокса. Процесс загрузки и выгрузки угля в печи был автоматизирован. За сутки установки перерабатывали до 165 тонн угля каждая. Таким образом, учитывая максимальную загрузку печей, завод ежегодно мог перерабатывать около 100 тыс. тонн угля. При перегонке они давали 50 тысяч тонн полукокса, 7500 тонн тяжелых масел, 5000 тонн мазута, 900 тонн бензина, 6000 тонн парафина. Из водяного газа добывали водород, при добавлении которого в деготь получали многие перворазрядные масла. Методом химического синтеза на заводе выпускали ценные медикаменты: ментол, формалин, беркалит и особые краски. В качестве сырья для перегонки использовалась угольная пыль и кусковой уголь средних размеров. 25 января 1935 г. было издано Постановление о дотациях на низкотемпературную перегонку угля и предприятие стало получать субсидию в 1,5 иены за каждую тонну переработанного угля, а с 1936 г. размер субсидии был увеличен до 2 иен. Для стимулирования переработки угля на острове, в 1938 г. на 72 сейме парламента Японии был принят закон о предоставлении угленосных участков в блокированных районах Карафуто предприятиям, намеревающимся построить заводы по производству синтетической нефти. Таковые участки должны были предоставляться без проведения конкурсных торгов.
Опытная эксплуатация завода в период с 1935 по 1938 гг. дала положительный технико-экономический результат. В 1938 г. было начато строительство второй очереди завода для расширения мощности до 250 тыс. т., закончившееся в июне 1939 г. В 1940 г. завод перерабатывал уже до 800 тонн угля в сутки. В 1942 г. этот завод давал до 8 т бензина в сутки. За всё время работы он переработал 1545 тыс. т угля и произвел 14 тысяч тонн бензина. Общий выход полукокса составил 817 тыс. т или 52.7% от сырого угля. Для обогащения твердого топлива применялась пароотборная установка сухого типа производительностью 500 тонн за 10 часов работы.
В 1940 г. было начато строительство ещё одного коксохимического завода в Хигаси-Найбути. Завод "Karafuto Petroleum Naibuchi" был рассчитан на переработку 2000 тонн угля в сутки, но в связи с войной в 1942 г. он был введен в эксплуатацию с производительностью 700 тонн в сутки. К 1945 г. завод выпускал ежесуточно 420 тонн полукокса, 5,6 тонны бензина.
Оба завода давали в год 4000 тонн бензина, 10 тысяч тонн мазута и 240 тысяч тонн коксина. Всё оборудование, запчасти и необходимые для работы заводов комплектующие завозились из Японии.
Произведенный заводами бензин использовался автопарком колонии, солярное масло - дизельными установками. Мазут вывозился в Японию для сжигания в топках или в смеси с асфальтом применялся для строительства аэродромных площадок. Полукокс вывозился в Японию для брикетования и нужд химической промышленности, на месте же его использовали в газогенераторных автомашинах и катерах. Производимый заводами парафин до 1943 г. увозился в Японию, а с 1943 г. он стал использоваться на свечных заводах в Тойохара (Южно-Сахалинск), Отомари и Хонто.
В 1936 г., в честь 30-летия владения Южным Сахалином, губернаторство Карафуто выпустило юбилейный историко-статистический сборник, в котором, в частности, были указаны основные функционирующие на острове на 1 января 1936 г. шахты. Мы добавили к этому списку шахты, открывшиеся позднее.
Действующие шахты Карафуто в 1935 г.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/11.jpg)
Владельцы мелких шахт Карафуто (11 частных шахт) не имели возможности механизировать процессы производства на своих предприятиях и, чтобы не "прогореть", усиленно использовали "взрывной" метод угледобычи: дешевый и быстрый, но весьма опасный. А для "удешевления" стоимости рабочей силы они прибегли к ввозу на Южный Сахалин рабочих из Кореи.
В 1917 году впервые в качестве эксперимента "Mitsui Coal Mine Company" наняла 102 корейских шахтера на своем руднике Каваками. Дело в том, что после перехода рудника в собственность Mitsui, компанией был составлен крупномасштабный план добычи, и одновременно были начаты строительные работы, такие как расширение шахты, строительство новых тоннелей и штолен и ремонт железнодорожной линии. Однако важные строительные работы шли с большой задержкой. На шахте работало 400 рабочих, которые состояли только из местных жителей, но они убегали без разрешения, их увольняли, и в итоге их число сократилось примерно до 150 человек. По мнению руководства предприятия, причина этого заключалась в том, что метод найма рабочих был "неправильным", и что нужно было нанять "правильных" рабочих и как-то завершить строительство в следующем году. Именно поэтому фирмой и был заключен контракт на найм корейских рабочих.
Газета "Карафуто нитинити" так описывала сцену прибытия корейцев в порт Отомари в августе 1917 г.: "Они были одеты в белые рубашки с напечатанной на них торговой маркой "Мицуи" и брюки свободного покроя. Прибытие сотни мужчин в корейских костюмах произвело неизгладимое впечатление на окружающих... Представитель фирмы заявил, что использование этой партии корейских рабочих - всего лишь эксперимент и, если результаты будут хорошими, то приток корейцев на Карафуто значительно возрастет".
Сперва корейским работникам платили от 60 до 70 сен за смену, а позже стали платить в зависимости от объема добычи угля и здесь по уровню зарплаты они уже не отличались от японских горняков. Это привело к серии конфликтов, включая массовую драку с японскими шахтерами. К беспокойству компании добавились языковой барьер и, по-видимому, уровень неграмотности среди корейцев, что, по ее мнению, мешало корейцам эффективно работать. Следуя этому опыту и принципу Сэйхё-Сюги, Мицуи решил более не нанимать колониальных рабочих. Однако своего намерения фирма не сдержала. Уже в 1919 г. на Каваками работало более 200 корейских шахтеров, а к концу 1920 г. число корейских шахтеров на острове увеличилось до 500 человек. А для предотвращения их перехода на другое место работы или возвращения в Корею в качестве контролирующих органов были использованы силы полиции. В отчетах полицейского управления Карафуто корейцы характеризовались как "ленивые", "завистливые" и "сумасшедшие". Указывалось, что они "призерают гигиену" и "необразованные", бездумно тратят деньги и ссорятся с японскими работниками. Заработная плата корейцев была 70-80 иен в месяц, что составляло 2-2,5 иены в день. Жили корейские рабочие в отдельном общежитии.
Кроме корейских рабочих правительство Карафуто рассматривало возможность использования рабочих китайских. При их найме оно назначало квоту компаниям и подрядчикам, которые рассчитывали их трудоустроить. Кроме того, власти подготовили подробный план по управлению китайскими рабочими и заставили работодателей его соблюдать. Основные аспекты этого плана заключались в следующем: 1) нанимать китайцев в качестве сезонных рабочих, чтобы не допустить их к постоянному проживанию; 2) заставить китайских рабочих как можно меньше контактировать с японцами и 3) собрать китайских рабочих из одного района или деревни для того, чтобы связать друзей и родственников (принцип круговой поруки) что послужило бы сдерживающим фактором побегов.
Так, с 1923 по 1927 гг. китайские рабочие использовались на Карафуто в качестве сезонных рабочих. Они были собраны со всей провинции Шаньдун в Северном Китае и были задействованы в различных предприятиях, таких как строительство железных дорог, строительство заводов, горнодобывающая промышленность и так далее. Среди этих начинаний самым крупным было строительство железной дороги восточного побережья Карафуто, ведущей от Отиай до Сиритори. Во время строительства было занято около 1500 китайских рабочих. Использовали китайцев и угольные шахты Каваками, Дайэй (с 4 мая 1923 по 1925 гг. на шахте работало 85 китайцев), Тайхэй (с 1924 по 1925 гг. на шахте работало 52 китайских работника).
Однако некоторые местные жители начали движение против использования китайских рабочих на этом проекте. Торговцы в районах Тойохара, Маока и Томариору были особенно против использования китайских рабочих на том основании, что они не вносили свой вклад в местную экономику из-за своей склонности экономить деньги и отправлять денежные переводы заработной платы в Китай.
Кроме того, китайские рабочие часто устраивали трудовые споры по поводу своего положения на предприятиях. Основными причинами этих споров были плохие условия труда, низкий уровень заработной платы, невыплата заработной платы, расхождения в контрактах и сборы с работников, которые они вынуждены были выплачивать посредникам за проезд на Сахалин.
В этот период уровень заработной платы японских рабочих, занятых в строительном и промышленном секторах, составлял от 2,0 до 3,5 иен в день, корейских рабочих от 1,8 до 2,5 иен в день. Стоимость труда китайских рабочих составляла около 1 иены, впоследствии она выросла до 1,3 иен в день. В конечно итоге, под натиском общественности, администрация Карафуто запретила найм китайской рабочей силы с 1931 года, но фактически завоз китайцев на юг острова был прекращен уже в 1928 году. К концу 1941 г. на Карафуто проживало всего 104 китайца (76 мужчин и 28 женщин). Таким образом, в качестве дешевой рабочей силы местные компании могли использовать только работников из Кореи.
Миграция корейцев на Карафуто в начале 20-х годов значительно усиливается. Так, согласно статистическим данным переписи, если в 1916 г. на острове проживало всего 35 человек корейской национальности, то уже в 1923 г. на острове проживало 1398, в 1925 г. - 3206, в 1930 г. - 5359 корейцев, из которых 1119 работало в угольной отрасли. Причем речь идет именно о постоянно проживающих на территории Карафуто, в расчет не принимались сезонные рабочие. Большинство из приезжавших поступало работать на предприятия угольной отрасли.
Администрация шахты заключала контракт с корейскими рабочими на 3 года. По его окончании выдавались деньги. А 10 процентов от заработка для удовлетворения личных нужд выдавалось ежемесячно. Рабочие жили в многочисленных общежитиях, вмещавших в себя до 600 человек. Им приходилось спать в три смены на одном футоне (род спального мешка). Эксплуатация труда была явной и откровенной. Если кто-то из рабочих сбегал до окончания срока контракта, то убежавшему ничего не платили. Известны случаи восстания шахтеров на Южном Сахалине. При расправе с вожаками забастовщиков японцы не церемонились.
По официальным данным рабочий день в горной промышленности Японии и колониях был равен 10 часам, однако фактически он составлял 11-12 часов. Статистические данные говорят о том, что в конце 20-х - начале 30-х годов 28 процентов японских шахтеров работало 10 часов, 24 процента - 11 часов и 41 процент - 12 часов. В колониях же процент работающих сверх положенного времени был ещё выше.
Завербованный кореец Пак Но Хак вспоминает: "Я примерно месяц работал на шахте Найбути. Страшно было находится в подземной яме, где вот-вот может обвалиться потолок. Трудились мы в две смены по 12 часов. Несмотря на то, что нам при вербовке было обещано по 7 иен в день, фактически платили лишь по 2,5 иены. Из этой суммы удерживалось по 80 сен за питание. На шахте работало немало японцев. Но у них было свое жилье, и зарабатывали они по 5-7 иен в день".
Ещё один завербованный, а точнее насильственно вывезенный на шахты Карафуто кореец Ким Чу Дин рассказывал, что из "зарплаты" вычитали за жилье, спецодежду, еду и штрафы. И еще полагалось еженедельно часа по два-три отработать бесплатно на Великую Японию. Но он вообще не помнит, чтобы кому-то давали деньги: наверное, все уходило на штрафы. Кроме штрафов, применялись телесные наказания. К примеру, отпросишься по болезни у мастера, а потом в барак обязательно заявятся проверяющие, и, если сочтут, что ты не так болен, чтобы не работать, - будешь бит палками. По шахтерскому поселку в нерабочее время перемещаться можно было свободно, но покидать его не дозволялось. На завтрак наваливали миску соево-рисовой каши и сразу выдавали "тормозок" - шахтерский обед. Молодые ребята иногда съедали этот обед вместе с завтраком. Если вахтер на проходной обнаруживал такой непорядок, тоже били. Японские рабочие у себя в Японии жили примерно так же, но на сахалинских шахтах японцы были только начальниками.
Привезенные на Карафуто корейцы подвергались дискриминации не только в оплате труда, но они вынуждены были работать там, где было наиболее опасно для жизни. По официальным данным японского правительства за 1925-1938 гг. уровень несчастных случаев на шахтах характеризуется следующими показателями.
Несчастные случаи на шахтах Японии и Карафуто в 1925-1938 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/12.jpg)
Надо сказать, что согласно статистике Министерства торговли и промышленности Японии, в период с 1930 по 1945 год уровень смертности на 1000 человек в угольной отрасли был в 17 раз, серьезных травм - в 15 раз, а легких травм - в девять раз выше, чем на предприятиях легкой и тяжелой промышленности страны.
Отметим также, что Страна восходящего солнца была лидером по числу несчастных случаев среди развитых стран. И если в таких странах, как США, Англия и Германия уровень несчастных случаев в угольных шахтах постепенно снижался, то Япония напротив, демонстрировала значительный рост, что видно из следующей таблицы.
Число погибших на 1000 рабочих угольных шахт в Японии, Великобритании, США и Германии.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/13.jpg)
Необходимо подчеркнуть: на острове смертей среди корейских рабочих было значительно больше, чем среди японцев, так как, во-первых, удельный вес корейцев в общей численности рабочих на шахтах Карафуто был выше, чем японцев, во-вторых, корейцев направляли, как правило, на подземную работу и на более опасные участки, в-третьих, многие корейцы плохо знали японский язык и поэтому часто не понимали надписей на предупредительных щитах.
Многие японские угольные фирмы предпочитали вообще ничего не платить своим рабочим, организуя на предприятиях так называемые "такобэя". Такобэя (или кангокубэя) - насильственно созданная кабальная форма общежития рабочих, работавших как заключенные на шахтах Хоккайдо и Южного Сахалина. Этих заключенных называли "тако". Впервые такобэя возникла в 1886 г. на Хоккайдо, однако в то время в ней в действительности работали заключенные преступники. Впоследствии в качестве "тако" стали использовать вербованную рабочую силу из Кореи и Китая. Большое распространение такобэя получила на Карафуто после "великой депрессии". Такобэя существовали на шахтах Амбэцу, Найхоро, Чиннай, Тайхэй, Касихо, Торо, Сираура, Тэннай, Эсутору.
Организаторами "такобэя" являлись частные подрядчики японских фирм. Поэтому вербовка "тако" внешне мало чем отличалась от обычного оргнабора. Для того чтобы завербовать "тако" им выдавали "подъёмные" или аванс. Дальше философия "такобэя" была весьма простой: расходы по вербовке рабочих составляют немалую сумму, да и выданный аванс тоже надо вернуть. Вот и давай, "тако", работай. Пока не вернешь долг - не будет свободы.
Жилье рабочих находилось в труднодоступном месте, расположенном далеко от населенных пунктов. Во главе "такобэя" стоял так называемый "ояката" ("старшина"), его помощниками являлись "сэваяку" ("распорядитель") и "когасира" ("бригадир"). Во главе каждой группы, взвода и роты стояли надсмотрщики. Среди них наиболее жестокими являлись "богасира" ("надсмотрщик с дубинкой"), которые вовглавляли группы, состоявшие из 5-10 человек. Таким образом, в целом "такобэя" организовывалась по военной системе.
Труд рабочих был обесценен до крайности, хотя они работали на самых тяжелых и опасных работах. В результате "тако" всегда оставались "должниками", что являлось причиной пожизненного их пребывания в "такобэя". Им запрещалось разговаривать между собой, на них надевали наручники, нарушители порядка и дисциплины подвергались жестокому палочному избиению, нередко кончавшемуся смертью. Кореец Кан Ке Кен вспоминает: "На работе нас охраняли вооруженные охранники. Мы строили пристань для загрузки пароходов углем. Работа была тяжелая, и много было производственных травм. Тех, которые из-за тяжелой болезни не могли работать, добивали на месте и бросали в море".
"Такобэя" отчетливо проявилась и в условиях труда, и в методах использования "тако" как рабочей силы. Они работали на наиболее тяжелых и опасных участках работ, причем их рабочее время длилось не менее 16 часов в сутки. Кроме того, надсмотрщики обращались с "тако" как с рабочим скотом. Они заставляли даже больных работать наравне со здоровыми" Так, бывший "тако" Кимура Тоётаро в интервью, данном корреспонденту еженедельника "Карафуто", отметил следующее: "Больного, который не мог ходить пешком, носили на носилках до места работы, после этого "надсмотрщик с дубинкой" давал больному лопату. Если больной не мог держать лопату, то ему не давали пищу. Надсмотрщик избивал его до потери сознания, затем обливал холодной водой. Многие умирали от сердечного приступа, тела умерших бросали под камни". Избивали и физически слабых, отстававших в работе от других. Палочному избиению подвергались и вновь прибывшие рабочие. В первые дни их специально избивали для того, чтобы приучить к дисциплине, выработанной владельцами "такобэя", физически ослабить во избежание возможного случая побега, сломить их волю. Избиение носило повседневный характер, и после первых дней пребывания в "такобэя", "тако" переставали чувствовать боль в момент избиения и ощущали только страх. Система "такобэя" и по форме наказания была близка к рабству. Об этом говорят различные формы пыток, которым подвергались "тако" за нарушение правил распорядка. Иногда их подвешивали над горящим костром, подвергали и другим пыткам. Вспоминая свою прошлую адскую жизнь в "такобэя", Шядзаки Сюндзи говорил: "Вечером раздевают догола, связывают руки, ноги, после чего тело смазывают самогоном и бросают во двор. Сразу же слетаются комары и высасывают кровь. В первые две минуты можно терпеть, но через пять минут даже крепкие люди теряют сознание. Говорят, что через двадцать минут люди умирают... Пытки нередко кончались смертельным исходом. Система "такобэя" тщательно скрывалась от общественности. Однако вопиющие факты бесчинств не могли не стать достоянием гласности. Материалы, свидетельствующие об истинном положении "тако", хотя реже, но все же просачивались в печать. Прогрессивные и революционно настроенные деятели требовали от властей запрета системы "такобэя". Под давлением растущего недовольства рабочих "тако", а также передовой общественности Хоккайдо, власти вынуждены были издать указы (1914 и 1919 гг.), призванные смягчить сложившуюся систему. Однако, вмешательство властей в систему "такобэя" ограничилось формальным изданием законов, система по-прежнему продолжала существовать. На Южном Сахалине еще в течение ряда лет "такобэя" продолжала процветать. Лишь только в середине 20-х годов центральные власти Японии вынуждены были вмешаться в дела "такобэя". Так, в 1925 г. отделом министерства внутренних дел по делам колоний был издан специальный указ, который был направлен на смягчение наиболее жестоких злоупотреблений: надевать наручники, использовать труд больных и т.п. Безусловно, не в интересах властей было полностью покончить с этой рабской системой, и поэтому она продолжала существовать. "Тако" искали различные формы сопротивления. Одной из форм борьбы с эксплуататорами были многочисленные побеги. Совершая их, "тако" спасались от пожизненной кабалы. Побеги "тако" были частыми и носили массовый характер. Окончательно система "такобэя" была запрещена в Японии в 1947 г.
К началу второй мировой войны потребности военных структур Японии в энергоносителях чрезвычайно возросли. Имперская военная машина нуждалась в чугуне и стали, а значит, и в сахалинском угле, который также являлся идеальным топливом для кораблей японского Военно-морского флота. В 1937 г. вывоз угля с Южного Сахалина превысил местные расходы, а в мае 1940 г. последние ограничения на угледобычу на Карафуто были сняты. Количество шахт увеличилось до 30, возросла и их производительность. В 1940 году объем импорта сахалинского угля составил 3,124 млн. тонн, что почти в четыре раза превышало объем импорта маньчжурского угля. Наибольший вывоз угля с острова был зафиксирован в 1941 г. - он составил 4 миллиона тонн (62 процента годовой добычи) при годовой добыче в 6,5 млн. т., но в 1944 году объем поставок сократился до 808 тыс. т.
Наиболее производительными были шахты районов Эсутору, Торо, Найбути, Каваками, Отиай; каждая из которых ежегодно давала свыше 350 тыс. т угля. Все они были расположены в северо-западном и в центральном угольных бассейнах. По данным за 1941 г., на долю шахт первых двух районов приходилось 4,7 млн. т против 1,9 млн. т угля, добываемого остальными шахтами. Это объясняется наличием в северо-западном угольном бассейне больших запасов коксующегося угля и антрацита, необходимых для военной экономики и флота милитаристской Японии.
Перед началом Тихоокеанской войны контроль над минеральными ресурсами Японии был усилен. Так, в апреле 1939 г. был принят Закон "О создании Имперской горнодобывающей компании по разработке месторождений" (Закон No 82), который объединил малые и средние разрозненные горнодобывающие предприятия под единым корпоративным управлением, включавшим 50 государственных и частных фирм и гарантированной частным акционерам прибылью.
Нечто подобное попытались учредить и в островной колонии.1 июля 1941 г., незадолго до начала Тихоокеанской войны, на основании статьи 6 закона ? 50 была создана 'Компания по развитию Карафуто' (Карафуто Кайхацу Кабусики Кайся или Karafuto Development Co., LTD) с целью разработки угольных и лесных ресурсов и достижения самообеспечения продуктами питания. Капитализация компании составила 28 (по другим источникам 50) млн. иен. В число акционеров вошли фирмы Higashitaku (220000 акций), Oji Securities (100000 акций), Mitsubishi Mining (50000 акций), Mitsui Mining (40000 акций), Hokkaido Takushoku Bank (20000 акций), Kita Japan Kisen (20000 акций) и Mitsui & Co., Ltd. (10000 акций). Президентом компании был избран Син Сюнкичи, а в совет директоров вошли Команосукэ Сасаки (президент Higashitaku), Кикудзиро Такасима (президент Oji Paper), Кодзи Каватэ (президент Mitsubishi Mining) и Сабуро Кавасима (президент Mitsui Mining).
Новоявленная компания должна была стать монополистом не только в угольной, но и в рыбодобывающей, лесной и сельскохозяйственной отраслях губернаторства. Известно, что компании были выделены несколько угленосных площадей в районе Наёси (лицензия ? 165, приобретенная за 250 тыс. иен), для скорейшего устроения шахт и начала интенсивной угледобычи. Первоначальный план состоял в том, чтобы добыть 50000 тонн в 1941 г., 150000 тонн в 1942 г., 250000 тонн в 1943 г., 400000 тонн в 1944 г. и 500000 тонн в 1945 г. для использования добытого угля как на заводах так и в домашних хозяйствах. Финансовый прогноз на 1941 г. от угледобычи составлял 340 тыс. иен, на 1942 г. - 1,5 млн иен, на 1943 г. - 2,6 млн. иен, на 1944 г. - 3,3 млн. иен. Но начавшаяся война нарушила эти планы. По факту компани-ей было добыто 20 тыс. т. угля в 1941 г., 75 тыс. т. в 1942 г. и 100 тыс. т. в 1943 г.
Финансовые прогнозы также не сбылись. В 1943 г. компания от угледобычи имела убытков на сумму 551 тыс. иен, а в 1944 г. - 181 тыс. иен и это невзирая на то, что админи-страция губернаторства выделяла компании ежегодную субсидию в размере 500 тыс. иен. 26 октября 1945 г. компания была упразднена.
Кроме региональной субсидии, угольные предприятия получали субсидии и от Правительства Японии, которое создало целую систему дотаций для увеличения добычи угля. Были предусмотрены компенсации за приобретение угольных компаний, стимулы для увеличения добычи и субсидии на развитие новых шахт. 4 мая 1940 г. Министр промышленности и торговли Фудзивара Гиндзиро подписывает Приказ N 27, которым утверждаются правила субсидирования угольной отрасли. 2 октября 1940 г. в "Официальном вестнике" публикуется Приказ N 89 губернатора Карафуто Масаёси Огава о предоставлении субсидий угольной промышленности острова. Расходы государства по стимулированию увеличения добычи угля были разделены на три категории: (1) выплаты по стимулированию увеличения добычи в размере 2 иен за тонну прироста добычи, рассчитанного на текущий год по сравнению с предыдущим годом, (2) субсидии на разработку новых шахт в размере 35 иен за метр для расширения разработки новых шахт, и (3) гарантированной закупочной цены. Из последнего пункта исключались шахты, которые добывали уголь для частных нужд.
Предприниматели, претендующие на субсидию, должны были подать соответствующую заявку в горный департамент с приложением обоснования и геологической карты района добычи. Предоставляемые денежные субсидии должны были использоваться строго по назначению, а лица, получающие их, обязаны были ежемесячно предоставлять в горный департамент отчеты о проводимых работах и израсходованных суммах.
Согласно статистике, на субсидии и стимулирование угледобычи из казны губернаторства было потрачено в 1937 г. - 220 тыс., в 1938 г. - 211 тыс., в 1939 г. - 272 тыс., в 1940 г. - 279 тыс., в 1941 г. - 532 тыс. иен. В 1937 - 1941 гг. на субсидии угледобывающим предприятиям из казны губернаторства было потрачено 1235 тыс. иен. Ежегодные расходы на поддержку угольной отрасли составляли от 10 до 17% островного бюджета.
В апреле 1940 г. в Японии был принят "Закон о распределении угля и кокса" (Закон No 104) ставший еще одним механизмом субсидирования угольной промышленности с помощью государственной корпорации "Japan Coal Co.", которая покупала уголь по фиксированной цене, финансировала шахты и распределяла уголь среди потребителей.
Постановление об организации крупных отраслей промышленности от 1 сентября 1941 г. было последним важным подготовительным шагом перед событиями в гавани Перл Харбор в декабре. Это постановление предоставило широкие полномочия по контролю за добычей и установлению цен ассоциациям промышленного контроля, включавшим Ассоциацию по контролю за углем и Ассоциацию по контролю за добычей полезных ископаемых. -Закон от 28 октября 1943 г. определял государственный контроль вплоть до отдельной компании и шахты. В целях стимулирования разведки и добычи стратегических полезных ископаемых Япония издала -Постановление No 18 "О поощрении добычи полезных ископаемых" (Министерство торговли и промышленности, 1 апреля 1943 года), которое предусматривало полномочия по субсидированию шахт, строительстве углеобогатительных фабрик и углеперерабатывающих заводов, а также покупке и установке горнодобывающего оборудования.
В 1937 г. премьер-министр Коноэ Фумимаро полностью поддержал японских военных, начавших полномасштабное наступление против китайского националистического правительства Чан Кайши. Через год после этого в стране появился лозунг 'Новый порядок'. Как лаконично утверждает историк Эндрю Гордон, сторонники нового порядка 'стремились заменить беспорядочный плюрализм централизованным планированием и контролем над экономикой, авторитарным правлением, основанным на единой политической партии, и более жесткой социальной дисциплиной'. Под лозунгом 'Нового порядка' влиятельные деятели политики, армии и бюрократии искали пути 'вертикальной' организации экономики и об-щественного устройства (вертикаль власти) с целью повышения экономической эффективности и подавления социальных протестов.
На Южном Сахалине вестником 'Нового порядка' стал журнал 'Карафуто', который стал публиковать многочисленные статьи о 'политическом перевороте'. 'Первой ласточкой' новой политики стала Народная патриотическая ассоциация Карафуто (Karafuto Kokumin Hōkōkai). Эта организация была призвана сблизить 'народ' и 'чиновников'. Как и в Японии, в каждом городе и деревне Карафуто также была своя Патриотическая ассоциация (Тёсон Кокумин Хококай). Ниже располагались районы (тёнайкай) или ассоциации деревень (буракукай), а под ними - соседские ассоциации (тонаригуми). К марту 1941 г. на острове насчитывалось более 150 районных и более 250 сельских ассоциаций. Помимо Хококай, были созданы и другие группы, нацеленные на определенные слои общества. Существовала 'Торгово-промышленная экономическая ассоциация Карафуто' (Karafuto Shōkō Keizai Kai), которая была призвана мобилизовать владельцев малого бизнеса, 'Ассоциация фермеров Карафуто' (Karafuto Nōgyō Kai) объединила крестьянские хозяйства. Лидерами этих организаций были гражданские лица, имевшие устоявшуюся репутацию в местном обществе, которая была создана за два предыдущих десятилетия. В качестве примера можно привести работника центральной опытной сельскохозяйственной станции Сугавара Мичитаро, профсоюзного лидера Карафуто Орито Соити, журналиста Кимура Кэйити. Средства массовой информации, такие как журнал 'Карафуто', изображали их как мудрецов, способных сблизить 'государство' и 'народ' - главный принцип 'Нового порядка'. Как утверждает Эндрю Гордон, 'сторонники Нового порядка стремились переделать экономический, политический и социальный порядок. Они хотели реструктурировать промышленные предприятия и сельское хозяйство и трансформировать культурную жизнь'. Жизнь в Карафуто, как и в других частях империи, все больше организовывалась таким образом, чтобы способствовать 'принудительной однородности'. Таким образом японская пропаганда шла в форватере пропаганды немецкой - 'Ein Volk, ein Reich, ein Führer!'. Японская нация 'во имя победы' должна была сплотиться вокруг своего императора.
Во второй половине 30-х годов расширение агрессивных военных действий Японии вызвало необходимость издания ряда запретительных законов. Так, 24 марта 1938 г. был принят закон "О всеобщей мобилизации нации", содержащий 6 разделов и 50 статей, которые предусматривали установление государственного контроля над гражданскими организациями (в том числе профсоюзами), запрет забастовок, национализацию стратегических отраслей, регулирование цен и национализацию средств массовой информации. Закон давал правительству полномочия на использование неограниченных бюджетов, чтобы субсидировать военно-промышленный комплекс страны и компенсировать убытки производителей, вызванные мобилизацией экономики. В восемнадцати из пятидесяти статей определялись штрафы для нарушителей. В том же году все трудовые агентства страны были национализированы чтобы создать систему отправки рабочих в стратегически важные сектора, и были приняты меры по ограничению найма и передвижения с целью обеспечения инженеров и квалифицированных рабочих в важных секторах, таких как горнодобывающая промышленность. Отменялся запрет на ограничение рабочего времени в угольной промышленности, запрет на прием на работу несовершеннолетних, запрет на работу в ночные часы, а также запрет для женщин работать в шахтах.
В апреле 1939 года появляется "Указ об ограничении занятости служащих", который был использован для ограничения передвижения инженеров и квалифицированных рабочих в военной промышленности, а также некоторых инженеров и рабочих, занятых в профессиях, связанных с тяжелой, химической и горнодобывающей промышленностью. В этом же году было завершено создание государственной системы пенсионного страхования. Эта система была частью мер, направленных на обеспечение увеличения рабочей силы, и в то же время она была направлена на то, чтобы помочь собрать средства для военных путем использования накопленных страховых взносов работников, внесенных в пенсионный фонд. Мужчины, работающие на промышленных, горнодобывающих и транспортных предприятиях с 10 или более работниками, к которым применялся Законом о медицинском страховании, страховались автоматически, страховые взносы делились между работником и работодателем. В качестве страхового случая было предусмотрено пять видов пособий по болезни, смерти и т.д. Накопительная пенсия (срок действия выплаты 20 лет, начиная с возраста 55 лет), пенсия по болезни, пособие по инвалидности, пенсия по случаю потери кормильца и пособие по безработице. В частности, угольщикам была предоставлена новая система пенсионного страхования, учитывающая особый характер их работы. В 1944 году в ответ на изменения в структуре занятости в связи с ухудшением военной ситуации пенсионная система была также применена к женщинам и канцелярскому персоналу и распространялась на учреждения с пятью и более работниками.
В сентябре 1940 г., правительство издало указ о контроле за заработной платой. В частности, он определял минимальную заработную плату (мужчины в возрасте от 20 до 40 лет, женщины в возрасте от 20 до 30 лет), официально определял наивысшую начальную заработную плату (до 40 лет), определял среднюю почасовую заработную плату и ограничивал сумму заработной платы, выплачиваемой работодателями, пределами общей суммы полученной заработной платы путем умножения ее на общую продолжительность рабочего времени. Впоследствии к Указу было добавлено требование повышения заработной платы всем работникам как минимум 2 раза в год и не менее чем на 5% за год. Статья 13 указа обязывала работодателей кроме заработной платы выплачивать работникам компенсацию за сверурочную работу, дополнительную оплату труда в ночную смену, отпускные, семейное пособие (2 иены в месяц на каждого иждивенца в возрасте до 14 лет), пособие на военную подготовку и др.
Однако все эти правила и указы не смогли обуздать интенсивное перемещение работников. И в условиях острой нехватки рабочей силы, в ноябре 1940 г. издается "Приказ о предотвращении передвижения работников", заменяющий "Приказ об ограничении занятости работников". Он расширил сферу ограничений на переход работников с одного места работы на другое и усилил запрет на найм и увольнение. Кроме того, в марте 1941 года был обнародован "Закон о Национальном руководстве по труду", и предотвращение перемещения рабочих было еще более усилено, а с 1 октября 1941 г. в Японии вводится система трудовых книжек.
С июля 1940 в Японии политические партии были распущены и заменены на Ассоциацию помощи трону. К 1943 году бизнес и промышленность были организованы в национально-единую систему. Фабрично-заводские рабочие организовывались в фабрично-заводские советы. Однако по всей Японии попытки государства реорганизовать повседневную жизнь вокруг Ассоциации помощи трону часто были плохо поняты широкими слоями населения.
В начале войны многих мужчин мобилизовали на военную службу, основную массу призывников составили фабричные рабочие. Количество квалифицированных шахтеров из-за призыва в армию также резко уменьшилось. В результате возник острый дефицит рабочей силы и на предприятия начинают мобилизировать всех граждан, которые могут работать, включая девушек и студентов. Так, если в 1939 г. доля японских угольщиков на шахтах страны составляла 96,5%, то к 1945 г. она снизилась до 64,0%. Доля же корейских углекопов неуклонно возрастала, составив в 1941 г. 10% от среднесписочного состава, в 1942 г. - 15%, в 1943 г. - 29%, в 1944 г. - 33%, в 1945 г. 31,2%. В конце войны почти каждый третий шахтер был корейцем-иммигрантом.
В 1943 г., когда обострилась военная обстановка, в Постановление "о содействии трудоустройству шахтеров" были внесены поправки, разрешающие продленный рабочий день для женщин и несовершеннолетних, работу в ночное время, подземные работы для несовершеннолетних, а также опасные и вредные работы для женщин...
Во время войны обеспечение рабочей силы для увеличения добычи угля считалось важным вопросом, и в 1944 году Кабинет министров утвердил "Руководство по чрезвычайным мерам в угольной отрасли", которое заключалось в обеспечении рабочей силой угольных шахт путем призыва на службу, формировании добровольческих бригад и массовый ввоз в страну рабочих из Кореи которая являлась для японцев резервом рабочей силы и откуда бралась в основном молодежь военно-призывного возраста.
Миграцию корейских рабочих в Японию и ее колониальные владения можно разделить на три этапа. I. Вербовка с сентября 1939 года по февраль 1942 года, II. вербовка с февраля 1942 года по сентябрь 1944 года (национальный призыв) и III. с сентября 1944 года через систему принудительного призыва.
Надо сказать, что еще в сентябре 1937 года Японская угольная федерация подала петицию министру торговли и промышленности о необходимости увеличения рабочей силы на предприятиях угольной отрасли, заявив, что "поскольку угледобывающая промышленность всегда находится в невыгодном положении в наборе рабочей силы по сравнению с фабриками, каждый год для угольных предприятий должно наниматься значительное число корейских рабочих".
5 мая 1938 г. на Корейский полуостров был распространен "Национальный закон о всеобщей мобилизации" (Декрет No 316). Многие корейцы были завербованы на Сахалин в соответствии с "Положением о трудовой помощи корейским шахтерам" (императорский указ N 97), принятым в мае 1938 года. Правила определяли виды работ, порядок приема на работу, причины и порядок увольнения, вопросы оплаты расходов на возвращение домой при увольнении, способ и дату выплаты заработной платы, способ накопления сбережений и других резервов шахтеров, причины и порядок возврата, предметы труда, которые должны нести шахтеры, рабочее время по должностям и способы переоборудования во время работы, праздники, премии и санкции, а также способ выплаты заработной платы. Когда оговаривались бонусы и санкции, шахтеры должны были представить документы генерал-губернатору Кореи.
Однако нельзя сказать, что всё это соблюдалось. Так, кореец Кавадоде был завербован на угольную шахту Мицубиси в возрасте 27 лет. "Мне обещали зарплату 3 йены 20 сен в день, но на самом деле она составляла 2 йены. В конце концов, она выросла до 6 йен, потому что я выполнял трудную работу, но я был вынужден откладывать большую часть денег и никогда не получал больше 3 йен. Когда я попросил, чтобы меня отправили домой, потому что я отработал два года (срок моего найма), они отказались, сказав: "О чем ты говоришь, мы должны отложить это ради страны". Никто не мог вернуться домой".
В сентябре 1939 г. Япония приняла решение об административных мерах по набору корейских рабочих. Эти меры предоставили японским предпринимателям, страдающим от нехватки рабочей силы, полномочия нанимать корейских рабочих. Процедура работала так: работодатели обращались к японскому правительству за разрешением на прием работников. Затем правительство назначало работодателям корейские округа и поселки, где они могли набирать работников. В соответствии с квотой, установленной уездными управлениями, они нанимали желаемое количество работников через городские офисы и отделения труда и занятости. Такова была система эксплуатации труда благодаря сотрудничеству японского правительства и предпринимателей.
В 1939 г. японские власти "добровольно-принудительно" завербовали 55 тыс. корейцев на работы в различные районы Японии и ее колонии, в том числе на Южный Сахалин.
Таблица. Количество мобилизованных жителей Корейского полуострова в Японию, Карафуто и острова Южных морей с 1939 по 1944 гг.
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/14.jpg)
Несмотря на принудительный призыв рабочих в 1939 году, Япония продолжала страдать от большей нехватки рабочей силы, поскольку "маленькая победоносная война" начала перерастать в полномасштабную и кровопролитную. В 1940 г. в Корее были созданы шесть государственных агентств по трудоустройству, а также приняты "Указ о предотвращении перемещения работников" и "Закон о Национальном руководстве по труду" для усиления ограничений в отношении корейских рабочих. В июне 1941 года генерал-губернатор Кореи создал "Корейскую ассоциацию труда" для вербовки корейских рабочих для работы в Японии, а в декабре того же года был введен в действие "Национальный указ о помощи в трудоустройстве".
Таблица показывает, что в 1940-1941 гг. под лозунгом "Увеличим добычу угля во имя Родины и во имя войны" было отправлено на шахты и иные предприятия Японии, Южного Сахалина и островов Южных морей свыше 126 тыс. корейцев. В 1942 г. было насильственно мобилизовано и отправлено на шахты и земельно-строительные работы в Японию и на Южный Сахалин 120 тыс. чел. Всего же с 1939 по 1944 гг, в связи с развертыванием военных действий на Тихом океане, было мобилизовано свыше 656 тыс. корейцев которые задействовались на строительстве аэродромов, портов, добыче угля и на других работах. При этом мы не считаем жителей Кореи, насильственно вывезенных на работы в Китай и Манчжурию. По официальным данным, опубликованным в 'Пояснительной записке' 85 сессии японского парламента, общее количество мобилизованных корейцев составило 724787 человек. Из них число корейцев, мобилизованных на Карафуто, составило 16113 человек, большинство из которых были выходцами из сельской местности юга Корейского полуострова.
Следует отметить, что около половины этих рабочих использовались на угольных шахтах. Так, если на Хоккайдо около 50% горнорабочих составляли корейцы, то на Южном Сахалине их было свыше 50%. В масштабе всей Японии корейские рабочие угольных шахт составляли 31%. Таким образом, труд корейцев использовался в самых трудоемких отраслях промышленности. Известно, что более 100000 женщин были мобилизованы в качестве "японских военных секс-рабынь" ("женщины для утех"), часть из которых была направлена на Карафуто, для работы в публичных домах, которые имелись в каждом шахтерском поселке острова.
Приехавший в 1943 г. на Карафуто из Кореи Пак Ро Хак оставил подробные записи о 'стан-циях комфорта' для угольщиков, разделенных на 'для японцев' и 'для корейцев'. 'Станции утех' для корейцев обычно принадлежали корейским предприятиям и были укомплектованы корейскими женщинами. Интересно то, что Пак называет работавших в публичных домах девушек 'дзёсигун'. Этот термин в основном относился к 'караюки-сан' (женщинам для утех иностранцев), которые отправились из Японии в Юго-Восточную Азию, Индию и Африку, и, похоже, их так же называли и на Сахалине.
Согласно отчетам организаций угольной промышленности того времени, корейские 'пункты комфорта' возле шахт рассматривались как своего рода 'развлекательные' заведения для корейских шахтеров. Их называли 'корейскими ресторанами' и обычно в нем одновременно обслуживалось четыре или пять посетителей. Это было время, когда существовала лицензионная система проституции, и, конечно, она была легальной.
После войны, при советском военном правительстве, эти 'пункты утешения' и женщины-проститутки были якобы уничтожены, однако известно, что некоторые из этих 'бизнесов' продолжались тайно.
В первые годы войны корейцев на шахты набирали "добровольно". По селам ездили вербовщики и сулили местной бедноте золотые горы за год-два работы на Карафуто. Кто-то верил, но большинство подписывало контракт просто из страха оказаться в списках неблагонадежных, за которыми местные власти, выслуживаясь перед японскими хозяевами, устанавливали усиленный полицейский надзор. Завербованные, как правило, всячески старались увильнуть от отправки.
22 февраля 1942 года генерал-губернатор Кореи принял ряд постановлений, которые, по-видимому, были прорывом в принудительной депортации. Был установлен минимальный срок прололжительности рабочего контракта в 2 года. Благодаря этому ряду мер японцы отказались от относительной "добровольности" и стали попросту сгонять корейских парней на пароходы, отправляющиеся на Карафуто.
Последним средством мобилизации корейской рабочей силы стала мобилизация в соответствии с "Декретом о национальной воинской повинности". Он действовал в Японии с октября 1939 г., но были опасения что его введение на территории Кореи вызовет активизацию национальной оппозиции и рост сопротивления трудящихся масс. И тем не менее, в связи со сложившейся критической обстановкой на фронтах и острой нехваткой рабочей силы, в сентябре 1944 г. "Декрет о воинской повинности" специальным указом был распространен на территорию Кореи и началась насильственная депортация корейцев, называемая "призывом".
По характеру и форме мобилизация носила военно-полицейский характер. По указу генерал-губернатора Кореи каждый уезд и село в обязательном порядке выделяли определенный контингент людей. Уклонившиеся от трудовой повинности подвергались шестимнеячному тюремному заключению, а их семьи лишались продовольственных пайков. Мобилизованным рабочим выдавалось обмундирование военного образца, и под охраной полицейских они специальным поездом доставлялись в порт Пусан. Отсюда после получения пропуска они прибывали на Южный Сахалин и распределялись по шахтам.
Мы не располагаем точными данными о количестве насильно мобилизованных на Южный Сахалин корейских рабочих. Некоторые исследователи полагают, что их число могло доходить до 150 тыс. чел. Однако, статистические данные губернаторства о национальном составе населения острова позволяют сказать, что их было около 20 тыс. чел. В 1939 г. до начала насильственной мобилизации на Южном Сахалине жило около 9 тыс. корейцев, а в 1945 г. - по разным данным от 43 до 50 тыс. Социальный состав корейцев Южного Сахалина был почти однородным и состоял из рабочих. В количественном отношении рабочие угольной промышленности составляли около 70% от общего числа, земельностроительные рабочие - 20%, чернорабочие целлюлозно-бумажной и лесной промышленности - 5%, прочие категории - 3%. Наименьшее число корейцев (2%) было занято в сельском хозяйстве, несмотря на то что оно для них являлось традиционным. Из всех завербованных и мобилизованных, прибывших на остров с 1939 по 1943 гг. 14,9% было убито и 19,4% пропали без вести как в результате их нещадной эксплуатации, так и в ходе военных действий на Южном Сахалине в августе 1945 г.
Главной причиной такого распределения корейцев являлось то, что подавляющая часть их была насильственно мобилизованной и распределялась властями по отдельным отраслям и предприятиям без согласия самих рабочих. Кроме того, это связано с тем, что данная отрасль хозяйства на Южном Сахалине была малодоходной. Следует отметить, что среди корейцев имелись и эксплуататорские элементы, которые наживались за счет своих соотечественников. Это субподрядчики земельностроительных объектов и шахт, а также владельцы кабаков, публичных домов (так называемых "станций комфорта") и магазинов. Но их число было крайне незначительным. На Южном Сахалине корейские рабочие, мобилизованные на шахты, фактически превратились в заключенных. Шахтеры жили в казарменных условиях. Так, на шахте Найбути работало около 1140 корейских шахтеров. Эта рабочие были размещены в 6 общежитиях (хамба) "Синва рёи" (Общежитие "Новое согласие"). Всеми общежитиями управлял главный надзиратель из числа японцев. Каждое общежитие также возглавлялось японским надзирателем, подчинявшимся главному надзирателю. В каждом общежитии был военрук - японский военнослужащий. Весь контингент общежития делился на роты, роты - на взвода, взвод - на несколько подразделений в состав 20 чел. в каждом. Командирами роты и других низших подразделений назначались корейцы. По воскресеньям, в свободное от работы время, шахтеры занимались военным делом. Выход в поселок без разрешения командира запрещался.
Корейские горняки работали в условиях отсутствия техники безопасности. Они выполняли наиболее тяжелые работы, причем в худших условиях, чем японцы. Так, корейские шахтеры производили выемку угля в основном вручную, тогда как многие японские шахтеры применяли технику. Рабочий день длился более 12 часов, а в субботу на 2 часа больше в знак "служения Родине, во имя победы армии".
Дискриминация корейских шахтеров проявлялась и в оплате труда. В годы второй мировой войны на Южном Сахалине заработная плата забойщиков и проходчиков японской национальности составляла 4-5 иен в день, а крепильщиков - 4 иены. А насильственно мобилизованные корейские рабочие получали - 2,5-3 иены. Ближе к концу войны зарплаты японцев (шахта Тиннай) составляли от 7 до 24 иен в день, в то время как корейцам платили 3,5 иены в день в течение всего мобилизационного срока. Пак Ген Сик приводит сравнительную таблицу оплаты труда корейских и японских шахтеров Хоккайдо за период империалистической войны на Тихом океане. Судя по этой таблице, корейские рабочие получали до 50 иен в месяц, а японские - 90 иен, т.е. почти в два раза больше. Аналогичное положение было и на Южном Сахалине. Следует также отметить, что корейские шахтеры вообще не получали на руки деньги. Администрация шахт обязывалась после вычета за питание, одежду, общежитие и прочие расходы переводить их заработок в сберкассу. Только по просьбе рабочего администрация разрешала определенную часть заработка высылать родным. В эти годы свыше 35,6% рабочих бежали с места работы.
В годы второй мировой войны под предлогом быстрейшего претворения идеи "единения Японии и Кореи" в Японии и ее колониях, в том числе и на Южном Сахалине было организовано "Кёва кай" ("Общество содействия и согласия") Это общество носило полицейский характер. Об этом свидетельствует тот факт, что его отделения создавались при местных отделениях полиции. Во главе такого общества стоял начальник местного отделения полиции, его заместителем был какой-либо прояпонски настроенный кореец. Членами руководства общества являлись корейцы, сотрудничавшие с полицией и властями. Для обеспечения материальных доходов общества и активизации его работы, все корейские рабочие Южного Сахалина насильственно включались в число его членов и с них ежемесячно взимались членские взносы.
"Общество содействия и согласия" вело среди корейцев агитационно-пропагандистскую работу, которая должна была способствовать японизации корейцев. Основной формой этой работы были лекции, беседы, показ кинофильмов, сбор денежных пожертвований на войну и т.д. "Общество" тесно сотрудничало с полицией и жандармерией, выполняло полицейско-сыскные функции, выявляя политически неблагонадежных корейцев и собирая на них материалы для доносов в полицию.
Подобные "общественные организации" были созданы рада достижения Японией своих агрессивных целей в Азии, в том числе и на советском Дальнем Востоке. Об этом свидетельствует послание премьер-министра Коноэ Фумимаро, направленное в марте 1941 г. "Движению служения Отечеству на Южном Сахалине". "Южный Сахалин, - говорилось в нем, - расположен на переднем крае японской обороны и колонизации, и при сложившейся международной обстановке он имеет исключительно важное значение в составе японской империи. Наше влияние должно распространяться на всю Восточную Азию. Поэтому новое национальное движение несет большую ответственность за судьбы Японии...".
Находясь в условиях постоянного и пристального надзора, корейские шахтеры устроили в общей сложности восемь протестов в период с февраля 1940 года по февраль 1944 года. Так, в 1943 г. на шахте Найбути возник конфликт шахтеров с администрацией, так называемый "инцидент вяленой сельди". Дело заключалось в том, что администрация несколько дней кормила рабочих протухшей сельдью. Рабочие возмутились и объявили бойкот.
Отметим, что 501 человек или 16% из 3134 корейцев, которые работали на шахтах Карафуто, участвовали в забастовках, саботажах и нападениях, и 63 из них были арестованы. Из 20 задержанных корейцев в 1940 г., большинство были арестованы, а все 43 задержанных в период с 1943 по 1944 гг. были арестованы за насильственные действия и другие нарушения.
Волнения корейских горняков отмечались и в 1945 г. на шахте в поселке Тайхэй (Ударный) уезда Эсутору. Причиной их послужило презрительное, шовинистическое отношение японской администрации шахты и уполномоченного полиции Сано к группе корейских шахтеров. Конфликт был улажен при помощи прояпонских пособников и отряда военной жандармерии.
Ядром антияпонского национального движения корейцев являлась "лига братства", имевшая два течения. Одно течение преследовало политическую цель: сплочение местных корейцев-единомышленников во имя борьбы за независимость своей Поданы; другое течение носило экономический характер и сводилось к оказанию взаимопомощи членам "лиги братства". Второе течение, действовавшее в легальных условиях, получило повсеместное распространение. К "Лиге братства" политического течения примыкали в основном грамотные люди молодого возраста.
Формы и методы деятельности "лиги братства", преследовавшей политическую цель, заключались в следующем: ежемесячный сбор ее членов, разъяснение военно-политической обстановки в Азии, в том числе в Японии и Корее, патриотическое воспитание населения в духе патриотизма; против японского господства в Корее. Подпольная Деятельность "лиги" отмечалась в 1941 г. в г. Сиритору. По-видимому лига братства имела связь с подобными организациями Японии и Кореи, о чем свидетельствуют полицейские сведения-материалы о наблюдении за корейцами.
Таким образом, архивные, литературные и другие материалы позволяют нам достаточно уверенно судить о том, что велась политическая деятельность подпольных организаций коммунистов, молодежи и демократических элементов Южного Сахалина. Это движение было направлено против реакционной внутренней политики японского империализма и его колониального режима.
В ходе войны началось сокращение угледобычи. В 1942 г. плановое производство угля равнялось 8 млн. т, но не выполнялось из-за затруднений с транспортировкой угля в Японию, т.к. американские подводные лодки контролировали продвижение японских судов через пролив Лаперуза. С 1942 г., в связи с сокращением добычи угля на Южном Сахалине большое количество шахтеров было переведено на шахты о. Кюсю. Следует отметить, что Япония планировала к 1948 г. довести добычу угля на Южном Сахалине до 15 млн. т в год, но этим планам не суждено было сбыться. В начале 1943 г. был законсервирован самый мощный на острове угольный район - Эсутору. 11 августа 1944 г. Кабинет министров Японии принимает постановление "О мерах по скорейшему перемещению рабочих и материально-технической базы на угольных шахтах Карафуто и Кусиро".
Все островные шахты были разделены на четыре категории: (1) закрытые угольные шахты, (2) шахты, работа в которых была приостановлена (3) частично работающие шахты и (4) работающие угольные шахты. Для каждой из четырех категорий было решено, что из шахт 1 и 2 категорий "все, кроме женщин, будут переведены в Японию. На шахтах 3 категории 10-20% персонала будут сохранены, а остальные будут переведены в метрополию. На Сахалине были выбраны следующие угольные шахты: 1 категория - Камитоуро, Сираторизава, Мороцу, Мифуку, Наёси, Тойохата и Конан, которые были закрыты; 2 категория - Сенморо, Китакозава, Комонай и Амбецу, которые простаивали. 3 категория - Toro, Ohira и Nishirantan, а остальные шахты были обозначены как функционирующие.
19 августа 1944 г. было принято решение о закрытии на острове 18 шахт и направлении освободившихся шахтеров в Японию. На ликвидируемых шахтах на момент закрытия работало 10021 человек, с которыми проживало 25519 человек членов семьи. Всего же в отрасли на момент закрытия шахт трудилось 26640 человек.
Губернатор Карафуто так описывал процесс депортации японских и корейских шахтеров с острова: "Вопрос о массовом переводе рабочих угольных шахт в домашние районы, который осуществляется в соответствии с политикой правительства, был завершен очень мирно и упорядоченно: судно "Хакурю Мару" отправилось из порта Эсутору 23 сентября, число рабочих достигло 9 702 человек (включая 7 749 рабочих угольных шахт и 1 953 обработчиков грузов) и 918 человек из других категорий с момента отправления первого судна, "Анива Мару", 25 августа. Серьезных конфликтов не было, все рабочие осознали важность ситуации и отправились в путь в приподнятом настроении. Мы надеемся, что беспокоиться не о чем, и что мы приложим все усилия, чтобы оказать поддержку семьям, остающимся на острове".
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/1.jpg)
![[]](/img/o/ostashew_a_e/karafuto/9.jpg)