Вампир Юс, небрежно прислонясь к стене у входа в избу, с аппетитом жевал чеснок, закусывая ржаным хлебом.
Я поморщился от резкого запаха: что-что, а обоняние у меня чувствительное. Как и полагается существу моей расы. Собственно, на самом деле Юсу подобная трапеза тоже особого удовольствия не доставляла, но разве ж мог этот оболтус упустить случай покрасоваться перед людьми... Надо же, он и серебряную цепочку с амулетом "против нечисти" нацепил, и встал на самом солнцепёке, демонстративно распахнув на груди застиранную полотняную рубаху. Машинально я отметил, что раны прекрасно зажили и шрамы уже почти не видны. Трудно было узнать в жизнерадостном юнце, каждое движение которого исполнено ленивой грации крупного хищника, тот окровавленный комок плоти, который я подобрал в Сыром Логе в прошлое новолуние. Когда склонился над ним в ту ночь, лучшее, чего он мог ожидать - что случайный путник милосердно прикончит вампира одним ударом, оборвав мучения. Ну уж никак не надеялся, что перевяжу ему раны, уложу на волокушу и заберу с собой. Двое суток он метался в бреду, с ужасом лепетал о каких-то Челяковицах то на неизвестном мне языке, то на вампирском уграе. Очнувшись, вздрагивал от каждого шороха, но держался вызывающе и даже пытался хамить. Раненый долго не мог поверить, что его притащили в дом, лечат, поят и кормят не затем, чтобы торжественно принести потом в жертву каким-нибудь неведомым богам. А когда поверил - вмиг утратил заносчивость и едва не бросился целовать руки спасителя. Гадкое было зрелище - здоровенный парень падает передо мной, замухрышкой, на колени и, глотая слёзы, трясущимися губами пытается произнести уграйскую клятву вечной покорности. Я едва успел зажать ему рот. Вот только добровольных рабов мне и не хватало для полного счастья!
Хотя он и без клятвы каждым своим движением пытался мне угодить, таскался за мной хвостом, смотрел на меня влюблёнными глазами и вообще всячески отравлял существование. К счастью, его природная наглость успешно противостояла его же благодарности, иначе жизнь моя окончательно превратилась бы в ад. Впрочем, спасённый не был дураком, скоро сообразил, что действует мне на нервы, и поубавил усердия. А потом до него постепенно дошло, кто я такой. И что ни его господином, ни товарищем не стану - слишком уж это было бы противоестественно. Тут бы ему и уйти, благо поправлялся он стремительно. Но нет, так и остался в моей развалюхе - не иначе, дожидался случая тоже спасти мне жизнь и тем успокоить совесть. А выгонять его мне не хотелось. Я молчал и делал вид, что не обращаю внимания на чужеродное присутствие. Как же, попробуй не заметить такого!
Вон как вытаращились на него купцы - с ужасом и изумлением. Всех клиентов мне распугает, зараза.
Юс отлепился от стены, сунул недоеденный кусок в карман, ослепительно улыбнулся, продемонстрировав великолепные зубы, и почтительно мне поклонился. Гости невольно шарахнулись в сторону. С холодной яростью я подумал, что, пожалуй, в конце концов вампир добьётся того, что надену на него намордник и посажу на цепь. Впрочем, он не станет сопротивляться, даже если мне вздумается вырвать ему клыки. И поэтому ничего такого не сделаю...
Я прошёл мимо него, даже не повернув головы, и жестом пригласил людей в дом. Они порскнули вслед, как перепуганные мыши, спешащие проскочить мимо кошки: вроде та и сыта, и глядит добродушно, но ведь кошка всё ж таки!
Войдя в горницу, без всякого удивления обнаружил накрытый стол. В чугунке исходила паром картошка, свежеиспечённый хлеб был заботливо прикрыт чистой тряпицей, жаркое из крольчатины благоухало множеством приправ, крынка с медовым настоем, охлаждённая в ледяном погребе, только-только успела запотеть. Мисок и ложек вампир приготовил точно по числу присутствующих (не считая его самого). Надо полагать, он ещё задолго до нашего появления знал, кто и в каком количестве приближается к дому. Что ж, запретить заниматься стряпнёй и хозяйством я ему так и не сумел. К сожалению, этим он не ограничится. Сейчас мне в очередной раз предстоит стерпеть идиотский спектакль, который Юс неизменно разыгрывал при появлении посторонних.
Я злобно уставился на него, торжественно возникшего в дверях с кувшином и полотенцем. Отобрать бы у него полотенце да отхлестать по бесстыдной роже. Только ничего хорошего из этого не получится - один раз я уже попробовал. До сих пор вспомнить совестно. Что обо мне люди подумали, когда вампир, явно из посвящённых Древними, рухнул к моим ногам, косноязычно и жалко путаясь в словах Всеобщего наречия, умоляя простить его незнамо за что?
В тот же вечер попробовал с ним поговорить и заставить прекратить подобные выходки. Воспитательная беседа, на кошмарной смеси Всеобщего и уграя, получилась тягостной и бесполезной. А когда я попросту запретил Юсу ко мне приближаться, тот сел на пол и так горестно взвыл, словно его на части резали. Я настолько растерялся, что принялся великовозрастное дитятко утешать. А зря. После этого он распоясался окончательно.
Вот и сейчас совершенно безнаказанно изображает из себя слугу. Старательно ссутулившись, чтоб не так было заметно, насколько он меня выше ростом, ставит на стол большую плошку и аккуратно поливает из кувшина мне на руки. Вода, как всегда, тонко пахнет ароматическими травами. До сих пор не пойму, откуда Юс знает, какие именно ароматы полагается использовать в различные дни. Вряд ли, встретившись с моими соплеменниками, он стал бы обсуждать церемонии омовения. Да и не поспел бы ничего обсудить - при виде вампира наши мгновенно хватаются за оружие, он бы и глазом моргнуть не успел, тут же оказавшись утыкан стрелами. Четыре стрелы за время, отведённое для вдоха и выдоха, и все точно в цель - я и сам когда-то так мог. Я много чего умел раньше...
Вымыв руки, неторопливо вытираю их о край полотенца. Купцы наблюдают за этим в полном смятении, страшась, что им тоже придётся принять такую услугу от вурдалака. Да они в обморок свалятся, если тот подойдёт вплотную! К счастью, ничего подобного им не грозит. Похоже, я единственное существо на свете, которое для Юса вообще имеет значение. Иногда очень жалею, что в тот день не прошёл мимо умирающего. И что не добил зловредную тварь - это было бы куда проще, да и для него такое милосердие понятнее и привычней. Признаться, я тогда уже и рукоять ножа нащупал... Но в пронзительно-зелёных распахнутых навстречу гибели глазах померещилось мне нечто, остановившее удар. Словно полумёртвый юнец всё ещё хранил в себе память давно сгинувшего, переродившегося ребёнка. Ведь был же он когда-то человеком, в конце концов. Хотя в те времена, ручаюсь, радужка его глаз имела совсем другой цвет. При тёмных волосах и смуглой коже - скорее всего, карий... И не мерцала в сумерках хищным изумрудным огнём.
Впрочем, у меня самого глаза странные, если приглядеться в лунном свете... Но уже много лет никто не заглядывал мне ночью в лицо - так близко, чтобы что-то понять. Хотя местных переспелых девиц не отвратят ни рожа, исполосованная шрамами, ни хромота, ни уродливые обрубки ушей, ни дурная слава безродного бродяги. Главное, что я раз за разом умудряюсь возвращаться живым из леса, полного чудовищ. И получаю неплохие деньги как проводник. В нынешние смутные времена такой муж - не худший вариант. Стоит наведаться в село, как пухлые вдовушки и безнадёжные бесприданницы так и норовят лишний раз попасться навстречу, нацепив свой лучший убор. Наверное, эти расшитые бисером наголовники и широченные многоцветные юбки передаются по наследству из поколения в поколение. Складки от многолетнего хранения в сундуках невозможно разгладить, как ни отпаривай их тяжеленным чугунным утюгом, набитым раскалёнными углями. От одежд, утюгов и углей мои мысли плавно переходят к давнему клейму на предплечье, и я окончательно теряю интерес к демонстрации местных нарядов. Безучастно смотрю на всю эту нищенскую роскошь. Мне всё равно. Слишком многое успел повидать. Слишком хорошо помню варварскую пышность чужеземных дворцов и грязное убожество рабских бараков, слишком многих повстречал, слишком многое пережил, слишком устал... Кому какое дело, о чём и о ком беззвучно плачу по ночам, когда непрошенные сны застают расслабленным и беззащитным. Нельзя же совсем не спать. Вот и вскакиваю в холодном поту, и маюсь до рассвета, съежившись, кусая пальцы.
Неприятно, когда Юс становится свидетелем моей слабости. Хорошо хоть, больше не пытается сесть рядом на постель и погладить меня по голове. Одного раза, когда он летел через всю комнату и чуть не снёс телом перегородку, оказалось достаточно. Конечно, вампир сильнее меня физически, но злая досада добавила мне тогда мощь и проворство. Не хватало ещё, чтобы уграй - "тёмный", кровожадная тварь, нечисть поганая - жалел меня и утирал мои слёзы.
А ведь в тот раз, почувствовав, как чужие руки сочувственно меня коснулись, я едва не забылся, едва не утонул в терпкой волне безысходного горя; отяжелевшую поплывшую голову захотелось опустить на плечо тому, кто откликнулся на едва слышный стон, не думая уже, кто это и зачем, довериться бездумно, безоглядно, рассказать все свои беды, выплакать, выкричать, раненым зверем взвыть... Я вздрогнул и отшатнулся. Чужое. Нельзя.
В результате за этот мой миг помрачения поплатился вампир. Я его не просто оттолкнул - отшвырнул прочь что было мочи. Показалось - стена рухнет: с такой силой он в неё впечатался. И утром, когда я, сердито нахмурившись, проверял, целы ли у него рёбра, Юс смотрел на меня странно. Так, словно знал, что мне очень хочется извиниться.
Гнать его надо от себя, гнать без оглядки, беспощадно, со всеми его глупыми выходками, нелепыми шуточками, мальчишеским гонором и щенячьей привязчивостью. Лучше завести, в конце концов, собаку, чтобы было о ком заботиться, раз уж это мне так необходимо.
С другой стороны - куда вампир пойдёт? Что станет делать? Резать поселян, как волк овец? До тех пор, пока его не загонят в угол и не прикончат, на этот раз - понадёжнее. Колом в сердце. А тело сожгут. Собственно, он и так уже считается мертвецом - потому что вурдалак. Если я, дурак, не дал ему умереть окончательно, значит - в ответе за всё, что теперь натворит спасённый.
Это всё подступающая осень. С её прибывающими ночами, зябкими туманами, с её шорохами и запахами, бередящими душу. Вот такой же осенью я беспечно сделал шаг из-под сени священного леса на опушку иной реальности. Одно дело - проноситься по холмам и долинам чужого мира в стремительной кавалькаде, преследуя нечисть или просто развлекаясь охотой на редкого зверя, и совсем другое - оказаться беззащитным и одиноким в непонятной стране, полной мрачных тайн и опасностей. Судя по сказкам и легендам, бытующим здесь, люди не раз отправлялись к нам в гости, и зачастую их больше никогда не видели, либо они возвращались лет через сто на развалины родного дома. И никто не задумался, что, значит, кто-то из нас по необходимости или из праздного любопытства обменялся с ними дорогой, временем, а иногда и судьбой. И тоже мог сгинуть бесследно, заблудившись или попав в беду. Как я, потерявший путь назад. Мне пришлось покинуть эти края на пару веков. А когда вернулся, полубезумный, чуть живой, оказалось, что связь миров разорвана и о нас едва сохранились смутные и глухие предания. В которых о подобных путешествиях говорилось лишь, что мы будто бы крадём иногда людей, особенно детей, подменяя их своими. Ну, а поверье о том, что пропавшего человека можно вызвать назад, причиняя боль его "двойнику" - привело меня в ужас: наверняка это отголосок злоключения, случившегося с кем-то из моих соплеменников. Не удивлюсь, если его насмерть замучили местные мракобесы. Я в те дни похожих историй наслушался до тошноты.
Кажется, с тех пор прошло уже много времени. Не считал. Всё надеялся отыскать лазейку домой. Когда начинали коситься на мой возраст - перебирался на новое место. Прозябал по глухим углам, там, где леса погуще да побольше всяких опасных тварей. Таких, как Юс. Не ведаю точно, к какой именно разновидности кровососов он относится - создания, происходящие от людей, очень сильно зависят от качества исходного материала и от обрядов посвящения. Вампиры, оборотни, призраки, бродячие утопленники в разных странах и выглядят и ведут себя по разному, согласно местным обычаям. Я такими тонкостями не засорял голову, достаточно того, что знаю, кого как убивать, если не удаётся избежать встречи. Для того меня и нанимают всякие караванщики - чтобы целыми и невредимыми достичь конца путешествия.
Правда, в последнее время мало кто ко мне обращается. И причина очевидна - всё тот же распроклятый Юс. Я вообще удивлён, что народ из ближайших деревень ещё не явился сюда с факелами, топорами и вилами, пылая праведным гневом. Наверное, спасает моя незавидная репутация - жестокого, хладнокровного бойца и одновременно непредсказуемого психа. Мне многое сходит с рук, но "домашний" вурдалак - это уже переходит все границы. Вон какими тяжёлыми взглядами провожают его сегодняшние гости. Ледяная колючая ненависть сгущается в воздухе - кажется, что так и осядет на стены, словно изморозь. Ненависть и страх...
Но вслух о нечисти не говорится ни слова. Видимо, этим людям очень хочется до наступления холодов оказаться по ту сторону гор, раз уж им вампир не помеха. Выгодные клиенты, хотя торговаться с ними придётся до хрипоты. Но уж как-нибудь столкуемся, мне нужны эти деньги, да и дома сидеть надоело.
И вообще опять пора искать новое прибежище. Вот отправлюсь в последний раз с купцами через перевал и назад не вернусь. Юса с собой, конечно, не потащу. Он не сегодня-завтра сорвётся, находясь в такой соблазнительной близости от любимой пищи, и распотрошит кого-нибудь из спутников. Мальчишка и так продержался поразительно долго, довольствуясь кровью всякой лесной живности - боялся меня огорчить. На самом-то деле знаю, как следует поступить, чтобы отделаться от него, не убивая, но... Не самая приятная будет процедура.
И всё же откладывать больше нельзя.
Я даже с местным духом леса ходил советоваться, хоть мы и в ссоре. Ехидная тварь, последнюю сотню лет обходившая меня стороной, не упустила случая поглумиться и наговорить гадостей. Я, в кои-то веки смирив свою гордость, просил помочь, а насмешник, явившийся на сей раз в облике ворона, вместо этого раскаркался об "изъянах характера". Дескать, я слепой идиот, упивающийся своими страданиями. Дескать, любовно растравляю старые раны, вместо того, чтобы вокруг оглянуться, отпустить прошлое и жить в сегодняшнем дне. Дескать, не желаю признавать то, что расходится с устаревшими представлениями о мире. Дескать, не умею ценить счастье, приходящее под личиной несчастья. Когда он, в качестве примера, заявил, что мне повезло вовремя лишиться остроконечных ушей, которые меня всем выдавали бы и мешали жить среди людей, терпение лопнуло. Чуть с досады не выдрал ему все перья из хвоста.
Придётся решать задачу своими силами. Что ж, я готов.
Обговорив все условия, провожаю купцов до ближайшей развилки. Прихватив с собой Юса, в подступающих сумерках отправляюсь к древним руинам, которые давным-давно поглотил лес. Там, под корнями огромного дерева, патриарха чащи, скрыт узкий лаз, ведущий глубоко в сердцевину холмов, в лабиринт зачарованных подземелий. Похоже, Юс полон дурных предчувствий - во всяком случае, побледнел. Пропускаю юношу под землю и следую за ним вплотную, так близко, что чудится, будто слышу тревожный стук его сердца. Впрочем, что это я, у него нет сердцебиения, он же вампир!
А дальше всё происходит именно так, как я ожидал. Оказавшись в усыпальнице, освещённой мёртвенным светом колдовских огней, Юс панически отпрянул и попытался прорваться назад. Куда только делась его покорность! Он готов был драться со мной, и драться не на шутку, до конца. Сверхъестественно быстрый и сильный, вампир не ожидал встретить серьёзный отпор от столь субтильного противника. Внешне хилого, обманчиво хрупкого. Что ж, теперь будет знать, чего стоит слепая мощь против боевого опыта и мастерства. Достаточно было несколькими точными касаниями сдвинуть линию атаки - Юс даже не понял толком, почему же его развернуло и приложило о крышку саркофага. Вскинулся и отчаянно забился в моих руках, но тут же снова оказался неумолимо прижат к холодному камню. Не хотелось причинять ему боль, но что поделаешь, он слишком резвобрыкался, сам себя обдирая о плиты. Ничего, скоро ослабнет под влиянием чар усыпальницы. Я молча, не суетясь надел на пленника кандалы из заговорённого железа, а вокруг продолжали мерцать негасимые знаки, лишающие вурдалака свободы воли и принудительно погружающие в бессрочный сон. Не сумев вырваться силой, упырь пустился на хитрости. Он врал вдохновенно и убедительно - о том, что он пока не полноценный вампир, потому и не боится серебра и солнца. О том, что ещё может вернуться к нормальной жизни, если его не уложат в этот гроб. О том, что за несколько лет под землёй превратится в чудовище. О том, что я сейчас собственными руками завершаю его вампирское посвящение. О том, как он мне доверял, из кожи вон лез, учил здешний язык, старался быть похожим на человека, жрал всякую гадость, вроде молока и хлеба, и что ему почти удалось, почти...
Наконец, видя, что ему не верят, умолк и только судорожно всхлипывал, безнадёжно и жалко. Но и попытка сыграть на жалости его не спасла. Я умостил обездвиженного вампира в мраморную домовину, пристроил его поудобнее, в последний раз глянул в заплаканное лицо со свежей ссадиной на правой скуле, в расширенные до предела зрачки, полные почти детской обиды. Не удержался - провёл рукой по спутанным волосам, убрал со лба прилипшие пряди. Побелевшие губы дрогнули в ответ:
- Лучше бы убил...
- Прости меня, Юс. Спи.
Тихо и монотонно, словно колыбельную, напел заклинание покоя. Накрепко закрыл и заколдовал вход, сравнял его со стеной. А то шляются по миру всякие, наслушавшись сказок про спящих принцев и принцесс, будят кого ни попадя.
Всё быстрее и быстрее по узкому сырому коридору, из стен которого торчат осклизлые корни. Прочь отсюда, прочь от глухого косноязычного эха, зачарованных огней, запаха гнили и плесени, от жгуче-укоризненного взгляда карих глаз...