Краткий обзор произведений оргкоманды и жюри конкурса "ВНЛ-2016". Почему именно жюри, а не финалистов? Ну, во-первых, их попросту меньше, легче осилить, а во-вторых: из сотни рассказов участники-судьи выбрали 21 лучший, а из этих лучших жюри теперь выберет самые лучшие. Отсюда следует, что жюри и оргкоманда, как минимум, должны писать не хуже конкурсантов-финалистов, не говоря уже о тех, кто даже не прошёл в финальный список. Поэтому к рассказам жюри и оргкоманды и приглядимся пристально. ИМХО, разумеется.
Голиков А. В. Тонкий мир.
Действие рассказа происходит в каком-то параллельном пространстве ("тонком мире" - по лексике героини Ники), живущем по иным законам, нежели в реале. Кстати, слово "реал" разбросано по тексту много раз, звучит оно из уст героев, используется оно и в авторской речи неоднократно. Можно было бы применить синонимы, по крайней мери для авторского текста, стилистика которого должна отличаться от сленга персонажей. Вообще язык повествования пестрит жаргонными и шаблонными просторечными словосочетаниями. В прямой речи героев, повторюсь, их может быть сколько угодно, но описательный текст от лица автора должен быть максимально нейтральным, чистым, литературным, не замусоренным избитыми штампами из лексикона бытовой разговорной речи деревенской глубинки. Обширное использование косвенной речи и размышлений героя не оправдывает ситуацию.
Привожу примеры таких неудачных, на мой взгляд, словесных штампов в авторском тексте: дал дёру, бежал сломя голову, доверял на все двести, репу чешет, бог ростом не обидел, задав стрекача, и не чухнулась, не той он закваски человек, с места в карьер, будь он неладен, вот ведь закавыка, получил нагоняй, хоть ты тресни, на душе было муторно, в нос шибануло откровенной тухлятиной, и был таков, ходуном ходили и т.п.
Ещё несколько примеров, нуждающихся в исправлении или доработке:
"Или можно их осторожно окликнуть и предупредить о шариках. Что-то Жоре подсказывало, что всё-таки настроены те недружелюбно." - кто "те"? Шарики или девушка с братом?
"Вечер дарил свежесть и прохладу, удлинял тени и сгущал краски. Особенно сгущал тут, в городе." - особенно сгущал?
"Парочка устроилась на диване, разложив его на две половинки, а его отправили во вторую комнату, маленькую, унылую и практически пустую." - кого "его", диван?
"Внутри неё колыхалось, билось, иногда вылетали брызги, но сзади всё напирало и напирало, лезло и лезло. Они наползали друг на друга волнами тягучего битума, тяжёлого и смрадного. И всё это в тишине." - то, что колыхается, бьётся и разлетается на брызги не может быть бесшумным. Разве что в "тонком мире" работают другие законы физики, но об этом ничего нет в тексте.
"Лёшка смотрел также..." - здесь "так же" нужно писать раздельно.
С первых строк рассказа мне почему-то вспомнился "Сталкер", с бесцельно шатающимся мрачным типом в особой, затерянной "зоне". И читатель, и зритель подобных сюжетов сразу становится заинтригован: какую же необычную штуковину (гаджет, существо, инопланетянина, загадочное явление, отсутствие гравитации и т.п.) отыщет герой? Собственно, в этом и вся фабула. Вопросами терзается герой Жора, вопросами терзается и читатель.
Кто гнался за Жорой? Зачем и куда он идёт? Куда он "вляпался"?
Но по ходу чтения выясняется, что Жора (он же Георгий для общения с девушкой), - обычный мародёр или бомж, а совсем не исследователь-путешественник, призванный выполнить особую миссию в тонком мире. В самом деле, герой рыщет по пустынным территориям, заброшенным домам, пытаясь чем-то разжиться: то в чужой холодильник заглянет, то картину чужую прихватит.
Тут у внимательного читателя возникают закономерные вопросы. Если Жора делает уже 6-ю ходку в эту зону, то почему он совсем не подготовлен к опасному, связанному с риском для жизни вояжу? Даже провианта толкового не взял, я уже не говорю о серьёзном обмундировании и спецсредствах из арсенала обычного десантника. Почему за 5 раз он не узнал об опасностях и повадках местных монстров, а узнаёт это от случайной девушки? Почему эту особую территорию не охраняют спецслужбы, и сюда легко забредает всякий, как в лес за грибами? И что такого ценного есть на той территории, чтобы в который раз пробираться туда с риском для жизни?
Кульминацией рассказа становится ночной философский монолог Ники, больше, правда, напоминающий незатейливую церковную проповедь о добре и зле. Повторяющиеся слова "вера и надежда" в этом спиче кажутся искусственными вкраплениями, скорее всего, для формального соответствия теме конкурса, так как, по сути, речь идёт главным образом об осмыслении природы человеческих желаний, и почти все примеры из уст девушки говорят именно об этом: желание разбогатеть, желание купить новую машину, желание отомстить неверному мужу и т.д. Можно, конечно, пытаться подменить термины и, вместо более подходящего по смыслу слова "желание", писать: вера и надежда разбогатеть, вера и надежда купить новую машину. Но общего впечатления это не изменит: конкурсная тема здесь читается весьма условно.
Любви, к слову, тоже нет. Ведь не станет же автор настаивать на том, что "увидеть бездонные голубые глаза амазонки" - это описать чувство любви?
К очевидным достоинствам произведения я бы отнёс саму идею сублимации человеческих пороков в иные материи и миры, много раз используемую писателями-фантастами всех времён и народов, но всё равно неиссякаемую и благодарную, а также, хороший темп повествования, без провисаний и лишних пауз. Все необходимые стадии развития рассказа, от завязки - до кульминации и развязки, выдержаны чётко и сбалансировано.
Однако финал истории остался мной неразгаданным. Мало того, что странным показалось поведение мужчины, распустившего нюни и сопли при виде неуклюжих монстров на ходулях, легко лопающихся, как мыльные пузыри, причём совершенно бесшумно, но я совсем не понял: какой глубокий смысл автор заложил в танец живота или конвульсии Георгия?
Напоследок ещё одна цитата из текста: "Придурок... Кретин, бля. Идиот...".
Когда встречаю в текстах подобные конструкции, всегда задумываюсь над художественной необходимостью их использования: почему три раза, а не один? Или десять? Или в другой последовательности: Идиот, бля... Кретин... Придурок? Или без многоточий? И, когда начинаю переставлять подобные словечки, замечаю, что смысл реплики совсем не меняется. Почему бы тогда не сказать просто: герой выругался?
Казимиров Е. Д. Сердце, бьющееся в унисон.
Ладно скроенное построение фраз бросается в глаза с первых строк повествования. Метафоры рельефны, эпитеты точны, описания картинок живые. В общем, к ткани текста - никаких претензий, можно даже многому поучиться у автора.
Но вот, какое соответствие теме "Вера-Надежда-Любовь"? Я не знаю. Это скорее хоррор какой-то мистический!
Правда, смерть в чёрном балахоне мне показалась комично-трафаретной, да ещё и с косой. Если честно, рассказ больше напоминает пародию на ужастики, нежели серьёзное смысловое произведение. Связь этих трёх смертей не усматривается, читателю остаётся только гадать: если женщина прошептала "Вадька", значит, она знакома с героем, или это и вовсе его родственница? В общем, впечатление от рассказа двойственное: при довольно уверенной технике исполнения, - не раскрыта тема, не определены причинно-следственные связи, да и вообще отсутствует какая-то объяснимая логика или мотивация в избирательном списке бабушки с косой.
Да, хоть один тапок: а разве на черноморских курортах в море встречаются раки?
Васильева Т. Н. Сибирячка.
"Лето раскочегарилось не на шутку, небо ослепляло белизной, жара утомляла, Настя Устимович стояла в раздумье..."
В этом рассказе напротив, - сразу же спотыкаешься на первом предложении. Был такой бородатый анекдот времён советской эпохи. Выступает председатель колхоза на собрании: на повестке дня у нас два вопроса, строительство сарая и строительство коммунизма.
Примерно так же построено первое предложение в этом рассказе. Через запятую: лето раскочегарилось, небо ослепляо, жара утомляла, Настя стояла... Было бы логичнее закончить точкой первое предложение на слове "утомляла", и, уже после описания картинки летнего дня, приступить ко второму предложению, про Настю.
Дальше по тексту проблемные фразы тоже встречаются: "Настя рискнула, попросила воды попить." - а в чём риск-то?
"...выпив целую кружку воды из чайника." - уместнее написать: сделав несколько глотков. Как можно точно определить целую кружку выпил из носика или три четверти?
"Покрывала какие-то, одеяльца детские старенькие, платки шелковые и хлопчатые...отрез льняной." - перед "отрезом" вместо многоточия нужна запятая, ну и в таком духе.
Но по мере чтения перестаёшь обращать внимание на построение текста, потому что ребус из перекрёстных генеалогических ветвей четырёх поколений Устимовичей разгадывать становится всё сложнее. До середины рассказа у меня ещё получалось угадывать, кто кому и кем приходится, но потом я порядком запутался в этой белорусско-сибирской "санта-барбаре" и спроси меня сейчас: кем приходится Хвыся Петрусе? - я уже не отвечу.
Так о чём рассказ? О том, что четырём поколениям крестьянских семей тяжело жилось на просторах империи во все времена? Это всем и так известно. Жаль этих людей, искренне жаль. Но одной жалости для художественного рассказа маловато, должны быть ещё и художественные достоинства, а не простой пересказ, в духе: тот женился, тот родился, тот переехал.
Что касается соответствия теме конкурса - конечно же, соответствует. Без взаимной любви такие житейские трудности и повороты судьбы преодолеть было бы немыслимо.
Безбах Л. С Яма для ближнего.
О! Так вот, оказывается, где настоящая санта-барбара, Дом-2, шоу "за стеклом", и прочий винегрет человеческого нутра, да ещё и на фоне служебно-производственных конфликтов, перманентно перерастающих в потасовки!
Начинает повествование автор непринуждённо, по-приятельски, как добрый сказочник, стараясь расположить к себе читателя с первых же строк.
"Ну-с, начнем, как говаривал старина Андерсен. Жили-были муж и жена..."
Дальше автор продолжает заигрывать с читателем, подобно соседке, которая спешит рассказать очередную внутридомовую сплетню, но прежде желает убедиться, что расположила к себе собеседника, и он на её стороне.
"И вы, Читатель мой, наверняка полностью с этим согласны."
Потом, один за другим, появляются персонажи, и начинаешь настораживаться уже при первом имени героя Карл, - ну очень характерное для российских просторов имя. Естественно, что жена у него уже не может быть Ирой, Светой, Наташей, а обязательно Розалией или Анжелой. Ба, так и есть, - Анжела. Позже по тексту всплывает целый частокол фамилий, вызывая своим фонетическим нагромождением в подсознании неподготовленного читателя устойчивый рефрен: Карл у Клары украл кораллы. Ну посудите сами: "Чета Гореловых и к Мандрагорову, и к Васюкину относилась с пренебрежением: Мандрагоров молод ещё,".
Дальше на авансцену выходит персонаж по прозвищу Пеструшка. Такое прозвище про себя ей дала Анжела.
И вот тут важный момент: герои могут давать друг другу любые клички, но почему автор тоже продолжает называть её в тексте не иначе, как Пеструшка.
Для автора она нейтральный персонаж. Мы ведь не смотрим на всё происходящее глазами Анжелы, или Карла? Авторский текст обязательно должен выделяться своей беспристрастностью, а уж читатель пусть сам решает, кто прав, кто виноват, и пусть сам считает героев хоть пеструшками, хоть ещё кем. Но только не автор! Я уже останавливался на этом моменте в первом обзоре. А если же автор не может или не хочет скрывать своих симпатий-антипатий к героям, то тогда и писать нужно от первого лица, становясь самим участником всех событий и уже тогда, изнутри, имея полное право раскрашивать всё происходящее своими эмоциями, прозвищами, оценками.
Но вернёмся к сюжету. Сначала Анжела схлестнулась с этой Пеструшкой, потом с начальником Смирновым, потом за жену вступился Карл, работавший там же (муж и жена не должны работать вместе по моему стойкому убеждению, и возможно никакого конфликта бы не случилось, если бы герои тоже придерживались этого классического постулата семейного счастья), потом Карл написал в органы кляузу на Смирнова, трусливо подписавшись чужим именем, потом Анжела переругалась с Запольской, потом Карл написал очередную кляузу, уже в головной офис, за что получил выговор, потом... нет, вот этот момент перехода от подготовительных словесно-кляузных артобстрелов к живому физическому контакту героев я обязан процитировать целиком:
"И для затравки отвесил своему начальству лёгкий подзатыльник. Смирнов уронил очки. Карл собирался натыкать его кулаками, так, чтобы не оставить следов. За дверью дежурила Анжела, чтобы на шум никто не заглянул: на этаже четыре офиса, и везде полно народу. Карл коротко замахнулся, но рука была перехвачена и заломлена, а ноги оторвались от пола и внезапно оказались где-то под потолком. Перед глазами пронёсся стол с компьютером, и заместитель грохнулся об пол, больно приложившись затылком. Борец за справедливость рванулся, но Смирнов сноровисто придавил ему локтем горло.
- Не ходите сюда, пусть они сами разберутся! - звонко крикнула за дверью Анжела.
Карл задёргался и вцепился ногтями в лицо начальника. Смирнов придавил горло чуть сильнее, заставив зама ослабить кошачью хватку. Анжела заглянула в дверь, чтобы посмотреть, скоро ли супруг закончит, но увидела совсем не то, что ожидала. Ахнув, она ворвалась в кабинет и стала стаскивать начальника за ногу со своей дражайшей половины. Ботинок соскользнул и остался у неё в руках, отчего женщина потеряла равновесие и грузно плюхнулась на пятую точку.
Здесь я опускаю занавес, чтобы не оскорблять ваших глаз и ушей, Читатель, всё-таки вы для меня на вес золота."
Было бы не плохо, конечно, если бы автор сдержал слово и действительно "опустил занавес", потому что копаться в чужом, грязном производственно-семейном белье лично мне, как неподготовленному читателю, порядком надоело. Но, где там, всё закрутилось с удвоенной силой и накалом страстей.
И если автор этого не сделал, то я за него опускаю занавес этой рецензии, потому что читать подобный текст дальше больше нет никаких сил. И лишь хочется поставить финальную точку в этой душещипательной истории словами одного из персонажей этого произведения:
"- Знаешь, что, - не выдерживала Запольская, - я понимаю, что тебе не терпится вытряхнуть свою помойку, но у меня большая просьба: вытряхивай её не здесь, а в другом месте."
Разумеется, к заявленной конкурсной теме "Вера-Надежа-Любовь" это произведение не имеет ни малейшего отношения.