О, как ты belle!.. (местное приветствие, бар, вечеринка)
Последнее, что замечаешь в Коктебеле - как там хорошо. Было. То есть замечаешь, а уже поздно, уже в Москве, в работе, в суете сумасшедшего полиса, созданной не без твое-го муравьиного тщания.
Первое - конечно, горы и море. Кара-Даг со Святой и Сюрю-Кая. Кара-Даг виден отовсюду, от Нового Света до Феодосии, и это символично, потому что Феодосия - "Богом данная", а Новый Свет раньше назывался Парадизом. А ты где-то между божьей данностью и раем. Неплохо. Ну а море... к нему, собственно и стремишься через весь континент. На море глаз как-то сам распахивается, без усилий, и отдыхает, напитываясь синевой двух стихий.
Второе - довольно неожиданное для горожанина - запах выгребных ям. Одно другому не то чтобы не мешает, но из ям Кара-Даг не виден. Видимо, в отместку за это с Кара-Дага не слышно выгребных ям, на этом настаивают экскурсоводы.
Потом начинаешь замечать, несмотря на странные бумажки, которыми здесь рассчитываются, что ты все равно в России - надписей на украинском мало, только официальные, мовы почти не слышно, во всяком случае гораздо меньше запаха и лая ночных собак. Такое впечатление, что местные присоединения к Украине не заметили и на гривну говорят рупь.
Самое красивое в Коктебеле - восходы. Закаты там не видны, солнце падает за Сюрю-Кая, на вершинах которой при этом четко виден профиль "лежащего" Пушкина. Некоторые говорят - убитого, но узнают все. На закате выражение "солнце русской поэзии закатилось" здесь приобретает новые смыслы.
Так вот о восходах - возможно, где-то есть и найкраще (простите мой суржик), но в наших "нумерах" они "подаются" прямо в постель. Просыпаешься от тишины, перед восходом все замирает - ветер, собаки, дискотеки. Открываешь глаза - встает, родное. Красное.
Кстати, оно действительно красное, когда встает (если кто забыл), буквально, а уж потом красное по смыслам, которые ходят в народе. Но смысл слова красный идет именно от солнца (Ра) - кРАсивый, сиречь сильный, главный. Пока его лучи не могут "преломить" атмосферу испарений ночной земли - солнце красное.
Сам же восход весьма многолик, и это, кстати, процесс. Об этом я узнал случайно на пляже из разговора маленькой девочки с родителем. Она хотела узнать, больше ли закат, чем восход и получила от отца строгий ответ, что закат и восход - это процессы. И пяти-летнему ребенку все сразу стало ясно, о чем меланхолично заметила сидящая рядом ее мамаша. (А мне вдруг стало ясно, что "отец" и "ответ" из одного корня, предполагающего ответственность.)
В общем, я этот "процесс" полюбил за символическую муку ранних подъемов и не-кий мелодраматизм: интересно, а сегодня встанет? Процесс настолько постоянный, что сбой воспринимается как ужас ужасов, то есть, не воспринимается. Поэтому можно шутить и "мелодраматить", но вообще-то - хочется не дожить до этой без-восходности.
Мои спутники говорят, что, валяясь в постели, я пропустил в Крыму много интересного - Белую скалу, музей Волошина, татарское поселение и прочее. Возможно, но для меня самым интересным остается этот непрекращающийся процесс восстания солнца или, если по науке, верчения земли. Кстати, процесс верчения здесь можно ощутить на себе. Для этого надо встречать рассвет на возвышенности, которых много вокруг Коктебеля, - чтобы под тобой была воздушная яма, тогда восход ощущается, как бесконечное падение горы вместе с тобой навстречу солнцу. Ощущение настолько сильное, что может возникнуть головокружение, кажется, что земля уходит из-под ног - и в панике хватаешься за землю под собой. Не сразу привыкаешь к этому бесконечному падению в бездну восхода - как воспринимается вращение земли.
Позже мы повторили это ощущение на горе Коклюг - Голубой глаз или Планерная. Говорят, что именно отсюда стартовал в космос Королев с ракетой из папье-маше. Сообщаю об этом "на голубом глазу": за что купил, за то и продаю. Когда сидишь на самом краю выступа Планерной, а под тобой обрыв в сто метров, ощущение падения переходит в ощущение полета. Это конечно не космос, но увлекаться не стоит - сносит, не только крышу.
Всегда хорош вид на Кара-Даг. Когда проходишь его морем, Кара-Даг меняет силуэт и фактуру: то Золотые ворота, то Чертов палец, то Лев, то Ведьма, то Иван-разбойник. Бухты и бухточки - Сердоликовая, Слона, Бухты-барахты, - здесь купались такие киты как Маяковский, Мандельштам, Булгаков, Цветаева, ну и сам Волошин, профиль которого на профиле Кара-Дага ясно виден с набережной.
Особенно впечатляет, когда тебе все это показывают с катера, который управляется одной ногой - буквально. Шеф, то есть штурман, капитан и рулевой одновременно, стоит, совершенно пьяный, одной ногой на штурвале, другая - на банке, и, высунувшись по пояс из рубки, рассказывает в мегафон публике о Кара-Даге.
На корме слышен только рев дизеля и свежий запах портвейна, который источает, рассказывая байки Кара-Дага, пьяный матрос Сема, он же моторист, он же швартовый, он же первый помощник капитана и вся остальная команда. Его тоже плохо слышно, из-за дизеля, но надпись на его загорелой майке: "Боже, прими это как лекарство!" - и запах этого лекарства, придают прогулке надрыв жестоких романсов: "ты помнишь, изменщик проклятый?" Особенно в тот момент, когда штурман, не снижая хода, заруливает одной ногой в узкую щель Золотых ворот. Дамы визжали.
Есть еще горная осыпь Хамелеон, состоящая из целебного пепла и кембрийской глины, смесью которых один раз намылишься - и будешь весь здоров (правда, теперь от глины осталась половина, остальное наш приятель Боря забрал с собой в Москву и уже в поезде его было не узнать: сиял как младенец и пил пиво)). Хамелеон знаменит тем, что постоянно меняет свой цвет - только что был ярко-желтый, как цыпленок, а через минуту - черно-зеленое морское чудовище, и вдруг - совершенно скучный песочно-серый звероящер.
В последний день, зная, что повторить это удастся не скоро, я встречал рассвет на нашей террасе. Пришел Пиджачок, местный бродяга, и мы вместе, я - на шезлонге, он - на мне, встретили рассвет из-за балконного бордюра. Я смотрел на солнце, встающее из-за балюстрады, Пиджачок, вылизав свой черный без манишки "пиджак", - на меня, и два его желтых глаза были как два светила, словно солнце, отразившись в моих глазах, нашло себя в хищных глазищах котенка. Так мы встретили последний день на Коктебеле.
Напоследок я спустился по "тропе трезвенников" (она славится своим головокружительным уклоном в 45 градусов и опасна, если ты подшофе) к морю и искупался в солнечной дорожке, пока наша соседка делала на холме, с которого я спустился, хитрые пассы из какой-то восточной науки тела и духа. Хорошо!
Мы многое узнали, например, что такое пелингас и с чем его едят, как выглядит кермек и для чего он, что и зачем носят на могилу Волошина и как почти идеальна дуга бухты Коктебеля с дельтаплана - прямо та самая "лука моря", что описывал Александр Сергеевич. Еще больше мы не узнали: не узнали, к примеру, ничего о карадагском чудовище, якобы, живущем под Кара-Дагом, была ли здесь легендарная Атлантида и таки забирался ли Пушкин к Чертову пальцу, в чем клянутся местные пушкинисты.
В "Былом и думах" Герцена, которого я нашел в библиотеке хозяйки, приводится дерзкий ответ Лаланда Наполеону. Наполеон заметил астроному, что Кант допускает гипотезу существования бога (Кант в то время был чем-то вроде бога - истиной в последней инстанции), а Лаланд ответил, что ему в его работе не случалось нуждаться в этой гипотезе. Герцен приводит этот ответ, как апофеоз человеческого свободомыслия. В связи с этим, мне вспоминается даосская фенечка о пойманной рыбе. Последнее, что она замечает - то, что жила в воде и как это было прекрасно.
Наверное, в связи с этим, можно предположить, что последнее, что замечает чело-век, это то, что он жил в прекрасном мире, только не видел этого в суетливой гордыне, как муравей в муравейнике не видит пристального взгляда наблюдателя. В Коктебеле присутствие чего-то ощущается как данность. Может быть, потому что суета муравейника не отвлекает? А может, действительно, Крым это некий сакральный перекресток Евразии, как утверждают энтузиасты, - перекресток культур и стихий? Когда все рядом - море, горы, восходы - от этого ощущения трудно избавиться, да и незачем - все было хорошо...