Аннотация: Второй роман мегапроекта "ХВАК". По-моему - не хуже первого получился.
ДОМ И ВОЙНА МАРКИЗОВ КОРОНЫ
Г Л А В А 1
Ведди Малый привстал на стременах и мощным взмахом левой руки послал высоко вверх секиру. Покуда она беспечно кувыркалась в морозном воздухе, могучий буланый конь под рыцарем успел сделать три или четыре неспешных шага, но это не помешало секире послушно вернуться к своему хозяину и с легким, почти нежным звяком рукояти о кольчужную рукавицу замереть в правой его ладони. Ведди Малый сунул секиру на место, прищурился на синее нарядное, в белых одуванчиках, небесное поле и без труда различил отдельные длинные перья на крылах у парящего орла, хотя смотрел он почти в упор против солнца. Ведди Малый вздохнул во всю свою богатырскую грудь, и этого вдоха хватило бы, наверное, чтобы расправить все паруса на одном из небольших купеческих кораблей, что время от времени причаливали в бухте Бери-Бо, на окраине юго-восточных владений маркизов Короны.
Все было исправно и хорошо в этом мире, но Ведди Малому пришла пора смерти, и он понимал это. Сын его вырос, меч сыну впору, сын женился.
Ох, не хотелось умирать!
Ведди высвободил правую лапищу из кольчужной рукавицы, оставив на ней утепляющую нижнюю, шерстяной вязки, поднял раскрытою на уровень шлема и сжал в кулак. Волна грохота родилась за спиной, побежала куда-то далеко, потом вернулась бледным эхом... Волна была коротка, грохот слитен, ровен, именно так должѓна останавливаться дружина в походе по знаку своего повелителя. Ведди проехал еще несколько шагов и неторопливо развернулся. Этакой дружиной не стыдно повелевать, молодцы один к одному подобраны, слюнтяев и неумех среди них не сыщешь...
- Хогги, Марони!..
Двое воинов, послушные знаку Ведди Малого, тотчас отделились от головного десятка, следовавшего впереди остального войска непосредственно за предводителем, затем спешились, по его примеру, и приблизились к нему вплотную. Вблизи стало особенно заметно, что один из приближенных, молодой воин, ехавший на высоком черном жеребце, чертами лица весьма похож на Ведди Малого, да оно и не удивительно, ибо он приходился маркизу Короны Ведди Малому родным и единственным сыном, наследником всех его прав и обязанностей. Второй, седобородый верзила Марони Горто, был, что называется, правая рука маркиза, сенешаль, предводитель его гвардии, а изредка, в силу необходимости, даже и главнокомандующий войсками. Посеребренные морозом доспехи рыцаря были гораздо наряднее и богаче, нежели у маркизов, отца и сына, однако никого это не смущало: ни для кого не секрет, что Марони Горто с юности щеголь во всем, что касается внешнего вида, от стремян до исподнего. А также он - старый холостяк, превеликий любитель охоты, застолий, лошадей и женщин. Сие не мешает его умениям судьи, воина и предводителя воинов, стало быть - имеет полное право, от маркизов не убудет. Сын, как уже здесь говорилось, чертами лица очень походил на отца, но, вероятно, по молодости лет был не столь широк в кости, хотя и превосходил отца в росте. Это вовсе не означало, что юный маркиз был хрупкого сложения, или что отец его, маркиз Ведди Малый, был маломерком, отнюдь нет: росту в Ведди Малом набиралось четыре локтя без одного пальца, вполне достаточно, чтобы ему считаться высоким даже по меркам Империи, где рослые мужчины не исключение, а, скорее, обыденность... Но - что правда, то правда: Ведди Малый получил свое прозвище за свой несколько меньший, против обычного у маркизов Короны продольный размер, тем более, что из-за своего невероятно могучего сложения, он, если смотреть на него издали и так, чтобы не с кем было сравнивать, выглядел низкорослым крепышом. Зато оказавшись рядом с маркизом, люди обычных воинѓских статей, то есть широкоплечие, сильные и высокие, тот же и Марони, смотрелись, именно в сравнении с ним, крайне худосочными и слабосильными заморышами. За исключением его родного сына, который, даже стоя напротив отца, воспринимался не узкогрудым и испитым, а стройным, сильным, пусть и не вполне окрепшим юношей.
- Послушай, Мар, а не рановато ли для Рокари войско за собою водить?
Марони Горто внутренне поежился от щекотливого вопроса своего повелителя, но даже и не подумал уклоняться от ответа.
- Никак нет, ваша светлость, места домашние, время мирное, доведет. А кроме того, так распорядился его сиятельство Хоггроги.
- Как именно он распорядился?
- Отец...
- Отставить! Разве я тебя спрашиваю? По-моему, я разговариваю со своим сенешалем. Все бразды правления последние два дня были у тебя, ты действовал, я не вмешивался и не вслушивался. Теперь я выясняю, и я же задаю вопросы только тем, кому считаю нужным. Насчет своего подручного, имея полную возможность, ты уже отдал все приказы, и я это понял. Мар?
Марони Горто уперся бородой в кольчугу и, глядя исподлобья на Ведди Малого, повторил:
- Чтобы, значит, войско довел до места и распустил по домам, по дорогам - молодой рыцарь Рокари, сенешаль его сиятельства, а я чтобы вел вашу личную дружину... и ни при каких обстоятельствах чтобы не терял вас из виду.
- О, какие попечения! - Ведди Малый растянул уже рот в усмешке, дабы сказать что-нибудь едкое в адрес верного своего соратника и не в меру заботливого сына... И осадил себя: да... не только он чует гибель свою, подступающий предел жизни... Предопределение, против которого не попрешь. Эх... Б-боги! Сломать бы вам р-роги!.. Что ж, все до единого предки его, благородные маркизы Короны, с достоинством, не теряя души и чести, встречали свой смертный час, и он, Ведди Малый, не подведет, не запачкает малодушием и трусостью почти двухтысячелетнюю историю рода.
- Значит, из виду чтобы не терял, да? Может, и подглядывать за мною пойдешь?
- Как это? - Марони Горто вытаращил глаза на повелителя, не понимая, к чему тот клонит.
- Как? Да никак, это я почти пошутил. Привал. Наскоро всем закусить, отдохнуть, проверить упряжь, оружие. И... это... Марони... Отведешь дружину в замок, а я с сыном попозже... догоню...
Впервые за время последнего похода сенешаль маркиза, старый рыцарь Марони Горто, осмелился возвысить голос:
- То есть - как это - я - дружину увести??? А вы? А я?.. Но мне... А я не согласен! Я вас не оставлю без дружины! Границы отсюда не за тридевять земель, ваша светлость, но гораздо ближе, чтоб вы знали. Даром что войско от себя отправили, один леший ведает зачем??? Я, рыцарь Марони Горто, всей своей жизнью заслужил, чтобы...
- Ма-лчать! - Ведди рявкнул негромко, но его люди давно и прочно - собственными боками, на чужих дурных головах - выучились понимать все оттенки его настроения и намерений: вот как раз сейчас спорить ни в коем случае нельзя, все уже решено. Старый сенешаль замер на полуслове и даже поспешил прикрыть рот латной рукавицей, чтобы выскочивший ненароком вместе с паром изо рта вздох или иной какой звук, не нарушил яростного приказа повелителя. - Времени тебе на все про все - два раза походный котел с водой вскипятить, а по-настоящему дома отдохнете. При нас останется охрана Хоггроги, да и мы с ним вдвоем - тоже, знаешь ли, не беременные женщины, в случае чего сумеем за себя постоять. Так что... не бесись, старина, а почетче выполняй приказания. Пошел.
Марони Горто даже и плечами пожать не осмелился, ринулся выполнять.
Зима только-только успела угнездиться на Слякотных равнинах, белыми рукавами вытерла подчистую последние остатки осени, настелила на реки и озера замерзшую воду поверх живой, в два слоя укутала для верности, в ледяной и снежный... А Ведди Малому все чудилась весна. Видимо, из-за солнышка, из-за веселого синего неба, из-за нежной зелени трав, неожиданно проглянувших сквозь перламутровый снег...
- Смотри-ка, Хогги, глянь сюда: всего ничего нынче светило дневное стоит, а пригорок наш, где мы с тобой устроились, подставил солнцу бочину - и утаяло все! Травка показалась, свеженькая, вовсе и не жухлая. О! Над соседним курганом даже воздух дрожит... Это от тепла.
Сын, почтительно сидевший чуть сзади, слева от отца - оба попоны расстелили, спиной к привалу, чтобы молча, не отвлекаясь на сорную человеческую суету, внимать скромным краскам зимнего полдня, впитывать в сознание мимолетную неповторимость бытия - рассеянно подтвердил наблюдение Ведди Малого и сдержал вздох: тяжко было у него на сердце, тревожно, и ум настроен на что угодно, хоть на бой со стаей драконов голыми руками, только не на созерцание. Для рыцаря это слабость, но что же тут поделаешь! Неужто отец сам не ощущает, что...
Оба маркиза, отец и сын, его светлость и его сиятельство, даже головы не повернули, чтобы проводить уводимую сенешалем Горто дружину, ибо настоящие воины всегда должны быть в полном порядке, вне зависимости от того, смотрит на них повелитель, или отвернулся. Все же Ведди Малому очень хотелось хотя бы взглядом, хотя бы кивком попрощаться с Марони, с воинами личной гвардии своей, где каждого из пятисот он знал лично, гораздо больше даже, чем просто по имени... Но Ведди помнил, как уходил его отец, Лароги Веселый, и это помогло ему справиться с приступом душевной слабости.
- Помнишь ли ты стихи про снегирей, что читал нам когда-то заезжий сказитель?
- Да. Сказителя я не помню, ибо я был тогда младенцем-несмышленышем, а стихи из твоих уст помню. О том, как зима одолела осень, после того как та одолела лето?
- Верно. Прочти мне вслух.
Хоггроги осторожно откашлялся, вспоминая слова, чтобы они шли друг за другом в правильной последовательности, подобно тому, как умелые ратники при любых обстоятельствах, в битве, в походе и на отдыхе, соблюдают боевой и строевой порядок, никогда не сбиваясь в беспорядочное слабосильное стадо. Молодой маркиз сам был равнодушен к стихам и песням, но их любил отец...
Атака осени, поверженные лета...
Война, где я болел за обреченных...
Кровь напитала клены и рассветы
И улеглась на сумрачное лоно.
А Белый меч взлетел с веселым взвизгом
И отобрал у Серого победу...
И снегири под брызгами рябины
Радовались...
- Благодарю. Объясни мне, сын, почему здесь не одно лето подразумевается, а многие? Почему не 'поверженное лето', а 'поверженные лета'?
Молодой маркиз сдвинул к затылку подшлемник и старательно задумался над указанной странностью, в первый раз по-настоящему вникая в слова, хотя не единожды и не дважды слышал он эти любимые стихи отца. Соломенные волосы его, жесткие и прямые, не более чем в ладонь длиною, немедленно выпрыгнули из под головного убора, словно бы доказывая, что самое правильное для них - не свисать покорными прядями на вспотевший лоб, а гордо и беспечно растопыриваться во все стороны, ибо именно эта их особенность помогла в свое время государыне Императрице пожаловать юному маркизу прозвище, в дополнение к основному имени. Хоггроги Солнышко - так с того дня значился он в фамильном родословце и в Большом государственном гербовнике...
- Предположу, отец, что речь здесь идет не только о лете как о времени года, но и о тех летах, годах, которые постепенно подвигают жизнь человеческую к осени жизни, сиречь к старости. Но быть может, я ошибаюсь?.. В любом случае, пусть все будет не как я ска...
- Нет! Ты совершенно прав, раздери меня дракон! Все дело тут в иносказаниях, в том, что великие бьются, из века в век, уничтожают друг друга, в свою очередь обязательно уничтожаемые неумолимым Временем, а малым сим, вроде нас с тобой, перепадают от тех войн капли, коими они, мы, то бишь, питаемся и живем своей мимолетной жизнью, подобно снегирям, и которой беспечно радуемся. А все же, помимо иносказаний, в этих стихах мое сердце веселят и прямые слова, о природе сложенные. И лета в них - это обычное лето и бабье лето... Никогда не обижай и не притесняй поэтов, Хогги, они украшение жизни воина, даже не меньшее, нежели хороший клинок, горячий конь и веселая пирушка. Запомни это.
- Я запомню, отец, уже запомнил, но... почему ты так говоришь сейчас? Запомни, мол?..
- Я-то?.. - Ведди Малый смущенно запыхтел, клубы пара из толстых бритых губ делали его похожим на небольшой проснувшийся вулкан... - Ну, на всякий случай. Кстати о природе. Пойду-ка я вон к тем скалам, да поразмышляю в одиночестве, отдавая ей дань, чегой-то у меня живот прихватило... - И, предупреждая недоверчивые возражения сына, - ...а ты пока сворачивай потихонечку стоянку, я скоро вернусь.
Молодой маркиз Хоггроги смотрел, кусая губы, на удаляющуюся спину и впервые в жизни не верил своему отцу, он едва сдерживался, чтобы не наплевать на этикет и приказы и не помчаться, с мечом наготове, вслед за отцом, охраняя его от неведомой, призрачной, непонятной, но такой... неминуемой беды.
Ведди Малый шел себе и шел по неглубокому снегу, чтобы по прямой срезать путь к скалам, окаймляющим Слякотные равнины, уходил все дальше и дальше, руки расставлены врозь от могучего туловища, почти как у нахохленного птера, а толстые ноги чуть в раскоряку. Но сие не от того так, что отец пытается взлететь или что он седалище натрудил долгою скачкой, нет, маркизы Короны не летают и не устают... А просѓто сил в нем и боевого мяса столько скопилось, что мышцы тела его при движении едва ли не цепляются одна за другую. Отцу восемьдесят, самый расцвет, когда еще не проступают наружу признаки будущей старости, разве что преждевреѓменная плешь или седина по вискам... Но у отца и этого нет. Не болел ни разу в жизни, ловкий, сильный, смелый, осмотрительный - и чего, спрашивается, тревожиться за него?.. За спиной его великий меч маркизов, у бедра секира гномьего железа, на плечах надежная кольчуга, да не родился еще умелец, способный выстоять в сече против отца...
Ведди скрылся за далеким поворотом, и наследный маркиз Хоггроги едва не закричал в голос от тоски и сердечной боли... Но он обязан ждать, он - обязан.
Он будет смотреть вдоль скал, туда, где низкое солнце, медленно двигаясь над горизонтом, ищет себе место, чтобы нырнуть на зимний ночлег... А что искать-то? Маркиз Хоггроги мог бы с точностью до волоска указать место, куда осядет солнце сегодня и завтра, и послезавтра... Или обозначить вчерашнюю точку заката, хотя вчера они были далеко отсюда и видеть ее не могли. Отец научил его этому... и еще очень многому другому, дал ему знания, без которых воин - не воин, а всего лишь безмозглый рубака... Сегодняшнее солнце, не по-зимнему щедрое, расплавит верхний слой снегов, и ночной заморозок превратит его в хрупкий, хрусткий наст - попробуй-ка, подкрадись по такому полю к зайцу или иной прыткой добыче?.. Нет, надо очистить голову от всех помыслов об охоте, о возвращении домой, о тревоге за... Небо, синее наверху, становится белесым к краям... Почему? И как ты ни скачи к горизонту - всегда будет эта разница, зимой и летом, здесь и на границах, северных и южных... День пути до ближайших границ, но сегодня им как раз не к заградам, а домой... Тоже не долог путь остался... Скорее бы.
От Слякотных равнин до юго-западных границ удела - день пути, если двигаться налегке, походной конской рысью, и в теплое время года этого вполне достаточно, чтобы держать у перевалов обычные легкие заграды, ибо летом и осенью нет иного пути для набегов, кроме как по узкой дороге между скал, что гнездятся по самому краю Слякотных равнин. Равнины-то они равнины, однако, лежат много выше тех равнин, что раскинулись на юго-западе, и влага на них почему-то скапливается охотнее, нежели внизу, и дальше, на южные равнины, проливаться не хочет. Потому они и слякотные, что три четверти года царствует на них вода вперемешку с грязью, засасывая до смерти и навеки любого сухопутного зверя, от тигра до человека. Бездны в них такие, что, наверное, и самого крупного длинношеего ящера проглотили бы с легкостью, да не любят ящеры южной природы, им солнышко потеплее подавай, а пастбища посочнее и грязь пожиже, гораздо пожиже, чтобы голову без помех макать и вынимать... Но сейчас зима, равнины, скованные холодом, способны пропустить любое неприятельское войско, а иногда и пропускают... Однако, на первый взгляд, все тихо вокруг, ни следов подозрительных, ни звуков, ни запахов. Тем более нет смысла опасаться врагов там, на узкой летней дороге, идущей вдоль и между невысоких скал с одной стороны, и почти бездонной расщелины - с другой. Все это Ведди Малый отлично понимал, умом и опытом, но ничуть не удивился, увидев за крученым поворотом, почти нос к носу, на небольшой горной полянке, среди великанской россыпи валунов, вражескую засаду.
Увидел и разочарованно хрюкнул: семеро пеших карберов и трое цепных горулей. А он-то думал, что заслужил перед богами более почетную смерть. Быть может, дальше их там погуще будет, может, затаились все, пережидая светлое время суток, а эти впереди оказались?.. Нет, явно что вся шайка перед ним, за скотом припожаловали угонщики, скот воровать с его полей: зимой-то хоть и нечего жрать в полях, и половина украденных животных подохнет во время перегона, зато другая выживет... Крадунам да грабителям и это в радостный прибыток, ибо сказано богиней Погоды нарочно для лихих людей: краденое дешево! Потому и пешие, что краденый скот за всадником не угонится, а в случае, когда кража вовремя обнаруживается, пришельцам все равно не удается уйти от погони и возмездия ни на каких конях... Зачем же тогда эти обременительные удобства? Лучше осторожным пехом на скользкое дело идти, а кататься - после, с удачи, на лучших лошадях, из кабака в кабак. Опасное дело - скот воровать, ох и опасное, особенно во владениях маркизов Короны, одну голову или стадо, крестьянский скот или господский - без разницы опасное, но тут ведь какая несообразность рождается: всего лишь один набег из восьми, из десяти заканчивается удачей, а свидетели и друзья, нахлебники и собутыльники, по ту сторону границы, видят именно успех и не видят содранных заживо шкур, не чувствуют, не слышат и не обоняют корчащиеся тела на колу, не ведают, как быстро волки и горули обгладывают до мелкой щепы красные кости вчерашних смельчаков-грабителей... А раз не видят и не слышат, то оно как бы и далеко, и, стало быть, вовсе не про них сии воспитательные меры! Поэтому безмозглые любители поживиться никогда не переводятся и славят из века в век богиню Погоды, и молятся ей, и даже приносят жертвы, надеясь на коварные милости и призрачную защиту. Вот он, первый подарок от нее, ниспосланный в самом начале набега: знатный рыцарь, пеший, в богатых доспехах, один - сам в лапы пришел. Что с того, что он вооружен и что плечи и голова его защищены шлемом да кольчугой? Это все решается очень быстро...
Мелькнул аркан и другой, но забредший к ним рыцарь оказался совсем не прост и далеко не так неповоротлив, как показался с первого взгляда: махнул два раза правой рукой - а в руке уже нож метательный - и посек прямо в воздухе оба аркана.
Что ж, и такое бывает, карберы - племя привычное к крови и дорожным неожиданностям; цепные горули, освобожденные от ошейников, молча ринулись туда, куда их науськали, на пришедшего человека с незнакомым запахом, а вслед за ними, свободной россыпью, окружая, и разбойники-карберы подтянулись. Горули отвлекут, люди добьют, главное, чтобы имущество понапрасну не повредить во время захвата, иначе получится, что зря воевали. Горули не рычат, накрепко приучены, у карберов, понятное дело, тоже рот на замке, рыцарь - и этот молчун по-пался, не орет, на помощь не зовет... Оказалось, все любят тишину! Это очень удобно: с рыцарем покончат, не боясь чужой подмоги, в схватке - и это будет кстати - согреются, да и время незаметно пролетит за дележом нечаянной добычи. А там и вечер, можно продолжить задуманное.
Так вот почему их так мало: не случайная шишгаль кабацкая в случайный набег пошла за случайной добычей, но сильные опытные воины составились в шайку, где никого и ничего лишнего, где известна цель и дороги, ведущие туда и обратно, где каждый способен постоять за себя и за общее дело, не вознося бесполезных просьб ветреной богине Погоды, особенно в тот горячий миг, когда не молитвы потребны, а действия...
Ведди Малый был не только силен, но и упрям: даже сейчас, за считанные мгновения до предопределенной богами гибели своей, не захотел он позорить знаменитый меч о всяких там скотокрадов, не для того ковал его для маркизов Короны сам Ларро, бог Войны... Нет!.. И нет!.. Не для того он ковал!.. Не на хлипких ублюдков он его ковал!..
В левой руке у Ведди секира: три удара - три мертвых горули, каждый из которых не уступит в схватке матерому волку, а то и оборотню... Правая же рука выхватывала по одному швыряльные ножи с пояса и щедро кормила ими карберов: все четыре не сбились с дороги - три ножа в глазницах торчат, один во рту. Ножи - они хотя и швыряльные, относительно легкие, это тебе не охотничий кечень и не рыцарский боевой кинжал, но - в сильной и точной руке свое дело знают: вошел один через рот в самую глотку, и никакие зубы его не остановили, сами на розовые сахарные осколки разбрызгались... Ножи кончились, кинжал кидать жалко, меч доставать стыдно, двоих оставшихся разбойников пришлось догнать, чтобы зарубить секирой.
Испугаться успел только один карбер из семерых, главарь, самый ловкий и умный, он-то и сумел еще при жизни понять, каков будет исход этой нежданной и стремительной схватки с 'подарком богини Погоды', смог увидеть, сообразить и даже пробежать полдесятка шагов по направлению к далекому дому, туда, к юго-западной границе... Секира летела быстрее, чем он бежал, секира легко настигла последнего оставшегося в живых карбера и чуть было даже не обогнала его, насквозь пробив со спины грудную клетку... да вот, зацепилась набалдашником рукояти за переломанные ребра...
Ну и дела: казалось бы, недолго и провозились, спокойным счетом и до ста не дотянуть, но ведь напрочь прибили, вытоптали весь снежный покров, а что не вытоптали - кровью залили, мясом закидали. В этом месте горной дороги, почти тропы, где Ведди Малый напоролся на нечаянную засаду, дорога раздувалась на несколько десятков локтей в открытое пространство, нечто вроде поляны или арены, только не вычищенной, а усеянной валунами, каждый размерам в быка, а то и в небольшой сарай. В летнее время люди маркиза и сами устраивали здесь стоянки, заграды...
Ведди Малый едва успел отдышаться и удивиться неожиданной победе, как выявилась новая напасть... Что ж, это совсем другое дело! - не то ведь скажут люди: жил молодцом, а погиб как слабосильный калека, чуть ли не с позором, от руки какого-то жалкого, пахнущего навозом неумехи-скотокрада... У-ух ты!!!
Кто его знает, с какой целью прятались в скалах у дороги эти семеро? Наверное, так оно и было, как Ведди про них догадался: ночи ждали, чтобы под ее покровом подтянуться поближе к зимнему кочевью... Мерзли, вероятно, скучали, голодными сидели, но огонь не разводили, дабы не расслабляться, дымом и запахом внимания к себе не привлекать.
Но скотокрады, несмотря на опыт и осторожность, сами, об этом ничего не ведая, превратились в дичь: нацелились на них охотники пострашнее, да еще и разного толка... Из скрытой норы в скале следил за ними оголодавший горный демон цуцырь, глазам его было очень больно от ненавистного дневного света, истосковавшееся по еде брюхо, вдобавок, словно выѓгрызали изнутри неведомые внутренние демоны... А из-за груды камней в противоположной от цуцыря стороне, ближе к югу, глядел на них огромный пещерный медведь, тоже весь истекающий слюной от аппетита, но не менее хитрый и осторожный, чем цуцырь. Выпавший ночью снег тоненьким слоем, но сплошь покрыл желтоватую медвежью шерсть, от загривка до куцего хвоста, и терпеливый медведь, на удачу залегший в приѓдорожную засаду, своего дождался. Оставалось только выбрать удобный миг. Луговые, или, как их еще называют, лесные, медведи научились наедаться впрок и спать напролет всю голодную зимнюю пору, а пещерные - круглый год рыщут за добычей для безразмерной своей утробы, им и ночью-то никак не уснуть, если нестерпимо хочется жрать...
Люди ждали ночи, и хищники, цуцырь с медведем, ждали ночи же, чтобы в привычной для них темени иметь дополнительные преимущества перед будущими жертвами. У людей обоняние никакое, а горули - они чуяли, конечно же, и цуцыря, и медведя, но эти дикие края доверху наполнены опасными запахами, не понять, какие из них ближе и свежее, а какие дальше, пусть хозяева разбираются... То же касалось и затаившихся хищников: рядом, где-то рядом проклятый медведь... запах гнусного цуцыря близок, ох близок, вон как тревожит ноздри... Однако большое количество еды почти перед самым носом всегда и у каждого отодвигает в стороны все остальные опасения и настороженности...
Но и предвкушение легкой добычи, и терзающий внутренности голод, не толкнули бы хищников на поспешность, если бы не это внезапное появление еще одного хищника из людей. Запахи крови и свежего мяса, густо пропитавшие воздух зимнего дня, оказались просто нестерпимы, невыносимо обидно было смотреть, как законная добыча вот-вот достанется тому, кто ее не выслеживал и не подстерегал так долго и терпеливо! Оба охотника, демон и зверь, одновременно выскочили, каждый из своего укрытия и бросились спасать добычу, которую каждый из них считал безраздельно своею.
Ведди Малый двух полных шагов не дошел до своей секиры, как перед ним возник громадный старый цуцырь, на целый локоть ростом выше маркиза. И еще шире и гораздо тяжелее его... Но человека эта разница в размерах не успела смутить: он, продолжая ход, ухнул негромко и ударил рукой в серую цуцыриную морду, так похожую, по нелепой прихоти богов, на предельно уродливое, но почти человеческое лицо. На руке у Ведди сидела тяжелая кольчужная перчатка, в кулаке его был зажат увесистый кинжал, сам Ведди даже в голом виде весил почти сорок весовых пядей, кулачный бой он знал и любил, поэтому удар его получился чудовищно сильным, таким, что сравнимых - цуцырю и от горных медведей перепадало считанные разы. Ноги цуцыря (или лапы? - Ученые монахи который уже век безуспешно спорили, как правильно их называть... - Прим.авт.) подогнулись в коленях, и цуцырь отступил на полный шаг и еще... тяжело приседая после каждого шага... Но не упал, ибо мало кому из смертных созданий довелось вычерпать до дна силу горного демона цуцыря... Если не считать, разумеется, горных медведей. Маркиз, хотя и довольный хорошим ударом, бдительности не утраѓтил и мгновенно сообразил, что горячий смрад за спиной тоже ничего хорошего ему не сулит: он стремительно развернулся и отпрыгнул в развороте, однако медвежьи когти успели проскрежетать по кольцам кольчуги на груди и даже сбить ему дыхание. И кинжал из руки выскочил, да, впрочем, толку от него при эдаких противниках... Медведь был бы вдвое выше маркиза, вздумай он встать на задние лапы и выпрямиться во весь рост, но с этим маломерным противником в железной шкуре медведю было удобнее воевать, стоя на четырех точках опоры. Один удачный тычок передней лапы во вражескую голову - и можно было бы уже не думать о внезапно появившемся сопернике-человеке, а вплотную схватиться с безмозглым цуцырем, с тем самым, судя по запаху, который долго, слишком долго шнырял безнаказанно в его, медведя, охотничьих угодьях...
Медведи бывают невероятно коварны и быстры в смертельной схватке, и Ведди Малый едва успел отпрыгнуть от второго замаха, который прихлопнул бы его вернее горной каменной лавины, попади этот удар в цель. Ведди увернулся, но тем самым оказался в пределах досягаемости цуцыря... И если бы цуцырь в эти страшные мгновения не тряс оглушенною башкой, а уже успел опомниться от невероятного удара, Ведди Малый умер бы мгновенно, ибо когти у них, у цуцырей, побольше медвежьих, затрещины же немногим слабее... Однако жадность цуцыря также сослужила маркизу короткую, но добрую службу: цуцырь поставил одну лапу на последнего убитого карбера и убирать ее, в погоне за точным ударом, никак не хотел: мое! Это мое! Мясо! Еда!
Глупая жадность цуцыря позволила Ведди Малому отпрыгнуть невредимым еще раз, вбок, в самую невыгодную сторону, в плоскую выемку между валунами, откуда уже некуда было бежать... Но Ведди Малый не зря слыл великим воином: отпрыгнул он так ловко, что медвежий выпад пришелся на рассвирепевшего цуцыря, а цуцырь в свою очередь хрястнул когтями по медвежьей морде. Извечные враги вполне могли забыть на краткое время о дерзкой добыче, чтобы сначала выяснить отношения между собою, да наверняка так бы они и сделали, потому что загнанному в угол человечишке некуда было деваться. Но нескольких мгновений передышки хватило Ведди, чтобы наконец вынуть из-за спины свой верный меч... Правая рука легла на рукоять повыше, к самой гарде, левая - на оставшееся место, к хвостовику. Когда имелась возможность выбирать, Ведди чаще предпочитал наоборот, но - здесь, по месту удобнее... да и так неплохо, очень даже хорошо. Ведди улыбался во весь рот, чуть ли не смеялся в голос: кровь в ушах звенит, а в жилах бурлит, меч поет и просит для себя дела, и нет больше страха перед смертью, но есть только жажда победы! Понятное дело: неудобно действовать в тесноте среди камней клинком в три локтя длиною, но ведь в настоящих битвах очень редко случаются удобства для фехтования, поле боя - не учебная комната, нарочно для этого оборудованная... Трех ударов хватило маркизу, чтобы снести поочередно головы медведю и цуцырю - под второй удар цуцырь успел подставить толстенную лапищуѓ (ручищу?), и она упала на окровавленные камни чуть раньше цуцыревой головы, но немного позже медвежьей...
Ведди стоял, весь измазанный в чужой крови, на маленьком островке исковерканного скалами и камнями пространства, среди кровавых луж и беспорядочных груд мертвого мяса, и опять едва сдерживался, но на этот раз уже не от смеха, а чтобы не издать победный рык: все мертвы, а он жив! Жив!!!
Вдох-выдох, вдох-выдох!.. Вдох... выдох. Ведди спохватился и решил отложить радость на несколько мгновений попозже: воин - это воин, позорнее бывает потерять не жизнь, а бдительность. Маркиз, не забывая озираться, тщательно обтер меч о медвежью шкуру, сунул его на место, высвободил секиру из кучки тряпья и переломанных костей, в другую руку взял оброненный кинжал, потом неспешно и внимательно обошел все тела, добивая для верности все, что могло, на его взгляд, дышать и двигаться... Все надежно мертвы. Ведди торопливо вскинул взгляд на скальные козырьки: нет, никаких камней и снегов сверху не нависает... Стало быть, и лавиною не накроет. Прислушался, затаив дыхание, и в который уже раз цепко и зорко вгляделся в окружающее пространство... Весь немалый опыт воина и полководца внятно и уверенно ему говорил: все чисто, все пустынно, все безопасно... Разве что боги с небес поразят его немедленно... Однако небеса молчали. И Ведди почувствовал, как в нем расправляет крылья душа: он все-таки жив! Он жив, он победил само предопределение богов, и какое-то время он будет жить дальше! Быть может, он и все благородные предки его выплатили, наконец, долгую дань, когда-то наложенную бессмертными на род маркизов Короны... А может, и не выплатили - пришло озарение к Ведди Малому - но тогда, значит, у него достаточно сил, чтобы противоречить даже богам!
Правой ноге оказалось неудобно идти и стоять: маркизу во время схватки пришлось изрядно попрыгать, иному зайцу на зависть, вот шпора на правом сапоге и погнулась о камни, даром что шпоры только снаружи золотом обливают, а внутри-то они стальные... Да упрямая какая!.. да что ты все цепляешься!.. Еще полста локтей - и поворот, и увидит он равнину, а на ней люди, а среди них - сын его родной... И женушка в замке ждет, скучает, бедная... Ну-ка...
Ведди Малый остановился посреди узкой дороги и притопнул. Раз и другой, чтобы горбатая шпора выпрямилась наконец и не мешала идти. Не сильно и топнул, но дорога под ним дрогнула, тот кусок ее, на котором стоял маркиз, весь пошел трещинами и вместе с маркизом ухнул вниз, в пропасть.
И пришло Ведди Малому второе озарение, в дополнение к первому: оказывается, предопределение, однажды назначенное, не дано превозмочь никому, ни смертному человеку, ни, быть может, даже бессмертному богу! И последний час его все-таки настал... Но зато судьба даровала ему на самом кончике жизни краткую возможность порадоваться избавлению от неминуемого!.. Да, обман, всего лишь только обман, однако сколь сладостен может быть для человека прощальный этот морок! Вполне возможно, что и отец его, Лароги Веселый, и дед, Гефори Тургун, которого он никогда не видел, и все остальные его предки - также внимали первому обманному озарению и потом второму, истинному... Меч!
Меч маркизов Короны всегда неразлучен с маркизами, поочередно с каждым из них; за долгие, долгие столетия совместного бытия ни разу не попадал он в чужие руки, ни разу не ломался и не терялся. Ни единого разу! Потому что он - волшебный меч, тяжелый подарок бога Войны! Кусок горной дороги пошел вниз, в пропасть, набирая скорость с каждым мгновением, но мысли в голове у Ведди Малого проносились еще быстрее: он успел понять обман, смириться с тем, что гибнет, обрадоваться, что умирает победителем, утешиться, что меч его все равно не будет утрачен для рода...
Однако плох, никуда не годен воин, уповающий не на собственные силы, а только на волю богов и прихоти Судьбы... Меч!!! Он, Ведди Малый, а не Судьба и не боги - до последнего мига владетель и повелитель своего меча. Он, далекие предки его и потомки! Да будет так, пока стоит Земля и светит Солнце! И это было третье, последнее озарение уходящего в вечность маркиза Короны.
Ведди Малому не пришлось тратить драгоценные мгновения бытия, чтобы сообразить, как быстрее выхватить из-за плеча, из хитро устроѓенных ножен, длинный, в три локтя, клинок, ибо каждая клеточка тела, его каждая мышца плеча, спины, обеих рук, действовала заученно и слаженно с остальными: меч просто оказался в его правой руке... Мог бы и в левой, ибо рыцарь обязан одинаково ловко управлять конечностями, дарованными ему природой и богами, но понадобилась именно правая. Ведди уже летел, кувыркаясь, вниз, а меч его, послушный глазомеру и опыту одного из величайших воинов Империи, покинул десницу хозяина и с возмущенным фырканьем взлетел наверх, к невредимому участку дороги, куда и упал, блистательный и невредимый, дожидаться нового повелителя...
Молодой маркиз терпел, сколько мог, и, наконец, душа его восстала.
- Керси, - обратился он к юноше из своей свиты, - ты у нас самый легкий и проворный, догони рыцаря Марони Горто и верни дружину сюда. Немедля.
Юноша, пожалуй, даже, мальчик, поклонился и без лишних слов прыгнул в седло.
- Погоди. Будет спрашивать да расспрашивать - передай ему, что не время болтать и что это самый мой строжайший приказ, вопросов и возражений не терпящий.
- Да, ваше сиятельство, - ответил маркизу юноша, и оба они подумали, не сговариваясь, одно и то же: 'Или уже не ваше сиятельство, а ваша светлость'...
То ли до этого время бежало медленнее, чем казалось молодому маркизу, то ли старый сенешаль Марони Горто, томимый скверными предчувствиями, не спешил в дороге, но юный всадник догнал его очень скоро, а Марони Горто даже и не подумал переспрашивать и что-либо выяснять: тотчас развернул дружину и велел всем возвращаться, быстрее, быстрее, еще быстрее, не черепахи, чай!.. Не отставать!
Тем временем девять всадников, во главе с молодым маркизом Хоггроги Солнышко, осторожной рысью подобрались поближе к повороту за скалы, но так, чтобы между ними и краем скалы оставалось локтей сто чистого пространства... Повинуясь боевому знаку маркиза, его люди спешились и обнажили оружие. Двое из них остались на конях, они разъехались на фланги и приготовили луки, с калеными стрелами на тетивах.
И замерли в ожидании. Поднявшийся вдруг зимний ветер был не силен, завывал вполголоса, но вполне достаточно, чтобы укутать в поземку и заглушать все негромкие звуки вокруг... Однако сквозь ветер маркиз Хоггроги услышал наконец приближающийся конский топот - это возвращалась дружина - открыл рот, чтобы отдать распоряжения, но слова его заглушил шум, и не шум даже, а грохот, каменный грохот оттуда, из-за скал...
Что должен был сделать маркиз Хоггроги, о чем распорядиться, чтобы не навлечь гнев военных богов и всех поколений благородных предков, включая родного отца, чью волю он посмел нарушить? Прежде всего, отдать приказ, чтобы вперед, на разведку, подставляя себя первого под неведомую угрозу, от заклятия и стихии до капкана и засады, шел один из его людей... Потом уже - по обстоятельствам. Но, услышав грохот, увидев клубы смешанной со снегом пыли, маркиз нарушил все воинские правила, все обычаи и ринулся вперед.
А незадолго до этого, точно так же безрассудно поступил его отец, Ведди Малый... Безрассудно по обычным меркам людским, но не все в этом мире строится на хладном рассудке! Нет, не все! Отец!!!
Кроме того, маркизы Короны, хотя и не сильны считались в обычной магии, однако предстоящую опасность чуяли невероятно точно и хорошо: никакими вражескими заклятиями не удавалось эту опасность от маркизов замаскировать. Для отца Хоггроги чувствовал беду, смертельную опасность и угрозу, для себя - нет, не было ее впереди... Но его людям знать об этом не обязательно, ибо никто не должен расслабляться, полагаясь на чужие знания и умения.
Восемь воинов личной охраны были приучены не отставать от повелителя, и они не подвели: двое из них сумели в коротком беге обогнать маркиза и загородить своими телами обзор и дистанцию, буде кто захочет выстрелить из-за камней. Такая защита - отнюдь не всегда препятствие умело подготовленной засаде, но - помеха, по меньшей мере. Да вот не было засады впереди, не было и врагов, во всяком случае, живых, и куска горной дороги за поворотом не было: вместо нее перед ними зияла дыра длиной в два десятка локтей, провал, открывающий вид в бездну, при одном взгляде в которую кружилась голова...
- Оте-е-ц!!!
После уже, не сегодня, а со следующего утра начиная, не день и не два подряд, и не три - лучшие дознатчики и следопыты будут читать кровавые следы, разбирать и докладывать его сиятельству маркизу Короны Хоггроги Солнышко, что же там, за провалом, среди скал и камней, происходило в тот злосчастный день, шаг за шагом, мгновение за мгновением... Все это будет, а ныне явилось главное: владетельный маркиз Короны Ведди Малый погиб, послушный предо-пределению богов, оставив вместо себя взрослого, решительного, подготовленного наследника, своего дорогого сына - Хоггроги Солнышко. И меч... Вот он лежит на краю провала, сияет грозною нагою красотой... Хоггроги не знал и никогда не слышал - какие могут быть ритуалы передачи меча, как наследства, от одного маркиза другому... Он попросту вынул свой великолепный меч, поцеловал, не боясь мороза, синеватую, в затейливых разводах, сталь и передал ее Марони Горто. Никогда уже не носить его за спиной, не ухаживать за ним, не воевать и не упражняться... Будет отныне тихо лежать в оружейной сокровищнице маркизов, среди собратьев, изредка уваживаемый слугами-оружейниками... Когда у Хоггроги Солнышко родится сын... когда он подрастет... Он собственноручно откует ему новый меч, как и Ведди Малый ковал для своего сына, а отец Ведди Малого - для своего... И эти мечи, сами по себе изумительные, верно служат наследникам рода маркизов Короны, пока не приходит черед каждому из них владеть Главным мечом, Единственным и Неповторимым.
- Вели сохранить, это добрая сталь.
- Да, ваше... сиятельство.
Все правильно, пока еще сиятельство.
Маркиз второй раз в жизни взял в руки отцовский меч - о-ох! Горячо... холодно... больно... тяжко... Но даже бровь не должна дрогнуть... Спокойно и уверенно Хоггроги Солнышко послал меч за спину, в освободившиеся ножны.
- Потом познакомимся с тобой, старина, попозже и поближе, в тишине, один на один. Будешь служить мне, как и отцу... И как всему нашему роду.
С этого мига маркиз Короны Хоггроги Солнышко по праву вступал во владение всем наследством удела, в которое входил и сам великий меч, но освятить это неотъемлемое право должен, по многовековому обычаю, Его Величество государь император.
Сначала дознатчики и жрецы подтвердят и утвердят свершившееся: владетельный маркиз Короны, его светлость Ведди Малый ушел в мир богов. Затем сын его, владетельный маркиз Короны, его сиятельство Хоггроги Солнышко, провозгласит себя повелителем земель и отбудет в столицу, дабы принести присягу Империи, императору и принять из монарших рук освящение. И вот тогда уже он станет 'ваша светлость'.
Маркизы Короны, будучи удельными властителями, в обязательном порядке бывают при дворе, но - не часто, гораздо реже, чем другие представители знатнейших семей, ибо в этом - одна из многочисленных и странных привилегий маркизов Короны. Да, они далеки от Дворца, от его интриг, от его милостей и немилостей, от сопряженных с этим придворных взлетов и падений...
Новорожденный маркиз Короны получает свое имя в главном столичном храме Матушки-Земли, куда отец новорожденного прибывает вскоре после рождения наследника. При этом испросивший аудиенцию маркиз-отец сообщает о своей радости августейшей чете, которая всегда и непременно эту аудиенцию дает, и преподносит богатые дары, получая взамен подарок для малыша из рук Императрицы, которая как бы становится для него августейшей покровительницей. Потом, через много лет, после первой самостоятельной охоты на крупного хищника, либо после первой схватки с врагом, маркизы, отец и сын, прибывают во Дворец, где для них устраивается малый прием, и где государыня Императрица воочию знакомится с будущим маркизом Короны и, руководствуясь полученными впечатлениями, дарует ему прозвище. Еще через несколько лет, юный маркиз Короны, будущий наследник, самостоятельно, в окружении собственной свиты, следует ко двору, где уже сам государь Император ждет его, чтобы собственноручно повенчать в рыцари. Сие общее правило для всех отпрысков знатнейших родов, а не только для маркизов Короны, однако, отпрыски эти должны заслужить золотые шпоры, воистину заслужить, ибо никому в истории государства еще не удавалось вымолить и выхлопотать рыцарское звание для недостойных чад своих...
У кого, у кого - но у маркизов Короны заѓтруднений в этом никогда не возникало...
Потом женитьба наследного маркиза и общее благословение монаршей четы... Это также происходит при дворе... А сама свадьба - в родовом уделе жениха.
Потом, как уже говорилось, присяга наследника и возложение короны с получением титула 'ваша светлость'. И через некоторое, как правило, очень небольшое время, круг замыкался: маркиз Короны следовал в Океанию, чтобы в храме Матушки-Земли получить имя новорожденному сыну... Бывали в жизни каждого из маркизов и иные, необязательные путешествия в столицу и во Дворец, но - редко. А вот придворных среди маркизов не было никогда. Что это - еще одна привилегия, либо, напротив, предусмотрительная немилость государей? - Всяк по-своему трактовал при дворе, кому как привычнее было думать...
Хоггроги целовал на прощание свой меч в то самое время, когда в отцовском замке матушка его, жена Ведди Малого, теперь уже вдова, маркиза Эрриси, схватилась за сердце и глухо заѓстонала. Сердечная жуть копилась в ней все последние дни, копилась, накапливалась - и вот прорвалась горячей всезатопляющей болью. Маркиза упала без памяти прямо на каменный пол домашнего храма, где она горячо молилась за жизнь и здравие мужа своего, но фрейлины ее маленького двора успели подхватить дородное тело... Забегала челядь, засуетились жрецы... Жива, но случился с госпожой удар... Будет жить, будет, оправится матушка-маркиза, боги милостивы.
Хоггроги вздрогнул и чуть не закричал, ужаленный мечом своего отца, в то самое время, когда в его собственном замке молодая жена его, маркиза Тури, ахнула, словно бы в ответ, и прижала трепещущие руки к животу, ибо почувствовала в нем толчок, сладкое перводвижение новой человеческой жизни...
У нее будет ребенок, сын... Конечно же, сын!
Г Л А В А 2
В Империи, как и повсюду на белом свете, люди всегда смертны, в отличие от богов, однако живут долго, намного дольше всех остальных животных. Если, конечно, боги позволяют им дотянуть до глубокой старости и умереть от нее. Тем не менее, удачливый человек может двести и более лет подряд наблюдать, как водят вокруг него медленный хоровод фрейлины Времени: Весна, Лето, Осень, Зима...
Времена года. Не боги, не феи, не демоны, не стихии, не живые существа, но они всегда рядом с человеком, всегда с ним... Они в своем стремлении подшутить над человеком могут носить самые причудливые маски, чтобы запутать его, они могут меняться нарядами, одалживать одна другой - солнечный свет, дождевые тучи, снег, тепло, синее или серое небо... На высоком севере зима вполне способна походить на неяркое южное лето... Но любознательные существа, люди, достаточно долго живут на свете, каждый порознь и все вместе, чтобы не поддаваться на обман внешнего сходства, они хорошо знают, что зима - она всегда зима, что на юге, что на севере, под любой личиной, разве что наряды у нее могут быть разные: в некоторых кошмарных краях - их очень, очень мало на земле - это снегопады, чередующиеся с трескучими холодами, а в других, севернее - знойная засуха, либо, напротив, обложные нескончаемые дожди...
Люди опытные, много испытавшие, всякое повидавшие и в то же время деятельные, непоседливые, те, которые любят и умеют странствовать по белу свету, знают: почти всюду на земле можно жить и поживать, ибо всюду есть солнечный свет, вода и почва, которые служат пищей растениям, травы, листья и водоросли, которые служат пищею человеку и травоядным животным, сами травоядные, которые служат пищею хищникам, среди которых главный - это человек... Но есть на белом свете, далеко, на глубоком юге, островки пространства, водные и земные, где царствуют холодные зимы, немилосердные настолько, что даже вода при них замерзает и становится похожею на прозрачный камень, вроде слюды... Деревья и травы там вынуждены подстраиваться под зиму, покорно засыпать, когда она велит, и просыпаться, только когда разрешит весна...
В Империи весь глубокий юг (и туда дальше, разбегаясь к западу и востоку), все ее необозримые юго-восточные и юго-западные границы, включая океанское побережье, погружаются в эти жуткие места, где и сами-то рубежи настолько размыты, что даже местные жители не всегда понимают, что кому принадлежит. Но люди и там приспособились жить и сражаться - друг с другом, с природой, с погодой, с богами... Некоторые даже с Судьбой пытаются воевать, и в этом, кстати говоря, их главное отличие от богов...
Когда-то, давным-давно, далекий предок нынешнего государя Императора, Его Величество Усаги Смелый, король обширного королевства, вторгся в дикие южные земли, объявил их своими и пожаловал навеки своему верному слуге, буйному и свирепому Тогги Рыжему. Тому оставалось только вступить во владение приграничным уделом, то есть подчинить себе и государю лютое пространство на краю света и не менее лютое дикарское население... А поскольку пожалованные земли являлись по всем статьям уделом марки, следовательно, и неотесанный мужлан Тогги Рыжий одним махом выбился в маркизы и сделал таковыми всё свое наследное потомство.
Самый от него далекий из потомков, Хоггроги Солнышко, вовсе не рыжий на масть, жесткие волосы его - цвета соломы, выгоревшей на солнце, но во всем остальном он - истинный потомок Тогги Рыжего: умный, властный, воинственный... и верный.
За многие-многие века Империя и ее государи выдержали немало бурь и лихолетий, испытали все мыслимые и немыслимые удары стихий, богов и обстоятельств, но всегда рядом с государями, при них, пусть и в некотором отдалении от столицы и двора, стояли маркизы Короны, верные вассалы. Ничто не могло, и никто не мог, а в последние пять столетий никто уже и не пытался - подвергнуть сомнению преданность маркизов императорской короне, изображение которой на щите и гербе пожаловано было еще в древности одним из государей одному из маркизов.
Ведди Малый погиб, что неизбежно для маркизов Короны, ибо за два тысячелетия истории рода никто из них не умер от болезней и старости, ни разу и ни один, так уж им всем навеки определено Судьбой и богами. Иные из маркизов уходили к предкам, не дотянув даже до пятидесяти, некоторым удавалось прожить и сотню лет, но исход для них для всех был и есть всегда один: гибель с оружием в руках. С другой стороны - а о чем еще должен мечтать воин??? Зато и род никогда не прерывался: те же боги заботятся, чтобы жены маркизов своевременно рожали будущего наследника, одного единственного за всю родительскую жизнь, но непременно мальчика, крепкого, здорового, подвижного... И так две тысячи лет... Две тысячи лет!
Хоггроги зажмурился, чтобы почетче представить невероятный этот срок... Никак не вмещается он в голову человеческую.
Похоронная панихида по отцу прошла скромно, тело погибшего, поглощенное бездонной пропастью, даже и не пытались искать... Но мать все равно, почти целые дни напролет, проводит возле родовой усыпальницы маркизов, молится, плачет...
Когда он вернется из Океании - ему придется, согласно вековым обычаям, все перекраивать в быту и в управлении... Он и Тури вынуждены будут окончательно переехать жить в отцовский замок, в Гнездо, матушке же придется подыскивать другой. А куда денешься от этого? - Обе госпожи маркизы ни за что не сумеют, да и не захотят жить под одной крышей, тем более, что роли их поменялись: теперь Тури как бы главная, а матушка - всего лишь вдовствующая маркиза, хотя по ритуалам, внешне - старшая она... Матушку он не даст в обиду... Но и жену не позволит шпынять придирками. От бабушки осталось очень хорошее поместье, матушка наверняка не будет против там поселиться, тем более от Гнезда оно почти рядом, два десятка долгих локтей, и он всегда сможет ее навещать.
Тогда, в тот проклятый день, в день гибели отца, точнее, на следующий вечер, ибо раньше никак нельзя было отойти от матушкиной постели, чуть было не ставшей для нее одром, когда он наконец добрался до своих покоев, плачущая Тури выбежала к нему навстречу, обняла, взялась утешать как могла, гладила его, словно маленького, увела в спальню и покормила там, без слуг, наедине, и лишь потом призналась, положила его руку к себе на живот, чтобы он послушал, ощутил... То была великая весть, воистину радостная, и Хоггроги даже нашел в себе силы улыбнуться... Но удивления не было: еще в те мгновения, у скалы, молодой маркиз провидел, что так будет, он как бы знал все заранее. Таковы все маркизы Короны: будучи всего лишь воинами, а не магами, они многое чувствуют и предвидят.
Теперь молодому маркизу предстояло получить благословение государя и приехать за ним в столицу. Меч при нем, парадная секира при нем, однако теперь ему требовалась новая, боевая, не хуже отцовской, но ее необходимо было заказывать. Лучше всего это было сделать сейчас, перед отъездом, чтобы по возвращении все уже было сработано. Старую секиру можно будет в кузницу отправить, на гвозди... или подождать, пока сын подрастет... Нет, сыну он сам новую откует, а эту - в чулан, на вечное сбережение, для истории. Секира - не меч, однако он, Хоггроги, в честь отца подправит старый обычай, сохранит и свою секиру, отцом откованную.
- Приветствую вас, о гномы!..
Тишина в ответ. Хоггроги впервые размещал у гномов оружейный заказ, но что делать, как и с кем говорить, чего ждать - он знал хорошо и надежно, ибо в этом состояла одна из важных обязанностей маркизов Короны, повелителей и охранителей своих владений.
- Я пришел ради важного дела, один и не с пустыми руками. В сердце моем, в мыслях моих нет и тени коварства, но лишь радость от возможности встретиться с непревзойденными мастерами кузнечного ремесла, и надежда, что встреча состоится.
- А сам-то - кто таков? На вид - громила громилой, а больше ничего. Ты кто?
Хоггроги Солнышко и не подумал гневаться на дерзновенные речи невидимых собеседников, но лишь кивнул, в знак того, что услышал произнесенные слова, что готов продолжать беседу.
- Я Хоггроги Солнышко, повелитель этого края, маркиз Короны.
- Если ты собрался нам что-то повелеть, детина, ты ничего нам не повелишь, вот так-то. Ты нам повелишь, а мы даже слушать не станем, уши заткнем и слушать не станем. Вот как у нас!
Маркиз знал, крепче крепкого помнил, что ни в коем случае нельзя смеяться в голос при разговоре с гномами, даже и улыбаться раньше времени... ну не стоило... Нет, не стоило, и лучше сразу побольнее прикусить непослушные губы, чем потом годами задабривать обидчивых малышей.
- Да, о гномы, я знаю об этом. И посему не собираюсь повелевать там, где предпочитаю договориться на взаимовыгодных условиях. Чтобы, значит, вам было выгодно... и мне тоже.
На уровне примерно локтя над полом отворилась каменная дверь в стене, совершенно неразличимая среди каменных наростов на пещерных сводах, и оттуда, словно горох, посыпались маленькие, в полтора локтя ростом, существа, очень похожие на уродливых людей, и даже одетые, как люди. В руках у них молотки, лопаты, кирки, а настоящего оружия, вроде меча и секиры или хотя бы кинжала - ни у кого, ибо гномы могут ковать оружие, но не любят им пользоваться. Умеют, но не любят.
Два... четыре, пять... восемь... Двенадцать гномов выстроились в ряд вдоль стены, из которой они вышли, в трех полных шагах от маркиза, сидевшего, ноги калачиком, спиной к противоположной стене. Это были старшины местного гномьего поселения, издревле бытующего здесь, на землях удела.
- Ты не врешь, что маркиз? Прежний-то был вон какой, а ты - вон какой! И не похожи!
- Да, я маркиз, и я не вру. Вот корона, сами смотрите! - Хоггроги вынул из кожаного чехла маленький парадный щит и показал на нем изображение одной из двух корон.
Старший из гномов, седой и пузатый, переложил кирку в левую руку, а правою стал поочередно чесаться, начиная от задницы и зигзагами вверх, постепенно подбираясь к голове. И вдруг спросил с подозрением:
- А какая из этих двух корон твоя? А? Ну-ка отвечай? А? Что ты не отвечаешь?
- Та, что поменьше, вот, где мой указательный палец.
Главный кивнул и задумался. Первая проверка пройдена.
- Гномы! Все считаем, все смотрим и считаем! Все до единого из нас!..
Один за другим, медленными осторожными шажками подходили гномы к щиту, шевелили бровями, губами, бородами и пальцами, затем каждый отвешивал поклон седовласому бородачу и произносил:
- Четыре, о почтенный. Четыре жемчужины там. Все четыре.
Старший гном внушительно откашлялся.
- В малой золотой короне лежат на щите четыре жемчужины, переложенные золотыми же шишечками хвощей. Щит принес ты. Значит, ты и вправду маркиз. И вторую проверку ты прошел. Да, прошел. Нет, нас гномов не обманешь, на мякине не проведешь, мы сначала все проверим, все увидим. Мы сами кого хочешь обманем, вот мы какие хитрые! Правильно я говорю, гномы?
Гномы в ответ захихикали, загомонили. Одни просто смеялись, расправляя бороды маленькими толстенькими пальцами, а другие уже затеяли было играть в салки-догонялки, но старший топнул на них сердито, и гномы притихли.
- Чего хочешь от нас? Если драться с нами решил - то напрасно. Ох, напрасно! Мы знаешь какие боевые, как начнем, начнем... Нас все боятся! Даже драконы! Он такой, на нас, когти, зубы, а мы его как двинем по носу!
Хоггроги учтиво кивнул и наконец позволил себе улыбнуться.
- Я знаю, о гномы, о вашей беспримерной отваге отец мне рассказывал. Но я вас не боюсь, ибо не драться с вами пришел, а торговать.
Старший гном негодующе затряс бородой из стороны в сторону, и все остальные гномы дружно повторили за ним знаки бурного несогласия.
- Торговать? Зачем торговать? Нам торговцы не нужны! Нет, не нужны нам никакие-нипрокакие торговцы! Сам говорил, что маркиз, а сам торговать пришел! Нет! Мы не согласны. Собирайтесь гномы, все уходим. Уходим от него. Пусть торгует без нас как хочет!
При этом ни один из возмущенных гномов даже и шагу не сделал к настежь открытой дверце в стене, а Хоггроги нисколько не огорчился категорическому отказу. Напротив, он повеселел и успокоился, почувствовав, что дело идет на светлую горку, и даже слегка перестроил свою речь на гномий лад:
- Виноват, оговорился. Не торговать, конечно же, а меняться. Хочу менять одно на другое. Меняться я пришел. Что-то - я вам, а что-то вы мне. Вот зачем я пришел.
- Меняться? Гномы, стойте. Мы не уходим. Он меняться пришел. Что принес? Вот что первое мы хотим знать! Что ты нам принес? Рассказывай, показывай, шевелись. Да не вставай, а сидя рассказывай, а то убежим... Уйдем. Не убежим, а совсем уйдем.
Хоггроги кивнул. Да, теперь уже можно было совершенно не волноваться и не торопиться, все идет как по писанному.
- Во-первых, о гномы, я привез вам подспорье в вашем нелегком труде. Там, на воздухе, стоят подводы, доверху наполненные отборным древесным углем, который нарочно для вас нажгли мои углежоги, а также подводы, доверху наполненные богатыми рудами, очень богатыми на самые разные виды железа, красного, белого, зеленого, которые добыли для...
- А зачем-перезачем нам твои руды? Зачем они нам сдались, руды-груды твои? Что молчишь? Не надо нам никаких углей. Так ведь, гномы?
Гномы дружно запищали, что - да, мол, никакие угли и руды им напрочь не нужны.
- Что же мне с ними делать теперь?
- Ничего не делай. Выкинь, опрокинь, вывали на землю. А нам ничего такого не нужно. На обмен не считается. Нет, не в счет эти руды-груды!..
- А еще...
- Что еще? А? Ну-ка, показывай, что еще ты нам на обмен принес?
Но тут уже маркиз отрицательно повел головой.
- Погодите, все в свой черед, покажу и еще. Мне же от вас нужна секира.
- Какая еще секира? Не ведаем никакой секиры. Нет у нас!
- Такая секира. Как у моего отца была, вами, гномами, сработанная секира. Вот здесь записано гномьими рунами, сколько весу в ней должно быть, да какой длины она, да какой ширины... Словом, все, от угла заточки, до того, как должен выглядеть шишак. - С этими словами Хоггроги вынул из широкого рукава своей накидки свиток и с легким поклоном протянул его старшему гному.
Тот, недовольно посапывая, развернул свиток, потом взмахнул бородой, подзывая соплеменников, но не все подошли, а только самые доверенные, трое пожилых и степенных гномов, столь же седобородые, но, быть может, чуть менее надутые и важные. Гномы долго вглядывались в руны и чертежи, потом принялись совещаться. Они то и дело поглядывали на маркиза, потом стали хихикать, перемигиваться, шептаться, потирать руки.
Маркиз сидел смирно, словно не замечая все эти хитрости и коварства, но лишь мягко улыбался в ответ.
- Можно сработать. Да, можно. Мы - ух, какие мастера, людишкам до нас... Людишки криворуки, кривоглазы и вообще ни на что не годны, только жрать и наоборот! Что еще принес? А то не согласимся! Скажем нет и не согласимся! Да ведь, гномы?
- Да-а!.. Не-ет! Не согласимся! - вразнобой, однако же очень громко запищали младшие гномы.
- Еще варенье.
- Что??? Что, что еще? Что ты нам еще принес? - Голос старшего гнома дрогнул и изменился почти до неузнаваемости.
- Еще варенье, две кадушечки, по половине весовой пяди каждая. В одной малиновое варенье, а в другой земляничное.
- Земляничное??? Варенье из лесной земляники???
- Да. По нашему старинному секрету сие варенье делается. Матушка моя, благородная маркиза Эрриси, сразу же после моей женитьбы, передала секрет нашей благородной супруге, маркизе Тури, но вот это земляничное варенье они варили вместе, по моей просьбе, именно что для тебя, достопочтенный Вавур. А малиновое для почтенных твоих сородичей.
Маркиз Хоггроги Солнышко и сам был с детства охотник до варенья, которое испокон веку варили в замке, каждое лето варили, на зиму заготавливали... Малиновое, земляничное, черничное, сливовое, хвощевое... на кленовом сахаре... Хоггроги любому из них предпочитал вишневое, с пенками. Сливы и вишни для этого приходилось покупать привозные, с северных земель, остальное же варенье - местных сборов. Матушка лучше всех умела готовить, а ее этому в свое время бабушка научила, а бабушку - прабабушка... Но Хоггроги просто любил варенье, как вкусную пищу, не больше, чем пироги, или рыбу, а гномы...
Для гномов варенье из замка было непревзойденным лакомством, любовь к нему напоминала всепоглощающую страсть... Хоггроги глазом не успел моргнуть, как в руках у каждого гнома оказалась ложка. Да, настоящие ложки, почти как человеческие, только поменьше, и не деревянные, и именно что гномьи, из металла. Хоггроги смотрел на гномов во все глаза и дивился, не скрываясь.
В замке, в зорной сокровищнице маркизов, предназначенной для увеселения гостей и для собственного познавательного удовольствия, полно всяческих диковинок, в том числе, нашлось там место и для домашней утвари гномов. Ложками этими не только варенье можно черпать, но и гранитные скалы скоблить - твердейшие, прочнейшие! А пальцы старшего гнома сминают эту ложку, словно лепесток кувшинки. Мнут и расправляют, и опять мнут. Ручки при этом - не дрожат, а трясутся!
- Смотрите же, о почтенные гномы! Крышки открываем... это малиновое... а здесь земляничное.
Обезумевшие от вожделения, гномы ринулись к доверху наполненным кадушкам, но и тут строго соблюли внутрисословные права: четверо самых старших окружили кадушку с земляничным вареньем, остальные старшины гномьего рода, те, что помладше, сгрудились вокруг малинового...
Вот... вот... вот этот важный миг, самый ответственный во всем предстоящем деле...
- Варенье без обмана - и работа без обмана! Такова мена! - Хоггроги гаркнул закрепляющее сделку условие, и гномы еще могли бы пойти на попятный, чтобы придумать какую-нибудь каверзу или уловку, это все еще было бы по гномьим правилам, без нарушений, но... варенье... Вот же оно!
Старший гном взвыл и вонзил расправленную ложку в темно-красную, ароматную, всю в округлых, с белыми крапинками, бугорках от ягодных бочков, поверхность содержимого кадушки... Сделка состоялась, и не было в ней места обману, ибо она заключена правильно, совершенно по гномьим обычаям. Ах, как краток был этот волшебный пир, как мимолетен!
Гномы отвалились от опустошенных, дочиста выскобленных кадушечек, и оглянулись: быть может, этот человеческий чурбан добавку для них приготовил?.. Но нет, ушел человек, вышел наверх из пещеры и умчался куда-то по своим никчемным делам... Да, ничего уже не обойти и не расторгнуть, сделка правильная заключена. Сполна по ней заплачено и полностью получено.
Высокородному и могущественному властителю, господину любого из уделов Империи надлежит следовать к своему государю со всем уважением, то есть в окружении многочисленных слуг и соратников. Вот и молодого маркиза ожидали на выходе из пещеры воины гвардии, пять сотен ратников, еще отцом отобранных из основного войска, выбранных тщательно, со знанием дела.
Казалось бы, всех забот теперь - вскочить в седло и - галопом до самой столицы, где его ждет государь на присягу и помазание, но - рано еще, надо с гномами закончить.
Маркиз Хоггроги приказал вывалить привезенные уголь и руду на землю, согласно гномьим словам, но отнюдь не в бесформенную груду, а кучками, в два ровных ряда, чтобы к ним было удобно подбираться, загружать в корзины и тачки и уносить вон в ту едва приметную нору.
Данная плата как бы не считалась за плату... Ох уж эти гномы...
С давних времен повелось так, что люди и гномы рядом живут. И при этом считают друг друга очень, очень и очень простодушными существами! Которых обмануть - проще, чем откашляться! Однако же - и это поразительно - те же люди и те же гномы считают друг друга необычайно коварными, склонными ко всяческому обману тварями! Как сии противоположные друг другу мнения совмещаются в тех и в этих - одни боги ведают, но совмещаются: уедут люди подальше от выброшенного добра, тут же выскочат гномы и бережно, до уголька, до кусочка породы, все подберут с земли, утянут в свои подземные чертоги. Древесный уголь - лучѓший из углей, но как раз его-то гномы готовить и не умеют. Можно пользоваться горным углем, твердым как камень, но горный уголь очень злой и лживый: здесь от него жарче нужного, а сюда, в этот угол его бывает не подпихнуть, не размельчить... В кузнечном деле от подобной неравномерности просто беда! А простодушные и глупые людишки выбрасывают лучший уголь на свете! Сами готовили-готовили, везли-везли, а сами поверили хитрости и выбросили посреди холмов! Такая глупость людская гномам в великое и выгодное удовольствие! То же и с рудой. Там, откуда люди ее берут (и ее же потом укрепляют, делают жирнее), есть пещеры, в которые гномам путь заказан, потому что в тех подземельях нафы шныряют и цуцыри охотятся, те и другие страшные гномьи враги. Люди добудут руду, в гномьи края привезут, а гномы - раз-два! - и отказались! И людишки руду вываливают, выбрасывают - а гномам-то она как раз и нужна! Иначе из чего секиру делать прикажете? Для хорошей секиры разное железо нужно, вовсе даже и не одинаковое, частью совсем даже и не железо, но людям об этом знать ни к чему...
Освободившиеся подводы предстояло вернуть домой, самим же двигаться дальше, к границам. Путь впереди долог. Как ни быстры кони, а подстраиваться надобно к самой медленной части небольшого войска, к обозу. И обоз невелик, но без него никак, ибо не во всем можно обойтись в дороге без собственных запасов. Походная кухня, походная кузня, палатки, запас еды и питья - сие обязательно и неизбежно. Был бы это военный поход к южным границам - обоз вдесятеро бы вырос, но их путь лежит сквозь безопасные и обильные имперские земли, поэтому интенданты и провианторы уже рыщут впереди, запасают и подготавливают, чтобы дружина маркиза Короны нигде, ни в чем не терпела нужды и недостатка, ни в пути, ни на постое.
Личная свита маркиза расступилась, только для него, Хоггроги Солнышко, своего повелителя, открывая путь к мечу, лежащему на земле, на расстеленной попоне. Да, перед спуском в пещеру пришлось его снять и оставить, иначе гномы, объятые страхом, и носу бы не высунули из своих нор. Гномы чутьистые, они хорошо ощущают гибельный ужас, от меча исходящий... В отличие от охраняющих меч людей, которые сомкѓнулись в защитное кольцо, плечом к плечу, и ничего особенного за своими спинами не чувствуют, разве что затылкам зябко...
Паж маркиза, юный дворянин Керси, встал на одно колено и на вытянутых руках подал серебряное блюдо, на блюде же лежал белый шелковый платок. Хоггроги кивком поблагодарил юношу, в правую руку взял платок, левою рукой ухватил рукоять тяжеленного меча... О ох... Больно, пальцы ломит сквозь тонкий шелк. Ничто живое не должно касаться клинка, кроме вражеской плоти, поэтому протирать его необходимо шелковой тканью, боевой стали приятна шелковая ласка. Вот так... по всему клинку... насухо... Руке - то жарко, то как бы студено... Хоггроги, знал, что так и должно быть, пока они с мечом не привыкнут друг к другу. Уж он в последние перед отъездом дни с утра до вечера привыкал, упражнялся, и успехи велики. Меч как бы и недоволен, колюч, сердит, но уже слушается... Хоггроги отсалютовал мечом земле и небу, лихо забросил его за спину, в ножны, на ощупь подкрепив ремешком у самой гарды... Платок обратно швырком на поднос, ногу в стремя...
- Ваша светлость!
Это Рокари Бегга окликнул маркиза, сенешаль Хоггроги, новый предводитель его дружины, в то время как прежний, Марони Горто, остался как бы наместником на землях маркиза на все время его отсутствия. 'Светлостью' его сиятельство маркиз станет в самое ближайшее время, после встречи с государем, но Рокари Бегга, самый приближенный из соратников, упряѓмо называет его так со дня траурной церемонии, и Хоггроги решил его не поправлять... Позже когда-нибудь попеняет и холку намылит нещадно, когда от этого будет польза и смысл...
- Что такое?
- Вызов.
- Чего? Это еще от кого? Мне вызов? На моих землях?
- Гм... Да... но не совсем. Курьер из замка доставил, пока вы в пещере были. Благородный паладин храма Ларро, следуя к месту поста и молитв и желая оставаться неназванным, в честь своего божества, со всем уважением предлагает вам обменяться 'двумя-тремя ударами меча, секиры, кинжала или булавы, буде в ваших намерениях...'
- Короче говори. Он кто?
- Как я выяснил - дворянин из дома герцога Бурого, ничем особенным себя не проявил, но и не запятнал. Одним словом, по всей форме вызов, но это ему епитимия такая наложена, за грехи и буйство. Сам же он в селе Зольное, на кратком постое.
- Не до глупцов мне сейчас и не до святош, так ему и передай... Хотя... Туда есть сейчас прямой проезд, по дороге? Расчистили перевал?
- Нет еще, ваша светлость, только в объезд.
- Ну... тогда и передавать нечего. Когда вернусь и если встречу - убью дурака, а ныне - мне и ждать его некогда, и ехать туда недосуг. Но ты вот что, Рокари... Ты все вызовы сразу же мне докладывай, даже формальные, потому что до похода нам еще жить и жить, а мечу - уже необходимо, он ведь еще из моих рук не ел... Эх, был бы перевал очищен...
- Ваша светлость, я там на днях сам все облазил, осмотрел - уж больно лавина оказалась здоровая, люди в две смены бьются...
- Я понял, Рокари, это уже мы с тобой болтовнею занимаемся, а не делом. По коням.
Дважды в течение года маркизу Короны предстояло посетить столицу, и оба раза непременно, ибо слишком сильны были обстоятельства к этому принуждавшие: во-первых - присяга императору, а во-вторых, ближе к осени, ночное бдение в храме Земли во имя нового наследника, новорожденного маркиза... Вот туда, во второе путешествие, Хоггроги возьмет обоих сенешалей, чтобы по возвращении окончательно определиться с местом и должностью для каждого из них... Но это будет не скоро, нет, не скоро, потому что даже первое путешествие в Океанию только начинается...
Иногда боги проявляют необычайную милость к маркизам Короны, словно бы в противовес неумолимости Судьбы, хотя некоторые ученые мужи из окрестных монастырей считают, что и неумолимость свою Судьба проявляет не без содействия тех же милостивых богов... Впрочем, это дело мутное, поповское, а правда такова, что на первом же постое, в захолустном имперском городке Белый Птер, трое дворян прислали вызов маркизу Хоггроги. Столовались эти трое вместе, жили в соседнем трактире, а вызовы прислали по отдельности, как положено. И оно было очень и очень вовремя для Хоггроги: ну как тут не поверить в исключительную милость богов? С нею жить в Империи легко и приятно.
Империя почти безразмерна по количеству племен и народов, ее составляющих, но пространства имперские - и того больше. Вот эти самые племена и народы, соседские и разделенные пространствами, за несколько тысячелетий имперской истории жить в полном ладу между собой просто не научились. Император - повелитель всего и вся, его слово - закон богов, его воля - все равно, что воля Судьбы, его лик - известен всякому в Империи, ибо отчеканен на всех золотых и серебряных имперских монетах... Но не были бы императоры столь велики и могущественны, если бы не знали самого главного секрета своего ремесла, простого секрета, однако нет его волшебнее: избегай невозможного! То есть - не отдавай невыполнимых приказов, не издавай невыносимых законов, не требуй недоступного! Соблюдай - и будет процветать твое государство ныне, присно и вовеки! Даже если ты, Твое Величество, глуп, жаден, болен, излишне жесток или хуже того - добр к людям, все равно соблюдай! И сохранишь. И преумножишь.
Чеканка в Империи своя и единая, все деньги в ней одного образца, чужестранные монеты также в ходу, но почти всегда через менял. Дороги в Империи - на зависть другим народам, ровные, широкие, всеопутывающие. На них уходит огромная часть государственной казны, их содержание составляет изрядную долю налогового бремени имперского населения. Письменность в Империи едина, языков много, но письменный, опять же, один: Указы, повеления, судебные тяжбы, челобитные, учебники, романы - все на имперском языке. Налоги собирает только император и его службы, даже местные налоги и поборы осуществляют люди императора, пусть и не в имперскую казну...
Во всем остальном - свобод много, весьма много, иноземцам такого и не снилось.
Начать с того, что каждую весну, во всех пределах Империи просыпается от зимней спячки воинский дух удельных ее властителей, и они, во главе своих воинских отрядов, идут воевать соседей. Не везде, не всегда и не обязательно такое бывает, но сплошь и рядом: Герцог Бурый совершает набеги на земли герцога Двуречья, барон Камбор пытается отомстить людям герцога Бурого, а герцоги Двуречья мечтают отвоевать долину Ключей, исконные свои земли, коварно захваченные тысячу лет тому назад князьями Та-Микол. Воевать с княжеством пока боятся, но мечтают и силы копят.
Императоры не мешают междоусобицам, ибо если в меру и в мирное время, то они только на пользу боеспособности имперских войск, почти полностью, за исключением гвардии и курьер-ских служб, на девять десятых состоящих из удельных ополчений. Но ежели, не дай боги, кто-то начнет действовать не по чину и без меры - на кол может быть посажен любой, сколь угодно знатный и владетельный удельный повелитель. И попробуй он посопротивляйся - вырежут под корень всю фамилию, так, что и удел по праву крови некому наследовать будет. То же самое, если какой-нибудь задира затевает усобицу во время большой государственной войны.
Маркизы Короны - особь статья: их жизнь - вечная война по южным государственным границам, с нею они, во славу Императора, справляются сами... Но это внешние враги, а из соседей-властителей на маркизов Короны давным-давно никто не нападает, таких сумасшедших просто нет внутри Империи...
Другое дело - вызовы на поединок. Их за свою жизнь любой дворянин Империи принимает и посылает неоднократно, ибо они - обычай и неотъемлемая часть имперского уклада. Тот же барон Камбор на западных землях. Обширны его земли, богаты дичью леса, плодоносна почва, два мелких городка - его владения - исправно шлют ему вассальную дань, предметами и деньгами, но... Девятнадцать сыновей у баронской четы, не считая пяти дочерей, как с ними быть? Старший-то, который наследник - только один. Куда остальных девать? Полк из них составлять - глупо, потому что дорого и бесславно. Обеспечить всех достойным образом - невозможно, тогда наследнику ничего не останется кроме голых каменных стен родового замка. Как быть-то? В других землях, вне Империи, подобная морока не в диво, а здесь гораздо проще - все укатано обычаем, слава богам! Вырос другой сын, научился держать в руках меч и уздечку - в добрый путь! Вот тебе доспехи, дорогой отпрыск, вот тебе родовой герб с пометкою 'младшего сына', вот тебе добрый конь, секира, меч, деньги на расходы - и вперед, удачу искать, счастье мыкать... Многие погибают, конечно, чаще телом, иногда душой... Иные выбиваются в рыцари, и даже во властители... Не часто, но и не редко. При таком порядке воспитания множество народу гибнет в уличных стычках, в междоусобных войнах, зато боевой дух всегда на высоте, и не бывает переизбытка в дворянах, и не бывает недостатка в воинах... Дочерей - этих бы замуж пристроить, вот главная задача, по счастью боги так придумали человечество, что мальчики в нем рождаются гораздо чаще, чем девочки, более или менее всех для всех хватает...
- И что? Все трое, небось, младшие сыновья из неимущих?
- Судя по гербам - да, ваша светлость.
- Тем лучше, тогда и не жалко. Договорись на завтра, на раннее утро, и потом сразу же двинемся дальше, чтобы времени не терять.
- Всех троих на завтра?
- Да, я что-то прошлой ночью не выспался, все, знаешь, тот день вспоминал, сегодня я лучше посплю... Всех троих. Чем они хотят?
- Двое на секирах, один на кинжалах.
- Нет. Скажи им - только на мечах. Зачем - не объясняй. А мне как раз нужно меч покормить, так-то он меня извел своими вывертами, сплошное мучение, хорошо хоть, отец заранее об этом предупредил. Все, ступай, им ведь без разницы, как на тот свет уходить. У-у-ххо-хо-оо, глаза слипаются... Скажи, пусть малый совет заходит, а сам иди, передай ответ, я тут выслушаю, да на боковую.
Каждый походный день заканчивался одинаково: Хоггроги собирал короткое совещание и выслушивал ближайших, потом следовали распоряжения, командиры отбывали к палаткам, в дружину, а охрана стерегла покой спящего повелителя. Но в этот раз Рокари Бегга обернулся очень быстро, совет не успел еще разойтись.
- Ну что? Сообщил? Согласны они?
- Так точно, ваша светлость. А куда им деваться? - они вызвали, стало быть, вы оружие выбираете.
- Угу. Небось, раскрыл мое имя не раньше, чем они дали подтверждение?
- Гм... Ну да. - Рокари скосился в настенное зеркало и самодовольно пригладил правый ус. Все присутствующие в комнате не посмели хохотать в голос, но улыбок сдерживать не стали: рыцарь Рокари Бегга был великим мастером на шутки и розыгрыши. Самый младший из всех, юный Керси, все-таки не удержался и прыснул. И тут же получил легкую затрещину от Хоггроги. Впрочем, легкая она была по его меркам, а юноша перелетел через табурет и шлепнулся на пол. Тут уж можно было смеяться, чем все и воспользовались. Керси вскочил, нимало не огорченный выволочкой и ушибленным боком, только шмыгнул носом, жизнь пажа - жизнь будущего воина, рыцаря, ничего страшного, подумаешь, синяк.
- И что они?
Рокари опять оглядел слушателей, выждал, пока настанет полная тишина.
- Да как обычно. Помчались куда-то наперегонки, то ли в храм, то ли в нужник. Ничего, к утру вернутся.
Громовой хохот вновь потряс трактирную комнату, но Хоггроги чуть приподнял ладонь над столешницей, и веселье мгновенно оборвалось.
- Как бабы шумите. А ты, Кари, просто мерзавец, и на том свете боги тебе сполна за это воздадут. Впрочем, сии господа искатели приключений - все дворяне и взрослые люди, так что способны и обязаны держать ответ за свои слова. Ты же озаботься тем, чтобы третьим поставить того, который хотел на кинжалах биться, я на него поближе гляну, мало ли... Все свободны. Керси, ты же ступай в храм, какой сочтешь нужным... Кому ты обычно молишься?.. Вот, воздай своему Ларро пятнадцать больших молитв, полных, не пропуская ни единого слова. Вряд ли это приблизит тебя к богам и к небу, но поупражнять терпение и выдержку - поможет. Рокари, иди с ним и проследи до конца, чтобы он не слишком тараторил, но и так, чтобы к побудке управился.
- Ваша светлость, а меня-то за что??? Что он, сам молитв не прочитает?
- Ты их будешь слушать, авось это отобьет у тебя тягу к неумным шуткам. Всё.
Хоггроги любил просыпаться рано, ему нравилось ощущать ликующую, отдохнувшую за ночь силу в своем теле, нравилось всей грудью вбирать в себя свежесть холодного зимнего утра, руки, ноги, легкие, голова - все требовало движения и труда! Вот и сейчас предстояли схватки с вооруженными противниками. Это хорошо и полезно. А кроме того - никогда, ни в коем случае не следует недооценивать соперников! Кто знает - кто может попасться на его пути? Какой-нибудь новоявленный Аламаган набросится на тебя - что тогда? А ты стоишь перед ним пень пнем, брюхо распущено, полтора глаза еще спят, а один не продран...
Может быть, Рокари Бегга и не врал насчет дворян, внезапно узнавших, кого они вызвали на бой в расчете законным образом поживиться доспехами и имуществом побежденного провинциала, вполне возможно, что он воочию наблюдал их испуг... Но внешне этого совершенно не было видно: молодые парни, не родственники друг другу, все младшие сыновья в своих семьях, не сказать, чтобы знатные, но вполне приличных домов, если судить по щитам... Чуть бледные...
Молодые дворяне учтиво поприветствовали друг друга, двое слуг маркиза пинками разогнали стадо уток, вздумавших поискать себе корма на ристалище, в которое превратился этим утром пустырь за постоялым двором.
- Готовы, сударь?
- Да, сударь. Счастлив тем, что мне довелось послать вызов столь достойному и славному дворянину!
- И я, рад принять вызов от благородного человека с учтивыми манерами. Приступим!
Биться решено было так: пешими, обязательны только мечи, из доспехов только шлем, наручи и поножи, без кирас, панцирей и кольчуг. Кто хочет - волен пользоваться щитом, но не секирой и не кинжалом. Битва идет непременно до первой крови, а дальше - по желанию участников.
Оба пользоваться щитами не пожелали.
Хоггроги снес голову своему противнику первым же выпадом: все, что ему понадобилось, - это чуть отклонить корпус от двуручного, однако довольно короткого меча своего низкорослого противника и ударить по подставленной шее. Следующий.
Меч маркиза, хлебнув первой крови, словно бы взвыл в его руке, раскаленным выплеском саданул по лучевой кости от кисти к локтю... и вроде бы поутих... нестерпимый жар ослаб до... ммм... тепла... можно даже сказать - безболезненного тепла...
Тем временем слуги маркиза бранью и понуканием добились от трех местных слуг, из постоялого двора, чтобы те в самом быстром порядке оттащили в сторону обезглавленное тело, подобрали голову, выбрали досуха кровь, присыпали сверху трухой и опилками...
- Готовы, сударь?
- Да, сударь! Для меня честь - биться с маркизом Короны!
- Для меня - это ничуть не меньшая честь биться с дворянином из дома Ар-цу! Приступим.
Вторая схватка продолжалась почти столько же, быть может на несколько мгновений дольше: Хоггроги внезапно схватил меч обеими руками и просто рубанул сверху вниз, так дворовые слуги дрова для очага колют. Противник маркиза, рослый плечистый малый, успел подставить свой клинок, а под него даже и щит, но все же это была слишком непрочная защита против чудовищного удара: легкий меч его сломался, щит разлетелся в куски, а сам дворянин из дома Ар-цу замертво осел на землю, разрубленный от головы до пояса.
Руки Хоггроги онемели, их сковал смертельный холод, идущий из рукоятки меча... но холод вдруг отступил, и под кожей радостно забегали колючие мурашки...
'Еще...' - словно бы прошептал ему меч, и Хоггроги радостно кивнул. Следующий!
Третий противник был на вид самым рослым и сильным из троих искателей дорожных приключений, он видел мгновенную смерть своих товарищей, но испуга в нем не ощущалось. Только напряжение, ну, понятное дело, и тревога... Двуручный легкий меч, от щита отказался. Этот тот самый, который хотел на кинжалах... Если Рокари ничего не перепутал.