Аннотация: Сосед по несчастью рассказывает Илье историю своей смерти и попадания в Игру.
И так я узнал первую историю и первое имя.
А имя ему было, Игрой данное - Хезед, что значит - Милосердие, и потому он стал глух.
Цветы Древа - человеческие жизни. Вот лопается сияющий шарик на правой ветви, рассыпается светящейся трухой. Кто-то только что...
***
Она ожидала - сейчас он спросит: "Зачем? За что?" - но он знал, что она ждёт подобного вопроса, и молчал. Он вообще не любил быть предсказуемым. Особенно когда кто-то пытался достать его из скорлупы, играя на нервах.
Это непоколебимое спокойствие заставляло обидчика стыдиться.
Но, поскольку в данном случае обидчик - точнее, обидчица - знала его как облупленного (достаточно долго прожили вместе), она тоже не выказала никаких эмоций.
Так и сидели оба в тесной кухне напротив друг друга, избегая встречаться взглядами, ощущая нелепость молчания.
Потом Афанасий медленно и как бы нехотя потянулся за гитарой.
- Тишины хочу, - устало попросила Лиза.
- Тишины хочу, тишины... - процитировал Афанасий, слабо усмехнувшись.
- И не надо стихов, пожалуйста.
- Прозы, прозы... Воды, простой воды...
- Пожалуйста, не дразни меня своими цитатами. Не человек, а... ходячее собрание классиков, - она смотрела в пол - тяжело было поднять взгляд.
- И пальцы за меня загибать будешь? - уже открыто усмехнулся Афанасий.
- При чём тут пальцы?! - чуть повысила голос Лиза, по-прежнему не глядя на него.
- А при том. Обиженным-то надо быть мне, а вместо этого злишься ты. Как двое из ларца, одинаковы с лица - уж всё взялась за меня делать. - Он дотянулся-таки до гитары, прислонённой к краю столешницы. Кулак сомкнулся на немом грифе.
- Я всю жизнь всё за тебя делаю, - с нарастающим возмущением заговорила Лиза. Она уже не могла остановиться, хотя и понимала, насколько глупо выглядит. - Меценатов всяких разыскиваю я, помещения для концертов арендую я, костюмы сценические шью тоже я...
- ... по моим эскизам, - вставил Афанасий.
- ... Везде я! Всё время пляшу вокруг тебя. Ты не находишь, что это уже некрасиво? Могу я, в конце концов, подумать о себе? Хоть немного позаботиться о собственном отдыхе?
- Ну что ж, ты прекрасно... отдохнула, - он тенькнул по струне.
- Ты сам хорош... Ты постоянно пьёшь с друзьями, ходишь на какие-то богемные сборища и меня с собой не берёшь, словно я отверженная, словно я глупая обывательница, неспособная понять ваши пьяные философские беседы... - бормотала Лиза, накручивая на палец тёмные волосы. - А стоит мне отправиться на праздник к подруге и не сказать тебе об этом - сразу начинаются попрёки...
- Можно подумать, в этом дело. - Он стал наигрывать "Милая моя, солнышко лесное". - Можно подумать, в подруге дело или в празднике. Зачем ты притворяешься - словно думаешь, что я до сих пор ничего не знаю? Да ещё пытаешься представить дело так, будто я во всём виноват. Милая моя... ну посмотри же мне в глаза...
- Не называй меня милой... - она закрыла лицо руками..
Афанасий поиграл ещё немного, потом прихлопнул струны так, что дека загудела.
- Пойду-ка я, а то Андрей скоро вернётся, - сказал он. - Не хотелось бы его видеть сейчас. - Заметив, что она глядит на него сквозь пальцы, добавил: - Не ссорьтесь только, живите дружно.
- С чего ты взял, что я хочу с ним жить? - глухо спросила Лиза.
- Ну, то есть как - с чего... - Афанасий пожал плечами.
- Это ты, ты сам его привёл, ты! - крикнула она, уже не стыдясь слёз.
- Опять я виноват, - развёл руками Афанасий. - Пойду, не хочу усугублять положение.
Она ничего не ответила. Плечи её вздрагивали, и оборки на коротких рукавах клетчатой блузки вспархивали, как крылья бабочки.
Он сунул гитару в кофр, задвинул ногой под кровать, накинул куртку на плечи и хлопнул дверью. На улице холодный ветер мгновенно проник под рубашку, раздул полы. Весна была ещё ранняя, сотни ручьёв бежали по асфальту, но снег не успел почернеть, и от него шла волнами влажная свежесть.
Путь на остановку преградила огромная лужа, которую нельзя было обойти ни по палисаднику (обнажившаяся земля раскисла в чёрную грязь), ни по проезжей части (машины запросто могли обрызгать бурой жижей). Поистине, это была царица среди луж. В её огромном рыбьем глазу лениво проплывали облака.
Через лужу лежал путь, отмеченный пунктиром брошенных досок, многоточиями кирпичей и редкими иероглифами грязных отмелей. Афанасий, немного помедлив, решился на штурм этого невнятного весеннего текста, тем более, что нашёлся какой-то смельчак с противоположной стороны, также вступивший на зыбкую дорожку.
Ждать, пока тот, встречный, пройдёт через лужу, чтобы не столкнуться с ним, было бы слишком долго, и Афанасий выбирал самые изощрённые способы преодоления водной преграды, любезно стараясь разминуться с "потусторонним". Однако, видимо, усилия пропали даром: после невероятных прыжков, щепетильных поисков наименее грязных участков и потрясающих трюков балансирования оба сошлись на середине узкой длинной доски, в самом центре, над синей глубиной весеннего моря.
- Так и думал, что встречу тебя, - сказал Андрей.
- Я тоже предполагал, - сказал Афанасий и улыбнулся. - Мы словно те два козла из сказки, которые сошлись на мосту и не захотели уступать друг другу дорогу.
- Ну, точно, похоже, - засмеялся Андрей.
- Хотя козёл здесь только один - продолжал улыбаться Афанасий.
- Тот, кому наставили рога, - съязвил Андрей, развивая тему, и сразу понял, что сказал лишнее. Доска испуганно всхлипнула; Афанасий шагнул к нему, глядя сверху вниз - Андрей был намного меньше ростом и при свете дня выглядел довольно жалко в своей старой куртке, которую носил ещё год назад, когда только поселился у Ренов.
- Что ты навис надо мной? - тявкнул Андрей, остро нацелившись носом в лицо Афанасия. - Думаешь, что имеешь право столкнуть меня в грязь? Как бы не так. В случившемся виноват ты и только ты.
- Лиза тоже так считает, - согласился Афанасий и спокойно продолжил, дополняя: - Виноват я в том, что приютил тебя в прошлом году, когда ты оказался в нашем городе, путешествуя автостопом. Мальчик сбежал из дому - несчастный, непонятый, талантливый... и глупый, потому что нарвался на грабителей, которые обчистили его и высадили на обочине. И какая удача, что мальчик попытался заработать денег, играя на скрипке в переходе, и его заметил бард, уже обретавший тогда известность..
- Да, да! Благодетель! - скривившись, перебил Андрей. - Взял к себе в дом, выпустил с собой на сцену! Хороший составился дуэт, нечего сказать. Ты мне поначалу даже недоплачивал моей доли за концерты - на том якобы основании, что я всё проедаю. А то, что мне надо хотя бы одеться нормально, чтобы бомжем не выглядеть...
- Так ты, значит, за это мне отомстил? - медленно, с расстановкой произнёс Афанасий. - Ты спал с моей женой, мстя за то, что я недоплатил тебе денег? Типа, натурой взял? По-твоему, Лиза - проститутка?!
- Говорю же, во всём виноват ты! - первым не сдержавшись, заорал Андрей. - Думай обо мне, что хочешь! Я спал с ней потому, что хотел с ней спать! А она со мной - потому что ей было скучно! Ты её забросил совсем, всё время развлекался с друзьями, а она чахла!
- Я ей не изменял! Я только пил! - взорвался, наконец, и Афанасий. - А она - просто от скуки, мне в отместку, в нашем доме, на нашей постели, с моим лучшим другом!..
- Да какой я тебе лучший друг! Собачка на привязи, для забавы! - выплюнул Андрей.
Афанасий отстранился от него, уставился так, словно впервые увидел.
- Да, верно, какой же ты мне друг, - проговорил он. - Вот уж правду говорят: ни одно добро не остаётся безнаказанным.
- Тоже мне святой страстотерпец! Да плевал я на ваше добро! Вы с Лизкой всегда смотрели на меня, как на приживальщика, как на грязь!! - Андрей вскинул подбородок, с ненавистью сверкая глазами.
Афанасий осторожно взял его за шиворот, приподнял так, что подошвы Андрея оторвались от доски, и поставил прямо в хлюпающую чёрную жижу.
- Ну так кесарю - кесарево, - прокомментировал он свой поступок.
Андрей, погрузившись по щиколотку в лужу, даже не шевельнулся, закаменев в своём презрении.
- Через два часа - у меня на даче, - вдруг выпалил Афанасий, глядя на эту статую. Решение, родившееся в голове не так давно, окончательно завладело его разумом. - Дуэль. Стреляться будем.
- Сядешь, - сквозь зубы сказал Андрей.
- Почему это - сяду? Может, ты попадёшь удачно, - скривился Афанасий, сам спрыгнул с доски и пошёл прочь, разгоняя ногами мутные волны.
***
Замок был сбит двумя ударами лома. "Простит ли меня Вовыч? Надеюсь, что всё-таки простит", - подумал Афанасий, входя в дачный домик соседа. Он сразу направился в угол, где стояло старое кресло, отодвинул мебель в сторону и поддел ломом дужку замка на люке подпола. Со скрипом замок был выдран. Из открытого подпола пахнуло сухой древесной стружкой. Афанасий прыгнул вниз и нашарил в темноте брезентовый чехол.
- Я постараюсь вернуть это назад, - сказал он вслух, развязав чехол и уставившись на ствол, блеснувший тусклой рыбиной. Затем положил чехол возле края люка и, подпрыгнув, выбрался из подпола.
Когда возле калитки раздался шорох велосипедных шин, Афанасий вышел на крыльцо своей дачи и сощурился, снимая с плеча ружьё.
- У соседа твоего дверь нараспашку, - заметил Андрей, небрежно кидая велосипед в грязь. Велосипед был Лизин.
- Я взял его ружьё, - сказал Афанасий. - Знал, что у него в подполе лежит.
- В подполе же сыро. И потом, он разве не боялся, что сопрут?
- У него сухо. Крепкий фундамент, вода не просачивается даже весной, - объяснил Афанасий. - А ружьё сначала дома было, а потом у Вовыча сыновья стали подрастать - близнецы-сорванцы, он тут от них и ствол, и патроны прячет.
- Дачники выстрел услышат - сбегутся, - сказал Андрей.
- Кому сбегаться-то? Никто ещё даже не сажает ничего, снег не сошёл, - возразил Афанасий, взвешивая в руках двустволку.
- Ты прямо с крыльца, что ли, в меня стрелять собираешься? - съехидничал Андрей. Расстегнул старую куртку и сунул руки в карманы брюк.
- Зачем? Я спущусь, конечно. Да и жребий надо кинуть, - Рен достал монетку, - кому первому стрелять.
- Я в армии не служил, - с презрением вымолвил Андрей. - И не охотился. Я вообще только в тире стрелял, в петушков и в картонных буржуев, где остались ещё.
- Орёл или решка? - спросил Афанасий.
- Орёл, разумеется, - сказал Андрей, следя, как взлетает в воздух сверкнувшая серебром монетка.
Рубль упал на грязную землю единицей вверх. Андрей тихо зашипел сквозь зубы.
- Надо ещё раз бросить, - жалея его, сказал Афанасий.
Андрей вздёрнул плечи, всем своим видом давая понять: делай как хочешь, всё равно эта затея - ерунда и глупая шутка.
- Теперь что?
- Ну, решка, - сказал Андрей.
- Орёл, - сообщил Афанасий, глядя на чешуйку серебра в грязи.
- Тьфу! Дай я брошу, - Андрей погремел в карманах, нашёл пять копеек, - моя решка...
Пять копеек упали орлом.
Афанасий спустился с крыльца, подошёл к Андрею вплотную:
- Надо отвернуться друг от друга и пройти пять шагов...
- Пяться сам назад, я не сдвинусь с места, - скривил губы Андрей.
Афанасий отсчитал десять шагов, обернулся и вскинул ружьё к плечу. Мушка подрагивала, наезжая то на левое плечо Андрея, то спускаясь к солнечному сплетению, то нацеливаясь в центр бледной физиономии.
Андрей сжимал и разжимал кулаки, ветер растеребил его чёрную чёлку, и пряди цеплялись за нос, мешали ему смотреть. Наконец он тряхнул головой, озлясь, и закричал:
- Да не стрельнешь ты! Не стрельнешь!
Мушка дрогнула, уставясь прямо в злой серый глаз.
- Не стрельнешь! - по лицу Андрея разлилась смертельная бледность, усмешка кривилась, и подёргивалась в левом углу рта тёмная морщинка, как паучья лапка.
Афанасий выстрелил. Гром прокатился по палисаднику. Андрей согнулся, схватился за локоть:
- А-а-а, собака, прямо в сустав! - закричал он с мукой, валясь на землю. Афанасий отбросил ружьё и кинулся к нему, содрал с воющего Андрея куртку.
- Плевать, жить будешь. Это бекасиная дробь, мелкая. Тебя ещё и пуховик защитил. - Он поморщился, закатывая рукав рубашки раненого. - Крови, конечно, хватает...
- Боль адская, - провыл Андрей, его глаза застлало страдание и ненависть. - Ах ты, жалостливый, не патронами зарядил - дробью бекасиной, не убить меня решил, а инвалидом сделать на всю оставшуюся жизнь...
- Да что ты несёшь? Её простым ножом выковыривают, - раздражился Афанасий. - Хочешь знать? Я не любитель тиров. Я вообще сегодня в первый раз стрелял из ружья.
- Как, а с Вовычем ты разве не охотился? - заскрежетал зубами Андрей.
- Я только бродил с ним, но ни разу не стрелял, - ответил Афанасий, перевязывая рану Андрея своим носовым платком. - Ну, видел много раз, как он заряжает. И всё.
- Поверить не могу. Нет, не верю, - пробормотал Андрей. Постепенно его удивление снова уступило место ненависти. - Вот из-за такого неумехи, как ты, я останусь калекой на всю жизнь. Сустав повреждён - на скрипке не смогу играть, и стану бомжем.
- Зачем такие мрачные перспективы. Жизнь-то продолжается, - хмыкнул Афанасий. - Смотри-ка, почти вся дробь мимо пролетела. Ты везунчик.
- Не я везунчик, а ты мазила, - выплюнул Андрей. - Надо было в глаз целить, чтобы насмерть.
Афанасий промолчал, поджав губы. Поднялся и пошёл к забору, где валялся велосипед.
- Линяешь, да? - заорал вслед Андрей. - А мне тут подыхать?
Афанасий, ничего не отвечая, нажал на педаль. Велосипедные шины с шорохом повели черту по грязи.
- Собака! - заорал Андрей.
Афанасий поехал очень быстро, словно крик толкал его в спину.
До шоссе было не так уж далеко. Доехав до поворота, он спрыгнул с велосипеда и встал, голосуя.
Ждать пришлось недолго, вскоре затормозил грузовик. Водитель весело высунулся из кабины:
- Ба, не каждый день тут голосуют звёзды местного разлива! Подбросить до города, Крапивник?
- Не меня, - нервно сказал Афанасий. - Тут надо доставить одного в больницу. А то скорая через три часа сюда доберётся. Да ещё застрять может в грязи.
- А что стряслось-то? - мужчина выпрыгнул на асфальт.
- Я стрелял в человека.
У водителя вытянулось лицо.
- Можете вызвать милицию, если хотите. Я убегать не буду, - сказал Афанасий.
- Какая милиция, Афоня, - растерянно ответил водитель. - Показывай, где этот твой...
- На даче у меня, пошли, - сказал Афанасий, пропустив мимо ушей "Афоня" - не до того было.
Через некоторое время Андрея увезли (челюсть водителя грузовика отвисла ещё сильнее, когда он увидел, что "подстреленный" - партнёр Рена, выступавший с ним на концертах, сам скрипач Варин). Афанасий остался на даче - прежде чем возвращаться в город, ему надо было побыть одному, подумать. Или нет - лучше некоторое время ни о чём не думать.
Вместо того, чтобы подняться на крыльцо, он обогнул дом и, раздвигая сырые колючие кусты малины, подобрался к задней двери. Дёрнул - засела в земле, заросла. Раскопал щепкой у основания, ещё раз дёрнул - с трудом поддалась. Внутри было темновато, и дом, словно прямоугольной пулей навылет, был пробит двумя дверными проёмами - в них сияло синее весеннее небо.
Половицы поскрипывали. Рен подумал, что оставил валяться ружьё во дворе, и что стволы наверняка забьются грязью. Он поискал в ящичке со всяким хламом, стоящем в углу, какую-нибудь тряпку, годную для чистки, но вместо этого нашёл пачку жёлтых стикеров, невесть как здесь оказавшуюся. Ах, ну конечно, их привозила Лиза, любившая и в городской квартире налеплять стикеры везде и всюду, пытаясь не забыть множество вещей, записанных на них (и всё равно забывала).
Афанасий оторвал один стикер, написал на нём найденной в том же ящике ручкой:
"Я сюда вернусь".
И налепил на дверцу шкафа.
Кстати, что в этом шкафу? Помнится, его везли сюда по частям и уже здесь собрали. А шкаф так и не пригодился. Там, кажется, висит только плащ с Хэллоуина, однажды была вечеринка за городом...
Он увидел слабый отблеск зеркала, отворяя дверцу, и тут же что-то холодное уткнулось ему в шею, слева и сзади. Впечаталось ледяным кольцом...
Андрей?.. каким-то образом сбежал от водителя... вернулся... нашёл во дворе ружьё? Нет, невозможно. Ведь у него рука не действует. К тому же, шею холодило одно кольцо, а у Вовыча двустволка...
Афанасий, не двигаясь, покосился на зеркало. В глубине, за спиной, угадывалась тёмная фигура. Непроницаемую черноту силуэта разбивала лишь крохотная злая искра. Сигарета?
Нет, гораздо выше и левее... Железный, пустой блеск.
- Ну, здравствуй, - сказал Афанасий, внезапно всё осознав. Городская легенда, разумеется, не осталась для него неизвестной. - Что, неужели моя весна превратилась в осень?