Орлова Наталия : другие произведения.

Сорок восьмая гексаграмма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:

48-я гексаграмма

Вселенная - такое странное место!

Star trek: Voyager. 3 season, 2

История 1

Сестричка Ху

   Было жаркое лето 2010 года. Мы с приятелем путешествовали по Китаю, как сейчас путешествует большое количество студентов - стараясь выбирать недорогое жилье и не самые натоптанные туристические маршруты.
   Я начал учить китайский только на первом курсе ИСАА, способности у меня были ниже средних, и мой надменный приятель считал, что я ошибся с выбором профессии и мне надо было стать художником, а не ломать свой неповоротливый язык о китайские тоны. Они не давались мне совсем, даже когда я им подпевал и дирижировал рукой, головой и "языковым чутьем", которое мой приятель пытался во мне безуспешно развить. Однако мое упрямство было развито обратно пропорционально моему "языковому чутью", и я пытался общаться с китайцами и разучивать наизусть стихи и прозу, свято веря в то, что "вода камень точит".
   В общем, как и положено в банальных зачинах начинающих писателей, "однажды два студента отправились в путь...". В свое оправдание могу сказать лишь то, что жизнь не всегда похожа на высококачественную литературу, а поскольку я решил не отступать от реальных событий, то ждать, что они будут блистать литературными находками, не приходится. К тому же, считая себя существом в высшей степени прозаическим и тривиальным, я не мог и надеяться стать героем - даже в собственном изложении - какой-то удивительной истории.
   Ну да ладно, что это я все про себя, лучше расскажу про моего приятеля. Он был полиглот и болтун, страшно общительный и при этом ужасно спесивый. Его спесь каким-то чудесным образом уживалась с почти панибратским отношением ко всякому человеческому существу, не зависимо от его пола, возраста и социального статуса. Звали моего приятеля Иван. Он произносил свое имя с сильным ударением на "и" - "И-и-ван", получалось для китайского уха что-то вроде "и ван" - "справедливый правитель", и никогда не откликался на "Ваня", а тем более разного рода уменьшительные и ласкательные.
   И вот занесло нас по ходу нашего маршрута в маленькую деревеньку с длинным и неблагозвучным названием Хуйсяодун, что можно было бы перевести прилично как "Возвращение в пещерку". Прибыли мы уже поздно ввечеру, страшно уставшие. На постоялом дворе - который все же оказался в этом месте - мы сразу же завалились спать, даже толком не осмотревшись, решив все отложить до утра.
   Меня разбудил стук в дверь и голос Ивана по-китайски: "Подождите минутку", потом скрип двери и какие-то перешептывания. В полудреме я почему-то решил, что мы в гостинице в Сучжоу, которую на самом деле покинули неделю тому назад, что уже утро и пришла горничная убирать номер. Но потом Иван бесцеремонно стащил с меня одеяло и сказал, что хозяйка ждет нас к ужину. "Какой ужин? - пробурчал я. - Ведь уже утро!" Но на часах было около девяти вечера. Я люблю китайскую кухню и готов есть в любое время, когда бы меня ни пригласили, поэтому я быстро натянул шорты и мы с Иваном спустились вниз.
   Кроме нас в комнате никого не было. Рядом с пустым столом горели свечи в высоких подставках. Потом девушка, которая вызвала нас к ужину, еще раз поклонилась и сказав: "Хозяйка скоро подойдет", семеня, удалилась.
   Мы стали озираться по сторонам. Сначала в слабом свете свечей я ничего толком не мог разглядеть, потом увидел, что стены увешаны свитками с картинами и каллиграфией очень высокого качества. У одной из стен я увидел большой цинь, невероятно древний, судя по отделке. Тут Иван вскрикнул и потащил меня к стойке, на которой мы с удивлением увидели тончайшей работы старинные вазы. "Ну, несостоявшийся художник, - заговорщицки прошептал Иван, - какая это династия? Ранняя Цин? Или даже Мин? Сколько же это может стоить?" Я, обомлевши, смотрел на изумительный фарфор с тончайшей прорисовкой деталей и не мог отвести глаз. Изображение на вазе было четким и очень изящным: под раскидистым деревом беседовали две девушки, одна держала веер, другая - зонтик. На другой стороне двое юношей, видимо, тоже вели какую-то интересную беседу и так увлеклись, что не замечали девушек. Разглядывая эти забавные сценки, мы так бы и стояли, если бы не легкий смешок за нашими спинами.
   Разом обернувшись, мы увидели хозяйку. Это была девушка лет 18, высокая и стройная, с вычурной "старинной" прической украшенной живыми цветами и голубыми перьями зимородка. Она была похожа на танцовщицу или принцессу.
   - Господа сюцаи, - мелодично пропела она, - добро пожаловать в мою скромную хижину. Прошу присесть к столу! - и она сделал широкий приглашающий жест рукой. Только тут мы увидели, что стол заставлен тарелочками с разными закусками и кувшинчиками с вином.
   "Когда это они успели?" - промелькнуло в моем ошарашенном мозгу, но я уже шел к столу, садился и пытался вспомнить какую-нибудь изысканную формулу вежливости, подходящую к случаю.
   Иван же не ударил в грязь лицом. Пока я мычал и всем видом изображал восторг, он повел беседу с хозяйкой и мы узнали, что фамилия ее Ху, а зовут Ли-юнь, что по-нашему можно было бы перевести как Сливовое облачко. Она и впрямь была на него похожа - словно окутанная легкой дымкой и источающая тонкий нежный аромат. То ли от выпитого сливового вина, то ли после долгой дороги и сытного угощения, мне показалось, что ее фигура качается с какой-то неземной грацией, а когда она встала и взяла пипу - струнный инструмент, похожий на большую мандалину, - и под ее нефритовыми пальчиками струны запели струящимися голосами, мне показалось, что к нам сошла сама бодхисаттва Гуань-инь.
   Я пьяно кивал в такт мелодии и подпевал, пока Иван не ткнул меня кулаком в бок. Когда же наша божественная хозяюшка подхватила полы развевающихся одежд и закружилась в каком-то старинном танце, изгибаясь до земли как тонкая лоза, у меня совсем помутилось в голове, и я понял, что если сейчас не выйду на воздух, то упаду в обморок. Что-то невнятно бормоча и цепляясь за стены, я двинулся к выходу и, отрыв дверь, вместе с первым глотком свежего воздуха узрел столь дикую сцену, что тут же протрезвел: на залитом огромной луной дворе сидело в кружок несколько крупных лис. Они в упор смотрели на меня желтыми глазами и их хищные морды, казалось, высасывали из меня вместе с запахом душу. Они были так близко и это было настолько нереально, что я медленно закрыл глаза... потом открыл... они были тут. Я машинально их пересчитал - девять штук. Словно по команде они задрали морды кверху и затявкали. Я дернулся назад, захлопнул дверь и, обернувшись, привалился к ней спиной, клацая зубами.
   Тут я увидел, как наша прекрасная хозяйка вскочила на стол, расшвыряв зазвеневшие тарелки, и, подняв свое прелестное личико к потолку, яростно залаяла. Потом как во сне я видел застывшего восковой фигурой Ивана и изогнувшуюся над ним в жадном оскале Ли-юнь. Не помню, как в моих руках оказалась старинная ваза, одна из тех, которыми мы недавно любовались, и я изо всех сил запустил ею в Ли-юнь. Она увернулась, послышался звон, Иван вскочил, бросился к двери и мы выскочили во двор.
   Мы бежали и бежали, а за нами слышался лай и топот множества ног. Мне казалось, что все вокруг кишит лисами, что они окружат нас и разорвут в клочья. Но самое ужасное ждало нас впереди - высокий обрыв, дальше бежать было некуда.
   Встав спиной к спине на самом краю, мы приняли бой. Лисы кидались на нас с какой-то немыслимой яростью, пытаясь укусить за руку или за шею. Тут я понял, какой я был молодец, когда в школе увлекался боксом - парочку лис мы скинули с обрыва и они, растопырив лапы как белки-летяги, исчезали где-то внизу, истошно визжа.
   Потом что-то произошло, лисы отступили, и вперед вышла одна из них - самая крупная. Я уже понял, что это и есть наша Ли-юнь. Изогнувшись и припав мордой к земле, она медленно кружила перед нами. Потом упала на спину, перекатилась пару раз туда-сюда, и снова стала прекрасной девой. Лисы жалобно заныли, стали отступать и растаяли в тумане.
   - Ну же, господа сюцаи, - пропел знакомый голос. - Что же вы так испугались? Зачем же нам ссориться?
   Под конец ее голос стал сладким как мед, а одежды медленно заструились на землю, пока под ярким светом луны она не осталась в тончайшей рубашке, совершенно не скрывавшей ее точеных нефритовых форм.
   Тут я услышал, как Иван на всех известных ему языках поспешно произносит молитвы и заклинания. Поскольку я мог вспомнить только "чур меня!", то и стал повторять эту нехитрую формулу, надеясь, что морок исчезнет.
   Но наша упорная Ли-юнь и не думала испаряться. Наоборот, она становилась все отчетливее, подходя все ближе и ближе.
   Еле сдерживая панику, я лихорадочно думал, что же делать. Бить такую прекрасную девушку просто не поднималась рука, и напрасно мой внутренний голос кричал мне, что это вовсе не девушка, а хищный оборотень. Ужас был в том, что воспитанный в атеизме, материализме и научной парадигме, я в глубине души не верил в оборотней и не знал, что с ними нужно делать при встрече.
   И когда Ли-юнь была уже совсем рядом, Иван схватил меня за локоть, скомандовал - прыгай! - и мы прыгнули.
   Когда я ударился о сук дерева, то подумал, что сломал себе ребра или позвоночник, но руки и ноги шевелились, так что боль была сильной, но не опасной. Мы повисли на огромной корявой магнолии, зацепившейся корнями за край скалы. Над нами тявкали сбежавшиеся лисы, а мы стонали и матерились по-русски. На дереве мы пролежали до рассвета, а когда рассвело, стали медленно сползать вниз, потом еще не менее получаса спускались со скалы, цепляясь за выступы и корни деревьев.
   Ободранные, избитые, совершенно обалдевшие от событий этой ночи, мы к полудню добрались до какой-то деревушки. В харчевне мы стали расспрашивать про деревню Хуйсяодун и с невероятным изумлением узнали, что такой деревни нет уже лет пятьсот, что на этом месте давным-давно никто не селится, а старики болтают - вы только, молодые люди, не смейтесь! - что там живут лисы-оборотни. Потом нас стали расспрашивать, что это у нас такой подраный вид, но мы сказали только, что сбились ночью с пути, попали в туман и сорвались с обрыва, хорошо хоть, что живы остались. Крестьяне с этим живо согласились, выпили с нами гаоляновой водки, покачали головами и разошлись по своим делами. А мы, накипятив себе воды, помылись в бочке, побрились моей замечательной раскладной бритвой, а потом легли спать. И хотя я все время видел перед собой неземное личико Ли-юнь, усталость взяла свое, и я, засыпая, услышал похрапывания Ивана. Скоро нам на многое предстояло посмотреть иначе...
  

История 2

Дух Горного ручья

   Есть много в Поднебесной мест,
   Невиданной красы,
   Но их затмит волшебный лес
   Красавицы-лисы.
   Есть много в Поднебесной дев,
   Прекрасных, как Си Ши,
   Но ты забудешь их, узрев
   Ли-юнь в лесной глуши.
   Есть много в Поднебесной од,
   Воспевших красоту.
   Но, видевший тебя, поймет
   Даосов немоту.
   Есть много в Поднебесной чар,
   Чтоб сердце полонить,
   Но твой всего коварней дар -
   Влюбляя, не любить.
   Так на следующий день воспел Ли-юнь уже более менее пришедший в себя Иван. Меня же он заставил нарисовать ее портрет, который я и исполнил в китайской манере - тонким карандашом (за неимением кисточки) в своем походном дневнике (куда по привычке каждый вечер заносил основные события дня), запечатлев ее в девическом облике вполоборота к зрителю. Мы договорились - ни трезвыми, ни пьяными - никогда никому не рассказывать об этом событии. Между собой же мы ни о чем другом кроме Ли-юнь говорить не могли, благо, что говорили по-русски и нас никто не понимал. Бурно обсуждая события прошлой ночи, мы вышли из деревеньки и направились в сторону невысоких гор, где надеялись посетить буддийский храм. Иван даже предлагал вернуться на место происшествий, но поскольку, в конце концов, мы решили, что оборотни - не духи-привидения и могут спокойно разгуливать и днем, то не отважились испытать судьбу еще раз.
   - Как можно поверить, - в сотый раз риторически возопил Иван после минутного молчания, - что мы встретили пятисотлетнюю лису? Мы с тобой? Мы же простые русские студенты, жили себе поживали в простом атеистическом постсоветском мире, где единственная мистика - исчезновение денег в банках. Ты, как, вообще-то, не чувствуешь, что сходишь с ума?
   Я промычал, что, вроде, не схожу, хотя и не могу понять произошедшего.
   - В конце концов, - заявил я впавшему в экзальтацию Ивану, - может, это и не лиса-оборотень вовсе была, а просто банда разбойников с дрессированными лисами, а мы напились и нам черти что померещилось. Они тут крестьян пугают, вот и мы сдуру нарвались. Ты же хорошо говоришь по-китайски, может, они решили, что мы китайцы заезжие, богатые. Вряд ли бы они стали связываться с иностранцами.
   - Банда, говоришь? Ты что, не видел своими глазами, как она в девицу из лисы превратилась?
   - Ну, мало ли что ночью покажется на краю обрыва, когда на тебя натравливают боевых лис. Так что, может, нас просто одурачили, а теперь она сидит себе, похихикивает.
   - Ладно, Фома неверующий, ты меня почти уговорил. Может, она и впрямь какая-нибудь бандитская жена, это нам знакомо. В моем родном городишке все красотки были бандитскими полюбовницами... - эти воспоминания на некоторое время отвлекли мысли Ивана от Ли-юнь, и его монолог переключился на суровые нравы родного городка.
   Ведя такие вот разговоры, мы бодро поднимались в гору и к полудню, дойдя до небольшой бамбуковой рощицы на берегу ручья, остановились на привал. Из деревеньки мы захватили лепешек, соевого творога доуфу, соленого арахиса и флягу с гаоляновой водкой. Погода был расчудесная, и вчерашняя жуть постепенно развеялась из наших сердец.
   После еды и пития Ивана разморило, и он умолк, засопев. Я же взял свой дневник и карандаши и пошел чуть выше по течению ручья, чтобы сделать пару-тройку зарисовок. Мир красок мне и впрямь был ближе и понятнее мира звуков. НЛПишники бы назвали меня визуалом, ничего не имею против этого. Однако когда вскоре я услышал высокие переливчатые звуки, я сразу понял, что это не птица. Звук был очень нежным и тихим, мне стало любопытно, и я осторожно подобрался ближе к источнику звука. Мое удивление трудно описать, когда я увидел юношу (именно юношу, а не парня), сидевшего на большом валуне и игравшего на нефритовой флейте. Одет он был явно не в современном стиле, а его длинные волосы свободно падали на плечи. Он был настолько погружен в свою игру, что не заметил меня, даже когда я подошел очень близко. Несмотря на то, что мне было неловко навязывать ему свое присутствие, меня словно влекло подойти ближе, чтобы лучше расслышать тихие звуки.
   Когда же он поднял голову, я обомлел - молодого человека такой красоты можно было бы увидеть скорее в китайском историческом сериале, чем в реальной жизни. Он улыбнулся, казалось, поняв мое изумление, и я услышал его приветственные слова, словно они раздались у меня в голове: "Рад приветствовать тебя, дорогой друг Ши, в моей скромной обители".
   Мое удивление зашкалило. Кроме Ивана никто и никогда не называл меня "другом Ши". Тот же говорил это в издевку. Дело в том, что мое имя Петр. У Ивана это вызывало библейские ассоциации, особенно по утрам, когда он мне заявлял, что пора вставать и что под "лежачий камень вода не течет". Поскольку же по-китайски "камень" - это "ши", то отсюда возникло и прозвище.
   Как назло в трудные минуты коммуникативные компетенции меня покидали совсем, так что я, мотнув головой, как неразумный мул, сказал что-то вроде: "Страшно рад Вас видеть!". На что чудесный юноша рассмеялся, и я опять как-то само собой воспринял его слова: "Ничего страшного, друг мой, не утруждай себя сложными звуками, я и так прекрасно тебя понимаю. Мое ничтожное имя Дун Шань-си, живу я с давних пор в этих местах и уже привык считать их своим домом, хотя родом я из других мест. Ты слышишь мои мысли, а я слышу твои. Многие люди их видят, это ведь не сложно. Наши лица показывают больше, чем мы бы того хотели. Но и слышать мысли не так уж трудно. Особенно когда они просты и незамысловаты".
   "Это-то уж точно, - с горечью подумал я. - Мои мысли оригинальностью не блещут". Шань-си снова рассмеялся, словно ветерок пробежал по листве, и я услышал: "Ты ошибаешься. Твои подлинные мысли неведомы тебе самому, но придет время, когда ты услышишь свои мысли так же отчетливо, как сейчас слышите мои. Тогда твоя жизнь изменится. Но до этого тебе придется постранствовать. А поскольку в пути будут ждать опасности, возьми эту нефритовую флейту, я долго хранил ее - она разгоняет навей и призывает помощь." Тут он низко поклонился и двумя руками протянул мне флейту, на которой только что играл.
   "О, - снова услышал я. - Тебя не должна смущать моя печаль. Эта флейта дорога мне, но такова моя плата за возвращение. Она - единственное, с чем я не смог расстаться, умерев. Теперь, вернув флейту тебе, я смогу покинуть эти места". Я машинально протянул руки и взял флейту, которая оказалась холоднее и тяжелее, чем мне казалось, а в голове у меня вертелось только одно слово - "умерев". Юноша снова усмехнулся, на этот раз совсем печально, и я услышал: "Это долгая история... Береги флейту, никому ее не отдавай. Прощай же, друг мой!". Он шагнул в сторону, еще раз поклонился, и легкими шагами, почти не касаясь земли, стал быстро подниматься вверх, вскоре скрывшись из вида за деревьями.
   Когда я вернулся на наш привал, Иван уже проснулся, и мне пришлось долго ему объяснять, откуда у меня флейта. Иван крутил ее в руках и так и сяк, нюхал и даже лизал. Флейта как флейта. Бледно-зеленого нефрита с искусной резьбой: извивающийся дракон и феникс с широко расправленными крыльями. Это была обычная парочка животных, нежно любимых в Китае.
   Наконец, Иван отдал мне флейту со словами:
   - Ну, и теперь она - твоя? Дорогущая, небось! А я вот продрых свое счастье!
   - Видимо, моя.
   - Все равно не могу понять, кто же этот тип? (Тут я поморщился, так слово "тип" не вязалось с печальным и прекрасным обликом моего дарителя) Одно из двух, - после небольшой паузы подытожил Иван, - или, как говорится, тут орудует шайка иллюзионистов, или мы с тобой попали в какой-то явно параллельный мир и ты повстречался с духом горного ручья - Шань-си ведь и значит Горный ручей. Учитывая твое скудное для художника воображение (Иван не имел привычки смягчать нелицеприятные высказывания из опасения задеть мою гордость), ты вряд ли сумел бы все это выдумать за столь короткое время. В обоих случаях, совершенно не понятно, почему все это происходит именно с нами?
   Это был неожиданный вопрос. Я задумался и даже перестал слышать дальнейший иванов монолог. Жара к этому времени спала, и мы продолжили карабкаться все выше и выше под болтовню моего приятеля и журчанье горного ручья, надеясь, что эта ночь будет не столь опасна, как предыдущая.

История 3

Заброшенная кумирня

   Несмотря на все заверения крестьян из деревеньки, что к вечеру мы непременно выйдем к храму и что там есть приличный постоялый двор, где мы сможем заночевать, и что у нас нет никаких шансов сбиться с пути и попасть в безлюдные места, к храму мы так и не вышли. Уже на закате, отчаявшись увидеть хоть какие-то силуэты жилых построек, мы неожиданно наткнулись на кумирню, выстроенную в виде маленькой пагодки. Конечно, это был не дом и даже не сарай, а скорее, по нашим понятиям, беседка, но все же лучше, чем голая земля под открытым небом. Иван предложил еще нарезать бамбука, чтобы постелить на дощатый пол и насыпать сверху листья. Так мы и сделали, потом допили и доели оставшуюся провизию, уделив немного по древнему обычаю духу местности, и приготовились ко сну.
   К ночи похолодало, ночные звуки, чьи-то вскрики и шорохи навевали самые неприятные мысли, от которых я никак не мог отделаться. Я старался представить зеленые луга под ослепительно голубым небом, на которых паслись пушистые толстенькие овечки... одна овечка... две овечки... Но небо моих фантазий тут же темнело, раздавался пронзительный свист и из невесть откуда взявшихся зарослей на упитанных овечек набрасывались голодные жадные лисы. От этого всего нервы у меня совсем расшалились, я встал и понял, что Иван тоже не спит.
   - Что-то сон не идет, - зевая, сказал он мне и тоже встал. Мы стали пристально вглядываться в темноту леса, и чем дольше смотрели, тем больше нам казалось, что лес кишит разными мыслимыми и немыслимыми тварями, только и ждущими, что мы уснем, чтобы напасть на нас и сожрать.
   - Так мы не сможем уснуть. Давай спать по очереди. Спи первым, а я покараулю, - предложил, наконец, я.
   Иван согласился, лег и долго ворочался, пытаясь уснуть. Когда же его дыхание выровнялось, я тоже немного успокоился и стал почему-то вспоминать, как я в приятной компании плыл прошлым летом на байдарках по Киржачу, как было весело, легко и все понятно. Я тогда был влюблен в свою попутчицу, задумчивую девушку с длинными льняными волосами, которые она заплетала в две косы, как редко сейчас делают девушки. Ее голос развеял мои мрачные мысли, я видел, как она встает с поваленной сосны, как идет к костру, как зовет нас есть, как потом медленно заходит в воду, дотрагиваясь ладонями до ее поверхности. Все эти яркие и ясные образы увлекли меня, и я не сразу осознал, что рядом со мной есть кто-то еще, и это не Иван. Жуть, пробравшая меня с макушки до пяток, выступила холодным липким потом, в глазах потемнело, и я почувствовал, что деревенею от ужаса, не в силах даже повернуть голову. Краем глаза я все же увидел высокую фигуру в конфуцианской одежде. Фигура поклонилась мне учтиво и как-то смиренно, что немного ослабило напряжение, и я попытался встать. Фигура подошла чуть ближе, и в свете луны я разглядел опрятного вида старца, с длинной тощей бороденкой, в шапке ученого и со свитком в руке. На всякий случай я тоже ему поклонился. Старец кашлянул, провел рукой по скудным волоскам бороды и представился. Звали его Яо Мин-дэ, он был смотрителем здешних мест. Звучало это не очень страшно, и я решил, что смотритель мест вправе обходить доверенные ему места в любое время суток, тем более, что у пожилых людей часто случается бессонница, а лучший способ вернуть себе здоровый сон - немного пройтись и подышать свежим воздухом. Думая все это и радуясь, что все так хорошо объясняется безо всякой мистики и чертовщины, я поведал господину Яо, что мы - иностранные студенты, путешествуем по Китаю, осматриваем достопримечательности и шли к храму, но, видимо, заблудились. Не подскажет ли достопочтенный господин Яо, что это за кумирня и далеко ли до храма?
   Старик качнул согласно головой, повздыхал, присел на ступеньку и пригласил меня тоже сесть. Он говорил медленно и очень отчетливо и я радовался, что почти все понимаю, а это, признаюсь честно, было очень даже не всегда!
   Вот что я понял из его рассказа. До храма мы бы так и не дошли, потому что умудрились свернуть в другую сторону, теперь нам нужно вернуться назад, к развилке и пойти налево, а не направо. Странно, я отлично помнил, что крестьяне в деревне настойчиво подчеркивали, что у нас будет только одна развилка и что нужно идти именно направо. Я не стал спорить со стариком, ведь он был смотрителем этих мест и должен был знать лучше местных крестьян. Кумиренка же, в которой мы сидели, со слов старика, была посвящена здешнему "духу местности". Этот дух местности в свою бытность чиновником был славен своей заботой о жителях этих краев, а было это во времена минской династии. Так что кумиренка даже по китайским меркам была довольно древней, где-то начала 15 века. Я как-то с большим почтением посмотрел на ее потолок и столбы, украшенные резьбой, - какой Китай все же культурный! Вот стоит какая-то деревянная штуковина черти где, на какой-то горе, и никто ее за эти пять веков не сжег, не разобрал на дрова, не разломал потехи ради... Я тут же почему-то снова вспомнил свой летний байдарочный тур по Киржачу и взорванную в 60-е годы 20 века церковь в местечке Аргуново Владимирской области, которую местные мужики пытались разобрать на кирпичи. В эти горькие думы о родине просочилось покашливание господина Яо.
   - Молодой человек, Вы ведь устали с дороги, ложитесь, поспите, вон как Ваш товарищ, а я тут покараулю, все равно сна ни в одном глазу, возраст, понимаете ли... Даже легкие вещи с годами становятся трудными. В юности легко засыпается, сладко спится, а когда такой груз лет, то и сон тяжел, и сны тяжелы.
   Я поблагодарил его, как мог, за такую любезность и улегся спать. Не знаю почему, но рядом с этим стариком мне было очень спокойно. Проснулся я оттого, что Иван тряс меня изо всех сил и вопил мне в ухо:
   - Проснись, проснись! Почему ты уснул! Почему меня не разбудил! Нас могли сожрать этой ночью, ты рехнулся, что ли?
   Я кинулся рассказывать ему о старике, но чем больше говорил, тем истеричнее становилось поведение Ивана.
   - Ты издеваешься надо мной, да? То ты с духом ручья встречаешься, то с духом местности разговариваешь, да еще надеешься меня этим успокоить?!
   Тут уж я обомлел. Мне ни разу не пришло это в голову, хотя после недавних событий вполне могло бы придти.
   - Нет уж, Иван, - не вытерпел я под конец, - давай примем одну рабочую гипотезу: или тут какие-то разбойники нас дурят, или все же мы имеем дело с потусторонними силами. И с чего ты взял, что это - дух местности, а не местный староста во плоти?
   - Местный староста, да?! Чтобы местный староста шатался ночью по кумирням в одежде конфуцианского ученого? Ты где таких старост видел?
   Я вообще никаких старост не видел, в чем и признался. И добавил, что Иван тоже никогда никаких старост не видел, и в данном случае нет веских резонов привлекать мистику или разбойников.
   - Да, - вдруг торжествующе воскликнул Иван, - нет, говоришь, а это что такое?
   Он поднял с полу и потряс передо мной свиток, который я заметил ночью в руках старца.
   - Это у старосты в руках было, - сказал я, - я это точно помню.
   - Ага, - обрадовался Иван, - вот мы сейчас и поглядим, что это за староста такой.
   Он развернул свиток, и мы увидели, что это карта. Сначала мы не могли разобрать, что это за местность, иероглифические подписи были мелкие и написаны довольно неразборчиво полными иероглифами, да еще, видимо, каким-то особым стилем, но потом Иван радостно воскликнул и ткнул пальцем в карту.
   - Вот она, деревенька проклятущая, - закричал он, - это Хуйсяодун, где на нас Ли-юнь напала. А-а... Вот-вот-вот, вот деревенька, куда мы пришли вчера, а вот и гора, где мы сейчас, вот наша кумирня и вот храм, на другой, обрати внимание, другой (!) стороне горы.
   - Вот именно - на другой стороне горы. Мне вчера староста (я упорно продолжал называть старика именно так) сказал, что на развилке нужно было идти налево, а не на право, как сказали нам крестьяне. Это странно. Еще странно, что на карте есть эта Хуйсяодун, хотя крестьяне нам сказали, что там лет пятьсот никакой деревни нет!
   - Везде жулье! Вот зачем им нужно было нас обманывать? - с горечью досадовал Иван, - что им с этого - радость, что ли, какая! И деревня есть, и храм на другой стороне горы! Нам же теперь вот без еды целый день таскаться!
   С досады он пнул ногой ворох листьев, и мы увидели мешок, в каких раньше китайцы носили пожитки - кусок полотна, сложенный и завязанный узлом так, чтобы можно было носить через плечо. Мы кинулись его развязывать и с радостью обнаружили там пампушки, пару вяленых рыбин, сыр, несколько яблок и даже тыкву-горлянку с какой-то жидкостью внутри. Понюхав и лизнув жидкость, мы поняли, что это сливовое вино очень хорошего качества.
   - Это, неверное, староста забыл, - вздохнул я, - уж больно он, видно, старый, ничего не помнит. Как же он исполняет свои обязанности?
   - А может он нам специально и карту, и еду оставил, а? - вдруг заявил Иван. - И не староста он никакой, сколько тебе раз повторять, он дух этой кумирни. Мы с ним вчера поделились, вот он и пришел к тебе. Да и вообще, - как-то мрачно понизив голос, зашептал он, - может, крестьяне и не врали нам, может, нет никакой деревни и храм где-то тут рядом, а он нас специально в другое место отправляет, а еда - отравленная.
   - Да ну тебя, - с досады я чуть не плюнул, - какой ему смысл нас травить? И вообще - никакой он не дух! Он рядом со мной сидел, говорил, вот карту принес и еду! Может, он просто очень хороший человек и заботится о приезжих.
   - Да как же, человек, держи карман шире!
   Продолжая препираться, мы подобрали вещи, убрали листья, я почему-то трижды поклонился (под хмыканье Ивана) и мы отправились на другой склон горы, проверить, есть ли там храм. Среди моих знакомых после фильма Абуладзе какое-то время было модно повторять, что каждая дорога должна вести к храму. Меня это выражение всегда раздражало - в нем чудился напыщенный претенциозный вздор. И уж никак не мог я предположить, что именно с дороги к храму и начнется мое настоящее путешествие.
  

История 4

Буддийский храм

   К полудню так разжарило, что идти в гору стало почти невозможно. Еду мы доели и вино допили, а от ручья уже давно уклонились в сторону. Вода у нас кончилась, и пить хотелось ужасно. Вдруг мы услышали какое-то журчанье и из последних сил поспешили на этот сладостный звук. Неожиданно мы вышли на ровное плато. Перед нами высился древний храм, больше похожий на скалу, чем на произведение рук человеческих. Рядом с ним с горы тек водопадик. Мы бросились к воде, напились и умылись и только после этого снова обратили внимание на храм. Ворота были открыты и мы, не без некоторой робости, вошли внутрь. Во дворике было чисто и мирно, в курильнице горели тонкие "свечки", больше похожие на длинные бенгальские огни. Из храма доносился монотонный звук молитвы и постукивание - так обычно буддийские монахи бьют в деревянную рыбу. Мы осторожно подошли ближе.
   В храме шла служба. Старый монах речитативно что-то полунапевал, а перед ним в два ряда стояли монахи помоложе, всего их было, как мне показалось, человек около тридцати. Все были погружены в молитву, нас не заметили или сделали вид, что не заметили. Мы решили дождаться конца службы. Все выглядело очень правдоподобно и сильно меня успокоило. Служба меж тем закончилась.
   После службы настоятель что-то еще говорил монахам, потом направился к выходу и увидел нас. Видимо, иностранцы бывали здесь не часто, потому что он вдруг как-то неожиданно оживился и направился к нам бодрым шагом.
   Мы поклонились, настоятель тоже, произнеся положенное "Амитофо!". Мы снова поклонились, и он спросил, кто мы и откуда и как попали в эти места. После обычных фраз, которыми, как я думал, все и закончится, он вдруг предложил нам разделить с ними трапезу, чтобы было время "побеседовать с высокочтимыми гостями в спокойной и приятной обстановке".
   От такой чести я немного оробел, Иван же наоборот, страшно напыжился, и в столь разном состоянии духа мы и направились в трапезную - очень простую комнату с деревянным столом и скамьями. Я ожидал, что монах начнет вести философско-богословские беседы и страшно боялся, что мне не хватит ни умственных способностей, ни лексического запаса. Однако настоятель, усиленно потчуя нас разными закусками (остальные монахи сидели чуть дальше от нас за этим же столом), стал расспрашивать, откуда мы родом и каковы нравы в наших местах. Это меня одновременно и успокоило, и разочаровало. "Вот, - думал я, смакуя нежнейшего теста пельмени, начиненные какими-то пахучими травами, и прикусывая стеблями бамбука с хрустящими грибами "древесные ушки", - все китайцы одинаковы, материалисты и прагматики, для них духовность - только способ хорошо устроиться в этой жизни, жить себе спокойненько, в почете и уважении, это ж не на поле надрываться, не на конвейере с утра до ночи стоять..." Думая такие не слишком почтительные мысли, я вдруг заметил, что разговор начал принимать не совсем обычной оборот.
   - Простите, уважаемые господа студенты, мое предположение, - ласково и как-то очень уютно улыбаясь, заговорил настоятель, - но мне кажется, что вас сюда привел не только интерес к культурному и религиозному наследию нашей страны.
   - Честно говоря, - брякнул Иван, с энтузиазмом прожевывая свою любимую спаржу, - нас сюда привела карта. Видите ли, крестьяне в деревне сказали нам, что нужно на развилке идти направо, мы так и сделали, но вместо храма пришли к старой кумирне, ночью Петра навестил староста здешних мест и оставил нам карту - по ней-то мы сюда и добрались.
   После этих слов атмосфера застолья каким-то загадочным образом переменилась, и я едва заметил жест настоятеля, после которого монахи, как один, встали и, поклонившись, почтительно, но очень быстро удалились. Настоятель продолжал улыбаться, но его глаза стали острыми и внимательными. Иван всего этого вообще не заметил, продолжая развивать сюжет нашего путешествия.
   Я пнул его ногой под столом. Он с изумлением посмотрел на меня.
   - Помолчи! - прошипел я ему по-русски.
   Тут настоятель, поняв, что я что-то почуял, с удвоенным рвением начал угощать меня салатом с пророщенными семенами каких-то растений, уверяя, что такое блюдо делается только здесь, и больше нигде мы не сможем его отведать. Я страсть как люблю пробовать новые китайские закуски, но тут даже они мне в горло не полезли.
   - А как драгоценное имя того старосты? - спросил нас монах.
   Иван щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить, и посмотрел на меня.
   - Господин Яо, - сдавленно промычал я, - Яо Мин-дэ.
   - А-а! - протянул настоятель и глубоко задумался. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, встряхнулся и предложил нам пройти в пустующую келью отдохнуть, а потом "мы с вами обо всем, обо всем как следует потолкуем".
   Бог мой, как же я ругал Ивана, когда мы остались вдвоем. Ну с какого бодуна он начал лепить про старосту и карту! Иван оправдывался, как мог, ведь, в конце концов, заявил он, именно я считал его реальным человеком, так почему бы не рассказать о такой приятной и полезной встрече. В келью тихо постучали, и вошел очень юный миловидный монашек, а может послушник, принеся нам чай и сладости. Мы поблагодарили его и еще какое-то время молчали, когда он вышел.
   - Значит, так, - снова начал я. - Давай договоримся. Раз уж мы сказали про карту, то это все, что мы скажем. Но ни о какой флейте ты ему говорить не должен.
   - Да успокойся же ты уже! - застонал Иван. - Староста к слову пришелся, а зачем я буду про флейту-то говорить, сам подумай? Давай попьем чаю и перестань так напрягаться, от тебя напряжением просто за версту разит, нельзя же так!
   - Легко тебе говорить, это ты - везде как у себя дома!
   - Ну уж только про мой дом, давай, не надо! - злобно огрызнулся Иван. Дома у него были сплошные неприятности, и он не любил об этом говорить, из его отдельных коротких реплик я знал только, что его родители давно развелись, мать жила с отчимом, которого Иван люто ненавидел и из-за которого ушел из дома, проживя всю старшую школу у бабушки, матери отца. Потом он уехал в Москву, и мы оказались с ним на одном курсе в ИСАА, так и познакомились. Теперь своим домом он считал нашу общагу.
   - Прости, - буркнул я, и приступил к чаепитию.
   Поглощение сладостей и чая на какое-то время примирило меня с монастырем, главное, что келья была отдельная, и никто не действовал на нервы.
  

История 5

Пропажа

   Когда я очнулся, то понял, что случилось что-то нехорошее. Я ничего не видел и не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Через какое-то время я понял, что связан, а на голове у меня то ли мешок, то ли платок, который мешает мне видеть. С перепуга я постарался дышать как можно тише, чтобы никто не догадался, что я уже пришел в себя. А рядом явно кто-то был. Сначала я услышал какую-то возню, потом голоса:
   - Тяжелый какой! Давай его сюда, клади живей! Настоятель велел не задерживаться.
   - Они еще спят?
   - Да, долго будут. Им столько снотворного в чай вбухали, что до утра не очухаются.
   - Настоятель вещи их велел отнести, где они?
   - Вещи, ишь ты, чего захотел. Не хватай мою сумку своими грязными лапами! Вещи! Вещи их Сяо-лань уже давно к настоятелю оттащил. Думаешь, нам бы такое доверили...
   - Этот Сяо-лань, мерзкий подлиза, так и трется вокруг настоятеля, наушничает...
   - Да ладно, тебе-то что... Наше дело маленькое: настоятель сказал - мы сделали, какой с нас спрос. Ладно, пошли уж.
   Послышался звук, словно захлопнули тяжелую дверь, голоса и шаги стихли. Стало очень тихо, только слышалось дыхание. Мое и еще чье-то. Я решил, что это, видимо, Иван. Я стал осторожно шевелить пальцами рук и скоро понял, что хотя не могу двигать руками, пальцами шевелить могу. Руки были за кисти примотаны к телу как раз на уровне карманов моих замечательных походных шорт. В одном из карманов лежала моя складная бритва, она была настолько плоская, что ее не возможно было обнаружить, просто ощупывая тело снаружи, не залезая в карман. После некоторых усилий я достал бритву, раскрыл ее и стал пилить веревку. Скоро я был уже свободен. Некоторое время я привыкал к темноте. Вскоре я разглядел силуэт - это на соседней лавке лежал Иван, который тоже был связан веревкой, голову ему обмотали какой-то тряпкой. Я стащил тряпку и перепилил веревку. Но Иван долго не мог придти в себя, что-то бормоча и всхлипывая. Наконец, он очухался, и мы в очередной раз поняли, что жизнь повернулась к нам другим боком. В голове у меня гудело и тикало, видимо, отрава еще действовала. Ивана стошнило, потом он схватился за живот и, скорчившись, стал качаться и стонать. Я был в отчаянии. Я был уверен, что за нами придут те же двое, что нас сюда притащили. Иван был явно не в состоянии драться, да и я, попробовав встать, понял, что ноги у меня трясутся, а в глазах темнеет.
   Мы находились в какой-то пещерке, без окон, с двумя лавками, на которые нас и положили. Я ощупал и потолкал дверь. Она была массивной, обитой железом и заперта. Никаких окон. Дышать было тяжело, было вообще не понятно, откуда берется воздух в этой конуре. Я все же решил осмотреть ее, и тщательно обшарил стены по периметру. Кроме мышиных нор, я не нашел ничего интересного.
   Мне казалось, что время остановилось. Кроме стонов Ивана, не было слышно никаких звуков. Словно внешнего мира вообще не было. Потом я услышал знакомые голоса и торопливые шаги. Монахи явно спешили. Времени думать уже не было, поэтому я сделал первое, что мне пришло в голову - схватил скамейку и встал рядом с дверью. На наше счастье она открывалась внутрь комнатки. Когда монахи вошли и увидели сидящего на скамье, стонущего и качающего как маятник Ивана, они несколько растерялись, и этого времени мне хватило, чтобы, выскочив из-за двери, огреть одного за другим скамьей по затылку. Со стонами они повалились на пол, я прикрыл дверь, чтобы оставить немного света, схватил веревки, которыми мы были связаны, и скрутил руки и ноги наших тюремщиков. Потом обшарил их карманы, нашел связку ключей. Разорвав платки, которыми нам замотали головы, заткнул им рты. Нужно было привести в чувство Ивана. Было очевидно, что монахов скоро хватятся и пойдут проверить, что случилось. Я стащил с них рыжие накидки и обмотал нас поверх нашей одежды для маскировки. Ивана трясло, он сильно вспотел и у него, видимо, был жар. "Почему же я себя более менее нормально чувствую, - какой-то частью ума думал я, - ведь мы пили и ели одно и то же? И почему мы не проспали до утра, как думали монахи? И где моя флейта и карта?". Потом я осторожно высунулся наружу. В коридоре стояла затхлая тишина. Я подхватил Ивана подмышки, закрыл дверь, заперев ее ключом из взятой у монахов связки, и мы, как только могли быстро, а именно - очень медленно, пошли по коридору в сторону другой двери. Приоткрыв ее, я понял, что мы попадаем на один из внутренних двориков храма. Дворик был пуст, небо уже светлело, видимо, наступало утро следующего дня. Издалека доносился монотонный звук ударов по деревянной рыбе. Ура! Шла служба! Первым моим порывом было бежать прочь из монастыря, но потом я опять вспомнил про флейту. Я не мог ее оставить коварному настоятелю, этим я словно бы предавал моего чудесного дарителя. Пока меня терзали сомнения, удары в деревянную рыбу вдруг прекратились. Понятно, что уже ни о какой флейте я думать не мог и потащил Ивана к выходу. Едва мы минули ворота и прижались к стене, как показались фигурки монахов, идущих со службы, но они были заняты беседой и нас не заметили. Почувствовав, что свобода рядом, я рванул из последних сил в горы, стараясь как можно быстрее покинуть опасное место. Понимая, что за нами может быть погоня, я старался на песке разметать следы полой накидки и не цепляться ею за ветки и камни. Когда солнце было уже высоко, мы доковыляли до шустрой, хотя и мелкой речки, перебрались, скользя на мокрых камнях, на другой берег, прошли еще некоторое время, и я увидел узкий провал в скале, похожий на пещеру. Протиснувшись в нее, я буквально рухнул на холодный камень, не в силах пошевелиться от усталости и нервного потрясения. Иван сидел, привалившись к стене, он уже не стонал, только тяжело дышал. Потом его дыхание стало более ровным, и я понял, что он уснул. Я очень надеялся, что сон его укрепит, и он проснется выздоровевшим.
  

История 6

Сяо-лань

   Немного отдохнув, я выбрался наружу за водой. Вернувшись к речке, я увидел на том берегу уже знакомую мне парочку монахов. Видимо, их отправили нас искать. Наверное, настоятель решил, что, отравленные снотворным, мы не сможем уйти далеко. Потом к парочке присоединился третий - это был Сяо-лань. Возможно, настоятель не доверял этим двоим и направил к ним своего шпика. Было видно, что монахи устали, злы и крайне раздражены. Они ругались друг с другом и с Сяо-ланем, а тот понукал их идти дальше. Под конец они набросились на него с кулаками и пинками погнали прочь. Тот грозил донести настоятелю, а приятели тем временем развалились под сосной, собираясь отдыхать. Через какое-то время они захрапели, и Сяо-лань напрасно их тормошил, взывая к Небу и грозя настоятельским гневом. Покрутившись вокруг них безо всякого толка, Сяо-лань направился к речке и стал жадно пить, зачерпывая воду ладошкой. Он не заметил меня и не успел закричать, когда я зажал ему рот рукой и потащил на свой берег в заросли кустарника. Там я пнул его несколько раз под дых для убедительности и грозно прорычал, что если он заорет, я оторву ему голову, прямо так и сказал! Тот, хныча, закивал головой. Тогда я разжал ему рот и спросил первое, что пришло мне в голову:
   - Почему настоятель велел нас усыпить, гаденыш? Где наши вещи?
   - Я? Я? Не знаю! Пусти меня, пожалуйста, я ничего не скажу настоятелю...
   - Как бы ни так! - прошипел я и потащил его в наше убежище. Перед этим я на всякий случай его обыскал, чтобы он ничего не бросал на землю, как это иногда делают, чтобы пометить дорогу.
   В пещере я подвел его к Ивану, который бредил во сне. Жар не прошел, а только усилился.
   - Что с моим другом? Ты можешь ему помочь?
   - Да, - радостно закивал головой Сяо-лань, - я знаю, что с ним. Это же я готовил отвар! - с гордостью добавил он.
   - Ах ты, дрянь, - я аж захлебнулся злостью и уже хотел пнуть его побольнее, но потом подумал, что лучше его пока поберечь. - Давай-ка живо сделай что-нибудь!
   Испуганный Сяо-лань заверил, что приготовит противоядие, но ему нужны травы.
   - Я тебя одного не отпущу, - сказал я, - идем вместе.
   Сяо-лань, видимо, был опытным травником. Он очень быстро нашел нужные ингредиенты. Потом растер их на камне, развел водой и влил раствор в запекшиеся губы Ивана. Вскоре тот начал сильно потеть, проснулся, бессмысленно поводил глазами и провалился в такой глубокий сон, что я сначала подумал, что Сяо-лань его убил и с перепуга чуть не прибил его самого. Но тот клялся и божился, что так и должно быть и что "господин" проснется здоровым. Я решил подождать, а пока расспросить нашего пленника про монастырь и настоятеля.
   Вообще Сяо-лань рассказывал так сбивчиво и путано, что понять что-либо было практически невозможно. Единственное, что я понял очень хорошо, это что его матушке якобы привиделся во сне один из восьми даосских бессмертных Лань Цай-хэ и пообещал ей, что ребенок, которым она беременна, родится большим знатоком лекарственных трав. В честь бессмертного Ланя ребенку дали имя Сяо-лань - "маленький Лань", а фамилия его Чжоу. В монастыре же он оказался, когда его родители умерли. Настоятель сразу понял его талант и сделал своим фаворитом, причем, если я понял правильно, в самом что ни на есть прямом смысле слова. Потом Сяо-лань долго и на разные лады жаловался, как ему завидовали и не любили другие монахи, подстраивая ему всяческие козни и желая лишить его высокого покровительства, и как сам он устал и от них, и от своего покровителя, который постоянно его домогался. "Да уж, - думал я тем временем, - ну и нравы у них тут!" Больше он ничего не знал. Последнее, что ему велел настоятель, это приготовить для гостей сильное снотворное и принести ему их вещи, что за вещи - Сяо-лань не посмотрел. Я ему не сильно поверил, но решил, что тот вряд ли бы решился что-то спрятать от настоятеля. Поэтому я не стал его спрашивать про флейту - он мог и не знать о ней. Но настоятель, видимо, что-то понял, когда Иван рассказал ему о нашей встрече со старостой, поскольку именно после этого у него возникла идея нас усыпить. Может быть, он и не думал причинять нам вред. Возможно, что он и не нашел то, что думал найти. Во всяком случае, нам нужно было снова пробраться в монастырь и найти, по крайней мере, наши документы, деньги, флейту и карту.
   Через пару часов Иван проснулся, ему явно было лучше. Это меня так обрадовало, что я даже готов был простить Сяо-ланя, в конце концов, он был подневольным человеком. Но идти в монастырь Ивану пока было бы тяжело, поэтому мы договорились, что он побудет здесь и покараулит нашего пленника, которому я на всякий случай связал лодыжки хитрым узлом, чтобы тот не убежал. Потом я кое-как побрился бритвой, чтобы хотя бы издалека не привлекать к себе внимания, под руководством Сяо-ланя обрядился в накидку, потренировал монашескую походку, позы и жесты и снова направился к буддийскому храму, невольно думая про развратные нравы служителей культа и превратности нашей судьбы.

История 7

Драка

   У храма монахи мели двор, но меня не заметили или не обратили внимания. Я старался идти как можно тише и степеннее и даже дышал через раз. Где искать настоятеля, я не знал, поэтому осторожно заглядывал во все комнаты, куда мог попасть. Уже практически отчаявшись, я вдруг услышал громкие голоса, которые то ли спорили, то ли ругались. Я встал в темном углу за шкафом около двери и стал слушать. Один голос явно был голосом настоятеля, но и второй показался мне знакомым, хотя я не мог вспомнить, где я его слышал. Тут мимо меня прошмыгнул молодой монашек с подносом, открыл дверь в комнату и я рискнул прошмыгнуть вслед за ним. В комнате было сумрачно, горела только пара свечей, и я тут же забился в самый темный угол между сундуком и шкафами со свитками. На мое счастье, говорящие сидели спиной ко мне и мне не заметили. Монашек быстро удалился и каково же было мое изумление, когда рядом с настоятелем я увидел своего ночного собеседника, господина Яо. "Вот тебе и дух! - мысленно возликовал я, - самый что ни на есть обычный человек!" Я даже удивился, как сильно меня это обрадовало, я уже, честно говоря, немного подустал от странностей нашего путешествия. Знать бы мне тогда, что они только начинаются!
   Разговор явно шел на повышенных тонах. Видимо, господин Яо был чем-то страшно недоволен.
   - И все же, любезный мой друг, - громче предыдущего начал он, отхлебнув принесенного чаю, - Вам ли не знать, как я ценю Вас и уважаю, но мне трудно поверить, что молодые люди ушли вчера вечером и Вы не знаете, куда они направились. Я совершенно отчетливо видел трех Ваших монахов, которые много о чем говорили между собой...
   - Ах, ну что это Вы придумали? Вы же мой старинный друг и товарищ, мало ли о чем говорят между собой подвыпившие и ссорящиеся монахи...
   - Нет-нет, они как раз искали этих двух молодых людей... И у меня есть все основания полагать, что именно у Вас осталась вещь, которую я оставил в кумирне.
   - Попробуйте вот эту чудеснейшую закусочку, ведь она великолепна, правда?.. Я пришлю Вам непременно... Так то же в кумирне... Может, она так там и лежит, эта самая Ваша вещь... А что за вещь-то, осмелюсь поинтересоваться?
   Я тоже навострил уши, боясь не расслышать столь ценную информацию.
   - Ах, да будет Вам... Что же Вы со мной играете, как с младенцем... Негоже нам в наших-то летах...
   - Да уж какие там лета... Шестьсот лет - разве срок...
   Тут мне стало как-то не по себе. Я решил, что не так расслышал, но под ложечкой все равно как-то мерзко заныло.
   - Срок не срок, а все же и Вы, и я не первый день под этой луной хлеб едим. Так что давайте-ка начистоту - карта у Вас?
   - Карта? Зачем мне карта?
   "Вот оно что, за картой пришел", - понял я, странно радуясь тому, что хоть что-то начал понимать.
   - Да не лукавьте же, не лукавьте... Я вот Вам в чай отварчик один капнул, так что Вы мне все равно все-все скажете, - голос господина Яо вдруг стал сладким и злым.
   - Да только Вы ничего не услышите, - захохотал настоятель, - я ведь Вам тоже капнул... Так что спите себе, отдыхайте, а завтра поговорим.
   Тут настоятель поднялся и хотел было выйти, но в этот момент что-то стало происходить, что-то совсем нехорошее и невозможное, так что я просто влип в стену и покрылся холодным потом: господин Яо вдруг как-то странно замерцал, вместо рук у него появились лапы с когтями и со страшным шипом он набросился на настоятеля. Но тот тоже вдруг упал на пол, перекатнулся два раза и появился огромный тигр, с жуткой смрадной пастью, содрогающейся от дикого рыка.
   Почти теряя сознание, я видел, как два страшных зверя - дракон и тигр - сцепились между собой, разнося в щепу стол, лавки и шкафчики со свитками. Я заполз в самый дальний угол и трясся как в ознобе. Но вдруг картинка опять переменилась: дракон обмяк, замерцал и превратился в господина Яо, который, непрестанно зевая, повалился на циновку и смачно захрапел. В это время тигр снова стал настоятелем, он громко хохотал и бил себя руками по ляжкам:
   - Ну и глупец же ты, старикашка Яо! Ну и дурак же ты! Карта у тебя была даже не под носом, а под ж... Ты сидел на ней! Ха-ха-ха!
   Так хохоча, он вышел из комнаты. Не знаю, какой частью своего обезумевшего ума я понял, что сундук, за который я забился и на котором раньше сидел господин Яо, скрывает карту. Я быстро схватился за крышку - о, чудо, она оказалась не заперта! - нащупал свою сумку, в сумке - карту и флейту, и опрометью кинулся вон из комнаты, чуть не сбив с ног двух монахов, которые, видимо, пришли за господином Яо.
   Я никогда в своей жизни не бегал так быстро. Когда я добежал до пещеры, Иван был уже вполне здоров и о чем-то бойко болтал с Сяо-ланем, который явно приободрился, понимая, что бить его уже не будут. Я потряс сумкой над головой и издал победный клич. Теперь можно было посмотреть внимательнее - все было на месте, ура! Даже Сяо-лань проникся нашим весельем. Потом Иван как-то помрачнел и сказал мне по-русски, что нужно решить, что делать с Сяо-ланем. Тот все же понял, что речь идет о нем и страшно занервничал. Я был категорически против, чтобы он шел с нами, но Иван меня убедил, что отпускать его крайне неразумно. И тут Сяо-лань затараторил, что ему бы хотелось остаться с нами, что он не хочет и не может идти в монастырь, что настоятель ему никогда не простит случившегося и вообще убьет и съест. Иван хмыкнул, но я тут понял, что Сяо-лань знает про настоятеля больше, чем сказал нам. Поэтому я согласился взять монашка в попутчики. Иван решил, что меня убедило его красноречие и был страшно рад вдвойне - своему мастерству убеждения и своему новому приятелю, с которым можно было без умолку болтать по-китайски. В итоге, я не сказал Ивану, что видел в монастыре - ни о господине Яо, ни об оборотнях, ни о важности карты. Немного отстав от Ивана с Сяо-ланем, которые быстро шли вперед, щебеча как птицы, я постарался осмыслить произошедшее. Не могу похвалиться тем, что у меня это получилось, но я решил, что раз господин Яо и настоятель так серьезно подрались из-за карты, то в ней точно что-то такое есть, что-то очень важное, и что они оба не оставят попыток ее найти и вернуть - каждый себе. Поэтому нас рано или поздно найдут и нужно придумать, как спастись от столь грозных врагов.

История 8

Флейта

   Сяо-лань снял с меня бремя болтовни с Иваном, которой я, надо признаться, уже сильно тяготился. "Ну, - думал я мрачно, - хотя бы такой микроплюсик во всей этой жуткой истории. Кругом ни души, если они нас найдут, то сожрут и даже костей не останется, никто ничего не найдет. И будем мы - пропавшие без вести. Кто будет нас искать? Пешком мы далеко не уйдем, а эти зверюги бегают очень быстро, это очевидно. Скоро настоятель (я продолжал мысленно его так называть по привычке) поймет, что от монахов-обалдуев нет никакого смысла, а сам отправится на поиски. Что же делать? Сказать или не сказать Ивану? Он не поверит, решит, что я его на ночь глядя решил разыграть... И все же нужно попробовать что-то придумать".
   Я догнал беспечную парочку и попросил Ивана быть переводчиком.
   - Сяо-лань, если настоятель тебя хватится и отправится тебя искать, как нам спрятаться?
   Сяо-лань внимательно на меня посмотрел, и его беспечность сдуло как ветром. Он понял, что я что-то видел в монастыре, и что нет смысла мне врать.
   - Это сложно сделать, но я могу.
   - Как?
   - Нужно сделать заговоренный круг из правильных трав, тогда он нас не увидит.
   - Эй, вы, - вклинился Иван, которому надоело переводить, не понимая сути разговора, - может, объясните? Я вам не Гугл-переводчик!
   - Прости, - сказал я по-русски, - мне нужно было понять, знает ли он то, что знаю я. Теперь я вижу, что знает, и ты нам двоим поверишь.
   Иван застыл и развел руками.
   - Ну, ребята, вы даете! Ты мне чего-то не сказал?
   Пришлось рассказать в подробностях увиденное в храме. Я говорил по-русски, а Иван, видимо еще для того, чтобы справиться с волнением, быстро переводил Сяо-ланю. Сяо-лань бледнел, трясся и отчаянно кивал. Потом сказал, что такое "один-единственный раз было", что он вот уже десять лет как в монастыре, а видел это только однажды, случайно. И до сих пор не знал, верить ли тому, что увидел в детстве или ему это привиделось. И он рассказал нам такую историю.
   Ему было тогда лет семь-восемь, он два года как попал в храм. Но уже тогда он любил травы и умел делать простые лекарства. Настоятель это поощрял всячески и даже разрешал ему ненадолго одному уходить из храма. И вот однажды он пошел искать нужные ему травы, зашел очень далеко и стал волноваться, что до темноты не успеет вернуться обратно. Он очень переживал, так как настоятель обязательно бы его за это наказал. В таком душевном смятении он вообще сбился с пути, страшно напугался и вдруг увидел свет и какой-то домик, похожий на постоялый двор. Его встретила добрая и очень красивая хозяйка, которая его напоила-накормила совсем бесплатно, денег ведь у него с собой не было. Когда же у него стали слипаться глаза, он вдруг услышал лай и увидел, как его хозяюшка превращается в большую лису и рыча, подходит к нему все ближе и ближе. От страха он не мог сдвинуться с места и, видимо, так и погиб бы, если бы дверь харчевни не распахнулась и не появился еще более жуткий тигр и они не сцепились друг с дружкой, воя и лая. Тут наш герой потерял сознание, а очнулся на руках настоятеля, который нес его обратно в монастырь. Когда настоятель увидел, что мальчик пришел в себя, то сурово сказал ему: "То, что ты видел, ты не должен никому говорить. Если ты про это скажешь, я убью тебя и съем, потому что тигр - это я. Я тебя спас и теперь ты мой должник. Ты будешь делать то, что я тебе скажу, и даже не думай сбежать из монастыря. Я найду тебя, где бы ты ни был". Бедный ребенок совсем обезумел от страха и снова потерял сознание. Очнулся он в монастыре и решил, что он все же вернулся туда до захода солнца, а все, что с ним случилось - это страшный сон. В поведении настоятеля ничего заметно не изменилось, хотя теперь ему казалось, что он как-то странно смотрит на мальчика. Он стал приближать его все больше и больше, пока тот не стал его любимцем и доверенным лицом. Но с тех пор Сяо-лань стал думать о защите от оборотней, читать разные старинные книги и в одной нашел специальное заклинание для тигра-оборотня. Если понадобится, то он сможет это сделать теперь.
   - Ну вот, - сказал я, - теперь самое время проверить твое заклинание на собственной шкуре. Если мы доживем до завтра, то, возможно, у нас будет шанс добраться до человеческих мест обитания и убраться отсюда как можно дальше.
   Сяо-лань начал искать нужные травы, а мы шли за ним и обсуждали случившееся.
   - Думается мне, - прошептал мне почему-то на ухо Иван, - что это была наша прекрасная Ли-юнь. Тут прям зоосад какой-то: оборотень-лиса, оборотень-тигр и оборотень-дракон. Интересно, а Сяо-лань - человек?
   Я пожал плечами. Я так сильно боялся ночи, что ни о чем другом не мог больше думать. Для Ивана все это были рассказы, он не видел ужасной смрадной пасти тигра в двух шагах от собственного носа.
   Сяо-ланю все же удалось найти все ингредиенты. Он растолок их в порошок.
   - Вот, теперь нам нужно выбрать место, где мы будем спать, и посыпать вокруг нас. Он не сможет пройти.
   - Хорошо бы. - С сомнением промямлил я, и мы начали искать место для ночлега. На всякий случай мы продумали запасной план отступления, разместившись на краю крутого спуска. Сяо-лань посыпал свой порошок вокруг нас, бормоча какие-то слова, я же на всякий случай еще трижды прочел "Отче наш", вспомнив все слова выученной когда-то по настоянию бабушки молитвы. Спать решили по очереди, и первым караулил теперь Иван.
   Будить нас не пришлось, мы проснулись от страшного рева. Открыв глаза, я увидел прямо перед собой огромного тигра. Это был он. Я стал мокрым от пота. Через секунду я понял, что зверь нас не видит, но чует, не может достать и поэтому злится. Тигр ходил кругами вокруг нас и злобно рычал. Сяо-лань трясся и плакал от ужаса. Еще бы. Не знаю как нас, а его тигр бы первым сожрал. Я машинально нащупал в сумке флейту и сжал ее в руках. Почему-то это меня немного успокоило и придало сил. Не знаю, как долго это все длилось. Тигр устал кружить и лег в отдалении. Его хвост метался из стороны в сторону, он не отводил глаз от того места, где прятались мы.
   Тут, к невероятному удивлению, я услышал задорный девичий смех и из темноты в лунный свет выступил изящный женский силуэт.
   - Вот уж не подумала бы, братец, что наши дорожки снова пересекутся, - произнес волшебный девичий голос, и я понял, что снова вижу прекрасную Ли-юнь.
   Тигр оскалился.
   - Ладно-ладно, тут и так уже все всё знают, - весело пропела Ли-юнь, - чего уж стесняться. Эти ловкие господа сюцаи за три дня пронюхали столько, сколько местному народишку и за шестьсот лет не удалось. Ты ведь не только за своим мальчишкой сюда пришел, верно?
   Тигр зарычал и сделал стойку. Ли-юнь отпрянула с неземной грацией и, изогнув спинку, захохотала.
   - Ах ты старый пройдоха! Решил меня обмануть? Один все решил заграбастать? Ах ты, мерзкий старый развратник! Ты никогда, никогда не получишь эту карту!
   На слове "карта" голос Ли-юнь перешел в визг и она, обернувшись пару раз, приняла свой лисий облик. Ощерившись, она смело пошла на тигра, припав мордой к самой земле и зло мотая хвостом из стороны в сторону.
   Тигр отступил, ворча. Видимо, драться с ней он не хотел. Через пару секунд он уже принял человеческое обличье.
   - Ладно тебе, сестрица, будет нам ссориться. Что делить-то, если к ним не подобраться?
   - Это тебе, старый болван, не подобраться, - протявкала Ли-юнь, - зелье-то их на меня не действует, так что принесу тебе их тепленьких. Только давай уж договоримся, что кому достанется.
   - Петь, Петь, - тоненьким голоском заскулил Иван, - что же нам делать-то, ведь сожрут! Может, бежать, а, бежать уже надо!
   И, видимо, не выдержав от страха, Иван кинулся вниз по крутому спуску. Его тут же услышали, и Ли-юнь в лисьем облике кинулась вслед за ним. Не знаю, как флейта оказалась у моих губ, не знаю, как я подул в нее и вдруг услышал высокие звенящие звуки. Ли-юнь вздрогнула и замерла. Завыла и ощерилась. Настоятель заметался. Звуки становились все выше и выше. В какой-то момент оборотни застыли. Когда я перестал играть, они так и остались неподвижными и безмолвными. Вот тогда-то мы и побежали вниз уже втроем, не чуя ног, не замечая, как обдирают кожу острые камни и колючий кустарник. Дальше, как можно дальше от этой страшной горы, от этих ужасных монстров.
  

История 9

Карта

   Но убежать подальше от этой горы так и не получилось. Вконец обессилев, мы рухнули в коротенькую тень под какой-то скалой, пытаясь отдышаться и хоть немного придти в себя. Когда дыхание немного выровнялось, я понял, что страшно хочу пить.
   - Надо поискать воду, - сказал я, - мы тут просто умрем от жажды.
   - И где же ее искать? - Иван с досады пнул кулаком камень и взвыл от боли. От усталости мы мало уже что соображали. Сяо-лань спросил, о чем мы говорим, и оказался самым сообразительным.
   - ОНИ говорили о карте, - сказал он Ивану, - где эта карта?
   Я напрягся, мне совсем не хотелось показывать ее настоятельскому любимчику. Но после некоторых препирательств с Иваном, я осознал, что иначе нам не спуститься с горы и не найти воды.
   Я вытащил карту из сумки, и мы начали ее рассматривать. Она была очень старой и сильно потертой, что не облегчало и так трудного ее понимания. Но ручейки и водопадики были на ней обозначены, как и разные строения, среди которых были беседка господина Яо и буддийский храм. Сяо-лань морщился и что-то бубнил себе под нос. Потом сказал следующее:
   - Это старая какая-то карта, она нам не поможет. Тут совсем не то нарисовано.
   - Как это не то? - возмутился Иван. - Вот же, и храм, и беседка, и водопад у храма. И деревня Хуйсяодун есть.
   - В том-то и дело. Нет уже много-много лет никакой такой деревеньки.
   - Как это нет, когда мы там были! - Возопил Иван, нервно пожимая плечами. - И эта лисичка-сестричка нас там чуть не сожрала.
   - Ну так нет ее теперь, этой деревни. Она раньше была, а потом там завелись оборотни и всех съели. А кто выжил, ушел оттуда и сейчас там больше никто не строит домов.
   - Но ты же видел эту лису сегодня ночью? Видел же? Раз есть лиса, значит, там есть и дом, где эта лиса нас чуть не сожрала.
   - Подожди, - остановил я Ивана, - Сяо-лань говорит о том, что сейчас на картах это место не отмечают словом "Хуйсяодун", так ведь?
   - Ну да, - закивал Сяо-лань.
   - А значит, эту карту делали тогда, когда это место еще так называли. Или ее делал тот, кто знал, как это место раньше называлось, и почему-то его отметил.
   - Хорошо, - с этим Иван согласился сразу, - названия этого теперь нет, деревни нет, но оборотни же есть. Теперь-то уж точно ясно, что это не банда разбойников. Раз есть оборотни, значит, это все реально, и дом, где лиса нас встретила, тоже реален. Почему же его никто не замечает?
   Я не знал, что на это сказать, а Сяо-лань опять углубился в изучение карты.
   - Вот мы где, наверно, - сказал он, ткнув пальцев в какое-то место на карте. Мы склонились, но ничего интересного не увидели.
   - И почему же?
   - Вот, видите, там ниже очень большое дерево, оно очень старое. И вот оно на карте.
   Мы поразились такой наблюдательности. Но дерево на карте, и правда, было похоже.
   - Значит, - продолжил Сяо Лань, - если мы пойдем прямо мимо него на запад, то придем к озеру, вот оно, называется Юньху. Во всяком случае, там будет вода.
   - Все, идем, - не вытерпел я, так сильно мне хотелось пить, - там подумаем, как быть дальше.
   Все поднялись и молча, чтобы не пересыхали рты, пошли мимо старого-престарого гигантского баньяна, воздушные корни которого были похожи на лианы. Я невольно дотронулся рукой до его шероховатой коры, и на миг мне показалось, что я впал в сон наяву. Мне примерещилось, что я сижу под этим деревом, когда оно было еще совсем юным, и играю на нефритовой флейте. Ко мне подходит девушка неземной красоты и начинает медленно танцевать, поднимая вверх руки в широких легких рукавах... Я очнулся от видения, повторяя про себя: "Я знаю тебя! Я знаю тебя!". Но очнувшись, я уже не мог вспомнить, кто она такая и кем мне приходится. Мне вдруг стало ужасно грустно, грустно, что я забыл ее, что я не могу остаться здесь, под этим деревом. Мне вдруг захотелось достать флейту и что-нибудь сыграть, но почему-то я подавил в себе этот порыв и поплелся дальше за своими спутниками, уже сильно ушедшими вперед.
   Когда я догнал их, Иван мне сообщил с видом человека, делающего открытие мирового значения:
   - Я вот тут думал и понял, что эта карта нарисована лет 500 тому назад, а может и раньше. Вообще, надо бы ее специалисту показать, это ведь страшенный раритет. Но не это самое главное. Главное (тут он посмотрел на меня с видом открывателя великих истин) - она изображает не просто тогдашний мир, она изображает оборотнический мир!
   - Что-что? - не понял я.
   - Оборотнический! - повторил он по слогам.
   - Что это значит-то?
   - А то, что мы, если будем следовать этой карте, окончательно заблудимся и уйдем из нашего, нормального мира. Это во-первых. А во-вторых, оборотни гоняются за этой картой не просто так, там что-то указано, то, что им страшно нужно и чего они без этой карты найти не смогут.
   С этим я не мог не согласиться. Не важно, в нашем или в их мире - но нам от них так просто не отделаться.
   - Поэтому, - продолжил Иван, - наша задача - найти то, что ищут они, первыми.
   - Да-а, и что же это может быть?
   - Ну, не знаю, что-то очень им нужное.
   - И что же нужно оборотням, а? Эй, Сяо-лань, что нужно оборотням?
   Сяо Лань напрягся и начал бормотать какие-то заклинания. Иван потряс его за плечи:
   - Ну же, подумай! Это же ваши, китайские оборотни. Что им может быть нужно?
   - А что было бы нужно нашим оборотням? - задался я вопросом, не надеясь на ответ.
   - Нашим-то, - засмеялся Иван, - да ясно что: нажраться до потери пульса и буянить, чтобы всем мало не показалось.
   - Ну, тогда на карте был бы спрятан какой-то супер самогонный аппарат, - хмыкнул я.
   - Нет-нет, - вдруг забормотал Сяо-лань, - не надо с ними шутить. Они серьезно настроены. И скоро опять будут нас искать.
   - Да ладно, искать, - беспечно отмахнулся Иван, - они же заморозились, теперь вот стоят статуями.
   - Это не навсегда, - вздохнул Сяо-лань, - это очень-очень скоро кончится.
   Тут мы оба очень-очень напряглись. Сяо-лань пояснил, что заклинание звуками флейты действует на них по фазам луны, и когда луна меняется, то заклинание проходит. А мы как раз подходили к новолунию. Вот тебе и на! Мало того, что будет темным-темно, так они опять оживут и погонятся за нами!
   Иван был близок к обмороку, я тоже испытал сильнейший приступ страха.
   - Что же делать-то, а? - повторял Иван, - завтра же будет новолуние. Завтра уже!
   - Значит, у нас ночь и день, чтобы со всем этим разобраться... - пробормотал я, не сильно в это веря, вернее, не веря совсем.
   Однако тем временем мы все же дошли до маленького озерка, которое на карте называлось Юньху. Это название почему-то меня тревожило, пока я не сообразил, что "юнь" - "облако", это тот же иероглиф, что входит в имя нашей лисички-сестрички Ли-юнь, а "ху" - "озеро" звучало как ее фамилия Ху, как мы уже поняли, значившая "лиса". Такое совпадение показалось мне недобрым знаком. Но делать было нечего: мы остановились на привал, чтобы немного отдохнуть и еще раз внимательно изучить карту.
   Повторное исследование карты подарило хоть маленькую, но надежду. Мы нашли один странный знак, который ни Сяо-лань, ни Иван не смогли опознать как иероглиф. Видимо, это был какой-то специальный знак. Он находился от нашей стоянки, судя по пройденному нами сегодня расстоянию, где-то в двух-трех днях пути. Было ясно, что за день мы не дойдем. Но появлялась хотя бы какая-то цель. Было также ясно, что даже если мы дойдем, то не сможем понять, что же мы ищем. Нам были нужны какие-то другие подсказки.
   Сяо-лань задремал, мы же были слишком возбуждены событиями.
   - Давай рассуждать логически, - начал Иван, уже отдохнувший и немного успокоившийся оттого, что сегодня ночью оборотни еще не оживут, - эта карта хранилась все это время у товарища Яо. Как, кстати, его звали?
   - Мин-дэ, - промычал я, пытаясь затянуть на бамбучине длинную гибкую лианку и прицепить к ней самодельный крючок, согнутый из скрепки, завалявшейся в сумке.
   - Мин-дэ - это "Светлая благодать". Из его имени ясно, что он хоть и оборотень, но не злой. Драконы в Китае - это благодатные существа. К нам он относился хорошо, не съел, и вообще выглядел вполне прилично.
   Я покивал.
   - Яо - это, видимо, "лекарство"...
   - А-а, - перебил я Ивана, - может быть, он не забыл тогда еду в пагодке, а специально нам ее оставил, зная, что мы пойдем в храм. Возможно, в ней было противоядие. Ведь я помню, что мы должны были проспать дольше, этот Сяо-лань столько набухал снотворного! Значит, господин Яо нам помог! Но почему он не отговорил меня туда идти?
   - Да уж, везде тайны, может, на то у него были свои резоны. А насчет противоядия - это верно, ты больше выпил из фляги!
   Это было так. Уж больно мне нравится сливовое вино, ничего не могу с собой поделать.
   - Я даже обидеться хотел, ну да ладно, - полушутливо сказал Иван, после чего продолжил свою логическую цепочку, оказавшуюся, к сожалению, очень коротенькой, - так вот, значит, этот Яо хранил карту, и не хотел, чтобы она попала к Тигру и Лисе. Тигр не знал про флейту, видимо, он не успел посмотреть в сумке, значит, Яо пришел сразу, как только обнаружил пропажу и уже общался с Тигром, когда Сяо-лань принес сумку, так что Сяо-ланю пришлось убрать ее в сундук, где ты ее и нашел.
   Я кивнул, это было похоже на правду. Иначе Тигр бы спрятал опасную для него флейту.
   - А это значит, что Яо пришел к настоятелю уже вечером, когда нас опоили и утащили сумку. Они просидели всю ночь, потом настоятель пошел на службу, а потом они снова общались, пока не пришел ты... Почему же Яо не сразу заговорил про карту? А-а, он не хотел говорить про карту, решил сам ее поискать сначала, пока настоятель был на службе, искал, но почему-то не нашел.
   - Она была в сундуке в келье настоятеля. Видимо, они общались в другом месте и один он не мог туда попасть.
   - А потом настоятель повел его в свою келью, надеясь, что тот тоже уснет и он сможет сразу же посмотреть на карту. Раз это так, то карта очень-очень важная. Этот значок, кстати, что-то мне напоминает, но не могу вспомнить, что... - тут Иван поднял голову к вечереющим небесам и надолго замолчал.
   Тем временем я развел костер, так как уже похолодало, и пошел ловить рыбу в надежде, что хоть что-нибудь клюнет на стрекозу, которую я кое-как приторочил на скрепку-крючок. Иван остался караулить костер в той же позе глубокой задумчивости.
  

История 10

Фея озера Юнь

   Было уже почти новолуние, так что звезды сияли ярче обычного. Небо было чистое и прекрасное. Где-то плескалась рыба, стрекотали цикады, шумел легкий ветерок. На душе у меня было несказанно хорошо и спокойно. Я почему-то был уверен, что эта ночь пройдет без страшных встреч. Но мне и в голову не могло придти, что одна встреча (да еще какая!), все же состоится.
   Я увидел ее приближение, но подумал отчетливо, что сплю. Она медленно шла по воде мне навстречу, едва касаясь ее крошечными ножками-лотосами, и ее длинное платье слегка развевалось, сливаясь с тонким белесым туманом. Когда она подошла совсем близко, я встал и в твердой уверенности, что это прекрасный сон, вежливо ей поклонился. Она тоже поклонилась, но ее поклон был не такой, как бывает, когда кланяются друг другу посторонние люди. Что-то было в нем такого, от чего мое сердце защемило сладко и горько.
   - Вот ты и пришел! - Сказала она, и сладкая дрожь прошла по моему телу. - Я ждала тебя так долго!
   - Прости меня! - прошептал я, чувствуя, как в горле застрял комок и стеснилось дыханье.
   Она подошла еще ближе и внимательно всмотрелась в мое лицо. Я едва осмеливался смотреть на ее сияющий лик - так она была прекрасна. Черные волосы были уложены в простую прическу и распущены сзади, доходя до щиколоток, черты лица были тонкими и благородными, глаза полны слез.
   - Ты забыл меня, - наконец сказал она, тяжело вздохнув, - ну что ж, это естественно. Ты прожил много новых жизней, пока я ждала тебя здесь.
   - Почему ты ждала меня здесь? - сам не зная как, услышал я свой вопрос.
   Она грустно усмехнулась.
   - Ты забыл даже это... Мы здесь попрощались в последний раз. На следующий день была назначена наша свадьба. Но не пришел. Я приходила сюда каждый вечер год подряд. А когда прошел год, в тот же день, в день перед новолунием, я утопилась в этом озере. Теперь меня зовут госпожой озера Юнь.
   Я был потрясен, сражен. Как я мог не прийти за ней?
   - Почему же я не пришел?
   - Я не знаю, - печально прошептала она, - я решила, что ты меня разлюбил. Я была в такой тоске, что не хотела жить. И в наказание за то, что осквернила воды этого озера, я должна была заботиться о нем все это время. И жить тут, каждый вечер приходя на этот берег. Пока не получу прощения.
   - Что я могу для тебя сделать? - чувствуя острую боль в сердце, спросил я.
   - Вспомнить все. Пока ты не вспомнил, я не могу получить прощения.
   Я протянул к ней руку. Она дотронулась до меня - словно холодный туман обволок мою ладонь.
   - Как давно это было?
   - Ровно 50 двенадцатиричных циклов назад, - чуть слышно прошептала она и растаяла, как тает снежинка на горячей ладони.
   Я еще долго стоял, не в силах совладать с бурей чувств, разрывавшей в клочья мою душу.
   Потом вдруг и как-то сразу я очень отчетливо понял, что вовсе не спал. От изумления я присел на прохладную траву. И почему-то вспомнил видение, которое меня посетило у древнего баньяна. Это была она, та девушка из моего видения! Значит, много лет назад мы любили друг друга, но что-то нам помешало. Что же именно? Что случилось в тот роковой день? Почему я не вернулся за ней тогда? Почему не пришел за ней потом?
   И тут у меня снова заныло сердце. Мне показалось, что я что-то вспомнил, но это что-то мелькнуло как лисий хвост и исчезло в глубинах памяти. Причем тут этот хвост... Хвост...
   Иван растолкал меня, оказывается, я уснул на берегу озера.
   - Я уж думал, тебя сожрала рыба-кит, - пошутил Иван.
   Я протер глаза и поднялся. Тело затекло и ныло, я сильно продрог. Мы вернулись к костру, и я сел ближе, стараясь согреться. И смотря на огонь, я вдруг снова увидел какую-то странную картину: огонь свечей, какая-то девушка обнимает меня за шею и что-то шепчет на ухо. Какие-то нежные, ласковые, сладкие слова, от которых слипаются глаза и все забываешь. Забываешь... Я, видимо, опять заснул и проснулся уже утром, когда Иван и Сяо-лань уже встали.

История 11

Полет феникса

   Как ни странно, на мою удочку поймался вполне жирный карп, которого мы зажарили и съели. Больше есть было нечего. Набрав воды во все имеющиеся емкости - две наши фляги и флягу господина Яо, еще пахнувшую сливовым вином, мы, сверившись с картой, пошли дальше. Насколько я помнил наш путь на гору, мы уже давным-давно должны были с нее спуститься, горой-то она была весьма условной, но чем дальше мы шли, тем больше мне казалось, что мы углубляемся в какие-то нехоженые дебри и скалы. Видимо, Иван был прав, и мы, как некие Иваны-царевичи, попали в волшебное царство. Этот оборотнический мир был очень похож на наш, но не во всем соответствовал нашим привычным ожиданиям. Тут не ловил мобильник и солнце, как мне показалось, двигалось медленнее обычного. Хотя, возможно, мобильник не ловил по естественным причинам удаленности от сетей, а солнце двигалось как всегда, только от голода и накопившихся потрясений мне уже мерещилась разная чертовщина. Тем не менее, первую половину дня мы прошли довольно бодро и дошли до скалы, отмеченной на карте. Она была похожа на крыло гигантской птицы и на карте так и называлась "Да няо" - "Большая птица". За прошедшие годы она сильно обветрилась и раскрошилась, заросла мелким кустарничком, но все же была ясно видна. Уже это радовало: какой бы это мир ни был - карта ему соответствовала, что укрепляло надежду дойти до места, отмеченного странным знаком. В скудной тени скалы мы сделали недолгий привал, и пошли дальше, надеясь хоть немного оторваться от наших опасных преследователей.
   Я не рассказал о своей ночной встрече. Почему-то это было для меня слишком интимно и трепетно, чтобы выслушивать болтовню Ивана и замечания Сяо-ланя. Я не хотел этого. Но поскольку "Фея озера Юнь" (так я стал звать про себя прекрасную деву) просила меня все вспомнить, то я шел, изо всех сил напрягая свои мыслительные способности, но чем больше я думал и "вспоминал", тем банальнее были мои мысли и воспоминания: я вспоминал свое детство, нашего сиамского кота, свои любимые игрушки, как плакал из-за первой двойки в школе, как первый раз влюбился. Вот оно что... Первый раз я влюбился, если быть честным, не так, как это часто бывает - в девочку-соседку или подружку сестры. Я влюбился в нарисованную девушку. У отца была большая библиотека, книги с некоторых полок мне не разрешалось брать без спроса. Но однажды, когда родителей не было дома, я нарушил запрет и полез в полку, которую мне трогать не разрешалось. Там среди разных бессмысленных книг (т.е. книг без картинок, ведь было мне тогда едва шесть) я нашел альбом, где были изображены красавицы разных стран. Совершенно равнодушно просмотрев полуголых красавиц негроидного типа, пропустив европеек и русских, я с каким-то страшным волнением стал рассматривать монголок, японок и китаянок. Но среди них всех была одна китаянка, не фотография даже, а рисунок, который, не смотря на всю условность китайского стиля, сильно запал мне в душу. Девушка, тоненькая как тростинка, стояла под зонтиком вполоборота к зрителю, у нее была какая-то фантастическая прическа со шпильками и висюльками, и мне почему-то показалось, что она смотрит прямо на меня и, что самое поразительное, что она меня видит. Именно так! Я даже испугался, что она скажет отцу, что я брал без спроса альбом и разглядывал ее в его отсутствие.
   Потом я тайно скопировал ее через копировальную бумагу и часто рисовал, пытаясь представить, как она движется, как поворачивается, как улыбается. Она была моей абсолютной тайной, которой я ни с кем не делился. Потом это как-то забылось, но, видимо, моя любовь к рисованию проснулась именно тогда. И тут я с изумлением понял, что нарисованная мною по просьбе Ивана Ли-юнь очень похожа на эту китаянку из отцовского альбома! Неужели я влюбился в Ли-юнь и бросил свою невесту? От какого-то странного, почти детского горя, я чуть не заплакал. Сжав зубы и растирая до зуда глаза, я упрямо твердил, что не мог оказаться такой скотиной, не мог предать и забыть свою прекрасную возлюбленную. И вдруг понял, что даже не знаю ее имени. И как я мог быть таким дураком, что не спросил ее об этом? Или тогда я совсем бы расстроил ее? Но как же мне понять, кто она такая и что с нами случилось? А главное - когда? Неужели 600 лет назад! Шестьсот лет - это такая бездна времени! Как же это можно вспомнить?
   В таком смятенном состоянии ума я, видимо, все больше и больше отставал от своих попутчиков и когда пришел в себя, то увидел, что потерял их из виду. Вокруг была странная тишина, не свистели птицы, не шумел ветер. Поняв, что я потерялся, без карты и воды, я страшно испугался и начал истошно кричать. В ответ - ни звука, казалось, что даже эхо не живет в этом странном месте. "Пропал, пропал! - вопил внутри меня истошный голос. - Болван! Идиот! Как же ты мог так потеряться!" В тщетной надежде я пытался позвонить Ивану, но мобильник не только не прозвонился, но и показал, что зарядка на нуле и, пикнув, разрядился окончательно.
   От скалы "Да няо" мы должны были идти на запад. Солнце сильно клонилось к горизонту, и я побежал, думая, что если буду бежать достаточно быстро, то догоню их до наступления темноты. Но то ли я бежал не туда, то ли они пошли меня искать и мы разминулись, да только в какой-то ужасный момент я понял, что я тут - один, совсем и безнадежно один.
   "Проклятая Ли-юнь, - почему-то пробормотал я, - это ты во всем виновата!" Заметив, что говорю вслух, я расстроился и совсем упал духом. Я не думал, что так быстро растеряю все навыки самообладания. Сев под кряжистой сосной, я заплакал. Это настолько меня поразило, что я решил собраться с духом и что-нибудь придумать. И только тут я сообразил, что флейта осталась при мне, а я, в смятении и метаниях, совсем о ней забыл. Достав ее из сумки, я осторожно поднес ее к губам и подул - потек нежный тонкий звук, такой чистый и свежий, что мне показалось, что на меня повеяло влагой. Продолжая осторожно дуть, я все больше увлекался этим волшебством, и, осмелев, попробовал дуть сильнее. Вдруг поднялся ветер, ударила невесть откуда взявшаяся молния, и передо мной появился сияющий феникс, такой, каких я видел на старинных китайских вышивках. Его семицветный хвост переливался как радуга, острые когти разгребали песок, он то ли кланялся, то ли медленно танцевал. Я не знал, что делать дальше. Но решил, что будь что будет, а попробовать нужно - поэтому осторожно встал и приблизился к гигантской птице. Феникс склонил голову и позволил на себя сесть. Потом он одним рывком сильных крыльев взмыл выше деревьев. Я потерял равновесие, у меня закружилась голова и, почти падая, я едва успел сжать его ногами и вцепиться свободной рукой в лучезарные перья. Когда он поднялся еще выше, то осветил своим светом округу, словно взошло десять полных лун. В этом свете я увидел на опушке бамбуковой рощицы две маленькие фигурки, которые махали руками и кричали что-то далеко внизу. Это были Иван и Сяо-лань. Я стал им кричать тоже, но ветер уносил слова, а феникс уносил меня все дальше и дальше. Не зная, что делать, я стал дергать его за перья, но он только изумленно поглядел на меня своим изумрудным глазом и, сделав еще несколько сильных взмахов, стал медленно опускаться. Когда я смог сползти на землю, то все же поблагодарил его и он, как мне показалось, радостно вскрикнув, взмыл в ночное небо и исчез, как яркий метеор.
   - Ну вот, долетался, - злобно и устало думал я, пытаясь разглядеть почти в кромешной темноте, где я оказался. И тут обнаружил, что дергая феникса за перья, нечаянно-таки выдрал одно, и теперь он светилось у меня в ладони мягким розоватым сияньем. Обрадовавшись хоть такому крошечному везению и думая, что я похож на Иванушку-дурачка (дурачка-то уж точно!) из сказки про жар-птицу, я осторожно стал осматриваться вокруг. Было странно тихо, даже цикады не пели. С одной стороны, это успокаивало, гораздо хуже было бы услышать голодный вой каких-нибудь зверюг, но, с другой стороны, это было очень странно. Медленно идя вперед, я вдруг понял, что нахожусь у подножия какой-то высокой скалы и что прямо передо мной вход в пещеру. И тут у меня мелькнула мысль, что феникс принес меня сюда не случайно и что эта пещера - обитаема. Вопрос только, кем?
  

История 12

Чудесная книга

   Пещера оказалась огромной, слабый свет фениксова пера едва освещал метра на три-четыре, дальше все тонуло во мраке. Я стоял в растерянности, не зная, что делать. Может быть, нужно было выйти наружу и попробовать развести костер, чтобы привлечь внимание моих спутников? Я уже решил именно так и поступить, когда услышал так ясно и отчетливо, словно это было произнесено в шаге от меня:
   День сменяется ночью, лето - зимой.
   Огонь идет вверх, а вода течет вниз.
   От жуткой растерянности я открыл рот. И вдруг из моего открытого рта раздались сами собою звуки:
   Днем и ночью бодрствует человек,
   Не падая духом, жару и холод снося.
   От этих слов я растерялся еще больше. И уж совсем обомлел, услышав каркающий смех, раздавшийся вслед за ними.
   В круг моего слабого света вступил человек, вернее - скелет человека, обтянутый кожей. На нем была только набедренная повязка, волосы были спутаны и торчали клоками. Но при этом от него не исходило ощущения немощи и дряхлости, совсем наоборот, казалось, что он излучает волны упругой веселой энергии.
   Человек приглашающим жестом поманил меня за собой и я пошел, думая о том, чьи же из многочисленных разучиваемых мною стихов так неожиданно и так кстати всплыли в моей памяти.
   Мы пошли, видимо, по какому-то более узкому и гулкому туннелю и дошли до следующей пещеры, которая была освещена парой плошек, в которых горели фитильки в масле. Почему-то тут перо феникса засияло сильнее, начиная отливать зеленоватым светом, и мои уже привыкшие к полумраку глаза различили чудовищные по величине и фантастические по красоте сталактиты и сталагмиты, превратившие пещеру в роскошный сад каменных цветов, деревьев и причудливых скал. Хозяин пещеры указал мне на циновку, лежавшую на возвышении. Я сел, чувствуя усталость от страха и напряжения прошедшего дня. Рассматривая своего гостеприимного пока хозяина, я решил, что это даос-отшельник, аскет и, видимо, святой. Он что-то мурлыкал себе под нос, помахивая в такт какой-то веткой, которой он помешивал что-то, бурлившее в странном сосуде над маленьким огоньком в выемке, слабо напоминавшей очаг. Потом он разлил это варево в две плошки, сделанные то ли из дерева, то ли из очень легкой и тонкой керамики. Я понял, что мне нужно это выпить. "Ну, - с тоской подумал я, - вряд ли ему нужен мой труп, так что есть надежда, что это не отрава, а просто чай или какая-нибудь трава" и выпил. Вкус был странный, словно в нем перемешались все пять вкусов, послевкусие тоже было странным, оно менялось, переливалось от одного привкуса к другому. Этот вкусовой шлейф отвлек мое внимание и через пару секунд я заметил, что пещера все больше и больше наполняется странным мягким свечением, и вот я уже видел самые ее отдаленные уголки, сталактиты и сталагмиты окрасились разными цветами - от матово-белого до почти пурпурно-черного. Эта игра цвета заворожила меня, я попробовал встать, чтобы потрогать эти чудесные предметы, но понял, что не могу этого сделать - тело не слушалось меня. Зато каким же диким и фантастическим было мое ощущение, когда я понял, что могу отделиться от тела и проделать этот путь - вернее, плавно его проскользить, почти не касаясь пола, - в одно мгновение. Я стал перетекать между причудливыми формами, а они становились все чудеснее - теперь они были уже полупрозрачные, внутри них мерцали, горели, перетекали пульсирующие огни. Но еще чудеснее было вдруг понять, что я не единственное тут живое существо, что рядом со мной сияет и переливается прекрасная фигура - это был юноша неземной красоты, который, каким-то очень знакомым жестом, поманил меня за собой. Я поплыл за ним, и мы через пару мгновений оказались на берегу чего-то, похожего одновременно и на небо, и на море. Это была какая-то плотная, но очень прозрачная зеленовато-лазурная субстанция, по которой мы плавно поскользили дальше, пока я не увидел остров-гору, всю осыпанную цветами. Пока мы без какого бы то ни было усилия поднимались вверх, я замечал ручьи цвета изумруда, странных животных с умными и внимательными глазами, огромных шелковистых бабочек и пару раз мне показалось, что я видел и человеческих существ. На самом верху горы стояла пагода. Красота и тонкость ее работы превосходили все человеческие слова и представления. В центре пагоды стоял тончайшей ювелирной работы столик, а на нем лежала "книга", которая менялась, стоило только присмотреться к ней. Она не была похожа на европейскую книгу или на китайский свиток. Скорее, это была плотная субстанция, в которой появлялись и исчезали картинки. Меня это настолько поразило, что я не мог отвести от нее взгляд. Я почему-то сразу понял, что это - Книга Жизней. Внимательно всмотревшись в нее, я вдруг увидел юношу под баньяном, играющего на флейте, и девушку, танцующую перед ним, высоко подняв руки. Потом я увидел, как они, взявшись за руки и о чем-то неспешно разговаривая, подошли к небольшому озеру. Я приблизился и напряг слух, чтобы услышать, о чем же они говорят. Но почему-то не мог на этом сконцентрировать свое внимание, оно рассеивалось и скользило вверх-вниз по картинке, пока я вдруг не увидел еще одну девушку - она стояла за деревом, рядом с парочкой, и внимательно слушала то, о чем они говорят. Потом она быстро скользнула в сторону и побежала, все быстрее и быстрее, пока не упала на землю, перекувырнувшись через голову, и не превратилась в лису - Ли-юнь, тут же понял я и очнулся.
   Я лежал перед входом в пещеру, была темная-претемная ночь, звезды исступленно сияли, но не могли рассеять мрак. Глухо шелестел ветер, стрекотали сверчки, порхали и вспискивали какие-то птицы. Где-то слышался голодный тоскливый вой. Я тер глаза, не понимая, как я мог уснуть перед входом в пещеру. Никакой нервный стресс не оправдывал такой беспечности! Нужно было все же зайти в пещеру и осмотреть ее, так что я начал тихонько пробираться вперед, ощупывая стены руками. Воздух был затхлый и спертый. Я брел вперед с какой-то тупой решимостью, сам не понимая, зачем я это делаю. Видимо, я добрался до пещеры, потому что по отголоскам моих шагов я понял, что пространство сильно расширилось. Привыкшие к темноте глаза ничего интересного не заметили. Я стал медленно обходить пещеру по часовой стрелке, стараясь не отходить от стены. Через некоторое время я понял, что попал в новый коридор и в его конце обнаружил еще одну пещеру. Тут что-то шевельнулось в моем пустом мозгу - я пошел быстрее вдоль стены, и тут что-то хрустнуло у меня под ногой. Я нагнулся и поднял что-то похожее на черепок. Пошарив рядом, нашел еще пару осколков. Сложив их вместе, я получил пиалку, которая легко уместилась в моей ладони. Она была легкая, как скорлупка. Я поднес ее ближе к лицу, чтобы рассмотреть, и только тут уловил странный и очень знакомый запах. Я не успел осознать, что я делаю, как быстро лизнул черепок. Странный вкус пронзил мозг и в нем, до этого совершенно пустом как эта пиалка, вдруг разом вспыхнуло воспоминание всего, пережитого мною за этот день: и феникс, и даос, и наше с ним чудесное путешествие, и странная "книга", и увиденная мною сцена.
   "Ли-юнь! - воскликнул я, - Ли-юнь, ты - ответ на все мои вопросы!"
   Я поискал глазами даоса, даже, предварительно вежливо кашлянув несколько раз, позвал его. Никто не ответил. Казалось, в этой пещере никто никогда не жил.
   Старясь не отрываться от стены, я пошел обратно. На свежем воздухе я задышал во всю силу легких и только тут напряжение дня, а, может быть, и еще какие-то не вспомненные воспоминания, разорвали мою грудь криком и я стал кричать, как кричит ночью раненый зверь, не веря, что ему кто-то придет на помощь. Я бы долго так еще мог орать, если бы меня не хлопнули сзади по плечу и насмешливый голос Ивана не сказал:
   - Ну что, пещерный житель, исполняешь ритуальный вой перед ночной охотой?!
   Не передать словами, как я был рад этому сарказму!
  

История 13

Оборона

   Наступало новолуние, и нам нужно было приготовиться к нападению наших врагов. Сначала, после недолгого военного совета, мы решили, что нужно разделиться: кто-то останется в пещере и будет отвлекать противника, а кто-то отправится на поиски неизвестно чего, указанного на карте странным знаком. Однако мы не могли решить, кому идти, а кому - остаться. К тому же я вспомнил, как жутко мне было одному в этих странных краях, и понял, что ни за что на свете не хотел бы снова пережить эти ощущения. Так что мы возобновили военный совет, чтобы придумать другой план. Раз у нас была волшебная флейта, мы могли снова "заморозить" наших оборотней до следующей смены луны и получить достаточно времени, чтобы найти клад. Однако Сяо-лань разбил вдребезги наши радужные надежды, сказав, что в новолуние для них эти звуки вообще не опасны. Так что до рождения новой луны мы были обречены отбиваться от них собственными силами. Это сильно осложнило ситуацию. Продержаться своими силами целую ночь и день в пещере будет сложно. Поэтому Сяо-лань отправился за травами для заклинаний от оборотней (на этот раз от них обоих), а мы стали запасать хворост, фрукты и воду, чтобы выдержать осаду. Соорудив несколько факелов, мы внимательно осмотрели все пространство пещеры, похожей по форме на тыкву-горлянку, в надежде найти запасной проход. Но ничего подобного не обнаружили. Тогда у меня возникла идея - если им нужна карта, то им ее можно отдать, но прежде ее следовало перерисовать, а на старой карте нарисовать таинственный значок в другом месте. Так мы бы убили сразу двух зайцев (раз уж не удается убить сразу двух оборотней), направив их по ложному следу и получив фору для собственных поисков. Ивану эта идея понравилась, но все нужно было сделать очень аккуратно, чтобы оборотни не заметили подвоха. Когда вернулся Сяо-лань, мы провели третий военный совет. Он в целом одобрил идею, но сказал, что у оборотней, как у всех зверей, очень чуткий нюх, поэтому они буквально могут почуять неладное, ведь значок нужно нарисовать той же краской, чтобы она пахла как все остальные значки и не сильнее, потому что тогда они поймут, что этот значок - новый. Мы с Иваном приуныли: воплощение в жизнь столь сложной технологии нам показалось невозможным. Однако Сяо-лань, в котором проснулся азарт опытного травника, заявил, что он попробует изготовить смесь, которая обманет оборотней. К тому же если потом всю карту целиком помочить в каком-нибудь составе, то это скрасит все запахи, а оборотни решат, что просто мы были не очень аккуратны. Поэтому мы решили пролить на карту сильно пахнущий травяной отвар. Пока Сяо-лань колдовал над составами краски и отвара, мы с Иваном тщательно перерисовали карту в мой походный дневник, стараясь соблюдать все пропорции и заодно прикидывая, сколько нам еще осталось времени до пункта назначения, и чем он все же мог бы быть. Я почему-то не рассказ им ни про феникса, ни про даоса, ни про волшебную книгу и Ли-юнь, а они мне сказали, что видели ночью падение большого и очень яркого метеора.
   Так что весь день прошел в заботах и хлопотах, к вечеру мы уже были более менее готовы и морально, и материально к встрече с оборотнями, но когда кромешная ночь свалились на наш странный мир и вдали раздались протяжные завывания, страх вернулся с новой силой, и мы, клацая зубами и едва унимая нервную дрожь, еще раз обсыпали порошком, изготовленным Сяо-ланем, вход в пещеру, приготовили факелы и тяжелые дубинки, сделанные из палок с привязанными на концах камнями, и застыли в ожидании новой встречи.
   Она не заставила себя ждать. Видимо, оборотни за несколько часов промахнули то расстояние, которое мы прошли за все это время. Но все же ночь уже перевалила заполночь, и у них было не так много времени до рассвета, правда, мы не были уверены в том, что с рассветом они уймутся и рассчитывали на долгую осаду.
   Они появились перед пещерой злые и голодные, что было явно слышно в их злобном вое. Пометавшись перед входом, они начали яростно рыть землю когтями, словно хотели вырыть подкоп. Потом отошли, видимо, чтобы посовещаться. Через некоторое время мы увидели в пламени наших факелов, что оборотни приняли человеческий вид и подошли к входу в пещеру. Ласковый голос Ли-юнь снова больно сжал мое сердце: "Господа сюцаи, зачем же нам ссориться? У нас общая цель, разве не так? У вас карта - у нас ключ к карте, поможем друг другу!"
   Иван решил быть переговорщиком. Выйдя чуть вперед и стараясь светить им факелом в лица (или морды), оставляя свое в тени, он важно заявил:
   - Без нашей карты ваш ключ явно ни к чему, а мы и без ключа обо всем догадались. Так что идите своей дорогой, нечего нам мешать!
   - Фу, господин сюцай, - пропела Ли-юнь, - зачем же так врать! Ничегошеньки-то вы не знаете, карта эта случайно попала в ваши невежественные руки, так что отдайте ее нам и разойдемся с миром.
   - Пусть мерзавца-перебежчика Сяо-ланя отдадут, - злобно прорычал ее попутчик. Ли-юнь фыркнула: - Это ваше дело, оно меня не касается!
   Сяо-лань затрясся еще отчетливей. Меня же почему-то это успокоило. Я решил, что нужно попытаться их поссорить. Отстранив слегка Ивана, я вступил в переговоры:
   - Мы, может, и отдали бы тебе карту, Ли-юнь, - начал я осторожно, - но только тебе, а не этому негодяю, который мучает детей! Так что если он уйдет, мы с тобой договоримся.
   Ли-юнь хмыкнула и повернулась к настоятелю: Слышал, старый дурак! Они не хотят иметь с тобой дел! А мы-то друг другу сразу понравились, так ведь, господа сюцаи, - промурлыкала она.
   Настоятель ощерился так, что даже в человеческом виде стал походить на тигра: Что бы ты во всем этом понимала, прошмандовка! - Прорычал он, крайне недовольный поворотом дела. - К тебе эта карта вообще никакого отношения не имеет! Да если бы не ты, я бы уже шестьсот лет назад все получил! Это твоя похоть все испортила! И сейчас ты со мной готова ссориться из-за этих смазливых мальчишек!
   Я навострил уши - чтобы могло значить это обвинение?
   - Больно-то ты мне нужен, - заверещала Ли-юнь, - толку от тебя нет никакого! Даже своего раба приструнить не можешь! Не смей меня обвинять! Это твоя жадность во всем виновата! Все захотел себе заграбастать, мерзкий жадина! Я не меньше твоего ждала, так что заткнись уж, наконец, дай мне договориться - отойди подальше, пока я не улажу дело!
   - Да как же, жди! Отставь тебя одну, так ты опять какую-нибудь пакость учинишь. Нет уж, при мне договаривайся, чтоб я каждое твое лукавое слово слышал!
   Оборотни злобно запыхтели, повернувшись друг к другу. Однако я напрасно ждал, когда они от пикировок перейдут к рукопашной - этого не случилось: попыхтев и поплевавшись, они успокоились и снова повернулись к нам.
   - Господа сюцаи, - продолжила переговорный процесс Ли-юнь, - пусть будет по-вашему: вам - Сяо-лань, нам - карта и разойдемся.
   Иван аж поперхнулся от негодования: - Да он и так у нас! Вот уж поделила - так поделила!
   Но тут я толкнул его локтем - это был удобный момент сплавить им фальшивую карту. Но нужно было еще немного поломаться. И мы начали ломаться. Уже почти светало, когда под зубовный скрежет настоятеля мы помахали картой у них перед носами и потребовали самой страшной оборотнической клятвы, что Сяо-лань теперь свободен. Ли-юнь и настоятель долго и нудно препирались, потом он все же согласился и произнес какие-то ритуальные фразы, которые Сяо-лань выслушал очень внимательно. После этого он упал на колени и стал нас с Иваном благодарить, почти разбив себе лоб в кровь. Пока я поднимал Сяо-ланя, Иван швырнул им через магический водораздел свернутую трубочкой карту, Ли-юнь на лету подхватила ее, и оборотни, обернувшись зверьем, шипя и визжа, исчезли в утренней мгле, словно их и не было.
  

История 14

Пациент

   Немного подождав, мы с Иваном отравились поискать какие-нибудь сучья, чтобы развести костер и сварить отвар, обещанный нам Сяо-ланем вместо утреннего чая. Отойдя на довольно приличное расстояние от пещеры, я вдруг увидел бурые подтеки, которых становилось все больше. Я быстро понял, что это кровь. Не пройдя и десятка шагов, я увидел сильно потрепанную лису, которая скулила и истекала кровью. Я также быстро понял, что это Ли-юнь. С опаской, я приблизился к оборотню. Она не выглядела страшной или опасной, наоборот, это было очень жалкое зрелище - кровь текла довольно сильно из рваной раны на боку, шерсть слиплась, вокруг уже начали кружить мухи. В этот момент мне стало ее жаль до слез. Сняв рубашку, я перетянул рану и, подняв ее на руки, побежал обратно в пещеру. Сяо-лань и Иван сначала наотрез отказались ей помочь. Иван сказал, что уже поздно, а Сяо-лань, клацая зубами, заверещал, что она хотела его три раза сожрать, и помогать он ей не обязан. Я никогда не думал, что буду способен на такое - встав на колени и кланяясь, как древние китайцы, я стал умолять Сяо-ланя помочь "зверушке, которая же девушка в конце-то концов" и даже под конец пообещал, что если мы найдем клад, я отдам им свою половину. Это возымело мгновенное действие: Сяо-лань побежал собирать травы, а Иван отправился искать воду, тем более что он и так собирался это сделать. Краем взбаламученного сознания я отметил, что что-то подобное со мной уже где-то и когда-то было. Легкое дежавю всколыхнулось, как темная вода в омуте, но мгновенно растаяло.
   Вскоре они оба вернулись. К этому времени бедная лиса уже не скулила, а только тяжело дышала. Иван вскипятил воду в той чашке, из которой даос поил меня настоем, а Сяо-лань что-то туда побросал, потом мы с ним промыли водой рану Ли-юнь, Сяо-лань пожевал и растер какие-то листья и наложил их на рану, после чего разорвал свою майку и обмотал тельце лисы. Когда отвар вскипел и остыл, он велел мне поить ее через каждые полчаса, после чего у нас началось очередное совещание. Было очевидно, что Ли-юнь оставить нельзя (хотя они и не были против этого варианта), но и с ней идти невозможно. Тогда я предложил им идти вдвоем, делая стрелки из подсобного материала, а я бы их догнал, как только Ли-юнь полегчает (про то, что она умрет, мне думать не хотелось). Мне было страшно оставаться, но другого выхода я не видел. Не придумав ничего лучше, они согласились, принесли мне еще воды, Иван подробно объяснил, как именно они собираются идти, и они отправились в путь, а я остался со своим странным пациентом и без малейшего понимания того, что меня ждет даже в этот ближайший день.
   Ли-юнь металась в жару, хрипя и тяжело дыша. Через пару часов, которые мне показались вечностью, я сменил ей повязку и пошел к ручью, из которого Иван брал воду, напиться, пополнить запас воды и прополоскать самодельные бинты. Развесив их сушиться, я огляделся. Страшно хотелось есть, но ничего съедобного видно не было, если не считать дикорастущего киви, на котором было довольно много плодов. Наевшись, сколько смог, я набрал их в карманы своих замечательных многокарманных шорт и вернулся в пещеру. Лисе явно стало лучше. Она уже не металась, стала не такой горячей и не хрипела. Я напоил ее отваром, и она уснула. Через некоторое время я снова отправился за киви, сменил повязку Ли-юнь, и подумал, что оставаться спать в пещере опасно, кто знает - вдруг у нее ночью проснется аппетит и она решит подкрепиться? Пока я размышлял о том, где и как мне устроить ночлег, стало что-то происходить, и я увидел, что вместо лисы передо мной лежит прекрасная девушка. Она чуть приоткрыла глаза, в которых я прочел глубочайшее изумление. "Не бойся, - сказал я ей, тщательно подбирая слова. - Я знаю, что ты - Ли-юнь. Но у тебя опасная рана, я тебя лечу, ты не должна меня есть и кусать". Ли-юнь слабо ухмыльнулась и, закрыв глаза, провалилась в забытье. Ее оборотническое платье было изодрано, как и шкура лисы, но прикрыть ее было нечем, поэтому я старался не смотреть на ее белоснежную кожу и проступающую округлую грудь с розовыми сосками. Не смотреть было очень трудно, поэтому я вышел из пещеры и побрел к ручью. Быстро темнело, и когда я дошел до ручья, была уже полная темь. Я сидел у ручья в каком-то полузабытье, сказался тяжелый и голодный день. Следующий не обещал быть лучше, а ночь вообще пугала меня так, что мысли путались. И опять всплыло недавнее дежавю, опять кто-то стоял на коленях и кого-то о чем-то умолял. Где же и когда это было?
   Видимо, я так и уснул у ручья, а когда проснулся, был уже полдень. Напившись, я вернулся в пещеру, но Ли-юнь уже и след простыл. Вот и правда, какие же они живучие, эти лисы! Мне стало как-то тоскливо, я посмотрел на запачканные кровью тряпки, на погасшее кострище и уже хотел было уйти, как заметил что-то на камне. Подойдя ближе, я понял, что это широкое кольцо из темно-зеленого отполированного нефрита, какое раньше мужчины носили на большом пальце руки для стрельбы из лука. "Ли-юнь оставила. Видимо, решила меня отблагодарить", - подумал я, тая от мысли о благодарной Ли-юнь, и чувствуя как тоска сменяется восторгом.
   Размышляя о том, что оборотни не такие уж и звери, я отправился искать условные знаки своих друзей.

История 15

Кольцо

   Первые метки я нашел довольно легко. Обрадованный таким поворотом дел и думая, что не сегодня так завтра их догоню, я решил немного отвлечься на поиски пищи. Никаких поселений вокруг не было видно, словно люди вообще никогда не жили в этих местах. Животных тоже не было, посвистывали какие-то птицы, но ни разглядеть, ни тем более поймать их у меня не было никакой надежды. Размышления о еде настолько поглотили меня, что я, увы, слишком поздно заметил, что мой палец сильно опух. Все мои отчаянные усилия стащить кольцо с пальца кончились тем, что боль стала почти невыносимой. Я привалился к горячему камню и застонал, уже не стесняясь плакать от боли, досады и обиды, что за добро коварная Ли-юнь отплатила мне таким злом.
   От боли, жажды и голода у меня, видимо, начался бред, потому что я вдруг увидел, как ко мне идут, весело и беспечно смеясь две девушки лет семнадцати. Тоненькие и изящные как статуэтки, с высокими "дворцовыми" прическами и с лютнями-пипа в руках. Кажется, они обсуждали близящуюся свадьбу одной из них. Невеста выглядела невероятно счастливой, и мне показалось, что сестра - или подруга - завидует ей. Потом они уселись, словно это было не дикое место, я внутренний дворик дома, и начали играть, время от времени прерывая игру шутками и смехом. Потом я увидел, как к ним приблизился молодой человек, степенно им поклонившись. С некоторым изумлением, я узнал в него духа Горного ручья - Шань-си, подарившего мне несколько дней назад нефритовую флейту. Он наблюдал за игрой девушек. Но насколько же сильным было мое изумление в тот миг, когда я увидел самого себя - правда в китайской одежде и с китайскими чертами лица, но определенно, это был я. В этот момент я вспомнил, как однажды вечером я и мой друг были приглашены в дом моего начальника, что я был женихом, а невестой - ну, конечно же, как я мог об этом забыть, - фея озера Юнь! Тогда ее звали Мэй-хуа. Я вспомнил этот день так отчетливо, словно это было вчера, наши разговоры, шутки, чудесную мелодию, которую они играли, мою влюбленность. Что же тогда случилось?
   Когда я очнулся от грез - или от бреда, не знаю, что уж это было, то увидел, что палец прошел, боль утихла, а кольцо растрескалось и когда я попробовал его снять, развалилось на куски. Я был и рад, и опечален одновременно. Собрав обломки, я положил их в один из карманов шорт и, заглушая голод и жажду недоумениями и размышлениями, отправился искать метки моих друзей. Жара уже спала, дело шло к вечеру. Мне совершенно не хотелось провести ночь в одиночестве.
   Я догнал их довольно быстро, еще засветло. Оказалось, они решили устроить охоту и даже соорудили что-то вроде метательных легких копий. Так они подбили двух уток и теперь готовили их на костре, я же, захлебываясь слюной и словами, рассказал им про выздоровление Ли-юнь и про кольцо, но ничего не стал говорить о моем видении. Сяо-лань внимательно рассмотрел остатки кольца: Господин, - медленно и неуверенно проговорил он, - странно, что кольцо развалилось на части, этого не должно было случиться. Оно сделано из прочного нефрита, очень-очень прочного...
   Я пожал плечами и спрятал части кольца в карман. Потом мы вздремнули, по очереди карауля друг друга и костер, а после этого на рассвете, едва взошло солнце, отправились в путь. Сяо-лань клялся, что сегодня мы дойдем до заветного места.
  

История 16

Колодец

   Когда мы дошли до нужно места, то ничего интересного не увидели: ни какой-то особой скалы, ни дерева, ни сооружения. Мы начали метаться, крича друг другу, кто что видит. Мы прометались не меньше часа, пока не отчаялись и решили развести костер. Увидев кучу валежника, мы пошли его разбирать, и только разобрав почти до основания, поняли, что перед нами старый-престарый колодец. В этот момент Сяо-лань хлопнул себя по лбу и закричал, что понял, что значит значок на карте - это было сильно искаженное и стилизованное изображение 48-й гексаграммы "И цзина", "Канона перемен", древней канонической книги китайцев. Вот она:

0x01 graphic

0x01 graphic
  
   Называлась она иероглифом "цзин" ?, что значит "колодец". Но что же нам нужно с ним сделать? Мы решили залезть внутрь, для этого пришлось поискать лиан, чтобы сплести канат. Иван вызвался добровольцем. Мы с Сяо-ланем подтравливали канат, чтобы ему было удобнее спускаться. Иван комментировал свой спуск, который прошел без приключений. Колодец был сух и пуст. Ничего интересного в нем не было. Нет слов, как нас это разочаровало. Значит, решили мы, кто-то тут побывал раньше нас и забрал клад. То, что тут был клад, мы ни минуты не сомневались. Пока я и Сяо-лань совещались наверху, Иван продолжал обшаривать стены и даже попробовал поковырять дно. Наконец мы услышали, как он в ярости крикнул: Ну и зачем было столько мучиться! Зачем нужно было драться с оборотнями! Зачем нужно было мучиться от жажды и голода! Мне все это осточертело! Я хочу домой!
   Крикнув это - он исчез! Мы стояли с открытыми ртами и смотрели в пустой колодец.
   - Вот, - прошептал Сяо-лань, - он исполняет желания!
   Тут же он полез вниз, я даже не успел схватить его за рубаху. Мелькнула мысль, что я сейчас останусь один. Было видно, что Сяо-лань мучается, что пожелать. Ведь колодец, как я понял, исполнял только одно желание. В испуге я подумал, что сейчас он загадает тонну золота, и как нам ее тащить? Или еще что-нибудь, столь же малоподъемное. Но Сяо-лань оказался мудрее. Он пожелал двух породистых коней в полной упряжи. Они тут же и появились.
   - Сяо-лань, - воскликнул я, - почему ты тоже не пожелал оказаться дома? Или стать богатым?
   - Господин, - проговорил тот, вылезая из колодца, - у меня нет дома, в монастырь я не хочу, сами понимаете, а ведь я Ваш должник, так что теперь мы не будем идти пешком, а доедем до какой-нибудь деревни очень быстро. К тому же, - с наивным лукавством добавил он, - это очень ценные кони, и Вы своего взять не сможете, так что он останется мне, тем более Вы обещали мне свою долю за Ли-юнь.
   - Черт возьми, - пробормотал я, - и как ты это все ловко сочинил!
   Сяо-лань самодовольно хмыкнул.
   Настала моя очередь лезть в колодец. Сяо-лань советовал мне наперебой, что можно еще пожелать: Раз у нас есть кони, пожелайте денег, лучше слитками, или драгоценных камней, или антикварную вещь, вазу, или меч, тоже хорошо, - услужливо тараторил мой приятель.
   Но я решил - была ни была, и пожелал: Хочу вспомнить все свои жизни, хочу вспомнить всё!
   В этот момент меня словно толкнули в лоб, я сел на дно колодца и картины, странные и страшные поплыли перед моими глазами. Сотни разных жизней, сотни разных смертей, сотни разных обликов и судеб. И вот наконец я увидел свою жизнь, которую должен был вспомнить ради Мэй-хуа, феи озера Юнь.
  

История 17

Вспомненная жизнь

   В тот вечер я, выйдя из дома, увидел трио: сестры играли на пипа, а мой добрый друг любовался ими. Я радостно вздохнул - на завтра была назначена моя свадьба с Мэй-хуа. Какое-то время они еще играли, потом моя невеста, сияя и лучась, как небесная звезда, подошла ко мне и, взявшись за руки, мы пошли к озеру, на наше любимое место, поговорить и полюбоваться ночным озером.
   - Ты знаешь, - сказала она мне, - а наш скромным Шань-си влюблен в Ли-юнь.
   И изумленно поднял брови. Она рассмеялась.
   - Вот ученый, целые дни только каноны учишь, ничего-то вокруг не видишь, а я давно заметила, как он на нее смотрит. И сегодня вот, когда играли, он так на нее смотрел, что мне стало неловко. Но я уверена, что он ей так ничего и не скажет! Вот увидишь!
   - Ну и замечательно! Шань-си мне как брат, Ли-юнь - твоя сестра, теперь мы будем родственниками, это чудесно.
   Я глубоко вздохнул. Жизнь казалась мне чудесной, полной самых заманчивых надежд.
   Нежно попрощавшись со свой невестой, я знакомой дорогой отправился домой, как вдруг услышал сзади тихий шорох и обернулся. Передо мной стояла гневная и прекрасная Ли-юнь.
   - Ты не должен жениться на моей сестре! - В гневе воскликнула она. - Ты должен был выбрать меня, я - старшая сестра, немыслимо, чтобы младшая выходила раньше старшей сестры!
   - Милая Ли-юнь, - попытался образумить ее я, - ты же знаешь, что этот вопрос давно улажен и даже император благословил наш союз, о чем ты говоришь, зачем это, когда все уже решено!
   - Ах, дурачок, - вдруг разрыдалась она, - я давно тебя люблю, как ты мог быть таким слепым! Мэй-хуа просто дурочка, зачем тебе такая глупая жена!
   - Ли-юнь, Ли-юнь, - я пытался говорить и строго, и ласково, но на нее ничего не действовало. Потом случилось совсем жуткое. В ее руке появился нож, она поднесла его к своему горлу и сказала, что умрет тут же на месте, на моих глазах, если я ее не поцелую.
   Я страшно смутился и испугался. За нее, за себя, за свое будущее счастье. Но у нее на шее уже появилась красная полоска и кровь тихонько потекла на воротник. Тогда я бросился к ней, обнял и прижался губами к ее губам. Она застонала и сильно укусила меня за губу. Что-то странное случилось в этот миг со мной, словно яд попал в кровь, помутил ум, притупил все чувства, я целовал ее долго и жадно, потом, смеясь, мы пошли в какой-то домик в бамбуковой роще, там в плошках горел огонь, на столе стояли тарелки с едой и кувшинчики с вином. Мы пропировали всю ночь, а под утро уснули в одной постели. На другой день я очнулся в ее объятьях, счастливый, как никогда. Днем она куда-то ушла, а я решил пойти поохотиться. Но сколько ни искал - не мог найти своего нефритового кольца для стрельбы из лука, подаренного мне отцом. Но вот вернулась Ли-юнь и мы снова забыли обо всем на свете. Так мы прожили год. А потом я отправился сдавать государственный экзамен и встретил Шань-си. Он сильно изменился - исхудал и постарел. А когда увидел меня, в ужасе отпрянул, словно увидел злого духа. Я бросился к нему, стал спрашивать, как он поживает и не болел ли. Он с удивлением и отвращением посмотрел на меня и хотел отойти, но я был настойчив и он спросил: Что же ты ничего не спросишь про Мэй-хуа?
   - Про кого? - опешил я, я не помнил никого с этим именем.
   - Подлый Ши Гао-тянь, ты забыл свою невесту! - В гневе воскликнул мой друг. - Вот уже две недели, как она утопилась в нашем озере с горя!
   Я почувствовал, как у меня на лбу выступил холодный пот. И только когда Шань-си уверился, что я действительно не помню никакую Мэй-хуа, он горестно застонал, обнял меня и сказал, что знает, как мне помочь. Он повел меня к своему знакомому лекарю, а тот отправил нас к знаменитому даосу, жившему в горах в пещере. Этот даос сказал нам, что давно уже не вмешивается в дела существ этого мира, поэтому направил нас к своему брату, целителю Яо Мин-дэ. Тот долго щупал мне пульс, смотрел глаза и рот, а потом сказал, что меня укусила лиса-оборотень. Я уверил его, что лиса меня не кусала, но он настаивал, и дал какое-то снадобье, после которого я вспомнил ночную сцену с Ли-юнь и ее укус. Но мне пришлось принимать лекарство еще пару дней, прежде чем я вспомнил Мэй-хуа, чтобы тут же испытать страшную боль и впасть в горячку от горя и вины. Шань-си отвел меня к себе и долго за мной ухаживал, а когда я хотел себя убить, упал на колени и долго просил этого не делать. Он рассказал мне, что долго и безнадежно был влюблен в Ли-юнь, не зная, что она лиса-обротень, и только когда она исчезла, а я не пришел на свадьбу, он стал выяснять о ней подробности и нашел в деревне Хуйсяодун ее няньку-кормилицу. Та рассказала ему, что когда девочка была совсем маленькой, она гуляла с ней в лесу недалеко от дома, но вдруг появился ужасный тигр и кинулся к ребенку. Девочка заплакала, а сама она бросилась бежать со всех ног. Она была уверена, что ребенок погиб и побоялась вернуться к родителям. Но через несколько дней до нее дошли слухи, что ребенка нашли в лесу с рваной раной на теле и решили, что тигр съел няньку, а девочку только укусил. Поэтому искать ее не стали, а что девочка стала оборотнем, никто даже не догадывался. Так Шань-си узнал, что любовь всей его жизни - лиса-оборотень. Но он не знал, что она выбрала меня, ослепленный своей любовью, он свято верил, что и она его любит, тем более, что она вела себя с ним вполне приветливо. Посчитав меня трусом и мерзавцем, он продолжал ходить в гости к Мэй-хуа в надежде, что Ли-юнь найдется. Потом прошел слух, что в наших местах завелись разбойники и все решили, что мы стали их жертвами. Нас заочно похоронили и оплакали. Шань-си то верил слухам, то думал, что я струсил и сбежал перед самой свадьбой. Когда погибла Мэй-хуа, он оставил дом и отправился в столицу, надеясь, что тяжелый экзамен поможет ему отвлечься от тягостных мыслей.
   Моя болезнь перешла в кризис, и Яо Мин-дэ принес мне флейту из нефрита. На ней были изображены дракон и феникс, замершие в причудливых позах. Когда Шань-си играл на ней, тоска отступала, и мне казалось, что все еще можно каким-то чудесным образом исправить. Но даже волшебные звуки флейты оказались бессильны, я страдал все сильнее, ничто не звало меня к жизни, и перед смертью я попрощался с Шань-си и оставил ему на память чудесную флейту.
   Я снова родился в семье местного крестьянина и, бегая с мальчишками по берегу ручья, увидел еще не старого, но очень несчастного человека, который играл удивительные мелодии на чудесной нефритовой флейте. Он всегда приходил на берег ручья в одно и то же место в течение нескольких лет. Потом я узнал, что он повесился на том же самом месте. Не знаю почему, но мне было очень жаль этого человека, и я принес из дома бумажные деньги и сжег их в дар этому незнакомцу.
   Потом жизни замелькали все быстрей и быстрей, и когда я очнулся на дне колодца, был уже вечер. Я выбрался наверх, где меня ждал Сяо-лань.
   - Я все вспомнил, - сказал я ему, - и у меня есть одно незаконченное дело. Мне нужно вернуться на озеро Юнь.
   Сяо-лань не стал со мной спорить и на следующий день к вечеру мы на наших скакунах домчались до озера. Мэй-хуа ждала меня, мы долго плакали над нашими жизнями, а потом попрощались. Она сказала, что теперь снова свободна и мы, возможно, еще встретимся в этом мире рождений и смертей.
   И я в это верю.
   2016 - 2017 гг., Москва
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"