Без ушедшего в море Лёнечки жизнь Виктории как будто опустела. Старший сын всегда был молчалив и немногословен, но прежде это гармонизировало хохот и озорство младшего, а теперь ни пошутить, ни посмеяться Виктории было не с кем. На работе (когда при городской больнице открылись курсы акушерок, доктор Покровский, царствие ему небесное, записал ее туда еще до того, как она согласилась) - на работе Виктория была всегда собранной и строгой, помня о словах учителя:
- Запомните, уважаемые: анус зияет - акушер сияет. Но недолго: улыбнулись раз - и довольно, работы предстоит ещё достаточно. Даже если у вас такая улыбка, как у Виктории Казимировны...
Слушательницы оглядывались на нее и шушукались, а ей было неловко и радостно.
Работу она полюбила всей душой. Нерешительность и вечные сомнения, так мешавшие ей в частной жизни, были настолько смешны и неуместны рядом с великолепным актом творения, всякий раз заново совершавшимся на ее глазах и при ее непосредственном участии, что сами по себе исчезали бесследно, и она становилась той женщиной, что, может быть, и задумывалась Творцом, когда он был в хорошем настроении: мудрой, смелой, разумной, излучающей спокойствие и уверенность. Такой, какой была в её воспоминаниях Каролина, писем от которой она всё ещё безуспешно ждала.
Виктория себя со стороны не видела, восторженных отзывов о себе стеснялась и никогда не слушала, и с каждым годом всё больше убеждалась в том, что самым главным, что она могла дать роженицам и что им помогало, было чувство сестричества, сопереживания, нежности и участия. Жалеть себя и пугаться женщины с ней переставали и почти всегда с ее помощью интуитивно находили свою меру участия в серьёзной и сложной работе, которую, кроме них, сделать никто больше не мог и в которой им порой требовалось сострадание и - очень редко - помощь. И когда на улице бросалась к ней нарядная и хорошенькая молодая мамочка со словами благодарности, Виктория почти никогда не узнавала в ней ту женщину без лица, с которой рядом прожито было несколько ( а порой и много) решающих часов. Они возвращались в свою жизнь, где было место любви, страсти, кокетству, смеху и соблазну, а Виктория продолжала своё добровольное заточение в башне из слоновой кости.
Почему так всё устроилось, где заблудилось ее счастье? Она перестала искать ответ на этот вопрос. Нелегко найти свою вторую половинку, но встретить, посмотреть на своего суженого одним глазком и расстаться навсегда - эта изощрённая пытка в её случае отчего-то называлась судьбой. Её трудно умолить и невозможно разжалобить, и можно только надеяться и продолжать молиться.
До Ленечкиного возвращения из первого плавания оставалось 10 дней. До потери старшего сына - 10 лет. Иногда время лучше не торопить, но кто же может знать это заранее.