Месье де Краппон никогда не любил анекдоты. Там, где принято было смеяться, в жизни начиналась его работа, и смех беспокоил его и раздражал. Нелогичное, сумбурное - насколько легче было бы работать, если бы жизнь была навсегда лишена этой бесполезной своей части!..
Впрочем, напрасные сестования тоже относятся к этой категории, мысленно одернул он себя, открыл файл с новыми фотографиями - и пар со снимков хлынул в его кабинет. В золотистом полумраке кожа лежащей женщины светилась с обезоруживающей правотой, и то, что с ней происходило, на первый взгляд не имело к ней никакого отношения. Месье де Краппон нахмурился. Старое доброе орудие, компроментирующее фото, не должно производить такого двойственного впечатления. Он тщательно пересмотрел оставшиеся фотографии и снова вернулся к первой.
Разумеется, месье де Краппон не был ни монахом, ни мгновенно воспламеняющимся юнцом. Но такого с ним прежде не случалось: ни в музеях, ни в фильмах для взрослых, ни в реальной жизни - никогда не подпадал он настолько под власть линий и теплого тона тела. Эта женщина была совершенна именно так: полностью обнажённой, и взгляд не метался по ней в жадных поисках самого-самого, а неспешно скользил по плавным изгибам, повествующим историю вечной женственности, которая над страстями, грехами и жаждой обладания. "Как её портит одежда..." - подумал он, ощутив острый укол разочарования, и включил чёрно-белый фильтр.
Золотистое сияние погасло, но магия только усилилась. Соразмерность щиколоток, колен, бедер, талии теперь была графически подчеркнута, и узнавание каждой новой рассмотренной подробности дарило всплеск азартного веселья - да, я так и думал! - как в детстве, когда ответ в конце задачника был верным. Чем дольше он ее разглядывал, тем яснее видел фальшь в том, что с ней изображали.
Завораживающая красота на совершенно непригодных для компромата фотографиях.