Аннотация: О том , как замечательно живет большая часть нашего дорогого народа.
ОЛЬГА ОЛЬГИНА.
Нехорошая квартира - 2
Екатерину Семеновну в квартире N 9, мягко говоря, не любили и звали за глаза Катькой. Катька была здоровой, румяной старухой, возраст которой колебался между 90 и 100 годами. Точно не знал никто, даже сама Катька, да и зачем? Паспорта у нее никто не требовал, все документы во всех организациях, собесах и фондах давно были оформлены, а любоваться на дату рождения, которая кроме ужаса, ничего не вызывала, желания не было. Катькин румянец был первой причиной ненависти жильцов. У остальных обитателей квартиры, находящейся рядом с Садовым кольцом, кожа на лице была нездорового, землистого цвета. Сказывалась близость шоссе, выхлопных газов и вредных примесей. Женщины, а их было, кроме Катьки, две, вынуждены были "делать" себе румянец, чтобы выглядеть немного поприличней. А мужчинам и детям приходилось носить лицо, данное матерью-природой и подпорченное смогом.
- Питается хорошо, потому и румяная! - Зло говорила Люся, и она была права: питалась Катька, действительно, хорошо. Каждое утро, дождавшись, когда на кухне соберутся к утреннему завтраку жильцы (почти все работали, и завтрак проходил в одно и то же время), Катька выползала на кухню и демонстративно пила настоящий кофе со сливками и настоящей ветчиной! Остальные пили, что придется, а если и ели ветчину, то она была химически чистой, непонятного розоватого цвета, запаянной в трудно протыкаемую оболочку.
Кроме того, к Катьке каждую неделю приходила "социальный работник", с трудом волоча неподъемную сумку со жрачкой. И Катька, во все остальные дни притворявшаяся немощной старушкой, преображалась. Она шмоналась туда-сюда и таскала из комнаты в кухню невиданные дары: розовую семгу, вышеупомянутую ветчину, огромные яблоки, апельсины, бананы и все это раскладывала на кухонном столе. Все это делалось для того, чтобы остальные жильцы, очевидно, удавились от зависти. От зависти не давились. Только сестры-близнецы Аня с Таней, прозванные Дашей и Машей Кривошляповыми, спрашивали у мамы Марины:
- Почему у нас нет бананов, а у бабы Кати есть?
- Почему у нас нет яблок, а у бабы Кати есть? - И так далее, в зависимости от ассортимента. И Маринка, измученная отсутствием нормальной жизни, денег и болезнью девочек, отвечала:
- Потому!! Это было настолько убедительно, что сестры Кривошляповы молча поворачивались и шли кататься по бесконечному коммунальному коридору на велосипеде и "кроликах", как говорила Аня.
Как вся эта еда помещалась в Катькино нутро, оставалось загадкой! Люсе иногда казалось, что в связи с возрастом, все внутренние органы у Катьки рассосались и атрофировались. Остался лишь огромный, как мешок картошки, желудок, спаянный с прямой кишкой. Отчасти это было второй причиной ненависти к Катьке.
Катька почему-то не выходила в туалет, наверное, изображала немощность и наличие хронических заболеваний. Она предпочитала делать все в комнате. Для этой цели у Катьки был припасен старинный ночной горшок, который она называла " ночная ваза". Горшок Катька выносила не каждый раз после использования, как все нормальные люди, а раз в два дня, короче, по мере накопления. Немощная старушка не удержала бы и одной пятой содержимого горшка, но хорошо питавшаяся Катька делала это "двумя левыми".
Она брала горшок двумя руками и выползала в длинный коридор. По законам физики известно, что энергия может переходить из одного вида в другой. Поэтому когда Катька поступательными движениям направлялась к местам общего пользования, жидкость в горшке начинала (по законам физики) колебаться и при малейшем ускорении или крене Катьки выплескивалась через край, оставляя на полу соответствующие следы. Катьку просили, умоляли, грозили, но она, с упорством сумасшедшей, регулярно моталась с горшком по строго установленному маршруту.
,Как эти низкие твари, кухаркины дети, плебеи осмеливались делать ей, дворянке, замечания? Они и живут-то на свете только для того, чтобы ей было хорошо, и просто обязаны ухаживать за ней, создавать комфорт и приятность. Полы пытались отмыть, посыпали хлоркой, даже применили дорогущий импортный дезодорант. Но опять же по закону не помню, кого (бочка дерьма + бочка повидла = две бочки дерьма), шикарный дезодорант в смеси с запахом коридора дал такой неожиданный и тошнотворный результат, что решили, пусть уж так, без дезодоранта. Как известно, человек ко всему привыкает, и жильцы потихоньку привыкли, ну не то, чтобы привыкли, а как-то свыклись. Гости же быстро сбрасывали верхнюю одежду и пробегали в комнаты, стараясь не дышать. Люди, впервые пришедшие в 9-ю квартиру, интересовались, когда прорвало трубу. Но и это, в общем-то можно было перенести (старый человек, видит плохо, давайте простим, подтереть не трудно), если бы еще не одна Катькина забава. Видимо, элемент садизма все же присутствовал в Катьке, и в немалом количестве.
Вынос горшка совершался в то время, когда по коридору или кухне мотался кто-нибудь из жильцов. И, проходя мимо, Катька "нечаянно" налетала на жертву. Убедившись, что цель достигнута, что хоть капля из горшка попала на соседа, Катька начинала:
- МилОчек, уж ты прости меня, старую! И глазоньки не глядят, и ноженьки не ходят!
Милочек, чертыхаясь, в обгаженной одежде скрывался в ванной, а Катька, получив свою порцию адреналина и наскоро выплеснув горшок, исчезала в комнате до следующего завтрака с ветчиной. И только вечером, часов с восьми и до поздней ночи, у нее орал телевизор: несчастная слепая старушка смотрела все подряд, даже футбол.
Кто-то может сказать, что есть темы интереснее, чем содержимое горшка, и будет совершенно прав. Но если бы капля из горшка попала на кого - нибудь из читающих этот рассказ, неизвестно, дожила бы Катька до таких почтенных лет. Ведь известно, что муха в чужом борще - это фигня, а в своем - трагедия.
Несколько раз звонили и приходили риэлторы, "пасущие" лакомую коммуналку в доме и предлагали королевские варианты. Все соглашались, не глядя. Особенно, Люся. Она очень хотела жить вместе с дочкой и ее семьей. Дочка жила этажом выше в этом же подъезде, и риэлторы обещали Люсе, что они с мужем переедут в квартиру N 12, к дочке. Это была самая заветная Люсина мечта. Короче, все согласны, кроме Катьки. Она стояла намертво. Что она будет делать в отдельной квартире? Кого дразнить ветчиной и бананами? А про горшок уж и говорить нечего! Себя обливать, что ли? Ведь в соседнюю квартиру с полным горшком могут и не пустить. Да и вообще все отлично отлажено: соцработник ходит, еду носит, пенсия вовремя, участковый врач регулярно посещает и выписывает за бесплатно все, что пожелает Катькина душа. А на новом месте-то мало ли, что!
Иногда жильцы собирались на кухне и вели бесполезный разговор. Муж Люси, Сергей Степанович, предлагал попугать Катьку пистолетом. Надо сказать, что пистолет имелся у мента Вовика.. Но менту Катька была по барабану: каждый день он возвращался с работы "датый", часто - волоча большую емкость со спиртом. На молчаливый вопрос соседей отвечал коротко: конфискат. Конфискат Вовик употреблял, как надо: для сугреву - внутрь, для дезинфекции - наружу, отливая умоляющим жильцам немного спирта в кружку для протирки пола. Хлопнув для сугреву в любое время года, Вовик мертвецки засыпал до утра и был единственным человеком, кто избежал столкновения с Катькиным горшком. Но на "вечерние посиделки" ходил регулярно "для контакту".,
Маляр Сашка, озверев от такой жизни, равно, как и его жена Маринка, предлагал Катьку убить. Надо сказать, что это была единственная конструктивная мысль. Все соглашались. Но как? Задушить подушкой во сне - Катька на ночь запирала дверь на английский замок с лязгающим язычком, не получится! Утопить в ванной - но Катька никогда не мылась, опять не получится! Подлить клофелин в сливки? Это - вариант, соглашались все. Но где взять клофелин? Как известно, он продается только по рецепту, причем, "красному". Идти к участковому врачу цыганить рецепт никто не соглашался, а контактов в мире криминала ни у кого не было, даже у мента Вовика.
И еще: все жильцы квартиры были людьми, хоть немного верующими, и брать грех на душу не хотел никто. Понимая, что треп бесполезный, приходили к мысли, что надо ждать, пока Катька не загнется естественным путем, хотя интеллигентный Люсин муж говорил, что желать смерти другому человеку аморально. С ним все соглашались и, желая смерти Катьке, разбредались по комнатам.
Однажды, в начале мая, в субботу, Люся с мужем собрались на дачу к приятелям. Встали рано. Люся нарядилась в купленную в "Секонде" удачную маечку и штанишки до колен. Посмотрев в зеркало, она поняла, что будет лучше всех теток на даче и настроение у нее, и без того неплохое, улучшилось. Выбежав на кухню за сумкой с провизией, радостная и утратившая бдительность Люся встретила Катьку, хотя об эту пору вредная старуха раньше не появлялась. Видимо она, услышав шуршание в коридоре, решила выползти и попытать счастья. В руках она держала ненавистный горшок.
Зазевавшаяся Люся сходу наскочила на Катьку. Это был "Катькин день": на белой маечке Люси расплывалось большое желтое пятно. У Люси помутилось в голове. Она поняла, что все накрылось медным тазом: надо срочно мыться, замачивать маечку и надевать другую одежду. Другой одежды не было. Точнее, она была, но ее надо было достать из чемодана с летними вещами и выгладить.
Долгожданный "Week end" пропал, не говоря о сумке жратвы. А во всем виновата эта злобная старая дрянь со своим горшком! Катька открыла рот, чтобы завести свое обычное нытье про милОчка, слепоту, глухоту и старость, когда вдруг обиженная, расстроенная, с мутью в голове Люся несильно толкнула Катьку в грудь. От толчка, по законам физики, в движение пришло содержимое горшка, оно выплеснулось прямо Катьке на ноги, густо окатив и тапки, и носки. Катька, впервые встретившая сопротивление, испугалась и захотела отодвинуться от полоумной соседки. Но мокрые тапки поехали по мокрому полу, Катька поскользнулась и упала навзничь, при этом голова ее глухо стукнула о косяк. Горшок упал и откатился, оставив после себя дурно пахнущую полосу в форме полумесяца.
Люся пришла в себя и обмерла: она убила Катьку! Что теперь? Тюрьма? Ссылка на поселение? А муж как же? У него же простатит! Осторожно ступая по сухому, Люся подошла к Катьке и потыкала в нее ногой. Мертвая Катька лежала, как живая: глаза смотрели в потолок, на щеках играл румянец. Люся, как сомнамбула, постучала в двери к еще спящим, по случаю выходного дня, соседям, а муж, не дождавшись Люси, выкатился в коридор сам. Соседи вышли, в чем спали, а Вовик даже в мятой фуражке. Встав кучкой около тела и коротко посовещавшись, решили: милицию, несмотря на стенания и требования раскаявшейся Люси, не вызывать, а вызвать скорую.
Это было разумно. Все спали, услышали шум, выбежали и увидели соседку, всеобщую любимицу, лежащей на полу. А уж аккуратная была! Даже в 7 утра не поленилась горшочек свой вынести, чтоб не пахло! Как ее все любили! Горе-то какое! Но ничего говорить не пришлось. Приехавшие эскулапы, не подходя к телу, констатировали смерть от несчастного случая и, получив на лапу, уволокли дурно пахнущую Катьку в близлежащий морг, зажимая носы рукавами. После транспортировки трупа милые соседи наскоро подтерли пол и затаились в своих комнатах.
Через час в дверь к Люсе постучали. Муж, ступая почему-то на цыпочках, открыл и остолбенел: на пороге стоял нарядный и веселый Сашка.
- Люсьен, Степаныч! Пойдем, помянем, - и он картинно повел рукой в сторону, что напомнило Люсе выходную арию Варяжского гостя из оперы "Садко". Люся поднялась с дивана, на котором в состоянии ступора провела последний час, и чета потянулась на поминки. Поминки Сашка с Маринкой организовали у себя. При виде стола Люся и Степаныч обалдели: Маринка "подмела" все Катькины запасы. Стол ломился, как у миллионера на свадьбе. Глядя в сторону, Маринка сказала:
- Ведь Катьке уже все равно, пусть хоть дети поедят. И сестры Кривошляповы "оторвались" по полной, Таню даже госпитализировали на следующий день на Соколиную гору с диагнозом "пищевая токсикоинфекция".
Так как торжество случилось внезапно, выпивки в квартире не оказалось, пришлось одолжить у мента Вовика. И теперь в центре стола стояла огромная полиэтиленовая бутылка с синей пробкой, на дне которой плескалось немного спирта. Выпили по первой за помин души, как полагается, не чокаясь. И когда Люся захмелела и ее немного отпустило, она поняла, что это никакие не поминки, а праздник в честь начала новой жизни. Жить станет лучше, жить станет веселей, как обещал один добрый дяденька.
Вечером появилась из Наро-Фоминска племянница Катьки. Как и кто сообщил в Наро-Фоминск о скорбной новости, осталось загадкой. Быстро получив у врача справку о смерти и наскоро предав тело огню, она побросала теткино барахло в простыни, и убыла с уймой тюков обратно в Наро-Фоминск, дожидаться, пока не пройдут положенные шесть месяцев (комната была приватизирована). Через шесть месяцев она вступила в наследство, умная тетенька-риэлтор путем сложных комбинаций расселила всех в хорошие отдельные квартиры, и Люся переехала этажом выше, в квартиру N 12 к дочери, зятю и внуку.
Уже через год, подыскивая с этой же умной тетенькой варианты разъезда с дочерью в разные концы Москвы, Люся поймет, что бывает грязь похуже, чем содержимое ночного горшка. Ее нельзя ни отмыть, ни отстирать, ни забрызгать духами. Но тогда, в прошлом декабре, все были счастливы. Впереди их ждал Новый Год, новая пушистая елка, новая квартира и, естественно, новая жизнь! Газпром был прав: мечты сбываются!