Аннотация: О том, как Лондонский Симфонический оркестр натравили на Общество друзей Германии.
У меня злопамятные и мстительные друзья, и да, я имею в виду Эрика с Кристиной: они оказались способны подставить целый оркестр, да еще, как будто этого было мало, стравили его с Обществом Друзей Германии.
Когда я вернулся с совещания по повышению безопасности, я застал в институте следующую картину: в кают-компании за компьютером сидел доктор Франкенштейн и фальшиво напевал песенку "Плачет девушка в автоклаве", а Кристина на повышенных тонах с кем-то разговаривала по видеофону. Злой Эрик стоял рядом с ней и тоже изредка вставлял словечко-другое. Меня насторожило, что парочка музыкантов не реагировала на фальшивое пение доктора: обычно в такой ситуации они дружно начинают орать, требуя, чтобы фальшивящий певец заткнулся.
Итак, эти двое ругались, а доктор самозабвенно распевал: "Плачет девушка в автоклаве: жар одежду ее расплавил, от давления вытек глаз - что ж, неплохо на первый раз!", и я не выдержал и сам сказал Франкенштейну, чтобы он замолчал. Он послушался, и мы отчетливо услышали слова Кристины:
- Хорошо, мистер Арнольд, вам еще икнутся эти четыреста тысяч! - после чего трубка была брошена, и злющая дива села на диван смотреть телевизор.
Поняв, что ее расспрашивать опасно, я вытащил в коридор Эрика и спросил, что случилось. Он объяснил про маленькую неувязочку между ними и Лондонским симфоническим оркестром.
- Бабки не поделили? - догадался я.
- Вот именно, - мрачно кивнул Эрик.
- Мне вмешаться? - участливо спросил я.
- Спасибо, Дарт, не надо, - отозвался Дестлер. - Сами справимся.
В принципе, я не сомневался, что эти двое придумают то, что не слишком понравится Лондонскому симфоническому оркестру.
Два дня в лаборатории было тихо, и вернувшийся из командировки Пирогов не заметил ничего криминального. Я же подозрительно косился на нашу парочку, которая то куда-то звонила, то получала какие-то срочные е-мейлы, то совещалась шепотом.
Наконец, взглянув на довольную ухмылку Эрика, я понял, что наша парочка придумала пакость. И точно - вечером Кристина подошла к Франкенштейну и сладким голосом спросила, говорит ли он по-немецки. Доктор возмутился и сообщил, не отрываясь от "Цивилизации", что немецкий - его родной язык. Тогда Кристина попросила его помочь. Доктор заинтересовался, сохранил игру и вылез из-за компьютера. После того, как его шепотом ввели в курс дела, Франкенштейн заржал.
- Виктор, ты нам поможешь, правда? - вкрадчиво поинтересовалась дива. - На тебя вся надежда!
Господи, разве этот идиот может отказать, когда Кристина смотрит своими большими голубыми глазами! Да ни в жизнь! Он вмиг забыл, как Кристина называла его идиотом.
Потом Франкенштейн, следуя инструкциям Эрика и Кристины, куда-то позвонил и что-то затарахтел по-немецки. Из его речи я уловил только, что кто-то умер, и требуются музыканты, чтобы играть на похоронах. Собеседник отвечал Виктору по-немецки, но с таким сильным акцентом, что иной раз нельзя было разобрать слов.
Наконец доктор повесил трубку и торжествующе сказал:
- Они согласились!
На лице Кристины появилось такое мстительное выражение, что даже Эрик посмотрел на нее с удивлением. Затем пришел мой черед, так как Кристина осведомилась, в порядке ли у меня катер.
- Естественно, - сказал я.
Тогда Эрик спросил, работают ли в катере видеокамера и микрофоны. Я ответил, что работают. Кристина попросила меня приготовить катер и добавила:
- Завтра вечером надо быть в Германии.
- Зачем? - спросил я.
- Не бойся, не пожалеешь, - хмыкнула Кристина, а Эрик так улыбнулся, что все это меня заинтриговало.
Утром я, Кристина и Эрик вылетели в Германию. Дестлер за моей спиной мурлыкал песенку из репертуара доктора Франкенштейна, пока сам не плюнул и не сказал:
- Вот черт, привязалась!
Подлетев к резиденции Общества Друзей Германии, я включил бесшумный режим полета, силовое поле и маскировочную установку, потом наш катер завис поблизости от коттеджа фон Птичкарда, и мы стали ждать. Я включил внешние микрофоны. Они чувствительные, и мы отчетливо слышали каждое слово в коттедже фон Птичкарда. Некоторое время все было спокойно, потом на дороге показался пыльный автобус. Наша парочка оживилась.
Я так и сделал, хотя не понимал, что задумали наши гениальные музыканты.
Автобус подъехал к резиденции немцев, распахнул двери, и из него вышел в полном составе Лондонский симфонический оркестр с инструментами в руках. Музыканты имели торжественные и скорбные лица. Дирижер производил впечатление распорядителя на похоронах. Выгрузив оркестр, автобус развернулся и уехал. Музыканты остались у запертых ворот. Они непонимающе переглядывались и ждали. Ворота не открывались. Тогда дирижер подошел и позвонил. Долго никто не подходил к воротам, наконец вышел сам фон Птичкард в халате и шлепанцах. Он изумленно взирал на оркестр, который при полном параде выстроился у ворот (музыканты с не меньшим изумлением разглядывали его), и после того, как первый шок прошел, спросил:
- Вам что надо?
Дэвид Арнольд непонимающе посмотрел вначале на своих музыкантов, потом на немца и ответил:
- Мы приехали играть на похоронах!
Фон Птичкард поперхнулся:
- П-позвольте! На каких похоронах?!
- На похоронах великой оперной дивы Шарлотты фон Птичкард, - терпеливо пояснил дирижер.
Немец ошеломленно молчал несколько минут, потом с трудом выговорил:
- Это моя жена...
- Мы понимаем: такое горе! - скорбно произнес мистер Арнольд.
Фон Птичкард с не меньшим трудом договорил:
- ...но она жива! Она на гастролях в Вене!
Я догадался посмотреть на Эрика с Кристиной, которые корчились в судорогах безмолвного хохота, и до меня дошел смысл их затеи. Правильно говорят в галактиках, что нельзя связываться с институтом Космонавтики.
Тем временем внизу происходили следующие события. Из толпы оркестрантов вылетел разъяренный скрипач с воплем:
- Дэвид, тут будет что-нибудь, или мы разнесем эту халабуду вдребезги!
Говорил он по-английски с русским акцентом, и да, слово "халабуда" прозвучало на языке оригинала.
- Спокойно, Джордж, - отреагировал дирижер. - У людей горе, они не в себе, - дальше он обратился к фон Птичкарду: - это Общество Друзей Германии?
- Да, - ответил немец.
- Кайзерштрассе, 12? - продолжал допрос Арнольд.
- Да, - снова ответил немец.
- Теофраст-Иоганн-Эрнст-Герхард фон Птичкард? - злясь, спросил дирижер.
- Да, - в третий раз ответил фон Птичкард.
- Вот видите, - успокоился дирижер. - Не валяйте дурака. Выносите!
- Кого? - изумленно спросил немец.
В оркестре ударник бухнул в литавры и демонстративно посмотрел на часы.
- Все, хватит! - рявкнул дирижер. - Вы думаете, это шуточки? Я снял людей с работы, оторвал их от аранжировки альбома "Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера", мы расторгли контракт с Ковент Гарден, мы проделали такой путь... Где покойница?!
Из толпы снова вылетел тот самый скрипач с криком:
- Дэвид, что вы с ним цацкаетесь? Дадим ему по голове, и отыграем свое!
- Спокойно, Джордж, - сказал Арнольд. - Вы еще не отсидели за то дело, не надо нарываться снова. Мистер Птичкард, у меня собрались талантливые, но нервные люди. Последний раз вам говорю - предъявите покойницу! Мы сыграем над вашей женой такой похоронный марш, что вы будете рыдать!
- Подождите, - взмолился фон Птичкард. - Это какая-то ошибка! Говорю вам, у нас во всем округе нет ни одного покойника.
- Сейчас будет! - крикнул кто-то из музыкантов.
Дирижер досадливо повернулся в сторону крика:
- Успокойтесь, господа! У человека такое горе, он теряет связь с реальностью! Мистер Птичкард, учтите: нам все равно, над кем играть!
Немец побледнел - он понял, что от Лондонского королевского симфонического оркестра отвязаться невозможно.
- Ладно, - сказал он, что-то обдумав. - Будет вам покойник! И даже не один!
Он достал из кармана халата мобильник, набрал номер, проговорил: "Айн-цвай, полицай, драй-фир, гренадир!", и буквально через несколько мгновений из резиденции Общества Друзей Германии вырвалась рота не то гестаповцев, не то эсэсовцев. Завязалась хорошая драка между ними и оркестром. Наши камеры и микрофоны фиксировали все до мельчайших подробностей.
- Люблю я насладиться кровной местью, - проговорила Кристина.
Да, оркестр они подставили первоклассно, вынужден отдать им должное.
А внизу разыгрывались душещипательные драмы.
- Не трогай виолончель, фашист! - услышали мы. - Это же Гварнери!
- Фи нарушай общественный Ordnung! Фи должен был быть наказан!
- Не ломай руки, отморозок, мне еще ими играть и играть!
- Фи есть нарушитель спокойствия!.. Ай, больно! Зачем бить контрабасом...
- Один готов!
- Джордж, вы гений! Теперь стукните вон того, рыжего!
- Я не Джордж! Меня зовут Жора Блюмштейн из Одессы! Смерть немецким захватчикам! Ра-а-асцве-етали яблони и груши, поплыли-и-и туманы над рекой!
- Rule, Britain! Beat, Britain!
- Куда ты бьешь, болван?
- Не ори! Меня учили играть на флейте, а не бить ближнего своего!
- Подумаешь, нашелся гуманист из Оксфорда!
- Вы-ы-ходи-ила на берег Катюша, эх, на высокий берег, на крутой!
- Что фи сделаль? Майн зубы...
- Господи, я и не думал, что простой скрипкой можно сломать челюсть!
- Можно, если положить туда две бутылки виски!
- Вы-ыходила, песню заводила про степного сизого орла!.. На, получай!
- Не на-т-то больше! Ich больше не буду!
- Черт, смычок сломал!
- Это есть какой-то ненормальный оркестр!
- Про-о того, которого любила, про-о того, чьи письма берегла-а-а!
- Ай! Ой! Доннер унд блитцер! Их бин кранке! Не трогать меня!
- Хелен, это мужские разборки, прошу вас, отойдите!
- И не подумаю! На тебе, урод!
- О-о-о! Спасибо, Хелен. Где вы научились так драться?
- Ну, одинокая женщина должна уметь постоять за себя!
- Господа, не трогайте этого гауптмана, я сам его отметелю!
- Запомните, гады, Жору из Одессы! Жизнь прекрасна! И бойцу на дальнем пограничье о-от Катюши-и-и передай привет!
Драка разрасталась и ширилась. Особенно свирепствовал Жора Блюмштейн. Мы наслаждались.
- Мама! Ну вот, так я и знал, что без фонарей не обойдется! На и тебе!
- Битте, битте... Ах!
- Я предупреждал, что с этими двумя лучше не связываться!
- Пусть о-он землю бережет родную, а любовь Катюша сбережет!
- Кого вы имеете в виду, сэр?
- Не надо меня убиваль! Я есть молодой!
- Так вот, надо было отдать им эти деньги!
- Господи! Так вы думаете, что это - дело рук Дестлера?
- Кто еще до такого додумается?! Ах ты, сволочь! Какое свинство бить лежачего!
- Господа, я виноват перед вами! Вы были правы: деньги надо было отдать!
- Поздно опомнились, Дэвид!
- Дамы и господа! Прощайте! С вами было хорошо работать!
- Что это с ним?
- Да просто он видит то, что сейчас увидел-таки и я - к немцам идет подкрепление!
- Господа, нам крышка. Жора, вы знаете что-нибудь русское и героическое?
- Наверх вы, товарищи, все по местам: после-е-едний парад наступа-ает! Врагу не сдае-ется наш гордый "Варяг", пощады никто не жела-ает!
Тут мы решили, что с Лондонского симфонического оркестра хватит. И с нас тоже хватит, поэтому я снял защиту с катера и подлетел ближе. Немцы, увидев орудия моего катера, притормозили. Кристина включила мегафон и ехидно спросила:
- Мистер Арнольд, я же предупреждала, что вы вспомните эти четыреста тысяч!
- Бог мой, мисс Даэ! - простонал дирижер (выглядел он, мягко говоря, неважно - весь в крови, одежда изорвана, глаз подбит). - Заберите эти проклятые деньги. Останемся друзьями!
Я навел орудия на немцев, и те осторожненько спрятались за воротами. Потом мы проводили потрепанный оркестр до дороги, где их подобрал автобус, и натянуто распрощались.
Да, вчера я пересматривал запись этой драки и подумал, не выложить ли ее в Спейснет, на ютуб.