Аннотация: Рассказ Фолькера Штрюбинга. Перевод с немецкого.
Она как раз рассказывала о своём семестре в Штатах, когда распахнулась дверь в купе. Она прервалась, подняла глаза и застыла на момент. Хатем она быстро опустила голову и уставилась в пол.
"Тут ещё свободно?", спросил мужчина в дверях и показал рукой в булой перчатке на место рядом со мной.
"Да", сказал я и забрал газету с сиденья. Он зашвырнул свой рюкзак на полку для багажа и сел. Я уступил ему подлокотник и менмного от него отодвинулся.
"Это незаразно", сказал он. Я испугался: "Нет, нет, я же просто хотел.."
"Всё в порядке".
Пожилая женщина у окнанапряжённо всматривалась в мутный ноябрьский день. В руках она держала пакет с пирогом, который только что достала. Её муж, кажущийся строгим лысый мужчина в сером свитере и коричневых штанах, закашлялся и потянулся за газетой, лежавшей на небольшом подоконнике. Девушка напротив меня, с которой я наконец-то после часа езды разговорился, снова взяла свою книгу в руки и искала то место, на котором я отвлёк её минут 20 назад. Рукой она смахнула свои чёрные волосы на лицо.
Новый пассажир оглядел нас одного за другим. Я неуверенно улыбался, другие делали вид, что не заметили его взгляда. В конце концов он сказал: "Я сожалею. Я знаю, что вы чувствуетте себя неловко. Мне уйти?" Вопрос он задал с некоторой остротой. Мужчина у окна пробормотал что-то и отрицательно помотал головой, не взглянув на вопрошающего.
"Нет, нет", сказали я и девушка одновременно. "Разумеется, нет", добавил я и тут же на себя разозлился.
"Разумеется?! Я был вынужден бежать из соседнего купе, потому что с маленьким ребёнком случилась истерика!" Он горько рассмеялся.
Ребёнка я мог вполне понять. Ему, наверняка, сегодня ночью будут снится кошмары. Лицо мужчины было страшно изуродовано. Вероятно, сгорело. Кожа была стянута громадными шрамами, в некоторых метсах лицо казалось распухшим, в других будто бы мумифицированным. На парвом ухе отсутсвовала мочка, нос выглядел так, будто кто-то откусил кончик. У него не было бровей. Волосы его были, очевидно, париком.
"Не беспокойтесь. Я точно знаю, что вы думаете. Вы ничего не желаете так страстно, как того, чтобы я поскорее вышел; вы разрываетесь между восхищением и ужасом. Я никого не хочу смущать. Но я не собираюсь прятаться всё время и сидеть два часа до Франкфурта в туалете".
"Ну да, конечно, нет", сказал я тихо и подумал: О Боже... Два часа!
"Но Вы, конечно, можете пойти в другое купе", продолжил он. "Я не могу вам этого запретить".
"Нет, всё в порядке", сказала девушка, быстро взглянула на него, посмотрела на меня и, наконец, снова в свою книгу. Женщина у окна снова запаковывала пироги. Её муж отгородил свою лицо газетой "Bild" и начал читать её по второму разу.
Следующие минуты прошли в молчании. Я повернул голову к окну. Что за тоскливый край. Голые поля, отдельные домики, иногда - уродливые промышленные районы. Изморось. Краем глаза я видел, что у девушки были проблемы с концентрацией на книге. То и дело она бросала быстрый взгляд на моего соседа. Она не перелистывала, как мимнимум, уже три минуты.
"Извините", сказал обожённый. "Смотрите на меня спокойно, мне уже давно всё равно".
Она вздрогнула. "Ах, нет! Я вовсе не хочу вас разглядывать".
"Конечно, вы не хотите, но вы должны. Вы не можете иначе. Ужас восхищает вас".
"Нет, правда..."
"Ах, прекратите! Вам хотелось бы, чтобы я никогда не входил в это купе, но теперь, когда я сделал это, вы почти что умираете от любопытства и страсти к сенсациям".
"Простите, вы неверно..."
"Не нужно стыдится, поверьте мне. Все так делают".
Я посмотрел на него со стороны и мне показалось, что я вижу слегка издевательскую улыбку на его ппустынном лице. Он немного наклонился. "Я сделаю вам предложение: вы смотрите на меня сколько угодно, изучаете каждый шрам, мои изодранные уши, деформированный нос, а за это я могу так же разглядывать вас, радоваться вашему красивому рту, милому носику, вашим красивым глазам. Знаете, в моей жизни не так уж много красоты".
Девушка беспокойно заёрзала на своём сиденьи. "Пожалуйста, мне не нравится, когда на меня смотрят".
Она лгала. До этого я всё время наблюдал за ней, пок а она не подняла глаз и не улыбнулась мне.
"Да ладно, вам только не нравится, когда на вас уставилась жуткая морда. Вы бы с удовольствием меня разглядывали, но спокойно, без того, чтобы я смотрел вам в глаза, так ведь?"
"Нет, прекратите. Пожалуйста".
Я прокашлялся. "Эмм, простите, не поймите меня неправильно, но мне кажется, что вы немного далеко заходите". Моё вмешательство принесло мно благодарный взгляд девушки.
"Да-да, я знаю. Я зашёл слишком далеко, когда я вообще покинул дом и влился в толпу". Он откинулся в кресле и с кряхтением выпустил воздух. "Я неприемлем, нарушение общественного порядка. Мне бы жить в тёмном помещении, пока я, наконец-то, не умру, не правда ли?"
Прежде чем я успел что-то возразить, слово взял мужчина у окна: "Послушайте-ка, оставьте молодёжь в покое. Они вам же ничего не сделали".
"Ничего не сделали! Никто мне ничего не сделал, конечно, нет! Все эти люди, которые скрытно наблюдают за мной и затем быстро отводят глаза и бегут от меня, они ничего не сделали. Мои друзья ничего не сделали, только отвернулись от меня, мне никто ничего не сделал!"
Я попытался разрядить обстановку.
"Пожалуйста, успокойтесь, я думаю, нам всем по-честному жаль, что с вами такое произошло. И", я поднял руки, "пожалуйста, простите, если мы не совсем хорошо себе представляем,к ак вести себя с вами".
Он глубоко вдохнул и ответил на выдохе - однимдлинным стоном: "Ах да, конечно, простите".
Снова воцарилась тишина, неприятное молчание. Девушка держала книгу на коленях и тоже смотрела в окно. Через пару минут я обратился к ней, сказал, что хотел бы выпить кофе в вагоне-ресторане, и спросил её, не хочет ли она пойти со мной.
"Да, классная идея!" тут же сказала она и, наконец-то, снова улыбнулась.
"Не против, если я тоже пойду?" - спросил изуродованный человек и её улыбка застыла.
" Шутка", успокоил он нас и захихикал. "Кроме того, чтоб попугать людей, осталось не так уж много вещей, которые меня радуют. В прочем, вы же хорошо знаете, что в этом поезде нет вагона-ресторана".
Чёрт, об этом я забыл - или хотел забыть?
"Но идите, конечно. Я говорил, что могу понять, если вы не хотите делить купе с таким монмтром как я. Может быть, вам хочется немного пофлиртовать, а я испортил вам всё настроение? Идите же, идите". Его голос стал злым. "Только не надейтесь, что уйду. У меня есть такое же право сидеть здесь, как и вас!"
"С этим никто не спорит, я же просто хотел кофе..."
"Лицемер! Проваливайте же, вы оба, и вы там у окна тоже! Не беспокойтесь, не стану о вас скучать. Я привык быть один. Вы вообще можете себе представить", обратился он к девушке, "сколько боли мне причиняет ваш вид?"
"Пожалуйста..." - взмолилась она, но он не отступался от неё. "С этого несчастного случая меня не целовала ни одна женщина. И больше никогда не поцелует".
"Прекратите..."
"Мне кажется, нам и вправду сейчас нужно покинуть купе", сказал я. Она кивнула и захлопнула книгу. Я встал. Мужчина, не смутившись, говорил дальше. "Однажды я познакомилсяс женщиной, чьё лицо было так же обгорело, как моё - она была мне отвратительна, как моё отражение в зеркале. До аварии я пользовался у женщин успехом. Куда больше, чем этот". Он показал своей рукой в перчатке на меня. "Два года назад вы бы меня, может быть, поцеловали, но теперь вам тошно при мысли об этом. А я бы всё равно с удовольствием вас поцеловал, запихнул бы вам свой язык в рот, прикоснулся бы к вашей груди, ничего иного, только то, о чём этот тип думает всё время!"
Девушка как раз ухватилась за ручку своего чемодана на верхней полке, но теперь она отпустила, зажала руками уши и всхлипнула. Я тоже встал, глупо стоял и не знал, что делать. Я выдавил только беспомощное: "Ну-ну, это..."
"Вы знаете, как часто я мечтал о том, чтобы кто-то вроде вас прикоснулся ко мне..."
В этот момент вскочила женщина у окна и завопила: "Прекратите, вы, чудовище, я бы хотела, чтобы вы умерли, умерли, умерли! Так было бы лучше, для вас тоже. Уходите, оставьте нас в покое, я не хочу вас видеть, я не хочу вас слышать, я ненавижу ваш вид и то, что вы говорите, я ненавижу ВАС! Убирайтесь, просто убирайтесь!"
Она стояла перед окном, дрожа, сжимая руки в кулаки, женщина, конец шестого десятка, полная, в безвкусной цветастой блузе, слёзы в глазах. Её муж глазел на неё с разинутым ртом.
Обожённый улыьался. "Комплимент, леди. Как минимум один честный человек в этом поезде".
Затем он встал, снял рбкзак с полки и безмолвно покинул купе.
"Ну, это было, пожалуй, слишком, жёстко", сказал я тихо. "Я имею в виду, нельзя же так..." Я испугался своей показной святости и прервался. Затем я сказал: "Спасибо", и уставился в пол.
Отстаток поездки проходил в молчании. Во Франкфурте я прощался с девушкой.
"Пока", сказал я.
"Пока", ответила она тихо, повернулсяь и пошла. Я смотрел ей вслед. Когда она отошла метров на десят, я побежал за ней. "Прости, знаешь, я тут не разбираюсь. Может быть, ты могла бы показать мне сегодня или завтра город?"
Она посмотрела на меня и покачала головой. "Лучше не надо. Счастливо".