Так зовут моего сына. Ему одиннадцатый. Он гораздо выше меня в его возрасте, умнее меня в том же возрасте. Словом, мы друзья. Моя жена Ольга человек творческий, работает на телевидении. И поэтому мы видим дома её реже, чем мечталось бы. Но она счастлива, а мы за неё гордимся.
Когда я забирал его из роддома, я думал, что не смогу никогда прикоснуться к его тельцу без одежд, настолько он был маленький. Каких-то три кило при росте 56. Хорошо, тёща пожила у нас неделю, чтобы научить мою неопытную жену ухаживать за малышом. Я подолгу наблюдал, как обе женщины упаковывают моего сына в распашонки, пелёнки, купают, кормят. Конечно, кормить грудью я и не мечтал, но когда Мишук подрос, я кормил его из бутылочки. Более того, наша мама наотрез отказалась сидеть в декретном отпуске, видите ли, карьера не позволяла ей отлучаться надолго, так что с полугода я был всегда рядом с сыном. Удачно получилось, что мне предложили тему, которую я выбивал несколько лет, и отпустили в творческий отпуск. Я писал диссертацию.
Вскоре я не боялся брать малыша в руки, даже сам купал его! Пелёнки и всё прочее было делом второстепенным. Стиральная машина стирала, я развешивал, потом гладил. Иногда помогала тёща заботиться о любимом внуке.
Мишка рос спокойным, поэтому сидя в той комнате, где он спал, я мог работать. Параллельно теме, какую я развивал, я прочёл немало литературы о здоровом развитии ребёнка. Не знаю, как вы, но я был уверен, что здоровье моего ребёнка находится в руках любящих его людей. Уповать на врачей я не стал, а решил, что буду заниматься с ним так, чтобы эти врачи встречались нам только на профилактических осмотрах.
Мишка родился поздней осенью. Поэтому когда мы остались практически одни в течение светового дня, начиналась середина весны. Весна была ранней, очень теплой, временами настолько тёплой, что люди в апреле выходили на улицу в летней одежде. Я начал с того, что открыл в дом доступ свежего воздуха. Дело в том, что мои женщины жутко боялись мальчишку простудить и наглухо закупоривали окна и форточки. Зимой понятно. Но весна это солнце, это такой полезный, потому что ещё не вредный, ультрафиолет. А мне очень хотелось, чтобы мой сын не был рахитиком. Смеюсь, конечно, но в каждой мысли есть доля cмыслa. Я открывал форточку, когда наша мама убегала на работу, раскладывал Мишку на пеленальном столе так, что солнечные лучи ласкали его тельце. В это время занимался с ним зарядкой, растяжками, которые мне не позволяли делать женщины, боясь, что я ему что-то вывихну. А мой парень мычал от удовольствия! И его вечно серьёзная мордашка так и лучилась радостью. Таких процедур я проделывал несколько раз в день. А потом кормил его, укладывал спать и рассказывал сказки. Это неправда, что маленьким детям нет смысла рассказывать что-то. Они буквально впитывают в себя вашу речь, ваши интонации, запоминают слова и выражения вашего лица. Словом, дорассказывались мы с Мишкой до той поры, что он стал реветь на руках у матери и бабушки.
- И что ты, Олег, с ребёнком сделал? - сокрушалась тёща, - совсем маленький мать родную не признаёт! Ты это брось!
Но я не бросал заниматься с сыном, как подсказывала мне моя интуиция. В июле две недели были очень холодными, и по городу пронеслась почти эпидемия вирусных заболеваний. Не исключением стала и наша мама, принесшая домой эти злосчастные вирусы. Мишка запыхтел носом. Это было первое заболевание, которое он перенёс. Причём тяжело. Нос у него категорически отказывался дышать, температура зашкаливала до 40 градусов, неоднократно приезжала скорая, делали ему литические смеси, но температура не снижалась. У моей матери была прекрасная подруга-врач, звали её Татьяна Сергеевна. Почему звали? Потому что уже тогда ей было далеко за пятьдесят, а сегодня я продолжаю помнить этого замечательного Человека и быть благодарным ей за то, что она научила меня многим вещам, чтобы мой сын был дальше здоров.
Итак, я позвонил Татьяне Сергеевне, и она минуты через четыре была у нас дома. Благо, жила в соседней доме. Я был настолько растерян и встревожен состоянием своего Мишки, что тогда слабо осознавал слова, которые она говорила. Но Татьяна Сергеевна была ещё и замечательным психологом. Она отозвала меня в сторонку перед своим уходом, извинилась перед моей женой и спросила:
- Оленька, Вы не станете возражать, если я попрошу Вашего мужа провести меня до моей квартиры и испить со мной чайку на ночь глядя?
Мишкина температура уже нормализовалась, он сладко посапывал в своей кровати. И Оля, успокоившись, признательно улыбнулась Татьяне Сергеевне и отпустила нас с богом. Конечно же я взял с собой ключи, чтобы никого не тревожить звонком, возвращаясь обратно. Я был уверен, что Ольга будет спать рядом с сыном. А что малыш не станет тревожиться этой ночью, Татьяна Сергеевна меня заверила. И не было у меня оснований не доверять этому человеку.
Мы вышли на улицу. Ночь была прохладной, как это обычно бывает в сентябре-октябре. На небе ярко мерцали звёзды. Татьяна Сергеевна взяла меня под руку и мягким таким голосом заговорила:
- Знаешь, Олежа, а ведь ты малышу заменил мать. Я вижу, как ребёнок тянется к тебе, как вы чувствуете друг друга. Оленька всегда занята, работа не позволит ей окунуться в то, что я тебе сейчас расскажу, как это сделаешь ты. Но сначала давай надышимся этим прекрасным воздухом...
Практически молча мы подошли к её дому, поднялись на её третий этаж. Надо сказать, что дома у нас ещё сталинской постройки, поэтому пролёты между этажами достаточно большие. Мы шли пешком. При этом Татьяна Сергеевна шла со мной наравне, не задыхаясь, не останавливаясь. Я был внимателен к ней, наблюдал за её дыханием, готов был в любую минуту предложить свою помощь, но она в ответ только смеялась:
- Да я, милый мой, лифтом пользуюсь только тогда, если поклажки тяжёлые несу.
И это было правдой. Я был в доме Татьяны Сергеевны очень давно, ещё студентом университета, и много раньше, ребёнком, когда меня брала с собой мама. Это был удивительно тёплый и дружественный дом. Здесь всегда подавали такой вкусный чай, вкус которого я ощущаю до сих пор, но вкуснее ничего ещё не пил. Тогда Татьяна Сергеевна жила с мамой и мужем Николаем Матвеевичем. После смерти матери, а потом и мужа, Татьяна Сергеевна не стала разменивать свою квартиру на меньшую, как неоднократно предлагали ей агенства. Она хотела дожить свой век в своей квартире. Надо сказать, что квартира у неё действительно была замечательная - две огромные комнаты, где-то за тридцать метров каждая, большой холл, здесь была гостиная, огромная кухня, в которой отгородили столовую. Ещё была коморка для прислуги, но в ней семья Славиных организовала кладовку. Вы спросите, а на какие деньги Татьяна Сергеевна умудрялась поддерживать эту квартиру и оплачивать её? И верно, какая пенсия может быть у обыкновенного заслуженного врача страны? Ну, чтобы не голодать, иметь возможность раз в году отдохнуть на курорте. Так и есть. У Славиных не было детей. Николай Матвеевич, потомственный дворянин, бесконечно любил свою добрую, нежную и замечательную супругу. И, не смотря на отсутствие детей, так и не обзавёлся таковыми на стороне, да и не имел сторонних связей. А уж я знаю это доподлинно, ибо, когда он длительно находился в больнице перед своей кончиной, я неоднократно бывал у меня посетителем. С Николаем Матвеевичем нас связывала мужская дружба довольно длительное время. Я, лишённый общества отца, сгоревшего на своём литейном производстве когда мне было лишь три года, расположился к этому большому и доброжелательному человеку всей своей детской душой. Именно Николай Матвеевич научил меня искусству видеть окружающий мир - он научил меня фотографировать. Но не буду углубляться в историю. Итак, когда этот большой и добрый человек был уже крайне болен, он, тем не менее, не потерял присутствия духа и своей жизнерадостности. Складывалось впечатление, что это он, лёжа на смертном одре, воодушевлял нас, живых. Однажды я принёс ему мандарины. Дело в том, что найти свежие фрукты даже в Москве какое-то время назад было довольно проблематично. Но я для него искал и нашёл. Он однажды обмолвился, что когда был ребёнком, неизвестно откуда, к Рождеству всегда появлялись мандарины. И он был пьянён этим запахом настолько, что сохранил этот рождественский праздник на всю свою жизнь.
Я отстоял большую очередь в ГУМе. Люди в очереди были совершенно разные, разноязыкие, я бы сказал так. И понятно, что в те времена страна жила голодно, вот народ из области и более отдалённых районов стремился в столицу чего-то прикупить. А тут такие грандиозные праздники на носу! Словом, атмосфера витала та ещё - мелкие поругивания я не считаю чем-то из ряда вон выдающимся. Но была ещё сцена, когда какую-то толстенную тётку с Поволжья вынесли из очереди, указав ей, что она не стояла. Я не вмешивался, я отсутствовал в очереди, стоя в ней. Наконец мой черёд быть подошедшим к прилавку настал и я купил 5 (!!!) кило мандаринов. Это было нечто! Я, бедный студент, был настолько счастлив, что летел домой, как на крыльях. В то время я ещё жил с мамой, с Ольгой мы не были даже знакомы. Мы разделили мою добычу на четыре равных части: для нас с мамой, бабушки, которая ни за что на свете не хотела выехать из своего загородья в шумную Москву, Татьяны Сергеевны и, отдельно, Николаю Матвеевичу в больницу. Наскоро перехватив то, что мама поставила передо мной на столе, я чмокнул её в щёку и помчался в больницу.
Сколько же было неподдельной радости в глазах так мною любимого человека, когда я раскрыл пакет с мандаринами! Признаюсь, что среди купленных мною плодов очень мало было жёлтых. Но в магазине не выбирают, когда вам всё это кладут за прилавком. Вы просто ждёте, что же вам, в итоге, достанется. Так вот. Практически все жёлтые мандарины я, извинившись перед мамой, сложил для Николая Матвеевича. Но и ему достались зелёные. Но какой это был аромат!!! Он практически мгновенно развеялся по душной палате, где лежало шестеро пожилых мужчин. Ну конечно, Николай Матвеевич сразу же угостил всех и меня, прежде чем начать распаковывать душистую серединку для себя. А как светились от удовольствия глаза его, когда он долька за долькой ложил себе в рот мандарин! Таким счастливым я его ещё не видел. Всех пригласили на ужин, а Николай Матвеевич получал свою порцию "в кровать", потому что силы практически оставили его, и перемещаться даже в туалет для него было терзание. Как он страдал от этого! Думаю, что он ненавидел себя за свою недееспособность. Спустя некоторое время я понял, как он молил бога о скорейшей кончине, чтобы не быть обузой любимым людям. Но в тот вечер он и рассказал мне, как он познакомился, полюбил свою Татьяну Сергеевну, как берёг её всю свою жизнь и ни разу не предал. Если я и сочту нужным когда-то изложить эти откровения, то сегодняшние листы не место для этого. К чему я такую долгую прелюдию? Да всё к тому, что я был уверен в искренности слов этого человека и в его преданности Татьяне Сергеевне.
В своё время Татьяна Сергеевна не только имела педиатрическую практику, но читала лекции в институте. У неё остался целый ряд поклонников и поклонниц в самом чистом смысле этого слова из числа её студентов. Как правило, она не жила одна в своей очень большой для неё одной квартире. С нею рядом обязательно был кто-то из студентов, а то и два, которые жили и учились под её мудрым оком. Я не стану предполагать, как благодарили гостеприимную хозяйку их родители, нет мне до этого дела, знаю только, что эти самые родители и сами были рады проведать своего профессора время от времени.
Итак, мы зашли в дом. На это время кроме Татьяны Сергеевны здесь никого не было, потому что студенты имеют обыкновение разъезжаться на праздники по домам. Может и не всегда, но в этот вечер никого кроме нас в доме не было. Татьяна Сергеевна к моему дню рождения всегда пекла замечательный торт, который делала только она. Она даже маме моей давала рецепт, но к великому маминому сожалению, он ей не удавался. Немного о торте. Вообще-то я не сладкоежка. Но этот торт пёкся исключительно для меня, и я не мог позволить себе его не есть. Нижним в нём был творожный слой, очень нежный, взбитый с ореховой стружкой и цитрусовой цедрой. Всё это лежала на невысоком, не более 1-1,5 см песочном корже. Над творогом высился слой взбитых белков высотой до пяти см, посыпанный толчёными орехами. Нет, это не было бизе! Когда я ел этот слой, он таял во рту, оставляя ощущение очень мягкой жевательной резинки, которая, как сахарная вата, собирается в нугу или карамель. Так вот, такой торт ждал меня в этом доме сегодня. Почему? Потому что я родился в это замечательное рождественское время. И для Татьяны Сергеевны это было свято. Я вызвался помочь хозяйке управиться на кухне. А когда был заварен вкуснейший в мире чай, я уговорил её сесть за стол здесь же, в кухне. Она с удовольствием согласилась. Спустя несколько минут, чай был налит, торт разрезан. Я искоса взглянул на часы, волнение за Мишука не покидало меня. Но Татьяна Сергеевна, как бабушка и мама, погладила меня по руке и заверила, что бояться не стоит, потому что кризис минул, и малыш будет спать эту ночь спокойно.
- Но, - сказала она дальше, - мальчик предрасположен к аллергии. Температурная реакция была не что иное, как шоковой.
И дальше она много говорила о принципах здоровья, которыми не стану заполнять сейчас строчки, потому что цель моего рассказа в ином. Обмолвлюсь об этом вкратце. Суть человеческого организма есть частица мира, в котором мы живём. От сбалансированности наших поступков и нашего окружения зависит наше здоровье. Мы можем единится с миром, но можем противопоставить себя ему. Вот в момент нашего выбора и закладывается программа здоровья-нездоровья. Скажу ещё, что несколько следующих дней подряд Татьяна Сергеевна приходила к нам домой среди дня. Когда мы бодрствовали в одиночестве, и учила меня, несмышлёного, уму разуму родительского поведения. Низкий поклон, дорогая моя вторая мама и бабушка! До конца своих дней Ваше место в моём сердце останется исключительно Вашим!
У меня как бы открылись глаза на мир, на себя, Мишку, жену. Я стал иначе ощущать эманации (с трудом понимаю смысл этакого непонятного слова, но уж больно звучное ), струящиеся в нашем маленьком домашнем мире. Ещё несколько дней Мишка хандрил, температура поднималась до 38 градусов, но не выше, нос не дышал. Я пытался очищать его от слизи маленькой спринцовкой, но эффект был нулевой. Тогда, по совету Татьяны Сергеевны, я просто отсасывал содержимое из его носа своим ртом. Он извивался, голосил, но я был твёрд. И нос дышал, и малыш спал спокойно. Когда он оправился от болезни, я понял, что должен очень серьёзно заняться здоровьем ребёнка, если не хочу, чтобы подобная история с болезнью повторилась. Благодаря знаниям, полученным от Татьяны Сергеевны, я выстроил собственную систему профилактики для своего сына. Сюда включались и массажи рефлекторных точек на груди, у основания шеи, ушах, висках, носу, бровях и надбровных дугах, а также кистях рук и стопах ног. Испробовав на себе подобные массажи, я пришёл к выводу, что Мишка нуждается в каком-то отвлечении от того, что я буду с ним вытворять. А надо сказать, что я, прежде чем посоветовать кому-то что-то, обязательно в качестве подопытного кролика использую себя самого. И я решил написать небольшие детские стишочки, которые бы соответствовали моим действиям над Мишкой. Это были наши первые стихи, которые мы несколько позже рассказывали. Ребёнок получал от профилактических мероприятий массу удовольствия. А домашние были рады, что он перестал болеть, как это делали другие дети. Когда Мишка подрос, он под стихотворение, делал рефлекторную зарядку сам. Скажете, подумаешь, стихотворение! Так ведь оно не простым было, а подсказывало, какая процедура за какой следует и как выполняется! И я хочу сказать, что до своих десяти лет мой сын больше ничем не болел. Да, бывали простуды, но в очень лёгкой и безобидной форме. Возможно, в одном из своих повествований я расскажу, как мой сын требовал от меня обливать его холодной водой, как это делал я в своё время. Возможно...