Когда-то мы сидели за одной партой, 
рисовали на ватмане космонавтов,
ходили на речку, бежавшую к нам из шинного,
тебя иногда называли "шимоном",
удили вместе кистепёрых окуней,
что держали нас в ежовых рукавицах,
каждый впоследствии успел влюбиться,
но не каждый настругал детей;
однажды чуть не утонули,
потом оптом попали в армию, ходили в караулы,
ты под Черниговом, я под Москвою,
встретились, перешли на "рiдну мову",
выпили настойки, немного оттаяли,
каждый под конец на своём настаивал
неоспоримом праве на жизнь...
и вот теперь ты лежишь.

Наши пути окончательно разошлись,
я остался здесь, а ты перебрался вниз,
можно сказать, опустился
ниже плинтуса, до уровня Стикса,
повинуясь уже не времени, а гравитации,
прихватив с собой
все повадки свои пацанские.

Что ты видишь в смежной обители?
Хорошо ли тебя приняли, не обидели?
Надеюсь, там ты всё-таки что-то видишь?
Ты на суржике молчишь или перешёл на идиш,
как и положено посмертной тени,
обывателям заглохших селений?

Когда-нибудь я тоже лягу, 
как неудавшаяся строчка на бумагу,
и буду лежать с фиолетовыми губами,
мертвецом глобальным,
обнявшись с земной корою,
пока меня хорошенько не накроют
толстым земляным одеялом
под которым я навсегда увяну,
ставши неотъемлемой частью геологии
рядом с такими же безрукими
и такими же безногими.

Может быть тогда мы снова встретимся
в загробном пространстве, словно на какой-то Сретенке,
сразу же за шлагбаумом,
без фанфар, без рокота барабанного,
поздоровавшись, сядем на булыжник
и тщательно поговорим о жизни,
коли уж выпал такой шанс,
станем целую вечность болтать по душам.