Жить в палеолите - просто объеденье:
собираешь хворост, стряпаешь варенье,
существуешь со всеми в слипшейся куче,
так поболе шансов на счастливый случай,
носишь каменный топор или ходишь с битой -
соблюдаешь строй сырой, первобытный.

Выйдешь бывает из затхлой пещеры,
смотришь: саблезубый тигр ощерился,
мамонт гуляет по заснеженной улице,
застёгнутый на все 
перламутровые пуговицы.
Всюду "наши" - представители человечества,
крушат друг другу квадратные челюсти:
битва за жизнь, передел территории,
и пошло-поехало, понеслась история.

Милости просим в рабовладельческий строй,
не ленись, браток, пирамиды строй.
Был хомо сапиенс - стал Рамзес,
расслоились люди и пошёл прогресс,
а куда он пошёл, никто не знает
ни бесшумные шумеры,
ни ехидные египтяне,
да и не важно, пусть себе идёт
своим чередом: будет вам и выход,
если отыскали, нащупали если вход.

Выход не выход, а движуха есть,
шагнул из пустыни грандиозный перс,
одною глиняной ногою здесь,
другою глиняной ногою там,
греки суетятся по своим местам,
задумались иудеи, надев сандалии,
пахнет деревом сандаловым,
на горе синайской разгорелся куст,
был хомо сапиенс - стал Иисус.

Не успели оглянутся, как Рим упал,
началось средневековье всемирных пап,
плачет по Парижу палестинский гроб,
низко кланяется туркам византийский поп,
готика втыкает, ночь торчит на игле,
двуглавый орёл свил гнездо в Кремле.

А костёр горит, никого не лечит,
в Ватикане бум обнажённых женщин,
как на грех в цене подскочила личность,
был хомо сапиенс, а стал да Винчи.

Но на смену грядёт человек Барроко,
с парика его осыпается пудра,
он поёт свои арии каждое утро,
шлёт воздушный поцелуй маркизе,
погрязшей в любовных коллизиях,
пишет темпераментной графине
письма порнографические,
пахнет ванилью и парфюмерией,
злоупотребляет сексуальными переменами,
принципиально лишён комплексов
и вторичных половых признаков,
сверхъестественно вылизан,
рафинирован и капризен он.

Дурит голову де помпадурам,
хихикает над религией и над культурой,
знает вес искромётному слову,
был хомо сапиенс, а стал Казанова.

Но сие давно уже в прошлом:
третье сословие 
обувает резиновые калоши
и выходит штурмовать Бастилию.
В хлам обращается всё стильное,
сцены насилия и сцены постельные
перемежаются: человек убивает и он же сношается,
разгулялась народная бестия,
пала Бастилия, люди бесятся.

Эх, хороша из нас буржуазия,
брызжет соком жизненная сила,
всё на нашем золотишке зиждется,
наши чудо-закрома и наша житница.

А гильотина всё не дремлет, 
держит ухо востро,
кровью забрызган государственный строй,
ну, а кто не спрятался, я не виноват,
был хомо сапиенс, а стал - Бонапарт.


Вот и весь тебе, ёли-пали, прогресс,
путь по экспоненте в непролазный лес,
ты надеялся что куда-то идёшь,
что остался в прошлом кремниевый нож,
но ты не идёшь - вокруг тебя тьма:
человек разумный, но, увы, без ума.

А был ли хомо сапиенс вообще?
или он только затычка во всякую щель.
А если был, то почему скончался,
почему его ум так похож на чванство
и бывает ли ум вообще другой -
ум, как способность не топтать другого
своей ногой?

Человек разумный - человек с душой,
или человек разумный - человек с баблом,
и возможно ли в принципе сие совместить:
быть неглупым и никого не губить.