Планета оказалась не самой удачной. Покинув ракету, комиссар Крайнев сразу понял: нет, это не то что им нужно. Разумной жизни никакой, а цивилизации, соответственно, так и вообще не снилось. Перспектива откладывать здесь яйца революции комиссару не улыбалась. Жаль только Карпухина, отдал концы впустую, это небесное тело того не стоило.
Крайнев никого не торопил, от дал команде время размять ноги и хорошенько осмотреться. Спустя сутки он собрал всех на главной палубе. Сорок оставшихся человек, выстроенные в шеренгу, смотрели на него угрюмо, понимая к чему, в конце концов, всё идёт. Тем лучше, значит можно не миндальничать.
- Товарищи, - начал Крайнев, - как вы все уже поняли, эта планета нам не подходит, - кто-то трудно закашлялся. - Я понимаю, что многие из вас питали надежду, но, товарищи, посмотрим правде в глаза: это не наше небесное тело. Я думаю вы со мной согласитесь, делать здесь кладку революции никак невозможно. Такова объективная ситуация на сегодняшний день. Нужно, товарищи, двигаться дальше, звёзды нас по-прежнему ждут. Есть добровольцы?
Гробовая тишина очень красноречиво ответила комиссару.
- Товарищи, товарищи, смелее, - став перед строем, пламенно заговорил политрук Адамов. - Вы же понимаете насколько это важный момент в истории нашего движения вперёд. Будущие поколения бешенных борцов, вылупившись из яиц, будут нам благодарны. Ваша жертва падёт на хорошо удобренную почву. Звёзды не терпят малодушных.
Казалось бы, демагогия, но как проникновенно, до самой глубины пролетарской печёнки. Из шеренги стоящих твёрдо ступила вперёд худенькая фигурка. На скрытном лице Крайнева заходили желваки: нет, только не это. Кто угодно, только не она.
- Замечательно, товарищ Мальцева, - не на шутку обрадовался политрук. - Я в вас никогда не сомневался. Будьте уверены, ваш подвиг останется в веках.
После настройки редуктора главного саркофага, комиссар лично сопровождал Мальцеву в камеру приёмника. Девушка шла по коридору, стараясь высоко держать голову, всё-таки, как не крути, а подвиг, но получалось это у неё не очень. Подвиг-то подвиг, но кто бы мог подумать, что настоящий подвиг - это так печально. Никакого пафоса и в помине, всё очень скромненько и со вкусом, тем, что "останется в веках" даже и не пахло. Уже у самого входа в камеру комиссар догнал Мальцеву и тихо взял её за руку. Девушка вздрогнула всем телом, но продолжала твёрдо смотреть перед собой. Так рука в руке они прошли несколько оставшихся метров.
Камера приёмника напоминала складское помещение, посредине его возвышалась внушительная железная конструкция - саркофаг Троцкого. Массивная верхняя крышка саркофага была предварительно сдвинута в сторону.
- Вы все убийцы, жадные на кровь и боль человеческую. Ваше место в аду, а не среди живых людей. За революцией вы прячете свою неунывающую склонность к садизму. Будьте вы прокляты.
Нет, ничего этого Мальцева не сказала, не прокричала в пиратскую морду комиссару, она просто стала бледнее обычного и молча улеглась в неуютную полость саркофага. Как положено по инструкции, девушка вытянула руки по швам, готовая принять всю тяжесть смертного часа; глаза её налились и скромно завибрировали влагой. Крышка саркофага со скрежетом задвинулась, дальше в силу вступали новейшие технологии смерти.
Планета номер четырнадцать оказалась сплошь каменистой. Как-то однообразно оказалось на этом планетоиде: камни, камни, камни. Стоило ли ради этого переться в такую даль. Вопрос о кладке революции отпал сам собой. Чтобы здесь ярились грядущие поколения - да не в жизнь. Звёздные миры сулили много чудес, только чудеса попадались всё какие-то не те. А может и нет их, настоящих чудес, хватающих за душу, тех о которых возвестил эпохальный носовой выстрел "Авроры". Вполне может оказаться, что космос - довольно занудная штука. Комиссар Крайнев всё чаще спотыкался об эту мысль. Наверное, не он один.
- Да сколько можно сосать из нас жизнь? Надоело, - не сходя с места, подал голос красноармеец Чертков.
Его лицо было злым и небритым. С ним он протопал весь шар земной и пустил в расход не одного буржуя. Теперь с этим лицом он бороздит просторы Вселенной, неся к другим мирам яйца перманентной революции. Говорят, он лично пил морковный чай с Лениным и вполглаза видел жовиальную матку всея рабочего класса.
"Началось" - подумал Крайнев, но что началось додумать комиссару не дали. Два колоссальных матроса, перегнув пополам, непринуждённо скрутили ему руки. Как просто, как до обидного просто всё оказалось, комиссар даже не успел пикнуть. Подошедший сзади политрук, пошарив в кобуре, отобрал у него наградной маузер - великолепную штукенцию. Крайнев только беспомощно заскрежетал зубами:
- Сука ты, политрук.
- А я тебе давно говорил, пора завязывать с демократическим централизмом. Развел тут, понимаешь, плюрализм, вот и имеешь теперь. Сам виноват. Диктатура пролетариата - основа основ всякой космонавтики.
- Тебя же расстреляют по возвращению, за саботаж.
- Нет, если я выполню поставленную задачу. Чему ты, со своим чистоплюйством, мне всячески препятствуешь. Уведите товарища бывшего комиссара и приготовьте саркофаг. Новые миры ждать не будут.
- Да здравствует революция, - прочувствованно рявкнул красноармеец Чертков. "Да здравствует революция" - зверски поддержали его товарищи.
Надев командирский скафандр, Адамов выбрался наружу. Опять неудача, уже девятнадцатая после "гибели" комиссара. Новая планета оказалась ещё хуже прежней - сплошное море бежевого песка. Какая к чёрту жизнь. Политрук вышел из тени ракеты под прямую наводку местного светила. Солнце било из главного калибра, превращая всё живое во прах.
Когда учёные обнаружили связь между смертью и геометрией пространства-времени, никто и не предполагал, что это настолько перепахает основы человеческого общежития. Да и не до этого в общем было. Сначала неуступчивая мировая война, потом не менее мировая и неуступчивая революция, мир долго стоял на ушах и новые технологии только подлили масла в огонь. Скоро учёные исхитрились использовать смерть не по её прямому назначению. Управляя летальными процессами, они покорили, наконец, даль. Благодаря этому открытию революционное движение обрело второе дыхание и вырвалось за пределы спёртой земной атмосферы. Смерть человеческая оказалась превосходным движителем для космических кораблей, и ракеты, гружённые расходным материалом людей, рванули в разные стороны Вселенной. Было создано изуверское приспособление, так называемый "саркофаг Троцкого", работающий на даровой энергии человеческой смерти. Помещённый в саркофаг человек мучительно умирал, передавая импульс собственной гибели на силовые агрегаты корабля. С их помощью ракета совершала трансцендентный прыжок в глубь Мироздания, протыкая континуум на десятки световых лет.
Вошедший чувствовал себя неловко; он осторожно огляделся, оправил мятую гимнастёрку и боязливо посмотрел на сидящего за столом политрука.
- А-а, товарищ Михалко. Проходите, присаживайтесь, - и жестом руки Адамов указал ему на стул. - Буду с вами без обиняков. Вы - старый большевик, человек с опытом, и поэтому я хотел бы с вами посоветоваться.
После этих слов политрук поднялся и подошёл к стоящему на отдельном столике ещё горячему чайнику. Он начал привычно колдовать: щепотка заварки, кипяток, древнеегипетский осколок рафинада. Скоро перед сидящим Михалко задымился оправленный в подстаканник стакан коричневого чая. В стакане позвякивала прелестная ложечка, оставшаяся, по всей видимости, ещё от нескромного царского режима.
- Угощайтесь, - сказал Адамов и снова уселся на своё место. - Как вы знаете, на ракете осталось одиннадцать человек, всё проверенные люди, преданные революции до мозга костей, но кем-то надо всё равно жертвовать. Я спрашиваю вас как старого коммуниста - кем?
Михалко поперхнулся, очевидно, чай попал ему не в то горло. Он робко посмотрел в глаза Адамову, как бы извиняясь за такое к себе доверие.
- Положение, конечно, серьёзное, - начал Михалко, но потом остановился и ещё раз раздумчиво отхлебнул из стакана, - но вы уж меня извините, Ипполит Геннадьевич, в таких вопросах я вам не советчик. Кем жертвовать оставляю целиком на ваше усмотрение.
- Хороший вы человек, товарищ Михалко, хороший, но неосмотрительный, а ещё старый большевик называется, - политрук поднялся и подошёл к собеседнику сзади. - И где вы только такие берётесь. Наивный ты дурачок, - сказал он и пренебрежительно похлопал по спине уснувшего лицом в стол Михалко.
Планета оказалась паршивой, такой же, как и все остальные, это было заметно даже с орбиты. Сорок четвёртая по счёту и опять неудача. Адамов смотрел в иллюминатор, прокручивая в голове осточертевшие мысли. Почти весь наличный контингент пошёл в расход, в живых осталось только двое - он и ещё один. И политрук вдруг почувствовал страшную усталость и скуку. Кто бы мог подумать, что революция может навевать скуку, однако же навевала. За это время промелькнуло столько планет, самых неожиданных и вероломных, и всё равно скучно. Столько лет одно и тоже. Революция революцией, но хотелось бы чего-то новенького.
- Красноармеец Чертков по вашему приказанию прибыл.
Адамов неохотно оторвался от иллюминатора, но дальше его сознание как-то неприятно оборвалось, правда, не сразу, потому что за долю секунды до этого политрук успел понять, что произошло. Пришёл он в себя уже лежащим и со связанными назад руками. Перед ним на командирском кресле, развалившись, сидел страшно довольный красноармеец.
- ... чёртиков, - простонал политрук.
- Я не Чёртиков, а Чертков, - злобно поправил его сидящий.
- Я говорю: надоело всё до чёртиков. И что теперь будешь делать, товарищ красноармеец?
- А ты угадай с трёх раз.
- Ясненько, только я не об этом. Куда рванёшь спрашиваю: назад домой, в родные советские пенаты или всё же вперёд, до упора?
- А это уже не твоё собачье дело. Твоё дело тихонько и с пользою окочуриться.
- Согласен, только руки-то придётся освободить. Ты же знаешь, со связанными руками саркофаг не примет.
Красноармеец недовольно засопел, но всё же полез развязывать верёвку, посчитав, что лежачий комиссар ему на один зуб. Эх, Чёртиков, Чёртиков, и ты туда же, наивный ты дурачок. Нам ли политрукам не владеть приёмами ближнего боя. Где бы мы ни были всюду на нас смотрят по-волчьи, а мы всё живём и здравствуем и даже иногда размножаемся. Холодное оружие - наше всё, и космос в этом плане ничего не изменил.
Из перерезанного горла тугая струя крови хлестнула Адамова прямо по глазам, и пока политрук их отирал и плевался, красноармеец Чертков трогательно испустил дух. Жаль, целая смерть пропала даром. Теперь на борту только один реактивный заряд жизни - его собственный.
На дрожащих ногах Адамов подошёл к лабораторному умывальнику и долго отмывался от красной гадости. Сколько за свою жизнь он пустил кровушки, но теперь всё было как-то по-иному. Адамов даже не представлял, что кровь может быть такой отвратительной, хотя, по сути, это та же самая влага, которая пропитала ткань священного кумача.
Так куда же рвануть, вперёд или всё-таки домой. И то, и то бессмысленно, но далеко не одно и тоже. У него в запасе только одна смерть, его собственная, и он не хотел израсходовать её зря, ошибиться и промазать. А может - никуда, остаться и дожить свой век в старенькой железной шкатулке ракеты, среди мясных консервов и чувства невыполненного долга. Третий вариант слишком уж прост, постыдно по-капиталистически тривиален, но в каждом из нас живёт свой маленький паршивенький буржуй, которого не пугает перспектива до последнего цепляться за жизнь, чтобы однажды подохнуть от скуки.
Политрук просто двигался по направлению к камере приёмника в надежде, что решение придёт само собой, а оно всё не приходило, откладываясь в залежах всех взвешенных за и против. Земля манила его хитроватым прищуром Ленина, но также прицельно прищурившись, по-ленински смотрели на него и все остальные звёзды.
Оказавшись в помещении приёмника, Адамов подошёл к громоздкой машинерии саркофага - святая святых космического корабля. Со скрежетом тяжело отъехала в сторону его верхняя половина, обнажив холодную металлическую полость. Политрук торопливо в неё залез и принял рабочее положение - старательно вытянулся в струнку.
- Да уж, да здравствует революция, - сказал он равнодушно, и верхняя половинка саркофага со скрежетом наехала на своё прежнее место.