Аннотация: Андрей Мазуров, выходит из тюрьмы,где провёл челыре года за кражу со взломом музыкального магазина. В последний год его заключения, случается два несчастья: бросила жена, и умерла мать. И вот он на свободе, где его встречает, единственный, преданный друг-Алеквандр Высоков.
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР
( детективный рассказ)
I
В первый день мая, случилось то, чего я ждал четыре долгих года. За моей спиной закрылась тяжелая дверь тюремных ворот. Теперь перед глазами предстала картина не серой вонючей камеры с нарами, а зелёный и пахнущий мир. Свобода!
Четыре года, срок, который я получил за кражу с взломом музыкального магазина.
Я страстно желал создать домашнюю студию, а так как больших денег не имел, я пошёл на риск.
Любовь к музыке, мечты о славе затуманили мой мозг.... И вот я внутри магазина, не догадываясь о том, что сработал сигнал тревоги, и ребята из "Вневедомственной охраны", приехали раньше, чем я успел осмотреться.
Они действовали грубо. Я получил такой удар в живот, что меня замутило, и я еле остался в сознании. Наручники защёлкнулись на запястьях, и, едва я опомнился, как уже лежал лицом вниз в " бобике".
Дальше происходило как в тумане. Суд. Мать и беременная жена, сидели, заливаясь слезами. Вынесение приговора, сроком заключения на четыре года, в колонии общего режима.
В лагере, из Николая Мазурова, я превратился в парня по кличке - "музыкант".
Игру на гитаре знал в совершенстве, часто показывая виртуозность. Так и протекал срок, оставляя год за годом проколотые иглой календарики.
Четвёртый год преподнёс сразу два трагических события.
В конце зимы, я получил письмо от жены, в котором она писала, что больше ни она, ни ребёнок не хотят меня знать (хотя ребёнок меня и не знал). Муж и отец зек им не нужен.
Её можно понять, но почему сейчас, когда осталось всего пару месяцев? Это я понять не мог.
Второй удар, более сильный - умерла мама. С этой трагедией, уход жены просто пыль.
Бедняга. Сорок дней разделяли нас до встречи, а теперь и вовсе расстались навсегда.
И вот я выпорхнул на долгожданную свободу. Окунулся в зелёный приветливый мир, где по другую сторону дороги, встречал меня, пожалуй, единственный преданный друг - Саня, Александр Высоков.
Он сидел в своей старенькой "девятке", которая с виду давно заслуживала почтенный покой, а во время езды, утирала нос даже брендовой иномарке. Как Саня это делал - не признавался. На вид всегда серьёзный, он знал толк в технике, и мне казалось, что в голове у него вместо мозгов - моторное масло и шестерёнки.
Сейчас он сидел с задумчивым видом, уставясь в лобовое стекло и покусывая нижнюю губу. Меня он не замечал, вероятнее всего был мысленно где-то в двигателе. Даже когда я подошёл вплотную к водительской двери, он повернулся, вскользь пробежал по мне глазами и снова отвернулся. Видимо потом до него дошло, он повернулся с широко раскрытыми глазами, секундная заминка, и с криками выскочив из машины, обнял меня с такой силой, что перехватило дыхание.
- Дрон, я так рад тебя видеть. С семи утра торчу у ворот, надоело на вход смотреть, немного отвлёкся, задумался.
- Саня, я тоже рад. А ты всё на этой развалюхе гоняешь?- сказал я и пожалел, заметил, что его задело.
- Ты знаешь, хотя она и старая, а двигатель никогда не подводит,- сказал он и провёл рукой по капоту, будто погладил по голове ребёнка.
Мы закурили, я обошёл машину и устроился на сидение пассажира.
- Саня, гони отсюда. Сначала на могилу к маме заедим, а после ко мне. Хорошенько выкупаюсь от этой грязи.
Он сел за руль, повернул ключ и мотор взревел. Отъезжая, я обернулся, посмотрел на четырёхэтажного монстра, и мороз побежал по коже.
" Господи, неужели всё позади...",- подумал я.
Позже пойму, насколько я был наивен.
II
Уже через сорок минут я стоял у маминой могилы, положа руку на крест, и пытался подавить подступавшие слёзы.
" Прости мамочка, я во всём виноват. Не выдержало сердце позора. Прости "
Отчаяние одолевало меня. Мысли путались. Я положил цветы, которые купил у входа на кладбище. Ещё несколько минут постоял и вернулся в машину. Я заметил, что меня бьёт мелкая дрожь. Саня молча завёл мотор, и машина рванула с места.
За четыре года, в доме ничего не изменилось. Комната моя была аккуратно убрана.
Я упал на кровать, и нахлынуло такое отчаяние, что потекли слёзы.
Судьба преподнесла хороший урок. Лишив меня всего самого дорогого....
Вошёл Саня, прервав мои горькие мысли.
- Андрюха, я кое-что прикупил на стол, по случаю твоего возвращения,- сказал он извиняющимся голосом. - Пакеты в машине, сейчас принесу.
Пока он ходил за пакетами, я обошёл другие комнаты. Было такое предчувствие, что мама в одной из них. Вот я открою дверь, а там она. Улыбнётся мне и обнимет крепко, как в детстве. Открыв дверь в мамину комнату, я увидел на комоде её портрет в рамке, с перетянутым чёрной лентой уголком. Я помнил эту фотографию, сделанную на пятидесятый день её рождения. Проведя по снимку пальцами, я ощутил ужасную вину перед мамой.
В это время вернулся Саня, неся два огромных пакета. Один из них, как я понял по звону, был набит спиртным, другой с закуской.
Он начал извлекать содержимое на стол, напевая что-то под нос. И я не ошибся. Он выставил батарею из бутылок, что хватило бы на роту солдат.
Мои брови поползли вверх:
- Саня, не много ли для двоих? Я не пил четыре года,- сказал я, делая гримасу, будто только что маханул без закуски.
Казалось, он меня не слышит, продолжая нарезать колбасу большими ломтями. Потом посмотрел на меня, поднял вверх руку, с большим кухонным ножом, и философски заметил, что будем навёрстывать упущенное. И вместе рассмеялись.
Для двоих получился превосходный стол. Откупорили первую бутылку водки, разлили по пластиковым стаканчикам. Тост - " за встречу" и выпили залпом. Учитывая то, что я не пил четыре года. Я поперхнулся, закашлялся, но всё же проглотил огненную жидкость.
- Дрон, ты пить, что ли разучился,- заулыбался Саня, откусывая колбасу.
- Там, где я был - такого изобилия нет,- сказал я, чувствуя, как желудок наполняется кипятком.
- Наливай не так много, иначе я упаду после третьей.
- Как скажешь. Между первой и второй..., - приговаривал Саня, наливая уже не слишком смертельную дозу.
- Прошлое позади - хорошее впереди,- был мой тост, и выпили.
Захмелели быстро. Пустились вспоминать детство, школьные годы. И уже, достаточно храбрый от паров спирта, я задал вопрос, который мучил меня в последнее время:
- Саня, ты давно видел Женю? Где она с ребёнком?
Он уставился на меня хмельными глазами, и было видно, как шестерёнки в голове прокручивают мой вопрос.
- Даже не знаю, что тебе сказать,- он взял кусок колбасы, поднёс ко рту, но потом бросил обратно. - Ребёнка забрали её родители, в Самару. Где сама - не знаю. Знаешь, изменилась она в последнее время. Я её частенько видел пьяной. С твоей, покойной, матерью разругалась в дым, к ребёнку не подпускала. В общем, чужая она стала.
- Она к тебе приходила, когда-нибудь,- спросил я, беря сигарету, и чувствуя, что руки мои дрожат.
- Пару раз была. Просила отвезти по делам.
- Обо мне она говорила?
- Сначала говорила постоянно: любит, скучает, пишет часто. Потом в неё словно демон вселился. Говорила, что в тюрьме, тоже можно изменить.
Он говорил и старался не смотреть мне в глаза.
- В тюрьме изменить?! С кем, с..., - я сделал глубокий вдох, чтобы меня не вырвало.
- Саня, ты что-то не договариваешь?- спросил я, прикуривая одну сигарету от другой.
- Андрюха, мы все живые люди, не железные..., - он осёкся и уставился на меня хмельными глазами.
- Ты хочешь сказать, что бросился к ней с утешениями?- прошипел я, чувствуя, как меня одолевает гнев.
Тлеющая сигарета обожгла мне пальцы, бросив её в пепельницу, я взял другую.
- В тюрьме можно изменить..., - уже как бы про себя повторил.
В бешенстве я вскочил со стула, и, пнул ногой стол в его сторону. Пустые бутылки покатились и упали на пол, но не разбились. Я стоял, с трудом соображая, и стиснув зубы, что скулы пронзила боль.
- Меня предал даже самый лучший друг, - сказал я, чувствуя, как беспомощность берёт верх над гневом.
- Андрей прости меня. Я подлец... хочешь... ну хочешь, я убью себя, - он вскочил, схватил нож со стола и приставил к горлу.
- Саня, не дури. Ты малость перебрал. Отдай мне,- я вытянул руку, медленно двигаясь к нему.
Было видно, что он не шутил. В пьяных глазах стояли слёзы. Рука тряслась. Остриём ножа, оставив небольшой порез на шее.
Медленно я подходил ближе, и, когда осталось не больше шага, я бросился на его руку и попытался выбить нож. Завязалась борьба, и он, пытаясь вырваться от меня, отступил назад, наступил на валявшуюся бутылку, и мы повалились на пол. Я упал на него, и в это время он вскрикнул, и как-то обмяк.
Случилось всё настолько быстро, что не успел понять случившееся.
Открылась входная дверь, и вошла Сашкина мать:
- Андрюшка, с возвращением! А Санька ещё вчера..., - она резко остановилась, видя, что мы на полу. - Вы что, напились и дурью маетесь?
Видя моё перекошенное от страха лицо, она побледнела.
Я встал с тела, не веря своим глазам. Во рту пересохло. Пот заливал лицо, щипая глаза.
Большой кухонный нож, по рукоятку торчал у Сани в груди.
Послышался дикий крик, и мать упала, потеряв сознание.
Сидя в душном и прокуренном кабинете следователя, я молчал, опустив голову.
Мне было безразлично, как дальше будут развиваться события. Я соглашался со всем, изредка кивая головой. Он был в ярости и кричал, что упечет в тюрьму до конца дней.
Мне было все равно. Кто поверит бывшему заключённому.
На суде, мой адвокат не сильно старался. Нашлись свидетели, которые слышали нашу брань, а после драку. Судья склонялся к версии прокурора, что я, будучи изрядно пьян, нанёс удар ножом Александру Высокову, на почве ревности, узнав об измене жены с ним.
Его мать сидела бледная и сильно постаревшая за эти дни. Казалось, она никого и ничего не слышала.
Лишь, когда судья вернулся после совещания, и, зачитал приговор: десять лет, в колонии строгого режима. Наши глаза встретились, и мне показалось, что она злобно усмехнулась.
Когда меня выводил конвой, она подошла очень близко, и язвительно сказала:
- Будь ты проклят. Ты лишил меня единственного сына,- оно попыталась плюнуть в лицо, но конвоир велел посторониться. Ткнул мне дубинкой в рёбра и повёл к выходу.