Я зашёл в сарай только для того, чтобы взять веник. И как только я взял этот красный веник, привезённый мною из красной столицы - я сразу вышел из сарая. И тут-то всё и началось. Передо мной стоял покойник. В порыве замешательства, но всё же, без особого испуга, я почти вплотную приблизился к потустороннему изваянию и посмотрел в лицо мертвеца. То была старуха. Старая, древняя и дряхлая покойница, - полусгнившая, полуразвалившаяся, тленная. И что удивительно, она как будто вросла в землю, - стояла, не шелохнувшись и не пошевелив ни единым своим челом. Стояла так уверенно, как сама Смерть. Она казалась памятником. Но любой на моём месте понял бы, что это мертвец и что он из приходящих. Почему-то, глядя на эту старуху, я вспомнил, что меня постоянно мучает один и тот же сон. Будто я хожу где-либо и всегда встречаю моего покойного деда, похороненного много-много лет назад. Он преследует меня. Разумеется, во сне он живой, но я-то знаю, что на самом деле он умер. И вот - боюсь его, прячусь от него, убегаю. А он - за мной, преследует меня. И так почти каждую ночь!.. Я ударил старуху веником, затем ещё и ещё, и пошёл прочь. И тогда по тропинке, уходящей из сада, мне навстречу шёл... мой дед, который преследует меня во сне. Здесь, конечно, я не выдержал и с криком ужаса в единый миг перемахнул забор. Мой сон материализовался. Не знаю, долго ли я бежал, но будто само Время перенесло меня на колхозный рынок. Переведя дыхание и оглядевшись по сторонам, - на базарной площади довольно много толкалось народа, я немного успокоился. Но сердце, по инерции, стучало как наковальня, и готово было вырваться наружу, как вдруг - среди рыночной толчеи возле барака, из двери с надписью "Директор рынка" вышел мой дед-покойник и медленной уверенной поступью направился прямо на меня. Сейчас уже без крика и без паники, но в страшной тряске я попятился назад. Мне ничего не оставалось делать, как только вбежать в ангар, где обычно продавалось мясо, - там всегда много народа, и я надеялся затеряться среди людей. Но не тут-то было. Ангар на этот раз оказался не таким, как всегда. Длиннейший ангар, - я и не подозревал, что он такой длинный и что, как теперь, может походить на скоростной туннель, - был тёмен и пуст. Увидев впереди свет в конце туннеля, я бросился во мрак к спасению. Весь мокрый, перебегая его, я чувствовал за спиной ледяное дыхание деда и его уверенный шаг. И действительно, оглянувшись, даже в полумраке, я увидел в его лице непреодолимое желание настигнуть меня. В душе я готов был визжать на весь белый свет, но ноги слушались меня - всецело подчинялись мне. Мои ноги несли меня. Я уже вот-вот должен был вырваться наружу, как передо мной возникла старуха. Опять, та самая, которую я хлестал веником. Отталкивая её на ходу (её я не боялся - за спиной была бо́льшая опасность), я почувствовал могильный холод - на миг, всего на миг, иначе больше бы я не смог и шага сделать. Выскочив из ангара, я побежал сквозь ничего не замечающую толпу. Я бежал к музею. Наш базар отличается тем, что имеет на своей территории краеведческий музей, расположенный в бывшем полуразрушенном властями православном храме. Это очень примечательный в два этажа музей на всю округу. Чего там только нет! Любой областной, да что областной... - любой музей красной столицы позавидует нашим экспонатам! Славный музей! На входе - гигант медведь-шатун напугает любого смельчака. Рыси, волки, змеи, речные раки, тетерева и прочая лесная живность. Громадный волосатый лось, почти как мамонт. И даже белые грибы - невиданных размеров!.. А выше - всё история. Стеклянный ряд останков древнего человека - мужчины и женщины. Макеты и фото самых ранних городских построек. Падающая башня, плотина, механический завод, пожарная вышка, памятники и многое другое. А потом - пушки, пищали, пистолеты... Я забежал в музей и ... о! великая магия!.. что такое?! - содержимое музея сгорело дотла. И среди сожжённой трухи, оставшейся от мумий животных, доисторических костей, расколотого стекла витрин, железок, чёрных головешек и прочего хлама, среди всего этого послепожарного мусора стояла и даже как бы возвышалась, парила что ли, над всем этим хламом навязчивая старуха-покойница. А за спиной я вновь почувствовал приближающиеся шаги и холодное дыхание деда. Я оказался в западне... Но, Боже! Кто дал мне руку? Кто подал мне руку помощи, выбросив - в сею секунду - меня на улицу в другом районе города?.. Веря в поддержку Провидения, я успокоился, а немного погодя, уже возвращаясь к дому, я успокоился окончательно. На моём пути был мост, старый, ещё демидовских построек мост, но мост прочный и высокий. Мне необходимо было пройти под ним, но тут я вновь заметил деда. Он стоял на самом верху моста и вроде как бы манил меня, звал, хотя сам и не показывал своего зова руками или ещё хоть как-нибудь, хоть взглядом. Он безмолвствовал - безмолвствовал душою. А недалеко от меня возле балки стояла назойливая старуха; с другой стороны моста - возле опрокинутой скамейки валялся мой красный веник, неведомо кем и как занесённый сюда, - ведь он был брошен мною ещё возле сарая. Из красной столицы он проделал такой замысловатый трюк, очевидно, неспроста. Я думал, что дед меня с моста никак не достанет, ведь мост был слишком высок, я побежал под ним быстрее к дому в надежде там укрыться. Но вот моя доселе быстрота сменилась вялостью и медлительностью, как раз под дедом. Я задрожал, зашатался, и почувствовал ледяные руки, хватающие меня за плечи и какая-то сила, приподняв меня немного от земли, стремилась увлечь, поднять и унести куда-то в пустоту. Я напряг последние угасающие силы, сжался, потяжелел, опустился на землю, сосредоточил всю свою волю на этой борьбе, воззвал ко всей своей оставшейся энергии и теперь уже сам, без помощи Провидения, вырвался из потусторонних сетей, пробежал несколько метров и без сил упал наземь. Когда меня подняли, я увидел толпу, кричащих людей, избивающих палками моего бедного деда, скинутого с моста. Я подошёл ближе. Когда его собирались уносить подъехавшие санитары, я увидел его избитое тело, белое тело усопшего с запёкшими кровоподтёками, в ссадинах; тело, прострелянное как решето и его изуродованные руки - автоматной очередью оккупанта. Не нужно было бить его палками. Как они посмели... Он смотрел на меня с печалью, строгим взглядом человека, перенёсшего сталинские репрессии, войну и вновь репрессии, хотел сказать мне что-то, но понятно не мог. И тогда, наконец, я сам понял его. Понял, наконец, что ему одиноко лежать в холодной земле, что надо навестить его, и что тогда он перестанет преследовать меня по ночам. На следующий день я вернулся к мосту, подобрал столичный веник и отнёс его в сарай. А потом - пошёл к моему деду на могилу.