Смыться от Катьки удалось незаметно. Лида тихо скользнула в коридор, натянула пальто, беззвучно чмокнула в щеку единственного свидетеля своего бегства и - деру! Ищите меня все: ах, где ты наша дорогая, любимая, ненаглядная, единственная...
Раскатала губу! Никто от чувств на балкон не выскочит и в окошко не вывалится. А некоторые так вообще вздохнут с облегчением. Дым - уж точно. Шел, наверное, к Катьке и думать не думал, что встретит там Лиду.
Холодное, противное до отвращения имя. Она его никогда не любила. Даже когда маленькой бабушка звала ее Лидусенком. Получалось почти лисенком. Он теплый и пушистый.
Лида - лед, стылая улица; сосулька с вмороженными в муть песчинками...
Или еще - Лидок. Бррр! Мама, за что ты со мной так?
Спасало только давно и прочно приклеившееся производное от другого имени: Лика - светлая, лучистая и невесомая. Лида в хорошем настроении всегда была Ликой. А как сегодня - Мегерой. Когда увидела Димку с его новой пассией - вообще тремя Мегерами в одном флаконе.
Отрава - на все случаи жизни. Универсальное средство! Если вам хочется умереть быстро - примите три капли эликсира. Если хотите мучаться в течение шести часов, помойте голову смесью эликсира и шампуня Хэдэндшолдерс. Если желаете продлить удовольствие, постирайте вашу рубашку с добавлением нашего средства и надевайте каждый день. Через неделю с вас сойдет кожа, а еще через три дня вы все равно умрете.
Лида шмыгнула носом и полезла в сумку, на дне которой лежал носовой платок. Еще там жил микроскопический зонтик. Он был такой маленький, что постоянно терялся среди блокнотов и прочих бумажек. Тогда Лида останавливалась посреди улицы и начинала поиск. Ненужные бумажки она зажимала в кулаке, и брела до ближайшей урны, "хромая" на одну руку. Зато после чистки зонтик всегда удавалось обнаружить.
Дождь уже не накрапывал - моросил вовсю - а зонтика, как не бывало. Лида вспомнила, что вчера поставила его сушиться, а сегодня, когда собиралась к Катьке, даже не вспомнила о боевом товарище. Дура, дура и еще три раза дура! Зачем вообще туда пошла?!
Ну, во-первых, Катька пригласила. Она всегда всех приглашает. Даже тех, кто друг друга терпеть не может. И начинаются у Катьки разборки.
А она бегает и мирит, бегает и мирит. Мать Тереза Первомайского района! Или она нарочно всех в кучу валит?
Нехорошая мысль зацепилась за извилину, не желая соскальзывать в аксон. Сидела, побалтывала кривыми лапками, царапала нежную чувствительную поверхность. Не уйду-у-у. У-у-у!
Ну, допустим, Катька позвала Лиду специально, чтобы посмотреть, как та будет корчиться от вида новой Димкиной подруги. Но ведь и сама Лида предполагала, что Дымаша явится не один.
Подошел автобус. Поравняться с остановкой в момент его прихода в районе, имеющем исключительно виртуальное автобусное сообщение, было равносильно маленькому, но очень конкретному чуду.
С изменой Димки, изменился мир. Раньше тут разъезжали исключительно таксисты кавказской национальности на разбитых шестерках. В одиночку она никогда не решалась садиться в такую машину. С Димкой было не страшно. Он договаривался с водителем, открывал заднюю дверь, забирался в душный, пропахший всеми пахами салон и затаскивал следом Лиду. Ни, ни... они только целовались. Все полчаса до Лидиного дома... бегом до подъезда, вприпрыжку до лифта, в полете до дивана.
Девушка забралась в промозглый железный ящик автобуса. На переднем сиденье скрючился бич. От него воняло. Пришлось тащиться в самый конец салона. Тут воняло бензиновым перегаром. Воздух в нехорошем свете единственной автобусной лампочки клубился синеватым туманом.
Через проход, прижав к животику хозяйственную сумку, дремала тетка с двумя подбородками. Напротив сидел парень, занавешенный длинными волнистыми космами. Когда он поднял голову, Лида едва удержалась, чтобы не закричать. В брови, в щеки, в губы у него были вдеты колечки и английские булавки. А в мочки ушей - огромные стальные цилиндры. Парень показал ей раздвоенный язык и отвернулся, довольный произведенным эффектом.
Где ты, Лика? Куда ты пропала? Почему осталась только шершавая, побитая дождем сосулька, а Лика ушла?
До лучших времен...
Может быть, она появится, когда наступит лето, когда солнце оседлает крыши, когда деревья развернут зеленые ладошки? Внезапно заверещит телефон на тумбочке. Лида подойдет, безразлично снимет трубку, приготовившись ответить, что ошиблись номером, или, что родители уехали далеко и на долго, или цифры по счетчикам, а на том конце - Дымка. Он скажет, что потерял мобильник, в котором был номер ее трубки, что нашел ее домашний в справочнике, что им надо поговорить, встретиться...
Он больше не позвонит! - мысль оглушила и подбросила. Автобус в такт нырнул колесом в яму. - Димка ее бросил. А она как дура бежала к Катьке.
Хорошо, что хватило сил прикинуться незаинтересованной. Собственно, все силы только на это и ушли.
Лида почувствовала Димку издалека - стук входной двери, возбужденный Катькин голос, возня, хлопанье складываемых зонтов, знакомый басок и незнакомая писклявая женская партия в общем хоре...
Но когда они вошли в комнату, Лида едва обернулась, чтобы свысока мимоходом глянуть на светловолосого, аккуратного до графической четкости Дымку, на маленькую изящную, кудрявую как барашек девочку рядом с ним, слегка улыбнуться, - ах! это вы, - и величаво удалиться на кухню. Курить. За ней увязался Юрка.
У папы бизнес, у мамы бизнес, "Опель", амбиции и заглаженные косметологом угри во всю харю - Колобок. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел и от вас безденежных, - слышалось за снисходительными пассажами прикинутого чувака, посреди их студенческой тусовки, - тоже уйду: наиграюсь в ваши игры, наслушаюсь вашей музычки, натрахаюсь с вашими девочками, и уйду.
Он был левый. На вид вроде ничего, а так - левый. Притащила его, естественно, Катька. Лиде тогда показалось, что подруга мостит к Юрчику серьезные матримониальные мосты. Но не прошло и трех дней, как парниша сдернул в постель к Ерофеевой, потом к Альке, потом... да какая разница! Он уже почти всех протестировал. Вот и ее решил.
- Много куришь, - начал Юрчик мягким, претендующим на душевность голосом. - Бледная...
- У меня месячные, - отрезала Лида, затыкая одной грубостью все бреши сразу.
- А... а я думал, мы свалим отсюда куда-нибудь. Потусуемся. Хочешь на дискотеку?
- Я похожу на дебилку?
- Разве туда одни дебилы ходят?
- Я не про дискотеку, Юрасик, я - про тебя, - окончательно разъяснила диспозицию Лида.
- Ну, знаешь, за такое можно и по роже схлопотать, - без запинки нахамил Юрка.
- Попробуй!
У Лиды быстро начали отрастать когти, а из-под верхней губы полезли клыки. Если только этот сученок посмеет замахнуться, она его на ленточки располосует...
В детстве, когда ее обижали, Лида представляла себя пантерой из мультика, хотя в живую тянула разве на котенка. Наличие когтей и клыков помогало не терять храбрость. Она закрывала глаза, мысленно делала страшный оскал, разожмуривалась и шла на обидчика...
- Лика!
Санька обрушился на нее откуда-то сверху, как бы с потолка, облапил, чмокнул в затылок.
- Ты откуда взялся? - потрясенно охнула Лида.
- Мы вчера вернулись. У Ленки через два дня конкурс. Программа - отпад. Я аккомпаниатор. А это кто?
Умница Саня все просек с порога и грубил не от дурного воспитания, а преднамеренно.
- Слышь, никто, - Саня приобнял Лиду за плечи и ласково улыбнулся обозленному Колобку, - шел бы ты отсюда. Не мешай людям общаться.
Юрчик с тихим шипением очистил кухню.
- Катькино новое приобретение? - спросил Саня.
- Неудачное. Машина, квартира, бабки... родительские, разумеется, но Катю оч быстро - побоку и пошел харчами по нашим девочкам перебирать. Сегодня до меня очередь дошла.
- Я там Димку видел.
- Ну.
- Давно вы разбежались?
- Санька, любому в ухо бы заехала, нефиг в чужие дела лезть, а ты спрашиваешь, и я понимаю - не из тухлого любопытства. Именно поэтому тебе хочется выложить всю правду, как есть.
- Наличие у тебя рудиментов юмора, говорит о том, что не все так плохо.
- Плохо-о-о...
Лида даже у матери на груди никогда в жизни не плакала. Разве, у бабушки, когда была совсем маленькой. У Саньки оказался колючий свитер. Слезы не промокали в него, а оседали на ворсинках.
- Так! Кто тут обнимает моего мужа? - загремело на всю кухню густое Ленкино контральто. - Лика!
- Ага. Прости тварь поганую. Увидела хорошего мужика и припала, - хлюпнула Лида, отрываясь от Санькиной груди.
- Плюнь. Ты себе в сто раз лучше Дымасика найдешь, - постановила прямая как рельса Ленка. - Он твоего ногтя не стоит.
- То-то он меня и бросил - испугался несоответствия.
- Он тебя не бросал. Он элементарно вычислил, что с дочкой Каретникова жить будет сытнее.
- Какого Каретникова?
- Того самого, - ткнула Ленка пальцем в потолок.
- Мне теперь гордиться, что меня сменяли на первую невесту в городе? - прогнусавила заплаканным носом Лида.
- Да пошли они все! - отмахнулась Ленка. - Санька тебе сказал уже?
- Про конкурс?
- Приходи.
- Обязательно. У тебя телефон прежний?
- Да.
- Я позвоню, а сейчас... мне бы смыться тихонечко.
- Лен, иди, заполни пустоты, - приказал Саня, - а я Лику огородами выведу.
И Ленка пошла!
Откуда что берется в человеке, когда он переходит из одного круга жизни в другой?
По-правде говоря, Ленка и в самом деле могла заполнить собой любое пространство. Когда она врывалась, всех мелких размазывало по стенам. Во-первых, она была большая. Во-вторых, золотисто-пшеничная. В-третьих, от ее голоса иногда лопались стаканы. Не всегда, конечно, только если Ленка была в настроении. Слушая ее грудные пассажи, Лика замирала, как бандерлог перед удавом Каа.
При всем том, Ленка тайно и неутешно страдала комплексом собственной невостребованности. Парни в большинстве своем ее сторонились. А те немногие, кто набивался, самой Ленкой отбраковывались с придирчивостью комиссии по экстерьеру и натаске.
Лида так и подозревала бы подругу в непомерной гордыне, если бы однажды Ленка не разревелась у нее в ванной. Стояла, смотрела на себя в зеркало и ревела басом, от которого дрожали стены.
Лида была тонкой, стройной и невысокой. Парни на нее липли - только успевай стряхивать. Она никогда не страдала от одиночества. А Ленка, как оказалось, уже себя списала.
- Они меня боятся! - Плечи вздрагивали, слезы катились уже не только по щекам, но и по скульптурной, далеко выдающейся вперед груди, заливаясь за кружевце бюстгалтера. - А те, кто есть - барахло.
Ленка к тому времени уже обозначила себя восходящей звездой вокала. Она только что вернулась с очередного международного конкурса, - даже по телевиденью показывали, - и вот полураздетая ревела в ванной.
Лика ей тогда что-то говорила, прикидывая одновременно чужую рубашку на себя и понимая: слова - пустое сотрясение воздухов.
Имей длинные ноги, которые не стыдно показать до переходной складки, и навык стрельбы глазами по живым мишеням, но без претензий - будешь перебирать претендентов с пристрастием. Имей сумасшедший талант и такой же сумасшедший темперамент, но метр семьдесят восемь и восемьдесят нестандартных килограммов; непременно желая получить кроме обычного набора ухаживаний, постельных выкрутасов и банального трепа, еще и любовь, тепло, интеллект...
Получалось: обделенная Ленка счастливее, чем востребованная Лика. Подруга не соглашалась на, что попало - лишь бы был. Лика же всегда плыла по течению. Исчезал один, появлялся другой. Все они были чем-то похожи. Нет, разумеется, в детстве она как все девчонки влюблялась в артистов. Но мечты об алых парусах быстро захлебнулись в пестрой, мелкотравчатой действительности. Вон ее сколько.
Дым... а что Дым? Он просто оказался лучшим среди прочих.
Но однажды в жизни Ленки появился Саня.
Раз! - и все. Вчера не было, сегодня приехал пианистом в филармонию, пришел на занятия последнего курса консерватории, увидел Ленку, согнал аккомпаниаторшу-сокурсницу с вертящейся табуретки перед инструментом, заставил певицу изойти на сопли и ненависть, а на третий день потащил ее в ЗАГС. И плевать ему было, что Ленка почти на голову его выше. Его не размазывало по стенке, он не ревновал к славе, его даже не бесили безбашенные выходки невесты, вроде той, когда Ленка на морских каникулах влезла на алычу и начала расстреливать прохожих из рогатки зелеными ягодами.
И ухнула подруга в эту любовь как в колодец - улетела, только концертное платье завернулась - растеряв в полете все свои комплексы.
А когда большая, громкая, сумасшедшая Ленка вдруг вся засветилась потрясающим внутренним светом, пришла очередь окружающему контингенту в штанах задуматься, куда они все смотрели.
Пока в комнате разливалось контральто, оттягивая на себя общее внимание, Саня по длинному коридору старопрофессорской квартиры вывел Лику в прихожую и проводил, чмокнув на прощание в висок.
Первым автобус покинул обметаленный мазохист, на прощание еще раз показав Лиде раздвоенный язык. Ее чуть не вырвало.
Осталось продержаться две остановки. Одна длинная, другая короткая - по требованию. Короткая была точно напротив дома - только дорогу перейти. От длинной надо было топать вдоль проезжей части через пустырь. Страшновато, но главное - холодно, мокро и одиноко. Лида прикрыла глаза и вжалась в дерматин кресла. Скоро дом, тепло, мягкий свет и хоть какая-то защищенность.
Филологический факультет учил словам. Со смыслом было проще, труднее с эмоциями. Попробуй описать одним словом состояние холода, страха и одиночества среди привычных вещей. Они тебя помнят всякой. Стены тебя знали совсем маленькой. На столик мама ставила плоскую хрустальную вазу для фруктов. А папа вешал пиджак на спинку стула в прихожей. Мама ругалась, что для этого существуют плечики и шкаф...
Они укатили в какую-то американскую тмутаракань, заниматься тамошней наукой. Лике осталась квартира с кучей воспоминаний, заключенных в вещи, запахи и даже тени на стенах и ежемесячный перевод по Вестерн Юнион. Димка дотошно выяснял, кода и сколько денег присылают ее родители. Лику это умиляло. Ей казалось, Дым беспокоится, что она сидит без гроша. Однажды так и получилось. Но ему как раз пришлось спешно уезжать. Он разговаривал с Ликой уже стоя одной ногой в поезде.
- Продержишься до моего возвращения?
- У Катьки займу, - легкомысленно отговорилась Лика.
- Займи, но немного. Я вернусь, что-нибудь придумаю.
Придумывать не пришлось. На следующий день случился мизерный, но позволяющий выжить в биологическом смысле, гонорар за публикацию в "Вечерке".
Эпизод прочертил в душе болезненную царапину. Вернувшись, Дым даже не поинтересовался, как Лика справилась с финансовым катаклизмом.
Не хотелось, но мысль о том, что Ленка права: любимый элементарно расчислил активы и выбрал тот, который сулил большие дивиденды - заскреблась, цепляя когтями края свежей раны. Стало больно до воя.
В борьбе с подступающими слезами Лида не заметила, как автобус свернул к остановке. Тетка с авоськой вдруг подхватилась и юркнула в дверь, едва та со скрипом поехала в стороны. Лида растерянно посмотрела ей в след. Баба летела как на пожар...
Бомж стоял в двух шагах, тихо, раскорякой подкравшись по салону. От него воняло гнилью, старой нестиранной одеждой, мочой и еще чем-то жутким, не человеческим. Девушку зазнобило от отвращения. Бомж расставил руки.
Она не поняла, как оказалась на улице. Помнила только разочарованный вой урода, и как, взвихрив волоски на затылке, схлопнулись за спиной автобусные двери. Запечатанный в дребезжащей коробке ужас покатил дальше, а Лида добрела на ватных ногах до лавочки под навесом и рухнула, зацепив сумкой стенку. Железный павильончик остановки содрогнулся.
Почему все так плохо?!
Все!
Любимый разменял ее на денежную куклу. Дождь иссек и промочил до самого сердца. Транзитный автобус из преисподней чуть не сделался последним пристанищем. Пустота...
Мир состоял из пустоты. Вокруг были только миражи, которые с издевательским хохотом разлетались от малейшего прикосновения.
Если остаться в железном павильончике, к утру превратишься в холодный синий трупик - умрешь, потому что не хочется жить.
Когда ей было лет десять или одиннадцать, родители взяли ее на пикник с ночевкой. Туда привезли еще каких-то детей. Но они были или старше, или сильно младше. Ей не с кем оказалось играть. Но, впрочем, родители не волновались. Их ребенок всегда умел занять себя сам. Днем Лида бродила вокруг лагеря, собирая букет. Ей нравилось прикладывать травинку к травинке. Цветы - конечно, ярче. Но ее букет получался необычным: пышным, торжественным... королевским.
Букета никто не заметил. Лида нашла старую грязную банку и сунула в нее свою экибану. Вечером она вместе со всеми посидела у костра и первой ушла спать.
Проснулась тоже первой и, выбравшись из палатки, уселась на корявое бревно у костра. Было туманно, легко и печально. Розовый свет с синим бликом от воды обволакивал кусты. Капельки тумана оседали легкой прохладой. Едва слышно бежала речка...
Дядя Эдик вышел из кустов и направился к Лиде. В руках у него было что-то белое.
- Бери, - он протянул ей фарфоровую миску полную малины.
- Спасибо.
Девочка взяла несколько ягод. Но Эд сунул миску ей на колени и сел рядом. Ел он мало - по ягодке.
- Это твой букет?
Под деревом бодро торчал из банки вчерашний веник.
- Мой.
Девочке пришло в голову, соврать, отказаться: не она вчера разговаривала с травинками, подбирая колосок к колоску. Ей так хотелось, чтобы взрослые оценили изысканную прелесть букета.
- Очень красиво. Ты его заберешь домой? - спросил Эд.
- Нет. Мама не разрешает.
- Тогда можно, я заберу?
Дядя Эдик был другом отца. Только он все время где-то пропадал. Родители иронизировали по поводу охоты Эдика к перемене мест, даже когда нужды в той перемене не было ни малейшей.
Эд и Лида ели малину и болтали. За все время мучительного пикника девочке впервые стало хорошо.
Пусть все спят. А они будут сидеть у вчерашнего костра и разговаривать.
Но хорошего бывает понемножку. Из палатки выползла подруга Эдика, подошла, зевая, глянула в пустую миску:
- Мне, конечно, не оставили.
- Я сейчас еще нарву, - поднялся Эд, взял посудину и ушел в лес.
Они потом быстро уехали, а девочка залезла в палатку и немного поплакала. Ей было обидно, что дядя Эдик забыл букет.
- Ты там уснула?
Лида шарахнулась от железной стенки павильончика. Спину и ноги обдало жаркими мурашками.
Домечталась! Нашла время и место! Дура!!!
Но голос был женский, не молодой, трезвый и проистекал от самой земли. Лида осторожно выглянула на ту сторону.
Старушка сидела на низеньком раскладном стульчике, косо зажав под мышкой поломанный зонт с двумя голыми спицами. На перевернутом ящике перед ней лежал один единственный букетик ландышей.
Лида обозлилась. Сколько можно?! Бич не задушил, так старая грымза напугала до икоты...
Из-под древней фетровой шляпки с легкомысленными цветочками, ровесниками кинофильма "Весна", на нее смотрели любопытные круглые глазки.
Злость начала уползать, оставляя по себе слякотное чувство безвинной вины. Чистенькие старушки не от хорошей жизни торгуют в полночь на остановках.
Но Лида-то тут при чем! Мало ли кто нуждается. Зачем людей-то пугать?
Мысль имела привкус дешевой рыбы. Или - по жизни - Катькиного прагматизма. И Катькиного же начхательства.
Лида удалилась за железную перегородку, чтобы перевести дух. Пора было вставать с мокрой лавки и идти домой. Хватит на сегодня приключений. Но сил подняться не оказалось. Девушка беспомощно откинулась на стенку, вызвав легкое гудение павильончика.
- Тебя парень, что ли бросил? - внезапно спросили с той стороны.
- А что, заметно? - хотелось нагрубить, а получилось жалко.
- Плюнь, - посоветовала шкодная бабулька. - Таких как он тыщи.
- Он - единственный.
- Тебе это только кажется.
- Откуда вы знаете!
- Я много чего знаю. Не нужен он тебе. И любовь эта тебе не нужна.
- А что мне надо? - тупо спросила Лида. Любого другого она давно бы уже послала куда подальше, а вот уютную ветхую старушку с единственным букетиком на перевернутом ящике, почему-то не могла.
- Тебе нужна новая любовь, - постановила пожилая леди.
- Где же ее взять? - Лида вдруг громко по-детски всхлипнула.
- Купи цветочки, наклонись над ними и попроси.
Из-за стенки высунулся букетик ландышей. Они источали совершенно невероятный пронзительный аромат. Не осознавая до конца, что делает, Лида потянулась и приняла цветы в холодную ладошку.
- Двадцать рублей, - деловито потребовала старушка.
Цена оказалась смехотворной. Такой букет стоил раз в пять дороже. Девушка порылась в кармане, вытащила две бумажки и расплатилась.
- Теперь наклонись над цветами, - фетровая шляпка образовалась с этой стороны переборки. - Наклонилась? Говори: хочу новую любовь.
- Хочу новую любовь, - послушно повторила Лида.
Все: и сквозная мокрая ночь, и холодный павильончик, и блестевшие на дороге лужи, и даже старая дама со сломанным зонтиком, подернулось на мгновение рябью. Лиду слегка повело. Чтобы не упасть, она прижалась к железной стенке.
- Ну, вот, - с той стороны скрипнул складываемый стульчик, - расторговалась. Думала обратно нести придется. А как нам можно обратно? А? Никак нельзя. Не пустят нас с цветами... - заминка, шарканье, - Прощай, девочка.
Владелица веселой шляпки появилась с этой стороны переборки. Из-под мышки у нее торчал зонт и сложенные крестиком ножки стульчика.
- Иди домой. Не сиди тут.
- Зачем вы это делаете? - внезапно спросила Лида.
- Что?
- Цветы... вы ведь не торговка.
- А, - отозвался веселый старческий голос, - у меня такой урок. Раз в год в середине весны надо продать семь букетиков ландышей дурочкам вроде тебя.
- И что?
- Ничего. Иди домой.
Лиде вдруг померещились, что вместо тряпичных на шляпке покачиваются живые анютины глазки. Она зажмурилась, тряхнула головой, открыла глаза и никого не увидела. Сердце бухнуло в груди, в такт ему содрогнулся железными боками павильончик.
Ни с той стороны, ни на пустыре, ни на дороге старушки не оказалось. Что называется: и след простыл. Или она специально пряталась, намереваясь еще больше заморочить, и без того замороченную девушку?
Чума болотная!
Лида уже собралась обогнуть павильончик, чтобы уличить побитую молью фею, когда заметила крадущиеся вдоль поребрика жигули с погашенными фарами. Машина начала подворачивать к остановке. Лиде стало по-настоящему страшно.
Короткий панический пробег по пустырю занял минут десять. Дождь прекратился. Сырой ветер с залива обдувал горячие щеки. Машины брызгали в глаза противотуманками. Лужа на луже. Сапоги давно промокли.
Во дворе дома как всегда толпились УАЗики и милиционеры из опорного пункта.
Лида бежала, зажав в кулаке букетик. Волосы вымокли. В голове было пусто и холодно. И только в лифте вскинулась мысль: откуда бы в начале апреля взяться ландышам?
Квартира встретила душноватым теплом. Лида открыла форточку, сняла и повесила на плечики промокшее пальто. Наконец-то она доехала, добежала, доползла...
А дальше?
Стена. Обыкновенная. В центре на тусклом фоне выделялся четкий белый прямоугольник. Лида недавно сняла любимую мамину картину и засунула за шкаф. Репродукция "Черного квадрата" раздражала ее с самого детства. После отъезда родителей картина еще некоторое время пугала нынешнюю хозяйку квартиры, провалом в никуда. Потом пиетету перед родительскими вкусами поубавилось, и картина ушла с глаз.
Букетик ландышей сиротски прикорнул на краю стола. Надо было идти на кухню, искать подходящую вазу, наливать воду...
Лида стащила через голову свитер. Прядь волос зацепилась за пуговку, больно потянула. Лида дернула, потрогала кожу на голове. Часть волосков, оторвавшись, завихрилась вокруг злополучной пуговки. Девушка уронила голову в мокрый свитер и заплакала.
Зачем был сегодняшний день? Лучше бы все кончилось вчера. Не пришлось бы идти к Катьке, надеяться и ждать. Тем более, предполагала, чем все кончится.
Зачем быть завтрашнему дню? Еще несколько часов и настанет утро. Никакое: тусклое, мокрое, грязное и холодное - похожее на помойное ведро. В него окончательно улетит все хорошее. Лида встанет, оденется, потом разденется и ляжет обратно в постель. Она не будет жить! Она будет лежать и умирать. На жизнь сил не осталось. Все они ушли на сегодняшний день.
Свитер полетел на пол, джинсы следом. Накинув старый мамин халат, Лида пошла по комнате, бесцельно касаясь привычных вещей. Они были аккумуляторами памяти. Дотронешься, сразу выскочит чертик из прошлого.
Она помнила себя с полутора лет. Ей не верили. Она не настаивала, просто помнила, как дедушка нес ее совсем маленькую на руках. Еще - помнила голову лошади. Голова была величиной с саму Лиду и жевала.
- Потрогай, - говорил дедушка, поднося девочку к огромной, темной, живой массе, - у нее губки бархатные.
Папа сомневался, а мама утверждала, что такой эпизод действительно имел место, но Лида не могла его запомнить: ей же тогда еще и двух лет не было!
От неустойчивой тишины многоквартирного дома и бликов за окном, вдруг болезненно потянуло в сон. Лида добрела до дивана, скорчилась на нем, подтянув ноги к подбородку, и провалилась в короткую, ознобную темноту.
Чтобы сразу проснуться от панической мысли. Цветы! Она забыла поставить их в воду.
И чего дергаться? - спросил некто внутри. - Утром никто не наорет, не станет читать мораль, не отругает за безответственность.
Стянутый простой белой ниткой букетик покорно лежал на краешке стола. Аромат ландышей затопил квартиру, ему даже открытая форточка оказалась нипочем.
Прошаркав на полусогнутых в ванную, Лида глянула на свое отражение в зеркале. Почти вся косметика растаяла под дождем. Остатки туши расползлись под глазами черными кругами. Девушка-смерть! Поплескала в лицо водой. Чернота стекла по щекам, открывая воспаленные веки.
На кухне, в глубине буфета нашлась маленькая изящная ваза. Сделав над собой еще одно усилие, Лида принесла из комнаты цветы и поставила их в воду.
Все... последние штрихи к портрету неудачницы...
Она выдвинула ящик буфета и начала перебирать вилки и ложки. В отдельной ячейке лежали аккуратные столовые ножи с аристократично закругленными кончиками. Она выдвинула следующий ящик. В нем оказались другие ножи: для хлеба, для мяса, для капусты. Набор фруктовых ножичков с веселенькими пестрыми ручками наводил на мысль о харакири.
Лида отодвинула в сторону орудия для выковыривания арбузных косточек и достала из гнезда большой острый нож для разделки мяса. Она им не пользовалась с отъезда родителей. Главным образом ленилась. Развозить на кухне грязь, готовить, накрывать на стол... к чему для себя одной? А с Димкой, они предпочитали столу диван.
Мысль о Димке пробилась сквозь туман отупения, прошив все тело почти электрической судорогой. Его отсутствие стало физически ощутимым, как потеря важного органа. Без него жизнь превратится в жалкое существование инвалида. Но следом всколыхнулось упрямое нет!
Не нет, а да, - уверенно заявила темная субстанция внутри. - Ты больше никому не нужна. И тебе больше никто не нужен.
Нож был большой, блестящий и очень острый. Отец хвастался знакомым, какими-то особыми качествами стали. Блик от лампочки спрыгнул с кончика лезвия, вернулся и волнисто сбежал к рукоятке.
Загнанная в угол Лика требовала положить нож на место и не дурить.
Растоптанная Лида продолжала сжимать его в кулаке.
Лика была уверенна: не стоит делать глупости.
Лида тупо следила за лампочным зайчиком и, распустив воображение, представляла, как развернет лезвие к себе и легко воткнет в ямку между ключиц. Ей совсем не будет больно, если очень быстро... лезвие пройдет кожу, какие-то органы и воткнется в душу.
Все так просто. И никаких записок. Не стоит отвлекаться. Не стоит никому ничего объяснять. После... ей уже точно будет все равно.
Звонок в дверь раздался в момент, когда одна половинка сознания твердо решила положить нож на место, а другая, так же твердо - привести приговор в исполнение. Трезвон оказался таким громким и неожиданным, что девушка вздрогнула и чуть не порезалась.
Из головы в миг вылетели все мысли, оставив по себе пустоту, замутненную сумасшедшей надеждой.
В такое время мог прийти только один человек: Дымка!
Так с ножом в руке она и пошла к двери, надеясь и одновременно не надеясь...
За дверью стоял высокий парень в черной майке и закатанных до колен старых джинсах. Длинные темные волосы выбились из резинки. Бандана придавала ему слегка пиратский вид.
- Извините...
- Что? - Лида старалась и не могла проглотить, вставший поперек горла комок. Когда она уже почти задохнулась, парень качнулся вперед и спросил:
Ее заело, как пластинку. Спроси он о погоде, получил бы тот же ответ. Парень, кажется, сообразил, что девица не в себе, отошел от двери и из безопасного далека попросил:
- У вас случайно нет разводного ключа?
Обут он был в старые растоптанные насквозь мокрые тапки. Следы на кафельном полу вели в соседнюю квартиру.
Вопрос о разводном ключе вдруг оборвал сомнамбулический транс. Вместо тупого удивления: куда делся Дым и кто такой этот парень, в голове с натугой провернулся образ большой железки, которой отец иногда гремел на кухне. Парень помог, подсказав:
- Такая штука, похожая на кривые клещи. У меня кран сорвало. Вышел на балкон... ваше окно единственное, в котором горел свет. Извините...
- Я п-посмотрю...
Лида неуклюже развернулась и двинулась в ванную. Там она положила нож на стиральную машину и с натугой потянула из-под ванны деревянный ящик с отцовскими инструментами на все случаи жизни.
- Давайте я.
Нож опять оказался в руке. Девушка отошла в сторону, наблюдая, как сосед легко вытянул неподъемную коробку, склонился над ней и весело охнул:
- Здорово!
Сверху лежали те самые кривые клещи.
Бессовестно смеялись темные, наверное, карие глаза. Морщился прямой нос над веселыми губами. Квадратный подбородок слегка запорошило щетиной...
- У вас тут целый клад!
- Это - папины, - у Лиды вдруг прорезался нормальный голос. Даже сама удивилась.
- А мы родителей не разбудим? - спохватился сосед. - Я тут раскричался...
- Они уехали.
- Я возьму, - кивнул веселый пират на железку, - а завтра верну. Или сразу принести?
- Нет. Нет. Не надо!
К горлу вернулся комок, а к глазам последние недоплаканные слезы. Лида поняла, что сейчас разревется, просто-таки забьется в истерике и, чтобы парень не увидел ее позора, закричала:
- Уходите! Все! Хватит! Уходи...
- Прости, что напугал. Я понимаю, ввалился среди ночи... я завтра часов в десять занесу. Можно?
Подмигнул, развернулся и канул в полутьме коридора. Дверь негромко щелкнула. Лида поняла, что осталась в квартире одна.
Из зеркала в ванной на нее смотрела растрепанная, зареванная лахудра с ножом в руке. Девушка ошарашено вгляделась в незнакомую страшную физиономию.
На кого я похожа?!
Стало стыдно до судороги в скулах. Но взгляда Лида не отвела.
Докатилась! У человека несчастье, стихийное бедствие, можно сказать. Он за помощью пришел, а нарвался на разъяренную ведьму с ятаганом.
К буфету она шла очень осторожно. Главное не споткнуться. Не хватало налететь на этот проклятый нож и порезаться. А если насмерть?!
Недовольно звякнули потревоженные ложки и вилки. Лида, не глядя, сунула нож в ящик и задвинула его с такой силой, что вздрогнул буфет.
Так, руки развязаны - можно передвигаться по квартире без риска для жизни. Она вернулась в ванную, сняла халат, сунула его в корзину для белья и встала под душ.
Нет, чтобы сразу! Надо было просто согреться и все мысли о Димке, как рукой...
Лида с удивлением отметила, что имя возлюбленного больше не вызывает болезненного спазма, и громко вслух продекламировала: Мельников Дмитрий Иванович... Дым.