Огнева Вера Евгеньевна : другие произведения.

Дети вечного марта кн 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.94*4  Ваша оценка:

   Дети вечного марта
   Книга 2
  
   Часть 1
  
   Глава 1
  
   1
  
   - Что за тем холмом?
   - Поднимемся, сам, господин кот, все увидишь.
   - А стоит ли? Лошади устали.
   - Мы только посмотрим, спустимся и - привал. И-то сказать: много сегодня прошли. Куда гоним?
   - Мне возвращаться надо.
   - Надо, так надо. Отряд! На высотку, следом! Посматривай!
   Высокий жеребец недовольно мотнул головой, но пошел. Санька слегка поддал ему каблуками. Тот всхрапнул. Кот вспомнил невысокого, доброго нравом конька, на котором до сих пор гонял по княжьим поручениям. Не иначе, Пелинор подсунул ему эту рослую скотину, чтобы котяра на голову выше всех гарцевал. И ладно бы на свою, так получалось - на лошадиную.
   За спиной цокали копыта. Мужики тихо переговаривались. Они тут раньше бывали. Старшина Горюта вообще каждый куст знал.
   Санька уже с утра собирался разворачивать поиск. Уговорили, посмотреть самую дальнюю даль - угол между Белой пустыней и непролазным, приграничным лесом. Он соблазнился.
   Сам поход, в который спешно и не вполне внятно загнал его князь держатель границы, оказался не таким напряженным, как Саня боялся. Шутка ли, впервые пришлось командовать целым отрядом. Но отъехали от крепости на полперехода, встали на привал и будто в Камишер вернулся.
   Горюта походил на деревенского кузнеца Алтына: широкий, медленный, спокойный и косматый. Может тут местность такая, что волос дурниной прет? Горюта начал было величать командира княжичем. Санька поправил, дескать: кот я. Все слышали? Кот! Старшина поскреб в затылке, хмыкнул в бородищу и приказал своим, величать его господином Александром. Сам же когда никого рядом не было, без всякой, впрочем, подначки, кликал котом, но опять же - господином.
   За два дня они споро прошли весь восточный участок границы. О каких тревогах толковал князь, для Саньки осталось загадкой. Куда ни кинь - тихая и сонная местность. В редких хуторах приезжим осторожно радовались. Эти места не так давно заселились. Люди, стало быть, еще не привыкли к безопасности.
   Санька спрашивал, не появлялся ли кто со стороны границы, на него выпучивали глаза. Запад, как оказалось, был местом не просто тихим - глухим. Если раз в десять лет кто сюда и проходил сквозь Границу - ловили медведи. Они, кстати, за всю дорогу ни разу не показались на глаза. Тоже, поди, обленились и страх потеряли? Проверять Саня не собирался.
  -- Гляди.
   Горюта поднялся за ним следом на самую вершину, встал стремя в стремя и протянул руку на западную сторону склона. Там за кромкой, отсекающего высотку оврага, сколько хватало глаз, простиралась ровная как стол бледная пустыня. То, что Санька в первый момент принял за столбы, оказалось десятком ровных смерчей. Они неспешно путешествовали из края в край, не сталкиваясь, а, наоборот, расходясь друг от друга. За плечом бубнил Горюта.
   - А?
  -- Долго не гляди. Утащит.
  -- Как утащит?
  -- Никак. Сам пойдешь.
  -- Ты, если что, меня держи.
   - Шутник ты, господин кот. Эй! Там, за нами не подниматься! - крикнул он отряду. - Пусть внизу постоят. Я когда в первый раз сюда залез, чуть не пропал. Ловили потом. Затягивает она. К вашему-то Камишеру пустыня подходит или нет?
   - Нет. Там Сухое море. Земля черепками потрескалась, если наступить, лезет едкая грязь. Десять шагов и все - остался без ног. А эта... да, зовет. Голос слышишь?
  -- Не-е-ет. А ты?
  -- Я слышу. Тихий такой, ласковый, как песню поет.
  -- Давай-ка, поворачивать. А то лови тебя потом.
  -- Не бойся, она не меня зовет, а тебя.
  -- Врешь, поди?
  -- Зачем мне?
  -- В нее только первый раз сильно тянет, - пояснил Горюта. - Потом все меньше и меньше. А ты, значит, слышишь?
  -- Слышу.
  -- О! Гляди в другую сторону.
   Саня повернулся к Границе. Сколько он о ней слышал? Да, считай, с самого младенчества. И такая она и сякая. Всяк ее себе по своему представлял. Но ни одного очевидца пока встретить не довелось. А тут!
   С пригорка открылось то, что прежде загораживала стена леса. За сплошным черным урманом, заваленным по самые верхушки буреломом, за непролазным кордоном, в который превратился лес, земля как бы закручивалась в воронку. Саня развернул коня, чтобы лучше видеть.
   Или не воронка, просто, котловина, шевелящаяся серым туманом? Снизу поднимались гигантские черные с синими подпалинами клубы, кипевшие на поверхности серыми разводами. Изредка со дна выскакивал длинный столб не то пара, не то дыма, мгновение держался в воздухе и рушился вниз. На границе котлована и Белой пустыни дрожала плоская, игольчатая радуга. К востоку кипучая, серая лава делала изгиб и там уже пропадала за лесным языком.
   - Единственное место на всей границе, откуда эту пучину видать, - отвлек Саню от грандиозного зрелища Горюта. - И то редко. Ту почти всегда тучи, либо туман с нашей стороны наползет. Сегодня будто специально для тебя открылось.
   Саня резко крутнул головой, даже в шее хрустнуло, и успел заметить, как в бледной радуге не то отразился, не то проплыл насквозь прозрачный купол; миновал радужную преграду, подернулся рябью и растаял. Следом вскинулся похожий на руку клок дыма, хотел ухватить мираж, не смог и растекся кипящей серой лужей.
   - Видел да? - охнул Горюта. - Это она картины показывает. Говорят, и лица выплывают и звери и громадины какие-то. Я сам-то первый раз вижу.
   Но, выглянувшее на минуту солнце уже спряталось в глухой щели между двумя низкими тучами. С запада наползла третья и мгновенно затянула обзор. Остался черный лес, да пограничный овраг.
  -- Ну что, господин кот, поворачиваем?
   Постоять бы еще на холме, подождать и еще хоть раз увидеть чудо. Отговориться от них? Сказать, что догоню?
  -- Эй, парень, - заволновался старшина. - Из пучины тебя никто не кликнул?
  -- А?
  -- Я смотрю, ты прям туда наладился.
   Горюта спешился и для верности взял Санькиного коня под уздцы.
   - Нормально все. Действительно пора возвращаться. Не знаешь, кто-нибудь в сторону границы ходил?
   - А как же. Сколько раз. И по приказу князя и сами. Бурелом одолеть - полдела. Если терпения и сил хватит - справишься. Только не пускает она. Точно ты почуял: вроде и манит, а не пройти. Которые там и оставались. Находили их потом...
  -- Ясно.
   - Ясно ему! Ни хрена тебе не ясно! Стояли они будто у стенки. Которых черви успели объесть - скелеты прилепились. Ясно ему! Эй, там, внизу, поворачивай! Поехали отсюда.
  
   Остановились верст через пять. Лошади сильно устали, а так Горюта еще бы погонял. До самого привала старшина угрюмо молчал. Санька тоже молчал, задавленный грандиозным зрелищем. Только, оказавшись в тихом уютном ложке, он почувствовал, что отпускает. Люди начали разворачивать палатки. Кто-то запалил костер. Только смурной кот ходил стороной, не принимая участия в хлопотах.
  -- Ты это... ты князю не сказывай про границу. Ну, что я тебя сюда водил, - шепнул ему Горюта.
  -- Почему?
  -- Не велел он мне, да я не сдержался.
  -- А воины твои не проболтаются?
  -- Эти-то? Нет.
   За словом стояла такая уверенность, что Санька, ни минуты не сомневаясь, поверил. А там, вовсе отмякнув, занялся обычной повседневной работой, к которой за время странствий с арлекинами успел привыкнуть.
   - Господин Александр, да брось ты седла. Мы сами утащим. Иди к костру. Апросим тебе чаю заварил.
  -- Зачем?
  -- Не знаю... Князь всегда на привале первым делом садится чай пить.
  -- Я не князь. Отойди, не то седло на ногу уроню.
  -- Ну, как заешь.
   Суета с шатрами и манатками скоро кончилась. Народ собрался у костра. Кони паслись рядом, далеко не отходили, сторожко прядая ушами. Горюта велел расстелить попоны. Санька с удовольствием растянулся на кошме. За два дня так набил задницу - хоть завтра вообще в седло не садись.
   И вроде вырос в деревне, а к верховой езде был не приучен. Тятя на такое баловство смотрел неодобрительно. Другие пацаны катались себе, и ничего. Стоило маленькому Саньке забраться в седло, скотина начинала артачиться. Тятя ругался: ты вроде не волк, а кот, что же она тебя шугается? Годам к пятнадцати это прошло. Но как не привык с детства, так потом и не приохотился. А тут - пришлось.
   Попона знакомо пованивала мокрой шерстью, лошадиным потом, горькой травой, которую сыпали от блох. Хотелось лежать и не шевелиться.
   Все возвращалось. Ты дома, вокруг люди, которым ты как брат...
  -- Господин Александр.
  -- А? - Санька успел задремать.
  -- Есть будешь?
  -- Давай. Эй, погоди. Это что?
  -- Князь велел тебя отдельно кормить. Колбаса тут, фрукт какой-то. Вино... О! Вино.
  -- Разливай на всех, - скомандовал Саня. - И колбасу режь.
  -- Как можно...
  -- А мне похлебочки плесни. Упрела?
  -- Упрела, упрела.
  -- Слышь, господин Александр, что-то ты не больно важный?
  -- Да с какого бы кваса? Я в деревне вырос. В Камишере.
   - А у нас говорят, ты княжеского рода. Зря, что ли, Пелинор тебя своей племяннице в женихи определил?
   Они его стрекали вопросами. А Санька и не думал уворачиваться. Они были почти свои. Почти, как дома. И одновременно в чем-то похожи на арлекинов. Когда вспомнил товарищей, тоскливо засосало под ложечкой.
   - Тебе как в наше приграничье пробраться удалось? - перебил общий гомон Горюта. - У нас всяк знает, сюда особо хода нет. Клим, ты с той стороны прибег, расскажи господину Александру, как добирался.
   Мосластый, кадыкастый Клим пустился в пространное повествование. Выходило, вообще чудом жив остался.
   - А ты, господин Александр?
   Санька понял, они его пытали не ради пустого любопытства. Вроде и смеются, а в лицах - настороженность. Хотя, оно и понятно: не сегодня-завтра кот может стать им законным господином. Стало быть, тут прямой интерес: кто таков, чем жив, как вообще сюда попал? Есть и другая сторона: надобно мужикам узнать, нет ли какой лазейки в обход Пелиноровых кордонов? Вдруг господин кот нашел потайную тропку, по которой они, случись нужда, утекут от князя с его медведями. Потому и разговор с Камишера начали. Случись лихое время, они отсюда, с непростой пограничной земли, которая встряла между двух огней, переметнутся прямиком в чисто людской Камишер. Что там жизнь потруднее станется, то им - безразлично. Зато в Камишере над ними не будет ни подлой герцогской власти, ни терпимой, но тяжкой, как медвежья лапа - Пелиноровой.
   И еще он понял - прав Горюта - эти не выдадут. Почему понял? А леший его знает. Раньше бы сто раз перевернул собственную думку, и так и эдак на нее посмотрел, да и бросил бы за невозможностью решить. Душа к ним лежала. К иным с опаской, а к этим - со всем нашим удовольствием.
  -- У меня особая дорожка, - начал Саня. - Никому другому по ней не пройти.
  -- Где один проскочил, там и другой пролезет, - возразили ему вежливо, но настойчиво.
  -- Не веришь? Спроси Шака, или собаку.
   - Так они мне и ответили! Конь еще туда-сюда, а собака твой круче нашего князя смотрит. Я когда мимо него иду, поротая задница саднит, - хмыкнул один из мужиков.
   - А правда, что арлекины детей воруют? - спросил племянник Горюты, ходивший в свой первый рейд, и тут же огреб от дяди длинного леща.
   - Ты че? Ты че дерешься?
  -- Думай, что говоришь, - рявкнул дядя.
   - Господин Александр, а ты прямо из Камишера к нам, или как? - задал вопрос по существу, кто-то невидимый, закрытый костром.
   - Я из дому три года как ушел. Свет хотелось повидать. Да и вообще... - Санька не желал вдаваться в подробности. Они им нужны? Нет. Значит, пропустим. - На юге не понравилось. В западных землях - не ахти, но жить можно... было до недавнего времени. Раньше-то там свои порядки были. Люди и не люди жили бок о бок, даже несмотря на всеобщее герцогское уложение. Кое-где, правда, в города аллари без особого разрешения не пускали. Я такие места обходил. Работал. В Кленяках...
  -- Знаю Кленяки, - перебил его один из воинов. - Сахар там еще варят?
  -- Варят. Раньше варили, - поправился Саня. - Сейчас туда герцогская армия пришла.
  -- Ого! С чего бы?
   - Камишер границы закрыл. Решили, значит, жить сами по себе, а герцогу - кукиш. Я как раз к арлекинам прибился. Мы на фест собирались...
  -- Это что?
   - Каждые пять лет арлекины собираются в герцогском дворце, показать свое искусство. Герцог выбирает победителей. Они до следующего феста живут в столице при дворе.
  -- Везет кому-то, - вякнул племянник. За что схлопотал еще одного леща.
  -- Мы к тракту вышли, - продолжал Саня, - там армия. Еще чистюки.
  -- А это кто? - спросил молодой воин по имени Друз.
  -- Бандиты, которые на аллари охотятся.
   - Ну, это уже совсем не знаю что... не врешь, господин Александр? - врезался в разговор, родившийся в пограничье и не знавший иных законов, Горюта.
   - Не врет он, - подтвердил Клим. - Они еще лет пятнадцать назад объявились. Сначала в столице, как бы не в самом герцогском дворце. И вроде - вне закона, а с другой стороны, никто их особо не ловит. Поганое семя... - Клим замолчал, сжимая и разжимая кулаки.
  -- Ты с ними встречался? - спросил Горюта у Сани.
  -- Было.
   Теперь пришло время, коту уставиться в огонь. Не мог смотреть людям в глаза. И давно вроде было, и забываться уже стало, а все равно - человека убил. Не просто убил - растерзал. Объясняться - лишнее. Не их это дело.
   - Это ты от чистюков так удирал, что не помнишь, как в Невье очутился? - У Клима сделалось злое лицо. Блики и тени кривили вспотевший лоб и щеки.
   - Ага. - Саня вовремя спрятал руки. Когти начали зудить, вот-вот полезут. Спрятал и спохватился, что зря сторожится. Он тут почти уже господин. Пусть бы привыкали. А с другой стороны, покажи он сейчас людям свои руки, удиви, напугай, и замкнутся, отойдут на почтительное расстояние, дескать, спокойной вам ночи, господин княжич, почивайте на перинах, мы уж тут сами...
   - У нас в Маке, - городок такой к северу от столицы, - была слобода, - заговорил Клим, глядя в огонь. - Аллари жили. Овраг обойдешь, за ним пригорок. Заборчик невысокий вокруг слободы. Мы мальчишками туда каждый день бегали, играли с тамошней пацанвой. Взрослые тоже: то скотина заболела, то птица, то огородная какая надобность - все в слободу. Потом у аллари девушка пропала. Девчушка совсем. Ее в лесу нашли... далеко. Мы искали, кто мог ребенка...
   Не нашли. А потом в овраге наша девушка обнаружилась... тоже истерзанная. Тут, откуда ни возьмись, пришел целый отряд герцогских егерей и всю слободу - под корень. До единого.
   Я тогда ушел из Мака. Люди как с ума посходили. Никто разбираться не стал. А некоторые егерям помогать кинулись. Я пытался отговаривать, дураку ведь ясно - обе смерти подстроены. Мы же с этими мальчишками росли вместе. Меня не слушали. Самого чуть ни прибили.
   Ушел я, а через год в другом княжестве наткнулся в трактире на компанию чистюков. Они там перепились, разодрались, орали друг на друга. Слышу, наш городишко поминают. Это они - девушек... и так подстроили, чтобы все свалить на аллари.
  -- Стало быть, они и на западе хозяйничают? - спросил Горюта.
   - Я два раза их встречал, - Саня твердо посмотрел в глаза Климу. - Первый раз отогнал, а второй...
  -- Они тебя?
  -- Что от них осталось, птички давно склевали! - зло выпалил кот.
   Не хотел ведь говорить. Само вылетело. Им что теперь и про девку рассказывать, которая на него Законного колдуна натравила, и про рескрипт, по которому всем западным провинциям вменялось искать беглого кота-людоеда, и про то как его в коробе через границу везли, как цыгане к себе звали, про изодранный задок телеги...
  -- А потом вы, значит, на армию выскочили? - перешагнул старшина трудную тишину.
   - Ага. И так от нее рванули, что в Невье очутились. У нас Шак свои тропинки знает. Хочешь, у него спроси.
   - Ну, нет! Я к вашему коню и подходить-то боюсь. Посмотрит исподлобья, улыбнется - душа сама в пятки летит. Вроде обычный конь...
  -- Он из вольных кланов, - подал голос Клим.
  -- Откуда знаешь?
  -- Сам сказывал.
   - То-то я смотрю, он в броне - как родился. Воин! - В словах Горюты звучало профессиональное уважение.
  -- А собака?
   - Ха! - Опять влез в разговор племянник. - Болтают, что он вровень с нашим князем когда-то летал. Только - фьюить! - и улетел.
  -- Последний раз я тебя с собой беру, ботало коровье! - озлился старшина.
  -- А что я? Оно и так видно.
  -- Видно ему... язык придержи!
  -- А правду говорят, что арлекины своих девочек по кругу пускают? - спросил кто-то.
   - О еще один языкатый! - Горюта полез с кошмы. Сейчас дотянется до дурака и примерно его накажет. Но старшина, качнув котелок, глянул на дно:
  -- Кто недоел, недопил - поздно! Кончай вечерять. Спать пора.
   Саня испытал даже некоторое облегчение. Отвечать на последний вопрос не хотелось и... не моглось. Как им объяснишь про Сольку?
   Все знают, дриады - вольные женщины. Живут сами по себе, семей не заводят. Да и кто такую возьмет? Боязно. Сегодня она тебе улыбается, песни поет, а завтра понравился проезжий молодец, и поминай, как звали. С Цыпой - вообще мрак. В глубине души Санька ее побаивался. И жалел. И сторонился. И, не смотря ни на что, понимал - другой такой на свете нет.
  
   На другой день поднялись, едва забрезжило и пошли без остановок. Саньку будто в спину подгоняло. Он замкнулся, даже по сторонам особо не глядел. Горюта не дергал, тоже замолчал и только на коротком обеденном привале подсел, к державшемуся наособицу коту, и немного виновато попросил:
  -- Слышь, господин Александр, ты зла на моих ребят не держи.
  -- С чего бы?
  -- Наболтали они тебе вчера лишнего. Поди, клянут теперь свои языки-то. Князь наш...
   Сане было трудно смотреть на то, как умудренный годами, не обиженный силой и отвагой мужик, мучительно подбирает слова.
  -- Суров, да?
   - Ты тут недавно. Князь железной рукой держит приграничье. Под ним вроде не так страшно жить... только и с ним...
   - На конюшню, что ли отправит? - попробовал Санька смять трагичность Горютиных страданий.
  -- На конюшню? Если бы. В донжон...
   Кот вдруг всей шкурой ощутил сложность и трудность существования этого, понравившегося ему без всяких околичностей, простого человека.
   Остальные воины нет-нет да посматривали в их сторону. Значит, Горюта - выборный. Старшина - ему и ответ держать, и шапкой оземь за своих биться, и униженно просить безродного, случайно забежавшего и попавшего в княжеский фавор кота, о снисхождении.
   - Отряд! - рявкнул Санька, поднимаясь с нагретого задницей камня. - Слушай меня. За вчерашний треп вы не в ответе. Я вас сам разговорил. А кто лишнее в крепости сболтнет, это тебя касается, - в сторону языкатого племянника, - так и знайте: голову откушу. Есть, которые не верят? Нет. Будем считать, договорились.
   И только у самой крепости он задал Горюте вопрос, который мучил его всю дорогу:
  -- Что у князя в донжоне?
   Старшина долго молчал. Зубчатая стена загородила полнеба. Заскрипел, опускаясь, поднятый по ночному времени, замковый мост. Еще немного и они разъедутся. Санька пойдет в княжеские покои, Горюта - в казарму. Кто знает, придется ли еще когда откровенно поговорить.
   - Отряд! По одному, шагом, в ворота пошли! - скомандовал старшина, встал в сторонке и слегка придержал Саньку за рукав.
   - Тут, видишь ли, господин кот, народ собрался по большей части вольный. Я князя не виню, что он в замке завел крутые порядки. Есть людишки, которых другими-то не удержишь. Только...
  -- Что в донжоне? - жестко перебил Санька.
  -- Яма с медведями-людоедами.
  
   Крепость встретила шуршанием. Когда в первый раз въезжал в эти ворота, пряча когти за бортиком Шаковой телеги, встречала изумлением, настороженностью и топорами наголо. Сегодня - тихим заспинным шорохом. К старшине, к воинам подходили, заговаривали, уводили коней и самих отрядников. Саню людской поток обтекал. С ним здоровались, даже улыбались, только как-то вскользь. Мелькнет знакомый, поклонится - здоровья, княжич - и канет, не дожидаясь ответа.
   Санька на заплетающихся ногах дошел только до середины лестницы в княжеские покои, когда дверь с грохотом распахнулась, и на порог вывалился сам хозяин.
   - Нелегкая их разбери! Не разбудили! О! Да ты едва на ногах держишься. Давай, давай, проходи. Бера! Александр вернулся. Топи баню.
  -- Не надо, - отговорился Санька. - Я только умоюсь и - спать. С утра в седле.
  -- Как там? Граница как?
   - Нормально. Никакого шевеления. Тишина, покой, порядок. Проехались туда сюда без происшествий.
   Санька говорил, ощущая ненужность своего отчета. Князь внимательно слушал, кивая в такт словам. Но кот-то чуял, что господин хранитель границы также кивал бы, расскажи ему о прошлогоднем снегопаде в Камишере. Кивал бы и поддакивал: ага, ага, я так и думал. Другое дело, что спросить владетельного синьора в лоб, что, мол, происходит? недоставало душевных сил. Физических тоже почти не осталось. Засомневавшись уже во всем, Санька решил поспать, а завтра на свежую голову разбираться с предчувствиями и непонятками. Спросил еще только:
  -- Шак с Эдом вернулись?
  -- Нет, - твердо ответил Пелинор.
   Налетела, одетая в свободное домашнее платье, Бера приветливо загудела, затормошила:
  -- Наконец-то. Может все-таки баню?
   Санька отрицательно замотал головой.
  -- Тогда пойдем. Эрика тебе комнату приготовила. Там помоешься и - спать.
   Вдвоем они проводили усталого кота до его новой спальни и только на пороге отвязались. Комната оказалась пуста. Отвернутым одеялом подманивала кровать. В дверь тихонько постучали. Санька, помедлив, разрешил войти. Но это оказалась не Эрика. Двое слуг принесли лохань с водой. За ними вошел третий с подносом в руках. Кот потянул носом. Пахло вкусно, беда только - аппетита не было никакого. Пока он стаскивал запыленную, кое-где порванную одежду, приготовили ванну.
   Он поплескался, смыл пот и, не дожидаясь пока вода остынет, вылез из лохани. Полотенце, просторный мохнатый халат, ужин холодным мясом и вином...
   Его мутило, как с памятного похмелья. Хотелось швырнуть кувшин с вином о стену, вообще перевернуть стол.
   Случилось, ведь что-то! Случилось! Он это чуял. Хрен с ним, что пограничье. Пробившееся сквозь пелену нечувствия ощущение беды, скребло кожу и зудило когти.
   Саня так глубоко задумался, что не заметил, как в комнату вошла Эрика. Очнулся только, когда она тихонько положила ему на плечи руки. Саня вскочил от неожиданности.
   Девушка была бледна как приведение. Веснушки рассыпались по восковому лицу коричневым горохом. По щекам тянулись непрерывные дорожки слез.
  -- Я боялась, что ты не вернешься. - Эрика уткнулась ему в грудь. Плечи задрожали.
   Да что же это такое?! Наваждение, не иначе. Даже в ее неподдельных слезах Сане чудилась фальшь. Граница, мать ее! В жизни все перепуталось, в голове все перепуталось...
   Он решил плюнуть. Это все ночь, усталость, боль в непривычном к длительным верховым переходам теле. Надо выспаться. Не то, еще чуть-чуть и он устроит погром во дворце. А на утро окажется, что опять кругом не прав.
   Отбросив всяческие мысли и предчувствия, Саня обнял ее, погладил по голове и попросил:
  -- Иди к себе... сегодня... ладно? Я устал.
  -- Я знаю, - тихо отозвалась девушка. Я только полежу рядом. Не прогоняй меня.
   Ну, как он мог ее прогнать? Но уступал трудно. Останется? Пусть. Он будет спать!
   Санька сбросил халат, забрался под одеяло и закрыл глаза. Голова и все тело гудели. Волнами накатывала тошнота. Эрика осторожно улеглась на краешек, потом тихонько придвинулась, положила руку ему на грудь. Санька машинально погладил. Эрика вдруг вся подалась, припала головой к его виску и разрыдалась в голос.
   Что я могу с собой поделать? - думал кот. Я ее не люблю. Она будет плакать, кричать, молить, а я ее, все равно, не полюблю. Но почему так горько плачет? Или действительно боялась, что уже не увидимся?
   Опять явились подозрения. Чтобы как-то избавиться от внутренней смуты, Саня потянулся к Эрике. Провались оно все! Рядом женщина, которая его всегда хотела. Будь, что будет.
   Эрика вдруг неосознанно отстранилась. Чувствительный Санька заметил... однако усталость уже брала свое: еще немного помучившись, он провалился в тяжелый сон.
  
   Когда Саня проснулся, было светло. Значит утро или совсем день. Проснулся и лежал с закрытыми глазами. Рядом стыло пустое место. Женщина встала раньше и ушла. Должно быть по делам. Сейчас придет Бера. Саня плотнее зажмурил глаза. Медведица так часто будила его в этом доме, что наверняка не избежать...
   Он не хотел просыпаться, а уже проснулся. Что дальше? Завтрак. Потом разговор с Пелинором. Потом обед, потом ужин. Потом Эрика. Потом утро взбудоражит Бера... потом сто раз и еще сто раз. Зачем он только учился счету? Зачем знать цифры? Много и немножко - достаточно, чтобы жить.
   Кто-то вошел в комнату. Кот уже знал кто... Бера стояла молча. Только когда миновал длинный, длинный миг, Саня тревожно вскинулся:
  -- Что случилось?
  -- Тебя Пелинор зовет.
  
   Кот вскочил, как только вышла медведица. Всего несколько дней назад его смущал вид нарядной рубашки сервезского сукна и тонких кружев. Сегодня и рубашка и кружева не имели ровно никакого значения. Натянул, тряхнул руками, сверху надел и застегнул на все пуговицы вишневую бархатную куртку, пригладил пятерней волосы. Они все равно торчали, убрал их с лица и завязал в хвост. Зеркало послушно отразило мощный лоб, скулы подбородок. Санька пристальнее глянул в почти незнакомое лицо. Было странно, но некогда... внутри все свербело, в сердце тыкались мелкие иголочки. Он знал, что случилась беда, и уже предполагал, какая. Осталось, получить подтверждение у хозяина и господина этих мест. А дальше? Уже шагнув к выходу, он задержался, и присел на край кровати, как перед трудной дорогой, внутренне собрался, встал и, тяжело топая, двинулся на встречу с судьбой.
   Пелинор сидел в парадной зале. Рядом ни Беры, ни племянницы, даже из стражи никого. Медведище задумался лбом в кулак, не сразу оторвался от своей думки, и только, когда Александр дошел до середины залы, поднял тяжелые глаза.
   Санька остановился. Вспомнил, как впервые прикатили в крепость, как с перепугу хотелось кинуться на спину, подставляя мягкий живот, чтобы медведь не задрал ненароком. Как пытался унять непонятный внутренний бунт. Тогда Пелинор казался великаном. Сегодня, как будто, стал меньше ростом.
  -- Разговор долгий будет, - без предисловий начал князь. - Садись.
   Креслице стояло рядом с княжеским троном. Санька представил, как будет снизу вверх заглядывать медведю в глаза, а тот сверху вниз учить котейку уму разуму, и остался на месте. Но Пелинор не разгневался, не зарычал. Откинулся в кресле, еще помолчал, глядя в светлые глаза парня, и тяжело выдавил:
   - Они уехали. Стой! Молчи! Дослушай сначала. Я тебе врать не собираюсь. И хотел бы, да только хорошего из этого ничего не выйдет. Лучше сразу... Я их не отговаривал. У меня на то были веские причины. И не в Эрике дело. Оставим мою семью, не о ней речь. Хотя, счастье Эрики для меня стоит не на последнем месте. На, читай.
   Князь протянул Сане свиток голубиной почты. Кот с трудом развернул, туго скрученную бумажную ленту, и вгляделся в мелкие буковки.
  
   " Хранителю границы князю Пелинору.
   Земли красных медведей в центральном герцогстве находятся под Нашим постоянным и неусыпным контролем. От Вас, князь, зависит, дождутся ли они своего владельца в целости и сохранности. Спешу Вас уведомить, что внутреннюю границу, отделяющую Ваш участок Невьи от герцогского домена, на сегодняшний день контролируют егеря. Столь серьезные меры пришлось принять в связи с Веселым походом. Арлекины распоясались, став угрозой миру и спокойствию государства. Нам стало известно, что, по крайней мере, одна группа просочилась в приграничье. Вам, князь, вменяется в обязанность поимка и выдача арлекинов законным властям. Особе внимание прошу уделить котам. Разыскивается мужчина до тридцати лет. Его необходимо изолировать от остальных и передать в руки легата клира. Легат будет к Вам тотчас, по получении от Вас уведомления.
   Арий".
  
   Саня поискал глазами, куда кинуть послание. Свиток неприятно холодил руки. Показались когти. Не нашел и, не потянись князь забрать, кинул бы официальную бумажку на пол.
   Пелинор смотрел испытующе. А Саня вроде и не удивился, чем привел собеседника в замешательство. Откуда князюшке знать, что за котом уже не первый месяц гоняются. Может, и не за ними, конечно, но Сане от чего-то казалось, что за ними. Да и любому бы на его месте, наверное.
   - Я показал это послание Эду, - заговорил Пелинор. - Предложил, остаться здесь и переждать смуту. Он отказался. Дайрена было не остановить. Он всю жизнь прет против здравого смысла. Доигрался - бродяжничает. Конь и женщины слепо ему подчиняются. Все что я мог - это попытаться уберечь тебя.
  -- Не спросясь моего согласия?
   Плечи сами развернулись. Глаза в глаза... и медведь начал наливаться гневом. Губы сомкнулись в твердую линию. Побуровел, надвинулся на котейку.
   - Против вас вышла вся герцогская гвардия. Будь вы трижды арлекины - не справитесь. У твоих с позволения сказать друзей - свои планы. Дайрен вообще всех дергает за ниточки как умелый кукловод. Я просто обязан был спасти хоть одного из вас. Тебе судить и тебе решать, прав я или нет. Погоди, я еще не закончил. В приграничье, ты получаешь шанс не просто живым остаться, ты станешь моим первым помощником. Правой рукой. Власть, Александр, штука не только полезная, но и очень сладкая. Ты ее еще не пробовал. Как распробуешь, за уши не оттянуть будет. Что же касается Эрики... вижу, не все у вас ладно. Но Предками тебя заклинаю, не спеши. Жизнь длинная...
   И что тут возражать? И как тут возражать? Куда ни кинь - Пелинор кругом прав. И что Дайрен личность кругом темная - прав. И что впятером им с егерями нипочем не справиться... теперь уже вчетвером.
  -- Когда они уехали?
  -- Накануне.
  -- Что же... сразу-то не сказал?
  -- Ты устал. А важные решения следует принимать на свежую голову.
  -- Куда они поехали?
   - Не знаю. Они мне не говорили. Думаю, в сторону соседа подались. Через его земли можно выйти к неохраняемой внутренней границе.
  -- Шак ходит своими дорогами.
  -- Ты, разве, не понял? Конь ничего не решает. Эд всему голова.
   Саня вспомнил, как они сидели на поваленном дереве, переживая ужас первого отрыва от погони. Как Эд был напуган наравне с остальными. Как конь и только конь принял решение.
   Кот позволил себе усомниться, но подозревать князя в преднамеренной лжи не торопился. Сколько Пелинор видел арлекинов? Две с половиной недели. Мог и не разобраться.
   Всю дорогу до двери Саня ожидал сановного окрика. Но князь, не одернул зарвавшегося кота - проводил молча.
   За дверью стало как-то легче дышать. Санька привалился спиной к створкам. Глаза невидяще обежали коридор.
   Всяко выходило, что медведь прав. А товарищи что: обсудили послание герцога, прикинули, что к чему, и решили двигаться дальше без кота. Подхватят по дороге какого-нибудь бродяжку с ним и въедут на фест. Мало ли котов шляется по герцогству? Сорвался этот, другой сгодится.
   В душе ворочалась колючая, горше соли, чернее черной патоки, обида. Его-то почему не спросили?
   А по тому! В герцогской бумажке черным по серому написано: особо изловить кота до тридцати лет. И в Кленяках и в Венсе ловили. Не его конкретно, просто молодого кота. Вот многомудрые Шак с собакой и рассудили, что не прорваться им на фест с таким балластом. Котейку прихватят и им проходу не дадут.
   А раз так, он останется. Всем сразу сделает хорошо. Пелинор больше будет о Границе кручиниться, Бера пуще прежнего начнет привечать котика. Медвежушка реветь перестанет.
   В пору удавиться....
   В себя привели голоса за спиной. Саня так и стоял, привалившись к двери; рык Пелинора услышал, будто тот ему в ухо бубнил. И надо бы уйти, да с той стороны услышат. Нехорошо получится.
   Кот начал потихоньку отлепляться от двери. Голос Пелинора сменился взволнованной тирадой Беры:
  -- Что я могу с ней поделать? Она ревет, целую лужу наплакала.
   Это они об Эрике, - подумал Саня, но ошибся.
  -- Отправь ее в дальнюю деревню. Пусть поживет под присмотром. Быстрее успокоится.
  -- Она отказалась. Требует, чтобы я сказала, в какую сторону увезли Эдварда.
  -- Собирается, его догонять?
  -- Да, наверное. Зачем еще?
  -- Она беременна?
  -- Нет. Думаю, просто влюбилась.
   Разговор, определенно, шел не о племяннице. Тогда, скорее всего, о Сабине, подружке Эда. Кот уже нечувствительно отлепился от двери и на цыпочках пошел прочь. Прокрался шагов десять, свернул за угол и только тут дошло... Эдварда чего? Он не ослышался. Бера сказала не "уехал", а именно: увезли. Даже жаром обдало. Жаль, не остался дослушать. Если вернуться, точно заметят. Но можно попробовать иначе...
   Сабина жила в дальнем одноэтажном крыле дворца. Путаясь в переходах, Саня не скоро вышел в сумрачный длинный коридор с одинаковыми дверями, стукнул в первую - тихо. Пошел дальше, прислушиваясь и постукивая. То ли с пятой, то ли с шестой попытки отозвались. Кот шагнул в узкую темноватую комнатку. На полу, на пестром коврике сидела Мата, лошадка, подруга Шака. В руках у девушки топорщилась кожаная безрукавка. Мата прилаживала на нее крупную янтарную бусину. При виде кота девушка подпрыгнула, но работу из рук не выпустила, наоборот - подняла к лицу, будто закрываясь.
  -- Я ищу Сабину, - объяснил Саня, не понимая, чем так напугал девушку.
  -- Ее нет, - пробубнила из складок безрукавки Мата.
  -- Где ее искать?
  -- Не знаю.
  -- А кто знает?
  -- Госпожа Бера.
   Мата сидела, готовая сорваться с места и бежать. Она его боялась!
  -- Ты чего так перетрусила? - мирно спросил Саня.
  -- Я? Н-е-е-т. Вы не предупредили... я не ждала...
   Но безрукавку от лица не отводила. Поведение девушки, а главное отказ сообщить, куда подевали собачку, настораживали. А с другой стороны: получила Бера скандал с Сабиной и, скорее всего, заперла строптивую влюбленную девчонку в чулан. Пусть посидит, успокоится. А лошадку пугнули, чтобы неповадно было.
   Уже на пороге Саня поймал момент. Мата отняла от лица свое рукоделие. По всей левой щеке расползлась синяя опухоль. Раздутое ухо торчало в сторону баклажаном.
  -- Кто тебя так? - подскочил кот к девушке.
   - Я... сама. Я упала на лестнице, - пробормотала Мата. Из глаз покатились мелкие прозрачные слезинки. Вблизи Саня заметил, что синяк на щеке прочерчен четырьмя глубокими царапинами. Из мокрой ладони девушки выскользнул крупный чистый кусочек полированного янтаря.
   Кот решительно зашагал к себе. Нет, сначала в столовую. Время завтрака давно миновала, но оставаться голодным он не собирался.
   Там ему быстро накрыли, принесли вина. Отодвинув запотевший кувшин, Саня потребовал молока. Мажордом побежал исполнять без звука. Слуги вообще двигались где-то за спиной. И ни шепотка, ни словечка, даже шарканья слышно не было. Его окружили глухой стеной. Достучаться? А не появятся ли завтра на лицах не в чем не виноватых людей, отметины наподобие тех, что сегодня он видел у Маты? Осталось последнее средство для разрешения нехороших сомнений: пойти и поговорить с Эрикой.
   Медвежушки на месте не оказалось. Сидела же постоянно в своей комнате, слезы точила. Куда ее только леший унес?!
  -- Ты кого-то потерял?
   За спиной стояла Бера, спокойно и приветливо глядя Сане в глаза.
  -- Да вот хотел... Эрику прогулять.
  -- Давай, я тебе компанию составлю?
  -- Пошли.
   Они спустились в большой внешний двор и неспешно пошли в дальний конец обширного, застроенного пространства туда, где курчавился маленький садик.
   - Я сама его посадила, - объяснила медведица. - Хотела побольше развести - не получилось. Ни сил, ни времени не хватает. Столько забот. С одной прислугой с ума сойдешь. Девчонки мои вчера передрались.
  -- Кто?
   - Сабина с Матой. У одной голова разбита, у другой физиономия исполосована. Ревут, каждая в своем углу.
  -- Что это они?
  -- Бабские дела! Я особенно не вникала. Их главное - вовремя растащить. Остынут, помирятся.
  -- А... - протянул Саня.
   Кто б спорил! Разумеется - бабские. Только те полосы, что кот разглядел на щеке Маты, субтильная лапка Сабины нипочем не могла оставить, разве вот эта, большая, холенная, покрытая светло-золотистым пушком.
   Бера придержала Саню за локоть и кивнула в сторону круглой беседки:
  -- Пойдем, посидим.
   - Пойдем, - безразлично согласился кот, впервые с приезда в медвежью крепость, поймав себя на том, что совершенно не хочет Беры. Всякий раз, когда сталкивался с ней в тихом переходе или в светлой, заполненной людьми столовой, внутри дергался голый нерв, растравляя воображение. Присутствие Беры щекотало, заставляло постоянно оборачиваться в ее сторону, чувствовать ее рядом. А сегодня - ушло.
   Над беседкой растопырилось дерево с широкими тяжелыми листьями. Сквозь них почти не проникало света. Всего пара тройка солнечных пятнышек лежали на столике и под ногами. Саня задрал голову. Поймал глазом, воровато прокравшийся в полумрак, луч. Если смотреть, сильно сощурившись, он дробился на мелкие разноцветные волоски. Саня так в детстве забавлялся.
   Глазу стало жарко. Кот крепко зажмурился.
  -- Бера, что тут произошло? Я же чувствую...
   - Эд сцепился с Пелинором. Я не знаю, с чего началось. Застала уже конец свары. После того, что Эдди наговорил Владу, он просто не мог остаться в крепости. Я давно не видела Пелинора таким разгневанным. Он рвал и рычал. Эдвард выбежал из залы злой, даже губы побелели. А через час они с Шаком объявили, что уезжают. Прости, если тебе будет неприятно это слышать, но...
  -- Что?
   - Я спросила, как они собираются въехать на фест без кота. Эд сказал: обойдутся. Что от тебя одни неприятности. Что, наоборот, одни они скорее доедут. Думаю, не последнюю роль в такой поспешности сыграло послание герцога. Ты стал угрозой всего Эдова предприятия. Он, если не знаешь, не первый раз собирается в герцогский домен. Для аллари уже много лет туда закрыт свободный въезд, только во время Веселого похода... вот Дайрен и решил все и за всех. Прости его. У него страшная судьба.
  -- Ты о чем?
   - Это не моя тайна. Эдди сам строго настрого запретил рассказывать о своем прошлом кому-либо. Скажи, много он тебе говорил о своей жизни?
  -- Нет.
  -- Прости его, - повторила Бера. - И, если можешь, помирись с Эрикой.
  -- Я с ней не ссорился, - сухо отозвался Саня.
   - Я все понимаю... - Бера говорила, отвернувшись в сторону. В ее раскрытой ладошке золотой лужицей плавало солнечное пятнышко. - Можно ведь и так: вы с Эрикой заключите союз, а если не поживется, разойдетесь. Клянусь, никто не станет тебя удерживать.
  -- Зачем тогда все?
   - Пелинор требует соблюдения законности. Не скрою, да и чего, собственно, скрывать уже: у него очень серьезные планы. Далеко идущие. Но нужны сподвижники. Став мужем Эрики, ты получишь Родственное право. Влад, видишь ли, считает, что одной преданности делу недостаточно. Став членом семьи, ты получишь долю в богатстве Пелиноров. И заметь, невозвратную долю.
   Вот он - бассейн с проточной водой, вот - золотые горы на шелковых коврах, вот - рубаха, да не цыганского атласа - сервезского тончайшего полотна. И кружева до полу!
  -- А герцог позволит?
   - Ха! Когда большая часть людей из герцогского домена перебежит в Невью, а в княжествах начнется бунт, герцогу останется только уповать на милость Влада.
  
   Бера ушла, а Саня так и сидел в прохладной беседке время от времени, прихлопывая ладонью, прыгающих с места на место солнечных зайчиков. Ветерок шевелил широкие, позванивающие от собственной тяжести листья. Стрекотили в стороне кузнечики.
   Голова была тяжелой. Мысли не хотели вставать строем, копошились, переливаясь, будто тяжелое липкое масло. С ним уже один раз такое было...
  
   Мамка катала по столу тесто. Тятя заходил и выходил, непривычно тихо претворяя за собой дверь. Сестренка сидела рядом с Саней, привалившись с боку, и только вздрагивала, уже отплакавшись.
  
   Саня разминулся с Лилькой, которая пять дней назад отправилась на лесной рубеж проведать старшего брата и, разумеется, мужа. А кота, не раньше не позже, отпустили домой на побывку.
   Только что завершилась страшная по своему напряжению ловля. В одном месте сразу прорвались: молоденький глупый и добрый эрх и пара двуногих ящериц, ростом поменьше, но страшно свирепых и прожорливых. Эрх размахивал хоботом, вставал на задние ноги, но удержаться на них не мог, падал, налегая на передние, проседал головой до земли. Голодные ящеры кидались, норовя ухватить его за мягкие заушные складки. Другого уязвимого места у великана не было. Даже задницу прикрывал щиток из костяной брони. Вымя у самок пряталось среди твердых костяных чешуек.
   Эрху, - маленькое неразвитое вымя не сразу разглядели, - было жаль. Из-за правого уха уже текло, пятная кусты и траву. Но и подступиться, да просто отогнать двуногих говнюков никто пока не решался. Те шли нахраписто, цепляя когтями корни и выворачивая маленькие деревца. В стороны метались толстые шипастые хвосты. Брат Лильки, Яген, изловчился и кинул копье. Оно ткнулось хищнику в челюсть, но не убило, а застряло. Одной лапой зверь пытался дотянуться до болезненной помехи, другой норовил ухватить Эрху за лопушастое ухо; подпрыгивал, щелкал челюстями.
   Саня метался у самострелов. Недавно один умелец сообразил, как изготовить большие метательные машины. Деревянные части скрепили железными шкантами, отковали и привезли несколько коротких дротов. Только станины еще не успели подвести. Умелец предложил поставить самострел на вертящуюся площадку. Место для машин определили между двух скалистых выступов. Никто не знал, почему жители Дебрей валили именно в эту щель. Но им тут готовился надежный заплот. Если раньше люди обходились только ловчими ямами, да рукопашным боем, на будущее предполагалось закрыть весь участок самострелами. Знай, наворачивай пружину на ворот, целься и дави хитрую спусковую педаль.
   Но то - в будущем. Это самое будущее не только для молодой глупенькой эрхи, но и для людей сделалось вдруг туманным и, как бы, не обязательным. Одна ящерица еще трепала эрху за жесткое ухо, стараясь пригнуть к земле и дотянуться до мягкого. Вторая, развернувшись, побежала на защитников рубежа. А бегала он, как оказалось, очень и очень быстро. Двое не убереглись. Остальные кинулись врассыпную. Санька ужаснулся. Ящерица была и всего-то на голову выше самого высокого человека, но хлебальник - мамкина прялка влезет. Самострел лежал на боку, как раз приготовили устанавливать. Санька схватился за дрот, бросил - тяжел, и коротковат - ни метнуть, ни в ближнем бою махать.
   Пока кот метался, кто-то из защитников рубежа удачно кинул копье, оно застряло у зверя в ноге. И, началось! Заревев не хуже эрхи, ящерица пошла широким кругом, заметая по пути хвостом. Еще один человек попал под удар. Ящерица его тут же словила короткими передними лапами и потащила в пасть. Санька этого мужика знал и, увидев, как его сначала разорвало, а потом и вовсе разжевало, сам взвыл в голос. Под ногами валялись бесполезные тяжелые копья, коленчато изгибалась издевательски аккуратная самострельная машина.
   Чем ее поднял Саня? Не иначе единой ненавистью к прожорливой безмозглой твари, которая еще немного и до него, дорвется, потому что остальные защитники убрались за линию ловчих ям. Ее потом, конечно, загонят на колья. Только коту и раненой, орущей дурным голосом эрхе, оно будет безразлично.
   Но поднял, в запале даже не удивившись, неизвестно откуда взявшейся силе; пристроил толстое копье в паз, намотал струну на ворот, еще подвернул самострел и вдавил педаль до упора.
   Кто не видел, потом нипочем не верил, что на одно копье насели сразу две зверюги. Так получилось, что и вторая, бросив эрху, понеслась ловить защитников рубежа. Повезло Саньке, - как никому еще не везло на Границе, - одним выстрелом избавить от напасти и людей и себя.
  
   Кот откинулся головой на стенку. Сестренка пошевелилась, всхлипнула. Санька не винил раненую эрху, которую после отвели в большой загон.
   Молодых эрхов старались поберечь. Они легко приручались и жили потом бок о бок с людьми, работая по хозяйству, не хуже волов.
   Явившись на рубеж и повидав брата, Лилька пошла на дальний кордон, где нес службу Санька. Не один и не двое набивались к ней в провожатые. Только она всех обсмеяла, хуже - обхитрила, дурочка, и по тропинке убежала искать мужа одна. Шла так, шла до самых сумерек, да и сбилась с торной дорожки. А когда в темноте набрела на загон, даже обрадовалась, пролезла между широко поставленными кольями и заторопилась напрямик. Говорят, несколько раз успела крикнуть, позвать Саню...
   Эрха была не виновата. Лилька напугала глупую раненную скотину, и та ее затоптала.
   Мамка бросила скалку, подошла к Сане:
  -- Водички тебе принести?
  -- Не хочу.
  -- Сыночка...
   Женщина села рядом, прикорнув головой к его плечу. Сестренка опять всхлипнула.
   - Уйду я, - не открывая глаз, сказал Саня. - Иначе так и буду ждать, когда дверь откроется, и Лилька в горницу вбежит. Утром шаги во дворе услышал...
   - Это Олюшка прибегала. Ей как раз вчера пять исполнилось. Во дворе меня поймала и говорит, пусть, раз сестренки больше нет, дядя Саня теперь на мне женится.
  -- У-у-у... - взвыл Санька. Мать обхватила его за плечи:
   - Иди сыночка, белый свет посмотри. Может, родную свою кровь где встретишь. Только нас не забывай.
  -- Мамка, зачем люди любят друг друга?
   - А зачем они дышат? От Бога оно. Перемоги, сыночка, и новое дыхание откроется. Только нас не забывай...
  
   Глава 2
  
   По зеленому, бархатистому на ощупь сукну в беспорядке рассыпались книги и всякие безделушки, включающие государственную печать; на самом краю в критической точке балансировал тонкий стеклянный кувшин с остатками вина.
   Вчера герцог позволил себе выпить сока виноградной лозы, о чем жалел и по сей момент. На утро, после даже незначительного возлияния, его начинала трепать жуткая депрессия. Мир погружался в пучину. Хотелось, не поднимаясь с места, одним мановением крушить и ломать. Еще лучше - мучить. И смотреть в глаза жертве, дабы убедиться, она тебя видит и ненавидит. Тех, кто быстро ломался, Арий уничтожал немедленно. Тех, кто сопротивлялся, герцог тянул как дорогой напиток - по капельке. И уже полным торжеством, - означающим выход из перманентной депрессии, - было, когда такой упрямец падал к ногам своего палача, умоляя о пощаде или, что практически одно и тоже, о смерти.
   Как еще мало он правит, - уныло размышлял Арий, - всего каких-то двадцать лет. За такой короткий срок невозможно вытравить у людей привычки к сонному, тухлому отвратительно пресному существованию, когда все заранее известно, когда кругом мир благодать и ласковый покой. Не разверзнутся небеса, не обрушится на беспечную голову смерть. Не прогремит, завораживающее слово герцога, и, как родился, так и будешь копошиться в собственном углу. Да, разумеется, прихорашивая его, да, разумеется, прикипев сердцем к покою, уюту и бесконфликтности существования, обеспеченным аллари-господином, которого любишь, или хотя бы терпишь.
   Как можно проникнуться любовью, - да просто доверием, - к нелюдю!? Разве можно вообще хоть кому-нибудь доверять? Должно трезво мыслить, прогнав морок покойного приятия жизни и призвав в судии режущий нерв смерти...
   Он никогда не подпадет под очарование нелюдей и самой земли, вскормившей аллари. Она их не рождала, но приняла, ведь, не отвергла. Как впрочем, и людей...
   Крен герцог Арий знал, что аллари проникли сюда из другого мира, оседлав поток межпространственного вихря. Они убегали от людей! Нелюди! Неполноценные, недостойные жить существа!
   Пора было остановиться. Накрути он себя еще немного и придется идти в подвал. Там в путанице катакомб пряталась камера пыток, в которую водили неугодных. Наружу из них не вышел ни один. А жаль, между прочим. Пойди молва гулять сначала по переходам замка, потом по городу, а там и по всему герцогству, его, Ария, еще больше бы стали бояться. Но ему это пока запрещено. Ему! Герцогу ... и запрещено.
   Сознание не желало мириться с таким унижением. Однако Дух Башни, обитающий в вязкой темноте, единственной комнаты верхнего яруса, к которой вела лестница в сто двадцать девять ступеней, имел пока над герцогом неограниченную власть.
   Внезапный неистовый гнев толкнул кувшин. Вино плеснуло внутри синего стекла. Сосуд накренился, но не упал, а, пролетев с метр по воздуху, вдребезги расшибся о лазуритовую колонну, - когда же, наконец, можно будет избавиться от этого пронзительно-синего камня! - вино кровавой лужей растеклось по полу.
   Под всеми четырьмя колоннами по мрамору расползались темные разводы. Вино впитывалось в пористый камень, не желая отмываться. Герцог нещадно наказывал слуг, но они просто не могли - все как один стоя на коленях, клялись, нет, сначала драили мрамор, стирая руки в кровь, а потом клялись, что отмыть вино невозможно - и действительно не могли, ему ли не знать. Наказывая, он тем самым избывал свою ненависть к аллари и презрение к людям.
   Крен герцог Арий был ни то ни другое. Он был единственным в своем роде...
   Не единственным! Это - второй после наличия Духа Башни момент, вызывавший ту самую перманентную депрессию. Кроме него где-то жили еще двое. Все они - дети Солара. Брата Крен немного помнил. Сестру - нет. Но точно знал, что они живы и имеют сношения с Духом.
   Отец им является и тоже отдает приказы? И они так же дрожат и испытывают страшное унижение? Или, наоборот, благоговея, ползут в темноту на брюхе, чтобы вернуться счастливыми, с подачкой в руках? Или в лапах? У брата были тоненькие полупрозрачные кисти с аморфными пальчиками. Потом они превратились в нормальные, человеческие руки.
   Воспоминания смущали и заставляли опасаться, давным-давно исчезнувшего из его жизни родственника.
   Отца их Солара даже в мыслях Арий чаще именовал Духом Башни. А людям подсунул, как бога Светоноса - замечательное, несущее надежду имя! Отец изволил подать по этому поводу одобрительный смешок.
   Арий не мог сбросить со счетов существование брата и сестры, о которой, кстати, вообще не знал, где она и кто, но не оставлял надежды найти и уничтожить. Если Дух позволит... если сестра не найдет его первой. И кто знает, какие способности имеются у этой не известной ему суки, вышедшей из непарной с ним икринки. Ее пару мать успела съесть. Нет бы ей поторопиться, и слопать еще двоих. Дух опередил...
   Герцог раздраженно огляделся. Все в зале напоминало прежних властителей. Аллари, - уже практически объявленные проклятием герцогства, - некогда тут были господами, опорой и сутью. Они и сегодня, дай им, волю, жить и плодится, остались бы сутью, и продолжали безнаказанно и бесконтрольно черпать силы в ментальном поле континента.
   Дух считал, что тем самым они ослабляют ментал, следствием чего в недалеком будущем явятся катаклизмы, способные уничтожить сам материк, а значит и людей. Случись такое, Арию тоже не останется места в действительности.
   Крен всегда верил Духу, однако... что-то тревожило в столь безапелляционной позиции; мерещился некий второй план, который Солар старательно скрывал от своего сына, одновременно заставляя его насаждать новый божественный культ.
   Для чего?! Арию катастрофически не хватало понимания мотивов Солара. Спросить по понятным причинам он не мог, в умозаключениях зашел в тупик, искать же ответа у людей... он что свихнулся?
   Несмотря на все его усилия, люди по примеру аллари в большинстве своем как почитали, так и почитают предков. И еще долго будут. Даже, несмотря на то, что время от времени сам Арий демонстрировал им чудеса, посланные якобы богом Светоносом. А почему, собственно, якобы? Всему, что умеет, сын научился у отца.
   Опять колыхнулось мучительное беспокойство: а вдруг Солар как подачку кинул ему маленькую толику знаний, отвалив неизмеримо большую долю двум другим детям? Оставил их в резерве, чтобы, случись в том надобность, - не оправдай Арий его ожиданий, - сбросить его со счетом и ввести в игру свежие фигуры?
   Крен проделал огромную работу. Он изворачивался, вдохновенно лгал, влезал в доверие к высшим аллари, подкупал мелких сюзеренов, а за их спиной запугивал людей. Иногда сил совершенно не оставалось. С помощью хитрых приемов, которым научил Дух, можно было добиться многого, но не всего!
   Крен часто стоял на грани поражения. Иногда ему приходилось отступать, затаиваться, чтобы, отлежавшись, начинать все с начала. Он многого добился сам. Сам! Что бы там ни толковала ему вязкая темнота башни. Он забрал всю власть в герцогстве. Столица его боготворит. Люди носят на руках. Заложен новый храм Светоноса...
   ... и беспокойство, которое заставляет пить по вечерам, а утром по крупицам собирать силы, дабы не сорваться, не загрызть кого-нибудь походя.
   Он сейчас поднимется и пойдет в пыточную, иначе свихнется. Хотя... есть, как то ни странно, один человек, с которым можно поговорить. Он безопасен. В будущем Арий так и так от него избавится.
  
   * * *
  
   Игорь шагал по коридорам дворца экономной походкой военного. Стражники поднимали руки в приветствии. Пара - дальше голые, поблескивающие полированным камнем стены, дальше - следующая пара. Салют, поворот... дальше...
   Он свернул в тупик, сделал еще несколько шагов и уткнулся лбом в холодную гладкую стену. Надо было перевести дыхание. Иначе...
   А что иначе? Что ты можешь сделать? Куда побежишь? И надо ли?
   Герцог обещал возвращение. Он может вернуть его домой. Игорь был свидетелем настоящих чудес, которые тот творил. Но не возвращал. Тянул, отговариваясь, неподходящим временем, обстоятельствами, погодой...
   Или он не может? Тоже много раз себя спрошено, поскольку, ни герцогу, ни кому другому такого вопроса не задашь. Только заикнись, не исключено, отправят тебя прямиком в подземный каземат. Никто почти о нем не знает. Разве - стражники, которые там и живут. Но, если стражник начинает возмущаться, - даром, что все они немые, - его самого заводят за толстую окованную железом дверь. Остальным же говорят, что отпустили.
   Так и меня, когда-нибудь, - подумал Игорь, распластываясь по холодной стене, - намного проще и дешевле, нежели отправлять, или переправлять, или, что там Арий обещал, через временнопространсвенную преграду. С печи до порога - вот и вся дорога.
   Но другой возможности вырваться не будет. Никогда уже не будет!
  
   Еще колеся по дорогам герцогства в компании Шака Апостола и двух рабов, Игорь заподозрил, что возврата нет и быть не может. Аборигены не знали пути из этого Мира во вне. Они вообще не имели четкого представления о существовании каких-либо иных Миров.
   Да, была Граница, но что за ней, никто не ведал. Возможно, ученые мужи Сарагона могли помочь Игорю. Шаку тоже надо было в университет. Они ехали и строили планы.
   А потом случилось страшное и необъяснимое предательство, разрушившее не только жизнь, к которой Игорь начал помаленьку привыкать, разрушившее веру буквально во все.
   Человек, которому Игорь безоговорочно доверял, не просто предал - подставил Игоря и еще двоих под верную смерть, спасая тем самым собственную шкуру.
   Ах, да, не человек, разумеется. Арий потом неоднократно поправлял Игоря. Не человек! Запомнил? Они не люди. Они ненавидят людей, считают их ниже животных. А что так долго таскал тебя за собой - военная хитрость. Твой конь прекрасно знал, что его брат беглый каторжник и, что, взявшись ему помогать, он сам становится вне закона, вот и прикрывался доверчивыми людьми, как щитом.
   Арий нашел Игоря, когда тому оставалось всего несколько вдохов до последнего, полного и вечного отдохновения. Но герцог против всякой логики, не убил человека, оказавшего яростное сопротивление, наоборот, велел лечить. Только когда Игорь окончательно пришел в себя, герцог рассказал ему всю правду. Не просто рассказал, привел свидетелей.
   Игорь сопротивлялся очевидному до последнего. Однако личность Ария и его неповторимое обаяние сделали в конце концов свое дело: Игорь поверил, а, поверив, стал служить герцогу верой и правдой. Тем более... тем более, что Арий туманно намекнул, дескать, при определенных обстоятельствах, попытается вернуть человека в его собственный Мир.
   Как же это было давно! Игорь сначала уверовал вполне и безоговорочно, безоглядно. Перед глазами каждый день творились настоящие чудеса. Их можно было потрогать руками. Их видели все. Через такое не перешагнешь, не выкинешь за плечо, не отплюешься. Оно есть и заставляет тебя уверовать не только во всесилие, но и в... непогрешимость, чудотворца.
   Не поздно ли спохватился? - хмыкнул Игорь. Тогда надо было сомневаться. Что сейчас-то, по прошествии без малого двадцати лет, оглядываться, а пуще, руками махать?
   Плечи безвольно опустились. Холод камня проник внутрь. Тряхнуло ознобом. Стоило поторопиться. Герцог не любил ждать. А по утрам он был не просто невыносим - противен.
   На кой ляд нарываться, если в дальнем крыле замка ждет аккуратная холостяцкая комната? Размеренная жизнь, порядок...
   Игорь оторвался от стены и, четко развернувшись, двинулся в парадный зал, куда его каждое утро вызывали для доклада.
  
   - Разберись, - буркнул Арий, двинув к нему горку тонких свитков. Игорь подошел, начал разворачивать исписанные микроскопическими буковками послания голубиной почты.
   Это человек первое время даже забавлял герцога. Он тогда был пестрый, как яйцо кукушки. Пестрый и лысый. Но забавляла не столько его экстравагантная внешность, сколько - младенческая, даже какая-то болезненная доверчивость. И до восшествия на престол и после Арий имел возможность убедиться в силе собственного обаяния. Однако Игоря он считал своим особым достижением. Уверовав во всесилие нового хозяина, человек выболтал ему все не только о своей жизни там, в другом Мире, но и тут. Не напрягаясь, Арий обогатился новыми знаниями о змеях, о восточных окраинах герцогства, о многих своих эмиссарах, - нужно ли говорить, что часть из них незаметно исчезла, а им на смену пришли новые, куда более жесткие, - о западных соседях, наконец. Солар не баловал сына откровениями. Разведка при прежнем герцоге была поставлена из рук вон плохо. Да и зачем аллари было содержать и совершенствовать разведкорпус? Они больше полагались на чутье.
   А человек их все равно перехитрил!
   Игорь разбирал последние свитки. Герцог немного расслабился на своем троне. Старый арихалковый он распорядился задвинуть далеко в угол, объявил реликвией и даже близко старался к нему не подходить. Боялся? Ничего подобного! Он его не боялся. Людям старый трон объявили реликвией. Руками не трогать и - все!!!
   Придется или нет спускаться в пыточную? На минутку вроде отлегло, но вновь накатило, зудящее между лопаток раздражение. Начальник замковой стражи успел разозлить своей медлительностью.
   Этот, пожалуй, продержался дольше остальных, - в который раз постарался остудить себя Арий. Все люди, когда-либо стоявшие у трона, успели рассредоточиться по эту и ту сторону бытия. Причем, на ту сторону герцог отправлял с большей охотой. Иногда приходилось, смирив, граничившую с яростью неприязнь, улыбаться и дарить бывшему сподвижнику очень и очень отдаленные земли.
   Игорь поднял от бумаги недоуменный взгляд, потом наклонился над листочком и еще раз перечитал.
  -- Что там? - нетерпеливо крикнул герцог.
  -- В этих - отчеты. Ничего особенного. А тут всего несколько слов...
  -- Читай.
   - "Он в Невье, - запинаясь, начал разбирать буковки Игорь. - С ним тот самый конь и какой-то собака".
   Герцога внезапно сорвало с места. Он выхватил из рук начальника стражи записку, глянул на две неровные строчки и, будто влекомый ветром, легко прошелестел мантией вдоль первого ряда колонн. Игорь давно не видел синьора в таком возбуждении. С пальцев Ария срывались мелкие белые искорки. Вокруг светлых вьющихся волос потрескивали разряды статического электричества. Пробежавшись, герцог встал и обернулся. В лице ни кровинки.
  -- Что еще?
  -- Ничего, - развел руками Игорь.
  -- Иди.
  -- Какие будут приказания?
  -- Убирайся!
   Игорь развернулся и, печатая шаг, двинулся мимо, непонятно чем обозленного правителя. Высочайший гнев его больше не пугал. За время службы он успел хорошо узнать привычки и повадки герцога. Кровавую пакость тот мог учинить в расслабленном состоянии, закиснув в болоте депрессии. Когда ситуация требовала мобилизации, Арий оживал, превращаясь в умного, четко мыслящего, деятельного и крайне рационального человека.
   - Стой! - хлестнуло в спину начальника замковой стражи. - Командира егерей, интенданта, обоих тайных советников и председателя Клира - ко мне! Хотя, нет, этого звать не надо. Иди.
   За порогом залы Игорь первому же караулу приказал бежать с поручениями, а сам пошел на голубятню.
   На кой ляд, спрашивается, ставить стражников на каждом углу? Куда ни повернешь, везде торчит парочка. На случай, если, начальник внутренней охраны, например, измену замутит? А вот и мимо. Если означенный начальник и задумает, что недоброе, герцог наш, Его Светлая Светлость, тут же унюхает. Странно, опять же: человек, а чутье как у нелюдя. А как последних аллари в герцогстве повыведет, вообще один такой останется. Еще башня... зачем он туда бегает? За директивами, что ли? Туда несется - в глазах страх. Обратно шествует - полная уверенность в завтрашнем дне. Однако Игорь давно заметил, что посещения башни даются герцогу очень и очень трудно, будто на веревке его туда тащат. А веревка та наподобие колючей проволоки.
   Но магия-то у него настоящая... как и та, с помощью которой Шак повозку над океаном прогнал и вынырнул в овражке на границе центрального герцогства и воинственного Аллора.
  
   Ненависть, недоумение, черная обида - трудно сказать чего больше бродило в душе Игоря, когда он очнулся, и выяснилось, что Шак их бросил, подставив под удар егерей. Два года вместе; из таких переделок выходили, какие только в авантюрных романах в родном мире встречались. Где тот мир? Где те романы? Сегодняшняя жизнь затерянного в пространствах человека, - имя которого и произносят-то тут, не смягчая, - сама похожа на роман. Это если смотреть со стороны. А если изнутри - рутина, скучная до зубовного скрежета и в тоже время опасная, как хороводы с волками.
   Однако он к ней успел привыкнуть. Ведь, чего боялся, когда шел на утренний доклад? Правильно, что отправят в пыточную. Отсюда и мысли о возвращении, о невыполненном герцогом обещании, о бренности нынешнего существования. Миновала опасность, и сразу в глаза полезли, бестолково натыканные по углам часовые.
   Вообще задумываться о своем житье-бытье Игорь начал только в последние годы. Первое время все силы уходили на вживание. Необходимо было продержаться до возвращения. Потом он привык. В его жизни мало что происходило. Он практически не покидал дворца. С утра ждали служебные обязанности, развод караулов, отчеты, проверки. Голубиная почта тоже была в его ведении. Немало сил ушло на наведение хоть какого-то порядка в дворцовом хозяйстве.
   Прежний герцог придерживался либеральных взглядов. Все службы дворца жили и работали в пределах традиций. И как-то ведь справлялись. Игорю трудно было представить, что бы тут началось, отмени он ежедневные разводы и отчеты. Да людишки бы к обеду разбежались. На поварне устроили бы пьянку. На конюшне - вертеп. Голубятня еще! Хотя, там Игорь давно уже пристроил своего старого товарища по скитаниям. Сун, что в рабах, что в птичниках оставался точным и прилежным до занудства.
   Или при герцоге аллари все во дворце вертелось, подчиняясь примитивному зову совести? Нет! Не могло огромное, сложное дворцовое хозяйство, - все как один, - следовать чистым душевным порывам. Людьми всегда правил страх, а управляла корысть.
   Или сейчас правит страх, а прежде что-то другое? Игорь вспомнил, как они выходили с Шаком из лесов, как давали первые представления в затерянных городках, в темных деревнях. Как им было весело, страшно, голодно и тревожно. Как однажды попали в деревню изуверов и все бы погибли, не явись им спасением неуклюжий толстый застенчивый Ири. Шак до утра погонял, отрываясь от страшного места, а после чуть не прибил Игоря за то, что тот назвал его Апостолом, но выспросил, понял и даже принял новое имя.
   И тот же Шак с холодной расчетливостью послал своих товарищей на смерть? Но герцог же привел свидетелей. Они подтвердили: конь загодя подготовился к встрече с братом, оставил Игоря и двух бывших рабов отвлечь егерей на себя, а когда запахло жаренным, ушел в свободный прыжок, забыв, о товарищах, вернее, предоставив выкручиваться самим.
   Спасибо герцогу, не отдал палачу, даже оставил при себе, позволив отслужить...
   Сун чистил лотки для корма. Он состарился. Плосковатое, смуглое лицо напоминало кусок сухого дерева. Светлые раскосые глаза слезились.
  -- Здравствуй.
  -- Здравствуйте, господин начальник, - поклонился бывший раб.
  -- Да брось, ты.
  -- Господин начальник хочет получить отчет?
  -- Нет. Я просто так зашел. Как живешь?
  -- У меня все хорошо.
  -- От Ири есть вести?
   - Да. Он прислал привет на словах и пирог. Пирог дожидается Вас. Я его сейчас принесу.
   Сун вышел, протопал вниз по лестнице, потом вверх, плечом открыл дверь, и предстал перед Игорем с небольшим плоским пакетом, который торжественно держал обеими руками.
  -- Когда пришла посылка?
  -- Три дня назад. Я просил, чтобы Вас известили.
  -- Я ничего не знал.
   Ему не передали. Забыли, должно быть.
  -- А кого ты просил?
  -- Вашего второго заместителя.
   Тогда, понятно. Мерик абсолютно на все испрашивал позволения у герцога. И не лень ему было, за каждой чепухой бегать в парадный зал и ползти, елозя на брюхе, к трону. Мерзковато, но герцог его не гнал, значит - так положено. Не исключено, Арий даже гневается на самого Игоря, за манкирование традициями.
   Игорь развернул несколько слоев плотной бумаги, откинул в стороны листья мананы, в которую заворачивали продукты для длительного хранения, и увидел небольшой, в две ладони, но пышный, румяный пирожок.
   Ири, перебивающийся в первое время при дворе, уже лет пятнадцать как обосновался в отдаленном южном княжестве, обжился, приспособился к новому хозяину, дослужившись до шеф-повара. О себе он много не распространялся: жив, здоров, чего и вам желаю. Как дела, как здоровье Его Превосходительства Начальника Внутренней Стражи? Всем привет. Сун отвечал примерно так же. То был не обмен новостями, а, фактически, извещение о том, что они пока живы.
   Интересны ли они Игорю? Разумеется. Только эти двое сохранили память о недолгих годах свободы на земле аллари.
   Игорь не впервые мысленно так именовал герцогство, и каждый раз вздрагивал. Давно и прочно укоренилось: аллари - угроза людям. Самому существованию людей. Угроза ему, Суну, далекому, почти забытому Ири...
   - Растолстел, поди, как кадушка, товарищ-то... - Игорь запнулся, не зная как поточнее сказать. Надо бы: наш, а язык сам норовил выговорить: твой.
   - Нет, господин начальник. Ири стал очень тонкий, он мало ест. Зачем много есть, когда еда всегда рядом?
   - Ты так много слов сказал, что я запутался, - с натугой пошутил Игорь. - У тебя самого-то как дела?
  -- Хорошо.
  -- Заладил! Что хорошо-то?
   - Чем больше я Вам расскажу, господин начальник внутренней стражи, тем больше мне потом придется повторять.
   - Кому?
  -- На еженедельном допросе, герцогу.
   - А, - у Игоря загорчило во рту. Разумеется. Он просто выпустил из виду. Раз в неделю герцог собирал старших слуг и спрашивал, о делах, о доме, о детях. Игорь был далек от мысли, что тем и кончалось. Герцог задавал и другие вопросы. Но не выпытывал же он у прислуги каждое слово!
  -- А ты не говори, - легкомысленно предложил он старому товарищу.
  -- Это невозможно, господин начальник внутренней стражи.
  -- Почему?
  -- Он смотрит и спрашивает. Ему нельзя не ответить. Солгать тоже нельзя, не возможно.
  -- И что, люди выбалтывают все подряд?
   Сун не ответил, но так красноречиво посмотрел на Игоря, что тот спохватился: действительно, чего пристал к человеку.
   Они разрезали пирожок и начали есть. Сун аккуратно отламывал и клал в рот. Игорь кусал. На камзол сыпались крошки. Пирожок был потрясающе вкусным. Герцогская кухня оставляла в смысле изыска желать лучшего. Синьор не переносил соли и специй, отсюда: вся пища была пресной до отвращения. Каждый подсаливал для себя, но это было уже не то.
   Игорь давно уже не задумывался над странностями, происходившими в замке. Он привык. Даже к собственной изоляции привык. Друзей у него так и не завелось. За истекшие годы, несколько раз завязывались какие-то теплые отношения, но люди, с которыми он сходился, очень быстро исчезали из дворца. Их отправляли на новые места службы или жительства. Досадно, но так сложилось. Из всех, кого он давно знал, остался только Сун. Но, поселившись при голубях, тот стал страшно неразговорчив. Игорь относил это за счет полученной травмы. Суну в том памятном бою под стенами Сарагона пробили голову. Он вообще долго не мог говорить. Потом научился, но прежних вольных бесед между ними уже не случалось.
   - Я обязан доложить господину начальнику внутренней стражи, - заговорил Сун, доев и утерев рот салфеткой. - Голубь, который сегодня вернулся из Невьи, заболел.
  -- И что? - вяло отозвался Игорь.
   - У нас всего две таких птицы. Если эта умрет, некого будет послать. Герцог может разгневаться.
  -- Так обучи другого летуна.
   - Это невозможно сделать быстро. Я пробовал. За последний год, птиц, которые могли бы летать в приграничье, не встретилось ни одной. Герцог может разгневаться, - с легким нажимом повторил Сун.
   - Хорошо, я завтра доложу Его Светлости о твоих трудностях. Н-да, если птичка сдохнет, действительно могут последовать санкции. Пробовал лечить?
  -- Пробовал. Ее ранили.
  -- Кто?
  -- Я не знаю. Наверное, хищник.
  -- Ладно, лечи. А я завтра доложу.
   Сун склонился в прощальном поклоне. Игорь спустился по дребезжащей витой лесенке и вновь оказался в, облицованных полированным камнем, коридорах и переходах.
   "Он", упомянутый в голубиной почте, которую сегодня читали у герцога, обретался, получается, в Невье. Еще - известный конь...
   Восточным приграничьем заправлял князь Пелинор. Как ни оторван был Игорь от жизни, но и он знал, что опальный медведь находится не в лучших отношениях с короной. И это еще мягко сказано. Последнему забулдыге известно: коснись нога князя земли герцогского домена, его тут же схватят и казнят. Медведь так насолил короне, что с ним даже формальных разборок не случится. А чем насолил, никто толком не ведает. Ну, провинился его младший брат перед Клиром, так то - брат. Однако и Влад Пелинор был вне закона.
   Оно мне надо? - подумал Игорь. - Путаться в хитросплетениях заговоров, ломать голову над чужими, кровавыми загадками? Есть служба, есть свое место во дворце. И так ли уж страшно, что не отправят назад? Разумеется, иногда подступает комок к горлу и, хоть сдохни, хочешь домой.
   По коридору к нему бежал личный посыльный герцога.
  -- Господин начальник внутренней стражи!
  -- Слушаю.
  -- Его Светлость срочно требует Вас к себе.
  -- Что случилось?
  -- Его Светлость срочно требует Вас к себе.
   Спрашивать бесполезно. Его подчиненные, как и вся остальная обслуга, изъяснялись очень лаконично. Раньше это в глаза не бросалось. Игорь сам в последние годы привык обходиться в минимумом слов. Но его-то на еженедельные допросы не таскали. Его-то под гипнозом не пытали! Значит, "языковая среда" сыграла с ним затяжную шутку, под которую он, сам того не замечая, мимикрировал, превратившись в вышколенного, тупого и верного исполнителя воли герцога - в царедворца без страха и упрека.
   Стоило поторопиться. Игорь спустился в подвал и пошел напрямик через катакомбы. Он сюда редко забредал, главным образом из-за наличия в подвале привидений. Начальник внутренней охраны прекрасно знал, что они совершенно безвредны, однако, сторонился, да и побаивался в глубине души, иррациональным страхом ребенка, попавшего в страну колдунов.
   Впереди мелькнул клок плотного белого тумана и, мазнув стену, зацепился за угол. Игорь замер. Чего, казалось бы: топай по своим делам. Туман не укусит, похолодит голую ладонь, если подставишь. А за три шага вообще - ничего. Но нахлынуло вдруг нечто...
   Тут разгуливают прежние хозяева? Но герцог как-то просветил, что аллари не принимают посмертных обличий, это - исключительно человеческая прерогатива.
   Клок тумана всосался в узенький черный коридорчик. Даже пламя свечи не шелохнулось. Игорь перевел дух и пошел дальше. Оставался еще один переход шагов в десять и - все.
   За спиной долго тихо вздохнуло.
   О своей прежней жизни начальник дворцовой стражи в последнее время вспоминал редко. По правде сказать, та жизнь стала забываться, плотно подернувшись новыми впечатлениями: будто на тусклую затертую гравюру наложили яркую переводную картинку. Изредка, разве, выскакивало слово или понятие, о котором он иногда уже не мог с точностью сказать, что оно обозначает.
   Это привидение коснулось, догадался Игорь, сворачивая от развилки в сторону лестницы
   - Почему так долго? - крикнул герцог.
  -- Я проверял посты и службы, Ваша Светлость.
  -- Какие?
  -- Караул и голубятню.
  -- Голубятню? - глаза Ария сощурились и стали похожи на два тонких холодных лезвия.
  -- Она входит в мое подчинение, - пояснил Игорь.
  -- Почему именно сегодня?
  -- Прочел утреннюю почту и вспомнил, что давно туда не заходил.
   А глазки- то... того. На шее появилось легонькое покалывание, как в жару перед грозой. Захотелось, чтобы господин отпустил. Ворохнулось чувство беспокойства и... беспомощности.
   От приведения шарахнулся, теперь очко перед герцогом сыграло. С чего? Игорь давно и прочно уверился, что Арий друг. В смысле - не враг. Во время утренних докладов герцог обычно сидел расслабившись и только изредка, что-нибудь уточнял. Сегодняшний разговор больше походил на допрос.
   Какого черта! Игорь прямо глянул в глаза Ария, и тонкие холодные лезвия будто обломились. Померещился даже едва уловимый надтреснутый звон.
   Герцог уставился в стол. Голос стал почти что прежним, только холодным, вот-вот ледышки изо рта посыплются:
  -- Что на голубятне?
  -- Одна птица вернулась раненой.
  -- Уничтожили?
  -- Нет. Смотритель голубятни пытается ее лечить.
  -- Он так любит этого голубя?
   - Смотритель говорит, что птиц, которые знают дорогу в приграничье, всего две. Одна ранена. Одна в запасе. Обучение новых, займет очень много времени.
   - Что! Горностай не может лететь? Почему ты мне не доложил тотчас! - герцог выскочил из-за стола, взмахнул широкими рукавами и даже продемонстрировал свои детские кулачки. Бумаги на столе сами собой поехали в разные стороны, дробно покатилась печать. Игорь отшатнулся.
  -- Ваш посыльный застал меня как раз, когда я покидал голубятню.
  -- Когда птица сможет летать?
  -- Вряд ли она быстро встанет на крыло, - осторожно проговорил Игорь.
  -- Кто ее ранил?
  -- Неизвестно. Смотритель считает, что на нее напал ворон или сокол.
   - Почему в самом центре герцогства остается возможность для случайности?! Я вас спрашиваю?! Государство должно работать как часы. Ты понял?
  -- Ваша Светлость прикажет переловить всех хищников в стране?
   - Ты позволяешь себе шутить?! - герцог снизу вверх скосился на начальника внутренней стражи. Голос стал вкрадчивым. По коже Игоря опять поползли колючие искры.
   - Я не знаю, что делать, Ваша Светлость, но выполню любой Ваш приказ. - начальник дворцовой стражи вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. Осталось, быстренько изобразить тупое повиновение.
   И стало скучно. Будто в спектакле, который вызывал настоящее сопереживание, случилась фальшивая сцена. Ты перестал чувствовать себя участником действа, сделавшись посторонним наблюдателем, которому жаль уходить с середины, хотя надо домой, или в буфет, или в туалет...
   - Любой приказ? - ядовито переспросил герцог. - Замечательно. Вылечи больную птицу! Что кривишься? Не можешь? Ничтожество! Я много лет держал возле трона лживое ничтожество.
   Ария вдруг сложило пополам. Он слепо побрел на подгибающихся ногах, схватившись руками за живот.
  -- Ваша Светлость! - подскочил к нему Игорь.
  -- Убирайся!
  -- Позвать лекаря?
  -- Убирайся. Иначе лекарь понадобится тебе!
   Он уходил в сторону малой галерей, которая вела в башню. Даже со спины было видно, что ему больно, и что его тащит туда посторонняя сила.
  
   * * *
  
   - Ты придумал, как отправить почту в приграничье? - Арий ерзал на троне, будто в сидение натыкали гвозди.
  -- Если дело терпит, можно послать гонца...
   Игорь пытался заснуть и уже почти преуспел, когда его грубо подняли с постели и, считай, под конвоем привели в личный кабинет герцога, бывший некогда библиотекой правителя аллари.
   Полки с книгами раздвинули, точнее, задвинули в дальний угол. Посередине квадратной комнаты остался очень красивый широкий стол и два кресла. У стены примостилась лежанка под вышитым зеленым покрывалом.
   Успевший за время пробега по дворцу проснуться и даже не на шутку встревожиться, Игорь не сразу сообразил, о чем его спрашивают. А когда сообразил, брякнул, первое, что пришло в голову.
  -- Не можно! Тебя что подвесить вверх ногами, чтобы кровь к голове прилила?
  -- Только голубь, Ваша Светлость?
  -- Думай!
   Мысли ворочались с натугой. Хотя...
   Когда герцог, будто его прохватило, рванул в башню, Игорь просто так, исключительно для себя, прикинул несколько вариантов выхода из сложной ситуации. Почему только для себя? По тому, что его советов обычно не спрашивали. Наоборот, пресекали инициативу, мотивируя тем, что он де незнаком с местными обстоятельствами, нравами и задачами текущего момента, историей Алларии, прогнозом погоды... Потом явились постоянные обязанности и заботы, да и активничать расхотелось. Жил себе и жил.
   Не иначе, какие-то флюктуации в атмосфере происходят: съехавший с ума из-за паршивой птицы герцог, зачем-то будит, давным-давно по жизни заснувшего Игоря, и заставляет мозгом думать.
  -- Как я понял, голубь прилетел из Невьи... - осторожно повел начальник дворцовой стражи.
  -- Ну!
  -- Там сидит Пелинор.
  -- Я это и без тебя знаю!
  -- Его родственники... могут сноситься с князем, посредством голубиной почты.
  -- Болван! Они враждуют... хотя... а почему бы нет? А?
   Герцог изогнул красивую светлую бровь и улыбнулся. Легкие, обрамляющие лоб кудри пошли золотыми искрами.
   - Да, Мец не в лучших отношениях с Пелинором. Он предан мне и Клиру... но, кто поручится, что за нашими спинами он не ведет свою игру? Если предположить, что бурые и красные медведи... у Меца прекрасная голубятня. Помнится, отбывая на Границу, Пелинор часть своих птиц оставил кузену. Да! Вот и прекрасно. Поезжай в Мец и привези мне нужного голубя. Тем самым мы убьем двух зайцев. Но действовать будешь от собственного имени.
  -- Ваша Светлость, что я скажу Мецу? Да он велит меня с моста в ров кинуть.
  -- Купи у него птичку, - денег я тебе дам, - либо укради.
   Герцог смотрел в пространство и разговаривал сам с собой. Подразумевалось, что дослушав, Игорь, очертя голову, кинется исполнять поручение. И - самое главное - исполнит.
   Случая, что ли, раньше не подвернулось, или ночь сегодня была особенной? Вдруг показалось, что герцог тяжело болен тихой, но неотвратимой душевной болезнью. И что, что чудеса? Ну - чудеса. От них еще быстрее свихнешься.
   - Ваша Светлость, я ровным счетом ничего не понимаю в пернатых, - твердо заявил начальник дворцовой стражи, возвращая синьора к реалиям.
  -- Какое это имеет значение?
   - Вашему официальному посланнику, Мец, разумеется, отдаст горностаев. Или скажет, что у него таких птиц нет. Явись я сам по себе, мне впарят первую попавшуюся ворону.
   У Ария задергался угол рта. Тупой слуга его не на шутку уже разозлил. Однако синьор справился и даже внял. А прислушавшись, изрек:
  -- Сколько человек служит на голубятне?
  -- Шестеро.
  -- Возьмешь одного с собой.
  -- Любого?
  -- Да! Все. Иди! Отправляйся прямо сейчас!
  
   Глава 3
  
   Горюта сидел на пороге казармы и прилаживал к сумке кожаную петлю. Саня сам не заметил, как вышел к северной стене крепости. Посидел в тени беседки, птичек послушал - верещат - и побрел куда глаза глядят.
   Длинная приземистая казарма приросла к стене одним боком. С торца - дверь на распашку, а в ней скрюченный, занятый починкой старшина.
   Домой не пошел. А у него там, между прочим, жена, дети. Интересно, какого лешего он на службе прохлаждается? И лицо у Горюты смурное, сильно задумчивое в тугую темную печаль.
  -- Службу исправляешь? - вместо приветствия спросил Саня.
  -- Угу.
   Гукнул и опять уткнулся в сове рукоделие. Но кот не обиделся на такую непочтительность, наоборот, интересно стало, от чего это открытый, прямой Горюта глядит, будто кум обиженный.
  -- Что на границе? - спросил кот, усаживаясь рядом.
   - Тихо, - последовал короткий ответ, в том смысле, что не пошли бы Вы, господин кот, по своим делам.
   - Но Саня уже бы никуда не пошел: тащи - от ступеньки не оторвешь. За спиной старшины, в полутьме казармы стояли приготовленные в дорогу торока. На лавке распласталась кольчуга. Чуть в стороне в рядок - меч, короткий крутой лук, метательные ножи. И несло от Горюты. Не в смысле: конюшней или потом - черной тоской.
  -- Тебя Пелинор куда-то посылает? - понизив голос, спросил Саня.
   - Иди, господин кот, - пробормотал Горюта. - Тебя медвежушка, должно, обыскалась. Иди, и так уже...
  -- Э - нет! Давай, выкладывай. Я от тебя теперь точно не отстану.
   - На дальний кордон меня князь отправляет, на неделю. Неохота, да как откажешься, - покорно отозвался старшина. И было в том ответе правды ни на комариный чих.
   - Выкладывай! - и голоса, вроде, не повышал, а получился рык. - Поручение князя касается меня?
  -- Нет.
  -- Моих друзей? Только не начинай врать сначала. Я лож за версту чую.
   - Да, знаю я. Слушай, котовий сын, соврать ты мне, конечно, не дашь. Отвечу я... только на завтра в донжоне окажусь!
   Вот и поспрошал! Право, разумеется, на твоей стороне, с какого боку ни посмотреть, но и человеческая жизнь на твою совесть ляжет. А это - не чистюка завалить. Там ты кругом прав, и все равно грызет. Это - знакомого хорошего человека за свое хотение медведям скормить.
   Санька сдавил щеки ладонями.
   - Обложили они меня, - пожаловался в кулак. - И вроде ладно говорят, все к моей пользе складывают, а только пользы мне той не надо.
   - Мы как вчера вернулись, - решился вдруг старшина, - меня князь пытать начал, куда ездили, да о чем толковали. Я ему доложил, дескать, все как всегда. А утром...
  -- Стой, молчи. Сам разберусь!
   - Твоих-то, говорят, тотошней ночью в телеги покидали, да вывезли на перекресток за лесом. Дальше чтобы сами...
  -- А тебя сегодня князь гонит, проверить, убрались они восвояси, или так и колесят по его земле?
   Не дожидаясь ответа, Санька, оперся на плечо Горюты, поднялся, еще прихлопнул, давая понять, что зла не держит, и решительно зашагал в сторону княжеских хором. Из хаоса хозяйственных построек вырастали, витые столбики, ровно выструганные, покрытые веселым желтым лаком ступени, застеленного грубым шарганским ковром, крыльца. Выше - резные наличники и пестрые стекла оконных витражей, еще выше - кровля, из-за которой высовывается верхушка донжона. А над всем - бездонное, голубое небо. Только смотреть в него не хочется. Ничего вообще видеть не хочется. И слышать. И даже - дышать.
   В углу на крыльце валялась железная курочка с одной ножкой. Вторую, должно быть, отломили ребятишки.
   Эрика заступила ему дорогу, когда до княжеского кабинета осталось всего-ничего. Слишком нарядное для утреннего времени платье сидело на ней косо. И все лицо в слезах.
   Опять, - обречено подумал кот.
  -- Ты к дяде?
  -- Да.
  -- Подожди...
  -- Эрика... я ничего не могу тебе дать, - сказал, как ухнул в ледяную воду. - Прости.
  -- Подожди!
  -- Нет! - Саня отодвинул девушку с дороги и пошел дальше.
   Пелинор сидел за столом, разбирая бумаги. Кучкой лежали свитки, отдельно, стопой - толстые пергаментные листы. На непрошеное вторжение он свирепо вскинулся:
  -- Зачем пришел?
  -- Пошли в донжон.
  -- Недосуг мне.
  -- Тогда я сам.
  -- Там охрана...
  -- Поберег бы людей, княже.
  -- Ты как со мной разговариваешь? - пошел на обострение хозяин границы.
  -- Как ближайший помощник, которого ты князь, за дурака держишь.
  -- Подумал, прежде чем сказать?
  -- Нет.
   - Для твоей же пользы стараюсь. Тебя оберечь. Ты - парень добрый, с государственными делами незнакомый. Не все, что во благо, с первого взгляда по душе придется. Так что, остынь, разберись сначала. А в донжон мы всегда успеем.
   - Ты мне только что предлагал, на утреннюю голову решение принимать. Самое время. Но пока я твою яму своими глазами не увижу, ничего тебе не отвечу.
   - Сдалась она тебе! Ну что же, пошли, раз приспичило. Только там, сразу предупреждаю, ничего интересного. Яма и яма. А что бывает я в нее и сажаю кого-нибудь, так то - скорбная необходимость. Порядок требует. Ответь: преступника, зверя в человеческой шкуре, да просто зверя, который ни страха, ни совести не понимает, куда девать? Тот-то и оно. Пойдем.
   Пока шли, Саня взмок. Точно знал, что друзья уехали, пусть не своей волей, но живыми и здоровыми, а нет-нет, ворохалась дурная паника: что если и их...
   Пелинор топал впереди, походя отдавая приказания встречным. По всему выходило, что он за собой вины не чуял. Саня задавил дурной, верещащий внутри голосок, и ступил за князем в полумрак донжона.
  -- Смотри, - бросил князь, отворачиваясь.
   Стены тонули в тени. Сверху проистекал ленивый серый свет, обволакивающий предметы мутной слизистой тенью. Колодец, окруженный каменным парапетом, находился в самом центре. Саня шагнул. Как ни странно, света хватило, чтобы рассмотреть дно ямы - черную, утоптанную, изрытую кое-где когтями землю, две решетки, напротив друг друга, тросы подъемного механизма. Из ямы несло смрадом и смертью.
   Можно было идти, жить дальше и даже радоваться. Разве вот: за одну из решеток зацепилась яркая тряпка - шапочка безумного ребенка, который отдал Сане свою игрушку.
  
   Люди сходились на пятачок у крыльца. Стояли молча, разделившись на две половины. По живому коридору кот вел в поводу оседланного коня. Небо затянуло тонкой ребристой пеленой. Поднялся ветер, срывая с деревьев редкие листья. Князь стоял на крыльце.
   Саня остановился, снизу глядя на Пелинора. Бурое от прилившей крови лицо князя дрожало. Но кот не торопился прыгать в седло и удирать от сиятельного гнева.
  -- Стража! - рявкнул Пелинор.
   Несколько воинов встали по сторонам лестницы. Саня не двинулся с места. Пустит на него князь своих людей или нет, его как будто не волновало. Он смотрел в лицо недавнего друга.
  -- Хочешь меня остановить?
   - Глупец! Ты не даешь себе труда подумать, куда тебя заведет дурная голова. Ты не найдешь Эда. Ты их не найдешь! Они ушли за границу моих земель.
  -- Посмотрим.
  -- Последний раз тебе предлагаю: оставайся.
  -- Нет.
  -- Тогда...
   Толпа заволновалась. Саня обернулся. К нему шел Горюта. Поравнялся, поставил под ноги коня торока.
  -- Не откажи, господин кот, прими от меня в дорогу.
   Теперь они стояли плечом к плечу. К ним примкнул Клим и еще кто-то. В затылок дышали.
   - Тогда иди, - выдавил князь. Могучие плечи обмякли. Саня кинул ногу в седло, Горюта подставил руки под колено.
   Верхом кот оказался с медведем глаза в глаза. Ожидал злости, черного гнева, ненависти, а увидел досаду. И рад бы князь остановить неразумного котейку, да вот не получается. Пока...
   - Медведей против меня не посылай, - тихо сказал Саня, упреждая. - Пожалей родаков.
  -- Думаешь, осилить? - вскинулся Пелинор.
  -- И не думаю даже. Прощай, господин хранитель Границы. Не держи на меня зла.
  -- И ты...
  -- Людей, прошу, не трогай.
  -- Не трону.
  
   Ворота растворились, невысокий крепкий конек пошел с места в хорошую рысь. Копыта простучали прощальную дробь по бревнам моста.
   И вдруг встретило солнце. Пока переглядывались да переругивались с Пелинором, облачную пелену разметало прорехами, в одну из которых упали лучи. Саня не подгонял коня, тот сам перешел в галоп, будто не чая быстрее оставить крепость, пряничные хоромы, Границу, князя, княгиню, сопливую медвежущку, верных Пелиноровых воинов и того же Горюту, который, зная про яму, против воли господина пошел.
   Прощайте золотые горы на шелковых коврах. Не жалко, особенно, если все время помнить про людоедов. Ты на этих коврах с девушкой обнимаешься, а за стеной...
   Нельзя чтобы была яма. Поганого упыря, звероящера... это - да. Туда им и дорога. А безумного ребенка? А мужика в грязной шкуре, который за прутья решетки цеплялся, да с перепугу на Пелинора рычал? Но оставь их жить, придется заботиться, учить, кормить, пристраивать. А зачем князю такая обуза? Зачем ему ненужные люди? Ни проку от них, ни толку. У него высокая цель, тайная и тяжкая. И ответственность перед всеми аллари, а главное перед собственным родом. Князь осилит герцога, сядет на высокий престол и начнет править по справедливости, но от ямы уже никогда не откажется. Нипочем не откажется. У герцога, надо полагать, тоже своя яма есть. Неужели любая власть опирается на людоедов, схороненных от посторонних глаз в каком-нибудь донжоне?
   Погоняй, котейка. Выходит, за без малого тридцать лет ничего-то ты не видел. Разве, Камишер родной, так там - ни князя, ни герцога. Там только друг за дружку держатся, иначе - конец - стопчут людей Дебри. От суровой жизни, что ли, там терпимости больше: человек, не человек - какая разница, лишь бы не кусался.
   Вернуться в Камишер? Можно, только сначала надо товарищей найти.
   Развилку за лесом, от которой арлекины двинулись восвояси, Саня и с закрытыми глазами бы не проехал. Что земля перерыта, и кусты помяты - полдела. В воздухе что-то такое витало. Кот натянул поводья, зажмурился, повел носом. Вот с Шаковой телеги сполз возница. Апостол перебрался на облучок.
   Фасолька тихо, чтобы никто не услыхал, всхлипнула, утерла мокрый нос кулаком.
   Эд легко прыгнул на свой облучок. Вокруг головы, будто темное облако. Саня вспомнил князя. Не соврал Пелинор, как есть, собака лапу к поспешному отъезду приложил. Но поворачивать и просить у хранителя Границы прощения, кот не станет. Догонит арлекинов, а там и разберется, с чего это Дайрен беременную Цыпу и ни в чем неповинных Апостола с Фасолькой, не дожидаясь Саниного возвращения, за собой потащил.
   "Ты его не вини. У него судьба страшная..." Мученик! А по рылу он у меня все равно получит...
   Саня повернул от развилки на южную дорогу. След и тут сохранился. Зря князь печалился, что котейка своих не найдет. Граница, не граница - нос он завсегда при тебе. И голова.
   К полудню впереди замаячил дорожный камень. Такие по всему герцогству стояли. Стрелка налево - Землероевка, стрелка направо - Хрумки, прямо - Малоперекопанное.
   На этом камне указаний не выбили. Зато на правой дороге виднелись следы огромных лап. Конь прянул ушами, совсем как Апостол. Саня подъехал ближе. Медведь был тут совсем недавно. Ушел в ближнюю балку, и по сей момент недалеко обретается. Кот на всякий случай привстал в стременах, оглядеться, но ничего особенного не заметил. Внял, стало быть, князюшка голосу разума, не послал родаков против сумасшедшего кота. Но медведь тут очень долго путь сторожил - старого и свежего помета полно.
   Опять пришлось зажмуриваться и смотреть, что там было. А ничего, как выяснилось, и не было. Пришли повозки, медведь порычал, попугал, но не кинулся. Он остался на своем посту, они покатили на юго-восток.
  
   * * *
  
  -- Не ходите туда, господин кот!
  
   Девчушка пришла в рощу за ягодами и, нарвавшись сразу за опушкой на незнакомца, перепугалась до икоты. Пришлось спешиваться. Саня полез в торока, нашел мешок со снедью и уже развязал, собираясь достать угощение, когда за спиной раздался свирепый мужской голос:
  -- Отойди от ребенка!
   Да кот и не приближался к ней. Девочка сидела в траве и икала шагах в пяти. Саня распрямился и начал тихо поворачиваться. Здоровущий мужик зажал в побелевших руках пику, какой рыбу острожат. Дернись, не задумываясь, пустит в дело. Саня показал ему пустые ладони.
   - Ты кто? Что тут делаешь? - мужик еще грозился, но уже разглядел богатую одежду и тон немного сбавил.
   - Я друзей ищу. Они по вашим землям дня три назад должны были проезжать. Две кибитки. На одной конь, на другой собака. И женщины с ними.
  -- Их медведи съели, - вдруг прорезалась, осмелевшая с приходом взрослого девчонка.
   - Как съели! Не может быть! - кинулся к ней Саня. Мимо просвистела острога и воткнулась в землю рядом с девочкой. Та опять икнула.
   - Остолоп! - заорал Саня, на мужика. У того уже не только руки побелели, все лицо стало известковым. - Ты же ее убить мог.
   - Ляночка... - мужик сам икнул, споткнулся, не зная куда кидаться: на незнакомца или к чуть было не пострадавшей дочери. Выбрал все-таки дочь, подхватил в охапку и, только отбежав на край поляны, обернулся:
  -- Что тебе от нас надо? Уходи!
   - Заладил. Никто ни тебя, ни твоего ребенка трогать не собирается. Ты что, слепой? Не видишь? У меня и в руках-то ничего нет.
  -- А мешок зачем развязывал?
  -- Хотел твоей дочери калач дать, чтобы не плакала.
  -- Покажи.
  -- Смотри.
   Мужик вытаращился на калач, будто тот был невиданным и от того еще более опасным оружием. Зато девочка начала выбираться из отцовских объятий.
  -- Пусти. Я плюшку хочу.
   Саня положил угощение на траву, взял лошадь под уздцы и увел на другой конец поляны. Девочка за это время успела выкарабкаться из родительских рук, подхватить калач и даже сунуть его в рот. Сейчас они побегут с поляны, а Сане останется идти в деревню и расспрашивать селян.
   Он и в лес-то заехал, чтобы не мозолить людям глаза. Что Пелинор родаков поберег - отрадно. А людей мог не пожалеть. Явишься так посреди бела дня в село, против тебя - ватага с дрекольем: заворачивай, господин кот. И что? Лезть с ними в драку?
   Мужик не убежал. Посмотрел, как дитя за обе щеки уплетает гостинец, на чужака, как тот терпеливо дожидается в сторонке, и заговорил:
  -- Зачем тебе, добрый человек, нелюди?
  -- Они тебя обидели? - спросил Саня.
   - Нет. Ночевали они у нас. Овса купили. Потом от князя голубь... но они уже уехали. Там за деревней...
  -- Их медведи съели, - повторила девочка набитым ртом.
  -- Не слушай ее.
  -- Ты мне можешь толком сказать, что случилось?! - озлился Саня.
  -- Зачем тебе, добрый человек?
  -- Я не человек!
  -- А кто?!
  -- Кот я. Хочешь, спину покажу? Серый. И спина лохматая.
  -- Ой, кот! А я котов никогда не видела.
   Но папаша не дал дочери подойти, ухватил за рубашку и, отвесив челюсть, вымолвил длинное: "А-а!"
   - Ага, - подтвердил Саня. - А теперь покажи, в какую сторону они уехали. Раз, говоришь, живы.
   - Ага, ага. Вы ее, господин кот, не слушайте. От князя голубь прилетел, чтобы задержать, значит, гостей до особого распоряжения. Но они уже катили в сторону большой плеши.
  -- Плешь горячая?
  -- Ага. Там трясина с одной стороны, а с другой дорога в порубежный лес...
  -- На дороге медведи сидели! - выпалила девчушка, чем привела папаню в большое смущение.
   - Говори! - зарычал Саня. Дальше продираться сквозь осторожное косноязычие крестьянина, не было уже ни каких сил. - Они на плешь заехали?
   - Нет, господин кот. Говорят... говорят... прилетел дракон и кибита на глазах у всех порвал. А друзья Ваши в порубежный лес свернули и, как сгинули. Староста по их следам вчера ходил - нет там никого.
   Саня сел в траву, где стоял, и даже за голову схватился. С перепугу не иначе у мужика все в голове перепуталось. Кибыты - медведи уроды - в природе существовали, а драконы - чистая сказка. Но опять же - Граница. Пустобрюхого кровопийцу видел? Видел, даже руками трогал. Почему не быть драконам?
   - Да Вы, господин кот, так не убивайтесь. Может, они живы, друзья Ваши, - отец с дочерью осмелели и подошли к коту. Девочка подергала его за рукав куртки.
  -- А? - поднял голову Саня.
  -- А ты обратно к князю поедешь? - спросила девочка.
  -- Нет. Я должен найти своих друзей. Пусть мне твой папка дорогу покажет.
   - Не ходите туда, господин кот. Там место плохое. Лучше, пойдемте в деревню. Переночуете у нас, отдохнете... - замялся крестьянин.
   Саня поднялся на ноги, отряхнул штаны, потрепал девчушку по светленьким тонким волосам, забрался в седло и с высоты приказал мужику:
  -- Веди.
  
   Глава 4
  
   Цыпа умирала. Фасольку Эд увел, почти утащил, во вторую кибитку, посидел с ней немного и вернулся. Смрад под тентом стоял вовсе уже невыносимый. У Шак слезились глаза. У Дайрена распух нос. Ко всему немного похолодало, но и этого немного хватило, чтобы не открывать доступа воздуху. Всех и в первую очередь роженицу тут же начинала колотить крупная дрожь. Цыпа больше лежала без сознания.
  -- Уходи Эд. Я с ней посижу.
  -- Шак, ну сделай что-нибудь!
   - Ты второй день просишь, Эдии. Если бы я мог, давно бы сделал. Яйцо застряло. Даже если разрезать живот, плод не удастся вынуть.
  -- Его тоже можно разрезать. Вытащим кусками.
  -- Эдди, мы ее убьем этим. Ты же сам понимаешь.
  -- Понимаю.
  -- Я не умру, - вдруг сказала Цыпа. Она лежала, уставившись вверх. Глаза сухо блестели.
  -- Конечно, девочка. Сейчас отдохнешь, поднатужишься. Я тебе помогу.
  -- Да, Шак. Я постараюсь, только... вынеси меня на воздух.
  -- Там холодно.
  -- Утро наступило?
  -- Светло.
  -- Пожалуйста, вынеси меня. Эду не будет так плохо...
  -- Хорошо.
   Дайрен откинул край полога. Невероятно, но дождь прекратился. Трое суток сплошной стоячей воды кончились влажным, солнечным теплом. Эд тянул полог, пока тот не сполз с распорок совсем. Шевелить Цыпу было нельзя. А так, она увидит утро, солнце. Может быть, последние утро и солнце в своей жизни.
   Шак начал гладить курицу по уродливому животу. Он уже так один раз вернул на место застрявшее яйцо. Но тогда у нее еще оставались силы. Сейчас их не было. И даже встань плод на место, это только облегчит боль. Но не спасет.
   - Какое странное место. Куда ты нас завез на этот раз? - в слабеньком голосе Цыпы появилась лихорадочная игривость. Шак понял, что она не в себе. И даже немного обрадовался. Умирать в полном сознании тяжело. Пусть плавает в тихих грезах. Тем более что ему и на этот раз удалось поправить яйцо. Цыпа облегченно вздохнула.
   Из соседней повозки высунулась растрепанная голова Фасольки:
  -- Кто-то идет.
   - Откуда? - подскочил Эд. Нюх отшибло напрочь еще вчера. Оставалось, пологаться на Солькины слова.
  
   * * *
  
   Лошадь, наверное, тоже боялась, - по-своему, по лошадиному, - дышала Сане в затылок, не отставая ни на шаг.
   Хрень лешачья! Тропа под ногами - вот она. Лошадиные, вперемешку с человеческими, следы испятнали дорожку, - а никуда не ведет.
   Саня остановился, озираясь, и бессильно заругался. Кузькина мама тут колобродила на пару с перевертышем... поставил ногу в старый, не меньше недели назад оставленный, след и обомлел. След был его. В ухо сильнее задышала терпеливая лошадка. Тоже поди примеривается, не она ли туту натоптала. На колючке у самой земли, к тому же, обнаружился лоскут, выдранный из Саниного плаща. Утром выдранный, - Саня помнил, - но уже затлевший, сморщенный и трухлявый, будто месяц провисел.
   Кот терпеливо выпутал лоскуток, разгладил, теряя гнилые ниточки, и приставил на место дырки. Если не придираться - в самый раз. Обалдеть! Саня скосил глаза вбок. Лошадь стояла в собственном следу. Ага, старушка, мы вляпались. Хоть вперед по своим следам топай, хоть спяться - один хрен.
   Собственно, почему хрен? Он прошел немного вперед по тропе и присел на пенек, ибо другого относительно сухого места не нашлось. Кусты, кроны деревьев, поваленные, или наклоненные стволы истекали влагой.
   Хрен привязался к думке - не сковырнешь. Ну, рос у мамки в огороде этот въедливый овощ. Тятя ругаясь, поминал... Санька только много позже сообразил, что имеется в виду не твердый, до слез ядреный корешок, а нечто иное...
   Саня замотал головой так, что с волос брызги полетели. Жучка так отряхивалась. Залезет жарким полуднем в речку, наплюхается, нафыркается, выскочит на берег и вся пойдет винтом, изгоняя воду из разношерстой шкуры...
   Вот те и хрен, вот те и мамкина Жучка! Вокруг сырой как губка лес, а тропа сухая, и следы на ней затвердели до каменного звона. Санька еще раз тряхнул головой. Опять полетели брызги - дождь, оказывается. Подставил ладонь, на нее заморосило. Странно, что раньше не заметил.
   Лошадь тоже соступила с тропы и в первый раз за весь день отошла от седока на три шага. Конек потянулся к травке, захрумкал, довольно всхрапывая.
   Саня решительно поднялся, скинул с плеч непромокаемый синий плащ, - подарок Горюты, - стянул куртку, вывернул наизнанку и стал трудно напяливать одежду обратно.
  -- Воронок, пошли дальше.
   Конь поднял голову. Изо рта торчал, напоминая усы, пучок травы. Прожевал и мотнул башкой вроде: отвязался бы ты от меня. Но Саня не внял, ухватил под уздцы и повел... но не на тропу, а напрямую через лес, выискивая просветы между деревьями и обходя завалы. И даже не стразу сообразил, что нашел еще одну тропу. Почти незаметную, но вполне торную.
   Укромная полянка не замедлила себя явить. Кот свернул за неохватный черный, с потрескавшейся, корой, ствол и вывалился на кругленькую, поросшую короткой густой травой прогалину и остановился в нешуточной задумчивости. Противоположная сторона поляны поблескивали и кривилась, будто ее затянул огромный мыльный пузырь. Если не присматриваться, вообще не заметишь, а постоял немного и разглядел границу Этой и Той стороны. Да хоть трава: тут - короткая и густая, там - высотой по пояс, испятнанная цветами. А за ней... видел Саня такое дерево, не дерево, хрен, опять же, знает, что такое: зеленое и лопушастое, под которое Шакова телега поместится. Но видел он его на самом юге. Куст этот там обихаживали, холили и лелеяли. Вначале лета он выстреливал огромный колос-соцветие, который к зиме вызревал сотней плотно пригнанных, сладких-пресладких продолговатых плодов. Ага - банан. Самое место для него на северной Границе!
   Пока вспоминал, сам не заметил, как подобрался к прозрачной преграде вплотную. Она колыхалась и как бы перетекала. Кот осторожно тронул ее пальцем. В стороны пошли едва заметные мелкие круги. Лес за преградой исказился рябью.
   Надо бы подумать, взвесить все за и против, к месту вспомнить пример из прошлой жизни, как совал голову, куда тебя не звали, хуже - не пускали. Но... Саня зажмурился и рывком, как в воду, кинулся в прозрачную неизвестность. Оно неприятно обволокло и тут же, чмокнув, пропустило. Лошадь недовольно всхрапнула, натянула повод, - но ей никто слова не давал, - пошла за хозяином.
   Хоть обратно скидывай куртку. Снизу мокро, сверху мокро, в середине - жарко. В первый момент показалось, что и в самом деле нырнул в воду. Потом и глаза и дыхание приспособились. Колет пришлось расстегнуть, иначе утонешь в собственном поту. Зато отчетливо и близко обозначились знакомые и такие долгожданные: Шак, Эд, Фасолька.
   С Цыпой было плохо! Очень плохо - в пору сорваться и бежать на помощь. Если бы не высоченная густая трава, да мириады всяких населяющих ее беззаконных тварей, Саня и побежал бы. Приходилось продираться. Он уже не думал об осторожности, шел на пролом, треща кустами. Потому что к месту бивака, на котором расположились его товарищи, к телеге с измученной Цыпой шел еще кто-то. Кот его не видел, только чувствовал, верхним запредельным чутьем, улавливая приближение странного, непонятного, невиданного и, вполне вероятно, опасного существа. И что самое паршивое: оно могло добраться до стоянки арлекинов раньше Сани.
   Ноги заплетались в траве. Кот поминутно спотыкался, дергал повод. Пару раз на него сзади натыкалась лошадь.
  
   * * *
  
  -- Шак!
  -- Я вижу, Эдди.
   Незнакомец вышел на поляну, будто вынырнул из густой зеленой воды. Вокруг колыхалось, разве кругов не было. С него капало. И его заметно шатало. Высоченный, выше Шака, широкий в плечах и тонкий в поясе, он имел зеленоватую кожу и длинные рыжие волосы. Одна прядь запуталась в листве. Чужак мотнул головой. Шаку показалось, что не прядь соскользнула, сама ветка колыхнулась, сбрасывая волосы. Чужак сделал огромный шаг и оказался в центре поляны. В руке он нес несуразный глиняный сосуд, заткнутый помятой еловой шишкой.
   Эд уже стоял против. Если не знать, не поймешь, чего это Дайрен схватился за край плаща. Шак знал. Там пряталась тончайшая режущая струна. Эду не хватило одного мгновения. Руки зеленого человека вдруг удлинились и... спеленали собаку наподобие полос лыка. Спеленали и сдавили, так что Эд сразу обмяк.
   Шак до последнего сидел над Цыпой. Только что показалось, она справится. Злополучное яйцо начало двигаться. Курица, собрав последние силы, помогала ему. Шак чертил круги по уродливому животу. Ее нельзя было сейчас бросать!
   Эд!!! Но тот болтался в лыковых руках зеленого чудовища бесчувственной куклой. У Шака зазвенело в голове от напряжения. Она сейчас лопнет, разорвется части...
   И тут с другой стороны поляны, тоже, будто вынырнув из воды, показался мокрый и расхристанный, невероятный, уже почти потерянный, кот с когтями наголо.
  
  -- Отойди от собаки, урод! - крикнул Саня, как давеча ему кричал мужик, отгоняя от девочки.
  -- А чего он драться? - мирно спросил незнакомец.
   Но лыковые руки не разжал. Эда даже приподняло над землей. Лицо собаки посинело. А Зеленый продолжал:
  -- Я его отпущу, когда ты когти спрячешь. И вообще вали из моего леса. Тут я хозяин.
  -- Никто твоего права не оспаривает. А когти я не уберу, вдруг пригодятся.
  -- Тогда получишь труп.
   В голосе Зеленого сквозило полное равнодушие. Пьяное равнодушие, между прочим, отметил Саня. Шел пьяный лешак по лесу, нарвался на компанию, не занравились, отчего бы ни придушить одного двух...
   - Мы тебе зла не хотим, - сквозь зубы проговорил кот, краем глаза наблюдая, как Апостол осторожно перекладывает голову Цыпы со своих колен на подушку.
   - Сиди, конь, на месте, бабе помогай, - рявкнул Зеленый, не поворачивая головы. - Лохматая! Вылазь!
   Из-за бортика телеги показалась голова Фасольки. Растрепанные волосы торчали в стороны. Скупые северные цветочки повяли и смялись.
  -- Я тебя звал! Ты, почему не пришла?!
   Солька дернулась как от пощечины. Лицо из растерянного вмиг стало лютым:
  -- А кто ты такой, чтобы я к тебе бегала?! Лягушка двуногая.
  -- Кот я? Лягушка?! Ну, держись...
   Волосы Фасольки вдруг сами собой зашевелились и взвились в стороны мелкими кудряшками. Из них полезли, раскрываясь на ходу, крупные яркие бутоны. Вся голова девушки мгновенно оделась цветами. Из этой клумбы свесилась тонка зеленая лиана с белыми крапчатыми цветами и защекотала шею.
   - Лягушка! Да? Я тебе сейчас еще покажу... знаешь что я с лягушками делаю? Жаль, нету, а и собака пойдет...
   Но Солька не очаровалась превращениями. Завизжав, будто резанная она кинулась к Зеленому и вцепилась в его роскошные золотые волосы. Эд вывалился из ослабевших пут, точнехонько в лапы, подскочившего Сани. Только Шак оставался на месте.
  -- Все! Все! Я его отпустил. Дриадка... дриадка-а-а. У, какая ты красивая!
   Солька успела уже выдрать одну прядь. Зеленый охнул, но отбиваться не стал, наоборот, притиснулся к девушке, обвил руками, спеленал, как только что Эда и... поцеловал.
   Солька не сразу смогла вырваться, но таки оттолкнула любвеобильное пьяное чудовище, да еще и по роже дотянулась.
  -- Свинья! Нажрался, так веди себя прилично.
  -- А что я? Подумаешь, живой воды хлебнул.
   Лешак поболтал бутыль, в ней еще оставалось. Солька опять переменилась в лице. Только в другую сторону - донельзя озадачившись. А Зеленый, вытащил смятую шишку из горловины, еще раз болтнул посудину и приказал:
  -- Эй, конь ушастый, отойди от птицы! Отойди, говорю.
   Пока Апостол раздумывал, прикрыть собой Цыпу, либо, в самом деле, отодвинуться, золотоволосый набрал в рот жидкости из бутыли и фукнул на курицу. Брызги полетели маленьким искристым водопадом. Саня опустил, задышавшего уже ровно и глубоко, Эда на траву и кинулся к повозке. К ней же пришатался Зеленый, постоял, пьяно пялясь, на то, как Цыпа тужится, кивнул сам себе и, объявив Шаку, что теперь, де, курице сил хватит, отвалил в сторону Фасольки, но на полшагу споткнулся:
   - Эй, ты, с когтями! Тащи птицу под дубок, да подержи навесу, в траву не клади. У меня тут... водятся всякие.
   - Без тебя знаю, - огрызнулся Саня, подхватил Цыпу в охапку и унес в указанном направлении.
   Крона над головой оказалась такой плотной, что вновь пошедший дождь ее не промокал. Медленные вялые, тяжелые струи стекали с листа на лист, барабаня где-то вверху, как по крыше. По контуру стояла сплошная водяная завеса.
  -- Видишь, как все здорово получилось. Сухо, тепло. Поднатужься, Ципочка.
  -- Саня... я думала. Саня... мы... О-о-о! А-а-а-а!
  -- Ага, покричи. Не так больно будет.
  -- Как хорошо, что ты вернулся. О-о-о!
   Она так исхудала, что и напрягаться не надо было. Саня взял ее под коленки и придержал, как держат маленьких детей над горшком.
  -- Давай, девочка, чуть-чуть осталось. Ты же можешь. Тебе дышать не тяжело?
  -- О-о-о-о! А-а-а... Ик!
   Это ик сотрясло сухое, измученное Цыпино тело до самой макушки. За ним последовало громкое чмоканье. Тяжелое кожистое яйцо выскользнуло из чрева роженицы и плюхнулось в мокрую траву. Сразу пропала невыносимая вонь. Черты лица Цыпы разгладились. И Саня подивился, неожиданно явившейся красоте.
   - Какая ты молодец. Цыпочка! Шак! Неси простынку и плед тоже. Сейчас мы тебя переоденем, завернем...
  -- Где мой ребеночек? - Цыпа начала вырываться.
   - Здесь, не волнуйся, - успокоил подбежавший Шак. Вместе с Саней они стащили с нее мокрую холодную одежду, завернули в сухое. Шак выкатил из травы новорожденный болтун.
  -- Где? Покажи мне его, - потребовала курица.
   - Смотри, - без тени брезгливости Апостол взял в руки мертворожденное яйцо, которое чуть не убило мать, и поднес к ее лицу.
  -- Дай мне, я его согрею. Шак, должна же я родить хоть одного живого ребенка!
  -- Сейчас, моя девочка. Я его только заверну.
   И в самом деле, запеленал болтун в чистую тряпку и подал матери.
   Полуживой собака, между прочим, успел натянуть над второй повозкой чистый полог. Цыпу перенесли туда и оставили. Пусть поспит. Сами они и под дождичком... хотя, есть же дубок. Вонь странным образом успела выветриться. Шак говорил, что она обычно несколько дней висит в воздухе. Но, наверное, тут места были особенные.
   Золотоволосый господин буйного зеленого царства спал тут же, обняв дерево. Рядом валялась пустая бутыль. Фасолька с сожалением перевернула ее и потрясла, убедиться, что - все.
   - Что, росиночка, и тебе напиться захотелось? - хохотнул Шак. Он нервно развеселился, хотя Саня видел, едва держится на ногах. Пока, значит, господин кот по границам путешествовали, Шак над Цыпой сидел. А еще раньше уводил повозки от медведей, а еще раньше - от Пелинора.
   У собаки наискось по шее тянулась багровая ссадина - след захвата. Эда шатало. Его усадили, привалив спиной к стволу, Шак еще потоптался, повозился и вдруг рухнул рядом с собакой. Саню кинулся к нему.
  -- Стой, котик, не трогай его. Он просто спит, - остановила Фасолька
  -- Да ну. Упал...
  -- Котенька, миленький, он же чуть сам над Цыпой не умер. И Эд. А я тебя звала.
  -- Я не слышал.
   - Я не голосом звала. Сидела и думала о тебе. Ты же нашел нас, значит, услышал. И о Цыпе думала.
  -- Что случилось в крепости? Почему вас Пелинор выгнал? Или вы сами уехали?
   - Какой там сами! Нас среди ночи похватали. Сначала Шака вывели, потом Эда. Я уже в телеге лежала. Связали всех.
  -- А дальше?
   - Дальше, довезли до опушки княжеского леса и оставили. Зато на каждом перекрестке нас ждал медведь, чтобы дорогу не перепутали. А потом мы чуть на плешь не заехали. В обход две дороги, и на каждой по кибиту. Я голову юбкой замотала, чтобы не видеть. Кричала, наверное. Ничего не помню. Эд позвал волков. Только их очень мало в медвежьем краю водится. Пришли трое, стали отвлекать медведя. Да что бы они одни сделали! И вот... Цыпа. Она почирикала, и прилетел... я не знала, что такие птицы бывают.
  -- Селяне клянутся, что - дракон.
  -- Орел. Гигантский.
  -- Такой большой, что медведя уволок? - хохотнул Саня.
   - Вот ты смеешься, а я думаю, если бы он захотел - унес бы. Но он только за уши кибита рванул, волки довершили. Мы проехали. Ой, а потом я все цветочки из головы повыдирала. За нами же еще медведи гнались. Правда, обыкновенные.
   - В деревню голубь прилетел от Пелинора. Князь велел задержать вас, до особого распоряжения.
  -- Санечка, может я и ошибаюсь, только мне кажется, что он не хотел нам зла... не знаю.
  -- Ага, а медведи сами по своей воле вас гоняли?
   - Ты как человек рассуждаешь. Младшие братья же только самые простые приказы понимают. Велел им Пелинор нас ловить, вот они и ловили.
  -- Так чего же он хотел?
  -- Тебя на Границе оставить. Ну, может, еще Эда. Только Эдвард...
  -- Знаю, отказался. Кто он?
  -- Кто, кто?
  -- Эд.
  -- Младший сын какого-то князя. Вся его семья погибла. Больше я ничего не знаю.
   Фасолька не лгала. Она действительно не знала.
   Сопел Эд. Совсем как лошадь, всхрапывал во сне Шак. Свистел носом, спавший в мокрой траве, будто на перине Зеленый.
  -- А этот, кто? - указал Саня взглядом.
  -- Тшш! - громко прошипела Фасолька. - Он и во сне слышит.
  
   На восточной оконечности поляны, наполовину загороженный лапами голубой ели, возвышался величественный и одновременно нелепый термитник. Сооружение напоминало, изящно вытянутую вверх, испещренную ходами, похожую на древний полуразрушенный храм, кучу дерьма.
   Обитателей в термитнике жило всего - ничего. Каждый - длинной в пол локтя взрослого человека, не считая усов. К гостям, расположившимся на поляне, они относились неприязненно, но нападать - дураков нет. Эх, рано гостюшки сюда пожаловали. Семья термитов только-только начала строить свой замок. Лет бы эдак через... нет, пожалуй, через десять лет чужие начнут объезжать эту полянку седьмой дорогой.
   Старому седому термиту ничего не оставалось, как спрятаться за верхушку своего недостроенного замка и наблюдать. Тем более, к противной компании присоединился Его Зеленое величество Повелитель леса. Тут уже не до коварных планов, сиди, прижав усы, и тихо надейся, что не заметят, не тронут. Характер Пан-Дар-Т"ха- Лаххеда, шепотом именуемого мелкоподданными просто Паном, знал всяк живущий на его земле.
  
   Сначала все спали, потом нянчились с проснувшейся курицей, потом уставились на Шака. Апостол отмахивался, ругался, дотянулся даже один раз до развеселившейся Фасольки. Но Саня видел, как конь украдкой сбегал за телеги с полной миской воды и, используя ее вместо зеркала, посмотрелся.
   Дело в том, что, получив часть, предназначенной исключительно Цыпе, живой воды, сын вольного клана Шак по прозвищу Апостол резко помолодел. Он как прежде хмурился, иногда щерил в незаправдашней улыбке зубы, но выходило это у него не страшно, как раньше, а комично. Тем более, что лицо коня нет-нет да приобретало счастливое мальчишеское выражение.
   Кот сушил над огнем одежду и уже прожег в нескольких местах дорогую бархатную куртку. Сказывалось отсутствие привычки к изысканным вещам. Но выбрасывать ее он не собирался. Во-первых, все старые тряпки остались у Пелинора. Во вторых... рубашка, которая высохла сама по себе, имела длинные кружевные манжеты. Напяль поверх дерюгу, на кого будешь похож? Правильно... просушит куртку, потаскает ее пока та сама не развалится и выкинет все разом.
   Эд очухался только к темноте, но нет-нет, да болезненно морщился, зло кося на Зеленого Хозяина. Сволочь! Демонстрацию он решил перед Солькой устроить. Но смотрел на ожившую, расцветшую необыкновенной красотой, Цыпу, на обновленного Шака, и менял злость на милость. Тем более - гневаться на золотоволосого, все равно, что на Фасольку. Хозяин леса происходил из рода дриад. А это вам ни хухры-мухры. Это - явление редчайшее, никем почти из живущих не виданное.
   Ни для кого не было секретом, что дриады почти бессмертны. То есть естественной смертью они не умирали. Жили себе и жили. При том - одни женщины. Но ведь откуда-то они должны были появляться. Для изучения сего феномена в университете имелась целая лаборатория, занимающаяся по причине скудости фактического материала, исключительно теорией. Ученые мужи, возглавляемые важным, но несколько... глуповатым зайцем Ткачиком, намудрили, что дриады размножаются партеногенезом. Ткачик всю свою ученую карьеру доказывал это, главным образом с помощью всяческих софизмов. Вел факультативный курс, на который мало кто из студентов заглядывал, а до истины докапываться - на фига она, если и так все в жизни прекрасно сложилось?
   Тутанх в споре с Мараведишем, только раз коснулся мутной темы, но Дайрен запомнил, оброненную скарабеем фразу, дескать, если дриаду мужского пола никто не встречал, это еще не значит, что ее или, вернее сказать: его, не существует. Тутанх относил дриад к коренным жителям континента, Мараведишь сомневался. Но поскольку фактического материала, опять же, было катастрофически мало, ученые мужи опасались строить свои выводы на домыслах и фантазиях недалекого зайца.
   Солька сидела непривычно тихо. Зеленый господин на нее посматривал, но не приставал. Цыпа нянчила завернутый в тряпочку болтун. Под черной кофточкой выступали исхудалые, острые плечи. Курица время от времени принималась что-то напевать, но спохватывалась и замолкала.
   Ее было жаль. И одновременно, радостно, что жива, что, как прежде, сидит с ними у огня и смотрит внутрь себя огромными черными глазами.
   О Пелинорах уже наговорились вдоволь, но тема всплывала, как пузырь над водой. От нее отмахивались, разговор заходил о другом, но выскакивал вопрос, и все возвращалось на прежний круг. Зеленый господин не встревал и даже вопросов никаких не спрашивал. Оно и понятно. У него своя страна, маленькая и непонятная. Ему до трудностей каких-то приблудных аллари дела нет.
   Так все сходилось, что Пелинор порушил данное слово и старую дружбу с Дайреном исключительно из-за Саньки. Все, можно сказать, поставил на кота. Тот уже и спорить устал.
   - Оставим Эрику, ладно? Согласен, для счастья любимой племянницы князь бы на многое пошел, но он же преступил все законы! - возмутился кот на очередную подначку собаки.
   - Кроме медвежушкиной семейной жизни у Влада и другие резоны были, - безапелляционно положил Эд.
   - Да, брось, ты! Какие резоны-то? Вы с Апостолом можете хотя бы на младших родственников положиться. Случись нужда, тебе волки послужат, Шаку - лошади. И те и другие хоть какая-то сила. А я что? Разве, пошепчу кошке, чтобы она на подушку врагу нагадила. Да и, честно скажу, не очень у меня с родаками.
  -- Что, не очень?
   - Они меня не то чтобы слушаются, а просто боятся. Я к кошке - погладить, а она вся трясется, обмочится даже. Мамка из-за этого всех кошек из дома переселила. Жили в сарае, в горницу, хоть на веревке тащи, не заходили.
   - Санька, - Шак осторожно вертел в руках кружку с вином, глядел в огонь, а не на кота, но все равно было понятно, что собирается сказать, что-то очень важное, - река в Камишере откуда и куда течет?
   - Из Дебрей на юг. По обоим берегам люди живут. А как вытекает за пределы Камишера, виляет на крайний запад и идет по краю Сухого моря. Там уже никого живого. По этому берегу и то опасаются селиться.
   - Да, в общем... я знаю. Я о другом хотел спросить. Корзина, в которой тебя нашли, по течению плыла или против течения?
  -- По течению, конечно.
  -- Люди тебя не боялись?
   - Нет. Чего им бояться? Я ж на их глазах вырос. Человек как человек... кот, конечно... да какая разница!
  -- Погоди, не злись. Я только в том смысле, что ты, получается, из Дебрей появился.
  -- Ну и что?
   Тщательно подобранные слова, в которые Шак пытался облечь неудобный вопрос, сами собой пропали. Он-то сидел, голову ломал, как помягче коту преподнести истину, а тому, и дела до нее нет.
   - Я только то хотел сказать, что ты кот необычный. Не такой как все. Думаю, из-за этого Пелинор в тебя вцепился.
   - Если меня из Дебрей принесло, так я урод, что ли? - вспылил Саня. Он никак не ожидал от Шака такой обидной подковырки. - Думаешь, как ночь я кровь пить побегу?
   - Санечка, - встрепенулась Фасолька, - никто про тебя ничего такого не думает. Что вы в самом деле к нему пристали?
   - Извини, брат, - Шак впервые так назвал Саню. - Солька права. А ты не сердись. Мы-то точно знаем, что ты кот.
   Цыпа опять тоненько запела. Золотоволосый господин глянул на нее не вполне протрезвевшим взглядом и вдруг протянул руку:
  -- Дай, посмотреть.
   Цыпа сильнее прижала к груди новорожденного.
  -- Не бойся. Я ему ничего не сделаю.
   Как ни крути, не явись пьяный лешак вовремя, лежать бы Цыпе мертвой. Они это понимали. И она тоже. Но так просто отдать хоть и мертвое, но все равно, дитя равнодушному, - ни тени эмоций на лице, - чужаку опасалась. Только, когда Зеленый нетерпеливо тряхнул головой, Цыпа трясущимися руками протянула ему сверток.
   Зеленый развернул тряпочку, покачал в руке коричневое, покрытое плотной сухой кожей яйцо:
  -- Болтун, как болтун. Хочешь, чтобы он жил?
  -- А?! Что?! Как...
  -- Летать как ты, конечно не будет. А вот дерево я из него выращу.
   Это было против всяких законов, любой природы. Это было против законов даже магического свойства, с которыми, правда, разве Эду приходилось сталкиваться. Но Зеленый говорил так уверенно и безразлично, что ему безоговорочно и мгновенно поверили. Но, главное, поверила Цыпа:
  -- Какое дерево? - губы у курицы прыгали.
  -- А какое хочешь.
   - Здесь? - Цыпа обвела раскрытой ладошкой круг поляны, костер, арлекинов и даже недостроенный термитник.
   - На кой ляд оно мне здесь? - скривился Зеленый. - Посажу где-нибудь рядом с людьми. Они к нему будут ходить за советами. Ты же предсказываешь. Вот и твое дерево станет предсказывать. Видела когда-нибудь деревья, на которые навязаны ленточки? Не знаю, как их люди чуют, но чуют как-то. И ходят и ходят...
   - Так много мертвых яиц? - осторожно спросил Эд, не для того чтобы обозначить собственный скепсис, - скепсиса как раз и не наблюдалось, - просто уточнить. Случай с Цыпой, как ни крути, уникален. А священные деревья растут по всему континенту. Не много, кто спорит, однако - есть.
   - Яйцо не обязательно... можно кусок шкуры, кость. Одна... над мертвым ребенком ревела. Я ее пожалел, забрал трупик и такое дерево из него вырастил, ни одна сволочь под него зайти не может. Если какой подлец сунется - оно ветками захлещет.
  -- Я слышала... - глаза у Фасольки стали огромные и прозрачные как вода.
   - Что ты слышала, дриадка? - Зеленый ей так улыбнулся, что у Сани заскребло внутри: уведет у них девчонку пьяный лешак. Но Солька будто не заметила:
  -- Голос. Мы рядом проезжали. Шак, помнишь, как я на холм бежала, а ты меня догнал и вернул.
   - На том холме, девочка, люди своих покойников как раз хоронили. Сама знаешь, к ним в такой момент соваться никчему. Эд раненый лежал. Как бы я один вас всех защитил?
  -- Шак, я не в укор. Просто, я услышала, точно, как вчера, будто дерево говорит.
  -- И мое дитя будет жить? - глаза у Цыпы расширились уже до полной невозможности.
  -- Других у тебя нет, что ли? - буркнул Зеленый.
  -- Нет.
   - Ну, будет. Если... подружка твоя мне поможет, - кивок в сторону Фасольки и ей же жгучий косой взгляд, от которого у Сани опять кошки на душе заскребли.
  -- Чем это я должна тебе помочь? - подозрительно зашипела Солька.
  -- Сама знаешь. Но если не хочешь, не надо. Закопаем болтун прямо тут. Пусть сгниет.
   Цыпа прижала кулачки ко рту. Собака задергал верхней губой. Прянул ушами Шак. А Саня подумал, что Зеленому вся их жизнь безразлична, безынтересна, чужда и, что помогает он Цыпе не по тому, что жаль ему вещую птицу, а из-за Фасольки.
   А та посмотрела не Зеленого господина через плечо, строптиво мотнула головой, дескать, раз надо, я, так и быть, снизойду; поднялась яркая и красивая до умопомрачения, и уже сверху бросила Повелителю леса как подачку:
   - Идем, что расселся?!
  
   Глава 5
  
   - Молочницу! Молочницу Герту убили!!! - Крик ворвался в скучный гул провинциального утра, перекрывая кудахтанье, блеянье, звон, стук, шуршанье и бормотанье. На миг стало тихо и тошно. Следом поднялся гомон. А за ним, - пока дошло и накрыло, - женский вой пополам с визгом и хрипом.
   - Мать Герты, с рассвета всех дергала: где дочка, - ворчал себе под нос трактирщик, вытирая соседний стол. Игорь и Сун доедали завтрак. Пора было наведаться в замок Мец, но особо они туда не рвались - успеется - ели и беседовали о постороннем, растягивая бездельное утро.
   - А-то сама не знает! - громче возмутился трактирщик. - В казармах ищи. Но туда Латина не пойдет. Кнехты народ грубый. Самое малое - пошлют. Могут вообще накостылять. А еще... могут! Ой, могут! Объясняй потом, что не по доброй воле на сеновале оказалась. Курт не поверит. А и поверит, все равно изобьет. Он ее часто бьет. И Герте доставалось.
   Трактирщик стряхнул крошки на пол, потянулся за веником, но плюнул, сел на лавку и уже напрямую начал просвещать дальноезжих гостей о местных нравах:
   - Герта сначала жаловалась матери, что отчим бьет, потом перестала. Там эта... там другое началось. Курт... а что Курт? И не прятался даже. Кто ему Герта? Падчерица - чужая девка. А как понял, что мать догадалась, стал в открытую с девочкой спать. Когда и Латину из дому на ночь выгонял. Потом и Герта ему прискучила. Опять началось битье. Мать с дочерью как-то помирились и дальше стали жить. Ходили за коровами, молоко продавали. Жениха бы Герте хорошего, да кто ж ее возьмет? Курт за ней ничего не давал. Та и пошла в казармы. Жизнь-то все равно кончилась. А теперь и вовсе кончилась.
   В распахнутое окошко было видно, как толпа устремилась в ворота. Тошный вой отдалился и пропал. Площадь опустела. Куры ходили, радуясь, что никто не гоняет. Петух невозбранно взлетел на воз пшеницы и наклевывал, свысока поглядывая на пеструшек. Прорезалось блеяние и мычание на заднем дворе.
  -- Девушку... кнехты? - мотнул головой в сторону городских ворот Игорь.
   Трактирщик глянул на него изподлобья, пожевал губами и, не ответив, снялся с лавки за веником. Но, повозив мусор по полу, не выдержал:
  -- Зачем им-то? Тут другое...
  -- Синьоры?
  -- Нет.
  -- А кто?
  -- Чистюки. Что б им пусто стало! Нелюдей ловить понаехали.
   - А разве аллари в ваших краях еще остались? Мы сколько прошли от столицы, ни одной слободы не встретили.
   - Живете там? - подозрительно сощурился трактирщик. Игорь сообразил, что столичные жители у того не в чести. Новостью это не было. Чем дальше от герцогского замка, тем настроения в народе становились разнороднее. Специально выяснять отношение к себе подданных, герцог Игоря не просил. Само в глаза лезло. В каждым новом поселении герцогская власть пользовалась меньшим и меньшим уважением.
   В первые дни Игорь отмахивался, стараясь не замечать, рассеянные тут и там гарнизоны, усиленную охрану городских ворот, - от кого, скажите на милость, обороняться-то? - черные пустоши на месте поселений аллари. Сун пару раз подбрасывал неудобные вопросы, замаскированные под простецкую глупость. Игорь уходил от ответа, копя внутреннее раздражение: зачем только взял с собой этого идиота? Столько лет прожить в герцогском замке, в самом центре страны и не понять самых простых вещей. Например: если есть законы - их необходимо выполнять. Иначе страна рухнет в хаос и безобразие. Но бывший раб продолжал недоумевать, от чего такие гонения на нелюдей.
   - Тебе понравится, если шайки аллари станут по ночам врываться в дома и убивать людей? - как-то огрызнулся Игорь?
  -- Зачем? - искренне удивился Сун.
   - Ну, чтобы отнять деньги, имущество... - Игорь перебирал в памяти, чем еще могли бы поживиться аллари в человеческом жилище, но уже и сам понимал, что, мягко говоря, проврался. На фига аллари людские манатки? Больше всего в остального они дорожили тем, что перешло к ним по наследству. Чем старше вещь, тем она ценнее. Аллари считали, что в старых вещах заключена частичка души Предков. Какая-нибудь ржавая подков для рода лошади была дороже золотой миски, из коей по праздникам ели отдельные, хорошо обеспеченные люди.
  -- А раньше почему они людей не зорили? - продолжал невинно расспрашивать Сун.
  -- Не знаю. Меня раньше тут не было.
   Оставил за собой последнее слово, оборвав спор, и тут же почувствовал себя базарной торговкой, которой не истина важна, а перекричать товарку. Я сверху - моя правда!
   В качестве утешения Игорь напомнил себе о воинственном Аллоре. Вольные кланы только тем и занимались, что убивали и грабили. И не чужие ржавые подковы, между прочим, промышляли, а полновесное золото. Вот! Игорь уже хотел привести свой аргумент дворцовому птичнику, когда вспомнил: Аллор вел бесконечную гражданскую войну. О внешней экспансии вольные кланы никогда не помышляли. Она была попросту невозможна при их-то раздробленности.
   Как-то хмурым похмельным утром герцог завел с Игорем разговор о гипотетической угрозе с востока. Начальник дворцовой стражи битый час переминался с ноги на ногу, выслушивая аргументы синьора, постепенно приходя к выводу, что тот не приводит их, сообразуясь с имеющимся фактическим положением дел, а выдумывает. Сидит, головой мается и сочиняет страшилку для подданных. Каково же было удивление Игоря, когда по прошествии года примерно, он столкнулся именно с этой аргументацией в тайном послании Ария войскам.
   Но сам Игорь к тому времени уже "уснул".
   Сколько лет он так прожил? Пятнадцать? Или тридцать? Или сто? Без его ведома ушел в небытие век аллари. Пришел - людей: нищих деревень, пьяных гарнизонов, серых хуторов, окруженных скудными полями; сквознячных замков, перешедших из заботливых рук прежних, одушевлявших их синьоров, в человеческие, не знающие своего рода; родства не помнящих...
   Он почти полностью забыл свою прежнюю жизнь, от которой осталось нереализованное желание вернуться. Порой он думал, что сие желание и сохранилось-то исключительно по причине своей трудной реализации. Обещание, некогда оброненное герцогом, походило на долгоиграющую кость. Сохранило вкус, цвет и консистенцию сомнительного деликатеса, но голода не утолило и никогда не утолит.
   И вдруг проснуться! При чем не сразу, рывком - постепенно.
   Началось в герцогском замке, когда читал голубиную почту, продолжалось всю дорогу из столицы в Мец, чтобы осозналось в мрачной пустой харчевне.
  -- Мы торговцы, - Сун вежливо улыбнулся трактирщику.
  -- Столичные? - спрошено так, что, давши положительный ответ, рискуешь огрести по роже тряпкой.
   - Не-е-т! - отказались в два голоса гости. Игорь вынырнул из пучины сомнений и начал строить свой предполагаемый образ:
  -- Мы в столице проездом были. Прожили три дня, и - дальше.
   - Бежите от кого? - подозрений у трактирщика прибавилось, он на всякий случай отодвинулся к стойке.
  -- Мы птицами торгуем. Товар распродали и в столицу завернули, погулять.
  -- А какими птицами? - не унимался хозяин постоялого двора.
   - Разными, - исчерпывающе пояснил Игорь, подождал пока недоумение и подозрительность собеседника дойдут до высшей точки, и добавил, - Мое дело за лошадью смотреть, обед готовить. По птицам у нас господин Сун.
   - Мы голубей продаем, - лучезарно улыбнулся тот харчевнику. Прибавить сощуренные в непроглядные щелки глаза и круглую, лоснящуюся физиономию - портрет афериста мелкого пошиба.
  -- Что-то я у вас ни клеток, ни сетей не видел, - в свою очередь сощурился трактирщик.
  -- Мой компаньон уже сказал, мы все распродали и заехали в столицу, передохнуть.
   - И какой голубь нынче в цене? - как бы безразлично въелся собеседник. На что Сун, не моргнув глазом, пустился в такие сложные и подробные объяснения, что вскоре не оставил у трактирщика и тени сомнения в своей причастности к уважаемому птицеловческому бизнесу.
   Трактирщик отлепился от стойки, подошел к ним и уселся на соседней лавке, точно как в начале разговора.
   - Дутыш в цене? О! А мохнатый камышник? А! Говорил я Приставке. На прошлой неделе заезжали купцы из Ларха. Не поверишь, по три марки за пару камышников гнули. А Приставка, дурак-то, кричит: бери, озолотимся. Я говорю, за такие деньги пять пар серышей взять можно. Он уперся и денежки выложил. А не подскажешь мне, - трактирщик оказался на редкость осведомлен в птичьих делах, - от чего мода на камышников прошла?
   - Плохо дрессируются. Красивые они, спору нет. Только как почтовиков их использовать нельзя. Улетают.
  -- Да. Вот! Говорил я ему. Камышник - птица вольная. Стой...
   - Да мы, вроде, никуда не уходим, - засмеялся Игорь. На что трактирщик даже головой не повел. Моложавый рябоватый кучер уважаемого птицелова интересовал его не больше солонки, стоявшей у того кучера на столе.
   - Ты еще что-то хочешь узнать о птицах? - вежливо склонил голову Сун, не спуская с лица торговой улыбки.
   - Так вы может... это... привезли чего? Если пернатого зверя или смычковую змейку, я куплю. У нас без обману. А к другим лучше не ходи. Здесь в Меце нынче всякого сброда понаехало. Только и смотри, чтобы не ограбили.
  -- Сожалею, любезный. Мы сами хотим купить.
  -- Заказ у нас, - влез отставленный от разговора Игорь. На что Сун гневно зыркнул в его сторону.
   Начальник дворцовой стражи с некоторой даже оторопью отметил, как, прикидывавшийся всю дорогу недотепой, бывший раб быстро включился в игру. Трактирщик же, услышав про заказ, весь подобрался. В глазках сложилась обоюдовыгодная, - с его точки зрения, - коммерция.
  -- Что же вы такое ищите, что аж в наши края заехали? Халцедонника? Угревана?
   - Мы ищем особенную птицу. А лучше пару. Но если не найдем пары и одну возьмем, - в голосе Суна появились интригующие нотки.
   - Скажи, какие нужны? Если у меня нет, я тебе протекцию составлю. У моего свояка голубятня на весь Мец...
   - Это который мохнача за три марки взял? - презрительно выпятил губу Игорь. Рожа трактирщика налилась кровью. А Сун взял ложку и пристукнул ею по столешнице. На языке торговой гильдии это означало высшую степень недовольства купца своим подчиненным. Игорь замолк и даже скукожился на своем краю лавки. На противоположной ерзал от нетерпения хозяин трактира.
   - Видишь ли, любезный, - понизил голос Сун, - мы получили приватный заказ от очень богатой дамы. Оч-ч-чнь богатой... Да... так вот, дама особо предупредила нас, избегать огласки. Ты понимаешь?
  -- О! - рожа трактирщика расплылась вдвое.
   Тут пахло не просто деньгами, а большими деньгами. Но стоило Суну произнести слово "горностай", из трактирщика будто выпустили воздух. Он вдруг заметил невидимые крошки на лавке, замел их ладошкой, схватился за тряпку, бормоча себе под нос: "Ага, ага, как же, знаю, слышал..."
   - Я тебе говорил, ни хрена мы тут не найдем! - выкрикнул Игорь, вскинув пальцы в неприличном жесте. В отместку за пренебрежение, он теперь делал вид, что трактирщика в упор не видит. Тот насупился, перестал собирать соринки и тоже крикнул:
  -- Иди, купи своих горностаев! Вот прям от меня к медведю и топай!
   - Не свисти! Лучше скажи, у кого горностаи могут остаться? - не унимался рябой возница. - Мне верный человек говорил, что Мец своим голубям шеи свернул, и пирог из них испек.
   - Ага, взял трех старых облезлых летунов и принародно казнил. А молодь спрятал! - запальчиво прокричал трактирщик и только рот себе не зажал, сообразив, что непозволительно разболтался.
  -- Не подскажете ли, любезный, где? - вкрадчиво пропел Сун.
   - Не знаю. Ничего я не знаю! Ничего не видел! Если донесете на меня... я сам на вас донесу. Сузи! Ягнек! Алиска! Су-узи!
   Но никто не прибежал и даже не откликнулся. Работники вместе с остальным горожанами пребывали за городскими воротами. Заполнивший своим тучным телом дверной проем, трактирщик покричал еще немного, качнулся бежать, но тут Сун вытащил из-за пазухи увесистый кошель и громко его встряхнул. Звон сначала оборвал крики, а потом и вовсе вернул скандалиста на лавку.
   - Ты на нас донесешь, мы на тебя донесем, а в выигрыше окажется... некто третий, - дипломатично намекнул Сун. - Не лучше ли договориться?
  -- О чем?
  -- Ты нам говоришь, где искать горностаев, а мы тебе платим полмарки.
  -- Пять.
  -- Ты с ума сошел? - нахраписто возмутился Игорь.
   - И заметьте, я вам не место укажу, а только человека, который то место может знать, - уверенно отговорился трактирщик от наглого гостя, который рыпнулся было спорить дальше, но был остановлен птицеловом:
  -- Мы согласны.
   Эх, мало запросил! - сия мысль тотчас высветилась в маленьких глазках хозяина, но было уже поздно. Заартачься, пожалуй, все потеряешь.
   - Пошли у других спросим. Нечего ему столько денег отдавать. Подумаешь, знает он! - тихо бурчал себе под нос Игорь, пока Сун по одной выкладывал на стол монеты. Трактирщик собрал их в кулак, довольно покивал головой, а дураку вознице доходчиво объяснил:
  -- Иди, спрашивай. Часа не пройдет, как в Клире окажешься.
  -- Не обращай на него внимания, - посоветовал хозяину харчевни степенный Сун.
  
  
   Эту комнату, наверное, иногда убирали. В углу притулился полуобглоданный веник. Широкая корзина у порога с верхом была навалена мусором. Вынести забыли. Да и веник облысел, похоже, не от работы, а от скуки. Под столом валялись корки хлеба и кости. Из углов несло удушливым запахом старой мочи.
   Хозяин комнаты сидел за столом. В одной руке кружка воды, в другой - кусок серого хлеба. Откусывал, припивал, откусывал... крупные тусклые крошки облепили блескучий подбородок. Шевелились толстые губы. Но гостей он не глядел - подождут.
   Карик-трактирщик долго водил птицеловов по улицам, сворачивая, где только было возможно, в пустые, темные щели. Провел по краю площади, махнув рукой в сторону лобного места. Тут когда-то снимали кожу с двоюродного брата князя Ольрика. На другом конце площади, загороженное высоким забором, стояло здание Клира. Судя по добротной кирпичной кладке высоченного забора, борцы с колдунами не бедствовали.
   В главные замковые ворота компания, понятное дело, соваться не стала. Обошли и пролезли в ветхую, болтающуюся на одной петле калитку.
   - Обнищали медведи, - констатировал себе под нос нагловатый возница, на что Карик так же тихо отбрил:
  -- Заткнись! Много ты понимаешь.
  -- Вижу, - не унимался Игорь, - жаль тебе нелюдей.
   - Еще слово, и сами искать своих горностаев пойдете! - объявил Карик. На что Сун опять посоветовал ему не обращать внимания. Но тот уже заподозрил птицеловов в подвохе, остановился и решительно полез за пазуху.
   Игорь догадался, что трактирщик, невзирая на собственную жадность, сейчас вытянет из теплого места монеты и кинет им под ноги. Но тут прямо на них из-за угла вывалила небольшая, шумная компания пестро одетых, подвыпивших мужчин. В центре размахивал бутылкой долговязый парень в яркой куртке, старых полосатых штанах и разбитых опорках. Куртка была с чужого плеча. Он что-то громко рассказывал, заливаясь дурковатым смехом.
   Оказавшийся в центре событий, Карик замер, - рука за пазухой, - но сообразил, поцарапать грудь, и вынул пятерню пустой.
   - Что встал на дороге! - развязно заголосил долговязый. Его дружок толкнул трактирщика, еще кто-то добавил. Пьянь развлекалась.
   Какое собственно, дело было Игорю до скопидомного Карика? Да, никакого! Ну, отпинали бы его. Однако в душе ворохнулось давно забытое чувство неприятия. Творящееся перед ним скотство поставило вдруг его на место человека. И до этого он присутствовал на месте. Да еще на каком! Личный шпион герцога при исполнении... сволочь, короче говоря, которой, убивай при нем невинного, не поморщится. Совсем другое дело, оказаться в шкуре человека. Просто человека, который терпеть скотства не намерен.
   Ближнему бузотеру Игорь больно отдавил ногу, поймал в охапку Карика, а локтем между делом, заехал в бок еще одному. Никто не понял, как толстый коротышка оказался за спиной рябого.
  -- Не понял?! - подтвердил общее недоумение долговязый. - Вы кто такие? Ну-ка, братва, держи их.
  -- Что тут происходит?
   На дерущихся из-за угла шла третья сила - невысокий подтянутый мужчина, в котором Игорь заподозрил коллегу: начальника стражи или вообще капитана замкового отряда.
   - Копыто? - изумился военный, опознав долговязого. - Ты почему шляешься по замку? Тебе где велено быть?
  -- Подумаешь! Велено... мало ли где.
   Вот тут-то Игорь насторожился по настоящему. Вид у Карика стал такой, что доведись переиграть, он не то что помогать сомнительным купцам, на порог бы их не пустил. Он стоял навытяжку и чем дальше, тем бумажнее делался. И это несмотря на то, что пьяная компания уже скрылась за поворотом, а нагрянувшее строгое начальство не торопилось стращать. Стало быть, оно и молча могло нагнать страху. Игорь глянул на штаны трактирщика: еще не мокрые, но уже вот-вот.
   Военный постоял еще немного, попытал Какрика взглядом, но не добившись ничего кроме общего трепетания, спросил на словах:
   - С кем это ты, а, по замку разгуливаешь?
   Лицо трактирщика быстро начало меняться от страха к отчаянию. Потом Карик весь мгновенно расслабился и явил уже совсем другого человека. Похоронил он их. Как есть, заживо похоронил, - понял Игорь. Зыркнул напоследок: звиняйте, мол, и доложился по всем правилам
   - Пришлые. Отрекомендовались торговцами. А я думаю: подозрительно. Вот хочу их общественному коменданту представить. Вдруг да не те, за кого себя выдают.
   Золото, должно быть, за пазухой нагрелось. С чего иначе, Карик пританцовывать взялся. Но высокое начальство истолковало его поведение по своему:
   - Не ерзайся. Коли воров поймал, получишь награду. Веди купцов к коменданту. Абаган нынче при деньгах.
   В тоне военного сквозила неприязнь к означенному деятелю. Посмотрим, как карта ляжет, - решил Игорь. Авось еще сыграем на этой неприязни свою игру.
   Пока беседовали, из-за угла вывернулся замковый караул: все в доспехах и вооружены, будь здоров; не чета пьяной гопоте. А трактирщик что ж? Поклонился и бочком, бочком на полусогнутых двинулся вперед. Воины окружили подозрительных гостей и потеснили, что бы, значит, не отстал кто, да не заблудился. На всякий случай, и до коменданта проводили. Только когда потный Карик и торговцы вошли в трапезную, вояки отправились по своим делам. Карик подпер один косяк, Игорь и Сунн другой, разделенные невидимой границей алчности и страха.
   Забыл, что есть из себя простая человеческая подлость? - саркастически подумал Игорь. Не та, которая от внутренней природы, а которая от поганых обстоятельств. И рад бы трактирщик не попадать в такой наворот, а пришлось. Мается, поди. А с другой стороны: денежки за пазухой греются. Вывернется, уйдет живой и невредимый, посожалеет на досуге о невинно преданных чужаках и тут же забудет, хуже, заставит себя не вспоминать, чтобы и дальше легко жилось.
   Толстый неопрятный мужик доел хлеб, выпил воду и брякнул кружку о стол. Руки у него крупно тряслись. Мелко вздрагивали отечные мешки под глазами и дряблые щеки в синих и красных прожилках.
   Внутри у Игоря как-то все вдруг всколыхнулось, отстоявшиеся слои начали волноваться и смешиваться, накладывая одни воспоминания на другие. Только утром все было ясно и понятно: они едут по поручения первого лица герцогства...
   Миссия сильно поднимала Игоря в собственных глазах. Смешно, но поднимала, уравнивая с теми, кто возле него жил нормальной адекватной жизнью. Пусть даже адекватность эта состояла в ежедневном стоянии в переходах и при дверях или уборке битой герцогом посуды. Адекватность! Когда вместо сосущей пустоты внутри - повинность, или рвение, или покорность, или неприятие. Хоть что-то, а не одно застоялое ожидание чуда.
   Ждать, похоже, некого и нечего! - так вот сразу отметилось, сформировалось и потянуло в уверенность. Никто его никуда не отправит. Почему? Да по тому, что он игрушка. Что для высокого герцога, что для похмельного борова, коменданта.
   Игорь поймал себя на том, что в единое мгновение дистанциировался от всех и от вся. Только Шак почему-то остался на прежнем своем месте. Хозяина? Друга? Дикого коня, не ведающего правил человеческого общения? Игорь отринул всех, кроме него, да, пожалуй, еще Суна.
   - Я давно за тобой смотрю, Карик, - прорезался комендант. - Все подглядываешь, подслушиваешь... попался!
   - Я, Ваша милость, с чистым сердцем. Вот подозрительных привел. Голубями интересуются.
   - Голубями, говоришь... а ты тут при чем?
   - Так они у меня про голубей спрашивали, а я, дай, думаю, отведу торговцев к господину коменданту, ему виднее.
   Похмельный мужик пожевал губами, будто хотел и их съесть, обсосал нижнюю и вприщур уставился на виновников:
   - Кто такие?
   Сунн приветливо улыбнулся его неряшливой милости, сложил ладони под подбородком, поклонился и, сощурив, без того узкие глаза пропел:
   - Мы честные торговцы, ездим, ловим или покупаем птиц, продаем. Ваша милость не должен опасаться. У нас есть все документы.
   - Покажи, - к ним потянулась грязная широкая как лопата ручища. Сунн вытащил из маленького тубуса свиток. Комендант развернул скрученную бумагу, прочел, - грамотный! - и издевательски хрюкнул:
   - Торговцы? Да вы такие же птицеловы, как Копыто звездочет. Подсылы! Шпионы! Вот велю вас пытать, так ли запоете?
   - За что пытать, Ваша милость? - взмолился Сунн.
   - За вредительство. Кто сено в запрошлом годе пожог? Вы! Кто на стене ратуши похабное слово написал? А? Что молчите? Тот-то! Вы! Кто молочницу убил? Горбашка! Горбан!!!
   В грязный покой вбежал действительно горбатый неопределенного возраста мужик с длинными, до полу, руками.
   - Горбашка, отведи вредителей в подвал. Пусть с ними Макуша потолкует. Думаю, они девушку молочницу сегодня ночью снасильничали и убили. Вещички их вели обыскать... нет, лучше, пусть сюда принесут. Я сам обыщу. О! И Карика обыщи. Что-то он у притолоки жмется. Заначил уже денежки? Вижу - заначил!
   Комендант обладал зверской прозорливостью. Кроме того, было что-то общее между, напавшими на них маргиналами и высоким общественным деятелем. Командир гарнизона отличался военной выправкой и некоторым даже благородством. Комендант представлял из себя окончательное и полное быдло.
   Кошель с марками, уплаченными за так и не полученную информацию, не замедлил явить себя на свет. Комендант, довольно хрюкнув, выплюнул через губу:
   - Десять плетей.
   Горбашка сгреб трактирщика за шиворот и потащил, как куль. Карик при этом не издал ни звука.
   - Дожидаться будем, пока он вернется, или сами все расскажите? - прошамкал комендант, ковыряя грязным ногтем в зубу.
   - Мы честные торговцы. У нас документы... - попытался продолжить игру Сун.
   - Значит, подождем.
   Лицо коменданта сделалось жестким. Дряблые щеки затвердели. Глаза буравили недотепистых преступников. Игорь быстро прикинул, что так оно все и будет. Пугать их комендант больше не намерен. Дождется страшного Горбашку и сплавит упрямых шпионов в подвал. Герцог, чистоплюй хренов, завел себе игрушечную камеру пыток и потихоньку туда бегает, утолять нездоровое влечение. Здешние же хозяева творят все в открытую. И потрошить подозрительных гостей будут на всю катушку, чтобы крики за городскими воротами услыхали. То-то в Меце тихо да безлюдно. Попрятался обыватель от господ, среди которых первый - грязный похмельный скот.
   - Мы путешествуем по особому поручению, - процедил Игорь сквозь зубы, выступая вперед. Сунна он аккуратно задвинул себе за спину.
   - О! Заговорил. Ты прописан в бумаге кучером. Кучер, значит... и какое поручение тебе дал Его Светлость?
   - С чего, Вы, уважаемый, взяли, что мы от герцога? - постарался сохранить надменный тон Игорь.
   - Зубы спрячь, сука! И руками не маши. Поручение он исполняет. Да я уже третьего дни знал, что приедут: один рябой, другой желтый. Обмануть меня решили? Тайно свои дела провернуть и смыться? Тут вам не столица. Тут чужака за версту видать.
   Игорю ничего не оставалось, как пойти на сговор с комендантом. Герцог запретил ему открывать истинную цель поездки синьорам Меца. Но о ближайшем окружении речь не велась. Если он не попробует сейчас склонить коменданта к сотрудничеству, окажется в подвале, а оттуда может прямиком угодить на лобное место. Молочницу-то убили. А тут как нельзя кстати случились приезжие. Усеки им головы, никто протестовать не чухнется, зато электорат по достоинству оценит усердие местной администрации. Стоило, попробовать.
   - Ты прав, уважаемый, нас послали из дворца по весьма важному делу. Скажу больше у меня очень большие полномочия. Не хотелось бы вступать в контакт с синьорами медведями, но если ты меня вынудишь - придется. Не обессудь, я ведь могу представить наш разговор как недоразумение, а могу и иначе. Не пожалеешь после?
   Реакция коменданта оказалась до по меньшей мере странной. Он согнулся пополам и затрясся. Игорь не сразу разобрал, что тот смеется Отхохотал, поднял налитую кровью морду со слезящимися глазами и выдал, как гвоздь вбил:
   - В подвал! Таких дураков только железом править. Нет, это точно вы девушку Герту ночью порешили. Сейчас Горбашка вернется, и пойдете на дыбу. Что вылупился? Больше-то вы ни на что не годны. Медведями он меня пугать вздумал. Знаешь, где твои медведи сидят? У меня в заднице! И заметь, нос высовывают исключительно по моему личному соизволению. Представит, он... начитался в столице герцогских указов, так думаешь и тут, на земле, все по-вашему? А того ваш герцог не ведает, что есть другой закон. Мы, люди его написали, а герцогским подтерлись.
   Комендант мог солгать. Однако внутренний голос подсказывал: не врет. А значит что? Значит - дыба, а потом плаха. Игорь мельком глянул на Сунна. Лицо у того стало похоже на кусок серого воска. Глаза обречено уставились перед собой.
   Сунн-то ту при чем? Он просто спутник. Его Игорь втянул! Но комендант разбираться не станет. Невинный? - все равно - в подвал. За что? Да, за компанию!
   Оставалась последняя карта. Она же козырная. Она же, - вполне может статься, - подкинутая герцогом пустышка. Перед самым отъездом Арий вызвал Игоря и между делом обронил, что Клир, де, блюдет и бдит за всеми и вся. И за ними будет бдить. Позволять себе лишнего, Его Светлая Светлость Игорю не советовал.
   - Именем герцога Ария, - жестко заговорил рябой возница, - требую немедленно вызвать сюда легата Клира.
   - А помер он, - развел руками комендант. - Что не знал? Намедни с колдуном каким-то не совладал и окочурился в страшных муках. Нашли в лесу всего изломанного. Людям, думаю, такое не под силу. Ни одной целой косточки не было у любимого легата нашего по имени Широкопляс. Доплясался, стало быть. А колдун улетел, должно. Не нашли его. А уж искали! Весь гарнизон в лес выгнали. Чистюки мои и те в дело пошли. Капитан замкового отряда по сей момент особое положение не снял. Да вы, соколики, и сами видели: вся крепость воякам полна. А в Клире-то как убиваются. Не могут бедные решить, кому в столицу с донесением ехать. Плохого вестника-то могут и под топор, а могут и в легаты произвести, да вернуть, чтобы дальше верой и правдой служил Клиру и Его Светлости. Сам понимаешь, никому не охота между двух жерновов попасть. Заперлись наши клирники и выбирают гонца. Боюсь, если пошлем к ним нарочного, не отопрут.
   Тон у коменданта был такой, что картинка местных событий открывалась с точностью до наоборот.
   Игорь сдался. Шагнул и присел на край лавки. Врет - не врет, правда - не правда, он будет потом разбираться. На данным момент надо было, как минимум - остаться живым.
   - Умыл ты меня.
   - Ха-ха! Я тебя еще не так умою, коли не расскажешь мне как на духу, зачем пожаловал.
   - За голубями.
   - Э - нет. Так дело не пойдет. Горбашка!
   - Да, погоди, ты. Нас действительно послали, найти и привезти голубей. Горностаи герцогу занадобились. Я начальник дворцовой стражи Игор. Сун - главный птичник. А дальше можешь пытать нас, можешь на плаху отправить, толку не добьешься. Ничего иного мы не знаем.
   Горбашка сунулся в дверь:
   - Звали, господин Абаган?
   - Погодь маленько, коридор попаси. Я позову.
   Горбашка нехорошо усмехнулся и юркнул за косяк. Комендант Абаган насупил брови, глянул по очереди на обоих гостей, пожевал толстыми губами и изрек:
   - До завтра посидите в подвале. Темно там и голодно, а еще одиноко. Только, думаю, вы тому одиночеству рады будете, как маме. Все лучше напару лишаться, нежели в компании с Горбашкой. Обижу я первого своего товарища. Они с Макушей вас уже, наверное, поделили: кому - кого. Ради дела обижу. Веришь? Отвечай!
   - Верю, - покорно согласился Игорь.
   - Люблю умных. Хоть ты и дурак. Ладно, посиди до завтра, а там видно будет.
  
   С виду не скажешь, что Горбашка был чем-то так уж удручен. Скорее наоборот. Игорю показалось, что он торопится. Почти бегом загнал их в тесный подземный казематик, велел сидеть и не рыпаться, захлопнул дверь и, побренчав с той стороны ключами, забухал сапогами по коридору.
   Местечко им отвели препоганое. Пять шагов от стены до стены. Что так, что так. Сверху из невнятных щелей сочился тусклый свет. Стены поблескивали подвальной испариной. На нарах - кучей старое тряпье вперемежку с соломой. Игорь потрогал волглую стену - мокро и скользко - отер руку о штаны и обернулся к товарищу:
   - Как будем выбираться?
   Но тот вместо ответа прижал ладонь к губам. Игорь только рукой махнул. Битый жизнью, склонный к преувеличениям, бывший раб напуган. Игорь вот не очень. Зачем-то их в подвал засадили. Значит, не собираются убивать. Подождем до завтра. Прав Абаган, там видно будет. Но поговорить хотелось, до зубовного скрежета.
   Против всякой логики, Игоря не плющило. Тревога - да - присутствовала. Скребло внутри. Они, получается, попали как слепые кутята в полынью. Нес хозяин к матке покормиться, а по дороге скинул с рук докучливую ношу. У хозяина было муторно и сонно. На воле стало - холодно и страшно. А завтра может стать больно и даже очень больно.
   Сунн, ссутулившись, сидел на нарах. Игорь разгреб мусор, кинул на гнилые доски какую-то тряпку и тоже уселся. Хорошо, успели позавтракать. До утра им есть не дадут. Попить бы. Но Горбашка не озаботился принести воды, а, может, приказ получил, не поить шпионов. Пусть-ка помаются.
   Сидеть на краешке было и неудобно, и нелепо. Игорь, махнул рукой на грязь и, - как пить дать, - обитающих тут насекомых, глубже забрался на нары и прикорнул. От полусвета и тишины веки смежились сами. Последним сполохом явилось удивление: Сунн настороженно припал ухом к стенке. Бросил бы до времени страдать. Игорь уже приготовился высказаться, да не успел, накрыло сном.
   А когда проснулся, тишины и в помине не было. Товарищ стоял на нарах, вытянувшись к окошку, из которого несло скандалом.
   - Пошли! - гремел чей-то пьяный бас. - Отмудохаем клирников. Наливай.
   Для храбрости, должно быть, решил Игорь. Что значит - выспался: хандру как рукой сняло. Ее место заняла веселая нервозность. Спал себе спал без малого двадцать лет под боком Его Бледной Светлости. Совсем уже было потерял интерес к жизни, даже домой перестал проситься, а тут случилось. Завтра, впрочем, может случится еще почище - потянут на лобное место, так ли вспомнишь покой герцогского замка? Во дворце, конечно, тоже имелись некоторые аспекты: башня, например, или комнатуха в подвале с немыми охранниками. Но ты-то ходил оприч, вне, и краем не задевая нехорошие закоулки. Не от того ли, что душа обленилась? Ну, бегает герцог, получать Свыше инструкции. Тебя непосредственно это не касается. Твое дело караулы разводить. Ну, свели в каземат пару тройку нарушителей герцогской воли, - это про которых ты знал, а неизвестных сколько? - но ведь не тебя. И бабу твою, - которая на сегодняшний день постель греет, и пока не надоела, - ни кто не трогает. А надоела: прости прощай, красотка. До свидания, давай дальше - сама.
   Мысли о замке бежали фоном. У скользкой казематной стены мыслительный процесс вдруг пошел в два слоя. В первом, фронтальном - анализ пьяной беседы чистюков, которые устроились на один подвальный этаж выше. Во втором - бледная картина предыдущего существования. И получалось - тут на краю возможной гибели - жизнь, а там, в покое - малая смерть.
   - Пошли к клирникам! - опять взревел дурной бас. На что ему резонно, однако, сильно пьяно заметили, что за Клир может вступиться гарнизон.
   - Никогда! - категорично отбрил бас. - Они со страху обгадились. Такой силы чистюков сроду вместе не собиралось. Мы их - одним...
   - Баган не велел до времени высовываться, - перебил кто-то третий.
   - До какого времени? Кто мне то время укажет? Пошли к Багану...
   - Мы только от него, - сказал более трезвый голос. - Лютует господин комендант.
   - Господи-и-и-н! - передразнил бас. - Он такой же господин, как я князь Мец. Господин...сука! Загреб всю власть. Давно бы медведей перерезали. Нет - ховаемся по подвалам, указаний ждем. Сколько их еще ждать? Я тебя спрашиваю!?
   - Ты сильно-то не ори. К Абагану капитан замкового отряда пришел с кнехтами. Толковище наверху. Те думают, что это мы девчонку ночью подловили...
   - Ну и подловили, так что? - опять взревел бас. - Пусть докажут.
   - Они доказывать ничего не станут. Услышат тебя, спустятся в подвал, и приколят нас к стенам как бабочек.
   - Да я им...
   - Положи топор! Слышь, своих покрошишь. Налейте ему, чтобы уже вырубился.
   Дальше пошли вскрики, бульканье, какие-то еще уговоры и, наконец, громкое падение тела с лавки. Хоть потолок и каменный, а все равно было слышно, как вырубился, упоенный дурной бас. Потом его волокли. Игорь и Сунн приникли к стенке. Оконце под самым потолком давало очень мало света, зато много звука. Будто за бумажной переборкой сидишь. Игорь с уважением покосился на товарища. Не зря тот помалкивал.
   Беседа наверху возобновилась. Когда угомонился рехнутый бас, разговоры пошли более мирные. О том, о сем. Вспоминали дом, кто помнил, потасовки, пару раз - нелюдей. Тут в собеседниках присутствовало полное единогласие: под топор!
   Все правильно, извинил в душе чистюков Игорь: люди - сами по себе, - нелюди отдельно, как мухи от котлет.
   А я кто? В том смысл - в которой тарелке пребываю? В той, где чисто, тихо и сытно, или в той, где роятся черные навозные жители, выдирая мохнатыми лапами друг у друга крошки?
   Что за бредь! Себя-то я с какой стати начал по тарелкам раскладывать?
   Наверху в полголоса обсуждали ночное происшествие. Оказалось, это бас с Копытом девушку подкараулили.
   - Хотели как люди, - оправдывал товарищей один из собутыльников, - а она - упираться. А Копыто, знаешь? Ага, вот... он же бешенный делается, если, что не по нем. Он, помнишь, в Мордунах, ну, когда нелюди в слободе заперлись и из загородки колючки полезли? Копыто ребятишек в деревне наловил, поставил перед воротами слободы и давай, резать. Открывайте, кричит. Кровь на вас ляжет! Я из-за вас человеческих детей убиваю. И, представь, открыли. Тут уж он погулял. Все искал дриаду, которая колючки напустила. Только она как в воду канула.
   - Поймаешь ее, как же! Они, падлы, глаза умеют отводить. Только что была, моргнул - на этом месте лес стоит.
   - А у нас в деревне была одна, - вступил в разговор, доселе молчавший собеседник. - Такая... а уж бабы за ней гонялись - страх. Всех мужиков в деревне расповадила: бегают к ней и бегают. Жены, конечно в рев, в крик, за ухваты. А она - раз - и нет ее. Но и поля родили, такого ни до, ни после никто не помнил. И красивая...
   - Сам, поди, к ней бегал? - вкрадчиво спросил давешний рассказчик.
   - Я тогда еще мальчишкой был. Маленький совсем. А думаю, дриад трогать нельзя. От них никакого вреда - одна польза. Смотри, погнали их из герцогского домена, куда урожай пропал? Люди с голоду пухнут. Нет, я не против, чтобы аллари на нашей земле не было. Земля - для людей. Но дриадок надо оставить. Как без них?
   - Тогда и коней трогать нельзя. Поселится конь рядом, и у тебя скотина в рост пойдет. Или быки. Возьми быков. Когда у нас в соседской слободе коровья семья сидела, вся округа молоком залилась. А сыры какие были. Помнишь, малой, какой сыр моя матушка варила? Пальчики оближешь.
   - Вас послушать, раньше все лучше было, - снасмешничал молодой голос. Чего тогда вы эту кашу заварили? На фига погнали нелюдей с места? Жили бы себе, да жили.
   - Что, на фига?! Что, на фига?! Я тебе покажу - на фига! Свобода! Понял? Ты под нелюдями не жил, сопляк. Тебе не понять, каково оно, скотине кланяться.
   - А я слыхал, они справедливые были. И герцог тогдашний...
   - Слово еще скажи, и я тебя как есть Абагану, господину нашему и наставнику, в мешке снесу. Пусть разбирается. А может, ты тайный подсыл нелюдей? А? Признавайся.
   - Уймись, Горбашка, тебе бы только шпионов ловить. Нормальный он парень, я его в деле видел. Тока молодой, старых времен не помнит. Слышь, Горбан, плесни ему, а и всем плесни. Помянем братьев наших, которые на западе погинули. Свист, Картуша и Багнюк. Хорошие были чистюки. Ни один нелюдь от них не ушел.
   - Видать не такие хорошие, коли их косточки по западным лесам разметало.
   - Это, которые арлекинов ловили?
   - Ага. Не повезло им. Нарвались, так нарвались. Нелюдь он же что, он крови не любит. Те, которые на востоке живут, одичали. А местные - домашние были.
   - И на западе они встречаются? - спросил молодой.
   - Мало. Редко где семья живет. Там люди в основном.
   - А нелюди, которые товарищей наших подлой смертью убили, получается из восточных кланов? Тогда как они на запад попали? - пьяно тянул молодой.
   - Думаю, а и господин наш Абаган так же думает, что те нелюди, которые по западу разъезжали, да всем докладывали, что они на фест собираются, никакие не арлекины. Шпионы аллорские! На востоке узнали, что у нас тут заваруха, вот и хотят с западным сателлитом договориться, чтобы сообща напасть. Герцог наш нынешний, хоть и мозгляк, а тоже сообразил, откуда ветер дует - отправил на границу Камишера армию.
   - Брехня, - категорично заявил, противу всяких ожиданий проснувшийся бас. Спать же должен как колода, но, видать, силен мужик. И часа не прошло, как свалился, а уже на ногах и даже спорит.
   - Сам подумай, зачем посылать войско на запад, если оно на востоке нужно? А? То-то! Продал нас герцог.
   - Кому?
   - Аллору и продал. В тамошних кланах, знаешь сколько золота? О-го-го! А воюют они как? В страшном сне не приснится, что они с собственными детьми делают, когда воинской науке обучают. Если они на нас повалят, никакая армия не устоит.
   - Да, ладно тебе пугать-то.
   - Я вот помню, - заговорил тот, который просвещал товарищей про повадки нелюдей, - коня одного из вольных. Точно, в арлекинах он ходил. С ним двое или трое людей бродяжили. Их не помню, давно было. А его... как перед глазами стоит. Прикинь, поднял валун пудов семи и пронес через всю площадь.
   - Врешь!
   - Когда я врал!?
   - И зачем он тот валун тягал? Потеха что ли у них такая?
   - Нет. Там Божий суд судили. Тогда Клир только-только утверждался, и законные колдуны еще люто дело справляли. Кто-то возьми и на представлении укажи на людей-арлекинов, дескать - колдуны. Конь говорит, Божьим судом докажу, что они чистые. Тогда другой конь, местный, вышел, давай, говорит, доказывай. Пошли к мировому камню. Местный конь камень поднял и три шага пронес. А каменюка, я вам скажу, на нее смотреть страшно, не то что с места своротить. Тогда конь-арлекин выходит, поднял камень и через всю площадь унес. Чтобы говорит, каждый раз, как на человека поклеп в колдовстве возводить начнете, Божий суд вспоминали.
   - Что-то я смотрю, среди вас заступник на заступнике собрались. Один молочные реки поминает, другой, что конь людей от Клира спас. А третий по молодости слушает, да на ус мотает. Говорите, говорите: и добрые-то они и сладкие. А меня медведь на конюшне велел до смерти запороть. Не убеги я, давно бы в земле сгнил.
   Горбашка еще что-то выкрикивал. Но Игорь не слушал. Он, по правде сказать, вообще больше ничего не слышал и даже не чуял. Сунн тряс его, ухватив за рукав, а Игорю хоть бы что, так и стоял столбом.
   Вечер, черные, врезавшиеся в нарядное, закатное небо, крыши. Толпа с одинаково невнятными в полутьме лицами. Страх и напряжение. Неверие в благополучный исход суда, творимого именем местного божка. И подспудная, ни на чем не основанная, уверенность в том самом благополучном исходе. Сын дикого клана, презирающий людей по рождению, из последних сил боролся за их жизнь.
   Игорь сполз по стене и сел, уткнувшись головой в колени. Три года жизни, от побега из рабства, до предательства Шака - одна на всех дорога, один кусок хлеба и один... защитник.
   Что же произошло, тогда в окрестностях славного университетского города Сарагона? Чудовищная подлость, или страшное, несправедливое стечение обстоятельств? Правду сказал герцог, или солгал, заманивая Игоря в свои сети?
   Нет! Все совпадало.
  
   Шак узнал о том, что его брат Арп живет в Сарагоне. Их маленький цирк остановился в предместье. Давали представления, между которыми искали подходы к университету.
   Вскоре выяснилось, что ворота цитадели науки охраняются не столько с той, сколько с этой стороны. Все подходы занимала герцогская гвардия, вперемежку со служителями Клира. Не было места, где бы ни мелькала черная мантия. Борцы с колдунами обложили город не хуже охотников на волчьей облаве.
   Месяц Апостол кидал гири, кося глазом в сторону городских ворот. Гвардейцы к ним привыкли, даже клирники перестали допытываться и вынюхивать. И арлекины расслабились - стали в открытую искать связь с Арпом.
   Не нашли простую, подвернулась золотая. Как и везде самым надежным средством оказались деньги. Уплатив десять марок, Шак получил возможность передать брату записку. Ответ принесли чрез три дня. Арп назначал Шаку свидание под городской стеной. Апостол должен ждать у основания западной башни. Арп выглянет в бойницу. Не самый удобный способ общения, но если не видел брата долгих семь лет и такому обрадуешься.
   Людей Шак с собой не взял, наказав ждать на старой дороге. Повозка была готова к длительному и быстрому перегону. Согласится или нет брат покинуть стены университета, Шак не знал, но надеялся, что согласится. Если поблизости не случится посторонних, Арп спустится по веревке. Вместе они проберутся к повозке и тихонько уедут.
   Из разговоров, обрывки которых нет-нет да залетали в уши, Игорь знал, что герцогские егеря и клирники толкутся в пригороде по душу обитателей Сарагона. Город наотрез отказался присягнуть на лояльность новому герцогу. О верности даже речи не шло. Хотя бы лояльность. Ученые мужи и от этого отказались.
   Ревнители новой власти хватали университетских всех без разбору, что людей, что нелюдей. Некоторых отпускали, другие исчезали без следа. Проговаривали, что их увозят в столицу на перевоспитание. Игорь только хмыкал, перемалывая ассоциации.
   А потом плюнул. Жить-то надо было здесь. До герцога далеко, до местного божка, которому с приходом новой власти дали имя Светонос - еще дальше. Правь возница, не теряй дороги! Авось куда и вывезет.
   Западная башня с места, где они притаились, не просматривалась. От нее отделяли километра три изрядно заросшей, но все еще проезжей дороги. Повозку спрятали в кустах. Никаких особых указаний Шак не оставил. Велел ждать. С братом или без - как карта ляжет.
   Стояла глубокая ночь. Игорь услышал крики у городской стены. Даже свист самострела разобрал. Потом шум отдалился. Люди решили, что не по ним звон и успокоились. Время шло. Было тихо, так что прилетевшее из темноты, копье явилось полной неожиданностью. Арлекины укрылись за деревьями. Оружия у них не было. Выучки, кстати - тоже. Когда с противоположной стороны дороги побежали егеря, и завязалась потасовка, не иначе природное упрямство и такая же природная глупость заставили сопротивляться. Сунн и Ири дрались наравне с Игорем. Первым упал неповоротливый бывший повар. За ним вырубили Игоря. Сунна повалили последним. Их связали и, проволочив по земле с полкилометра, бросили перед нарядным шатром. У Игоря были сломаны ребра. Дышать нечем. Рядом стонал Ири. Сунн вообще не подавал признаков жизни. И никаких следов Шака. Убили? Поймали? Ловят?
   Сомнения разрешил, вышедший из шатра, невысокий изящный господин. Игоря с первых звуков поразил проникновенный мягкий голос. С ним так сто лет никто не говорил. У умирающего, задыхающегося человека возникло ощущение, что рядом родная душа. Мать? Отец? Брат? В голове мутилось. Мужчина спросил про Шака. Игорь только мотнул головой.
   - Не напрягайся, - донеслось из темноты внешней, которая постепенно сливалась с темнотой внутренней. - Я вижу, как тебе тяжело. Не стоит конь-предатель таких усилий. Я прикажу, и тебя вылечат. Останься живым, пожалуйста. Ты необычный человек. Жаль будет, если ты погибнешь из-за собственной недальновидности.
   Много позже Игорь узнал, что обязан жизнью самому герцогу. А еще спустя некоторое время Его Светлость рассказал, выздоравливающему чужаку, что Шак специально оставил их на старой дороге. Апостол, оказывается, сделал так, чтобы егеря узнали про засаду. Подкинув дезинформацию, конь ушел вместе с братом совсем в другую сторону, фактически подставив людей под копья егерского отряда. Но подлость в некоторой степени была наказана: кони нарвались на резервный отряд, который, между прочим, знать не знал о побеге, но среагировал мгновенно. Арпа и еще одного сбежавшего из университета нелюдя, убили, забросав горшками с зажигательной смесью. Ее придумали в университете для фейерверков. Егеря просто скупили в пригороде маленькие удобные для метания горшочки и пустили в дело. Жаль, Шаку удалось уйти. Но герцог заверил, что не отступится, пока не найдет подлого предателя.
   Игорю, было предложено остаться при особе герцога, и тогда же впервые зашел разговор о возвращении. Переход из одного Мира в другой, - проникновенно и печально говорил герцог, - не предсказуем, однако существуют моменты, которыми мы можем воспользоваться. Твое дело - дождаться. И, прошу тебя, будь по возможности рядом со мной. Случай может открыться в любую минуту.
   Игорь вначале сильно нервничал, если герцогу приходилось отлучаться, а его самого не отпускали дворцовые заботы. Потом сказалось спокойное полусонное существование. Отлучки герцога не казались уже фатальными. Приедет, ободрит, покажет пару чудес, подтверждая тем самым свои возможности, попросит обождать.
   А потом бесконечное ожидание превратилось в жизненное кредо начальника дворцовой стражи. Не по этому ли настоящая жизнь проходила стороной, не цепляя ужасом, не трогая совесть. Какая может быть совесть, если на карте стоит возвращение!
   А тут - Шак с Божьим судом. Вторгся и нарушил. Растревожил душу, будто муравейник. Мысли поплзли в стороны, перепуганными букашками, не желая становиться в строй, коим ходили последние двадцать лет.
  
   Новостей, которых Игорь и Сунн нахватались по дороге, было с лихвой, чтобы понять: не так уж прочна и незыблема власть герцога. Третья сила - чистюки - подбирались к ней, не во что ни ставя Его Светлость со всеми его чудесами, не считаясь с новым божественным культом. Не считаясь даже с Клиром, который был в силе, пока его председателем оставался герцог. Стоило во главе стать другому человеку, всяческая борьба с колдунами прекратилась, - да и повывели их уже к тому времени, - пошла борьба за власть.
   Игорь сам однажды явился невольным свидетелем ссоры настоятеля Клира и герцога. Настоятель требовал более широких полномочий. Герцог категорически возражал. Тогда настоятель зашептал, - ни слова не разобрать. За сим последовала вспышка, хлопок и короткий крик. Настоятель, однако, не пострадал. Отряхнув, затлевшую мантию, он отбежал подальше и крикнул, что не долго и самого герцога обвинить в колдовстве.
   Высунувшись из-за колонны, Игорь успел заметить, как с пальцев Ария сорвался маленький светящийся шарик, но... не долетел. Настоятель презрительно скривился и быстро покинул залу приемов. Герцог в тот вечер напился вдрызг, а утром побежал в пыточную снимать депрессию.
   Была, конечно, армия. Только за кем она пойдет? За герцогом? За Клиром? Что если чистюки и туда успели занести зерно смуты? Советы солдатских депутатов - блин! Во попал! Не хватает броневика на площади перед герцогским дворцом и лозунга: "Грабь награбленное!"
   Интересно, что они станут грабить? Вернее, кого? Аллари, которые сохранили свои владения к востоку от герцогского домена? Запад, населенный почти исключительно людьми? Или грабеж уже начался - экспедицией против Камишера?
   Каша! Кровавая каша, в которой варится некогда благодатная и мирная страна, втягивала сейчас в самую средину его, Игоря. Сунна, между прочим, тоже. Но у того выбор менее изощренный. Ему просто надо найти нового стабильного хозяина. Игорю стоит сильно подумать, куда деваться. Сгинь герцог, мечта о возвращении в свой мир канет следом. А вернуться вдруг захотелось с немерянной силой. Что он тут забыл? Что приобрел за двадцать лет!? Была близкая душа - Шак - и тот предал.
   Мечущаяся мысль вдруг явила парадоксальный вывод: смыслом жизни для Игоря теперь станет поиск вольного коня. Надо, наконец, разобраться, что тогда произошло. А вдруг предательства не было? Но это - чудовищно.
   Нет! Герцог не мог так солгать.
  
   Похмельный Горбашка походил на упыря. Сизую физиономию дергало тиком. Казалось, кат им подмигивает. Красный язык часто облизывал сухие потрескавшиеся губы. Подмигнет - облизнется. Но руки особо не тряслись. Побренчав ключами с той стороны, он сунулся в дверь, подмигнул облизнулся и велел идти на допрос.
   Блохи за ночь дожрали. Игорь, считай, глаз не сомкнул. Днем выспался, вечером наслушался, ночью надергался и сам сейчас готов был вцепиться в глотку первому встречному. Если не кровь пить, так хоть жилы порвать. Сунн - наоборот, выглядел смиренным и ко всему готовым. Умом Игорь понимал, что так лучше, но справиться с собой не мог. Не исключено, их прямо из подземелья потянут на эшафот, а там под звон щипцов и поспрашивают.
   Однако на центральную площадь пленных не потащили. Попетляв по закоулкам, Горбашка вывел их к давешней приземистой домине.
  
   За время, что пленники провели в подвале, грязи в хоромах прибавилось. Видать, не только шваль гуляла, глава общины чистюков тоже оттягивался. Не с капитаном ли замкового отряда? Это было бы совсем хреново. Если вместе пили, вполне могли договориться насчет инцидента с молочницей: чистюки, дескать, не при чем, а виноваты во всем герцогские шпионы.
   Игорь попытался просчитать варианты. Их случилось целое множество: обвинят их, либо не обвинят; если обвинят - сразу потянут на плаху, или еще помучают? Если помучают, останется пообещать коменданту горы золотые. Если комендант в посулы поверит, где те горы взять...
   - Ну что, голуби, соскучились? - в голосе Абагана присутствовала нехорошая нотка. Он смотрел исподлобья, будто прикидывал, кого первым отправить под топор.
   - Нет, - отозвался Игрь
   - Что, нет?
   - Не соскучились. Можем еще посидеть в подвале. Хочешь, сами пойдем, и сами запремся.
   Дурак набитый, кто ты еще, - молчком обругал себя бывший начальник дворцовой стражи, - самое время коменданту хамить.
   А тому, сразу видно, не понравилось. Физиономия налилась пуще прежнего. Пудовый кулачина с треском обрушился на столешницу. Подпрыгнула, упала на пол и покатилась миска. Из-под стола порскнула небольшая крыса. Игорь проводил ее вольный пробег завистливым взглядом.
   - А знаешь ли ты, сучий потрох, что мне вчера капитан замкового отряда предъявил? - взревел Абаган. - А? На, полюбуйся.
   На стол шлепнулась Игорева шапка. Давно не одевал. Головной убор путешествовал в сундуке. Стало быть, вещички комендант, как и было обещано, перетряс. Если еще и телегу по жердочке перебрал - обязательно нашел деньги. Хреново, однако. Но это - вряд ли. Не того ума... или того?
   Стоп! О чем речь-то, господа? Позапрошлую ночь малахай мирно почивал на своем месте. А птицеловы почивали в гостинице при трактире. Хозяин может подтвердить.
   - Не понял, господин хороший, откуда у вас моя шапка?
   - Точно не понял, - подтвердил комендант. - Я ж тебе человеческим языком говорю: капитан замкового отряда ее принес. Нашли твою шапку рядом с телом замученной девушки Герты. Так что ты уж не запирайся больше, расскажи, как все было.
   Игорь, сославшись на трактирщика, предъявил свое алиби. На что комендант только рассмеялся, обозвал Игоря дураком недоделанным и кликнул Горбашку.
   - Трактирщика привел?
   - Тут он, за дверью.
   - Давай его сюда.
   Лицо Карика оплыло синим блином. Из рассеченной губы сочилась кровь. Добротная рубашка превратилась в лохмотья.
   - Скажи-ка нам, почтенный, когда к тебе приехали эти двое?
   - Вчера утром, - прошамкал Карик обеззубленным ртом.
   - А с какой стороны?
   - Со стороны Новой заимки.
   - Уведи, Горбашка.
   Упырь подхватил Карика под мышки и выволок за дверь. Комендант с кривой усмешкой смотрел на Игоря. А тот, наконец, допер, что не в сонном дворцовом покое пребывает. И не тупые, послушные кнехты кругом, а чужой непривычный мир, в котором, оказывается, запросто могут оклеветать. И любой трактирщик, если его предварительно хорошо избить, пожечь пятки железом, или зубы выдергать, подтвердит не только, что ты в этой самой шапке приехал, но и что в крови она была. Да что там мелочится, подтвердит, что ты на его глазах девушку насильничал и потом убивал.
   - Это мы его просто так поспрашивали, - мимоходом пояснил комнедант. - Если применить дознание второй, а лучше третьей степени, выйдет, что ты, мил человек, и есть Его Светлость герцог Арий, а друг твой - сам князь Мец.
   - А герцогского гнева не боишься? Если на то пошло, знай, я прибыл с тайным поручением Его Светлости.
   Этого говорить не стоило, само вырвалось отрыжкой страха.
   - Горбаша, нам в этот раз совсем набитые дураки попались, - устало проговорил комендант, - откуда вы такие взялись? С Границы, что ли? Или вы человеческих слов не понимаете?
   - Ага, - обречено подтвердил Игорь. - Я ничего не понимаю.
   - О! - поднял палец комендант. - Раз не понимаешь, поинтересуйся. Видишь, как я к тебе: со всем почтением. Знаю, что ты личный посыльный герцога. Я тебе больше скажу: мне сообщили, что и последний горностай с дворцового птичника помер. Не трепыхайся, желтый. Вы только уехали, а птичка возьми и сдохни. Сдохла, сдохла, не сомневайтесь. Зовут тебя, рябой, Игорем. А за что тебя герцог пригрел, да на должность определил, никто не знает. Продолжать?
   - Не стоит. Я только не пойму, зачем такой огород городить? Хочешь нас отдать городским властям, чтобы покрыть своих чистюков? Или...
   - Вот именно, что или. Как ты правильно сказал-то! Или - оно самое главное в жизни.
   Игорь поразился: перед ним было уже не тупое быдло, а хитрый нотарий, способный как дважды два доказать, что не ты от матери произошел, а она от тебя. Не случайно вся власть в армии чистюков досталась Абагану...
   - Вот ты меня не дослушал, сразу полез с доказательствами, а я только хотел сказать, что не поверил ни одному слову капитана. Да я рубаху на себе рвал, спорил, что не твоя это шапка. А капитан уперся: его, говорит. Куда деваться? Народ тут свирепый не хуже своих хозяев, медведей. Выдай, говорит, мне преступника, и все тут.
   Игорь стоял и холодным умом прикидывал, как быть. Стать на принцип и от всего отказаться - их так или иначе убьют. Честные, они никому не нужны. Согласиться, на передачу замковой власти? Что сделают с виновными, - да хоть и не виноваты они ни в чем, - зажатые между трех огней медведи? Расчетливо предавшие в прошлом своего родственника, Мецы глазом не моргнув, оправят подозреваемых на плаху. Остается следовать хитрой лоции коменданта. Если она в свою очередь не явится досточкой, по которой Игорь и Сунн прямехонько переберутся на лобное место, только обвиненные в еще более тяжких преступлениях.
   Абаган барабанил толстыми пальцами по столу. Его терпению вот-вот должен был прийти конец.
   А Игорь взял и выложил коменданту все свои сомнения, отметив, как в конце просветлело лицо собеседника.
   - Не зря тебя сиятельный к себе приблизил. Большого ума, ты, человек. Так все правильно растолковал: пальчики оближешь. Однако главного ты не уразумел.
   - Так, растолкуй.
   - Наука-то, она дорогого стоит...
   - Деньгами возьмешь?
   - Откуда у тебя деньги!
   - Поищу.
   - Искали уже. Точно тебе говорю: нищий ты. Разве у дружка твоего за пазухой, какая монетка завалялась. Так уж пусть там и лежит. А чтобы ты не сомневался, посоветую: вторую доску в днище вашей телеги прибить на место, оторвалась она.
   Денег, таким образом, они лишились. По всем статьям обошел чужаков господин Абаган. Но, что примиряло с потерей денег: у коменданта просматривался уже какой-то эквивалентный интерес.
   Игорь нахально прошел от двери и уселся на лавку. Сун себе такого не позволил. Но и он уже чувствовал себя свободней. Проще сказать, только в носу не ковырял. Сун, как Сун. Такой, каким его все знали: тупой придворный птичник. Никакого вреда - одна польза: подать, принести, подтереть...
   Может и мне прикинуться? Дескать, сами мы не местные, кошелек у нас украли, кушать нечего, подайте, ради живота, крошечку...
   Поздно. Вчера надо было театр показывать. Когда колесили по герцогству с Апостолом, не раз ведь прибегали к такой методе. Прокатывало, да еще как.
   - Слушай сюда, - Абаган опять поменялся. Уже и не нотарий - командир, атаман и стратег в одной затертой безрукавке. - Хозяин твой, Его Светлая Светлость, сидит в своем дворце, носа лишний раз не высунет. А не мешало бы. Напридумывал всем головной боли, и считает, что дело само делаться станет. Хрена, вам! За любым делом нужен глаз, А к глазу - твердая рука. Еще лучше, если в ней дубина зажата. Вот тогда любое дело пойдет, ай да ну.
   Возьмем Клир. Законов борцы с колдунами сочинили - на пятьсот лет хватит. Как наскребут из головы новый закон, давай его исполнять. Год исполняют, другой, третий. А на четвертый тихо кладут под сукно. Он есть, но в натуре его как бы нет. Толку от него и с самого начала было - ноль. Но тогда можно было всем сообщать, что польза скоро воспоследует. Однако, чем дальше, тем труднее собственное глупое уложение оправдывать. Эту буллу - под сукно, другую - глашатаю в руки. Беги на площадь, сообщай народу новую светлую перспективу. Пока герцог Клиром управлял, надо заметить, таких пустых статей было немного. Он вел Клир как корабль. Одно худо: кроме Его Светлости никто не знал, куда этот корабль плывет.
   Теперь смотри: герцог управление Клиром передал другому. Понял?
   - Ну, понял.
   - Ни шиша ты не понял. Бразды то передал, а куда ехать утаил. Другие интересы у Сиятельного появились, за которыми он Клир и вовсе забросил.
   Возьмем теперь чистюков. В одночасье все герцогство облетела тайная весть. Не кривись. Тайные вести еще быстрее явных летают. Герцог собирал к себе вольных людей, готовых постоять за человека. А уж разговоров поначалу было! Все про честь, да про совесть. А в результате оказалось: надо и всего-то - изловить мальчишку котенка. Какого, никто не знает. Сколько мы их тогда передушили! Насобачились - будьте нате. Года три гоняли по слободам. Замки даже проверяли. Все кошачьи семьи у нас на заметке были. Но прошла надобность, и герцог нас собрался распустить. Только не получилось у него. Мы уже стали силой. Он и придумал с нашей помощью нелюдей под корень извести. Ты пока до Меца добирался, много аллари видел?
   - Ни одного.
   - И не увидишь. Не осталось их в герцогском домене. По княжествам еще живут, кто в Аллор убежал, кто на Запад переселился. Здешних мы вырезали. Кое-кого из сюзеренов зацепили. А только у них на земле своя власть. Где люди стали синьорами, нам еще какая-никакая работа была. Где аллари, - сам понимаешь. Последнее дело, на которое нас отправили - арлекинов ловить. А чего их по полям гонять? Они, все равно об этом годе на фест едут. Соберутся как в прошлый раз возле столицы, и бери их голыми руками.
   И ту герцог наш, Его Светлая Светлость, не иначе, с большого ума возьми и соберись нас второй раз распустить. Да не просто - разогнать хотел. Не поверишь, войско приказ получило: ловить чистюков и к ногтю. Хорошо, что в Камишере заваруха случилась. Пришлось туда спешно армию гнать. Ну мы и воспользовались передышкой: собрались в Меце. Я тут еще при старом режиме проживал. Места знакомые. Герцогский домен рядом, армии близко и в помине нет, егеря тоже ушли, хозяева медведи заперлись, носа наружу не кажут. Отряд, правда, при замке сильный, так мы к ним до поры не задираемся.
   А теперь отвечай, но помни, что от правильности ответа зависит ваша жизнь. Ты снами или ты против нас?
   - Да, я вообще-то - сам по себе.
   - Ты сам по себе был, до того, как я тебе все рассказал. Сообразил же ты, что от герцога на сегодняшний день толку мало? Сообразил. Теперь соображай, что выхода из этой комнаты у тебя всего два. Первый - в руки Мецов. Второй - по моему приказу на границу с Невьей. Слыхал про такую?
   - Слыхал, но бывать не приходилось.
   - Это - не страшно. Тебя проводят. Тайно, заметь, но надежно. Веришь, что надежно?
   - Верю, - передернул плечами Игорь.
   - Вот и ладно. Будем считать, что ты мне на верность поклялся. И даже если ты внутри себя меня за сволочь держишь, клятву сию нарушить тебе будет слабо. Не посмеешь ты. Неа. Никогда не посмеешь. И вот почему: начни ты у меня за спиной куры строить, я тебя своим ребятам отдам, позабавиться. Они у меня лютые. На нелюдях так навострились пытать, герцогским палачам, которые в подземелье потихоньку врагов короны изводят, и не снились их умения. Но прежде на твоих глазах запытают товарища твоего. Веришь?
   Игорь кивнул.
   Его спрашивали? Никто его не спрашивал. Просто нашел господин Абаган слабинку и потянул, за влезший оттуда хвостик страха и надежды.
   - А чтобы любовь у нас стала и вовсе обоюдной, скажи мне, зачем вас герцог сюда заслал? Только про голубей больше не тарахти - осержусь.
   - Не поверишь, именно за голубями. Арий считает, что у Меца сохранилась связь с пограничьем.
   - Я же полюбовно просил! - рявкнул комендант.
   - Как на духу, - поклялся Игорь.
   - А ты что скажешь, желтый? - глаза Абагана ткнулись в птичника, будто вилы.
   - У нас было два горностая, - заторопился птичник. - Господин начальник дворцовой стражи пришел, я ему показал. Одна птица заболела. Господин пошел к герцогу. Потом прибежал старший каллиграф, потом господин распорядитель торжеств, потом старший положенец бога нашего Светоноса, потом...
   - Заткнись.
   - Потом старший конюх, потом господин старший повар...
   - Тебя как угораздило таким дураком? - обратился комендант к Игорю, не обращая больше внимания на желтолицего.
   - Он в голубях разбирается. А я дикаря от домашней птицы не отличу.
   На лице Абагана напечатлилась задумчивость. Но рябой шпион, ходивший при герцоге в тридцать третьих замухрышках, являл полную сломленность. А с желтолицего вообще какой спрос - весь как на тарелочке. Хотя...
   - А чего они все к тебе бегали - начальники дворцовые - что они на твоей птичне забыли? Но учти, если начнешь с начала, кликну Горбашку. Они из тебя одним тычком всех начальников вышибет. Забудешь, как маму родную звали.
   - Они переживали.
   - Ага... значит, во дворце к Невье интерес... ага. А ты, рябой, что скажешь? Для чего Его Светлости занадобилась Граница?
   - Не знаю.
   - Опять заладил. Говорил я уже тебе, так у нас полной любви не получится. Горбашка!
   Похмельный упырь не заставил повторять дважды - ворвался в покой, еще не отгуляло под сводами эхо.
   - Звали?
   - Возьми рябого, и потряси. Сильно не калечь, вдруг еще пригодится.
   - Я скажу! - закричал Игорь. А сам подумал, что запирается исключительно по инерции. Ведь уразумел уже, что бежать некуда. К герцогу? Опять караулы разводить, и ждать отправки на родину? Вроде, дембельнут тебя. Еще немного послужишь, и - на пенсию цветочки разводить. Двадцать лет случай не подворачивался, а тут выйдет.
   Нечего ему дожидаться. На хрен его герцог пошлет, а не домой. А насчет голубей - вообще не его игра. И дело не его ума. Пусть Абагаша сам разбирается. Игорю - главное из Меца выбраться. И найти Апостола...
   Горбашка подковылял, намереваясь, прихватить строптивца. Грязная, с узловатыми, много раз битыми костяшками клешня оттянулась к шее. Игорь еще дошевеливал последнюю думку, а тело, неподконтрольное в данный момент разуму, сделало все само.
   В свободное от почетного служения дворцовому распорядку время Игорь у себя в комнате помахивал то ручками, то ножками. А однажды вообще! притащил камень и оплел его веревкой, приспособив таким образом вместо гири.
   Короче, Горбашка только потянулся, а уже был скручен и ужат на колени. Вывернутую за спину руку, Игорь взял на излом. Упырь заверещал. Абаган дернулся с лавки... но тут же и сел обратно, высоко задрал брови. Посмотрел еще, как извивается в руках шпиона ближайший подручный, и велел:
   - Отпусти Горбашу. Ага, вот так. А ты другой раз будь расторопней. Пока соберешься, да сопли утрешь, и тебя и меня порешат разные, всякие. Иди. Не верти головой! Я тебя, волчару, знаю. Будет еще тебе час с нашим гостем поквитаться. Если мы с ним не договоримся, конечно.
   Игорь все рассказал. Как читал герцогу голубиную почту, как последним попалась записка из приграничья, как герцог заметался...
   Господин Абаган тоже не остался равнодушен, - чем их всех то пограничье достало?! - вылез, покряхтывая из-за стола, встал, широко расставив ноги, сжал кулаки и упер их друг в дружку.
   - Как думаешь, не собирается герцог с тамошними медведями договариваться?
   - Я вообще не зал, что с пограничьем идет переписка. Случайно получилось.
   - Ага, а Его Светлость тебя тут же в Мец отправил. Три горошки зацепить одной ложкой: голубей найти, узнать, замирились медведи между собой или нет, а заодно выяснить, как тут чистюки себя ведут. Смирно сидят и брагу глушат, или замышляют. А если попадешься - тоже - ничего. Был человечек - не стало человечка. Двух не стало - тоже не беда. У герцога дураков много. Из твоей смерти, между прочим, очень много узнать можно. Светлость наша хоть и мозгляк, да хитер, враз допрет, что тут делается. А как допрет, других шпионов наладит. Поумнее тебя. Лови их потом. Только мне и делов... враги кругом. Одни враги! Медведи, Клир, капитан замковый тоже свою политику ведет...
   На всех у нас сил не хватит. А раз нельзя силой, надо думкой.
   Абаган уже расслабился, постоял еще немного, перекатываясь с пятки на носок, и уселся обратно на лавку.
   - Как думаешь, есть способ с ними со всеми одним махом справиться?
   - Не знаю, честно ответил Игорь.
   - Е-е-есть. И коли ты мне поможешь, мы это дело ко всеобщему удовольствию обтяпаем.
   - Я-то чем могу?
   - Еще как можешь. Слушай. К северо-востоку отсюда есть небольшое княжество. Аркас. Слыхал?
   Игорю стоило некоторых усилий, чтобы сохранить безразличную физиономию. Он просто кивнул.
   - Княжат там рыси, - продолжал комендант. - Хитрые твари. Как-то они между герцогом и Клиром вывернулись. Чистюкам туда соваться рано пока. Обождем. Так вот, слушай, у рысей в замке есть повар. Зовут Ири. Не из домена, думаю, вообще не из герцогства. То ли с запада он, то ли вообще из Аллора. И так его рыси любят, из замка даже никуда не пускают. Проше сказать, живет он под особым присмотром. Твоя задача, того повара выкрасть и мне привезти живым и невредимым.
   - А как я это сделаю? Мне что от рысей особое доверие выйдет? - натурально изумился Игорь.
   - Я вот на птичника твоего поглядел... Ири точно такой же желтолицый. И глаза косят. С виду они - точно братья. Моим чистюкам соваться в те места никак невозможно. Даже если они, как ты в торговцев перерядятся. А вы с напарником можете проскочить. Дескать, ищите давно пропавшего брата. Вас и спрашивать много не станут. Один раз посмотреть, сразу понятно - кто тут кому родня. Думаю, пройдете. А там уже уговаривайте, улещайте... в общем змеей извернись, а вымани повара из замка. А как выманишь, колотушкой по голове тихонько пристукни, и тащи в повозку. Вам только до границы Аркаса добраться. Там мои ребята будут ждать. Примут с рук на руки повара, а вам голубей передадут.
   - Ага, - в тон коменданту отозвался Игорь, - а не найдется голубей, той же колотушкой, но уже до смерти.
   - Э - нет. Смертушку ты найдешь, если меня обмануть захочешь. Наоборот, голубей тебе всенепременно привезут. Ты с ними во дворец вернешься, герцогу сдашь и станешь дальше служить... и мне докладывать. Ты мне там очень пригодится можешь. Не дурак и ловок, к тому же. Мне такой человек при дворе - в самый раз. Лишь бы не забывал, что за тобой смотрят.
   - Понятно. Но скажи, господин Абаган, зачем тебе тот повар сдался?
   - Пирожков хочу! - расхохотался комендант.
   Игорь спросил, собственно, исключительно для отвода глаз. Как дважды два понятно, для чего понадобился чистюкам незаметный повар рысьего княжества, как никто иной знакомый с ядами.
  
   Глава 6
  
   В одночасье наступило лето. Не тусклое и холодное, которое ничего не приносит кроме зловредных комаров, - ярое и щедрое.
   Что уже там дриада делала с рыжим... только дождь высох, будто его и не было. Трава распрямилась. А гигантский колос банана на глазах пошел наливаться плодами.
   Середину поляны примяли, зато по краям беспечно курчавились заросли земляники, из которых светились огромные, сладкие, - все успели пощипать, - ягоды. Жабы и змеи ушли сами. Не то что в первые дни, когда ногу некуда было поставить. Того и гляди под ней либо опасно зашипит, либо противно хлюпнет, если таки раздавил беззащитную тварь. Вроде и не велика беда, да вдруг та жаба была хозяину зеленого царства первой подругой. Отвечай потом. Золотоволосый лесной царь мог сделать с непрошеными гостями что угодно.
   Шак как-то осторожно, обиняками принялся выспрашивать Фасольку о намерениях Зеленого. Она только рукой махнула. Шак не стал допытываться. Солька знает, что делает. Другое дело, что дриада все больше в чащу таращилась, да прислушивалась к лесу. Такой товарищи ее еще не видели. Оторву будто на веревке туда тянуло.
   Однажды вечером собака, кивнув в сторону темных дебрей, спросил:
   - Уж не влюбилась ли ты, девочка?
   - Еще чего! - передернула плечами Солька. - Подумаешь!
   Ага. Все именно так и подумали. Но ни ревности, ни зависти, ни злобы. Пойди, пойми от чего так? За иную бабу мужики грудь в грудь бьются, чтобы никому кроме не досталась. А эта - вольная... или по тому за нее не режутся, что она и так никому никогда принадлежать не станет. Вольная пришла - по своей воле уйдет.
   Зеленый к ним больше не приходил. Как забрал новорожденный болтун, так и сгинул. Цыпа вначале страдала, дергалась на каждый шорох, а потом начала успокаиваться.
   Природа милостива, подумал Саня, роди курица нормального ребенка, да покусись кто на него, не посмотрела бы ни на чины, ни на силу - в клочья порвала.
   Собака рассказал, кокой орел явился на ее зов, когда уходили от погони. Саня с уважением покосился на курицу. Но сообразил: не случись ей потерять столько сил, родила бы свой болтун в три минуты, провоняла округу едким птичником, и уже бегала бы вовсю. А так, до сих пор лежала, едва поднимаясь. Вообще в этом походе Цыпе все время не везло.
   А кому везло? Разве, Саньке. Он как в той сказке: и от дедушки - законного колдуна - ушел, и от постылой невесты, и от братца - медведя.
   Пелинора уже на сто рядов разобрали по косточкам. Попутно Саня утвердился в том, что собака темнит, а Шак - не то чтобы...но тоже всей правды не выкладывает.
   Кот озлился, - сколько его за недоумка держать будут! - и взял друзей за грудки. Шак отворотил морду. А собака встал во весь свой невысокий рост, расправил плечи и кинул, сидевшему на пеньке Сане:
   - Драться будем?
   - За что? - опешил кот.
   - За правду. Ты хочешь знать, как все было. А я не хочу говорить. И либо ты примешь все, как есть, либо - твои когти, против моих клыков.
   И что-то было в тот момент в собаке... некая другая правда.
   Вышел ты, котейка, весь такой чистый и смелый напролом против медведя, одолел - не одолел, так хоть согнул, и весь из себя - герой. А они? Ты был князю хранителю Границы нужен. Он с одной стороны на тебя ставил, а с другой - принуждать тебя опасался. Они - другое дело. Кто такой собака против Влада? Бывший могучий синьор, который по долам в пыльных сапогах скитается. Шак - вообще никто. Вольный конь, разумеется, для любого замка - приобретение, но им в большой игре и пожертвовать можно. О девочках вообще речи нет.
   Согнись они под волей Пелинора, согласись на его условия, подыграй против Сани - жили бы в достатке и тепле, и очень быстро умерли... от нехватки воздуха. Значит, пришлось им очень и очень не сладко. На столько, что и правду не расскажешь...
   Интересно все таки, что там собака натворил?
   Кот прикинул, с какой стороны Дайрен мог его зацепить. Получалось: только с одной.
   - Прости... брат, - выговорил кот, усмехаясь в кулак. И в самом деле, прощая в тот момент Эду девушку Эрику, которая, получается, горько плакала не по Саниной любви, а по собственной слабости. Или вообще уже по Эдду? - Я тебе в другой раз рыло начищу.
   Пообещал и фыркнул.
   - Если догонишь, - не остался в долгу собака.
   Исчерпав, таким образом, инцидент, они уселись рядком, потребовали от Фасольки чаю и решили окончательно прояснить диспозицию.
   Из, имевшихся у каждого отрывочных сведений, складывалась не самая веселая картина. На западе лежали владения князя Пелинора. А это - медведи, которые раз уже гоняли арлектнов по полям и лесам. Сам владетельный синьор, - напористый, мощный и хитроватый, - в данный момент сильно раздосадован. Дайрен, правда, утверждал, что он отходчивый. Случись удирать в ту сторону, их примут, но уже на условиях Пелинора. На дурнинку как в первый раз не проскочишь. Саньку - медвежушке в мужья, Эда - на вторые роли. Коня - командовать мобильными группами. Девчонок - в обоз. Такой расклад годился только на самый крайний случай.
   Из депеши герцога Ария следовало, что за внутренней границей, рассредоточились егерские команды, науськанные ловить именно арлекинов. Там не шибко проскочишь. Если запахнет жареным, придется уходить в дальний прыжок. И куда вынесет, не знает никто.
   Полетели, завертели... открываешь глаза, а повозки стоят на главной площади столицы аккурат перед дворцом. Герцог из окошка высунулся, с перепугу щекой дергает. Стража вытаращилась с копьями наперевес. И ни водички попить, ни отлежаться. Тепленьких возьмут и в подвал покидают. Никому пощады не будет: ни Шаку, ни собаке, - Эду вообще могут особый прием организовать, - ни Сане, который, как известно, уже прописан на перекрестках котом-людоедом.
   Остается, погонять в сторону соседнего приграничного участка. Кто там правит, неизвестно. Какие порядки - тоже. Велик риск, нарваться на недопонимание тамошнего хранителя. Но не попробовать - полная глупость
   Курица устроилась рядом, послушала их разговоры, покивала.
   - Одобряешь, Цыпочка?
   - Не знаю, Шак. Тут в приграничье так все перемешалось, я ничего толком не чувствую. Разве... постоянную тревогу.
   - Ну, и не напрягайся. Отдыхай. День, два и снимаемся. Сидеть тут и ягоды кушать... Солька!! Солечка, да брось ты свою картошку, потом дочистишь. Соленька, маленькая моя, скажи, тебе Зеленый не говорил, как отсюда выбираться.
   - Нет. Да я не и спрашивала.
   - А можешь?
   - Он куда-то пропал. Я его не чувствую. Помнишь, мне казалось, что деревья разговаривают? А сейчас - тишина. Слушаю, слушаю...
   - Как объявится, шепнешь?
   - Шепну, - безразлично отозвалась Солька и отвернулась к кухонному котелку. Лопатки задвигались. Она что-то мурлыкала себе под нос. Раскрывшиеся в волосах колокольчики старательно кивали в такт.
   Саньке стало вдруг необыкновенно хорошо. Так спокойно и ясно бывало только дома. И завтра будет также, пусть даже придется удирать от очередного Пелинора. В Камишере остался дом его детства. Тут, с ними, был дом его жизни. Домик на колесах. Куда покатишься? К соседу грозного медведя? Давай, попытаем счастья.
  
   * * *
  
   Старый седой термит сидел на верхушке своего замка и наблюдал. Захватчики на поляне надоели ему хуже муравьев. Вот поганое племя! Муравьи, то есть. И эти, с телегами не лучше. Понаехали, расшумелись. Жабы попрыгали в овражек. Змеи расползлись. Им лесной хозяин приказал. Ослушаться, не моги. Термитов, правда, трогать не стал, предупредив, однако, что оставляет их на месте до первого замечания. Глава термитного семейства донес волю господина до родичей, присовокупив от себя сварливую ноту. И хоть его дети, внуки, правнуки и прочая мелочь характер имели наследственный, - строптивый в дедушку, - нарушать приказ пока никто не решался. Даже носа из термитника не высовывали. Исключением являлся сам старикан, уяснивший, что особенного вреда, кроме шума, от гостей не происходит. А один, - коренастый и волосатый, - даже как-то принес к его дому крошки и высыпал перед седым корифеем. Термитный пращур посчитал ниже собственного достоинства, удирать от молодца, хоть испугался до мокрых задних ножек; с достоинством досидел на вершине замка до конца, и только, когда доброхот удалился на порядочное расстояние, слез на траву и подобрал подношение.
   Теперь дедушка с утра до вечера пребывал на своем посту, объяснив родичам, что бдит. На самом же деле - ожидая, когда лохматый увалень догадается еще раз угостить старожила.
   Старика потихоньку разбирала досада. О нем как будто забыли. Шумные гости переделали уже все свои дела, и расселись у огня.
   Чего термит не одобрял категорически, так это - костров. Куда только Зеленый царь смотрит? Сам же талдычил: берегите лес от пожара, берегите лес от пожара. Иш, развели тут! Уселись кружком и разговоры разговаривают. И никто не догадается, что за елкой заслуженный ветеран с голоду пухнет.
   С поляны ползли приятные волны жара. Костры... если, конечно, с полной осторожностью...
   Подобраться бы поближе. Но приказ царя для старика был законом. Седой термит сидел на своей вершине и уже вовсю завидовал... пока на спине ни зашевелились старые, отмершие чешуйки панциря.
   Это вам не молодой хитин - ткни, зазвенит. А уж блеску! Глупая молодежь похваляется нарядом друг перед дружкой, глядя на старичка - главу семейства - с превосходством. А того они не знают, и еще долго не узнают, что именно старые мертвые чешуйки позволяют ему чуять, то, что молодым и не снилось. Отслоившаяся прозрачная пластинка начинала трепетать даже при самом легком дуновении. Постороннему не слышно, зато внутри у хозяина поднимался шум.
   Вот и сейчас он уловил шевеление и насторожился. Но как оказалось, раньше надо было опаситься. Опоздал, не спрятался, сиди теперь и трясись, что с тобой сделают.
   У него за спиной стоял Зеленый царь. Термит свесил усы и виновато закосил в сторону владыки выпуклым фиолетовым глазом, дескать, нарушаю, что уж там.
   - Подглядываешь? - тихо спросил повелитель. Термит кивнул. Царь вдруг вздохнул. Старик чуть не сверзился. Во-первых, от мощного потока царского дыхания. Во-вторых, от удивления. Или от удивления - во-первых? Чтобы их владыка печалился...
   Все! Жди или потопа, или пожара, или камнепада с чистого неба. Ой, беда! Ой. Смертушка!
   Термит попятился задом в норку.
   - Куда полез? - спросил царь. - Сиди уже наблюдай. Видишь дриадку с колокольчиками в волосах? Как она тебе?
   В пору было падать, чтобы расшибиться насмерть и уже не мучиться в догадках. Сколько тех дриадок термит перевидал на своем веку!? Тыщи... нет, пожалуй, меньше, но с десяток - точно. И что? А - ничего. Покувыркается с ними царь, цветочками разукрасит, набегаются они по зачарованному лесу, смотришь, пропал владыка. День нет, три... дриадка посидит одна, скажет сердитое слово, и - как не бывало. Потом царь на цыпочках вернется, посмотрит - нет подружки, траву распрямит, жаб и змей на место вернет, дождичек отпустит, дабы землю питал, и живет дальше припеваючи.
   И никогда. Никогда! Чтобы у старого термита спросить: нравится или не нравится ему очередная пассия. Ой, дела!
   Мысли вертелись в крохотной головке старика с молниеносной быстротой, так что с ответом не задержал:
   - Особенная.
   - Угу, - непонятно согласился царь. - Ладно, сиди, посматривай. Если гости засобираются уезжать, свисни.
  -- Свисну, - заверил владыку, обличенный высочайшим доверием, старик.
  
   * * *
  
   Шак задумался над миской с водой. Нес, опустил глаза, да так и остановился.
   - Ты с головастиками переглядываешься? - поддел собака. На что Апостол выплеснул воду, только случайно не попав Эду на штаны. Собственно, тот увернулся, а то сидеть бы ему в мокром.
   - Что я такого сказал-то? - расхохотался Дайрен.
   - Кота задирай, - посоветовал Шак, - если не боишься.
   - В том-то и дело. Нет, Апостол, прошли те милые моему сердцу времена, когда можно было невозбранно гонять всяких котов. Состарились мы. Теперь коты нас гоняют.
   Саня как раз проходил мимо.
   - Тебя погоняешь. Старик, он! На таких стариках воду возят.
   - Не путай, пожалуйста. Воду возили на тех стариках, - палец собаки ткнул в сторону Шака. Ответ случился в виде могучего замаха. Дайрен рыбкой метнулся под руку Апостола. Но конь хорошо изучил повадки собаки. Могучая десница немного изменила направление, и Эдди получил скользящего, безболезненного, но звонкого леща.
   - Обижают! Девочки! Меня бьют! Спасайте!
   Курица трепыхнулась на помощь, но быстро сообразила, что к чему. Солька смотрела, выпятив губу.
   - Жаль, на тебя живой воды не попало, - заявила она Эду.
   - А мне-то как жаль!
   - Апостол у нас теперь как жеребенок трехлетка выглядит. Санька - так молодой. Тебя бы еще подновить, и все - открывай Солька детский приют.
   - Что ж, раз мне помолодеть задарма не удалось, останусь у вас за папочку. Пороть буду за малейшую провинность. Почему вещи разбросаны?! - заорал он на всю поляну.
   - Так, сборы у нас. Дорога дальняя. Стараемся. Шак, я тебя просила воды принести...
   - Извини, девочка, нес, нес, задумался и уронил.
   - Задумался, он! Засмотрелся, ехидно уточнил собака. - Солечка, представляешь: Шак на себя засмотрелся!
   - Тебе одного леща мало, Эдди? - ласково улыбнулся другу Апостол.
   - Не бей меня, Шак. Знаешь... думаю, это в тебе молодая кровь играет. Санька тоже мимо меня спокойно пройти не может, как поравняется, так и норовит когтем зацепить. А я - маленький и безвредный. От меня одна польза. Солька, хочешь, я тебе воды натаскаю?
   - О, нет, лучше, я сама. Очень уж ты расшалился. Посиди, охолонь.
   - Умничка, моя, ты же знаешь, что со мной такое только с перепугу бывает. Решение принято. Бьют барабаны, ревут трубы. Выступление назначено... на когда назначено?
  -- На завтра, Эдди. На завтра. - Шак улыбался, глядя на Дайрена.
   С перепугу тот заливается, как же! Засиделись они - вот что. А когда стало понятно, что уже скоро, практически - вот-вот, Эдда повело по поляне юлой. Зацепил, все до чего дотянулся, перекувыркнулся через голову, взмыв с места свечой. Прямые белые волосы трепыхались крыльями.
   Степенный Саня шел следом и подбирал, раскиданные Эдом манатки.
   - Ходи, за всеми, - ворчал кот, - только начал собирать... о! я догадался: Шаку живая вода на физиономию попала, а Эдду на задницу. Шило у него там помолодело.
   К вечеру телеги стояли почти полностью готовыми. Лошади не просто отдохнули - отъелись, и стали похожи на битюгов. Хорошенько погонять их в тесноте лесной полянки не получалось. Апостол ворчал, что скотинки запалятся на первом же перегоне, но любовно оглаживал блестящие бока.
  
   Солька выгребла из мешка остатки сухого винограда. Всего набралась горсточка пыльных сморщенных ягод. Она уже собралась выкинуть их, когда подошел Саня, забрал и понес к термитнику. Дриада поводила его невидящим взглядом.
   Собиралась она как никогда лядаще. Увяжет сверток, постоит с ним в руках и начинает развязывать. Уже полностью воспрянувшая, курица старалась вовремя перехватить у нее работу. Санька забеспокоился, но допытываться, постеснялся. Остальные вели себя как обычно. Но кот замечал тревожные взгляды арлекинов.
  
   Костер горел ровно, как лампа. Ни ветерка, ни комаров. Медленно перебирал краешком листа развесистый банан. Солька слазила и отломила несколько созревших плодов. Супчик съели, выпили чаю и теперь чистили и лакомились от щедрот лесного царя.
   Разговор плелся ни о том, ни о сем. Все переговорили еще вчера, когда окончательно решали, в какую сторону двигать.
   На восток! Неизвестный сосед князя Пелинора - всяко лучше, нежели герцогские егеря. И не только. Веселый поход еще не завершился. Самое время чистюкам ловить арлекинов. Тут они с егерями договорятся: будьте - нате!
   Решили и больше эту тему не трогали. Война план покажет. Эд в который раз зацепился за Шакову молодую физиономию. И в который раз чуть не получил по собственной. Но было видно, Апостола подначки собаки не злят, а, скорее, озадачивают. Сане казалось, что Шак и сам еще не знал, как относиться к перемене собственного облика.
   - Солечка, - решился выяснить некоторые аспекты деликатный кот, - а что такое... живая вода?
   - Ну, вода... живая. Ну, я не знаю... если брызнуть каплю на сухую ветку, она даст корни и может зацвести. Я сама первый раз...
   - Субстанция, именуемая в народных массах живой водой, - собака нацепил на переносицу кривой, похожий на очки, сучок, и загнусавил не своим голосом, - является вымышленной. Продукт, так сказать, народного фольклора. Господин Дайрен, сколько можно хихикать? И так: фольклор... да. Дриады, правда, придерживаются иного мнения. У нас в университете длительное время проживала одна представительница этой замечательной расы. К сожалению, вашему покорному слуге так и не удалось выяснить у нее, откуда берут начало истоки верования в силу некоего эликсира, или субстрата, который якобы может не только восстанавливать деятельность растительной клетки, но и животной. Более того, дриада утверждала, что с помощью данного катализатора возможно добиться мгновенных мутаций на уровне базисных цепочек.
   "Очки" свалились с Эдова носа. Он пошарил в траве, не нашел и замолк.
   А Саня увлекся. Ему стало как-то, не то чтобы завидно, а... завидно. Сидел когда-то собака на лекциях, в окошко таращился, хихикал. Пороли его даже, сам говорил. И столько всего узнал. А Сане всю жизнь запрещенные книжки придется по темным углам шелестить...
   - Выдумка, говоришь?
   Зеленый появился незаметно. Даже Фасолька не почуяла - дернулась от его голоса, как от удара. Потом тряхнула головой. Только колокольчики не зазвенели.
   - Здравствуй, красавица, - отвесил ей шутливый поклон хозяин леса.
   - Подкрадываешься, как вор, - буркнула девушка.
   - Да я ломился, глянь, банан чуть не повалил.
   Надменный широколиственный южанин мелко трепыхался. Саня мог коготь дать на отсечение, что миг назад тот стоял не шелохнувшись. А Зеленый без церемоний протиснулся между курицей и конем, и, повозившись, пристроил тощий зад на бревнышко.
   - Уезжаете? - спросил, ни к кому не обращаясь.
   - Собрались, - осторожно отозвался Апостол.
   - Счастливо. Ты, конь, завтра утром встанешь в центре поляны и скажешь: восток, там... запад... или куда вы собрались. Одна большая просьба: муравейники и термитники по дороге объезжать. А хотите, я вам красную жабу подарю? - вдруг ни к селу, ни к городу свернул Зеленый. - Будете ее за деньги показывать.
   - Нет. Спасибо. Нам и без жабы хлебать и хлебать, - ответил за Апостола собака.
   - Как знаете, - безразлично согласился хозяин.
   - Я насчет живой воды... поинтересоваться, - Сане почему-то было неудобно спрашивать. Он чувствовал себя в обществе этого странного существа стесненно. Зеленый поднял на него глаза, и уставился, кажется в самые зрачки. Продолговатое оливковое лицо на мгновение стало строгим.
   - Тебя как звать?
   - Александр.
   - Угу. Вода, как вода. А которые в нее не верят, пусть катятся. Курица!
   - А? - подскочила Цыпа.
   - Пророс твой болтун. У трех дорог стоит горочка. На горочке камешек, за камешком ямка, а в ямке сидит расточек. Не дергайся, чернушка, если мимо поедете, сразу узнаешь.
   Он был другой. Саня больше не обращал внимания на нахальный тон и разбитную повадку гостя. Вот кто настоящий иной. Не человек, не аллари. Солька - тоже, только она жила среди людей и не людей. А этот жил только своим лесом.
   Кольнуло легким беспокойством. Зеленый чужак обособился в своем царстве, закуклился, свил гнездо. Но если является надобность, легко его покидает и бродит среди жителей забытой Алларии. Странный и от того страшноватый. Пожелай он, оставить их у себя, будут неделями ездить по кругу, натыкаясь на одни и те же муравейники, да считая лягушек. Но в нем в тоже время полностью отсутствовало то, что в человеческом языке называется злой волей. Воля как таковая имелась. Не злая, не добрая - его собственная воля. И сила, сделать ту волю законом.
   Жили когда-то могущественные правители аллари, жили львы, способные изменить ход истории. Были дикие восточные кланы, способные отвоевать свой путь. И был он. Никому не обязанный, свободный. Такой как есть.
   Так получалось: их старший брат.
  
   Шак, как велено, встал в середине поляны. Телеги отогнали к опушке. Кони лениво бухали копытами в мягкую лесную землю. Арлекины собрались у телег, только дриада тащила связку бананов. Принесла, уложила, стала натягивать край отвязанного полога.
   - Ты закончила, девочка? - мягко спросил Апостол.
   - Не могу завязать...
   - Давай я, - раздался голос Лесного царя. Солька подпрыгнула, крутнулась на месте и заорала:
   - Сколько тебе говорить, чтобы не подкрадывался! Урод зеленый!
   - Апостол! - скомандовал царь, не обращая внимания на Солькину брань. - Собирай всех в центре.
   Саня и Эд кинулись выполнять приказ. Курицу запихали в повозку. Зеленый подошел к Шаку, и начал шептать ему в ухо.
   - Запомнил?
   - Запомнил.
   -Тогда... стой, дай с дриадкой попрощаюсь.
   Арлекины смотрели на восток. Саня не хотел, само получилось. Мельком оглянувшись, он увидел: двое стояли и молчали. Молча разговаривали. Вокруг распрямилась притоптанная трава, и раскрылись бутоны невиданных цветов, волнами пошли листья банана. Дриаду и Зеленого как будто заплело повиликой. Потом Солька упрямо тряхнула головой и шагнула к остальным. Царь в ответ насмешливо улыбнулся.
   - Восток - Шак выговорил слово со странным придыханием, и вслед - еще что-то шепотом.
   Поляна раскрылась створками устрицы, и Апостол первым шагнул за границу зеленого царства.
  
   Да вашу же мамашу! То есть, его зеленого величества - мамашу! А Саня удивлялся, зачем тот предупреждал про муравейники. Поляна ведь отпустила арлекинов без звука, без трепета. Вообще без какого-либо подвоха. Но стоило пройти полверсты - началось: гигантские сооружения загородили все свободное пространство между деревьями. От одного к другому тянулись вереницы муравьев, ростом с мыш и термитов - с галошу. Апостол молчком, - только желваки играли, - вел телеги немыслимыми кренделями. Саня смотрел строго под ноги, дабы ненароком не наступить на насекомое-переросток. Огорчится Зеленый - полдела. Тварюга за ногу цапнет - до снега чесаться будешь.
   Где-то он недоглядел, вернее, недосвернул и треснулся лбом о дерево. За спиной коротко взлаял Эд. Саня обернулся. Ни фига, не смеялся над ним собака - сам угодил в ловушку из заплетенной ежевики, нашпигованной мелкими гнездами земляных ос. Шишка на лбу по сравнению с такой бедой - тьфу! Пришлось возвращаться, и тащить собаку из капкана.
   - Ты мне теперь друг, товарищ и брат, - одну сторону лица у Дайрена раздуло мгновенно, рот оттянуло вниз. - Ар-р-р!!!
   Это - оса влезла Эду за шиворот, и когда тот попытался ее выгнать, воспротивилась, должно быть, пригревшись. Шак успел отойти уже на некоторое расстоянии. Нагоняли они его крупной трусцой, отмахиваясь по ходу от озверевших ос.
   - Апостол, я тебя умоляю, пошли быстрее. Замешкаемся, нас тут точно съедят - костей к вечеру не останется, - кое-как прошамкал Эдд в спину коня.
   - Как считаешь, - рассудительно откликнулся Шак, - зачем Зеленый таких огородов тут нагородил?
   - Да, пошел он! Не знаю. Шак-бар, я сейчас рехнусь. Больно, гадство!
   - А ты не нервничай. Как только начнешь нервничать, точно с ума сбрендишь. Я же не нервничаю. Или на девочек посмотри.
   Обе тряслись в телегах. Бледная - в зелень - Ципка закрыла глаза. Фасолька плакала.
   - Солечка, - прохрипел собака, - дай какой-нибудь листочек, приложить к ранам. Умру ведь, и тараканы кости мои погложут. Не реви, красавица, любит он тебя. Я те точно говорю. А муравейников наставил, чтобы ты дольше его помнила.
   Фасолька всхлипнула, походя, сорвала с кустика широкий мохнатый с обратной стороны лист и протянула Эдду. Лекарство подействовало поворота через три. У собаки раскрылся глаз. Он перестал охать и пристанывать на каждом шагу. Саня тревожить дриаду, на предмет излечения от шишки, не стал. Чего приставать к девушке, если и так видно - готова сорваться и бежать обратно. Пусть отплачет. А шишка что? Сегодня есть, завтра - прошла.
   Бег с препятствиями продолжался до вечера. Зеленому припомнили все! Если он их слышал, а мысль такая посещала кота не единожды, то возненавидел на всю оставшуюся жизнь, то есть - вечно.
   И только, когда солнце коснулось нижним краем верхушек дальнего леса, арлекины выбрались из лабиринта на поляну. Лошади, что интересно, не пострадали. Шака пару раз хватил за голую руку рассерженный муравей. Курица получила от, недоевших собаку ос, Саня тер лоб.
   - Привал, или подальше отбежим? - спросил Апостол.
   - Хочу спать, есть, пить, женщину и оркестр мальчиков-флейтистов, - заявил собака. - Но, давайте, еще немного отойдем. Эти монстры крови уже попробовали. Боюсь, стемнеет и вся рать сползется нас дожевывать. По телегам, господа! Дамы, подвиньтесь.
   Разгружались в полной темноте. Все так устали, что было не до разговоров. Моча, поели и молча повалились спать.
   - Обратную дорогу найдешь? - спросил Собака у Апостола, кода девочки уже сопели, а Санька только еще проваливался в свинцовую дрему.
   - Нет там никакой дороги, - отозвался конь. - Термиты свои дома у меня под носом разбирали. Думаю, за нами они их восстанавливали. Загородился Зеленый от соседушки. Со стороны Пелинора - тонюсенькая пленочка, тут - серьезная фортификация.
   - Может, нам лучше сразу к границе поворачивать? Выскочим на внутренний рубеж, а там - как карта ляжет.
   - Эдди, я так устал, не поверишь, слушаю тебя, а уже сон вижу. Давай завтра решать.
  -- Давай.
  
   Санька заворочался, наткнулся на твердое, услышал в ответ тихий ох и окончательно проснулся. Сквозь полог шатра просвечивала серая муть. Рядом спала Цыпа. У Сольки припухли веки. Эд с головой завернулся в плащ. Шак раскинулся на том краю.
   Первая мысль была: он - дома. Твердо, колко, сыро и прохладно. Тревожно, странно и... хорошо. Проснутся, начнет занудно гундеть Шак, задирать собака, охать Цыпа и дуться на весь свет Фасолька. А он, Саня, тихонечко выберется из шатра и разведет костерок - девочкам будет не так холодно спросонья. Водички натаскать, прибраться... Работник нужен? Вот он - я. Арлекина представлять? Не велика затея. Котом числиться? Справимся!
   И полез, стараясь не задеть чувствительной Цыпы. Выбрался из-под попоны, расшнуровал вход, вылез, распрямился во весь рост и... замер.
   Опушку в три кольца окружали люди, одетые в серые накидки. Над полем тянулись космы тумана, от чего молчаливая стража казалась кольцом волнистых призраков. Живыми остались только, переступавшие с ноги на ногу, лошади. Оцепление расположилось далеко, животные даже не заволновались.
   Саня плавно проделал все движения в обратном порядке: присел, задом вполз в шатер и осторожно потянул Апостола за ногу.
   - Солдаты? - тихо спросил Шак.
   - Сколько их? - шепетнул Собака.
   - Много, - так же шепотом отрапортовал Саня. - Окружение в несколько рядов, стоят далеко. Серые, как марь.
   - Не солдаты, - констатировал Апостол.
   - Нам от этого не легче. - Собака начал выпутываться из плаща. Шак оказался одетым и даже вооруженным. Разумеется, их выпирали из Пелиноровой крепости в срочном порядке, но предусмотрительный конь загодя припас меч и пару метательных ножей. У Сани в головах тоже лежали ножны с клинком. Собака ощупал край плаща, проверяя струну.
   Завозились девочки. Эд наклонился над самым ухом Сольки и тихо зашептал. Та пару раз моргнула сонными глазами, потом закивала. Пока она просвещала Цыпу, трое мужчин приготовились к выходу.
   - Я иду первым, за мной - Эд. Санька, погоди. Сориентируешься по ситуации. За девочками смотри.
   Солька начала перебирать в волосах мелкие яркие бутончики. Как ни печально, они годились только, чтобы отвлечь внимание, или как зыбкая, временная преграда. Народу за бортом, как семечек в подсолнухе. Случись заваруха - стопчут не умением, а числом.
   Шак, за ним Эд выбрались из шатра и встали плечо в плечо. Санька на четвереньках подглядывал в щель. Оба стояли, расставив ноги. Обзор - хоть куда.
   От серой шеренги отделилась фигура в долгой мутной одежде и, не торопясь, двинулась в сторону арлекинов. Ряды сомкнулись. Саня прикинул: раз выслали парламентеров, дуром не полезут. Фасолька сидела набрав полные пригоршни волос. Только пискни, рванет.
  -- Не спеши, - прошептал кот. - Там переговоры намечаются.
   Цыпа закрыла глаза и начала раскачиваться. Губы шевелились.
  -- Слышишь, что-нибудь? - спросил Саня.
  -- Нет. Погоди... не понимаю... они... ими кто-то управляет.
  -- Что значит, управляет? - чуть не в голос взмолился Санька.
  -- Я сама не понимаю.
   Парламентер подошел, и ко всеобщему дикому изумлению, вдруг пал на одно колено:
  -- Мой повелитель, Хозяин Границы, просит вас, быть его гостями.
   Истекающий, из-под надвинутого на лицо куколя, голос производил впечатление неживого. Санька без всякой уже опаски высунул голову. Шаку и Эду не видно, а он разглядел сизый чисто бритый подбородок и шевелящиеся губы. Парламентер отговорил и замер, как кукла. Друзья не торопились отвечать. Тогда Саня вылез, раздвинул их плечами и напрямую обратился к посыльному:
  -- Тебя как звать?
   В ответ - тишина.
  -- Эй, служивый, - окликнул в свою очередь Эд, - назовись.
  -- Мой повелитель, Хозяин границы, просит вас, быть его гостями.
  -- Встать! - рявкнул Шак. - Отправляйся в строй. Движение по моей команде. Выполнять!!!
   Парламентер резко вскочил, развернулся и, печатая шаг, пошел на свое место.
  -- Ты что-нибудь понимаешь? - повернулся собака к Сане.
  -- Апостола спроси.
  -- Шак?
  -- Зомби.
  -- Вашу мамашу!
  -- Во-во. Ладно, на данный момент важно, что они слушаются наших приказов.
   - А не слабо, развернуть эту армию против внутренней границы и на их спинах въехать в герцогский домен? - выдвинул фривольное, но очень заманчивое предположение Саня.
   - Слабо, - откликнулся Дайрен. - Скорее всего, у них четко обозначенный маршрут. Зомби, тебе не обычные солдаты - под чужой волей живут до первого замечания, думать не могут, интеллект отсутствует полностью. Феномен известен. Баловались в истории Алларии некоторые борзые людишки такими экспериментами. Однако поражает масштаб. Как тебе, Шак-бар, это воинство?
   - Думаю, командир где-то в шеренге. Наблюдает. А еще думаю, шаг в сторону нам просто не дадут сделать. Только намылимся, замкнут кольцо. Так что, двигаемся в добровольно-принудительном строю.
   - Никуда я голодный не пойду, - воспротивился Саня. - Команды нас ловить и душить, не было? Не было. Значит, побудка по плану. Сейчас костерок разведем, девочек чаем напоим, а командир этих снулых, пусть слюну глотает. Педрило! Солечка, Цыпка! Выходи на утренний променад. Кустики рядом. Далеко не отбегайте. А я за водичкой пошел. Иш, придумали, нас голодными в гости гнать.
   Саню трясло. Он бы и сам уже рад замолчать, а не получалось. Человек двести, подчиненные чужой воле нагнали на него не страх, а жуткий гнев.
   Никто не имел права творить такое насилие! Даже во благо, - насчет чего имелись большие сомнения, - а уж во зло - и подавно. За серой шеренгой мерещилась страшная в своей простоте и одновременно, изощренная подлость.
   Шак осторожно положил ему руку на плечо, с другой стороны подпер своим плечом Эд. И Саня расслабился, сообразив, что открытым бунтом только поломает игру. Кто превратил людей в послушные, безмозглые куклы, предстояло еще только узнать.
  
   Глава 7
  
   Темнота навалилась на город внезапно. Так бывает на юге. Свет и мягкое вечернее тепло вдруг, без перехода обращаются душной ночью. Баркасы жалуются друг другу, скрипя пересохшими досками, трещит назойливая цикада, орет дурным голосом павлин...
   Игорь отвлекся. Здешняя темнота происходила из-за городской скученности. Солнце уже давно покинуло узкие улочки, но если в поле пока мягко и сумеречно мерцал воздух, в городе почернело. Другого слова не скажешь. Спустилась на мир чернота. И в черноте той потерялись двое бывших рабов, один из которых вообще был тут чужаком. Хоть и прожил жизнь.
   Игорь опять отвлекся. Надо было под ноги смотреть, а не мозгом думать. Тем более, мозг сильно заволокло.
   Горбашка и Барнак с утра объявили отстой: погостим в городе сутки... или двое, ну, может, трое.
   С чем связана задержка, от него так и не добились. Не питавший ни малейшего уважения к спутникам, Горбашка послал Игоря с его вопросами подальше, соскочил с телеги, в которой правил, свесивши ноги на сторону, и похромал в сторону городской ратуши. Минуты не прошло, как его кособокая фигура затерялась в жидкой толпе. Барнак остался при телеге. За дорогу от него наслушались баек о былых похождениях, которые перемежались бесконечной похвальбой. Правды у такого, что у змеи ног, но Игорь решил попытаться:
   - Для чего нужна остановка? Слышишь?
   - Слышу.
   - Отвечай.
   - А кто ты такой, чтобы мне приказывать? Отвечай ему! Срань дворцовая.
   Тут Барнак был кругом не прав. Что сразу и уразумел. Игорь сдернул его на землю, прокатив ребрами о бортик телеги, нагнул и выкрутил руку. Не иначе, от неожиданности Барнак не проявил никакого сопротивления, а заорал только, когда рука была уже завернута за ухо.
   - Отпусти!!!
   - Кто тут у нас срань?
   - Отпусти, я тебя в клочья порву.
   - На хрена ж тогда тебя отпускать? Хочешь, добавлю? Так - лучше?
   - А-а-а!
   - А теперь медленно и печально повторяй: я - жаба в кедах.
   - Я... жаба... в... а-а-а-а!
   К концу вымученного признания Барнак посинел. Игорь его уже отпустил, а тот так и сидел на мостовой, соскребая руками пыль с брусчатки. Игорь испугался, что удавил чистюка до смерти. Оказалось - падучая. На синие губы полезла пена, глаза закатились. Барнак упал навзничь и пару раз треснулся затылком о мостовую. Игорь проявил полное равнодушие, а сердобольный Сун подложил под голову припадочного свернутую куртку. В рот затолкали черенок ложки.
   Отколотило. Тело перестало дергаться, зубы разжались, зазвенела о камни, выпавшая ложка. Чистюк уснул прямо, где его ломало. Игорь вдвоем с товарищем перетащили его в телегу.
   Проснулся он только к приходу Горбашки. Тот вернулся веселым. Не навеселе, а прямо задыхаясь от дурковатого смеха.
   - Эге, эй! Погоняй, пердрило в перьях!
   Сун в отличие от Игоря, с разборками не полез. Велели править - тряхнул вожами. Горбашка растолкал Барнака. Тот, против опасений, ничего не помнил. Главарь что-то пошептал чистюку в ухо. Оба расхохотались.
   - Что вылупился? - у Горбашки дергалась щека. Зрачки светло-зеленых глаз превратились в точки.
   - До завтра тут остаемся? - спросил Игорь.
   - Сколько надо, столько и пробудем, - отрезал кривой чистюк. - Желтый, правь вокруг рынка. Видишь большие деревья? Давай туда.
  
   Под старыми тополями раскорячилась такая же старая харчевня. Когда телега выкатила на утоптанный квадрат перед дверью, на порог вылилось ватага пять пьяных чистюков.
   - Братва! Встречай пополнение. Ганота! Братан! Почему я тебя раньше не видел?
   - Я ссать ходил. А это кто с тобой?
   - Ты что, Барнака не узнал?
   - Стой! - заорал вдруг плюговатый чистюк в грязной конской безрукавке. Старые штаны светились многими заплатами. На голове у него, такое впечатление, росли не волосы, а длинный седые кусты, от чего их обладатель походил на непричесанного лешего. - Ты кого с собой притащил? - ткнул он пальцем в Игоря. - Знаешь, кто это?
   - Знаю, не залупайся.
   - Это ты не залупайся. Говори, зачем герцогскую подтирку с собой привезли?
   - Для дела! - в тон скандалисту заорал Горбашка. - Абаган тебе привет передает и пожелание, оказывать нам всяческую помощь. Щас поищу.
   Горбащка влез по самый локоть за пазуху, порылся и вытянул квадратный кусок дерева. Глава местной общины чистюков взял ксиву, дернул ртом, сплюнул, но сменил гнев на милость:
   - Ладно, веди... кхе... новичков в дом.
   От загомонивших соратников он отмахнулся, обозвав Игоря и Суна новообращенцами.
   Гульбище в харчевне шло, похоже, не первый день. Или они тут жили, вернее сказать гнездились. Столы были сдвинуты на середине комнаты кривой загогулиной. В дальних углах поверх соломы валялись тюфяки. На одном храпел здоровенный полуголый детина. На другом свернулась калачиком прикрытая собственной порванной юбкой девка. Игоря без всякой ласки толкнули в спину:
   - Садись.
   Ганота смахнул со стола пару мисок. На образовавшийся среди объедков островок бухнули кружку с пивом. Рядом упал кусок черного хлеба.
   Игорь вспомнил трапезу в доме крестопоклонников и содрогнулся. Не хватало попасть в какое-нибудь посвящение. Типа: откушай моего черного пирожка - открою тебе верную дорогу. Побрезгуешь - будешь до смерти бездорожьем маяться.
   А не все ли тебе равно? - пришла спасительная мысль.
   Он сам не заметил, как выглотал пиво до дна. В кружку сразу плеснули еще. Гнота наперегонки с Барнаком травили свои байки. К Игорю никто пока не приставал, но определенный интерес к собственной персоне он чувствовал. Либо пялились, либо искоса посматривали почти все. Хорошо бывшему рабу: он вообще никого не интересовал. Глава общины, Лукис, перешептывался с Горбашкой и время от времени тоже косил в сторону гостя.
   За второй кружкой последовала третья. В голове уже изрядно хороводилось. Игорь решил переждать. Дворцовое существование не предполагало алкогольной тренировки. А такой дряни, как местное пиво, он вообще никогда в рот не брал. С налету, с перепугу, который, разумеется, имел место быть, первая порция пошла легко, а эта - застряла.
   - Почему не пьешь? Брезгуешь? - Заорал Ганота. Игорь оторвался от изучения мокрого дерева столешницы. Ганота, столкнув кого-то с лавки, устраивался рядом.
   - Не хочу.
   - Обижаешь! Горбашка, дай кисет.
   - На, - через весь стол полетел, набитый под самый верх, кожаный кошель. Компания недовольно заворчала. Игорь понял, что продуктом тут дорожили.
   - Пробовал? - спросил Ганота, высыпая на стол горсточку блестящей черной пыли.
   - Нет.
   - Давай. За знакомство.
   - Я спать пойду. - Язык заплетался так сильно, что Игорь произнес тираду исключительно в собственной голове. Наружу вылезло только длинное мычание.
   - Да ты не бойся, братан, раз попробуешь, потом за уши не оттянуть будет.
   - Нет.
   - Братва! Навались! Дворцовый нами брезгует.
   Тут-то и выяснилось, что пиво замутило не только голову. Все тело налилось тяжестью. Игорь хотел оттолкнуть Ганоту, но едва шевельнул рукой. Пришлось собирать волю в кулак. Однако процесс оказался долгим и малоэффективным. Пока он поднимался, чтобы ткнуть в середину красной рожи, сзади навалились, завернули руки и запрокинули голову, ухватив за волосы. Ганота бросил в пиво щепотку черной пыли, сдавив мокрой лапой щеки, раскрыл Игорю рот и вылил туда пойло. Что-то пролилось, но во внутрь попало. Игорь приготовился...
   Ничего, однако, не случилось. Все было как раньше. Не лезли из-под стола глюки, соседи не превратились в чертей. Пол остался на месте, потолок тоже. Попробовал пошевелиться: руки и ноги двигались. Игорь приметился и ухватил со стола кусок хлеба. Чуть не промахнулся, но исключительно от напряжения. Положил кусок на место, легко поднял, пожевал. Хлеб не имел вкуса.
   Ганота довольно улыбался. Так же улыбался Горбашка. Почему он раньше казался уродом? Нормальный мужик. Одно плечо выше другого. И что? Ганота держался рядом как приклеенный. Здоров братишка! Кулаки с голову. Да и остальные - ребята, что надо.
   Как же долго Игорь жил среди мозгляков! Давно надо было вырваться из дворцовых объятий. Герцогу поверил, идиот. Тот его двадцать лет морочил. А настоящие люди - вот они - рядом.
   - Наш человек! - заорал Ганота в самое ухо Игоря. Но тот не обиделся. Его принимали к себе. Он был уже не один. С чистюками оказалось легко. С ними он пройдет все герцогство и найдет коня предателя. О! Случай, так случай! Не иначе, местный божок подкинул на кремнистый путь Игоря этих ребят.
   Он тут же поделился с новыми товарищами своим открытием.
   - Коня найти? Ха! Мы тех коней, знаешь, сколько завалили? Тысячи. Нелюди не должны жить. Всех на ножи!
   - Я думал, чего это Баган с тобой связался, а ты, оказывается, нормальный мужик. С сегодняшнего дня ты - чистюк, - Лукис подошел сзади и навалился Игорю на плечи. - Наливай, братва, новому товарищу.
   Открытие, что вокруг друзья, а не враги захватило Игоря целиком. Мир стал ярким и контрастным, а потом завертелся в безумном хороводе.
   Сколько он потерял времени? Жил как амеба, ползал по дворцу. Отдавал приказания. Зачем? Рядом, за стенами шла настоящая жизнь... хорошо ощущать себя частичкой чего-то большого...
   Ганота ревел песню. Игорь ее не знал, но старался подпевать. Зачем слова, когда есть мотив?
   Он вырубился. Точно вырубился. Пришел в себя на сене в углу. Рядом храпел незнакомый мужик. У стенки Лукис тискал девку. Она пьяно отбивалась. Но недолго. Предводитель чистюкова воинства разложил ее на соломе крестом и пошло.
   Игорь вдруг почувствовал дикое возбуждение. Ему нужна была женщина. Он уже забыл, когда с ним такое приключалось в последний раз. Невнятные дворцовые девушки не вызывали особого желания, и не оставляли по себе следа. Была - пропала. Придет следующая. Кого назначат. Герцог вообще не проявлял к женщинам интереса. Игорь демократично закрывал на тот факт глаза, но со временем выяснилось, что и мужчины Ария не интересуют. Дети? Их вообще во дворце не водилось. Беременная женщина покидала цитадель, как только выяснялось, что она в положении.
   Мужик даже не хрюкнул, когда через него переползали. Не разбирая, кто тут кому начальник, Игорь сдернул Лукиса с женщины. Тот заорал. На спину посыпались тумаки. В затылке отдался звонкий удар.
   Да хоть камнепад! Случись катаклизм, и он не смог бы остановить. Игорь врезался в нее с воем. Девка тоже подвывала. Что она орет-то?! Он заткнул ей рот, навалился и погнал дикими толчками, втаптывая дряблое тело в пол.
   Успел. Обдало мгновенным жаром, и тут же кто-то ухватил за ноги и стащил с женщины. Игорь не сопротивлялся. Полежал в сторонке, сквозь муть досматривая, как ее протащили по полу и закинули на стол. В стороны полетели миски и объедки. Девка закричала. Ганота запихал ей в рот тряпку. Она подавилась. Глаза вылезли из орбит.
   Игорь отвернулся, вяло двигая руками, поправил одежду, полежал еще немного и начал подниматься. Одного раза оказалось недостаточно. Доносившиеся от стола звуки проникали в мозг, бежали оттуда по позвоночнику и оседали в, начавшем тяжелеть, паху.
   Она была уже без сознания, но еще конвульсивно дергалась. Живот и ноги покрывали слизь и кровь. Игорю показалось, что ей распороли живот. Вся промежность - сплошная рана. Но он хотел именно такую...
   Уйти! Властный императив заставил отвернуться и шагнуть к двери. За спиной клубились его новые друзья. Ревел Ганота. Хрустели на полу черепки. Они не пускали. Игорь качнулся к столу, увидел, изгвазданные кровью разверстые ноги...
   Приказ исходил из самого глубокого глубока его личности.
   Уходи!!!
   На улицу он вынырнул будто из болота, и выблевал содержимое желудка прямо на ступеньки крыльца. Легкие никак не могли наполниться воздухом. Их тоже заткнули тряпкой? Он старался поглубже вдохнуть, хрипел, кашлял, извивался. Опять вырвало. Теперь дыхание пошло легче, а в голове осталось только мутное кружение.
   Мимо старых тополей, мимо выгребной ямы, мимо сарая он ушел от харчевни в старые темные улочки.
   Свет померк мгновенно. Или в голове выключили внутреннее освещение? Приходилось таращиться, чтобы разглядеть дорогу под ногами. Впереди шумели. Игорь пару раз споткнулся, свернул в какой-то уже совсем узкий проход, чтобы вывалиться на центральную улицу городка.
   Мэрия не поскупилась на факела. Свет, можно сказать, заливал улицу, и волновался подобно воде. Факела торчали из специальных держаков, в стенах домов. Факела были врыты в землю на перекрестках, плясали в руках у людей.
   К ратуше собиралась процессия. Молодеж, отметил Игорь. Они стояли по трое-четверо. Громко стояли, то есть орали во всю глотку. Распорядитель бегал от одной группы у другой, и что-то дудел в рупор. Его не слушали. В переулке напротив показалась компания девушек. Все как на подбор низенькие, коренастые, наряженные в одинаковые платья со шнуровкой, они орали не меньше парней. А встречены были отнюдь не лаской. Для начала их обругали. Девчонки не остались в долгу. Тогда в их сторону полетели мелкие камни. Прибегать к более весомым аргументам парни или не хотели, или опасались. Но и маленьких камней оказалось достаточно. Женская колонна поволновалась, бросила пару булыжников в ответ и втянулась обратно в темный переулок.
   Какой-то местный праздник? Игорь прикорнул на камне у недостроенного фундамента. Стройку, давно забросили. Каменные блоки и кирпичи успели выщербиться. Сидеть было неудобно. Он поерзал, пристраивая зад, не нашел удобного места и решил уже уйти, когда выяснилось: сидеть ему придется дальше. Пока он пялился на женщин и занимался собственным комфортом, распорядитель выстроил таки парней в колонну. Начиналось шествие.
   Он покорно кивнул в темноту. Все было плохо. Кругом жало, терло, болело и тошнило. Тусклый свет резал глаза. Донимала тяжесть в паху. Желание все еще требовало реализации.
   Он тут подождет, когда закончится шествие и пойдет искать чисто женское заведение. Не может быть, чтобы такового не существовало. Люди - везде люди. Кто это сказал? Наверное Ганота. Он там по третьему кругу наяривает бабу. Лукис и Горбашка стоят в очереди. Если она умерла, они даже не заметят, так и будут насиловать труп.
   Нет, Игорь не станет сегодня искать женщину. Желание не пропало, но... он не станет превращаться в зверя. Смешно, однако, новоиспеченный истребитель нелюдей сам перевоплотился в животное. Как еще назвать порыв, заставивший рвать самку из-под другого самца?
   Когда участники процессии нацепили личины, он не заметил. Вместо одежды на них болтались пестрые ремки, вместо лиц - маски. Вдоль улицы разворачивалось шествие зверей: волчьи, кошачьи, медвежьи морды, копья с насажеными на них свиными головами. Недоросток в маске лисы лупил в, болтавшийся на перевязи барабан. На трех палках несли над головами,, растянувшегося тряпочного змея. Он извивался в такт шагам. У многих были в руках факела. Песня, наконец, определилась. Сквозь все еще мреющую дурноту Игорь разобрал слова: что-то там про гнет и насилие. Кого над кем?!
   Ему захотелось досмотреть и выяснить, кто тут кому кошка с собакой.
   Маски, свиные головы, тряпочный змей полетели в костер. Чучело медведя охаживали палками. Освобожденные граждане разделись почти донага и пошли осуществлять свою заветную мечту: мстить. Женщины вывалили на тот край площади, чтобы наблюдать за избиением. Они тоже хотели принять посильное участие, но их не допускали. А почему, выяснилось позже, когда куча истоптанного тряпья уже догорала. Девушки разбегались и прыгали через огонь. Ту, которой удалось благополучно преодолеть препятствие, поднимали на руки. Разбирали, в общем девушек.
   Торжество человека над зверем, наконец, осуществилось. Допрыгнувшие до мужских рук, девицы громко смеялись над менее удачливыми подругами. Парни опять взялись за камни. Но до членовредительства не дошло. Неудачницы покинули площадь. Оставшиеся повалили во двор ратуши к накрытым столам.
   Игорю стало тоскливо. Внутри засела холодная жаба и начала сосать кровь. Руки и ноги похолодали. Он испугался, что если посидит так еще немного, трупно окоченеет.
   Он вернется к новым товарищам. Нальют - выпьет - и все станет на свои места. Что еще ему осталось? Разве, найти коня-предателя...
   Черт дернул свернуть к тополям. До харчевни не хватило сил, решил посидеть на лавочке, отдохнуть. Ступил в густую черноту, слегка подсвеченную распахнутой дверью заведения, и чуть не споткнулся о босую ногу.
   Женщину кинули за лавку и присыпали ветками. Она уже окоченела. Игорь попятился, запнулся, упал. В затылке полыхнуло болью. Ему показалось, что наступила слепота. Глаза ничего не различали, только вылезали из орбит от напряжения. Он пальцами прижал веки.
   Со стороны харчевни заорал Ганота:
   - Стражники козу ведут. Братва, стражникам - в рыло. Отберем козу!
   Да что же они совсем дикие, что ли!
   Непрошено и ярко перед внутренним взором предстало безвинное, истязаемое людьми животное...
   Теперь уже вывернуло одной желчью, и вместо облегчения, скрючило от боли. Игорь взвыл. Кто-то дернул его за плечо.
   - Вставай! Ты такой потехи еще не видел. Пошли!
   - Мне плохо, - едва выговорил бывший начальник дворцовой стражи.
   - Пошли, нашего пивка глотнешь, как рукой снимет.
   - Нет.
   - Вставай!
   Его все равно подняли. Кое-как переставляя ноги, Игорь доплелся до крыльца, и - будь, что будет - качнулся к двери, но оттуда вывалили чистюки с Горбашкой во главе. Игоря подхватило и понесло. Они пробежали две или три улочки. Лукис добыл факел. Стало возможным разглядеть дорогу под ногами. Игорь туда и смотрел. Споткнешься - затопчут. Поднял глаза от земли, только когда остановились.
   Двое стражников с пиками наперевес загородили собой девочку лет десяти.
   - Отдадите козу, живыми отпустим, - осклабился на них Ганота.
   - Нет, - коротко бросил один.
   - Отдавайте! - визгнул Лукис. - Иначе мы на вас донесем, что нелюдя прячете.
   - Идите своей дорогой, господа чистюки. Мы ее к начальнику гарнизона ведем. Он и разберется, откуда взялась.
   Узкогрудый чистюк в грязных клетчатых штанах и жилетке мехом наружу прыгнул в сторону ближнего стражника, но получил тупым концом копья в грудь. У защитников девочки была выгодная позиция - в углу. С двух сторон заборы. Девчонку они задвинули себе за спину. Когда надвинулась, обозленная сопротивлением толпа чистюков, копья перевернулись остриями вперед, и первый же нападающий заорал, наколовшись. Ганота подобрался с боку и огрел мужика в кожаном доспехе дубиной. Но тот успел отшатнуться, удар пришелся вскользь. Сделав умелый выпад, он достал Ганоту пикой. Еще один чистюк выбыл из строя.
   Толпа отхлынула. Теперь стояли на приличном расстоянии и переругивались. Лукис попытался торговаться, но стражники отказались наотрез.
   И здесь Игорь оказался сторонним наблюдателем. Слобода была выстроена не так давно, вдоль улицы попадались недокорчеванные пни. На такой пенек он и влез. Сражаться с представителями местной власти на стороне не вполне законных чистюков ему не хотелось. Козу он так и не увидел. Наверное, убежала. Внутри начало отпускать. Предмет спора смылся в неизвестном направлении. Сейчас чистюки еще побузят и уметутся в свою харчевню.
   Девочка за спинами стражи забилась в угол, села на корточки и прикрыла голову руками. Правильно, пока большие дурные дяди козу отспаривают, маленьким девочкам лучше посидеть в сторонке.
   Инцидент исчерпался со счетом два - ноль. Стражники с навостренными копьями отстояли свой угол без потерь, Чистюки уходили при двух легкораненых. Увечить бузотеров стража все же не стала. Хоть, и могла. Игоря смутило поспешное отступление его новых товарищей. Практически - бегом.
   А все по тому, что из переулка подтянулись еще четверо городской стражи, вооруженные пиками. Находившийся в заторможенном состоянии, Игорь не сообразил вовремя смыться, и его окружили.
   - Чистюк?
   Пришлось соврать, что нет.
   - Ты с ними пришел, - уперся стражник.
   - Я в харчевне... выпил. Они побежали, и я побежал.
   - Приезжий?
   - Да. Мы с товарищем едем в Аркас. У него там брат.
   - Не похож он на чистюка, - заключил второй стражник. - Ладно, слазь с пенька. Иди себе, да смотри, с кем компанию водишь.
   Пенек неожиданно оказался столь высок, что пришлось опускаться на четвереньки, потом искать ногами опору внизу. Пока он корячился, стражники отошли к девочке. Она так и сидела в уголке между заборами. Защитники обсуждали с вновь прибывшими ситуацию:
   - Теперь придется ее в комендатуру вести, - сказал тот, который ткнул копьем Ганоту.
   - Давай, скажем, что убежала, - предложил его напарник.
   - Вы чего там договариваетесь? - потребовал начальник другой группы.
   - Понимаешь, господин Маш, в нашей слободе все, почитай, пуховых коз держат...
   - А...
   - Нам без нелюдя не обойтись. Уйдет она, козы болеть начнут. По миру народ пойдет. И так смотри, что делается: который год то неурожай, то хворь какая к скотине привяжется... позволь, оставить девчонку в слободе? Мы ее спрячем.
   - Понимаю, но помочь ни чем не могу. Сам подумай: чистюков вы погнали, завтра они проспятся и пойдут в мэрию с жалобой. Как ни крути, из-за нелюдя люди пострадали. Лукис у них такой, поганец, въедливый - до начальника гарнизона дойдет. А тому тоже деваться некуда. Падет на него подозрение в укрывательстве, в миг с должности попрут. Желающих в начальниках ходить сколько хошь. А про вас и говорить нечего. Даже если козу по всей форме сдадите коменданту, можете по выговору схлопотать. Сам понимаешь, времена...
   - Да, времена.
  
   До рассвета Игорь бродил по черным улочкам; несколько раз набредал на занятые любовью парочки, один парень за ним погнался, но Игорь убежал. Город сошел с ума. На перекрестках тлели кучи углей. Торговали лавочки и шинки. Он за версту обходил агрессивные пьяные компании. Изредка попадались стражники, их он тоже обходил. Возвращаться в харчевню к новым товарищам не хотелось. Хотя, там, наверное, уже все спали.
   В сторону харчевни он двинулся, когда забрезжило, стараясь миновать высокие тополя стороной. Труп женщины, наверное, так и валялся за лавкой. Никто на утро не кинется искать бродяжку. Жила - сгинула.
   Если его прибьют подозрительные чистюки, тоже, поди, никто не чухнется. Разве, герцог. Но ему в кровавой каше, которую сам и заварил, нипочем не найти занятного чужака, прослужившего во дворце без малого двадцать лет.
   Только дойдя до порога, Игорь спохватился: Сун как исчез в самом начале гульбища, так до сих пор и не показывался. Его определенно не было среди загонщиков девочки козы.
   Харчевня свинцово спала. Ганота раскинулся на весь угол. В другом, на куче тряпок, почивал Лукис. Остальные чистюки пристроились кто, где. Игорь не досчитался Горбашки. Но тот мог уйти к старой подруге в город, или подхватить среди угарного праздника новую.
   Скудный остаток ночи Игорь перемучился, сидя на полу у двери. Тут подтягивало сквозняком и не так воняло. Спиной привалился к стене. Глаза закрылись сами. Пару раз он просыпался, начиная заваливаться. Трепыхнувшись третий раз, плюнул на грязь и свернулся клубком - единственно - пристроив голову подальше от двери, чтобы не затоптали.
   Но поспать почти не удалось. Сначала его пихнули, потом и вовсе огрели. Игорь со стоном начал распрямляться.
   - Быстрее! - тряхнул за плечо Барнак.
   Веки отекли и разлеплялись с трудом. Харчевня продолжала почивать. Храпели. Только Барнак был бодр и полностью одет. Они же собирались задержаться в городе, - подумал Игорь, и получил пинка за нерасторопность. Он хотел, как давеча, скрутить Барнака, но тот выскочил на улицу. Игорь поплелся следом.
   Посередине двора стояла запряженная бричка. На козлах сидел Сун. В телеге, на объемистом коробе примостился Горбашка. Барнак прыгнул к нему и толкнул Суна в спину - погоняй. Лошадь взяла с места рысью. Игорю пришлось догонять и запрыгивать на ходу
   желудок противно всхлипывал и екал. Сун торчал на облучке сутулым изваянием. Горбашка коротко лаял команды. Барнак развалился на полкошевы. Игорю остался небольшой пятачок в дальнем углу. На ухабах сильно подбрасывало.
   - Это тебе не во дворце! - довольно заявил, ковыряющий в зубах щепкой, Барнак. - Побейся-ка с нами, поймешь, по чем она - народная доля.
   Еще один чаятель, блин, народный, - чуть не плюнул Игорь, но сдержался. В воздухе витало что-то нехорошее. Проще всего было соотнести их поспешный отъезд с трупом бродяжки. Не хотят господа Мецкие чистюки бытии причастны к групповому надругательству и убийству, вот и сбежали. Но в многозначительном молчании Горбашки, в нервной веселости Барнака, в каменной спине Суна было еще что-то.
   - Куда едем? - прямо спросил Игорь у старшего надсмотрщика.
   - Куда надо, - выплюнул Горбашка.
   - На границу, господин начальник, - пропел Барнак. - Не забыл? У нас задание главного чистюка герцогства, отца нашего Абагана. Умрем, но сделаем! А? - Он ткнул щепкой Игорю ногу. - Говори, сделаем?
   - Отстань. Чем вы меня вчера напоили?
   - Понравилось? - засмеялся Барнак.
   - Нет.
   - Это ты сейчас так говоришь, а когда вчера бабу с нами в очередь пежил, нравилось. Я видел, чуть весь в нее не влез.
   - Наркотик? - вспомнил Игорь нужное слово.
   - Что?!
   - Ладно, тебе не понять...
   - В рыло хочешь? Горбан, он в рыло хочет!
   - Остынь, - приказал Горбашка. - Скоро граница. Надо сначала переправиться, а потом...
   - Ага, потом! - взахлеб расхохотался младший надсмотрщик.
   - Что? - насторожился Игорь.
   - Увидишь, сладкий.
   Игорь на всякий случай поискал глазами, какую-нибудь палку, камень, железяку. Иметь в руках хоть что-то! Недомолвки и обиняки Барнака делались с каждым разом все поганее.
   Лошаденка еле плелась. Сун поддергивал вожжи, она наддавала и опять впадала в дрему. Когда за спиной раздался дробный стук копыт, Сун встрепенулся, но Горбашка саданул его кулаком по спине:
   - Сидеть! Барнашка, сваливаем. А вы... делайте что хотите, но чтобы вас не проверяли. Покажешь бумагу из Меца. Тут никто читать не умеет - прокатит. Понял, подтирка дворцовая? Если оплошаешь, конец тебе. Кишки по веткам растяну и на них же повешу сначала желтомордого, потом тебя. Если пронесет, отъедете две версты и у горелого дуба свернете на проселок. Остановитесь на первой поляне.
   Чистюки порскнули с телеги в разные стороны, зашуршали кустами и исчезли. Игорь пересев на короб, начал разминать затекшие ноги.
   - Ты где был ночью, - спросил он у товарища.
   - Спал, - неприветливо отозвался птичник.
   Ну и черт с ним, - решил Игорь. Тут такой створ - выплыть бы. Не до сантиментов. Их уже нагоняют. Обыск и допрос с пристрастием им совершенно ни к чему. Знать бы, что в сундуке. Спер что-то Горбашка, не иначе, Он-то по кустам ушел, а отвечать Игорю. Придется выкручиваться.
   Когда их нагнали, Сун без предупреждения остановил лошадь. Среди верховых один походил на вчерашнего стражника. Игорь еще гадал он это или не он, а тот уже сам его признал.
   - Это ты ночью на пеньке сидел?
   - Я, господин стражник.
   - В харчевню возвращался?
   - Нет, господин стражник. По городу ходил, пока не рассвело. Пришел, когда товарищ мой уже запряг. Сразу и выехали.
   - Чистюков с вами не было?
   - Спали они вповалку, господин стражник. А что случилось?
   - Козочку кто-то ночью из управы выкрал. В окно влезли и утащили девчонку. Нарушение закона! Так, не видели вы чистюков?
   - Нет, - решительно отказался Игорь.
   - Тогда прощевайте. Да другой раз смотрите, на каком постоялом дворе останавливаться.
   - Спасибо за науку, - поклонился Игорь, сомневаясь, не переигрывает ли.
   Прокатило. Верховые развернули коней и ускакали в сторону города. Не произнесший ни единого слова, Сун тронул вожжи. Лошадь пошла.
   Горелое дерево они чуть не пропустили. Телега уже миновала развилку, когда Игорь разглядел в переплетении зеленых веток черный остов старого, разбитого молнией дуба.
   - Сворачивай.
   Сун не отозвался.
   - Сворачивай! Ты что оглох?
   Вожжи натянулись. Возница посидел немного немым изваянием и начал сдавать на проселок. Поляна отыскалась еще через полверсты.
   Игорь откинул крышку короба. В нем, едва поместившись, лежала согнутая в три погибели, связанная по рукам и ногам девочка. Игорь попытался ее вытащить - не получилось, тогда он, разрезав шнуровку короба, откинул переднюю стенку, распутал часть веревок и поставил девочку на ноги. Коза шаталась, но не падала. Рот был безобразно распялен кляпом. Игорь вытащил грязную тряпку. Девочка начала судорожно хватать ртом воздух.
   Обычный ребенок. Не знай он, что перед ним коза, ни за что бы не догадался. Породу выдавали большие чуть на выкате черные глаза, да сглаженная спинка носа. И вся беленькая, беленькая. Это угадывалось даже под чудовищной грязью. Абсолютно белые волосы свешивались оборванными прядями. Слева над виском алела ссадина. Там вырвали клок вместе с кожей. Бедное, изодранное платьице - в крови.
   - Дяденька, отпустите меня, пожалуйста, - губы не слушались, она облизнула их сухим как щетка языком и попросила еще раз:
   - Отпустите?
   - Куда ты пойдешь! - возмутился Игорь. - Лес кругом, звери.
   - Вы же не чистюки, отпустите, я спрячусь...
   О здешних лесах ходили жуткие байки. Тут правили волки. Крестьяне и раньше опасались в одиночку ходить в чащу, а в последние годы, говорят, носа по ночам из дому не высовывали. На одном подворье волк задрал собаку и утащил в лес вместе с цепью и будкой.
   Игорь мучительно соображал, что делать. Полный раздрай внутри не давал сосредоточиться. Его удавят на собственных кишках, если отпустит козу. Если, опять же, отпустит, ее съедят звери. Если не отпустит...
   - Дяденька, развяжите меня, я убегу, - по грязным щекам девочки черными дорожками текли слезы. - Лучше пусть - волки.
   - Что? - не понял Игорь.
   - Чистюки съели мою сестру.
   - Как съели?!
   До сознания не доходило. Мозг выставил защитный барьер, через который не проникал смысл. Игорь спросил по инерции. Он не хотел слышать ответ!
   - Барнак сказал: какая разница - коза. Ее зарезали, сварили и съели. Дяденька, отпустите!
   За спиной Игоря шевельнулись кусты, из них вылез растрепанный чистюк.
   - О, достали уже! Сейчас мы с ней позабавимся. Желтый, держи ее!
   Девочка дернулась бежать, но, споткнувшись, упала. Барнак прыгнул к ней и придавил ногой голову.
   - У, тварь! Нелюдь!
   В кого ты превратился? - пронеслось в голове у Игоря.
   Женщину терзала свора ублюдков... и он - в очереди. В кого превратился?! В такого же ублюдка. Жил рядом с ублюдочным герцогом. Потом переместился к полным и окончательным ублюдкам. Стал частью ублюдочной массы. С ними проще. Что еще... жизнь осталась дома, в том мире, где ты был человеком. Яркие краски и музыка - там. Здесь: вонь, гной, кровь...
   Апостол, забери меня с собой!
   Барнак не успел даже вякнуть. Голова легко повернулась, натянулись жилы на шее, но не смогли перебороть чудовищного захвата. Позвонки захрустели, ломаясь. Глаза чистюка выкатились из орбит, тело обмякло. Игорь отбросил, ставшего тряпичной куклой Барнака, и поднял девочку на ноги.
   - Сун, распутай ей руки.
   Бывший раб разрезал веревку и девочка забилась в объятиях Игоря.
   - Успокойся. Мы тебя не тронем. Только я тебя попрошу... ты меня слышишь?
   Она не слышала, только тряслась и мычала.
   - Успокойся, девочка. Мы не враги.
   - Отпустите...
   - Мы сейчас поедем через границу. В Аркасе нет чистюков. Я тебя оставлю у ваших.
   - Чистюки съели мою сестру!
   - Посмотри! - крикнул Игорь. - Я его убил!
   - Сюда идут, - сказал Сун.
   Игорь ничего не слышал, но поверил, подхватил девочку и забросил ее в телегу.
   - Разворачивай!
   Телега застряла между двух кочек. Пришлось толкать. Весь в мыле Игорь прыгнул обратно, и ткнул в спину возницы. Последнее, что он успел заметить: мелькнувшее в сплошной зелени рыло Горбашки.
   Когда телега выехала на тракт, тот сильно отстал, но все еще пытался догнать. Сун погонял изо всей мочи. Игорь больше не оглядывался. Он держал в охапке, рыдающую девочку.
   Горбашка отвязался только версты за три до пограничного кордона, бросив напоследок нож. Расстоянии было велико, но он промахнулся совсем чуть-чуть. Нож вонзился в задник телеги. Игорь вытащил клинок и спрятал под короб. Когда за дальними деревьями забрезжил просвет, Сун начал притормаживать, а там и вовсе остановился. Девочка, хоть немного и успокоилась, все равно рвалась из рук.
   - Ну, что мне с тобой делать? Если ты станешь кричать и плакать, стражники тебя отберут, а нас обвинят в похищении. Ты меня слышишь?
   - Отпустите меня, - заикаясь, прошептала козочка.
   - Куда?! В лес? Чтобы тебя уже точно съели не те, так эти? Сиди!
   Игорь растребушил свой баул, достал оттуда тонкое одеяло, накрыл им девочку, как большим платком, вылил на тряпку немного воды из фляжки и, как мог, оттер грязь и кровь с личика. Если надвинуть покрывало подальше на лоб, вообще не разберешь, человек она или нелюдь... аллари.
   Они всегда назывались аллари!
   - Смотри, Сун, какая у нас красавица получилась.
   - Я боюсь, - тихо прошептала козочка.
   - Я сам боюсь, - честно признался Игорь. - А дядя Сун боится еще больше.
   - Почему? - через ужас и слезы проклюнулся нормальный детский интерес.
   - Он долго был в... плену. Я тоже, но он - дольше. Потом мы месте убежали. С нами был еще один конь. С тех пор дядя Сун боится.
   - Вы такие большие, и вы - люди... - она уже не плакала, только мелко тряслась.
  -- Трогай, - приказал Игорь. Телега, переваливаясь, пошла к границе.
  
   Там, паче чаяния, обошлось без проблем. Игорь предъявил выправленные еще во дворце документы. Читать из стражников, понятное дело, никто не умел, но большую герцогскую печать знали все. На козу, которая поглубже закуталась в одеяло, внимания не обратили вовсе. Девчонка и девчонка.
   - Ваша? - спросили.
   - Племянница, - не моргнув, соврал Игорь. Благо, дети в подорожной не проставлялись. Телега, за исключением двух баулов, была пуста, досмотра не последовало, и они очень скоро оказались на той стороне границы в княжестве Аркас.
   Кто его знает, в чем там было дело, только за границей и дышалось как-то иначе. Девочка, уразумев, что опасность миновала, выпросталась из одеяла и начала вертеть головой. Сунн распрямил спину. Погоняя, он тихонько напевал. Игорь не видел его таким с тех памятных времен, когда они вместе колесили на Шаковой телеге.
   Вольный конь не шел из головы. Гнойной занозой сидело в душе предательство, но то, что Игорь узнал за последние две недели о герцоге, заставляло сомневаться. Шака, определенно, надо было найти. Игорь теперь наизнанку вывернется, а разыщет Апостола. Если тот жив, если самого Игоря до времени не поймают мстительные чистюки и не вывернут на изнанку.
   Дело шло к вечеру. За всю дорогу путники не встретили ни одной деревни. По сторонам малоезжей дороги тянулся черный неприветливый лес. Княжество принадлежало семейству рыси. Родичам князя, надо полагать, жилось в здешнем лесу куда как вольготно.
   От усталости Игорю начали мерещиться быстрые зеленые огоньки в ветвях, стоявших вдоль дороги деревьев. Он часто смаргивал, тер глаза. Вечер грозил загнать напряжение в высочайший градус.
   Ко всему, отправляясь путешествовать по густонаселенному герцогскому домену, они не озаботились, прихватить с собой походный шатер. Ночь в глухом лесу под телегой пугала, отвыкшего от воли бывшего начальника дворцовой охраны. Он поделился своими опасениями с возницей.
   - Помнишь, когда мы убежали от змей, сколько жили в лесу? - Засмеялся Сунн. - У нас не было телеги. Даже еды не было. Сейчас есть все. Разведем костер, сварим похлебку.
  -- Я умею варить, - тихо сказала девочка.
  -- Я тоже не забыл, как это делается, - подтвердил Сун.
   - Тогда с нами был Апостол, - напомнил Игорь.
   - Зато сейчас с нами нет чистюков.
   Последнее обстоятельство несколько примиряло. Игорь задавил, ворочающуюся внутри тревогу, и уже начал присматривать место для ночлега, когда Сун вдруг резко натянул вожжи.
   Они загородили дорогу. Пять человек в пестрых, мехом наружу безрукавках, вооруженные длинными ножами, стояли плечом к плечу. Игорь сразу сунулся искать документы. Сун без команды тронул повозку вперед и подъехал к незнакомцам почти вплотную. Игорь поднял голову.
   Они были не люди. Высокие светловолосые, прямые. На близком расстоянии можно было без труда рассмотреть большие, светлые чуть раскосые глаза и одинаково маленькие рты. У того, который стоял в центре, губы стянуты в пучок. Рядом - женщина. Одежда такая же, но лицо немного мягче, нет жестких складок у рта. Остальные - мужчины.
   Бумаги уже были в руках. Игорь поднял их над головой. Но нелюдь с гневной гримасой отмахнулся.
  -- Кто вы такие? - потребовал он.
  -- Мы торговцы, - послушно отрапортовал человек.
  -- Что вам нужно в княжестве Аркас?
  -- В этих краях живет человек по имени Ири. Его ищет брат.
  -- У нас есть такой человек. Но ни о каком брате он никогда не говорил.
  -- Мы не виделись много лет, - подал, наконец, голос Сун. - Позвольте нам проехать, господин.
  -- Вас двое?
   Девочка спряталась под своим покрывалом и была почти не заметна. Игорь уже хотел соврать, но поопасился. Это вам не ленивые пограничники. Тут орудовала лесная стража рысей.
  -- С нами моя племянница, - один раз прокатило, может, и второй сойдет?
   Высокий шагнул к повозке и откинул покрывало. Девочка дернулась, но бежать не стала. Командир лесной стражи обернулся к Игорю:
  -- Ты солгал! Человек...
   Так произносят: "ничтожество". В душе мерзостно колыхнулось: ударить надменного стража в его красивое, нечеловеческое лицо, сломать кости переносья, разорвать рот, толкнуть в канаву. Если остальные кинуться защищать своего командира, Игорь им всем покажет...
   Сколько он прожил среди чистюков? Неделю без малого. Надышался что ли? Нанюхался! Запах дерьма забил ноздри. Или это тихий герцогский шепоток: они - нелюди, предатели, людоеды...
   Рысь легко снял девочку с телеги и поставил на землю. Она не боялась, доверчиво качнулась к нему, но подошла женщина, переняла у мужчины козу и прижала к себе.
   - Ты забыл, человек, что безнаказанно лгать можно только себе подобным. Не аллари! Твое счастье, что ты не причинил девочке зла. Проваливай!
   Рыси расступились. Сун тряхнул вожжами, и телега покатилась. Игорь видел, как отряд канул в лесу. Между мужчиной и женщиной бодро шагала козочка в разорванном грязном платьице.
   За поворотом возница притормозил. Игорь сидел уткнувшись головой в колени.
   - За нами гонятся? - спросил, не поднимая головы.
   - Нет.
   - И пошли волки с агнцем, аки братья любящие...
  -- Все хорошо, господин начальник дворцовой стражи. О каких волках ты говоришь?
  -- Сун, тебе никогда не казалось, что до прихода к власти человека здесь был Рай?
  -- Я не знаю, что такое Рай.
  -- Это место, где живет любовь.
   - Я был рабом у змей. Ири раб с рождения. Меня продали мои родители, чтобы прокормить остальных детей. Людям в Аллоре живется трудно. Я все время мечтал сбежать. Шак убил надсмотрщика, нас бы всех казнили. Ири побежал из-за этого, я - по тому, что не мог иначе.
  -- Ты не говорил, что когда-то был свободным.
   - Меня не спрашивали. А потом я стал забывать рабство. Помнишь, как мы давали первое представление? А крестопоклонников?
  -- Помню. Но нас предали! Шак бросил нас, оставил на смерть.
  -- Кого?
  -- Нас!
  -- Мы разве мертвые?
  -- Герцог нас просто пожалел.
   - И оставил при себе. Только Ири удалось вырваться. Кем мы стали? Ты - дворцовым начальником. Я - птичьим. Ты слушал только герцога, я - птиц. И знаешь, что в конце концов получилось? Я стал сожалеть о змеином рабстве. Во дворце оказалось еще хуже. Шаг в сторону - и ты под подозрением. Мысли и те под запретом. Человек так не может. Запретить думать, тоже, что запретить дышать. Ему остается лгать не только на словах, но и в мыслях. Разве это не рабство? Змеи были хотя бы честны.
  -- Но я не могу закрыть глаза на очевидное. Шак нас предал.
  -- Значит, у него не было иного выхода. А еще... ты ведь точно не знаешь, жив ли он вообще.
  -- Герцог...
  -- Говорил, что жив? Что найдет коня и даст тебе с ним объясниться?
  -- Да!
  -- Жди.
   Сун тронул повозку. Лошадь замотала головой, но двинулась, тяжело плюхая копытами. По сторонам уже скопилась густая лесная темень. Игорь больше не высматривал поляны. Остановятся где-нибудь. Какая разница!
  
   Замок явился измотанным путникам внезапно. В очередной раз повернули, объехали каменный указатель, на котором по ночному времени ничего было не разобрать, и вдалеке увидели мелкие огоньки. Надо бы остановиться, сбегать в разведку. Какое там! Лошадь на что была измотана, и то пошла шибче. Сун не понукал, Игорь не перечил.
   Замок, против ожидания, оказался большим. Рассчитывали увидеть каменный скворечник, окруженный мелким, похожим на канаву рвом, а пришлось задирать голову на факельщиков, расхаживающих за зубцами крепостной стены. Мост на ночь не подняли и ворота держали открытыми. Кого-то ждут? Игорь велел Суну править в село.
   Дома стояли в две шеренги. Нормальное селище. Даже в темноте угадывались просторные крестьянские усадьбы. Заборы стояли ровнехонько, за ними светились окна домов. И никакого переполоха, шума, шороха даже. Кто катит по улице? Да хоть кто! Вон замок господина, в нем стража и крепкий отряд, случись надобность, не то что одинокую телегу, сотню остановят и завернут восвояси.
   Только когда Сун подвернул к крайнему, расположенному у самого рва дому, из-за угла вышел черный человек и велел править в замок. Они не спорили. Лошадь с натугой протащила повозку по бревнам моста. Колеса дробно отгрохотали похоронный речитатив. И как только ни оказались по ту сторону, мост подняли, решетка замковых ворот опустилась, грохнув последнюю точку в путешествии.
  
   Рысь, который в лесу забрал у них козочку, сидел в кресле с высокой спинкой. Сейчас на нем была просторная мантия, отделанная по краю пестрым мехом. Небольшой подиум не заставлял задирать голову, однако Игорь чувствовал себя именно так. Ему казалось, что он снизу вверх заглядывает в потемневшие от гнева светлые глаза князя Аркаса. Княгиня сидела тут же на прихотливо изогнутом табурете и время от времени клала руку на руку мужа. Больше в зале приемов никого не было.
   Игорь уже прикинул, как будет обороняться, да что там, и нападать, когда дойдет до драки. Разговор не сулил ни чего хорошего с самого начала. За короткое время их успели уличить в шпионаже в пользу герцога и пособничестве чистюкам. Первое аллари еще как-то могли понять. Последнее - нет. Девочка коза рассказала князю свою историю, ничего не утаив. Аркас узнал об участи Игоря в ночной погоне чистюков. Что взять в перепуганной козы? Как видела, так и доложила. На попытку оправдаться рысь, мотнув головой, сквозь зубы обозвал Игоря человеком.
   Резной подлокотник роскошного трона был исполосован длинными неглубокими бороздами. Игорь против воли и не к тяжести момента задумался о происхождении царапин, а когда догадка таки мелькнула в натруженном мозгу, только руками не всплеснул. Нападать он вздумал! Будто для подтверждения его мыслей ногти князя начали удлиняться, вырастая, в короткие мощные когти. Игорь смотрел на них как завороженный, пока рядом не грохнуло.
   Сун пал на колени и ткнулся лбом в пол. Игорю захотелось пнуть товарища в мягкий бок. Так и так помирать. Он не раб, хотя и был им какое-то время, он - свободный человек!
   Ага, свободный, - пискнуло внутри, - весь изоврался, извертелся, как муха на иголке...
   У него есть цель! Вернуться домой... которая оправдывает средства. И ничего такого он не сделал. Врал? А как прожить иначе? Рысь, поди, тоже ужиком вертелся под ногами герцога, пока тот диктовал свои условия, а когда в стране настали раздрай и гражданская война, вспомнил о гордости аллари.
   Когти синьора, между тем, спрятались. Князь наклонился к жене. Она что-то шептала ему, изредка поводя головой в сторону непрошенных гостей. Наконец брови господина Аркаса поползли вверх, исполняя танец задумчивости.
   Игорь вынырнул из кровавых мечтаний, как раз к моменту, когда слово перешло к госпоже рыси.
   - В лесу вы говорили, что ищите человека по имени Ири.
   - Да, госпожа, - бухнул лбом в пол Сун.
   - Зачем?
   - Главный чистюк Абаган велел выкрасть его и привезти в Мец.
   Игорь едва сдержался, чтобы не кинуться на дурака. Если и оставалась еще какая-то надежда разойтись с рысями мирно, Сун похоронил ее ни за грош.
   - Иначе. - продолжал дрожащим голосом бывший раб, - нас казнят, путем выпускания кишок.
   - Вас заставили? - уточнил князь Аракс.
   - Да, господин.
   - Это меняет дело, - не так ли? - обернулась к нему княгиня.
   - Ты слишком добра. Люди способны врать очень правдоподобно. Хотя, рассказ козы совпадает со словами этих...
   - Давай, позовем почтенного Ири?
   - Придется, - нехотя согласился господин рысь, повернулся к пленникам и приговорил: - Предупреждаю, если вы попытаетесь нанести ему вред, вас убьют на месте.
   - Уверяю тебя, добрый господин, Ири наш побратим, мы не виделись много лет.
   - Ты говоришь за себя, или за вас обоих?
   - Мы все вместе много лет назад ездили по стране в таборе арлекинов.
   - Неслыханно! Чтобы люди были арлекинами... хотя, я что-то такое слышал. Вы ездили одни?
   - Нет, старшим у нас был конь по имени Шак.
   - Как могли оказаться в одном таборе люди и конь, судя по имени происходящий из вольных кланов?
   - Мы вместе бежали от змей.
   - Ты права, - усмехнулся князь жене, - придется звать почтенного Ири, иначе нам грозит, запутаться в человеческой лжи.
   Игорь ни за что бы не узнал потешного толстяка- повара. В зал вошел невысокий изящный царедворец одетый едва ли не богаче своего господина. Он с достоинством поклонился княжеской чете, мельком глянув на гостей. Лицо невозмутимого царедворца дрогнуло и в следующий миг он пал на колени перед троном:
   - Позвольте мне, господин, обнять своих побратимов?
   Теперь пришла очередь удивляться рыси, но он не стал суетиться, просто кивнув. Ири обнял Суна, потом Игоря. Радость повара была неподдельной. Но князь не дал затянуться приветствию:
   - Почему ты, почтенный Ири, не говорил, что побывал в плену у змей, да еще бежал?
   - Вы не спрашивали, господин, а я с читал себя не вправе хвастаться. Тем более, если бы ни Шак и наш друг Игор, никакого побега бы не случилось.
   - Этот пособник чистюков помог тебе бежать?
   - О ком ты говоришь, господин?
   - О человеке, которого ты назвал своим другом.
   Ири отшатнулся:
   - Игор, произошло недоразумение, или мой господин прав?
   Можно было невозбранно соврать. Что стоило, быстро придумать новую историю? Вряд ли Сун стал бы перечить. Но врать в глаза, искренне обрадованному, другу Игорь не смог. Да, на карте стояло не только возвращение, но и сама жизнь, однако что-то сломалось внутри, или наоборот - мучительно срослось.
   - Прости, Ири... твой господин и прав и не прав одновременно. Слишком много случилось за последние двадцать лет. Всего в двух словах не расскажешь.
   - Я никогда не поверю, что ты по своей воле связался с чистюками.
   - Не по своей, но связался. Мне было приказано тебя выкрасть. Чистюки знают, что ты как никто разбираешься в ядах. Ты им нужен. В обмен на тебя мне обещали двух летучих горностаев. Герцогу срочно понадобились эти птицы. Свои у него погибли. Сун был главным птичником... да ты и сам знаешь. Нас послали с поручением.
   Ири потемнел лицом.
   - И ты согласился выполнить все, что тебе приказали? - Лицо бывшего повара стало несчастным.
   - Поручение герцога тебя не касалось. Ему нужны были только голуби. Но в Меце мы попали в стан чистюков. Нам предложили на выбор - либо смерть, любо выкрасть тебя и привезти им.
   Игорь не стал говорить, что так и сяк прикидывал, как выйти из положения, чтобы никто не пострадал. Пусть думают, что хотят. Он и так вывернулся перед ними наизнанку. Им ли понять, что такое быть оторванным от своего Мира. Да, никогда! Объяснять бесполезно. Им не влезть в его шкуру.
   В зале воцарилось напряженное молчание. Князь Аркас думал, попеременно переводя взгляд со своего повара на гостей. Княгиня легко улыбалась. Ири вытянулся в струнку, ожидая решения своего господина. На Игоря он больше не смотрел. Сун стоял, сутуля плечи. А сам Игорь уставился в стену поверх голов княжеской четы. Внутри стало пусто и тихо. Кажется, он уже все проиграл, кроме самой жизни, но без надежды на возвращение она ему была не нужна. Ах, да, он же собирался найти Апостола и выяснить, кто кого предал. Пожалуй, если князь рысь выпустит из когтей свою жертву, останется только это.
   - Ты прожил у нас почти двадцать лет, почтенный Ири, ты спас нашего сына, когда его укусила змея. Знай я тебя меньше, не поверил бы. Мне нет необходимости с тобой кокетничать, мы перестали верить людям. Только избранным. Поручишься ли ты за своих побратимов? Если мы сохраним им жизнь и свободу, не используют ли они нашу доброту во вред?
   - Я не знаю. - Ири приложил руку к груди. - Я признаю, что они скомпроментированы в ваших глазах, но, может быть, мой добрый господин даст им возможность оправдаться?
   - Зачем? Я лучше предложу им на выбор: остаться у нас и служит, как служишь ты, или уходить в приграничье. Туда не дотянутся ни герцог, ни чистюки. Что скажете?
   - Я остаюсь, - без запинки сказал Сун, даже не покосившись в сторону Игоря.
   А зачем? Кто ему бывший начальник дворцовой стражи? Игорь ведь и внимания-то на него особенно не обращал, делал, что считал нужным, врал, что на ум взбредет, требуя только подтверждать свои слова. В глубине души он не считал Суна равным. И получил.
   А что собственно, получил? Он просто забыл, что человек может быть свободным в выборе. Долгая жизнь в паутине герцогской лжи приучила к несвободе. Он ею дышал как воздухом, задохнувшись, как только оказался в атмосфере истины, в которой слово имеет значение и имеет вес. Тут придется заново учиться дышать.
   Если останется у рысей - научится. А дальше-то что? Однажды ночью навалится черная тоска, которую глушила герцогская лож, и бывший раб, бывший арлекин, бывший начальник дворцовой стражи, вечный чужак наложит на себя руки.
   - Я ухожу. Прости, Ири, - вскинул руку в останавливающем жесте Игорь. - Я не останусь. Мне тут нечего делать. И вас прошу, простить, князь. Я тут не приживусь. Если вы еще не поняли... я чужак.
   - Я действительно не понял.
   - Я человек из другого Мира. Как попал сюда, не помню. Ири и Сунн могут подтвердить. Я долго жил при герцоге в надежде, что он сможет отправить меня домой. Вернуться к нему я теперь по понятным причинам не могу, остается, пробиваться самому. Попробую.
   - Я тебе верю, - просто сказал князь. - Отдыхай. Завтра ты покинешь нашу землю. Тебя проводят до приграничья.
  
   Глава 8
  
   Всадники в серых одеждах зажали Саню с трех сторон, постепенно оттесняя от товарищей. Кот пытался сопротивляться. Но куда было его смирному низкорослому коньку тягаться со зверями, на которых, скакал конвой. Пока еще мог видеть, Санька шею сорвал, выворачивая на Шака. Лицо помолодевшего Апостола оставалось безмятежным. Не знай его Саня, посчитал бы, что тот спокоен. Но, знал, а по тому напряженно ожидал, что он предпримет, только погодя сообразив: решись арлекины на сопротивление, их сомнут. Когда уже шея не выворачивалась, так далеко позади осталась телега, кот натянул поводья. Не тут-то было, его зажали конскими боками. Не отпусти он повод, оба и сам и конек полетели бы в траву.
   Саня заглянул под надвинутый куколь правого конвоира. Хоть режь, хоть озолоти, оттуда не сдавало живым. Будто глиняный болван трясся под серой накидкой. Левый - то же самое. Саня начал искать живую нитку, связывающую болванов с кукловодом, не нашел, расслабился, и тут накатило. Из массы серых, которые одинаково прямо держались в седлах, пришло: смесь тревоги, удовольствия и тихого злорадства. Но все это тлело под гнетом воли, сковавшей послушную массу живой нежити. Пустил, значит, кукловод на арлекинов серых болванов, а сам чего-то про себя пасет.
   Осталось, расслабиться и править, куда велено. Начни артачиться, не исключено, наваляют тебе всей серой толпой. Ну, тебе - ладно: сам напросился, друзьям перепадет. А они не при чем. Хоть режь, хоть, опять же, мордой об стол, Саня чувствовал не по ним серый переполох, а по нему, не совсем - как выяснилось - простому коту.
   Наваляют - это во первых, а во вторых: окажи характер, нипочем не разберешься, что у хозяина серого воинства на уме.
   Дикое поле сменилось прямым, как натянутая веревка трактом. Не иначе, серые торили. Нормальный человек, он смотрит, где спрямить, где обогнуть, чтобы дорога легла и полегче и повеселей. Да еще чтобы заступ с лопатой не стереть в пыль пока строишь. Тракт наводили не задумываясь. Горка - срыть! Болото - засыпать! Дубрава? Срубить без всякой жалости. От дороги веяло вовсе уже чем-то нечеловеческим.
   Вот тебе фокус: есть люди, есть не люди, а тут совсем... третий сорт. И смотрит в спину. Как еще дыру в куртке, подарке любезного друга Пелинора, не прожог?
   Шли уже часа два. Тракт позволял развернуться лавой. Конвой перешел в галоп. Саня натянул повод, сбивая серую орду с шага.
   Обойдутся! Ему добрый конек был дороже, чужого мнения о себе. Пусть серый кукловод думает, что хочет. Да и присмотреть за телегами, что остались далеко позади, не мешало. Но сколько кот их ни выглядывал - не нашел.
   Он уже решил вовсе остановиться и выяснить, что к чему, когда на дальнем краю белой нитки тракта обозначилось черное пятно. Быстро потянулись вверх тонкие шпили крыш.
   Ворота открылись сами. Только передовые всадники подъехали к подъемному мосту, тяжелые черные створки, окованные железом, бесшумно разошлись и отряд по трое пошел в проем. Сварливому коту деваться оказалось некуда. Ругая себя последними словами, за то что не придумал, как присмотреть за товарищами, окруженный серыми, кот пошел через мост.
   Выложенный новенькой брусчаткой, замковый двор оказался идеально чист. Серые спешивались и уводили коней. Скоро Саня остался посреди мрачного каменного пространства всего с четырьмя конвоирами. Пятый у ворот махнул рукой - запирать.
   Ага! Кукловод! Самое время спросить, куда по дороге пропали телеги с арлекинами. Но Сане не то что выяснять отношения, пошевелиться не дали - зажали так, что конек застонал.
   Такого кот терпеть не стал, развернулся и двинул кулаком в ухо ближнего охранника. Тот без звука канул под копыта своей лошади. Второй не замедлил свалиться с другой стороны. Саня и дальше бы раздавал тумаки, но на него бросили аркан. Волосяная петля сдавила плечи. А кукловод посмотрел из-под капюшона, развернулся и шагом поехал в сторону широкого крыльца; не оборачиваясь, спрыгнул с коня и пропал за высокими створками дверей.
   Кота на веревке подтащили к низенькому притвору, сдернули из седла и затолкали в коморку без окон.
  
   Ночь, сырая прохлада и пустой желудок не давали спать. Кот весь извертелся на голой лавке. Это же надо, как они попались. На колени, видите ли, перед ними бухнулись: пожалуйте, гости дорогие! Ладно, девочки, с них какой спрос, но собака или Шак могли бы догадаться. И догадались бы? То-то, только дернись - драка, со всеми вытекающими из нее последствиями. Что так сидеть в сырой темнице, что - эдак. Разве, случись перепалка, сидеть пришлось бы с битой физиономией.
   Саня много раз уже прислушивался и принюхивался, только языком воздух не пробовал. Толку - никого. Следов товарищей не нашел. Вообще живым не пахло. Будто в склепе заперли. Пришлось ему однажды в таком побывать.
  
   Дело давнее. Он тогда только-только ушел из Камишера. Все кругом было и новым и странным. Читать Саня не умел. На стене ратуши городишка Варок, в который он забрел подработать, загибался краем серый лист с мелкими черными букашками. Кот остановился, подивиться. Слышать про такое доводилось, видеть - ни разу.
  -- Любопытствуешь? - спросили за спиной.
   Там кто-то топтался и сопел. Саня обернулся. Мужичок ростиком в три аршина ковырял в ухе. На лице будто курица порылась. Глазки маленькие, слезящиеся.
  -- Интересуешься, спрашиваю? - потыкал мужичонка пальцем в бумагу.
  -- Ага, - ответил Саня и для верности провел кулаком по носу, вроде, сопли утирает.
   Сказывться человеком он тогда еще не привык и всячески перенимал мелкие людские привычки. Мамка бы дома за такое по затылку съездила. Мужик усмехнулся, хитро прищурил глазки и забубнил:
   - "Сим оповещаем, что все входящие в город странники обязаны три дня отработать на городские нужды".
   Новая новость! Монетку при входе в городские ворота заплати, так еще и работай на них! Если за даром, Саня нипочем не станет, лучше дальше пойдет.
   Мелкий доброхот, как подслушал, начал возмущаться в лад с Саниными мыслями:
   - Нет, ты только посмотри, что придумали! Мало им податей. Форменное издевательство. Ладно, хоть плату положили.
  -- Какую? - не замедлил спросить Саня.
  -- Мелко написано, не видать мне. Но если интересуешься, могу отвести к знающим людям.
   Сане не хотелось никуда идти с этим. Не нравился он ему. Скользкий, как угорь, и глазки бегают. Но вокруг как на зло не случилось никого другого. Вечерело, город уже засыпал.
  -- Я на постоялый двор пойду, - ответил кот незнакомцу. - Завтра к твоим знающим отправимся.
   - Не пустят тебя, переночевать. Нет документа, что отработал - нет приюта. Звиняй. Такие у нас порядки.
   Делать нечего, Саня поплелся за доброхотом, сильно все же сомневаясь, что поступает правильно.
   Город Варок вольно лежал в долине между двух невысоких холмов. Оба были подрыты. Испокон веку с них брали камень. Из-за дешевизны и близости строительного материала, дома в Варке строили основательно. Каждый этажа два, три. Ратуша имела все четыре. Улицы не как в других каменных городах - широкие. По дороге встретилась пара, спешащих домой горожан. Саня хотел окликнуть, но вспомнил, что не в родном Камишере путешествует, и постеснялся.
   Одноэтажная домина, к которой привел его незнакомец, стояла на отшибе под самой городской стеной. Кругом канавы и всякий хлам. Саня удивился, как в таком месте могут сидеть знающие люди, но переспрашивать у мужика не стал. Внутри дурной кукушкой тукало беспокойство. Однако и любопытство проклюнулось. Если доброхот ведет его в этот дом для своей корыстной надобности, может сильно удивиться после. В обиду себя Саня всяко не даст. Даже если докопаются до его не совсем людского происхождения, не страшно. В Варке к не людям больших требований не предъявляли. Разве, подать при въезде в город была вдвое. А Саня скажет, мол, денег не было.
   За толстыми каменными стенами было душно, светло и людно. Человек десять сидели за одним длинным столом. Саня разглядел стакан с костями для игры. С краю притулились четверо. В руках - затертые карты. Один как раз лупанул картинкой об стол.
   Стало быть, привели его в игорный дом. Понятно, почему заведение стоит на особицу. Такие дома в большинстве городов либо были запрещены, либо вынесены за стену. Пусть всяк, кто хочет вместо дела за игрой жизнь прожигать, ножки потопчет подальше с глаз.
   Вокруг костей сдвинулись головы. Народ рассматривал, выпавший куш. Когда дверь бухнула, часть голов откачнулась.
  -- Косик! Ай, молодец, нашел таки. Проходи, парень. Садись к нам.
   - Зачем мне? - спокойно отозвался кот. Руки он на всякий случай спрятал за спину. Что привели его не о законе толковать, это уж точно.
   - Зачем ему! Слыхали? Да кто тебя спрашивать станет? Раз попал к нам, делай, что велят.
  -- А не захочу?
  -- Кто тебя спрашивать станет, хочешь ты, аль нет. Тебя, парень, в карты проиграли. Вон Косик и проиграл. Он тебя перед нами на кон выставил. Теперь, если отыграется - отпустим. Не отыграется - на тебя повинность ляжет.
   Вот, значит, почему те дома подальше от людей ставили. Подлый народ в них собирался. Но о том после можно будет подумать. Сейчас надо было выбираться.
   Саня подвинул мешок за спину, чтобы не мешал, чуть пригнулся и растопырил локти. Кулаки перед собой. Кто полезет, сразу огребет в лоб. Когти он зажал. Никчему их показывать. Так обойдется. Но они в кулаки никогда не помещались. Если вылезут на всю длину, их так и так заметят. Саня надеялся, что успеет раскидать игроков, раньше, чем обнаружится его кошачье происхождение.
   Первым на него прыгнул кто-то из-за спины. Эх люди, люди! Да Саня его почуял, пока тот еще крался, да половицей скрипел. Локтем в поддых, пригнуться, подправить немного... нападающий пришел точно между картежниками. В стороны полетели засаленные картинки. Игроки подняли крик. Теперь против кота выступила уже вся компания. Но как-то вяло. Они не нападали, а теснили. Саня уперся спиной в стену. Отступать было некуда. Одно хорошо, сзади никто не прыгнет.
   В следующий миг пол под ним провалился, и полетел кот в темноту. Будь он человеком, наверное, ушибся бы, а так пришел на все четыре лапы, помянул лешего и отпрыгнул в сторону от светлого пятна в потолке, из которой вниз свесились головы и полетели плевки.
   - Больно прыткий! - заорали сверху. - Посиди дня три, остынь. Ты нам все отработаешь, деревня немытая!
   За сим последовала пауза, головы исчезли вместо них вниз зажурчали три струи. Игроки захохотали.
  -- Закрывай!
   Крышка захлопнулась.
   Воняло как в выгребной яме. Саня присмотрелся. Пол был сильно загажен. Кругом смердели кучи и лужи. По стеночке, чтобы не извозиться, он пробрался в дальний угол. Тут сделали небольшой уклон, и нечистоты не дотекали. Обувку и одежду спас, а вот нос девать было некуда. Знал, что понюхает еще маленько да привыкнет, а все одно - выворачивало. Над головой бухали шаги.
   Наука тебе, котейка: сиди, думай, чтобы другой раз не попадаться. Ладно, если его, как обещали, через три дня выпустят, он им там покажет, кому кости правильно ложатся. А забудут? Дерьмо, что ли, жрать?
   Замутило сильнее. Саня отвернулся к стене. Кладка сдавала известью. Присмотрелся, попробовал пальцем. Раствор оказался свежим, хоть и схватился, не успел еще отвердеть до каменной твердости. Достав из мешка молоток, Саня начал выстукивать стенку.
   В один кирпич! Делали не так давно. Он провел когтем между камнями, на пол посыпались крошки раствора.
   Не знали господа игроки, кого в подпол кидали, инда поостереглись бы. Что такое хлипенькая стенка для парня, который один на один с многоножкой выходил? Чепуха!
   Процарапав глубокую борозду, он выкрошил почти весь раствор, пошатал кирпич, поддел и начал двигать, не очень, впрочем, надеясь на успех. Но каменюка подалась, выпав на ту сторону. Еще пара кирпичей ушли следом. Саня прикинул, что так он только к утру выберется, и наддал по кладке плечом. Зашаталось. Он двинул со всей дури, стенка не устояла: прогнулась и осыпалась наружу, в темный сухой коридор.
   Прежде чем выбраться из западни, Саня прислушался. Шуму он наделал много, но наверху никто не обеспокоился. Видно, прежние заключенцы тоже тихо не сидели. А хозяева каземата, понадеявшись на крепость стены, лишний раз заглядывать в погреб ленились.
   Тяжелый дух его еще долго преследовал. Саня шел, пролезал, сворачивал, вонь тянулась за ним как хвост. Он останавливался, чистил башмаки, о земляной пол, отряхивал штаны и шел дальше. Только на пятом или шестом повороте стало легче.
   Он еще попетлял по катакомбам и остановился на перекрестке подземных дорог. Надо было осмотреться да прикинуть, куда топать дальше. Темнота не помеха. Кот он или не кот? Вон в стене кольцо для факела. На полу под ногами - заступ с истлевшей рукояткой. Саня присмотрелся. Железо проела ржа.
   В дальнем углу копошилось семейство мышей.
  -- Сидите тихо, - сказал им кот.
   Зверушки тесно сгрудились и замерли. Еще бы! Они, поди, таких котов отродясь не встречали. Будут потом внукам и правнукам рассказывать, какое чудо в их подвал пожаловало. Жаль, не спросишь, в какой стороне выход.
   Над головой стояла гробовая тишина. Саня облизнул палец и выставил перед собой. Из левого коридора тянуло легким сквознячком. Туда кот и направился. Но коридор начал понижаться, пока не превратился в узкий, не протиснешься, лаз. Пришлось ползти, сворачивая наугад, в надежде отыскать струю свежего воздуха.
   Зала, в которую вывалился, изрядно уже уставший кот, оказалась сводчатой пещерой. Из потолка вниз свешивались корни деревьев. По обеим стенам были выбиты неглубокие ниши. Саня присмотрелся. Там лежали покойники. Вернее, то, что от них осталось: усохшие до деревянности мумии. Кот пошел вдоль стены. Тут покоились и люди и не люди. Все вперемешку. Те, кто хоронили, разницы между ними не делали. Из чего Саня сообразил, что кладбище очень старое. Не такой он уже был темный, чтобы не знать: раньше и в жизни между ними разница была не большой.
   В дальнем конце пещеры провалом зиял выход. Кот обрадовался. Он не боялся усопших. Чего их бояться? Но нарушать покой, тех, кто давно ушел, считал неприличным. Встал на пороге, поклонился мертвым и тихо двинулся, не ведая выйдет ли когда-нибудь на свет.
   Накатили тяжелые мысли. Темнота обволакивала. В спину смотрели незрячие глаза потревоженных.
   Жили когда-то бок о бок, - думал Саня, - лежат так же. Не сорятся, не ругаются, в нужник друг дружку не бросают. Чисто, чинно. А наверху - срам и грязь. А он туда рвется. Почему? Потому, что живому - жизнь, какая бы она ни была. Не хочешь в вонючем погребе прозябать, построй себе светлый дом, наведи в нем порядок. Посели хороших людей, или не людей, какая разница! Главное, чтобы душевно, чтобы не подличали, не дрались, не убивали друг друга, чтобы не обманывали...
   Впереди мреяло. Саня остановился. Мутный свет, перегородивший и так узкий коридор, заколыхался и поплыл в его сторону. Уже совсем близко стало видно, что из мути складывается зыбкое лицо.
   Призрак! Мамка про них рассказывала. Они, дескать, сторожат старые кладбища. То-то людишки, которые наверху безобразничают, до захоронения пока не добрались.
   Никакого страха Саня не испытывал, скорее, уважительное любопытство. А туман покрутился, повертелся, ухнул даже едва слышно и замер, озадачившись.
   Далее произошел известный диалог, в результате которого, выяснилось, что перед призраком кот.
   - Так бы сразу и сказал, - обиделся призрак, на непугливого посетителя и умелся, освободив тем самым выход из подземелья.
   За ближайшим поворотом явственно потянуло свежим ветром, и Саня вскоре выбрался на склон одного из Варковских холмов. Возвращаться в город, искать справедливости, он не стал. Справедливость была в подземелье, где люди и не люди лежали бок о бок. На поверхности такой не осталось.
  
   Начинали строить люди, а заканчивали, точно, серые, прикинул Саня, озирая анфиладу одинаково скучных комнат, сквозь которую его вели. Стены выровнены, - любой штукатур обзавидуется, - а все одно, с души воротит. Завитушечку бы сюда, резной наличник, тканый коврик на порог, сундучок в угол, глядишь, заиграли бы хоромы. А так - пусто, чисто, мертво.
   Он как с самого начала обозвал для себя серых болванами, так и не мог им придумать другого имени. Двигаются как заводные куклы, говорят - точно механизм внутри вертится. Даже подскрипывает. И все - как по писанному. Если спросишь - в ответ молчание.
   Позади осталась еще пара комнат. Потом - крутой поворот, дверь, - единственная на всем пути, - и его ввели в широченную залу с низким потолком. Серые остались у двери. Кот протопал к табуретке и, не спросясь, плюхнулся - связанные руки за спиной.
   Хозяин залы стоял возле камина. Видел Саня не раз такие открытые печки. Дров уходит втрое, а жару только пока горит. Слов нет - красиво. Сиди рядышком, вино попивай, в огонь смотри. Вон и кресло придвинуто. Только Саня в то кресло не сядет, даже если его сильно попросят. На подлокотниках приспособлены разомкнутые кольца - захваты для рук. Еще одно кольцо, побольше, - для головы. Сиди, стало быть, и не дергайся. Если хозяин насильно захочет Саню в то кресло с табуретки пересадить, получит большой скандал.
   Только тут, в зале, кот окончательно уверился, его не на пикник привезли. Разговор, похоже, будет крутой.
   Господин держатель границы стоял к коту спиной. Даже на самоуправство с табуреткой не дернулся. Замер, будто каменный. Зашевелился, только когда Саня кашлянул. А что еще делать, если тебя не замечают? Песню, что ли, ему петь?
   Кукловод оказался щуплым невысоким и светлым как одуванчик. Голову обрамляли легкие золотистые кудри. Тонкое лицо с правильными чертами немного портил пухлогубый рот. Его было много для такого лица. Зеленые глаза смотрели пристально и печально.
   Никогда Сане до конца в людях не разобраться. Ожидал увидеть злобного урода, а попал на печального мальчика.
   - Здравствуйте, господин кот, - приветствовал гостя хозяин замка. - Прошу прощения за столь неординарный прием. Счел себя в праве привезти Вас к себе силой. Иначе, боюсь, нам было бы не избежать множества печальных недоразумений. Ваши спутники, например, устроили по дороге настоящую резню.
  -- Я ничего не видел.
  -- Вы ушли далеко вперед. Мне пришлось отдать приказ...
  -- Что с ними?!
   - Успокойтесь, они живы. Их просто на время изолировали. Нам надо поговорить. Потом Вы с ними встретитесь. Думаю, мне с Вашей помощью удастся призвать их к лояльности. Зачем сразу начинать войну?
  -- Да мы и не начинали, вроде.
   - Ах, говорите только за себя, господин кот. Ваши спутники совсем другое. В Вас чувствуется высокий ум, благородство и образованность. В них - только подлый нрав простолюдинов. Согласитесь, чернь есть как среди людей, так и среди аллари.
   Ага, ага... как же!... Эд, значит, простолюдин, а но, котейка крестьянский - аристократ? Сейчас выяснится, что он и не он вовсе, а потерянный в раннем детстве наследник престола. Цыгане, дескать, Вас, господин кот, в младенчестве украли, а я нашел и готов передать родственникам, которые по Вас все слезы выплакали...
   Саня низко опустил голову. Сидел так и не знал: расхохотаться в лицо ласковому кукловоду, или обругать его последними словами. Но, опять же, обсмеешь, не то обзовешь, и будешь дурак набитый, по тому, что сидишь ты, со связанными руками, а друзья вообще незнамо где, незнамо как. Хорошо было у Пелинора, по тому, что медведище, хоть и хитер, все равно - благороден. А кукловод?
   Кот озадачился, уловив несоответствие. И еще какое-то время тупо разглядывал свои сапоги, пока не дошло: перед ним был не человек. Кто тогда? Что не аллари, это уж точно. Серый? Но от тех живым не пахло...
   - О чем Вы хотите со мной переговорить? - высоко изогнул бровь Саня.
   Гордись, брат собака, не прошли твои уроки даром. Аристократ, говорите? Что ж, поиграем в аристократа.
   - Я в Вас не ошибся! - кукловод заулыбался шире прежнего. - В компании арлекинов вам приходилось надевать на себя маску простака. Ах, как мне это понятно. Но до конца искоренить в себе привычки, всосанные с молоком матери, не способен не один благородный синьор.
   Саня неудержимо потянуло утереть кулаком нос. Напыщенный, глуповатый господинчик, который разыгрывал перед ним непонятный спектакль, так и сподвигал к эпатажу. Или претворяется? Подыграю, - решил кот, - глядишь, хлизда на правду выйдет.
  -- О чем, Вы? - спросил он не теряя тона.
  -- Сапоги!
  -- Не понял.
  -- Вас выдали сапоги.
   Действительно, из всей компании только Саня сподобился иметь на момент захвата серым воинством эту обувку. Эд и Шак во владениях Зеленого переобулись в легкие плетеные чеботы. Жарко им, видите ли! Только Саня остался в сапогах. Как однажды в мокром лесу их натянул, так и носил, снимая, разве, на ночь. Любил он их. Спору нет, у Зеленого было тепло, только кот еще пока не находился в сапогах. Считай, всю жизнь о них мечтал.
   Когда Пан раскрыл им границу, никто и не вспомнил, обувку менять - ломонулись через термитники, кто в чем стоял. К вечеру же вообще с ног валились. Так и получилось, что Саня один в сапогах остался. А кукловод, с умной головы, решил, что он от кровной привычки в них путешествует.
   - Ну... допустим. - кот выставил одну ногу вперед, подогнув другую под табуретку. Именно так сидел Эд в покоях у медведей.
   Коричневый глянец голенища потускнел, кое где вытершись до бархатного бежа, красный рант стал почти черным. Но подошва, - мастер тачал, - не треснула, не погнулась. И каблуки на месте.
   - Что я говорил! - обрадовался кукловод. - Несомненно, один благородный господин всегда узнает другого, даже будь тот в рубище.
   Саня только покивал. Наблюдать за стройным господинчиком, наделенным, однако, страшной властью над живыми куклами, было чем дальше, тем интересней. На вид - пушинка. Двигается, как летает, только крылья легкой серой мантии вспархивают. Весь исходит на улыбку. Прям - комариный царь!.
   Не аллари, не человек, не живой мертвец. Непонятно кто!
   Саня так и так поворачивался, следя за передвижениями хранителя границы, а сам тем временем, пробовал веревку. Когда вязали он, как мог, сжимал кулаки. Сейчас путы ослабли. Осталось, набраться терпения и, улучив момент, чиркнуть коготком по веревке.
   - И так, господин кот, позвольте представиться. Я - владетель границы Кер. Я, к тому же, посвященный высшей ступени бога Светоноса. Я его верховный жрец. Моих слуг вы уже видели. Они исполнят все, что я прикажу. Самые верные воины, те, кто не рассуждает. Согласитесь, с такими можно завоевать весь материк. Они легко пойдут за мной на смерть.
   Последнюю фразу Кер выкрикнул. Саня как раз натянул веревку и чиркнул по ней когтем. Не заори, хозяин замка, вполне возможно, услышал бы странный звук. А так, остался в неведении. Но рук кот решил пока не распускать. Послушаем еще.
  -- Я жду, - заявил Кер, отдышавшись, - представления с Вашей стороны.
   Казалось бы, чего проще - имя назвать. Но Саню застопорило. Смотрел на нахального мелкого владетеля, непонятной породы и молчал. Противно стало. Окатило вдруг мерзостью. А за ней пришло нехорошее понимание: все, что он тут сейчас увидел - не спектакль. Все взаправду. Смешно и страшно. И за себя страшно, но больше за друзей.
   - Вы не хотите назвать своего имени? - улыбка пока растягивала мягкие большие губы Кера, а в глазах уже мерцал нехороший огонек.
  -- Нет, - отозвался Саня и тонко улыбнулся краем рта.
  -- Но это необходимо. Наше сотрудничество невозможно без полной откровенности.
  -- О каком сотрудничестве речь?
   - Мы должны объединиться. Мне было видение. Я часто получаю видения от своего бога. Мне было сказано, что в союзе с благородным пришельцем я покорю Алларию. Наше серое воинство вышибет с престола жалкую марионетку, которой является герцог. Я стану во главе государства. А когда восторжествует справедливость, мы вместе предстанем пред очи живого бога Светоноса. Мы припадем к его стопам. Таково его повеление. Таково главное условие.
   - А Вы не ошиблись? Мало ли благородных господ шляется нынче вдоль границы? Вдруг Вам не обо мне видение случилось?
   - Нет, я не ошибся. Отец наш, Светонос, ясно указал на то, что благородный кот явится в компании арлекинов. Скажу Вам больше, в течение последних двадцать лет я неоднократно получал приказы от своего патрона: отыскать и привести к нему котенка, потом подростка той же породы. Последний приказ касался молодого мужчины. Я даже не предполагаю, я попросту уверен, что это - Вы.
   Только завоевания Сане не хватало. Что их всех понесло?! Пелинору - в помощники, Керу - в сотоварищи. Они рвутся к власти. А Саня-то тут при чем? Ему власть не нужна, хоть режь, хоть кол на голове теши. Еще живой бог какой-то!
   Надоело! Пора было кончать игру. А по тому, кот четко выговорил, глядя Керу в глаза:
  -- Я отказываюсь.
   - Этого не может быть, - категорически отперся комариный царь. - Вы не можете отказаться.
  -- Могу, - просто сказал кот.
   - Не-е-ет, - пропел Кер. - Уже не можете. До нашего разговора вы могли выбирать, после того, как узнали волю живого бога - нет!
   - Я так понимаю, твой Светонос требует, чтобы я к нему явился добровольно? Так, что же ты со мной можешь сделать? Связать и на веревке притащить? А к сапогу его сам прикладывать будешь, или своих болванов позовешь?
   - Я поступлю лучше. Умнее - это уж точно. Вы сами пойдете. Побежите даже. Гляньте-ка сюда.
   Часть дальней стены отъехала в сторону. За ней оказалась прочная частая решетка, за которой стояли Санины друзья. Шака обмотали веревкой от шеи до колен. Он покачивался. Длинные волосы свисали окровавленными сосульками. Эд в рванной рубашке привалился к дальней стене. Цыпа тоже связана. Ей заткнули кляпом рот. Сольки с ними не было.
   - Если Вам мало, полюбуйтесь на это, - кукловод махнул широким серым рукавом в сторону массивной квадратной колонны.
   Она начала поворачиваться вокруг своей оси. С той стороны высоко над полом на решетке была распята дриада. Из узкой грядки, упрятанной в полу, к ее ногам тянулись острые тонкие стебельки. Они очень быстро росли.
   Встречал Саня такие стебельки. На юге болотный сорняк под названием бамбук за ночь вымахивал до метра. Рот у Фасольки был замотан. Повязка врезалась в щеки. Из-под спутанных рыжих волос смотрели переполненные ужасом глаза.
  -- Впечатляет? - вкрадчиво спросил Кер.
   Саня вовремя скосил глаза в сторону. Не угляди он, как в залу вползает вереница серых воинов, кинулся бы на хозяина замка. Тот покивал:
   - Приходится быть осторожным. Если Вы захотите причинить мне вред, они расправятся с Вашими друзьями. Только зеленая девка останется жива. Мне давно хотелось иметь в замке это отродье. Видите побеги, которые тянутся к ее ногам. Скоро они доберутся до плоти и... начнут прорастать насквозь. Не беспокойтесь, она не погибнет. Дриада, как никак. Она просто станет чем-то вроде комнатного растения. Говорящий бамбук, что может быть занятнее!
   У Сани взмокли ладони. Он вцепился в кольца разрезанной веревки и потянул. Путы больно врезались в запястья. Расслабь руки, и веревка упадет. Не в том дело. Боль заставила отхлынуть туман бешенства.
   Предметы сделалсиь контрастными, будто отороченными черной каймой. Мир стал плоским и понятным. На Сольку смотреть было нельзя, иначе Саня сорвется. Товарищей загородили серые с дротиками наперевес, готовые в случае команды переколоть гостей сквозь решетку. Клетка узкая, не повернуться, не отскочить.
   В затылке больно застучало, подкатила тошнота. Саня сильно зажмурился, пережидая дурноту. Но где-то за шквалом ярости, за беспомощной злостью, очень быстро и четко, - кажется, даже вне его усилий, - созрела и мгновенно выстроилось шеренга ясных последовательных мыслей. Единственное, чем он может помочь сейчас товарищам - согласиться. Но играть придется всерьез. Это тебе не темных обывателей дурачить. Стоит чуть сфальшивить, и зритель не поверит ни одному твоему слову.
   Саня поднял голову и расправил плечи. В лице ни отчаяния, ни тревоги. Еще раз обвел взглядом комнату. Охраны набежало человек двадцать. Они тихо клубились вдоль стен.
   Кер стал похож на туго натянутую струну. Пухлые губы сомкнулись в кривую алую веревочку. Не человек. Точно! Глаза сделались круглыми, выступили острые скулы. Лицо заметно потемнело, но не в красноту, а в тускло-коричневый трупный оттенок.
  -- Что ж, - процедил сквозь зубы кот. - Вы смогли меня удивить. Не ожидал.
   - Я люблю удивлять. А еще больше я люблю подчинять себе окружающих.
   Губы Кера едва шевелились. Лицо начало подергиваться. На щеках и лбу играли мелкие мускулы. Сане показалось, кожа сейчас отслоится и сойдет, откывая истинное лицо.
   А кот полностью расслабился и даже слегка улыбнулся, типа: давай, давай, посмотрим, на что ты еще способен. Это или что другое подействовало? Хозяин замка начал "отходить", превращаясь в прежнего изящного господина. Только крупные капли пота остались на лбу и над верхней губой. Еще руки дрожали, но он быстро спрятал их в рукава мантии.
  -- Поздравляю, - заявил он непослушными губами, - Вы чуть не вывели меня из себя.
  -- Не имел такого намерения, но, коли так, приношу свои извинения.
  -- О, не стоит. Хотя... может быть, прервемся? Договорим завтра?
   - Я, пожалуй, не усну теперь, так вы меня заинтриговали, - отказался Саня, который по прежнему боялся смотреть в сторону Сольки, но помнил, что росткам бамбука потребуется совсем немного времени, чтобы прошить дриаду.
  -- Вы правы. Все важные дела следует решать быстро. И так: мы с вами заключаем союз.
  -- Целью его будет завоевание герцогства?
  -- Да. Корона стала тяжела нынешнему правителю. Я займу его место.
  -- А я?
   Саня шел ва-банк. Играть, так играть. Не прояви он интереса к своему будущему, начавший успокаиваться Кер, опять насторожится и пойдет демонстрировать силу.
   - Вас ждет великая миссия. Сам живой бог хочет видеть Вас возле себя. Как только мы уничтожим нынешнего герцога, и я сяду на престол, Вы отправитесь к Светоносу.
   - Видите ли, господин Кер, это у людей существуют боги. Я - аллари - не человек. Надеюсь, Вы понимаете...
  -- Нет! Воля Светоноса - закон!
   - Я только хотел сказать, что для меня он... явление, - вспомнил Саня нужное слово, - туманное и непонятное. Заранее прошу простить мне некоторую резкость, но для меня он - пустой звук.
  -- Как ты смеешь! - задохнулся Кер от возмущения.
   Тонкие изящные руки со сжатыми кулачками взмыли над головой. Рукава мантии сползли к плечам, открывая острые локти и худосочные покрытые зеленоватой кожей бицепсы. Но, возмущенный Кер не обратил на это внимания. Потрясая смехотворныими кулаками, он двинулся к Сане:
   - Это вы, аллари, для Светоноса пустой звук. Одно дуновение, и вас сметет с континента!
   Серые мгновенно отреагировали на крик кукловода: отхлынув от клетки с арлекинами, они окружили хозяина плотным кольцом. Чуть табурет не своротили. Прямо перед Саниным носом, загораживая обзор, расфасонилась форменная накидка из грубого рядна. Гвардия Кера ответила на крик господина повышенной готовностью, но оружия против кота пока никто не повернул.
  -- Господин мой, Кер, - позвал Саня насмешливо, - где Вы?
  -- Все по местам! - заорал кукловод, прогоняя воинство на прежние позиции.
   - Что я Вам говорил? - сквозь торжество проступал таки некоторое замешательство. Похоже, хозяин сам не ожидал такой реакции от своих кукол.
   - Я не стану разговаривать в такой обстановке, - категорически заявил Саня. - Что если Ваши воины сочтут мою речь непочтительной и закидают меня дротиками? Способность не рассуждать может сыграть с нами злую шутку. Или богу Светоносу достаточно представить мои останки?
   Саня говорил просто так, лишь бы не молчать. Ему все труднее было сохранять спокойствие. Твердые нежно зеленые побеги уже прошли половину расстояния до Солькиного тела. Смотреть в глаза дриаде он так и не решался. А напор безмозглых, серых охранников поколебал и так не великую уверенность в успехе.
   - Ах, теперь я убежден, что Вы не причините мне вреда, - неожиданно заявил Кер и махнул рукой в сторону двери.
   Четверка охранников осталась у входа, остальные вереницей вытекли в дверь. Створки схлопнулись.
  -- Надеюсь, демонстрации силы больше не понадобится?
   - От чего же... - Саня едва успел спрятать облегчение под маской заинтересованности. - Вы говорили о завоевании герцогства. Мне кажется, что вашей гвардии для этого маловато. Спору нет, они отличные воины. Но у герцога целая армия. А потом, он еще и маг. Всем известно, что он умеет творить чудеса.
   - Он? Чудеса?!! Смешно! Все что умеет это ничтожество - показывать фокусы. На большее его Светонос не сподобил. Он вообще держит его как марионетку. Он с детства помыкал Креном. А я всегда держался в тени. Но только я, именно я, обладаю сверхъестественными способностями.
   - Никогда не встречался с таким, - скептически заметил кот. - Честно говоря, я вообще не верю в чудеса.
   - Раз уж мы заговорили как будущие союзники, я открою Вам большую тайну: ни я, ни мой брат Крен, которого все знают под именем герцога Ария, не люди.
  -- Но вы и не аллари...
   - Нет, разумеется. Мы особая раса. Раса, порожденная живым богом Светоносом. Наша мать аксолотль!
   Это надо было переварить. Хорошо бы остаться одному и спокойно подумать. Еще бы совета спросить у Шака, а лучше у собаки. Вон они. Один как стоял, опутанный веревками, так и свалился. Второй сполз под стену. Только курица мечется вдоль решетки, стараясь поймать Санин взгляд.
   Да помню я разговоры про этих самых аксолотлей... чудовища полукровки... а герцог, получается, наш братец. Не хило - такая семейка... и отец их Светонос.
   - Прошу простить, но я не привык полагаться на слова, - решил схитрить Саня, однако, Кер попался на примитивный, в общем-то, трюк.
   - Я очень легко Вам докажу. В детстве, пока мой братец учился плеваться искорками, постоянно обжигаясь, кстати, я тоже не сидел, сложа руки. Он всегда действовал явно. Я - тайно. Мне, например, ничего не стоит просочиться в самую узкую щелку. Армия! Его воины нам не помеха. Вам достаточно будет войти во дворец. Вам, одному! Вы пронесете меня в кармане.
   Кер опять дошел до точки кипения. Стремительные переходы его настроения от полного покоя к истерике, заставляли подозревать душевную болезнь. Сане захотелось как можно дальше отодвинуться от этого взбесившегося бестера.
   Солька закричала. Самый длинный росток достиг ее бедра и проткнул кожу. Алая струйка поползла к колену. Если Кер до сих пор как-то сдерживался, то увидев кровь, пришел в полное неистовство. Он и не подумал остановить казнь, наоборот, расхохотался:
   - Смотри, она прорастает!
   Веревка бесшумно свалилась на пол. Надо было подманить Кера поближе. Тогда не придется далеко прыгать, и будет шанс уложить его до того, как на подмогу прибегут серые...
   Однако того, что произошло дальше, Саня просто не ожидал. Легкая шелковая мантия, в которую был облачен Кер, вдруг стала съеживаться. Тело бестера меняло форму, становясь меньше и меньше. Наконец одежда упала, а из-под нее выбрался мелкий зеленоватый, похожий одновременно на человека и лягушку, уродец, способный уместиться у Сани в ладошке. Он легко вспрыгнул на столик, стоявший слева от кота, и встал, расставив тонкие ножки с зелеными перепончатыми пальцами.
   - Убедился? - запищал лягух. - Я настоящий маг. Я должен сидеть на троне, а не ублюдок, который остался жив по недоразумению. Я буду править страной. Я наведу порядок!
   Солька опять закричала. Рядом с первым отростком в кожу врастал второй. Третий прошил, бессильно висевшую стопу. Она кричала, как кричит обреченный на смерть: не прося о помощи; зная, что пощады не будет; выплескивая боль.
   Молниеносным движением кот смахнул преобразованного Кера со стола и зажал в кулаке. Но удержать тварь, оказалось очень трудно. Тот был как живая тяжелая ртуть: выворачивался, становясь больше и сильнее.
   И тогда, не видя другого выхода и уже наблюдая, как к ним качнулись серые, кот запихал живой комок в рот и захрустел косточками.
   Рот наполнился солоноватым месивом, которое, однако, продолжало шевелиться. Превозмогая рвотные позывы, кот нащупал языком шарик головы и расхрустел его в мелкие осколки.
   Выплюнуть бы, но стало страшно, вдруг Кер способен ожить.
   Ну, умру... - мелькнуло в голове, - отравлюсь этой гадостью... Да, авось не умру... Солечька... Только бы не сблевать. Точно, вывернет... а, была, не была!
   Скользкая солоноватая масса, проскочила, чуть оцарапав острой косточкой горло. Саня почувствовал, как она канула по пищеводу и комком легла в желудок. На дальнем конце столика стоял кувшин. Кот схватил посудину и выпил содержимое единым духом. Это оказалось просто вино.
   До Сольки было примерно десять человеческих шагов. Саня проскочил их одним прыжком, и, торопясь, - вдруг умрет, не успев ей помочь, - срезал когтями побеги бамбука. За ними последовали веревки, которыми Сольку примотали к решетке.
   Дриада мешком салилась ему в руки. Кинув девушку себе за спину, Саня обернулся в сторону двери.
   На месте, где стояла охрана, валялись четыре бесформенные темные кучи. Даже тошнота отступила. Кот осторожно подошел и потрогал ближнего носком сапога - окоченевший труп. От него даже пованивало. Опять замутило. Саня глубоко задышал, пережидая дурноту.
   Солька рывком выдернула, оба ростка из бедра. Кровь залила ей ногу до самой пятки. Девушка не кричала, только тихо подстанывала, дергая за росток, который пропорол стопу насквозь. Но тот не поддавался - мешали широкие коленчатые сочленения. Саня аккуратно срезал его по самой стопе и потянул. Кожа натянулась. Стало заметно, что она приросла к зеленой шкурке бамбука.
  -- Дергай! - приказала дриада.
  -- Тебе больно будет.
  -- Дергай быстрее, он корни пустил!
   Кот чуть не переломал ей кости. Дриада заорала как резанная, но проклятое бамбуковое колено, в конце концов, оказалось в руках у Сани. Рану он зажал.
  -- Потерпи, девочка. Моя хорошая...
  -- Иди, - простонала Солька. - Помоги нашим.
   Саня метнулся к решетке. Все еще прислушиваясь, не застучат ли за дверью шаги стражи, сначала осторожно потянул, потом рванул решетку, вцепившись в частое железное плетение со всей силы. Не поддавалось. Хуже того, раздвижная стенка, сорвалась с катушек и пошла на Саню. Если захлопнется - замурует товарищей живьем.
   Кот уперся в нее спиной и даже сумел отодвинуть на прежнее место. Да так и остался, рискуя окаменеть. Перед глазами мелькали перевитые железные прутья. Но усилия того стоили. Он разглядел мелкие шарниры. Верхняя часть решотки была откидной.
   Как уж он изловчился... но смог! Рванул на себя сетчатую плоскость и ею же заклинил катящуюся стенку.
   Курица встала с той стороны на цыпочки и потянулась, аж подбородок поставила на край. Саня развязал у нее на затылки концы кляпа и... поцеловал в лоб.
  -- Красавица моя, я тебя вытащу, только сначала развяжи Шака и Эда.
   Сначала Цыпа кинулась к Шаку, но распутать его веревку-пеленальник не смогла. С Эдом получилось ловчее. Помогать Апостолу собака полз на четвереньках.
   На Шака было страшно смотреть. Он весь оказался исчерчен глубокими синими полосами. Саня даже испугался, не передавило ли ему жилы на шее. Но тот зашевелился и открыл глаза. Говорить он не мог, только шлепал губами.
   Первой Саня вытащил Цыпу: перегнулся на ту сторону, подхватил легкую курицу под мышки, да так одним рывком и вынес на свободу. Положил возле Сольки, набегу успев заметить, как девочки обнялись.
  -- Эд, помоги.
   Дайрен кое-как перекатил неподъемного, одеревеневшего Шака к решетке. На большее его не хватило. Не видя иного выходя, Саня вскарабкался по частому плетению и прыгнул на ту сторону. Вместе они поставили Шака на трясущиеся ноги. Саня перебрался обратно. Благо Апостол был ростом выше курицы на две головы. В залу он свесился чуть не по пояс. Сане осталось, втянуть его себе на плечи.
   Наконец дошла очередь и до собаки.
  -- Вскарабкаться можешь? - одышливо спросил запаленный кот.
  -- Не знаю. У меня ребра сломаны и ключица.
   Эд вставлял пальцы левой руки в плетение решетки, медленно перебираясь вверх. Сандалии он скинул и помогал себе ногами. Правая рука висела плетью. Когда Саня взвали собаку на плечи, тот обозвал его сквозь зубы мучителем.
  -- Хочешь, добью? - предложил кот. На что Дайрен хрюкнул. Наверное, хотел засмеяться, но не смог.
  
   Замок оказался пуст. Трупы охранников они стащили в ров, - благо, стены не было, имелся невысокий поребрик, - насчитав сей гвардии штук сорок. Трупы оказались не свежие, кожа на некоторых начала уже истлевать.
   У Сани мороз гулял по спине, когда он представлял себе силу, способную поднять мертвого и заставить двигаться. Светонос отнюдь не был пустым звуком. Пришедший в себя на утро Дайрен, как дважды два доказал коту, что Кер на такое способен не был. Обладай покойный лягух хоть толикой подобной силы, он бы с ними не церемонился.
  -- С нами, наверное, труднее справиться. Мы не люди, - засомневался Саня.
   - А что мешало ему набрать армию из мертвецов и двинуть на герцогство, не дожидаясь каких-то неведомых арлекинов?
  -- Считаешь, мертвяков поднимал Светонос? - все еще сомневался кот.
  -- Разумеется. Он же - отец любимого герцога нашего. Ну, родственнички...
  -- Не кипятись, - остановил Эда Апостол. - Плечо разболится.
   Собаке смастерили хитрую приспособу, вдели подмышку и прибинтовали так, чтобы выровнялась сломанная ключица. В работе по очистке замка от мертвечины он был не помощник, но сидеть на месте не хотел, таскался за товарищами и всячески встревал.
  -- Шел бы ты к девчонкам, - предложил ему кот.
   Дриада и курица остались в замке. Солька хромала сразу на обе ноги, а Цыпа, как ни боялась оставаться без мужчин, подругу не бросила.
   - Я тебя, лохматого, еще не спрашивал, чем мне заниматься! - Заорал Эд, но тут же дернулся и застонал. Шак подскочил, усадил на камень, прислонив к стенке.
  -- Санька, у него же нюх.
  -- Ну и что?
   - В замке чем-то таким воняет, что Эд не может вытерпеть. Он вчера больше от запаха вырубился чем от боли.
  -- Я ничего не чую.
  -- Я тоже. А но вот унюхал.
   Эдвард понемногу начал розоветь.
  -- Слушай... а чем пахнет-то? На что похоже? - подступил к нему кот.
  -- Не знаю, - вяло отозвался Эд. - Химия какая-то.
   Что такое химия Саня представлял себе смутно. На эту науку образованность учителя из баронства Рэх не распространялось.
   - И мертвечина, - продолжал Дайрен. - Мерзкое такое сочетание. Тянет из углов. А откуда точно сказать не могу. Мене от нее крышу сносит. Вчера в клетке не отрубился исключительно, чтобы поприсутствовать на обеде до конца.
  -- Да, пошел, ты!
  -- А если честно - с дикого перепугу.
   Одна половина лица у Эда была синей. Когда серые взяли Саню к кольцо и увели далеко вперед. На сидящих в повозках арлекинов просто кинули арканы, стащили на землю и начали бить. Дриаду и курицу не тронули, а мужчин отходили палками до полусмерти. Шаку повезло, ему ничего не сломали. Дайрена месили, будто собирались сделать из него отбивную. Зато его потом просто кинули в повозку, а Апостола обмотали веревками от шеи до подколенок. Синие полосы еще не сошли. От чего Шак стал похож на зебру. Эд не удержался и съехидничал по этому поводу.
  -- По роже не хочешь? - ласково спросил конь. - Для ровности цвета.
   Чем отлаялся Дайрен, Саня не услышал, он уже бежал, чтобы присесть за ближайшим углом. Со вчерашней ночи его мучил страшный понос.
  -- Что-то ты в зелень сдаешь, - заметил собака, вернувшемуся коту.
  -- Хорошо, что Шак тебя не прибил, мне больше достанется.
   Его, к тому же, еще и мутило. Но как вчера преодолел позыв, так и держался до сих пор, все еще опасаясь извергнуть останки Кера.
   Через двор к ним бежала курица.
  -- Там... пойдемте. Быстрее!
  -- Что с Солькой?
  -- В подвале...
   Сеня кинулся за ней, Шак наклонился к Дайрену:
  -- Посидишь тут?
  -- Н-е-е-т. Лучше умереть на коленях, но рядом с вами, чем стоя - на свежем воздухе. Вдруг наши серы друзья оживут и полезут из рва? В замке хоть запереться можно. Тут я даже удрать от них не смогу.
  
   Теперь и Саня почуял. Оно проникало из-под пола. Вчера еще не было, а сегодня наполнило запахом гнили весь замок.
   Бледная Солька ковыляла к ним, опираясь на костыль. Саня подхватил ее на руки.
  -- Давно тут так завоняло?
  -- Я не сразу заметила. Цыпа первой начала волноваться. Санечка, вынеси меня отсюда.
   По щекам девушки цепочкой катились крупные слезинки. Кот пошел к выходу. На пороге стояли Шак и Эд.
  -- Санька, - крикнул Апостол. - Отводи девчонок подальше. Смотри.
   Конь кивнул куда-то вверх. Саня задрал голову. Весь потолок змеился мелкими черными трещинами. Вчера точно такого не было. Он пока до визитной залы дотопал все тут обсмотрел. Еще удивлялся: чисто в доме, будто и не живут вовсе.
   Долго пялиться на проседающее перекрытие Саня не стал. Оно ему надо? Так наддал - Солька заохала, крепче ухватившись за шею. Товарищи бежали рядом. Шак орал, призывая Цыпу.
   Когда между ними и замком было уже шагов тридцать, закачался шпиль башни.
  -- Бегите! - крикнул Апостол, я поищу эту оглашенную.
   Цыпа сама объявилась - выскочила из-за угла и помчалась в их сторону. Остановились они только на кромке замкового рва. Если хоромина и рухнет, до них не докатится.
   Дом падал, складываясь вовнутрь. Скрипели и стонали, разрываемые перекрытия. Бухали оземь блоки. Всех запорошило мелкой известковой пылью. Минуты тянулись как густой вар. Заволновалась вода во рву, но сие, видимо было следствием сотрясения. Саня с опаской покосился в ту сторону, - никто из мутной жижи не лез, - а когда обернулся, все уже было кончено. От замка осталась только груда белесых камней, из-за которой доносились какие-то звуки. В наступившей тишине, отчетливы были слышны удары о землю, возня всхрапы. Шак кинулся туда первым. Саня - следом, только усалил зареванную дриаду. Курица помчалась за ними. Возле Сольки остался Эдвард.
   Облегчение накатило такое, Шак аж всхлипнул. Их кони стояли привязанными к единственному, произраставшему на территории бывшего замка, дереву. Рядом торчали вверх оглоблями обе телеги. Скарба никто не тронул. Запорошенные пылью животные, уныло всхрапывали.
  -- Вот сволочи, - обругал Шак покойных хозяев цитадели, - пить лошадям не дали.
   Когда он вел их в обход развалин, у скотинок подгибались ноги. Но шли. От моста сохранилась узкая перемычка. Шак по одной перевел лошадей на ту сторону и дальше - к небольшому прудику.
   Саня заскреб в затылке. Телеги по перемычке не пройдут. Стенки у рва крутые, в брод не перейдешь, да и не полезет он в воду, отравленную трупами серых.
   Вот ведь - натура! Вчера об эту пору еще не ведал, останется ли жив. А прошла беда, гляди вперед - другую высматривай. Тятя дома все ругал его: чего наперед далеко закидываешь, живи и радуйся, что поживаешь покамест.
   Саня вчера откушал, так, что и сегодня с души вело, а у товарищей два дня во рту маковой росинки не было. Позвав Цыпу, он направился к телегам. Одна растопырилась, слетевшим с оси колесом. Кот не стал поправлять. Вернется Апостол, вместе раскидают скарб и выправят повозку. Он уже потянулся, снять с телеги мешок с припасами, когда под днищем нехорошо зашуршало. Кот наклонился глянуть, кто там.
   Под телегой, скрючившись, хоронился мужик. Когда они встретились глазами, человек зажмурился и прикрыл голову руками.
  -- Ты кто? - спросил кот.
  -- Местырь.
  -- И чего ты, Местырь, под нашей телегой делаешь?
  -- Помираю.
  -- А на вид - не скажешь, - усомнился кот. - Вылазь, на свету разберемся.
   Сам сказал, а сам подумал: вдруг у мужика ногу оторвало? Или спина перебита...
   Однако тот бодро выполз из своего укрытия, да так и остался на карачках.
  -- Встать можешь? - спросил Саня.
   - Не могу. Ноги трясутся. Как вчера под телегу забрался, так и сидел, скрючимшись. Пощади, добрый человек, я тебе отслужу. Отработаю. Я любую работу знаю...
   - Погоди, - остановил его Саня. - Ты как тут вообще оказался? В замке же ни одной живой души не было.
  -- А вы? - затравленно уставился из-под бровей мужик.
   Он был страшно худ, чумаз и оборван. Не одежда - сплошные ремки.
  -- Нас под стражей привезли. А тебя?
   Чтобы не пугать человека еще больше, Саня отошел и присел на камень. Пыльный Местырь остался на четвереньках.
  -- Что не отвечаешь? - поторопил кот.
   Не прост оказался Мечтырь. Стоял и трясся, а сам соображал, как лучше соврать. А и пусть его, - решил кот, - из чужого вранья, бывает, лучше чем из правды истину узнаешь.
  -- Я... эта, с той стороны, - наконец выдавил мужик.
  -- С которой? Сторон здесь четыре.
   Местырь мог прийти от Пелиноров. Легко проверить. Если пришел из герцогства - будет рассказывать про егерей, да про армию. Разберемся. Если со стороны Границы... нет, пожалуй. Вид Местырь имел совершенно местный. Я зык, опять же. Изъяснялся шпион понятно. Другое дело, если скажет, что прибежал из восточной Невьи. Тогда врать может невозбранно. Арлекины там не бывали, и уличить лгуна не смогут. Но, опять же, послушаем, глядишь, что-нибудь ценное сболтнет.
  -- С востока я, - наконец выдавил мужик и низко опустил голову.
   Краем глаза Саня заметил, что к ним подошла курица и присела в отдалении.
   Местырь стоял не шевелясь. У Сани возникло нехорошее подозрение. Тот будто напрашивался: руби.
  -- Эй, ты чего шею выставил? - позвал кот.
  -- Так ведь... эта... с востока я...
  -- Сообщал уже!
  -- Так как же... любому ведомо, кто пришел от Рахны - голову долой...
  -- Не поверишь, - остановил его кот, - знать не знаю, кто такая Рахна. С Запада я. Уразумел?
  -- Путаешь ты меня, господин. Нет в мире места, где бы не слышали о госпоже Рахне.
  -- Есть, как выясняется.
   Сане стало смешно. Тут, того и гляди, попадешь в лапы изуверского божка. Ан - нет, еще какая-то тетка. Рехнулись они все на востоке, - решил кот, - но вовремя заметил насупленные брови курицы. Цыпа в отличие от него, слушала очень внимательно.
  -- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил кот.
   - Я знаю несколько легенд. Слышала в разных местах. О женщине, зверски убившей своего мужа и захватившей княжеский престол. Черная вдова начала править по своим собственным законам. А княжество отгородилось от континента непроницаемой защитой. Теперь понятно... восточный участок приграничья так же мало проницаем вторжения, как и остальные. Но в легендах ее называли Огнеликой.
  -- Это одно из имен госпожи Рахны, - подтвердил мужик.
  -- Так чего ты от нее убежал? - спросил Саня, насмешливо.
  -- Я... эта...
   - В разведку? - догадался кот. - Так и скажи. Тут все с понятием. Что ж ты опять носом в пыль уткнулся? Разведка - дело нужное.
   Мужик недоверчиво уставился на кота. Потом подтянул под себя ноги и уселся на них задницей. С лица сошло дурковатое выражение.
  -- Все одно - помирать, - заключил он, переводя взгляд с Сани на Цыпу.
  -- Что ты заладил -то? Помирать, помирать... будто кроме тебя тут покойников мало. И замок вон накрылся. Голову приклонить негде.
   Из-за развалин показался озабоченный Шак. За ним медленно ковылял Дайрен. Апостол остановился рядом с Цыпой, Эд подошел к Местырю:
  -- Абориген? - спросил, глядя сверху вниз.
  -- Местырь я.
  -- Это должность или имя?
   Что значит синьор в сто-каком-то поколении! Мужик резво перекатился с задницы на колени и, глядя в глаза собаки, затараторил:
   - Прибег разведать, что тут творится. Провинился я. От госпожи Рахны вышел приговор... я и оправился через кордон к соседу.
  -- У вас все так одеваются? Или только шпионов принято в обноски рядить?
  -- Меня семья во все старое одела. Новая-то одежонка детям сгодится, как подрастут.
   - Интересный факт, наводящий на очччень глубокие размышления, - поднял бровь Эд. - Стало быть, переход границы априори означает смерть?
  -- Диковинно ты выражаешься, великий господин. Я только про смерть и понял.
   - А про нее все одинаково понимают. Продолжай. Надели на тебя ремки, довезли до кордона, высадили. А дальше?
   - Дальше я сам. Хлеба даже на дорогу не дали. Я - в порубежные заросли как вошел, так и проплутал дня три или четыре. Не помню. Вернее, понять невозможно. То с утра ночь навалиться, то ввечеру утренняя зорька. Хорошо, лес зверьем богат. Правда, у меня - ни копья, ни ножика. Все отобрали... я камнем зайца подбил. Ел его сырым...
  -- О мытарствах одинокого путника - после. Как ты проход на эту сторону нашел?
  -- Мне примету сказали.
  -- Какая примета?
   Саня видел, что у Эда от длительно стояния начали дрожать колени. Пока мужик не заметил слабости грозного синьора, кот поднялся и с легким поклоном предложил свое место собаке. Тот, гад, даже не поблагодарил, уселся с надменной рожей и продолжил допрос.
   В результате пространных, но путаных объяснений шпиона вышло: первое - между порубежными участками существует проход; второе - препятствий там не меньше, чем у Зеленого; третье - проход следовало искать со всем тщанием.
   Примета на все про все имелась одна: круглое, как монетка озеро с ярко красной травой по берегу.
   Причем, лезть в воду, даже просто на берегу поваляться категорически не рекомендовалось. Ни один с того бережка еще не поднялся.
   Из сказанного, Саня сделал вывод, что к проходу правительница Рахна посылала экспедиции. Иначе, откуда стало известно, что в окрестности озерца лучше не соваться? Эду пришла похожая мысль.
  -- Отряду, на сколько я понимаю, в тех местах не пройти? - вкрадчиво спросил он у Местыря.
  -- То-то и оно. Пробовали. Не дается проход.
  -- А в одиночку, значит, дается? - задумчиво протянул собака.
   - Я ведь, господин, пока сам на эту сторону не провалился и не знал точно, пройду, не пройду. У нас между собой тихонько говорили, что и прохода никакого нет. Ушел человек в порубежный лес - все равно, что в омут.
  -- Ясно. Теперь поведай, что ты на этой стороне делал?
  -- Помирал.
  -- Все помирали. Давай, с подробностями.
   - Только из кустов вылез, гляжу - стража. Я - обратно. Они меня догнали, - куда пешему против конных, - аркан кинули, да так на аркане и притащили. Завели меня сюда, к телеге привязали. Я уже и с жизнью попрощался. Эти двое отвалили. Потом возвращаются: те или другие, не разберешь. Далеко еще до меня было, под стеной...
  -- Что замолчал? - поторопил собака.
   - Хотите верьте, хотите - нет: упали оба, как подкошенные. И... будто, волна по воздуху прошла. Меня об телегу приложило. Колесо на сторону вывернулось. Ну, про колесо я потом увидел. Меня так двинуло - дух вон. А когда очухался, смотрю, нет никого. Давай я веревки дергать. Зубами дотянулся, перегрыз одну. Дальше дело легче пошло. Освободился, когда уже ночь пала. Куда по темному времени одному в чужих местах? Решил, пересижу под телегой до завтра, а там видно будет.
   Во, какого страха натерпелся! Казалось бы, чего лучше: удирай по темноте. Но страх загнал под телегу и заставил сидеть, пока за руку не выволокли.
   Собака поднялся с камня. Под накинутым плащом топорщилось приспособление для ключицы. Но мужик этого знать не мог, и, когда Эд, не удержавшись, схватился за рамку, решил, что грозный синьор сейчас достанет оружие и прикончит ненужного шпиона.
  -- Не казни, господин! Я отслужу! Я любую работу...
   В рот Местырю набилась пыль и он, не договорив, закашлялся. Эд только плечами пожал. А Цыпа стронулась с места, подошла к распростертому по земле человеку, присела на корточки рядом и погладила по плечу. Тот от страха даже кашлять забыл, только давился.
  -- Вставай, - тихо прощебетала у него над головой курица. - Пойдем отсюда. Я знаю, где есть вода.
   Мужик, уже ничего не понимая, поднялся и побрел за Цыпой в сторону замкового моста.
   Апостол шумно вздохнул, собака ругнулся сквозь зубы. А Сане просто стало стыдно.
   - Я там досок натаскал, - прекратил, затянувшуюся паузу Апостол. - Пошли, Санька, попробуем переправу наладить. Телеги тут бросать нельзя. Эдди, побудь с девочками. Им страшно.
  -- Не поверишь, мне тоже. Надвигается что-то.
   - Тогда надо поторапливаться. Давай так: мы с Санькой займемся телегами, а ты веди девчонок с военнопленным на ту сторону и присматривай.
  -- Из меня сейчас охрана, как из Санькиного когтя дирижерская палочка.
   - А вот когти мои попрошу не трогать, - строго заметил собаке кот. - Я ими тебе еще так продирижирую, ночную песню среди дня запоешь.
   За собакой водилось: устроится посреди полнолунной ночи где-нибудь в отдалении, и тихонько напевает. Апостол сказал Саньке, что в такие минуты Эда лучше не беспокоить. У каждого вида, дескать, свои заморочки. Тебя же по весне от бабы ни палкой, ни арбалетным болтом не отогнать. А Эду в полнолуние надо с ночным светилом поговорить. Саня Апостолово наставление принял к сведению и никогда Эду на полуночные рулады не намекал. Случайно получилось.
   - Если ты, котяра, думаешь, что я навсегда калечным останусь, сильно ошибаешься, - недобро пообещал собака.
  
   У Сани холодным сквозняком гуляла по спине тревога. Они вдвоем с Шаком соорудили из досок настил, по которому, если исхитриться, можно было протащить телеги. Скарб с повозок пришлось выбросить - пустые бы провести.
   Апостол подхватил оглобли подмышки, Саня уперся в задок, и телега медленно покатила. Хоть бы одну переправить, - думал кот, - девочкам пешком далеко не уйти. О собаке и речи нет - свалится на первой версте.
   Да пропади оно! Нога провалилась в щель между досок. Сане пришлось бросить телегу, встать на четвереньки и осторожно, балансируя на шаткой опоре, вытащить ногу. Чуть сапог не потерял. Мягко переступая с доски на доску, он догнал телегу и навалился, помогая Шаку. В самом конце переправы, точно так же провалился Апостол. Саня перебрался к нему по краешку, опасаясь глядеть в мутную, подцветающую воду. Брось Шак оглобли, телега срулила бы в ров.
   Когда вытащили повозку на тот берег, осталось только пасть и не шевелиться. Опять схватило живот. Ноги от слабости тряслись не хуже чем у собаки. А не заедайся на болящего, - обругал себя кот, - полежал, отдышался и побрел за Апостолом. Им предстояло тащить еще одну телегу.
   Встав на четвереньки, Саня поднял спиной короб. Колесо стало на место. Шак загнал в паз сулицу.
  -- Давай, Санька, немного осталось.
   Апостола и самого шатало. Он побледнел. Оставленные веревками темные полосы стали рельефнее. Саня фыркнул. Шак сообразил, от чего это кот так развеселился, но не попенял, сам усмехнулся, подхватил оглобли и с натугой двинул телегу к переправе.
   - Где-то на юге Аллора, - между каждым словом Шак делал несколько вдохов, - говорят, сохранился клан полосатых лошадей. Если выберемся из этой передряги, не поленюсь, разыщу и возьму себе из того клана женщину. Полосатиков наплодим...
   Земля под ногами поехала. Саня не разу понял, почему он валится на бок. Плиты замкового двора вдруг заходили из стороны в сторону. Шак не успел втащить телегу на переправу. Иначе - купаться бы обоим в поганом рву.
  -- Это что? - ошарашенно закричал кот.
  -- Землетрясение. Их лет сто...
   Апостол подскочил как ужаленный, ухватился за оглобли и в одиночку закатил телегу на настил. Саня едва поспевал. Как они оказались на той стороне, он, считай, не понял, очухался, только когда пал на траву. Рядом точно так же рухнул Шак.
  -- Ты чего так понесся?
  -- Туда посмотри, - мотнул головой в сторону развалин конь.
   Груда камней, бывшая еще утром цитаделью, мелко вздрагивала. Потом центр ее стал вспучиваться, пока не превратился в подобие пузыря. Саня испугался, что сейчас этот нарыв взорвется и их посечет камнями, но середка начала проседать и закручиваться. По краям образовалось несколько камневоротов поменьше. Все они исправно всасывали крошево из блоков и штукатурки. Даже некое чавканье мерещилось. Шак приподнялся. К ним бежали девочки. Собака ковылял следом.
   Земля вздрогнула. Не вскочи кот на четвереньки, точно бы по носу приложило. В низине у заводи дико заржали лошади.
  -- Убираться отсюда надо! - заорал Эд. Его шатало, вот-вот падет на все четыре лапы.
   Апостол встал, покачался из стороны в сторону на зыбкой земле, сунул, чуть не промахнувшись, пальцы в рот и оглушительно свистнул. Из низины послышался дробный стук копыт. Как ни перепуганы были кони, а на зов пошли. Дальнейшее складывалось из падений, столкновений, криков, ржания, воя и грохота.
   Каменная пучина, завертевшаяся на месте замка, всасывала уже остатки замкового двора. Когда телеги встали на дорогу, больше походившую сейчас на взбесившуюся змею, в воронку хлынула вода из рва. Трупы на мгновение оказались на поверхности, но и их поглотило. Один вскинул руки. Саня дернулся, - живой? - но сообразил: того просто корежило в камневороте.
   Когда телеги пошли с места в разгон, начала осыпаться уже эта сторона рва.
  
   Чем дальше уходили повозки от воронки, тем меньше сотрясалась земля. Расчищенная территория вокруг цитадели кончилась. Пошли кусты, за которыми стояли отдельные деревья. На открывшейся пустоши Шак начал притормаживать.
  -- Стой, Санька. Надо телеги поправить.
   В самом деле, барахло побросали кое-как. Девчонки ойкали и цеплялись за что попало. Собаку затерло коробом в угол, некстати придавив сломанный бок. Он тихо подвывал. Военнопленный Местырь вцепился в задник телеги обеими руками. Лицо у него было белое и плоское как блин. Глаза закрыты.
  -- Пронесите боги, пронесите светлые, пронесите бессмертные...
  -- Эй, парняга, девочкам помоги. Не видишь, придавило их, - крикнул Апостол.
   Не тут-то было. Пришлось тормошить парня. Шак взял его за хлипкий ворот и вытряхнул из телеги на землю. Только тут человек открыл глаза.
   - Клялся, что отработаешь? - грозно спросил Щак ополоумевшего от страха мужика. Тот мелко закивал. - Давай, помогай.
   Что значит привычка и организация. Как только в руках у Местыря оказалось простое привычное дело, - да хоть и тяжелая работа, - он тут же пришел в себя.
  -- Слышь, парень, - окликнул он Саню, которого до сих пор принимал за человека, - а что это было?
   - Не знаю, но думаю, Пращуры решили поганое место поглубже схоронить. Чтобы и следа не осталось.
  -- А ты... эта, давно с нелюдями?
  -- Давно, - отрезал Саня и пошел помогать Шаку.
   Подземные толчки не прекращались, хоть и стали слабее. Лошади прядали ушами. Саню мутило. Хотелось лечь и закрыть глаза - может, отпустит. Но править лошадьми было кроме него некому. Собака - не работник, и так едва держится. Солька охала и непрерывно плакала. У нее сильно распухла нога. Цыпа - при ней. Военнопленному тоже править не доверишь, так завезет...
   Они проехали от силы три версты, когда впереди замаячила развилка. Опять пришлось останавливаться. Надо было решать: сворачивать или править прямо. Направо - Пелинор. Места знакомые, но мы это уже проходили. Прямо - герцогство. Если на границе нет егерей - вполне подходяще. А если они там есть? То-то! На восток дорога уходила, круто забирая в сторону от тракта. Туда совсем не хотелось, разве в случае крайней необходимости. И Местырь, - что сильно настораживало, - домой не шибко рвался.
   - Какие будут предложения? - спросил Шак, перекинув вожжи через колено. Из вороха манаток выполз помятый собака, скрипнув зубами, подсунул под бок мягкий сверток. У Сани за спиной шевельнулась Цыпа.
  -- Что молчите? - поторопил Шак.
  -- А хрен его знает, - запустил Саня любимую тятину поговорку.
   - Можно попробовать - в герцогство, - предложил собака. - Найдем проход в границе и - вперед, пока Ариевы полководцы не расчухали, что на здешнем участке хранитель ласты склеил.
  -- Другие мнения есть? - спросил Шак.
   Никто больше не отозвался. Апостол подхватил вожжи и уже тряхнул, когда охнула Цыпа.
  -- Что?
   Курица высоко подняла над головой пораненную руку. По смуглой коже быстро стекал целый поток крови.
  -- Ты обо что порезалась? - удивился кот.
  -- Быстрее! - крикнула девушка. - Сворачивайте куда-нибудь. Впереди егеря.
   Санька еще удивлялся, а Шак уже круто развернул повозку в сторону восточного порубежья. Кот собирался крикнуть, мол, давай на запад, но куда там! Шак уже был далеко впереди - не докричишься.
   Брусчатка скоро кончилась. Прекратился жуткий колесный грохот, зато пошла тряска на ухабах. Солька громко вскрикнула. Саня не обратил внимания. Сколько гнал, выворачивал шею в сторону предполагаемого появления егерей. И дождался!
   Его телега подкатила к густым кустам на опушке леса, когда на тракт вырвался авангард егерей. Они шли лавой. Саня визгнул, кони рванули и вскоре уже надежно отгородились он неприятеля зеленью.
   Но останавливаться, да просто попридержать взмыленных коней, простаков не было. Шак погонял стоя во весь рост. Саня скрючился на облучке. Он кот, а не боевая лошадь. Ему не зазорно и поопаситься.
   Сколько они так гнали? Но вот Шак начал притормаживать. Саня едва успел натянуть вожжи, иначе налетел бы на его повозку. Передовая телега выкатила на поляну. Кот стал рядом. Апостол перегнулся с облучка.
  -- Цыпка, покажи.
   Курица подняла забинтованную руку. Повязка промокла кровью. На тряпке выступила алая роса.
  -- Я тебе голову оторву, - пообещал Шак курице, но тут же переспросил?
  -- Нас не заметили?
  -- Нет, - отозвалась Цыпа.
  -- Будем делать привал?
   Сане бы тоже не мешало отлежаться. За побегом позабыл о стонущем животе. А тут вспомнилось, так что кубарем улетел с облучка в кусты.
   Когда вернулся, Фасолька бродила по краю зарослей и срывала с верхушек высоких зеленых метелок желтые соцветия.
  -- На, - протянула она целую пригоршню лепестков коту. - Ешь прямо сейчас.
   Цветочки оказались на редкость противными на вкус. Но сжевал, куда деваться. Подтянулись остальные. Только Местырь исчез.
  -- Где пленный-то? - вяло спросил собака.
  -- Тебя за ним присматривать отряжали, - сварливо отозвался кот.
   Собака закашлялся и не ответил. Санька понял, что ему стало хуже, подскочил, подставил плечо, помог забраться в телегу, накрыл теплым одеялом.
  -- Шак, может, правда - привал? Смотри, Эд едва дышит.
  -- Потерпишь еще чуть-чуть, Эдди? Надо найти хоть какую-то воду. Иначе лошади падут.
  -- Потерплю, - прохрипел собака - не впервой.
  
   Они шагом проплутали чуть не до вечера. Кони заметно слабели и начали спотыкаться. Собака черно ругался, Солька натужно всхлипывала. Только курица хранила молчание. Саня иногда на нее посматривал. Цыпа сильно побледнела. Иногда она задремывала, но на ухабе вскидывалась и начинала таращить глаза. Шак еще несколько раз переспрашивал, про егерей. Выходило - оторвались почти чудом.
  -- Слушай, я не понял, - тихонько спросил Саня у дриады, - за что Апоостол на Цыпку наорал?
   - Она специально себе руку порезала. У нее тогда на миг предвиденье появляется. Только порез должен быть глубоким, чтобы много крови... Шак уже давно ей запретил так делать, вот и раскричался.
   Озерко, но не обрамленное опасной красной растительностью, а самое обыкновенное явило себя, когда солнце уже начало клониться к закату. Они, может, и не наткнулись бы на него, да из частого осинника донесся человеческий крик. Как ни устал Саня, а ломанулся.
   Местырь завяз по пояс на топком берегу и орал во все горло. Кот, не долго думая, согнул высокую березку. Человек дотянулся и по ней вылез на сухое.
  -- Тебя какая нелегкая понесла в болото? Вон же, рядом, песчаная отмель.
  -- Волки, - клацая зубами выговорил Местырь. - Загнали.
   Не зря, стало быть, собака поминал в своей ругани дальнюю родню. Постарались серые, не дали беглому уйти.
  -- Ну, что? - подступил кот к человеку, - сам дальше будешь пробираться, или с нами пойдешь?
  -- С в-в-вами.
  -- Ага, давай. Шак, небось, ждет не дождется, а уж Господин Дайрен-то как рад будет.
  -- Он кто?
  -- Кто, кто?
  -- Дайрен ваш, который - чистый волк.
   - Это ты, мил человек ошибаешься. Господин Дайрен - собака. Но подозреваю, волки у него в родне действительно ночевали.
  
   - О! Пропажа.
   Эд сидел, привалившись к дереву. Шак успел распрячь и на пару с Цыпой водил лошадей по поляне.
  -- Видишь ручеек, - показал он Сане. - Лошадям должно хватить, а мы уж как-нибудь...
  -- За кустми целое озеро.
  -- Кони не пройдут.
  -- Я прорублюсь.
   Саня кинулся к телеге и выпростал из-под мешков ножны. Топором мелкий зеленый от влаги осинник пришлось бы рубить до завтра, мечом он только старался не цеплять землю. А если и попадало, стряхивал влажные комья и шел дальше.
   Лошади прошли, осторожно ставя копыта между острых пеньков. Следом протащился, едва переставляя ноги Эд. Саня с Местырем замыкали шествие.
  -- Ты зачем сбежал? - спросил кот у человека.
  -- Заблудился я, - соврал Местырь.
   Испугался, что нас егеря выследят, - догадался кот.
   Человек только закряхтел, не решаясь врать дальше.
   Конец 1 части
  
  
   Часть 2
  
   Глава 1
  
   У Игоря второй день нещадно болел зуб. Он и в дозор-то вызвался, только чтобы не сидеть в казарме. Болтаться без дела и маяться, уже не оставалось сил. В казарме к тому же сохранялась перманентная угроза экстренного вызова к госпоже. И не отвертишься - поползешь хоть зуб у тебя, хоть задняя нога.
   Следом за Игорем на невысокой лошаденке трясся косматый темнолицый парень, которого всем корпусом учили человеческой речи. Но почти что и не преуспели. Он с трудом выговаривал, полученное уже тут, собственное имя, да несколько простых фраз, зато обоняние имел не хуже собачьего. Нарекли его, разумеется, Нюхом. Имея дремучую природную лохматость, он еще и рядился исключительно в шкуры. Прибавить, отвращение к мытью...
   Госпожа Рахна, вызывая его к себе, всегда велела сначала окунать в бочку с водой. Но, - пойми женщин! - не отпускала потом дня по три. За счет Нюха некоторые, считай, живы остались...
   Вызов гвардейца в опочивальню не предполагал наличия у означенного гвардейца плохого настроения, ангины, геморроя, несварения, или отсутствия желания идти и ублажать госпожу. Выкликнули, поднимай кости и ползи. Помрешь в дороге - твое счастье. Оплошать в спальне правительницы, почти наверняка означало позорную мучительную смерть.
   Пренебречь вызовом было нельзя, равно как и службой. И там и тут порядки отличались величайшей строгостью. За малейшую провинность следовало наказание: от простой незамысловатой порки, до посажения на кол.
  
   Ночь после разговора с князем Аркаса тянулась бесконечно. Игорь почти не спал. Стоило задремать, по зеленому полю бежала девочка коза. За ней неслась орда пьяных чистюков, предводительствуемая почему-то Игорем. Он не мог остановиться, скакал вместе со всеми, сжимая в руке топор. Когда до девочки оставалось несколько шагов, Игорь мучительно просыпался каждый раз, обливаясь потом. Накатывало облегчение, и одновременно память о недолгой дружбе с чистюками прожигала едкой отрыжкой.
   Рысь не удостоил бывшего начальника дворцовой стражи второй аудиенции. Утром Игорю дали собрать вещи, покормили на кухне в присутствии главного повара и вывели из замка тайной калиткой. Ири, завязав в узелок пирожков, покивал, молчком, ткнулся головой Игорю в грудь и ушел. Сун не появился вовсе.
   Двое молодых рысей вели незваного гостя к внутреннему рубежу с Невьей почти неделю. За это время можно было и познакомиться, и подружиться, но сопровождающие не проявили к сближению ни малейшего желания. Игоря же заколодело. Не хотите - как хотите! В душе возилась обида. Маслица в огонь подливал, въевшийся за много лет в память шепоток Его Светлости. Так что в один не самый прекрасный, как позже выяснилось, момент Игорь приказал обоим рысям, отваливать восвояси. Дескать, дальше я с вами не пойду. Парни удивленно, помолчали на дурака, пожали плечами и, развернувшись, канули в зеленке. Тоже типа: не хочешь - как хочешь.
   Еще трое суток Игорь плутал по мелким гривам между болот. Продукты кончились. Он перешел на подножный корм, часто сомневаясь, съедобно ли это вообще. На четвертые сутки, перебираясь с одной гривы на другую, он провалился между кочками. Снизу не засасывало, но и не отпускало. Кочки, за которые он пытался ухватиться, уходили в черную болотную воду. Стоило отпустить, они выныривали как резиновые. Силы катастрофически таяли. Когда не оставалось уже ни малейшей надежды на вызволение, Игорь заорал.
   Он клял всех и вся. Он выплескивал боль и злость. Он выл...
   С недостижимой гривки, до которой было - рукой подать, ему ответили, в том смысле, что держи конец. Прямо в лицо полетел толстый, замысловато сплетенный из лыка канат.
  
   Когда Игоря везли в цитадель хранительницы восточного порубежья Рахны, деревянную конструкцию, стоявшую слева от замковых ворот, он принял за строительные леса, только позже уразумев, что это комбинированное устройство по умершвлению человеков.
  
   Тьфу, тьфу, тьфу! Лучше об этом не думать. Лучше вообще не думать. Живут же как-то остальные, вот и ты научись. День, ночь - сутки прочь! Главное - надежда.
   Взять Нюха. Вот кто стопудово не задумывался ни о каких сложностях. Нравственных проблем для него не существовало. В дозор, так в дозор. Хозяйку ублажать? В бочку нырнул и - мелкой трусцой - выполнять обязанности, прописанные всякому гвардейцу, как неукоснительные.
   Кроме замечательно обоняния Нюх, к стати, обладал массой иных достоинств. Он, например, умел споро разворачивать лагерь, но место для бивака определял всегда сам. Были, говорят, неверующие, которые пытались оспаривать его решение. Только так получилось, что они погинули на своей правоте, а Нюх вон, трясется в седле и козлом воняет.
   Игорь уже изрядно набил седлом задницу. Смысла продвигаться дальше не было никакого. Разъезды, патрулирующие границу с герцогством, изредка, но приводили перебежчиков. Гонять людей вдоль рубежа с соседним приграничным наделом, было сущей глупостью. Оттуда сроду никто не перебегал. Раньше госпожа хранительница Границы этим направлением пренебрегала. А в последнее время, что-то разадорилась.
   Пошли шепотки о ее тайных сношениях с соседом, с чистюками, с герцогом даже, - что было уже сущей глупостью. Вообще в гарнизоне ходило масса слухов, проверять которые никто не порывался. Шуршали между строго собой. Игорь подозревал, что те разговоры исправно доносились госпоже. Санкций, однако, пока не следовало. Гарнизон был верен правительнице по гроб. От чего же не дать некоторой воли языкам? Госопожа Рахна была достаточно хитра.
   Она железной рукой держала власть на восточном участке Границы и трижды железной хваткой удерживала возле своего трончика гвардию.
   Лишний раз вспомнился герцог: засел в столице, окружил себя плотным кольцом лизоблюдов и дураков, и думает, что держит страну в кулаке. На самом же деле, власть его - тонкая жердочка. Чуть качнется, и - кувырк - полетел.
   Прогадил Арий власть, - думал Игорь. - Когда можно было выкосить аллари под корень, занялся обустройством нового божественного культа. Загнал в храмы армию, и силой заставил поклоняться Светоносу, которого злые языки быстро переименовали в Несусвета. В народе начались раздрай и шатания, результатом чего стал кризис, из которого герцог хрен когда вылезет.
   Игорь быстро обернулся. Нюх пристально смотрел ему в спину. Но стоило командиру разъезда заметить, дикарь широко, бессмысленно заулыбался.
   Бороду ему по началу брили силком, после сам приохотился, или мадам велела. Красивая такая физиономия, а на ней ничего кроме радости: посмотрели на него! У Игоря вдруг возникло подозрение, что Нюх не так прост, как кажется, но... возникло и кануло под напором разбежавшихся мыслей.
   Когда-то в юности, которую он уже почти не помнил, жизнь имела смысл. Потом смыслом стало ожидание. Даже женщины он тут себе не нашел. Не такой, которая согреет постель, и утром растворится в дворцовых коридорах, а которая только для тебя. Брат Апостола ради женщины отказался от жизни в клане, бросил род, дезертировал. Интересно, если бы Игорь встретил такую? не показалась ли бы тогда неприветливая, постылая земля роднее родного?
   Фу! Только и осталось, что о бабах думать. После господской постели, в которую по разнарядке водили, могло и вовсе от этого дела отвратить.
   Игорь пока справлялся. Но особенного рвения за ним госпожа не заметила и по службе не двинула. Нюх - другое дело. Гигант! Кем мог быть в гарнизоне дикий инородец? Максимум - посыльным. А этот в разведку ходит наравне с нормальными людьми. Или взять Вика. Не отрабатывай он в постели за троих, фиг бы стал командиром гвардии.
  
   * * *
  
   - Клай, позови начальника гарнизона!
   На троне, установленном в центре высокого подиума, развалясь, сидела плотная женщина, одетая в узкие кожаные штаны, расшитые камешками короткие сапожки и легкую, тоже расшитую, безрукавку. Шнуровка безрукавки немилосердно давила пышную грудь правительницы. Время от времени, она снимала петлю с очередного крючка. Груди становилось все больше.
   Скоро совсем расшнуруется, - подумал Игорь, - и вывалит мне свое великолепие.
   Не видел бабы три месяца, - девка в харчевне не в счет - опоили, - и не тянуло. Он так устал, что не на женские прелести смотреть, закрыть бы глаза и поспать. Но спать ему как раз и не давали - только начинал шататься, кололи слегка копьем под ребра. По коже на боку уже текло.
  -- Не спи, красивый, замерзнешь! - губы правительницы растянулись в тонкую алую нитку.
   Игорь в очередной раз вынырнул из тяжелой как бетонная плита дремы. Какого еще ей надо? Он же все рассказал. Не все, разумеется...
   Он чуть не повторил крамольную мысль вслух. Копье ткнулось в бок. Были бы руки свободны, он бы его перехватил, и так врезал стражнику...
   Сдерживаемая дурнота накатила душным валом и скрыла очертания комнаты, подиума и царицы в сапогах.
  
  -- Лей еще!
   На Игоря обрушился целый водопад. Он чуть не захлебнулся, зашелся в кашле и только тут окончательно пришел в себя. Над ним склонился стражник, который орудовал копьем в зале. Игорь запомнил заячью губу мучителя.
   Стену за спиной копейщика подпирал крупный мужчина и...
   Курил!!!
   Стражник ухватил Игоря за ворот, но неожиданно получил от полумертвого такого пинка, что оказался в другом углу. Мужик у стены зажал папиросу зубами и мгновенно принял профессиональную стойку. Побитый стражник слезно запричетал, на что получил тычок теперь уже от своего.
   А Игорь заплакал. Подтянул под себя ноги, кое-как встал на четвереньки и ткнулся лбом в пол.
  -- Ты припадочный? - донеслось сверху.
  -- Иди в жопу!
  -- Повтори?!
  -- Иди в жопу!!!
  -- Так, братан, голову подними. Только я тебя ласково прошу, не дергайся.
   Игорь тихонько начал распрямляться. По щекам катились слезы.
  -- Я двадцать лет тут. Двадцать лет! - Перед глазами плясал зажатый губами окурок.
   - Оп-па! Вот так встреча. - Чинарик шлепнулся на пол. - А я - пять. Ну, вставай, братишка. Будем знакомиться.
  
   Окон тут не любили. Их заменяли узкие щели у самого потолка, одновременно осуществляющие и приток тусклого света, и вытяжку миазмов.
   У стены под окном распласталась широкая жесткая лежанка. Что жесткая, Игорь прочувствовал собственными боками. Правда, когда Виктор, - Вик по-здешнему, - разрешил на ней выспаться, озвучить претензии не успел. Как рухнул на, застеленные тонким одеялом, доски, так и проспал почти сутки.
   Процесс возвращения к реальности был мучительным. Игорь поднимался как марионетка в руках пьяного кукольника. На вопрос, куда тут бегают, руки помыть, Вик кивнул в сторону низенькой дверцы. Удобства оказались незатейливыми. Из кувшина в углу Игорь плеснул себе в лицо теплой, застоявшейся воды.
   - Садись, - указал Вик на табуретку возле стола. - Хозяйка велела тебя отдельно опросить. У нас тут такого еще не было, чтобы со стороны герцогства инородец прибежал.
  -- Инородец это я?
   - Ну, да. А как вас, вернее нас, еще назвать? Люди это люди, нелюди это нелюди, а мы - не пришей кобыле хвост.
  -- Много тут таких? - поинтересовался очумевший от новой информации перебежчик.
   - Вся гвардия. Есть - как мы. Есть совсем дикие. Если испытательный срок пройдешь, тоже окажешься.
  -- А если нет?
  -- Лучше тебе его пройти. Иначе - разговор короткий. Видел возле замка колья?
  -- Я думал, это забор собираются строить.
   - Ага. На каждый колышек по человечку, и взяться за руки. Такая загородка получится - охренеть. Если у Хозяйки настроение хорошее, может на виселицу отправить. Если совсем лучезарное - на плаху. Правда, с выдумкой. Один топор заносит, другой за волосы голову держит. Как только отделилась, он быстро ставит ее на сковородку с кипящим маслом. Голова еще минуты три глазами вращает. Не приходилось видеть?
  -- Бог миловал.
  -- Теперь запоминай: Бога ты последний раз помянул. Тут это не принято.
  -- За ослушание - на кол?
  -- Нет, на первый случай только яйца отрежут.
   - Есть, которые до второго случая дожили? - Игорь незаметно для себя перешагнул барьер первого ужаса и спрашивал даже с некоторой свойской наглецой.
   - В гвардии нет, - в тон ему отозвался Вик. - Мужик без яиц отправляется на полевые работы. Гвардейцы должны иметь весь набор в целости и сохранности. Хозяйка лично проверяет. Усек?
  -- На смотру, что ли?
  -- В постели. Ты как в этом плане, годный, или сразу тебя в отходы записывать?
   - Если можно выбирать, я бы предпочел простой крестьянский труд. Свежий воздух, чистая вода...
   - Уточняю, для новобранцев: полевыми работами называется ведение разведки в непосредственной близости от Границы, либо на самом рубеже. Потери: тысяча к одному. Я по крайней мере, только одного видел, который вернулся. Иногда находили, что от них осталось, но чаше - без следа.
  -- Ексель-моксель! Кто это до такого додумался?
   - А у нас на все про все одна выдумщица - хозяйка. К стати, обращаться к ней можно только: госпожа Рахна.
  -- А к тебе - господин капитан?
  -- Дома можешь: товарищ майор. А на службе - да, капитаном зови.
   Из ларя с откидной крышкой, что прятался под свалкой оружия, Вик извлек кувшин и два глиняных стакана; достал завернутый в тряпочку кусок крупинчатого серого как графит хлеба.
   - Закуска, - сказал криво усмехнувшись. - Столовая для гвардейцев - свиней дома лучше кормили. Вообще с харчем плохо. Крестьян мало.
  -- Я, пока везли, вообще народа не видел. Как в пустыне.
  -- Пустыня и есть. Только, если жить хочешь, замечания свои знаешь куда засунь?
  -- Понял. Строго у вас...
   - Давай для начала, по порядку мне доложи, кто ты и откуда. Нам с тобой завтра на доклад с утра идти. Думаешь, просто так хозяйка разрешила тебе выспаться?
   Игорь в который уже раз изложил свою историю, но теперь ее начало отодвинулось к самым истокам, к моменту, когда пьяный акробат, возвращаясь из цирка после представления, не заметил отверстый канализационный люк и провалился, очнувшись уже здесь.
  -- Совсем дорогу не помнишь? - уточнил Вик.
   - Смутное что-то... тропа, я по ней бегу. За мной гнались, но кто не знаю. Полностью очухался только у змей.
  -- У кого?!
  -- Земли змеиного клана у моря на юге...
  -- Дальше, - потребовал Виктор. Игорю его голос показался деревянным.
   - Четыре года был у них рабом, сбежал. Потом еще два года с арлекинами по герцогству раскатывал.
  -- Кто такие арлекины?
   Игорь удивился. Вик жил тут довольно давно и не в рабстве, а такое впечатление, вчера объявился... хотя, как сказать.
   - Мы вчетвером бежали. Я, двое местных и один конь из вольных кланов. С ним и сообразили давать представления. Тогда как раз Клир появился. Запросто путешествовать стало невозможно. Мы и выправили себе бумаги, дескать, передвижной цирк.
  -- Погоди, - так же напряженно остановил его Вик. - Надо выпить.
   Брага оказалась слабенькой. Но Игоря с многодневной голодухи сразу повело. Он заел пойло хлебом, оказавшимся на вкус чем-то средним между сосновой корой и папье-маше.
  -- Слушай, а это вообще еда?
  -- Давай, давай, наворачивай. Через две недели рад будешь такому куску, как маме родной.
   Вик хоть и отличался крупным сложением, особенной упитанностью не страдал.
   После первого захода хлеба осталось еще погрызть. Хозяин разлил по второй и поторопил:
  -- Дальше рассказывай. Я потом кое-что уточню.
  -- Дальше я на службу попал.
  -- Куда? - потребовал товарищ майор.
   Игорь замялся. В первоначальной версии никакого герцога не было. Он представился торговцем птицами, которого ограбили, напарника убили, а самого выкинули на границе с Невьей.
   - Давай, колись, акробат, - надавил Виктор. - Для полной ясности скажу, если тебя заслали посмотреть, что тут и как, - напрасный труд. Обратного хода отсюда нет никому.
  -- А если...
  -- Без если! Знаешь, почему Хозяйка гвардию из инородцев набирает?
  -- Почему?
   - Награда за службу - оправка домой. Я за это на изнанку вывернусь. Понял? И за тобой и за любым другим смотреть в три глаза стану. Так что, никуда ты отсюда не сбежишь.
   - Вот и я за отправку без малого двадцать лет отбарабанил! - повысил голос изрядно уже опьяневший Игорь. - А в результате, дали мне под зад коленкой. Разменяли как гривенник.
  -- Интересно, кто это такими обещаниями разбрасывается? - поддел его собеседник.
   Игорь понимал, что его провоцируют, но вдруг отчетливо встало: никуда ему с этой пьяной от крови полоски приграничной земли не деться. Он окончательно и бесповоротно попал! Жаль, так и не встретил Апостола.
   Посмотреть бы еще раз в его спокойные холодные глаза... боевой конь! Предатель!
  -- Герцог! - крикнул Игорь. - Я у него был начальником дворцовой стражи.
  -- Коллега, что ли? - усмехнулся Виктор.
  -- Вроде того. Он маг.
  -- Это он тебя сюда отправил?
  -- Хочешь верь, хочешь - нет, но я тут случайно оказался.
   И выложил все как на духу. Под это дело они уговорили полный кувшин браги. К концу хозяин и тот начал заикаться.
   - Слушай... слышь... я и не знал... бароны, князья. Мы тут их считаем вроде скотины. Хозяйка... всех под корень. Если, кто из нелюдей попался, велено к ней немедленно... а там - в расход. Но они сюда редко забегают. Говорят, плохо им в Невье. Слышь... есть, значит, рабочие кони, а есть боевые?
  -- Ни фига ты не понял. Есть просто кони. Среди них и князья и крестьяне. А есть Аллор.
  -- Это что?
   - Страна на восток отсюда. Живут только аллари. Жизнь - одна сплошная война. Дисциплина, законы... а Шак ушел...
  -- Твой конь, стало быть, дезертир?
  -- Он с войны в рабство попал... нет, он на самом деле сбежал, пошел искать брата...
  -- Нашел?
  -- Нет. Убили его.
  -- Коня?
  -- Брата убили, а конь живой. Увидеть бы ...
  -- Спать!
   Вик поднялся, чуть не своротив стол, и рухнул на лежанку. Игорь прикорнул рядом, но быстро проснулся и до утра таращился в душную темноту.
   На рассвете, не проспавшийся, злой и молчаливый Вик отвел его в зал допросов.
  
   - Капитан вкратце изложил мне твою историю, - глядя мимо Игоря, медленно тянула госпожа Рахна. - Но ты так и не сказал, как попал в Приграничье?
   - Я не знаю. Плутал по болотам. Окончательно потерял направление... где и вплавь приходилось. Хотел переправиться с одной гривы на другую, провалился... тут меня и прихватили.
  -- Допустим. Теперь рассказывай, каким способом герцог собирался отправить тебя домой?
  -- Он не говорил.
  -- Это он послал тебя в Невью?
  -- Нет, госпожа Рахна.
  -- Вик! Ты ему веришь?
  -- Да, госпожа Рахна.
   - Уведи его. Пусть остается... на твою ответственность. Но если он окажется шпионом герцога, будете сидеть на соседних колах. Ты понял?
  -- Да, госпожа Рахна. Я лично буду за ним приглядывать.
  -- Отправь его в тюрьму... до завтра. Сегодня ночью ты мне будешь нужен.
  -- Один?
  -- Да.
  
   * * *
  
   На указанном Игорем месте, Нюх вставать лагерем отказался. Пришлось тащиться дальше. Слегка завечерело. Потускнели яркие краски конца лета. Трава стала темно-серой. По правую руку солнце на половину утонуло в густом порубежном лесу. По левую до горизонта разостлалась степь.
   Игорь устал. Хотелось есть и пить. Настырный дикий инородец с улыбкой идиота раздражал до колик. Раздражало вообще все. Собственная жизнь казалась пустым пыльным шляхом, по которому не ездили последние двадцать лет.
   Пожалуй, его пробег на пару с Суном в поисках голубей был самым ярким впечатлением за это время. Как там его бывшие товарищи? Ири - уважаемый главный повар. Сун, надо полагать, теперь тоже уважаемый. Птичник, разумеется. Останься Игорь, служил бы сейчас в гарнизоне. И что не остался? Таскайся теперь по заморочному приграничью, да ублажай толстую паучиху, по недоразумению родившуюся человеком.
   Дикарь за спиной гортанно клекнул, подавая знак остановки. Игорь с облегчением полез с седла. Ноги дрожали. Противно болели колени. В гробу он видел верховые поездки. Третий в их группе, молчаливый инородец по имени Кволт, как спешился, так и прилег. Пришлось его расталкивать и гонять. Нюху же как раз ничего не надо было приказывать. Тот все делал сам.
   Заполыхал костерок. В котелке булькала похлебка. Ловкий Нюх убил по дороге зайца, освежевал и теперь варил. Кволт окончательно проснулся и полез носом в варево.
   Краткий покой и запах еды смягчили ход зубчатого колеса внутри, на которое наматывались воспоминания и сожаления. Напарники уже не казались такими далекими. И объединяло желание вернуться. И оно же, заставляя следить всех за всеми, разделяло. Игорю такое состояние вдруг показалось привычным, как старая одежда.
   Кроме Вика в гарнизоне служили еще двое из одного с ним Мира. Китаец, который сразу прирос к кухне, и бывший интеллигентный человек - испитой, ко всему равнодушный мужик, умудрявшийся, однако, держаться до сих пор среди строевых. Игорь с ним как-то поговорил. Тот смотрел мимо и мямлил на одной ноте, типа: что воля, что неволя... но, опять же, пойми баб, из хозяйской постели не вылезал подолгу и всегда возвращался с полным кувшином браги.
   Замок Рахны примыкал к отвесной, чисто стесанной ветром скале, похожей на гигантский утюг. Хаос марен и невысоких причудливых скал вокруг перемежался островками непроходимого леса. Где-то там петляла Граница.
   Вик провалившись, вроде Игоря, только не в колодец, а в воронку от взрыва, очнулся по эту сторону реальности, рядом с цитаделью. Регулярно отправляемые на Границу дозоры подбирали таких невольных нарушителей и тащили на погляд к хозяйке. Некоторых ловили, поднимая весь гарнизон. Нюх в свое время немало поводил за собой облаву, но все же попался - не смог преодолеть внутренний рубеж. Его загнали в топь и там взяли.
   У Игоря громко заурчало в животе. Он, оказывается, прикорнул, чуть не свалившись в костер. Нюх протянул ему миску варева. На красивом чеканном лице будто приклеилась идиотская улыбка.
  -- Ясь!
   Означало: кушать подано.
  -- Интересно, - в упор спросил Игорь, - ты все понимаешь, о чем говорят?
   Дикарь высоко поднял брови и закатил глаза - понимай, как хочешь. Но похлебка оказалась дивно вкусной. За такую и глупость, злой умысел простишь.
   Не баловала госпожа Рахна своих гвардейцев разносолами. Горожане тоже не жировали. Провианта в приграничье почти не водилось. На земле, - а ее хоть завались, - мало кто работал. Ну, осядет какой бедолага на хозяйстве, вспашет, посеет, сожнет. Дня не пройдет, явятся к нему либо от госпожи, либо по собственной инициативе, и все отберут.
   Вик рассказывал, что в былые времена тут держали рабов. Тоже метода. Но те рабы в хозяйстве распутной, падкой до кровавых зрелищ бабы, быстро кончились.
   Громыхнуло так, что от неожиданности Игорь выронил пустую миску. Костер разметало по земле. Нюха в ворохе искр прокатило кубарем. Кволт исчез. Тоже, поди, унесло. Сам Игорь чудом остался на месте. Взрывная волна накрыла, но не опрокинула. В ушах под слоем ватной глухоты образовался тоненький звон.
   А из-за деревьев межевого леса выплыл клубящийся огненный шар.
   Мне только бомбежки тут не хватает! Какой-то козел пуляет в небо за тридевять земель, а пространство рвется в этом Мире, аккурат рядом с ними.
   Игорь распластался, по всем правилам прикрыв голову руками.
   Но продолжения не последовало. Огненный шар истаял в воздухе, оставив на сиреневом небосклоне дымный след, который начало размазывать ветром. Разгорелся костер, зашевелились соратники.
   Кволт, в отличие от дикаря, говорил понятно, но мало. Его народ почитал речь крайней степенью близости. На вопросы Кволт отвечал мимикой, коя была у него весьма богата и понятна.
   Не знай Игорь, кто перед ним, нипочем не догадался бы, так изменилось лицо молчуна. Выкатившиеся от ужаса глаза, стали похожи на теннисные мячики. Рот широко разевался и схлопывался. Игорь и сам, несколько раз щелкнув зубами, проглотил тугой комок. Слух помаленьку возвращался.
   А вот Нюх, пока они с Кволтом зевали, по-пластунски обогнул костер, встал, пригнувшись к самой траве, и заскользил в сторону взрыва. Игорю, строго говоря, следовало бежать первым, но уже больно не хотелось. И так встрял. Еще больше встревать? Да пошло оно все! Он как лежал, скрутился в комок, обхватил голову руками и тихо завыл.
   Под веками колыхалось зарево. Проступил лик герцога Ария. Искры сыпались с тонких пальцев и мели по земле. Мчалась девочка коза, за ней гнались люди. Игорь бежал среди них...
   Он затряс головой и больно ударился виском о камень. Твердость, вещественность окружающего мира быстро привели в себя. Следовало, встать, привести в боевое положение, ополоумевшего от страха Кволта, и топать в лес за дикарем. Но пока Игорь уговаривал себя и собирался с силами, надобность отпала.
   Двое ковыляли от темной стены деревьев к костру. Игорь не сразу разглядел, что между ними повис третий. Его волокли, ухватив за руки. Ноша казалась непомерно тяжелой. Нюх еще как-то справлялся, второй, - Игорь в запарке решил, что это Кволт, хотя тот сидел рядом, - несколько раз падал. Нюх на него рычал. Некволт поднимался и, ухватив ношу, тащился дальше. Из лесной темноты донеслось отрывистое ржание.
   Только тут Игорь вскочил и кинулся в сторону носильщиков. Они подтянули тело высокого крупного мужчины к огню и бросили лицом вниз.
  -- Хай та лес, - рявкнул Нюх, что означало: пошли за остальными.
   Они их нашли в той стороне, где прогремел взрыв. Лошади стояли, натягивая поводья. Одну телегу придавило рухнувшим деревом. Вторая лежала на боку. Отвалить дерево не было ни сил, ни желания. Нюх перерубив сбрую, освободил лошадей. В стоявшей повозке лежала женщина. Мужчина и еще одна женщина выпали из перевернутой телеги. Все - без сознания. Из овражка торчали ноги павшей лошади.
   Тянуло гарью. Деревья вокруг частью повалило. Игорь, Нюх и Кволт поставили на колеса опрокинутую телегу, и начали стаскивать в нее...
   При ближайшем рассмотрении они оказались не людьми. Кволт прикасался к ним осторожно. Не прикажи ему Игорь, тупой немтырь, пожалуй, сбежал бы. Нюх, наоборот, ощупал нелюдей с ног до головы. Идиотская улыбка превратилась в хищный оскал. Игорю стало не по себе. Почуял добычу, лохматый! Принесет хозяйке и получит награду. А что будет с нелюдями - безразлично.
   Все просто. Жизнь примитивна, как каменный топор. И пока Вы, господин начальник внутренней стражи, не освоите правила игры, ничего в этом Мире вам не светит. Двадцать лет сидел просто в дерьме, еще столько же просидишь в дерьме пополам с кровью.
   Упряжь удалось поправить. Лошади натянули и, где сами, где с помощью людей, выволокли телегу из лесу.
   Огонь догорал. Нюх послал Кволта за хворостом. Дикарю нетерпелось рассмотреть добычу в подробностях. Игорь вспомнил, только что приснившуюся погоню. От того, что сон оказался в руку, стало тошно до воя.
   Ехала семья нелюдей. Спасались, наверное, или заблудились. Случилось в порубежном лесу непредвиденное светопреставление и попали они из огня да в полымя. Не виноватые, разумеется, ни в чем, и в то же время кругом виноватые.
   Кволт натаскал валежника, распалил костер и отошел в темноту. Он по-прежнему не желал касаться аллари. Нюх стащил на землю сначала мужчину, потом обеих женщин. Не церемонился, будто перед ними были уже трупы. Игорь едва успел подхватить девушку, которую дикарь чуть не кинул головой о землю. Нюх гавкнул что-то презрительное и начал раздевать мужчину. Под замотавшимся вокруг тела плащом оказалась темная куртка. Под мышку мужчине была вдета деревянная рамка, туго примотанная к телу бинтом. Лицо чистое, красивое даже. Не иначе из-за бледности, на нем лежал отпечаток благородства.
   Представителя рода собаки Игорь видел только однажды, - Шак говорил, что их почти не осталось.
   Нюх подергал деревянную рамку, мужчина застонал, но в себя так и не пришел. Дикарь откинул с лица, лежавшей рядом женщины, волосы. Очень смуглая, очень худая. Некрасивая. Дикарь не стал возле нее задерживаться, перешел к следующей, перевернул ее на спину и аж зацокал... но наклонился поближе, вскрикнул и отскочил.
   Безразличным его Игорь видел, веселым видел, видел даже торжествующим, но никогда еще не видел испуганным. Нюх ткнул пальцем в, распростертую по траве, девушку и разразился длинно гортанной тирадой. На приказ заткнуться он не отреагировал. Дикарь умолк только, когда Игорь заорал во все горло:
  -- Кто это?!
  -- Хцах.
  -- Говори по человечески! Кто?
  -- Хца-а-а-х! Живай. Бахан!
   Игорь разглядел в волосах девушки мелкие измятые цветочки, наклонился, потрогал - живые. Перед ними была всего-навсего дриада. Но, похоже, Нюх имел к этому виду особые претензии.
   Девушка оказалась очень красивой. Если дикарь попытается ее убить... Игорь сам его убьет.
   Если тот позволит, однако...
   Все оказалось не так фатально. Призвав на помощь все свои познания в местной мове, Нюх объяснил начальнику разъезда, что дриаду следовало оставить в лесу, а коли в запарке обмишурились - унести обратно.
   Кто б спорил! Доведись красивой дриаде попасть в поле зрения Рахны, от нее очень быстро останется только страшное воспоминание. Не от Рахны, от девушки, разумеется. Слово Бахан дикарь произносил с благоговением.
   Нюх так и так подступал к девушке. Игорь чем дальше, тем больше дивился нерешительности ушлого дикаря, пока не допер: тот боится!
   Тело дриады оказалось удивительно легким. Волосы свесились до земли. Игорь выше поднял ей голову, чтобы ненароком не наступить, и пошел к лесу. Нюх шуршал сзади травой и что-то тихо приговаривал. Ни слова не разобрать. Только странный ритм.
   Совсем не прост оказался дикий лохматый инородец.
   В лесу было темно как в подполе. Игорь сначала двигал ногу вперед, потом осторожно переносил на нее вес, опирался, двигал другую. Нюх его не торопил.
   А, собственно, чего ее далеко тащить? Вот дерево, привалить спиной, посидит - очухается.
   Игорь уже наклонился, - легкая-то она, легкая, а руки оттянула, - Нюх за спиной рыкнул по особому: не моги тут оставлять!
  -- Тащи тогда сам! - разозлился командир разъезда.
  -- Вата, вата. Ната.
  -- Где я тебе в такую темень воду искать буду?
  -- Идем.
   Последнее слово вышло так чисто, что Игорь чуть не споткнулся. Нюх обогнул их с девушкой и зашуршал кустами впереди. Что ни говори, а положится на дикаря в вопросах определения на местности, можно было вполне.
   Вода отыскалась метрах в пятидесяти. Игорь раз пять спотыкался и чуть не уронил дриадку, только после сообразив, перекинуть ее себе через плечо. Идти стало легче, а тут и водоем замигал, дрожащими в воде звездочками. Дикарь потребовал кинуть дриаду в прудик.
  -- Да пошел ты! Хочешь утопить девку?!
   Нюх, не тратя больше красноречия, ткнул Игоря под коленки. Девушка, скользнув с плеча, ушла головой в воду, но тут же вынырнула и поплыла как осенний листок-лодочка. Достать ее из воды теперь уже не было никакой возможности. Бережок оказался мягким и топким до кисельности. Нюх запричитал с видимым облегчением. А Игорь вспомнил, что дриаду вообще-то утопить крайне сложно. Еще в Меце чистюки, разбирая всевозможные способы убийства растительных, определенно говорили, что вода в этом деле не годится.
   И - ладно. Все! Главное, девчонка не попадет к Рахне в пыточную. А им пора возвращаться. Кто знает, как поведут себя остальные нелюди, придя в сознание? На Кволта никакой надежды. Не воин - заячья лапа.
  
   Мужчина из рода собаки тихо застонал, когда Нюх грубо толкнул его чуть не головой в пламя, но глаз так и не открыл. Девушка, наоборот, уже пришла в себя и пыталась говорит с Кволтом. Нашла собеседника! Нюх зарычал на нее, а когда не вняла, пнул в бок. Некрасивая пленница подавилась криком. Ее тоже отволокли к костру и привязали к мужчине.
   Оставался великан, которого... Игорь только сейчас сообразил, что не поинтересовался у Нюха, с кем он тащил мужика из лесу.
  -- Где тот, который тебе помогал?
   - Я здесь, - донеслось из высокой травы. Мужик вылез из нее и, опасливо пригибаясь, остановился с другой стороны от костра.
   Опаньки! Перед донельзя удивленным Игорем стоял Местырь. С неделю, как его приказали оскопить. Рахна велела.
   Мужик из местных попался ей на глаза в течку. Такое и раньше бывало, но на этот раз затянулось до неприличия. Неделю она его не отпускала.
   Гвардия тихо гудела. Среди самых недалеких уже зародилась сплетня, де, мол, новый князь грядет. Виктор ходил чернее тучи и срывал свою злость на всех, кто попадал под руку. Приди к власти мужчина, гвардии в том виде, в котором она существовала до сего дня, уже не будет. Новая метла, как известно, пометет по-своему и получится, что зря пять лет горбатился. Все труды - коту под хвост.
   По изгнании Местыря из спальни, его под белы ручки приняли порученцы Виктора, слегка наваляли и кинули в подвал. Кастрация была назначена на завтра. Но экзекуторы, разделяя опасения Виктора, признались, что метелили лишенца чисто с перепугу. Добром бы - пожалеть мужика.
   Кто-то и пожалел. На следующее утро нашли двери подвала распахнутыми, а каземат пустым. Посреди пола валялась кучкой одежонка, в которой мужика турнули с постели. Еще нашли в каземате склянку с вонючей настойкой белополянника, обмажься которой, никакая тварь след не возьмет.
   Вик пошел на доклад, почесывая свои собственные мужские причиндалы, коим грозило усекновение за недосмотр. Но Рахна оказалась в сносном настроении. Оказывается, это она велела тайно освободить Местыря. Тому было предложено сгонять на соседний порубежный участок, разведать, что там и как.
  -- Если вернется, поставлю его капитаном, вместо тебя, - лучезарно улыбнулась паучиха Виктору.
  
  -- Это я их на красное озерко вывел, - трындел Местырь.
  -- Зачем? - спросил Игорь.
   - Как зачем? Нелюди! Так бы просочились на нашу сторону и никто бы их не нашел бы. И до замка так бы добрались бы.
   Местырь частил и захлебывался, все время вставляя в речь "бы", что сильно раздражало. Говори он правильно - то же не вызвал бы приязни. Игорю стало кисло. Скорее всего, аллари наняли мужика в проводники. Тот и завел.
  -- Стоп! - спохватился командир разъезда. - Что значит просочились? Ты их с той стороны вел?
   - Ага. Когда замок тамошнего князя земля проглотила, эти в телеги попрыгали, и давай погонять в нашу сторону. Меня связали и тоже в телегу кинули. Но я от них сбежал. Только ихний, кот меня поймал и велел вести через кордон, иначе, говорит, задеру на месте.
   - Врешь ты много, - сплюнул через губу Игорь. - Что я котов не видел. Ты кота одной левой перешибешь.
   - Это ты врешь! - завизжал Местырь. - У них кот выше тебя, и в плечах сажень. Я видел как они вдвоем с конем телегу по жердочкам через речку перетаскивали.
  -- Для того она и телега, чтобы ее конь волок.
  -- Не лошадь, а конь! А собака у них вообще князь!
   - Этот собака? - Игорь слегка толкнул пленника сапогом в спину. Тот дернулся.
  -- Этот.
   Словам Местыря приходилось верить, на лицо имелись собака и женщина аллари. Кота, надо полагать, накрыло взрывом. В ночном лесу не найти. А тот, кого приволокли первым - конь и есть. Получалось, на их территорию переправилась не семья.
   У Игоря вдруг похолодела спина, и зашумело в ушах. Слово, которое всплыло в памяти, надо было произнести вслух, чтобы оно приобрело смысл, оболоклось звуком, овеществилось.
   Он еще немного помедлил, обкатывая его на языке.
  -- Арлекины!
   - Их надо в замок, - потребовал Местырь. - Госпожа велела, всех нелюдей к ней везти. Я их на озерцо завел! Я!
   Арлекины! А валяющийся по ту сторону костра - конь...
   Надо подойти, перевернуть, глянуть в лицо. Можно приказать Местырю или Нюху, можно - Кволту...
   Десять шагов вокруг огня - это очень долго. Игорь шел, попутно отмечая, что Местырь двигается синхронно с ним. Между ними, несмотря на пройденное расстояние, сохраняется прежняя дистанция; Нюх сидит на корточках, хищно следя за всеми сразу; Кволт замер в полутьме...
   Коричневая, заляпанная грязью кожаная безрукавка, кожаные штаны, кроткие сапоги. Забранные в хвост, отливающие сталью светлые волосы...
   Игорь уже знал, кого увидит, но медлил: а вдруг не он?
   Взял за плечо и с натугой перевернул тяжелое тело.
   Земля, наверное, раскрутилась вспять на двадцать лет. Чем еще объяснить, что перед командиром полевого разъезда хозяйки границы Рахны, лежал сын клана серой лошади по имени Шак, которого люди прозвали Апостолом? Невыносимо молодой!
   Глаза коня открылись и безразлично посмотрели на Игоря, потом скосились в сторону. На их донышке мелькнуло понимание. Потом взгляд мимо, вверх на звезды. И конь зажмурился.
   Пока Игорь и Нюх носились с дриадой, немтырь Кволт связал раненого. Конь скрипнул зубами и, превозмогая боль, сел опираясь на руки.
   Сын Шака!?
   Пленник заговорил.
  -- Кто вы?
   У Игоря по спине поползли мурашки. Столько лет прошло, а он помнил этот голос, будто только вчера расстались. Сын? Но что-то внутри протестовало.
   Игорь отодвинулся и сел на землю глаза в глаза с конем.
  -- Как тебя зовут?
   - Кто вы? - в голосе коня появились упрямые нотки. Он не станет отвечать, пока не разберется.
  -- Гарнизонный разъезд хранительницы границы Рахны. Назови свое имя.
  -- Кто-нибудь кроме меня остался жив?
  -- Двое.
   Конь обежал глазами пространство у костра, разглядел в полутьме связанных, опять закрыл глаза и помотал головой. Игорю сделалось нехорошо. Земля поплыла из под тощего зада. Он даже рукой на всякий случай уперся - так знаком ему был этот жест.
   - Шак! - Он не мог больше теряться в догадках, на столько они были невероятны и одновременно вероятны.
   - Ты меня знаешь? - Апостол в упор уставился на Игоря. И тут что-то в его лице дрогнуло.
  -- Игор?!
   - Развяжите его! - потребовал начальник разъезда.
   Нюх не шевельнулся. Кволт вообще пропал в темноте. Местырь уже не прятался - подошел, встал за плечом дикаря.
   Игорь потянулся к веревкам. Лохматый зарычал и вытащил из-за пояса топор. Шевельнись, метнет в кого-нибудь из них.
  -- В чем дело?
  -- Нэх!
  -- Я приказываю!
   - Нэх. Рахне! - Нюх ткнул пальцем в сторону коня и мотнул головой. Следовало понимать так: добыча принадлежит хозяйке. В руках у Местыря появился тесак. Кволт тенью качнулся за их спинами.
   Если Игорь попрет на рожон, его сомнут. Нюх - штатный постельничий, лицо приближенное к трону. Местырь - практический - смертник, жизнь которого зависит от сохранности товара. Кволт - как большинство.
   А он, Игорь? Ему-то зачем освобождать коня-предателя? Наоборот, можно, пока везут, допросить, а там - в руки закона. Есть люди, а есть нелюди... Нюх, например, человек. Нюх - это звучит гордо. Игорь - гораздо жиже. Коня распнут или посадят на кол. Отсечение головы для него целым праздником явится. Или еще могут всех троих нелюдей в одном котле сварить. Игорю же - продвижение по службе. Командир подразделения, с блеском выполнившего задание по патрулированию границы...
   Если бы против него был кто-то один! А так...
  -- Тащите всех в телу. Снимаемся!
   Что еще ему оставалось?
  
   Лицо собаки белело в темноте бумажным листом. Куриц свернулась калачиком, подтянув ноги к животу. Шак сидел, глядя мимо. Ему дела не было до конвоиров. Он что-то сказал женщине. Она переползла, на сколько позволяла веревка, и уложила голову ему на колени. Конь замер над ней, прикрыл ладонями озябшие плечи. Будь такая возможность, он и собаку бы на руки взял. Игорь видел, тот очень плох. Голова моталась по доскам телеги, глухо стукая на ухабах.
   Игорю было хреново, как не случалось очень давно. Даже когда девочку козу у него на глазах истязали, а он прикидывал, кем себя теперь числить, и то так не было. Пред ним тряслись в телеге практически уже покойники. А вступись он, и сам станет покойником. На нем, предателе интересов Рахны, вообще новенькое что-нибудь испытают.
   Шак не смотрел в его сторону, будто, Игорь перестал для него существовать.
   А с какой, собственно, стати? - начал накручивать себя человек. Не этот ли конь бросил их на растерзание егерям, практически - на смерть?
   "Мы разве мертвые?" - спросил далекий добрый Сун.
   Как же хотелось поговорить с Апостолом!
   - Почему ты бросил нас возле университета? - пошел в атаку Игорь. Конь не ответил, даже головой не повел. - Ты нас предал!
   Телегу сильно подбросило. Шак, как мог, придержал коленями женщину, и только, когда телега выровнялась, повернул голову в сторону командира разъезда.
  -- Нас всех тогда предали.
  -- Ты лжешь!
  -- Отстань от меня.
   Апостол никогда не врал, он был другой. Для него не существовало реверса - только аверс, лицевая сторона, по которой идешь, полагаясь только на силу и ум. Не надо изворачиваться, маскируя за хитрыми пируэтами, собственную слабость. Не надо создавать видимости. Зачем видимость, если есть суть!
   Жизнь с реверса предполагает массу методов и ухищрений: выдать желаемое за действительное, выдать белое за черное и наоборот. А если тебе не верят, убедить, или заставить согласиться всеми возможными способами. Но все - исключительно для маскировки слабости, несостоятельности, неправоты; жадности, похоти, властолюбия...
   Конь всегда жил с аверса. Он и сейчас так живет и умрет...
  -- Кто нас предал? - тихо спросил Игорь. У него пересохло в глотке.
  -- Герцог.
  -- Он спас мне жизнь.
  -- Возможно, - безразлично откликнулся Шак.
  -- Расскажи! - потребовал Игорь.
   Нюх теснил конем. Когда Игорь повысил голос, дикарь недовольно рыкнул, но командир обернулся и загнул такую крутую тираду, что тот перестал наезжать. Но слушал! Хуже, что слушал Местырь. Кволт - чепуха - он и половины слов не знает. А Местырь, дабы выслужиться, будет ловить каждый звук. Вывалит потом под ноженьки паучихе: смотрите, госпожа наша пресветлая, что я нарыл...
  -- Ты помнишь, как мы обменивались записками с братом? - спросил Шак.
  -- Да.
   - Они, как оказалось, шли через руки герцога. Арий был прекрасно осведомлен о наших сборах. Арп был не один. Это не важно. Им дали, спустится со стены. Осталось добежать до наших телег и дать деру. Но тут...
  
   Арп был не один. По сброшенной со стены веревке ловко спускался невысокий аллари в темной одежде. Спрыгнул на землю, сверкнул глазами и клыкастой улыбкой. Третий полз медленно и неуверенно. Его ждали. Вокруг было тихо. Шак вертел головой, прислушиваясь и принюхиваясь. Справа за углом крепостной стены дорожка уходила в заросли. Там густо разросся кустарник. За ним что-то происходило. Какая-то возня. Далеко. Если там и окажутся враги, они не успеют. Бежать до телег всего-ничего.
   Неумеха мешком свалился на землю, еще и ногу подвернул. Его более ловкий товарищ тихо ругнулся. Из разговора Шак понял: парня не хотели брать с собой, он умолил, а сейчас грозил стать смертельной обузой. Противостояние, границей которого стала стена университета, уже выросло в нешуточный конфликт. Любому, кто покинул стены Сарагона, грозило разбирательство в Клире.
   Подвернувший ногу щенок бежать не мог. Арп легко поднял его на плечо и развернулся, за Шаком. К другому своему спутнику он относился с... понятие почтения к чужаку отсутствовало в этике вольных кланов, разве - уважение. Но уважение Арпа имело наивысшую степень. Брат, указав глазами, молча попросил Шака, присмотреть.
   Они уже двинулись в сторону телег, когда Арп вдруг вскинул свободную руку в жесте величайшей тревоги. Шак не забыл военную науку своего клана. Брат приказывал следовать за собой в отдалении. Апостол отрицательно мотнул головой. Но Арп его уже не видел. Он несся с в сторону тех самых густых кустов, которые так не нравились Шаку. Щенка он кинул в руки брату.
   Теперь и сам Апостол почувствовал. В лесу происходило страшное и центром этого страшного была женщина. Чем ближе они подбегали к укромной, окруженной со всех сторон зарослями, поляне, тем яснее становилось, что эта женщина - Кара. Арп несся далеко впереди. Он уже не заботился о тишине. Какая тишина! Женщина кричала. Ей намеренно причиняли боль. Но Шак разобрал в крике сигнал. Кара велела Арпу, уходить.
   Разве свернет с пути мужчина, жизнь которого стала поиском? Женщина его жизни была рядом и она страдала. Арп несся на встречу с судьбой.
   Кусты оборвались внезапно. Шак с ношей на плече вывалился из густого плетения веток в темноту, наполненную криком, болью и посторонними мутными шорохами, но не сделал и трех шагов. Поляна вдруг озарилась десятком огней. То, что оно осветили, запомнилось на всю оставшуюся жизнь.
   Обнаженная Кара висела на вывернутых руках. По груди и животу тянулись длинные порезы. Пальцев на ногах не было. Она висела на двух согнутых березках. Отпусти веревки, и девушку разорвет.
   Шака ударили в спину. Но дротик наткнулся на металлическую бляху, пришитую к безрукавке, скользнул по ребрам и вышел под мышкой. Наконечника у дрота не было. Копейщик, легко его выдернул, добавив древком по голове. Щенок, которого Шак не успел отбросить, кубарем полетел в центр поляны. Апостол рухнул, на миг потеряв сознание.
   Если бы не Арп, Шака бы добили. На брата кинулось сразу несколько человек в черной одежде. Он их разметал. Арп оказался серьезным противником. Тот, кто затеял ловушку, рассчитывал на быструю победу, но просчитался. Из кустов послышалась команда, повинуясь которой, все кто находился в этот момент на поляне, кинулись в сторону обезумевшего коня.
   Шак попытался встать. Не смог. Сильно кружилась голова. Кровь заливала глаза.
   Он смотрел до последнего, а потом пополз к кустам, потому что...
   Веревки, которыми притянули верхушки деревьев к земле, отпустили. Но Арп успел. Обняв Кару, он ухитрился дотянуться и перерезать путы. Так их, обнявшихся, и пронзили сразу несколько копий. Потом еще и щее. Егеря убили их несколько раз. Арп не выпустил девушку из рук.
   Попутно егеря прикончили, путающегося под ногами щенка со сломанной лодыжкой.
   Уползая по кустам, Шак каким-то чутьем выбирал направление, на котором не оказалось егерей. Ему просто повезло. Пращуры, должно быть, пожалели несчастного жеребенка. Лес кишел военными.
   А поляну, на которой свершилась великая подлость, закидали горшочками с горючей смесью. Ее придумали ученые мужи для фейерверков, а егеря скупили для собственных нужд.
  
   Шак был человеком аверса. Он никогда не лгал. Не было нужды. Военная хитрость не в счет.
   Игорь вспомнил долгие годы, проведенные в ожидании чуда, которое подарит добрый мягкий по человечески близкий герцог. Разговоры, всегда с одним и тем же рефреном: конь предатель, все аллари предатели! Смерть нелюдям!
   Колобок, колобок, я тебя съем...
   От герцога ушел, от чистюков ушел, от рысей тоже ушел... захочу, от паучихи убегу. Только от себя никуда не скрыться. Профукал жизнь. Просидел в теплом углу, дожидаясь подачки.
   Опять тряхнуло телегу. Шак удержался, побаюкал женщину. Застонал в углу собака. Стон оборвался...
   Игорь зажался, чуть не уткнувшись носом в луку седла. Надо было пермочь душевную боль. И сосредоточиться. Он успеет нанести только один удар. Нюх едет сзади. Позвать, и зарубить? Рука легла на оголовок меча...
   Дикарь всегда возил с собой притороченный к седлу аркан. Кидал он его мастерски. Игорь даже взял у него несколько уроков. В следующий миг ему довелось испытать искусство Нюха на себе. Волосяная петля захлестнув плечи, прижала руки к груди. Было мучительно больно. И совсем скоро стало нечем дышать.
  -- Ты рехнулся?! - заорал Игорь, выворачивая голову. - Развяжи!
   - Нэх! - коротко рявкнул лохматый. Сдернул Игоря с седла, спешился сам и, закрепив веревку, перевалил человека через бортик телеги в компанию аллари.
  
   В недрах замка Игорю бывать пока не приходилось. Его знакомство с внутренними покоями ограничивалось пыточной, парадной комнатой, да спальней Рахны.
   Зал, примыкал к скале. Одной из его стен являлась монолитная плита. Человеческие руки только слегка сгладили рельеф. Тем более странно выглядел врезанный в эту стену камин.
   Игорь косил глазами по сторонам, опасаясь вертеть головой. Хозяйка, хоть и пребывала в хорошем настроении, могла в любую минуту сменить милость на гнев. Игорь тянулся, попутно оглядывая интерьер. Главным образом - камин.
   Его давно не топили. Вместо дров в золе валялись обглоданные кости, мусор, черепки. С краю прилепилась кучка засохших экскрементов. Но больше всего приковывал взгляд задник топки. Там было черно. Разумеется, в камине должна присутствовать сажа. Но никакая сажа не даст такого сгущения мрака. Ни одного проблеска, блика, неровности. Просто чернота. Она притягивала взгляд, не давая соскочить, и маня.
   Хотелось тряхнуть головой, чтобы наваждение отпустило, но Игорь боялся.
  
   До замка они добрались на рассвете. Часть пути Игорь провел в телеге с Шаком. Нюх не озаботился его комфортом, веревок не расслабил, по тому левая рука, которую передавило, сейчас висела плетью. Апостолу рук не развязали. Собаку не связывали вообще. Он не держался на ногах, заваливаясь вбок. Его бросили у стены. Женщина-аллари стояла рядом. У нее, как и у коня были стянуты запястья.
   Птица оказалась очень некрасивой. Платье изодрано. Черные прямые, испачканные глиной, волосы свисали грязными лохмами. Она время от времени встряхивала головой, стараясь убрать их с лица. Еще она хотела присесть рядом с собакой, но ей не дали. Конвоир грубо ухватил птицу за руку и вздернул на ноги.
   Собака то приходил в сознание, то отключался. Он казался кучей черного тряпья. С виду ему осталось совсем немного. О том что жив, говорило частое хриплое дыхание, да беззвучный сотрясающий кашель. Милосерднее было бы добить собаку, но Рахна хотела его допросить.
   Конь стоял, расставив ноги. Руки за спиной. Он смотрел прямо в зев камина, ни разу не взглянув на госпожу и повелительницу этих мест.
   Игорь, Нюх и Местырь присутствовали каждый в своем качестве. Нюх за плечом повелительницы. иногда наклоняясь к уху. Рахна слушала малопонятные замечания своего постельничего, иногда даже кивала. Кволта на доклад не позвали.
   Местырь стоял на коленях справа от коня. Игорь просто стоял слева. Его давно развязали. Больших претензий у Рахны к нему не имелось. Дикарь, оказывается, связал его для пущей верности. Так и объяснил хозяйке. Та слегка покривилась, что, мол, взять с дурака, и велела распутать веревки.
   Игорю бы присесть. Путешествие в скрученном состоянии бодрости не добавило, но тянулся. Взгляд Рахны после речи, которой разразился Местырь, стал жестким.
   Для начала правительница выгнала из залы всех охранников, решив, что лишнее знание им вредно.
   Птица склонилась над беспамятным собакой. Нюх выскочил из-за плеча Рахны, и занес над головой женщины плеть. Птица тихо попросила его о чем-то. Нюх отрицательно рыкнул. Женщина встала, привалившись спиной к стене.
   А из Местыря лилось, прям-таки извергалось. Он раз пять повторил, что сам завел нелюдей на красное озеро. На шестом заходе, Нюх по молчаливому знаку хозяйки хлестнул его плеткой. Местырь бухнулся лбом в пол. Рахна велела ему продолжать. Тут-то он и поведал, что соседний участок границы перестал существовать, как независимый регион, а замок хозяина границы вообще провалился в тартарары. Рахна слушала, наклонившись вперед. Блестел крупный прямой нос, с подбородка срывались капли.
   Дальше Местырь начал рассказывать о побеге. Он, дескать, исхитрился и сбежал от нелюдей, но кот-людоед, - так и норовил в загривок вцепиться, - догнал и вернул в неволю.
  -- Врешь, - спокойно прокомментировал ситуацию Шак, все так же глядя в камин.
   Рахна высоко подняла густую черную бровь. Она что не знала, что аллари умеют разговаривать?
  -- Говори! - потребовала хозяйка.
   Конь в трех словах обрисовал ситуацию. Известие, что вслед за катастрофой раскрылась внутренняя граница, сквозь которую прорвались егеря, сильно встревожило мадам. Она перестала таращиться на Апостола. Подумала и коротко бросила Местырю:
  -- Дальше.
  -- Они договорились по дороге, - сообщил мужик хозяйке.
  -- Кто?
   - Этот, - кивок в сторону Игоря, - и конь. Он у коня стал допытываться, как тот его предал. А конь, говорит: не я. Дескать, герцог нас обоих подловил. И еще про брата, который женщину у герцога хотел отнять, да его зарубили. А этот, смотрю, за саблю схватился. Но его Нюх связал. Великая госпожа, это я нелюдей на красное озеро завел...
  -- Заткнись! - коротко бросила Рахна. - Игор, ты раньше был знаком с конем?
  -- Да, - отвечать пришлось сквозь, вставший в горле ком.
  -- Что это за история с предательством?
  -- Недоразумение, госпожа Рахна. Никто меня не предавал.
   - Как интересно! - мадам отвалилась на спинку кресла. - Стало быть, вы старые друзья... что довольно странно. Коню на вид лет двадцать. Или ты его усыновил? Если мне не изменяет память, ты поступил на службу к герцогу около двадцати лет назад?
  -- Да, - выдавил Игорь.
   - Или мне глаза врут? - Рахна начинала злиться. Отвечать короткими фразами, уже было невозможно - кинет своему дикому псу всех.
  -- Я сам не понимаю, что случилось. Но перед Вами, госпожа, именно тот конь, которого я знал.
  -- Как тебя зовут? - потребовала Рахна у Апостола.
  -- Шак.
   - Не объяснишь ли мне, каким образом тебе удалось помолодеть? Или твой старый друг врет? Только постарайся меня убедить. Не городи первое, что взбредет в голову. И тебе и ему светит пыточная. Но начну я с тебя.
  -- Начинай, - безразлично отозвался Шак.
   - Ах, вот как! Тогда - с него. Или, лучше, с женщины? Я не люблю женщин. Мужчина может пригодится, женщина, тем более нелюдь - только в качестве выпотрошенного и набитого соломой пугала. Ха-ха-ха! Я так и сделаю. Поставлю чучело у въезда в крепость. К стати, где кот, который собирался съесть Местыря?
  -- Мы его не нашли, - четко отрапортовал Игорь, перетягивая разговор на себя.
  -- Где кот, Местырь?
   - Когда земля дыбом встала, он был в самой середке. Должно, завалило его. Но там еще девчонка с ними ехала. Нюх и Игор ее в лес уволокли.
  -- Позабавиться, что ли?
  -- Она, вроде как, мертвая была.
  -- Нюх, почему ты мне не сказал?
   Дикарь выдал короткий рык. Хозяйка обернулась к нему и с размаху влепила пощечину. Лицо Нюха окаменело. По щекам поползла странная, ветвистая, похожая на морозный узор, бледность. Хозяйка не удержалась и ударила еще раз. Дикарь не моргнул и не пошатнулся. По белым разводам пошли красные прожилки. Интересно, если ударит в третий, задымится? Но представление уже закончилось. Для Нюха. Для Игоря оно только начиналось.
   - Подведи ко мне женщину, - приказала ему Рахна. Игорь не посмел ослушаться. Подошел, взял птицу за связанные руки, потащил за собой.
   - Отвечай, уродина, кто еще с вами ехал?
   Птица резко вскинула голову. Волосы взметнулись с лица. Она прямо и спокойно глянула в глаза своей смерти:
  -- Кот.
  -- Где он?
  -- Я не знаю.
  -- Отвечай, дрянь!
  -- Я не знаю.
  -- Игор, возьми хлыст. Врежь ей, как следует!
   Бессмыслица! Дикая бессмыслица. Допрос ради допроса, а не ради выяснения истины. Рахне было наплевать на кота. Ей хотелось мучить. Сначала словом, потом делом. Людьми обычно занимались каты, нелюдей, думал Игрорь, она будет истязать сама. И ошибся, да так, впору кричать караул.
  -- Бери хлыст, размазня, - повторила паучиха.
  -- Я не могу бить женщину, госпожа Рахна.
  -- Хочешь завтра на эшафоте занять место Местыря?
  -- Нет, госпожа Рахна.
  -- Местырь, возьми кнут.
   На лице мужика вспыхнуло даже некоторое подобие сияния. Обрадовался. Разом и избавление посулили, и работенку сунули, выполни которую качественно, авось награда выйдет.
   Плеть с оттягом прошла по сутулой спине птицы. Женщина издала вой пополам со всхлипом. Местырь примерился и опять хлестнул. Второй удар она выдержала без звука. Местырь замахнулся в третий раз.
   Так маленькие дети катаются на деревянных лошадках. Но они при этом смеются. Шак развернулся на пятке и поддел носком сапога мучителю между ног. Местырь оседлал сапог Апостола, пару раз подпрыгнул на нем и только потом заорал. Не мудрено. Похоже, кастрация ему завтра не понадобится.
   Игорь прикрыл глаза. Шаку осталось жить несколько мгновений. На что стоит за плечом хозяйки верный Нюх? Но... никаких иных звуков, кроме воплей Местыря не последовало.
   Хозяйка безразлично рассматривала извивающегося на полу мужчину. Налюбовалась и только потом что-то шепнула дикарю. Игорь знал, что у того в рукаве припрятан метательный нож. Шак тоже догадался. Он очень внимательно следил за Нюхом, и когда тот кинул короткий блестящий лепесток, неуловимо для постороннего глаза, увернулся.
  -- Ва! - сказал, пораженный Нюх и восхищенно осклабился.
  -- Что ты лыбишься, скотина? - накинулась на него хозяйка. - Иди добей собаку. Быстро.
  -- Не трогай его! - Не попросил, приказал Шак.
   - Скала заговорила? О, мы польщены. Мы в полном восторге. Нюх! Тащи сюда эту падаль. Будешь резать собаку по частям. Но чтобы жил долго.
   - И ты никогда не узнаешь, как я смог помолодеть на двадцать лет, - слегка поклонился Шак паучихе.
   Вот тебе и дикий конь. Такого знания женщин Игорь от него не ожидал. Дернувшись, как от удара, Рахна вскинула руку, останавливая Нюха.
  -- Повтори! - у нее задрожал голос.
  -- Если кто-то из моих друзей пострадает, ты не узнаешь, как я смог помолодеть.
  -- Врешь!
  -- Нет.
   Не она тут была повелительницей. Конь стоял со связанными руками. Но он был господин, а она - приживалка, которой посулили вечный пенсион.
  -- Говори!
  -- На втором порубежье есть источник с живой водой.
  -- Нарисуй подробную карту, - потребовала Рахна.
  -- Без меня не найдете.
  -- Найдем. Рисуй, иначе твоих друзей будут мучить у тебя на глазах.
  -- Тогда я вообще ничего не скажу.
   Рахна заметалась. Она по прежнему восседала в кресле, но метания были налицо. Отпусти она коня, тот сбежит. Но... такие не лгут! Она судила всех людей по себе. Человеку верить нельзя. А не человеку?..
   Нет! Она никогда никому не верила. Сама предавала и продавала, пока не добралась до вершины власти. И дальше не станет верить! Кругом были одни враги, либо слякоть. Она жила среди слякоти. Те мужики, которые ее еженощно ублажали, тоже были слякотью. Любой готов был ради ее милости убить ближнего.
   А этот - нет! Она чувствовала это и не могла решить, что делать. Минты тянулись невыносимо медленно.
   - Ты все расскажешь своему старому другу, - наконец заговорила Рахна. - Я сказала! Ты расскажешь Игору, как найти источник. Он пойдет за живой водой, а вы останетесь заложниками.
   - Часть приграничья перекрыта егерями, - напомнил Шак. - Боюсь, Игор не сможет прорваться.
   - Не беда. У меня есть лаз через Границу. Нюх укажет направление. Но пойдешь не ты!
   Не прослужи Игорь столько лет под властью лживого до кончиков пальцев человека, он, пожалуй, поверил бы. Опыт подсказывал: она пошлет на поиски мифического источника Игоря, а аллари запытает или устроит страшную публичную казнь.
   Игорь поймал себя на том, что, если его переправят через Границу, он не вернется. Простит себе потом и женщину-птицу, и умирающего собаку. И Шака простит...
   Отыщет дорогу и вернется к нормальным людям... к чистым улицам. Там нет герцога, нет чистюков, нет грязной, свихнувшейся от крови бабы...
  -- Хорошо, - согласился Шак. - Я расскажу Игору, как найти источник.
   Хозяйка превратилась в одно большое ухо. Она вытянулась в их сторону, свесив массивную грудь с подлокотника. Нюх, рыпнулся, подойти, но конь мотнул головой, и дикарь остался на месте. Местырю было не до них.
   - Если выскочишь в восточной Невье, найди промежуточный рубеж. Там есть большая свежая плешь. Как-нибудь обойди ее. В лесу скажешь... слово Шак произнес одними губами. Повтори.
   Игорь прошептал в ухо коню пароль. Оказалось не верно. Шак поправил. Игорь кивнул. Апостол глянул ему в глаза на самое донышко, и, кажется. что- то там увидел. Скривился твердый рот, брови сомкнулись на переносице. Шак тряхнул головой памятным жестом, и отошел.
   Следовало что-то сказать. Крикнуть ему, чтобы верил. Игорь не мог унести с собой этот понимающий взгляд бывшего друга и это презрение высшего существа, к нему человеку, к мелкому ничтожеству, которое положит на алтарь собственных нужд хоть чужую жизнь, хоть целый Мир.
   Не Апостолу выступать в роли судьи, пискнуло подлое нутро. Он сам в жизни убил столько, сколько миролюбивому Игорь и не снилось. Убийца, а туда же - судить! Игорю надо просто вырваться. Он тут больше не может! Не может!!!
   А там сможешь? Зная, что оставил людей, - да хоть и не людей, - на страшную смерть? Просто на смерть...
   Глубокий мрак камина вдруг начал оживать. Чернота заклубилась. Рахна сорвалась с места и метнулась к противоположной стене. Сосущая темнота в топке стала наливаться красным.
   Перед ними открывался тот самый лаз, про который в запале крикнула хозяйка. Игорь понял, сейчас наступит момент перехода. Даже Шак отшатнулся, таким ужасом повеяло в зале.
   По лицу повелительницы бродили тени. Оно все больше наливалось сомнением. Нюх остался на месте. Когда чернота полностью перетекла в пурпур, дикарь рыкул Игорю, идти за собой, и нырнул в жерло камина. Его обволокло и как бы отодвинуло от них. Он позвал еще раз. Игорь сделал три шага и, не оглядываясь, канул в топке.
   Его охватилитепло и покой. Тут было ХОРОШО. Так бы и стоял. Или он уже летел? Пурпурный туман вился у пояса, постепенно спускаясь к коленям. Как только достигнет пола, их унесет.
   Люди и не люди остались по ту сторону. Птица глядела с любопытством. Надо же. Ее ведь убьют, как только топка камина почернеет. Замучают. Игорь теперь в этом не сомневался. Собака пришел в сознание и тоже смотрел в след уходящим. Только Шак по прозвищу Апостол глядел мимо, кривя рот.
   Рахна смотрела в глаза своему посыльному. Она, кажется, только сейчас поняла, что Игорь может смыться. Зная, что переход скоро завершится, Рахна прокричала:
   - Ты еще можешь вернуться. Отпусти коня. Он пойдет вместо тебя. А тебе я обещаю жизнь! Решай!
   Тут оставалось все страшное и плохое. С ним уходил Нюх, но Игорь как-нибудь справится. А эти...
   На въезде в замок ждала ажурная конструкция: виселицы, вкопанные в землю, обмазанные засохшей слизью, кровью и дерьмом, колья, колеса...
   Шака посадят на такой кол. Нет, он не дастся. Посадят птицу, которая с детским удивлением таращится на завитки пурпурного тумана.
   За спиной образовалась тянущая пустота. Еще не было движения - только ощущение, что истекает последний миг.
   Усилие чуть не вышибло дух. Даже пошевелить рукой было трудно. Тем более сделать шаг. Но Игорь двинул каменно тяжелую ногу, за ней другую. Он нес на собственных плечах тяжесть всего мира.
   И вынес.
  -- Шак, быстрее!
  -- Она убьет тебя, Игор.
  -- И хрен с ним! Уходи!
  -- Иди, Шак, - тихо попросила женщина-птица. - Я знаю, так надо. Иди.
  -- Иди, Шак-бар, - прохрипел с полу собака.
   Конь хищно оглянулся. Туман мел над самым полом. Нюх почти скрылся в его завитках. Рахна вдруг мелко затряслась в диком нечеловеческом хохоте. Ее ломало истерикой, сквозь которую донеслось:
   - Уходи, конь. Даже не думай тащить с собой своих друзей. Камин пропустит только двоих. Один там уже есть. Уходи и возвращайся с живой водой. Иначе...
   Шак не стал медлить. Пурпурное свечение вдруг вспыхнуло, превращаясь в многоцветную радугу. Конь успел прыгнуть в самую середку. Жерло камина потускнело, превратившись в первородный мрак.
  
   Глава 2
  
   Санька посмотрел на свою руку. От запястья до кончика большого пальца кожи как не бывало. Ссадина сочилась прозрачной росой. Он лизнул солоноватую поверхность. Стало больно. Он лизнул еще раз.
   Надо было прийти в себя, собрать в кучку организм и хоть немного посоображать.
   Полумрак, окруженной густыми кустами, звериной лежки, оказался, как нельзя более кстати. Хоть тут повезло. Не найдись укромного места, уже схарчили бы котейку. Вокруг рыскала стая хищников.
   Блохоноги были высоки ростом и проворны. Сане приходилось сталкиваться с ними, пока жил в Камишере - тварюга, какими детишек на ночь пугать. Одно хорошо: у них напрочь отсутствовало обоняние. К тому же, они видели только движущийся предмет. Пока сидишь, блохоног может об тебя боками тереться. Стоит побежать, догонит и пожрет.
   Они действительно напоминали блох. Продолговатое, горизонтально расположенное тело, несли шесть коленчатых ног. Спереди под животом болтались короткие, тоже коленчатые, хватательные ногоруки. Но самое противное - голова. Она до ужаса походила на человеческую. В Камишере убитых блохоногов стаскивали в большую, именно для этого вырытую, яму и сжигали. Брать что-то с них в употребление, считалось зазорным. От того, - думал Саня, - что уж больно на людей похожи.
   Рядом, за кустами, часто тяжело забухало. Кот притаился. Стая гоняла по подлеску прямостоящую ящерицу, которая и бегать-то не умела - прыгала на задних лапах, как воробей. Ей бы, дурочке, затаиться. Нет, мечется, аж земля дрожит. А этим только и надо. Если попал в гон блохонога - не уйти.
   Из укрытия открывался небольшой кусочек пространства. В него впрыгнула ящерица, завертела головой. Сзади на нее обрушилась коленчатая лапа с раздвоенным подобием костяных пальцев. Блохоног ударил ящерицу в затылок. Замелькали еще ноги. Товарищи охотника подоспели, сообразил кот. А дальше - обычная в таких случаях картина: блохоноги стали рвать живую еще тварь короткими передними лапами, запихивая кровавые куски в рот. Они жрали совершенно по-человечески. Саня закрыл глаза. От вида окровавленных ртов стало тошно.
  
   Как сюда попал, кот и по сей момент точно не помнил. Арлекины искали проход в порубежной чаще. Местыря пустили вперед. Он клялся, что напал на свою собственную тропу. Верить ему особенно никто не верил, но перебежчик уж больно уверенно двигался, держа направление, на соседний граничный участок. Версты две прошли за ним по ровной, похожей на рукотворную, прогалине. Местырь исчез в зарослях, вынырнул обратно и заявил:
  -- Тут вам не пройти. Телеги застрянут.
   Шак, не поверив на слово, сам пошел смотреть. Вернулся смурным и сказал, что придется делать крюк.
   Все устали. За один день судьба накидала им столько каверз, что в пору было останавливаться хоть на болоте, хоть над пропастью, хоть на льдине.
   По словам Местыря выходило, им осталось пройти совсем маленько и будет удобное место для ночлега. Мужчины посоветовались и решили поднапрячься еще чуть-чуть. Солька сидела безразличная ко всему. Ее сильно донимала пораненная бамбуком нога. Цыпа заартачилась. Шак подошел, погладил птицу по голове.
  -- Все устали, девочка. Потерпи еще немного.
  -- Шак, давай останемся тут? Мне не нравится этот человек.
   - Как будто мне он нравится. Но без него до зимы будем плуать. Как только пройдем рубежную границу, мы от него избавимся.
  -- Обещаешь?
  -- Да, моя хорошая. Солька, ты как?
  -- Болит, - пожаловалась дриада.
   Там, где стопу пропорол отросток бамбука, бугрилась синяя опухоль. Идти девушка не могла.
  -- Санька, - позвал Апостол, - присмотри за нашим проводником. Цыпка беспокоится.
   Кот встал за Местырем. Тот шел пешим. Саня качался в седле. Они гуськом миновали заросли боярышника, прошли гнилой, заполненный вонючей жижей ухаб, выбрались на высокий противоположный откос.
  -- Туда, - Местырь указал в сторону открывшейся прогалины.
   Саня пригляделся. Впереди нарядно мерцали в вечернем свете осины. Не осень еще вроде, а они рдели, трепеща на ветру листьями, будто зима на пороге.
   В низине Шак последними словами объяснял, где он такие ухабы видел. Телегу перекосило. Местырь кинулся помогать, кот - следом.
   Дальнейшее он помнил смутно. Телеги они вытащили и затолкали на косогор... Саня пошел по прогалине... Шак подсвистывал лошадям... сумерки сгустились до ночной темноты. Нарядные осины стали просто черным лесом. За ними открылось небольшое озерко с ровненькими берегами.
   Кот обрадовался, крикнул своим, что вот он, привал, дождался, когда подойдут телеги, и...
   Когда грянуло, и земля встала дыбом, Саня как раз спешивался. Дикая сила рванула его вверх под облака. Оттуда он увидел, что на берегу озера вырос столб из воды и земли. Кота крутило и несло. На какой-то момент померкло сознание, а когда глаза вновь стали видеть, а тело ощущать, он как-то сразу понял, что вынесло НАПРОЧЬ.
   Ни солнца, ни луны, ни света, ни тьмы - одна зябкая сырость. Полет прекратился нечувствительно. Только вот летел, и тут же нашел себя в диком, влажном, как сочащаяся губка, лесу.
   Будто с жару кинули в прорубь. Кожу, то, что под кожей, даже внутренности, а больше того - нервы обдало жгучим, почти непереносимым... Саня не мог найти определения, пока не догадался, что вернулись нормальные ощущения. То есть те, с которыми пробедовал всю жизнь. Он столько пробыл в немом пограничье, что успел подзабыть, каково чувствовать окружающий мир кожей. Нет, трава не шептала, речка песен не пела, птицы человеческими голосами не заговорили. А вот, что в лесу идет большая охота, он почувствовал всей шкурой, и с отвычки, заметался - куда бежать.
   Пращур отвел, или шестое чувство подсказало: Саня юркнул в ближние кусты и плюхнулся на вонючую, утрамбованную и унавоженную зверем листву. А когда разглядел, кто тут охотится, вспомнил всех Чуров и Пращуров поименно. Победить в одиночку блохонога пока еще никому не удавалось. А уж от стаи, поди, всей деревней бы драпали, не чая спастись.
   Дома на длинноногого людоеда рыли ловчие ямы. В сумеречном лесу их никто накопать не сподобился. Так что сиди, Санька, мелко трясись. Будешь дрожать крупно - заметят.
   Все же ему сильно повезло. Заберись он в более мелкое укрывище, блохоноги бы его растоптали. А так доели ящера, утерли окровавленные рты передними лапами и подались восвояси. Для голодной оравы не маленькая дичина, между прочим, была на один зубок.
   Земля перестала сотрясаться. Кот посидел еще немного и полез вон. Очень хотелось остаться и еще переждать. Да вдруг хозяин лежки вернется. Так ли еще удирать будешь. Кто оставил по себе непереносимый запах и когтистые следы, Санька не знал, и знать не хотел.
   Двигаться приходилось осторожно, а по тому крайне медленно. В некоторых местах кот останавливался, подолгу нюхал воздух, пробовал даже языком, смотрел под ноги и, только разобравшись, кто тут кому дичь, а кто охотник, сворачивал, либо шел напролом.
   В одном месте он счел за лучшее, схорониться в сухой, оставленной паводком промоине. Впереди продирался сквозь невысокий, но частый подлесок огромный зверь. Чудовище рычало и воняло совершенно уже ни на что не похожей вонью. Будто тряпок наелось, да они в утробе затлели. У Саньки заслезились глаза. Но тихо пересидел, отплевался и пошел своей дорогой.
   Знать бы еще, куда та дорога выведет. Что оказался в почти родных пограничных Камишеру Дебрях, он сразу догадался. А дальше-то что? Ни севера, ни юга. Солнца нет. Где оно встает, где за горизонт спать уходит, ни хрена не понятно. На все про все два направления: верх - там небо, и низ - там жижа пополам с пиявками.
   На поляну он вывалился внезапно. Шел, отводя в стороны частые, колючие ветки и вдруг схватил пятерней воздух. Хорошо еще, на поляне никто не поджидал, глотая слюни. Зато на самой середине стояло гигантское дерево. Ветки от ствола отходили на высоте Пелиноровой крепости. Но сие Саню не смутило. Когти-то на кой? Жаль, на ногах нет, так бы он в два раза быстрее взобрался. Но и своего хватило.
   Нижняя ветка сама оказалась толщиной с доброе дерево. Саня улегся на нее, перевел дух и начал осматриваться. Кругом сколько хватало глаз, простирался лес. Кое-где живой зеленый ковер темнел провалами полян и целых полей. Слева наползала туча. Стоило поторопиться, иначе накроет окрестности непроницаемой пеленой. Справа - тот же лес, дальний край которого тонул в густой дымке. Можно топать наугад. Куда попадешь, одни Пращуры знают, а и они могут сплоховать.
   За деревом пряталась вторая половина ойкумены. Саня опять вцепился когтями в ствол, переступая по трещинам и чещуйкам коры. Следующая ветка оказалась поуже - не разляжешься.
   Оп-па! Солнца как не было, так и не высунулось. Вокруг серое прозрачное марево, а вдали замыкала горизонт памятная игольчатая радуга. Точно такую они наблюдали с Горютой в первый и последний Санькин пограничный рейд. Тогда сквозь нее проплывали разные картины. Горюта говорил, она и лица показывает.
   Всполохи и разноцветное сияние рассыпались колючими лучами. В тумане переливались тонкие прозрачные иглы света. Искристая стена замыкала Дебри кольцом.
   Куда ни направься, он рано или поздно выйдет к радуге. Что дальше? А что бы ни было. Другого-то пути все равно нет.
   Только спустившись на первую ветку, Санька понял, как устал. У него болело практически все живое и даже, кажется, сапоги. Он не ел с утра - когда то утро было? - он не спал со вчерашнего... или с позавчерашнего. Внизу придется искать укрытие, опять мокнуть и шугаться каждого куста. На фига, спрашивается?
   Пропустив ремень в рукав куртки, кот застегнул его вокруг толстого сучка, и растянулся во весь рост. Было жестко и прохладно. Хотелось пить, тащило в бок, есть хотелось - караул кричи...
   Хорошо, что пристегнулся! Ноги висели над бездной. Спросонья Саня решил, что опять летит. Или его кто-то тащит? Руку выкрутило в плече. Другой рукой он нащупал жесткую кору, зацепил когтями, подтянулся и втащил себя обратно на насест.
   Ночи тут не было, наверное. Глазам открылось то же сумрачное небо, очерченное по низу неправильным горизонтом. Слегка потряхивало в ознобе. И никакой летающей живности. Саня отметил про себя этот факт и порадовался - хоть что-то хорошее.
   Спуск прошел мучительно медленно. У подножья встретила сырость и чувство опасности. Почто же ему пращуры крыльев не дали? Летать бы по небу... и звали бы его тогда не почтенным котом, а петухом драным.
   Он долго нюхал подвернувшуюся лужу. Пить хотелось, хоть удавись, но было страшно. Дебри, однако. Попьешь водицы и обрастешь шерстью, или хуже того костяными гребешками. Выйдешь в родной Камишер: мамка не узнает. Но все же попил. Огляделся, огладил лицо ладонями - чистое - и пошел в сторону игольчатой радуги.
   Запах паленых тряпок появился, когда кот уже отмахал приличное расстояние. Верст десять, наверное. Лес с этой стороны оказался не таким влажным, идти было легче, вот и поспешал. Открытые пространства между гигантскими деревьями чередовались с зарослями кустарников. Где обходил, где шел сквозь. Некоторые были усыпаны ягодами. Саня нюхал, думал и не ел. Ягодки попадались сплошь незнакомые. В таких кустах его и застало дыхание давешнего шумного и вонючего зверя.
   Страховидла, надо полагать, спала - кроме запаха, никаких признаков жизни не подавала. Кот крался стараясь не шуметь. В одном месте даже лег на землю и полз, пока над головой не обозначился просвет; привстал на четвереньки, еще просеменил на них...
   Человек стоял рядом с огромной неизвестной породы тварью и смотрел прямо на Саню. В руках - не то железная праща, не то арбалет.
   Незнакомец наставил на кота оружие и велел подниматься. Если бы не вонь, кот непременно учуял бы человека. Но опасности в незнакомце не ощущалось. Железка в руках, к тому же, мелко подрагивала. Кот легко поднялся на ноги и развел руки в стороны: смотри, вот он я.
  -- Ты кто? - спросил человек.
  -- Кот.
  -- В кокам смысле?
  -- В прямом. А ты кто?
  -- Водитель.
  -- Кого?
  -- Что значит, кого?
  -- Кого ты водишь?
   - БМП, не видишь, что ли? - мужик махнул рукой в сторону уснувшего зверя. - Поселок в какую сторону?
   До Сани стало помаленьку доходить. Парень его примерно возраста, тоже не по своей воле попал в сумеречную страну, но в отличие от кота, еще не сообразил, как вляпался.
   - Спит твоя бампа? - спросил кот с места. Водитель оружие не опускал. Проявлять излишнюю прыть было опасно.
  -- Кто спит?!
  -- Сам же сказал: бампа, - мирно пояснил кот.
  -- Это Б М П ! Машина... ты что никогда машин не видел?
   - Таких - нет. Водозаборную - видел. В Кленяках на сахароваренный завод воду качает из озера. Но там колесо волами крутят. Еще в Камишере у нас один умелец машину сделал, от чудищ обороняться; поставил на два деревянных круга арбалет, железными болтами стрелять...
   Водитель вдруг застонал и, опустив свою железку, привалился к бампе задом. Начало доходить, сообразил Саня. Долго, однако. Вчера, - если оно тут бывает - вчера, - кот эту самую машину принял за зверя. Не час назад парень тут оказался.
   Водитель обхватил голову руками.
   - Погоди, горевать, - попытался утешить его кот. - Я тоже сюда случайно попал. Давай вместе выбираться?
  -- Сюда, это где? - путано спросил водитель.
   - В Дебри. Мы с друзьями из одного приграничья в другое выбирались. Земля дыбом стала, меня и перенесло.
  -- Я ничего не понимаю, - простонал водитель. - Объясни.
  
   Парня звали Ярославом. Чудное имя, но вполне человеческое. Саня похожие встречал. Сам представился по всей форме: кот, дескать, зовут Александром.
   За разговором, они смастерили под боком у бампы костерок. Саня сначала опасливо косился на машину, но сообразив, что перед ним не колдовство и не живое чудище, быстро забыл бояться. Стало интересно.
   Яр достал из мешка блестящую коробку, отодрал край и вытянул на свет хрустящий пакетик.
  -- Держи. НЗ. Самое время пожрать.
  -- Что это?
  -- Разверни. Там печенье.
   Внутри оказались маленькие сухие пряники. Саня так проголодался, что половину спорол, не чувствуя вкуса. Яр тоже принялся жевать, припивая водичкой из фляжки. Саня пить его воду отказался, обозвав про себя из-за мерзкого запаха, мочой железного зверя. Сам он набрал водички в ближайшей луже.
  -- Не боишься? - спросил Яр.
  -- Чего? - удивился Саня.
  -- Заразу какую-нибудь подхватить?
   Некоторые слова кот совершенно не понимал, некоторые слышал раньше от собаки. Он сильно зауважал Ярослава. То же, поди, в университете обучался?
   - Нет, я школу закончил, потом военное училище. Я вообще-то в поселок за водкой поехал. У вас тут водка-то есть?
   - ТУТ ни хрена нет, - остудил его кот. - А дома, да, приходилось пробовать. Только я ее не люблю. Вино еще, куда ни шло, а водку - нет.
  -- А пиво?
   - Смотря, где варят. У нас в Камишере пиво хорошее варили. А в западных княжествах - тьфу! - кислятина.
   Саня обрисовал Ярославу диспозицию. Известие, что Граница штука проницаемая, привели парня в лихорадочный восторг. Он полез на своего железного зверя, крикнув сверху:
  -- Поехали!
   - На чем поехали? - опешил Саня. - Мой конь дома остался. Жаль, если прибило, когда земля вздыбилась.
  -- Забирайся ко мне.
  
   Эту бы бампу, да в Камишер!
   По дороге им не раз и не два встречалась местная живность, в большинстве своем разбегающаяся восвояси. Но кое-кто увязался следом. Это были, разумеется, блохоноги. Стая в пять голов неслась по пятам бампы. Саня заволновался. Пока сидишь в брюхе железной машины, никто тебе не страшен, а выберешься? Выходить-то так или иначе придется. Он поделился своими опасениями с Ярославом.
  -- Ща пугнем твоих блохоногов.
   Парень потянул на себя какой-то рычаг, велел Сане подержать его в таком положении, а сам полез наверх. Люк в потолке откинулся, и над Саниной головой загрохотало. От неожиданности он чуть не выпустил из рук штурвал. Мгновенно заложило уши.
   Яр спустился смущенным, отобрал у Сани железку, выровнял ход машины и только после этого подал голос:
   - Я сразу не разглядел... у них, оказывается, лица. Понимаешь, не морды, а лица... человеческие.
  -- Ага, похоже.
  -- Страшно, - вдруг сказал парень.
   Только тут Саня сообразил посмотреть, что сталось с погоней. Они разворачивались, чтобы обогнуть овраг. Блохоноги лежали кровавыми кучами, деревья в той стороне посекло.
  
   Дебри изменились. Стало больше просветов. Чаще приходилось объезжать одинокие валуны и небольшие скальные выступы. Двигались они уже не так споро.
  -- Бензина может не хватить, - посетовал Яр.
  -- Чего?
  -- Того! Горючки мало. Можем заглохнуть.
  -- Пешком пойдем. Или ты не хочешь бампу бросать?
   - Пешком мне тут сильно не нравиться. Пулемет на себе не унести, а с автоматом много в твоих Дебрях не навоюешь. Как ты без оружия вообще живой остался?
  -- Я возле Дебрей вырос. У нас каждый с детства знает, как на кого зверя ходить.
  -- Смотри! - вдруг заорал Ярослав.
   Прямо перед носом машины разверзлась пропасть. Парень рванут штурвал на себя. Машина начала тихонько пятиться. Отодвинулись - пропасть исчезла. Опять перед ними был нормальный лес. Вон же деревья стоят, трава, кусты.
   Выбирались из машины через люк в полу. Первым полез Саня. Принюхался, покрутил головой и только, выяснив, что опасности нет, позвал Ярослава. Но стоило отойти от бампы на три шага, земля впереди исчезла, будто не бывало. Яр спросил, что это. Саня пожал плечами. Ему-то откуда знать.
   Они вернулись в машину, задраили люк и стали думать. Ни тому, ни другому не хотелось приключений.
  -- А давай передохнем, - предложил Ярослав.
   Последовало извлечение из ящика нового пакета пряников. За ними Саня поведал свою историю. Не всю разумеется, так, в общем. Но парню и того хватило.
  -- Ты же человек.
  -- Я кот.
  -- Не может быть!
   Саня продемонстрировал новому знакомцу когти. Не во всю длину, конечно, только кончики. Но и тем сильно впечатлил.
   - А ты случайно, человечиной не питаешься? - натужно усмехнулся Ярослав, подтягивая ближе к заднице кривую железку, способную, как сообразил кот, разметать его в кровавые ошметки.
  -- Дурак, - обиделся Саня.
   Яр вздохнул с видимым облегчением.
  -- Прости. Я тут у вас рехнусь. Или уже и рехнулся?
  -- Да, нет, нормально. Привыкнешь.
  -- Не хочу я привыкать! Мне домой надо. Я под трибунал хочу.
  -- Куда?
   - Под суд хочу. Пусть в дисбат на Чукотку закатают. Пусть в тюрьму. О! В тюрьму - еще лучше. Сяду и буду мемуары писать. Только не здесь.
   В брюхе бампы оказалось довольно места для обоих. Яр расстелил на полу мягкие стеганные мешки и велел укладываться спать. Предыдущую ночевку на насесте сном можно было назвать с большой натяжкой, и Саня с удовольствием растянулся на ровной безопасной поверхности. Рядом укладывался Ярослав.
   - Во попал, - бормотал парень. - Называется: за водкой съездил. Коты какие-то, динозавры... мама, возьми меня отсюда. Сейчас проснусь дома в дурке. Хорошо...
  
   Пропасти на месте не оказалось. Яр, не веря глазам, кинул камень. Тот, как и положено, запрыгал в невысокой траве. Яр раскрутил и кинул тяжелый кривой сук. Тот, пролетев над мнимой пропастью, задел нечто, содрогнувшееся наподобие мыльной пленки, и исчез.
  -- Понятно, - заявил Саня.
  -- Что тебе понятно?
  -- Я такое уже видел. Проходишь сквозь эту пленку и оказываешься совсем в другом месте.
  -- Переход!
   - Погоди, - остановил кот, рванувшегося к пленке человека. - Совсем не обязательно окажешься, где тебе надо. Может еще не так занести. Но я так думаю, это и есть Граница. В иных местах она непроницаемая. А тут, гляди, камень свободно пролетел.
  -- Получается, мы провалимся в неизвестность?
  -- Ты что-нибудь еще можешь предложить? - спросил Саня.
  -- Нет.
  -- Тогда давай пробовать. В бампе не так страшно.
  
   Преграду они миновали без хлопот. Прозрачная, похожая на мыльный пузырь, пленка взволновалась, натянулась и пропустила. Яр только крякнул. Саня напряженно смотрел в обзор. Место, куда они угодили, ни коим образом не напоминало родной Камишер. А мысль такая была. Теплая мысль. Саня ее тихо нянчил, но аккурат до момента, когда машина провалилась из Дебрей в сумрачный тоннель. Сверху, снизу, по боками - темнота, а впереди свет. Яр пустил бампу в сторону блеклого пятна. Гусеницы оглушительно загрохотали по каменном полу. Саня и Яр не разговаривали. Себя не слышно, не то что соседа.
   Долина, в которую выскочила одуревшая от собственного грохота бампа, тоже напоминала тоннель. Небо тут было, и лес тоже, но они как будто закручивались. Если взять стеклянную трубу, нарисовать на стенках лес и посмотреть в нее при рассеянном свете дня, увидишь, как раз, такую картину.
   Дорога стала ровнее. Прекратилось подпрыгивание и качание, грозившее растрясти пассажиров в пыль.
  -- Ну, и во что мы на этот раз вляпались? - спросил Яр, не отрываясь от смотровой щели.
  -- Ты, погоняй, погоняй... там видно будет.
  -- Одно хорошо, дорогой товарищ кот, в БМП нас ничем кроме фугаса не возьмешь.
   - А как насчет землетрясения? Я тут недавно видел, как земля целый замок сглотнула, и не поперхнулась.
  -- Так ить замок-то на месте стоял, а мы двигаемся. Котимся ко всем чертям.
   На Яра напала веселость. Он принялся что-то насвистывать. Саня свист в доме не одобрял, но бампу домом можно было назвать с большой натяжкой. Опять же - в гостях. Сиди и помалкивай.
   Досвистелся! Торную дорогу перегородил завал: бурелом вперемешку с камнями. Яр чертыхнулся и откатил назад, высматривая объезд. Просвет обозначился слева. Парень уже тронул рычаг поворота, но Саня перехватил руку.
  -- Ты чего дергаешься? - тормознул Яр.
  -- Этот завал кто-то специально наворотил, - сказал Саня.
  -- С чего ты взял?
  -- Такую кучу только паводок мог принести.
  -- Ну и принес...
   - Он бы в одну сторону деревья положил, и заилило бы все тут. Гляди, деревья с той и с другой стороны дороги брали. Камни тоже. А проход оставили, чтобы дураки вроде нас туда обязательно сунулись.
  -- Не забывай, у нас броня. Что они нам могут сделать?
   - Яму ловчую выкопать и подождать, когда мы туда провалимся. А когда нам невмоготу станет за броней отсиживаться и мы подышать вылезем, либо из луков постреляют, либо камнями завалят.
   Веселость с Яра ползла вместе с природным румянцем. Он растерянно оглядывался, будто ему кто второй проход специально прорыл. Не нашел и спросил кота:
  -- Что предлагаешь?
  -- Ты сиди тут, а я пойду огляжусь.
   - Видишь ящик? - деловито велел Яр. - Открой. Там бронежилеты лежат. Нашел? Ага, это самое. Надевай. Так... каску... это не кастрюля, это - на голову. Ремешок застегни. Теперь...
   В руку Сане легла маленькая изогнутая железка.
   - Здесь оттянешь, тут нажмешь. Только держи стволом от себя. Если и не попадешь, так хоть напугаешь.
   Кот сообразил, что перед ним оружие наподобие того, каким покрошили стаю блохоногов. Помньше, зато на человека - вполне годится.
   Бронежилет мешал. Каска зацепилась за край люка, больно рванулв шею. Саня тихонько заругался, но снимать доспехи не стал. Не удобно, да - верно.
   Воздух в долине был чистый и холодный. Между камнями хлюпало. Пахло весно, талой сыростью и опасностью. Стараясь не оступаться и глядя больше под ноги, не пропустить бы ловушки, Саня пошел по предложенной хозяевами тропе. Шагах в двадцати каменистая земля была прикрыта мелким веточками. Кот остановился. Только дурак не узнал бы ловушки. Так и есть, смастерили ловчую яму на большого зверя. Но обойти ее в одно рыло было вполне возможно. Саня вскарабкался на поваленный ствол, перебрался на другой, и так ходко ушел к дальнему краю опасного участка. Осталось, подняться на высоченный камень. Он отыскал пару зацепок, подтянулся и лег грудью на вершину.
   Откуда возник тонкий, зудящий звук, кот сообразил только, когда тряхнул головой. Звенело внутри. Тряси, не вытрясешь. Саня замер и дыхание затаил. Звук прекратился. Стоило пошевелиться, опять засвербело. Голову будто зажало в тиски Превозмогая дурноту, кот вздернул тело на плоскую вершину.
   И тут пришли слова. Они возникали внутри головы. По отдельности - чужие, но смысл он, - как то ни странно, - понял. Ему предлагали катиться восвояси. Вежливо, между прочим, предлагали.
   Саня поднялся во весь рост. А что еще оставалось делать? Если противник тебя так обхаживает, значит подлости не замыслил. А раз так - с ним можно договориться.
   Их было трое. Сердце у Сани ухнуло и покатилось вниз. Забыл! Как он мог... но присмотрелся и разом отмяк. У подходивших к нему людей, - или не людей, - только маски напоминали морду пустобрюха. В остальном же - все на месте: руки, ноги, животы. Обуты они были в, перевязанные полосками кожи, чуни - почти лапти. В руках копья и длинные ножи. От них тянуло холодной, постоянной, пожизненной, впитанной с детства, или даже с зачатия настороженностью. Саня, как учил Яр, передернул затвор маленькой железной смерти и расставил ноги, согнув слегка в коленях. Если что, и прыгнуть, и пнуть сможет.
   Двое, которые шли по краям, выдвинулись вперед. Средний отстал. Берут в клещи, сообразил кот. Но тут движение людей замедлились. Средний подал остальным знак, остановиться.
  -- Кто вы? - прозвучал в голове у Сани чужой голос.
  -- Мы путники, - отозвался кот.
  -- Зачем вы пришли сюда?
  -- Мы ищем свою страну.
  -- Поворачивайте. Дальше вам не пройти.
  -- Почему?
  -- Вы попадете к габайнерам.
  -- Это кто?
   - Они завлекают и пьют кровь. Ты теплокровный. Твой зверь тоже теплый, но крови у него нет. Его не тронут, тебя высосут.
  -- Я знаю кто такие габайнеры. Видел одного. А кто вы?
   - Мы защитники. Если мы уйдем, габайна распространится на все миры. Мы стережем. Но нас мало, а габайна растет.
  -- Почему вы носите личины габайнеров?
  -- Они дают защиту от их нашептываний.
   Личины защитников имели длинные, отходящие вниз из подглазий клыки или бивни. Над головами масок поднимались короткие рожки. Сане казалось, что звук, рождающийся в его голове, исходит из этих отростков.
   - Вы можете разговаривать молча? - спросил он у защитников.
  -- Да. И ты тоже можешь говорить с нами, не разжимая губ. Мы слышим.
   Саня задумался. Их было всего трое. Что-то, - чему он привык доверять больше нежели глазам и ушам, - подсказывало ему: они - последние. А дальше? Саня прикрыл глаза. За нагромождением камней стояли хилые шалаши. В них ютились женщины и дети. Дальше... полоса дороги, ловчие ямы, колья, поваленные деревья и...
   Масса! Оно копошилось и переливалось как капля масла. И двигалось! Обволакивая собой препятствия. Оно было конгломератом из непрерывно поглощающих, испражняющихся, совокупляющихся и рожающих тел. На поверхности мелькали рога и костяные кольца. Копыта молотили воздух.
   Людские жилища были очерчены невидимым пределом. Однако ничто не мешало габайне обкатиться вокруг и растечься на всю ойкумену.
   Есть миры, есть граница, а есть ойкумена, вмещающая в себя все это. Саня не так давно узнал значение этого слова. Спасибо, брат-собака подсказал. Где он? Где Шак? Что с девочками. Кот себе путешествует в свое удовольствие, а они? Живы ли?
   Засосало под ложечкой. Лучше любой голод, чем тоска по близким. Голод можно заговорить, затереть. Тоску - нет.
   Сане нестерпимо захотелось туда, откуда вынесло диким катаклизмом. Где он отыщет свой Мир? И отыщет ли вообще...
   - Мы знаем, в какую сторону тебе надо. Но дорога туда перекрыта., - прозвучало в голове. - Самое лучшее для тебя - повернуть назад. Не мешай нам. Нас осталось очень мало. Надо чтобы выросли дети. Пришельцы мешают. Они отвлекают нас от надзора, позволяя габайне распространяться.
   - Я должен посоветоваться с другом, - заявил Саня, стараясь вообще не думать о Яре и его машине. Ни к чему было хозяевам цилиндрического мира знать, на что способна бампа.
  -- Иди, - последовал равнодушный ответ.
   Обратно Саня несся, прыгая со ствола на ствол. Была опасность сорваться в яму, но он так торопился, что не думал об этом. Главное, он нашел способ сразу попасть в собственный мир и помочь Яру.
   Бампа возвышалась посреди дороги вонючей железной горой. Оглядевшись на всякий случай, не пасется ли поблизости пустобрюх, Саня полез в надежное нутро механического зверя.
  -- Ты зачем так близко к завалу подкатил? - напустился он на Ярослава.
  -- Да мало ли... на всякий случай.
  -- Видишь подвявшие веточки? Вся дорога запорошена.
  -- Ну.
  -- Под ними ямина метров пять.
  -- Ни фига себе!
  -- Слушай. Тут такое дело... я там встретил защитников тропы. Они стерегут дорогу от габайны.
  -- Габайна - зверь такой?
  -- Нет, народ. Я одного видел...
   Саня вкратце пересказал Яру историю с пустобрюхом.
   - Впереди, за завалом поселок стражей, а за ним в туннеле куча-мала. Не знаю сколько там тварей, но никак не меньше сотни.
  -- А защитников?
   - Мало. Но у них свои средства. Не спрашивай какие. Мне они ничего не сказали, да и никому не скажут. Они пока справляются, не пускают тварей на перекресток миров. Но думаю, если габайна еще разрастется, она их сметет. Представляешь, один паршивый ублюдок укатал своими песнями кучу народа. Если эти твари прорвутся в другие миры, они там ничего живого не оставят.
  -- Что ты предлагаешь?
   - Помочь стражам тропы. Ты же один целую стаю блохоногов уложил. Если не всех пустобрюхов перебьем, так хоть проредим. В благодарность стражи укажут, как нам выбираться в свои миры. Мне их старший так и сказал: мы, мол, знаем, куда вам надо, но дорога перекрыта габайной.
   - Ага, мы боекомплект расстреляем, а нам потом фигу. Еще и раскулачат. Прикинь, твоим стражникам БМП бы очень подошла...
   Саня задумался. Как объяснить слепоглухонемому, что мир можно не только потрогать? Он многолик, но увечный этого познать не может. И не поверит. Однако объяснять придется. Иного выхода нет. Поворачивать в Дебри нельзя. Так заплутаешь, вообще никуда не попадешь. А тут, нате вам, развилка, на которой укажут где дом.
  -- Вот представь, - начал кот, мучительно подбирая слова, - ты стоишь на страже.
  -- В карауле, - поправил Яр.
   - Не важно. Твоя задача: не пустить врага. Зазевался или задремал, прорвутся и всех твоих близких, родных вырежут и дом пожгут. При чем, оборонить их можешь только ты. Ни у кого больше нет броневой машины. Значит, стоишь ты и высматриваешь врага, а тут у тебя по ноге муравей ползет. Заблудился и принял тебя за дерево. Ползет, еще и спрашивает, в какую ему сторону. А ты ему: дескать, валил бы ты, мураш, по добру поздорову. Может, ты бы его и пристукнул, да руки заняты - прицел держат. Муравей знать не знает твоей силы, и задачи твои ему не понятны. А ты знаешь, в какую сторону к муравейнику двигать.
   - Стой! Я понял. Мы не понимаем, что заставляет хранителей тропы сидеть тут и костяных чертей гонять. По уму, давно бы все бросили и свалили с семьями в теплые края. И что у них за оружие, знать не знаем... все равно, страшно. Наколют нас тут и чертям скормят.
  -- Эти не наколют, - твердо сказал Саня.
  -- Откуда знаешь?
  -- Оттуда! Я аллари, мы по другому... чувствуем.
  -- Мысли, что ли, читаете?
  -- Нет. То, что под мыслями.
   Теперь надолго задумался Яр. Почесал в затылке, припал к триплексу, осматриваясь. Ерзал, ерзал, поднял на Саню серьезные, ставшие от напряжения совершенно круглыми, глаза, и выдавил:
  -- Толковать с хранителями вместе пойдем?
   Ему было страшно. Но и любопытно. Чем-то этот совершенно чужой аллари человек напомнил Сане товарищей.
  -- Ты тут сиди. Те штуки, которыми ты блохоногов гонял еще остались?
  -- Остались, но мы лучше чертей другой фиговиной накроем. Говоришь, роятся?
  -- Кублом катят.
  -- Выйти на прямую наводку и зафигачить из миномета. Только ошметки полетят.
  
   Хранители тропы стояли на том же месте. Саня влез на камень и уже собрался заговорить, когда главный хранитель вскинул вверх руку. В голове зазвучал голос:
   - Мы все слышали. Но и нас могут слушать. Габайна очень хитра и изобретательна. Не надо лишних слов, даже мыслей лишних не надо. Мы раздвинем для вас завал. Но действовать придется очень быстро. Твари заволновались. Если они рассыплются по тропе, ваше оружие окажется бесполезным. Нам легче справиться с ними, если они разрозненны, но велик соблазн, накрыть всю стаю разом. Возвращайся к своему железному зверю, и жди знака.
  -- Какого?
  -- Ты поймешь. Возьми.
   Главный хранитель положил на землю два шлема сделанных их черепов габайнеров. Саня без страха спустился с камня и, подхватив подарок, запрыгал по в сторону машины.
  
  -- Я это не надену! - категорически отказался Яр.
   От шлемов воняло, хоть нос затыкай. Парень даже люк отказался задраивать. В кабине бампы слоился густой дух падали.
   - Надевай! - приказал кот. - Иначе все дело провалишь. Я так понял, габайна намного сильнее, чем одинокий охотник. Без этих украшений она нас в миг раскусит.
  -- Типун тебе на язык. Меня сейчас вывернет. Не могу.
   - Тогда, поворачивай! - рявкнул кот. - Вернемся в Дебри, будем ящериц гонять, пока горючее не кончится.
   Чуть не всхлипывая, Яро натянул на голову вонючий шлем, икнул, выдал длинное многосложное ругательство и вдруг успокоился.
  -- Странно, будто музыка звенела, нежно так, хорошо... а надел, и нет ничего. У тебя как?
   - У меня то же. Значит, габайна нас засекла. Но сделать они нам уже ничего не сделают... если мы люк задраим, - сварливо закончил кот.
   Бампа отползла на главную дорогу и замерла, тихо рокоча мотором. Саня никак не мог привыкнуть к тому, что она не живая. А когда устал думать на эту тему, вдруг сообразил, что не прав. Она была живой, только жизнь эта сильно отличалась от их с Яром. Даже от жизни хранителей тропы и пустобрюхов. Машина не умела соображать, но как-то по-своему чувствовала.
   Миленька, - мысленно обратился к ней кот, - только не подведи. Я тебя в речке выкупаю, песочком собственноручно до блеска надраю. Покатишь домой нарядная...
   Звук, наподобие биения дальнего гонга родился не в голове, а в груди под сердцем. Рядом, хватаясь за рубашку, вскинулся Яр:
   - Что это?
  -- Знак! - предупредил Саня.
   Он ожидал, что во исполнении обещанного, хранители тропы начнут растаскивать завал. Но на дороге никто не появился. Послушная бампа, тихонько подалась вперед. Саня поймал себя на том, что напрягся, вот-вот сорвется с места или закричит. Руки у Яра едва заметно тряслись.
   До ближайшего поваленного ствола оставалось метров пять, когда дорога вдруг сама собой сделал изгиб в сторону. Яр резко затормозил. Саня крикнул ему двигать дальше. Бампа покатила по узкому рукаву, уводящему вправо.
   По сторонам ползли все те же, сваленные в неприступный бастион деревья. Под колесо попал камень, машину тряхнуло. Саня не отрывался от окошка обзора. Яр что-то крикнул, мотнул головой. Кот глянул в зеркало, которое показывало пройденную уже дорогу. За ними, отсекая от торной дороги, лежали все те же, пересыпанные камнями стволы.
  -- Ловушка? - глухо спросил Яр из-под шлема.
  -- Не думаю. Я уже в такое дело попадал.
  -- И как?
  -- Как видишь. Живой.
   Нос бампы уперся в стену. Шелохнулось нехорошее подозрение, что Яр прав. Их заманили. Но тут прямо над завалом появился один из хранителей. Постоял, глядя сверху вниз, и единым движением оказался внизу. Саня уже собрался лезть и выяснять, что происходит, когда хранитель повернулся к ним спиной, поднял руки и пошел на стену. Он двигался очень медленно. И стена тоже двигалась, с каждым шагом истончаясь.
   Кубло катилось прямо на них. Во се стороны летели камни, брызги, ветки, клочья и комки какой-то дряни. Позади габайна оставляла перепаханную, похожую на широкую канаву полосу. Хранитель тропы остановился. Габайна неслась прямо на него. Хранитель принялся чертить в воздухе какие-то пассы. Они мало помогали. В человека угодил отскочивший камень. Хранитель покачнулся.
   Яр двигался как во сне, будто не воздух был в кабине, а густой кисель. Медленно приподнялся, развернулся, - да быстрее же, ты! - начал раскручивать колесо пушки. Саня хотел ему крикнуть, чтобы шевелился быстрее, уже открыл рот и только тут понял, что и не открыл вовсе. Только захотел. Напрягся, с трудом разлепил губы, еще напрягся и выдавил слабый стон. На него навалилась тяжесть, воздух и впрямь загустел и не давался вдоху. В глазах замелькали светящиеся мушки. Яр остановил вращение колеса и покачнулся.
   Краем глаза Саня зацепил изображение в смотровой щели. Габайна надвинулась на них, почти сравнявшись высотой с завалом. Хранитель стоял, раскинув руки. Было видно, он уже не в силах сдерживать напор рогатой массы.
   Страшно не было. Было невыносимо противно. Выйти на бой со взрослой многоножкой, с блохоногом или со звероящером, означало почти верную смерть. Но ведь выходил. Трусил, а шел. Сейчас захотелось, кинуться под завал, ужом проползти между стволами, найти лазейку и утечь отсюда. Он был ничтожной живой пылинкой, а на него надвигалось монолитный, наглый, всесильный зверь, который сейчас сожрет из всех, втянет в себя, переварит, выкинет зловонной кучей и покатится дальше пожирать ойкумену.
   Саня скинул шлем. Его будто ударили по голове. В затылке отдалась острая, почти невыносимая боль. Глаза на мгновение заволокло пеленой. Он помотал головой.
   Заключенный в клетку, пустобрюх... красные, вытянутые хоботком губки... шея Эдварда Дайрена. Рядом обеспамятевшие Шак и Пелинор. Повисло мгновение смерти, и только торжествующий упырь знал, когда кончится время.
  -- Куда нажимать?! - заорал Саня.
   Яр как завороженный смотрел вперед. Но услышал! Говорить он не мог, кое-как поднял руку и ткнул в короткий рычаг.
   Хранителя уже не было. Его поглотила габайна.
   Залпом оглушило. Подпрыгнула машина. Кота больно приложило головой о потолок. Он рухнул на потерявшего сознание Яра. За стенами машины выло и скреблось. Дрожала земля.
   Они так пролежали довольно долго. Ярослав зашевелился первым, застонал. Саня отполз. Подняться в принципе было возможно. Давление отпустило. Дышалось легко. Но он боялся. Так вот лежал и боялся выглянуть наружу. Вдруг там, как и до выстрела крутится, пиная воздух копытами, габайна?
   Вой и тряска прекратились. Изредка вздрагивало. Мир икал. Если его стошнит, бампу выкинет куда-то совсем уже в неведомые края.
   Яр первым начал подниматься.
  -- Гляди, - позвал он, едва ворочая языком.
   Впереди, на расстоянии тридцати, примерно, метров дорога превратилась в дымящуюся воронку. По краям навалом лежали кости и ошметки шкур. Долина за воронкой была похожа на сужающуюся зеркальную трубу. Земля и деревья оказались сверху, небо - внизу. При чем, небо скатывалось вбок, а земля задиралась на стену сужающегося тоннеля.
   Яр беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот. Саня оторвался от созерцания, вставшего на дыбы мира всего на мгновение, а когда опять посмотрел, все встало на место. Небо было где надо, земля - тоже.
  -- Пошли наружу.
   Кот взял парня за руку и, как ребенка, подтолкнул к люку. Яр послушно начал дергать и поворачивать ручки. И только когда полез в образовавшееся окно, сообразил, скинуть шлем. Открылись серые от грязи щеки, мутноватые, как спросонья глаза, мокрые, торчавшие щеткой волосы и... седые виски.
   Останки пустобрюхов смешались с землей и лесным сором. С краев к середине воронки медленно сползали части тел. По краю, ходили хранители, проверяя, не осталось ли живых. Иногда они останавливались, поднимали руки, и куча тлена, взметалась пыльным столбом. Один из хранителей пошел на встречу товарищам.
  -- Габайны больше нет. Если кто и остался, мы их изловим. Вы спасли ойкумену от гибели.
   Он говорил просто, как о вчерашнем ужине. Откушали, мол, гостюшки, нашего пирога, спасибо вам.
  -- Вас осталось двое? - спросил Саня.
  -- Третий погиб. Он сам так решил. Мы никого не принуждаем. Но каждый исполняет свой долг.
   По краю воронки к ним пробирался подросток. Совсем еще мальчишка. Великоватый шлем все время скособочивался. Мальчик поправлял его и шел дальше.
  -- Это сын погибшего. Он займет место отца.
  -- Ребенок...
   - Других все равно нет. Но теперь племя хранителей тропы будет жить. Пойдемте в наш поселок. Вам надо отдохнуть. Завтра мы покажем вам дорогу.
   Мальчик наклонился и потянул что-то из кучи падали. Старший хранитель кинулся к нему и начал помогать. То, что они извлекли, походило на небольшую деревянную куклу. Саня присмотрелся. Хранители молодой и старый легко несли крохотную мумию.
   За мгновение до залпа, когда прорвавшаяся габайна накрыла хранителя, она успела высосать его досуха.
   Яр поднял с земли кусок черепа с остатками серебристых рогов.
  -- Можно мне взять это с собой?
   - Бери, - равнодушно отозвался хранитель. - Но они в твоем мире очень быстро истлеют и развалятся в пыль. Предметы при переходе из одного мира в другой, теряя свои исконные свойства, портятся.
   Яр кинулся к машине, начал тереть броню, щупать, облепленные землей траки.
   - Саня! Надо мотать отсюда пока не поздно. Иначе не доедем. Колымага развалится. Смотри, ржавчина!
  -- Пешком дотопаем.
  -- Меня же под трибунал... боекомплект расстрелял, машину потерял... - забормотал Ярослав.
  -- Мы не можем задерживаться. Укажи дорогу сейчас, - попросил кот хранителя.
  -- Жаль. Вы воины. Племя хранителей приняло бы вас с радостью.
   Хранитель развернулся в сторону от воронки, развел руки и выкрикнул короткое слово. Искаженное, будто видимое сквозь линзу, дерево еще больше выгнулось, потянув за собой небо и твердь. От цилиндрической долины в сторону протянулась узкая пустотелая трубка.
  -- В конце тоннеля один из вас пройдет сквозь камень, перед другим расступится море.
  -- А кто... куда? - попытался уточнить Саня.
  -- На месте разберетесь. Ваши миры сами выберут своих детей.
   Он развернулся, кивнул мальчику, и они пошли по краю воронки к последнему хранителю, испепеляя по дороге, кажущиеся им подозрительными останки.
  
   - Хранители! - возмущенно ревел Ярослав. - Что им стоило нам такой тоннельчик сразу ответвить? Говорил я, наколют. Купили как лохов!
  -- Заткнись! - коротко отругался кот.
   - Они же сказали, что дорогу загораживает габайна. А сами потом в другую сторону путь проложили.
   - Ну и поехали бы мы по нему, а за нами в наши миры покатился бы комок упырей. В твоем мире смогли бы с ним справиться?
  -- Да запросто! У нас, знаешь, какая техника!
   - Это, когда известно, против кого воевать. Да в любом мире, пока разберутся, кубло половину переварит. У нас только Пелинор знает, что с ними делать. Прорвись они на других участках границы - все - конец.
  -- У вас палками воюют. А у нас ракеты!
  -- И хрен с вашими ракетами! Высади меня. Я пешком пойду.
  -- Ты чего?
  -- Не хочу больше с тобой ехать.
  -- Ну и катись!
   Ярослав вдавил педаль в пол до отказа. Саня полетел лбом в смотровую щель. Хорошо, успел руку подставить, имел бы иначе шишку. Но смолчал. Не хотелось еще больше разругаться. Яр полез отдраивать люк. Массивная круглая крышка откинулась, и в кабину хлынул чистый, морозный воздух.
   У Сани перехватило дыхание. Он с налету сделал несколько глотков, поперхнулся и закашлялся. Когда спазм отпустил, и проморгались слезящиеся глаза, кот увидел, что человек точно так же таращится на него.
  -- Ты куда собрался? - неуверенно начал Ярослав. - На улице не май месяц. Обморозишься.
   Он был совершенно прав. Уже начинало пощипывать пальцы и кончики ушей. Триплекси затянуло белыми разводами. Следовало срочно запираться в теплом брюхе бампы и во все лопатки катить вперед. Но запираться как раз и не хотелось.
   За их спинами, посреди пассажирского отсека валялся шлем, сделанный из черепа пустобрюха. Они привыкли к вони и перестали ее замечать. Он и лежал себе.
   Саня закрыл глаза, носом втянул воздух и расслабился. От шлема к ним тянулись тоненькие едва различимые ниточки-связи. Кончики нитей едва заметно извивались, прикасались к одежде, отдергивались, искали открытого тела, а когда находили, липли к коже. Очень слабенькие, истаивающие под напором свежего воздуха, они были прозрачны; подмигивая, играли переливы зеленого и бурого. Просверк - укол, просверк - укол. Такие же нити тянулись к Ярославу.
   Череп пустобрюха жил своей жизнью. Зло никуда не делось. Оно просочилось и чуть не опутало двоих, замкнутых в тесной кабине. Еще бы немного, - сообразил кот, - и мы бы поубивали друг друга.
   - Выкидывай шлем! - завопил окот что есть мочи, опасаясь, что Яр уже прочно сидит под властью зеленых токов черепа. Но мороз и чистый воздух сделали свое дело. Ярослав подхватил страшный трофей и выбросил наружу.
  -- Где кусок черепа, который ты взял на память? - спросил Саня.
   Яр окинул сиденье. Саня ужаснулся. Кость с налипшими волосами и обломанные рога светились гнилушечной зеленью.
  -- Выкидывай! - потребовал кот.
  -- Да ты что! Чем он тебе помешал?
  -- Выкидывай, если хочешь живым остаться!
   У Сани сами собой полезли когти. Видевший при демонстрации только одну пядь от их настоящей длинный, человек шарахнулся, подхватил сувенир из ящика, и кинул вслед за шлемом.
   Еще и люк задраил.
   Их мгновенно отпустило. Саня обессилено растекся в своем кресле. Яр примостился на краешек своего, поерзал и, не выдержав, спросил:
  -- Это от сувениров нас так колбасило?
  -- От них, - выдохнул кот.
  -- Как ты догадался?
  -- Не догадывался я, просто посмотрел.
  -- Ты же глаза закрыл.
  -- С закрытыми глазами иногда больше видно.
  -- Дальше поедем?
  -- Давай.
  -- Горючки с гулькин нос. Хватило бы до конца...
  -- Стой! - дернулся Санька. - Открой люк.
  -- Зачем?
  -- Посмотреть.
   Шлем валялся в сугробе, на глазах превращаясь в легкий осотов пыли. Дыхание ветерка, и он рассыпался серой кучкой. В такую же превратился кусок черепа. Только рожки продержались чуть дольше, но и они исчезли, взорвавшись серебристыми фонтанчиками.
  -- Все, - успокоил человека кот. - Можно ехать дальше.
  
   Рукав, по которому они катили, кончился в один момент. Сияющий зимний день померк, пыхнул напоследок ослепительной вспышкой и превратился в полную темноту. Яр ударил по тормозам. А Сане показалось, что они падают. Но приземления все не наступало и не наступало. Яр включил фонарик. Лицо сделалось напряженным.
  -- Что будем делать?
  -- Смотреть, - отозвался Саня, и полез к люку.
   Бампа стояла на песке. Траки чуть не на половину ушли в сыпучий бархан. Рядом в двух шагах плескалась черная вода.
  -- Вылазь, - скомандовал кот товарищу. - Ух, и жарища тут.
  -- Африка.
  -- Это что?
  -- Место такое. Там люди черные и такое же черное от перегрева солнце.
   - Солнца не вижу. А вот звезды есть. Гляди.
   На волнующейся поверхности воды скользили неверные огоньки.
  -- Есть звезды, значит должна быть луна, - вслух подумал Яр.
  -- Не обязательно. Может, сегодня безлунная ночь.
  -- А так бывает?
  -- Бывает.
  -- Поверю на слово...
   - Слушай, - обернулся Саня к невидимому Ярославу, - хранитель нам как раз про это место говорил. Одного - море пропустит, другого скала. Кто первый в воду полезет?
  -- Я всяко купаться не стану. Не хватало, чтобы меня в самый последний момент в нейтральных водах какая-нибудь тварь схарчила.
   Саня не стал настаивать, подошел и сунул руку в набегающую волну. Хорошо, что только на пальцы попало. Кожу обожгло. Капли показались тяжелыми, как свинцовые шарики. Кот отпрыгнул.
  -- Кусается? - спросил Яр
  -- Иди ты попробуй.
   Парень сначала полез в брюхо бампы, засветить фары, потом осторожно поднес к воде палец... пока не уперся в дно. Саня видел, как рука окунулась, как схватила пригоршню камешков.
  -- Фигня какая-то, - пробормотал Яр. - Видимость одна...
  -- Значит, тебе туда, - заключил Саня.
  -- А тебе?
  -- Пойду искать скалу.
   Далеко ходить не пришлось. Скала клином врезалась в теплый песчаный пляж, подходя к самой воде, в которой плясали, отсутствующие на небе звезды. И самого неба тут как будто не было, было нечто, нависающее, и даже понуждающее, быстрее убраться. Сане казалось, что оно в вышине подрагивает от нетерпения. Кот попробовал крепость камня. Рука прошла камень насквозь.
  -- Мне сюда, - сообщил он товарищу.
  -- Видимость? - уточнил Ярослав.
  -- Да.Точно как у тебя. Не соврали хранители.
  -- Слушай... а почему они нас про шлем не предупредили?
  -- Может, сами не знали... хотя они много лет воевали с габайной... не пойму.
   - Есть одно нехорошее предположение, - начал Ярослав. - Они знали, что шлем и куски падали не безопасны, и нарочно не стали нас предупреждать. Перерезали бы мы друг дружку и - конец волнениям, никто больше про эту тропу знать не будет.
  -- Даже если и так, Яр, они хранят тропу и, наверное, считают, что все средства для этого хороши.
  -- Погано это.
  -- Кто б спорил.
   - Санька, пошли со мной, - вдруг дрогнувшим голосом попросил Ярослав. - Заберемся в кабину и проскочим хляби. Тебе у нас понравится.
  -- Я не могу. У меня дома остались друзья.
  -- Новые появятся.
  -- Друзья - это то, что на всю жизнь. Я только с ними понял, что не один. Таких больше не будет.
  -- Жаль... а если не на долго?
   Саня чувствовал, что истекают последние минуты. Нечто нависшее над ними, готово было вот-вот сорваться и прекратить пустой спор.
  -- Нам пора. Яр, я когда-нибудь обязательно доберусь до твоего мира. Я тебя найду.
  -- Как?
  -- Унюхаю, - расхохотался Саня.
   Над головой заскрипело. Кот метнулся к скале. Человек прыгнул в люк машины. Бронированная громадина дрогнула, заворчала и поползла в воду.
   В несуществующем небе зародилось и стало нарастать желтое свечение. По нему пробежали радужные всполохи. Последнее, что увидел Саня перед погружением в эфемерную скалу - искристую радугу.
  
   Глава 3
  
   Эд
  
   Дышать было нечем. Да и незачем. Уже. Отбегался несчастливый щенок по имени Эдвард Дайрен. Руки и ноги крепко спутаны. Пальцы онемели. Тупая игла шевелилась в плече. Сломанная ключица натянула кожу - вот-вот порвет.
   Эд старался не двигаться, но его постоянно тормошили. На то, надо полагать, имелся отдельный приказ повелительницы Рахны. Конвойный то и дело склонялся над связанным пленником и трепал его по больному плечу. Эд только морщился. Стонать он себе запретил.
   Его опять тряхнули. Все тело прошила боль, исходящая из плеча, как молния из тучи.
  -- Гляди, - заорал над ухом конвоир, - сейчас Местыря колесовать будут.
   Эд не отреагировал. Его тряхнули сильнее.
   - Госпожа Рахна распорядилась, если ты отворачиваться надумаешь, отрезать тебе веки. Так что - лучше гляди.
   Угроза не напугала, скорее раздосадовала. Его уже так измучили, что дополнительные истязания, вместо боли должны, кажется, были принести скуку. Но если отрежут веки, будешь таращиться до последней смертной минуты, потешая толпу.
   Зевак далеко не отгоняли. Эд видел серые спины. Народ был страшно нищ и оборван.
   На сегодня было запланировано грандиозное зрелище: одно колесование, одно сожжение и одно посажение на кол. Осталось дождаться своей очереди. Все болело, как не болело еще никогда в жизни. Палачи и конвоиры постарались на совесть.
   Но Эдвард Дайрен даже на пороге страшной казни не желал призывать смерть. Может быть, после, когда станет уже вовсе невмоготу, но не сейчас, пока боль можно было вытерпеть.
   Он так задумался, что перестал видеть окружающее. А Местыря между тем выволокли на площадку перед двумя вертикально поставленными колесами. Мужик орал и упирался. Его огрели палкой. Местырь поперхнулся и обмяк. Двое крепких жилистых гвардейцев, подхватив под мышки, водворили человека на эшафот. Привязать его к столбу было делом одной минуты. Гвардейцы торопились. Начни приговоренный упираться, придется ловить, теснить, держать, и все это в узком пространстве между колесами.
   Внутренняя поверхность круглых дисков была часто утыкана длинными четырехгранными шипами. Гвардейцы соскочили с площадки, каждый пошел к своему колесу. По команде Рахны они взялись за вороты наподобие колодезных. Рукоятки завертелись. Вращающиеся в разные стороны, колеса пошли на сближение.
   Что такого сделал Местырь, чтобы его так казнить?
   Возмутился! Ему обещали чин капитана, если вернется с той стороны, а отделались добродушной поркой. Тут-то и прорвалось. Он же нелюдей на красное озеро... он же сам! Обещали!
   Ах, ты еще и требовать! На колесо!!!
   У жирной суки, едва помещавшейся на высоком троне, напрочь отсутствовало чувство благодарности. Да и человеческого в ней было не больше, чем в рогатом существе с дыркой вместо живота, которое у Пелинора чуть не присосалось к Дайрену. Если бы ни Санька...
   Эд заскрипел зубами. Кончики штырей как раз достигли растопыренных локтей Местыря. Человек истошно завопил, и кричал, уже не переставая, постепенно переходя на хрип.
   Эд скрипел зубами не по нем. Страшно смотреть как кто-то, - любой человек, - умирает мучительной смертью. Такого быть не должно. Такого не было на земле аллари. Оно пришло вместе с властью людей, которые не ценили жизни.
   Прежние властители страны столетиями удерживали людей от кровавых забав. За то, когда дети обезьяны вырвались из-под длани мерзких нелюдей, первое, что они начали - уничтожать себе подобных.
   Санька, - думал Эд, обратив глаза в сторону вращающегося ужаса, - как же я тебя не уберег! Теперь - все. С гибелью Александра кончалась не только жизнь арлекинов, исчезала надежда для всех. Эд не попадет в Столицу. Герцог останется у власти. Аллари исчезнут. Останутся нищие серые толпы, которые пожрут в конце концов сами себя. Сейчас на площади приграничного княжества истекали последние моменты жизни страны под названием Аллария.
   Охранник тряхнул - гляди! Местырь молчал. Оно и понятно. Орать там уже было нечему. Истыканные штырями, колеса сблизились, попутно намотав на себя человека. Отдельно правая половина, отдельно левая. Кровь и дерьмо вылились на середину эшафота. В воздухе стоял смрад. Смердели немытые люди, смердела залитая кровью и нечистотами земля лобного места, смердели свежие внутренности предателя, который, все же, не заслужил таких мук. Уж от руки хозяйки, для которой радел - и подавно.
   В тележке, где еще недавно сидел Местырь, рылись люди. Им разрешили забрать его одежду. Двое нищих разодрались из-за рубахи. Третий под шумок стянул картуз. Его догнали и начали бить.
   Рахна хохотала. Выстроившиеся в каре у трона, гвардейцы скучали. Игора, человека, уступившего право уйти Апостолу, среди них не было. Эд его все время высматривал, но так и не нашел. Не исключено, завтра, на дежурной казни, выставят перед народом невысокого, рябого бывшего гвардейца, который пойдет на смерть за благородство. Или за глупость? Или за что? Эд так до конца и не понял, происшедшего в каминном зале. Он то и дело впадал в беспамятство и половину пропустил. К тому же, его ошеломил сам факт существования Перехода.
   Они ушли. Черный, хищно улыбающийся человек в лохматой куртке и Шак Апостол. Эд тогда испытал одновременно зависть и облегчение. Хоть один вырвался. Что там, за черным зевом камина, не знал никто, кроме, наверное, лохматого, но та неизвестность всяко было лучше, власти полоумной убийцы.
   Рахна тряслась в припадке. Потом орала и плевалась. Игор куда-то исчез. Эда били. Не спрашивали, не пытали, просто, били. Цыпа со связанными руками металась вдоль стены. Эд видел ее сквозь, заливавшую лицо, кровь. Остановившись против трона, девушка вдруг крикнула Рахне:
  -- Ты не переживешь нас!
  -- Ведьма! - толстый палец Рахны ткнул в сторону курицы. - На костер! Сейчас же!
   - Ночь на дворе, - невозмутимо прокомментировал, вошедший в каминную залу капитан гвардейцев. - Была охота народ собирать. Или вы, госпожа, желаете провести сожжение исключительно для себя? Если так - мигом организуем.
   - Нет.
   От ленивого капитанского замечания Рахна начала быстро приходить в себя. Уселась на место, поерзала, крикнула палачам, оставить собаку. Цыпу ухватили за руки и распяли по стене.
  -- Завтра после обеда, - скомандовала Рахна. - Сначала девку, потом мужчину.
  -- Что делать с Местырем? - спросил капитан.
   Мужик сидел у стены, изображая чурку.
  -- Ты все доложил? - вкрадчиво, спросила Рахна.
  -- Была еще одна девка, но ее убило. Нюх с Игорем оттащили ее обратно в лес...
  -- Почему сразу не сказал?!
  -- Она была мертвой. Нюх кричал, что ее надо непременно - в лес.
   - Кто еще был с вами? - спросила Рахна у Цыпы. - Говори, иначе твоего дружка разрежут на куски прямо сейчас. Хочешь посмотреть, как он будет медленно умирать?
  -- С нами была дриада, - прошептала Цыпа.
   Рахна взвилась на троне. В Местыря полетело, подвернувшееся под руку полено из камина. Мужик увернулся.
  -- Падаль, ты дал унести дриаду в лес!
  -- Я не виноват, - закричал Местырь. - Они бы меня и слушать не стали.
  -- Где Игор? - крикнула Рахна капитану.
  -- В каземате. Прикажете привести?
  -- Ты его надежно запер?
  -- Да госпожа.
   - Завтра приведешь его на казнь. Пусть посмотрит. После, пусть бегом покажет место, где нашли нелюдей. Вдруг дриада еще там? Давно хотела иметь живое дерево. А что будем делать с этим? - вялый взмах в сторону шпиона.
   - Мне обещали, если вернусь... капитаном... - заблеял Местырь
   - Тебя? Ха-ха-ха. На колесо! Вик, завтра его колесовать первым.
  -- Не-е-ет!!!
   Крик предателя застрял в ушах у, теряющего сознание, Эда.
  
   Эд не хотел смотреть. Он не мог этого видеть. Лучше бы его - первым.
   Цыпу вели двое гвардейцев, придерживая за руки. Она не сопротивлялась, только все время вертела головой. Задержалась на ступеньке, ее толкнули. Цыпа покорно шагнула. До столба с цепями оставалось метра два.
   Драка у тележки Местыря сама собой выдохлась. Рахна сидела вытянув вперед голову. Эду показалось, что она ловит взгляд курицы, но девушка на нее не смотрела. Глаза птицы и Эда Дайрена встретились.
   Девочка, я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Так любят самых близких, эгоистично и пожизненно. Они всегда рядом. Они просто есть. Это так просто - любить тебя. Девочка, я хочу умереть первым, чтобы не видеть твоих мучений. Прости, что не уберег. Прости меня!
   Цыпа вдруг разогнула вечно сутулую спину и легко улыбнулась Дайрену. Эд не плакал. Слезы сами текли из открытых глаз. Толпа пропала. Остались двое родных по крови. По густой, алой крови, которая умеет волноваться от счастья, кипеть от ненависти, плавиться от любви. Вонючая серая масса, приготовившаяся смотреть казнь, отодвинулась, затерялась где-то внизу, стала мелкой и незначительной. Рахна утонула в этой массе.
   Остались только птица и Эд.
   Ее привязали к столбу, перекрестив по груди цепями. Цыпа стояла прикрыв глаза. Она уносила с собой последний взгляд мужчины, которого любила.
   Охранник подался вперед. Эд на некоторое время выпал из-под его опеки. Зрелище, надо полагать, было редким. Не так часть сюда забредали аллари. Толпа качнулась к костру, наблюдая за тем, как из-под хвороста поползли вверх струйки дыма, как затанцевали на сухих ветках первые желтые язычки огня.
   К повозке, в которой сидел Эд, притиснуло старуху. Она сильно хромала, охала и хваталась за людей. Ее толкали. Кто-то саданул бабку под ребра. Ее бросило на край повозки. Из-под надвинутой на глаза повязки из грязных тряпок свисали седые космы. Чтобы не свалиться под колеса, старуха взобралась повыше.
   - Я тебя освобожу, - шепнул знакомый голосок. - Только не дергайся. Иначе тебя сразу схватят.
   Она успела полоснуть остро отточенным ножом только по нижним веревкам. Вернувшийся к своим обязанностям охранник, схватил легкую бабку за шиворот и стряхнул с повозки. Толпа быстро замешала Сольку. Эд начал высматривать ее чалму, но мешал едкий дым. Глаза слезились. Сквозь серые клубы едва пробивалось пламя, вставшее уже стеной. Оттуда притекали волны жара. Кожа на лице стала сухой и натянулась.
   Эд не видел, как горела Цыпа. И не слышал. Она не издала ни звука.
   Наступала его очередь. Как только рассеется дым, Эда выдернут из повозки, поволокут истерзанное тело и насадят на кол. Смерть будет быстрой. Он, скорее всего, ее даже не заметит. Сознание заволакивало. Толпа и, выстроенные полукругом, приспособления для смерти пошли волнами, то отдаляясь, то приближаясь. Цвет начал теряться...
   Мир мерк и вспыхивал, чтобы тут же провалиться в черно-белое мельтешение. Эдду показалось, что из распахнутых ворот замка вытекает человеческая масса. Пришельцы катились лавиной.
   Бред подумал Дайрен и закрыл глаза.
   Его почему-то до сих пор не проводили на эшафот. Правительница растягивает удовольствие, или решила сначала пообедать. Эд бы не удивился, возжелай Рахна откушать человечины.
   Его передернуло. Рядом кто-то громко закричал. Но не от нетерпеливого желания увидеть новую казнь, а от боли. Закричало сразу несколько людей. Послышались глухие удары.
   Истекавшая из ворот замка, черная лавина достигла лобного места и рассыпалась на отдельные составляющие. Это тоже были люди, но одетые в шкуры. Каждый нес в руке копье. У некоторых - два. Они бросали копья наугад, не метясь. Случайная смерть летела в толпу, обязательно находя цель. Черные лохматые воины молчали. Кричали исключительно, пришедшие посмотреть казнь.
   Бред. Это всего лишь бред. Но помрачение не наступало, и Эдвард покорно стал смотреть дальше. Возница его тележки принялся разворачивать лошадь, давя своих и чужих. Но слепая палаческая кляча еле двигалась. В бортик телеги воткнулось копье. Рядом замелькали чалма, и седые космы. Солька попыталась забраться в тележку. Возница огрел ее плетью. Эд дернулся, от чего по настоящему потерял сознание. Когда очнулся, все шло кругом. Тележка таки развернулась и теперь пробивалась сквозь орущую толпу. Но тут возница без видимой причины пополз с облучка вниз. Его кто-то стянул и занял место, подхватив вожжи. На новом возничем косо сидела серая палаческая накидка, из-под которой торчал край вишневой бархатной куртки. На спину падали длинные светлые волосы. Он не повернул лица. И не надо было. Эд догадался, что подсознание милостиво окунулось в вихрь нового бреда.
   Почему именно сейчас? Только стало хорошо и спокойно. Только примирился со смертью, обрадовавшись видению, которым стал погибший во время взрыва Санька...
   Брошенное, невидимым черным воином, копье прошило куртку и вошло в Эду бок.
   Боль была явственной. И Санька, который обернулся, наконец, тоже был во плоти. Попутно он выловил из толпы Сольку, подхватил и кинул себе за спину. Дриада, рыдая, схватилась за древко и потянула.
   - Не трогай, - донеслось с облучка. Древко было коротким и не мешало телеге катить сквозь убиваемую и убивающую толпу.
   Им надо было вырваться с площади казней. На беду Рахна предусмотрела, окружить место собственных увеселений оградой. Ворот было трое. У двух кипел бой. Третьи стояли запертыми. Санька натянул вожжи, соображая, куда податься.
   Последнее, что увидел умирающий Эд, как копье проткнуло живот госпоже Рахне. Трон опрокинулся в гущу драки.
  
   Игорь
  
   Он уже ни на что не надеялся. Вокруг стонало, ревело и умирало. Игорь шарахался, стараясь не попасть под бой. Узкий проем в, окружающей площадь, стене приближался очень медленно. Или вовсе не приближался, а сбоило зрение. Прямо перед ним вынырнул из кучи тел окровавленный дикарь, распялил рот в жутком оскале и попер с копье наперевес.
   Куда ж ты лезешь? На! Получил? Нет? Получи еще...
   На смену павшему против, вертевшегося волчком бывшего гвардейца вышли сразу двое. У обоих длинные ножи. Дикари не мудрствовали - оба, разом, двинулись в атаку. Это и спасло. Игорь вывернулся из под удара правого, одновременно опрокинув левого. Но при этом потерял время и темп. К тому же, его заметили.
   Шел себе шел, никого не трогал, уворачивался, как мог, а тут оказался весь на виду. Разрозненными дикари были только с виду. Стоило, образоваться эффективному очагу сопротивления, как в его сторону двинулось полтора десятка нюхов.
   Игорь их так обозвал сразу, как увидел. Все на одно лицо. Одинаковые шкуры, одинаковые копья. Откуда они появились - понятно.
   Мадам, получается, гоняла косноязычного дикаря с поручениями через Границу. Все знали, что он по нескольку дней отсутствует. Считали - Рахну трахает. Гарнизон гаденько хихикал. А возвращение Нюха в люди приветствовал ехидными подколками, на которые тот улыбался от уха до уха.
   Дохихикались. Нюх оказался обыкновенным шпионом, прекрасно исполнившим соло на человеческой глупости. Дождавшись удобного момента, он провел через Границу армию, которая без сомнения, положит тут всех, укрепится на завоеванных позициях, а дальше - герцогство.
   Игорь плашмя пал на землю. Копье метило в живот, едва увернулся. Рядом шла драка, больше похожая на кучу-малу. За неимением других возможностей, приходилось использовать и эту. Игорь ринулся в беспорядочно клубящуюся толпу, прополз в одном месте на четвереньках и метнулся под помост. Тут было темно, но глаза скоро различили в дальнем углу скрючившегося человека. Игорь полз вжимаясь в землю. Виктор сидел, припав глазом к дырке в стене. Появлению Игоря он не удивился, и не обрадовался. Поглазел еще немного в дыру и скомандовал:
  -- Давай за мной короткими перебежками.
  -- Куда? - спросил Игорь.
   - На кудыкину гору. Не видишь, народ так и прет. Значит портал открыт. Самое время смотаться отсюда под шумок. Домой пора, парень.
   Вик отвалился от стены. Игорь прильнул к дырке. По всей площади шел бой. Вокруг трона Рахны сгрудились гвардейцы. Толстуха орала, широко разевая рот. Вряд ли ее кто-то слышал. Но оборона пока держалась. Ближе к эшафоту застряла повозка с приговоренным собакой. Гвардеец, отряженный сторожить пленника, пытался ее развернуть.
  -- Хватит пялиться! - рявкнул Вик. - Зимовать тут будешь?
   Они поползли по длинному деревянному коробу эшафота. Сильно воняло горелым. Но дыма тут не было, весь снесло ветром. Вик хорошо ориентировался, и вскоре они выбрались в тихий дальний уголок пыточно-казнительного комплекса. За заборчиком, отделяющим площадь от рва, на самом краю обрыва лежали двое убитых дикарей. Вик сдернул с одного шкуру и влез в нее, не смущаясь вонью и вероятными вшами. На Игоря он не глядел, полагая, что тот и сам сообразит, как быть.
   Шкура оказалась легкой и жаркой. Игорь не успел перепоясаться, пришлось спешно догонять товарища. Тот уже по уступчику пробирался под мост. Хитер бес! Уцепился ногами и руками и пополз под мостом по веревке. Игорь - следом. Перебраться на ту сторону было делом одной минуты.
   Они не останавливаясь проскочили, заполненные трупами комнаты. На пороге каминного зала Вик остановился и осторожно заглянул в помещение.
  -- Бля...
  -- Что там?
   - Стоят у портала. Но новых нет. Печка пока светится. Сколько она работала, когда дикарь с конем уходили?
  -- Полчаса, - подсчитал Игорь.
   - У нас есть минут десять. Держи. В руку Игоря лег круглый ребристый булыжник. Он поднес его к глазам и охнул. Вик сунул ему гранату.
  -- Откуда?
   - Оттуда! Сберег. Бля... оружия - только тесаки. Там их четверо. Ты берешь левых, я правых. Выскакиваем одновременно. Запомни, нам надо только прорваться к порталу. Как только проскочишь, кидай гранату.
  -- Зачем?
   - Хочешь, чтобы эта кодла нас догонять кинулась? Пусть с тутошними машутся. Рахна обрадуется... сука.
   Вик снес двоих, стоявших по правую сторону портала. Другая двойка кинулась выручать товарищей. Налетел, слегка зазевавшийся Игорь, успокоил одного и погнался за последним, когда Вик, не дожидаясь, рыбкой нырнул в начавший темнеть портал. Игорь обернулся. Вика в жерле портала не было, зато оттуда, толкаясь, лезли дикари.
   Что ему оставалось делать? Правильно. Граната стала скользкой. Оставаться один на один с толпой черных нюхов категорически не хотелось. Игорь, как учили в далекой, как созвездие Лебедя, армии, дернул за кольцо, сосчитал до трех и метнул РГД в жерло камина.
   Вспышка. Скальная плита, служившая стеной каминной залы, потекла вниз, погребая под собой и захватчиков и портал. Но Игорь увидел это мельком, он несся к выходу, почуяв, как от основания до крыши содрогнулся и начал оседать дворец. Вся центральная часть здания завернулась вовнутрь. Оставив торчать нелепой декорацией только фасад. Мост просел, но одинокого беглеца выдержал, рухнув, когда Игорь уже был на том берегу.
  
   Полторы сотни черных нюхов сцепились с тремя примерно сотнями горожан и крестьян. Соотношение не в пользу нападающих, но подготовка у тех и других была на столько разной, что Игорь ни минуты не сомневался, пройдет еще немного время и черные вырежут людей. Судя по всему побежденных не будет. Нюхи убивали без разбора, не щадя ни женщин, ни детей.
   Игорь проскользнул в лабиринт эшафотов, виселиц и затесанных кольев. Среди них можно было незамеченным добраться до крайних ворот, которые открывались на опушку леса. Дикари, разумеется, в чаще чувствуют себя лучше нежели цивилизованный бывший начальник дворцовой стражи, но пока они заняты, можно далеко уйти. А там, как Пращуры рассудят.
   Игорь на пузе полз между двумя деревянными подиумами, когда в голову пришла мысль о Пращурах. Он никогда раньше не обращался так к Высшим силам. Чисто нелюдское поклонение пришло на ум случайно. Но застряло. Полз и как дурак твердил: чур меня, чур меня, чур меня.
   Ой, мама! Ой, Чуры и Пращуры всех нелюдей, спасите эту землю от еще большего зла!
   Рядом над ним двое дикарей взяли на копья девочку подростка. По-деловому насадили, мельком убедились, что мертва, и побежали добивать растерявшихся селян.
   У места сожжения птицы, неловкий возница из гарнизонных все еще пытался развернуть лошадь. Копья, во множестве летавшие окрест его пока миновали. Но вот он сполз с облучка, - зацепило, должно быть, - и канул в гущу боя.
   Это была мысль! Игорь на четвереньках пробежал несколько шагов и забился под телегу. Он рассчитывал завладеть повозкой и на ней добраться до ворот. Сунулся было на верх, но оказалось, место уже занято. На облучке сидел незнакомый парень. Не гарнизонный, не местный, не дикарь. Откуда он взялся...
   Парень подхватил с земли легкую седую старуху и кинул в кошеву. С головы бабки свалился крендель из тряпок. Из-под него хлынули золотистые волосы. На нарушение маскарада уже никто не обращал внимания. Народ штурмовал дальние и средние ворота. Неудобные задние всегда стояли закрытыми. Но Игорь знал, что запоры на них - чистая видимость. Он повис на руке парня, оседлавшего облучок.
   - Давай за мной. Я знаю, как отсюда выбраться! - что есть мочи проорал Игорь.
   Рука оказалась железной. Парень легко стряхнул докучливую помеху. Однако наряженная старухой девушка закричала, чтобы он слушался. Возница повернул клячу и погнал следом за Игорем.
   На них обратили внимание. Но стоило, тройке дикарей повернуть следом за удирающей повозкой, девушка рванула клок волос и кинула на землю. Посреди поля казней взвилась рощица. Один из нюхов оказался зажатым между тоненьких осинок. Остальные бросили преследование и заголосили. Под нарастающий вой дикарей, Игорь рванул подвернувшейся железкой скобу ворот. Заклепки легко вышли из пазов, створка распахнулась. Но через пару шагов лошадь крикнула, сделал рывок в сторону и начала заваливаться. Из горла слепой клячи торчал короткий метательный дрот.
   Парень подхватил из повозки покалеченного нелюдя, крикнув Игорю, чтобы взял девушку. Она оказалась легонькой как снопик сена. Игорь взвалил ее на плечо и кинулся к лесу. Пока бежал, все время ожидал спиной удара. Но шум и скрежет убоища отдалялся, а смерть так и не нашла блудного циркача, кем только на этой земле уже не побывавшего.
   Они долго ломились сквозь чащу. Подступающий почти к самому замку лес, в этом месте не вырубили по приказу мадам. Опасалась, не иначе, кровавая сука за собственную жизнь, по тому и оставила лазейку на случай бегства. Этой догадкой поделился с Игорем Вик, а заодно показал, как открываются ворота.
   Прорвался капитан сквозь заслон дикарей или нет? Мысль скользнула и канула. Судьба бывшего соратника по гарнизонной службе не волновала Игоря. Он достаточно успел присмотреться к земляку. Случись им бежать вместе, тот подставил бы товарища под бой без тени сомнения. Скормил бы дикарям, или кто там еще случится по дороге.
   Накипала злость. Девушка на плече постанывала и почти ничего не весила, но стала уже раздражать. Игорь не подряжался спасать всяких бродяжек. Но бросить живого человека в лесу, когда по пятам идут дикари, не мог. Бежал, матерился, глотал горькую слюну, задыхался, а нес.
   Если бы Игорь был в силах оглянуться, он бы увидел, как за беглецами встает непролазный, заплетенный колючей лианой лес.
  
   Глава 4
  
   Эд несся в стае волков. Сначала держался последним, стараясь не отстать, потом легким наметом прошел в середину и уже скоро стал во главе. В затылок дышали братья. Он весело оборачивался, ловил желтые искры взглядов, чуял густой звериный дух и бежал дальше.
   Его шерсть была чуть длиннее и светлее, нежели у собратьев, но это не мешало чувствовать себя главарем. В его роду через поколение женились на волчицах. Волчицами были его мать и прабабка. Равное количество собачей и волчьей крови обеспечивали власть над обоими видами.
   Для составления желаемого марьяжа, в вольные кланы отправляли шпионов, которые высматривали подходящую кандидатуру. Они же и обеспечивали появление девушки в замке.
   Не всегда, точнее никогда, водворение невесты в замке не проходило гладко - привезли, оженили, мило потупилась и согласилась на все. Мать Эда устроила бунт и выдержала длительную осаду, запершись в своих покоях. Отец со смехом рассказывал наследникам, как приручал прекрасную дикарку, попутно в нее влюбляясь. Прабабка чуть не зарезала прадеда в первую брачную ночь. Предок сумел выстоять в диком противостоянии. Но утром простыня была окрашена его, а не ее кровью. Из более ранних легенд сохранилась...
   Эд открыл глаза. Синева ударила, вышибая слезы. Начали возвращаться звуки. Рядом шуршали тихие голоса.
   Он же умер. Он точно помнил, как копье вошло в бок, и жизнь потекла сквозь прореху. Пришедшая в больной мозг стая собратьев, должна была увести его в седые поля, в чащи Пращуров. Но, судя по тому, что вместе со слухом и зрением возвращалась боль, он был пока жив.
   И сразу накрыло: Цыпа! - стон, похожий на вой; дикий спазм, скручивающий внутренности; ярость, которая будит зверя внутри... бессилие, способное толкнуть в пропасть, дном которой уже точно будет смерть. Сознание опять потекло толчками волчьего бега. Прошло много времени, пока Эдвард Дайрен очнулся.
   События не желали выстраиваться в логическую цепочку. Все что всплывало в памяти, было связано с болью. Его калечили и ломали. И, кажется, доломали-таки. То, что лежало сейчас на траве, было островком, кусочком прежнего Эда. Основная часть его сейчас убегала со стаей в призрачные поля.
   Эд не шевелился. Неизвестно, кто шушукается рядом. Покажи, что жив, прибегут и начнут опять мучить. Сколько боли он хватил в последние дни! Довольно! Полежит так тихонько и умрет...
   Он стал прислушиваться к разговору, невидимых собеседников. Человеческий голос рассказывал о портале, сквозь который просочились дикари.
   - Думаю, она и раньше посылала Нюха на ту сторону Границы. Порученец по особым делам... бля! Добегался - сдал госпожу со всеми потрохами. Жаль, портала больше нет. Прямая была дорожка домой.
   - Это только кажется, - отозвался голос, от которого у Эда пробежали по коже мурашки. Или он все же умер и сейчас находится в компании покойников? Саньке неоткуда взяться среди живых. Эд видел, как его накрыло взрывом. Кот на свою беду оказался в самом центре ловушки.
  -- Ты там был? - спросил человек. - В заграничье?
   - Да. Сначала попал в Дебри - блохоноги чуть не сожрали - потом вообще в трубу. Идти можно только вперед или назад. Там еще один оказался на железной машине. Мы с ним вместе пробивались.
  -- На кокой машине? - заволновался человек.
  -- БМП. Поменьше ырха. Броня на гусеницах. И воняет, хоть нос затыкай.
  -- Где человек, который на ней ехал?
   - Нам там добрые люди дорожку показали. В конце, говорят, каждый попадет к себе домой. И точно: его вода приняла, а передо мной камень расступился. Когда проходишь рубеж, сразу становится ясно, что ты уже в другом... месте. Иное все. Я как сквозь скалу прошел, мигом сообразил, что уже тут. Ломился напролом, какие там посты! - так обрадовался.
  -- Повезло тебе. Рахна всех людей на казнь велела согнать...
  -- Да, повезло, так повезло, - невесело перебил Саня. - Я ведь чуть-чуть не успел... когда Цыпу...
  -- И что бы ты сделал?
  -- Не знаю. Сделал бы что-нибудь...
   - Успокойся, Санечка, - прошелестел откуда-то сбоку голос Сольки, - никто не смог бы помочь. Но она не мучилась. Я точно знаю. Я бы почувствовала.
  -- Ты не забыла, что мы в приграничье? Отшибает тут чутье.
  -- Не забыла, - всхлипнула девушка.
   Они были рядом. И они были живые. Санька в своей бархатной куртке, которая стала похожа на фуфайку углекопа; Игор, подбрасывающий в костер ветки; Солька, устроившаяся недалеко от Эдда. Она первой заметила, что Дайрен очнулся.
  -- Эдди!
  -- Живой? - подпрыгнул Санька.
  -- Живой, шевелится, - констатировал Игор.
   Эда окружили. Солька притащила половинку ореховой скорлупы, до краев полную горячим отваром. Эд проглотил его, превозмогая кашель. Внутри что-то было не так. Там разверзлась рана. В животе поселился еж. Или даже дракон, который грыз стенки своего узилища и поливал их огнем. Дыхания не хватало. Казалось бы, вот он воздух, дыши сколько влезет. Не влезало.
   Питье принесло небольшое облегчение. Санька подложил под голову Эда свернутую куртку, устроился рядом и начал рассказывать о своих приключениях. Оказалось, ушлый котяра, походя сумел избавить ойкумену от рогатой напасти. Эд только хмыкнул. В животе разгорался пожар.
   Солька сидела нахохлившись. Она сильно хромала и старалась поменьше ходить. Санька заставил ее размотать ногу. Стопа девушки превратилась в подобие деревянного утюга, из которого во все стороны торчали побеги бамбука. Дриадка надломила один росток. Из раны потекла кровь.
   - Что делать, Солечка? - спросил кот. - Скажи, какой тебе травки принести, я за любой сбегаю, хоть к океану.
   Солька отрицательно помотала головой. От ее роскошной гривы ничего не осталось. В стороны торчали, похожие на паклю, обрывки волос. Лицо осунулось. Она тупо смотрела в одну точку.
  -- Солечка, - Санька протянул ей горсть ягод, - поешь.
   - Спасибо, - пробормотала девушка, осторожно взяла губами ягодку, вдруг сморщилась и заплакала.
   Они ее не утешали. И у них внутри все болело той болью, которая порой хуже телесной. У Эда грызло тело и душу. Он как-то ясно и спокойно вдруг представил себе, что скоро умрет. Уйдет. Не зря за ним приходила призрачная стая. Они будут его сопровождать, они приведут его...
  -- Я ухожу, - вдруг громко сказала Солька.
  -- Куда ты на ночь глядя? Дождемся утра, я тебя на руках понесу, - взмолился кот.
   - Я больше не могу. Очень болит. Если сейчас ничего не сделать, завтра корешки прорастут выше. Я скоро превращусь в бамбуковую рощу.
  -- Что же делать?! - взмолился кот.
  -- Я знаю, кто мне поможет. Жаль, вас с собой взять не могу. Простите меня...
  -- Ты идешь к Зеленому? - тихо спросил собака.
  -- Да.
  -- Иди, - выдохнул Эд и закашлялся.
  -- Простите меня.
  -- Нам не за что тебя прощать. Живи, девочка. Ты была нашей радостью.
  -- Саня, прости меня... Цыпа была моей единственной подругой. Никто никогда в жизни... Саня!
   Кот подошел к Сольке, легко поднял ее и начал баюкать. Девушка рыдала, уткнувшись ему в грудь. Отплакала, пока не остались судорожные всхлипы, и попросила:
  -- Поднеси меня к Эду.
   Щеку обдало горячим дыханием. Эд всегда заново удивлялся, исходившему от Сольки запаху цветочной поляны.
  -- Эдди, я тебя люблю. Я вас всех люблю. Не забывай меня.
  -- Никогда. Я тебя не забуду до самой смерти. Ты, мой цветочек.
  -- Прощай, Эдди.
  -- Прощай, девочка.
   Солькины губы перехватили дыхание. Стало больно в груди и горько. Дриада поднялась и, волоча отяжелевшую ступню, качнулась к Саньке.
  -- Котик, отнеси меня к ручью.
   Санька подхватил ее, на пути оказался Игор.
  -- Спасибо тебе, - шепнула ему Солька. Тот молча, проводил кота и дриаду взглядом.
   - Игор, - позвал Эд, - подойди. Слушай. Мне осталось всего - ничего. Я тебя попрошу, оставь нас с котом ненадолго. Мне надо с ним поговорить. То, что я ему скажу, тебе знать опасно.
   В животе стало вдруг тихо. Боль сконцентрироовалась в пульсирующую огненную точку. А еще, на грани слышимого мира Эд уловил движение и даже вой. К ним приближались волки. Не те, которые уводят детей рода в пределы пращуров - обыкновенные. Их вел старый матерый зверь. Эдвард не звал их. Сами торопились.
   Как только на полянку вернулся Санька, Игор, ушел в лес. Эд слышал, как он шуршит кустами. Хотел крикнуть, чтобы далеко не забирался, но сил не хватило. Силы приходилось экономить, для главного.
  -- Куда ушел рябой? - спросил кот.
  -- Я его отослал.
  -- Хочешь поговорить без посторонних ушей?
   - Да, Александр. Когда разговор кончится, ты тоже уйдешь. Сюда идет стая. Я останусь с братьями.
  -- Я донесу тебя до какого-нибудь жилья. Эд, мы выберемся!
   - Нет. Я останусь. Не спорь. У меня нет сил, и жаль терять время на пререкания. Его осталось совсем немного. Слушай. Я Эдвард Дайрен - младший сын покойного герцога.
  -- Они же все погибли, - от неожиданности встрял Санька.
  -- Слушай и не перебивай. Мне может не хватить сил.
   Я заканчивал университет. Отец, сильно сдав за последние годы, готовился передать власть старшему брату. Крен стал во главе Клира и распространил свое влияние на человеческую популяцию. Но ему было этого мало. Он рвался к верховной власти. У нас с ним вышел конфликт. Когда герцог со своими сановниками посетил университет, я хотел поговорить, открыть глаза. Меня схватили люди Крена и кинули в подвал. Встретиться с отцом нам так и не дали. Но я все же кое-чего добился. После посещения университета и скандала со мной, герцог начал отдалять от себя председателя Клира. Наглость выскочки, наконец, заставила его задуматься.
   Но Крен пустил свои корни уже очень глубоко. Сотни, порабощенных им людей, слепо исполняли его волю. По стране прокатилась волна насилия над колдунами. Отец возмутился. Крен продолжал пугать его страшными последствиями мягкосердечия.
   Теперь самое главное. Когда Аллария распалась на три области, центральной стал править мой род. Львы, древние властители этой земли, отказались от трона. Род Льва удалился на остров в океане. Но мои предки продолжали встречаться с ними. Львы были носителями древней мудрости. Отец однажды уже просил у них совета. Случившаяся в стране катастрофа, заставила отца направить Львам просьбу о встрече. Глава рода согласился. Он тоже был обеспокоен. За герцогом на материк послали корабль. Отец не опасался за свою жизнь. Наследника престола он взял с собой.
   Уже взойдя на корабль, отец узнал, что у львов случилось несчастье - утонула жена главы рода. Но несчастный случай был официальной версией. На самом деле, Раду похитили.
   Все это отцу рассказал сам Александр Лев. Он прибыл на корабле, в надежде, что отец, пользуясь своей властью, немедленно начнет поиски.
   Разумеется, герцог перед отплытием отдал такой приказ. Корабль отвалил от берега, но не прошел и половины пути до острова, когда начался шторм. Как позже объявил Крен, в корабль попала молния.
   Но я сам лично разговаривал с единственным спасшимся в той катастрофе матросом. Он клялся, что молния была не обычная. Она прилетела не с неба, а с другого корабля, который вынырнул из темноты, плюнул огнем и скрылся. Этому моряку повезло дважды. Он вплавь добрался до львиного острова, выбрался в дальней бухте на берег и стал свидетелем того, как люди Крена убивают остатки львиной семьи. Их всех вырезали, а заодно и жителей. Моряк спрятался. Его не заметили. Убийцы покинули остров, только убедившись, что живых не осталось. Моряк потом отыскал лодку и в одиночку ушел на запад. Он знал моего отца, и когда через много лет увидел меня, подошел сам.
   Эд замолчал, переводя дух. Над поляной стояла глухая ночь. Шевелился в кустах Игор. Волки были уже близко.
   - Дай воды, - попросил Эд, хлебнул и заговорил дальше. - Известие о смерти отца и брата застало меня в университете. Первым моим порывом было, скакать домой. Там осталась мать. Но меня перехватил Арп. Пользуясь голубиной почтой Пелиноров, я отправил домой письмо. Ответа не получил. Тогда Ванька связался с Владом и попросил помощи. От него мы и узнали, что в замке поселился Крен, объявивший, что последней волей отца, была передача власти ему. Мать не протестовала. В обмен на покорность ей пообещали, сохранить мне жизнь.
   Университет взяли в кольцо. Днем и ночью перед воротами дежурили егеря и черные колдуноборцы. Крен вскоре надел герцогскую корону. Меня неоднократно пытались выманить за стены университета. Но, когда от Влада Пелинора пришло известие о болезни матери, я сам решился на побег. Так получилось, что в это время в окрестностях университета объявился брат Арпа. С его помощью мы рассчитывали быстро покинуть пределы охраняемой зоны. Никто из нас не подозревал, что Крен узнал о наших приготовлениях. Мать к тому времени уже умерла. Пелинору специально намекнули на ее болезнь, зная, что он сообщит мне. Герцог подстроил хитрую ловушку. Ему непременно надо было, чтобы попались и я и вольный конь, который служил в университете экзекутором. Трон был неустойчив, пока оставался законный наследник. А вольный конь Арп знал о Крене нечто такое, что могло погубить его карьеру в самом начале.
  -- Что? - спросил Санька.
   - То, что мы с тобой тоже уже знаем. Крен, герцог Арий - бестер - сын человека и двуполого аксолотля. Арпу рассказал об этом старик, живущий высоко в северных гольцах. Конь говорил, что тот промышлял колдовством. К нему иногда приходили люди... не важно. Старик еще что-то знал о герцоге, но Арпу говорить не стал...
   Волки подобрались совсем близко. Пара серых пошла в обход поляны. Они могли вот-вот нарваться на Игоря.
  -- Позови человека, - велел Эд, - иначе его загрызут. За мной пришли родичи.
   Кричать не пришлось, встревоженный Игорь выскочил из кустов сам.
  -- Иди к нам, - позвал Эд. - Тут тебя не тронут.
  -- Волки! - Не слушая его, крикнул человек.
  -- Это мои братья, - тихо отозвался Эд.
   Игорь встал плечом к плечу с Санькой. Из темноты вышел матерый волчище, обогнул стоявших, подошел к Эду, обнюхал и лег справа, слева опустилась на траву светлоподпалая волчица. Они застыли, похожие в полутьме на двух сфинксов. Стая кружила по поляне, далеко обходя чадящий костер. Игорь дико озирался. Саня смотрел только на Эда.
   - Мы с Арпом решили выбраться из Сарагона, спустившись со стены по веревке. Уже все было готово, когда за нами увязался мальчишка из рода собаки, тоже студент. Не родственник. Я даже не знал их семью. Разве - отец. Парень сильно просился, и мы решили взять его с собой. Сначала все шло по плану. Только щенок подвернул ногу. Потом...
   Как оказалось, Крен приготовил для нас особый сюрприз. Его люди привезли, похищенную несколько лет назад жену Арпа, и начали истязать. Мы кинулись в ту сторону. По дороге, Арп крикнул мне, чтобы я уходил. Я побежал искать повозки Шака и нарвался в темноте на егерей. Лес был ими просто нашпигован. Оружия никакого. Пришлось драться голыми руками.
   Когда в лесу вспыхнул пожар, я почувствовал, что ни Арпа, ни Кары нет в живых.
   Мне повезло. Прямо на меня вышел Шак. Не он бы, праздновать бы Крену двойную победу. Вдвоем мы смогли отбиться, но меня ранили. Конь взвалил меня на закорки и побежал к своим кибиткам. Не тут-то было. Дорога оказалась отрезана. Нас окружали. Шак метался по лесу со мной на плечах. Нам удалось выйти из окружения, главным образом по тому, что Крен нашел обгорелый труп несчастного щенка, решил, что это я и снял осаду. Егерям был дан отбой.
   Мы потом долго отлеживались в какой-то норе. Шак уходил только однажды, а, вернувшись, сказал, что его товарищи арлекины живы и вне опасности.
   Но главное не это...
  -- Что? - спросил Саня.
   - Главное - ты. Похищенная львица Рада была беременна. Я не знаю, как ей удалось спастись. Судя по тому, что корзина с тобой приплыла из Дебрей, Рада прошла Границу... Я не о том...
   Эду стало, заметно, тяжело говорить. Во рту пересохло. Санька наклонился, поднес к губам друга половинку ореховой скорлупы с остатками воды. Серый охранник заворчал. Эд сделал несколько глотков и прошептал, уже едва слышно:
   - Я шел в столицу, убить герцога. То, что ты к нам прибился, показалось мне знамением. Пращуры послали живой талисман. Львы... вы приносите удачу. Пелинор тоже это понял... по тому и обхаживал. Вы способны менять ход событий. Санька... Александр Лев... ты - последний. Теперь только ты сможешь остановить Ария. Иди в северные гольцы, найди там... старика... он знает что-то важное...
   Лежавший одесную Эда, волк заворчал, вскинулась волчица. Саня отступил. Лицо собаки светилось в темноте белым пятном. Речь прервалась. Эдвард Дайрен младший сын герцога и законный наследник престола потерял сознание. Наверное, стоило дождаться, когда он придет в себя, - если придет, - и расспросить подробнее, но Саня пошел с поляны. Последние минуты Эда должны пройти в мире. Он и так отдал все силы, чтобы просветить глупого кота.
   Котейка... плутал по земле, работал, сражался, любил... знал себя парнем без затей. Только книжки мешали, - мреяло в голове. Еще - подначки злоехидного собаки и понукания коня по имени Шак, которого люди прозвали Апостолом. Еще - долгие взгляды некрасивой птицы - другой такой нет и не будет. Еще ласковое тело дриады, любившей всех...
   Никого не осталось. Только чужой человек поспешает, боясь отстать в ночном лесу от кота. Как эхо. От всех осталось одно блеклое эхо. Александр Лев... Санька! Пусть бы все так и оставалось. Он бы таскал короба, ругался с собакой, отводил глаза по вечерам от Цыпы и валялся в сене с Фасолькой. Почему он все время теряет самое дорогое? Был дом в Камишере...
   Мамка, а для чего звезды? Чтобы люди находили дорогу. А для чего дороги? Чтобы люди не потеряли друг друга...
   Была лунная дорожка, на которой он поймал холодную верткую Лильку и впервые понял, что такое женщина.
   Ничего не осталось. Темный чужой лес под ногами, чужой человек за спиной, да сиплый вой умирающего собаки: ты последний! Только ты сможешь остановить...
   Санька запнулся о пенек, чуть не упал, перепрыгнул, вернулся и сел, обхватив голову руками. Человек нерешительно топтался поодаль.
   Пусть там стоит. Ни к чему ему видеть, как плачет Александр Лев - последний.
  
   Утро застало их на опушке. Большой приграничный лес, тянувшийся до северных гольцов, тут как раз и обрывался. Вверх мягко поднималось поле, утыканное камнями. Дольмены торчали в траве наподобие гигантских грибов. Трава на опушке стояла в рост. Выше зеленый покров мельчал, появлялись проплешины, переходившие в причудливые каменные контрфорсы. Солнце подсвечивало, мутный утренний воздух. Над полем носилась стайка сереньких птичек.
   Где-то в предгорьях проходил рубеж восточного Приграничья. Санька прикидывал, куда податься. Выходило - только на юг. Корячиться по скалам, не зная дороги, - вообще никуда не попадешь. Второй вопрос, что делать с Игорем? Он спасать герцогство не подряжался. Санька, вроде, тоже, да вот пришлось.
   Грива елозила по спине. Куртка осталась под головой Эда. Свежий ветерок с гор пробирал до мелкой дрожи. Есть пока не хотелось, но на долго ли? Пробегутся по холодку, и хоть травку жуй. Другого тут не подавали. Хорошо хоть, воды волю. Поляну прочертили, спускающиеся с гольцов ручьи.
  -- Герцогство отсюда на юг? - уточнил Саня у попутчика.
   - Вроде. Карту помню, у Ария видел. Там Приграничье заштриховано было черным, гольцы - белым, герцогство - зеленым, Аллор - красным. Мы как раз выбрались на рубеж, если идти на юг, попадем либо в вольные кланы, либо в герцогство. Как повезет. Но я так понял, тебе-то как раз - в горы надо?
  -- Ага, - задумчиво протянул Санька. - А тебе?
   Пора было определяться. Увяжется человек за котом, тьфу... а... в общем, за котом, Санька его гнать не станет. Игор остался последним звенышком, связующим с прошлым. Он когда-то колесил вместе с Шаком, помнил Апостола молодым и целеустремленным. Он и во дворце успел пожить, лично, так сказать, знаком с господином нынешним, его подлой светлостью.
   Саньке было интересно, каков Арий. Игор обрисовал. Получалось, тот как две капли воды походил на, съеденного Кера.
   Они разговаривали, потихоньку продвигаясь к югу. Грело солнце, летали тучами стрекозы. Выше кружила стая птичьей мелочи, метавшаяся от одиноких, налетающих с гольцов, хищников. Трава была невысокой и зеленой до сияния. В ней светились синие, как небесная глубина звездочки неизвестных цветов.
   Игорь, державшийся поначалу за спиной, шел теперь рядом и рассказывал. За двадцать лет на чужбине хватило впечатлений. Саня сначала больше думал о своем, потом начал прислушиваться и даже сопереживать. Взгляд Игоря оказался взглядом со стороны. Он, разумеется, был человеком, но человеком другого Мира, иного разума и культуры.
   Слово, которое можно было услышать из уст многоученого собаки, само выскочило и завертелось в голове. Игорь оценивал ситуацию с обеих сторон, не делая поблажек ни людям, ни не людям. В нем просто отсутствовало, поколениями воспитанное в местных, почитание аллари высшими существами. Они, несмотря на проведенные в герцогстве годы, так и остались для чужака невидалью, сродни сказочным персонажам. Но - равными! В нем отсутствовала подспудная ненависть, или чувство неполноценности, которые Крен растревожил в людях и заставил служить себе.
   - Понимаешь, - говорил человек, прыгая с камня на камень, иногда забегая вперед и заглядывая Сане в лицо, - проблему нельзя списывать со счетов, если она имеет место быть, как бы она ни была неудобна. Я думаю, когда в герцогстве еще все внешне было хорошо, подспудно какие-то процессы уже назревали. Иначе, появление Крена, даже будь он трижды магом, а не примитивным фокусником, не вызвали бы обвала. Послушали бы состоятельные и равноправные граждане человеческой национальности наущения выскочки и послали бы его куда подальше, еще и наломали бы, чтобы людей не смущал. Аллари не хватило гибкости и... да просто лень, думаю, было менять сложившийся уклад. И покатилось...
  -- Тебе бы герцогским советником быть, а не церемонимейстером, - усмехнулся Саня.
  -- Еще не все потеряно, - откликнулся Игор.
   Эхо. От всех остался он один, - в который раз горько подумал Саня.
   Местность постепенно понижалась. За перегибом поля лежало небольшое озеро. Ближний берег обрывался невысоким уступом к песчаному пляжу, дальний был горбатым. На том берегу рассыпались деревянные домики.
  -- Люди! - обрадовался Игорь.
   - Может люди, а может - нет, - поправил его Саня. Какой-никакой опыт заставлял осторожничать. Новый товарищ вмиг остыл, на лице появилось сосредоточенное выражение.
   В каких только передрягах не побывал, - подумал Саня, - а все еще надеется. Это и роднит с арлекинами. Если увяжется, - решил бывший кот, - не стану гнать.
   В разведку отправился человек, но вернулся ни с чем. Похоже, именно по озерку пролегала пресловутая невидимая порубежная полоса, отделяющая Приграничье от остальной земли. Солнце давно ушло на запад. Дело близилось к осени, вечера стали заметно коротки. Путешественники решили остановиться на ночлег у воды.
  
   Мужик греб стоя. Игорь спал, завернувшись в куцый кафтан гвардейца. Саня, продрогнув до костей, старался поглубже зарыться в ворох, натасканной с вечера травы, и еще поспать. Мужик не прятался. Весла нагло шлепали по воде.
   А чего ему прятаться? Сразу было не понять, что больше: лодка, или венчающая ее фигура. Как вообще такой верзила, уместился в легкой плоскодонной скорлупке?
   Саня толкнул Игоря:
  -- Просыпайся. За нами транспорт прислали.
  -- А? - вскинулся тот.
   - Мужик через озеро чешет, только буруны завиваются. Никой границы по воде нет. Вот тебе и проход.
   - О! - Игорь сел и начал протирать глаза. - Не вооружен, - через некоторое время сообщил он Сане.
  -- Места тут тихие, по таким праздно не ходят, - засомневался кот.
   Можно было дальше пересмешничать, но лодочка с громоздким вожатым приближалась. Срочно следовало выбирать линию поведения.
   - Давай, представимся людьми, - предложил Игорь. - Тебя с первого взгляда не отличить... волосы только длинноваты. Люди таких не носят.
  -- Посмотрим, - решил Саня. - Ты с ним поговори, а я в сторонке посижу.
   Мужик лихо причалил и по хозяйски встал, расставив ноги и уперев руки в бока:
  -- Привезли?
  -- Что? - оторопел Игорь.
   Мужик нахмурился, пристально рассматривая гостей.
  -- Вы кто такие?
  -- Заблудились мы, в герцогство идем. Перевези нас, добрый человек?
  -- Где руда?! - вместо ответа взревел лодочник.
  -- Мы не знаем ни о какой руде. Приграничье... Ты что?!
   Мужик метнулся к лодке, схватил весло и с ним пошел на Игоря. Саня сообразил, если не вмешаться, товарищу в миг проломят голову.
   - Стой! - Рявкнул, аж мелкая рябь по воде пошла, и встал на дороге, ни мало не смущаясь, занесенным веслом.
   Хак! Толстый дрын с лопастью на конце должен был опуститься на голову Сани, но почему-то ушел в сторону, уводя за собой владельца. Мужик от неожиданности не выпустил оружие, его и завертело. Этим же веслом Саня прижал нападающего к земле. Тот рычал, барахтался, но выбраться из-под тяжеленного парня не мог.
  -- Ты чего дерешься? - спросил Саня.
  -- Руда где? - вместо ответа прохрипел мужик.
  -- Не знаем мы ни какой руды. Мы из Приграничья бежим. Слышал про Рахну?
  -- Отпусти... дышать...
   Лицо гребца посинело. Саня немного ослабил хватку. А зря. Мужик рванулся, чуть не освободившись.
   - Я смотрю, ты по-человечески не понимаешь, - заключил бывший кот, - сейчас свяжем тебя... Игор, держи лодку. Мы и без хозяина спокойно переправимся.
   Игорь подошел к лодке, качнул плоское суденышко.
  -- Сань, ты с такой управишься?
  -- Попробую, - не совсем уверенно отозвался кот.
   - Ничего у вас не получится, - захрипел, придавленный к земле мужик. - Не пропустит вас рубеж.
  -- Тебя же пропустил.
  -- А вас всосет. Вы дороги не знаете.
  -- Разберемся!
   Но одно дело, хорохорится, другое - осуществить. Зажав мужика ломовой хваткой, Саня, тем не менее, понимал, что разобраться сразу и с напавшим на мирных беженцев хозяином границы, и с рубежными заморочками, будет очень не просто.
   Игор тем временем, угнездился в лодочке. Но стоило оттолкнуться от причального камня, обласок перевернулся. Воды, правда, было по колено, и Игорь легко выбрался на берег. А ведь мужик греб стоя. Это какую надо иметь сноровку!
   Неприветливого нового знакомца связали двумя обрывками шнурков - руками, ногами к веслу. Он лежал на земле и черно ругался. На головы пустошляхов полетели все известные под солнцем проклятия. Выговорился мужик не скоро, но все же, умаявшись, примолк. Игорь поглядывал на противоположный берег, не торопится ли к сквернавцу помощь. Пока никакого шевеления видно не было. Мужик и сам, то и дело, бросал в ту сторону косые взгляды.
  -- Устал? - деловито поинтересовался у него Саня. - Может, поговорим?
  -- Не о чем мне с вами разговаривать.
   - Это ты сильно ошибаешься. Мы тут люди новые, порядков местных не знаем, дороги тоже. И твоя помощь очень бы нам пригодилась. Так, что забери назад свои слова, садись в лодку и вези нас на тот берег.
  -- А платить чем станете?
  -- Тут ты прав. Платить не чем. Когда перевезешь - отработаем.
  -- А не перевезу?
  -- Ты про Рахну слыхал?
  -- Ну.
   - Померла правительница намедни. Товарищ мой у нее в гарнизоне служил. Таких пыток насмотрелся! Его даже в помощники палача звали. Природный дар, якобы, у него. Нам, сам понимаешь, костерок разложить не долго.
  -- У-у-у!!!
   Мужик рванулся так, что разлетелись хлипкие шнурочки. Сане ничего не оставалось, как выпустить когти, от одного вида которых, поселянин пришел в состояние ступора. Он как стоял раскорякой, так и пал на колени. Лохматая башка бумкнула о землю:
  -- Не губи! Перевезу, только не губи. Прости, господин. Не признал. Прости, Долгожданный!
  -- Эй, эй, ты чего? - оторопел Саня.
   Мужик пронаблюдал за обратной метаморфозой когтей и только после этого сообщил:
  -- Мы святой завет помним.
  -- Ты драться больше не будешь? - на всякий случай спросил бывший кот.
  -- Прости...
  -- Какой завет? Рассказал бы, - подступил мокрый Игорь.
   - Любому известно пророчество Диона. Сказано: наступит великая смута. Придут глад, мор и теснота. Человек не найдет пяди, чтобы приклонить голову. Оприч же будет рыскать черное воинство, посланное хватать и казнить. Но придет со стороны Границы избавитель в облике молодого грозного аллари. Жизнь наша скорбная кончится. Новая настанет.
  -- И что, до сих пор таковые не являлись?
   - Откуда им взяться? Каждый знает, во владениях Рахны аллариям всей дороги - до эшафота. Солар ее для того и держал.
  -- Солар? - встрепенулся Игорь. - Я уже это имя слышал.
  -- В герцогстве его Светоносом зовут.
   - Так ведь и не пойму, - задумчиво обратился Игорь к Сане, - Светонос это культ или живой человек? Не человек, конечно, но... ну, в общем, личность?
   - Эдвард говорил, что Светонос на самом деле существует. А есть еще какой-то Дион. Откуда их всех принесло.
  -- Дион живет в гольцах, - подсказал мужик.
  -- Старик?
  -- Д-а-а. Седой как облако.
   Встреча показалась не случайной, как не случайно все складывалось в последний год Саниной жизни. Эд велел найти старика и вот уже, первый встречный указал, где того искать.
   В событиях последнего времени сквозила некая предопределенность. Возможность оставаться прежним канула. Кот Санька остался в прошлом, на его месте потихоньку укоренялся лев Александр.
  
   Глава 5
  
   Променять сапоги на легкие чеботы, в каких разгуливали местные крестьяне, Саня отказался.
   Вся остальная одежда пришла в полную негодность. Он без сожаления расстался с рубашкой тончайшего сервезского сукна, манжеты которой хранили обрывки кружев. Штаны изодрались - стыдно на люди выйти. Зато сапогам сноса не было. Парня переодели в простую, привычную с детства одежду. На плечо лег перевязанный мешок со снедью. Больше ничего ему не нужно было. Но каждый, пришедший поглазеть на Долгожданного, норовил сунуть молодому аллари, что-нибудь сверх необходимого. Саня устал отпираться. Часть подарков он незаметно перегрузил в мешок Игоря.
   Их пути расходились.
   Деревня стояла на островке ровной плодородной земли, которую с одной стороны отсекало озеро, а с другой - длинная непреодолимая расщелина. На востоке полнеба загородила неприступная скальная стена. На юге же лежали непролазные болота. Поселение являлось центром пересечения невидимых рубежей. Легче всего было сообщаться с приграничьем. Но перебежчиков из надела покойной Рахны можно было пересчитать по пальцам. Мадам хорошо стерегла свои рубежи. Не случись заварухи с дикарями, по этой дороге арлекины прошли бы от силы версты две. Дальше разъезды вели патрулирование только на прямой видимости - не проскочишь.
   Другое дело, коренные жители гольцов. Они изредка появлялись на берегу озера. С поселянами у них от века существовал непрочный, но весьма выгодный мир. Горняки приносили золотую руду, слитки и минералы, чтобы обменять на продукты. В последний свой приход они принесли очень мало, попросив хлеба вперед. Крестьяне дали. С тех пор от горняков не было ни слуху, ни духу.
   Зачем поселянам золото, Саня спрашивать не стал. Понятно же, что у них есть своя тропинка в герцогство. Для визитов в директорию золото и копили.
  
   Село выглядело не по реалиям последних двадцати лет, нарядно. Вокруг взрослых вертелись полчища детворы. А где дети родятся? Правильно, там, где их способны прокормить и защитить. Но дома стояли тесно, как в городе. Поля же были малы и тщательно ухожены. Человеческое селище разрасталось, оставляя все меньше свободного места.
   С крохотного балкончика, больше похожего на карниз, под окном третьего этажа свешивалась длинная огуречная плеть. От нее в окошко тянулись веревочки - подтягивать по мере надобности. На другом карнизе пышно кустились маргаритки и розмарин, но такой мелкий, что Саня едва его узнал. Дома походили на поставленные на попа огороды. В основном растили овощи, но и цветочки вот попались. Хозяин или так богат, что может покупать у соседей, или беспечен.
   В окошко высунулась маленькая аккуратная головка в белом чепчике. Девушка начала деловито выщипывать из грядки невидимые сорняки, набрала щепотку и бросила вниз.
   - А-а-а! - заорал, прогуливавший одесную Долгожданного, Игор. - Что ты наделала!
   - Ой!
   Шаги были такими легкими, что даже кот услышал только, когда девушка уже выскакивала на улицу.
   - Простите! Я нечаянно. Заходите, я Вам глаз промою. Цветы разрослись, улицы не видно... простите.
   Зверски кривя рожу, и прикрыв один глаз ладошкой, Игор пошел за девушкой. Саня - следом. Не оставлять же товарища в беде. Провожатых Саня вежливо попросил, остаться на улице. Трое так и сделали. Четвертый, - помощник вилконта, местного головы, - потащился за котом по узкой лесенке. Но, - вот невезуха, - в комнату неосторожной зеленщицы так и не попал. Пришлось ему довольствоваться видом Санькиного зада. Тот и сам остался на пороге.
   Жилище девушки только очень добрый человек назвал бы комнатой. У них музыкальный ящик был больше. Вдоль стены тянулась узенькая кушетка. Между ней и окном - стол, заставленный кувшинчикам и плошками, а все стальное пространство занимала табуретка, на которую девушка усадила пострадавшего. Игор охал и подстанывал. Он, гад, до того уже натер глаз - в пору лечить по настоящему.
   Девушка налила в плошку прозрачного отвара, капнула понемногу из трех кувшинчиков и осторожно приложила чистую тряпочку с лекарством к пострадавшему месту.
   - Не прижимайте, пожалуйста. Подержите так. Я потом соринку уберу.
   Она стояла на одной ноге в узеньком треугольнике свободного пространства у окошка - не шелохнуться. Игор тихонечко потянул лекарку и усадил себе на колено. Ой, - сказала девушка. Ага, - подтвердил Игор. А Саня почувствовал острую необходимость выйти на свежий воздух. Душно было в комнатке, хоть и окно настежь. Выпятился с порога и задом вытолкал на улицу приставленное к ним ответственное лицо. Тот бы и рад бы досмотреть лечение, да Санька на улице ненароком перегородил вход. Так они и стояли: обмахивающийся ладошкой кот, и потный помощник вилконта.
   - Тесно у вас, - посетовал Саня.
   - Это у нее-то тесно?! - возмутился узкогрудый помощник. - Одна целую комнату занимает! Травы, видишь ли, хранить ей негде. Другие в таких хоромах семьями живут.
   - Лечить - дело нужное, - нейтрально высказался Саня.
   Быстрее бы уже Игор договаривался с приглянувшейся девчонкой. Собеседник так и так заходил, норовя оттереть Долгожданного от двери. Но вот пострадавший спустился. Глаз, как глаз, зато улыбка в щеки не влазит; подхватил Саню под руку и повлек по улицу. Остальные волей не волей потащились следом.
   - У? - скосил глаз кот.
   - У! - откликнулся товарищ.
   Точно - арлекин.
  
   Не зря селяне радовались приходу Долгожданного. Прон, который перевозил через озеро по очереди сначала Игоря, потом Саню, поведал, что на сходе уже не раз толковали о разрешении на ребенка. Родил одного и - все! Двоих - только за особые заслуги.
   Переселяться же на вольный северный берег дураков не было. Во-первых, переправа оказалась с секретом. В одном месте под водой, под самую поверхность выходили две узкие как лезвия скалы. Проход в границе шел между ними. Тут годилась только узкая плоскодонка. Толкнись в другом месте, озеро воронкой всасывало нарушителей.
   Во-вторых, селяне помнили, как несколько лет назад на северный берег пожаловал разъезд Рахны% повертелись, коней напоили и ушли восвояси.
   Игорь не стал говорить, что это был единственный случай побега из гвардии. Их не нашли. Мадам строго настрого запретила пересекать границу леса. Вик следил за подчиненными, как сам выражался, в три глаза. Порыскали, не нашли, получили законных плетей от Рахны и успокоились.
   Старейшины, собравшись на экстренное совещание, выслушали Санину просьбу, насчет дороги к Диону, покачали головами и перво-наперво объяснили, что туда можно только Долгожданному. Игор пусть остается в деревне или уходит вовсе. Так, мол, говорится в пророчестве.
   - Сказано: придет могучий аллари, когти которого будут подобны лезвиям кос, и предстанет пред очи Диона, - торжественно провозгласил вилконт - древний старик с узким морщинистым лицом скареда и винопийцы. Мешки под глазами - каждый с Санин кошель.
   Кот заспорил было, но ему непререкаемо постановили: проводят одного. Игоря же - только до кромки болот. Или может остаться. Но насчет последнего запротестовал помощник, который после памятного лечения смотрел на человека исключительно волком. Шутка ли, пришлый запросто мог увсти из-под носа у второго лица в селе и девушку, и солидную жилплощадь.
   Дома походили на пчелиные соты, поля на лоскутки Люди друг у дружки только на головах не сидят. Не случись у людей столпотворения, так ли бы они отнеслись к пророчеству, так ли бы привечали бродячего кота и бродячего церемонимейстера?
   Спорить с селянами не имело смысла. Саня согласился на их условия; у Игора на всякий случай1 спросил:
  -- Может, здесь останешься?
  -- Н-е-е. Они ж тут задами на улицах стукаются
  -- Зеленщица, поди, не откажет от крова.
  -- Она-то - да. Слушай... хорошая девочка.
  -- Я думал, у тебя после мадам к этому делу охотка пропала.
   - Ни фига! Это когда из-под палки или со скуки - раз, два - и никаких свадьбов. А в охотку...
   - Оставайся.
   - Не уживусь я с местными. Чужой я. Ни себе, ни ей жизни не будет. Пойду с тобой до герцогства...
  -- А дальше?
   - К рысям вернусь. Расскажу строгому господину свою историю, может, не погонит. Буду жить рядом с Ири и Суном, служить...
   В голосе Игора не чувствовалось радости. Он тоже остался один. Разве два бывших раба вспоминают иногда старого товарища.
  -- К Арию вернуться не хочешь? - спросил Саня.
   - Понимаете, господин лев, - Игорь, церемонно заложив руку за спину, отставил ногу, - с герцогом очень трудно оставаться при своих. Он владеет некими приемами, способными выведать у человека, - подчеркну, у человека! - практически все.
   - Мне собака рассказывал, - чихать Саня хотел на вызывающий тон, - была во дворце горничная. Крен как раз получил власть над прислугой. Так вот, горничная... очень любила проводить время в постели младшего наследника, но сообщать о том господину Крену не желала. Не его Креново это было дело. И, представь, девчонка придумала, как обвести любопытного дознавателя. Как только он задавал вопрос, она сильно поджимала пальцы на ногах. Сидит так, пальцы скукожив, и честно смотрит в глаза Крена. Эд клялся, ни разу не попалась.
  -- Как ее звали?
   - Я не спрашивал. Я же тогда еще не знал, что он и есть младший наследник. Эд представил все как старую дворцовую байку.
  -- А почему он Дайрен?
  -- Его мать звали Дайрой. Традиции...
   - Представляешь, я прожил во дворце почти двадцать лет и ни разу не слышал имен прежних герцогов. Крен вытравил из людей память о них. В парадном зале стоят колонны из синего камня. Так Арий каждый год собирается их снести. Останавливает только вероятность, что потолок завалится. А делать подпорки и менять лазуритовые колонны на какие-либо другие - дело долгое и дорогое. У Его Светлости денег маловато.
  -- Да ну? - удивился Саня.
   - Дворцовая обслуга, армия, егеря, служители культа, чистюки, - всех кормить надо. А подати идут только с крестьян герцогского домена и горожан. Свободные синьоры поначалу платили исправно, а в последнее время стали ссылаться на всеобщий недород, глад и мор.
  -- Не боятся, что герцог пошлет против них войска?
   - Армия Камишер штурмует. На взимание недоимок нет ни времени, ни сил.
   - Думаю, он просто боится, - сказал Саня. - Развези гражданскую войну всех против всех, самого под обломками похоронит.
   - Я пока жил во дворце особенно не приглядывался, все возвращения домой ждал, а как помотало... понимаешь, дорвался он до власти, не сам, думаю, помогли... а как ей распорядиться толком не знает. Есть во дворце комнатка, в башне под самой крышей. Он в нее бегает. Я пару раз видел - не поверишь - его, будто, на веревке туда тащит. Белый весь и за живот хватается. Возвращается иногда - ничего, а иногда чернее смерти.
  -- А кто в том теремочке живет?
   - То-то и дело, что пустая она. Ни прислуги, ни уборщиков. Воду и пищу туда не носят. Нет там никого.
  -- Может, кто прилетает?
   - Не замечали. Слухи разные среди челяди ходят. Но много не посплетничаешь. Еженедельно Арий всех тянет на беседу. А с того свидания не всякий возвращается. Люди вообще по большей части молчат.
  
   Игору завязали глаза. Один из провожатых пошел с повязкой к Сане, но чем ближе подходил, тем становился задумчивей. Хозяин болотной гати, засомневался вдруг, подобает ли вести Долгожданного, как телка на веревке. Саня как раз выпустил один коготок, подцепил им тоненький побег-веточку, срезал и начал отмахиваться от комаров. Мужик с повязкой сбился с ноги. Подошли остальные, началось тихое совещание.
   - Господин Александр, забубнил вилконт, вышедший провожать на границу с топью, - у нас принято водить чужих с завязанными глазами.
   - Нет, - категорически отказался Саня. - И либо вы меня поведете так, либо, я уйду сам. А уже дойду или не - как счастье улыбнется.
   Что-то внутри вдруг повернулось отчетливым пониманием: они обязаны ему подчиниться. Раньше бы Санька заартачился, начал выяснять и обижаться. Сейчас просто приказал: ведите
   - Ладно, согласился старейшина. Но человеку мы глаза развязывать не станем. Пусть лучше тогда тут остается.
   Что ж, их право. Саня ведь не мог поручиться, что допрошенный герцогом Игор, - случись такое, - против воли не укажет дорогу.
  -- Хорошо. Но он пойдет следом за мной, - твердо сказал кот.
   Оставалась в глубине нехорошая думка. Скаредные и подозрительные жители граничного перекрестка, могли с большого ума и утопить неудобного человечка в трясине. Долгожданный - одно, а попутчик в пророчестве не значился. Легче избавиться, нежели доверить тайну гати.
   Селяне опять посовещались, поспорили, но согласились.
  
   Сколько он протопал уже по болотам герцогства? Не упомнишь. Под ногами чавкало. Хороши сапоги. Спасибо Шаку...
   Ветка зашевелилась перед самым носом. Саня едва успел отдернуть руку и нырнуть головой в сторону. Потянул веревку, крикнул Игору, тот, тоже пригнулся. Змея скользнула по стволу и ушла в мокрые короткие кусты. Передний провожатый затерялся в зеленой каше, задний, споткнувшись, свистнул в хитрый тихий манок. У переднего на груди висела завитая, наподобие морской раковины, коробочка, которая отзывалась на почти беззвучный свист. Проводники побурчали каждый в свою ракушку, поругали гадов, и двинулись дальше.
   Иначе никак. Идти приходилось след в след. Тянувшийся на веревке, Игор пару раз соступал с тропы - обратно тащили всем народом. Но передать товарища проводникам Саня так и не решился. Доведет как-нибудь сам.
   Слева мелькнул блик. Кот присмотрелся. Там слегка волновалась похожая на мыльный пузырь поверхность. Видали мы такую. Даже на зуб пробовали. Саня не стало дергаться. Ладно, если попадешь в чертоги Зеленого, а если прямиком к блохоногам? Поди, разбери, что за той мыльной пленочкой? Путь может оказаться в пять раз короче, а может... совсем не оказаться.
   Добралась ли Солька? И как встретил? Должно быть, хорошо. Уж очень не хотел отпускать. Но строптивая девчонка заартачилась, за то и плакала потом всю дорогу.
   Странные существа женщины. Хоть дриады, хоть человеческие, хоть аллари. Пожелай Солька тогда остаться под бананом, они бы, конечно, ее отговаривали, ругались, драться бы к Зеленому царю полезли, но запретить, никто бы не посмел. Нет, "не посмел" тут совсем не годится. Не стали бы держать силой.
   Свобода - главное, что их объединяло. И любовь. Случится ли когда-нибудь еще встретить таких спутников, которые гнать будут, а ты не пойдешь? На все согласишься, лишь бы остаться. Жилы станешь рвать не за страх, а за совесть.
   За спиной крикнул Игор. Веревка натянулась. Но на этот раз звать проводников не пришлось. Человек просто подвернул ногу. Стоял на здоровой, поджимая покалеченную, и виновато смотрел на кота. Задний провожатый налетев на них, заворчал. В бухтении Саня разобрал намек на необходимость избавиться от обузы. Дескать, оставьте его тут, на тропе, а мы, проводив сиятельного гостя, вернемся, да подберем.
   - Ага, - сказал Саня. Примерился и взвалил Игора на закорки. Ноги провалились в разбухшую от воды тропу по щиколотки. Кот поудобнее пристроил ношу и пошел, не обращая внимания на протесты недовольного проводника.
   Когда солнце ушло за редколесье, расплавив горизонт в красное текучее зарево, Саня уже едва шевелил ногами. Проводники и один и второй настойчиво советовали бросить человека. Тропу следовало пройти за день, по свету. Быстрее надо, быстрее...
   Игор притих, казалось, он иногда переставал дышать. Саня представил себя на его месте. Остаться в гнилом, опасном как сон гадюки лесу, все равно, что живому лечь в гроб. Много раз преданный и обманутый, человек понимал это, как понимал и то, что из соображений целесообразности, Саня просто обязан его бросить. Тем более, коту уже сто раз пообещали, забрать калечного на обратном пути.
   Волосы свисали мокрыми сосульками. По щекам катили крупные капли пота. Саня мотал головой. Капли щекотились. Одна отрывалась и летела в чавкающие и ухающие по сторонам тропы кусты, тут же накатывала другая.
  -- Эй, - позвал он Игора, - ты там дышишь?
  -- Нет.
  -- Дыши, давай. Прорвемся.
   Он лев. Он будет делать то, что сочтет нужным. Не хотят проводники топать в темноте, пусть останавливаются и сидят в гнилой жиже до утра. Саня, вот, сядет и не поморщится. Но Игора он не бросит. Не станет в угоду чужой воле и, паче того, чужому удобству губить последнего... друга. Иных не осталось - только этот.
   Саня свирепо стиснул зубы, вгляделся в стремительно темнеющую тропу, и наддал, впечатывая шаг в расползающуюся под ногами гниль.
   Остановились, когда совсем стемнело. Проводники ругательски ругались, поминая и Долгожданного и Диона с его пророчеством, и тесноту, из-за которой им предстоит сложить головы в топях, и строптивых котов, которые, может, толь выдают себя...
   Но Саня большой беды в темноте не видел. Вернее, как раз, видел в темноте. Тропа, по которой они пробирались, уходила вперед, загибаясь влево. Кот глухо предложил проводникам, двигаться за собой - да хоть за рубаху хватайтесь - и пошел, чуя, что конец изнуряющей дороги где-то рядом. Проводники поблажили, но как только кот миновал их, едва не соступив с тропы, кинулись следом.
   Так он и вывел их на сухой пригорок, которым начиналось герцогство.
   Все то же, а не то. Рубежная деревня, вроде уже не пограничье, а все равно там чутье было слабым, поверхностным. Только вышли на бугорок, из леса, что лежал впереди, потянуло жизнью.
   Сновали под корнями мыши, летела в темноте, высматривая поживу, сова, - Саня поймал ее голодный интерес, - кралась по веткам большая опасная кошка. Учуяв кота, она резко прыгнула в сторону, замерла, потянула воздух чувствительными ноздрями и ушла большими прыжками с ветки на ветку.
   Обрадованные избавлением, проводники сами натаскали валежника, зажгли костер и сварили похлебку. Саня лежал, бездумно глядя в ночное небо. Он уже успел позабыть, как просто и понятно в нормальном лесу. Иди, куда хочешь, делай, что нужно. Все тебе открыто. Звери не люди, они не обманут, не станут предавать, продавать, казнит на потеху.
   Остаться тут, что ли? Заживу, построюсь, договорюсь с лесом. Буду за тропой присматривать, брать помаленьку с челноков. О чужих зверье загодя предупредит.
   Лодыжка у Игора распухла. Саня помял ее, и дернув, поставил выскочившую из сустава кость на место. Игор даже не охнул. Только лицо заблестело испариной. Он, поди, уже помирать приготовился. Что для приговоренного простая боль? Только подтверждение, что жив пока.
  
   Их проводили до деревни, располагавшейся на том краю леса. Отсюда Сане предстояло идти одному.
   В глухомани дальнего северо-востока герцогских указов не чтили. Знали, что ходят к ним из Заболотья тамошние жители, носят камни, платят за товары золотом, и сильно чужаков не расспрашивали, полагая, что так оно себе спокойнее.
   Один провожатый остался в деревне. Второй проводил Саню до перепутья, указав в какую сторону идти.
   Помнится, должны были вести до места жительства Диона. Надоело им, - сообразил кот. Тем более, хабара с этого похода - ни какого. А славу на хлеб не намажешь.
   Селянин отбыл. Зайдет за товарищем, и потянутся они обратно сквозь топь в деревню, похожую на муравейник, населенный шустрыми, ухватистыми, скаредными жителями. За Игора Саня не волновался, предупредив проводников, что обязательно проверит, и если узнает, что с ним поступили нехорошо, родной деревне их придется очень и очень не сладко. Люди кровно поклялись, что Игорю ничего плохого не будет.
  
   Глава 6
  
   Лето угорало. Север - самые закрайки - дальше только высокие, покрытые шапками вечных снегов гольцы. Лес пресекал луга черной кривой линией. От него к скалам поднимались зеленые волны. Травы уже давно вытянулись в полный рост, и сейчас, подсохнув, шелестели колосьями. Верхушки пушились золотистыми метелками. Тучи птиц носились над лугами. В зарослях стрекотало и цвиркало.
   Идти было легко и печально. Несколько лет, путешествовавший в исключительном одиночестве, Саня понял, что отвык. Не хватало понуканий Шака, собачьих придирок, не хватало молчаливого присутствия Цыпы и шумного - Фасольки. Он старался не думать о них. Не получалось. Он с ними сросся чем-то внутри. Расставание разорвало его на много мелких кусочков. Сойдутся ли когда-нибудь эти части воедино?
   Шак ушел в неведомые края, но жив, значит, есть надежда. Солька уковыляла к милому другу хозяину зеленого царства. Вернется или нет, неизвестно. Но, опять же, жива. Собаку он мертвым тоже не видел. Нет! Не видел! Значит - живой. Только Цыпа ушла безвозвратно.
   Саня по большой дуге обошел стороной деревню, о которой предупредили проводники. Не боялся, просто, не хотелось никого видеть. Ни людей, ни аллари. Признаться, после разговоров с Игорем он перестал их делить как раньше. Еще мозаика в замке Пелинора... да была ли она? Шак и собака клялись, что была.
   Впереди поднялась одинокая, сползшая к самому лесу, скала. По узкой звериной тропке Саня свернул под кроны и пошел дальше в тени деревьев, слушая голоса леса.
   Небольшое обработанное поле случилось внезапно. Мелькнул впереди свет, несколько шагов и открылась пажить. Кусты кто-то заботливо выкорчевал и сжег. Колосилась невысокая рож. На том краю темнели какие-то грядки. Оттуда навевало влагой.
   Саня споткнулся. Показалось, он уже тут был... не тут конечно, но...
   Засеянные пространства с межевыми полосами, каменный сарай, ручей... Коти-ик! Иди к нам, мы тебе что-то дадим...
  -- Эй! - позвал из травы под ногами тоненький голосок. - Ты кто?
   Оттуда глядели два огромных зеленых глаза. Девчушка притаилась, однако, сидела нимало не боясь, чужого мужчины.
  -- А ты кто? - улыбнулся кот.
  -- Малинка.
   Саню полоснуло по сердцу. В травке пряталась маленькая дриада. Кроха совсем. Лет, может, четырех. Он присел на корточки и бессознательно протянул к ней руку.
   - Меня нельзя обижать, - заявила девочка на всякий случай, но осталась на месте. - Я мамку позову, она тебя наругает.
  -- За что? Разве я тебя испугал?
  -- Я никого не боюсь, - заявило нахальное маленькое создание.
  -- Твоя мамка тоже никого не боится?
  -- Нет.
  -- Замечательно.
   Губы сами тянулись в улыбку. Саня сел, распрямил натруженные ноги, кинул из-за плеча на колени сумку.
  -- Что у тебя в мешке? - тут же подлезла к нему дриадка.
  -- Хлеб. Хочешь хлебушка?
  -- Давай.
   Девочка взяла серую горбушку, испеченную из прошлогодних остатков, понюхала и осторожно надкусила.
  -- Не здесь пекли, - вдруг заявила она.
  -- А где? - у Сани глаза полезли на лоб. Дитя проявляло знания не по возрасту.
  -- За горой и за болотом... там другие люди живут. Мамка не верит, а я знаю!
   Должно быть, ребенка не раз пытались в сем разуверить. Она насупилась, ожидая, что недалекий взрослый станет смеяться или ругать.
  -- Действительно, живут, - согласился Саня.
  -- Да?! Ты же тоже знаешь?!
  -- Я там был.
  -- А мамка ругается, что за болотом никого нет.
  -- А тятя у тебя есть?
  -- Нет.
  -- А сестренка?
  -- Нет. Мы с мамкой одни живем. Она меня в лесу нашла.
   Саня представил кряжистую, справную, немного сварливую крестьянку, которая, наткнувшись в на дриаду, даже не поняла, кого видит. Пожалела ребенка, взяла к себе...
   Девчушка поднялась в траве во весь свой невеликий рост, зажала в кулаке, недоеденную горбушку и уже приготовилась рассказывать дальше, когда со стороны ручья донеслось:
  -- Малинка! Малинка, выходи. Ты зачем спряталась?
   Девочка, втянув голову в плечи, оглянулась на зов, но тут же упрямо встряхнула головой. Мамка, должно быть, грозная, - подумал Саня, уверяясь в своих предположениях, насчет сварливой крестьянки.
   Женщина увидела их издалека и побежала. Длинная коса рассыпалась и растрепалась. Короткое, до колен, серое платье хлопало подолом на ветру. Она не испугалась чужака. Вернее, испугалась, но только за девочку. В руке мелькнуло лезвие. Саня начал потихоньку подниматься. Когда женщина подбежала, он уже был на ногах.
  -- Малинка! Иди ко мне! - приказала крестьянка.
  -- Он мне хлебушка дал, - выставила ручку с горбушкой дриада, оправдываясь.
  -- Иди сюда!
   Девочка нехотя шагнула. Женщина схватила ее и кинула себе за спину. Перед собой она держала короткий охотничий нож, каким свежуют дичь.
   Саня перевел взгляд с оружия на его обладательницу. Вот тебе и сварливая черная баба! Перед ним стояла высокая, молодая, разъяренная женщина. Саня не сомневался, она пустит оружие в ход, не задумываясь. И еще что-то... свободной рукой женщина рисовала в воздухе круги, отмахивала их и рисовала новые. Колдовала! Ей, наверное, легко давалась ворожба. Саня видел, как она напряжена, вот-вот свалится или порвется как струна.
   Чтобы не доводить до несчастья, он стал пятиться, но не прошел и трех шагов, когда из-за спины воительницы высунулась шкодная мордашка девочки. Ребенок подергал защитницу за подол и изрек:
  -- Мамка, у тебя, все равно, не получится...
  -- Молчи!
   Саня видел, что силы женщины на исходе.
  -- Я только дал девочке хлеба, - сказал он примирительно.
  -- Что вам всем от нас нужно?! - крикнула женщина. - Что мы вам сделали?!
  -- Мамка, он не человек, - вдруг сказал ребенок и высунулся из-за спины весь.
   - А кто?
   Нож выпал из руки. Сил хватило только удержать девочку возле себя.
  -- Не знаю, - отозвалась Малинка. - Он хороший.
   Женщина медленно начала валиться, кое-как удержалась, осела на землю. Дриадка обняла ее за шею.
  -- Что вам всем от нас нужно? - прорвалось сквозь слезы.
  
   Дом оказался полуземлянкой, умело спрятанной среди зелени в ближнем увале. Не зная, фиг найдешь. В лощине стелилось маленькое поле льна. Вечер накатил легкой, прохладной дымкой.
   Женщина, спотыкаясь, шла впереди. Ее за руку вела девочка. Саня плелся следом. Лесная колдунья сначала выкинула, а потом доплакала почти все силы. Изредка она поднимала голову от дорожки и пыталась посмотреть себе за плечо. Девочка дергала за руку, заставляя идти. Так они и добрались до жилища.
   Внутри оказалось просторно и уютно. Домотканые коврики, походили на те, что лежали дома в Камишере. Ткацкий станок занимал ближний угол. Окна по летнему времени были распахнуты. Саня заметил мутный вставленный вместо стекла пузырь. Задней стеной дому служил плоский, скальный останец. Большая, похожая на наседку, печка помещалась в середине избы. Девочка подвела мамку к широкой лежанке. Та почти сложилась пополам и даже не легла, сползла на лоскутное покрывало. Плечи продолжали вздрагивать. Девочка хотела укрыть ее потеплее, но одеяло оказалось слишком тяжелым. Саня подошел, взял у дриадки кусок мягкой кошмы, расправил и прикрыл женщину.
  -- Что будем делать? - спросил кот.
  -- Кушать, - деловито сказала маленькая дриада и полезла в ларь под окном.
   Грибы, ягоды, орехи, мучнистые стебли борщевика, которые дома мамка строго-настрого запрещала есть. На стол встала мисочка с остатками рыбы. Саня вынул из сумки каравай, разрезал на ломти. Достал кусок сыра.
  -- Это что? - спросила девочка.
  -- Сыр.
  -- Его едят?
  -- Попробуй.
  -- Вкусно, - заключил ребенок. - Он растет на земле?
  -- Корова дает молоко, из него делают сыр.
   Как объяснить тому, кто никогда не видел коровы...
   - Я вспомнила! Когда меня мамка только нашла и привела в село, там ходило такое большое с рогами. У него на животе мешок. Из мешка белая водичка течет.
  -- Ты жила в селе?
   - Нет. Мы сразу сюда ушли. Только переночевали и ушли. Дом загорелся, - пояснила девочка, как нечто само собой разумеющееся.
   Она съела кусок сыра и опять принялась за хлеб, как за лакомство. От лежанки послышалось шевеление, Малинка сорвалась с места, подбежала к женщине и с ногами залезла, прикрывшись краем одеяла. Женщина обняла ее, притянула к себе.
   У Сани комок встал в горле. Жила, значит, в селе колдунья. И так не любили, а тут еще в дом нелюдя притащила. Погнали ее добрые люди, а чтобы дорогу назад забыла, сожгли дом. Они и ушли - в глухомань. И живут. Назло всем указам. Живут, как хотят. Как должно, как понимают себя и свое место.
   Сколько народу живет, как того требуют законы, обычаи, обстоятельства? Но не так, как хотят. Потому что жить, как хочется, очень трудно. Все силы надобно вычерпать, до донышка. И только после этого ты - достоин.
   Саня взял миску с поздней клубникой, понес к лежанке, протянул женщине:
  -- Поешь.
   Та по одной стала отправлять ягоды в рот.
  -- То, что сказала Малинка, правда? - подняла глаза женщина.
  -- Что?
  -- Ты не человек?
  -- Я аллари.
  -- Я видела давно, маленькой еще была... потом их не стало. Вас не стало, - поправилась она.
  -- Как тебя зовут?
  -- А тебя?
  -- Александр. Саня.
  -- Меня - Снежкой.
   Саня прыснул в кулак.
  -- Почему смеешься?
  -- У мамки так козу звали... прости, - спохватился он, сообразив, что может обидеть женщину.
  -- А ты кто? Какой... семьи?
  -- Кот, - твердо ответил Саня.
  -- Дай мне хлеба, - попросила женщина. - Наш еще зимой кончился.
  -- И как вы?
  -- Трудно.
   Она засыпала на глазах. За ее спиной копошилась дриадка: свила теплое гнездо, привались к боку мамки и засопела.
   Саня дождался, когда заснули обе, постелил себе другую кошму на пол, растянулся и впервые за много-много времени спокойно уснул.
  
   Он шел в темноте, петлял по лабиринту улиц среди полуразрушенных зданий. Впереди открылся бледный тоннель. Саня миновал его, перелезая через груды битого камня. Проход вылился в площадь с фонтаном посередине. Воды в фонтане не было. Чашу заколотили досками, водрузив сверху конструкцию, похожую одновременно на виселицу и колесо. Пока Саня рассматривал ажурный эшафот, в вышине одна за другой появились три медленные вспышки. Они поднимались из кромешной тьмы, разбухая и наливаясь яростным светом. Все три встали на одну линию и дрогнули, готовые взорваться. Но выше и быстрее взлетела еще одна светящаяся капля, замерла, встав над товарками, и тогда одновременно рванули все четыре. Пространство вокруг озарилось разноцветными огнями. Мелкие, намного меньше первых, светящиеся капли, взлетали, достигали неба и превращались в веселые огни...
  
   Кто-то был рядом. Саня проснулся, но глаз не открыл. Каковы бы ни были намерения незнакомца... незнакомки, - рядом замерла Снежка, - он не сможет их привести в исполнение.
   Женщина протянула руку. Оружия не было. Голая пустая ладонь потянулась к лицу. Хочет задушить? Смешно. Его и мужику не одолеть. Саня чуть не выдал себя. Спохватился, замер. Женщина подержала руку у него над лицом и... едва касаясь, нежно провела по щеке кончиками пальцев.
   Саня подспудно ожидал ворожбы. И дождался. О такой ворожбе он знал много и не понаслышке. Сам был мастер. Она задержала руку и тогда Саня осторожно, чтобы не спугнуть, прихватил пальцы губами. Женщина дернулась, но не убежала, осталась сидеть подле.
  -- Иди ко мне, - тихо позвал Саня.
   Женщина беззвучно скользнула вниз и прижалась к нему всем телом. Она была горячая и легкая. У Сани застучало в висках. Так просто и так хорошо...
   Пальца выгладили дрожь; губы заглушили вскрик, заставили подчиниться... она казалась напряженной, испуганной...
   Саня дал ей немного успокоиться, чтобы не осталось страха или недоверия, и повел за собой по лабиринтам древнего как мир заклинания для двоих.
  
  -- Почему тебе дали такое имя?
  -- Зимой родилась.
   Снежка сидела, подогнув колени. Лунный свет покрыл ее тело струящимся серебром. Она запрокинула голову. Волосы, свесившись до полу, тоже заструились. Саня провел по гладкой коже под грудью.
  -- Ты такая красивая.
   Женщина повеяла над его лицом раскрытой ладонью.
  -- Хочешь заколдовать? У тебя не получится. Человеческая ворожба на нас не действует.
  -- Почему так?
  -- Мы разные.
   - Я не хотела колдовать. Просто, иногда подержишь руку и становится понятно, что у человека на душе.
  -- Я не человек.
  -- Жаль.
  -- Почему?
  -- Я не смогу родить от тебя ребенка.
  -- У тебя уже есть...
  -- Я ее люблю. Но хочу своего.
  -- Так, роди.
  -- Не от кого.
  -- К вам сюда, что вообще никто не заглядывает?
  -- Иногда.
  -- Не боишься, что приведут клирников?
  -- Нет. Они забывают дорогу, как только уходят. Те, кто уходит... - обмолвилась Снежка.
  -- Живыми? - уточнил Саня
  -- И такое бывало.
  -- Вот это - да!
  -- Женщине надо детей рожать, хлеб печь, половики ткать. Чем гордиться-то?
  -- Как ты ее нашла? - заговорил о другом Саня
   - Травы собирала. На меня уже сильно косились. Я боялась выходить днем, ночью в поле и набрела. Она спала в траве. Голенькая. Я ее завернула в платок и принесла домой.
  -- Сразу поняла, что она дриада?
   - Нет. Только утром. Как раз явился Законный колдун, дурак слюнявый... увидел ее и давай орать. Я его выгнала. Не колдун - одно название... но вернулся с толпой. Я едва успела Малинку из горящего дома вытащить. Они нас за дымом не увидели.
  -- А этот дом?
   - Я еще маленькой была, отец с матерью уходили сюда жить на несколько лет. Тогда как раз начались гонения на травников. У меня мать лечила. Этот дом ставил отец. И станок он смастерил. Мы тут хорошо жили.
  -- А почему вернулись?
   - Мама умерла. Родами. Помочь было некому. Умерли оба: и она, и братик. Мы тут до весны пожили и вернулись в село.
   Санька обхватил ее пальцами за талию, приподнял и положил на себя.
  -- Не жестко?
  -- Так бы всю жизнь и лежала.
   Ее волосы свешивались, как шатер. Сквозь пряди пробился острый лунный луч. Снежка разбросала ноги, оседлав мужчину.
   Она не боялась, и она ему доверяла. Так доверяют близкому. Саня понял, с ним ей ничего не страшно и ничего не стыдно.
  -- Санечка, Санечка... солнышко. Саня-я-я...
   Время растворяется в ритме. Пока его помнят... потом уже - нет. Оно отступает. Мгновения тянутся вечность. Нет конца. Нет тела, нет воздуха, нет пространства. Мир отодвигается, чтобы накрыть...
  -- Санечка!!!
  -- Тш-ш. Иди ко мне. Полежи. Подожди. Вот так...
  
   Под навесом нашлась коса. Саня скинул рубашку, повязал волосы шнурком и пошел вокруг дома, снимая высоченные, перестоявшиеся стебли полыни и кипрея. Только пух, да мелкие семена сыпались. Зачесалась шея. Обтерев и поставив косу на место, он побежал к ручью, скинул штаны, сапоги и по самый подбородок влез в воду. Августовская водичка заметно холодила. Стало до изнеможения приятно. Глубины, правда, не хватало. Пришлось скрючиться. На бережок выкатилась Малинка.
  -- Мамка кушать зовет.
  -- Сейчас приду.
  -- А мне мамка купаться одной не велит. Говорит, меня вода утащит.
  -- Иди сюда. Я тебя подержу.
   Малинка мгновенно выпуталась из сарафанчика и, разбрызгивая воду, плюхнулась рядом с Саней. Ее действительно тащило хилым течением как листочек. Пришлось держать девчонку за ногу. Она хохотала и брызгалась. На шум прибежала Снежка, посмотрела на веселую компанию, скинула платье и влезла к ним в мелкую заводь. Втроем они подняли со дна всю муть, наплескались, насмеялись и нахлебались воды.
   К дому шли долго. Останавливались посмотреть на жука, которого обнаружила дриадка, и тут же с ним познакомилась.
  -- А он мне говорит...
  -- Жук?!
   - Ну, жук... говорит, приходи ко мне в гости. Я ему говорю: меня одну не пустят. А он говорит: тогда я к тебе приду. Мамка, давай возьмем его к себе?
  -- Он потом дороги домой не найдет.
  -- У нас будет жить.
  -- А если у него дома детки голодные сидят? Они его ждут, а он по гостям гуляет...
   Не случись той испуганной молодой ырхи, жизнь Сани могла повернуться именно так. Жил бы с любимой женщиной, работал, защищал границу от Дебрей... и от людей, матерел и креп, понимая свое место в Камишере. Не стало Лильки - перевернулся мир, выкинув, задавленного горем кота, на косой герцогский шлях.
  -- Ты что-то вспомнил?
   Дриадка убежала в дом. Саня обнаружил, что стоит посреди выкошенного двора и смотрит в никуда. У Снежки сделалось напряженное лицо. Он мог ей солгать, должен бы, вроде. Не стал. Она ему доверяла. Он ей - тоже.
  -- Жену.
  -- У тебя есть жена?
  -- Погибла. Давно.
   Сказал, и стало легче. Воспоминание отодвинулось, став из больной, свербящей точки, куском жизни, который просто был.
  -- А... дети?
  -- Какие дети? Я же не человек.
  -- Ее убили?
  -- Нет. Случайно...
   Снежка качнувшись к нему, ткнулась лицом в грудь. Санька положил ей подбородок на темечко, обхватил руками плечи.
  -- Ты ведь не останешься? - глухо спросила женщина.
  -- Не могу.
  -- Не уходи сегодня. Ладно?
  -- Завтра.
  
   Малинка спала, убегавшись за день. Саня и Снежка лежали на кошме, едва прикрытые легким лоскутным покрывалом. Женщина рассказывала. Саня иногда проводил пальцем по тонкому абрису ее лица. Снежка сбивалась. Они тянулись друг к другу, чтобы потом не спать, провожая драгоценные минуты последней ночи.
   Саня вспомнил цыган.
  -- Как звали главаря? - спросила Снежка.
  -- Чалый.
  -- Высокий, черный, волосы длинные. Шляпа еще у него. Никогда не снимает.
  -- Ты его знаешь?
   - Его табор через нашу деревню к Диону ходит. Под осень кочуют в гольцы. Весной - обратно.
  -- Что цыганам делать зимой в горах?
   - Я думаю, у них там лаз через Границу. Они когда возвращаются, всякую всячину с собой везут: украшения, безделушки разные...
  -- Стой, - спохватился Санька, - что значит, через вашу деревню - к Диону?
   - В горах живет старик. Его некоторые почитают богом. Если от деревни повернуть на юг и спуститься в Линялый овраг, точно по нему выйдешь на удобную тропу.
  -- И все знают про эту дорогу?
   - Нет. Я одна. А мне мать рассказала. Успела... пока была жива. Остальные думают, что цыгане от нас поворачивают в южные провинции. Меня Чалый с собой звал. Не пошла. Потом - Малинка. Потом мы ушли.
  -- Я тоже ищу Диона, - решился Саня.
  -- Зачем?!
   Он рассказал ей о друзьях, том, как выходили с земель Рахны, об оставленном в дальнем поселении Игоре. Снежка села, ладонью удержав, готовый сорваться крик.
  -- Ты что?
  -- Я не верила, думала сказки все...
  -- Ты тоже знаешь о пророчестве?
  -- Знаю. О нем бы давно забыли, если бы ни черные
  -- Из Клира?
   - Нет. Наверное. Не знаю. Они явились года три назад, сначала тайно. Все вынюхивали, носом землю рыли. Искали дорогу к Диону. Да только не нашли. На счастье, цыган в деревне не оказалось. Я случайно... да что там, подслушала я. Они считали, что по нашим местам пойдет... не знаю, имен они не называли, пройдет кто-то очень опасный. А потом они стали всем рассказывать, где живет Дион, - совсем не там, где на самом деле. Я только сейчас поняла: чтобы пустить того, опасного, по ложному следу.
   У нас село зажиточное. Аллари давно ушли. С Клиром был мир. И вроде они людей подговаривали идти к старику, а с другой стороны, таких страхов насулили - осталось, дома запереться и носа за порог не высовывать. В селе жил парень. Мы... не важно. Он собрался к Диону. Мне сказал. Я его отговаривала. Дорога-то ложная, а про настоящую я говорить не хотела. Он ушел. А потом...
  -- Что?
  -- Я почувствовала, что его больше нет.
  -- Получается, черные подстроили ловушку?
  -- Да. А в конце - смерть.
   - Эта ловушка на меня. - Саня сел, откинул назад тяжелые волосы, глянул в лицо подруги. -Тебя мне Пращуры послали. Покажешь настоящую дорогу?
  -- Покажу.
   Они так и не уснули. Ночь оказалась страшно короткой. Не раз и не два у Саньки мелькало: остаться. Зачем ему Дион? Кто поручится, что последние слова собаки не были бредом? И никакой он не лев, кот и точка. Живи в свое удовольствие. Дочь расти...
  
   Утром Снежка, всхлипывая, собрала его сумку, прикрыла Малинку одеялом, постояла, невидяще глядя вокруг:
  -- Пошли.
   Она вывела его за распадок, на вершину холма, и оттуда показала на юг. Там в ковре леса светилась, заполненная утренним туманом проплешина, к которой тянулись отроги гольцов.
   Они стояли обнявшись. Снежка не просила, не кричала. Не плакала уже. Только мелко вздрагивала, каждую минуту ожидая, что большой и страшно сильный мужчина оторвет ее руки от себя и уйдет.
   Потом сама откачнулась:
  -- Помогай тебе твои Боги. Иди!
  -- Прощай.
  -- До свидания.
  
   Глава 7
  
  -- Ты нашел кота?
  -- Нет. Я напал на его след, но потом случилась катастрофа. Боюсь, он погиб.
  -- Он жив. Ищи.
  -- Где?
  -- Ничтожество! Ты не можешь выполнить самого простого приказа.
  -- Я делаю все, что ты мне велишь!
   - Не кричи. Или ты возмущен? Тебе кажется, что я тебя недооцениваю? Трижды ничтожество! Я только и делаю, что указываю тебе путь, разжевываю и кладу в рот твою пищу. А ты давишься, не в состоянии проглотить. Где ты потерял следы кота?
  -- В среднем приграничье.
  -- Твои егеря не могли пропустить его на внутреннем рубеже?
  -- Нет. Там усилена стража - птица не пролетит, мышь не проскочит.
   - Если он ушел в направлении Рахны, это сильно упростит нашу задачу. Безумная баба выдаст нам кота. В ее владениях аллари нет. Там легче проследить путь арлекинов.
  -- Он умеет прикидываться человеком.
   - Зато его друзья - нет. Он же настолько глуп, что никогда их не бросит. Так или иначе, они попадут в руки Рахны. Жди голубя. Из крепости Пелинора, к стати, ничего больше не сообщали?
  -- Нет. Осведомитель замолчал.
   - Когда кот будет в наших руках, первое, что мы сделаем, уничтожим медвежью семейку. Громко! Ты понял? Чтобы все герцогство содрогнулось. С чадами и домочадцами. Медведицу отправишь ко мне.
  -- А если кот уйдет и от Рахны?
   - Это почти невероятно. Но даже если так, он рано или поздно попадет в наши руки. Твое дело, сразу сообщить мне. Как только кот окажется в пределах герцогства, ты придешь в башню. Без зова! Сам придешь, зажжешь светильник. Будешь сидеть и ждать.
  -- Долго?
  -- Пока я не откликнусь. А сейчас, убирайся!
  
   Лестница в сто двадцать девять ступеней, короткий коридор, одеревеневшая стража, тусклый свет парадного пространства, которое так и не стало ему приятным или хотя бы привычным.
   Герцог не поверил своим глазам. Посреди зала стоял оборванный, грязный, почти неузнаваемый бывший начальник дворцовой охраны Игор.
   Не сам стоял. Его крепко держали двое охранников. Одежда, - уже мысленно похороненного царедворца, - представляла из себя грязные ремки. Его скособочило. Стражники проволокли Игора вперед. Арий заметил, что тот сильно хромает.
   Герцог спохватился, что стоит на пороге собственного парадного зала; не торопясь прошел и устроился за столом. Кувшин вина стоял почти в центре. Арий не прикасаясь, единым взглядом сдвинул его в сторону, чтобы лучше видеть Игора. Да и демонстрация силы никогда не бывает лишней. Глаза человека проследили за перемещениями кувшина. Хорошо. Легче будет сломать... если вообще придется, решил Арий.
   - Оставьте нас, - приказал герцог стражникам. Но стоило им откачнуться, Игор начал оседать на пол. Разговаривать с лежащим, было бы неудобно. Арий велел, принести скамью. Игор сел, вцепившись руками в край лавки. Его даже сидячего сильно шатало.
   - Мы давно не виделись, - начал герцог, мысленно разбрасывая сеть с тонкими чувствительными крючками.
   Его этому научил Солар. Никто пока не смог избежать нежного и цепкого захвата его сети. Арий гордился собственным умением, пожалуй, больше, нежели собственными достижениями. К тому же это была захватывающая игра. Можно было, прикрыв веки, оставаться за столом, одновременно рыская среди эмоций испытуемого.
  -- Пить.
  -- Что?
  -- Дайте воды.
   - Сожалею, но воды у меня нет. Только вино. Но вино тебе вредно. Как я понял, тебя везли на допрос в Клир. Только по дороге к ним не дают воды. Еды - тоже. Еще, если мне не изменят память, не дают спать. Сочувствую, но придется еще потерпеть. Куда ты отсюда направишься, зависит исключительно от твоих ответов. И так - начнем. Ты не выполнил моего приказа. Где голуби, за которыми я тебя отправлял? Где твой напарник? Где, наконец, лошади и повозка? Они стоят денег... мне хотелось бы получить отчет.
  -- Мы... приехали в Мец, - Игор говорил, едва ворочая языком. Арий с трудом разбирал слова.
  -- Да, Мец. И что там? - поторопил герцог.
  -- Чистюки.
   Невидимый чувствительный крючок зацепил нечто настолько тошнотворное и мерзкое, что даже ловец, не зная о чем речь, передернулся.
  -- Что чистюки? - крикнул герцог.
  -- Людоеды...
   Игор согнулся, гася спазм. Ему было больно. Арий почти чувствовал эту боль.
   О чистюках ходили самые разные слухи. И такие - тоже. Герцог приписывал их народной фантазии. Игор, пожалуй, первый, кто стал очевидцем.
   Распустились! - мысль Ария сбилась. Сеть ослабла. Но можно было особенно не беспокоиться. Человек сломлен. К тому же, он не знает, останется во дворце или пойдет в Клир. Нынешний председатель, разумеется, захочет забрать бывшего начальника дворцовой стражи к себе, и потрясти его, так чтобы кости посыпались. Может, не отдавать?
   Лицо Игора под слоем грязи стало зеленоватым. Он вот-вот мог свалиться в обморок. Но Арий не имел права, поступиться допросом. Потерпит!
  -- Где твой напарник?
  -- Не знаю.
   Сеть дернулась. Но - ничего конкретного. Арий зацепил только сожаление. Игору было жаль тупого птичника. Еще была погоня. Азарт до сих пор тлел на самом донышке души бывшего начальника стражи. Значит, он ушел, - анализировал герцог, - а раб не смог. Этот полагает себя виноватым... как же, бросил товарища. Слюнтяй и ничтожество! О безмозглом рабе он сожалеет, а о проваленном задании герцога - нет!
   - Дальше я расскажу тебе сам, - вкрадчиво начал Арий, собираясь выдать свою догадку о погоне, за сверхзнание. Лишний раз изумить и заставить себя бояться - не помешает. - Ты сбежал от читюков, бросив им птичника. Ты потерял и человека, и повозку, и лошадей. Ты не выполнил приказа, наконец. Но ты таки остался жив. Пожалуй, я прощу тебе, массу оплошностей. Погоня, на сколько я знаю, была страшной по напряжению. Куда ты смог спрятаться от чистюков? Говорят, они вездесущи. Даже на запад проникли.
  -- В Невью. Прошел... провалился.
  -- Та-а-к... куда именно?
  -- На восточный участок.
  -- И кто там у нас сидит?
  -- Сидела... Рахна.
  -- Что значит, сидела?!
  -- Участок захвачен.
  -- Кем?!
  -- Дикарями, которые прошли через шлюз. Граница прорвана.
  -- Ты лжешь!
   Арий сорвался с места и забегал вдоль стола. Игор не лгал! Вспышка герцога произошел из-за страшной оторопи. Он уже не контролировал себя. Сеть? Провались она... Игорь не лгал! Кто-то сумел преодолеть барьер, который веками сдерживал нашествие с Той стороны. Угроза нависла над всем герцогством. Провались оно! Ему, Арию, его бесценной жизни грозила страшная опасность. Начнись оккупация, с планами по захвату Камишера придется распрощаться. Армия нужна будет, для отражения диких орд. Камишер выйдет им на помощь. Восточные соседи только того и ждут. Вот тут и поднимут голову недобитые аллари. Они не станут встревать в войны людей. Они просто уничтожат своего самого страшного врага - герцога.
   Стены зала поплыли. Проклятые лазуритовые колонны плясали в глазах, выламывая коленца. Кувшин на столе поехал сам собой, треснулся о ближайшую колонну и взорвался тучей красных брызг. Все это отразило мерзкое нетленное зеркало.
   Ария стошнило. Такие рези появлялись в животе, когда его призывали в тайную комнату. А что если... туда? Быстрее! Зажечь светильник и ждать!
   - Ты лжешь! - повторил Арий. Голос был не его. Слова приходили из ватного нутра и оседали капельками на губах.
   Солар уверял, что Рахна неусыпно следит за рубежом. Разговор состоялся не больше двух часов назад...
  -- Когда прорвались дикари?
  -- Три недели назад, - твердо ответил Игор.
   Он не лгал!!! Значит... солгал Солар. Или его осведомленность не так всеобъемлюща, как он хочет показать своему сыну. Дергает за ниточки, унижает, кормит подачками с магического стола. Унижает, обвиняет в недееспособности, чтобы в нужный момент заменить его на другую кандидатуру?
   Игор потерял сознание. Тело сползло под лавку кучей тряпок и костей. Почти покойник. Нет! Его необходимо сохранить. Он должен жить, каждый день напоминая Арию, что им пользуются. Иначе, пройдет время и все, рассказанное, полумертвым человеком, покажется герцогу небылицей. Только находясь рядом с Игором, Арий сможет подпитывать свою ненависть.
   Непогрешимость Солара дала трещину. Этим следует воспользоваться. Пока не ясно - как, но воспользоваться, и сыграть свою игру.
  
   Прав оказался, умирающий собака, если поджимать пальцы на ногах, ни один хрен не дознается, что у тебя на уме.
   Стопы у Игоря свело судорогой.
  
   * * *
  
   Потолок состоял из ровно пригнанных досок. По углам комнаты кровлю подпирали деревянные колонны, украшенные на самом верху тонкой резьбой. Дерево поблескивало и светилось глубоким медовым цветом. Большое окно забирал переплет, в котором стояло настоящее чистое стекло. Сквозь него в комнату рвался яростный высокогорный день.
   Саня слышал, как в стены бьется ветер. Оконный переплет вздрагивал, тонко отзванивало стекло, на мгновение замирало, пережидало обманчивое затишье и опять напрягалось, чтобы заголосить пронзительным звоном.
   Ветер проникал в комнату, холодил, лежавшие поверх мехового одеяла руки, шевелил край, завесившего всю противоположную стену гобелена.
   Саня смотрел на гладкий тусклый ковер, пытаясь сообразить, что там нарисовано. Ничего кроме полос и клякс он не различал. Но оторваться от хаоса линий было не так-то просто. Гобелен приковывал к себе. За окном свет, небо синеет и даже кусочек дальней горы видно, а глаза все время возвращаются к тусклому, будто раздавленному клубку линий. В одном месте Саня нащупал рисунок. Там завивалась огромная спираль. В нее как в воронку втягивались остальные формы. Но отведи глаза, да просто сморгни, рисунок терялся, превращаясь в раздражающий хаос.
   Дверь отворилась. В комнату вошел высокий худой, даже костлявый мужчина, одетый в серый свитер и узкие, заправленные в шнурованные ботинки, штаны.
  -- Как спалось?
   Саня смотрел и не мог до конца поверить, что перед ним Дион.
  
   Десять дней голодный, грязный, смертельно усталый кот тащился по горам. Едва заметная тропка не раз пропадала, чтобы нырнуть под ноги, когда он терял всякую надежду ее отыскать. Днем жгло солнце. Ночью сковывал мороз. Спасибо Снежке - заставила его взять кошму. Иначе, уже или замерз бы, или повернул назад. Высокогорных ночных холодов в рубашке не переживешь. К шестому дню кончились продукты. Вместо воды Саня топил в ладонях снег. Руки почернели. Все чаще среди дня хотелось сесть в тихом месте и подремать.
   Вверх - вниз, вверх - вниз... обратной дороги он не найдет. Саня оборачивался. Тропки, которая угадывалась впереди, сзади не было. Или его морочат горные духи?
   А вдруг Дион - выдумка? Придумали люди себе... бога. Мамка поминала... Он добрый...
   Саня останавливался, набирал в ладони снега, тер обмороженное лицо. На щеках не заживали ссадины от острых кристаллов фирна.
   Пунктир в голове, превращался в череду мыслей. Оглядываться он больше не будет. Путь был один - вперед.
   Тропинка, видимая на всем протяжении последнего подъема, как никогда четко, вдруг оборвалась расселиной. Под ногами разверзлась пропасть - концов не видно. С одной стороны она змеилась и пропадала в пушистом снежном надуве, с другой - упиралась в гладкую скальную стену. По такой, пожалуй, и с его когтями не пройти.
   Накатывал вечер. В горах темнело стремительно и неотвратимо. Пора было искать ночлег. Прошлую ночь он провел в щели между камнями, удачно завернувшись в кошму. Почти не дуло. Он надышал немного тепла и даже сумел поспать. Сегодня вокруг не было ничего кроме льда и снега. Саня с сожалением посмотрел назад. Придется спускаться, иначе он не переживет ночь. Замерзнет, как только перестанет двигаться. Согреваться движением, без еды, тоже становилось все труднее. Таяли силы.
   Вдруг стало тяжко и пусто. Пропасть разверзлась не только во вне. Внутри - тоже. В нее ухали последние силы... и вера.
   Впереди, ведь, может ничего не быть. Только холод и смерть. Не станет бродячего кота Саньки, возомнившего себя потомком великого рода. С ним уйдет память о наследнике герцогского трона Эдварде Дайрене, отдавшем все за право покарать убийцу. Истает память о сыне вольного клана Шаке, которого люди прозвали Апостолом, единственном свидетеле великой любви и страшной гибели Арпа и Кары. Уйдет память о дриаде, которая пренебрегла зовом своего золотоволосого царя, и ушла с арлекинами. Не останется даже флера от памяти о странной птице, которая по вечерам молча разговаривала с Саней, зная, что вслух никогда не произнесет того, о чем кричали глаза.
   Зато останется и будет торжествовать ничтожество, обманом захватившее власть - выродок Крен, взявший себе звучное имя Арий. Останутся чистюки. Останутся черные слуги Клира, изгнавшие Снежку за то, что приютила маленькую дриаду...
   Он не думал. Тело все сделало само. Кот сжался в комок. Настал миг полного сосредоточения и напряжения, за которым последовал долгий-долгий прыжок. Пропасть осталась позади.
   Ему удалось зацепиться за самый краешек. Фирн обломился, ноги повисли над пропастью. Саня начал выбираться, по вершку втаскивая себя на крохотный скальный островок, единственный торчавший из-под снега.
   Он бы вылез, не подтай лед. Теперь уже волокло всерьез. Саня выпустил когти. Они ушли глубоко в твердый фирн. Пальцы рвануло. Показалось, когти сейчас обломятся. Но выдержали. Он немного отдышался, пережил миг ужаса, и уже начал прикидывать, как будет выбираться, когда сверху прокричали:
  -- Держи.
   Прямо под нос сползла толстая веревка, завязанная на конце узлом.
  -- Хватайся. Я тебя вытащу.
   Головы не поднять. Страшно отпустить стенку, которую закогтил, как последнюю надежду. И тогда Саня вцепился в веревку зубами.
  
  -- Лежи, - разрешил Дион.
   Сане было трудно шевелиться, но он все равно, подтянул ноги к подбородку и сел, завернувшись в одеяло. Десятидневный холод не хотел уходить из тела. Знобило. Голова немного кружилась. Долговязая фигура Диона шла волнами, потом выправлялась, принимая нормальную форму.
   Никакой он был не старик. Определить возраст этого человека Саня бы не взялся. Если не придираться - мужчина возраста начала мудрости. Но в темных, спрятанных за тяжелыми веками глазах, плескалась вечность. Тонкие руки с длинными подвижными пальцами покрывали пигментные пятна. Однако Саня помнил, с какой легкостью эти изящные руки вытащили его из пропасти.
  -- Возьми, - Дион протянул миску, исходящего паром, горячего молока и кусок хлеба.
   Пока кот ел, Дион смотрел в окно; обернулся, забрал у парня пустую миску, поставил на стол. Саня чувствовал, как вокруг них начинает сгущаться воздух. Стало казаться, что дышишь водой. Саня помахал перед носом ладонью. Дион усмехнулся. Напряжение пропало.
  -- Это я - так. Не обращай внимания, - непонятно объяснил он коту.
  -- Так и захлебнуться не долго, - вяло пошутил Саня.
   - Согласись, я ведь знать не знаю, кто ты. Твой вчерашний рассказ оказался для меня на сколько запутан, на столько же и неожидан. Какое-то пророчество, какие-то проводники.
   - Я шел сюда, уверенный, что пророчество исходит от Вас. Люди на рубежном перекрестке согласились вести меня к вам только из-за него. А получается, вы вообще не причем.
  -- Однако проводили только до края своего болота и отвалили назад.
  -- Им вроде скучно стало. Выгоды-то никакой.
   - Я тебе скажу, чтобы к этой теме больше не возвращаться: я не занимаюсь пророчествами. Ни гаданиями, ни прогнозами. Как-то я спустился с гор вниз, - дело давнее, - наткнулся на людей и поговорил с ними маленько. А они тот разговор приняли за Вышнюю Волю.
  -- Они говорили, что ходят к тебе...Вам.
  -- Говори мне ты, если тебе так удобнее.
  -- Невместно, как-то. Ты...Вы, вроде, Бог.
  -- Тот-то и оно, что - вроде! А впрочем... если и бог, то - неудачник.
  -- А Солар?
  -- Слышал про него?
  -- Внизу герцог ему домов настроил. Людей туда загоняет.
  -- Ходят?
   - А куда им деваться? Приказ. Только не понимаю, как можно из-под палки верить? Делать - одно. А верить? Скажи мне, что белое это черное, я, - если с ножом к горлу пристанут, - соглашусь. Но не поверю!
   - И никто не поверит. Но если долго талдычить одно и тоже, если постоянно называть белое черным, люди забудут, где правда. А их дети и вовсе станут считать Мир, перевернутый с ног на голову - правильным.
   Саня задумался. Выходило, люди, послушно идущие, кланяться чужому богу, сами себя предавали.
  -- А аллари? - спросил и спохватился, понял ли его Дион. Но тот понял.
   - У аллари другой генетический код. Люди оторвались от корней, от череды предков, в которой каждый аллари - звено. Он и потомок и предок в одном лице.
  -- В крепости Пелинора есть мозаика. Во всю стену донжона...
  -- Я ее видел.
  -- Самый верх тоже?
  -- Да. Очень давно. Там изображен человек.
  -- Кто сидит рядом?
  -- Обезьяна - его предок.
  -- Значит, люди тоже аллари?
  -- И да, и нет. Тебе, действительно, нужна истина?
   Саня задумался. Пожалуй. Хоть она, - какой бы ни оказалась, - уже не могла решительно изменить его взгляды.
   Дион начал рассказывать. Стоя у окна, он вбивал стройные фразы в ослепительный полуденный высокогорный снег.
  
   - Я - ничтожный сын обезьяны - нахватавшись запретных знаний, возомнил о себе. Ты не представляешь, мальчик, как широк мир. Мне хотелось охватить его весь. Я жаждал все больших и больших знаний. Меня сорвало с места и кружило древесным листком.
   - Где твой дом? - спросил Саня.
   - Я его почти уже не помню. Собственным мирком дорожишь, пока не можешь от него оторваться. Если сумел, тебя тянет все дальше и дальше. Жажда нового бесконечна. Был момент, когда в моем Мире мне стали подвластны не только пространство, но и время.
   Бесконечность распространяется в обе стороны. В прошлое уходить легче нежели в будущее. Движение вспять линейно, не петляешь среди вероятностей грядущего.
   Я опускался на самое дно истории, плавал среди гигантских моллюсков и играл с предками динозавров. Я видел ранние цивилизации: те, которые пожрали сами себя, и те, которые пожрало время и пески. Я видел великое оледенение и такой же великий, последовавший за ним потоп. Гибель одних животных и приход на их место других. Я видел страшный в своей безысходности путь обезьяны.
   А началось с того, что я, юноша возжаждавший знаний, увидел приход аллари на Землю. Говорили, что их принес звездный ветер. Можно сказать и так. Но правильнее: оседлав космический поток, аллари путешествовали на нем как ты на коне, или как моряки на кораблях. Они несли такое знание, что я преклонил перед ними колени. Я стал им служить.
   Именно тогда я узнал, что дети обезьяны тоже аллари. Когда-то все они вместе населяли один и тот же Мир. Но дети обезьяны быстро потеряли ментальную связь с предками. Сбой в генетическом коде привел к тому, что люди дичали, оставаясь без постоянной опеки других аллари. Они жили коротко, зато легко плодились. Они были агрессивны. Они были человекоядны и трупоядны.
   Проконфликт случился в родном Мире аллари. Распространившиеся сверх всякой меры потомки обезьяны начали разрушать ментальное равновесие. Их планета уже была очень стара. Малейшего вмешательства извне было достаточно для катастрофы. И тогда, дабы защитить свой мир, аллари переместили детей обезьяны к другой звезде. Их родная планета просуществовала еще миллион лет. Но катастрофа стала неизбежной. Аллари покидали свой мир, уходя по разным направлениям звездного потока. Я не могу сказать яснее. Ты не поймешь. Их разнесло по всей Вселенной.
   Одна группа попала в тот мир, куда переселили детей обезьяны - в мой мир. Планета была молодой. Ей не грозила гибель из-за грубого нарушения ментальных полотен. А аллари были измучены переходом, длившимся несколько поколений. К тому же их прекрасно приняли.
   Дети обезьяны успели забыть кто они и откуда. Попав на Землю, они сначала совершенно одичали, почти став идентичными предкам. Но некая генетическая настройка взяла свое, и они совершили повторное восхождение к разуму. Они спустились с деревьев, взяли в руки орудия, вновь приручили огонь. К моменту моего рождения люди имели ремесла, искусство, примитивный строй и этику.
   Увидев могущество пришельцев, они объявили их богами. Аллари поселились в центре гигантского материка, построили города, создали флот, основали металлургию. На земле начали зарождаться науки.
   Наивные чистые аллари старались передать аборигенам как можно больше знаний, полагая, что этим цивилизуют полудикие народы: свое понимание ментала, теорию полотен и возможность манипулировать ими, они тоже, не сомневаясь, передали детям обезьяны.
   Я стал им служить и учиться, на собственной шкуре познавая многие истины. Я так ушел в науку, что не заметил, как вокруг аллари сгустились черные силы. Когда я пришел в себя, вокруг Зверобогов уже шла тайная война за их же знания. Человеческие адепты не могли пользоваться знанием в полном объеме, но кое-что они все же ухватили. Когда я разобрался в происходящем, было поздно. Группа адептов владела уже приемами, которые поднимали их выше всех остальных людей на много порядков. Но тут начали прозревать и сами аллари.
   Однако повторюсь: было уже поздно. Воспользовавшись знаниями своих учителей, предатели решили их уничтожить. Очень удобно. Нет аллари - не на кого постоянно оглядываться, нет необходимости соблюдать жесткие этические нормы. Но самое главное - вся полнота власти в мире переходила к адептам.
   Я успел в самый последний момент. Адепты приготовились нанести сокрушающий удар по главному городу аллари. Им, к стати, было совершенно безразлично, что вместе с богами погибнут люди. Более того, адепты считали массовую гибель людей, сопровождавшуюся выбросом определенного вида энергии, полезной и необходимой. Проще говоря, им нужна была гигантская жертва.
   Аллари не смогли предотвратить катастрофы, но им удалось спастись. Используя энергетический поток, которым адепты пытались их уничтожить, аллари вырвали часть материка и переместили в иное пространство-время. Расчетов никто не делал, бросок получился наугад. Матричный мир оказался неполноценным, или сотрясение пространства сыграло злую шутку? Земля, которую впоследствии назвали Алларией, оказалась перекрестком миров. Сюда прорываются или проваливаются то люди, то совершенно чуждые им, иные существа.
   - Ты оказался тут вместе с аллари?
   - Нет, меня выкинуло отдачей назад на Землю. Представь человека, который, став бессмертным, потерял своих богов. Адептов тоже почти не осталось. Воды океана быстро заполнили место, где некогда была густонаселенная страна. А я стал вечным странником. Я видел как возникали и исчезали народы, да что там - цивилизации. Жалкие остатки тех, кто помнил великих и добрых Зверобогов подняли в пустыне величественные храмы. Попав туда через несколько тысяч лет, я вновь встретился со своими друзьями. Их изображения сохранились, думаю и по сей день.
   Как я их искал, мальчик! Ты не представляешь, сколько я прошел дорог. И нашел. Я готов был целовать землю, приютившую великих странников. Они пришлись ей как раз впору. Представь тысячелетия гармонии? Не смотри так недоверчиво. Аллари сумели приспособиться к мощному полю Перекрестка, тем более, что генетически тяготели именно к таким нагрузкам. Ментальные связи расцвели и стали прочными. Мир, покой, изобилие - золотой век, мальчик...
   Даже дети обезьяны, попавшие сюда вместе со аллари, начали тут меняться. К сожалению, стали меняться и сами аллари. Обособленность, утрата многих знаний, да и само сонное существование их нового мира сыграли свою роль. Крупицы прежних знаний решено было строго хранить от посторонних, то есть - от людей. Разграничение коснулось всего. Аллари всегда чтили своих предков, по тому, что ментал объединял прошлые поколения с ныне живущими. Дети обезьяны не имели такой связи. У них не было бога. И на Земле и тут они постоянно эмпирически искали себе объект для поклонения. У Аллари были стройные цепочки наследственных связей. У людей - только необходимость иметь Высшую опору. Отсутствие ее быстро превращало людей в животных. Я тысячу лет провел среди людей на Перекрестке, прежде чем решился стать им чем-то вроде бога. Я был слабым и далеко невездесущим и невсеведущим. Но я старался нести добро и мир.
   - Аллари знали о тебе?
   - Только некоторые в университетах... еще львы. На сегодня знающих осталось двое. Ты - третий.
   - А те, кто они?
   - Скарабей живет под защитой стен Сарагона. Герцог не может за них прорваться. Вот когда пригодились древние знания. Старого змея Мараведиша я чудом успел выхватить из лап Клира. Его уже везли в столицу.
   Но ты еще не знаешь самого на сегодняшний день главного: полтораста лет назад в этот мир пришел один из темных адептов. Солар - бессмертный, как и я. Тысячелетия он сидел на Земле, по крупицам собирая стабильную силу, с помощью которой можно оторваться от матричного Мира.
   - Как можно собрать силу?
   - Артефакты! Силу можно сконцентрировать в определенной кристаллической решетке. Для это используются камни. Но может подойти и керамика. Некоторые тексты тоже вполне годятся как аккумуляторы. Лучше, если они нанесены на стабильный носитель. Самый стабильный, опять же - камень.
   - Я не понимаю.
   - Тогда просто слушай. Я не могу сейчас тебе провести даже ознакомительного курса. У нас слишком мало времени.
   Солар сто лет готовился. Двадцать лет назад он посадил на трон Крена. Власть нужна была адепту только для того, чтобы учредить в герцогстве новую религию. Но два десятилетия - слишком мало для естественного процесса. Солар решил ускорить события. Крен строит храмы и загоняет туда людей, демонстрируя им фокусы. Чудо всегда притягательно. Нашлись легковерные. С армией - еще проще. Солдатам можно приказать. Когда велели молиться Светоносу, никто и ухом не повел. Никто в него не верил, но на молебен-то их сгоняли регулярно. Человек ко всему привыкает. Они привыкли собираться вместе и вместе произносить определенные, не очень понятные тексты. Зато, после им обязательно давали или поблажку и ли лакомство. Нормальная практика выработки условного рефлекса. Через некоторое время люди шли уже добровольно. Ментал получил направление. Сформировался, пока еще хиленький, но уже поток. Сила пошла в копилку Солара.
   Я давно заметил: любые смуты обязательно сопровождаются гладом и мором. И не только по тому, что часть населения бросает работу, уходя в другие сферы деятельности. Разрушаются привычные связи. В фатальных случаях за изменением направления ментальных потоков следует гибель цивилизации, на осколках которой встает следующая. У нее другие принципы - другие боги.
   Моя вина! Тысячелетия мирного существования, оказывается, тоже могут утомить. Мне стало интереснее слоняться по иным мирам. Свой казался тихой и комфортной рутиной. Находясь здесь, я по-прежнему вникал в человеческие конфликты, следил за изменениями, помогал людям, если в том случалась нужда. Но бытие бога уже не являлось самоцелью.
   Я никогда не стремился к накоплению потенциальной энергии перехода. Солару нужна только она. Ему безумно хочется оторваться и уйти.
   - Куда?
   Дион показал на завечеревшее небо, в котором сквозь синь уже проступили первые звезды.
   - Вот те, кому поклонялись. Ментальный потенциал способен превратить простого адепта в префоматора. Такие постепенно теряют человеческие ощущения. Им уже не страшен голод. Они начинают питаться светом и водой. Им не страшен холод. Они могут адаптировать собственную температуру со средой.
   - Зачем тогда им жить как люди?
   - Они и не живут. Набрав критическую ментальную массу, они отрываются от земли и уходят в космос. Адепт вплетает свое, ставшее сгустком энергии, тело в массу звезды, захватывает ее, становится ею. Подними голову. Видишь?
   - Да?
   - Это те, кто на протяжении миллионов лет в разных вселенных сподобился набрать необходимую массу. Чем она больше, тем ближе они к матричному миру. Чем меньше - тем они дальше. Но и те и другие сохраняют способность влиять на свой мир.
   Солар решил сделать вторую попытку на Перекрестке. Когда он стартовал с Земли, энергии перехода оказалось недостаточно, доля выхода в космос, его и кинуло к нам, а я прозевал момент, когда он начал внедряться. Я был преступно беспечен и профукал целый мир.
   - Тебе молилась моя мамка...
   - Как она меня называла?
   - Ни как. Просто Бог. Говорила, что Ты добрый. И что у аллари свои боги, но вы не враждуете. Потом появился Светонос.
   - Издевка старого циника. Падший ангел, пришел в этот мир и изподтишка решил его растлить, испортить, сломать чужую игрушку, чтобы из обломков смастерить себе подкидную доску в космос.
  -- Что он там будет делать?
   - Думаю, то же что и тут: растлевать, обирать, копить силы, хватать все, до чего сможет дотянуться.
   - Там тоже идут войны?
  -- Да. Но они неохватны для вашего разума.
  
   * * *
  
   Выбраться из дома на твердый, выдутый ветрами, сверкающий наст Саня смог только через неделю. Зажили ссадины на руках. Покрылись новой кожей обмороженные щеки. Дион дал ему одежду. В теплой куртке и штанах, выход за порог не казался уже таким страшным.
   За невысокой мареной в снегу покоилась длинная, прикрепленная к какому-то механизму лестница. Дион, раскопал удобный короткий рычаг, велел помогать. Они налегли на рукоятку, лестница начала подниматься в небо, миновала зенит и благополучно легла дальним концом на ту сторону пропасти.
  -- Завтра пойдем за посылкой.
  -- Далеко? - спросил Саня. Уходить от теплого крова все же не хотелось.
  -- Полдня туда. Полдня - обратно.
  -- Тебе носят посылки?
  -- Увидишь.
  
   Дорога вниз по склону в удобных ботинках, окантованных острыми пластинками, показалась прогулкой. Саня с трудом узнавал места, по которым тащился неделю назад. Ледник остался за спиной. Они миновали пару высоких марен и вышли в боковое ущелье, больше похожее на каньон. Не хватало ручья. Вместо него по дну распласталась короткая, жесткая, почти черная трава.
   Сане стало жарко. Он расстегнул куртку, скинул капюшон. Дион двигался быстро и легко, как подросток. Тяжеловатый кот едва за ним поспевал. Смотреть по сторонам времени не оставалось. Каньон на каждом шагу подставлял новый угол или поворот. Сане показалось, что он закручивается вглубь горы наподобие спирали.
   Они в очередной раз свернули, прошли коротким коридором с нависающими стенами, обогнули острый уступ и... оказались в окружении кибиток.
   Табор вынырнул из каменного хаоса, как кролик из шляпы факира. Но привычного цыганского гвалта и столпотворения не случилось При виде гостей люди начали разбегаться по кибиткам. Матери хватали детей. Мужчины спешно забрасывали в телеги пожитки. Круглое пространство, окруженное повозками и лошадьми, очистилось в одно мгновение. Дион и Саня остановились в центре. В ущелье замерла такая тишина, что стало слышно, как далеко, на соседнем пике сорвался и пошел, цепляя лавинку, камень.
   К ним вышел Чалый: черные надраенные сапоги, черная, блестящая камешками безрукавка, черная, надвинутая на глаза шляпа; поклонился Диону, мельком глянул на Саню, тряхнул головой, присмотрелся.
  -- Ва! Кот! Мой друг Шак продал тебя человеческому богу?
   Саня видел, что Чалому не по себе. От того и хорохорился. Присутствие Диона смущало цыганского главаря, но необходимость сохранять лицо, обязывала сохранять нахальный тон.
  -- Здравствуй, Чалый, - вежливо кивнул Саня.
  -- Где мой друг Шак, не подскажешь? Не прячется ли за тем камнем?
  -- Его нет. - Саня печально смотрел в глаза черного коня.
  -- А собака?
  -- Его тоже нет.
  -- Девочки...
  -- Никого нет. Остался я один.
  -- Дуракам счастье.
   Лицо Чалого враз постарело. По щекам пролегли глубокие складки. Глаза сделались несчастными. Не будь рядом посторонних ушей... но были. Чалый постоял, зажмурившись, точно как лошадь тряхнул гривой, сморгнул.
   - Забирай свою посылку, Дион. Вы принесли мне плохую весть. Забирай посылку и открывай проход.
  -- Где он?
  -- В крайней кибитке.
   Дион пошел к высокой повозке, откинул тент, погрузил в тележное чрево обе руки и вынес оттуда нечто, закутанное во множество платков и одеял. Саня решил, что это ребенок. Тревожно кольнуло внутри. Не зря толковали, что цыгане детей воруют.
   Пока Дион возился с посылкой, Чалый шагнул к Сане:
  -- Что случилось с Шаком?
  -- Он пропал. Ушел через Границу.
  -- Не умер?
  -- Нет.
   - Значит, жив. Ва! Знаешь, кот, твоя весть оказалась не такой уж плохой. Если Шак жив, я его найду.
  -- Как?
  -- У цыган свои тропы и свои законы. Стройся! - заорал он вдруг во все горло.
   Ближняя лошадь присела и дернула повозку. Цыган на облучке спешно начал разворачивать. Следом выстроился весь табор.
   Дион осторожно положил сверток у нагретого солнцем камня, пошел во главу колонны, встал лицом к скале и начал чертить руками какие-то знаки.
   Появилось слабое свечение, трещина в скале начала расходиться, истаивая струями горячего воздуха. Но жара Саня не чувствовал. В камне творился проход через Границу. Как только свечение померкло, а трещина стала достаточно широкой, туда пошла первая кибитка. Они исчезали в скале одна за другой. Последним в тень трещины ступил Чалый, обернулся, махнул Сане рукой и пропал.
  
   Посылку они по очереди несли на закорках. Сверток оказался не таким уж легким. Путь назад занял больше половины дня. Как Саня ни тужился, а определить, кто у него за спиной не мог. Вроде живое, а вроде и - нет. Человек? Не человек? Плюнул. Доберутся до дому, там и разберется.
   К пропасти, опоясывающей жилище Диона, они добрались в полной темноте. Хозяин раскопал снег, вытащил из него короткий стержень и поджог. Затрещал плюющийся холодными искрами ослепительный факел. По лестнице Дион прошел первым, чтобы осторожно принять из рук кота сверток.
   Саня так и не решился спросить про ребенка. И - ладно. Когда спеленутое существо внесли в дом и развернули бесчисленные платки, до крайности изумленному коту предстал древний как мир старик с плоской головой и длинной шеей, под кожей которой можно было пересчитать все позвонки. Перед Саней стоял, как нив чем не бывало, отряхиваясь Его Ученость Камибарам Мараведишь.
   Ростиком старый змей едва доходил коту до пояса. Голова на тонкой шее тянулась вперед, от чего казалось, змей постоянно принюхивается. Перед Саней был самый древний аллари этой земли.
  -- Вы так на меня смотрите, будто в жизни не встречали змей, - проворчал старец.
  -- Встречал, конечно... но я про Вас... думал, Вас в живых нет. Мне Эд говорил...
   - Какой Эд? - Шея старика пошла спиралью, он вывернул голову так, что большой темный глаз, прикрытый пергаментным веком, уставился Сане прямо в лицо.
  -- Эдвард Дайрен.
  -- Я тебе говорил! - крикнул Камибарам Диону. - Наследник жив!
   - Но его останки были представлены народу и признаны другими аллари. Как мне было не поверить.
   - Где он? - змей обернулся к Сане.
   - Боюсь... мне нечего Вам ответить. Когда мы расставались, Эд был очень плох. Его сначала ранили, потом пытали. Потом мы уходили от погони. Эд успел сказать мне кто он. Раньше я не знал. Потом пришли родичи. Дайрен попросил оставить его с волками. Я не знаю, жив он или нет.
   - Могу твердо сказать, что Эдди опять всех обхитроил. Не волнуйтесь, молодой человек, Дайрен жив. Остался в стае... что ж - это самый лучший способ спрятаться. Жаль, мне его теперь не удастся нащупать. Хотя и раньше я не сильно в этом преуспел. У древнего клана Собаки всегда были свои тайные умения. У тебя, львенок, думаю - тоже, раз тебя пока не схватил и не казнил прилюдно светлость наша жаборылая.
   А тебе, Дион, я привез подарочек. Все же очень мудро было поколесить по стране с цыганами. Ха-ха! Под самым носом Клира устраивались. Сколько у нас с ними было хлопот вначале? Крен тогда набрал действительно сильных эмпатов. Не таких как аллари, но сильных. Они ловили вторичные волны.
   - Что такое вторичные волны, - невежливо встрял Саня. Ему показалось, что речь старого змея адресована прежде всего ему. А раз так - не гоже кивать головой с умным видом. Он пока ничего не понимал.
   Кимибарам опять вывернул на него глаз, усмехнулся тонкими бескровными губами:
   - Все возвращается. Впереди у нас длинная зима, мальчик. Раньше, много веков... у меня были тысячи студентов. Кто-то хотел учиться, кто-то, как Эдди, сначала отбывал родительскую ссылку, только позже поняв, что без знаний мир превращается в скудную кормушку для тела. А ум тем временем мечется во тьме, заставляя своего обладателя в тысячный раз изобретать колесо...
   У нас будет много времени. Скоро все подходы к нашему убежищу завалит снегом. Солар, будем надеяться, снимет блокаду, и Дион сможет опять почувствовать свой народ. Дети обезьяны не забыли пока своего непутевого, но доброго бога. Они откликнутся.
   Дион, там в тряпку завернута глиняная табличка. В ней то, что я сумел собрать за время турне. Не знаю, на сколько это поможет тебе остановить Солара. Но хотелось бы верить, что поможет.
  
   Глава 8
  
   Саня прыгал с камня на камень. Между валунами начала пробиваться первая ярко зеленая трава, нахально теснящая слежавшийся, ноздреватый снег. Это - на высотах. Внизу уже во всю бушевала весна. За трехмесячное сидение в ледяном плену он соскучился по траве, простору, свободе, наконец.
   Ой же мамкам моя человеческая и мать - львица Рада!
   Саня не раз и не два вспомнил рассказы Эда о придирчивости и злопамятности Его Учености старого змея Камибарама Мараведиша. Достал, так достал!
   Кот с зубовным скрежетом шел на занятия, вернее, лекции, которые перемежались цепочкой вопросов, в результате которых старый змей загонял бедного котейку в угол. Выходило, как Саня ни старался, как ни зубрил, - в смысле читал рекомендованные Камибарамом книги, - толку в голове не прибавлялось. Дион тоже не проявлял понимания. Саня, разумеется, не жаловался. Но дом был невелик, Дион мог слышать все перепитии Санькиного обучения. И нет чтобы посочувствовать, еще и насмехался из-подтишка, над бедным котом.
   Однажды Санька, не на шутку обидевшись на Камибарама, решил уйти. Дошел же он голый и голодный до горного убежища Диона. Обратно как-нибудь тоже доскачет. Да хоть сядет на задницу и - вниз с горки.
   Сладкая мысль о побеге будоражила до утра. На рассвете кот заснул, решив набраться сил перед выходом, проспал случайно до обеда, а за столом был встречен хмурым Дионом. Змей сидел тут же и глаз на Саню не поднимал. Почуяв напряженность, кот весь ушел в поглощение вареной козы.
   - Ты собрался уходить? - первым подал голос Камибарам. Саня поперхнулся куском. Помычал что-то. Закашлялся. Кмибарам так и сидел, уставившись в стол.
   - Мне десять тысяч лет, львенок. Я пережил всех и вся... много помню, а кое-что даже стал забывать. Я бываю неоправданно строг, придираюсь... ты, наверное, обиделся?
   Камибарам вскинул на Саню выпуклые, обтянутые пергаментными веками глаза. Они смотрели виновато!
   Саньке стало стыдно и ...больно. Древнейший и умнейший из аллари, не знал, как извиниться перед безродным котом.
   Котом! Лев - тоже кот. Хоть и лохматый. Больше ни чем от деревенского васьки Саня пока не отличался. Обидели его! Уму разуму научали, да не угодили.
   Саня поднялся, обогнул стол и, встав перед стариком на одно колено, поймал его руку и поцеловал.
  -- Простите меня, учитель.
   Легкая пергаментная лапка, дрогнула, выпуталась из мощных пальцев льва и... потрепала по гриве.
  -- Доедай, - приказал Дион. - Есть разговор.
   Глиняная табличка, привезенная Мараведишем из "турне", оказалась своеобразным приемником. Что это такое Саня уже стал понимать. Рисунок на отполированной поверхности время от времени менялся. Дион каждый день заглядывал в табличку, считывая письмена. Надо был так понимать, что внизу кто-то очень верный сидел и писал на такой же табличке в надежде, что богу пригодится его отчет.
   Но табличка оказалась не волшебной, - так понимал Саня чудеса, творимые людьми, - а продуктом деятельности ученых Сарагона. Мараведишь для того и путешествовал. Сидеть в горном домике, отрезанными от мира, блокадой, которую навел Солар, становилось невыносимо. Дион сумел отгородиться от соперника непроницаемым полем, раскрыл трещину в горе, ушел от прямого нападения, но остался глух и нем. То, что раньше легко считывалось с эмоционального фона человеческой популяции Перекрестка: чувства, мольбы, жалобы, просьбы - оказалось недоступным. Солар умело перепутал ментальные птоки. На это, - как пояснил Дион, - он был большим мастером.
   - Сам он тоже страдает от нехватки информации. Но у него есть возможность получать ее от Крена и от дочери.
  -- Есть еще и дочь!? - охнул Саня.
   - Есть. И даже, кажется, будет играть скоро первую скрипку. Нам тут отписали, что Крен женится. По герцогскому домену расклеены рескрипты, что двадцатого февраля состоится бракосочетание герцога Ария с никому неизвестной красавицей, явившейся, означенному герцогу сначала во сне, а потом уже - во плоти. На самом деле Солар подсунул Крену его же сестру, которую, надо заметить, Арий боится до полусмерти. Но Солар оказался непреклонен.
   Они потеряли твой след, Саня. И они сильно встревожены. Солар ждет действий с твоей стороны. Крен хлипок и, кажется, стал больше мешать папаше, нежели помогать. Сестра, рожденная из непарной икринки, явится необходимым подспорьем власти.
  -- И народят они кучу маленьких лягушат, - пробормотал Саня.
   - Только если поможет кто-то со стороны. Мужская особь бестера вообще не может продолжить род. С женской - сомнительно. Слишком мало было материала для изучения. Но считается, что такое возможно.
   - Поток идущий в копилку Солара приобрел устойчивое направление, - сообщил Дион новую новость и отложил табличку в сторону. - Хлипенький, конечно, но постоянный.
   - Люди устали, - покивал головой Камибарам. - Им нужно иметь хоть кого-то в Горних Высях, кому можно принести свою слабость и попросить помощи. Ты перестал откликаться.
  -- Как я отвечу, если изолирован?
   - Я тебя не виню. Но факт - есть факт. Ты исчез. Свято место пусто не бывает - поток ментальной энергии пошел к адепту.
   - Солар обнаглел. Мы слишком долго не давали о себе знать. Он почувствовал полную безнаказанность.
   - Единственной угрозой трону и, соответственно - ему, Солару, считался, чудом выживший потомок льва. Только он мог поменяв полюса, развернуть вектор силы. Львы неподвластны внешним воздействиям. Они сами - творцы. Зря что ли, Солар двадцать лет понуждал своих присных разыскивать Саню. Он чувствовал, что сын Рады где-то тут. Думаю, они напали на его след, но тут же и потеряли. Взрыв на некоторое время вынес львенка из постижимой реальности. Саня исчез. Следов - никаких. Вот Солар и решил, что можно свободно безобразничать. Однако позицию Крена он предусмотрительно усилил.
  -- Одновременно приставив к нему соглядатая.
  -- Не исключено.
   - Что будем делать? - спросил Дион. Змей, передернув субтильными плечиками, плотнее запахнул большой платок, от чего стал похож на деревенскую старуху.
  -- А что мы можем?
  -- Где искать Солара? - решительно встрял Саня, не дожидаясь ответа Диона.
   Сам влез. Они его ни коим образом не подталкивали, не провоцировали. Они просто рассуждали, не таясь от глупого кота.
  -- Тебе к нему нельзя! - отрезал Кмибарам. - Слишком большая разница в потенциале.
  -- Но попробовать-то я могу.
   - Что? Что ты будешь пробовать? Убить его? Не с твоими, - не обижайся, я только говорю правду, - силенками. Он уничтожил твоего отца, он, не задумываясь, сделает тоже с тобой. Даже обрадуется, появись ты в пределах досягаемости.
   - Я не понимаю, отчего Солар не ходит между людьми? - осторожно, чтобы опять не погнали, спросил кот.
   Этот вопрос занимал его уже давно. Нужна, допустим, Несусвету энергия, так и пошел бы в люди. Раззадорь толпу фокусами, заставь хоть на миг себе поверить, сила попрет - лопатой греби.
   - Что мешает Солару, устроить забег по герцогству? Глядишь, насосался бы уже и улетел к лешачьей матери.
   Дион хохотал громко, ему скрипучее вторил Мараведиш:
   - В мире не может быть полного совершенства, мальчик, - прошипел старый змей. - Не бы-ва-ет! Отсутствует, как возможная причина гибели вселенной. Одна личность не может сосредоточить в себе все нужные ей, - по ее мнению, - качества. Случись такое, мир закуклился бы вокруг этой личности, и впал в латентное состояние. Тот, кто придумал вселенные, - Высший Разум, Логос, - это предусмотрел. Видишь ли, Александр, вслед за незваным появлением Солара у человека начинаются совершенно непредвиденные реакции организма. На самом примитивном уровне - неприязнь, бывает и до потери сознания. Но чаше - спазмы в животе и, простите, понос.
   Чтобы отъем энергии прошел более или менее плодотворно, человек сам должен прийти к Солару; сам захотеть, чтобы его высосали. Таких еще очень мало, но сделай жизнь людей невыносимой, и они потянутся хоть к Солару, хоть к жабе лесной, лишь бы видеть свет в конце тоннеля. А если света нет, они его себе придумают. Такова сущность детей обезьяны.
   - Что им обещает Светонос мы, можем только догадываться, - вставил Дион.
  -- А есть возможность узнать?
   - Есть, но она таит двоякую опасность. Первое - можно не выбраться из ловушки, которую Солар насторожил, возле своего логова. Второе - Солар пока не знает, точно ли жив. У нас с ним как-то произошла стычка. Мне пришлось спешно уносить ноги, а потом тайно возвращаться. Но Светонос, повторюсь, тоже ограничен в информации. Явись к ему я - все старания насмарку. А мы тут так хорошо замаскировались. Вроде живет в гольцах полубезумный старик, а при нем ручной зверек. Какой - никто не знает.
  -- А если попробовать мне? Ну... проникнуть в логовище Светоноса?
  -- Нет! - резко отказался Дион. - Я не позволю тебе рисковать
  -- Я тоже считаю это преждевременным, - прошипел едва слышно змей. - Учись пока.
  
   Саня своего добился. Дион, с молчаливого согласия Мараведиша согласился, отправить его в логово Солара.
   - Ты думаешь, туда ножками придется топать? Нет, мальчик. Просто закрой глаза и доверься мне.
   Это как раз и оказалось самым трудным - довериться человеку. К тому времени Саня перестал даже в мыслях называть Диона богом. Он и Солар были магами, сумевшими подняться над примитивной ворожбой и фокусами. Они умели манипулировать энергией и потоками или полотнами, как называл их Дион, ментала. В сущности - те же фокусы, только для посвященных. Что касается самого понятия Бог, Дион и Мараведишь старались вообще не говорить на эту тему. Но даже из их умолчаний Саня понял, что Высшая Сила существует. Она не вхожа в повседневную жизнь. Но Она определяет основные постулаты мироздания.
   Именно она делит все на белое и черное - добро и зло. Можно сколько угодно извращать понятия, можно заморочить целое поколение, если ни целую цивилизацию. Зло останется злом.
   И человек и аллари, каждый по-своему объяснили это коту и закрыли тему. Все остальные разговоры были о насущном.
  -- Ты готов? - спросил Дион.
  -- Да.
   Саня устроился на широкой лежанке в своей комнате. Дион до самого носа закрыл его одеялом. Саня уркнул, вроде того, что жарко. Дион велел из-под одеяла не вылезать.
   - Замри. Там может стать очень холодно. Путешествует в астрале мозг, а умирает на земле - тело. Как то ни странно, но одеяло сбережет необходимый минимум тепла. Лежи и представляй себе пустоту. Слушай меня. Я укажу направление.
   Сначала было жарко и смешно. Саня никак не мог сосредоточиться. Потом он вспомнил, как легко сам уходил в транс. Стоило, сильно захотеть, и перед внутренним взором вставали картинки будущего. В первый раз он заглянул наперед еще в Камишере. Так потом и повелось. Единственно: он мог легко мог уйти в поиск, если знал направление.
   Голос Диона повел тихий навязчивый речитатив. Надо было поверить ему. Подсознательно Саня не был готов раскрыться перед человеком.
  
  -- Мамка а зачем Бог?
  -- Чтобы людям было кому пожаловаться.
  -- Жалуются только дети.
  -- Нет, сыночка, взрослым тоже надобно иметь, кому излить боль. Много больше чем детям.
  
   В серой пустоте проступила дорога, загибающаяся вокруг одиноко стоявшей конической горы. Вместе они напоминали морскую раковину.
  
   Гигантская улитка загородила полнеба. По серпантину тянулась цепочка людей: черные или темно серые хламиды, изредка - яркий плащ. Колонна напоминала самоцветные бусы, в которые мастер снизал гематит и самоцветы.
   Они брели на вершину, чтобы войти там в пещеру и спуститься по внутреннему серпантину до подножья. Видеть этого Саня не мог, но просто знал. Голос Диона еще доносился из страшного далека, но прошла минута, голос пропал - связь разорвалась.
   У подножья существовал выход. Паломники выбирались из чрева горы и уходили каждый в свою сторону.
   Саня остановился на обочине. Мимо плыла вереница, похожих на призраков, людей.
   Стали зябнуть руки. Кот поднес их ко рту, чтобы согреть дыханием. Подошвы сапог будто примерзли к земле. Но он знал, стоит захотеть, ноги оторвутся от почвы. Стоит только захотеть...
   Он шел именно сюда. Он потерял всех друзей. Он отказался от тихой жизни с любящей женщиной. От покоя...
   Сквозь тишину просочилось гудение, постепенно превратившееся в журчащий голос:
   - Войди, - позвал ласковый поток.
  -- Зачем? - спросил Саня.
   Необходимо было, чтобы противник все сказал сам.
   - Ты хочешь быть счастливым? - журчание стало напористым.
   - Все хотят, - ответил Саня.
   - Я делаю людей счастливыми.
   - Разве такое возможно?
   - Войди и увидишь.
   - А как ты узнаешь, какое оно, мое счастье?
   - Мне не нужно этого знать.
   - Я не понимаю.
   - Все просто: я знаю, каким должно быть счастье. Ты войдешь в лабиринт, пройдешь все его спирали, оставляя на каждой частичку своего понимания и принимая мое. Все просто. Войдешь несчастным, обуреваемым неясными мечтами и желаниями, а выйдешь чистым и ясным, как птенец.
   - Ага. Понимаю. Отними у человека желания, дай ему кусок хлеба, дерюжку, укрыться от холода и женщину, которой тоже ничего другого не нужно, и он станет счастливым. Дешево и сердито.
   - Я строил лабиринт сотню лет. Поверь, это не дешево. И я несу добро. Не будет войн, Не останется зла. В мире пребудут только простые желания. Люди сами себе осложняют жизнь, желая невозможного.
   - У мамки в деревне жил дурачок. Добрый: ел, мычал и ходил под себя. Жаль, утонул.
   - Плохо стерегли.
   - Сбежал из дома, залез в речку и утоп.
   - Ты сам все подтвердил. Ты подтвердил правильность моего дела. Если бы он остался дома, если бы не поддался своему неправильному желанию, жил бы дальше. Ему же было хорошо, тепло и сытно.
   - Но я-то не дурачок.
   - Ты, вижу, даже слишком умен. Теперь тебе придется непременно пройти лабиринт. Таких как ты надо исправлять. Тут уж не до счастья. Вред, который вы несете, перетягивает на чашке весов все остальное. Бунтарь разрушает. Глупый, спонтанный бунтарь разрушает вдвойне, так как от его действий нет пользы ни ему, ни людям.
   Когда-то страна аллари лежала в страшной дикости. Люди поклонялись животным. Я пришел и перевернул этот мир. Посмотри на вереницу паломников, стремящихся войти в мой лабиринт. Они пришли сами. Их никто не тащил. Они хотят быть счастливыми, слившись со мной. Их жизнь невыносима без моего счастья.
   - Можно посадить человека в ледяной погреб, отобрать у него еду и воду, раздеть, а лучше вообще снять кожу, а когда он начнет умирать, вынуть его и оставить на теплой земле. Согласен, он станет счастливым, но... не надолго. Как только согреется и водички попьет, сразу захочет узнать, кто его в холодную засадил. А ты, значит, решил схитрить: из погреба выпустить, но чтобы мозги там остались. И пусть живут на корке хлеба и водичке. Все равно же - счастливы. Ты творишь мир дураков.
   - Поднимись на вершину! - прогремело с вершины.
   - Не хочу!
  
   Саня понял, что лабиринт действует только на тех, кто вошел добровольно. Самыми счастливыми становятся ЖЕЛАЮЩИЕ пройти осчастливливание. Случайные попутчики, даже могли сохранить частицу прежнего разума. Если человека приводили в пещеру насильно, она на него не действовала!
  
   - Тебе придется подняться. Я уже не могу тебя отпустить. Но прошу, униженно и смиренно: не отвергай с порога мои истины. Постарайся понять. Ты молод, ты не видел, того, что видел я: горы трупов; убитые дети, моря крови, голод, который заставляет матерей пожирать собственных чад. И все это из-за неуспокоенности. Человека надо только один раз привести в состояние покоя. Ты не поймешь, тем не менее, скажу: один раз изменить пару генов в цепочке и на все века, на все поколения распространиться порядок. Во вселенной не останется горя. Представь, мальчик, жизнь без горя. Постарайся меня понять. Я хочу счастья для всех.
   - Врешь! Ты хочешь власти. Счастье - только отговорка. Ты хочешь превратить людей в безвольное стадо.
  -- Приведите его ко мне! - потребовал разгневанный повелитель горы.
   К Сане качнулось несколько фигур в черном. Но, как ни старались паломники, их руки не могли ухватить фантом.
   Саня мысленно позвал Диона и сделал крохотный шажок назад, в пропасть.
   Но полет оказался коротким. Не успело сознание запаниковать, как его подхватили руки учителей.
  
   Дион смотрел хмуро. Камибарам виновато.
  -- Я сделал что-нибудь не так? - спросил Саня.
   - Все так, мальчик, - отозвался человек. - Это мы не додумались. Теперь Солар знает, что ты жив. Но хуже, что теперь он знает тебя в лицо.
   - Все равно бы когда-нибудь узнал, - сказал Саня. Он хотел встать, не получилось. Тело не слушалось. Только пальцы шевелились, будто собирая с одеяла невидимый пух.
  -- Живот не боли? - спросил Дион.
  -- Ничего не болит. Только... меня как будто нет.
  -- Сейчас это пройдет, - успокоил Камибарам.
   Дион поднес к Саниным губам чашку. В рот полилась тоненькая струйка горького горячего питья, проникла в горло, обожгла желудок. Саня почувствовал, как возвращаются нормальные ощущения. Нос есть он смог только к вечеру. Тело мелко подрагивало, руки не хотели слушаться.
  -- Вы знаете, где находится гора, в которой засел адепт?
  -- Знаем, - отозвался Дион.
  -- Я войду в лабиринт, доберусь до Светоноса и убью его.
   - Он не даст тебе даже приблизиться к серпантину. Солар без сожаления израсходует часть, накопленной энергии, чтобы уничтожить тебя на расстоянии. Так было с кораблем твоего отца. Он, конечно, будет потом ее долго восстанавливать. Бросить шаровой разряд не просто. Потом надо год копить энергию. Но этим он уничтожит последнюю угрозу себе. А дальше - конец всему живому на материке. Солар высосет энергию, доберется до матричных источников, вычерпает их, лишь бы набрать критическую массу для отрыва. Он не остановится не перед чем.
   - Я давно хотел спросить, - перебил размышления Диона Саня, - в герцогстве вышел запрет на всяческие механизмы. Для чего?
   - Примитивизация. Ментальная энергия примитивного общества намного выше, нежели общества развитого. Так считает наш визави. Дай ему волю, он бы и соху запретил, раздал бы людям палки и велел охотится на себе подобных. Заметил, что никогда не воевавшее герцогство только и делает в последнее время, что гоняет армию с одного конца материка на другой? Убийство человека человеком дает выброс дополнительной энергии. Все идет в копилку Солара.
   - Да они не много пока навоевали. Камишер от них загородился. На Аллор герцог идти боится. Дадут ему там под зад, только мантия завернется.
   - Крен марионетка Солара. Но марионетка с мозгами. Он не знает истинных намерений и целей отца, но не собирается безропотно класть голову под топор. Думаю, сестра, которую к нему приставили, должна сыграть роль катализатора. А если инертный братец и тут станет гнуть свою линию, его просто устранят. Грибочков поест на ночь - утром не встанет. А на престоле останется Светлая Герцогиня. И пойдет страна семимильными шагами к счастью. Учитывая полное отсутствие щепетильности у Солара, они через некоторое время вполне могут представить подданным выводок человекоподобных лягушат. Когда это темные адепты останавливались перед кровосмешением?
   - Боюсь, - тихо прошипел старый змей, - в конце концов на земле не останется никого кроме выродившихся аксолотлей.
   - Наговорите тут! - возмутился Саня. - А аллари на что? Они под влияние Несусвета не попадают.
   - Как думаешь, за каким хреном, Солар не разрешает Арию покончить с чистюками? Они всем в зубах навязли. Не велит и все! Не подскажешь? - Дион уже кричал. - Больше тебе скажу, чистюки стали концентрироваться. У них уже что-то вроде армии. А будет следующее: как только выйдет тайный приказ, чистюки отправятся по княжествам, уничтожать последних аллари. Если всех и не перебью, то уж генофонд расы точно сведут к минимуму. Что касается Аллора, думаю, Солар и тут не поскупится на энергию - выбьет и так немногочисленных вольных, даже памяти не останется.
   - Крах, смерть, тлен! Послушаешь вас, - вдруг заявил Саня, - надо лечь, завернуться в простынку и ползти на погост. Сидите тут мудрствуете...
  -- Пока у нас нет энергетической базы...
  -- Пойду я, - кот встал на дрожащие ноги.
  -- Куда? - вскинулся Дион.
   - По нужде. А потом вниз пойду с горы. Весна. Пора к людям возвращаться. Если вы думаете, что они все как единое стадо ломонутся на поклон к Солару, сильно ошибаетесь. И про аллари плохо думаете. Мне Игор рассказывал, какая разведка у тех же рысей. И армия есть - никакие чистюки не справятся. Что касается Солара... если вы так уверенны, что он меня первой же молнией спалит, то и не пойду я к нему. Если многоножке глаз проткнуть, она уже никого не зацепит. До мозгов у нее не добраться, а глаз вот но - на виду.
  -- Считаешь, убрав Ария, мы выиграем войну?
   - Выиграем, не выиграем, как кости упадут. Но сидеть и радоваться, что жив пока, я больше не хочу.
  
   * * *
  
   Убегающий вниз луг с короткой, едва проснувшейся травкой, прочертили тоненькие ручейки. Поляна звенела весной. Саня остановился, послушал водяные трели и осторожно начал спускаться к кромке полупрозрачного леса. Листья только вычикнулись из почек. Ажурный зеленый пух обрамлял мрачно-зеленые ели. Их суровую стать уже попирали нахальные молодые листочки. Несколько дней, и ели уйдут вглубь, буйная поросль спрячет их до осени.
   Кто прав? Вечные старики, не сбрасывающие зеленого убора перед злым диктатом зимы, или изменчивые лиственные, каждую осень умирающие, чтобы ожить следующей весной, расцвести, дать плоды, дать тень и радость?
   Жизнь права, решил Саня. Пусть в ней будут и те и эти. Места хватит всем. Важно чтобы не пришел сумасшедший лесоруб, после которого останутся только пни и щепки. Никто, ни один из разумных живущих во вселенной не имеет права решать за другого.
  
   Дорожка вела к жилищу Снежки. Саня подкрался к укромному распадку, издалека подглядеть за женщиной, которая налаживала новое льняное поле и девочкой. Та носилась по лугу, путалась под ногами у мамки, отвлекая ее от работы. Женщина иногда останавливалась, разгибала спину, смотрела вдаль.
   Хотелось ли ему к ним? Наверное. Где-то в глубине так и остался крестьянский мальчишка, которому нужна была работа, дом, покой, дети...
   Саня как тихо пришел, так же и удалился. Ни Снежка, ни девочка его не почуяли. Он не мог остаться. Слишком велики оказались ставки. Он уже не принадлежал себе.
   Учителя его не заставляли, наоборот - отговаривали. Саня навсегда запомнил хмурого Диона. Бессмертный боялся за него и не мог остановить. Саня сам так решил. Желчный старый змей просто переживал, часто отворачивался, шмыгая сухим носом.
  
   Дорога ложилась под ноги легко. Дион снабдил Саню деньгами. Работать нужды не было. Где пешком, где пристроившись на попутную телегу кот преодолел половину пути до столицы. Редкие княжества, в которых еще правили аллари, перекрыли границы. Приходилось двигаться в объезд. В Мец сам не полез. Игорь много порассказал про свои мытарства в этом трижды продажном городе. От Меца за три границы разило чистюками. Не стоило лишний раз нарываться.
   Начинался март. Леса уже вовсю шумели листвой. На полях копошились люди. Что крестьян, что обработанных полей было очень мало. Если так пойдет, скоро герцогство останется без хлеба. Выгнанная на пастбища скотина поражала худобой. Коровы походили на обтянутые кожей скелеты.
   В одной деревне мужик предложил сане коня. Животное отроду было хорошо сложено, не гляди, что крестьянская скотинка, но шаталось от слабости.
  -- Зачем он мне? - спросил кот.
  -- Продашь на ярмарке в Тригубах
  -- Сам гони и продавай.
  -- Он-то может туда и дойдет, а я - нет.
   Мужик тоже поражал худобой. Глаза голодно блестели. На подворье вышла изможденная женщина. Детей видно не было.
  -- Голодно у вас, - заключил Саня.
  -- У других иначе? - вскинулся мужик.
  -- По-разному, - нейтрально отозвался кот.
   - Я слыхал у нелюдей, крестьяне, как сыр в масле катаются, - в голосе селянина была откровенная зависть.
  -- Аллари закрыли границы княжеств. Говорят, от всяких проходимцев.
   Мужик обречено махнул рукой, взял коня за недоуздок и повел в полузавалившийся сарай. Саня почувствовал вдруг свою вину перед этим человеком. Не на чем вроде, а крутит. Еще - злость. Чем виноват смирный беззлобный народ, который как морковку из грядки, выдернули из нормальной жизни? Только тем, что их жизнь и смерть дает каплю силы чумному выродку, который объявил себя богом?
   И Дион хорош! "Я стал им богом". Просрал власть, сидит теперь, плачется, да охает.
   Саня себя мысленно осадил, кинул на плечо сумку и двинулся дальше.
  
   Коня ему все же купить пришлось. Лошадка оказалась невысокой и тихой. Но ходкой. Так что последние три дня катил себе котейка верхами и в ус не дул. Было даже странно: столько переживали и учителя, и сам. Как доберется, да как будет прятаться, по кустам, по оврагам... а вышло - въехал в столицу верхами, нашел гостиницу почище, кинул поводья мальчику и ввалился в харчевню: тащи хозяин на стол, голодныя мы!
   Столица в отличие от даже очень близких земель очевидно не голодала. Сане быстро принесли миску, в которой плавала капуста и несколько кусочков мяса. Выложили кусок пирога. Кружка пива оказалась как раз к стати. После длительного воздержания кот буквально объелся. Посидел, сыто щурясь по сторонам, и побрел в указанную комнату.
   Окошко было забрано железной решеткой. От воров, - пояснил хозяин. Ковать стояла у стены под лоскутным одеялом. Кот поставил на лавку сумку и прилег. Среди дня вдруг потянуло в сон. Устал он конечно изрядно, но прошлую ночь, вроде, выспался...
   В голове мягко поплыло. Стало так хорошо, что Саня тихо заурчал. Сон наваливался, гоня перед собой цветные полосы. Кот увидел себя купающимся. Пресловутый бассейн с проточной водой окружали пышные цветущие деревья. На бортике сидела знакомая незнакомка, - он силился и не мог вспомнить где ее видел. В воде плескалась голая нога. По ней шлепал край мокрой цветастой юбки.
   За голубой волной пришла красная. Лица, окруживших бассейн людей, стали невыносимо красивыми. У женщин - загадочными, у мужчин - значительными. В стакан лилось красное вино. Кто-то высоко поднял кувшин. Капли медленно брызгали по сторонам. Саня увидел свои руки. Их залило вино, а казалось - кровь.
   Ему захотелось проснуться. Но веки были свинцовыми. Руки и все тело не повиновались. Он опять увидел себя стоящим возле горы-улитки. Подошвы сапог вросли в камень. По серпантину, волоча за собой полуживую лошадь, шел мужик. Саня крикнул ему, чтобы возвращался. Крестьянин обернулся. На кота глянули печальные глаза Диона.
  
   Глава 9
  
   Просыпаться можно по-разному. Можно мягко выплывать из тепла, ощущая кожей приятный холодок. Можно мучительно выползать из кошмара. Можно, оказалось, без перехода начать бодрствовать с чистого листа. Пустая тьма осталась во вчера, в предыдущем мгновении. Саня шагнул из него и сразу ощутил себя целиком.
   Ничего не болело, но ничего и не двигалось. Руки и ноги оказались связанными. Перед ним был огромный сумрачный зал. Вдоль противоположной стены тянулся ряд колонн из красной яшмы. Справа - тоже колонны из пронзительно синего, - даже в полумраке видно, - камня.
   Не так давно друг собака в деталях расписал ему убранство герцогского дворца. Однако кот меньше всего рассчитывал проснуться именно здесь. Лучше бы - в комнате на постоялом дворе.
   Руки оказались привязанными к подлокотникам кресла, сделанного из странного, ни на что не похожего камня. И это вспомнилось. Собака говорил, что арихалк, из которого был выточен древний трон, являлся, специальным образом вываренным янтарем. Подлокотники на ощупь были маслянистыми и теплыми. Затылку тоже было тепло. Даже уютно. Если бы не веревки во множестве наверченные на руки, ноги, грудь и даже шею...
   Через центр зала, не обращая внимание на Саню, шествовала беременная крыса. Покосилась в сторону трона, замерла в раздумье и двинулась дальше. Саня уловил недоумение животного. Кажется, на троне давненько никто не сиживал.
   Еще кот заметил огромное вмурованное в стену зеркало. Ближний край блестящей поверхности был исцарапан. Да и камень, похоже, пытались долбить. Игор как-то обмолвился, что нынешнему герцогу зеркало пришлось не по нраву, но, опять же, оказалось не по зубам. Древние вещи, - зеркало и трон и лазуритовые колонны, - стойко противостояли воле нового господина.
   Саня подумал о троне с нежностью, погладил пальцем теплый медовый подлокотник. На большее свободы не хватило. Но и этого оказалось достаточно. Трон под ним мелко завибрировал. На мозг вдруг обрушились странные образы. Стоило закрыть глаза, под веками пошла череда аллари, облаченных в смешные одежды. Кот не сразу сообразил, что это древние. Среди них встречались и собаки, и львы. Один из предков шествовал в длинной белой мантии с пурпурной полосой. По плечам рассыпалась великолепная пепельно-золотистая грива. В руках Лев сжимал короткий стержень из лазурита.
   Саня открыл глаза. Зал остался на месте. Сумрачное освещение наводило на мысль о раннем прераннем утре, когда еще и уборщики не проснулись, или позднем вечере. Светильников же пленному коту не полагалось.
   Глаза сами закрылись. Не от того, что хотелось спать - досмотреть, что делал Лев с лазуритовым жезлом. Предок осторожно прикоснулся к крайней колонне. Со стороны зеркала последовала мягкая вспышка, середина засветилась, проступили контуры домов. Повозка перегородила улицу. Торговка на углу размахивала руками. У Сани отвисла челюсть. Дион и Кмибарам рассказывали ему о дальних Мирах, в которых живут среди умных вещей. Саня не то чтобы не верил, верил, как и многому другому, но на себя сию рубашку не примерял. Слишком далека и чужда была она его телу и уму. А оказалось - вот оно! Рядом - руку протяни. Можно даже на язык попробовать.
   Эх, Эдди, Эдди, будь ты нравом помягче, вникай в государственные дела с молодых когтей, глядишь и тебя бы посвятили в тайну мутного древнего артефакта, который, Арий за неимением ума и чутья не раз уже пытался сковырнуть со стены.
   Саня открыл глаза. Крыса шествовала обратно. Вот, тварь! Нашла где прогуливаться. Кухни ей мало!
   Нахальная дворцовая жиличка на этот раз подобралась вплотную, и попробовала на зуб край сапога. Саня шевельнул ногой. Крыса ощерилась, несмотря на раздутое пузо, ловко подскочила и ухватилась когтями за штанину. Но тут же, истошно запищав, кубарем улетела вниз, при чем, кот не прикладывал к этому ни малейших усилий.
   Крыса пятилась очень медленно, показалось, что она еще и кланяется на каждом шагу. В мелком примитивном, но цепком мозгу царило смятение. Запечный зверь, ни во что не ставивший нынешних хозяев, вдруг встретил властелина! Да, какого! Все живое, по мнению крысы, должно было подчиняться малейшим проявлениям его воли.
   Что-то произошло. Вдруг стало очень тихо. Не так как раньше - мертвенно тихо. Померк призрачный, наполняющий парадный зал, свет. Саня повернул голову, на сколько позволяли путы. В углу за голубой колонной прятался невысокий щуплый человек. Черная мантия, светлые пушистые волосы, не запоминающееся лицо, с мелкими чертами... герцог Арий как две капли воды, - вернее, две икринки, - походил на своего брата.
   У Сани заурчало в животе. Вот бы и этот обратился в мелкую зверушку. Кот бы, не мгновения не раздумывая, ухрумкал его вместе с костями.
   - Я вижу, ты пришел в себя, - герцог выступил из-за колонны. Пальцы оставили на лазурите черный след.
   Бестер пятнал своим прикосновением священный камень. Саня зажмурился, открыл глаза, грязного следа не было. Значит - показалось.
   Герцог медленно приближался. Коту стало неуютно в привычных уже путах. Собственная беспомощность показалась оскорбительной. А потому, он расслабился, сделав тупое лицо. Крыса спряталась в нишу, но не ушла. Герцог на нее внимания не обратил. Или крысы были обычным делом, и к ним давно все привыкли?
   - Прошу простить меня за столь неординарное приглашение во дворец, - виновато улыбнулся Арий. - Я побоялся, что ты откажешься. Обо мне среди аллари ходят самые невероятные слухи. Молва выставила меня чуть ли ни людоедом. Смешно. Я мирный человек. Я хочу только добра. Счастья - для всех, без различия рас.
   Про поголовное осчастливливание Саня имел недавно личную беседу с автором тезиса. Слышать то же самое из уст бестера, именующего себя герцогом, было смешно. И страшно, одновременно. Этот без всяких сомнений будет проводить мысль своего отца в жизнь. Солару нужна только подкидная доска, чтобы уйти на другой энергетический уровень. Нажрется, выдоит Перекресток и свалит на все четыре, - вернее, шесть, - сторон. Арию бежать некуда. Он останется, разрушать то, до чего не дотянулся, или пропустил, его отец.
   Саня вспомнил габайну. Вычерпай энергетические источники, уничтожь аллари, которые сами являются слабыми аккумуляторами ментальной энергии, и пара пустобрюхов легко подомнет под себя все живое. Размножатся, наберут силу и лавиной прокатятся по другим мирам. Так и вселенную запросто можно профукать.
   Саня спохватился. Нашел время о мироздании печалиться! Его сейчас легонько ткнут ножом под ребра - и все дела.
   Герцог приближаться или не хотел, или опасался; постоял посверлил кота глазам и отвалил за пределы видимости. Донеслось журчание. Где-то наполняли вином стакан. По залу поплыл запах благородного напитка. Саня подумал, что, пожалуй, - если доведется еще пожить на белом свете, - он вина больше пить не станет. Герцог осквернил даже это.
   Однако тут же рассудил, что не стоит впадать в крайности. Ну, напивается, его подлая светлость, так то - от тоски. А мы - для радости.
   Узнать бы еще, жив ли Игор. А если жив, не выпотрошил ли его герцог до донышка?
   Арий благополучно осушил стакан, налил другой, громко стукнул о столешницу и появился пред котом со слегка порозовевшими щеками. Глаза заблестели.
   Того, что случилось в следующую минуту, Саня никак не ожидал. Арий упал перед ним на колени. Черная мантия живописно легла вокруг надломленной фигуры.
   - Помоги мне!
  -- Чем?!
   - Страна пришла в упадок. Всем нам грозит гибель. Ты не знаешь, не можешь знать, что на самом деле происходит. Я только прошу, выслушать меня. Я приказал тебя связать, потому что боялся. Свободный ты не станешь меня слушать. А мне нужно тебе многое поведать. Ты - единственная моя надежда. Если ты согласишься мне помочь, вместе мы сможем предотвратить гибель тысяч людей.
   Саня не верил своим ушам. Спеленутого по рукам и ногам кота, просил о милости герцог! Внутри шевельнулось воспитанное с детства почтение к мирной просьбе. Мамка всегда учила: не откажи, коли человеку плохо. Арию же было скверно.
  -- Ты герцог. Я - кот. Чем я могу тебе помочь?
  -- Скажи, что нужно от тебя Светоносу?
  -- Не знаю.
   - Солар требует, чтобы я немедленно доставил тебя к нему. Я не могу ослушаться. Я просто умру, если не подчинюсь. И любой умрет. Ты не представляешь, насколько коварен Солар. Это он придумал Клир. Он заставил собрать чистюков. Он не дает мне с ними покончить. Он уничтожает аллари. Я приложил немало усилий, чтобы спасти хоть некоторых из них. Но все до кого дотянулся Солар, исчезли. Армия штурмует неприступный Камишер. Ты думаешь, это нужно мне? Я хочу покоя. Стране необходимо отдышаться, восстановить силы. Еще немного и наступит полный хаос!
   Саня напрягся, превратившись в одно большое ухо. В речи герцога не проскользнуло ни одной фальшивой ноты. Он был сама боль.
   Сколько раз коту приходилось терпеть несправедливость? Сколько раз его обвиняли в преступлениях, которые он не совершал? Ему ли не знать, что такое навет!
   А что, собственно, он может ответить герцогу? Дескать, я, Ваша Светлость, катализатор. А так ли это? Кто-то что-то сказал... Дион? - одинокий странник, возомнивший себя богом, с расстройства и не такое мог придумать. Собака? Эд был готов на все, чтобы уничтожить Ария: солгать, наверное, тоже.
   Облеченный верховной властью человек униженно просил помощи у безвестного кота...
   НЕ человек! - поправил некто внутри голосом Мараведиша.
  -- А что говорит Светонос? - спросил Саня. - Что ему от меня надо?
   - Он не отчитывается передо мной. Он просто требует. Я смог отложить твою выдачу только до завтрашнего дня. Если мы ничего не придумаем, придется отправить тебя к нему. Боюсь, после этого мне останется только удавиться. Жить в постоянном страхе за страну, и полной невозможности что-либо изменить я не могу.
   - Ты сам заставил людей верить в Светоноса, - начал вслух размышлять Саня. - Закрой храмы, объяви его ложным богом. Прекрати поток паломников. Лиши Солара поддержки. Отзови армию. Помирись с аллари.
   - Я именно это и собирался сделать. Но тут появился ты, и Солар объявил особое положение. Все на сегодняшний день находится под контролем Клира и гвардии. Я - практически - пешка. Ко мне, к тому же, приставили жену. Она контролирует каждый мой шаг и докладывает Солару.
   Почти правда зачастую выглядит привлекательней истины. Она отделана завитушками и кружевцами. Она приятна для глаз. В нее можно погрузиться как в теплую воду. Будешь сидеть, похлопывать себя по боками, и кувшинками любоваться. Лягушки концерты дают. Ряска по завивается. Почесался, а там уже не кожа, а скользкая слизь пополам с чешуей.
   Саня опять непозволительно отвлекся. Арий пытливо заглядывал ему в глаза снизу вверх. Личико сделалось напряженным. Долбится бедным умишком в глыбу, изучает темного кота, но главное, желает знать...
  -- Я - катализатор с положительным зарядом, - спокойно объявил Саня.
   Понял его герцог или нет, значения не имело. Надоело сидеть связанным и безропотно глотать лож. Мимолетное сочувствие, которое вызвал порыв герцога, застряла внутри отрыжкой. Стало стыдно, что тысячелетние колонны дворца, зеркало, трон из древней смолы видели, как последнего льва пытался облапошить бестер.
   Лев останется на своем месте, бестер - на своем. Между ними не может быть ничего общего! Плохо это или хорошо, но Саня не сможет прогнуться. Промолчи он, Арий начнет ткать паутину уловок. Если это не сработает, в ход пойдет шантаж. На дыбу не хотелось, а и учитывая ценность пленника, такое вряд ли могло случиться. Скорее при нем начнут пытать кого-нибудь другого? Не приведи Пращуры - ребенка или женщину...
   А так - все уже сказано.
   Герцог легко вскочил и понесся по залу. В зеркале метнулось отражение тщедушной растрепанной фигуры. Веревки не позволяли Сане вертеть головой. Оставалось только догадываться, что Арий делает у него за спиной.
   Шаги, шелест мантии, хриплый клекот, - похоже на смех, - звон стекла. Бульканье. Хватил, таки, герцог второй стакан.
  -- Я знал. Что ты меня поймешь! - провозгласил Арий, появляясь в поле зрения.
   Лицо сделалось совсем уже красным. Тонкий изящный, такое впечатление, бескостный, палец устремился в зенит. Саня слегка пожал плечами - как не понять.
  -- Игор!
   В залу вступил невысокий, одетый в форму офицера человек. Он прихрамывал сразу на обе ноги. Приковылял, поклонился, посмотрел в сторону трона без всякого интереса. Саня ответил тем же. Не раскололи арлекина!
   - Игор, развяжи нашего гостя. Тебе, - легкий поклон коту, - приготовили спальню. Я велел выставить дополнительную охрану. Кто знает, что может предпринять... наш общий знакомый. Мне очень не хотелось бы тебя потерять. И еще... если по каким либо причинам ты захочешь разорвать наш договор, все люди, которые с тобой соприкоснутся, будут уничтожены. Идет война. Ставки слишком высоки. Если ты совершишь необдуманный поступок, ответственность за их жизни падет на тебя.
   Договор, оказывается! А Саня и не знал. Сидел, себе, мух ртом ловил, и как вознесся! Одесную с сами герцогом...
   Игор не стал возиться с узлами, вытащил нож и начал методично резать веревки. Кто-то постарался - на каждую навертели узлов по пять, шесть. Мамка так навязывала веревку, чтобы корову не изурочили.
   Закончив, Игор глубоко поклонился и указал Сане на дальнюю дверь.
   Ноги поначалу слушались плохо. Рядом шкандыбал начальник дворцовой стражи. В дверном проеме к ним присоединилась четверка конвоя. Так и пошли дальше, обрастая по дороге людьми.
   В отведенную спальню вломился целый отряд. Саня так понял, его не столько охраняли, сколько стерегли. Жаль, за время пути не удалось шепнуть Игору ни слова.
  
   * * *
  
   Сто двадцать девять ступеней лестницы растянулись на целый час. Арий едва переставлял ноги. Помнится, раньше взмывал в тайную комнату за считанные минуты - спазмы в животе подстегивали. Сегодня боли не было. Были пустота внутри и желание вернуться.
   Он, кажется, получил то, что ему было необходимо. Глупый кот все выболтал. Не пришлось даже прибегать к особым мерам. Арий на всякий случай приготовил ему небольшой сюрприз - щенка лет четырех. Мальчишку специально привели из западного региона, и поместили рядом с пыточной. Что ни говори, а чистюки все же полезны. Много стали о себе понимать. Но - полезны. Нестоит их распускать. Они еще послужат.
   Он и мечтать не мог, что будет иметь в собственном пользовании живой катализатор. Что-то такое проскальзывало в разговорах покойного герцога из рода Собаки. Он несколько раз обмолвками говорил о способностях некоторых аллари. Кот по имени Александр попал в руки Ария вовремя. С его помощью герцог не только укрепит свою власть среди людей. Он раз и на всегда избавится от зависимости. Солар не сможет больше помыкать своим сыном. Арий запрет кота в замке. Солар до него не доберется. В изоляции есть еще одна выгода: информация, которая станет поступать к коту, будет насквозь профильтрована. Живи и радуйся.
   В тайной комнате кто-то был. Тусклый свет, просочившийся с лестницы, обрисовал фигуру у стены. Арий прилип спиной к двери.
   - Что ты мечешься? - спросил из темноты высокий насмешливый голос. Внутри у герцога все оборвалось. Руки и ноги стали ватными. Там притаилась его, так называемая, жена - Брита.
  -- Как ты сюда попала?!
  -- А что?
   Она и не думала извиняться или оправдываться. Ясно же - украла у него ключ и сделала дубликат.
  -- Кто тебе позволил сюда входить!? - заорал герцог.
   - Кто ты такой, чтобы требовать? Мы оба дети Солара. Я имею те же права, что и ты. Я - даже большие.
  -- Убирайся!
   - И не подумаю. Сейчас объявится отец. Мы чудесно поболтаем. Но учти, станешь мешать, пожалуюсь нашему любимому богу. Меня он послушает, а тебя - не уверенна.
   Арию захотелось ее убить прямо сейчас. Пусть, явившийся Солар найдет исковерканный труп. Герцог как-нибудь переживет его гнев. Подданным и говорить ничего не придется. Скоро все мысли людей будут заняты новыми победами Ария на всех направлениях.
   Но прежде чем он успел пошевелиться, по щеке прошлось пять острых ноготков. Не до крови - до оторопи. Брита напала первой.
   - Не шевелись! - визгнула сестра. - Зарежу! Ты ведь не озаботился, взять с собой оружие. А я взяла.
   Туда, где подбородок переходит в шею, уперлось острие кинжала. Арий замер. Брита слегка надавила, и расхохоталась.
  -- Видишь, как мы быстро договорились...
  -- Что тут происходит? - раздался из темноты голос Солара.
   - Мы выясняли, кто первый сообщит тебе приятную новость. Честь выпала мне. Великий Светонос, отец наш Солар, твое повеление выполнено: кот по имени Александр находится во дворце.
  -- Как удалось его захватить?
   - Очень просто, - лезвие вдавилось, не позволяя Арию говорить. - Я следила за ним. Когда кот добрался до столицы, его уже плотно вели мои люди. Он выпил в харчевне пива и прямиком оказался во дворце, связанным по рукам и ногам.
  -- Ты не пробовала с ним договориться?
  -- А зачем? Завтра он отправится к тебе.
  -- Не отпра... - пискнул Арий.
   Кончик ножа пропорол кожу. По шее потянулась вязкая теплая дорожка. Но герцог успел вставить свое слово.
  -- Почему? - загремел гневный голос Солара. - Или у тебя иные виды на кота?
   Арий не мог говорить. Сестра с удовольствием продолжала молчаливую пытку.
  -- У тебя язык отсох? - поторопил отец.
   Было очень больно и страшно унизительно, но герцог собрал остатки воли и наябедничал.
   - Я... не могу... она меня зарежет...
  -- Брита! - нашла время для шуток, - что ты там делаешь? - благодушно осведомился отец.
   - Щекочу моего любимого братца. Но если тебе, великий Солар, это не нравится - пожалуйста, могу отпустить.
   Кинжал напоследок кольнул глубже. Заструилась кровь. Герцог зажал рану.
  -- Почему нельзя привезти кота ко мне? - потребовал отец.
   - Фест. - Задавленно произнес Арий. - Арлекины с завтрашнего дня начнут собираться в предместье. На это время все ворота в городе закрываются. Как минимум две недели столица будет изолирована. В этом году тут собралось как никогда много народу. Если мы откроем ворота, в город хлынет толпа аллари. Это нарушение традиций.
   - Ты сошел с ума! О каких традициях ты толкуешь? О тех, что ввели прежние правители? Выкинь их на помойку истории. Ты герцог или слизняк?
   - Он слизняк! - расхохоталась Брита. - Зачем ты, великий Солар, вообще ему доверяешь? Поручи мне, доставить кота. Увидишь, не пройдет и недели, как этот тупой увалень окажется у тебя. Мы избавим от него герцогство.
   - Этого нельзя делать! - попытался спасти положение Арий. - Если откроются ворота, люли войдут в контакт с аллари. Твои храмы опустеют. Мы не сможем отправить паломников...
  -- Отец, вели, чтобы это ничтожество заткнулось.
   - В его словах есть доля истины, - надменности в тоне Солара поубавилось. - Что предлагаешь ты, Брита?
   - Вырезать нелюдей. Пусть жители столицы увидят их кровь. За них никто не вступится. Да просто побоятся. Не будет феста. Традиции не нужны, если они себя изжили. Я стану править железной рукой. А мой братец... так и быть, пусть останется возле трона.
   - Ты забыла, храмы действительно пусты. Паломников очень мало, - напомнил отец.
   - После уничтожения аллари, я введу закон, по которому все люди обязаны будут ходить в храм два раза в день.
   - Нет! Ты заваришь кровавую кашу, к которой мы пока не готовы. Время великой жертвы еще не настало.
   В комнате повисла черная тишина. Солар думал. Сестра нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Уже видевшая себя верховной правительницей, Брита казалась раздосадованной.
   А его? Кем она видела его?
   - У меня появилась потрясающая мысль, - прервала тишину женщина. - Если нельзя устроить большой погром, давай устроим небывалый балаган.
  -- Ты о чем? - откликнулся Солар.
  -- Давай, женим кота.
  -- На ком?
  -- На мне.
  -- Он тебе так нравится? - нехорошо хмыкнул отец.
  -- Он тупой, неповоротливый, вонючий... но мне нужен от него приплод!
   - А куда мы денем твоего брата? Для всех он является твоим мужем и законным правителем.
   - Пусть отправляется в паломничество. Сообщим народу, что герцог Арий отрекся, чтобы жить возле своего бога. Согласись, личный пример - самый наглядный. Когда я сделаю своим мужем алари, часть населения, которая тайно сочувствовала нелюдям, встанет на нашу сторону. Крен непопулярен. Он развалил страну. Удали его, спрячь подальше, если хочешь сохранить ему жизнь. Со своей стороны скажу, мне бы было жаль потерять единственного брата. Что касается кота, как только улягутся всяческие волнения, я отправлю его к тебе с максимальными почестями. Соправитель должен хоть раз посетить бога своих подданых.
   Арий был потрясен лицемерием Бриты. Только сейчас до него дошло, как ловко она разыграла свою карту. Озабоченный малым притоком паломников, Солар должен был ответить категорическим отказом на предложение, развязать кровавый террор. Он и ответил.
   - Ты уверенна, что кот согласится? - в голосе Солара плескался скепсис.
  -- Как только побывает в моей постели.
   - Не слушай ее, отец! - заорал Крен. - Она думает, что кот купится на ее прелести, в то время как...
   - Заткнись! бесполый слизняк. Что ты понимаешь в узах плоти? Великий Солар, свидетельствую, Арий непригоден для управления страной. Он провалил все, что только смог провалить. Я смогу исправить положение. Ты уже не раз убеждался в моем уме и предприимчивости.
   - Решено, - провозгласила голосом бога Светоноса темнота, - Крен отречется от трона и уйдет в паломничество. Ты, Брита, останешься правящей герцогиней. Пусть кот станет твоим мужем. По крайней мере, будет всегда на глазах. Мне надо к нему присмотреться: тот ли он, кого мы искали. Но если ты за ним не уследишь, берегись!
   Крен, завтрашний день тебе дается, для того чтобы утрясти все вопросы с фестом. Не надо кровопролития. Не повторяй прошлогодней бойни. Пусть арлекины соберутся в столице. Хорошо бы устроить им свой спектакль. Придумай что-нибудь. Но через два дня ты должен закончить все государственные дела и уйти в паломничество.
  
   Его убирали, как битую фигуру с доски. Наверное, они с самого начала договорились. Брита жила во дворце почти два месяца, освоилась, завела связи и знакомства, перетаскала в свою спальню кучу народа. Ей есть на кого опереться. Ей ничего не стоит послать к Арию пару своих любовников с кинжалами.
   Его, Крена, хозяина дворца, Столицы и всего герцогства зачеркивали. Отныне он станет жить в бесплодной пустыне рядом с одинокой, похожей на морскую раковину горой. Он будет встречать вереницы паломников и провожать их наверх.
   Он не будет!!!
   Такого спазма еще не было. Внутренности скрутила безжалостная когтистая лапа и начала выдирать из живота. Арий согнулся пополам. Рвота не принесла облегчения. Язык обожгло горечью.
   И так же быстро наступил конец мучениям.
  -- Ты что-то хотел сказать? - вкрадчиво спросила темнота.
  -- Нет, - просипел Арий. - Я сделаю все, что ты прикажешь.
  
   Комната опустела. Весело напевая, вприпрыжку спустилась по лестнице Брита. Исчезло давящее присутствие Солара. Остались темнота и униженный, раздавленный получеловек, бывший когда-то герцогом.
   Он выбрался на верхнюю ступеньку. Предстоял длинный мучительный спуск. Наверное, у него внутри что-то повредилось. Болело так, что он хватал ртом воздух.
   Он вошел сюда властелином, а выходил последним ничтожеством. Пусть пока этого никто кроме Бриты не знает. Пройдет два дня...
   Арий сам не заметил, как преодолел половину лестницы. Шероховатая верхняя стена сменилась полированной нижней. Пальцы заскользили по гладкому холодному граниту. Арий поймал себя на том, что уже не чувствует боли. Он и раньше замечал: чем дальше от тайной комнаты, тем легче. Находясь на большом расстоянии, он и зова-то никогда не слышал.
   Стоп! Как-то раз Солар возмутился тем, что Арий не пришел по вызову. Герцог выразил робкое недоумение: он ничего не слышал, на что Солар замял неловкость грубым нравоучением...
   Значит что? Значит кара, готовая воспоследовать за ослушанием, не так неотвратима, как то хочет внушить ему отец. Да что там, и осведомленность Солара и всезнайство, на поверку оказались фикцией.
   А что если его просто дурят? Как еще иначе удалить от власти законного государя? А подданным скажут: сам ушел.
   В узком коридоре, ведущем к парадной зале, стало совсем легко.
   Обратный путь вверх по лестнице занял считанные минуты. Крен бежал так, что у двери пришлось остановиться. Дыхание вырывалось со свистом. Он схватился за грудь. Когда перестало колоть в боку, он дрожащей рукой толкнул дверь.
   Тихо, пусто, пыльная духота... Крен хотел возжечь между пальцев холодный огонек, но испугался, что колдовство потревожит покой комнаты, и вызовет разгневанного Солара.
   В кошеле на поясе лежала самая обыкновенная свеча. Крен решился, запалил фитилек и покрался в обход комнаты. Сигнальная лампа пылилась в нише. Он обогнул ее как ядовитую змею. Дальше помещение перегораживала завеса, казавшаяся от порога полотнищем мрака. На ощупь же - простая, оставляющая на пальцах след сажи, кошма. Крен скользнул за нее, не потревожив.
   С той стороны стоял на трех ножках маленький прихотливый столик, явно оставшийся от прежних хозяев. В углу валялся сломанный телескоп. Блеснула расколотая линза. На столе обнаружился крупный овальный предмет, напоминающий... раковину! Крен приблизился и начал рассматривать диковину, едва не тыча в нее носом.
   Все! Свечу можно было гасить. Он выбрался из-за полога, на цыпочках подкрался к двери, бесшумно притворил ее и прижался с той стороны спиной.
   Овальный предмет был увеличенной копией манка, который используют проводники на болотах. Один проводник идет впереди, другой сзади. Друг друга они не видят, отрываясь порой на несколько верст, но слышат с помощью манка прекрасно. Солар усовершенствовал манок.
   Спору нет, достижение было грандиозными. Распространись такие переговорные устройства по герцогству, не пришлось бы гонять ненадежных и капризных почтовых голубей. Но в манке, даже после "божественного" вмешательства не было ничего волшебного. Суть - те же фокусы, которым Солар научил Крена, и которые тот потом с успехом демонстрировал людям, выдавая за чудеса.
   И так: отец может явить себя во дворце исключительно в виде голоса. От него, разумеется, бывает тошно. Но если заткнуть уши, не услышишь даже легкое жужжание, которое всегда предшествует спазмам.
   А еще проще...
   Арий метнулся в комнату, ухватил манок, поднял над головой и шваркнул об пол. Устройство разлетелось в мелкие острые черепки. Высокая чистая нота зазвенела и тут же оборвалась скрежетом.
   Крену стало невероятно легко. Он удивился: так долго бояться тайной комнаты, не замечая очевидных нелепостей!
   Пришло время перемен, пришло время освободится от гнетущей зависимости. Не навсегда, разумеется. Солар ему еще пригодится. Он же отцу просто необходим. Они договорятся при условии, что отец удалит жену-сестру на максимально возможное расстояние. Хитрая, наглая баба во дворце может испакостить жизнь. Зачем?
   Хоть он ей где-то даже благодарен. Не случись сегодняшней наглой выходки, Крен не стал бы исследовать комнату.
   А теперь он немного отдохнет, и приступит к исполнению своего плана. Перед ним простая партия в шахматы. Несколькими крупными фигурами придется пожертвовать. Жаль. Еще как жаль! Но если наличие этих фигур на доске, угрожает жизни короля, их лучше сдать.
  
   Глава 10
  
   Трудно заснуть при таком стечении народа, но можно, особенно, если сон невсамделишный. Лежишь, прикрыв веки, и слушаешь. Можно, вприщур обозреть окружающий интерьер. Люди ничего не заметят. Разве - Игор. Но вида не подаст. Как сел в изголовье кровати, так и застыл. Статуй! Под его присмотром можно и подремать немного, но в полглаза, никак иначе.
   Что-то назревало, - Саня это нутром чуял. Нечто сгущалось вонючим, до кисельности густым смрадом. Но, что, пойди, разбери. За стенами замка была, очевидно, уже ночь. Окон коту не полагалось. Поместили в казематик, наскоро обставленный с неприличной роскошью и дверь подперли, дабы не убег.
   Клонило в сон, но Саня продолжал сопротивляться. Только зазевайся, возьмут тепленьким. Что предполагается некая каверза, сомневаться не приходилось.
   Скрипнула дверь, оттуда прошелестела короткая команда, и часть конвоя отвалила, не поднимая особого шума. Велели парням, они и пошли. Следом - еще одна команда. Располовиненный состав собирался дольше. Саня понял, что приказы исходили не от герцога, а от кого-то, кого слушались только отдельные конвоиры. Но посудачили немного и тоже свалили. При усиленно сопящем теле осталась четверка, которая сопровождала кота от самого трона. Пошептались, обменялись мнениями. Все сходилось на том, что во дворце творится неладное.
   Люди сидели в темноте. Саня без боязни открыл глаза, осмотреться. Сквозь щель в притворе проникал тонюсенький лучик света. За дверью переливались тени. Тишина, однако, стояла гробовая. Игор, кажется, задремал. Нашел время! Сейчас самое интересное начнется...
   Люди не успели. В бесшумно распахнувшуюся дверь влетело десятка два стрел, положив всех. Грузно осел Игор, сполз с табурета, провалившись за кровать. Остальные рухнули посреди спальни.
   Пока Саня решал, проснуться, или дальше сопеть, в дверном проеме объявилась женщина со светильником; дождалась на пороге, пока вынесут убитых и прошла, брезгливо ступая на заляпанный кровью пол.
   Саня сел. Спал не раздеваясь, так что обошлось без стеснительных экивоков. Женщина подошла вплотную, высоко неся над головой медный подсвечник на длинной ручке. Таким и огреть можно, если что. Она пристроила светильник в гнездо на стене и безбоязненно уселась рядом с котом.
  -- Меня зовут Брита. Я - герцогиня.
  -- Жена герцога Ария?
  -- Забудь о нем.
   - Почему это я должен забыть своего лучшего друга? - натурально удивился кот. - Мы с ним сегодня чудно побеседовали. Он мне охрану выделил, как высокой особе. Нет, как хочешь, а забывать такого друга, мне не с руки.
  -- За ночь со мной и не такое забывают.
   - Чтобы залезть ко мне в постель, никчему было... - кивнул Саня на лужу крови. - Постучала бы, пошептались. То-се... только, думаю, герцог нас не поймет.
  -- Мне плевать на его понимание. Его уже, считай, нет.
  -- Я проспал переворот?
   - Что-то вроде. Тихий. Через два дня Арий отречется от трона и уйдет в паломничество. Править буду я.
  -- О, как!
  -- И ты, - тихо добавила Брита.
  -- Не понял.
  -- Ты на мне женишься.
   Саня развернулся к женщине. Она была невысока и очень стройна. Талия - пальчиками обхватишь. Но в ней чувствовалась сила. Не красавица, но нервно-притягательна, злюка, за которой всю жизнь будешь бежать, в надежде угнаться. И которая все всегда решает сама.
   До поры, пока рядом ни появится мужчина способный ее укротить.
   От нее исходил мощный ток. И запах возбужденной самки. Туника сползла с одного плеча. Кожа на груди блестела от пота. Светлая ткань прилипла и потемнела.
   Рука сама потянулась, пальцы легли на плечо.
   - И кем я буду? Мальчиком при высокой особе? - голос слегка похрипывал. Затылок и спину уже шпарило возбуждением.
  -- Ты станешь править аллари, я - людьми. Мы вместе возродим страну.
   Она говорила еще. Губы шевелились. Но слова не пробивались сквозь шум в ушах. Саня тряхнул головой.
  -- ... мне все равно. Я убью его, если ты захочешь.
  -- Кого? - удивился кот.
  -- Крена...
   Брита кинулась на него со стремительностью выстрелившей пружины. Одежда полетела на пол, в загустевшую кровь. Ее руки рвали завязки и застежки. Саня поймал край туники. Ткань затрещала, расползаясь. Тряпка скользнула вниз.
   Руки у нее были горячими, плечи скользкими. Она извивалась, царапая ему спину. И Саня сдался.
   Весна!
   Голова опустела, место мыслей занял гул крови и толчки... скрип лежанки... крик женщины. Она изогнулась дугой. Она требовала.
   Еще!
   Еще!
   Еще!
  
   Кот открыл глаза. Брита лежала, улыбаясь. Саня поразился хищному и одновременно довольному выражению ее лица. Саднила исцарапанная спина. Он перекатился набок. Брита протянула руку и хлопнула его по груди.
  -- Лежи. Сейчас продолжим.
   Он замер, переживая миг позора. Что-то такое было в ее повелительном тоне, что он почувствовал себя, приведенной на случку скотиной, производителем, которого за то и кормят.
   Зато он станет герцогом. Пусть не первым - вторым лицом в государстве. В первые она не пустит никого. Безродный кот, которого пытались уверить, что он лев, будет править наравне с сильной, жесткой, горячей и требовательной... самкой бестера! Кот, который уже никогда не станет львом, обрастет привычками и связями. Паутину очень удобно использовать в качестве гамака: барахтайся в свое удовольствие, не упадешь, не сбежишь.
   Зато где-то останутся деревни аллари. Вернется в свои владения Пелинор. Университеты раскроют двери. Страна, осененная благословением великого Солара, возродится и вся, как один человек и не человек, пойдет к счастью.
   Саня натянул штаны, быстро обулся, стал искать на пллу рубашку. Она успела пропитаться кровью и заскорузнуть. Кот ее бросил. Он уже хотел встать, когда Брита вцепилась в него тонкими, но очень сильными пальцами. Саня рванул руку, на коже остались царапины.
  -- Куда!!? - прошипела женщина.
  -- На воздух. Я тут задыхаюсь.
  -- Ты без меня и трех шагов не пройдешь по дворцу.
  -- Посмотрим...
   Теперь она кинулась на него с намерением причинить боль. Это была уже не женщина - свирепая, неуправляемая, оскорбленная в своих ожидания тварь. Саня отбивался, стараясь унять когти. Не хватало поранить женщину!
   Он почти отбился, когда в очередной раз стремительно распахнулась дверь, и на пороге возник сам герцог Арий. За ним толпились егеря.
   - Смотрите! - указующий перст Его Светлости вонзился в мечущуюся по кровати супругу. - Не прошло и двух месяцев, как она стала мне женой!
   Солдаты взревели. Что герцогиня изменила законному мужу с пленным котом, усугубило возмущение. Нежное хрупкое, прелестное создание, которую желал каждый мужчина, если приближался на расстояние менее трех шагов, отдалась нелюдю, скотине, грязному коту!
   Сане показалось, герцог не сможет удержать собственных егерей, они ворвутся в покой и растерзают любовников. Арий уже сделал шаг, освободить проход, когда Брита перестала метаться, села трогательно распрямив спину и крикнула:
   - Он меня изнасиловал! Разве вы не знаете, что весной нелюди способны на любое преступление из-за похоти? Он убил охрану, велел моим людям унести трупы и молчать, если хотят увидеть меня живой. Я отбивалась. Я царапалась!
   С этим трудно было спорить. Руки и грудь кота действительно были исполосованы. От Бриты исходил такой заряд отчаяния, что у гвардейца, следовавшего за Арием, побелели губы и заблестели слезой глаза.
  -- Бей кота! - крикнул кто-то. - В клочки его!
   Арий растерялся. Лицо стало аморфным, губы затряслись. Он шел делать свою игру, - подумал Саня, - а нарвался на чужую, куда более жесткую. Что он мог противопоставить заявлению супруги? Ровным счетом ничего. С разъяренной толпой можно говорить только на языке призывов или приказов. Доводов она не услышит.
   Герцогу бы с первого дня оградить супругу от общения с егерями и солдатами гарнизона, припомнив такое понятие, как суккуб.
   А теперь - все! Еще мгновение и кота раздерут в кровавые клочья. Если герцог станет препятствовать, раздерут и его. Что же касается приказа Солара, поберечь кота на будущее, Арий понял, что сестра могла пренебречь отцовским пожеланием. Ей, в отличие, от брата, ничего за это не будет. Отношения Солара с дочерью, вдруг прозрел обманутый муж, далеко выходили за рамки родственности.
   И все же он не зря просидел на троне двадцать лет. Голос герцога сотряс комнату. Люди отступили. Они ждали решительных действий и дождались.
   - Завтра! - крикнул Арий. - Завтра начало феста проклятых нелюдей! Солдаты, мы должны казнить кота на центральной площади именно в начале их мерзкого праздника. Мы не станем заниматься самосудом. Мы приговариваем кота к оскоплению, как того требует закон! На пощади, при стечении народа! Потом Мы отрубим ему голову. Арлекины за стеной в пригороде узнают нашу волю. И если хоть один возмутится, я прикажу вырезать их всех. Я поступлюсь милосердием ради своей любимой супруги. Преступление нелюдя неслыханно! Мы приняли его как равного, а он...
   Герцог спохватился. Не стоило распалять толпу, иначе приведут приговор в исполнение, не дожидаясь завтрашнего дня.
  -- Вы меня поняли? - уточнил герцог. - Несите кандалы!
   В грудь и шею кота уперлись копья. Гвардейцы давили. Брита сидела в постели, закрыв лицо руками. Арий сдернул плащ и заботливо укрыл им супругу. Герцогиня спрятала в складках глаза. Между ней и возбужденной толпой стоял муж, и напряжение начало спадать. Солдаты еще бурчали, но рвать кота уже никто не лез. Копья давили, уже не оставляя рваных отметин на коже.
   Саня замер. Шевельнись, всколыхнешь злость и только хуже наделаешь. Хотя, казалось бы, куда уж хуже-то? Позорный приговор, от которого играючи ушел в Кленяках, сегодня был вынесен окончательно. Завтра его приведут в исполнение.
  
   * * *
  
   Он себе совершенно иначе представлял свою миссию в столице. Приедет, обустроится, осмотрится, найдет единомышленников, опору, людей или аллари, не важно... а его, оказывается, вели от самых предгорий. Хорошо, к Снежке не завернул, раскатали бы дом подруги, и ее и ребенка пустив под герцогский нож.
   Ведь битый уже! Ученый, - и по шерсти, и против, - все равно хотел мирно, честно... договориться, что ли. Разве с ними договоришься? Они знают только собственную корысть. С ними нельзя спорить. Они просто тебя не услышат. Вернее, слушать не станут. Зачем? Какая выгода? Но если выгода светит - всего вылижут.
   Арий имел к Сане интерес: уговаривал, льстил, сулил почет и уважение. Брита - тоже. Но их интересы пришли в непреодолимое противоречие, - как сказал бы Камибарам Мараведишь, - грозившее не только интересам сторон, но и самой их жизни. О, как! Спасаясь, они легко пожертвовали котом. Когда на кону шкура, что Арий, что его сестра, родну бы маму продали.
   А, папу? - усмехнулся Саня. Интересно, они понимают, зачем Солару паломники? Они представляют масштабы обмана, задуманного их отцом? Скорее всего - нет. Они пешки, возомнившие себя фигурами. Но они станут драться за свои клетки с ожесточенностью бестеров.
   Сане вдруг стало нехорошо. Как-то в голову не приходило, а тут явилось: что если Брита понесет?
   Выводок маленьких бестеров, с кошачьими головами и бескостными пальцами аксолотлей... пусть лучше она их съест!
  
   Он устал. Его приковали к скрещенным брусьям. Руки - над головой, ноги раскорячены. На пятки толком не встать. От постоянного напряжения ломило мышцы. Мельницу установили посреди крохотного каземата. Вокруг - ни души. Ни шороха, ни лучика.
   Саня пытался раскачать ее, чтобы рухнула. Хоть так, лишь бы дать мышцам отдых. Не получалось. Кто-то подпер мельницу сзади. А падать вперед с тяжелыми брусьями за спиной - либо кости переломаешь, либо дыхание вышибет.
   Интересно, он до утра-то доживет? Еще немного, и пытка станет невыносимой. Но звать и просить он не станет. Скорее, запретит себе дышать.
   Когда-то давно совсем еще маленький Саня решил умереть. Что было причиной, за давностью позабылось. В памяти осталось только жуткая детская обида.
   Котенок залез на сеновал, свернулся там комочком и начал придумывать, как помрет, как его найдут, как будут плакать. Падать с крыши было невысоко и больно, топиться - страшно. Резать себя... а вдруг не умрешь, ставши навсегда инвалидом? Отрежешь руку или ногу, и будешь как Дема-Костыль шкандыбать по деревне. Самое простое - перестать дышать: и просто, и легко, и руки ноги целы.
   Первые две попытки окончились неудачей. В груди ломило, она сама начинала раздуваться, неподвластная воле маленького самоубийцы. Саня разозлился. С таким простым делом не совладал! - заткнул себе ладошкой рот и нос и перестал дышать. Было больно, но подстегивало упрямство. Очень хотелось вдохнуть... он сильнее вдавливал ладошку в онемевшие губы. Перед глазами поплыл красный туман. В ушах зазвенело так, что он не услышал, когда пришло спасение.
   Ох, и влетело тогда котенку! Три дня сесть не мог. Тятя ругался. Мамка плакала...
   Вспомнил! Обида явилась, когда он узнал, что у приемных родителей родится свой ребеночек, и решил, что его посадят в корзину и отправят по реке дальше. А все Лилька! Это она нашептала маленькому Сане про корзину. Сама придумывала страхи и сама же шмыгала носом от жалости в к котенку.
   Лилька... лунная дорожка, гладкая холодная нога, которую он как-то изловчился и поймал. Они целовались на берегу. Дышать было нечем, а они все целовались, пока Саня не догадался тянуть воздух носом. Оторваться от нее он просто не мог!
   Останься Лилька в живых, что бы сейчас было с Саней? Сидел бы на границе, гоняя чудишь от одной ловчей ямы к другой, или внутренний рубеж оборонял от герцогской армии. Дом бы с Лилькой построили... а может, пожили бы, натешились друг дружкой, да и разбежались. Детей у них все равно быть не могло. А женщине нужны детишки. Без них дом пуст и холоден, будь ты хоть какой любимый-разлюбимый муж.
   Мамка, тятя, сестренка, Лилька - семья его детства. Арлекины - семья жизни. Хорошо, что они были. И жаль! Мучительно и беспросветно жаль. Но пока не видел их мертвыми...
   Одну видел.
   Ноги свело судорогой. Саня заскрипел зубами.
   - Тебе больно, я знаю, - раздался за спиной голос Ария. - Прости, я не в силах тебе помочь.
  -- Чего тогда приперся? - грубо спросил кот.
  -- Договориться на будущее.
   Темнота слегка замерцала. Арий появился, с шариком света в ладони. Рука была синевато-прозрачной.
   - Видишь, как просто? - ласково улыбнулся коту герцог. - Я зажигаю свет пальцами. Люди видят. Им достаточно. А моя сестра - суккуб. Тебе известно, что такое суккуб?
   - Твоя сестра и ты - дети двуполого аксолотля, - выдавил Саня. Фокусы Ария были откровенной издевкой.
   - Да. - легко согласился герцог. - Представь, нас трое... было. Говорят, братец недавно умер. Почил. Когда я избавлюсь от Бриты - останусь один, и сам без чьего-либо вмешательства буду править страной.
  -- Не думаю, что твоя сестра согласиться.
   - Она много о себе возомнила. Тут есть доля моей вины: не догадался изолировать ее с самого начала. Она и распоясалась. Жена воспользовалась моей доверчивостью, а главное доверчивостью людей. Соглашусь, что она может найти некоторую поддержку... одно примиряет: ее чары действуют исключительно на близком расстоянии. Издалека увидишь только то, что есть на самом деле: тощую злую тварь.
   Герцог перекатывался с пятки на носок покачивался. Он казался расслабленным и безмятежным.
   Саня задержал дыхание. Сначала было трудно, потом мышцы одеревенели, прошла боль в груди и даже в ногах. Он поплыл...
   Плескались мелкие волны. Корзину раскачивало, она черпала краем. Маленький мальчик без страха глядел на то, как вода подбирается к ногам. Она стала красной и тягучей. Плетеную лодочку качали волны крови. Но ребенок не пугался. Он не хотел больше жить.
   От удара вспыхнула боль во всем теле. Только осознав, что произошло, Саня сделал судорожный вдох. Грудь разрывалась.
   Косой крест рухнул. Арий выбил подпирающий кол, и склонился над пленником:
  -- Если ты согласишься сотрудничать, я завтра отменю казнь.
   - Ты лжешь, - отозвался Саня. Удушье сыграло с ним отменную шутку. Чувства Ария стали понятны, будто перед котом стоял не загадочный бестер, а простая болотная лягушка.
   - Я недостаточно точно выразился. Казнь отменить нельзя, но можно ограничиться оскоплением. Жизнь я тебе оставлю.
  -- Зачем?
   - Чтобы просто жить. Ты сам подписал себе приговор, объявив, что приносишь удачу. Живой талисман нужен каждому. На двоих с сестрой нам тебя не поделить. Ты убедился, на сколько легко она пожертвовала тобой? Я же буду тебя холить и лелеять. Я умею быть благодарным. Бесполость, - поверь, - имеет свои преимущества. Тебя перестанут мучить сезонные смены настроения. Весна станет таким же простым и приятным временем года, как все остальные.
  -- Полагаешь, я не люблю весну? - усмехнулся Саня.
   - Но аллари совершают в это время массу необдуманных, вредных, попросту безумных поступков. Вы беситесь, жаждите того, чего не существует, сходите с ума, гоняясь за собственным хвостом. Женщина нужна для продолжения рода. Другого назначения у нее нет. Стоит это понять, и все становится на свои места. Но понять это может только бесполый. В будущем я приложу все силы, дабы учредить касту бесполых людей. Они станут управлять государством. Бесполый будет принимать взвешенные решения холодным умом чистого человека. Вы должны подняться от извечной дикости к чистоте.
  -- И к счастью, - поддакнул кот.
   - Да, если хочешь. Но я не пекусь о всеобщем счастье. Оставим это моему отцу Солару. Он озабочен идеей всеобщего счастья. Я же - исключительно целесообразностью. Согласись, имея такое мировоззрение, очень трудно терпеть рядом одержимую самку. Так мы договорились?
  -- О чем?
  -- Я оставляю тебе жизнь, а ты мне верно служишь?
   Сане хотелось, чтобы он быстрее ушел. В присутствии Ария было противно дышать.
  -- Договорились! - легко согласился кот.
   Он не станет жить по законам бестеров! Оскопление - не самое приятное, что может случится в жизни. Зато он успеет завтра с эшафота сказать людям, кто их герцог. Он - арлекин! А где кончается правда, там кончается - арлекин. Пусть страшная истина станет его последним трюком.
   За короткий разговор Саня кое-что успел разглядеть в темных глубинах психики бестера по имени Крен. Диссонанс - сестра: полный и безоговорочный антагонизм. Диссонанс - отец, с которым Арий решил на этот раз не считаться, но полностью сбросить его со счетов не мог, испытывая подспудный страх наказания. Диссонанс - раздражение: герцог хотел бы лично замучить кота до смерти, но не мог себе этого позволить. Он даже напиться сегодня не мог.
   Герцог отчасти был эмпатом, но почитал свою повышенную чувствительность явлением исключительным, присущим только ему одному. Что Арий не понимал природы аллари, явилось для Сани откровением. Герцог не мог осознать, что не люди, кроме речи имеют еще какие-то точки соприкосновения на уровне гораздо более глубоком, нежели вербальный. Так слепоглухонемой никогда не поймет видящего и говорящего.
   Нужны были силы. Саня все выдержит. Он не сломается. Ради памяти о тех, кто ушел...
   Жаль! Как же жаль... не колесят больше по дорогам знаменитые повозки Шака, которого люди прозвали Апостолом. Не заедается отважный, сиятельный собака. Не смеется голосом тысячи лесных колокольчиков Солька. Не сидит, глядя в костер огромными черными глазами загадочная, навсегда покинувшая этот мир, Цыпа.
  
   Глава 11
  
   Ух! Бам, бам, бам! Ух! Ш-ш-р-р-та-та-та...
   Какофония обрушилась в момент пробуждения, хоть уши затыкай. Только бесполезно. Звон шел изнутри Санькиной головы. Во всем теле ухало, вздымалось и разбегалось дробными перекатами, на столько мощными, что ни затекшая спина ,ни рубцы от веревок, не могли заглушить.
   Глухой ритм прорезала чистая нота. Саня напрягся. Струна вибрировала, грозя изрезать мозг. Она воцарилась, взлетев на одно мгновение до невероятных высот, и рассыпалась мелкой искристой трелью. Тело стало легким и сильным. Боль ушла. Даже кандалы показались только досадной помехой.
   Как он мог забыть!? Сегодня же день весеннего равноденствия - Новый год аллари, который герцог отменил, перенеся праздник на середину лета. Оно и понятно! Когда еще лягуху праздновать обновление жизни? Правильно - когда солнышко пригреет, и лужи зацветут.
   Торжественный ритм обновленного года Саня впервые почувствовал еще в самом нежном детстве и долго никому о том не говорил. Котенок вообще быстро понял свое отличие от людей; не знал, как его обозначить.
  
   В их доме, как и во всех других, готовили угощение. Мамка, собирая на стол, кликнула Саню. Котенок не отозвался. Она позвала громче - никакого ответа. Случившийся рядом тятя, пошел искать, и нашел мальчишку в стайке. Саня сидел под кормушкой, запрокинувшись. Глаза были плотно зажмурены, голова дергалась в такт неслышному ритму. Тятя постоял немного, да и пошел в дом. Мамка после, когда Саня вернулся, тихонечко спросила:
  -- Сыночка, ты со своими Пращурами разговаривал?
   Саня смешался. Получалось, он мамку обманывал.
  -- Нет. Не знаю. В голове гудит, - пробубнил в сторону.
  -- Ты сядь, сынка, - велел тятя. - А то белый весь.
  -- Часто у тебя... гудит-то? - осторожно спросила мамка.
  -- Нет. Только в марте на праздник. Утром.
   Мамка с облегчением махнула тряпкой.
  -- По что раньше не сказал? Напугал нас. И сам, поди, смущался?
  -- Ага, - кивнул Саня.
   - Бывает это с аллариями, - успокоил тятя, - Вас так земля с Новым годом поздравляет.
   В Камишере голос земли едва пробивался. В темнице герцогского дворца звучал мощно, будто подземные музыканты устроились за тонкой переборкой.
   Земля отзвучала, а внутри еще все кипело и подрагивало. Саня подергал кандалы. Ни фига, однако, держат. Но приподнятое настроение, с которым проснулся, не испортилось.
   Была еще одна странность нынешнего утра. С самого малого детства Саня знал, если должно случится что-нибудь плохое, обязательно приснится суп с червями. Сегодня вообще снов не было: передремал с глазу на глаз без единого хлипенького сна.
   Должно быть, Пращуры сжалились над обреченным - не стали мучить кошмарами в последнюю ночь жизни. Или, когда точно знаешь, что с тобой случится, никакие сны не нужны?
   Мысли катили весенним паводком. Надо бы о вечном подумать, а он вспомнил Снежку, как купались с ней и с дриадкой в мелкой заводи.
   Лязгнул засов. Отворилась большая дверь, через которую вчера тащили. Вошли люди, кряхтя оторвали конструкцию с привязанным котом, от пола и понесли.
   - Герцог сам вчера "мельницу" колом подпер, - пробурчал один из носильщиков, - а на утро - никакого кола нет.
  -- Нелюди, известно, колдуны, - пробурчал другой.
  -- Герцог кол и убрал, - наябедничал Саня.
   - Не ври! - отрезал первый носильщик. - Мы в карауле всю ночь у дверей просидели. Никто к тебе не заходил.
  -- У герцога своя дверка есть, - заелся кот. - Не веришь, вернись и посмотри.
   Мельницу как раз вынесли и прислонили к стене. Носильщики переглянулись. Один скользнул в с факелом в каземат и тут же вернулся.
  -- Точно, есть дверка. Не врет нелюдь.
  -- Да они вообще врать, не приучены, - сказал второй.
  -- Я б не заметил, только не заперли ее, как следует.
   - Говоришь, герцог к тебе приходил? - спросил начальник конвоя.
   - Ага. Слышь, - попросил Саня, - дай попить и это... мне перед народом еще стоять на лобном месте. Не хочу в мокрых штанах. Отвязали бы?
  -- Не получится. Тут кузнец надобен или ключарь - кандалы замкнуты. Но помочь...
   И помогли, и водички хлебнуть дали. И стало Сане весело. Вынесли мутного кота, обиходили и топтались теперь. Команды, тащить наверх, пока не было.
   - А чего герцогу от тебя ночью понадобилось? Или сам хотел порешить, да передумал? - спросил командир.
  -- Договорится приходил, предлагал жизнь оставить, если стану ему служить.
  -- А яйца, значит, того?..
   - Я ему говорю, оставь причиндалы, а он ни в какую. Я, говорит, без них живу, и ты проживешь.
  -- Заткнись, котяра! - рявкнул командир.
   - А я тоже слышал, будто герцог наш ни мужик, ни баба, - поделился конвоир с двумя нашивками на рукаве.
  -- Чего тогда женился?
  -- А хрен его знает? Скучно одному...
  -- Так она-то все больше с гарнизоном, - усмехнулся третий из команды.
  -- И какого лешего ты, котяра, герцогиню сильничать полез? Эта блядь любому так даст.
  -- Сама она. Я сроду баб не принуждал. А как Светлость на порог взлетел - меня обвинила.
  -- И что ты герцогу ответил? Будешь ему служить? - не отставал командир.
  -- Не буду. Игор, покойничек, много чего про вашу службу рассказывал...
  -- Ты капитана нашего знал?! - наперебой заговорили стражники.
   - Мы в приграничье напару мыкались. Когда по болоту выходили, он ногу подвернул. Тащил я его. Видать после этого начальник ваш охромел. Я его вчера видел. Только он меня не признал.
   - Не хромый он, - вдруг тихо сказал самый молчаливый из конвоя. - Он и других научил: чтобы герцог правду из тебя не вытянул, надо пальцы на ногах поджать. Сам так и ходил.
   - Знаешь, кто ему этот трюк подсказал? - спросил Саня. - Сын старого герцога, Эдвард Дайрен.
  -- Врешь!
   Командир вцепился в голую Санину руку, как клещами ухватил. Надвинулось темное уже сильно пожилое лицо. По возрасту - подходяще, чтобы помнил младшего наследника.
   - Клянусь Чурами и Пращурами, - торжественно объявил кот. - А еще клянусь мамкой человеческой, которая меня подобрала и вырастила, как родного.
   У мужика задергался подбородок. Брови сошлись в черную лохматую молнию.
  -- Жив Эд? - едва слышно, одними губами.
  -- Не знаю, - так же отозвался Саня. - Ранили его.
  -- Выноси преступника! - прокричали сверху. Эхо прокатило слова о стены, дробя и выворачивая. - Ка-си-но-ступ-ни-ка-си-но...
   "Касикасиножка, беги по дорожке, твоя мамка ждет, тебе ножки оторвет..."
   Конвой дружно взвалил на плечи мельницу. Саня качался в такт шагам, пытаясь выбросить из головы нелепую детскую считалочку. Паучку - ножки, ему - голову. Как только он раскроет позорную тайну герцога Ария и герцогини Бриты, оскоплением уже не отделаться. Снесут головушку коту, возомнившему себя львом, в одно мгновение.
   А если промолчать? Касикасиножка, беги по дорожке... прямо тут задержать дыхание и - конец? Вынесут труп: нате вам! То-то герцог расстроится.
   Нет, пожалуй, стоит расстроить его еще больше. А Саня потерпит. Потому, что кроме него правду сказать все равно некому.
  
   Небо выгнулось над городом бледно-голубым шатром. На самом донышке катились горошками два мелких ровных облачка. Не набравшееся еще летней ярости, солнце приклеилось сбоку.
   Голую грудь охватило прохладным ветерком. Штаны и сапоги ему пока оставили. Тащили, сначала по темным переходам, потом по атриуму, пока не вынесли на площадь перед дворцом. Смотреть по сторонам не хотелось. Лучше - небо. Там все чисто и все честно.
   На пороге Саню догнал и разбежался по коже мелкими колкими искрами последний аккорд музыки обновления.
   На площади толпился народ. Саня почуял присутствие аллари. Ничего особенного, просто они были где-то недалеко. Он их так всю жизнь чувствовал. Герцог и герцогиня пока своим присутствием не почтили.
   Когда мельницу вносили на лобное место, кот увидел напротив подиум со сдвоенным креслом - места для сиятельной четы. За ним выстроился отряд егерей с копьями. Дальше - невысокая внутренняя стена, отделяющая центр столицы от торговых и ремесленных кварталов. В ней имелось четверо ворот - на все стороны. Сегодня их держали запертыми. Толпа у эшафота тихо шуршала. Между возвышением, на которое втаскивали мельницу, и людьми осталось небольшое пространство. Его потом заполнят егеря или солдаты гарнизона.
   Мельницу с прикованным котом, поставили напопа. Ноги не доставали до настила. Кандалы больно врезались в икры. Саня сжал кулаки. Теперь резало и давило руки. Когда явится сиятельная чета неизвестно. Ему что так и болтаться с рук на ноги? Кот решил схитрить: обмяк и провис, изображая обморок. Играть приходилось на полном серьезе. Глаза закатились. Хрипел, пока совсем не затих.
  -- Отшпиливай кота, - велел палачу командир конвоя.
   - Мне приказу такого не давали, - отрезал высоченный, широкий, как дворцовые ворота, кат. Скошенный затылок у него, без шеи переходил в спину. Рубахи палачу не полагалось - только фартук. На голове - островерхий глухой куколь с прорезями для глаз.
   - Если он до казни задохнется, тебя Его Высочество следом наладит, - пообещал командир конвоя.
  -- А если кот сбежит, ты отвечать будешь?
   - Между ножными кандалами пусти цепь. Руки - за спину. Куда он денется? Гляди, посинел уже.
   Для достижения нужного эффекта, Сане пришлось и впрямь придержать дыхание. Но когда его отцепили и поставили на ноги, задышал так задышал! Показалось, что пропал голос. Кот кашлянул, сплюнул и вдруг заорал на всю площадь:
  -- Здорово, жители столицы! С Новым годом!
   Кат, не раздумывая, треснул его кулаком по загривку. Кот поперхнулся. Толпа внизу качнулась, будто от порыва ветра. Безмолвие кончилось. Зашелестело, завскрикивало, пробирая отдельными словами. Саня с удивлением ловил эти слова, складывая в странную и совершенно неожиданную картину. Он-то думал, народ пришел казнью потешится. А людей, оказывается, силком сгоняли, вышелушивая с раннего утра из домов; тащили с рынка, выводили из мастерских. Искренне желающих поглазеть, как кота сначала изувечат, а потом лишат головы, оказалось совсем немного. Они жались к трону. Остальные...
   Люди в большинстве своем недоумевали и... сожалели. Саня цепко ловил слова. Ему сочувствовали. Похождения герцогини были известны всему городу.
  -- От ить, гляди сусед, поймали аллария и теперь за эту сучку порешат.
  -- Молчи! Вишь, латники выстроились.
  -- А че они мне следают?
  -- Заколют.
   - А кто им хлеба завтра испечет? Не те времена. Доказнились, дотаскались кого ни попадя. Вымерла Столица. Щас каждый мастер наперечет.
  -- Жалко парня, - вздохнула рядом толстушка в чепце. А помнишь какие фесты...
  -- Мама, что такое фест?
   - Не кот это. Что я котов не видел? И на рысь не похож...
   - Ты щас договоришься! Кто ж он по-твоему?
   - А вот и скажу!
   - Ну, скажи...
   - Ты в жизни льва-то видел?
   - Откуда?
   - А мне пришлось. Так я тебе скажу: точно...
   - Всех их под корень...
   - Из чистюков что ли?
   - Да хоть из них...
   - Держи его, падлу... держи! Ага, ща я те навешаю...
   Аллари, которым надлежало остановиться в пригороде, непонятным образом просочились в город и собрались за внутренними стенами. Только тонкие створки ворот отделяли их от людей на площади. Саня стал разбирать мощные наподобие голоса земли всплески. Его обдало внутренним жаром. За стеной бушевали эмоции. Коту показалось, арлекины пришли не на фест.
   Саня открыл глаза. Все те же люди, толпа, уже распавшаяся на группки. У трона - кучка верных. За троном вразвалку - копейщики.
   В одно ухо шумно дышал палач, в другое - командир конвоя, который в подвале спрашивал про Эда. Дышал тихо, едва слышно. Палача кто-то окликнул. Детина не шелохнулся. Тупой и верный, будет держать кота, пока не велят казнить. Снизу опять крикнули, уже властно и зло. Палач встрепенулся. А Саня чуть не вывихнул челюсть от удивления.
   Человек взбежал по дощатым ступеням, высоко подобрав черную мантию клирника. Капюшон он надвинул так низко, что на виду остался только бритый подбородок.
   Весь в оспинах!
  -- Иди, разбирайся со своими инструментами, - голосом Игора сказал черный.
  -- Тебя же убили, - тупо отозвался палач.
  -- Особое задание герцога, - прошептал Игор. - Ты свой мешок где оставил?
  -- С той стороны, под дыбой, - с натугой вспомнил кат.
  -- Поперли твои инструменты. Чем будешь кота казнить?
   Палач велел подмастерью занять свое место, и кинулся на поиски. Инструменты для казни имелись в единственном экземпляре. Потеряй, как дело исправлять? Кат ломился сквозь толпу охраны, не замечая того, как темный клирник отмыкает Санины кандалы, а младший кат смотрит и не встревает, будто не по нем нарушение.
   Игор попытался оттереть от Сани начальника караула. Тот не сдвинулся с места, пробасив в бороду:
   - Не высовывайся, господин начальник дворцовой стражи. Узнают тебя, неровен час. Лучше, за младшим катом пригляди, чтобы раньше времени шум не поднял.
  -- Этот не поднимет, - уверенно сказал Игор.
   Саня стоял, сцепив руки за спиной. Кандалы на ногах разомкнули. Но сбрасывать их он не торопился. В груди нарастал и спадал торжественный ритм, пришедший к нему на рассвете. В нем растворялся бешеный галоп сердца. Кот расправил плечи и откинул голову. По плечам разлетелась густая светлая грива.
   Люди у подножья эшафота постепенно смолкали, зато стайка ближних слуг герцога начала волноваться. Кто-то побежал во дворец.
  -- Ты откуда взялся? - Одними губами вышептал Саня Игору в лицо. - Тебя же убили.
   - Чепуха, - отозвался товарищ, - только зацепило. Я вовремя упал и под кровать заполз. А когда тебя увели, выбрался.
   Саня кивнул в сторону палаческого подмастерья? Кто мол, таков? Игор беспечно махнул рукой: не волнуйся.
   А он и не волновался. Стоял и ждал, когда на веселье пожалуют Их Светлости. Он улыбался. Люди видели эту его улыбку, и напряжение, заставлявшее поначалу шептать и прятаться, отпускало.
  -- Эй, кот! - донеслось из гущи народа, - ты в кого такой вымахал?
  -- В папу! - засмеялся Саня.
  -- Че ты там стоишь? Тебя же распутали. Давай к нам. Герцогу, видать, недосуг...
  -- Я бы рад, только мне с ним напоследок потолковать надо.
  -- На чей последок, на твой или на его?
   В том месте произошло кружение. Человек пять клирников кинулись ловить сквернавца. Колдуноборцев хватали за мантии, подставляли подножки. Погоня захлебнулась. Вторая группа в черных мантиях сочла за благо, убраться с площади. Хвост жидкой колонны быстро втянулся в ворота Клира. Дверь захлопнулась, оглушительно завизжал с той стороны засов. Зрители еще больше расходились.
   Но вот высоко и стройно пропел горн. Распахнулись двустворчатые резные двери, и на свет выплыли в окружении плотного кольца егерей герцог и герцогиня. Они стояли на носилках, держась за руки. В правой руке герцог нес живой холодный огонек. Герцогиня в левой - такой же огонек, но вытянутый острым лепестком.
   Чудо притягательно. Даже если ты презираешь того, кто его сотворил. Раз! и появляется кролик из шляпы. Раз! и загорается воздух в ладони. Человек не в состоянии отвести от огонька глаз. Он оказался в другом порядке взаимоотношений со Вселенной. Только что был один порядок: знакомый и нудный. Но принесли тебе огонь в ладошке, и ты уже в измерении, где оживают легенды. Чудо присмиряет. Оно великий миротворец.
   Герцогская чета торжественно переступила с носилок на подиум, и расположилась в креслах. Герцог держал свой огненный шар спокойно. Герцогиня переворачивала мерцающий лепесток, напоминая расшалившегося ребенка. Арий сделал ей замечание. Герцогиня чинно сложила ладошки на коленях поддерживая огонек пальчиками, и улыбнулась.
   По толпе пробежал вздох. Саня напрягся. Чаша гигантских весов, на которых лежала его жизнь, и жизнь всех аллари, наверное, стремительно пошла вверх. Фальшивые, но вовремя явленные чудеса, перетягивали. Люди уже без сочувствия глядели на кота. Хотя, и к трону пока никто не качнулся.
   Поиграв немного с тишиной, герцог встал и, проникновенно, повел:
   - Дети мои. Мои любимые подданные. Люди! Мы сегодня собрались здесь по страшному и скорбному поводу. Мы собрались наказать порок. Я скажу больше, мы сегодня должны будем наказать предательство. И все это в лице одного... нет, не человека. В лице молодого аллари. Мне трудно и больно это говорить. Он совершил чудовищное преступление, но мне его все равно жаль. С этого аллари должна была начаться новая история нашего герцогства. Мы пригласили его во дворец, чтобы приблизить к себе, мы хотели возрождения добрых отношений с нелюдями. Злобные колдуны, с которыми так доблестно сражался Клир много лет, поселили между людьми и аллари вражду. Но время примирения, кажется, еще не настало. Стоило коту остаться с герцогиней наедине, он показал всю свою звериную сущность. Он попытался совершить над ней насилие! Если бы не наше вмешательство...
   Но мы милостивы. Я бы скрыл от вас, мои подданные, свой позор, если бы ни страшная правда. Вчера вечером мне была доставлена почта из западных провинций. Каково же было мое удивление и ужас, когда я узнал, что именно этого кота уже больше полугода ищут по всему западу, обвиняя в убийстве и растлении. Закон есть закон! Кот, посягнувший на женщину из высшего общества должен быть оскоплен. Палач...
   У Сани отяжелели ноги. Герцога слушали, затаив дыхание. Он вещал не только для ушей, но и для самых сокровенных уголков души. Слова падали и растворялись в человеческой массе, делая ее послушным мягким воском в руках бестера.
   Его слушали много лет. Ему привыкли повиноваться. Он успел где лаской, где таской насадить новый божественный культ. Он был властью!
   А кем был Саня? Оборванцем, возомнившим себя героем. Наслушался песен Диона и Камибарама. Они ухватились за него как за соломинку. И соломина поплыла, не представляя, что в первом же водовороте канет. И следа не останется.
   Его сначала изувечат, а потом убьют. И никто, ни начальник караула, ни оживший Игор не в силах этому помешать. Сторонников слишком мало, а противников - целая площадь. Еще немого игры в слова и толпа растерзает ни в чем не виноватого кота. Его жалкого откровения никто не услышит!
   За спиной раздался треск ломающихся досок и полузадушенный рев. Саня обернулся. Палач наполовину торчал из дыры в настиле и орал уже во весь голос. Мало того, что проломил доски, еще и застрял. Помогать ему никто не торопился. Караул и гвардейцы застыли, внимая герцогской речи. Палачу было больно. Он попытался опереться, но еще одна доска надломилась, не выдержав тяжести придворного ката. Несчастный ушел в настил по плечи.
  -- Эй, герцог, кого казним, преступника или палача? - заорал кто-то из толпы.
   Арий воздел руки над головой. Холодный огонек пыхнул сильнее. Герцог возвысил голос:
  -- Смотрите на огонь! Всем смотреть на огонь!
   Зря он так. Пока проникновенно вещал, перебирая пальцами холодное пламя, его слушали. Подсвеченный волшебным сиянием речитатив заворожил людей. Но стоило сбиться, как оцепенение прошло. Люди заволновались.
   Повинуясь тихой команде своего капитана, на помощь кату побежали егеря. Не тут то было! Обломки досок зажали увальня, норовя попортить шкуру. Решить дело тихо не получалось.
   Торжественное выступление герцога было сорвано окончательно, когда палача принялись тащить из капкана. Он кричал и грязно ругался. Народ на площади испытавший нечто с родни попаданию из огня на лед, разразился истерическим хохотом. Толпа, которую только что пугали нашествием диких нелюдей, готовых насиловать жен и детей, покатывалась со смеху, инстинктивно радуясь, концу власти маленького тщедушного человека, в руке у которого еще светился умирающий волшебный огонек.
   Попытка вытянуть ката наверх успеха не имела. Подмастерье сорвался с места, юркнул под край настила и вскоре подал оттуда голос.
  -- Не дергайте. У него нога застряла. Суйте его сюда.
   Теперь ката всем табором запихивали в щель. На площади творилось уже что-то невероятное. Со смеху валились не только люди. Гвардейцы и егеря корчились, побросав оружие. Герцог трясся от гнева. Лицо сделалось белым, рот поехал в стороны. Он с размаху метнул свой огонек в сторону лобного места. Ручная молния плавно пошла над головами людей, но не долетев до края настила, лопнула с треском праздничной шутихи. На нее никто не обратил внимания.
   Ката наконец удалось запихать под настил. Гвардейцы поглазели в дыру, пожали плечами и двинулись по местам. На эшафоте остался Саня, Игор в мантии клирника и четверо конвоиров.
   Восстановить порядок и хоть как-то довести церемонию до казни герцог оказался бессилен.
   Герцогиня, прикинув что-то, быстро подозвала троих из своего окружения, наклонилась к ним и отдала приказ. Арий крикнул, чтобы не смели выполнять. Герцогиня презрительно выпятила губу и велела ему заткнуться. Гвардейцы двинулись в сторону помоста. Их пропустили и стали ждать, что еще отмочат.
   Один их гвардейцев вытащил набегу маленький изящный арбалет и быстро принялся накручивать ворот. Двое других расталкивали зевак.
  -- Стоять, - заорал Арий.
   За первым арбалетом был взведен второй. Оба нацелились в сторону кота. Третий гвардеец выхватил из ножен короткий клинок, взбежал по ступенькам и начал отдавать приказания конвою и вернувшемуся к зрителям помощнику палача. Самого ката вытянуть на свет не удалось. Косноязычный подмастерье растолковал, что у того сломана нога.
  -- Сам казнить умеешь? - рявкнул над головой недомерка гвардеец.
  -- Умею.
  -- Кастрации не будет. Руби коту голову!
  -- Герцог отдал приказ...
  -- Я твоего герцога в гробу видел. Герцогиня приказала рубить голову.
   В живот бедного подмастерья уперлась дага.
   - Я щас... а плаха как же?... я щас.. господин гвардеец, не губите. Герцог меня самого кастрирует.
   Подмастерье не столько спешил, сколько суетился. Он поскользнулся, смешно замахал руками и упал на спину, умудрившись повалить при этом рослого гвардейца.
   Толпа опять покатилась со смеху. Уже понятно было, что казнь сегодня не состоится. Герцог, конечно, наговорил всякого... только закаленные двадцатилетними выступлениями любимого властителя, люди знали, что не все сказанное им, являлось правдой.
   Чем дальше, тем становилось яснее, что казнь аллари превратилась в фарс. И настаивай правитель на своем, пожалуй, народ не поймет. Хуже - кинется защищать проклятого кота.
   Арий это понимал и только трясся от ненависти и страха. Брита же, совсем недавно поселившаяся во дворце, и не прошедшая школы выживания во власти, поперла на пролом.
   Она еще вчера сообразила, что Арий не отречется и ни в какое паломничество не уйдет. Сегодня ей стало ясно, что муж ведет свою игру, в результате которой, кот, как приз, достанется ему. Этого допускать было нельзя. Единственное, что могла успеть герцогиня - уничтожить живой талисман, чтобы не достался никому.
   Арбалетчики стояли наизготовку. Саня смотрел на, готовые сорваться, болты.
   Уйти в сторону? Упасть на пузо? Кинуться наутек?
   Нельзя было уходить! Он должен стоять тут! Пусть те бегают, пусть они кружат, он останется на месте. Могут убить? Еще как могут. Но он будет стоять.
   Герцогская чета дралась. Площадь волновалась, притекая и откатываясь волнами. Копейщики взяли оружие на перевес. На стену с той стороны уже лезли не понять кто, то ли люди, то ли арлекины. Егеря развернулись от лобного места. Когда штурмующие как горох посыпались со стены вниз, егеря шеренгой двинулись им на встречу. Но прошли всего-ничего. Споткнувшись, упал один, за ним - другой. Следом рухнуло сразу трое. Ноги егерей заплела жесткая колючая трава. Те, кто шагал по брусчатке, побросали оружие. Древки копий на глазах стали вытягиваться, давать побеги, зазеленевшие листьями.
   А на троне происходило нечто невообразимое. Герцогиня, которую Арий ухватил за шею, вдруг изогнулась совершенно не по-человечески, вытекла из рук мужа и сама вцепилась ему в глотку. Она на глазах превращалась в жуткое создание с длинными, суставчатыми руками. Рот растянулся. Лицо превратилось в лягушачье рыло.
   И тут лопнули ворота. Именно лопнули, не выдержав напруги. Створки сорвало с петель, и на площадь хлынули арлекины. Люди заметались, сталкиваясь и давя друг друга. Но дикое стадо нелюдей обтекло их, плотным кольцом окружив лобное место. Вторые ворота раскрылись тихо, зато въехавший в них табор перекрыл своими криками шум обезумевшей площади.
  
   -Ты смотри! Ты смотри! - бормотал начальник караула. - Ты смотри, что делается!
   Игор сбросил с головы куколь. Гвардейцы смотрели на него, как на привидение, арбалеты они давно побросали. Кряхтя и отряхиваясь, с помоста поднялся неловкий подмастерье.
   В отличие от корифея профессии он был одет в долгую серую хламиду. Только колпак - один к одному. А вот сапог, высунувшийся из-под одежи, Саня узнал. Он этот сапог запомнил на всю жизнь, как первый поцелуй. Неудержимо захотелось двинуть собаке локтем под ребра. Натурально же помирал, гад. Слезу вышибало!
  -- Смотри, - указал Эд.
   Табор прокладывал себе дорогу сквозь обезумевшую толпу. Впереди шли двое: высокий черноволосы баро в безрукавке, расшитой кусочками стекла и такой же высокий молодой конь с долгой пепельной гривой. За ними мелькнуло лицо Диона. На маленьком ослике в центре табора трюхал Камибарам Мараведишь. Ослика вел в поводу странный парень. Поверх куртки, изрисованной листиками и веточками, висела кривая железная дура с толстенным стволом. Саня признал в ней пулемет. Ярослав поднял руку и помахал коту.
   Чалый остался внизу. Шак легко вскочил на помост и встал плечом к плечу с товарищами. Копья егерей пришли в полную негодность. Трава цепляла за ноги, не давая шагу ступить. В сторонке скромно потупилась беременная молодка с живыми колокольчиками в прическе. Она улыбнулась, золотоволосому спутнику. Эд махнул им рукой. Но Фасолька и Пан остались внизу.
   По площади вдруг разбежались своры собак. Будто все они разом сорвались с привязи, повинуясь неслышному приказу.
   - Люди! - поднял руку Дайрен. - Мы не хотим крови. Мы хотим мира. Идите по домам. Бойни не будет. Я - сын старого герцога, Эдвард, обещаю, что никто не пострадает.
   Брита и Арий свились на своем диване в безобразный комок. Они не били - убивали друг друга. На их драку было страшно смотреть. Хотелось положить всему этому конец. Оно было нечеловеческое: мерзкое и ублюдочное.
   Ему не хватило бы слов, понял Саня. А так - увидел раз - и все!
   Когда за спинами дерущихся появился старик в черном, никто не заметил. Ну, трется кто-то невдалеке. Тут - такое: не до любопытных стариков! Прошло много времени, пока утихли крики, и на площади прекратились молниеносные стычки всех со всеми. Люди начали приходить в себя. Арлекины окружили эшафот непроходимой стеной. Стало возможно говорить, чтобы тебя услышали.
   Дион остался в толпе. Камибарам - тоже. Солька и Зеленый встали рядом. Дриада поцеловала Саню.
  -- Видишь? - кивнула на живот.
  -- Я рад.
   - Мы спешили. Сид еще вчера узнал. Меня не хотел пускать. Но я пошла. У нас дриадка скоро народится...
   - Саня, - лапа Ярослава шмякнулась на плечо, - представляешь, меня Дион нашел. Говорит, Саньку завтра казнят. Жаль, в дисбате машины не было. Я б на БМП прикатил! Если что, мы их тут всех...
  -- Шак, ты откуда взялся?
  -- Длинная история.
  
   Брита одолела Ария. Он безжизненной куклой дергался в ее руках. Она пыталась разорвать его пополам, но сил не хватило. Тогда она стала отгрызать от него куски. На мгновение показалась страшная окровавленная морда бестера.
   В следующее, на месте драки вспыхнул столб огня, и оба тела рассыпались прахом. Старик в черном забрался в кресла, сел широко расставив ноги м закричал тем, кто обнимался, на лобном месте:
   - Вы думаете, что победили? Нелюди! Я не оставлю от вас даже пепла. Вы испаритесь. Смотрите люди! Я, ваш бог Светонос, уничтожу нелюдей. Этой землей будете владеть только вы! Алларии больше нет!
   Когда Саня уходил из горной хижины, Дион сказал ему: не гонись за Соларом. Твое дело - Арий. Богом займусь я.
   Сейчас Диона закрутило в толпе.
   Между ладоней Солара заплясала толстая извивчатая молния. Старик начал разворачивать ладони. С них в сторону эшафота готово было сорваться огненное копье.
  
   Гигантская, черная тень явилась внезапно. Только что светило солнце, глядь, а неба уже нет. Вместо него, не поймешь, то ли птица, то ли летающая крепость.
   Орел закрыл полнеба. Людей и не людей качнуло порывом ветра, и тут же все пропало. А на пути рукотворных молний осталась женщина, которую принес гигант.
   Она встала перед черным колдуном, и молния сорвалась прямо ей в грудь.
   Саня закричал, как кричал только однажды в жизни, когда узнал о смерти Лильки. Он кинулся, расталкивая людей и арлекинов.
   Она стояли и улыбалась, как всегда немного виновато. Золотое платье обгорело по подолу. Тлел край рукава. Цыпы пальчиками сняла горячие и искры
  -- Санечка! Я сама не знала...
  -- Что?
  -- Феникс!!! - завопило сразу несколько голосов.
   Феникс! Люди и не люди начали падать на колени.
   Легенда гласила: феникс спускается с неба раз в тысячу лет, только когда земле грозит смертельная опасность.
   Старик напротив сжался в смертоносный ком. Неизвестно как остальные, а Саня видел темные нити, потянувшиеся от него к небу. В вышине заклубилось. Между тучами просверкнула короткая молния. Солар поднял скрюченные пальцы, призывая энергию. Он готовился выбросить все, что накопил за долгие годы на всех без разбору.
   - Посторонись! - рявкнул Ярослав, двинув Саню стволом. - Ща, я с ним поговорю.
  
   Очередь была очень долгой.
  
   Еще не конец
  
  -- Где Эд?
  -- В тронной зале, носом мрамор роет, ищет жезл.
  -- Во, попал!
   - Ага. Сам мне вчера жалобился: лучше было арлекином оставаться.
  -- За что боролся, на то и напоролся. Солька с Зеленым тут?
  -- Нет. Еще вчера пошли прогуляться и пропали.
  -- Цыпа?
   - Бродит по саду. Я к ней - на карачках, а она говорит, брось, Шак. Феникс - явление транзиторное.
  -- Не понял.
   - Феникс вселяется в оболочку на какое-то время. Хрен его знает. Я сам не понимаю. Цыпка его реинкарнация, но живущая обычной жизнью. В общем: он прилетел - улетел, а девушка нам осталась.
  -- А сам, ты далеко ль собрался?
  -- На конюшню. Я там двух лошадок...
  -- Присмотрел?
  -- Думаю, вот...
  -- Меня с собой возьмешь?
  -- С ума сошел? Ты же...
   - Неа. Мы так не договаривались. Пошли, проверим скотинку. Давно хотел побывать в Аллоре. Не забоишься вернуться в вольные кланы?
  -- По змеям я заскучал.
   - Решил, повидать его сиятельство Гарпа? А интересно, как они льва примут?
  -- Да иди, ты!
  -- Уже иду.
  
   Конец
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   1
  
  
  
  
Оценка: 8.94*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"