На дверях написано "Пожалуйста, закрывайте двери", над дверью же -- "Проститутская". Внутри - очередь человек из шести-восьми, и размер ее (очереди) колеблется от десяти до пяти. Человек и часов. Обычно люди в очереди частью своей сидят на мягких сиденьях (их четыре: скорее всего, уперты из старого театра или кинотеатра), кто-то читает газету, кто-то смотрит подвешенный к потолку телевизор, включенный на первом канале, некоторые ходят туда-сюда, остальные, в ожидании своего момента, стоят в проеме и смотрят, как обслуживают других клиентов. В удачные дни (когда ни одна из работниц не болеет, и есть, кого обслуживать), клиенты обслуживаются по четыре: в каждом углу небольшого зальчика стоит по креслу-кровати (почти как у стоматолога), и на каждом из них что-то происходит. Из приемника в углу звучит "Русское радио", работницы делятся вчерашними сплетнями, говорят какие-то анекдоты и обсуждают своих мужей. Самая молодая из них то и дело краснеет, когда речь заходит о ней: она скромная; две женщины постарше -- посвободнее. Лет сорок, наверное, каждой. И одна -- ни туда и ни сюда. То и дело выскакивает из дальней от входа двери уборщица в темно-синем халате, подтирает пол под креслами, добавляет пару реплик к разговору и ускакивает обратно. Пить чай. То же самое делают и подуставшие работницы. По-очереди, разумеется, чтобы потом вернуться к выполнению своей незамысловатой работы.
Наконец-то та, что помоложе, заканчивает со своим клиентом, сообщает ему: "Все," -- снимает обвязанное (чтобы ничего не испачкать) вокруг него полотенце, им же обтирает то, что все-таки могло испачкаться, и они вместе идут к кассе, где по совместительству устроен гардероб.
-- Шестьдесят восемь рублей, -- говорит молодая работница, заполняя графы в журнале.
-- Вот, -- протягивает кассирше деньги клиент.
-- Следующий, проходите пока, садитесь! -- говорит очереди молодая работница.
Кассирша отсчитала сдачу со ста и вернула ее мужчине в обмен на его номерок.
Работница возвращается в зал, мужчина кричит ей вдогонку:
-- Спасибо!
-- Не за что, -- улыбается она.
И уже к следующему клиенту -- по всей видимости, рабочему:
-- Вам как?
-- Ну, вот тут, наверное, немножко спереди, и немножко вот тут -- сверху. Это сколько примерно будет?
-- Рублей сто, наверное, посмотрим, как пойдет... Ой, девочки, какой мужчина только что интеллигентный был! -- Она готовит "поле для действий", все, что нужно, обматывает полотенцем, принадлежности, что могут пригодиться, расставляет в нужном порядке и принимается за работу. -- Спасибо мне сказал, даже приятно сделалось...
На "Русском" заканчивалась реклама.
-- Тихо, щас Фоменко будет! -- говорит одна из тех, что постарше.
-- Кто не работает -- не далеко падает!.. Рекламная служба "Русского радио"... -- докладывает Фоменко, и все четверо смеются громким смехом. Парочка клиентов тоже улыбаются. И по радио одну из своих теперь уже одинаковых песенок запевает Губин.
-- Это как анекдот, -- продолжает разговор та, что ни туда и ни сюда, -- Три бабы встречаются, одна говорит: мой муж пил-пил, так и слипся... тьфу, спился. Вторая: мой курил-курил, так и обкурился. А третья подумала и говорит: а мой -- просто скончался.
Все снова смеются, а мужчина, обслуживаемый одной из сорокалетних, голосом старого ворчуна пытается поправить рассказчицу:
-- Скурился.
-- Что? -- переспрашивает та.
-- Скурился, а не обкурился. Иначе в конце "скончался" неправильно звучит.
-- Как хочу, так и рассказываю! -- говорит обиженная женщина и, чтобы не продолжать разговор на эту тему, занимает рот работой.
-- Вот вечно ты, Люська, анекдоты свои пошлые травишь! Клиентов смущаешь! -- Люська, хоть и краснеет, скорее всего от гнева, но продолжает добросовестно выполнять свои обязанности.
-- Профессионалка, -- восхищается один из коридора.
-- Ой, ладно тебе, Валентин Сергевна, -- это одна из сорокалетних другой, -- не ругайся ты!.. А Фоменко-то молодец. Интересно, как он шутки-то свои придумывает?
-- Это приколы называется, -- сообщает им та, что помоложе. Ей едва-едва за двадцать, в проститутской она просто подрабатывает. Учится на экономиста. -- Шутки -- это раньше было. Здесь приколы.
-- Ага, понятно, шутки -- это то, над чем смеются, а над приколами -- ржут.
-- Ой, Валентина Сергеевна, ну вечно вам пристыжать надо! Я же просвещать вас пытаюсь.
-- Ой, нужно мне, Манька, твое просвещение. Ты сама хоть просветись по-человечески, потом уже и других просвещай.
Маня краснеет. Она скромная, и, когда на личности переходят, ей становится неприятно. Она решает тоже ненадолго занять рот, чтобы не ввязываться.
-- Ну, правда, Валька, у тебя язык тот еще, можешь ты уколоть. Вон обеих девочек засмущала -- сидят обе красные, как воздушные шарики на палочках! -- От последней фразы воздушные шарики на палочках становятся еще ярче.
-- Ну, ладно-ладно, бывает у всех. Знаете же, что не со зла я! Люблю я вас, как дочек, вот и учу, чтобы умными были.
Одна из "дочек", что постарше, как раз завершает работу со своим клиентом (ворчуном), повторяет недавнюю процедуру Мани и они выходят в коридор -- к кассам.
-- Баба Нюр, Затри пожалуйста, тут осталось от Люськи. Да под Манькой тоже с прошлого клиента чище не стало!
Выходит из своей двери уборщица с тряпкой.
-- Да знаю я, Вера, когда мне надо мыть-то. Вот у меня тут часики стоят, я и выхожу постоянно по часикам. Сейчас как раз подошло.
-- У всех тут стоят, только не все выходят, -- ворчит Валентина Сергеевна. -- Слушай, Верка, а как у тебя с твоим-то?
-- Да, Вероника Васильевна, как вы, помирились?
-- Ой, Манька, уж и не знаю я. То, вроде, все хорошо, а то придет, пьяный весь, не делает ничего. Прямо уж и не знаю. -- Она перемещается на другую сторону клиента.
-- Следующий, заходите! -- крик Люськи из коридора. Проходит в зал мужик -- явно новый русский: полосатые обвисшие штаны, толи трико, толи пижама, кожаная куртка, которую он почему-то не оставил в гардеробе, очки темные, с полусантиметровой щетиной бритая лысина, которая на затылке будто бы почкуется на много жировых лысин, переходящих в волосатую спину. Проходит он, садится, кладет на колени живот и ждет работницу, что его обслужит.
Люська появляется через несколько секунд после него, говорит ему: "Вы тут посидите пока," -- и уходит вслед за бабой Нюрой пить чай.
Манька спрашивает у своего -- средних лет мужчины, видимо из интеллигенции:
-- Вам как вот тут обычно жена делает?
-- А какие есть варианты?
-- Ну, можно так... А можно так... Вот, как лучше?
-- Ну, давайте, наверное, как в первый раз. Если что, то легко во второй вариант переделать.
Заглядывает какая-то женщина в пальто. Вся накрашенная, завивка, наверняка, под огромной из-за меха шапкой:
-- А где здесь делают "Конь или Гусь"?
Валентина Сергеевна отвечает:
-- Ой, ну это вам в женский салон надо -- дальше по коридору дверь, увидите.
Женщина уходит не поблагодарив.
Возвращается Люська:
-- Вам как делать?
-- Ну, на ваш вкус, -- отвечает новый русский.
-- Ну, а все же вам-то как больше хотелось бы?
-- Да мне вообще-то все, это... по барабану, короче. Просто, сделайте как-нибудь и нормально. А то жена в магазине ходит, хочет, чтоб я ее забрал на машине. Покупок много, наверное. А мне пока нечем заняться. Книжку дома забыл. Я трубу сюда положу пока, ладно?
Достает из-под живота телефон, кладет его на столик с принадлежностями перед собой.
-- Ну, хорошо, как хотите. -- И обмотав его новым полотенцем, она принимается за дело. Потом, оглядевшись, спрашивает:
-- А чего все замолчали?
-- Да, заслушались, как вы мило беседуете.
-- Опять вы, тетя Валь? Кстати, Валентина Сергеевна, чего вы так со своим-то долго? Мы уже скоро по третьему возьмем, пока вы одного своего обслуживаете?
-- Да заканчиваю уже, заканчиваю! -- Закончив, она повторяет все те же наработанные уже за столько лет процедуры с полотенцем и уводит клиента к кассе под "Розу Чайную" Киркорова с Распутиной и обсуждение сериала "Девственница" с ТНТ.
-- А мне вот лично "Клон" больше нравится.
-- Ну, не знаю, Вероника Васильевна. Бразильцы все страшные такие, аргентинцы посимпатичнее будут.
-- Валька бы щас смеялась, какой ты разборчивой стала в плане национальностей!
-- Да уж... А чего она вредная-то такая? Ворчит все время.
-- Да не вредная она, просто на мир так смотрит. С иронией. Не суди ее строго, добрая она все равно. И тебя, Мань, очень любит -- заботится все время.
Входит обратно Валентина Сергеевна с молодым парнишкой. Школьником еще, наверное.
-- Вам как, -- спрашивает, усаживая его в кресло.
-- Мне, чтобы побыстрее.
-- Хорошо... Только у вас не свежее уже, ополоснуть надо.
Проводит его к раковине в углу комнаты.
-- Так вот, -- продолжается обсуждение "Девственницы", -- мне там больше всего Мануэль нравится. Лапочка такой!
-- Да ну тебя, Люська, обезьянка какая-то. Лучше уж этот, как его там, Давид. У него глаза красивые.
-- А я, если честно, не понимаю, как можно оплодотворить случайно. Там же документы, все такое. Все-таки искусственное оплодотворение -- серьезное дело.
-- Ну, ты же помнишь, там перепутали документы, а она в первый раз пришла. Вот и получилось так, -- говорит Валентина Сергеевна, возвращая парнишку на место. -- Вам как?.. Хотя, мне тоже Клон больше нравится. Девственница -- это для более молодых. Так, как вам?
Манька, Люська и Вероника Сергеевна попереглядывались.
-- Вот, мне мама тут написала, как надо, на листочке. Сначала то, что кружочками обведено, и если еще останется до ста рублей сколько-то, то остальное тоже.
-- Договорились.
-- А по-моему, сериалы -- глупая штука, -- подал голос один из клиентов. -- Они ничего не дают людям, не просвещают, мало интеллекта. Просто, ерунда какая-то.
-- Нет, вот когда на кухне проведете с наше, так тогда поговорим. Сериалы смотрят, когда салат там делают, суп варят, посуду моют. В общем, для домохозяек. Вот вам и не нравится, вы ж не домохозяйка. Вы -- деньги бабе зарабатывайте, а уж она разберется, как ей еду готовить, ага?
-- А вот я -- когда уроки делаю, смотрю телевизор, Валентина Сергеевна. Так что это никому не мешает. Даже моему Славке.
-- Ты чего, со Славкой все еще, что ли?
-- Ну да, мы помирились. До этого четыре дня не встречались, так я чуть не умерла...
-- Так, все, девочки, я на сегодня все. В кассу проходите, пожалуйста, -- это она уже клиенту.
Вероника Васильевна раскладывает принадлежности по местам: что в сумку, что в ящички, стучит бабе Нюре и идет за интеллигентом.
Выползает баба Нюра, опять ворчит что-то себе под нос, никто не слушает: Люська сделала погромче "Лондон-Париж". Валентина Сергеевна негромко подпевает приемнику.
Последние мужчины, что еще не успели пройти, понимают, что им уже не успеть сегодня и нет смысла стоять очередь. Постепенно рассасываются. Вероника Васильевна, проскакивает в подсобку к бабе Нюре, которая заканчивает протирать пол во всей комнате, пока остальные работницы заканчивают работу с клиентами. По одному: сначала новый русский, затем парнишка Валентины Сергеевны и, наконец, Манькин рабочий, -- расплачиваются и уходят. Вероника Васильевна, накинув пальто, ускакала уже после нового русского. Остальные подождали друг друга и вместе вышли из проститутской и пошли на остановку. Баба Нюра доубралась в помещении и они вместе с кассиршей-вахтершей отправились в свою коммуналку.
А суть вся в том, что если бы это была американская проститутская, то в ней работали бы четыре пожилых негра.