Это был обычный осенний вечер. Солнце уже опустилось за горизонт, золотые листья качались на ветру, ласкающем их, и тихо шелестели, выказывая свою старость и нежелание покидать этот, столь яркий, мир. Небо начало уже покрываться звездами, которые улыбались, глядя на землю, изливая на нее яркий призрачный свет. Аллея парка была всюду освещена фонарями. В темноте они казались маленькими маяками, приманивающими к себе стаи насекомых, которые описывали окружности вокруг стекла и неизменно врезались в него, а затем, ошарашенные, снова повторяли бесконечный танец света. Фонари улыбались желтыми глазами стоящим рядом деревьям, проливая свет на их испещренные морщинами тела, изъеденные временем. Асфальтированная дорога, проложенная только недавно, блестела от частых луж после дневного дождя. Казалось, что она только что обмылась и не успела еще протереть свое шершавое, но в то же время, гладкое тело. Трава тоже была покрыта капельками дождя, застывшими на ее верхушках сверкающими бриллиантами. Скамейки по всей дороге, только выкрашенные, были разбросаны вдоль всей аллеи и своим белым цветом выделялись в подступающей темноте.
В конце аллеи показался человек. Он шел медленным широким шагом. Могло показаться, что он просто гуляет в городском парке перед сном, неспешно проходя под сенью старых деревье. Но поровнявшись с одной из скамеек, он внезапно остановился и сел на нее. Скамейка, неприятно поскрипывая, слегка прогнулась под ногами мужчины. Его рука, зацепив скамейку, оставили на ней темный след, неприятно выделяющийся на чистой поверхности. Взгляд человека был направлен в одну точку, одна рука сжимала мягкий предмет в кармане, а другая, судорожно дергаясь, лежала на скамейке.
"Что там случилось, что я сделал? В сущности, ничего. Я только помог ей. Она страдала - я ее утешил, она желала моей любви - я дал ей и это. Но ребенок, ребенок!"
Он внезапно, как и сел, сорвался со скамейки и быстро, почти переходя на бег, поспешил вдоль дороги. Глаза его блестели, руки дрожали, дыхание было быстрым и частым. Но сердце... Сердце было равнодушно. Он шел не озираясь, погрузился в то состояние, когда и мыслей в голове нет, но мозг все равно работает. Он искал что-то, но не мог найти, бежал от чего-то, но знал, что от этого он никуда не убежит. Знал. Но сейчас ему было все равно куда он идет, зачем, он не отвечал на эти вопросы. Его душа была пуста, но в то же время в ней носились разные чувства: боль и гнев, страх и равнодушие, бессилие.
"Она сказал, что ее жизнь - моя жизнь, ее тело - мое тело, что я могу забрать ее любовь себе навсегда, но просила об одном - никогда не разбивать сердце... Не бойся, милая, я никогда не разобью твое сердце - любящее, страдающее, предательски изменчивое." Он продолжал идти, и деревья наклоняли свои ветви в такт его шагов. Налетевший в это время ветер растрепал волосы и обнажил высокий красивый лоб с густыми бровями, под которыми расположились светло-коричневые пустые глаза - из них прозрачным огнем стекали слезы. Они обжигали его щеки, скользили к углу губ, где растворялись и навсегда исчезали. Мышцы на скулах бегали, челюсть сводило судорогой, впереди были лишь пустота, безграничная печаль и одиночество. Но ведь он привык - всю жизнь карабкаясь по спинам и головам людей не часто встретишь тех, кто будет рад этому, того, кто протянет руку и подсадит тебя на очередную ступеньку, кто принесет тебе воды, когда ты устанешь от вечного подъема, вечной лжи и интриг, зависти и ударов в спину. Ноги сами вели мужчину сквозь поток людей, которые мельками перед ним частыми тенями, неясными силуэтами казались скелеты домов, яркие вывески исчезали за спиной, сменяющиеся рекламными экранами с улыбающимися моделями и кинозвездами. Сигналы машин, музыка возле торговых центров, смех и крики людей - все слилось в едва уловимый монотонный гул, едва слышный на краю сознания. Он словно шел внутри невидимого тоннеля, очертившего грань между реальным и его мирами, в котором не было времени и мыслей, только бесконечный миг отчаяния.
Поворот налево, несколько шагов, ступеньки и где-то далеко, будто в тумане, дверь. Глаза обрели жизнь и пару раз моргнув, человек открыл дверь и вошел в подъезд. Поднявшись на один пролет, он вызвал лифт. Сверху послышался скрежет, а затем кабина лифта медленно начала опускаться вниз. Потребовалось менее минуты, чтобы она спустилась, и створки лифта неслышно разошлись в стороны, пропуская внутрь запоздалого жильца. Палец автоматически нажал кнопку этажа, а тело мужчины пошатнулось и прижалось спиной к стенке лифта. Неслышно закрылась дверь, и лифт медленно пошел вверх. "Первый, второй, третий..." - обессиленно шептал человек, не в силах дождаться конца этого, кажущегося вечным, подъема. Опять послышался скрежет, когда стенки лифта касались старой поверхности шахты, пол под ногами неровно прыгал, создавая в голове пассажира мучительную боль и вызывая тошноту. Каждое мгновение сейчас длилось часами, несколько минут, проведенные здесь, в замкнутом пространстве, казались ему утомительно длинными. Когда сил стоять почти не осталась, когда он готов был закричать от безысходности, послышался тихий звук, ознаменовавший конец пути. Почти силой раздвигая дверь ставшей для него тюрьмой кабины, мужчина выскочил на площадку этажа. Несколько минут он стоял, пытаясь отдышаться и придти в себя, а затем неспешно двинулся к своей квартире. Так же автоматом, как и там, внизу, он достал ключ и вставил в замочную скважину, повернул два раза и потянул дверь на себя, войдя в тамбур. Тот встретил его полным мраком, слегка разбавленным светом лампы, круглосуточно горевшей над электрощитом на лестничной площадке. Рука со вторым ключом начала медленно шарить по двери в поисках замка, который очень тяжело было найти в темноте, которая висела вокруг. И все же цель найдена, несколько оборотов, и в разум ворвался запах дома, его старой квартиры, где они были вместе, где он обнимал ее и засыпал прижав к себе, где когда-то давно его мать гладила утром брюки и готовила наскоро завтрак, чтобы он не опоздал в университет, где она помогала собирать его ранец в первый класс, где он впервые поднялся с колен и пошел навстречу новой жизни. Все это пронеслось перед глазами, оставив тоску в душе и растопив лед в сердце. Мужчина разбулся и, следуя в ванную, бросил пальто на ближайшее кресло. Включил свет, помыл руки и умылся, посмотрев на себя в зеркало. "А вид такой, будто ничего не случилось", - пронеслось в голове, но он прогнал эти мысли, следя за падающими в раковину каплями с мокрого лица. По рукам текла вода, которая волной тепла захлестнула тело и чувства человека, он застыл в немом наслаждении скользящего прикосновения, когда струя попадала на тыльную часть ладони и согревающим куполом обнимала всю кисть. Она давала тепло и удовлетворение, через поры насыщала кожу влагой, почти на краю слуха издавала тихий хрустальный звон, приносящий такой необходимый покой. Потом, будто очнувшись, он закрыл кран и вытер кисти мягким полотенцем, повесив его обратно. Закрыв дверь в ванную, мужчина прошел в комнату и осмотрелся: "Где же я дел это? Так, в шкафу нет, за книгами тоже, на полке за телевизором тоже пусто, а, вот!" - с этими словами он поднял с журнального столика полностью стеклянный куб, внутри которого находилась белая шелковая подушка. На одной из стенок куба было удобное углубление для пальца, позволяющее поднимать эту грань без усилий, чтобы расположить на подушке необходимый предмет. Поставив куб на поверхность столика, человек подошел к креслу, на которое кинул пальто, и запустил руку в карман. Потребовалось несколько секунд, чтобы достать тот мягкий предмет, который там был и, приподняв одну из стенок, положить его в куб. Поставив куб на подоконник, который полностью был освещен луной, мужчина, словно в гипнозе, завороженно смотрел на стеклянный предмет. На его губах играла безумная улыбка, глаза опять стали пустыми. Только минут через двадцать взгляд снова вернул свою нормальность, улыбка исчезла, а сам человек вышел на балкон. Под ним, над ним, всюду, куда не посмотришь, был город, его родной город, тихо живущий своей жизнью, блестевший огнями вывесок и раздражавший желтыми квадратами окон. На лице возникла гримаса отвращения: "Как же я ненавижу этот город, город, который восхищал меня красотой, а теперь кажется комками грязи с зияющими в них муравьиными жилищами. Да, именно муравьиными! Они трудятся день за днем, месяц за месяцем, год за годом... Но что они получают за это? Безразличие, откровенное наплевательство и наигранную жалость. Всеобщее лицемерие поглощает своим масштабом, они давно врут сами себе, но теперь даже начали верить своей лжи. Куда пропала человеческая натура существ? Почему остались только животные? Все, все одинаковые - со времен гладиаторов ничего не изменилось, пресловутое panem et circenses правило и будет править миром до тех пор, пока все они не сгниют под слоем своей жестокости. Зачем быть? Куда стремиться? И чем я лучше их?"
Мысли уносили его далеко, человек стоял на балконе глядя в бесконечность, а ветер, разметав темные волосы по лбу, играл с ними, обвивал мягким невидимым покрывалом.
***
На балкон соседнего дома вышла девушка. Оглядевшись по сторонам, она счастливо зажмурилась, когда солнечные лучи коснулись ее лица и золотым бархатом скользнули по шее вниз. Оглядевшись по сторонам, она глубоко вдохнула свежий утренний воздух, от которого улыбка на ее лице стала еще искреннее и прекрасней. Она медленно подошла к краю балкона и с детским интересом посмотрела вниз, разглядывая изумрудный газон под домом и громко смеющихся школьников, которые играли с мячом. Большинство из них сидело на лавке, и только один ребенок стоял перед остальными и кидал мяч в руки сидевшим, что-то говоря при этом. Чаще всего мальчик кидал мяч спокойно и размеренно, произнося при этом слова, которые девушка не могла услышать, но иногда бывали моменты, когда бросающий говорил фразу очень быстро, а затем резко отбрасывал пружинящий шар мяча в руки первому попавшемуся товарищу. В таких случаях обычно раздавался тот самый смех, который привлек ее внимание. Ребенок, который словил мяч замирал на секунду, а потом с максимально возможной скоростью откидывал его прочь. Остальные дети при этом показывали на него пальцем непрерывно смеясь. Девушка оторвала взгляд от детей и завороженно посмотрела на ветви тополя, который тянулся выше дома недалеко от ее окна. Среди шепчущих на ветру листьев она увидела гнездо, в котором резвились птенцы синицы, совсем недавно показавшие клювы из скорлупы. Нахохлившись, они издавали высокие звуки, которые фиксировали кружащие вокруг гнезда родители. Когда один из них подлетал к гнезду, малыши наперебой раскрывали желтые клювы в ожидании пищи, помахивая своими маленькими крыльями. Толкаясь, они тянулись ближе к той части гнезда, где парили их родители. Одному из них попался вожделенный червячок, и он довольно задвигал клювом, заглатывая еду смешными движениями шеи. Синицы летали вокруг дерева незаметно заглатывая насекомых и спускались к самому основанию, чтобы с точностью снайпера схватить зазевавшегося червяка в свежей земле и передать его одному из вечно голодных птенцов. Затем они опять взмывали в голубое небо, покрытое нечастыми пушистыми облаками, и их цикл кормежки повторялся опять.
Насладившись дневной суетой жизни и дарующим светлое тепло солнцем, девушка принялась за работу, ради которой она и вышла сюда - вещи, сушившиеся на балконе, стали споро исчезать с бельевых веревок и очутились на дне корзины, заранее стоявшей на площадке. Хозяйка быстро и точно складывала предметы гардероба в красивые правильные прямоугольники, поглаживая готовые формы и складывая их пирамидкой в корзину. Покончив с работой, девушка еще раз осмотрелась вокруг - в глазах светилось счастье, любовь ко всему миру, птицам, цветам, аккуратно рассаженным вдоль карниза, верхушкам деревьев, качающимся в такт песни ветра, из них лучились ласка и свет. Внезапно она сладко зевнула, разомкнув прекрасной формы губы, но быстро прикрывшись маленьким кулачком огляделась и подхватив корзину убежала с балкона внутрь дома. "Надо же так было зевать, небось все соседи увидели," - подумала со смущением она, неожиданно громко хлопнув дверью балкона и мгновенно замерла, услышав движение. Рядом с захлопнувшейся дверью расположилась кровать, на которой начал шевелиться отец, разбуженный громким звуком.
- Тварь, сколько можно бегать? - грубо крикнул отец. Пошатываясь, он поднялся на ноги и с гневом посмотрел на дочь. Опухшие лицо и веки, устойчивый и густой запах алкогольных паров, дрожащие руки и красные пятна на щеках выдавали в нем угасающего алкоголика, который ни дня не мог провести без очередной порции "горячего", после чего впадал в безумие и неконтролируемую ярость. Когда-то красивое лицо превратилось в свиную гримасу, мутные глаза видели все как в тумане, обрюзгшее тело складками свисало из-под старого свитера. Грязные волосы, клочьями топорщившиеся на голове, придавали ему еще более свирепый вид.
- Ты не видишь, что отец спит, мразь?! - еще более грубо крикнул он, медленными шагами приближаясь к девушке.
- Папа, извини, я не хотела, я случай...
Договорить она не успела, потому что мужчина, резко выбросив руку в сторону, с силой ударил ее по лицу. Корзина выскочила из тоненьких рук, рассыпая прямоугольники по полу беспорядочной мозаикой. Слезы покатились градом, резкая боль в носу вспыхивала кругами перед полными соленой влаги голубыми глазами.
- Папа, пожалуйста, не надо, - полным отчаяния голосом прошептала девушка. Последовал еще один взмах - теперь щека зажглась пламенем боли, пульсируя смятыми стенками капилляров. Девушка отшатнулась и упала, соленые жемчужины скатывались по щеке, смешиваясь с пурпурной струйкой крови из разбитого носа, капли которой оставляли бесформенные кляксы на рассыпанных по ковру прямоугольниках сложенных вещей.
- В следующий раз будешь знать как нужно себя вести! - с ненавистью крикнул он, неистово сжимая кулаки и двигая мышцами на скулах. Девушка закрыла лицо руками и тихонько заплакала, вытирая тыльной стороной ладони кровь, продолжавшую стекать тонкими струйками.
На крик и шум прибежала мать, ничем не отличавшаяся по внешнему виду от отца. Такое же бесформенное бочкообразное тело без намека на женские очертания, слипшиеся космы светлых волос , распухшее лицо и свиные глаза, слабо поворачивающиеся с дочери на мужа.
- Артур, что случилось? - едва выдавила она из себя, - Альбина, почему вещи разбросаны? Чем ты их опять испачкала, живо в стирку!
- Закрой рот, сука, вали отсюда и забери эту хнычущую шлюху с собой! - отец начал впадать в алкогольное безумие.
- Мамочка, я ... - попыталась оправдаться девушка.
- Альбина, ты глухая? Не серди отца, пошла в комнату! - мать резко дернула ее за руку, поднимая с пола. - Да оставь ты эти тряпки, сама соберу! - заорала она заметив попытку Альбины поднять разбросанные вещи.
- Мамочка, я случайно, я не хотела разбудить папу, мамочка, я очень виновата, извини меня, мамочка, - шептала девушка, пока мать волокла ее к комнате.
- Как же ты меня достала, из-за тебя все проблемы, скорее бы ты исчезла из моей жизни! - со злостью прошипела мать и, до боли сдавив тонкую кисть, швырнула дочь в комнату, закрыв снаружи дверь на замок.
Оставшись одна, девушка опять заплакала, прижавшись спиной к стене возле двери и посмотрела в зеркало, которое стояло напротив на невысокой тумбе. Глядя на мокрое, испачканное кровью лицо она неслышно встала и подошла к письменному столу, расположенному в дальнем углу комнаты. Открыв выдвижной ящик, Альбина достала несколько салфеток, вытерла слезы и кровь с лица, а затем скомкала использованную бумагу в небольшие шарики, оставив их на краю стола. Повернувшись на стуле, она застыла, бесцельно рассматривая комнату. Ее взгляд скользнул по редкой косметике на тумбе - основную часть забирала мать с неизвестной целью, так как уже давно не пользовалась никакими корректорами внешнего вида, затем прошел дальше и зацепил небольшую кроватку, с аккуратно сложенным постельным бельем, прошел вдоль круглого пушистого ковра по центру комнаты, обрамленного тертым линолеумом начищенного до блеска пола и остановился на фотографии. Она стояла на полке в небольшом шкафчике-библиотеке, серебристой рамкой выделяясь на фоне стройных рядов книг. На фотографии была изображена маленькая Альбина, которую обнимал красивый мужчина с умными серыми глазами, а в щеку целовала великолепная блондинка, смешно вытянув знакомые до боли губы. "Мама и папа.. Какие красивые влюбленные люди и счастливая я. Куда же это пропало? Почему они так ведут себя, ведь я люблю их больше жизни. Что с нами произошло?" - одними губами произнесла девушка.
Встав из-за стола, она подошла к окну и посмотрела сквозь стекло на удивительно красивые облака и движущийся снаружи мир. " Так хочется быть там, выпорхнуть в тепло дня и наслаждаться невесомыми касаниями ветра, переливчатой музыкой птиц, свободой и просто радоваться жизни" - пронеслось в голове. Окинув взглядом двор, она посмотрела на дом, стоящий напротив и увидела молодого мужчину, который медленно пил что-то горячее из чашки, рассматривая дневной пейзаж за пределами балкона. Его темные волосы трепал ветер, в такт которому двигался и расстегнутый ворот рубашки. Сверкнули наручные часы на левой руке, когда солнечный луч отразился от стеклянной матовой поверхности. Мужчина периодически вглядывался в циферблат, словно боясь потратить лишнее время и не опоздать на какую-то важную встречу. Его глаза она почти не видела, но когда очередной раз посмотрела на них, то почувствовала, что он увидел ее, и взгляды людей встретились.