Алеша Романов стоял на палубе броненосца Полтава и предавался созерцанию моря. Море он любил страстно, но оно не отвечало ему взаимностью. Подверженный приступам морской болезни, он крайне стеснялся этой своей слабости и всячески старался ее преодолеть. Вернувшись после лечения в Россию, он всячески избегал великосветских дворцов и всеми правдами и не правдами рвался в море. Впрочем, положение Великого Князя давало свои преимущества, и с вакансиями проблем не было. Кроме того, после того как старший брат Алеши, Великий Князь Александр Михайлович пользуясь дружбой с Императором Николаем вздумал, было поучить заслуженных адмиралов и, прежде всего августейшего кузена Генерал-адмирала Алексея Александровича, каким должен быть флот и вышедший по этому поводу в отставку, никто под шпицем адмиралтейства сильно рад его младшему брату не был. Нет, конечно, никто его не третировал, ибо чревато. Но желание Великого Князя служить, как можно дальше всеми было воспринято с облегчением.
Последнее время в Порт-Артуре было тревожно. Отъезд японских подданных, слухи о близкой войне изрядно нервировали не только обывателей, но и военных. Конечно война это сражения, победы, чины и кресты, но не малая часть этих крестов будет деревянными. К тому же среди военных было немало здравомыслящих людей понимавших, что укрепления не достроены, войск мало, доков для больших кораблей нет и хотя Россия большая, а Япония маленькая "спаси нас и сохрани царица небесная". Лучше бы без войны.
Алеша, будучи человеком, весьма здравомыслящим, предложил командиру броненосца капитану I ранга Успенскому установить противоминные сети. Старший офицер Лутонин горячо поддержал это предложение. Сети были уже приготовлены к установке, когда на них обратил внимание командующий эскадрой адмирал Старк. Сам никогда не проявлявший инициативы, он не терпел ее у подчиненных и, не стесняясь в выражениях, потребовал все это безобразие прекратить. Не подозревая, впрочем, что истинный инициатор "безобразия" прекрасно его слышит и к тому же еще является членом императорской фамилии. Скандала впрочем, удалось избежать, но сетей так и не поставили.
Вот эти горестные мысли и одолевали Алешу, когда подкравшиеся в темноте японские миноносцы устроили бедлам позже названый каким-то острословом Артурской побудкой. Что происходило той ночью, Алеша помнил нечетко, неясные тени вражеских миноносцев, взрывы, тревога, беспорядочная стрельба, крики. Он бегал по кораблю, пытался командовать стрельбой, потом оттаскивал осатаневших комендоров от орудий. Когда, наконец, рассвело, стало понятно, чего стоила косность руководства. Два самых новых и мощных броненосца эскадры Цесаревич и Ретвизан были подорваны, и доков способных вместить их для ремонта в Артуре не было. Также подорванный крейсер I ранга Паллада в док помещался, однако, был куда менее ценной боевой единицей. Тем временем к Порт-Артуру приближался весь соединённый флот Японии во главе с адмиралом Того.
Впрочем, японцы, полагая, что миноносцам удастся уничтожить или хотя бы повредить большинство кораблей Порт-Артурской эскадры и им останется лишь добить подранков, обманулись в своих ожиданиях. Эскадра хотя и понесла потери оказалась вполне боеспособной и маневрируя под прикрытием береговых батарей энергично отвечала огнем на огонь. Разойдясь на контркурсах с русской эскадрой и не добившись особого успеха, японцы отвернули на юг.
В это время Лутонин зашел в рубку доложить о повреждениях от попавшего в кормовую часть верхнего каземата японского снаряда. Одновременно с этим находившийся на траверзе Полтавы японский крейсер (как выяснилось впоследствии Ивате) вышел из строя и застопорил ход. Вся комовая часть его была в белом дыму, очевидно на нем бушевал пожар. На помощь к вражескому кораблю немедленно кинулись два бронепалубника. Между тем русская эскадра, совершенно не обращая внимание на подранка спокойно и величаво уходила в сторону Порт-Артура. Успенский, озадачено переглянувшись с Лутониным, командует выйти из строя, что бы добить японца. В рубке повисла напряженное молчание, все присутствующие, стиснув зубы, не отрываясь, смотрят на возможную добычу. И тут раздается крик сигнальщика:
- Сигнал на флагмане! Полтаве вернуться в строй! Успенский тяжело вздохнул, Лутонин промолчал, а старший артиллерист ... площадно выругался. И тут раздался даже не крик, а дикий рык:
- Сигнальщикам! Поднять сигнал: не могу управляться! Прошу помощи! Все озадачено оглянулись и поняли, что сей нечеловеческий голос, принадлежит всеобщему любимцу Великому князю Алеше, как за глаза его называли все от командира до последнего кочегара. Но всего удивительнее было его лицо, всегда мягкое и спокойное оно вдруг преобразилось каким-то внутренним светом, а взгляда горевших глаз его не мог выдержать ни кто из присутствующих. Отведя глаза, командир скомандовал:
- Исполнять! Полтава, совершенно издевательски ответив на сигнал командующего, подошла к поврежденному японскому крейсеру практически в упор и расстреляла его, не обращая внимания на ответный огонь. Пытавшиеся оказать ему помощь бронепалубники бросились прочь, не рискуя получить не совместимый с жизнью двенадцатидюймовый гостинец. Когда Полтава уже возвращалась к эскадре, понявший что он натворил, капитан I ранга Успенский жалобно глядя на Великого князя, спросил: - Что же теперь будет? - Полно вам Иван Петрович, победителей не судят. В крайнем случае, скажете, что я вам браунингом угрожал. Усмехнулся в ответ, вернувшийся в свое обычное состояние Алеша. - А коли вам Старк пенять начнет, так напомните ему, как он августейшего двоюродного дядю Государя Императора крыть изволил. Разрешите идти? И отдав честь удалился. - Н да, вот он какой "взгляд василиска", проговорил случившийся рядом Лутонин. - Что простите? - "Взгляд василиска". По преданиям дед нашего Алеши незабвенный Николай Павлович обладал взглядом, который никто выдержать не мог и ни в чем государю перечить не решался. Таковым говорят, покойный государь Миротворец еще обладал и как изволите видеть наш Алеша.
Следующим утром Алеша покидал ставший родным броненосец. Приказ из штаба наместника был совершенно недвусмысленным, "'немедленно явиться для получения нового назначения"'. Провожали его всем кораблем. Своего Великого Князя любили и команда и кают-компания. Кроме того, сказанная в запале фраза о браунинге непонятным образом облетела весь корабль, обрастя по пути совершенно невероятными подробностями. Так что имя истинного "виновника"' выпавшего накануне на долю Полтавы успеха сомнений ни у кого не вызывало. Команда, одетая в первый срок громко кричала ура своему любимцу. Места гребцов в шлюпке заняли офицеры. На шканцах играл оркестр. Привлеченные шумом на Полтаве команды остальных кораблей эскадры облепили палубы. Поняв, что происходит, там также разразились приветственными криками.
Обо всех этих проявлениях чувств было немедленно доложено наместнику. Адмирал Алексеев впрочем, был достаточно опытным царедворцем, дабы не показать своего неудовольствия. В сущности ничего не предусмотренного этикетом не произошло. Да. Великий Князь Алексей Михайлович сторонился дворцов и всячески стремился быть ближе к своим любимым кораблям, но законнорожденным внуком Николая I он от этого быть не переставал. И когда он называл Евгения Александровича 'дорогой кузен' это было лишь вежливостью со стороны воспитанного молодого человека по отношению к бастарду своего дяди Императора Александра II. Приняв Алешу, наместник разразился пышной речью, в которой, воздав похвалы талантам Великого князя и слегка пожурив молодого человека за баловство с браунингом, не сказав ничего, по сути, и предложив место в своем штабе. Причем сделав это так что кроме отказа ничего получить, не мог, адмирал Алексеев отправил своего августейшего родственника в распоряжение командующего Сибирской флотилией адмирала Лощинского.
Выйдя из штаба, Алеша направился к себе домой. Домом это, однако, можно было считать лишь с натяжкой, ибо там он почти не бывал. Однако положение Великого князя обязывало, и у него были роскошные по местным меркам апартаменты в новом городе. Приняв ванну и переодевшись, Алеша почувствовал голод и спросил у своего бессменного вот уж десять лет вестового Архипыча нет ли чего. Архипыч надо сказать был личностью замечательной, строевой унтер-офицер, которому по возрасту грозило списание на берег, оказался рядом с Алешей в тот злополучный шторм, когда гардемарин Романов ушибся и лежал без сознания. Немедленно подхватив Алешу на руки, Архипыч отнес его в лазарет. Всячески помогал оказывать первую помощь и впоследствии постоянно интересовался состоянием здоровья августейшего пациента. Сие деяние не осталось не замеченным, унтер-офицер получил серебряную медаль на Анненской ленте и золотые часы от Великого князя Михаила Николаевича. Кроме того, последовало предложения, от которого и вовсе не откажешься стать вестовым у юного Великого князя.
Так вот, Архипыч который и ранее никого кроме бога не боялся, да и того лишь на церковной палубе, завил, что слуги Алеши сплошь бездельники и дармоеды, ничего по хозяйству не делают и съестного достойного в доме не держат. Что начальство, несомненно, хотят Алешу уморить голодом, иначе бы никогда с Полтавы славящейся своим столом не убрали. И что надеяться на обер и гоф-шенков в прислуге нечего и надо отправляться в город и поесть в ресторане. Лейтенант Свиты Его Величества счел доводы своего вестового обоснованными и немедленно отправился в "Ласточку" одно из немногих приличных заведений в Порт-Артуре. Там и застало его известие о трагедии с Енисеем. Немедленно бросившись в штаб Лощинского, он попытался принять участие в спасательной экспедиции. Однако спасение против ожидания было возложено на любимца адмирала Старка капитана II ранга Сарнавского командовавшего крейсером Боярин. Лейтенант Романов же был назначен флаг-офицером к Лощинскому. Худший кошмар Алеши сбылся, он стал штабным. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что был кошмар и хуже быть придворным.
Когда пришло известие о подрыве Боярина, новоиспеченный флаг-капитан бросился в порт. Находиться в штабе он не мог более физически. Там ему на глаза попался знакомый офицер. Впрочем, знакомый это было слабо сказано, ибо лейтенанта Сергея Балка знали все. Здоровяк, весельчак и балагур, он характеризовался как крайне недисциплинированный и лихой офицер. Порт-Артурский полицмейстер неоднократно обращался с жалобами на Балка и его людей флотскому начальству. Однако корпоративная солидарность не подвела ни разу, и все чем ограничилось начальство это ссылка строптивого лейтенанта на портовый буксир, где он немедленно собрал всех самых буйных матросов с эскадры. Кроме тех, что уже успел перетащить на свой крейсер не менее лихой, но более удачливый в общении с начальством Эссен. Непонятно как сошлись милый и воспитанный Алеша и забияка Балк, но ночью буксир покинул внутренний бассейн.
Хмурым утром буксир был в Талиенване, поиски много времени не заняли. Красавец крейсер, еще недавно бывший гордостью эскадры, сиротливо покачивался на волнах. Балк виртуозно подвинтив свой буксир к борту брошенного корабля, отправился с несколькими матросами на разведку. Вздумавшего было отправиться с ними Алешу, он немедленно осадил словами:
- Вы "Ваше Императорское Высочество" за старшего! И нечего на меня зыркать, я вам не Успенский.
Вернувшись примерно через час, явно повеселевший, Балк сообщил:
- Голову бы Сарычеву оторвать за такие дела. Пробоина под левой кочегаркой в районе миделя, задраено все надежно вода дальше не распространяется. Поскольку крейсер до сих пор на плаву шансы на спасение довольно велики. Сейчас заводим пластырь и попробуем оттащить подальше от мин, благо пластырем мы озаботились заблаговременно. А там поглядим или так потащим или попробуем запустить котлы и откачать воду. Ну и должна же помощь из Артура подойти. Не могут же они крейсер на произвол судьбы бросить.
Когда в середине дня к Южному Сашантау где находился Боярин подошел отряд миноносцев под командованием Матусевича, их изумленным взглядам предстала удивительная картина. Пришвартованный к борту Боярина Силач явно откачивал воду. На палубах обоих царила суета. А подле невесть откуда взявшегося на носу буксира орудия Норденфельда стоял собственной персоной Великий Князь Алексей Михайлович. Брошенный моторный катер Боярина (или как было принято называть по Артурской традиции подобные плавсредства в честь своих носителей Боярчик) был осушен, запущен и явно занимался отстрелом мин.
- Я все понимаю Ваше Императорское Высочество, обратился к Алеше Матусевич, - война кровь играет, отечество в опасности, и все такое. Что на авантюру сию подвигли командира Силача тоже ничего удивительно, кого же еще. Но скажите ради всех русских страстотерпцев, а также китайских идолов. Где вы похитили Норденфельда? Они ведь у нас на вооружении, кажется, не состоят? Тут как черт из табакерки выскочил, откуда-то Балк. - И как вам не совестно господин капитан I ранга возводить напраслину на члена Императорской Фамилии? Сие чудо зарубежной техники было в числе прочего захвачено нами в Таку. После чего, оное чудо, доставлено в Артур, где и хранилось в полном небрежении в порту. Мои молодцы его починили и припрятали до поры. А тут такое дело, вот и пригодилось. - Ладно, усмехнулся Матусевич. - Разбор чем вам угрожал Великий Князь, оставим до Порт-Артура. Да да, Алексей Михайлович, ваша привычка хвататься чуть что за браунинг стала уже притчей во языцех. Вы бы хоть приобрели таковой что ли. Но все это лирика, докладывайте, что с крейсером. Доклад много времени не занял, и работы закипели с удвоенной силой. К вечеру крейсер отбуксировали в порт Дальний, где он и переждал разразившийся утром шторм. Получив сообщение о "чудесном спасении" от гибели "Боярина"', адмирал О.В.Старк, не нашел никакого оправдания действиям командира, особенно его решению покинуть место аварии в то время, когда "Боярин" еще продолжал держаться на воде. Полностью поддержавший его наместник приказал отдать Сарычева под суд. Во время заседания суда комиссия из наиболее авторитетных офицеров эскадры нашла, что если бы не своевременные действия командира буксира Силач, крейсер Боярин непременно погиб в начавшемся на другой день шторме. Во время суда стало известно, что именным указом ЕИВ Николая II Великий князь Алексей Михайлович был произведен в следующий чин капитана II ранга за отличие.
Наместник первым поздравил новоиспеченного капитана II ранга. Выдав на одном дыхании краткий спич, в котором превознес качества своего молодого кузена, он тут же поинтересовался, чем тот собирается заняться. Первым делом он предложил Алеше место в своем штабе. Когда тот решительно отказался он спросил, что бы Великий князь предпочел.
- А что вы собираетесь делать с Боярином? Ответил вопросом на вопрос Алеша. Евгений Александрович ухмыльнулся в усы.
- Ну, пока док занят Палладою, а потом введем Боярина и отремонтируем с божьей помощью. - А кто будет командиром? С видом как можно более невинным спросил Алеша. Алексеев улыбнулся уже явно. Ну, Сарычева, после того как вы спасли его крейсер, суд приговорил к лечению водобоязности, сиречь отрешению от командования. А что, у вас Алексей Михайлович есть предложения? Алеша вздохнул и, тряхнув головой, решился.
- Не могу вам советовать ваше высокопревосходительство, но почел бы честью любую должность на нем. Алексеев внутренне поморщился, "чертов скромник", но со всей возможной деликатностью ответил.
- Видите ли, Ваше Императорское Высочество, в Российском Императорском флоте есть четкие правила. Прежде чем стать командиром боевого корабля офицер должен выплавать ценз в должности старшего офицера. Вы же Алексей Михайлович только что получили чин капитана II ранга и никем выше вахтенного начальника не служили-с. Я нисколько не сомневаюсь, что вам достанет и сил и знаний и решительности для самостоятельного командования, но это будет совершенно против правил! И Генерал-адмирал, и ваш старший брат прошли все ступени... продолжил Алексеев, явственно подразумевая - и я тоже!
- Однако ваше превосходительство, сейчас война. Нужно ли соблюдать все бюрократические формальности мирного времени.
- Бюрократические? Взвился наместник и, с необычной для него пылкостью обернувшись к Алеше, налетел на взгляд. Нет, на ВЗГЛЯД! Молодой Великий Князь смотрел на него, не мигая просто полыхая при этом глазами. Под этим ледяным пламенем величественный и представительный адмирал как-то быстро сник. Сделавшись как бы ниже ростом и куда мене уверенным в себе Алексеев быстро пошел на попятный.
- Впрочем, вы, несомненно, правы, где же вам набраться опыта как не в самостоятельном деле? Принимайте командование, руководите ремонтными работами, а там посмотрим.
- Нельзя ли назначить ко мне старшим офицером Балка? Продолжая натиск, спросил Алеша. Но наместник уже начал приходить в себя.
- Ну, батенька вам палец в рот не клади, отхватите всю руку. Однако на место старшего офицера прибыл капитан II ранга Семенов. Это распоряжение из под Шпица, тут уж и я ничего поделать не могу. Ступайте голубчик, всего вам доброго.
Алексеев пристально смотрел в след уходящему Алеше и размышлял. Я то думал ты щенок, а ты оказывается волчонок. Ну да ладно, все назначения великих князей контролируются из Зимнего, и как там посмотрят на это еще бабушка на двое сказала. Да и под Шпицем никто особо не обрадуется, уж больно твой братец на себя брал много. А я отпишу, кому следует.
Ввести Боярина в док оказалось делом совсем не простым. Прежде всего, необходимо было закончить исправления повреждений Паллады. А с этим никто не торопился. Не хватало буквально всего: от квалифицированных рабочих, до банальной листовой стали. Если первых еще можно было заменить матросами, то второе реально было получить только в порту. Хуже всего было то, что ни командир, ни другие офицеры крейсера, казалось, небыли обеспокоены задержкой ни в малейшей степени. Их, равно как и начальника порта Греве все и так устраивало. Впрочем, Алеше удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Визит к Греве и разговор с ним с глазу на глаз побудил начальника порта к более энергичным действиям. Командиру крейсера тоже удалось намекнуть, что платье надо беречь снову, а формуляр смолоду. Так или иначе, но затратив на трехдневную работу более двух недель, порт-артурская богиня вышла из дока и освободила место Боярину.
Еще одной головной болью Великого князя была попытка снять с его корабля артиллерию и установить ее на, так называемой 'кинжальной' батарее. Эта батарея должна была защищать проход во внутренний рейд от попыток японцев загородить его брандерами. Первоначально орудия предлагали снять с вспомогательного крейсера Ангара, потом, в общем-то, здраво рассудили, что крейсер еще может пригодиться, а вот поврежденный Боярин все равно стоит без дела. Выход из ситуации подсказал вездесущий Балк. В последнее время они с Алешей крепко сдружились. Среди хранящихся безо всякой системы трофеев захваченных в Таку он нашел и показал своему родовитому другу пять прекрасных армстроноговских пятидюймовок. Приведенные в порядок они были установлены на батарее. Обслуживать их должны были артиллеристы Боярина, но против этого молодой командир не возражал. Практика есть практика.
Едва Боярин оказался в доке, случилась новая напасть. Смертельно уставший и вдоволь наругавшийся со всеми портовыми чиновниками Алеша добрался до дому лишь поздно ночью. Отмахнувшись от ворчавшего Архипыча он отправился спать, намереваясь предаваться морфею, по крайней мере, до обеда. Увы, мечтам не было дано осуществиться. Около девяти утра Великого князя разбудили взрывы. Как оказалось это два японских броненосца Фудзи и Ясима подошли к Порт-артуру и открыли перекидной огонь через мыс Ляотешань. Легкие японские крейсера с рейда корректировали огонь по радио, впрочем, не особенно успешно. Алеша, вообразив, что огонь может привести к повреждению его крейсера, кинулся, было в порт. Но на пути молодого человека возник несокрушимый как скала Архипыч. - В жизни того не бывало, чтобы великие князья выходили из дома небритыми как шаромыжники! Было заявлено грозным вестовым. Пришлось подчиниться. Впрочем, много времени это не заняло, и вскоре чисто выбритый и благоухающий парфюмом Великий князь отправился в порт. Особых разрушений обстрел не принес, Баян, вышедший на рейд, отогнал собачек, как стали называть японские крейсера в Артуре. Без их корректировки обстрел велся наудачу, и она сегодня японцам не благоприятствовала. Больше никаких мер командование не предприняло. Алешу попытавшегося что ни будь предпринять, вежливо выслушали, но никаких практических шагов не воспоследовало.
Однако молодой Великий князь был не из тех, кто быстро опускает руки. Отправившись на крейсер, он первым делом осведомился о ходе работ. Старший офицер отрапортовал в том духе, что надо бы лучше, но некуда. Портовых рабочих все одно мало, а свои матросы и без того делают все возможное. Следующий вопрос заставил Семенова удивиться. - А зачем вам Ваше Императорское Высочество понадобились наши дальномерщики? Алеша поморщился, титулования он не любил, - затем дорогой ... что им следует немедля отправиться на Ляотешань и оборудовать там дальномерный пост. - Нет, никакого указания я не получал, предупредил Алеша готовый сорваться вопрос. Однако я полагаю это необходимым, также необходимо, что бы наша станция беспроволочного телеграфа самой большой возможной искрой перебивала японские передачи, когда они пожалуют следующий раз.
Совершенно неожиданно против планов Великого князя выступил командир дальномерной станции Боярина мичман. ... Вообще команда и офицеры крейсера довольно быстро распознали характер своего нового командира. Поэтому, не стесняясь, высказался в том духе, что никакого смысла снимать, новейший дальномер Бара и Струда нет. Поскольку дальномерный пункт будет находиться на берегу вполне можно устроить внешнебазисный дальномер с помощью двух угломеров. А Бар и Струд дорогой, получен ранее других кораблей эскадры совершеннейшим чудом. И уж совсем невероятным образом не пострадал при аварии. Алеша нашел доводы мичмана основательными и согласился с ними. Так или иначе, дальномерный пост был устроен.
Следующим шагом командира Боярина стала попытка устройства батареи на Ляотешане. Собственные орудия для этого не годились категорически, слишком мал калибр. Да и артиллеристы заняты на кинжальной батарее. Попытка договориться в штабе ни к чему не привела. Тогда Алеша решил попробовать в штабе крепостной артиллерии. Против ожидания начальник крепостной артиллерии генерал Белый выслушал великого князя со всем вниманием и тут же предложил соорудить временную батарею, на которой установить две двадцати восьми сантиметровые пушки. Больше в резерве, увы, не было. Эти достаточно мощные, но уже довольно устаревшие орудия могли стрелять четырнадцати пудовыми чугунными бомбами на расстояние в двадцать кабельтовых, при возвышении 9 градусов. Говорить о серьезном воздействии на вражеские броненосцы не приходилось. Заметив потерянное выражение лица молодого человека, генерал предложил следующее. Пока саперы будут готовить позиции для батареи, в артиллерийских мастерских доработают станки орудий для увеличения угла хотя бы до 12 градусов. Дальность, таким образом, увеличится приблизительно до 30 кабельтовых и корабли ведущие обстрел гавани и города окажутся в досягаемости русских орудий.
- И вообще молодой человек, оставайтесь-ка на обед, у меня будут артиллерийские офицеры, глядишь, вместе чего ни будь и придумаем, что бы помочь вашему горю. Кроме семьи и адъютанта за столом Белых действительно присутствовали несколько артиллерийских офицеров. Сначала они были несколько смущены присутствием члена Императорской фамилии, Алеша, редко бывавший в обществе и мало кого знавший кроме моряков, тоже чувствовал себя стесненно, однако довольно быстро все освоились. После обеда вернулись к обсуждаемому вопросу.
- Как хочешь, душа моя обратился к генералу полковник Мехмандаров, но для броненосцев два старых орудия будет мало. Полковник Тахателов также поддержал необходимость увеличить число орудий.
- Да ну вас разбойников, где я вам пушек возьму? Самедбек, а то ты не знаешь что пушек нам не хватает и для фортов, а прислуги и того меньше. На что Тахателов хитренько улыбаясь, сказал, косясь на великого князя:
- Так у моряков проблема, пусть они пушками и помогут. - Вообще-то в порту хранятся орудия Круппа аналогичные нашим одинадцатидюймовкам образца 1867 года.
- Вот как? Удивился Белый.
- Именно так, очевидно трофеи, взятые после штурма Таку, немедленно ответил Алеша. - Да, кивнул Тахателов были в Таку такие пушки. Мы много что оттуда дельного привезли, да мало что использовали.
- Вот что господа, полагаю надо немедля создать комиссию по освидетельствованию орудий хранящихся в арсеналах и порту. Вряд ли они правильно хранились, однако в нашем положении даже если часть пушек удастся использовать и то хлеб. Однако вы ваше императорское высочество, продолжил он официальным тоном, прекрасно разбираетесь в артиллерии! Впрочем, помня кто ваш батюшка, иного и ожидать нельзя.
Работы на Боярине подходили к концу. В скором времени корабль мог выйти из дока и присоединиться к эскадре. Возник вопрос с отозванием артиллеристов с кинжальной батареи. И тут возникли непредвиденные сложности, в штабе казалось, никто не был заинтересован в возвращении корабля в строй. Адмирал Старк собирал вещи и ни во что не вмешивался. Прочие ждали прибытия адмирала Макарова и не хотели ничего менять. Алеше предложили оставить своих артиллеристов на батарее, а взамен получить из резервов и старых клиперов сибирской флотилии. Тут уж великий князь взбеленился, он привык считать экипаж Боярина своими людьми. И отдавать их не хотел ни под каким видом. Экипаж сплаван, доказывал он, начальники знают своих подчиненных и наоборот. Нет никакого смысла разрушать это из за промаха прежнего командира. Лучше уж кинжальную укомплектовать по новому из запасных и с кораблей не могущих вступить в компанию. Однако на штабных резоны Алеши производили мало впечатления. Казалось, как только он принял крейсер под командование, в глазах окружающих он перестал быть сиятельным бездельником, которому все позволено и стал одним из многих офицеров коими можно безнаказанно помыкать.
Тем временем на пост командующего флотом был назначен адмирал Макаров. Известие это было встречено большей частью офицеров и матросов восторженно. Степан Осипович пользовался непререкаемым авторитетом среди них. Недоброжелатели у него тоже, впрочем, имелись, но до поры помалкивали. Макаров, поддерживая свою репутацию беспокойного человека, со всей возможной поспешностью отправился к месту нового назначения. Уже... адмиральский поезд прибыл в Артур. На вокзале к его приезду выстроился почетный караул. Оркестр играл встречный марш. Однако Алеше, занятому с утра до вечера ремонтом крейсера было не до встречи прославленного адмирала. Трудности, с которыми столкнулась в ремонте Паллада, немедленно повторились с Боярином. Всякую мелочь было необходимо добывать с боем. Каждое требование вызывало у портовых чиновников приступ тоски. Хорошо еще, что офицеры крейсера воодушевленные примером своего командира не проявляли такой апатии как их коллеги с Паллады. Старший офицер капитан II ранга Семенов также был выше всяких похвал. Они прекрасно сработались с Алешей. Пока Великий князь подавлял и гипнотизировал своим величием портовых чиновников. Старший офицер сумел мобилизовать экипаж, на который легла главная тяжесть ремонтных работ.
Адмирал Макаров лично прибыл осматривать батарею на Ляотешане. Сюрприз японцам должен был удаться знатный. Комиссия, созданная генералом Белым, постаралась на славу. Во время разбора завалов из пушек, доставленных в свое время из Таку, помимо довольно устаревших двадцати восьми сантиметровых орудий были обнаружены несколько вполне современных двадцати одно сантиметровых орудий с длиной ствола в сорок калибров. Четыре из них были установлены на брустверах новой батареи.
Вообще после штурма Таку в Порт-Артур было доставлено много материалов и вооружений. Но странное дело, сумев воспользоваться ситуацией и наложив руку на значительное количество весьма ценного имущества, русское командование совершенно не проявило рачительности в использовании его. Комиссия, составленная из крепостных и морских офицеров и инженеров, помимо большого количества разнотипных артиллерийских орудий обнаружила пулеметы систем Норденфельда и Гатлинга, большое количество броневой и конструкционной стали. Разобранные части декавильной железной дороги и даже автомобиль.
Командующий флотом с удовлетворением осматривал результаты работ. Тяжелые Круповские орудия и дальномерная станция устроенная офицерами Боярина соединенная проводами телефона с батареей внушали. За такой короткий срок не было возможности возвести бетонные укрепления, поэтому ограничились земляными капонирами. Другой проблемой было отсутствие таблиц стрельбы. Главное артиллерийское управление, к сожалению, не удосужилось заняться этой проблемой. Можно было отстрелять орудия непосредственно в крепости, благо в крепости хватало грамотных артиллеристов. Увы, для этого совершенно не было времени. Впрочем, роль батареи была определена как вспомогательная. Главным действующим лицом в назревающем действе была назначена корабельная артиллерия. Для того чтобы корректировать огонь был устроен гелиограф. Достать до японцев могли новые дальнобойные орудия Победы и Ретвизана. Ретвизан, впрочем, мог это только из-за крена увеличившего угол подъема орудий главного калибра. Осмотрев и одобрив приготовления, Степан Осипович попрощался с построенными по такому случаю солдатами и моряками, пожал руки офицерам и обнаружил отсутствие Алеши.
- А где его Императорское Высочество? Офицеры растеряно переглянулись. Великий князь как один из инициаторов создания батареи больше всех суетился, показывая построенное командующему флотом и вдруг исчез.
- Да вот же он! Воскликнул исполняющий обязанности командира батареи капитан Гобято. Действительно со стороны дальномерного поста шел Алеша, с несколько растерянным видом иногда взмахивая рукой с зажатым в ней свитком бумаги. Скользнув невидящим взглядом по адмиралу со свитой, он быстрым шагом направился к блиндажу игравшего роль штаба. За ним немедленно двинулся заинтригованный поведением великого князя Макаров. Свиток, бывший в руках Алеши, оказался картой. На ней педантично были вычерчены все маневры японских кораблей при обстреле Порт-Артура с момента устройства дальномерной станции. Даже при беглом взгляде было понятно, маршрут японцев каждый раз повторялся.
- Это что же, прошептал потрясенный великий князь. Японцы каждый раз идут след в след?
- Ну, знаете, Ваше Императорское Высочество, хмыкнул Макаров. Они вполне могли эдак и в прошлую войну идти. Восточные немцы-с! Если что решат делать, то так и будут. Однако любезный Алексей Михайлович отдайте-ка мне сию карту. А сами отправляйтесь домой и хорошенько отдохните! Об этой находке никому не рассказывайте до поры. Впрочем ждать не долго, а я тем временем позабочусь о сюрпризе для адмирала Того.
- Нет уж Ваше Высокопревосходительство! Так просто вы от меня, дорогой Степан Осипович не избавитесь. Начинается самое интересное со времени начала войны, и я это не пропущу.
- Что же, извольте. Только уберите с лица это ошарашенное выражение и отправляемся. И... не берите с собой ваш браунинг, сегодня он вам не понадобится. Хмыкнул в густую бороду "беспокойный адмирал".
Великий князь рассматривал броненосцы, как будто видел их впервые. Кажущийся непропорциональным из за демонтированной башни накренившийся Ретвизан. Высокобортные красавцы Победа с Пересветом. Трио почти близнецов, ставший за время службы родным Полтава, Севастополь и флагманский Петропавловск. Новейший Цесаревич, поврежденный в первый же день войны. Алеша никогда до сих пор не задумывался, хороши они или плохи, соответствуют ли аналогичным кораблям противника. Хорошо ли бронированы, вооружены, надежны ли их машины. Все к чему он стремился до сих пор быть просто хорошим морским офицером. У него не было критического склада ума старшего брата Александра. Ему достаточно было просто служить. Ладно, в конце концов, воюют не корабли, а люди. В превосходных качествах русских моряков он был абсолютно убежден. Но снова некий чертик сомнения закрутился в голове великого князя.
- Ваше императорское... вдруг вывел из задумчивости Алешу голос Макарова. - Прибыли, прошу вас. И стал подниматься по трапу.
9 марта японская эскадра вновь подошла к Порт-Артуру. Адмирал Того, заняв с основными силами позицию против выхода из гавани, направил броненосцы "Фудзи" и "Ясима" для перекидной стрельбы через Ляотешань. Однако на сей раз японцев ожидал сюрприз. Ночью русские минеры выставили на месте предполагаемого маневрирования японцев минное заграждение и несколько минных банок. При этом выяснилось интересное обстоятельство, как оказалось запас мин в осажденной крепости довольно ограничен. Случилось это по двум причинам, во первых необходимый по предвоенным планам запас так и не был доставлен в крепость, во вторых имеющиеся мины были выставлены в первые же дни войны по предвоенным же планам. Таким образом, имеющихся мин было явно недостаточно для активных минных постановок и их следовало экономить. Если для основного минного заграждения мины нашлись, то для минных банок - увы. Тут ситуацию исправил неугомонный великий князь, служивший ранее на броненосце Полтава, он был осведомлен о том, что на нем постоянно находилось тридцать гальваноударных мин. Как оказалось, что такое же количество их входило в состав вооружения практически всех перворанговых кораблей эскадры. Вялые возражения флагманского минера разбились об азарт молодого великого князя поддерженого командующим флотом. Так или иначе, большинство мин было передано на миноносцы для устройства минных банок.
Еще одним сюрпризом было затопление отсеков левого борта на флагманском Петропавловске и на Полтаве. Таким образом, количество орудий, на эскадре могущих вести перекидной огонь увеличилось вдвое. На Севастополе эту процедуру не стали производить в связи с его техническим состоянием, а Пересвет избавил от этой напасти младший флагман адмирал Ухтомский, наотрез отказавшийся от такого эксперимента. Адмирал Макаров, припомнив, что пушки на Пересвете худшего качества, чем на Победе согласился.
Как только японские броненосцы подошли к Ляотешаню наблюдавшие за их эволюциями корректировщики замерли в тревожном ожидании. По всем расчетам Фудзи и Ясима находились на минном заграждении, но пока японцам везло. После четвертого залпа терпение русских артиллеристов истощилось, и последовала команда эскадре открыть огонь. Новую батарею решили пока не демаскировать. Ответный огонь оказался для противника неприятной неожиданностью, а когда в нескольких метрах от Фудзи разорвался снаряд, обдав его палубу осколками, японцы решили не искушать судьбу и выйти из боя. В этот момент японцы очередной раз проходили по месту русского минного заграждения. Толи господь услышал молитвы русских минеров, толи количество перешло в качество, но едва на Фудзи переложили руль, у левого борта раздался взрыв. Японцы были вынуждены застопорить ход. Русские артиллеристы немедленно воспользовались этим обстоятельством и усилили огонь, сосредоточив его на поврежденном японском броненосце. В это время на новой батарее метался Алеша, заклиная артиллеристов открыть огонь. Однако, приказа все не поступало, про батарею казалось, забыли. Впрочем, командир батареи капитан Гобято не менее великого князя рвался в бой. Обратив внимание, что огонь эскадры сосредоточен на поврежденном Фудзи, а Ясиму практически не обстреливают, справедливо рассудив, что пристрелку эскадре он не собьет, приказал открыть огонь. Вступление в бой еще одной неизвестной ранее батареи было последней каплей переполнившей японскую чашу терпения. Ясима немедленно дав полный ход, вышел из под обстрела и направился на соединение с основными силами. Практически одновременно раздался взрыв на Фудзи, после чего окутанный клубами пара броненосец затонул. Очевидно, экипаж броненосца не справился с борьбой за живучесть, и вода хлынула в котельные отделения, после чего цилиндрические котлы немедленно взорвались. Почему машинная команда не стравила вовремя пар так, и осталось загадкой, поскольку спасенных с Фудзи не было.
На батарее тем временем царило ликование, артиллеристы кричали ура, бросали вверх шапки, потом кинулись качать Гобято, затем Алешу. Наконец великого князя отпустили и дали, немного, перевести дух. Не привыкший к таким бурным проявлениям чувств и потому немного смущенный Алеша отошел в сторону.
Такое же ликование царило и на эскадре и только командующий флотом, принимая поздравления, иногда хмурил бровь. Сегодняшний раунд был за русскими, но чем ответят японцы?
Хотелось умереть. Было физически больно от ужасного чувства стыда. Принц! С золотой ложкой во рту родился! Ничего не умеет! Кидал сам себе обидные слова Алеша. А ведь утро начиналось просто прекрасно...
В сущности ничего страшного для репутации самого молодого командира крейсера на эскадре не случилось. Когда после удачного боя, стоившего японцам броненосца, Макаров вывел эскадру на рейд и занялся эволюциями, красивого исполнения этих самых эволюций не показал никто. То есть, крейсера, по крайней мере, Вирен на Баяне и Граматчиков на Аскольде, не говоря уже об Эссене с его Новиком, маневрировали более-менее правильно. Чего никак нельзя было сказать о броненосцах. Грозные корабли, основа мощи эскадры толпились как биндюжники на базаре. Плохо держали дистанцию, поворачивали "кто в лес кто по дрова" по меткому выражению эскадренных острословов. Апофеозом бардака стало столкновение Пересвета под командованием Бойсмана и Севастополя, коим командовал Чернышевский. Увы, на этом злоключения не закончились. Когда основная часть эскадры уже втянулась на внутренний рейд, Боярин проходящий узостями прохода внезапно рыскнул и зацепился скулой за отмель. Как это случилось, сказать было трудно. Крейсер, детище датских корабелов, отличался отменной управляемостью. Повреждение им полученное было, в общем, было тоже не велико. Но, как говорится, в начале было слово. И слово это было хоть и не напрямую от бога, но как говорится "глас народа, глас божий". Кто-то из офицеров крейсера, когда донельзя расстроенный великий князь покинул мостик, заметил: - "Великим князьям и не такое прощают". К несчастью у Алеши был абсолютный слух, совмещенный к тому же с гипертрофированным чувством ответственности. Ему и в голову не пришло, что куда более опытные офицеры натворили куда больше. Он, именно он, первый раз вывел крейсер и ... опозорился. В расстроенных чувствах молодой человек не медленно отправился на флагманский Петропавловск к Макарову и ни много ни мало потребовал отрешения себя любимого от должности.
Степан Осипович как раз находился в весьма раздраженном состоянии. Он только что устроил разнос командирам "отличившихся" броненосцев и размышлял, кем их заменить. Точнее кем заменить он прекрасно знал, первой кандидатурой был капитан второго ранга Кроун, отказавшийся интернироваться в Шанхае со своей канонеркой, не смотря на приказ наместника. Его он планировал назначить командиром Пересвета, Бойсман был, конечно, старым служакой и его было откровенно жаль, но дело было не в нем, а в младшем флагмане князе Ухтомском. Лично против него Макаров ничего не имел, более того они были соседями по даче и давними друзьями. Увы, отбывающий ценз командующий отрядом броненосцев был прекрасным преподавателем астрономии и никуда ни годным флотоводцем. Макаров, впрочем, не моргнув глазом, отправил бы приятеля в распоряжение "Шпица", но, к несчастью, заслуженный адмирал даже для командующего флота был не по зубам. Надо было согласовать назначение с наместником, ГМШ, министерством и Генерал-адмиралом. Легче было назначить нового командира флагмана, который подскажет, а если придется, заменит своего бесталанного начальника. Второй кандидатурой был прекрасно проявивший себя капитан второго ранга Эссен. Хотя формально Чернышевский был куда менее виновен в столкновении, в конце концов, это его Севастополь таранил Пересвет, а никак не наоборот, на его счет Макаров не заблуждался. Сухарь, педант, плохой моряк, но хороший командир мирного времени. Продукт, не доброй памяти, реформы Шестакова. Власти командующего флота для смены командира корабля вполне хватало, но тут возникали проблемы другого рода. Проблемы эти назывались Евгением Александровичем Алексеевым, наместником и формальным главнокомандующим вооруженными силами на востоке империи. Алексеев, весьма способный и здравомыслящий администратор, был, увы, неважным моряком. Хотя сам себе он, вполне, отдавал в этом отчет, но довольно часто начальник брал в нем верх над человеком. Именно этим и объяснялся тот факт, что опытный моряк Скрыдлов был, в свое время, заменен на посту командующего эскадрой невзрачным и безынициативным, но крайне исполнительным Старком. Как бы то ни было, практически все командиры перво и второранговых судов были креатурами наместника. Отношения с ним, откровенно говоря, портить не хотелось. Он поддержал назначение Макарова и все его начинания на посту командующего флота. Имея его поддержку можно было куда меньше обращать внимания на окрики из под Шпица. Тем не менее, замена командиров была крайне необходима. И вот посреди этих размышлений к нему заявился Великий князь Алексей Михайлович и потребовал, не много не мало, собственного отрешения от должности! На том основании, что он не имеет ни опыта, ни авторитета у подчиненных. И в заключение своего крайне эмоционального спича резанул командующего флотом тяжелым взглядом. Макаров слышал и ранее что внук НиколаяI унаследовал от своего царственного деда способность парализовать взглядом собеседника. Но на своей "шкуре" испытал это впервые... впрочем, нет. Дело в том, что флотские снобы напрасно называли "беспокойного адмирала" боцманским сыном. Нет, батюшка будущего прославленного адмирала был в свое время и боцманом, но главным местом службы выслужившегося из нижних чинов кантониста были севастопольские арестантские роты. Место, вполне заслуженно пользующееся дурной славой среди матросов. Место куда ссылали всех буйных и склонных к преступлениям матросов. Место куда назначали самых требовательных и жестких офицеров Черноморского флота. Одним из них был "славящийся" своей строгостью капитан по адмиралтейству Осип Макаров. Мало кто знал, что внушавший ужас своим подчиненным командир арестантской роты, был страшен проштрафившимся матросам не пудовыми кулаками и не линьками щедро наделявшимся виноватым. Нет, один взгляд офицера мог ввести в ступор самого отчаянного бузотера. И когда на вышедшего из народа адмирала обрушился "взгляд василиска" он, спокойно выдержав его, полоснул взглядом в ответ. Взгляд против взгляда. Никогда ни до ни после того Алеша не чувствовал такого бешеного сопротивления. Никогда никому он не рассказал, что испытал он, потомственный аристократ, внук властелина огромной империи, столкнувшийся с другой силой вышедшей из гущи народа, казалось уже сломленного и закрепощенного в самой сути своей и вдруг распрямившегося и заставившего трепетать перед собой...
После ухода Алеши Макаров ненадолго задумался, потом усмехнувшись, вызвал дежурного флаг-офицера и надиктовал ему приказ. Этим приказом отрешались от командования три командира корабля, Бойсман, Чернышевский и великий князь Алексей Михайлович. Несмотря на то, что формально Алеша переводился в штаб Макарова на должность начальника отдела, ни для кого на эскадре не было секретом, что он отстранен от командования за неумелое маневрирование. Жесткость и бескомпромиссность адмирала произвели неоднозначное впечатление на эскадре. То есть молодым офицерам, рвущимся в бой, решительность адмирала импонировала. Но вот заслуженные штаб-офицеры насторожились, а непосредственно пострадавшие немедленно отправились прямиком в штаб наместника с жалобами. Алексеев, хотя и был возмущен "самоуправством" Макарова, вмешиваться не стал. Опытного царедворца смутила решительность адмирала в отношении великого князя. Все-таки отрешить от командования члена императорской фамилии это вам не фунт изюма! А что если у Макарова есть карт-бланш из высших сфер и не на такие действия. Он конечно в высшие круги не вхож, что называется родом не вышел, но у государя-императора семь пятниц на неделе и, как бы чего не вышло. Ну, а поскольку Чернышевский и Бойсман действительно провинились, наместник сделал вид, что все назначения согласованы с ним.
Тем временем Алеша, глубоко спрятав грусть от расставания с крейсером, в спасение и восстановление которого он вложил всю душу, сдавал дела своему преемнику. С формальностями было покончено быстро. С кают компанией великий князь попрощался неожиданно сухо, слова, ненароком услышанные на мостике, жгли его как раскаленные угли. Офицеры были искренне удивлены этому обстоятельству, но отнесли это на счет обиды молодого командира на отрешение от должности. То, что обида была нанесена одним из них, никому и в голову не пришло, ибо Алеша ни словом, ни жестом не выразил своего неудовольствия. А про неосторожно брошенную остроту все и думать забыли. Неожиданно трогательным получилось прощание с командой, как неожиданно выяснилось искренне полюбившей своего молодого и незлобивого командира. Когда экс командир уже находился в катере, кто крикнул ура нашему Великому князю! И громкий клич разнесся над рейдом, до крайности удивив и растрогав Алешу. Тем временем посерьезневший Архипыч развернул какой-то сверток и достал из него икону Николы мокрого и прокашлявшись сказал: - Это, стало быть, вам от команды ваше Императорское высочество! По обычаю, берите, таковое не каждому командиру от команды дарят. Чем то вы глянулись морякам, хотя и недолго командовали.
- Эко как тебе себя жалко! Раздался грубоватый голос Балка, практически, над ухом Алёши. Страдающий от сознания собственной никчемности великий князь не заметил прихода приятеля, поскольку верный Архипыч не счел нужным докладывать о его приходе. Справедливо полагая, что пышущий жизнелюбием командир буксира пойдет на пользу его высочеству. Надобно сказать, что Архипыч непостижимым образом сошелся с Балком и отношения у них были самые приятельские, насколько, вообще, могут быть приятельскими отношения офицера и матроса.
-Ах, это ты, проходи. Меланхолично отозвался Алёша. Завернутый в плед с осунувшимся лицом он представлял из себя весьма печальное зрелище.
- Хандрить изволите барин? Саркастически вопросил Балк. - А у нас, знаете ли, война-с! Не поверите вашство японцы зверствуют, никаких правил, азиатские морды не признают и бьют просвещенных европейцев, то бишь нас, в хвост и в гриву.
- Так уж и бьют? Хмыкнул Алёша. - Что-то больно быстро.
- Ну, а как же, прослышали что их злой гений принц Ареса (так на японский лад звучало имя Алёши) погрузился в мрачную ипохондрию, каверз противу микадо не затевает, так и обрадовались. Собрались в силах тяжких конно, людно, оружно, да и потопили на хрен два наших миноносца из второго отряда.
- Э... а что миноносцы из второго отряда делали в море в одиночку?
- Так не пойдет! Ты меня сначала напои накорми, а уж потом сказки требуй. - Архипыч!!! Старый хрыч! Есть в этом доме коньяк?
Архипыч прекрасно знавший Балковы вкусы уже вносил вместе, с каким-то китайчонком, одетым в матросскую голандку, бутылку Шустовского, бокалы и тонко нарезанный лимон.
- О, а это что за кули? Спросил Архипыча заметно повеселевший Балк.
- Кофишенк, едрёна якорь, ваше благородие, ответил ему вестовой, - сиротка апосля последнего обстрелу. Жалко стало Ляксей Михалычу, велел взять в прислугу. Ничего так парнишка, старательный, по русски еще бы ладом говорил цены бы ему не было.
- Кусайте позалуста капитана! Пропищал тонким голоском догадавшийся, что речь о нем мальчишка. Балк, не обращая дальнейшего внимания на новоявленного кофишенка, отстранил Архипыча и немедленно разлил по бокалам янтарную жидкость. Отсалютовав бокалом Алеше, он прильнул губами к напитку и тут же отдал ему должное.
- М... весьма! Так вы мой царственнородный друг интересуетесь, каким побытом наши "грозные дестроеры" из второго отряда оказались в море одни перед японцами? Отвечаю, направлены в поиск. Поелику знаниями местных условий командиры оных дестроеров не обременены и опыта совместного плавания, увы, не имеют, то в поиске они сначала разделились, а потом заблудились. Чем японцы не медля и воспользовались.
- Что же им навстречу для прикрытия крейсер не выслали? Живо спросил очнувшийся от апатии Алеша.
- Как раз выслали, и Семенов два из них благополучно встретил. И нашел бы остальных, да вот беда, на головном машина сдала и его пришлось буксировать.
- А почему, вообще, послали миноносцы из второго отряда, да еще и не проверив, как должно, состояние?
- А потому милый друг, что ты, изображая вселенскую скорбь по собственной неумелости, в штабе так и не появился. И операцию планировал кто-то из приехавших с Макаровым с Балтики флаг-офицеров. А они ни условий, ни персоналий наших, как должно, еще не знают. А Макаров, он один и ему не разорваться. Да и, говоря по совести, штабные у него не больно хорошо работают. Так что Алексей свет Михайлович, твое императорское высочество, бросай ты к морским чертям ты эту ипохондрию и иди служить, а? Так сказать, богу, племяннику и отечеству.
Одним из достоинств Балка было в том, что он умел убеждать людей. Повеселевший Алёша, немедля привел себя в порядок и отправился с ним на эскадру. По привычке, появившейся с их знакомства, они шли через порт, где с интересом оглядывали находившиеся там припасы и механизмы. Причем, если Алёша из чистого любопытства, то Балк, как правило, рассматривал, не нужно ли чего в его хозяйстве. А поскольку нужно ему было многое, а формулярами и прошениями он себя не утруждал, то портовое начальство имело уважительные причины Балка недолюбливать. Впрочем, иногда и Алёше попадалось нечто совершенно ему необходимое, особенно в пору его не долгого командования "Боярином". Вот и в этот раз его внимание было привлечено двумя странными полувагонами, находившимися в одном из тупиков. Загораживающие обзор полувагоны как, оказалось, были промежуточной базой для матросов с портового буксира. Балк, собственно, за тем и свернул туда, что бы проконтролировать своих подчиненных выполнявших очередное "поручение" своего начальника. Алеша, тем временем рассматривая полувагоны, понял, что его удивило. Если у обычных полувагонов и вагонов стенки были гораздо выше человеческого роста, то у этих высота была ограничена. Так что рослый человек, встав внутри, был скрыт едва по грудь. Балк тем временем освободился, и друзья отправились дальше.
Макаров встретил великого князя, как ни в чем, ни бывало, а, возможно, занятый множеством дел и вправду не заметил его отсутствия. Дел действительно было очень много и Алеша, еще стыдившийся своей ипохондрии не чинясь, рьяно взялся за исправление обязанностей флаг-офицера командующего флотом.
Тем временем к Порт-Артуру стремительно приближалась новая напасть в лице родственников Алёши. Два великих князя братья Кирилл и Борис Владимировичи направлялись на войну. Вообще, война на задворках империи оставила высший свет и императорскую фамилию довольно равнодушными. Николай Николаевич младший, признанный военный авторитет в семействе возглавить войска не пожелал. Остальные члены августейшей семьи так же посчитали для себя невместным отправляться на театр военных действий. В конце концов, Алеша, коего в семье почитали едва ли не блаженным, и так находился на месте, и этого бы хватило для соблюдения приличий. Но тут виноват был сам Алёша, совершив множество подвигов, бессовестно раздутых и перевратых верноподданнической прессой. Он стал слишком популярной фигурой и на него пролился слишком большой дождь наград. Слишком, от слова совсем. Особенно с точки зрения противостоящих кланов семейства Романовых-Голштейн-Гогтопрских. То, что среди императорской фамилии есть противоборствующие группировки, Алёша знал, не знал он лишь то, что и сам является одним из членов такой группировки. По крайней мере, в глазах противников оной. Владимировичи, один из влиятельных кланов Романовых после того как заболел туберкулезом брат Николая II Георгий, а у самого императора рождались одни дочери, внезапно вспомнили что их права на престол довольно высоки. Причем настолько, что лютеранство жены великого князя Владимира Александровича из шалости стало проблемой. Великую княгиню немедленно окрестили в греческую веру, отпрыски стали чаще мелькать при иностранных дворах в ранге приближенных к трону и тут, пожалуйста! Один из младших отпрысков Михайловичей становится чересчур популярным. Снести это было никак нельзя и братья Кирилл, и Борис отправились на поиски славы (тут как повезет) и орденов (ну, это как положено). О братьях ходили слухи, что они пьянку любят больше чем службу. Это, в общем, было не совсем правдой, покутить братцы любили, но не более чем другие представители гвардейской молодежи. Службу, впрочем, они любили тоже точно также как и большинство гвардейцев. То есть никак.
Прибытие царственных кузенов Алёши ознаменовалось помимо обязательных торжественной встречи и молебна серией кутежей заданных Кириллом для моряков и Борисом для сухопутных офицеров гарнизона. Если дела гарнизона Макарова мало касались, то сорванный выход эскадры в море привел его в состояние близкое к бешенству. Больше всего бесило то, что ничего поделать было нельзя, если обычно пьянство в военное время преступление, то, то же самое, но по приглашению члена императорской фамилии проявление верноподданства. Счастливо избегнувший западни Бахуса Алёша отправился к кузенам напомнить о приличиях. Поскольку зданий подходившим братьям по статусу в Порт-Артуре было маловато, а лишить дворца наместника было неудобно, проживали братья в личном поезде из нескольких вагонов вместе с прислугой и охраной. Охрана Алешу узнала и беспрепятственно пропустила, тем паче что кузены, как это ни странно, уже встали, хотя и находились в недостаточно бодром расположении духа. О чем он им поведал достоверно неизвестно, известно лишь, что более банкетов на театре военных действий Владимировичи не закатывали. Да еще лакеи великих князей обегали всех мебельщиков в Артуре и окрестностях в тщетной попытке заменить треснувшее зеркало в салон-вагоне поезда.
Утро выдалось крайне суматошное. Сначала стало известно, что ушедшие ночью в поиск миноносцы попались в засаду. Их японские одноклассники были скоростнее, лучше вооружены и многочисленнее. От полной катастрофы спасло лишь введенное по настоянию великого князя правило встречать возвращающиеся из поиска миноносцы быстроходными крейсерами. Таких в эскадре было три. Пяти трубный красавец Аскольд, превосходил все японские легкие крейсера по вооружению. Проектная скорость в 23 узла также не уступала лучшим из них. Успевший прославится при прежнем командире Новик, был еще быстроходнее, его 25 узлов были не досягаемы для крупных кораблей противника. Вооружение хотя и недостаточное для борьбы с крейсерами, было смертельно опасно для миноносцев. Увы, дежуривший в ту ночь "крестник" великого князя Боярин имел такое же вооружение, как Новик. Но скоростью уступал даже Аскольду. Все же Боярин успел отогнать противника раньше, чем русские миноносцы были окончательно выведены из строя. Бой, однако, только начинался и на смену отступившим миноносцам подошли японские крейсера из отряда адмирала Дева. Касаги и Читозе построенные для японского флота в Америке были слишком опасными противниками для Боярина, и теперь отступать пришлось ему. В принципе уйди Боярин под защиту береговых батарей, все бы закончилось. Для легких японских крейсеров попасть под огонь тяжелых орудий было смертельно опасно. Однако у адмирала Макарова были свои резоны, и на помощь Боярину вышел сначала Баян, затем и вся действующая эскадра под флагом Макарова на броненосце Петропавловск. Увы, самые сильные новейшие броненосцы Ретвизан и Цесаревич не успели закончить ремонт и в море вышли только пять броненосцев.
Как обычно при выходе русской эскадры адмирал Того не заставил себя ждать. На горизонте появились многочисленные дымы и вскоре перед ней появились главные силы объединенного флота из пяти броненосцев. Несколько поодаль держались крейсера, среди которых два броненосных. Русская эскадра выполняла свой обычный маневр, так называемую макаровскую восьмерку. Стоявший на мостике русский адмирал разглядывал врага в бинокль и напряженно размышлял, не следует ли оставить осторожность и атаковать противника. Пять против пяти, неплохое соотношение, однако японцы могут усилить свою линию броненосными крейсерами. У русских такого резерва нет. Кроме того ремонтные возможности японцев куда лучше чем у артурской эскадры. С другой стороны Порт-Артур рядом, а японцам в случае повреждения идти к весьма не близким берегам Японии. Все же гораздо лучше принять бой под прикрытием береговых батарей, однако после неудачного боя в первый день войны японцев туда калачом не заманить. Осторожность все-таки возобладала, и флагман повернул в сторону от противника. Ничего не предвещало беды, когда флагман неожиданно вздрогнул от подводного взрыва, очевидно наскочив на мины. Идущие следом за потерявшим возможность двигаться флагманом броненосцы стали стопорить ход и отворачивать, что бы не налететь на него.
Как по мановению волшебной палочки злобного колдуна только что стройная и блестящая русская эскадра превратилась в деморализованную кучу беспорядочно маневрирующих кораблей. Комендоры, очевидно решившие, что флагман атаковала японская подводная лодка, открыли огонь прямо в море. Поднимавшиеся тут и там разнокалиберные всплески от снарядов лишь добавляли хаоса в творившуюся вокруг вакханалию. Однако постепенно артиллерийским офицерам удалось оттащить комендоров от орудий. На мостиках тоже пришли в себя и застопорили ход своих бронированных мастодонтов, каким то образом ухитрившись не столкнуться до этого. Все глаза были прикованы к Петропавловску. Броненосец хотя и сильно накренился, однако оставался на плаву.
В то злосчастное утро Алеша был на Петропавловске. Возвращение миноносцев, бой Боярина, выход Баяна, а затем всей эскадры. События мелькали как в калейдоскопе. Великий князь все это время находился подле адмирала стоявшего на мостике вместе с остальными штабными офицерами. Флагманский броненосец неудержимо шел, вперед разрезая волны форштевнем ведя за собой эскадру. Алеша, внимательно следя за эволюциями японцев, напряженно размышлял, будет ли сегодня бой. Конечно, лучше дождаться, когда починят Ретвизана с Цесаревичем, тогда у русских будет семь броненосцев против пяти японских. Правда у японцев есть еще эскадра больших крейсеров адмирала Камимуры однако броненосные крейсера после того как Полтава расстрелял Ивате не казались ему особенно грозным противником. И все же ждать не хотелось. Со всем пылом своей молодой и неугомонной натуры Алеша хотел в бой. Сойтись с противником в смертельном противостоянии, услышать грозный рев корабельной артиллерии, увидеть как пылает вражеский корабль. Снова ощутить упоение боем... тем временем Петропавловск повернул в сторону от японцев, Макаров не хотел уходить из-под защиты береговых батарей. Замечтавшийся было Алеша, со вздохом вернулся из мира грез в грубую реальность. Обернувшийся на столь явственный вздох своего флаг-офицера Макаров, прекрасно понимавший настроение молодого офицера ничего не сказал, ограничившись лишь выразительным взглядом. Алеша, несколько смутившись, принялся смотреть в другую сторону с видом как можно более невинным. Взгляд его тут же остановился на друге адмирала художнике Верещагине поставившем в уголке мольберт и работавшим не обращая ни на кого не малейшего внимания. Заинтересовавшись работой художника, Алеша подошел к нему и собрался взглянуть на картину, как вдруг огромный броненосец подскочил на месте как будто маленький ялик. Ужасный грохот, раздавшийся при этом, указал, что Петропавловск налетел на мину. Палуба на мгновение ушла из под ног и все находившиеся на мостике полетели кувырком.
Алеша, очевидно, из-за молодости и природной ловкости пострадал менее других. Быстро поднявшись, он попытался помочь лежащему рядом Верещагину, но тот был в обмороке. Тогда он кинулся к лежащему Макарову и попытался помочь ему. Адмирал очевидно сильно ушибся при падении и не мог встать только сильно хрипел. Алеша стал звать на помощь и скоро к нему подбежали несколько матросов и подхватили Степана Осиповича на руки.
-Куда их превосходительство, в лазарет? Спросили они . - Погодите в лазарет, что с броненосцем? Действительно броненосец заметно кренился и было не понятно удержится ли он на плаву. Тем временем из воздуховодов повалил пар, очевидно, пришедшая в себя машинная команда стала стравливать пар из котлов и тушить топки. Это был тревожный знак, значит, есть течь и вода приближается к котельным отделениям. Однако борьба за живучесть корабля продолжалась, трюмным механикам удалось задраить переборки и остановить затопление. Теперь требовалось затопить несколько отсеков с противоположного борта и выровнять корабль. Тогда его можно будет попытаться отвести в Порт-Артур для ремонта. Но раненого адмирала в любом случае требовалось эвакуировать. Алеша напряженно осматривался вокруг, увы, на эскадре царил настоящий кавардак, и помощи ожидать было совершенно не откуда. Как вдруг его глаза остановились на небольшом но ладном корабле бывшим чуть в стороне от эскадры и не принимавшем участия во всеобщем бедламе. Это был Боярин, его (впрочем уже не его) Боярин.
-Эй, сигнальщик, просигналь на Боярин: " примите адмирала"! - есть Ваше Благородие отозвался матрос и замахал флажками. Случившийся рядом унтер прошипел в сторону: - ты как великого князя титулуешь ракалия! Я тебе покажу благородие! Но в царивший кругом суматохе никто этого не расслышал.
На Боярине разобрали сигнал с флагмана, и крейсер немедленно ринулся на помощь. Не без изящества проскользнув между Победой и Севастополем, маленький крейсер подошел к терпящему бедствие кораблю борт к борту. Волнение, слава богу, было не велико и адмирала со всеми предосторожностями передали на крейсер. Следом прыгнуло несколько штабных офицеров.
-Ваше Императорское Высочество, окликнул Алешу исполняющий обязанности командира Семенов, - А вы что же? Давайте к нам! Но Алеша словно наткнувшийся на стену лишь покачал головой и отдав честь круто развернулся и бросился вон.
Ситуация на Петропавловске постепенно налаживалась, трюмной команде удалось выровнять броненосец и появилась надежда спасти его. Вызванный из Артура Силач взял его, на буксир и потащил к спасительному берегу. Увы, увеличившаяся из-за затоплений осадка позволяла пройти узким проходом во внутренний рейд только при максимальном приливе. К тому же и в этом случае была опасность что подкрепления не выдержат и броненосец затонет на проходе закупорив порт-артурскую эскадру на радость всем японцам сразу и адмиралу Того в частности. Поскольку начальство принять решение никак не могло, принимать его пришлось командиру Силача Балку. Не мудрствуя лукаво, он подтащил Петропавловск к той самой отмели, где стоял Ретвизан, прежде чем его смогли завести во внутренний рейд. И как оказалось вовремя. Как объяснил Алеше старший офицер, в последний момент переборки не выдержали, и если бы отмель была чуть дальше...
Увы, посадить броненосец на мель было недостаточно для его спасения. Приближалась ночь и с нею неизбежно появились бы японские миноносцы. Необходимо было приготовить Петропавловск к отражению ночных атак. Первым делом приступили к установке противоминных сетей. Они хотя и не защищали корабль по всей длине, все же обеспечивали известную безопасность. Главное затруднение вызвала артиллерия броненосца. Опыт войны показал что новейшим миноносцам, значительно увеличившимся в размерах в последнее время, совершенно не страшны малокалиберные противоминные орудия во множестве стоящие на бортах и надстройках кораблей. Находившийся в точно таком же положении несколько ранее Ретвизан отражал атаки японцев своим средним калибром. Шестидюймовый снаряд весом почти в сотню фунтов был достаточно веским аргументом для миноносцев противника. Трехдюймовки противоминного калибра, хотя и были менее действенны, также вносили свою лепту. Увы, Петропавловск принятый в казну всего четырьмя годами ранее построенного в Америке Ретвизана имел куда более слабый противоминный калибр. Трехдюймовок на нем не было вовсе, а многочисленные 47и 37мм пушки Гочкиса уже не могли служить ему достаточной защитой. Что касается среднего калибра, то тут были свои сложности. Формально он был равен ретвизановскому те же 12 орудий, по шесть на каждый борт. Однако на Ретвизане шестидюймовки располагались в казематах, на Петропавловске же, равно как и на однотипных с ним Полтаве и Севастополе, большая часть их была в двухорудийных башнях. В таком расположении были свои преимущества, но в данной ситуации все осложнялось затопленными котельными отделениями. Пока не осушат кочегарки, было невозможно подать пар и запустить гидравлические приводы башен. А с неработающими приводами, вручную, башни вращались слишком медленно и могли не поспеть за юркими миноносцами противника. На помощь многострадальному флагману снова пришел Силач. Как и всякий портовый буксир он был оснащен мощными насосами для откачки воды. Однажды это оборудование уже спасло от гибели крейсер Боярин, теперь наступил черед броненосца.
Смеркалось, лейтенант Балк если и нервничал, то не подавал виду. Конечно, скоро стемнеет, появятся японцы и тогда маленькому безоружному буксиру придется несладко. Оставалось надеется только на прекрасную маневренность и на то что с Петропавловска прикроют огнем.
-Эй на Силаче, раздался знакомый голос. - Благодарим за помощь!
-Есть на Силаче, отозвался Балк, -Нешто управились?
-Так точно, сейчас мехи попытаются котлы запустить, а там глядишь, и свои помпы запустим.
-Угу, покуда вы в своих цилиндрических котлах пар подымите, как раз и рассветет.
Голос говорившего с Петропавловска офицера был положительно знаком, но в сумерках было никак не разобрать кто он. Наконец Балка осенило: - Ваше императорское высочество, вы ли это?
-Я Сережа, кто же еще. Устало отозвался Алеша, а это был он. - Чего ты так официально, чай не в Зимнем?
- Да вот интересуюсь, чегой-то флаг офицер с адмиралом не отбыл. Хотя... В голове Балка мгновенно мелькнуло "Боярин". Ах ты ж чистоплюй высокородный, мысленно выругался командир Силача. Обиделся он, видишь ли.
- Ваше императорское, совершенно медоточивым голосом потянул Балк, - Мы изволите ли видеть отчаливаем и идем в порт. Не желаете ли отбыть к месту несения службы?
- И вправду Алексей Михайлович, проговорил незаметно подошедший командир Петропавловска, делать вам тут уже совершенно нечего, слава богу. Отправляйтесь-ка в штаб и доложите все как непосредственный участник событий. Заодно побеспокоитесь об оказании необходимой помощи. И твердо добавил, заметив, что Алеша собрался возражать: - Это приказ.
Запыхтев буксир отошел от борта броненосца и заторопился в гавань. Алеша устало глядя на Балка спросил: - Что с Макаровым?
- А я почем знаю, огрызнулся тот. - Я с вами болтался, мне не докладывали.
-Ах да, прости, не подумал.
- Вот тут вы ваше императорское абсолютно правы! Не хрена вы не подумали! Ну, какого рожна, спрашивается, торчал на броненосце, который вот-вот мог ко дну пойти!
-Да что я, было бы все Макаровым благополучно...
-Не могу спорить, мои матросы тоже молились пополам со сквернословием: "Хрен с ним с броненосцем, Господи спаси адмирала". Но все же, не приведи царица небесная, случится, что с ним. Что делать будем, я тебя спрашиваю?
-А что я?
-Что ты? Ты... Ты может последняя надежда. Да ты, чистоплюй хренов. Кто у нас может заменить Макарова? Наместник? Не смешно! Витгефт? Он штабист, ему на мостике делать нечего.
- Другого пришлют...
-Когда! Ты что не видишь, что вокруг происходит? Наши лучшие войска в центральной России. А тех что здесь мало и бьют их японцы, вон из Кореи уже выбили, того и гляди сядем в осаду. На эскадре уже третий броненосец выбит и починим ли бог весть. Высадят японцы десант, как пить дать. И даже если к нам кого и пришлют, черта лысого он к нам доберется!
-Я не адмирал.
- Ты великий князь! Дядя царя. Ты в любой штаб войдешь. Тебя твой царственный племянник спрашивать будет, кого наградить, кого наказать. Тебя местные бюрократы больше бога бояться!
- Судя по ремонту Боярина, нет. Горько усмехнулся Алеша.
- Ну, бога они и вовсе не боятся, ни мало ни смутился Балк. - Так что подумай, ты для эскадры, для Порт-Артура, да для всей войны, можешь быть ничуть не менее важен, чем Макаров. Ну ладно, ладно, не зыркай!
Макаров медленно угасал, травмы, полученные при подрыве Петропавловска, оказались слишком серьезны. Сохраняя, тем не менее, полную ясность ума он пытался руководить эскадрой, но силы оставляли его с каждым часом. Алеша бывал у него каждый день, рассказывая обо всем, что происходило вокруг. Утешительного, впрочем, было мало. Воспользовавшись очередным ослаблением эскадры, японцы опять активизировались. Вокруг стоявшего на мели Петропавловска каждую ночь разворачивались целые сражения. Ситуация осложнялась тем что переборки очередной раз не выдержали и затопления кочегарок избежать не удалось. Произошло это вовремя отбития очередной атаки. Громкий свист стравливаемого пара возвестил о начавшихся неприятностях. Престали работать гидравлические механизмы вращения башен. Огонь броненосца ослабел. Японцы немедленно двинулись в атаку, но как оказалось раненый лев еще способен огрызаться. Помимо башен, две шестидюймовки с каждого борта на броненосцах этого типа находились в центральном каземате, они в отличи от своих башенных коллег от механизмов зависели куда меньше, а снаряды к ним были поданы из погребов заранее. Эти два орудия загрохотали со всей возможной скорострельностью. Кроме того неожиданно в веселье включился до того молчавший главный калибр. Как оказалось, главный артиллерист броненосца распорядился заранее развернуть огромные двенадцатидюймовые орудия в сторону возможной атаки и зарядить их. Как только один из миноносцев неосторожно оказался в прицеле командир башни нажал на педаль. Сегментный снаряд, специально предназначенный для поражения миноносцев (и как показал впоследствии опыт весьма плохо с этим справлявшийся) не успел разорваться и прошел, разрывая переборки, сквозь корпус вражеского корабля как раскаленный нож масло. Для маленького миноносца этого оказалось достаточно и он, переломившись, затонул. Впрочем, этот успех оказался последним, другой миноносец, подкравшись с курсового угла, пустил мину ударившую броненосец в носовую часть. Сам по себе взрыв не причинил фатальных повреждений, однако, вкупе с уже имеющимися был достаточно неприятен. Наутро после осмотра повреждений специалисты пришли к выводу, что в настоящих условиях спасти броненосец не удастся, и недавно прибывший и вступивший в командование эскадрой наместник Алексеев приказал начать демонтаж орудий и эвакуацию команды.
Увы, очередной раз оправдалась поговорка "за деревьями леса не видно". Пока проходили ожесточенные сражения за поврежденный броненосец японцы высадили десант. К своему стыду узнали об этом моряки из штаба крепости. Впрочем, мало кто действительно испытывал стыд по этому поводу, кроме, разве что, Алеши.
Но тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Разразившийся шторм помешал высадке и успевший высадится батальон пехоты оставался в гордом одиночестве. Русские войска могли легко его уничтожить, но высокое начальство в лице генерала Фока сочло, очевидно, это ниже своего достоинства. Начальству морскому, а именно, адмиралу Алексееву, как оказалось, то же было некогда. Он со штабом спешно эвакуировался что бы не оставить без своего "попечения" обширный Приморский край. Впрочем, если на прием напрашивается ни кто, ни будь, а великий князь, принять его приходится, не смотря ни на какую спешку.
Алеша пристально смотрел в глаза своего родственника, нет, пожалуй, Алексеев не трусил. Как бы некрасиво не выглядел его поспешный отъезд, действительно, оставаться наместнику в осажденной крепости не дело.
-Ваше высокопревосходительство, начал он, непогода сделала невозможной высадку японцев и их войска находятся на транспортах, а по сему весьма уязвимы. Если мы ударим сейчас, успех представляется весьма вероятным.
- Ваше императорское высочество, не менее официально ответил Алексеев. Я ценю ваше рвение к службе. Но, к сожалению, долг мой повелевает мне покинуть Порт-Артур и отправиться в Мукден. Поскольку адмирал Макаров весьма болен, командование эскадрой я возлагаю на адмирала Витгефта. Предлагаемые вами действия, кои я всемерно одобряю, находятся в его компетенции. Я немедля составлю приказ, который вы и передадите Вильгельму Карловичу. Впрочем, Алексей Михайлович, возможно, вам тоже следует присоединиться к моему штабу? Ну ну ну, полно вам. Подумайте получше. Впрочем, как хотите.
Увы, приказ был составлен таким образом, что Витгефту всего лишь предлагалось оказать противодействие высадке, а Алеша по простоте душевной, не догадался поинтересоваться точным содержимым. Как и следовало ожидать Вильгельм Карлович Витгефт, прекрасный штабист и весьма посредственный флотоводец, нашел массу причин по коим оказать противодействие не представлялось возможным. Идти к Макарову было бесполезно, только расстроишь умирающего старика. И Алеша пошел к Балку. Тот, выслушав горькие сетования своего высокородного друга только хмыкнул.
- А что, Алексей Михайлович, браунинг у тебя с собой?
- Предлагаешь застрелить Витгефта? Спросил Алеша. Знаешь Серж, мне не до шуток.
- Ну, зачем же Витгефта, и зачем застрелить? Террор Ваше Императорское Высочество не наш метод. Посмотри, кто у меня в гостях, и удивленный Алеша увидел заходящего в салон капитана II ранга Семенова.
- Вот вам милостивый государь объект для угроз, коим вы по слухам любите подвергать всяческое начальство. Ну чего ты смотришь, Боярин сегодня дежурный крейсер. Бери его в охапку и вперед!
- Э... промямлил сбитый с толку Семенов.
- А вам господин капитан II ранга как раз случай о коем мы давеча говорили.
-Серж ты серьезно?
-Более чем. Ты как флаг- капитан можешь прибыть на крейсер с инспекцией, а в море нападешь на нашего любезного Семенова, пиратским образом захватишь крейсер и потопишь всех японцев. При всей бредовости того что говорил Балк, что то в этом было.
- Нет, одним крейсером ничего не сделаешь, проговорил, все более загораясь этой идеей, Алеша. - Нужны еще хотя бы пяток миноносцев.
- Вот это речь не мальчика, но мужа! Торжественно пробасил Балк. - А на дежурстве еще и четыре миноносца из второго отряда. Запамятовали господин штабной?
- Но у них нет приказа....
- О господи! Они на время дежурства находятся в подчинении командира дежурного крейсера! А о том, что некий член императорской фамилии захватил оного командира в плен, знать не знают.
-А рейд кто охранять будет? Включился в обсуждение ошалевший вначале Семенов.
-На вас свет клином не сошелся! У Балка как всегда на все был ответ. - Помимо вашего "сильномогучего" крейсера есть еще дежурная канонерка. И с Петропавловска еще не все орудия сняли, так что справятся.
Некоторое время до описываемых событий.
Зачем Семенов пришел к Балку он сам себе вряд ли мог объяснить. Знакомы они были давно, но не так что бы накоротко. Уж больно разные они были люди. Аккуратный службист Семенов и известный бузотер Балк. Причина была, впрочем, не в Балке, а в великом князе. Когда Алексея Михайловича отрешили от командования он, стыдно признаться, испытал даже некоторое удовлетворение. Великий князь показался ему знатным выскочкой делающим карьеру благодаря связям. Всего добишийся сам семенов таких людей недолюбливал, а близко узнать Алешу не успел. Хотя и отдавал должное дотошности и напористости молодого командира. Все- таки добился скорейшего ремонта крейсера (который еще и, можно сказать, сам спас).
Первый звоночек прозвучал, когда Алеша, отрешенный от командования, покидал крейсер. Торжественное прощание команды с недолго бывшим командиром чего-то да значила. Следующий был при спасении адмирала Макарова с подорванного Петропавловска. Алеша, отшатнувшийся от предложения перейти на Боярин как черт от ладана, говоря по совести, удивил и даже обидел. Но что самое удивительное, что нижние чины, узнав, что с Петропавловска не забрали великого князя, устроили,... нет, бунтом это не назовешь, но все же. Несколько матросов можно сказать, окружив командира со всем уставным почтением поинтересовались, почему среди снятых с Петропавловска штабных нет "его императорского высочества". С одной стороны это, разумеется, не их собачье дело и другой бы офицер недолго думая мог разукрасить матросам физиономию. Но во первых Семенов не был "дантистом", как называли офицеров злоупотреблявших рукоприкладством. Во вторых они проявляли беспокойство по поводу члена императорской фамилии. В третьих Семенову и самому было не по себе.
Поэтому зная о приятельских отношениях Балка и великого князя, он не нашел ничего лучшего как прийти к командиру Силача с визитом. Балк неоднократно выполнявший на пару с Архипычем роль няньки великого князя, куда менее стойкого к спиртному, нежели командир Силача, прекрасно знал об истиной причине внезапной неприязни Алеши к прежде нежно любимому им крейсеру. Недолго думая он поведал исполняющему обязанности командира Боярина о фатальной несдержанности его офицеров, и о том какую не заживающую рану они нанесли члену императорской фамилии.
На несколько наивный вопрос "что же теперь делать" он, улыбнувшись словно змей искуситель, стал вкрадчиво объяснять, что его императорское высочество помимо страсти к приключениям обладает еще и завидным везением. И если поучаствовать, ничем при этом, не рискуя, в каком ни будь предприятии великого князя, то риска никакого, а благодарность его безмерна. Каким образом Балк узнал, что вскоре к нему пожалует сам виновник всей этой истории остается только догадываться. Но Алеша пришел во время и...
Стоя на мостике Боярина Семенов, мысленно чертыхался, пытаясь понять, каким образом его втравили в эту историю. Никогда прежде он не совершал ничего похожего, а вот теперь он прямо нарушив приказ двигался со своим кораблем в неизвестность. Следом черными тенями следовали четыре миноносца.
Шторм хотя и продолжался все же заметно стихал. Японцы толи не ожидали никакой активности от впавших в летаргию русских, толи их дозоры просто проморгали маленький русский отряд, благо погода была преотвратная. Японские транспорты штормовали со всеми положенными ходовыми огнями, так что обнаружить их и подойти на торпедный залп не составило никакого труда. Плохо, конечно, что нельзя было заранее посвятить командиров миноносцев в планы и распределить роли, но на счастье они и сами догадались что делать. Великий князь хищно улыбаясь посмотрел на Семенова и коротко скомандовал: - Огонь! Короткая вспышка вышибных зарядов и самодвижущие мины оставляя пенный след потянулись к обреченным японским транспортам. Те, очевидно, принимая русские корабли за свои не подозревали о грозившей им опасности. Все же крейсер даже такой маленький как Боярин плохо подходит для стрельбы минами. Как ни мало было расстояние, но минеры ухитрились промахнуться. Впрочем, виновато было, скорее всего, довольно сильное волнение. Миноносцы отстрелялись гораздо лучше, хотя и тут не обошлось без проблем, одна из мин просто не разорвалась. Так что из пяти пущенных мин нашло свою жертву всего три. Но и три взрыва произвели на японцев неизгладимое впечатление. Тем временем на Боярине, хотя и были раздосадованы промахом, время зря не теряли. Мина прошла мимо? Значит артиллеристы это исправят, крейсер дав полный ход ворвался в кучу транспортов стреляя из всех орудий. Миноносцы разрядили оставшиеся минные аппараты и опять не без успеха. Еще у двух транспортов раздались взрывы. От стрельбы Боярина загорелся один из транспортов, потом еще один. Все же артиллерия русского крейсера смертельно опасная для миноносцев, была не столь эффективна по большим транспортам. И тут "повезло" и Боярину один из японских пароходов получив единственный снаряд, казалось, испарился в огромном зареве взрыва. Очевидно, он перевозил боеприпасы. Взрыв был такой силы, что даже мостик русского крейсера был засыпан обломками. Пригнувшись от неожиданности Алеша и Семенов переглянулись. Командир Боярина отряхнувшись, сказал:
- Алексей Михайлович, а не пора ли и честь знать?
- Пожалуй вы правы, сейчас тут будут гости, а нас вроде как и не приглашали. Так что уйдем по английски. И Боярин, просигналив миноносцам, и они скрылись в темноте.
Обратный переход прошел без приключений. С японскими крейсерами, бросившимися на помощь своим избиваемым транспортам они, благополучно разминулись, а миноносцы, дежурившие у Порт-Артура, не рискнули связываться с крейсером. Впрочем, опасности на этом не закончились, впереди было главное испытание: объяснения с начальством.
Начальство, в лице адмирала Витгефта Вильгельма Карловича пребывало в весьма неважном настроении. С одной стороны исполняющий обязанности командира Боярина добился немалого успеха. Потопить несколько транспортов противника с войсками и припасами это вам не фунт изюма. За такие вылазки становятся георгиевскими кавалерами. Что еще хорошо обошлись без потерь среди привлеченных втемную миноносцев. Плохая сторона заключалась в том, что сделано это было не то что бы без приказа, а прямо вопреки ему. И вот это было оставить никак нельзя. Дисциплина, прежде всего. Но самое плохое заключалось в том, что наказать было никак нельзя. Причина этого была проста и незатейлива и звалась великим князем Алексеем Михайловичем. То, что авантюра самого начала спланирована и осуществлена именно им сомнений не было никаких. Семенов бы сам до такого никогда не додумался. Алексей Михайлович же, как член императорской фамилии был лицом неприкасаемым. Мало того в канцелярии был аккуратно подшит к делу приказ наместника Алексеева о противодействии японской высадке. Составленный по всем правилам бюрократии он отдавал возможность Витгефту не исполнять его в виду невозможности.... А возможность то как выяснилось, как раз имелась. Все эти невеселые мысли бродившие в голове командующего эскадрой, как оказалось, были написаны на хмуром лбу Вильгельма Карловича. Во всяком случае, Матусевич исполнявшим роль начальника штаба прекрасно их прочитал. Матусевич недавно ставший адмиралом был жуир, бабник, не дурак выпить и рассказывать похабные анекдоты. Чем собственно и занимался при каждом удобном случае. А еще он был человеком опытным не только как командир но и в житейском смысле.
-Ну чего вы Вильгельм Карлович мнетесь. Перво-наперво надобно задним числом составить приказ Семенову на атаку японцев. Вторым делом составить верноподанейший рапорт о проишедшем в котором расписать все в превосходных степенях и испросить наград, как участникам, так и непричастным.
- Господи! Это все и так понятно, но вот что делать с самоуправством? Ведь эдак все командиры кораблей самовольничать начнут, далеко ли до беды!
-Ну, все не начнут, хмыкнул Матусевич, - командиры у нас большей частью люди богобоязненные, в возрасте. Разве Эссен с Кроуном, но те и без последнего происшествия к самовольству склонны.
- А с великим князем, что прикажете делать? Ведь он таким образом как ни будь эскадру выведет и в бой вступит. Об чем мы узнаем только в море!
- Ваше превосходительство! Неожиданно официально начал начальник штаба и тут же сбился шутливый тон: - Прикажите обыскивать Алексея Михайловича при поднятии на борт любого корабля, на предмет изъятия его пресловутого браунинга!
- Тьфу ты, не удержался от неожиданности Витгефт.
-А если серьезно верните его на Боярина командиром.
-Что, простите?
-Да да, вы не ослышались, именно на Боярина и именно командиром. И Семенова накажете, он ведь себя командиром уже почувствовал. И поле деятельности Великого князя ограничите одним крейсером, а не всей эскадрой.
- Нет, нет, он ведь не успокоится, а еще такого афронта я могу не перенести.
- Тогда найдите ему дело в другом месте, хоть на берегу, хоть где! Лишь бы он занят был по горло. Да вот, крепость просит у нас содействия для укрепления позиции на перешейке у Цзинчжоу. Вот и пошлите его туда для содействия и связи. Пусть с крепостным начальством по собачится. С артиллерийским тоже. Все тут меньше будет под ногами вертеться.
-А ведь это мысль!
Тем же вечером друзья собрались на Алешиной квартире, где стараниями Архипыча был накрыт недурной стол. Проголодавшиеся после визита к Витгефту Семенов и Алеша хотели немедля приступить к трапезе, но Балк громогласно заявил, что успех необходимо отметить. И тут же разлил всем коньяка.
-Раз уж такой торжественный случай, усмехнулся Алеша, может лучше флакон Мума?
-К черту шампанское! Отозвался немедля Балк. - Его будем пить, когда тебя твое высочество наградят за проявленный героизм. А после трудов праведный как говорил великий Суворов "портки продай, а чарку выпей"!
-Вообще-то он это про после бани говорил. Отозвался все еще никак не могущий поверить в то, что его не наказали Семенов. - Но я тоже за коньяк.
-Браво!
-Ну что же, как оказавшийся в меньшинстве, присоединяюсь!
Выпив, друзья принялись за трапезу, воздавая должное искусству повара и распорядительности Архипыча. Дождавшись, когда утолят первый голод, Балк принялся за расспросы.
- То, что вас не наказали, я понял. Теперь милостивые государи пожалуйте подробности.
-Извольте мой друг. Командиром Боярина будет князь Кейкуатов, наш уважаемый Владимир Иванович останется старшим офицером.
-Позвольте, но светлейший князь Кейкуатов, кажется, отбыл с наместником?
Семенов в ответ лишь развел руками.
- Ваш покорный слуга, Продолжал Алеша, отправится в Цзиньчжоу, как представитель штаба флота толи для связи, толи, что бы глаза не мозолил.
- Понятно. Что же могло быть и хуже. Не вижу повода не выпить!
Участие флота в укреплении Цзинчжоуского перешейка помимо присылки великого князя свелись к установке двух древних шестидюймовых пушек снятых с клипера Джигит. Когда то эти легкие крейсера наводили тоску на английских лордов, прекрасно понимавших, зачем эти маленькие ладные корабли шныряют в океане от Кронштадта до Владивостока. До войны тогда, слава богу, так и не дошло и лучшие времена клиперов безнадежно миновали. Большей частью они доживали свой век брандвахтами и только в Порт-Артуре два клипера и не менее древний Забияка оставались на страх врагам в ранге крейсеров. Но, поскольку выпустить их в море было все равно не возможно, было решено, их разоружить и направить пушки на сухопутный фронт. Авось пригодятся.
В первый же день по прибытию Алеша облазил всю позицию, благо ширина перешейка была не велика. Совершенно не разбираясь в сухопутной фортификации он, тем не менее, обратил внимание на то что пушки стоят открыто на высотах без всякого прикрытия. Береговые батареи с которыми он был не плохо знаком не обходились без капониров и маскировки. Попытавшись прояснить ситуацию, он натолкнулся на снисходительное пренебрежение, дескать, вы ваше императорское высочество сухопутной специфики не знаете, а посему не мешайте. Если угодно смотрите и учитесь.
Все что ему удалось это силами моряков хоть как то обустроить позицию двух морских пушек. Еще, здраво рассудив, что возможен обстрел с моря, он приказал устроить наблюдательный пункт оборудованный гелиографом для связи с канонерками или другими кораблями, буде они подойдут для оказания помощи из Порт-Артура.
Вернувшись на позицию Алеша обратил внимание на солдат строивших какие-то укрытия несколько выше основной линии редутов. Руководил ими незнакомый офицер в черкеске. Судя по всему грузин. Выросший в Тифлисе Алеша знал немного грузинский язык, а также многих людей в тех краях и хотел подойти познакомиться но не успел. Прискакавший вестовой передал ему почтительное приглашение прибыть в штаб генерала Фока.
Генерал Фок пригласил Алексея Михайловича для очередного никому не нужного согласования. Алеша, действительно, в сухопутной войне не разбирался, а флот, по крайней мере, пока, никак вмешиваться в борьбу за перешеек не собирался. Очевидно, генерал полагал, что не пригласить великого князя было бы не вежливо. Когда формальности были соблюдены, Алеша счел возможным поинтересоваться, кто тот офицер в черкеске, виденный им на позиции. Фок неопределенно пожал плечами, а полковник Савицкий со всей возможной любезностью в голосе охотно пояснил.
- Это поручик князь Гегечикория только что прибывший из Мукдена с пулеметной командой. По слухам большой специалист в пулеметах и весьма отличился во время боев в Корее.
-Отличился, как же, убегая во все лопатки от японцев! Саркастически прокаркал, вложив максимум сарказма, Фок.
-Вот как, я знаком с некоторыми представителями этого рода, надо бы познакомиться и с этим достойным офицером.
Увы, знакомство пришлось отложить, поскольку прискакавший с позиций вестовой сообщил, что показались японцы.
Странно, но генерал Фок, а с ним и чины его штаба не проявили ровным счетом никаких эмоций по поводу появления неприятеля. Никто не собирался отправиться на передовую с тем что бы лично оценить обстановку, не было отдано никаких распоряжений частям на предмет оказания возможной помощи. Напротив, генерал, в самом благодушном настроении удалился к себе, а штабные занялись обычной рутиной.
В сторону передовой отправились лишь Алеша и полковник Свицкий кандовавший позицией. Когда великий князь поделился с ним своим недоумением, он, усмехнувшись, ответил так:
-Видите ли ваше императорское высочество...
- Ах оставьте это титулование до более мирных времен.
-Извольте. Видите ли любезнейший Алексей Михайлович, несмотря на то что инженер Лилье имел неосторожность заявить о том что позиция у Цзинчжоу неприступна, на самом деле это далеко не так. Все это понимают, однако сделать ничего не могут. Но есть прямой приказ командующего Квантунским укрепрайоном Стесселя оставить позицию при невозможности ее удержать и отступать к крепости. И его превосхо... хорошо, хорошо генерал Фок сделает это при первой возможности, оказав, разумеется, некоторое сопротивление что бы, так сказать, соблюсти приличия.
- Позвольте как же так? Укрепления, насколько я знаю, еще не совсем закончены, для чего и вынесли передовую позицию к Цзинчжоу. Кроме того, тут в самом узком месте перешейка было бы весьма удобно держать оборону.
Увы, Алексей Михайлович, таков уж приказ, впрочем, если силы японцев не велики, мы вполне можем отбиться. А после вашей, да, да не скромничайте, все знают, кто автор этой великолепной вылазки, есть все основания полагать, что силы японцев не велики и боеприпас ограничен.
- Кстати вы интересовались этим новым офицером, прибывшим с пулеметной командой. История его весьма занимательна! Мне кое- что стало известно и если будет на то ваша воля, я охотно поделюсь ею.
-Сделайте такое одолжение!
Штабс-капитан Вержбицкий был неудачником. Причем всю жизнь. Ну, посудите сами: окончить Александровское училище по первому разряду и накануне производства вляпаться в историю с дамами. Скандал замяли (кому нужно пятно на училище) но никакой Лейб-гвардии, извольте ваше благородие господин подпоручик отправляться в город Великие Грязи в 14й полк служить, так сказать, государю и отечеству. Гордившийся до сего момента своим отпрыском папенька сего афронта не перенес и содержание урезал, то есть совсем. Пришлось надеется только на свои силы, а вы знаете какое жалование у армейского подпоручика? Впрочем, Антон Модестович (так звали нашего героя) в отчаяние не впал, а усердно занялся самообразованием, решив, во что бы то ни было оседлать удачу. Поскольку в полку молодых людей тративших деньги на, весьма не дешевые кстати сказать, учебники вместо того что бы как подобает офицеру спускать их на кутежи и дам, мягко говоря недолюбливали, друзьями он не обзавелся. Упорно проучившись несколько лет и отправившись сдавать экзамены в академию Генерального штаба, молодой честолюбец полагал, что черная полоса в его жизни окончательно миновала. И что же вы думаете, успешно сдав почти все экзамены, Вержбицкий срезался... на французском языке! Да-да том самом, на котором он по свидетельству всех кто его знал, говорил гораздо лучше, чем на русском. Жизнь была кончена окончательно и бесповоротно! К отцу невозможно - стыдно, назад в полк тем паче. Твердо решив, застрелится Антон Модестович в первый раз в жизни, напился до положения риз и, перестаравшись не смог выполнить своего намерения. Утром застрелится хотелось еще больше, но уже по другому поводу. Поскольку дрожащие руки могли вторично помешать плану, половой (а дело происходило в заштатной гостинице) был послан, за чем ни будь.... Пока разбитной парень во фраке поверх косоворотки (господи какой ужас) расстарался его благородию опохмелится, глаза потенциального самоубийцы наткнулись на газету бог весть, какой давности, передовица которой была озаглавлена " Трансвааль в огне". Через две недели Антон Вержбицкий в Одессе вступил на борт парохода отправляющегося в южную Африку.
Чем занимался Вержбицкий в Натале и долине реки Оранжевой никто доподлинно не знал. Слухи ходили разные. Кто говорил что, едва попав на землю черного континента, он заболел и никакого участия в боевых действиях не принимал. Кто напротив, повествовал о небывалых геройствах русского офицера Тони кидавшегося на англичан с шашкой, в то время как сами буры не имели даже штыков. Сам Антон Модестович никогда об этом не распространялся. Известно было лишь то что, вернувшись с войны, он подал прошение о возращении на военную службу, которое было удовлетворенно. Как имеющего военный опыт Вержбицкого приняли с повышением и отправили на Дальний Восток в славную восточносибирскую стрелковую бригаду. По крайней мере, так было написано в его документах. В своем новом полку Вержбицкий оказался в странном положении. С одной стороны полковой адъютант поручик князь Гегечикория переживший нападение хунхузов вместе с новым офицером восторженно отзывался о стрелковых талантах своего товарища.
-Клянусь честью господа! один выстрел один китаец. Один выстрел один китаец.
С другой стороны тщательно изучив, по доступным ему источникам, боевую деятельность своего полка во время китайской войны штабс-капитан хотя и воздержался, от каких либо публичных выводов, но скептического отношения к победам над вооруженными лишь холодным оружием боксерами не скрывал. Как впрочем, и над хоть и вооруженными, но крайне слабо обученными китайскими войсками. Так или иначе к Вержбицкому привыкли дали ему восьмую роту стрелков и не вмешивались когда он вместо того что бы учить своих солдат правильно маршировать занимался их стрелковой подготовкой.
Когда нежданно-негаданно японские миноносцы напали на Порт-артурскую эскадру, и началась война, Антон Модестович один во всем полку не разделял шапкозакидательских настроений своих сослуживцев. Конфликт случился в ближайшее воскресенье в большой старой фанзе игравшей роль полкового собрания. Когда Вержбицкий около двух часов пополудни появился в собрании дым уже стоял коромыслом, столы сдвинуты и уставлены всевозможными напитками и некоторым количеством закусок. Присутствовало большинство офицеров полка бурно отмечавших начало войны и свои предстоящие успехи, а также ожидаемые в связи с этим награды. Верховодили командир первого батальона подполковник Ружин и командир первой роты в его батальоне капитан Сомов. Появление штабс-капитана не осталось незамеченным, и оба заводилы громогласно перебивая друг друга стали звать новоприбывшего отрешится от своего поста и присоединиться к общему веселью. Надо сказать что отвращение Вержбицкого к пьянству было притчей во языцех. Нахмурившись Антон Модестович попробовал вежливо отказаться, но пьяного Сомова было не остановить.
-Неужели штабс-капитан вы не хотите выпить за нашу будущую победу над макаками!
-Ежели они и вправду макаки то нечего и праздновать! Коли наоборот, то рановато.
-А вы как будто сомневаетесь?
-Нет что вы. Просто моя нянька говорила мне в детстве: "не говори гоп, пока не перепрыгнешь". А вы господа именно этим и занимаетесь!
-Да что вы понимаете! Пока вы там неизвестно где, не поймешь чем, занимались, я со своей ротой гонял этих желтомордых как собак! Да одна моя рота их полка стоит! А может милостивый государь вы просто трус! При этих словах как по мановению волшебной палочки установилась тишина. Одни ошарашено смотрели на Сомова, другие на Вержбицкого. Сам Вержбицкий, прищурившись, смотрел на капитана, держа руку на кобуре. Надо сказать, что Антон Модестович единственный из полка постоянно носил на поясе не казенный наган, а привезенный им из Африки немецкий пистолет-карабин маузер в деревянной кобуре и кроме того был известен (хотя не всем, а в основном хунхузам) тем что не задумываясь пускал его в ход. Ситуацию попытался исправить всеобщий любимец Рожден Гегечикория урожденный князь не то картлийский, не то еще какой.
- Нэт, он нэ трус! Я бил с ным под пуламы! От волнения князь всегда говорил с заметным акцентом совершенно не ощутимым в его речи в обычной обстановке. На свою беду Рожден по привычке приосанился и положил руку на богато украшенный серебром кинжал, висевший на его тонком кавказском ремешке на талии. Злые языки говорили, что этот кинжал да еще серебряные газыри и составляют все княжеское состояние и были в общем, не далеки от истины. Но пьяный Сомов увидев движение Рождена и бог знает что себе, вообразив, схватил со стола бутылку и попытался его ударить. В этот момент прозвучал выстрел. Бутылка разлетелась вдребезги. Мгновенно протрезвевший Сомов, даже не пытаясь вытереть с лица щедро окропившую его водку, с ужасом смотрел в дуло маузера в руке Вержбицкого.
-Мне кажется, вам уже хватит! Бесстрастно проговорил Вержбицкий.
На другой день штабс-капитан Вержбицкий предстал перед командиром полка полковником Ротманом, присутствовали также оба батальонных командира.
-Ну-с, и как прикажете это понимать. Строгим голосом провозгласил Ротман.
-Что именно ваше высокоблагородие? С некоторой ленцой в голосе ответил вопросом на вопрос штабс-капитан.
-Я имею в виду ваш подвиг в стиле Вильгельма Теля вчера в собрании. Ледяным тоном пояснил полковник. - Вы, очевидно, считаете стрельбу по бутылкам находящимися в руках своих товарищей невинной шалостью. И не допускаете мысли, что на подобную шалость в Российской Императорской Армии можно получить вызов.
-Как раз напротив не только допускаю, но и не вижу никакой разницы, между кем случится дуэль. С Сомовым и мной или вашим адъютантом князем Гегечикория.
-Так, а Рожден тут причем? С все возрастающим интересом проговорил Ротман.
-Дело в том, что бутылкой, которую я так неловко разбил, уважаемый капитан Сомов собирался ударить князя по голове. Весело глядя на заерзавшего Ружина заявил Вержбицкий.
-Вы мне этого не говорили. Заметил Ротман, глядя на своих батальонных командиров.
-Очевидно, господин подполковник плохо помнют. Не удержался Вержбицкий.
-А вы милостивый государь извольте молчать! С вас вины никто не снимал! На лице полковника явственно читалось сокровенное: " откуда ты взялся на мою голову"! - Впрочем, любезнейший не долго мне терпеть ваши выкрутасы! Из штаба пришло предписание: отправить роту стрелков на соединение к отряду Мищенко. Вот вы у меня и отправитесь! Причем немедля!
-Осмелюсь заметить, что я единственный офицер в роте... Начал было Вержбицкий, но Ротман бесцеремонно его прервал.
-Па-а-аручик князь Гегечикория!
-Я. Выскочил, как черт из табакерки Рожден.
-Вот вам и субалтерн! Поступаете в распоряжение господина штабс-капитана! До особого на то приказа. И-и-исполнять!
Через две недели рота Вержбицкого вступала в корейскую деревеньку с совершенно непроизносимым названием. Впереди отряда гарцевал на своем жеребце бывший полковой адъютант, за ним следовала колонна солдат, и замыкал небольшой обоз и две пароконные упряжки, тянувшие за собой по пулемету приданные роте для усиления.
-Ну, прямо отряд трех родов войск. Хмыкнул, оглядев воинство встреченный казачий есаул.
Впрочем, этот есаул был, как оказалось единственным казаком в новоявленном гарнизоне. Остальные носились по всему северу корейского полуострова, пользуясь отсутствием крупных сил японцев и занимаясь то ли разведкой, то ли грабежами. Находившиеся здесь же еще две роты стрелков из разных полков занимались в основном гарнизонным постоем, то есть решительно ничем. Если не считать, конечно, боевой деятельностью выставление караулов. Есаул Чекоданов встреченный при въезде и игравший роль начальника гарнизона указал вновь прибывшим, где встать на постой, счел свою миссию исполненной и удалился. Впрочем Вержбицкий не обращая никакого внимания на окружавшую его обстановку всеобщего ничего не делания в первый же день объехал все окрестности и сделав для себя определенные выводы на следующий день энергично приступил к строительству укреплений. Быстро появившиеся окопы в полный профиль, козырьки для укрытия пехоты и блиндажи произвели эффект разорвавшейся бомбы. Офицеры других рот совершенно логично предположили, что рота Вержбицкого занимается всеми этими фортификационными работами не по прихоти своего командира, а по распоряжению неведомого начальства. И это самое неведомое начальство, не удосужившись оповестить подчиненных о своем приказе, вполне может строго спросить о его неисполнении. Так или иначе, но корейская деревушка скоро оказалась окружена окопами, редутами и всяческими люнетами.
-Послушай дорогой, почему мы строим такие странные укрепления? Задал как то вопрос Вержбицкому его субалтерн.
-Что ты имеешь в виду?
-Ну как что. Блиндажи для пулеметов, козырьки на окопах...
-Рожден. Ты когда-нибудь действие шрапнели видел?
-Нет.
- Вот как увидишь, поймешь.
Японцы появились через несколько дней. Сначала конный разъезд, потом стали подтягиваться пехотные колонны. Есаул Чекоданов собрал командиров рот на совет.
-Что будем делать, господа?
-У вас есть приказ на отход?
-Нет!
-Тогда держать оборону.
-Но это безумие!
-Отнюдь. Узость природного дефиле ограничивает маневр противника. Мы укреплены, находимся на возвышенности. Без артиллерии, у японцев нет шансов. У них есть артиллерия?