В субботу вечером гости у Веры все-таки снова собрались. Егор маялся, не зная от чего больше: оттого, что Вера сейчас дома, не занята и общается с кем-то - но не с ним - или из-за желания выпить. Эта дрянь то отпускала на время, когда находились интересные занятия, то накатывала с такой силой, что хоть на стену лезь. Впрочем, лекарство в виде припрятанной бутылки имелось, но пускать его в ход не было желания. Почему - Егор не мог объяснить. Точнее, не мог объяснить логически. На полноценный запой водки бы не хватило, а вот сбить охоту и расслабиться - вполне. И Вера бы наутро ничего не заподозрила. Да и было ли ей дело? Егор в последнее время начал подозревать, что сильно преувеличил ее заинтересованность в его трезвом образе жизни. Она ведь ни разу ни о чем таком и словом не обмолвилась. Это он со своими вечными муками совести поставил ее в один ряд с Димкой, неизменно пенявшим ему на алкоголизм, и Светой, которая хоть и не пеняла, но выражала свое презрение очень недвусмысленно. Да и мать туда же - она хоть и не увидела, как Егор опустился, но гадать о ее отношении не приходилось. Пожалуй, забухай он, как раньше, до знакомства с Верой, ничего бы не изменилось. Но Егор почему-то не хотел. Это стремление быть - или хотя бы казаться - лучше он никак не мог для себя объяснить. Особенно с учетом, что ему все равно ничего не светило с Верой.
В какой-то момент, услышав ее смех сквозь закрытые - опять - двери балкона, он даже решился выйти наружу - тем более, что еще днем она снова его приглашала - наверное, больше из вежливости. Но в полуметре от дверей замер, не в силах двинуть дальше инвалидную коляску - ну что бы он делал там, среди целой кучи незнакомых людей?
В нерешительности Егор потер виски и провел ладонями по волосам. Взгляд упал на тумбочку с рисовальными принадлежностями. И рука сама потянулась туда - смахнуть пыль с обложки лежавшего сверху альбома. Пальцы прошлись по жесткой бумаге, и накатила странная ностальгия. Рисовать, ощущая, как с каждым штрихом оживает, наполняется деталями изображение - совсем иное чувство, нежели делать то же самое с помощью графического планшета. Была своя прелесть в том, какой на выходе получался результат в компьютерной графике. И в ней же легче было подправлять все косяки. Но с карандашом и бумагой было иное чувство. С кистями и краской, впрочем, тоже, но к ним Егор такой любовью не пылал. С детства он любил ощущение, при котором картина рождалась в каждом движении, в длине штриха, в нажиме грифеля и его соприкосновении с бумагой - реальном, осязаемом. Абстрактные понятия виртуальных кистей графического редактора не шли с этим ни в какое сравнение.
Егор открыл альбом, не глядя, пролистнул страницы со старыми набросками и уставился на чистый лист. Провел по нему кончиками пальцев, ощущая под кожей шероховатую фактуру акварельной бумаги. Когда-то, годы назад, завязав с портретами Светы он завязал и с рисованием. И даже не тосковал по нему. Или, по крайней мере, думал так. Сейчас, когда казалось бы забытые, но такие знакомые ощущения снова стали реальными, Егор вдруг ясно осознал, как всего этого ему не хватало. Почти не глядя, он потянулся за карандашом и, схватив первый попавшийся, с удивлением обнаружил, что это тот самый - серый, акварельный - которым он писал Вере список продуктов на вырванном из альбома листе.
Первые штрихи сами собой легли на бумагу. Грифель поскрипывал, соприкасаясь с шершавой поверхностью - до безумия приятный, успокаивающий звук! Егор даже не задумывался, что будет рисовать - просто отпустил руку, позволив подсознанию решить все за него. И даже не удивился, поняв, что с каждым движением на листе все яснее проявляются линии профиля Веры. Он усмехнулся: история с портретами - на сей раз не Светы - грозила повториться. Вот Михалычу будет новая забота!
Вздохнув, Егор почетче обозначил губы, размашистыми длинными движениями изобразил волосы, чуть развевающиеся на ветру, и долго примерялся, чтобы нарисовать глаза. В портретах они всегда решали. Можно было добиться соответствия в чертах лица, но если взгляд был другим, нехарактерным, изображение теряло большую часть сходства с реальным человеком. Помимо прочего, рисовать по памяти было сложнее всего. Как удалось в прошлый раз так хорошо нарисовать портрет Веры в графическом редакторе, оставалось загадкой.
Егор прикрыл глаза, вспоминая взгляд Веры, когда она смотрела вдаль и думала о чем-то приятном для нее - чаще всего о чем-то связанном с природой или лесом. И когда он снова взглянул на лист, то уже не сомневался - руки знали свое дело, и карандаш, легко касавшийся бумаги, запечатлевал на ней все именно так, как было нужно.
Закончив, Егор еще долго смотрел на портрет. Взгляд вышел как надо - Вера смотрела вверх и вдаль, наверное, на небо, волосы были приподняты порывом несуществующего ветра, а на щеках от легкой полуулыбки намечались ямочки-полумесяцы. Было в этом что-то умиротворяющее - и в самом портрете, и в том, с какими чувствами он нарисовался. И все было совершенно не так, как с портретами Светы, которые Егор, уже после разрыва отношений, неизменно создавал будто в какой-то агонии, мучая сам себя и не будучи в силах остановиться.
А сейчас, прикасаясь кончиками пальцев, испачканных серым грифелем, к шероховатой поверхности листа, повторяя контуры Вериных лица и волос и сам себя пытаясь убедить, что всего лишь растушевывает карандаш, Егор поймал себя на том, что не думал о выпивке с того самого момента, как положил на бумагу первый штрих.
* * *
Утром, когда с Вериного балкона потянуло сигаретами, но не теми, что курила она, Егор уже смутно заподозрил неприятное. Хотя во всякого рода предчувствия он не особо верил, а по уму получалось, что поводы для беспокойства вряд ли имеются. Потому, прихватив собственную сигаретную пачку и зажигалку, он поторопился выбраться наружу.
Веры не было. Вместо нее на ее балконе, облокотившись о перила, курил какой-то мужик в оранжевой футболке, серых трусах-боксерах и носках с дырками на пятках. Он был невысокий и коренастый, с копной непослушных рыжих волос на голове.
Егор замер, не в силах даже дышать. Но большие колеса инвалидной коляски, зависшие над порогом, с предательским грохотом сами перевалились через него.
Рыжий обернулся и с удивлением уставился на Егора. Лицо у него было простоватое и ничем не примечательное, кроме широкого носа картошкой. Да еще и пивное брюшко обнаружилось! Егор не мог поверить своим глазам! Нет, хорошо, пусть у Веры был кто-то. Пусть она не рассказывала об этом, ведь Егор ее не спрашивал напрямую. Пусть она наврала Михалычу, которого видела впервые - почему бы и не наврать человеку, которого твоя личная жизнь не касается? Но почему, почему ее мужик оказался таким убогим? Что в нем было такого, что могло ее привлекать? Деньги?
- Ого! - удивленно выдохнул рыжий. - А Верунчик не говорила, что у нее сосед... есть.
- Сосед-инвалид, да? - процедил Егор. - Ты это хотел сказать?
- Да нет... - замялся тот. И не нашелся, что еще добавить.
- А что же нет? - зло бросил Егор. - Или скажешь, что сам факт наличия соседа тебя так удивил?
- Ну знаешь, - рыжий пожал плечами и переступил с ноги на ногу, - бывает, что пока чего-то не увидишь, не думаешь о том, что оно есть.
- Знаю, - согласился Егор. - У вас, здоровых, всегда так: если не видите инвалидов, то думаете, что их нет.
- Резонно, - кивнул рыжий. - Вот я, например, никогда не видел рыбу-каплю, и думал, что ее нет. Точнее, не думал, что она есть. А она есть.
- Что? - опешил Егор. - Какая еще рыба-капля?
- Ну такая, глубоководная. У нее нет чешуи, а тело как гель и меньше плотности воды. Ее в третьей части "Людей в черном" подавали в ресторане, а она говорила человеческим голосом. Видел?
Егор растерянно помотал головой. Разговор выходил странный. Причем здесь вообще какие-то рыбы? Да еще и говорящие! Он хотел спросить об этом у рыжего, но тот хлопнул себя по лбу:
- Ой! У меня же вода для макарон закипела! - И метнулся на кухню, скрывшись из виду.
Макароны, значит. Какой заботливый! Завтрак готовит. Небось еще и кофе в постель принесет - для Веры. Все тридцать три удовольствия! А бабы, конечно, млеют от такого!
Егор достал сигарету и закурил. Хотелось убраться побыстрее к себе домой, но он решил остаться - из принципа - и узнать, чем все закончится. "Хотелось посмотреть Вере в глаза, вот что!" - признался он себе. Хотя чем она по сути была ему обязана? Ее личная жизнь его не касалась... как выяснилось. И это очень задевало - до боли. Хотя куда больней было оттого, что у Веры эта самая личная жизнь в принципе была.
- О, Верунчик, ты проснулась? - донесся с кухни голос рыжего.
- Проснулась, - сонно и чуть недовольно отозвалась Вера. - Вы бы еще погромче своих рыб обсуждали. - Он вышла на балкон, запахнув полы махрового халата, и как ни в чем не бывало глянула на Егора: - Привет! Я смотрю, вы уже познакомились.
- Вот с этим как раз не задалось, - процедил он и затянулся сигаретой.
Вера вздохнула и крикнула в открытую дверь на кухню:
- Мак, ну ты как всегда! Загрузишь человека своими теориями, а сам даже не представишься!
- В контексте информационного пространства Вселенной личное название отдельного представителя Homo sapiens не имеет существенного значения, - провозгласил из кухни рыжий.
- Долго эту фразу заучивал? - с издевкой бросил Егор в ответ.
Понторез несчастный! Известное дело - с умным видом навешать бабе на уши лапши, чтобы она потекла от восхищения редкостной эрудицией и неординарностью взглядов. Нет, Егор сам никогда не практиковал этого, но видывал таких донжуанов в действии.
- Да нет, - высунув голову на балкон, сказал рыжий. - Это вообще-то была импровизация. - И, глянув на Веру, мило поинтересовался: - Верунчик, а где мои джинсы?
- В ванной на змеевике сушатся. Мне их стирать вчера пришлось.
- Зачем? - Рыжий растерянно хлопнул глазами.
- Затем, что ты, дорогой друг, прежде чем задрыхнуть по пьяни на моей кровати, по-свойски снял штанишки и кинул их на пол. А какой-то умник по такой же пьяни принял их за половую тряпку и вытер ими лужу от пива, которое разлили в коридоре. Кстати, сходи посмотри. Джинсы уже, наверно, высохли.
- Ага, сейчас, - кивнул рыжий и скрылся в кухне.
Какая забота, вы посмотрите! Этот хрен нажрался в стельку и отрубился, а Вера ему штаны постирала, еще, небось, одеялком укутала, а потом и сама под боком улеглась!
- А что же ты ему носки не заштопаешь? - сквозь зубы процедил Егор, исподлобья глянув на нее.
- Зачем? - удивилась она точно так же, как недавно и ее кавалер.
- А почему нет? - фыркнул Егор. - Если уж ты обстирываешь его, так давай еще и обшивай!
Вера скрестила руки на груди, склонила голову набок и очень внимательно посмотрела на него.
- Егор, признавайся, что тебе нужно зашить или постирать, чтобы ты успокоился? - с усмешкой сказала она.
- Да причем тут это? - огрызнулся Егор. Она попала почти в точку, и теперь он не знал, куда деть глаза и руки от накатившей волны смущения, и потому достал еще одну сигарету и закурил.
Ответить Вера не успела.
- Отлично, почти высохли. Только карманы влажные немного, - донесся из кухни голос рыжего.
- Ну и чудно! - ответила ему Вера, бросив взгляд в сторону дверного проема, ведущего на кухню. Видать, любовалась результатом своих трудов!
- Слушай, Верунь, ну и гнездо ты себе тут свила! - снова крикнул он из кухни. - Пенка, спальник, только палатки не хватает. Мне прям стыдно, я на твоей кровати дрых как король, а ты на полу, на кухне.
- Да я от твоего храпа чуть на лестничную площадку не умотала, - проворчала Вера, впрочем, весьма добродушно.
- Вот потому я вашей женской братии и не нравлюсь. Не успеешь с девчонкой познакомиться, а она уже улепетывает дальше чем видит. - Из кухни донесся отчетливый печальный вздох.
- Думаешь, из-за храпа? - усмехнулась Вера.
- Ну не из-за траха же! До него вообще не доходит!
Егор, едва сдерживая раздражение, слушал их диалог и делал одну затяжку за другой. И тут до него начало доходить: этот хрен вовсе не обязательно должен был быть мужиком Веры!
- Нет, ну что ты сразу всю женскую братию клеймишь? Мне же ты нравишься, - возразила она рыжему.
- Ты не женщина, Верунчик, ты друг. А трахать друга - это извращение какое-то! - Рыжий наконец-то появился на пороге кухни с кастрюлей в руках. - Макароны с тушенкой будешь? - спросил он у Веры.
- Нет, спасибо! Я с похмелья исповедую религию целительного голодания, - рассмеялась она.
- Ну как знаешь, - пожал плечами рыжий. - А ты будешь? - обратился он уже к Егору.
Егор помотал головой. Еда была последним, чего он сейчас хотел. Впрочем, злость отпускала, сменяясь осознанием того, как глупо он выглядел со своей дурацкой ревностью. Спасибо еще не успел наговорить совсем уж лишнего или наворочать непоправимого.
- Я Мак, - улыбнулся рыжий и протянул руку сквозь одну из ячеек в решетке между балконами.
- Почему Мак? - удивился Егор. Ему и при первом упоминании это имя показалось странным, но тогда было не до того, чтобы задаваться такими вопросами.
- Поэтому, - этот самый Мак тряхнул кастрюлей, которую прижимал к себе одной рукой и многозначительно глянул внутрь.
- Макаронный Монстр, - с усмешкой пояснила Вера. - От этого производное. Потому что Мак питается одними макаронами.
- Неправда, - шутливо возмутился тот. - Я и другое ем, ты же знаешь. Но макароны - это просто, сытно и экономично. А что еще одинокому мужику надо?
- Ага, - кивнула Вера, - и только поэтому ты всегда таскаешь в рюкзаке пачки макарон и готовишь их при любом удобном случае.
- Нет, ну, а что? - засмущался он. - Мне же они пригождаются. Вот сегодня, например, я и так тебе доставил неудобства, да еще бы объесть пришлось с утра, если бы у меня при себе запасов не было.
- Меня объесть еще никому пока не удавалось, - улыбнулась Вера.
- Хе-хе, все меняется. Глядишь, придет кто-нибудь, сначала объест, а потом обженит. Притом на себе, - хохотнул Мак.
Егор вздохнул и бросил тоскливый взгляд на догоревшую уже до фильтра сигарету в руке. Опять та тема, думать о которой не хотелось! А потом он опомнился: сколько времени прошло, а Мак все еще держал свою руку протянутой.
- Я Егор, - сказал он и наконец ответил рукопожатием.
- Ага, - кивнул Мак. - Меня вообще-то Рома зовут, если тебе так удобнее.
Он достал ложку, которая была воткнута в карман джинсов, уселся в Верино кресло и принялся за макароны. А Вера взяла с табуретки сигареты и зажигалку и закурила. А потом, легонько оттолкнувшись пяткой об один из поперечных прутов ограждения, уселась на перила.
- Вера! - воскликнул Егор и двинул коляску в ее сторону. - Вера, слезь! Ты же упадешь!
- С чего ты взял? - устало вздохнула она, закатив глаза.
- Да что ей сделается? Она же кошка! - усмехнулся Мак.
- Какая еще кошка? Что ты несешь? Это опасно! - огрызнулся на него Егор.
- А жить, Егор, вообще опасно, - очень серьезно сказала Вера и затянулась сигаретой. - И что же из-за этого прятаться ото всего и отказывать себе во всех удовольствиях?
- Сидеть на перилах на высоте шестого этажа - сомнительное удовольствие! - запальчиво возразил Егор.
- Каждому свое. - Вера развела руками. - Мне на перилах сидеть нравится, и я это частенько практикую, когда у меня бывают гости - отсюда всех прекрасно видно. При тебе просто пока не доводилось этого делать. Но привыкай: это не в первый раз и не в последний.
Егор хватанул воздуха ртом, но так и не нашелся, что ответить на такую отповедь. Он-то переживал, что ее личная жизнь - не его дело. А оказалось, Вера даже в таких мелочах готова жестко поставить на место, если он зарвется.
- А, кстати, Верунчик, чего ты кошку не заведешь? - Мак, очевидно, решил сменить тему.
- А кто за ней ухаживать будет? Меня же иной раз неделями дома не бывает, летом - особенно. У меня был кот, помнишь? Так ему вечно приходилось передержки искать.
- А-а, помню, тот серый засранец, который ненавидел всех мужиков! - заулыбался Мак. - Как его звали?
- Пончик. - Вера тоже улыбнулась, и взгляд ее медовых глаз стал особенно теплым. - Да, он был ревнивым мужчиной.
- А у твоих котов типа имена не дурацкие! - фыркнула Вера.
- Не дурацкие, - подтвердил Мак. - Они трансцедентные.
Вера рассмеялась:
- О, да! Это в твоем стиле!
- А что за имена? - заинтересовался Егор.
Мак прожевал очередную порцию макарон, которую успел отправить в рот, и, состроив серьезную мину, принялся перечислять:
- Ну, значит так, котов зовут Вантуз, Пинцет и Штангенциркуль, а кошек - Лямбда, Зубочистка, Глиста и Падла.
- Не слишком ласково, да? - усмехнулась Вера, глянув на Егора.
Мак пожал плечами.
- Зато отражает самую суть.
- Стоп! Сколько у тебя кошек? Семь? - Егор в недоумении потер висок. - Зачем столько?
- Счастливое число, - коротко ответил Мак. А Егор так и не понял, в шутку это было сказано или всерьез. Вера тоже никаких подсказок не давала.
Покончив с макаронами, Мак вздохнул и объявил:
- Пора мне домой. А то матушка погостить приехала, все обещает моего линя зажарить. Боюсь, не услежу - так и сделает.
Вера изумленно вскинула брови.
- Какого еще линя? - Кажется, на сей раз удивлена была даже она.
- Да такого, серого, вот такого. - И он раздвинул ладони, очевидно, чтобы продемонстрировать примерную длину. - Он у меня в ванной живет.
- И давно? - поинтересовалась Вера - как-то очень осторожно.
Мак явно задумался, воздев вверх глаза.
- С месяц или больше, - выдал он наконец. - У меня сосед рыбак, может, помнишь, дедок такой, продал мне карпов - целое ведро. Я их живых резать не могу - запустил в ванну, подождать, пока сами передохнут. А среди них линь оказался. Карпы за пару дней все откинулись, а он до сих пор жив. Кормлю его хлебом и фаршем, говяжий ему особенно нравится.
- А моешься ты как? - спросила Вера.
Она докурила сигарету и соскочила с перил, чтобы закинуть бычок в пепельницу. А потом залезла обратно. Егора аж передернуло! Со своей боязнью высоты он сам никогда бы не решился сидеть на перилах - даже в те времена, когда еще мог это сделать физически - и потому не волноваться за Веру просто не выходило!
- Нормально моюсь, - пожал плечами Мак. - Линя в тазик пересаживаю. А потом обратно.
- А твои кошки на него не охотятся? - поинтересовался Егор. Его эта абсурдная история как ни странно захватила.
- Ну нет, - Мак задумчиво поскреб пальцами рыжий затылок. - Я им объяснил, чтоб его не трогали. И еще домик ему сварганил из старого таза. Сделал дырку в одной из стенок и пустил его плавать вверх дном. Если кошки линю надоедают, он туда прячется.
- А они все-таки надоедают? - уточнила Вера.
- Ну бывает, - развел руками Мак. - Собираются на краю ванной и смотрят на него. - Он замер, задумчиво глядя в пустую кастрюлю. А потом со вздохом пожаловался: - Маман говорит, что если я линя не выпущу, она его зажарит.
- Так выпусти! - сказал Егор. Он, конечно, ничего не понимал в содержании линей, у него даже аквариумных рыбок никогда не было. А вот у Светы были, и, глядя в их печальные глаза, всегда казалось, что они хотели на волю.
- Не могу. - Мак жалобно шмыгнул своим большим носом. - Я с ним сроднился.
- А хочешь, вместе его выпустим, - предложила Вера. - Можем даже ритуал целый устроить. На закате, под музыку. Включим саундтрек из "Титаника" с телефона. Или еще чего. Ты же своего линя лучше знаешь, что ему больше понравится. Фаршем накормим впрок. А?
- Давай, - обреченно вздохнул Мак. - Ты сегодня вечером сможешь? А то боюсь, маман его дольше терпеть не станет. Вот и угораздило же ее в гости приехать! - Вера кивнула, а он добавил: - Ты только в квартиру ко мне не заходи, а то маман ты уж больно нравишься, она мне опять начнет мозги полоскать, мол, какая хорошая девушка и все такое. Всю жизнь меня стращала, что бабы все сволочи, залетят, а потом женись, а теперь ей внуков подавай. А откуда им взяться-то? Теперь вот сам уже ничего не хочу, а ей понадобилось. Впрочем, ты ей всегда нравилась.
Егор насторожился и внимательно посмотрел на Мака. Но нет, непохоже было, чтобы тот разделял матримониальные планы своей матери. А что бы сказала про Веру его, Егора, мать? Пожалуй, ничего хорошего. Курящих женщин она не выносила по факту, да и вообще Вера ни в чем не соответствовала ее представлением о хороших девушках. Кроме, наверное, кулинарных талантов. И то, как посмотреть. Увидь она как Вера смешивает все со всем безо всяких представлений о рецептуре, схватилась бы за сердце.
- Договорились, - улыбнулась Вера. И, оперевшись руками о перила, закинула ногу на ногу. Егор отвернулся и с силой потер глаза. Эта ее эквилибристика грозила его самого в скором времени до инфаркта довести. - А как твоего линя зовут?
- Так и зовут: Линь. С большой буквы "Л", - ответил Мак. - Ладно, пойду я. Дверь за мной закроешь?
- Да сам закрой, - махнула рукой Вера. - Она у меня просто так захлопывается.
- Не боишься однажды ключи забыть и домой не попасть? - прищурился Мак, уже поднявшись с кресла.
- С учетом моей рассеянности - каждый раз боюсь, - вздохнула Вера. - Но пока бог миловал.
Мак распрощался со всеми и даже снова пожал Егору руку и ушел.
- А он юморист, - осторожно сказал Егор. Задеть Веру какой-нибудь слишком категоричной характеристикой ее друга не хотелось, но и оставить этого персонажа совсем без комментариев не было никакой возможности - настолько нелепым и странным он казался. Или просто Егор настолько отвык от людей?
- Я бы не сказала, что юморист, - дернула плечом Вера. - У Мака все это вполне серьезно. Вот что он весьма шизоидный товарищ - это да.