Аннотация: Есть обычай на Руси — ночью слушать «Би-би-си».
Вспоминая голос Анатолия Максимовича Гольдберга
.
Вражеские голоса 33k
Обозреватель Би-би-си об Илье Эренбурге) 27k
Где ж Вы, Анатолий Максимович? 13k
О работе русской секции Bbc 21k
Советское радио, ксерокс и пишущие машинки 9k
Вражеские голоса»: 6k
Лукавство леди Филлимор 18k
Сева Новгородцев: Случись война, буду в английских окопах 43k
Анатолий Максимович Гольдберг: "право быть коммунистом" 4k
Сева Новгородцев — о Кгб, украинском национализме, Крыме и Одессе 28k
Вашингтонский Крысолов Остаётся 13k
О судейских париках и галстуки-бабочки в эфире 3k
Не надо повторять ошибки западной пропаганды 12k
“неотъемлемое право русского – жить там, где ему заблагорассудится” 14k
Диалог Верующего С Неверующим 72k
Русской службе Би-би-си – 70 ле 8k
Радиодиверсия провалилась "Вражеские голоса" прекращают эфирное вещание и уходят в Сеть 13k
Зарубежное радиовещание против Ссср 16k
Анатолий Максимович Гольдберг (1910-1982) 26k
Алфавит инакомыслия'': Би-Би-Си 46k
«общество впервые в истории видит себя таким, как есть» 72k
Совершенно секретно: как на Би-би-си искали коммунистов 8k
А н а т о л и й М а к с и м о в и ч 21k
Об Анатолии Максимовиче Гольдберге 27k
Анатолий Гольдберг 10k
ВРАЖЕСКИЕ ГОЛОСА
— Илья Эренбург
«
Есть обычай на Руси — ночью слушать «Би-би-си».
»
— Народ
Эти люди глушили иновещание в Вильнюсе
Вражеские голоса (западные радиоголоса, иновещание, иностранное радиовещание на территорию СССР) — метод идеологического давления стран загнивающего капитализма на нашу Советскую Родину, символ холодной войны наряду с Берлинской стеной, гонкой вооружений, противостоянием НАТО и Варшавского блока. Сыграл не последнюю роль в крушении Страны Советов, разлагая умы ее граждан (особенно — молодежь) с 1946 года (на самом деле, вещание началось еще до ВМВ, но об этом ниже).
Содержание []
1 За мировую революцию!
2 Глушение, или Буржуины шлют лучи добра
3 Черный список радиостанций
3.1 Голос Америки
3.2 Русская служба «Би-би-си»
3.3 Радио «Свобода»
3.4 Немецкая волна
3.5 Голос Израиля
3.6 Радио Китая
3.7 Радио Тирана
3.8 Радио Ватикана
4 Целевая аудитория
5 Как ловили сигнал
6 Веселые истории и всякие слухи
7 Вражеские голоса и новые технологии
8 Галерея
9 Видеогалерея
10 Примечания
11 Ссылки
12 См. также
За мировую революцию!
В начале XX века Попов вместе с Маркони изобрели радио. После победы большевиков товарищ Ленин и партия подумали и решили, что оно принесет много пользы пролетариям всех стран. Сменивший Ильича Коба приказал создать международное радио, чтобы нести идеи коммунизма не только на своей территории, но и по всему миру. И в 1929 году «Московское радио» начало вести свою подрывную деятельность. Первыми жертвами красной пропаганды стали немцы, затем французы и англичане. А через десять лет леваки всех стран вещали уже на 13 языках, включая арабский и индонезийский.
Во время советско-финской войны 1939 года в эфир местного радио внезапно влез некий голос, который на финском языке с русским акцентом призывал бороться с буржуинами в Суоми. Этот факт был военной тайной, которую рассекретили только к 80-летию финского радио.
К началу ВОВ коммунистическое радио прокачалось до 21 языка, а установленные советским правительством трансляционные передатчики мощностью более 9000 Вт обеспечивали нужной информацией всех союзников по антифашистской борьбе, китайцев, арабов и даже запад США. То есть, призрак коммунизма был не таким уж призрачным. Что характерно, ни одна западная страна до войны таким мощным иновещанием не обладала. Даже геббельсовское Weltrundfunksender с крутейшим коротковолновым передатчиком в мире ниасилило запилить свою русскую службу со свастикой и штурмовыми отрядами. Гитлер и его главный союзник Муссолини не смогли придумать ничего лучше, чем банально глушить большевистскую станцию. Итальянский дуче еще в 30-х годах лично приказал заткнуть проклятых жидобольшевиков, а нацисты взяли с него пример. А нихонский император Хирохито вообще ничего не сделал, потому что Страна Восходящего солнца была тогда технически отсталой.
В итоге весь этот хваленый Тройственный пакт только хлопал ушами и испытывал сильное горение в анусе, особенно когда услышал обращение от взятого в плен под Сталинградом фельдмаршала Паулюса.
Глушение, или Буржуины шлют лучи добра
Magnify-clip.png
Леонид Гайдай все правильно показал, даже звук глушилки аутентичный
Совершенно секретно Москва, 16 августа 1949 года, 1 час пополудни
2058. Относительно «Голоса Америки» (телеграмма посольства 2056, 16 августа). Мною были упомянуты помехи, чинимые нашим радиопередачам, как о хорошо известном факте, и при этом было отмечено, что радиопомехи являются нарушением Каирской и Мадридской конвенций, которые подписали оба наших правительства. Далее я сказал, что если имеются замечания в отношении содержания радиопередач, то эта проблема могла бы быть рассмотрена по дипломатическим каналам, и что это представляется более предпочтительным, чем прибегать к нарушению конвенций.
Сталин заявил, что он недостаточно информирован и просит министра иностранных дел ответить на этот вопрос. При этом он с улыбкой спросил Вышинского: «Это „Би-би-си“?» Вышинский пояснил, что я имею в виду «Голос Америки». «Они ругают нас?» — спросил Сталин. «И очень даже», — ответил Вышинский. Оба засмеялись. Сталин повернулся ко мне и сказал, что он попросит министра иностранных дел заняться этим вопросом. Ни он, ни Вышинский не оспаривали факта радиопомех, о которых я говорил.
Мне кажется, что следующий шаг теперь должен сделать Вышинский, и, я думаю, нам следует подождать этого его шага. Если он предпочтет не проявлять инициативы в обсуждении этого вопроса, то в таком случае он возьмет на себя ответственность за нарушение договоренности, что будет играть в нашу пользу.
Посол в Советском Союзе (Кэрк) государственному секретарю
Граждане, не забудьте зарегистрировать ваш радиоприемник!
Принято считать, что первыми применили глушение радиопередач противника немцы. Но это не так. Во время Русско-японской войны в 1904 году наш броненосец «Победа» совместно с береговой станцией впервые в истории заглушили радиокорректировку обстрела япошками Порт-Артура, в результате чего их снаряды ушли в молоко[1].
Только в последние годы Первой мировой войны немцы заглушили радиотелеграфную линию Петроград — Париж, на что французы ответили им подавлением берлинского телеграфа с Эйфелевой башни. Потом в Германии забивали первую советскую радиостанцию Коминтерна. В общем, на тему постановки радиопомех можно написать отдельную статью.
Во Вторую мировую войну более-менее эффективными методами борьбы стали срачи в прямом эфире официальных радиостанций и спуфинг, или подмена сигнала, когда воюющие стороны занимали частоты друг друга и пытались сбивать с курса самолеты. Также началось взаимное глушение всех радиопередач. Фрицы забивали радиопередачи в захваченных европейских станах, союзники давили радиообмен кригсмарине.
Когда затихли последние залпы войны, то сэр Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую фултонскую речь про железный занавес. Наш усатый вождь сразу понял, что будет дальше, и по-тихому начал строить по всему Союзу мощные радиопередающие центры, которые не транслировали полезный сигнал, а наоборот — подавляли его. Начали с забивки передач старого врага советской власти — испанского каудильо Франко, синьор Франсиско ответил взаимностью. Далее под раздачу попало католическое «Радио Ватикана». А в феврале 1948 года кровавой гебней начато глушение «Голоса Америки» — главного пиндосского идеологического проводника идей демократии.
Особой приметой таких радиоцентров стали высокие антенные мачты. В зависимости от мощности передатчиков их могло быть от одной в центре города до шести и даже восьми на его окраинах или в пригородах. Само собой, что тратить кучу бабла только на станции постановки помех было бы нерационально, и эти громадины параллельно ретранслировали легальные радиопередачи, а также обеспечивали закрытый радиообмен армии и флота. Народ, живший по соседству, естественно был осведомлен по сарафанному радио, что за вышки понатыкали рядом с ними.
Канонiчная глушилка в Екатеринбурге. Такие антенны по всему Союзу стояли
После смерти отца народов капстраны начали усиливать информационную войну, в том числе — и в странах ОВД, поэтому мощностей внутренних советских станций радиопомех стало не хватать. Тогда в рамках СЭВ глушилки начали устанавливать в ГДР, Польше, Чехословакии и Болгарии (в Венгрии, Румынии и Югославии забивку временно прекратили). Чтобы еще сильнее задавить голоса, советские связисты активно сотрудничали со своими коллегами по ОВД. Особенно много сил и средств вкладывали в поляков, потому что панове были второй по важности целью западных пропагандистов. Простым пшекам такая политика быстро надоела, и они начали бунтовать. В результате глушилки отключили почти на 14 лет, а когда решили включить обратно, то сделали некоторое послабление: вместо опасного для мозга и ушей гула и шипения транслировали легкую инструментальную музыку, иногда разбавляя ее The Beatles. Позднее вместо музыки полякам и совкам передавали модулированный голосоподобный сигнал, записанный на магнитную ленту, либо врубали на нежелательных частотах специально созданный для противостояния буржуинам «Маяк».
Такая информационно-техническая война в радиоэфире стоила всем участникам огромных денег. Постоянно строились новые радиоцентры, мощные ламповые ретрансляторы и высокие антенные мачты. В Стране Советов через месяц после начала войны население под угрозой массовых расстрелов заставили сдать все имеющиеся на руках радиоприемники, оставих их только тем, кто имел отношение к радиовещанию или государственным органам власти. После войны их вернули, оставив правило об обязательной регистрации. А когда Хрущев развенчал культ личности Сталина, регистрацию тоже отменили, решив применить армейский способ: не запретим, так лишим технической возможности. Все бытовые радиоприемники стали выпускать с урезанным коротковолновым диапазоном 19, 16, 13 и 11 м, оставив его только в экспортных моделях, потому что на этих частотах не было надоедливых помех. Но и это не помогло: огромная масса радиолюбителей их дорабатывала, перематывая приемные контуры. Особенно ценились рижские «ВЭФы» и минские «Океаны» с барабанными переключателями диапазонов. Владельцам ламповых радиол было проще: у них более высокая чувствительность, соответственно, качество приема улучшалось. А в радиолу «Сакта» латвийские инженеры случайно или намеренно заложили недокументированную возможность: если одновременно нажать клавиши КВI и КВII, то она принимала диапазон 19 м без дополнительных переделок.
Специально отобранные комитетчиками люди не только глушили враждебную пропаганду, но и мониторили ее. Для этого весь эфир прослушивался, записывался, по записям велась аналитическая работа, составлялись сводки и графики вещания определенных передач, и все это отправлялось руководству КГБ, а от него — узкому кругу членов ЦК КПСС, имевших допуск к секретным сведениям.
По глушению иновещания можно было определить вектор политической жизни в мире. Если оно ослаблялось, то в отношениях буржуинов и пролетариев наступала разрядка. А если усиливалось, то либо где-то шла война, либо внутри социалистического блока случились некие противоречия. Причём уже в первой половине 1980-х можно было без опаски рассказывать в курилке о передачах по голосам, но добавить, что ты с услышанным категорически не согласен, и вообще буржуи только зря радиолампы тратят.
Интересно, что с приходом минерального секретаря и началом перестройки и гласности в первые два года забивка вражеских голосов только усилилась, но потом стала ослабевать, за исключением особо зловредных «Радио Свободы», «Немецкой волны» и «Голоса Израиля». Полностью подавление иностранного вещания было прекращено в ноябре 1988 года, как и торжественно пообещал Горби с трибуны ООН.
Черный список радиостанций
Magnify-clip.png
Те самые «Голоса»
Всего за период холодной войны в СССР от радиоподавления пострадали более 19 идеологически чуждых советским гражданам радиостанций. Любая иностранная станция, начинавшая вещать на русском языке либо на языках других совковых республик, сразу же попадала в поле зрения товарища майора из КГБ. Приведем наиболее известные имена.
Голос Америки
«
Дорогая редакция «Голоса Америки»! Пишет вам Роза из Одессы. Хватит каждый день говорить: «Вы слушаете голос Америки»! Я таки не слушаю ваш «Голос Америки», это мой муж Жора слушает, а я ему ужин готовлю и внимание на вас не обращаю!
»
— Одесский юмор
Она же VOA. Создана на деньги американского правительства еще в 1942 году как ответ против немецкой коричневой чумы. В 1948 году переключилась на международное вещание, а на своей территории оно запрещено законом, чтобы собственное население не пришло в ужас от подачи одной и той же информации для своих и для чужих.
В 1947 году ZOG набрало туда русскоязычных эмигрантов второй волны и запустило вещание как приоритетное для борьбы с красными. Естественно, советская власть ответила на это тотальным глушением, но оно было не слишком эффективным. К 70-м годам ее слушали массово. Кстати, тогда же радио реформировали, и «Голос Америки» перестал озвучивать официальную американскую позицию, сменив ее на «мнение редакции». Молодежи пришлась по нраву программа «Музыка для танцев», где передавали записи культовых тяжелых групп: Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath. Такие имена, как Марина Левицкая, Маша Суханова, Юрий Осмоловский и Билл Скандрич, почитались важнее, чем какая-нибудь история КПСС. Народ постарше слушал англоязычную передачу про джаз «Jazz Hour», политические новости о далеких американцах и события из родной жизни, некоторые проблемы которой было не принято озвучивать. А еще там читались и обсуждались непечатаемые диссиденты вроде Солженицына, Аксенова, Василия Гроссмана и других.
Попытки власти остановить популярность VOA вроде выхода скучных заказных статей ни к чему не приводили. Чтобы не палиться перед ответственными работниками, народ говорил, что слышал голос или голоса, которые что-то там передавали. И никто не вызвал психиатрическую помощь, потому что хорошо знал и понимал, из какой страны были эти голоса. Станция была настолько популярной, что любой западный радиоголос называли голосом Америки, ведь из-за помех хрен разберешь, что и откуда вещают эти империалисты.
Русская служба «Би-би-си»
Сева в шляпе и с орденом Британской империи
«
Но от зари и до зари
Одни глушилки подлые!
Молчит товарищ Гольдберг,
Не слышно Би-би-си…
»
— Александр Галич. О принципиальности
Она же BBC Russian Service. Первым из союзников донесла перевод на русский язык речи премьер-министра Черчилля о нападении нациков на Союз в 1941 году. Во время войны по-джентльменски согласовывало все русскоязычное вещание с советским послом на островах товарищем Майским. Но в 1946 году эти игры кончились и начались совсем другие. В апреле 1949 года передачи стали подавлять, но несмотря на помехи, служба стала второй по популярности среди советских продвинутых радиослушателей, уступая лишь более богатому «Голосу Америки».
Главным символом британского иновещания стал лондонский особняк Буш-хаус, откуда, помимо вышеупомянутого Анатолия Максимовича — ведущего информационной рубрики «Глядя из Лондона», делал свое грязное дело другой знаменитый еврейский эмигрант — Сева Новгородцев, он же Всеволод Борисович Левенштейн. Смывшись из советского Ленинграда вместе с женой, бывший джазист перекантовался в Австрии и Италии, откуда переехал на туманный Альбион. В столице бывшей империи Сева вел ту самую «Программу поп-музыки из Лондона» (в 1991 году ставшей «Рок-Посевами»), где под записи тогдашних хитов мировой музыки тонко троллил советскую власть и бывших соотечественников. Сева внес немалый вклад в популяризацию в СССР группы Queen. Его передачи записывались на магнитофоны, а потом расшифровывались, перепечатывались и распространялись по каналам самиздата. На их основе фанатами был создан сайт seva.ru, которому Новгородцев активно помогал. С 1987 года выходил «Севаоборот» с музыкальной заставкой на фоне звона курантов Биг-Бена. А еще там выпивали и чокались, чтобы посмеяться над начавшейся тогда горбачевской антиалкогольной кампанией. Много позже стал одним из основателей мифа о развале битлами Советского Союза. С 2003 по 2015 годы, в конце эпохи коротковолнового вещания, вел передачу «БибиСева». Награжден Орденом Британской империи. Ныне на пенсии.
Радио «Свобода»
Также известна как РСЕ/РС и RFE/RL. Создана американским Конгрессом при поддержке Госдепа и ЦРУ. Понятно, что работали там самые махровые и ярые эмигранты-антисоветчики. Первоначально называлась «Радиостанция Освобождение», начав вещание из Мюнхена. Помимо СССР, работала на все страны Варшавского договора, особенно уделяя внимание Польше.
Боролись с ней наиболее круто, глушение не ослабевало до ноября 1988 года, потому что стоявшие за ней агенты ZOG даже не пытались для приличия скрывать свои цели и вели настоящую шпионскую войну с аналитикой и мониторингом советской и другой социалистической прессы, радио и телевидения, вербовкой агентов и прозападно настроенных диссидентов. Работали на совесть, поэтому кровавая гебня часто пользовалась радиоперехватами вражеской станции, получая ценнейшие данные, которые нигде больше не публиковались. А с помощью товарищей по соцлагерю чекисты били врага его же оружием, под видом журналистом засылая в это американское логово своих верных людей. Знаменитыми операциями стали устранение агентами ДС НРБ болгарского диссидента и редактора болгарского вещания Георгия Маркова, и взрыв в мюнхенской штаб-квартире радиостанции, куда по заданию румынской Секуритате была заложена бомба.
Целевой аудитории станции были интересны литературные встречи, круглы столы и диспуты с разнообразными диссидентами и подпольными писателями вроде Довлатова и Галича, почитать которых могли только в самиздате. Также много времени уделялось национальной политике в СССР и Восточной Европе, фактом репрессий и притеснений. Американские хозяева обвиняли станцию в пропаганде национализма, антисемитизма и русофобии в национальных республиках Союза, и даже хотели ее закрыть, но не вышло. Правда, денег Конгресс стал выделять меньше, многих сотрудников станции сократили, а в 1976 году «Радио Свободная Европа» и «Радио Свобода» слились в одну.
В качестве позывных Русская служба станции использовала «Гимн свободной России». Радиослушатели советских времён считали её самой безблагодатной: вместо мелодий зарубежной эстрады какие-то старпёры вещают 24/7 о политике и прочих скучных вещах.
Отдельно доставляет тот факт, что условия контракта на ней просто адовые и запрещают отступать от озвученной на планёрке позиции или критиковать руководство Радио «Свободы» в любой форме. Так как многие из нынешних её журнаглистов неосторожно сидят в фейсбуке, опытные тролли наловчились задавать вопросы вроде «Эта ваша позиция или из методички от редакции?», «Скажите, а что в редакционной политике вам не нравится?», «Получается, Радио „Свобода“ — секта?» и успеть получить еды перед закономерным баном.
Немецкая волна
Она же DW. Наследница Weltrundfunksende, в 1962 году стала самостоятельной и тогда же начала вещание на иностранных языках, в том числе — на русском. Забивалась СССР вместе с ГДР еще в 50-х годах, транслировала в основном информационно-политические программы, новости и интервью с теми же диссидентами. Музыки было мало, потому что западные немцы знали о восточных соседях и их друзьях из Москвы, ставящих радиоэлектронные барьеры. Как могли боролись с глушением, постоянно меняя частоту и увеличивая время вещания по выходным дням, чтобы в Союзе их сигнал могли услышать отдыхающие вдали от больших городов на дачах, куда не добивали генераторы помех. Именно на DW впервые были прочитаны отрывки из солженицынского «Архипелага ГУЛАГ».
Голос Израиля
Он же «Коль Исраэль» (евр. рас. קול ישראל). Рупор мирового жидомасонства и сионизма. С 1958 года вещает на русском языке. С еврейской хитростью начал обработку своих будущих соотечественников практически из подполья, ведущие программ прятались под псевдонимами. Сначала разговоры о политике были табу, только Танах, история Израиля и жизнь молодого государства. С 1965 года шекели на вещание выделяются МИДом и Сохнутом, через два года советские евреи слушают заветные позывные «Вы слушаете голос Израиля из Иерусалима» уже массово. В результате — в 1971 году потекла массовая алия на Землю Обетованную. Через год кровавая гебня опомнилась и начала глушить этих подлых агентов Моссада с пейсами, до этого подавлявшая ивритоязычный «Голос Сиона», который был советским евреям, знавшим преимущественно идиш, до лампочки.
Радио Китая
Начало вещать на русском языке в 1954 году, транслировались не только китайские, но и мировые новости. Глушилась в период обострения отношений между Поднебесной и Советами. Гениально простое решение хитрожопых китайцев обойти любые преграды — сделать трансляцию русскоязычных передач инвертированной, и цензоры считали, что это не русский, а китайский язык. Так-то!
Радио Тирана
Главное оружие пропаганды товарища Энвера Ходжи. После ссоры с ним радио объявили вредительским и подавляли. Вещало скучную пропаганду, обвиняя весь мир в попытках срыва мировой коммунистической революции, а СССР и Югославию — в ревизионизме и отходе от идей марксизма-ленинизма. Запомнилось дикторами с отличным русским языком практически без акцента, но говорившими вместо «Албания» «Албэния» со звуком ə и не склонявших фамилию Ходжа.
Радио Ватикана
Официальное радио Святого Престола, вещающее из Рима. Создано в 1931 году самим Гульельмо Маркони. Глушилось по причине атеистической политики советской власти, особенно при поляке-антикоммунисте Иоанне Павле II, который мечтал распространить католицизм головного мозга в ненавистной Совдепии.
Целевая аудитория
Аудитория вражеских голосов в СССР была самой разной: от школьников и студентов до заслуженных профессоров и академиков. Молодых слушателей больше всего интересовали музыкальные программы «Голоса Америки» и Русской службы «Би-би-си» с новинками западной рок- и поп-музыки, слушателей постарше — альтернативные новости и политические обозрения вместо скучных статей в газете «Правда» и программы «Время» в 21:00, от которой хотелось спать. Те, кто считал себя диссидентами и антисоветчиками, тайно ловили «Радио Свободу» и «Немецкую волну», которые клеймили больше всего, ведь там работают только агенты ЦРУ, бывшие фашистские пособники и кровожадные империалисты.
Если какому-нибудь советскому школьнику поручали провести урок политинформации, то он спокойно включал приемник, ловил нужные частоты и конспектировал главные мысли либо писал передачи на магнитофон, если он у него был. В итоге его хвалили учителя и ставили в пример как будущего сознательного советского гражданина, который вырастет, станет комсомольцем и сделает успешную карьеру идеологического работника. А если были проблемы с успеваемостью, то отношение резко менялось в лучшую сторону. Правда, эффект от этих уроков был прямо противоположный, и другие одноклассники вместо осуждения буржуинской клеветы так же сидели по ночам у приемников.
Чтобы отвлечь молодежь от иновещания, советские власти в 1987 году создали на радио «Юность» программу «Молодежный канал» с известной заставкой, которую записал сам Игорь Тальков. Школоте это понравилось, и она быстро опошлила и переименовала передачу в «Колодежный манал». Но снова случился облом: ведущие сами слушали западные радиоголоса и активно им подражали, особенно Новгородцеву. До отмены глушения проклятых империалистов полагалось ругать, и на волнах «Молодежного канала» это делалось с таким комсомольским задором, что слушающие это безобразие начинали громко смеяться, потому что лучшей пародии на официальную пропаганду было не придумать.
Как ловили сигнал
Как известно, что запрещено — то хорошо. Поэтому ушлые граждане придумали десятки способов забить болт на радиоподавление:
самый простой способ — проживать на ближнем к глушилке расстоянии: от 200 метров до километра. В радиотехнике существует понятие «серая зона», то есть непосредственно вблизи антенны поймать сигнал невозможно. Следовательно, возле генератора помех можно было ловить сабжевые радиостанции;
уехать подальше от крупных райцентров в сельскую глушь. Потому что в каждый колхоз радиопередатчик не установишь, плюс источников промышленных помех там меньше;
достать мощный радиоприёмник (например, «Казахстан» или «Ишим»), способный ловить все сигналы вокруг, вплоть до сигналов ментовских раций. Недостаток — при прослушке он сам мог мешать радиоприему соседей;
подключить к своему обычному приёмнику особую вундервафлю, которая усиливала сигнал и давала возможность слушать любые радиостанции почти без помех.
те, кто не обладал агрегатом из пункта выше, заливали телескопическую радиоантенну ртутью, что также могло усилить сигнал;
в случае с китайским радио можно было записать передачу на магнитофон и воспроизвести ленту задом наперёд. Очень странно, что советские спецы так облажались. Воистину, если хочешь что-то спрятать, то положи на видное место.
Веселые истории и всякие слухи
Идет милиционер и видит, что в луже лежит пьяный и бормочет:
— Говорит «Голос Америки» из Вашингтона.
Милиционер подходит и говорит:
— А ну, немедленно прекрати передачу!
Тот не унимается:
— Говорит «Голос Америки» из Вашингтона.
Так продолжается некоторое время. Милиционер тогда ложится рядом с пьяным и начинает выть:
— У-у-у, у-у-у…
Анекдот тех времен
Было мнение, что шпили сталинских высоток использовались как мачты радиоглушения, а на их последних этажах находилась специальная комната, в которой сидел представитель НКВД.
5 ноября 1947 года некая работница Светловского радиоузла Калининградской области случайно на целых 15 минут переключила трансляцию на радио «Би-би-си». Предположительно, в это время из Лондона передавали песню Эллы Фитцджеральд. Дальнейшая судьба этой женщины остается неизвестной.
В сказке Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» есть карикатурный миллионер — мистер Гарри Вандендаллес. За плохое поведение джинн превратил его в собаку, которую кормят костями миллионеры с Уолл-стрит. За это он еженедельно двадцать минут лает по «Голосу Америки». Эта подробность есть только во второй редакции 1955 года, в поздних изданиях ее вырезали.
В 1980 году шведская группа ABBA выпустила новый альбом «Super Trouper» c одноименной песней. Представляя ее, Сева Новгорододцев как обычно решил потроллить бывшую родину и объявил, что песня посвящается советским десантникам, отличникам боевой и политической подготовки. Естественно, ни о каких десантниках и вообще о политике в тексте речи не было, это игра слов-омофонов trouper и trooper. Но уже год шла Афганская война, контроль за иновещанием усилился, и о крамольном высказывании Русской службы «Би-би-си» донесли членам Политбюро. Геронтократы шутку не поняли, и семейный квартет моментально исчез из эфира и с прилавков магазинов «Мелодия». А ведь были планы на гастроли ABBA по СССР! Вот так Сева стал невольным виновником опалы знаменитых шведов[2].
В 1986 году чекисты, проведя сложную спецоперацию, вывезли из Мюнхена своего агента Олега Туманова, работавшего и. о. главного редактора Русской службы «Радио Свобода». Туманов, служивший матросом-срочником на Балтийском флоте, дезертировал с корабля возле берегов Ливии и был объявлен изменником Родины. Позже он объявился в ФРГ, женился на еврейке из Латвии, работавшей в Русской службе «Би-би-си» и параллельно шпионившей на американскую военную разведку. Когда один из контрразведчиков КГБ в Греции переметнулся на сторону врага, в Москве поняли, что Туманов близок к провалу, так как этот офицер знал, что он завербован чекистами. Но все закончилось хорошо, ЦК КПСС выделил Олегу Александровичу квартиру, а после смерти его торжественно похоронили как героя.
Вражеские голоса и новые технологии
Основная статья: Цензура
Когда стало ясно, что в холодной войне побеждает Империя добра, то актуальность западного иновещания стала потихоньку слабеть. Берлинская стена пала, глушение отменили, страны Варшавского договора разбежались в разные стороны. Теперь бывшие вражьи станции могли работать официально, но они быстро потеряли свою аудиторию, которая предпочла слушать местное радио, ставшее намного интереснее и доступнее. Да и бороться за свободу слова стало не с кем. Тогда ZOG поняло, что надо менять курс, и переключилось на пропаганду для китайцев, вьетнамцев, северных корейцев, кубинцев, Ближнего Востока, Ирана, Афганистана и Венесуэлы. Там с либеральными ценностями существуют трудности: у власти находятся недружественные дерьмократическим принципам вожди, и применяется отработанное десятилетиями старое доброе глушение вражьих голосов по советским методикам.
С развитием высокоскоростного и доступного интернета вещание ушло туда, а трансляции на средних и коротких волнах прекратились, потому что в России к середине 2010 годов не осталось рабочих ретрансляторов[3]. Остальные европейские страны тоже свернули аналоговое радиовещание. Соответственно, национальные редакции (в том числе и русскоязычные) массово позакрывали, оставив только сайты и каналы на YouTube. А глушение никуда не делось, оно просто сменило аналоговый формат на цифровой. Поскольку никакое государство не допустит, чтобы в его интернетах процветали анархия и вседозволенность, то вместо подавления радиочастот теперь блокируют неугодные сайты. Но это — разговор для другой статьи.
(Обозреватель Би-би-си об Илье Эренбурге)
Люди, в послесталинские времена слушавшие, несмотря на помехи, русские передачи Би-би-си, хорошо помнят обозрение «Глядя из Лондона» А. М. Гольдберга и, думаю, даже его голос. Однако их становится все меньше, и это делает необходимой следующую справку.
Анатолий Максимович Гольдберг
Анатолий Максимович Гольдберг родился в Санкт-Петербурге в 1910 году в еврейской культурной семье (справочники «Весь Санкт-Петербург» начала века среди многих Гольдбергов называют и деда А. М. — Морица, имевшего аптеку на Сергеевской (теперь Чайковского), и отца Максима Морицевича, также жившего на Сергиевской). В 1918 году семье удалось выбраться из России — переехали в Берлин, где А. М. получил образование, в частности — совершенное владение языками: немецким, французским, английским и испанским; каким блистательным оставался его русский, знает каждый, кто слушал А. М. по Би-би-си. В начале 1930-х Гольдберг по германскому контракту работал в Москве переводчиком; в середине 1930-х, с приходом Гитлера к власти, переехал в Англию и в 1939 году стал сотрудником Би-би-си; с 1946-го, когда там была основана русская редакция, он — неизменный ее сотрудник. При Хрущеве и Брежневе, когда советский режим стал в меру нелюдоедским, Би-би-си в СССР, конечно, продолжали глушить, но можно было найти место и время и сквозь помехи слушать Анатолия Максимовича. Стиль его передач, так не совпадавший с привычным стилем советских международников, отличали культура и изящество, интеллигентная ирония и сдержанность; он никогда не опускался до грубости и даже некорректности. Однако интеллигентность не ослабляла политического заряда его слов, напротив — она придавала им большую убедительность. Признаюсь — для многих он был идеалом политического комментатора. Когда в один из приездов в Москву (если не ошибаюсь) премьер-министра Великобритании Гарольда Вильсона А. М. Гольдберг сопровождал его в качестве корреспондента Би-би-си и его вынуждены были принимать в СССР (в те несколько дней Би-би-си не глушили вовсе), помню свои ошеломление и восторг: вместо обычного для А. М. «Глядя из Лондона» прозвучало: «Говорит Москва, говорит Анатолий Максимович Гольдберг!»
Когда в конце 1970-х годов Ирина Ильинична Эренбург сообщила мне, что А. М. Гольдберг начал работать над книгой о ее отце, я был скорее озадачен — казалось, что преимущественно литературная задача далека от его интересов (позже, прочтя его книгу, я понял, что ошибался). Как только Ирине Ильиничне удалось получить разрешение съездить в Париж, где прошла ее юность, А. М. прибыл туда (у него, понятно, проблем с паспортом не было), чтобы прояснить неясные для него вопросы биографии своего героя. Потом, уже по выходе его книги, я увидел в архиве И. И. (если это беспорядочное собрание случайно не уничтоженных писем можно так назвать) письмо А. М. (не знаю, было ли оно единственным) — их диалог, их отношения продолжались и после Парижа.
Почему Эренбург оказался близок и интересен Гольдбергу? Фактические черты сходства их судеб подметить нетрудно — еврейская культурная среда детства в России; журналистика, в которой, каждый по-своему, они были незаурядными фигурами; профессиональный интерес к международной политике, в частности к проблеме отношений Восток — Запад. Главное все-таки — первоначально сильная внутренняя симпатия, сохранявшаяся и потом (разумеется, в разные времена по-разному).
Все началось еще в Берлине.
В первой половине двадцатых годов Берлин был русской книжной столицей: лучшие русские книги выходили сначала там, а потом только — и отнюдь не все — в Москве. А. М. много читал, и книги плодовитого Эренбурга — они тогда выходили одна за другой — хорошо знал и любил.
В апреле 1928 года в Берлине был совместный вечер русских и немецких писателей; среди других и Эренбург читал на нем главы еще не оконченного романа о Гракхе Бабефе — «Заговор равных». А. М. был на этом вечере и впервые увидел и услышал там Эренбурга; он вспоминал: «Я читал все его книги и был очарован этим человеком, его голосом, его мастерским чтением. Я был слишком молод и слишком застенчив, чтобы подойти к нему».
Следующая встреча с писателем (не с его книгами — их А. М. продолжал читать) состоялась лишь через 22 года в Лондоне, в пору Корейской войны, когда Эренбург — один из главных лидеров созданного по команде Сталина Движения сторонников мира — приехал агитировать за это движение. В 1928-м, когда Эренбург вышел на берлинскую сцену читать главы из «Заговора равных», сидевшие в зале сотрудники советского посольства поднялись и направились к выходу (аккуратный в своих выводах Гольдберг допускал, что это могло быть вызвано поздним временем). В 1950-м, как пишет А. М., «ни один советский чиновник не мог и мечтать о том, чтобы выйти, когда Эренбург произносит свою речь». У Гольдберга, что и говорить, было чутье: он ведь мог только догадываться, что Эренбург стал номенклатурой Политбюро (оно в 1950-м году дважды принимало решения по Эренбургу — в начале года разрешив ему поездку во Францию и в Берлин, а затем 30 июня назначив ответственным за все пропагандистское обеспечение Движения сторонников мира и поручив Фадееву «поставить на ближайшем заседании Постоянного Комитета Всемирного Конгресса сторонников мира вопрос о введении т. Эренбурга в состав Бюро Постоянного Комитета»). «Что же до Эренбурга-писателя, которым я долго восхищался и чьи книги читал и перечитывал, — продолжает А. М. сюжет 1950 года, — то я был огорчен, обнаружив, что он просто-напросто скучен». Правда, в другом месте он уточняет свой приговор писателю, перефразируя известную поговорку: поскребите хорошенько Эренбурга и вы еще обнаружите Эренбурга.
Последний раз Гольдберг видел Эренбурга в 1960 году, в эпоху неранней оттепели, снова в Лондоне, на респектабельной конференции «Круглого стола» — Эренбург был одним из его сопредседателей. На сей раз благодаря лейбористу Кони Зиллиакусу, приятелю Эренбурга и также участнику «Круглого стола», Гольдберг познакомился с Эренбургом лично — он даже раздобыл себе место в зале рядом с Эренбургом.
Тут следует заметить, что Кони Зиллиакус, «анфан террибль» лейбористской партии, входил в число тех англичан, с которыми Эренбург был связан не только общим делом, но и дружбой. В этот круг входили также Айвор Монтегю и Джон Бернал; подчеркнем, что само по себе участие в официальной советской внешнеполитической игре не давало ее участникам права рассчитывать на дружбу Эренбурга. Так, замечу, из «просоветских» англичан в круг Эренбурга никогда не входил знаменитый юрист и во все времена «верный друг СССР», даже не упомянутый в мемуарах «Люди, годы, жизнь» Дэннис Ноэль Притт, лауреат международной, а точнее — советской, для международных нужд, Сталинской премии мира. (Думаю, Эренбург не мог ему простить энергичной поддержки на Западе московских «открытых» процессов 1930-х годов.) Рассказывая, как Зиллиакус представил его писателю, А. М. честно и с пониманием ситуации пишет:
«Эренбург не казался особо довольным этим знакомством. Возможно, он просто был осторожен. Он мог прекрасно чувствовать, что люди вроде меня, ведущие передачи на Россию, могли быть потенциальной угрозой деликатному и необычайно сложному делу либерализации, которым он был занят дома. Я пытался завязать разговор, но это было нелегко. Я чувствовал, что он не желал ввязываться в дискуссию, и я вынужден был как-то показать, что не имею намерений провоцировать спор. Я ничего специально не имел в виду, и мы могли вести откровенный разговор о состоянии советского искусства».
Когда А. М. решился писать об умершем в 1967 году Эренбурге, у него в багаже были эти три встречи, знакомство с книгами и статьями Эренбурга и продуманные сужденья о советском режиме и его эволюции. Он считал, что этого недостаточно, и, понимая, что советские архивы напрочь для него закрыты, старался использовать свои знакомства, чтобы приватно получить доступ к интересовавшим его материалам.
Вот его упомянутое мной письмо к И. И. Эренбург, написанное, видимо, уже после их личной встречи, и, как это чувствуется из текста письма, не первое, хотя единственное сохранившееся; думаю, оно датируется концом 1981 — началом 1982 года:
«Дорогая Ирина Ильинична!
Простите, что беспокою, но для меня очень важно выяснить следующий вопрос:
В марте 1963 г. Хрущев и Ильичев резко критиковали Вашего отца. После этого в течение нескольких месяцев об Эренбурге ничего не было слышно. Но в августе он выступил на форуме европейских писателей, и текст этой речи был опубликован в „Литературной газете“. Сообщая об этом, корреспондент „Le Monde“ Michel Tatu писал: „Cette apparition peut être considérée comme un signe d’apaisement“. Затем Tatu добавил:
„On apprend d’autre part que I’auteur du „Dégel“ a été reçu, il a quelques jours, par M. Khrouchtchev qui I’aurait encourage a poursuivre la rédaction de ses Mémoires“.
Была ли такая встреча (или, как утверждают другие корреспонденты, телефонный звонок)?
Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы смогли это подтвердить и сообщить что-нибудь конкретное о содержании разговора, если он действительно состоялся.
С искренним уважением
АГ».
Письмо написано на папиросной бумаге, оно было сложено и склеено скотчем; на обороте письма карандашная помета: «Irene Е.» — т. е. письмо отправлено с оказией (советской почте пересылку своих вопросов А. М., понятно, не доверял).
Из письма следует, в частности, что А. М. в ту пору штудировал французскую печать начала 1960-х годов, отыскивая в ней сообщения московских корреспондентов об Эренбурге.
То, что исчерпывающий ответ Ирины Ильиничны им был получен, следует из помещенного в конце книги А. М. рассказа о встрече Хрущева и Эренбурга в августе 1963 года:
«Они имели долгую беседу, в течение которой, как сообщают, Эренбург говорил с большой откровенностью и сказал Хрущеву, что контроль над литературой и искусством, который теперь вводится, все равно не сработает, если только власти не готовы сажать людей в тюрьму — практика, которую Хрущев, конечно, не имел желания восстанавливать. Хрущев был, видимо, в примирительном настроении. Он заявил Эренбургу, что, конечно, не хочет, чтобы тот перестал писать, и что он должен закончить шестую часть воспоминаний».
32-я глава книги Гольдберга, в которую включен этот рассказ, оказалась последней: в марте 1982 года А. М. не стало. Рукопись книги об Эренбурге не была завершена. Спустя некоторое время после кончины А. М. его вдова Элизабет предоставила все рукописные материалы книги, как и материалы архива А. М. Гольдберга, Эрику де Мони, который в 1960-х и в 1970-х годах два срока был корреспондентом Би-би-си в Москве (где, как он сам пишет, он смог помочь А. М. «с одним или двумя полезными контактами»).
Помню обеспокоенность И. И. Эренбург судьбой незавершенной рукописи А. М. — она опасалась, что Эрик де Мони внесет в нее небрежные поправки, дополнения и нарушит серьезный тон работы А. М. С другой стороны, были опасения, что после смерти А. М. не найдется издателя для его не подготовленной к печати рукописи. Поэтому И. И. решилась передать Эрику де Мони для публикации в приложении к книге А. М. 10 не опубликованных в СССР и весьма важных документов. Самым сенсационным среди них, несомненно, было письмо Эренбурга Сталину (февраль 1953 года) в связи с делом врачей — сам Эренбург весьма глухо упомянул о нем в мемуарах, а после прохождения многоступенчатой цензуры даже это упоминание о письме исчезло из опубликованного «Новым миром» текста мемуаров. Переданы были также тексты писем Эренбурга Хрущеву, Ильичеву, Аджубею, а также фрагмент переписки писателя с главным редактором «Нового мира» Александром Твардовским и ходившее в самиздате выступление Эренбурга на читательской конференции в Москве в 1966 году. Все это вместе с текстом предисловия Н. И. Бухарина к роману «Необычайные похождения Хулио Хуренито» стало приложением к книге А. М., подготовленной к изданию Эриком де Мони, и сделало ее привлекательной для издательства Виденфельда и Николсона в Лондоне.
Эрик де Мони в предисловии к книге заметил, что, следуя примеру А. М., не будет называть имена своих помощников в СССР — и это, конечно, было правильно (брежневский застой на деятельность КГБ распространялся в последнюю очередь). Он предпослал книге введение — сжатый, с малым числом фактических ошибок, очерк «жизни и судьбы» Эренбурга, в котором выделил «двойственность» отношения писателя к Сталину и, отметив недостаточную насыщенность книги А. М. документами, подчеркнул свое несогласие с некоторыми выводами А. М.: «Прослеживая наиболее темные места судьбы Эренбурга, он иногда слишком склонен оправдывать его». Далее Эрик де Мони снабдил текст А. М. построчными примечаниями и послесловием — в нем есть и личное свидетельство: рассказ о его встрече и кратком разговоре с Эренбургом в греческом посольстве в Москве в марте 1965 года («Он был любезен, но отрешен, и меня поразила его хрупкость. Его кожа напоминала пергамент, костюм на нем висел, но взгляд был острым, недоверчивым и ищущим»). Уже зарождалось диссидентское движение, появлялись люди, готовые бороться с режимом в открытую, время легально сопротивлявшегося режиму Эренбурга кончалось, и, подводя итог этого времени, как он его понимал, де Мони завершил послесловие, а с ним и книгу А. М. словами Евг. Евтушенко, сказанными ему в Лондоне: «Илья Эренбург? Он научил нас всех выживать!» (отсюда и экзистенциальная компонента подзаголовка, который дал книге де Мони: «Писательство. Политика. Искусство выживать»).
Нельзя согласиться с де Мони и считать А. М. адвокатом Эренбурга — просто в своей книге он оставался столь же корректным, как и работая на радио Би-би-си. Жизнь Эренбурга, его неизменный, с юности, интерес к политике и к тем, кто ее реализует (от Савинкова до Хрущева), и большая или меньшая несвобода как следствие этого интереса — не предмет для судебного разбирательства. В анализе же конкретных сюжетов этой жизни А. М. был вполне строг. Он достаточно (для западного человека) понимал черную сталинскую эпоху и что она делала с правами человека, чтобы не задирать моральную планку ввысь. (Сегодня, заметим от себя, упорство, с которым Эренбург даже тогда отстаивал право культуры быть самой собой, и то, что он оставался по временам едва ли не единственным публичным противовесом в борьбе с антисемитизмом в СССР, не может быть забыто, но правильно судить о форме этой деятельности можно лишь в контексте реальных исторических обстоятельств времени и судьбы писателя.)
Обратимся к главному критическому эпизоду книги А. М. — описанию пресс-конференции Эренбурга в Лондоне в 1950 году, свидетелем которой А. М. был (он дважды возвращается к этому эпизоду в книге). Отмечу сразу, что Эренбург был единственным деятелем СССР, который покаялся (в мемуарах) и признал свою долю ответственности в раздувании холодной войны, в несправедливости некоторых нападок и суждений. Понятно, что Сталин был главным инициатором этого холода, но Запад несет свою долю ответственности, и, как справедливо пишет А. М., западная реакция и ее стиль часто облегчали задачу Эренбургу — отталкиваясь от резкости и беспардонности Запада, Эренбург с легким сердцем мог позволить себе не менее острые пропагандистские пассажи. Подчеркну, что покаяние Эренбурга не распространялось на сюжет, о котором написал А. М.
Итак, Лондон, 1950 год, разгар Корейской войны.
Эренбург приехал на конференцию английских сторонников мира. Газета «Ивнинг ньюс» его встретила заголовком: «Зачем впустили Илью» («Я считал, что англичане, скорее, чопорны, чем фамильярны, и заметка меня озадачила» — таков комментарий «Люди, годы, жизнь»). Именитые англичане были гостеприимны не более газет: один — «известный английский писатель» (возможно, это был Пристли) — сравнил Эренбурга с «большой немецкой овчаркой» и посоветовал ему поскорее убраться в Москву, другой — политик-лейборист, беседовавший с Эренбургом три часа в присутствии переводившего Монтегю, — выступая в парламенте, сравнил Эренбурга с Риббентропом и т. д. Под окнами его номера в гостинице сторонники Мосли в первую же ночь орали в микрофон, что он организовал войну в Корее и прибыл в Англию для подрывной работы; следующей ночью Эренбурга выселили из его номера, и он промаялся до утра в коридоре на голом диване — это как раз перед пресс-конференцией, на которой присутствовал А. М.
Пресс-конференция описана в мемуарах Эренбурга так:
«Зал был набит журналистами, и вели они себя настолько вызывающе, что меня бросало в пот. Я понимал, что должен быть спокойным для тех немногих, которые действительно интересовались моими ответами, однако это внешнее спокойствие стоило сил. Я бывал на сотнях пресс-конференций, но ничего подобного не видел. Все время меня прерывали. Один журналист подбежал и крикнул: „Нечего выворачиваться. Отвечайте прямо — „да“ или „нет“?“».
Вот пресс-конференция глазами А. М.:
«Западные журналисты, собравшиеся на пресс-конференции, были почти все воинственно настроены, так что от Эренбурга требовалась немалая смелость выступать перед ними. В течение двух часов он доблестно держал оборону, увертываясь от одних вопросов и парируя другие контрвопросами, скрываясь в полуправде и двусмысленностях, отчаянно стараясь избежать прямой лжи. В конце концов, однако, натиск, я полагаю, стал слишком сильным для него, так как он все ж таки сдался и сделал несколько заявлений, которые оказались умышленной ложью, причем одного из них можно было избежать, но он произнес его с такой крайней убежденностью, что в тот момент я поверил ему».
Вопрос, который Эренбург не сумел «отбить» корректно, был о судьбе еврейских писателей Бергельсона и Фефера («я совершенно уверен, что только они были названы по имени, но не Маркиш», — замечает А. М., и это очень важно, потому что Эренбург любил Маркиша и его поэзию, которую знал в переводах, а к прозе Бергельсона был равнодушен, что же касается Фефера, то думаю, и тогда уже подозревал его в сотрудничестве с НКВД).
«Это не был риторический вопрос, — продолжает А. М., — и он не был поставлен только для того, чтобы Эренбург оказался в трудной ситуации. В те дни люди действительно хотели знать, что происходит. Было почти невозможно получить хоть какую-нибудь надежную информацию из Советского Союза. Ходили слухи об аресте евреев-интеллигентов, но никто не мог быть уверенным — правда это или нет».