Аннотация: Еще один рассказ... на этот раз посвященный дейнониху - знаменитому "ужасному когтю".
Все маленькие, жесткие перья на его спине встали торчком, слегка потираясь друг о друга и издавая негромкое потрескивание, влажно поблескивающие зубы оскалились, а в ярко-желтых глазах с узкими прорезями зрачков зажглись поистине дьявольские огоньки - словом, молодой дейноних выглядел весьма решительным и, должно быть, даже опасным... но только не в сравнении с его противником. Ибо старый самец, будучи на целый метр длиннее и почти вдвое тяжелее юного выскочки, что говорится, таких, как он, худосочных, кушал на завтрак, обед и на ужин, время от времени перекусывая между приемами пищи. Его жилистое тело было покрыто множеством застарелых шрамов - свидетельств жестоких битв, виденных им ранее.
И из каждой он вышел победителем.
Что мог этому противопоставить вчерашний птенец, решивший сегодня доказать всему миру, что он уже взрослый?..
Да ничего, по сути. И когда у дерзкого юнца не выдержали нервы, и он бросился бежать, другой молодой дейноних, постарше, ничуть этому не удивился - и, фыркнув, вернулся к чистке оперения. Сам он вылупился из яйца едва ли несколькими месяцами раньше сегодняшнего неудачника, но уже успел прибиться к стае взрослых особей, ценой смерти прежнего засадника, место которого теперь занимал - вот уже почти два месяца. Он не был особо крупным или сильным, но, тем не менее, умел постоять за себя, а что было еще важнее - он был на хорошем счету у вожака стаи, своего отца. А, следовательно, все остальные члены их небольшой группы - две самки - волей или неволей мирились с присутствием в стае молодого самца. Тем более, юный дейноних вел себя на удивление смирно, и, кажется, был напрочь лишен типичного для его сверстников честолюбия, заставляющего их раз за разом - обычно, безуспешно - пытаться отбить самок у взрослых самцов. Обычно такие попытки оканчивались печально, и молодой хищник, успевший увидеть уже три таких нападения, с готовностью признавал над собой отцовское главенство. Тому это нравилось, и он, по-своему, даже симпатизировал сыну... если, конечно, подобное отношение можно назвать симпатией.
Вот и сейчас, что-то отрывисто прокричав вслед удирающему конкуренту, старый вожак, распушив перья и явно чувствуя свое превосходство, внезапно и без всякой видимой причины набросился на сына, ударив его в бок и повалив наземь, после чего наступил задней лапой ему на шею, придавив к земле. Его огромный острый коготь, длиной почти в двенадцать сантиметров, коснулся покрытой мягкими перьями кожи, под которой едва различимо билась жилка, и молодой дейноних тут же замер неподвижно, ибо, если бы вожаку вдруг взбрело в голову его убить, он бы смог это сделать, всего лишь вонзив свой коготь на полпальца поглубже и пронзив артерию, причем вряд ли эту смерть можно было бы назвать быстрой! Однако сейчас - пока что... - вожак не собирался избавляться от ценного члена стаи, тем более, что время близилось к закату, а значит - наступала пора стае отправляться на охоту. Небрежно отпустив сына и позволив ему подняться, вожак, тем не менее, все же куснул его - только вряд ли этот почти безболезненный щипок мог ему хоть как-то навредить. Он носил, скорее, профилактический характер - дескать, не забывайся! - и молодой самец тут же пригнулся к земле, всем своим видом показывая, что урок пошел ему впрок.
Вожака это удовлетворило - во всяком случае, вздыбленные перья на его загривке улеглись, перестав трещать, и, уже больше не оглядываясь, он неторопливо затрусил прочь, уводя за собой свою стаю. Ночь постепенно сходила на нет, и солнце еще даже не показалось из-за горизонта, но даже рассеянного света, едва пробивающегося сквозь листву, вполне хватало, чтобы зрячие даже в темноте рапторы легко, точно тени, скользили между стволов деревьев, озираясь по сторонам. Их невзрачная серовато-зелено-коричневая окраска идеально сливалась с окружением, так что динозавров мог выдать разве что легкий топот лап да негромкие переклички, позволяющие координировать действия стаи относительно друг друга. Вожак шел на острие клина, за ним, по обе стороны, пристроились самки, а замыкал группу молодой самец. Он не был особенно обеспокоен тем, что ему досталось низшее по иерархии место, ведь, в конце концов, он останется тут не навсегда. В самом прямо смысле этого слова, ибо его роль в предстоящей охоте была совершенно иной, нежели у старших особей. Так что сейчас в основную задачу для динозавров входило наметить будущую жертву.
Медленно и осторожно, словно бы тоже подкрадываясь к невидимой жертве, солнце показалось из-за кромки земли, и уже даже успело наполовину высунуть свою сверкающую мордочку на пронизанный его лучами небосклон, но пока что стае дейнонихов не везло. Обычно они охотились в лесу, скрадывая одиночных травоядных динозавров, таких как игуанодоны, но пока что им встретилась лишь парочка орнитомимов - небольших травоядных динозавров, размером примерно с самих хищников, которые, едва завидев опасную родню, тут же порскнули прочь, мгновенно скрывшись в кустарнике. Будь дейнонихи чуть более голодными - они бы бросились в погоню, хотя опыт подсказывал им, что в умении бегать орнитомимы были непревзойденными спринтерами, и с легкостью ушли бы даже от целой стаи, так что на этот раз вожак, чье настроение постепенно начало портиться, лишь раздраженно рыкнул и слегка укусил шедшую от него по правую лапу самку, стремясь хоть на ком-нибудь сорвать злость. Та отскочила, огрызнувшись наполовину угрожающе, наполовину заискивающе, но самец уже на нее не смотрел, и стая, как ни в чем не бывало, продолжила свой путь.
Обшарив большую часть леса и поняв, что тут им не будет удачи, вожак стаи решительно повернул в сторону опушки, выводя остальных на открытое место. Здесь, правда, их шансы обнаружить одинокого динозавра, подходящего им по размеру, снижались вдвое, а то и втрое, ведь равнинные животные в основном держались друг друга, и в одиночку осмеливались расхаживать разве что те, кому бояться уже было просто некого. И, тем не менее, стая дейнонихов надеялась обнаружить здесь добычу, и они были настроены на победу. У самой кромки леса молодой самец отделился от группы, но остальные члены словно и не заметили потери, продолжая все так же тихо и осторожно красться вперед. Солнце поднималось все выше, согревая прохладный воздух, и преимущество оперенных дейнонихов, сохранявших почти постоянную температуру тела и днем, и ночью, таяло прямо на глазах, ибо их вялые жертвы понемногу оживали и возвращались к обычной жизни. Естественно, это не могло радовать хищников, и они уже почти отчаялись найти себе подходящую жертву, как внезапно тишину над папоротниковой прерией разорвал протяжный рев... Слишком знакомый, чтобы его можно было просто так проигнорировать! На стаю дейнонихов он подействовал, как звонок к обеду - оживившись, хищники побежали в сторону необычных звуков.
И, как оказалось, не напрасно.
На небольшой поляне два взрослых самца тенонтозавра выясняли отноше-ния. Обычно эти родственники игуанодонов были довольно мирными созданиями, но только не в период размножения - и не когда дело заходило о праве спариться с самкой. Вот и сейчас двое самцов, что в другое время могли вполне спокойно объедать листву с одного и того же кустарника, протяжно ревели, раздувая шеи и приподнимаясь на сильных задних ногах, дабы продемонстрировать яркий рисунок желтоватых полос и пятен на груди и брюхе, медленно переходивший в яркие поперечные полосы хвоста. В иных местах, к северу отсюда, жили весьма крупные разновидности этих динозавров, до десяти метров длиной, но эти были немного меньше, всего-то метров семь от кончика носа до кончика хвоста - и, тем не менее, весили они аж целую тонну. Для дейнонихов, чей вес редко достигал восьмидесяти килограммов, это было примерно то же самое, что для обычного мужчины - целая племенная корова! Правда, дейнонихи были существенно сильнее людей, и охотились стаей, но ведь и игуанодоны были крепче коров! Поэтому осторожные хищники благоразумно остались под прикрытием листвы и ветвей, внимательно наблюдая за противостоянием. Опьяненные страстью, эти два динозавра не заметили бы и падающее им на головы дерево, так что дейнонихи вполне спокойно чувствовали себя в своем укрытии, со все возрастающим интересом следя за разворачивающимся спектаклем. Они не собирались раньше времени выдавать себя, и лишь сдержанно урчали, словно подбивая травоядных на более активные действия. Впрочем, тем и не требовалась поддержка - ведь напряжение только нарастало, а ни один из соперников не желал уступать другому, и в конце концов, поняв, что одной демонстрацией ничего не добьешься, игуанодоны, почти синхронно развернувшись, начали мерно раскачивать хвостами, переваливаясь с боку на бок.
Надо сказать, хвосты у этих особей были весьма примечательны: невероятно длинные - больше четырех метров в длину, они были усилены многочисленными сухожилиями и связками, так что удар такого хвоста был поистине страшен, и неудивительно, что, когда гиганты все же столкнулись, то содрогнулись до самых кончиков пальцев! Но - ни один из них не пожелал отступить, и, заревев, они сшиблись снова, стараясь побольнее ударить противника. У них не было арбитра, который объяснил бы им правила поединка, не было и судьи, что рассмотрел бы их дело и восстановил бы справедливость... это были просто динозавры, дети жестокого первобытного мира, которому они принадлежали и душой, и сердцем - ибо другого мира просто не знали. А потому, когда один из соперников-тенонтозавров, выдохшись в бою, отступил, рапторы встретили это событие весьма оживленно. Их не интересовал победитель, что теперь мог вволю красоваться перед своими самками, наверняка уже поджидавшими его неподалеку - все внимание хищников было сосредоточено на проигравшем самце, что понуро покидал поле битвы, заметно припадая на левую переднюю лапу - кажется, он неудачно ее подвернул. Юрким дейнонихам это было как нельзя кстати, и, уже не скрываясь, они помчались за ним.
Дейнонихов никак не можно было назвать самыми страшными хищниками своего времени. Они не были самыми крупными. Они не были самыми быстрыми.
Но у них имелось одно важное преимущество - они умели работать группой.
И когда, почуяв приближающуюся опасность, тенонтозавр поднялся на задние лапы и бросился наутек, дейнонихи с готовностью пристроились ему в хвост. Если бы им того хотелось, они бы запросто нагнали свою добычу, ибо, как ни крути, были куда лучше приспособлены для бега, но они не собирались особо напрягаться, ибо, убей они тенонтозавра здесь, на равнине, где было полно других хищников - и спокойно поесть бы точно не получилось, поэтому они рычали, щелкали зубами и всячески выказывали свои недружелюбные намерения - но упорно гнали добычу вперед, точно волки, загоняющие оленя. Их козырная карта была все еще припрятана в рукаве, но молодой тенонтозавр этого не знал, и уже хотел остановиться, чтобы убедиться в том, что преследователи безнадежно отстали, как вдруг раздался легкий шорох - и молодой дейноних, точно скрадывающий добычу леопард, спрыгнул с нижних ветвей деревьев. Его тело выгнулось, длинный жесткий хвост вздернулся торчком, образовав почти прямой угол, а мощные задние лапы выбросились вперед, и в ярком солнечном свете жутковато блеснули выставленные вперед когти... Тенонтозавр даже сообразить ничего не успел, как хищник обрушился ему на спину, тут же глубоко погрузив когти в его спину, а острыми, как кинжалы, зазубренными по краям клыками вцепившись ему в шею. От боли и неожиданности травоядный отчаянно заревел и заметался на месте, пытаясь стряхнуть с себя смертоносный груз, но юный дейноних держался крепко, и не думая падать на землю. За это время остальные члены стаи, услышав впереди многообещающий шум, словно оживились, и со всех ног бросились вперед, желая не опоздать на самое интересное.
Заметив вожака стаи, что выпрыгнул из кустов прямо у него под носом, тенонтозавр, испуганно всхрапнув, резко дернулся в сторону, но не удержал равновесие - в отличие от дейнонихов с их подвижными хвостами, эти динозавры были не столь хороши на поворотах - и, проскользив по земле задними лапами, он со всего размаху грохнулся на бок, едва не придавив своего "всадника" - тот едва успел отпрыгнуть, не разжимая челюстей. Вид поверженной добычи, беспомощно лежавшей у его лап, заставил старого вожака, несколько опьяненного погоней, забыть об осторожности, и, зарычав, он бросился прямо к горлу тенонтозавра, словно намереваясь одним укусом вырвать его целиком... но даже на земле тенонтозавр оставался грозным противником, и старый дейноних успел лишь коротко взвизгнуть, когда мощная передняя лапа травоядного, внезапно дернувшись, с влажным хрустом врезалась ему в бок и без особого труда отшвырнула прочь. К счастью, он успел извернуться в воздухе и приземлиться на задние лапы, а не плашмя, но все же выходка уже обреченного на смерть вегетарианца не прошла даром - правая передняя лапа дейнониха висела плетью, и, судя по всему, перелом был достаточно серьезным. Впрочем, его это не особо смутило, и он, едва встряхнувшись, тут же злобно зашипел на яростно ревущего тенонтозавра. Все это время молодой дейноних, мертвой хваткой висевший на шее жертвы, никак не проявлял себя, предоставляя взрослым самим развлекаться с поверженным колоссом, но, почувствовав, что травоядный медленно теряет силы, и уже не так сильно бьется на земле, пытаясь подняться, он решился - и, отпустив жесткий хребет тенонтозавра, на котором его зубы оставили заметные раны, он, точно змея, метнулся к его горлу и, обхватив передними лапами его шею, запустил свой огромный коготь на правой задней лапе точно ему в цель.
Несмотря на распространенное мнение о том, что коготь дейнониха напоминал этакий кривой нож, и мог с легкостью разрезать шкуру и плоть, неверно. Вздумай хищник использовать свое оружие так, как это обычно представляют поклонники голливудских фильмов - и он тут же бы лишился его. Этот коготь был не грубым тесаком, а ювелирно тонким инструментом, предназначенным вовсе не для того, чтобы выпускать жертвам кишки. Острым у этого когтя был только его кончик, а нижняя поверхность была гладкой и закругленной, так что единственное, что мог им сделать дейноних - это нанести один-единственный укол... Пустяковая ранка! Но только если не знать, куда наносить удар...
Молодой дейноних знал. Он не раз наблюдал, как это делают другие, а сегодня ему наконец довелось проделать это самому, и древние, как мир, инстинкты его не подвели. Коготь перебил трахею тенонтозавра и серьезно повредил сонную артерию, так что ярко-алая, теплая кровь брызнула фонтаном, оросив голову молодого ящера - тот тут же отскочил в сторону, не желая повторить судьбу вожака стаи, ибо тенонтозавр страшно заревел от боли и даже попытался приподняться - чем только ускорил свой конец, ибо кровь хлынула с новой силой, забирая у динозавра даже те немногие мгновения, что ему остались. Дейнонихи спокойно ждали своего, держась чуть поодаль, и мутными от боли и недостатка кислорода глазами тенонтозавр попытался отыскать своего убийцу... Тот стоял неподалеку, слизывая с морды капли крови, и на какой-то миг карие, полные невыразимой муки глаза умирающего травоядного встретились с узкими, как у кошки, зрачками дейнониха, угольно-черными прорезями разорвавшими золотистую зелень холодных, как лед, радужек... А потом в горле у тенонтозавра что-то захрипело, забулькало, и с тяжелым вздохом он рухнул на бок, уже больше не вставая. Он еще дышал, но время его было на исходе, и хищники, не дожидаясь, пока он замрет, объявили начало пира. Первым к добыче, как и полагалось, должен был подойти вожак стаи, и он, ничуть не сомневаясь в собственном превосходстве, не торопясь подошел к туше, по большей части косясь лишь на голодных, уставших самок, что вяло огрызались в ответ, и, полностью удостоверившись, что они пока и не думают бунтовать, старый самец удовлетворенно фыркнул и повернулся к туше, готовясь оторвать свой первый кусок... да так и присел на задних лапах от изумления, дивясь неизмеримой наглости: молодой засадник, что должен был, по-хорошему, смирно ждать своей очереди в самом конце, давая набить животы взрослым охотникам, как ни в чем не бывало, взгромоздился на огромный бок тенонтозавра и преспокойненько выдирал оттуда кусок за куском!
Некоторое время вожак, явно пребывающий в глубоком недоумении, молча смотрел на него, то ли силясь понять, что тут творится, то ли ожидая, что зарвавшийся юнец сам соскочит вниз, и тогда его можно будет хорошенько взгреть после сытного обеда, но молодой раптор явно не собирался вспоминать о хороших манерах, и, в конце концов, у старого вожака лопнуло терпение - оскалив зубы, он бросился вперед, явно намереваясь проучить молодого выскочку, однако тот его уже ждал - и, едва старший раптор приземлился рядом, вцепившись когтями в жесткую кожу тенонтозавра, молодой хищник тут же ударил его задней лапой в бок, заставив потерять равновесие и скатиться на землю, после спрыгнул сам. Вожак успел откатиться в сторону и подняться на ноги, и теперь два раптора, молодой и старый, застыли друг против друга, приподнимаясь на задних лапах и расставляя в стороны передние - или переднюю, в случае отца. Хотя, честно признаться, он не слишком-то от этого бы выиграл, ибо, по-хорошему, нечего ему было особо демонстрировать - с возрастом перья вытерлись и выцвели, так что он смотрелся крайне бледно, особенно на фоне своего сына, чьи темные "крылья", идеально скрывавшие яркую подпушку от глаз добычи, сейчас развернулись во всей красе, и солнечные лучи заставили их полыхнуть ярким кроваво-красным цветом - истинным цветом гордого молодого самца! Перышки на спине терлись друг о друга, издавая ритмичный треск, и лапы подрагивали им в такт, заставляя блестящие перья вспыхивать и гореть. Самки, что наблюдали за противостоянием самцов со стороны, невольно оценили это представление, и их довольное урчание только раздражало старого самца, что яростно шипел, пытаясь запугать сына, но тот уже не раз видел этот самый ритуал - и не собирался отступать. Некоторое время они еще соревновались в демонстрации, пытаясь избежать схватки - отступи один из них, и второй не стал бы его преследовать! - но, видимо, ей все же было суждено состояться, и, издав резкий, пронзительный визг, старый самец атаковал первым - без всякого предупреждения он прыгнул вверх, выставив когти, точно петух, а молодой ящер почти одновременно бросился ему навстречу.
Они сшиблись в воздухе, и, рухнув наземь, тут же отскочили друг от друга, едва ли обменявшись парой несильных ударов. Старый вожак был существенно тяжелее молодого динозавра, но он был, к тому же, еще и куда больше вымотан охотой и продолжительной голодовкой, а юный засадник даже не успел особо устать, сидя на своем дереве и подкарауливая добычу, и, тем не менее, пока что он избегал открытой конфронтации. Сдержанно рыча, хищники, точно два волка, закружили друг против друга, внимательно следя за движениями соперника... после чего, выждав свой момент, молодой раптор атаковал первым. Любимым приемом у его отца было внезапно рвануться вперед и изо всех сил толкнуть в плечо, заставляя потерять равновесие, либо подсечь под задние лапы, чтобы противник упал на бок, и тогда уже в дело вступали вес и острые когти старого охотника, поэтому его сын, наученный горьким опытом (в том числе и сегодняшним, утренним), упорно не позволял зацепить себя. Они сшиблись снова, и на этот раз уже не жалели противника - обхватив друг друга передними лапами, они клубком покатились по земле, кусаясь и царапаясь. В результате - у молодого самца оказалась неглубокая рана на груди, но отцу досталось больше - его плечо было распорото, и теперь даже целая передняя лапа была практически парализовано. Это слегка сдвинуло баланс сил в пользу молодого раптора, и, наверное, где-то там, внутри, старый вожак внезапно осознал, что его вечная снисходительность по отношению к сыну дала не вполне приятные плоды... И все же - пока что он собирался во что бы то ни стало проучить его, поэтому, едва они распались и отпрянули в разные стороны, как он, не давая сыну передышки, бросился вперед и, мощно оттолкнувшись задними ногами, вспрыгнул к нему на спину, запустив ему под кожу острые когти. Огромная тяжесть пригнула молодого раптора к земле, но он не растерялся - и бросился наземь, подминая под себя противника. При этом он обрушил почти весь свой вес на сломанную лапу отца, и это сработало - тот не выдержал боли, и отпустил его, тем самым невольно выдав свою слабину. И его сын это заметил, потому как, вскочив, не отпрыгнул в сторону, а, пользуясь тем, что вожак все еще был на земле, сам применил к нему его же прием - одной лапой придавив ему горло, он вцепился в покалеченную конечность, и до хруста сжал челюсти, разрывая плоть и кроша обломки костей. Старый дейноних закричал от невозможной боли, пытаясь вырваться, но его сын был неумолим, и он еще долго тряс его, прежде чем, удовлетворившись, отпустил и позволил встать.
Но на лапы поднялся уже не вожак стаи.
Ибо он оказался проигравшим. И молодой самец легко мог убить его - но не стал этого делать. Перья на его спине яростно трещали, а хохолок на затылке поднялся дыбом, и если обычно темные кончики делали его перья не слишком заметными, то теперь, подпитываемые гордостью новоявленного вожака, они во всей красе продемонстрировали свои ярко-алые основания, окружив его голову пылающим ореолом. Вновь расставив в стороны передние лапы и расправив "крылья", он ритмично топал задними лапами, и самки отвечали ему легким покачиванием голов, признавая над собой новое главенство, а старый самец пятился все дальше назад, роняя капли крови, пока не достиг кромки поляны - и, развернувшись, зарысил прочь. Старый и покалеченный, он стал изгнанником, одиночкой, и, скорее всего, его ждала незавидная судьба падальщика - либо падали, ибо мир динозавров не знал пощады. Но молодого самца это нимало не беспокоило. Он добился своего, а уж какими средствами - дело второе. И, убедившись, что поверженный противник и не думает возвращаться, а самки настроены благожелательно, молодой самец, уже с полным на то правом, возобновил прерванную трапезу. Перья вновь плотно прилегли к коже, вернув ему его защитную окраску, однако что-то в его облике все же переменилось... быть может, посадка головы - ведь ему уже не приходилось постоянно следить за поведением вожака, ожидая подвоха? Или в изгибе шеи - ведь уже не надо было постоянно пригибаться, чтобы показать свою покорность?..
Юному дейнониху были непривычны эти перемены, но они ему определенно нравились, и он не собирался возвращаться к прежней жизни, хотя, конечно, не мог и вечно удерживать свой трон - ведь, рано или поздно, время или случай сделают свое дело, и другой самец, помоложе - быть может, даже его собственный сын - повторит сегодняшний сценарий. Впрочем... Сытый и довольный, вожак лениво зевнул, поудобнее устроив свою голову на боку отдыхающей рядом самки. У него были проблемы и поважнее, чем некое туманное будущее. Нужно было укреплять свое положение в стае, прогадывать свою первую будущую охоту, в которой ему уже не придется рассчитывать на отцовский опыт, попутно разыскивая нового засадника, ибо по-детски загнутые коготки, что не раз спасали его в младенчестве, когда приходилось спасаться на деревьях от наземных хищников и взрослых дейнонихов, постепенно спрямлялись, а увеличивающийся вес и вовсе делал древесные прогулки почти невозможными, так что, волей-неволей, нужно было подбирать себе замену. Он прикрыл глаза. Ну что ж... Вряд ли это будет таким уж сложным делом. На освободившуюся вакансию молодняк полезет охотно, так что ему останется лишь выбрать лучшего. Самого сильного, самого ловкого и проворного, что обеспечит стае успешную охоту и шанс на выживание на остаток сухого сезона. А потом на землю, подобно живительным водопадам, хлынет долгожданный дождь, и самки начнут выводить птенцов... Начнется новый круг жизни, и стая дейнонихов, как и прежде, будет охотиться на своей территории, наводя ужас на всех, кому не посчастливится встретиться со стаей этих беспощадных убийц, что, не сумев обзавестись размерами карнозавров, поднялись на ступень высших хищников благодаря своим мозгам и умению жить сообща, используя все преимущества коллективной охоты и защиты территории. Конечно, их стаи нельзя было назвать четким, иерархическим сообществом, как у современных млекопитающих, но, тем не менее, такая стая обеспечила дейнонихам шанс на выживание в середине мелового периода - во времена, когда на земле царили динозавры, когда набирали силы птицы и млекопитающие...
Во времена, которые уже никогда не вернутся.