Аннотация: немного странная глава. возможно, в ней есть недочёты, поэтому если вы их увидели, непременно сообщите об этом в комментариях
Глава 10
Из Гречалово выехали ещё до рассвета. Мёртвого людоеда Кислухина оставили в доме. "Слава Богу, - думала Анна, трясущимися руками выворачивая руль, - что этот псих решил уехать отсюда и починил машину на совесть. Иначе мы бы сдохли в этом проклятом месте". В ней проснулся запоздалый страх. Чтобы встряхнуться, девушка часто смотрела на детей.
Дальше путь проходил через пару городов, в которые Анна въезжала, готовая стрелять во всё, что движется. Надписи на стенах уже не казались такой уж замечательной идеей. Мало ли кто ещё мог их прочитать и отправиться следом. Сумасшедший каннибал заставил девушку пересмотреть своё отношение к людям, в который раз.
- Смотрите, это наш грузовик! - сказала Таня, когда они въехали на одну из улиц очередного города, чтобы поискать бензин и продовольствие.
У обочины стоял многотонный грузовик с брезентовым верхом и светло-синей кабиной. Два колеса были пробиты о длинные гвозди, вколоченные в доски, которые перекрывали ту сторону улицы. "Видимо, здесь были бои" - поняла Анна назначение этих заграждений. Она остановила машину, чтобы не рисковать. Поменять колесо она теоретически могла, но где взять запасное, если им ещё не попадались неразорённые автомагазины?
- Таня, таких машин много.
- Нет, точно наш. Вот тут я ножиком проткнул дырку, чтобы на дорогу смотреть, - Лёшка уверенно показал на ровную прореху в брезентовом боку кузова. - А дядька Ванька мне за это по голове дал.
- За дырку в брезенте? И ты это помнишь? Ведь столько времени прошло, - Анна поправила ремень автомата на плече.
- Ага, он, знаешь, как больно дерётся? - в голосе Лёшки было столько обиды, что казалось, что инцидент произошёл буквально недавно.
Анна внимательно осматривала грузовик, стараясь понять, давно ли он стоит на этой улице. Первым делом она положила руку на капот - тот был ледяной.
- А дядька Ванька здесь? - спросила из-за спины брата Таня.
- Не знаю. Машину они могли бросить.
В кузове не было ничего, только сидения. Колёса немного занесены снежной крошкой, но на этой улице ветер дул почти не переставая, так что понять, когда же именно оставили грузовик было невозможно.
По городу ехали аккуратно, часто приходилось выходить из машины и расчищать завалы на дорогах, а иногда и объёзжать целые кварталы. Всё время Анна пыталась высмотреть явные следы человека. Ведь прошло меньше года, когда выжившие из метро двинулись в путь. "Конечно, они могли погибнуть, но с ними лучше не сталкиваться" - думала Анна, но говорить вслух не стала.
***
Высокий огонёк было заметно издалека. Он будто парил над чернотой ночи, яркой звездой на фоне непроглядного мрака. Дети зачаровано смотрели, как огонёк медленно приближается. Анна вела машину и думала о том, что огонёк скорее всего горит на каком-то высоком здании. И в этом здании их может ждать всё, что угодно. Чтобы раньше времени не привлечь к себе внимания, фары пришлось выключить и ориентироваться на дороге стало гораздо труднее. УАЗ передвигался со скоростью бегущего человека, Анна опасалась, что они могут свалиться в кювет или заехать в глубокий сугроб.
- Почему мы остановились? - спросил Лёша.
- Переночуем здесь, а завтра посмотрим, куда заехали. Огонь разводить не будем, так что попытайтесь хоть как-то уснуть.
Утро преподнесло такой сюрприз, о котором даже мыслей не возникало. Над заснеженной чумазой степью величественно, гордо возвышалась высокая колокольня с блестящим крестом на ней. Крест и купол колокольни были тщательно с любовью натёрты до тусклого блеска. Именно на колокольне горел огонёк.
Проехав ещё немного вперёд, Анна увидела, как из-за холма поднимаются стены старинного монастыря и верхушки церквей. Монастырь не казался заброшенным. Купола блестели, и забор остался целым. Но у самих ворот намело значительный сугроб, стало ясно, что ими давно никто не пользуется.
Остановив машину за десяток метров от ворот, Анна, повесив автомат на спину, вышла.
- Заприте двери, - сказала она детям.
- Но ты же говоришь, что монахи добрые, - возразила Таня, которой хотелось посмотреть на картинку, висящую над воротами, которую Анна назвала иконой.
- Монахи добрые, а вдруг там не монахи? Надо проверить.
На воротах Анна не увидели ни колокольчика, ни кольца, которым можно было постучать. Поэтому она, глянув на лики каких-то строгих святых и мысленно попросив прощения, постучала в ворота ногой в тяжёлом ботинке. Звук хорошо разнёсся в тишине. Девушка приготовилась ждать - ведь неизвестно, где находятся обитатели монастыря и как долго им придётся идти к воротам, тем более что отпирают здесь, судя по всему, нечасто. Однако её ожидания не оправдались. Распахнулась низенькая дверка в стене.
- Мы услышали тебя, путник, - мягким голосом произнесла монахиня, укутанная в чёрную рясу.
Анна не смогла определить, сколько ей лет. Но лицо открывшей было в морщинах, из-под платка выбилась прядка седых волос. Чёрная ряса почти сливалась с чёрным снегом, и от этого казалось, что женщина вырастает из земли. Девушка напряглась от неприятных ассоциаций, но увидела добрые, какие-то лучистые глаза монахини и улыбнулась.
- Меня зовут Анна, - представилась она. - Можно мы передохнём в вашей обители?
- Ты не одна?
- Со мной двое детей. Мы очень долго в пути и очень устали.
Уже через пятнадцать минут Анна и дети сидели за длинным дощатым столом в просторной трапезной монастыря. Перед ними стояла сковорода с омлетом. Как рассказала монахиня Февронья, в монастырском хлеву курицы жили вольно и регулярно неслись, давая пропитание немногочисленным сёстрам, которые выжили после войны.
- Далеко ли вы едете? - спросила Февронья, с ласковой улыбкой рассматривая девушку, на уплетавших омлет детей она смотрела вскользь.
- На юг, там климат должен быть мягче, - Анна не посчитала нужным скрывать что-то от монахини, которая так внимательна.
- Это пустое. Сейчас везде так - последние дни наступили, - будто бы между делом сказала монахиня.
- Нет, всё изменится, - горячо возразила Анна, которая верила в то, что говорит.
Девушке вдруг стало не по себе от слов монахини, произнесённых таким будничным тоном, словно речь шла о необходимых покупках.
- Разве вы не верите в лучшее? - продолжила Анна, отложив вилку.
- Почему не верю? Наш Спаситель уже здесь, в этом храме. Но спасутся только его дети.
- Я крещённая, а детей можно окрестить, - на всякий случай сказала девушка, решив, что у монахини небольшое помешательство на религиозной почве.
Февронья мягко похлопала её по ладони и, не говоря ни слова, удалилась, оставив гостей монастыря в недоумении. Таня и Лёша продолжали увлечённо работать вилками. Анна встала из-за стола, отдав детям свою недоеденную порцию. Девушка прошлась вдоль белёных стен, рассматривая в тусклом свете кое-как выполненные фрески. Её преследовало навязчивое ощущение взгляда в спину. "Наверное, - думала Анна, - это из-за ликов святых". Непрофессионально, но с душой выведенные на стенах библейские персонажи, казалось, всё время наблюдали за людьми.
***
Среди ночи Анну разбудил детский плач. Она лежала на узкой кровати в тёмной и холодной келье. Рядом, на такой же монашеской постели, ворочались Таня и Лёша, укрытые с головой. Толстые каменные стены старинного монастыря за десять лет вымерзли, а топили здесь не особо, экономя тепло на обогрев хлева и пары общих комнат. Но монахини не очень страдали от холода, Анна видела, как некоторые из них ходят по монастырю только в рясах, даже не накидывая шалей.
"Откуда здесь взяться младенцу?" - подумала Анна, продолжая прислушиваться. В голову ей настойчиво лезли слова Февроньи о Спасителе, который сейчас якобы находится здесь. "Что за чушь? - ругалась про себя девушка. - Это явно было в иносказательном смысле. И говорила она, скорее всего, о том, что нужно смириться с положением и ждать Судного дня". Но младенец продолжал плакать и его голосок разносился по пустым и тихим коридорам.
Анна, укрыв детей выделенным ей одеялом, выскользнула из кельи. Оказавшись в коридоре, она подумала, что нужно было, наверное, взять с собой свечу, потому что мрак стоял непроглядный. В лампадках не трепетали огоньки, потому что масло для них закончилось уже несколько лет назад. Девушка, выставив руки вперёд, пошла на звук. Теперь к плачу ребёнка добавился женский негромкий голос, напевающий колыбельную.
Из-под двери пробивалась полоска света. Именно за ней находился успокоившийся младенец и несколько женщин. Анна остановилась, раздумывая входить ей или нет.
- Здоровенький малыш, хотя и пальчиков у него по шесть, - услышала она чуть приглушённый голос Февроньи. - Наши молитвы помогли, мальчик оправился. Так что завтра его можно окрестить.
- Спаситель сказал, чтобы его нарекли Кириллом.
- Кирилл? Хорошее имя, в святцах есть, - одобрила Февронья. - А другие жёны как себя чувствуют?
- Наталия скинула второй раз, у неё не получится выносить - старая. А Мария и Пелагея, слава Богу, здоровы, - отчитывался незнакомый женский голос.
Входить в келью Анна передумала. Она превратилась в слух, монахини говорили о чём-то запретном, разве монахиням положено рожать детей? "Передохнём здесь пару-тройку дней - и ходу, подальше отсюда, - подумала Анна. - Это не монастырь, а сумасшедший дом какой-то". Она уже собралась так же тихо вернуться в келью к детям, до которой было тридцать семь шагов, когда Февронья заговорила о ней.
- Та путница, Анна, мне понравилась. Она молодая, сильная, крещённая. Спаситель одобрил её.
- А дети, которые с ней?
- Девочку велел оставить в услужении, пока не подрастёт до детородного возраста. А мальчика нужно выставить - не дело мужчине в женском монастыре быть.
- Как же этот младенец? - в келье что-то зашуршало.
- Сестра Марфа, как ты не уразумеешь, что это не человеческий ребёнок? Это же сын Спасителя! Он и спасётся, и нас, грешных, спасёт.
- Мать-то его...
- Богородица! - перебила Февронья. - И умерла она, потому что уже спаслась, в Царствие небесное отошла.
Стремительные шаги приблизились к двери, и Февронья вышла из кельи. Анна не успела спрятаться, а от неяркого света свечи почти ослепла. В такую неловкую ситуацию она ещё не попадала.
- Хорошо, Анна, что ты уже проснулась, - улыбнулась ей Февронья. - К заутренней пора.
- Да-да, только детей разбужу, - пробормотала Анна.
- Оставь их, пусть себе спят. О них сестра Марфа позаботиться. У меня же для тебя кое-что есть, - монахиня вроде бы нежно приобняла девушку на плечи, но её пальцы с силой впились в плечо через бушлат.
Из всей своей предыдущей жизни Анна не могла вспомнить ни одного случая, когда бы ей приходилось присутствовать в церкви на службе. Она бы и не была крещена, если бы не настоятельные просьбы бабушек с обеих сторон. Отец - ярый материалист, был вынужден уступить, а мать после крещения Анны посещала церковь раз в две недели.
Служба показалась Анне утомительной и бессмысленной, так как слова, что твердили монахини, было разобрать сложно. Анну заставили надеть платок и сунули в руки тонкую зажженную свечку. От размеренного говора захотелось спать. Воздух в этой особой комнате пах чем-то приторным и маслянистым. И этот запах девушке не понравился. "Как нехорошо, - думала она, рассматривая иконы и одинаковых монахинь, - что меня мутит от запаха церкви, будто нечесть какую-то. Интересно, как там дети? Как же это всё долго и нудно".
- Анна, ты устала с дороги? Не хочешь искупаться? - заботливо поинтересовалась после службы Февронья, мягко улыбаясь.
- А у вас баня или ванна есть? Никогда бы не подумала, - Анна вернула платок одной из сестёр.
- Я не стану далеко убирать, - сказала та, приняв платок.
- У нас купальня есть. Там тепло, и вода есть горячая. Идём, я тебе всё покажу.
- Можно потом детей искупать? Мы слишком давно не были в хороших условиях.
- Детей? Конечно-конечно, - как китайский болванчик кивала головой монахиня. - Вот сюда входи.
За недолгим разговором женщины дошли до низенькой дверки. Внутри оказалось нечто среднее между деревенской баней и общественной душевой. У стены стояла деревянная лохань с тёплой водой, рядом - скамьи и пара вёдер. На скамье лежало аккуратно сложенное полотенце и стопка чёрных одеяний.
- Я тебя оставлю. Не торопись, можешь купаться, сколько захочешь. Никто не помешает, - сказала Февронья. - Одежду свою можешь здесь оставить, сёстры постирают.
Монахиня поспешила оставить Анну одну. "Слишком поспешила" - подумалось девушке. Оставшись в одиночестве, она не торопилась раздеваться и лезть в воду. С одной стороны, помыться очень хотелось, тело чесалось и просто требовало чистой воды. С другой стороны, воспоминания о подслушанном странном диалоге были ещё очень свежи. Была и третья сторона: Анна беспокоилась об оставленных в келье детях - кто знает, когда это монахини собираются "выставить мальчика" на улицу. "Так, сейчас быстро моешься, собираешь детей и манатки, и со всех ног отсюда" - приказала себе Анна и стала быстро стаскивать с себя одежду.
Вода была именно такой температуры, чтобы доставлять удовольствие. Видимо монахини добавили в лохань каких-то масел, потому что вода приятно пахла, а на поверхности - девушка увидела в свете толстой свечи, вставленной в массивный канделябр, - плавали радужные пятная. Анна приставила к двери тяжёлую скамью, чтобы никто не смог ворваться, и забралась в лохань.
Девушка старалась вымыться как можно быстрее и тщательней, то и дело косясь на дверь. Она не заметила, как из дальнего, самого тёмного угла появилась высокая коренастая фигура мужчины с длинной неопрятной бородой.
Он был одет в джинсы и монашескую рясу, обрезанную на манер рубахи. Мужчина наблюдал за купальщицей с самого начала. Девицу привели сюда специально, по его просьбе. Она дичилась и предприняла по её мнению все меры предосторожности. Но откуда ей было знать, что изначально это помещение было больше в три раза, а нынешняя стена не была сплошной? Молодое голое тело возбуждало желание. Она понравилась ему ещё тогда, в трапезной, когда он подглядывал за нежданными гостями. И вот теперь она в его власти и будет принадлежать ему, хочет она этого или нет. Здесь вообще всё принадлежит ему и подчиняется его воле. Но что взять с послушных монахинь? "Хорошо бы, чтобы эта цыпа посопротивлялась, пресные монашки уже в печёнках сидят, курицы тупые" - думал мужчина, подбираясь к жертве.
Анна обернулась в последний момент, не дав застать себя врасплох. Крупный мужчина стоял в двух шагах от лохани с расстёгнутой ширинкой и тянул к ней огромные ручищи. Девушка остолбенела от неожиданности. Она инстинктивно прикрыла грудь руками, сжавшись в лохани. Глаза расширились от страха.
- Не бойся, цыпа. Иди сюда. Ну же, - хриплым голосом позвал мужчина, растопырив руки для объятий.
- Вы кто? Чего вам надо? Немедленно отвернитесь! - Анна плеснула на мужчину водой.
- М-м-м, - промычал мужчина, бесстыдно рассматривая девушку. - С характером. Тем слаще будет тебя иметь.
Он подошёл ближе, нависая над Анной. "Нож! - кричала она про себя. - Нож в бушлате. Бушлат на лавке. Лавка в трёх шагах от лохани! Чёрт"!
- Иди сюда! - прорычал мужчина и грубо схватил Анну за руки, оставляя на бледной коже красные следы пальцев.
Анна, отбросив стыдливость, принялась отбиваться и царапаться. Она толкалась, била кулаками, цеплялась за бороду и волосы, пиналась, но он был гораздо сильнее.
- Сучка! - рычал мужчина, выволакивая отчаянно извивающуюся девушку из воды.
- Помогите! Кто-нибудь, сюда! - Анна чуть не упала, оказавшись вытащенной из лохани.
- Ори-ори, здесь тебя никто не услышит и никто не придёт. Ори громче, мне это нравится, - захохотал ей в лицо мужчина, прижимая к себе мокрую лягающуюся девушку.
- Отпусти! - Анна извернулась и довольно чувствительно пнула нападавшего по колену.
- Ах ты, тварь! - мужчина отвесил ей оплеуху, от которой зазвенело в голове.
На какое-то мгновение Анна потеряла ориентацию. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мужчина повалил её на холодный пол и прижал всем своим весом. Его руки грубо, по-хозяйски мяли и тискали её тело. Анна пыталась столкнуть насильника с себя, но её действия только распаляли его.
- Вот так, вот так, - выдыхал он, размашисто работая ягодицами.
По щекам Анны катились слёзы унижения. Кричать она не могла - насильник крепко зажал рот ладонью так, что она не могла его даже укусить. Девушка совершенно не так представляла себе свой первый раз с мужчиной. В Бункер она попала ещё ребёнком, там было не в кого влюбляться, а на поверхности вообще приходилось думать только о том, как бы выжить.
Насильник конвульсивно дёрнулся, издав полустон-полурёв, и обмякшей тушей навалился на почти задыхающуюся девушку.
- О, как, - шумно сглатывая, захрипел он в ухо Анне. - Сейчас я немного отдохну и мы продолжим.
Анна мелко подрагивала. Единственным её желанием было немедленно смыть с себя гнусный запах мужского пота, которым, казалось, она провоняла. Её неподвижность и дрожь насильник принял за оргазм. Он погладил девушку по голове и откатился на бок.
- Вишь, как оно хорошо-то. А ты сопротивлялась, дура, - насильник довольно улыбнулся в потолок.
Избавившись от тяжести ненавистного тела, Анна метнулась к канделябру, схватила его и не раздумывая опустила на голову насильнику. Свеча, к счастью, не погасла, просто выпала из гнезда.
- Тварь, ублюдок! - Анна что было сил пнула лежащего без движения мужчину, под головой которого начал наливаться кровь.
***
На одевание ушло меньше двух минут. Анна с лёгкость отбросила в сторону скамью, мешающую открыть дверь, и вырвалась в коридор. Расположение кельи, где оставались дети, она помнила весьма приблизительно. Но доверившись интуиции, побежала. Пара монахинь, идущих по каким-то своим делам, прижались к стене, давая ей дорогу. На лице Анны красовался такой зверский оскал, что они не рискнули обратиться к ней с вопросами.
По крикам Тани, Анна поняла, что двигается в верном направлении.
- Уймись, дитя! - строго приказывала Февронья. - Анна теперь жена Спасителя. И ты тоже будешь его женой. А брату твоему здесь не место.
- Я никуда не пойду! Отпустите меня! - Лёшка брыкался в руках двух монахинь, которыми руководила Февронья.
- Немедленно отойдите от моих детей, старая ведьма! - Анна просто врезалась в монахинь, удерживающих мальчика.
- Но...
- Лучше молчи! Таня, собирай вещи! Лёша, неси автомат! Мы немедленно убираемся из этого гадюшника!
- Стой! Ты жена Спасителя. Ты обязана остаться в монастыре! - Февронья попыталась схватить Анну за руку, но так отшвырнула монахиню к стене.
- Вашего "Спасителя" я прикончила.
Монашки с ужасом вперились взглядами в Анну, которая походила на сумасшедшую. Лёшка сунул ей оружие и забрал часть вещей у сестры. Анна наставила автомат на Февронью:
- Веди нас к машине. И не дай тебе Бог хотя бы попытаться меня остановить. Я разнесу этот монастырь на кирпичи.
- Это ж дядька Ванька! - в один голос сказали дети.
УАЗ уже выезжал за широко раскрытые ворота, когда на крыльце главного жилого дома показался насильник, зажимающий рану на голове тряпками. Он злобно проводил машину взглядом, но догонять не приказал, хотя монашки так и вились вокруг.
***
Шанешкин быстро терял людей. Голод гнал их из разоренного города в другой такой же. Ни карты, ни компаса - направления выбирались наугад. Они скитались по области, собирая, где это возможно, бензин и продовольствие. Люди начали слабеть.
Сначала крысы загрызли Лизку. Её было жалко, хотя Иван видел плюс в том, что теперь не придётся таскать за собой её страшных спиногрызов. Потом всё пошло кувырком - патроны кончились, консервы попадались реже. Чтобы обыскивать город тщательнее, приходилось тратить слишком много бензина. Грузовик - не легковушка, топлива жрёт много больше.
Двое его людей сильно обморозились и быстро умерли, ведь лечить их никто не собирался. Целый месяц, правда, Шанешкин провёл с трём оставшимися в небольшом полуразбомблённом посёлке. Вот там был, можно сказать, рай. В погребах нашлось много еды. А жареные крысы с картошкой и соленьями отлично шли с самогоном, припрятанным кем-то из сельчан.
С пробитыми колёсами пропала всякая надежда добраться до южных городов. Грузовик прочно встал, напоровшись на брошенные посреди дороги доски с гвоздями. Оставалось только засесть в городе и искать другой транспорт. Или на свой страх и риск отправиться дальше пешком. Шанешкин выбрал второй вариант, с ним не стали спорить, привыкнув за десять лет доверять бывшему машинисту.
- Надо вернуться, в городе можно найти укрытие, - перекрикивая ветер орал Семён.
- А ты знаешь, в какую сторону идти? - орал в ответ Шанешкин.
И они шли дальше в непроглядной ледяной тьме, ничего не видя, не слыша друг друга. Так Шанешкин остался один, потеряв всех в пурге. Он шёл, зная, что если остановится, поддастся желанию уснуть, то это будет его последний сон.
Сколько километров, а может, десятков километров он прошёл Шанешкин не представлял - в пурге счёт времени и пространству терялся в рёве обезумевшего ветра. Он даже не заметил, как подошёл к высоченному забору и постучал в ворота. С момента их открытия для Шанешкина наступила иная жизнь.
На его удачу он попал в монастырь на Рождество. И его появление в канун праздника было воспринято выжившими монахинями, как Божественный знак. Шанешкин быстро смекнул, как нужно себя вести и что говорить. Так он стал Спасителем одного конкретного сообщества перепуганных женщин.