К Пустельге беглецы добрались когда солнце, царапая своим красным брюхом горизонт, проползло уже три четверти круга. Валентиныч давно уже спешился и вёл то и дело спотыкающегося оленя под уздцы. Снегирь и Каюк, привалясь друг к другу, клевали носом на его спине. Когда с низенькой сопки открылся вид на поселение, Валентиныч остановился. Пустельга был типичным для Пусты городищем - разномастные домишки, вагончики и времянки многих поколений геологов и нефтяников, юрты и чумы исконных кочевых жителей и даже античные, отрытые из мерзлоты кибитки давно канувших в лету завоевателей. Вечность и преходящность оставили в равной степени печать на его облике. Пустельга кочевал по Пусте вместе с тающей и вновь застывающей мерзлотой, но на любом новом месте оставался прежним.
'Тпру, приехали. Вот он - Пустельга. Теперича надобно так скрасться, чтоб ни одна собака не гавкнула. Вона там с краю кибитка размалёванная стоит. Так нам в аккурат туда.'
В городище и впрямь время от времени взбрёхивали собаки. В остальном, несмотря на формально присутствующий в небе мутный кругляш солнца, город соблюдал режим ночной тишины. Снегирь сполз с седла, стал разминать затёкшие ноги. Проснувшийся в коротконогом Каюке чингизид категорически отказался просить о помощи и, скрестив на груди руки, остался гордо сидеть на холке оленя. Заметив это, Валентиныч ухватил коротышку жилистой рукой за шиворот халата и одним махом ссадил на землю. Наследный принц хотел было возмутиться по поводу неподобающего обращения, но под строгим взглядом старшого затух.
'Айда', - Валентиныч махнул рукой и первым начал спускаться в распадок.
Ярко размалёванная кибитка принадлежала, согласно надписи на выгнутой дугой фанерной вывеске, 'Мадемуазель Марте, женщине с бородой и прорицательнице'. Среди традиционно для Пусты наплевательски запущенных домовладений, мобильное жилище бородатой прорицательницы выделялось пятнами свежей подкрашенности, занавеской на крохотном окошке и горшком герани в подоконничном ящике. Девица была явно не от мира сего. Валентиныч оставил свою гоп-компанию в тени кибитки и поднялся по приставной ступеньке к сводчатой двери. Он тихонько постучал и прислушался. Внутри кибитки произошло какое-то движение, дверь приоткрылась на чуть-чуть и в просвете блеснул чёрный женский глаз.
'Мартита, открой, это я', - с запинкой выдавил из себя Валентиныч.
'Вальдемар, ты?'
Дверь распахнулась, и на пороге возникла очаровательная особа с копной чёрных вьющихся волос, огромными, чёрными же, слегка навыкате глазами и носом с горбинкой. Немного портила её внешность такая же буйная и кучерявая чёрная борода, но её можно было сразу убрать со счетов, так как судя по тому, как криво она сидела, была она накладная. Та, которую Валентиныч назвал Мартитой, обвела его цепким взглядом с головы до ног и недоверчиво тряхнула кудрями.
'Дружок, да ты совсем опустился (по замыслу автора ударение в этом слове должно падать на 'у'). Тебя от аборигена совершенно не отличить!'
Под её шикарной фальшивой бородой расползлась широкая улыбка.
'Ну, заходи же! Надеюсь, у тебя нет насекомых?' - и она по-приятельски ткнула его пальцем под рёбра.
Только втолкнув гостя в кибитку и заперев за ним дверь, гадалка обняла его за шею и страстно ткнулась взлохмаченной бородой ему в лицо.
'Тьфу ты чёрт', - зашипела она, когда оба отшатнулись друг от друга как ужаленные.
Она решительно сорвала бороду с лица и с удвоенной энергией повторила манёвр. То ли пережитые накануне потрясения, то ли расплющенный мясистый нос, прижатый снаружи к оконному стеклу - в любом случае Валентиныч не испытал необходимого эмоционального подъёма, чтобы адекватно ответить на чувственное приветствие мадемуазель Марты. Он ткнулся сухими губами в её пылающую щёку и тут же отстранился на безопасную дистанцию.
'Послушай, Марта, я не один и ... я по делу.'
Чернокудрая красавица лишь на мгновение смешалась, но тут же вновь обрела равновесие и встала посреди маленькой комнаты, уперев кулаки в бока и растопырив локти.
'У меня ЧП, то есть у нас.. Короче, Матрёна, выручай! Если не ты, то я уж и не знаю куда податься!'
Валентиныч в отчаянии махнул рукой, взглянул на неё исполненным тоски собачьим взглядом и потупился, ожидая приговора. В комнатке воцарилась напряжённая тишина. Снегирь всё ещё плющил нос о стекло, пытаясь разглядеть загадочного 'человечка из Пустельги'. Каюк дергал его за подол сутаны и шёпотом ругался. Наконец Марта коротко присвистнула и засмеялась.
'Вот он, великий и могучий Вальдемар ван Энск, руководитель спецотдела по аварийным финансовым ситуациям. А как самому хвост прищемили, примчался, 'выручай, Матрёна!'
И опять, который раз за прошедшие сутки, ничего ему более не оставалось, как молча сопеть и надеяться на лучшее.
'Ладно, веди своих, кого уж ты там привёл', - решила наконец Марта и у Валентиныча отлегло от сердца.
Он выглянул за дверь и окликнул приятелей. Когда Снегирь с Каюком появились в дверном проёме, Марта уже успела приладить свою фальшивую бороду. Изумление ввело в столбняк обе стороны. Пустынники ещё никогда не видели женщины с ТАКОЙ бородой. Ну с усами, может быть, да. Но не с бородой. Не с такой. Гадалка со своей стороны была потрясена контрастом статного, облачённого в сутану Снегиря, по уши извазёканного в болотной грязи, и коротышки Каюка, острой верхушкой своего малахая достающего ему только что до пояса. Наконец, когда Марта поняла, что перещеголять эту парочку в эпатажности ей не удастся, она разразилась хохотом и сдёрнула бороду.
'Шайтан! Мангус!' - взвизгнул Каюк и рванул назад из дверей.
Запутавшись в полах своего халата, он кувыркнулся с крылечка и забарахтался на земле. Где-то невдалеке подала голос собака. Валентиныч молча взял шипящего и лягающегося карлика подмышку и снова занёс в домик.
Через некоторое время вся компания уже расположилась за круглым гадальным столиком. Марта вытирала мокрые от смеха глаза, Снегирь конфузливо отколупывал от сутаны прилипшие на засохшей грязи кусочки мха, Каюк диковато поглядывал на прорицательницу из-под насупленных бровей. Валентиныч прокашлялся. Пришло время представить друзьям по несчастью 'человечка из Пустельги', последнюю надежду трёх запутавшихся в перипетиях жизни странников.
Марта Иберейра, она же Мартита, она же Матрёна занималась в своё время разработкой перспективной темы 'Альтернативная реальность' в каком-то загадочном 'ящике'. Финансово-страховые компании собирались использовать продвигаемую 'ящиком' технологию для разруливания несложных и, в первую очередь в монетарном смысле, бесперспективных страховых случаев. Въезжает, к примеру, на перекрёстке кто-то кому-то в бок. Ерундовое дело, ситуация ясная - обмен карточками, через пару дней всё улажено. Другое дело, если оба растяпы за рулём застрахованы в одной и той же компании. Вот тут-то и попадает дело на стол 'альтернативщиков'. Покрутив пару настроечных рукояток на невзрачном сером ящичке, оператор 'альтернативной реальности' перенаправлял авто потерпевшего в другой переулок, останавливал кошку от перебегания улицы или бумажный стаканчик с кофе от разливания на колени водителя. Вальдемар не особенно вникал в физику изменчивой реальности, когда они с Мартой, голые и потные лежали, сплетясь на диванчике в её раскалённой мансарде. Всё, что он понял из её страстного монолога, это что вся реальность, прошлое и будущее связаны между собой цепочками причинно-следственных связей. И вся информация об этих цепочках содержится в некоем поле. И что имея подходящий прибор, можно это поле померять, то бишь из 'сейчас' заглянуть по цепочке вперёд или назад. А ещё можно это поле оттянуть в желаемом направлении и таким образом подправить неугодную страховой компании реальность. Вот над этим как раз и трудился 'ящик', а с ним и молодая, красивая, полная энергии Мартита. А после трудового дня в конторе, она увлечённо растолковывала осовелому от жары и любовных утех Вальдемару теорию информационного поля.
Потом с Мартой случилось какое-то женское недомогание, а с Вальдемаром из совокупности навалившихся житейских и служебных проблем бёрнаут. Говоря простым и доходчивым ганзейским языком - крыша выгорела. И очутился Вальдемар Валентиныч с голым торсом верхом на кривоногом облезлом олене среди мёрзлых пустовских болот. А Матрёна, оправившись от своего девичьего разочарования, отправилась на полевые испытания серого ящичка вкруг света. Ящичек был однако капризный, поле его часто не устраивало. И поэтому кочевала 'Мадемуазель Марта' в своей пёстрой кибитке и с накладной бородой по сёлам и весям, щупала информационный эфир, гадала с немалым успехом по руке и на магическом шаре, приобретённом за копейки на блошином рынке. И неотвязчиво, как матёрый пустабрех, нащупывала причинно-следственную цепочку своего старого приятеля. К великому сожалению, умности у прибора было не более, чем у бойскаутского батареечного фонарика и информационное пространство, высвеченное им, было не крупнее светового конуса, направляемого дрожащей рукой несовершеннолетнего туриста в глухой и бескрайней ночной тайге.
О прибытии Марты в Пусту Валентиныч узнал случайно. Ежегодно ранней весной, перед открытием сезона, когда мерзлота подтаивала настолько, что её могло взять кайло старателя, в Пустельге проводилась большая 'выставка достижений'. На ней будущие старатели могли прикупить себе это самое кайло, припас и обменяться кой-какими информациями по поводу 'где и чего'. Само собой торговалось на 'выставке' всё, что имело ценность и ход в Пусте. Валентиныч навестил это торжище в надежде пополнить свой арсенал годным для его хозяйства инструментом. Там и заприметил он бородатую красотку. А понаблюдав издалека за её манипуляциями, докумекал и об истинной цели её миссии. И вот теперь старая любовь должна была выручить его из беды.
'Ну дак ето, камрады', - начал с запинкой Отшельник. Словарного запаса Валентиныча явно не хватало для описания ситуации. И тут в дело пришлось вмешался укрывшемуся за дублёной кожей пустского поселянина Вальдемару:
'Судари мои, прошу любить и жаловать - Марта, моя старая ОЧЕНЬ хорошая знакомая. Тео Снегирь, бакалавр теологии и оператор культов, Каюк - Чингизид и ...', - тут Каюк зыркнул на него таким испепеляющим взглядом, что Валентиныч решил закончить представление.
Снегирь, к этому времени отколупавший от своей манишки достаточно засохшей грязи, чтобы засаленный пурпур вновь придал ему сходство с его тотемной птицей, церемонно взял руку гадалки и приложился устами к кончикам её пальцев.
'Мадам, я безмерно рад нашему знакомству.'
В Каюке в очередной раз взял верх принц монгольской крови и он, сощурив свои и без того узкие глаза в совсем уж невозможные щелочки, и положив сжатые кулаки на стол, протрубил на такой низкой частоте, что завибрировали дощатые стены кибитки:
'Друзья нашего друга - наши друзья. Мы с удовольствием возьмём тебя под наше покровительство', - и отвернув обтрёпанный рукав своего ватного халата, протянул ей руку для поцелуя.
Марта решила подыграть высокородному карлику. Взяв протянутую цвета плодороднейшего перегноя Дикой Степи руку, она приложила её ко лбу со словами:
'Позвольте воспользоваться Вашей благосклонностью, о милостивый наследник Повелителя Вселенной.'
'Итак, наша диспозиция такова: мадемуазель Марта обладает неким ящичком, благодаря которому...', - тут Валентиныч притормозил и с сомнением покосился на Каюка, - '... короче говоря, этот ящичек может общаться с вечным небом. И мадемуазель Марта будет настолько любезна, что посредством него замолвит за нас словечко там', - и Валентиныч указал большим пальцем в сторону низенького потолка.
Снегирь проследил глазами за указующим перстом и скривил рот.
'Я не хотел бы преумалять технические возможности вашего прибора и ещё менее способности мадемуазель, но...'
'Ай Шаман-Хатун, ай маладца', - вмешался Каюк и тут же, развернувшись, зашипел на теолога: - 'тьфу на тебя, сапсем плахой шаман, небо не веришь!'
'Что вы заладили - небо, небо.. Вы Канта читали? Ах, вы читать не умеете?'
Каюк побагровел и начал привставать со стула. Поскольку дискуссия грозила перерасти в бытовой конфликт с телесными увечьями, Валентинычу пришлось применить весь свой авторитет и накопленное на руководящей работе умение работать с людьми.
'Цыц!'- рявкнул он и саданул кулаком по столу.
Конфликт был задушен в зародыше. Марта опять присвистнула.
'Респект! Старый Вальдемар ван Энск снова на арене. Продолжай пожалуйста, я заинтригована.'
'Послушай, Марта, вчера в 'Мамонте', что в Овражке, с нами приключилась одна неприятная история. По большому счёту - мелочь, пустяк, но последствия... нехорошие последствия получились. Это ведь как раз по твоему профилю, так ведь? Покрутишь немножко твой ящик - и как ничего и не было!'
'Ну, во-первых', - повела бровью Марта, - 'не тебе судить за мой профиль, 'мистер бёрнаут'. Во-вторых, ящичек мой хоть и магический, а далеко не пробивает. Где ты говоришь с вами это стряслось? В 'Мамонте'? Там у них в Овражке вообще аномальная зона, поле жиденькое и глючит.'
Широкие костистые плечи Валентиныча разом обвисли.
'Шайздрек', - горестно выругался он, - 'что, совсем без шансов?'
'Ну почему же без шансов. Просто оперировать придётся амбулаторно, на месте происшествия. Не дрейфь, начальник, Женщина с бородой ещё и не такие номера откалывала. Водить людей за нос - это мой хлеб насущный.'
И Марта присвистнула весело, по-разбойничьи. Похоже, жизнь 'в образе' уже оставила на ней неизгладимый отпечаток.
Лицо Валентиныча просветлело. Ай да Матрёна, не зря он на неё положился. Хотя предстоящая операция вырисовывалась ему довольно смутно - ну где, к примеру, пристроить в 'Мамонте' этот проклятый ящик? Да и сманипулировать цепочки как минимум трёх человек - это, знаете, не в носу поколупать - время нужно. Тем не менее, зерно оптимизма уже упало в почву и пустило побег. Ведь в конце концов, великий и могучий Вальдемар ван Энск не зря был руководителем спецотдела по аварийным финансовым ситуациям. Спецоперации, хотя бы и финансовые, были его 'хлебом насущным'.
'Слушать сюда!' - окликнул он своих компаньонов, и четыре головы тесно склонились над гадальным столиком.