Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Жизнь короля Генриха V

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Жизнь короля Генриха V
  THE LIFE OF KING HENRY V
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ V.
  ГЕРЦОГИ ГЛОСТЕР, БЕДФОРД, братья короля.
  ГЕРЦОГ ЭКЗЕТЕР, дядя короля.
  ГЕРЦОГ ЙОРК, двоюродный брат короля.
  ГРАФ СОЛСБЕРИ.
  ГРАФ ВЕСТМОРЛЕНД.
  ГРАФ ВОРВИК.
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ.
  ЕПИСКОП ЭЛИ.
  ГРАФ КЕМБРИДЖСКИЙ,
  ЛОРД СКРУП.
  СЭР ТОМАС ГРЕЙ.
  СЭР ТОМАС ЭРПИНГЕМ, ГОВЕР, ФЛЮЭЛЛЕН, МАКМОРРИС, ДЖЭМИ, офицеры армии короля Генриха V.
  БЭЙТС, КОРТ, ВИЛЬЯМС, солдаты королевской армии.
  ПИСТОЛЬ, НИМ, БАРДОЛЬФ.
  МАЛЬЧИК.
  ГЕРАЛЬД.
  КАРЛ ШЕСТОЙ, король Франции.
  ЛЬЮИС, дофин.
  ГЕРЦОГИ БУРГУНДСКИЙ, ОРЛЕАНСКИЙ И БУРБОНСКИЙ.
  Коннетабль Франции.
  РАМБЮР, ГРАНПРЭ, французские дворяне.
  Губернатор Арфлера.
  МОНЖУА, французский герольд.
  Послы английского короля.
  ИЗАБЕЛЬ, королева Франции.
  КЭТРИН, дочь Карла и Изабель.
  ЭЛИС, служанка Кэтрин.
  Хозяйка таверны в Истчипе, бывшая мистрис Квикли, вышедшая замуж за Пистоля.
  Лорды, леди, офицеры, солдаты, горожане, гонцы, прислужники. Хор.
  
  Место действия: Англия, затем Франция.
  
  
  ПРОЛОГ
  
  (Выходит хор.)
  
  
  ХОР:
  Когда бы муза пламенем сжигала,
  Вздымалось вдохновенье до небес,
  Когда бы сценой мир был, а не зала,
  А государь - участником пиес,
  Увидели б не Генриха, а Марса
  В союзе с голодом, пожарами, мечом,
  С повадками озлобленного барса,
  Перед решающим застывшего прыжком.
  Вы автора простите, что подмостки
  Он венценосной выделил персоне,
  И мысли автора, и помыслы громоздки,
  И неприемлемы, наверное, короне.
  Просторы Франции на этом пятачке
  Покажутся, конечно же, смешными,
  А мы, как рыба дохлая в сачке,
  Под Эджинкортом биться будем с ними.
  Но и нули на маленькой бумажке,
  К несчастной единице обратившись,
  В гиганта вырастают из букашки,
  Как вы, за наше слово уцепившись.
  Представьте, что две мощные страны
  Полоска океана разделяет,
  К тому ж враждой они разведены,
  И уступить друг другу не желают.
  Вообразите тысячи в одном,
  Терзающих друг друга беспощадно,
  Переверните белый свет верх дном,
  И ужас вам представится наглядно.
  Завидев всадника, неситесь вместе с ним,
  Терзая землю кованым копытом,
  Чтоб очутиться с королём своим,
  В пространстве всем событиям открытом.
  Всё разъяснил я вам, насколько мог,
  На том позвольте завершить пролог.
  Прошу набраться, господа, терпенья,
  Актёров не судить за откровенье.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Вестибюль королевского дворца.
  
  (Входят архиепископ Кентерберийский и епископ Эли.)
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  На обсуждение опять закон представлен,
  Он был покойным королём составлен,
  Давно бы нас стреножили те путы,
  Когда б страну не охватили смуты.
  
  ЭЛИ:
  Деваться некуда: давайте же решать,
  Как этому, милорд, нам помешать.
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Не думать нам об этом невозможно,
  А вникнув в суть, становится тревожно:
  Ведь земли, что завещаны церквам,
  Отдать придётся государю нам,
  Чтоб в счёт налогов,
  Непомерных штрафов
  Монарха содержать,
  Дружину,
  Графов,
  Шесть тысяч с половиною дворян,
  И богадельни немощных мирян.
  К тому же следует сказать:
  Казну придётся нам латать.
  С каких не посмотри сторон -
  Резона нет голосовать закон.
  
  ЭЛИ:
  Да где же денег взять.
  Чтоб и казну латать?
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Так получается:
  В чужом кармане деньги не считаются.
  
  ЭЛИ:
  Как разорений и несчастья избежать?
  
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  На мудрость государя уповать.
  
  ЭЛИ:
  Довериться его благому нраву
  И на приверженность религии и праву.
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Прожекты эти в юноше не зрели,
  Но лишь отца умершего отпели,
  Пороки все, за что юнца корили,
  Исчезли навсегда с отцом в могиле.
  И с неба ангел разума спустился,
  И в государе нашем воплотился,
  Из плоти грешника-Адама удалив,
  Обитель-рай для духов сотворив.
  На самом деле - это поражает,
  Таких примеров свет ещё не знает,
  Чтоб гидра всех голов лишилась враз.
  Но это - факт! Таков король у нас!
  
  ЭЛИ:
  Достойный представитель новой смены.
  Да будут к счастью эти перемены!
  
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Он богословие превыше прочих чтит,
  Оно ему нисколько не претит,
  Так вдохновенно входит в эту роль,
  Как будто он прелат, а не король.
  Когда же говорит о государстве,
  Он, словно, был века уже на царстве.
  Война - не кровь, а музыка сплошная:
  Армагеддон - история смешная.
  С политикана враз срывает маску,
  Гордиев узел рубит, как подвязку.
  Когда с народом Генрих говорит,
  То речь его особенно звучит,
  И атмосфера так напряжена,
  Как будто слушает оратора она,
  И каждый хочет с ним поговорить,
  И слово сладкое из уст его испить.
  Где почерпнул он бездну этих знаний?
  Ведь в годы юные бессмысленных скитаний
  В чаду разврата, площадного слова,
  Среди отбросов, общества гнилого,
  Где верховодил воровской типаж,
  Не мог он накопить такой багаж.
  
  ЭЛИ:
  С крапивой рядом земляника зреет,
  Отменный вкус и аромат имеет.
  Компании дурные, как компост,
  Придали принцу красоту и рост.
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Должно быть, так оно и есть,
  Но от того конца проблемам нашим несть.
  
  ЭЛИ:
  Но как, скажите, можно помешать
  Закон, одобренный общиною, принять?
  Как государь относится к закону:
  Помолится ль на нашу он икону?
  
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  На это закрывает он глаза.
  Похоже, что ни против он, ни за.
  Но склонен я, однако, полагать,
  Что интересы наши будет защищать.
  В беседе с ним о Франции и деле,
  Разумный ход мы с ним предусмотрели:
  Внесёт в казну великий церковь вклад,
  Всех прочих вкладов больший во сто крат.
  
  
  ЭЛИ:
  А оценил ли государь порыв такой?
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Да. Благодарность полилась рекой.
  Когда бы было время для беседы,
  Мы б обсудили притязанья деда
  На земли Франции и на её корону.
  Желание такое ведь и вправду
  Вынашивалось дедом-Эдуардом.
  
  ЭЛИ:
  И кто же поломал сей ход событий?
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Посол французский со своею прытью.
  Я, полагаю, час уже настал:
  Пред государем во дворце посол предстал.
  Ему назначено в четыре было.
  
  ЭЛИ:
  Уже четыре, сударь мой, пробило.
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Пора и нам пойти уже проведать,
  О чём посол намерен нам поведать.
  Достаточно, однако, быть ослом,
  Чтоб не понять, что движет сим послом.
  
  ЭЛИ:
  И я, пожалуй, сударь, не премину
  Увидеть эту милую картину.
  
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Там же. Зал приёмов во дворце.
  
  (Входят король Генрих, Глостер, Бедфорд, Экзетер, Ворвик, Вестморленд.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А где же мой кумир английский,
  Любезный лорд Кентерберийский?
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Его здесь нет.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Прошу вас, дядя, порученье дать
  Немедленно за ним послать.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  А не пора ли звать посла?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Минута до него не доросла.
  Прошу, кузен, вас не спешить.
  Нам надо кое-что решить
  И здесь же, и сейчас,
  Касаемо и Франции и нас.
  
  (Входят архиепископ Кентерберийский и епископ Эли.)
  
  АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
  Господь и ангелы храните трон священный!
  Вам долгих лет на нём, монарх наш несравненный.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Спасибо. Непременно постараюсь.
  И, на учёность вашу полагаясь,
  Хочу узнать с позиций богослова,
  На чём салическая зиждется основа,
  Которая мне права не даёт
  Отправиться на Францию в поход?
  Избави бог вас от неверного сужденья,
  Лукавое внушить мне убежденье,
  Что на поход такой имею право
  Амбиций ради или ради славы.
  Ведь реки крови, что тогда прольются,
  Всевышним в перечень греховный занесутся.
  А ваше побужденье, вероятно,
  Усугубит вину десятикратно.
  Хочу вас, богослов, предостеречь,
  Что, обнажив войны жестокой меч,
  Вы наравне со мною грех, возьмёте,
  Коль государя на войну зовёте.
  Укором капля крови обернётся,
  Где каждый третий с поля не вернётся.
  И не помилует уже того творец,
  Кто ложью оскорбил меч-кладенец.
  Войной наказан будет человек,
  И без того живущий краткий век.
  Приняв на плечи груз такой морали,
  Неискренним вы будете едва ли,
  А потому и слушаем сейчас
  На исповеди перед богом вас.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Монарх и пэры, кто страну любя,
  За трон английский жертвуют себя,
  Прошу меня услышать и понять,
  А уж тогда решенье принимать.
  Во дни великого когда-то Фарамонда
  В ту пору среди местного бомонда
  Поверье было: царственный подол
  Претендовать не вправе на престол.
  Но здесь закралась главная ошибка,
  Где Франции позиция столь зыбка:
  И Фарамонд, и названное царство
  Не Франция - иное государство.
  Оно - в Германии меж Салою и Эльбой,
  А этот регион французским не был.
  Там Карл Великий саксов покорил,
  А на правление французов посадил.
  Те, не приняв немецких женщин нравов,
  Лишили их наследственного права
  Претендовать на царство и престол.
  Отсюда и обычай сей пошёл.
  Землёю оною меж Эльбою и Салой
  Не обладали, не владели галлы.
  А град в Германии и ныне всем известен
  Под именем вполне немецким Мейсен.
  А потому "салический закон"
  Во Францию искусственно внедрён.
  Примерно сотен пять годов назад,
  Был независимым салийский этот град,
  И Фарамонд, выдерживая стиль,
  Внедрил в свою эпоху этот билль.
  Скончался он, как ведает нам слово,
  Лишь в пятом веке Рождества Христова,
  Великий Карл в девятом объявился,
  Когда на их свободу покусился.
  А до того четыре века жили
  И независимы от галлов саксы были.
  Французы-летописцы как один
  Все утверждают, что король Пипин,
  Лишив монарха Хильдерика власти,
  От матери ведёт отсчёт династьи.
  Была Блитхильда дщерью Лотаря,
  Кого французы все боготворят:
  Ни кто-нибудь, а он над этим троном
  Вознёс тогда французскую корону.
  Гуго Капет немало отличился:
  Князь Лотарингии короны им лишился,
  Князь был наследником по линии мужской,
  Капет - по женской, да ещё какой! -
  Он, сын принцессы, дочери монарха,
  Забрал венец без совести и страха.
  Людовик же Десятый, сын Капета,
  Поведал нагло Франции и свету,
  Что королева-бабка Изабелла
  Ему стать государем повелела,
  Она, по утвержденью пропаганды, -
  Наследница принцессы Ирменгарды,
  Выходит, что французские монархи -
  От Карла свергнутого властные экзархи.
  Корона Франции - их главный интерес,
  А вся их власть - наследие принцесс.
  Игра французская салическим законом -
  Лишь вашим притязаниям препона.
  Ясна проблема здесь, как божий день:
  Бросает Франция на право ваше тень.
  И, утверждая власть свою на трон,
  Вам с предками чинит она урон.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Так вы находите и правильным, и здравым
  Мне королевским пользоваться правом?
  
  АРХИЕПИКОП:
  Пусть грех падёт на голову мою!
  Я убеждений, сир, не предаю.
  Недаром в "Книге Чисел" говорится:
  "Мужчина умер - женщина сгодится".
  Свои права и предков защитите,
  Кровавый флаг французам разверните.
  Пора уже могиле поклониться,
  Откуда начата всецарствия страница.
  Лежала Франция пред вашим дядей ниц,
  Великим Эдвардом по кличке "чёрный принц".
  В ту пору львёнок кровью упивался,
  А лев-отец с холма им любовался.
  Пусть и сегодня ходят, как по бритве,
  А дядин дух вам помогает в битве.
  Кладу поклон я искренний и низкий
  Великим воинам - защитникам английским,
  Кто Франции гордыню сокрушал,
  И в пользу Англии проблемы разрешал.
  
  ЭЛИ:
  Пусть память королей, героя дяди
  Вас силой духа прежнею зарядят.
  Вы - их приемник, значит, прочен трон, -
  Не нанести Британии урон.
  Кровь тех героев вены ваши полнит,
  Народ свои победы долго помнит.
  Вы были юноша,
  Теперь вы - грозный рыцарь ,
  Врагу от вашей кары не укрыться.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Монархи всей Земли напряжены:
  Французской наглостью они поражены,
  Узнать хотят, когда же лев проснётся:
  Охоту славную увидеть им неймётся.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Причин и средств таких, на самом деле,
  Король английский не имел доселе:
  Вельмож зажиточных и преданных сердец,
  Готовых жертвовать и биться, наконец.
  Ведь будучи в Британии телами,
  Она уже во Франции умами.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Так дайте же возможность и телам
  Безудержным последовать умам,
  Готовым кровью, пламенем и сталью
  Врагов поверить в истину заставить.
  А церковь безучастною не будет:
  На цели эти средства раздобудет.
  Поверьте, прихожане не скупятся,
  Отдав последнее, не плачут, а гордятся.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не только Франция одна меня волнует,
  Ведь и шотландцы изредка балуют.
  Придётся укрепить свои тылы,
  Чтоб не грозили нам из-под полы.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Такое, государь мой, не случится:
  Народ стеною встанет на границе,
  И не допустит наглого соседа
  На нашей кухне задарма обедать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не столь меня налётчики тревожат,
  А сам сосед - он недругом быть может.
  Ведь даже летописи древние гласят
  О том, что было сотни лет назад:
  Как только мы во Франции - в походе,
  Шотландское нас губит половодье,
  Где в реках крови замки утопают,
  И от разора Родина страдает.
  Нельзя страну отставить без защиты,
  Коль у Шотландии такие аппетиты.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Не столь велик, однако, здесь разор,
  Сколь страха нагнетаемый позор.
  Достаточно нам вспомнить тот момент,
  Когда французов бил английский цвет,
  И Англии без цвета, как вдовице,
  Пришлось с Шотландией завистливою биться,
  Она обидчика не только победила,
  Но и монарха злобного пленила,
  Отправив пленника в Европу в кандалах,
  Чтоб славить Эдварда в балладах и стихах,
  А золоту таких воспоминаний
  Блистать в числе былых завоеваний.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Никто тому не удивится,
  Как мудро в баснях говорится:
   "Коль ты решил на Францию идти,
  Сначала голову шотландцу открути".
  Как только Англия-орлица - из гнезда,
  Стервятник из Шотландии - туда,
  И желчь в зобу его уже клокочет:
  До золотых яиц добраться хочет.
  Случись и кошке выйти по нужде,
  Как мышь становится хозяйкою везде.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Нисколько это кошку не печалит,
  Грызун напрасно только зубки скалит:
  Какой бы не казалась мышка ловкой,
  Но для неё найдётся мышеловка.
  Пока врага теснит рука да палка,
  На страже дома - голова-смекалка.
  Во власти - дворянин как музыкант.
  Его отчизною востребован талант,
  Где каждый звук натянутой струны
  В аккорд вливается симфонии страны.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Всевышний на сословья делит нас,
  Даруя место в обществе и глас,
  Чтоб в унисон со властью люди пели,
  Беспрекословно повинуясь цели.
  Пример достойный - пчёлы-медоносы,
  Одни у них и цели, и запросы:
  Чтоб государство-улей процветало -
  Весь мёд - в казну, в защиту - пики-жала.
  Там и король, и всех сортов вельможи,
  И суд, и власть, которых нету строже,
  Одни - купцы, другие - меценаты,
  А те, что на цветах: они - солдаты,
  Жужжат, сбирая золотую дань,
  Чтоб королю всё выложить на длань.
  С высот своих король на всё взирает,
  Народ ему чертоги воздвигает,
  Где сладко спать и пить, и есть монарху.
  Диктуется всё совестью - не страхом.
  Не знает рой пчелиный неудач,
  Здесь возле трутня каждого палач.
  Всему итог я подведу такой:
  Шумят ручьи, не став пока рекой,
  Из разных мест все лучники стреляют,
  Но в цель одну всё время попадают,
  И сколь ни спорим, сколь ни говорим,
  Дороги все приводят только в Рим,
  Иначе же и проще говоря,
  Потоки все сливаются в моря,
  Как мы сливаемся в желании одном
  Идти на Францию, оставив милый дом.
  И нам ли, истинным воинственным британцам
  В Европе опасаться всяких Франций!
  Вы войско славное на части поделите,
  С одними в Галлию, не мешкая, идите,
  Другие - пост ответственный займут:
  И на пороге пса шотландского порвут.
  Да здравствует король наш венцеглавый!
  Не посрамим британской нашей славы!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Нарисовалась полная картина!
  Просите же посланников дофина.
  (За посланниками уходят.)
  Решил я окончательно и твёрдо,
  Поможет бог и вы, конечно, лорды,
  Принудить Францию Британии служить,
  В другом ей качестве теперь уже не жить.
  Её владения мы все себе отпишем,
  Иному не бывать, пока мы дышим,
  А, коли сложим головы на поле,
  То, стало быть, на это - божья воля,
  Развеет ветер прах наш по полям,
  Пусть поминают с горем пополам.
  (Входят посланники Франции.)
  
  Какая вас гнала, послы, причина,
  Не с королевским словом, а с письмом дофина?
  
  ПЕРВЫЙ ПОСЛАННИК:
  Желаете ль вы выслушать открыто,
  Что за печатями посольскими сокрыто?
  А, может, просто только намекнуть,
  Дофина сокровенных мыслей суть?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Себя к тиранам мы, известно, не относим,
  И отнестись по-христиански просим.
  Невольникам подобно наши страсти:
  Они в тюрьме и в кандалах у власти.
  Прошу вас говорить начистоту,
  Что у дофина ныне на борту.
  
  ПЕРВЫЙ ПОСЛАННИК:
  Чтоб не томить величество речами,
  Я несколькими выскажусь словами.
  От вас послы во Францию явились,
  Мы их претензиям, признаться, удивились:
  В числе британских значатся амбиций
  Границы Францией означенных провинций.
  Права на них, как ваш посол сказал,
  Вам предок - Эдвард Третий передал.
  Дофин считает: всё б иначе было,
  Когда бы разум праздность не убила.
  А, кроме прочего, хотим вас упредить
  Законы Франции британцам надо бдить,
  Дофин не разрешит кому угодно
  По Франции вальсировать свободно.
  В бочонке этом от французов дань,
  Забудьте про провинции, Бретань,
  И пейте на здоровье, и гуляйте,
  Но о французских землях не мечтайте.
  Таков ответ от нашего дофина
  И такова его военная доктрина.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не марево ли кроет свет очей?
  
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Да это - сотня теннисных мячей.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Дофин, однако же, шутник,
  Он тонко в суть игры проник.
  Удар мне первому навязан,
  Я отразить его обязан.
  На кон французский трон поставлен,
  Мне шанс дофином предоставлен,
  Я от него не откажусь,
  В игру немедленно ввяжусь.
  Затеял он опасный спорт,
  Вся Франция - единый корт.
  Я вызов от дофина принимаю,
  В ответ - перчатку с вами посылаю.
  О бурной юности моей он намекнул,
  Я в ней, однако, опыт почерпнул:
  Ведь будучи от власти в стороне,
  Я понял многое и в жизни, и в стране.
  И, с высоты теперь взирая трона,
  Крою разумно бой и оборону.
  Я, парусом величия влекомый,
  Считаю Францию и вотчиной, и домом,
  И пусть дофин подумает о том,
  Как с истинным считаться королём.
  Я чёрных дней и дела не гнушался,
  Пока великой цели добивался,
  Теперь моё величие грядёт,
  Оно звездой над Францией взойдёт,
  И только тень, оставшись от дофина,
  Когда-то бывшего напомнит исполина.
  А те мячи, что мне прислал шутник,
  Я все заткну ему за воротник.
  Вослед пошлю я в качестве наград:
  Из пушек наших ядер смертный град,
  А коль дофин и иже с ним строптивы,
  Дождями вдовьих слёз польются нивы.
  Сыны погибшие потомство не зачнут,
  Их матери дофина проклянут.
  Насмешки принца, смыслу вопреки,
  Окажутся для Франции горьки.
  Ведь над руинами когда-то городов:
  Взойдут пожарища и стоны бедных вдов.
  Всё - в божьей воле, он рассудит нас,
  Я мщения готовлю день и час.
  Послы, мы отпускаем вас, прощайте!
  А шутнику-дофину передайте:
  Плохая шутка, где один смеется,
  А весь народ рыдает и трясётся.
  Прошу послов с почётом проводить,
  Не нагрубить послам, не навредить.
  (Посланники уходят.)
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Сражён дофин! Ему не отвертеться!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Придётся автору послания зардеться.
  Теперь уже слова ни что не стоят,
  Дела меня сегодня беспокоят,
  Они важней желаний и хмельного,
  Где бог и Франция - превыше остального.
  Все силы, лорды, мы мобилизуем,
  Пусть знает мир, как славно мы воюем,
  Клянусь я образом небесного творца
  Пленим дофина мы у врат его дворца.
  И пусть запомнит неприятель впредь:
  Когда мы вместе, нас не одолеть!
  
  (Все уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  ПРОЛОГ
  
  Фанфары. Выходит хор.
  
  ХОР:
  Пылает юность Англии отвагой,
  Шелка упрятаны, востребована шпага.
  Рука к оружию, а сердце к славе рвётся,
  Страна безудержно к величию несётся.
  Иные времена у молодёжи:
  Хороший конь - теперь всего дороже,
  Чтоб мчаться за кумиром христиан,
  Английским Генрихом, надеждой евростран.
  Сверкнул Меркурий пятками-крылами,
  Парит он в небесах над головами.
  Пресыщена надеждой атмосфера,
  И держит меч на изготовке вера.
  Готов французов Генрих покорить,
  Сподвижникам награды раздарить.
  Француз, таким напуганный размахом,
  Трясётся от бессилия и страха,
  Пытается политикой интриги
  Не дать Британии надеть ему вериги.
  О, Англия, твои гигантски планы!
  Дитя - на вид, а сердце - великана.
  Тебе подвластны всякие задачи,
  Но есть предатели, кто думает иначе.
  Они лишь ненависть к Британии копили,
  Французы их за золото купили.
  Вот три предателя,
  Три истинных Иуды,
  Три ненавистника,
  Три халды,
  Три паскуды:
  Граф Ричард Кембриджский,
  Лорд Генри Скруп of Masham,
  Заклятый враг имперским целям нашим,
  А к ним примкнул ещё один халдей -
  Нортумберлендский рыцарь Томас Грэй.
  Секретный договор предателей и трусов,
  Готовит Генриху смертельные укусы,
  И если адских сил не одолеть,
  То в Саутгемптоне его настигнет смерть.
  Коль вы терпения, мой зритель, наберётесь,
  То с нами в море страсти окунётесь.
  Нашлись предатели. Оплачена затея.
  Воплощена на сцене главная идея.
  Мы вас из Лондона во Францию отправим,
  И пережить события заставим,
  Вас в путешествии, надеюсь, не стошнит.
  Однако, в путь! Король уже спешит.
  
  (Уходит.)
  
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Улица.
  
  (Входят капрал Ним и лейтенант Бардольф.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  Да будет господом храним,
  Капрал и бравый воин Ним.
  
  НИМ:
  Да и тебе бы не хворать,
  По правде, лейтенант, сказать.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Как служишь?
  С поручиком Пистолем ещё дружишь?
  
  НИМ:
  Оставим-ка его в покое,
  Меня он мало беспокоит.
  Хоть речь моя скупа бывает,
  Но меч - стальной и убивает.
  Он немудрёный, но практичный:
  В костре печёт омлет яичный,
  В мороз - становится острее,
  Любого недруга обреет.
  Пока держусь за рукоять,
  Врагу ни в жизнь не устоять.
  
  БАРДОЛЬФ:
  С Пистолем вам дарю я завтрак,
  Сдружиться вам придётся завтра:
  Поход во Францию намечен,
  Теперь союз вам обеспечен.
  Здесь меч у нас - для пирога,
  В Париже - жало для врага.
  Да будет так теперь, капрал!
  Так и поступим, как сказал.
  
  НИМ:
  Живу я так, как мне живётся.
  Другого мне - не остаётся.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Порядком надоела всем
  Одна из главных ныне тем:
  Женился он на Нелли Квикли,
  А вы душою к ней приникли.
  
  НИМ:
  Да, ход судьбы не угадать:
  Где ныне ад, где благодать.
  Один всю ночь спокойно спит,
  А утром - в горле нож торчит.
  Чему положено случиться,
  Нам угадать не научиться.
  Терпенье тащится, как кляча,
  Но и она бредёт к раздаче.
  Однако, что там впереди,
  Ни мне решать, ни мне судить.
  
  (Входят Пистоль и хозяйка.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  А вот и сам Пистоль с хозяйкой.
  Терпи, капрал, не будь зазнайкой.
  Как поживает наш Пистоль,
  Трактирщик знаменитый столь?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ах ты, невежда и задирщик,
  Не называй меня трактирщик!
  Клянусь тебе своею шпагой:
  Душа моя полна отвагой,
  Пусть не останется сомнений
  Что не стерплю я оскорблений.
  К тому же и прекрасной Нелли
  Все квартиранты надоели.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Я окончательно пока что не решила:
  Найти девиц или оставить всё, как было.
  Чтоб не подумали, что содержу бордель,
  Найму девиц с иголками в артель.
  (Ним и Пистоль хватаются за шпаги)
  Ну, что вы, господа, так суетитесь,
  Сначала меж собою разберитесь.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Здесь драться лейтенанту и капралу не пристало.
  
  НИМ:
  Тьфу, на тебя, барбос.
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Тьфу, на тебя, исландский пёс!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Капрал не может дамой пренебречь!
  Прошу вас в ножны спрятать острый меч.
  
  НИМ:
  Понизь-ка, братец, голос.
  Молись, что ты не "solus"!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Не постесняюсь я свою красотку,
  Засуну этот "solus" тебе в глотку.
  И, судя по твоей собачьей роже,
  Тебе он больше подойдёт, похоже.
  А ну-ка открывай скорее пасть,
  В твою утробу должен он попасть!
  Курок взведён! Беги скорей, подлец!
  Пока не вылетел в обидчика свинец.
  
  НИМ:
  Но я не демон Барбас, просто - Ним,
  Не заклинанием, а подлостью раним,
  Ты на меня плюёшь через плечо,
  А я тебя сражу своим мечом.
  Свинец и меч сойдутся в поединке:
  Мне - удовольствие,
  Тебе, Пистоль - поминки.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ах, краснопёрый и замызганный карась,
  Тебя, хвастун, могила заждалась.
  Сейчас ты убедишься, что не лгу:
  Тебе навек замолкнуть помогу.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Вам, петухам, я вот чего скажу:
   "Я шпагу в брюхо первому всажу,
  Кто мне перечить вздумает сейчас,
  Когда сорвусь с цепи, не ровен час".
  
  (Обнажает шпагу.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Слова разят, как шпага, наповал,
  И голосу, Бардольф, и смыслу внял.
  Подай мне, пёс, свою большую лапу:
  Лизну её, и ты мою не цапай.
  
  НИМ:
  И всё же - горло береги, бульдог,
  Ему судьбой уже назначен срок.
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Тебе, "головорез", бросаю вызов снова,
  Твоя на подлости замешана основа.
  Ты, бабник, путь к жене моей забудь.
  В больнице поищи себе блудницу.
  Ты у Тиршит, что величают Долл,
  Проси руки и задирай подол.
  Коль эту, Ним, ты выберешь Крессиду,
  Забуду и тебя я и обиду.
  А Квикли навсегда теперь со мной,
  Не говори ни слова, уходи домой.
  
  (Входит паж.)
  
  ПАЖ:
  Хозяева, я вынужден спешить
  Вас к господину своему просить.
  По-моему, задумал он хворать,
  И требует немедленно кровать.
  Без вас, Бардольф, он, в самом деле,
  Не доберётся до постели.
  
  БАРДОЛЬФ:
  А ну-ка прочь, плутишка,
  Негоднейший мальчика.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Прошу я за пророчество прощенья:
  Он скоро воронам пойдёт на угощенье,
  Нет ни желания в нём более, ни сил,
  Король его надежды погасил.
  Какой же трудный выдался денёк!
  Поторопись, мой милый муженёк.
  
  (Хозяйка и паж уходят.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  Пойдёмте, я вас сделаю друзьями,
  Не время англичанам быть врагами.
  Всё воинство во Францию стремится,
  А вы, как псы, желаете сцепиться.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Девятый вал проклятьем не смутить,
  Как псов голодных на кусок не выть.
  
  НИМ:
  Ты, парень, восемь шиллингов проспорил.
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ах, батюшки, какое это горе!
  
  НИМ:
  Ты долг вернёшь, нахал, злодей и скряга.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Долги везде решает только шпага.
  
  (Оба обнажают шпаги.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  Вот шпага! А искусством я владею.
  Кто двинется, убью не сожалея.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Здесь - не война, а спор всего лишь,
  Но против стали не поспоришь.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Учтите: я - неумолим,
  С Пистолем рядом встаньте, Ним,
  Теперь вы - верные друзья,
  Иначе и не мыслю я.
  А коль противное случиться,
  Я враг - обоим без границы.
  
  НИМ:
  Придётся согласится, видно.
  За восемь шиллингов обидно.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Долги все наши дружба скрасит,
  А пламень спора эль загасит.
  Дороже брата станет Ним!
  Со мною - он, я - только с ним.
  На службе буду маркитантом:
  Всегда в тепле и с провиантом.
  Тебя в команду приглашу,
  Там все долги и погашу.
  Давай же, парень, руку,
  Долги - одна докука.
  
  НИМ:
  Надеюсь, ты не шутишь?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Наличными получишь.
  
  НИМ:
  Тогда - другое дело.
  Мне тяжба надоела.
  (Возвращается хозяйка.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Коль мать на свет вас родила,
  То бросьте все свои дела,
  Идите к сэру Джону!
  Он при смерти! Мадонна!
  Его трясёт, он весь горит,
  Ни слова нам не говорит.
  Идите же, идите,
  Бедняге помогите.
  
  НИМ:
  Сэр Джон, бедняга, нынче не у дел:
  Король его из рыцаря в шута переодел.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Вот потому и вылечить неможно:
  Разбито сердце - склеить невозможно.
  
  НИМ:
  И с королями промахи бывают,
  Но короли решений не меняют.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Мы рыцарю сочувствовать идём,
  Но Генриха ни в жизнь не подведём.
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Саутгемптон. Зал заседаний.
  
  (Входят Экзетер, Бедфорд и Вестморленд.)
  
  БЕДФОРД:
  Как их величество, о, боже!
  С иудами общаться может!
  
  ЭКЗЕТЕР:
  От них недоброе предчувствие исходит,
  И будто призрак смерти рядом бродит.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Как внешне выглядит всё ловко и умело,
  Где лжёт язык, там выручает тело:
  Оно податливо и вежливо в поклоне,
  Пред тем, кто возвышается на троне.
  
  БЕДФОРД:
  Он об измене их узнал из переписки,
  Они не ведают, как виселица близко.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Как мог товарищ, с кем ночлег делили,
  Когда едины помыслами были,
  Переродиться полностью в Иуду,
  Продав монарха за монеток груду.
  
  Звучат фанфары.
  (Входят король Генрих, Скруп, Кембридж, Грей и свита.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Попутный ветер нам благоволит,
  "Добро пожаловать на судно!" - говорит.
  Скажите, Кембридж, вы, любезный Скруп
  И, рыцарь, кто нам близок так и люб,
  Как вы считаете? Надеяться могу,
  Что дам урок обидчику-врагу,
  Что Франции взломаю оборону
  Судами Англии, моим дивизионом?
  
  СКРУП:
  Победа тем сегодня достаётся,
  Кто без остатка делу отдаётся.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Такому мнению душа монарха рада,
  Не потому ли преданные рядом?
  Чтоб не жалеть нам более потом,
  Неверных оставляем за бортом.
  
  КЕМБРИДЖ:
  Я откровенно должен вам признаться:
  Вас одинаково и любят, и боятся.
  Любая нация и крепнет, и цветёт,
  Когда монарх суров, но не гнетёт.
  
  ГРЕЙ:
  И даже недруги почившего отца,
  Желчь окунув в меду, от своего лица
  Вам выражают рвение и честь,
  В которых сомневаться права несть.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А я нисколько в том не сомневаюсь,
  Воздать им должное за это собираюсь.
  Скорее о себе теперь могу забыть,
  Чем безучастным к их заботам быть.
  
  СКРУП:
  Усердие умножится надеждой,
  И сердце воспылает под одеждой.
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Пора нам с вами, дядя Экзетер,
  Подать народу щедрости пример,
  И выпустить сегодня из-под стражи,
  Всех тех, кто нас хулит и ложью мажет.
  Коль вдуматься, то эти перебранки
  По глупости вершатся и по пьянке.
  
  СКРУП:
  В любом великодушии есть мера,
  Не велико ль для этого примера?
  Чревато милосердие угрозой,
  Где суд не выжимает даже слёзы.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Всё надо делать в жизни не спеша,
  И снизойдёт к прощению душа.
  
  КЕМБРИДЖ:
  Помиловать есть способ даже гада.
  
  ГРЕЙ:
  Сгноить в тюрьме - жизнь миловать в награду.
  
  КОРОЛЬ ГЕНИХ:
  Вы, кто меня так беспредельно чтит,
  Умерьте свой возмездный аппетит,
  Ведь речь идёт о сущем пустяке,
  Заквашенном на зелье в кабаке.
  Когда же со двора потянет гарью,
  Где стряпают измену государю,
  Я в полной мере силу покажу
  И уж, действительно, тогда не пощажу.
  Хоть Кембридж, Скруп, а с ними Грей,
  Хотят задержанных людей,
  Немедля наказать,
  Я должен в просьбе отказать.
  Но к Франции пора нам возвратиться,
  Кому я обещал здесь отличиться?
  
  КЕМБРИДЖ:
  Мне полномочия большие обещали,
  Сие напомнить - порученье дали.
  
  СКРУП:
  В числе же оных и меня упомянули.
  
  ГРЕЙ:
  Добавить Грея к ним не преминули.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я на запросы века отвечаю:
  Арестовать всю тройку поручаю!
  В измене их сегодня уличили,
  Что заслужили, то и получили!
  А потому, как лорды побледнели,
  Я заключил: написанное съели.
  
  КЕМБРИДЖ:
  Я признаюсь и перед богом каюсь.
  На вашу милость, Генрих, полагаюсь.
  
  СКРУП, ГРЕЙ (вместе):
  Нас злато ослепило - видит бог.
  Смените казнь на срок.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Та милость, что жила во мне, убита,
  И вами же на кладбище зарыта.
  Призывы к милости вину усугубляют,
  Как псы голодные они вас растерзают.
  Смотрите!
  Гневайтесь!
  Дворяне, лорды, пэры.
  Вот вам предательства и низости примеры.
  Я Кембриджу безмерно доверялся,
  А он убить меня французику поклялся.
  А как уж распинался рыцарь Грей,
  Перед особою монаршею моей,
  Помыслить я не смел о перемене,
  Что злато склонит рыцаря к измене.
  Ужель настолько жаден ты и скуп,
  Что продаёшь Британию, лорд Скруп?
  Я сокровенные дарил тебе секреты,
  А ты менял их на иудины монеты.
  Не смог бы никогда я и представить,
  Что ты способен так меня подставить.
  Как ночь и день я ложь и правду мерю,
  Душа скорбит, глазам своим не верю.
  Смерть и измена - в чёртовой упряжке,
  Сметают всё, последствия их тяжки.
  Но удивления они не вызывают,
  Примеров мир тому немало знает.
  Тот демон, кто купил душонку гада,
  В аду достоин истинной награды.
  Но он меня ни сколь ни удивил,
  Ведь в лорде Скрупе оборотень жил.
  Другие дьяволы из кожи лезут вон,
  Чтоб для измены выискать резон,
  В кафтаны рядятся, в красивые слова,
  Чтоб у предателя кружилась голова.
  А лорда нашего не надо соблазнять, -
  Достаточно монетку показать.
  И этот муж, изъеденный грехами,
  Отдался демону без боя с потрохами.
  Обиднее всего, что демон тот
  Позор британцу каждому несёт,
  Заявит нагло аду он и свету:
  "Продажнее британцев в мире нету"!
  Ужель отравлена в Британии вся вера,
  И нет святому более примера?
  Не ты ль учёным средь других считался?
  Не ты ль на знатных предков опирался?
  Не ты ль всевышнему с усердием молился?
  Не ты ли праздности всё время сторонился?
  И вот теперь, как людям объяснить,
  Что честь и Родину не можно не любить?
  Ты заклеймил позором человека,
  Ты веру вытравил, она теперь - калека.
  Слезу я над тобою оброню,
  Поскольку человечество виню,
  Что подлость зарождается в душонках
  И глубоко сидит в предательских печёнках.
  Вина доказана, закон казнить велит,
  Никто от господа греха не утаит.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Я думаю, что двор не протестует.
  Вот имена, кого я арестую:
  Граф Ричард Кембриджский,
  Лорд Генри Машем Скруп,
  Нортумберлендский рыцарь Томас Грей.
  Я буду точен и предельно груб:
  Вы изменили Родине своей.
  
  СКРУП:
  Бог видит: не боюсь я смерти,
  Но горько умирать предателем, поверьте.
  Пока дышу,
  Прощения прошу.
  
  КЕМБРИДЖ:
  Не золото французское, а цель меня сгубила,
  Но не судьба ей воплотиться в дело было.
  Спасибо господу, что зла не дал свершить,
  И, если можете, попробуйте простить.
  
  ГРЕЙ:
  Едва ли на земле такой чудак найдётся,
  Кто к месту лобному без страха отнесётся,
  Моё разоблачение - награда,
  Вину простите, а меня - не надо.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Нет права у меня решать за бога,
  Но право есть судить измену строго.
  Суровой подвергаетесь вы каре,
  Народу изменив и государю:
  Монарха сдав французу на закланье,
  Британию - врагу на поруганье.
  Я мстить вам за себя не собираюсь,
  Казнить же - в праве: в том не сомневаюсь.
  Вы люди жалкие, но жалости к вам нет,
  Коль бог помилует, то проклянёт весь свет.
  Прости же, господи, к сей мрази неприязнь.
  Я всё сказал. Ведите их на казнь.
  (Стража уводит Кембриджа, Скрупа и Грея.)
  
  Теперь черёд для Франции настал:
  Готов для славы нашей пьедестал.
  Поход великий начинаем с вами,
  Победа англичан не за горами.
  Господь, сограждане, на нашей стороне,
  Коль пособил раскрыть измену мне.
  Очищен путь, друзья мои, вперёд
  Десница божия нас к подвигу зовёт.
  Попутный ветер - в наши паруса,
  Творят надежда с верой чудеса.
  Туда плыву я, как священный мститель,
  Оттуда - Франции и Англии властитель.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Лондон. Перед таверной.
  
  (Входят Пистоль, хозяйка, Ним, Бардольф и паж.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Позволь до Стейнса, муж, сопровожу.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Оставь меня. Я слов не нахожу.
  Взбодрись, Бардольф,
  Встряхнись, хвастливый Ним,
  Простись, малыш, с хозяином своим,
  Фальстаф велел, друзья, нам долго жить,
  Причина есть немного погрустить.
  
  БАРДОЛЬФ:
  В раю ли он, а, может быть, в аду,
  Вослед за ним я с радостью пойду.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Не может быть в аду его натура,
  Я знаю: он в объятиях Артура,
  И в истине ничуть не сомневаюсь,
  За слово пред господом ручаюсь.
  Ушёл он в мир иной неторопливо,
  Как миг между приливом и отливом.
  Замолкло неразумное дитя,
  Блаженный мир навеки обретя.
  Ни слова не сказав, он улыбнулся,
  Цветов рукой дрожащею коснулся.
  Замок - на запечатанных устах,
  Замолк словоохотливый Фальстаф.
  Поправить одеяло я хотела,
  Под ним - ледник, а не мужское тело,
  Огонь любви, что в нём всегда горел,
  Последней головешкою дотлел.
  Недаром, умирая, он кричал:
  "О, боже! Боже! Я совсем пропал!"
  А я не верила и на ухо шептала,
  " Терпи, Фальстаф, не всё ещё пропало!"
  
  НИМ:
  Твердят, что из последних сил
  Плеснуть несчастный хереса просил.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Пока навеки не заснул,
  Просил, чтоб кто-нибудь плеснул.
  
  БАРДОЛЬФ:
  А что о женщинах сказал,
  Когда несчастный умирал?
  
  ХОЗЯЙКА:
  Мужские растеряв доспехи,
  Забыл про женские утехи.
  
  ПАЖ:
  Но мне доподлинно известно:
  О дамах рассуждал нелестно.
  Когда к нему я наклонился,
  Он напоследок побожился,
  Чтоб мне на месте провалиться,
  "Любая баба - дьяволица!"
  
  ХОЗЯЙКА:
  Каприз - не нов и нам известный:
  Он ненавидел цвет телесный.
  
  ПАЖ:
  Однажды прямо мне сказал: "Погибну я.
  Руками женскими поймает бес меня!"
  
  ХОЗЯЙКА:
  И, вправду, он, порой, заболевал,
  Когда о шлюхе вавилонской вспоминал.
  
  ПАЖ:
  Сказал Фальстаф, когда уселась вша:
  "В аду лишь зрелище подобное бывает:
  Не гнида на носу Бардольфа - а душа
  На пепелище адском издыхает".
  
  БАРДОЛЬФ:
  Служа ему, топилась эта печь,
  Ушел хозяин - нечем печку жечь.
  
  НИМ:
  Пора сменить и место нам и тон,
  Нас ждёт монарх, Саутгемптон.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Пора идти. Уста хотят проститься.
  К тебе, любовь, хочу я обратиться:
  Недвижимым и движимым добром
  Распоряжайся, милая, с умом.
  Услугу продавай, а не дари,
  Ни словом плату - золотом бери.
  Ведь даже фраза "слово-серебро"
  Не множит, а расходует добро.
  А чтобы вор сундук не уволок,
  Надёжней всех сегодня - пёс-замок.
  Запомни, где советник только ум,
  Живёт и процветает толстосум.
  Очей хрустальных кубок осуши,
  Пора уже! - Мы воевать спешим,
  Во весь опор во Францию несёмся,
  Где как пиявки к телу присосёмся.
  
  ПАЖ:
  Слыть кровососами негоже было б нам.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Не говори! Целуй скорей мадам.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Прощай, хозяйка, я уже бегу.
  (Целует хозяйку.)
  
  НИМ:
  Увы! Я целоваться не могу.
  И правлю к выходу ладью.
  Адью!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Прощай!
  Блюди себя, добро приумножай.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Все сберегу. Не унывай.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Франция. Королевский дворец.
  
  Звучат фанфары.
  
  (Входят король Франции, дофин, герцоги Берри и Бретани, коннетабль и свита.)
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Армадою взъерошившись Британия идёт,
  Французский сокрушить она намерена оплот.
  Вы, герцоги и Берри, и Бретани,
  Дофин, мой принц, и силы в Орлеане,
  Должны немедля замки укрепить,
  Людьми и продовольствием снабдить.
  Чтоб не могла снести дубовые ворота,
  Английская волна водоворота.
  Пусть в наших взбудораженных умах
  Защитником сегодня станет страх,
  Он силой Англии не даст нам пренебречь,
  Позволит выстоять и Францию сберечь.
  
  ДОФИН:
  Мой государь, мой благостный родитель,
  Сомненья нет - мы защитим обитель.
  Потребность в армии всё время велика,
  Незыблем мир всегда лишь на штыках.
  Любому государству не прожить,
  Коль не учить солдат и не кормить.
  Не мудро, государь и нам вдвойне
  Сидеть и не готовиться к войне.
  А потому проверить всё хочу.
  Болячки Франции немедля залечу.
  И как бы Англия не тщилась для замаха,
  Нет основания у Франции для страха.
  С тех пор, как под короною английской
  Развратнику дарована прописка,
  Его не только нет нужды бояться,
  А впору над несчастным посмеяться.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Прошу в оценке, принц, не торопиться,
  Вам скоро в ней придётся усомниться.
  Король был ласков с нашими послами,
  Не шпагою разил их, а устами.
  Он окружён советников плеядой,
  Они - мудры, их опасаться надо.
  В оценках сдержан вождь, на деле - грозен,
  В намереньях своих монарх серьёзен.
  И он, подобно римлянину Бруту,
  Постелет мягко, а поступит круто.
  Не брезгуют садовники навозом,
  Под ним сокрыты корни алой розы.
  
  ДОФИН:
  Уверен, коннетабль, вы обманулись,
  Но доводы мне ваши приглянулись:
  Ведь правда неприглядна и нага, -
  Нельзя недооценивать врага.
  А, значит, и готовиться нам надо:
  Громаде ворогов - защитников громаду.
  Скупой портной, сукна воруя долю,
  Кроит себе упадок и неволю.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Король английский, думаю, силён.
  И людям, и казне означит он урон.
  Опасен Генрих - это без вопроса.
  В его роду - монархи - кровососы.
  Они не раз французов побеждали,
  Но никогда нас так не унижали,
  Как в битве знаменитой при Кресси,
  Там - наш позор. Историю спроси.
  Известно ей, как Эдвард, принц Уэльский,
  Кто "Чёрным" наречён за норов зверский,
  Когда всех принцев наших полонил,
  И Францию наследников лишил.
  Его отец, взирая со скалы,
  Лучами солнца слал ему хвалы,
  А тот крушил наследие французов,
  Освобождаясь будто от обузы.
  Но Генрих сам от этих же корней, -
  Живая веточка загубленных парней.
  А потому - опасен он вдвойне
  В наметившейся значимой войне.
  
  (Входит гонец.)
  
  ГОНЕЦ:
  Послы английского монарха на пороге,
  Вас просят проводить их к вам в чертоги.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Обязан долг возвратом платежу,
  В аудиенции я им не откажу.
  Идите же, не мешкая, идите,
  Послов сюда немедленно зовите.
  (Гонец и несколько лордов удаляются.)
  Ещё в зачатке будущая ссора,
  А гончие собаки у забора.
  
  ДОФИН:
  Вы взглядом их своим остановите,
  Монаршими заслугами сразите.
  Где нет охоты - злобе есть причина,
  И громче брешет загнанная псина.
  На место англичан поставьте смело,
  Пусть знают, с кем они имею дело.
  Себя унизить - грустно и смешно,
  Себя любить - нисколько не грешно.
  
  (Возвращаются лорды с Экзетером и его свитой.)
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  От короля английского и брата весть?
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Да.
  От него к вассалу слово есть:
  Увы, но вам придётся согласиться,
  От власти королевской отрешиться.
  В Британии и Франции отныне -
  Один король, все прочие - в помине.
  А титулы, что были при короне,
  Упразднены, они теперь - в загоне.
  Вот документ, где чётко говорится,
  Кто и на что в державе пригодится.
  Ведётся счёт из глубины веков
  От имени сотлевших стариков.
  Факт из скрижалей этих извлеченный
  Твердит: один сегодня наречённый
  Над странами-соседями король!
  Господь ему отвёл такую роль.
  Сам Эдвард Третий, предок государя,
  Ему и сан, и трон на царство дарит.
  Вы краденное Генриху сдаёте,
  Безоговорочно монарха признаёте.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  А если "нет!" - захватчику в ответ?
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Ужели вы отпустите поводья
  Войны, грозящей алым половодьем?
  А коль корона в сердце глубоко,
  Вам, сир, конечно, будет нелегко.
  Ведь нет защиты боле впереди:
  Придётся сердце вырвать из груди.
  Король-Юпитер землю сотрясая,
  И молнией над вами зависая,
  Небесных сил дружину соберёт,
  Не просьбами, а силою возьмёт.
  Корона - наша есть и будет впредь!
  Не дайте же планете лицезреть,
  Как челюсти безжалостной войны
  Жуют сынов, погибших без вины.
  От слёз вдовиц не будет вам покоя,
  Они нахлынут мощною рекою,
  А толпы негодующих сирот
  Взбунтуют обездоленный народ.
  Вот, собственно, и всё, что я хотел сказать,
  Приказы государя должно исполнять.
  А коль дофин присутствует на встрече, -
  Ему привет особый обеспечен.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Мысль тяжела и требует затрат.
  Решение узнает завтра брат.
  
  ДОФИН:
  А я - приятель нашего дофина,
  Какая для него из Англии вестина?
  
  ЭКЗЕТЕР:
  В привете том привета не осталось,
  Насмешнику презрение досталось.
  Не более того, что может знать
  О глупости своей прилюдно знать.
  К тому же наш король ещё добавил,
  Коль ваш отец не примет наших правил,
  То дерзость ваша в ядра отольется,
  И кровию над Францией прольётся.
  
  ДОФИН:
  Коль мой отец врагу откроет шлюз
  Я с этим никогда не соглашусь.
  С английским пацаном готов сражаться
  И стоит ли на правду обижаться? -
  Поскольку не дорос он до поры,
  Послал играть ему парижские шары.
  ЭКЗЕТЕР:
  Ответ на это не придётся ждать,
  Заставит он парижский Лувр дрожать,
  Картина незавидная предстанет
  Меж тем, что было, что в Европе станет.
  Британец-мальчик урожай пожнёт,
  А Франция - потери понесёт.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Проблема завтра нами разрешится.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Спешите! Может Генрих объявиться,
  Чтоб за ответом лично обратиться.
  Европа с изумленьем наблюдает,
  Как он уже по Франции шагает.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Идите с миром. Мы вас отпускаем.
  Мы ночь тяжёлой думой скоротаем.
  Надеюсь, что подарит нам рассвет
  Достойный ситуации ответ.
  
  
  Звучат фанфары.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  ПРОЛОГ
  
  Выходит хор.
  
  ХОР:
  Быстрее мысли время нынче мчится,
  Нам впору в месте действа очутиться.
  На пирсе Хэмптона мы видим короля:
  В доспехах Феб на фоне корабля.
  На солнце жерла пушек грозно блещут,
  А на ветрах все вымпелы трепещут,
  Снуют матросы, юнги ладят снасти,
  Свистят гудки, кипят морские страсти,
  Надул попутный ветер паруса,
  Флот журавлями рвётся в небеса.
  Стихия моря в сладкой неге стонет,
  Простёрли волны синие ладони.
  На тех ладонях флот, плавучий град,
  Не ведая ни страха, ни преград,
  Навёл компас и вожделенный взор
  На брег французский, где стоит Арфлёр.
  И вы цепляйтесь мысленно за флот,
  Пусть вас мечта за море унесёт.
  Британия покоится в ночи,
  Где старики да дети на печи,
  А рыцарям, что млели у камина,
  Теперь нашлась для подвига причина.
  И те мальчишки, что ещё не брились
  Уже за Генрихом-воякой устремились.
  Вы трюмы ваши мыслями грузите,
  Вослед за флотом Англии плывите,
  Арфлёр там ощетинился стволами,
  Король французский шепчется с послами,
  И выставляет, будто на витрину,
  Французскую принцессу Катерину,
  А ей в приданое пустяшные угодья
  Да их высокое францужье благородье.
  Подачки эти Генрих отвергает,
  Фитиль войны немедля поджигает.
  (Слышны сигналы боевой тревоги, орудийные залпы.)
  И началось насилие стальное,
  Придётся вам домыслить остальное.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Франция. Перед Арфлёром.
  (Сигналы боевой тревоги.)
  (Входят король Генрих, Экзетер, Бедфорд, Глостер, солдаты с лестницами для приступа крепости.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  В пролом!
  В пролом!
  Настойчиво и тупо!
  Иначе выше стен уложим наши трупы.
  Мир и смирение - всегда на свете благо,
  Война же требует от воина отваги,
  Когда все силы, что таятся в нём,
  Священным возгораются огнём.
  Сегодня битва, други, а не игры!
  Вы - не солдатики из олова, а тигры,
  Клыками рвите ворога на части,
  Мечите молнии,
  Воюйте силой страсти.
  Сведите брови, словно, небо тучи,
  Нет в мире силы более могучей,
  А стойкость ваша - истинный гранит
  Противу силы вражеской стоит.
  Сожмите зубы, напружиньте тело,
  И смерть красна, когда святое дело.
  Вы, благородные английские дворяне,
  Пример для вас - отцы на поле брани,
  Они достойны памяти по праву,
  И Александру равные по нраву,
  Пока бои с французами кипели,
  Мечи, поверьте, в ножнах не ржавели.
  Да будут матери героями гордиться,
  Не дайте повода сегодня осрамиться.
  Солдатам же, не знатным по рожденью,
  Отныне подвиг будет награжденьем.
  Как свора псов, нацеленных на дичь,
  Вы ждёте боевой к победе клич.
  Вперёд за бога! В бой за короля!
  Да славится английская земля!
  
  (Уходят.)
  
  (Слышны сигналы боевой тревоги, орудийные залпы.)
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Там же.
  
  (Входят Ним, Бардольф, Пистоль и паж.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  Вперёд же, молния и гром,
  В образовавшийся пролом!
  
  НИМ:
  Меня, капрал, не торопи.
  Опасно это! Не глупи!
  Положим, смелость красит,
  Но жизни нет в запасе.
  Пусть мир сегодня треснет,
  Но то - пустая песня.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Пустая песня, верно!
  Да и солисты скверны:
  Лишь песню запевают,
  Как бог их убирает.
  В крови мечи,
  В крови щиты,
  За славу, парень, гибнешь ты...
  
  
  ПАЖ:
  Быть может, я и дурачок,
  Но лучше славы - кабачок,
  Где люд за кружкой пива
  Жуёт неторопливо.
  
  ПИСТОЛЬ:
  От этих пуль и острых жал
  И я бы в Лондон убежал.
  Когда б случилось только! -
  Не медлил бы нисколько.
  
  ПАЖ:
  Святая правда всем годится.
  Чиста, как день, вольна, как птица.
  
  (Входит Флюэллен.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Не бить ли вам прикажете челом?
  А ну, негодники, в пролом!
  (Подталкивает их вперёд.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Да будет гнев ваш не велик, как вы велики,
  Идти на смерть нам, герцог, не велите.
  
  НИМ:
  Коль это шутка, будет вам известно,
  Что шутка в битве насмерть неуместна.
  
  (Все, кроме пажа, уходят.)
  
  ПАЖ:
  Пока я зелен - не оброс усами,
  Но хвастунов, что тешатся речами,
  Рядясь в кафтаны карточных мастей,
  Я зрю насквозь до мозга их костей.
  Хоть дуракам я должен подчиняться,
  Они же мне - в подмётки не годятся.
  Ведь их мозгов, замечу кстати,
  На одного, как я, не хватит.
  Бардольф, гневясь, как рак краснеет,
  Страшась, как полотно бледнеет.
  Пистоль словцом врага разит,
  А ржавый меч в углу лежит.
  Ним по натуре тих и скромен,
  А потому - немногословен.
  Но здесь намёк напрасен,
  Что тихий зверь опасен.
  Он даже им не кажется,
  И драться не отважится.
  Но чтобы трусом не прослыть,
  Молчун не хочет говорить,
  Ни бузотёр, ни сквернослов
  Он даже молится без слов.
  Да, нечем похвалиться
  Ему, как говорится.
  Ведь на своём большом веку
  Он никому не снес башку,
  Хотя свою о столб долбил,
  Когда он в стельку пьяным был.
  И воровать им можно,
  Как будто, так и должно.
  Бардольф, живущий трутнем,
  Стащил футляр от лютни,
  И десять миль её волок,
  Пока продать добычу смог.
  Бардольф и Ним уже в Кале
  Совок, испачканный в золе,
  Тихонечко стащили,
  И таковыми были.
  Они не прочь, похоже,
  Чтоб в кошельках прохожих,
  Копался их послушный паж.
  Увы, но я не тот типаж,
  Им воровство - забава,
  А для меня - отрава.
  Уйти, наверное, решу:
  Я их на дух не выношу.
  
  (Уходит.)
  
  (Возвращается Флюэллен, за ним следует Говер.)
  
  ГОВЕР:
  К подкопу, капитан вам следует спешить,
  Желает герцог Глостер с вами говорить.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Скажите герцогу, что не нужны подкопы,
  Нет дисциплин таких у воинов Европы.
  И намекните: мы - не дураки
  Рыть носом землю, словно червяки.
  Мы без команд подобных обойдёмся,
  Не приведи господь - ещё взорвёмся!
  
  ГОВЕР:
  Осаду герцог Глостер возглавляет,
  Как это делать он, поверьте, знает,
  К тому же - из Ирландии есть спец,
  В подкопах этих главный молодец.
  
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Похоже, капитан Макморрис это.
  
  ГОВЕР:
  Он самый. В этом нет секрета.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  И даже шар земной ты обойдёшь,
  Осла глупее в мире не найдешь.
  Он слеп в военном деле, как щенок,
  Ему не ведом римских подвигов урок.
  
  (Входят Макморрис и капитан Джэми.)
  
  ГОВЕР:
  А вот и сам шотландец к нам идёт,
  И капитана Джэми к нам ведёт.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  О, славный капитан и воин Джэми,
  Вы доблестью возвысились над всеми.
  Полны вы воинскими знаниями впрок,
  Вы - древних римлян тактики знаток.
  
  ДЖЭМИ:
  Да будет день благословен
  Для вас, кэп Флюэллен.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да будет и на вас господних премий, славный Джэми.
  
  ГОВЕР:
  Что там с подкопом, капитан Макморрис?
  Мы все волнуемся, о штурме беспокоясь.
  
  МАКМОРРИС:
  Здесь не кроты, а черви, да и только,
  Не углубились в грунт они нисколько.
  Трубят отбой, осада множит трупы.
  Одни - ленивы, а другие - глупы.
  Когда бы все приказы исполняли,
  Давно бы крепость эту мы взорвали.
  Мне разбираться в этом недосуг.
  Работа - дрянь, всё валится из рук.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Мне, капитан Макморрис, дайте час,
  Нам древних римлян нужен дух и глас,
  В их строгой, повседневной дисциплине
  Победа кроется в сраженьях и поныне.
  Как по канонам тем нам воевать,
  Хочу у вас, Макморрис, я узнать.
  ДЖЭМИ:
  Услышать жажду, капитаны, этот спор,
  И слово веское впечатать в приговор.
  
  МАКМОРРИС:
  Нет времени для споров и дискуссий,
  Здесь короли сошлись не для экскурсий.
  Мы призваны сей град не созерцать,
  А у противника его отвоевать.
  Сейчас должны мы штурмом заниматься,
  Не словом, а умением сражаться.
  Труба зовёт нас в бой, а не плясать,
  Шутам и балаганщикам под стать.
  
  ДЖЭМИ:
  Пока на мир мои взирают очи,
  Горит душа, кровавой сечи хочет,
  Клянусь друзьям, и небу, и врагам,
  Что дёшево себя я не отдам.
  И всё же, капитаны, не шучу:
  Меж вами спора жаркого хочу.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Макморрис, заявляю вам сейчас,
  И полагаю, что немногие из вас...
  
  МАКМОРРИС:
  Слова, прошу вас, выбирать извольте!
  Вы нацию ирландцев не позорьте.
  Ведь по оценкам вашим мы - слюнтяи,
  Ублюдки, неучи, а проще - негодяи.
  Кто слово бранное ещё желает молвить?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Не думал обижать, не прекословить.
  Но, капитан Макморрис, я не скрою,
  Что в споре вы невежливы со мною.
  Я в дисциплинах воинских начитан,
  Но я сдержусь, ведь я благовоспитан.
  К тому же должен вам ещё сказать:
  Мне храбрости у вас не занимать.
  
  МАКМОРРИС:
  Не знаю, храбрости придётся ль занимать,
  Но голову твою готов немедля снять.
  
  ГОВЕР:
  Где слово не работаем меж нами,
  Мы начинаем биться головами.
  
  ДЖЭМИ:
  Случается такое, брат, у нас,
  И искры сыплются из глаз.
  
  (Слышен сигнал трубы, извещающий о начале переговоров.)
  
  ГОВЕР:
  Кончаем, брат, раздоры
  Нас ждут переговоры.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Макморрис, наши споры - впереди,
  Моё искусство всё же - победит.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Там же. Перед воротами крепости.
  
  На стенах - несколько горожан во главе с губернатором. Внизу - осадные войска англичан.
  
  (Входят король Генрих со свитой.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  На что решились, губернатор?
  Последний шанс.
  Напрасны траты.
  Не будьте глупым и упрямым
  Меж милосердием и драмой
  Французам надо выбирать,
  Иначе всем несдобровать.
  Ведь я - солдат и выбор мой:
  Не милосердие - так бой.
  И пушки грянут дружным хором,
  И стены рухнут под напором.
  Тогда уже не быть Арфлёру:
  Он обратится в пепла гору.
  Ворота жалости захлопну,
  Забрало - вниз, ногою топну,
  И уж тогда не до пощады:
  Явлю собой исчадье ада.
  Я землю кровью обагрю
  На сковородке, как угрю,
  Придётся извиваться.
  Вам некуда деваться.
  И вашей поросли не жить:
  Я, как траву, начну косить
  Молодок и дитятей,
  На жалость сил не тратя.
  Когда злодей воспрянет,
  Принц зла нещадным станет,
  Стране придётся претерпеть
  Опустошение и смерть.
  Не я, а вы - причина горя,
  Кто прочит миру крови море,
  Кто грабит будущую мать,
  Не дав потомство ей зачать.
  Не ведал мир ещё досель,
  Как обуздать безумства сель,
  Как удержать солдата,
  От грабежей, разврата.
  Солдат, вошедший в этот раж,
  Бессилен обуздать кураж,
  Перечить я не стану
  Ему, Левиафану.
  Арфлёрцы, рассудите!
  Ужель войны хотите?
  Ведь не отдал ещё пока
  Команды я своим полкам,
  Сгустились тучи над челом,
  Но не ударил молний гром,
  Не пала с неба кара
  Разрухи и пожара,
  И не забились в щели,
  Напуганные дщери,
  Не тронут старец ни один,
  Не осквернили их седин.
  А малые ребята
  Бойцами не распяты.
  Быть если Иродом решу,
  То боль такую воскрешу,
  Сравнимую с еврейской
  В сказаниях библейских.
  Открыв ворота настежь,
  Закроете ненастье.
  Коль нет на это силы,
  Разверзнется могила.
  
  ГУБЕРНАТОР:
  Иссякла вся надежда,
  Что нас питала прежде.
  Дофин её у нас отнял,
  Когда помочь нам отказал.
  Заметил он с досадой:
  Не справится с осадой.
  А посему и с этих пор
  Сдаём вам, государь, Арфлёр,
  Его богатство и народ
  Под ваше знамя отойдёт,
  Что б с нами не случилось,
  Надеемся на милость.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Идите в город, дядя Экзетер,
  И воинству подайте свой пример,
  Чтоб за воротами английского Арфлёра
  Ни ворога не знали, и ни вора.
  Мы эту ночь останемся гостить,
  Арфлёру нас придётся разместить.
  А чтобы армия от стужи не страдала,
  В Кале перезимуют генералы.
  
  (Под звуки фанфар король со свитой входит в город.)
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Дворец французского короля.
  
  (Входят Кэтрин и Элис.)
  
  КЭТРИН:
  Ты, Элис, часто в Англии бываешь,
  Владеешь языком, и нравы бриттов знаешь.
  
  ЭЛИС:
  Вы в этом правы, милая принцесса,
  К познанью языка питаю интересы.
  
  
  КЭТРИН:
  Придётся, Элис-душка, постараться
  Помочь мне по-английски изъясняться.
  Прошу я назови-ка мне пока,
  Как по-английски, например, "рука"?
  
  ЭЛИС:
  Простой язык без сказок и легенд,
  И слово незатейливое - "хенд".
  
  КЭТРИН:
  А как назвать мне, подскажи-ка, "пальцы",
  Крутящие податливые пяльцы.
  
  ЭЛИС:
  О, господи, ужели я забыла?
  А ведь о них недавно говорила!
  Конечно, "фингерс"!
  Да, принцесса, да!
  Я вам язык английский преподам!
  
  КЭТРИН:
  Способная у Элис ученица:
  Я двум словам успела обучиться,
  А как назвать, к примеру, "ноготки"?
  Они изящны у меня и коротки.
  
  ЭЛИС:
  Их называют "нейлз", моя богиня.
  Как много слов вы выучили ныне!
  Звучите без акцента и без страха,
  Как при дворе английского монарха.
  
  КЭТРИН:
  А коли объясняться мне придётся,
  До кисти, как рука у них зовётся?
  
  ЭЛИС:
  Короткое словечко, как наш "шарм",
  Да и звучит похоже очень: "арм".
  
  КЭТРИН:
  А как же "локоть", милая моя?
  
  ЭЛИС:
  Звучит он "элбоу": подсказываю я.
  
  КЭТРИН:
  Теперь я постараюсь повторить,
  Как по-английски это говорить.
  
  ЭЛИС:
  Мы слишком углубились далеко.
  И это будет сделать нелегко.
  
  КЭТРИН:
  Ты, Элис, навостри-ка уши.
  Я повторю, а ты меня послушай:
  "Генд", "нальзиз", "фингерз",
  И, похоже, "эльбо"...
  Ужели пальцем я попала в небо?
  Как будет "шея", милый человек?
  
  ЭЛИС:
  Звучит коротким словом "нек".
  
  КЭТРИН:
  Как "подбородок", коль пошёл почин?
  
  ЭЛИС:
  Нет проще слова. Повторите: "чин".
  КЭТРИН:
  Совсем не трудно это слово "чинь",
  Такое же простое, как "динь-динь".
  
  ЭЛИС:
  Вы, словно, госпожа, не иностранка:
  Всё произносите, как будто англичанка.
  
  КЭТРИН:
  Я на английском буду говорить!
  Мне бог его поможет изучить.
  
  ЭЛИС:
  Надеюсь, что пока вы не забыли,
  Того что так успешно изучили.
  
  КЭТРИН:
  Генд,
  Нальзиз,
  Фингерз, арм и чинь"
  Все это просто, как "Аминь".
  
  ЭЛИС:
  Хоть править вас не нахожу причин,
  Но подскажу: не "чинь", а "чин".
  
  КЭТРИН:
  Ещё хотела б знать я,
  Как будет "ножка", "платье"?
  
  ЭЛИС:
  "Фут", госпожа, и "дресс".
  
  КЭТРИН:
  Как пошло!
  Мой к языку хиреет интерес.
  Такое при дворе не прозвучит.
  Испортит кавалерам аппетит.
  И всё-таки урок твой повторю:
  Слова, похожие на некое "хрю-хрю".
  
  ЭЛИС:
  Завидую, завидую я вам
  В способностях к заморским языкам.
  
  КЭТРИН:
  К обеду нам уже пора явиться.
  Урок закончен, время - подкрепиться.
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Там же.
  
  (Входят король Франции, дофин, герцог Бурбонский, коннетабль Франции и другие.)
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Сомнений нет: форсировал враг Сомму.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Беда грозит французам всем, и дому.
  Грядёт на Францию от варвара гроза,
  Французских вин увянет дивная лоза.
  Коль мы врага сейчас не одолеем,
  Всё потеряем, что имели и имеем.
  
  ДОФИН:
  Реши о, господи, сию несправедливость,
  Внушает родственник брезгливую гадливость.
  Ведь он побег развратной нашей крови,
  Взлелеянный во зле, а не в любови.
  Садовник мудрый, вынь-ка острый нож,
  Отросток вредоносный уничтожь.
  
  БУРБОН:
  Норманны, что без имени, без роду,
  На нашу покушаются свободу!
  Жизнь или смерть! - иного не дано!
  Я - патриот, и мне не всё равно!
  Готов пожертвовать я честию и домом,
  Но овладеть вонючим Альбионом.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Откуда у врага, скажите, эта прыть?
  Туманы вечные от солнца остров скрыть
  Пытаются, укутав в одеяло,
  И радости, и света людям мало.
  От нищеты и бедности страдают,
  Плоды их никогда не вызревают.
  Ужели пойло их из ячменя
  Способно так врага воспламенять?
  А наша кровь, привитая лозою,
  Всего лишь выльется горючею слезою?
  Ужели мы сегодня, в самом деле,
  Так безучастны, так заледенели,
  Что людям севера нас надо растопить,
  И в доме собственном французов полонить?
  
  ДОФИН:
  Уж наши дамы во дворе смеются
  И в мыслях англичанам отдаются.
  Ведь не на шутку дамы говорят:
  "Пора зачать им доблестных солдат!"
  
  БУРБОН:
  А не для нашего ль, замечу вам, позора
  Востребованы в Англии танцоры?
  Где демонстрируют французские ребятки,
  Как любим мы показывать всем пятки.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Глашатай где?
  Немедля нужен нам он.
  Пора ответить жёстко англичанам!
  Французский дух - острее всех мечей,
  Пощады нет для этих сволочей!
  Шарль де ля Брэ, военная опора,
  Нам не осталось времени для сбора.
  Вы, герцоги:
  Бурбонский,
  Орлеанский,
  Беррийский,
  Алансонский
  И Бургундский,
  Брабант и Бар,
  Жак Шатильон,
  Рамбюр, Гранпрэ,
  Бомон и Вондемон,
  Руси, Фуа,
  Лестраль и Бусико,
  Кто ныне рядом или далеко,
  Все до единого сегодня отзовитесь,
  В один кулак железный соберитесь.
  Пусть ощутит теперь английский враг
  Неотвратимый Франции кулак!
  Ужели быть пленёнными хотим,
  Ужели мы себя не защитим?
  На знамени насильника и вора
  Кровь нашего несчастного Арфлёра,
  Враг топчет наши пашни и луга.
  Обрушьтесь на него, как те снега,
  Что с Альп в долину лавою несутся,
  Пусть в страхе наши недруги трясутся!
  Когда порушите и Генриха и план,
  На суд везите пленного в Руан.
  
  
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Речь величава, как и сам монарх,
  Но косят армию болезни, голод, страх.
  Однако, внешне мы ещё сильны.
  Для устрашения, мой сир, -
  Не для войны.
  Не исключу: такое может статься,
  Что Генриху придётся испугаться.
  Тогда и чудо, государь, свершится,
  Что вместо подвига решит он откупиться.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Вы, коннетабль, пошлите Монжуа,
  Пусть Генриху поможет разжевать,
  Позицию воинственных французов,
  А дополнительно он пусть его загрузит,
  Той думою, чем Генриху платить,
  За нашу милость голову носить.
  Дофин, останешься в Руане.
  
  ДОФИН:
  Я жажду, государь, на поле брани!
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Прошу вас, принц, терпения набраться.
  Велю вам подле трона оставаться.
  Вы, коннетабль, и славные вояки,
  Себя священной посвятите драке,
  Хоть здесь душа - в бой мчит уже нога.
  Жду сокрушения английского врага.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ШЕСТАЯ
  
  Английский лагерь в Пикардии.
  
  (Встречаются Говер и Флюэллен.)
  
  ГОВЕР:
  Как, Флюэллен, живёте?
  Похоже, от моста идёте?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да, был я у моста.
  Работа спорится, хотя и не проста.
  
  ГОВЕР:
  А герцог Экзетер не пострадал?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Собою герцог образец являл!
  И опытен он в рати, и умён,
  Неподражаем, как Агамемнон.
  Люблю его я сердцем и душой,
  Комфортно рядом с ним и хорошо.
  Он, слава богу, жив и невредим,
  Мы мост его умением храним.
  А рядом с ним ещё один талант,
  Как Марк Антоний, бравый лейтенант,
  Хоть слава ему гимн пока не спела,
  Владеет он отменно ратным делом.
  
  ГОВЕР:
  Что за герой, достойны славы столь?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Поручик он по имени Пистоль.
  
  ГОВЕР:
  Не удостоен чести парня знать.
  
  (Входит Пистоль.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  А вот и он. Прошу его принять.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Лишь ваша милость, капитан, поможет.
  Ведь герцог Экзетер к вам расположен.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Ко мне, конечно, он благоволит.
  О чём, мой друг, у вас душа болит?
  
  ПИСТОЛЬ:
  С горячим сердцем и душой огромной,
  Боец Бардольф, не в меру парень скромный,
  Сойдя на брег французский с нашей шхуны,
  Под колесо попал неистовой фортуны...
  Она слепа, ей не вовсе невдомёк,
  Что жизнь трещит и вдоль и поперёк.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Прошу тебя, Пистоль, не торопись,
  И языком нормальным объяснись.
  Слепа Фортуна, как сама удача,
  Найдя, смеются,
  Потерявши, плачут.
  Фортуна странно управляет колесом:
  Сегодня - в роскоши,
  Назавтра - ты босой.
  Мораль из этого выводится простая:
  Нет счастья - всё мираж, который тает.
  ПИСТОЛЬ:
  Она Бардольфу подарила случай,
  Но парень оказался невезучий:
  Убить его хотят, предать проклятью
  За то, что своровал Христа распятье.
  Одной ногой он у могильной бровки,
  Палач готовит для него верёвку.
  Смириться с этим не желаю я,
  Верёвка хороша для кобеля,
  А не для глотки истинного бритта,
  Где ненависть для ворога сокрыта.
  Ужели мы друг другу - и не братья,
  Коли распять способны за распятье?
  Солдатам скверный подают пример! -
  Казнит за безделушку Экзетер.
  Остановите же карающую руку,
  Несчастного возьмите на поруку.
  Для нити жизни тонкой и изящной
  Достаточно и петельки пустяшной.
  Прошу вас за несчастного вступиться,
  За это богом вам вознаградится.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Тебя, Пистоль, я в чём-то понимаю.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ликую и о милости мечтаю!
  
  Для радости причин не нахожу,
  Ведь о содеянном иначе я сужу:
  Наказанным проступок должен быть,
  Преступника положено казнить,
  Будь он мне братом - это не причина,
  Превыше всяких связей - дисциплина.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Да чтоб ты сгинул, подлая душа!
  Не стоит твоя дружба ни шиша.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  На жалость ты меня, Пистоль, не купишь.
  
  ПИСТОЛЬ:
  За это получи-ка, братец, кукиш!
  
  (Уходит.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Вот и отлично! Вот и красота!
  
  ГОВЕР:
  Я вспомнил этого плута.
  Он - далеко не пряник,
  А сводник и карманник.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Клянусь распятием и образом Христа:
  Он был оратором прекрасным у моста,
  Что с ним случилось? - Я не понимаю,
  И оскорбления его не принимаю.
  
  ГОВЕР:
  У болтуна всегда одна основа:
  Хвастун разит не саблею, а словом,
  Чтоб в Лондоне ему за кружкой эля,
  За подвиги надуманные пели.
  Такие парни знают назубок,
  Где полководца побывал сапог,
  Какие он одерживал победы,
  С кем ночевал, с кем за столом обедал.
  Он, матерясь для красного словца,
  Расскажет, кто рубился до конца,
  Кто пал в бою, кто в битве отличился,
  Кто опозорился и звания лишился.
  Под генерала стриженный болван,
  В мундире, якобы растерзанном от ран,
  Для лондонцев, собравшихся в трактире,
  Представится героем в пьяном мире.
  Таких мошенников придётся выявлять,
  Иначе нам победы не видать.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Не тот он, капитан, совсем не тот,
  Себя за рыцаря, поганец, выдаёт.
  Как только дырочку в мундире отыщу,
  Ему я сразу же тогда и отомщу.
  (Слышен бой барабанов.)
  
  Король сюда явился неспроста,
  Узнать желает о судьбе моста.
  
  (Входит король, Глостер и солдаты.)
  
  Да будет мой король благословен!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ты от моста шагаешь, Флюэллен?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да, мой король, шагаю с тех позиций,
  Где Экзетер достойно смог сразиться
  С противником, владеющим мостом,
  Но отступившим в панике потом.
  Теперь владеет герцог переправой,
  Он и стратег, и полководец бравый.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А велики ли, Флюэллен, у нас потери?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Их, государь, французам не измерить.
  Потери герцога, поверьте мне, ничтожны:
  Исчислить их одним Бардольфом можно,
  Коль вы не против вора наказать
  И за распятие охальника распять.
  Он всем известен вечно красной рожей,
  И сизым носом, на фонарь похожим,
  Фонарь, я полагаю, тот угас,
  Поскольку пробил наказанья час.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Любого, кто французов обирает,
  И бранью побеждённых оскорбляет,
  Казню сейчас и обещаю впредь.
  Таких мерзавцев нечего жалеть!
  Врага же побеждённого прощу
  И милосердием без меры угощу.
  Жестокость победителю вредит,
  А милость - всё на свете победит.
  
  Звучат фанфары.
  (Входит Монжуа.)
  
  МОЖУА:
  Вам мой мундир о чём-то говорит?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  В нём много шика - для посла он шит.
  
  МОЖУА:
  Я изложу вам мысли короля.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Внимательно их выслушаю я.
  
  МОНЖУА:
  Вам слово в слово передать готов
  И суть, и тон монарших горьких слов:
  "Мы не мертвы, а только задремали,
  В бою поспешность помогла б едва ли.
  Арфлёр для нас - болезненная рана,
  Его вернём мы поздно или рано,
  Мы этот город славный потеряли,
  Пока для битвы главной созревали.
  Теперь же мы не просто отвечаем,
  А вам, презренный враг, повелеваем
  Признать безумие и слабость англичан,
  Приняв французов терпеливых план.
  Король английский, коли жить желает,
  То пусть он цену выкупа узнает.
  Ведь выкуп по цене своей огромный,
  Он в каждой пяти Франции пленённой,
  Он - в прахе воинов, погибших за страну,
  В страданьях тех, кто оскорблён в плену.
  Казна английская для выкупа дырява,
  Ведь непомерна плата и кровава.
  И даже, если Генрих рухнет ниц,
  Нет более терпению границ.
  Обрёк он армию и Англию на крах:
  Строка в истории останется да прах".
  Так мыслит главный на земле Француз,
  И так тяжёл доставленный мной груз.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Умён посол и славен речью мудрой.
  Какое имя кроется под пудрой?
  
  МОНЖУА:
  Под пудрою и там, где кружева, -
  Простой француз крещёный Монжуа.
  
  КОРОЛЬ ГНРИХ:
  Отлично миссия исполнена, посол,
  И вот ответ мой королю на стол,
  Где я французов всех оповещаю,
  Что биться с ними больше не желаю.
  В Кале сегодня с ратью отправляюсь,
  И на импичмент ныне не решаюсь.
  Хоть знать врагу о том и не резон -
  Болезнями сражён мой гарнизон,
  И численность его так поредела,
  Что до боёв нам нет сегодня дела.
  Но это ни о чём не говорит,
  Всегда у бриттов к битвам аппетит.
  На трёх французов - аглицкий солдат
  Отвагою и силою богат.
  Прости мне, боже, выходку такую:
  Своим бахвальством вовсе не смакую.
  Во Франции такая атмосфера:
  Куда не ткни - везде одна афера.
  Я ею заражён уже, признаться:
  От этой хвори надо избавляться!
  Ступай и государю расскажи,
  Что нет в моих словах ни капли лжи:
  Мой выкуп - сердце, и пока что бьётся,
  А рать, увы, - болезням отдаётся.
  Но кто бы на пути моём не встал,
  Я непреклонен буду, как металл,
  И даже в сговоре с другими королями,
  Французы не способны взять над нами.
  Вот дар за труд и за мою надежду,
  Что твой король обдумает всё прежде.
  Французской кровью нивы не польём,
  Коль беспрепятственно отсюда отойдём.
  То не пустые, уверяю вас, слова,
  Суть, Монжуа, ответа такова:
  Мы биться с вами вправду не хотим,
  Но и, как кролики, от псов не побежим.
  Ты королю всё так и передай.
  Прощай.
  
  МОНЖУА:
  Всё так, король, и передам.
  И за презент спасибо вам.
  (Уходит.)
  
  ГЛОСТЕР:
  Всего сильней сейчас боюсь на свете,
  Что нам они внезапностью ответят.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  На стороне английской ныне перевес,
  Не у французов мы в руках, а у небес.
  Ночь опускается, пора идти за мост,
  За той рекою наш последний пост.
  Пока во Франции свирепствует сыр-бор,
  Пройдём спокойно сквозь французский коридор.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА СЕДЬМАЯ
  
  Французский лагерь близ Азинкура.
  
  (Входят коннетабль Франции, Рамбюр, герцог Орлеанский, дофин и другие.)
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Вот это да!
  И лихо под бронёй и мило.
  Скорей бы утро наступило!
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  На вас отменная броня,
  Но нет такого славного коня.
  
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  В Европе лучших скакунов, пожалуй, нет
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Когда ж наступит, наконец, рассвет?
  
  ДОФИН:
  Вы, коннетабль и герцог, мнится мне,
  О лошади печётесь и броне.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Конечно, это вас не беспокоит:
  Броня и конь у вас сокровищ стоят.
  
  ДОФИН:
  Как бесконечно длится эта ночь!
  Копытам лошади моей уже невмочь!
  Ей мнится, что она уже несётся.
  Под ней дорога серпантином вьётся.
  Летит, расправив крылья, мой Пегас,
  И я, как сокол, с ним лечу подчас,
  Вонзаясь в синь божественных небес,
  На дудке мне играет сам Гермес.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Мускатного ореха масти конь.
  
  ДОФИН:
  Пылает, как имбирь, его огонь.
  Не видел скакунов в такой красе я,
  Достоин конь наездника Персея.
  Сплав атмосферы, молний и огня!
  Он осязаем только для меня.
  И нет нужды мне рассуждать иначе,
  Всё прочие - не более чем клячи.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Конь превосходен - это точно,
  Достоин всех призов заочно.
  
  ДОФИН:
  Вожак средь скакунов элитных,
  И ржёт он, словно, царь копытных.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Кузен, коня ты описал,
  Ему достаточно похвал.
  
  ДОФИН:
  Кто от рассвета до заката
  Похвал жалеет для коня,
  Да будь он другом или братом, -
  Не интересен для меня.
  Как море, тема бесконечна,
  Неисчерпаема и вечна.
  Моги песчинки говорить,
  И те б коня могли хвалить.
  Король коней - под королём,
  Всех скакунов величье в нём.
  Когда на нём гарцую,
  Я будто мир целую,
  Мир в неге замирает
  И тем же отвечает.
  Я даже написал сонет,
  Что краше в мире чуда нет.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Сонеты без оглядки
  Творят не для лошадки.
  
  ДОФИН:
  Мой конь! - живу им и дышу.
  Ему!- не женщине пишу.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Всё у дофина под седлом:
  Любовь, сокровища и дом.
  
  ДОФИН:
  Иных мой конь не признаёт,
  Любовь мою не предаёт.
  
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Любовь, однако, не спасла:
  Вчера изрядно вас трясла.
  Вы, видно, испугались,
  Когда в седле болтались.
  
  ДОФИН:
  Пожалуй, кляча ваша
  Была ничуть ни краше.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Моя повсюду и везде,
  В хорошей держится узде.
  
  ДОФИН:
  Она стара, волочит ноги:
  Не для неё - войны дороги.
  И вы верхом - не благородней:
  Ирландец без штанов в исподней.
  
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Достойны вы похвал и мзды
  В искусстве верховой езды.
  
  ДОФИН:
  А потому имею право
  Привить вам верховые нравы.
  Чтоб в лужу вам не угодить,
  Неможно без совета жить.
  Мне лошадь милую заменит.
  Любовь же - лжива и изменит.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Клянусь вам всеми пьяницами паба -
  Приятней лошади, дофин, любая баба.
  
  ДОФИН:
  Скажу вам, коннетабль, без дураков:
  Моя милашка не выносит париков.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Когда бы числилась в любовницах свинья,
  И у неё бы шерсть, дофин, была своя.
  
  ДОФИН:
  Свинья трясину ищет, пёс - помойку,
  Ужель от них не разнишься нисколько?
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Пусть не пословицей, но правильно отвечу:
  Что лошадь я в любовницы не мечу.
  
  РАМБЮР:
  Темно в палатке этой ночью было.
  Что на доспехах ваших - звёзды иль светило?
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  На них всегда заря в звездах алеет.
  
  ДОФИН:
  Боюсь, что завтра небо оскудеет.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Так мирозданье нам Всевышний создал:
  На небе не всегда видны все звёзды.
  
  ДОФИН:
  Быть может, так оно и есть:
  Мерцают те, в которых честь.
  
  
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Когда с коня похвал поклажу сняли,
  Вы б веселее по полю скакали.
  
  ДОФИН:
  Заверить, уважаемый, вас смею:
  Навьючил бы все оды, что имею.
  Да что же не торопиться рассвет!
  Сдержать порыв уже и мочи нет.
  Я милю, что победно проскачу,
  Усеять англичанами хочу.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Хочу и я всё завершить с рассветом,
  Сгораю от желания при этом,
  Английских оккупантов раздавить
  И за уши за море оттащить.
  
  РАМБЮР:
  Бьюсь об заклад, что дюжину пленю.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Не торопись-ка с выбором меню.
  
  ДОФИН:
  Довольно тратить время на потехи,
  Пора приладить на себя доспехи.
  
  (Уходит.)
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Дофин торопит ход неспешной ночи.
  
  РАМБЮР:
  Скорей вкусить английской плоти хочет.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Всех до единого убьёт он и сожрёт.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Клянусь рукою белою супруги,
  Галантней принца не найдёте, други.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Не лучше ль ножке первенство отдать,
  Которой можно клятву растоптать.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Не знает Франция активнее вельможи.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Всегда творит чего-нибудь! И что же?
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Не причиняет ни вреда он и н и зла.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Такая слава у него всегда была.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Он полон доблести, особенно сейчас.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Об этом знает некто лучше вас.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Кому же выпала, скажите, эта честь?
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Чёрт подери! Дофину!
  "Некто" - он и есть.
  Его, к тому же, мало и заботит,
  Кто оплеуху от него проглотит.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Отвагой он не сорит, где придётся.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Её лакею видеть удаётся.
  Под колпаком отвага та скрывается.
  Иначе - укусить не получается.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Когда не любишь,
  Всякого погубишь.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Тебе другой пословицей отвечу:
  Пенять на зеркало уроду, братец, неча.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  У чёрта - дело чёртово.
  Тошнит от духа спёртого.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Конечно, герцог, вас тошнит,
  Коль дьявол за спиной торчит.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Положим-ка давай конец бузе!
  Вас не объедешь даже на козе
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Эквивалент найду для реплики легко:
  "В меня вы метили, попали - в молоко".
  (Входит гонец.)
  
  ГОНЕЦ:
  Я, коннетабль с известием явился,
  Что лагерь бриттов рядом разместился.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Кто подтвердить всё это может?
  
  ГОНЕЦ:
  Гранпрэ, известный вам вельможа.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Сей дворянин достоин уваженья.
  Когда ж рассвет?
  Кончается терпенье!
  Английский Генрих молит ночь продлиться,
  А мы рассвета ждём, чтоб с ним сразиться.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Король английский, право, не мудрец,
  Коль выбрал для себя такой конец,
  И сотоварищи его умом не блещут.
  Коль глупому стратегу рукоплещут.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Когда б о нашем лагере узнали,
  Не мешкая, давно бы убежали.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Да, разум за бронею шлемов слеп,
  Их трупы сложат на рассвете в склеп.
  
  РАМБЮР:
  Известны миру - не английский вояки,
  А их бульдоги - злейшие собаки.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Глупы они, хоть их и дочерта,
  А русскому медведю - не чета,
  Он черепа их давит, как скорлупки,
  От удовольствия облизывая губки.
  Их смелость уподоблена блошице,
  Сидящей на губе жующей львицы.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Да-да, все бритты, как собаки,
  Горазды до боёв и драки.
  Оставив дома жён и разум,
  В огонь пожарищ лезут разом.
  Коль бросить мяса им кусок,
  Готовы все на марш-бросок,
  Как волки будут мясо рвать,
  В бою, как черти воевать.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Но эти англичане, брат, едва ли
  Говядину во Франции едали.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Похоже, их желудки есть запросят,
  А голод острою косою тут же скосит.
  И нам пора уже вооружиться,
  Прошу вас, господа поторопиться.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Пробили два часа, а к десяти -
  Сквозь толпы пленных будет не пройти.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  ПРОЛОГ
  
  Выходит хор.
  
  ХОР:
  Теперь представить вас прошу,
  Как раздирает мрак "шу-шу".
  Как тонет постепенно
  В молве корабль вселенной.
  От стана к стану носит ночь
  Слушок, что до ушей охоч.
  Ведь там, на рубеже чужом,
  Ни оклик, ни команды гром,
  А еле внятный шёпот
  В душе рождает ропот.
  Огни костров и там и тут
  На бледных лицах ужас ткут.
  И ржёт противу воли конь,
  Пронзая ночи чёрной бронь.
  В другом конце - лошадка
  Храпит на вызов гадкий.
  Гремят железом кузнецы:
  В броне бойцы, как близнецы,
  Война стирает лица -
  Для смерти всяк годится.
  А страх, достигший пяток,
  Заполз под сень палаток.
  Петух и колокол твердят,
  Что утро новое у врат.
  Французы, большие числом,
  Свихнулись, видимо, умом,
  Сменив на голову кочан,
  Презренных делят англичан.
  И чтоб с ума совсем сойти,
  Торопят ночь скорей уйти.
  А та, как битая волчица,
  К своей кончине волочится,
  Скрипя зубами, дико воя,
  Пугая на Земле живое.
  В объятьях хладных у судьбы
  Сидят британцы, сморщив лбы.
  И даже мнить не смеют,
  Что утро их согреет.
  На впалых щеках - глада тень,
  На платье - дыры, штопать лень.
  Нет ни желания, ни сил,
  Как будто - мощи из могил.
  Но дух и цель ещё нетленны!
  Из тех руин возводит стены
  Державы славный капитан.
  И новой жизни импульс дан!
  Над венценосною главою
  Сияет нимб златой звездою,
  Из уст монарха льется речь -
  Неможно оной пренебречь.
  Восходит на лицо улыбка
  И твердь уже, где было зыбко,
  Где был неверия провал,
  Там дух борьбы возобладал.
  От короля,
  От брата к брату,
  От капитана до солдата
  Растёт уверенность в победе,
  Ей наяву солдаты бредят.
  Никто не думает о том,
  Что рядом - враг, далече - дом.
  Тепло души монаршей -
  Как барабан на марше.
  Смотрите же на этот лик:
  И славен Генрих и велик,
  Портрет начертан мелом
  Рукой неумелой,
  Таким король в ту ночь предстал,
  Патриотизм его блистал!
  А страх упрятался в кусты,
  Откуда смотрим я и ты.
  Теперь представьте Азинкур
  На нашей жалкой сцене,
  Где бьются несколько фигур,
  Копируя арену.
  Творите же молитвы
  Во славу павших в битве.
  
  (Уходит.)
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Английский лагерь близ Азинкура.
  
  (Входят король Генрих, Бедфорд и Глостер.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да, Глостер, велика опасность,
  Но с нами - храбрость,
  Мысли ясность.
  Хоть утро нас войной встречает,
  Но ведь и в ней успех бывает.
  Господь - велик!
  Грядёт пора!
  Нет в жизни худа без добра.
  Хоть это странно, но соседи,
  Лишив нас отдыха и сна,
  Ведут нас к славе и победе.
  Мы - начеку!
  Нам смерть - красна!
  Мы давим мёд из сорняка,
  И здесь нам дьявол - друг пока.
  (Входит Эрпингем.)
  Мой старый, добрый, Эрпингем,
  Ужели день для грустных тем?
  Ужели дёрн французов жёсткий
  Засыплет гробовые доски?
  На Родине ядро от пушки
  Нам мягче пуховой подушки.
  
  ЭРПИНГЕМ:
  Не важно, где схоронен я,
  Коль лягу подле короля.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Невзгоды сущность нашу не разрушат:
  Тела - в плену, но на свободе - души.
  Окликнул разум сон, сковавший силы,
  Воскресли мы - выходим из могилы
  Подай-ка плащ, любезный Эрпингем,
  Всех созывай рубить клубок проблем.
  
  ГЛОСТЕР:
  Всем прикажу, король, у вас собраться.
  
  ЭРПИНГЕМ:
  Не следует ли мне пока остаться?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Нет, рыцарь седовласый мой и гордый,
  Пока ты в стане собираешь лордов,
  Хочу я совесть вызволить из ада,
  При муках мне свидетелей не надо.
  
  ЭРПИНГЕМ:
  Воздену к небу я в молитве руки:
  Дай бог вам силы!
  Отступите муки!
  
  (Все, кроме короля, удаляются.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Так много в старом сердце теплоты! -
  На рану свежую наложены бинты.
  
  (Входит Пистоль.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Кто ты?
  А ну-ка стой!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не суетись! Я - свой.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Великого ли низкого ты чину?
  И по какой здесь шляешься причине?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я - джентльмен и не чета тебе.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Поэтому копье таскаешь при себе?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не много ль тратишь слов?
  Ты сам-то кто таков?
  
  ПИСТОЛЬ:
  И королём, и джентльменом мог бы быть.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ты стоишь короля, коль можешь так судить.
  
  ПИСТОЛЬ:
  По всем статьям - король наш молодчина,
  И сердце - золото: сын нашей палестины!
  Как предки, бьёт французов-бедолаг,
  Молотит всех увесистый кулак.
  Я пыль с его подошв готов лобзать.
  Люблю его за храбрость,
  Дерзость,
  Стать!
  Да что я, право, распинаюсь тут!
  Скажи-ка лучше, как тебя зовут?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я - Генрих, по фамилии Лерой.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Из корнуэльского отряда ты, герой?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Нет. Из Уэльса прямиком.
  
  ПИСТОЛЬ:
  А Флюэллен тебе знаком?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Скажи ему тогда, что на Давидов день
  Отколочу его - останется лишь тень.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  До праздника загадывать негоже.
  Ответ достойный ты получишь тоже.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ужели друг тебе он или сват?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Представь себе - двоюродный мой брат.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Как он, ты от меня получишь кукиш.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ну что же, брат бывай,
  И злом не поминай.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Изволь. Зовут меня Пистоль.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Нет ни малейшего сомненья:
  Достойно имя поведенья.
  
  (Входят Флюэллен и Говер.)
  ГОВЕР:
  Салют! Салют вам, капитан!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Прошу вас смолкнуть, горлопан.
  Во имя самого Христа
  Не открывайте боле рта.
  Согласно воинским уставам
  Шептаться лишь имеем право.
  Ведь даже в лагерях Помпея,
  Шептались, говорить не смея.
  Мы все должны блюсти запреты,
  Чтоб враг не выведал секреты.
  
  ГОВЕР:
  Ты нервы, брат побереги,
  Послушай, как шумят враги.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Когда ослы заблеют в стойле,
  Им подражать, мой друг, не стоит.
  Ты хочешь быть ослам под стать?
  
  ГОВЕР:
  Я буду, как и ты, шептать.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Надеюсь, так оно и будет.
  Никто за это не осудит.
  
   (Говер и Флюэллен уходят.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Уэльсец старомоден, как сдаётся мне,
  Но деловит и осмотрителен вполне.
  
  (Входят три солдата: Джон Бэйтс, Александр Корт и Майкл Вильямс.)
  
  КОРТ:
  Браток, не кончились ли ночи долгой сроки,
  И не пора ль знаться утру на востоке?
  
  БЭЙТС:
  Я - не пророк, мой друг, не вездесущий,
  Но вряд ли радость заготовил день грядущий.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Мы все увидим этот день в начале,
  Конца ж его дождёмся мы едва ли.
  Кого-то выловил из ночи острый слух...
  Кто там?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не беспокойся. Друг.
  
  ВИЛЬЯМС:
  А служишь ты под кем?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Мой командир - Сэр Томас Эрпингем.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Вояка старый, но достойный уваженья,
  Как он находит наше положенье?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Как корабли, что в мелководье сели,
  И ждут прилива, чтобы сняться с мели.
  
  БЭЙТС:
  Он подсказал монарху выход из беды?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да в этом нет нужды.
  Скажу тебе, секрета не тая,
  Король наш прост, как ты,
  Как он,
  Как я.
  Фиалки ценит тонкий аромат,
  Внимает миру,
  Чувствами богат.
  Эмоциям, как прочие, не чужд.
  Несётся с нами в бурном море нужд,
  А сбрось наряды и увидишь ты:
  Срам одинаков в мире наготы.
  Его стремления, конечно, высоки,
  Но падать, впрочем, тоже не с руки.
  Он, как и все, увидев жало страха,
  Потеет в дорогой своей рубахе,
  Но чтобы этот страх его не жалил,
  Нам надо короля беречь, пожалуй,
  Ведь войско, страх почуяв в короле,
  Не сможет биться на чужой земле.
  
  БЭЙТС:
  Браваду выставить он может напоказ,
  Однако, мнение отличное у нас:
  Такую хладную, ненастнейшую ночь
  Не здесь он - в Темзе просидеть не прочь.
  Любая б душенька об этом лишь мечтала,
  Не важно, что бы с ней наутро стало.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Король наш здесь, иного он не мнит!
  Поверьте мне, что страх ему претит.
  
  БЭЙТС:
  Вот пусть один он в поле и воюет,
  И нас не вспоминает боле всуе.
  За жизнь его заплатят, как за бога,
  А нас у смерти выкупить не смогут.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ужель не цените монарха до того,
  Чтоб в пасти ворога оставить одного?
  Или пытаетесь напрасно обвинить,
  Чтоб к мнению противному склонить?
  Я чести, делу правому служу,
  И, не колеблясь, голову сложу.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Нам слов высоких для победы мало.
  
  БЭЙТС:
  Мы далеки от ваших идеалов.
  И в полной власти, будучи у власти,
  Лишь слепо следуем её военной страсти.
  
  ВИЛЬЯМС:
  И коли суд высокий нас осудит,
  Король ответственным за эту бойню будет,
  Где руки, ноги, головы и трупы
  Сойдутся вместе и завоют тупо:
  "За что погибли?
  В чём мы провинились?
  По чьей вине в могилах очутились?"
  Витать над миром будет вечный зов,
  Детей-сирот, не знающих отцов,
  И жён, забывших милые утехи,
  Где злые языки их жалят для потехи.
  Долги снесут с домов забытых крыши,
  Останется лишь память в них да мыши.
  Смерть на войне, поверьте мне, - не благо,
  Ведь кровью залиты и долг здесь, и отвага.
  Любой отказ солдата от войны -
  Противу воли Генриха, страны.
  Один король - в ответе за беду,
  За это быть ему, конечно же, в аду.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Отец, по-вашему, кто сына снарядил,
  Чтоб тот коммерцию за морем учредил,
  Покаяться за грешника обязан,
  Который морем за грехи наказан?
  Слугу убили где-то за монеты,
  Он был при исполнении при этом,
  По-вашему, - хозяин,- не разбойник
  Виновен в том, что тот теперь покойник?
  Казалось бы, -
  Всё ясно, всё - пустяк,
  Но это же, друзья мои, не так.
  Король за смерть солдата не в ответе,
  Как и родитель, чьи беспутны дети,
  Как господин, чей служка не молился,
  А только прозябал и суетился.
  Король, когда на службу принимает,
  Не смерти вам, а здравия желает,
  Любой монарх, кто поднял меч за право,
  Собрав дружину под знамёна славы,
  Увы! Сумеет вскоре убедиться,
  Что праведников в рати - единицы.
  Один в убийстве дерзком не признался,
  Другой - над юной девой надругался,
  А третий - крал, но за руку не взят,
  Страшится он за то, что стал богат.
  Их всех война на время приютила
  И статус невиновности вручила.
  Недолго им под крышею таиться:
  От божьей кары грешнику не скрыться!
  И станет палачом теперь война,
  Ведь ей известны все их имена.
  Король же смерти подданным не жаждет,
  Поскольку он победы только страждет.
  Они же, убежав от наказанья,
  Войной обречены на растерзанье.
  За их грехи король не отвечает,
  Не он, а бог заблудшего карает.
  Жизнь всякого под властью государя,
  Но душу королю господь не дарит.
  Она солдату для того дана,
  Чтоб оценить, где доблесть, где вина.
  И, оценив достоинства по праву,
  Стать не землёю, а солдатом бравым.
  
  ВИЛЬЯМС:
  За тех король, конечно, не в ответе,
  Кто нагрешил, и смерть сегодня встретит.
  
  БЭЙТС:
  И за меня монарху нечего стараться,
  Однако за страну готов подраться.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Король от выкупа, я слышал, отказался.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Так говоря, он просто красовался.
  Нас вдохновлял на смертные бои,
  Скрывая жалкие намеренья свои.
  Смежит глаза нам милая планета,
  А он пожертвует не жизнью, а монетой.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Коль буду жив, его увижу снова,
  Я не поверю более ни слову.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Ты короля, конечно же, обяжешь
  Когда в лицо монарху это скажешь.
  То будет выстрел глупого мальчишки
  Медведю в лоб не пулею, а шишкой.
  И полно чушь такую городить, -
  Светило веером неможно охладить.
  Все доводы твои равны нулю:
  Не можешь ты не верить королю.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Когда бы не военные заботы,
  Меня б задели эти анекдоты.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Когда в живых останемся,
  Тогда и посчитаемся.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я возражений не имею.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Как опознать тебя сумею?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Любую дай в залог вещицу.
  Я предъявлю, когда случится
  Нам снова повстречаться
  За ссору расквитаться.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Возьмите. - Вот моя перчатка.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А вот моя. Вам - в качестве задатка.
  
  ВИЛЬЯМС:
  На видном месте у себя повешу.
  А, если послезавтра встретит леший,
  Который скажет: "Это мой предмет!"
  Получит по уху от Вильямса в ответ.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Достойно, будь уверен, защищусь,
  Коль с болтуном я рядом окажусь.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Скорее ты окажешься на рее.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Монарха, мне поверь, не постесняюсь,
  Побью при нём и даже не покаюсь.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Меня ты раньше срока не стращай,
  Держи-ка слово, парень, и прощай.
  
  БЭЙТС:
  Не лучше ль нам друзьями оставаться?
  Мы - англичане.
  Нам с французом драться!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Французы ставят двадцать - против кроны,
  Что не снесём мы тягот обороны.
  Но мы сильней французов во сто крат:
  Один наш воин - дюжина солдат.
  Не кроны, а французские короны,
  Пожнёт король английский завтра с трона.
  (Солдаты уходят.)
  
  Король!
  Король!
  Чтоб не случилось в мире,
  Ты - главный стержень в трауре и пире:
  Долги, заботы, дети, жёны, страсти
  В твоей, король, епархии и власти.
  Дамоклов меч, зависший над монархом,
  Гнетёт его, пока не стал он прахом.
  Долг и величие, как братья близнецы,
  На вёслах жизни - верные гребцы.
  Заботы мелкие возвысив выше прочих,
  Смерд недалёкий короля порочит.
  Лишен король бесчисленных утех,
  Доступных и обыденных для всех.
  Что кроме церемоний он имеет,
  О чём простолюдин мечтать не смеет?
  И что же он, скажи, за божество,
  Коль жертвует себя на торжество
  Не царских, а обыденных идей,
  Направленных на благо всех людей?
  Что, жертвуя собой, он получает?
  И кто добром на это отвечает?
  Нет сути у дворцовых церемоний:
  Помпезность и отсутствие гармоний.
  Вселяя трепет в каждого халдея,
  Король без счастья - льдины холоднее.
  Как можно пить,
  Как можно есть,
  Когда во всём - отрава лесть?
  Величие не лечит от болезней! -
  Оно, порой, пилюлей бесполезней.
  Надеяться на двор, король, не может:
  Бальзамом лесть на раны не положат.
  Не выгонят из тела лихорадку
  Молитвы тех, кто на поклоны падки.
  Ты без труда их на колени ставишь,
  Но никогда их норов не исправишь.
  Нет! Сон величия не властен надо мной!
  Иду я богом избранной тропой.
  Ни фимиам, ни скипетр, ни меч,
  Ни возгласы толпы, ни благостная речь,
  Ни золото одежд, ни жемчуга на злате,
  Ни царские дворцы, ни сундуки в палате,
  Ни трон, ни вал великолепий,
  Что рушат мир, срывая крепи,
  Не могут королю помочь
  Забыться сном, гоня всё прочь,
  Как это делает бедняк,
  Заснув в каморке натощак.
  Он не заглядывал бессоннице в глаза,
  Его дитя тартара не терзал,
  Блаженный сон любого бедняка
  Хранит от муки господа рука.
  Лакей под взглядом Феба прозябает,
  Уснув, Элизиум ночами посещает,
  А поутру коней Гипериона,
  На волю выпускает из загона.
  День изо дня расходует он силы,
  Пока не заберёт его могила.
  Трудясь весь день, блаженствует в ночи,
  Без славы существует и парчи,
  И не приходит в голову трудяге,
  В какие попадает передряги
  Ночами не смыкая глаз король,
  Где терпит ради всех свою юдоль.
  
  (Снова входит Эрпингем.)
  
  ЭРПИНГЕМ:
  Вас лорды, господин мой, обыскались,
  И не на шутку все разволновались.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Мой добрый рыцарь, собери народ,
  Я буду в ставке - мига не пройдёт.
  
  
  ЭРПИНГЕМ:
  Я вас не беспокою боле,
  Спешу исполнить государя волю.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Господь войны, в сталь обрати сердца,
  Избавь от страха каждого бойца,
  Лиши его способности считать
  По головам нахлынувшую рать.
  Забудь же, бог, хотя бы в этот день,
  Позор отца, который бросил тень
  На царский трон, короной завладев,
  Угробив Ричарда, страну не пожалев.
  Покойного оплакивал годами,
  Залив могилу горькими слезами,
  Грустить и плакать более пришлось,
  Чем крови некогда за это пролилось.
  Пять сотен душ, оплаченные мной,
  Поклоны бьют, забыв об участи иной,
  Вздымая руки к небу вновь и вновь,
  Моля прощения за пролитую кровь.
  Возвёл часовни я, что золотом сияют,
  Где Ричарда в молитвах поминают.
  Готов и сделаю я более того,
  Чтоб и меня простили самого.
  
  (Снова входит Глостер.)
  
  ГЛОСТЕР:
  Прошу тебя, мой государь,
  Ты душу думой не мытарь.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я понимаю, братец Глостер,
  Зовёт меня на подвиг остров.
  Судьбе своей я не перечу,
  Идём событиям навстречу!
  И день,
  И други,
  И заботы
  Монарха жаждут для работы.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Французский лагерь.
  
  (Входят дофин, Орлеанский, Рамбюр и другие.)
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Пора.
  Надеюсь на успехи.
  Недаром солнце золотит доспехи.
  
  ДОФИН:
  Эй вы!
  Послушайте меня!
  Коня, лакеи, мне коня!
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Какое рвение, однако!
  
  ДОФИН:
  В атаку, мой кузен, в атаку!
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  За вас - в огонь, в любую драку!
  К нам - коннетабль.
  Стой, забияка!
  
  (Входит коннетабль.)
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Почуяв битву, кони ржут.
  
  ДОФИН:
  Чего ж рубаки наши ждут?
  Ударьте шпорами в бока,
  Чтоб взвилась кровь под облака
  И ослепила англичан,
  Залив им очи и колчан.
  Нас не достанут стрелы,
  Когда мы с вами смелы.
  
  РАМБЮР:
  Достойно зрелище действительно печали,
  Чтоб кровью кляч рыдали англичане.
  Дофина не желаю я обидеть,
  Но слёзы англичан хочу увидеть!
  
  (Входит гонец.)
  
  ГОНЕЦ:
  Известие тревожное вам, пэры:
  Там сталью ощетинились все сэры.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  По коням, принцы Франции, по коням!
  Мы эту банду мигом успокоим.
  Душонки вытрясем из наглых оборванцев:
  Труха останется от воинства британцев!
  Так обескровлены сегодня англичане,
  Что нет нужды размахивать мечами.
  Француз оставит в ножнах острый меч,
  Слетит сама глава с английских плеч.
  Мы силой духа ворога сметём!
  Страна гордиться будет этим днём.
  Хватило бы лакеев и крестьян,
  Чтоб усмирить в долине англичан,
  А нам с горы с усмешкой наблюдать,
  Как погибает вражеская рать.
  Но честь не позволяет, господа,
  Терпеть, когда во Франции беда.
  Трубите, трубы, боевой сигнал,
  Расплаты час для ворога настал,
  Нагоним на него смертельный страх,
  Ждут унижение противника и крах!
  
  (Входит Гранпрэ.)
  
  ГРАНПРЭ:
  Нельзя, вельможи Франции, нам ждать!
  Пора островитян на кол сажать!
  Костлявый вид их не пугает боле,
  Пришла пора удобрить ими поле.
  Знамёна рваные повисли на ветру,
  Как тряпки нищего на тыне поутру
  Сам Марс великий выявил недуг:
  Под их забралом прячется испуг.
  А горе всадники и псевдо-генералы
  Не саблей - факелом блистают, как шандалы.
  Понурив головы, их лошади стоят,
  И будто чувствуют последний свой парад.
  А в небе сизые стервятники витают:
  Мертвечиной насытиться желают.
  Последний дух из бриттов надо выжать!
  Теплиться жизнь, но ей уже не выжить.
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Похоже, англичане перед битвой,
  Творят свою предсмертную молитву.
  
  ДОФИН:
  А, может, их к обеду пригласить,
  А заодно и клячей накормить?
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Куда моё запропастилось знамя?
  Горит душа - бушует страсти пламя!
  Придётся вымпел взять у трубача!
  Вперед, народ! Руби врага сплеча!
  Уж солнце катится по кругу небосвода.
  Враг будет бит!
  Да здравствует свобода!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Лагерь англичан.
  
  (Входят Глостер, Бедфорд, Экзетер, Эрпингем с войском, Солсбери и Вестморленд.)
  
  ГЛОСТЕР:
  Где государь?
  Куда девался он?
  
  БЕДФОРД:
  Оценивает вражеский заслон.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Французов - тьма.
  И ощетинились клинками, как ежи.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Пять душ - на одного. И все свежи.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мы не числом, а верою сильны!
  А это - главное орудие войны.
  Иду, друзья, француза воевать,
  Быть может, не увидимся опять.
  В единой воле воины сойдутся,
  А души их на небо вознесутся.
  Мы без речей расстанемся и просто:
  До встречи, Бедфорд, Экзетер и Глостер.
  
  БЕДФОРД:
  Прощай, мой Солсбери, а ко всему в придачу:
  Молитва господу - послать тебе удачу.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Прощай, боец, не поведи в атаке,
  Будь стойким в этой смертной драке,
  Тебя я, впрочем, этим оскорбляю,
  Ведь ты - гранит, я точно это знаю.
  
  (Солсбери уходит.)
  
  ВЕДФОРД:
  По-королевски щедрый он и бравый,
  В избытке в нём и доблести, и славы.
  
  (Входит король.)
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Так не хватает нам теперь ребят,
  Что в пабах о войне сейчас галдят.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Не ты ль, кузен мой Вестморленд,
  Сей насаждаешь в душах бред?
  Неверно рассуждаешь, брат, -
  У нас достаточно солдат.
  Чем меньше Англия скорбит,
  Тем твёрже на ногах стоит.
  Чем меньшим победим числом,
  Тем больше славы обретём.
  Поможет бог, а не число:
  Гребцов - в избытке на весло.
  Металл мои глаза не слепит:
  Не злато - бог решимость крепит.
  Богатством я не дорожу,
  А только господу служу.
  Но если слава - страшный грех,
  Я - первый грешник среди всех.
  Ни с кем я славой не делюсь,
  И растерять её боюсь
  С любым солдатом лишним.
  Свидетель - сам всевышний.
  Не о числе сейчас пекись,
  А к войску с речью обратись:
  "Кто биться не желает,
  Пусть с миром отбывает,
  Я никого не задержу
  И даже денег предложу".
  Клянусь вам Иисусом:
  Не встану рядом с трусом!
  А тем, кто здесь плечом к плечу,
  Я славу громко прокричу!
  В день Криспиана каждый год,
  Их будет чествовать народ,
  И ордена, и раны
  Украсят ветеранов.
  Промчится мимо стая лет,
  Но на устах оставит след
  Ушедших в быль героев, -
  Их лет вуаль не скроет.
  За кружкой доброго вина
  Всплывут такие имена
  Под ураганы тоста
  Как Генрих,
  Бедфорд,
  Глостер,
  Не канут в омуте забот:
  Сам Экзетер, Ворвик, Тальбот.
  Почёт для ветерана
  В святой день Криспиана!
  Любой солдат, кто кровь прольёт
  Родство со мною обретёт,
  Не важен будет род и чин,
  Для этих бравых молодчин.
  А тем, кто спрятался за печь,
  Честь не купить и не сберечь.
  Никто не даст им слова
  В день торжества такого!
  
  (Снова входит Солсбери.)
  
  СОЛСБЕРИ:
  Не мешкая, готовьтесь, мой король,
  Начертана историей вам роль.
  Французы не играют боле в прятки:
  Враг в боевые строится порядки.
  Надеюсь: ум и полководца дар
  Дадут ответ на вражеский удар.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Важна в бою не пушек перепалка,
  А бравый дух и воина смекалка.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Да проклят будет тот,
  Кто дело подведёт!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Похоже, над собой, кузен, хохочешь,
  Коль помощи из Англии не хочешь.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Случись остаться в поле нам вдвоём,
  Мы ворога без помощи побьём.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ну, вот и славно! - тысячи солдат,
  Тебя, кузен, за жест благодарят.
  Ты в этой битве - главный господин,
  Из Лондона не нужен ни один!
  Итак, вперёд, вперёд, мои вельможи!
  Итоги день грядущий подытожит.
  
  (Звучат фанфары. Входит Монжуа.)
  
  МОНЖУА:
  Король, я к вам повторно объявился,
  Поскольку в силе вашей усомнился.
  И коль монарх собою дорожит,
  Ему поможет только выкуп жить.
  Иных путей не ведает момент:
  Проглотит омут - выхода здесь нет.
  И просит коннетабль небритых бриттов,
  Умерить пыл военных аппетитов,
  И богу перед смертью помолиться,
  Чтоб в землю покаянными ложиться.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Кто в этот раз тебя, посол, направил?
  
  МОНЖУА:
  Наш коннетабль, - магистр военных правил.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ответ мой остаётся неизменным:
  Ни в кои веки не бывать мне пленным!
  Ни выкуп, Монжуа, - гораздо проще:
  Коль победят - получат только мощи.
  Зачем же издеваетесь над нами? -
  Торгуете, не снявши шкуры, львами.
  Не мудрено - в разверзнутую пасть
  Сегодня можете, охотники, попасть.
  Число немалое сердец война пронзит,
  Их в бронзе Родина потом отобразит.
  А кости, что враги не захоронят,
  Чуму и мор на Францию нагонят.
  Погибший англичанин - не в могиле,
  Воюет он подобно чёрной силе,
  Ни хлеба он, ни крова не попросит,
  Чумой воспрянув, всё живое скосит.
  И пусть, в земле зарытые истлеем,
  А преимущество над вами возымеем.
  Велит мне гордость прямо заявить:
  За внешний вид нас нечего корить,
  Мы, выполняя тяжкую работу,
  С мундиров растеряли позолоту,
  На шлемах наших перья поредели:
  Их пощипали будни в ратном деле.
  Не видно под лохмотьями лица
  И ярким пламенем горящие сердца,
  Они пылают верой и надеждой:
  Им уготованы богатые одежды.
  Ребята за оружие возьмутся,
  Французы в страхе тут же разбегутся.
  Иди и заяви им, старина:
  Такая будет выкупа цена.
  А если всё получиться не так,
  Я, умирая, выставлю кулак,
  И завершит он выкупа интригу,
  Вам показав мою большую фигу.
  
  МОНЖУА:
  Могу заверить: после этих слов
  Не будет более к тебе, король, послов.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  До выкупа другого я прощаюсь.
  Посол заявится.
  Я в том не сомневаюсь.
  
  (Входит Йорк.)
  
  ЙОРК:
  Прошу вас выслушать меня и не серчать:
  Позвольте первому сражение начать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  В твоей решимости, мой Йорк, не сомневаюсь,
  Я в благодарности перед рыцарем склоняюсь.
  Солдаты верные, ваш путь суров и строг,
  Да будет во главе свершений бог!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Поле битвы.
  Сигналы боевой тревоги к атаке. Вылазки противников.
  
  
  (Входят Пистоль, французский солдат и паж..)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Сдавайся, трус! Висишь на лоскуте.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Je pense que vous etes gentilhomme de bonne qualite.
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ты назови фамилию свою!
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  O Seigneur Dieu!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Сдаётся мне, что ты - вельможа, Дью.
  Но выбрал очень строгого судью.
  Придётся называть тебя на "вы".
  Без выкупа не сносишь головы!
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  O, prenez misericorde! ayez pitie de moi!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Такое у Пистоля амплуа.
  И слов, скажу, иных не подберешь:
  Монеты, либо в спину острый нож!
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Est-il impossible d'echapper la force de ton bras?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Что тявкаешь, как пёс ты: "бра да бра"?
  Не досчитаешься ни денег, ни ребра.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  O pardonnez moi!
  
  ПИСТОЛБ:
  Да что ты, парень, замяукал снова?
  Не вытянуть из этой дряни слово!
  А ну-ка, подойди сюда, мой паж,
  Спроси, как величают сей типаж?
  
  ПАЖ:
  Ecoutez: comment etes-vous appele?
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Monsieur le Fer.
  
  ПАЖ:
  Мой господин, его зовут ля Фер.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Месье ля Фер британцу - не пример.
  Скажи-ка, по-французски, паренёк,
  Что лох он и занюханный хорёк.
  
  ПАЖ:
  Французский, к сожалению, мой плох:
  Не знаю, как "хорёк" сказать и "лох".
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ну, коли ты не знаешь, как сказать,
  Придётся лоху уши отрезать.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Чиво сказаль?
  
  ПАЖ:
  Хотель он ваши уши отрезаль.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Смотри, солдатик, видишь этот меч?
  Он будет голову твою, засранец, сечь.
  Коль выкупа достойного не дашь,
  Снесёт французу голову палаш.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  O, je vous supplie, pour l'amour de Dieu, me
  pardonner! Je suis gentilhomme de bonne maison:
  gardez ma vie, et je vous donnerai deux cents ecus.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Я по-французски, парень, не секу,
  Но слышу упомянуто экю.
  
  ПАЖ:
  Две сотни золотом - в награду.
  Он знатен и готов купить пощаду.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Скажи ему: умерился мой гнев.
  Его смирил столь золотой посев.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Petit monsieur, que dit-il?
  
  ПАЖ:
  Encore qu'il est contre son jurement de pardonner
  aucun prisonnier, neanmoins, pour les ecus que vous
  l'avez promis, il est content de vous donner la
  liberte, le franch sement.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ СОЛДАТ:
  Sur mes genoux je vous donne mille remercimens; et
  je m'estime heureux que je suis tombe entre les
  mains d'un chevalier, je pense, le plus brave,
  vaillant, et tres distingue seigneur d'Angleterre.
  
  ПИСТОЛЬ:
  О чём французили хотелось бы узнать.
  ПАЖ:
  Он сожалеет, что не может вам сказать
  Хотя бы и на ломанном английском,
  Как рыцарский поступок принял близко,
  Как будет он без отдыха и лени
  За вас молиться, стоя на коленях.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Бываю я, порою, кровожаден
  Лишь с теми, кто на гроши очень жаден.
  Иди за мною, трус-француз.
  
  ПАЖ:
  Suivez-vous le grand capitaine.
  (Пистоль и французский солдат уходят.)
  
  Где сердце пусто, голос прочих зычней,
  Сосуд пустой тем от других отличней.
  Бардольф и Ним его смелее были,
  Но и они в петлю за кражи угодили.
  Вот и ему петли не миновать,
  Коль, обнаглев, он станет воровать.
  Пора уже к обозу возвращаться,
  Мальчишками он должен охраняться,
  Когда б французы это разузнали,
  Они б его давно разворовали.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Другая часть поля битвы.
  
  (Входят коннетабль, Орлеанский, Бурбонский, дофин и Рамбюр.)
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Какая-то творится чертовщина!
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Ужасная рисуется картина!
  
  ДОФИН:
  Всему настал конец!
  Всему - конец!
  Сорвали англичане с нас венец.
  Ужасные у Франции дела:
  Фортуна нас сегодня предала.
  Как свиньи под ножами вы визжите
  И в панике от ворога бежите.
  
  (Слышны сигналы к атаке и шум сражения.)
  
  КОННЕТАБЛЬ:
  Разбиты наши стройные ряды!
  
  ДОФИН:
  Не скрыться от позора и беды!
  Почётнее сегодня удавиться,
  Чем Генриху французам подчиниться.
  Мы англичан выигрывали в кости,
  На деле ж - нас в могилу вгонят гости.
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Не мы ли все о выкупе мечтали?
  
  БУРБОН:
  А в результате: свой позор пожали!
  Давайте же за Францию умрём,
  И снова в бой, не мешкая, пойдём!
  А тем, кому мой клич не по душе
  Пусть прозябают ночи в шалаше,
  И лижут, как собаки, бриттам руки,
  Как это делают прикормленные суки,
  Устраивая ворогу свиданье,
  Красавиц Франции отдав на поруганье.
  
  КОННЕТЕЮЛЬ:
  Нас хаос поглотил, и он же нас излечит:
  Победу над порядком обеспечит!
  
  ОРЛЕАНСКИЙ:
  Нас по числу еще довольно много.
  Когда бы с толком действовать и строго,
  Мы б разорвали в клочья англичан,
  Однако, нужен хоть какой-то план.
  
  БУРБОН:
  Да чёрт побрал бы эти ваши планы!
  Толпой единой двинем на поляны.
  Пусть жизнь в бою сегодня скоротечна,
  Но не позор, который будет вечным.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ШЕСТАЯ
  
  Другая часть поля битвы. Слышны сигналы боевых фанфар.
  
  (Входят король Генрих в сопровождении военных, Экзетер и другие.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Вы бились, земляки мои, как тигры,
  Врагу не уступив в жестоких играх,
  Пока на поле вражеская рать,
  Нам рано о победе рассуждать.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Но от неё уже забрезжил свет.
  Вам герцог Йоркский передал привет.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Живой ли мой добрейший дядя?
  Я, на его атаки глядя,
  Не раз героем изумлялся:
  Он, весь в крови, но поднимался.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Лежит герой на ратном поле,
  Он весь в крови, не дышит боле.
  Неподалёку - граф Суффолк,
  От ран он раньше Йорка смолк.
  Не веря, что товарищ умер,
  Йорк от несчастья обезумел:
  Он раны друга лобызал,
  И пробудиться призывал:
  "Ты не спеши на небо, брат,
  Ведь богом я пока не взят,
  Тебя, мой друг, сопровождая,
  Отправлюсь я к воротам рая".
  Утешить я его пытался,
  В ответ он только улыбался,
  Мне руку слабую подал,
  А в заключение сказал:
  "Прошу вас, лорд, пообещать
  Привет владыке передать".
  Затем Суффолка он обнял,
  В уста его поцеловал,
  А, кровь, пролитая друзьями,
  Скрепила их навек цепями,
  И он, мне, государь, поверьте,
  Отдал себя невесте-смерти.
  Мужское твёрдое начало
  Меня от слёз едва держало,
  Но пробудившаяся мать,
  Слезами стала заливать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Два друга, не жалея жизни бились,
  Не мудрено, что очи увлажнились.
  Вот и мои туманятся глаза:
  Наружу катится горючая слеза.
  
  (Звуковой сигнал тревоги.)
  Ужель французы снова поднялись?
  А коли так, французик, берегись!
  Пощаде более на поле не бывать! -
  Приказываю пленных убивать!
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА СЕДЬМАЯ
  
  Другая часть поля битвы.
  
  (Входят Флюэллен и Говер.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Войну по правилам положено играть.
  Как можно мальчиков невинных убивать?
  Хочу суждение об этом ваше слышать.
  Похоже, что снесло французам крышу.
  
  ГОВЕР:
  Все при обозе мальчики убиты,
  Их уничтожили трусливые бандиты.
  И, убегая в панике от кары,
  Сжигали всё, как дикие татары.
  И государь решил указ издать:
  Не брать французов в плен, а убивать.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Король для дел истории сгодился,
  Недаром же в Монмуте он родился,
  А не в Париже, как француз безликий.
  А где родился Александр Великий?
  
  ГОВЕР:
  Вы Македонского имеете в виду?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  О нём забыл я на свою беду.
  Легенду создает всегда молва.
  Сравнения любые - лишь слова.
  
  
  ГОВЕР:
  Из Македонии берёт герой начало.
  Отца его Филиппом величали.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Всем Македония известна с давних пор.
  Её незнание - военному укор.
  Взглянув на карту, скажет, кто угодно:
  Монмут и Македония - подобны.
  Они, как пальцы на одной руке:
  Спускаются террасами к реке,
  Лососем полнятся рыбацкие баркасы,
  И ломятся амбары от запасов.
  И Александр, и Генрих очень схожи,
  И судьбы, Говер, очень их похожи:
  Ведь выпить оба, брат, не дураки,
  А в результате - в деле кулаки.
  Ближайший друг по кличке Чёрный Клит,
  По пьянке Александром был убит.
  
  ГОВЕР:
  Ты круто, брат, по-моему, здесь взял:
  Друзей своих монарх не убивал
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Я свой рассказ ещё не завершил,
  Как перебить меня ты поспешил.
  Я их характеры пытаюсь здесь сравнить:
  Один был пьян и друга смог убить,
  Другой был трезв, но в действиях - жесток,
  Он друга лучшего спровадил за порог.
  Не помню имени, но был он так пузат:
  Не разберешь - где перед, а где зад,
  Но на язык довольно острым был,
  Который чудака и загубил.
  
  ГОВЕР:
  Фальстафом величали чудака.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Роль града велика.
  Монмут недаром
  Нам подарил такую пару.
  
  ГОВЕР:
  Захлопывай истории букварь,
  К нам приближается со свитой государь.
  
  (Под звуки труб входит король с войском, Ворвик, Глостер, Экзетер и другие.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Пока по Франции с боями я шагал,
  Такой жестокости к французам не знавал.
  Пора тревожить рыцарей трубой,
  Они зависли тучей над горой,
  Пусть опускаются воители в долину,
  Я встретить их достойно не премину.
  А если смелости не хватит у врага,
  Придётся горному козлу сломать рога.
  Камнями, как халдеи из пращей,
  Мы выгоним противника взашей.
  А пленных умертвим, они - обуза.
  Так, мой герольд, и передай французам.
  
  (Входит Монжуа.)
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Герольд французов видеть хочет вас.
  
  ГЛОСТЕР:
  Похоже, взгляд его погас.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Зачем сюда!
  Что это значит?
  Вам нужен выкуп - не иначе!
  Но кроме этих вот костей
  Ценнее нет для Франции вестей.
  
  МОНЖУА:
  Нам не до выкупа, король,
  У нас совсем иная роль:
  Мы сами дань пришли отдать
  Тому, кому в земле лежать.
  Позволь же павших схоронить,
  Чернь и вельмож разъединить,
  Чтоб голубая кровь дворян
  Не слилась с алою мирян.
  Ведь и на поле брани
  Главенствуют дворяне.
  Борясь за родину свою,
  Немало пало их в бою.
  По полю бродят скакуны,
  Где пали Франции сыны.
  Безжалостно копыта
  Железом рвут убитых.
  Прошу тебя, не возражай
  Собрать нам скорбный урожай,
  И схоронить в земле родной,
  Сынов, ей преданных одной.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Скажу, герольд, вам не тая, -
  Пока победа - не моя.
  На поле боя твой народ
  Пока что правит хоровод.
  
  МОНЖУА:
  Не сомневаюсь: козырь ваш,
  Всё остальное - лишь мираж.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Решаем всё не мы, а бог! -
  Кого признал, тому помог.
  Про замок расскажи пока,
  Что прячет грудь за облака.
  
  МОНЖУА:
  Крестьянин, рыцарь, трубадур
  Вам скажут: "Это Азинкур."
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Запомни День святого Криспиана,
  В скрижали занесут его все страны.
  Он в мировой теперь литературе
  Войдёт в историю, как бой при Азинкуре.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Ваш предок принц Уэльса Эдвард Чёрный,
  Как излагают в хронике придворной,
  Во Франции с походами бывал,
  Где он побед немало одержал.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да, Флюэллен. Так было.
  И в этом наша сила.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Помимо амуниции, мечей
  В Уэльсе носят воины порей.
  Его на шляпах в Монмуте носили:
  Валлийцы так святого Тэви чтили.
  
  КОРОРЛЬ ГЕНРИХ:
  Недаром в день святой и на главе моей
  Так уважаемый валлийцами порей.
  Воспоминания далёкие бужу,
  Что сам к валлийцам я принадлежу.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  И даже водами реки валлийской Вай
  Не вымыть суть сколь вас не полоскай.
  Пусть знают все об этом кровопийцы:
  Вы были и останетесь валлийцем.
  
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Всё обстоит на самом деле так!
  Спасибо за слова твои, земляк.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Я ваш земляк - свидетель Иисус,
  Как все валлийцы - воин и не трус,
  Любой, кто с вашей славой породнится,
  Найдёт чем в жизни пред людьми гордиться.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Даст бог таким всегда мне оставаться!
  Настал момент в потерях разобраться.
  Пошлите герольдов с французом на поля.
  Хочу узнать цену потерям я.
  
  (Герольды и Монжуа уходят.)
  (Король указывает на Вильямса.)
  Солдата вон того ударьте по плечу.
  Поговорить с тем воином хочу.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Солдат, ты государева вниманья удостоен.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Что за перчатка у тебя на шлеме, воин?
  
  ВИЛЬЯМС:
  То знак к дуэли, государь, с нахалом.
  А мой задаток - под его забралом.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Он англичанин?
  
  ВИЛЬЯМС:
  Да, но, к сожалению, на голову он ранен.
  Так, прошлой ночью, греясь у огня,
  В своём геройстве уверял меня.
  Вручил ему я в качестве задатка
  Свою солдатскую потёртую перчатку.
  "Коль буду жив",- сказал ему, "ручаюсь:
  С тобой, негодник, живо поквитаюсь!"
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Что скажешь, боевой мой капитан,
  А выполнит ли клятву сей мужлан?
  
  ФЛУЮЛЛЕН:
  Коль на душе солдат оставит этот груз,
  Сказать по совести: он будет просто трус.
  
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А если в спор вступил большой вельможа
  И быть соперником солдату он не может?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да будь он даже богом -
  Доверия немного.
  Кто, давши клятву предает,
  Тот душу чёрту отдаёт.
  Ничто не вправе оправдать
  Того, кто может нас предать.
  Он - есть самоубийца:
  То мнение валлийца.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ты клятве, воин, верен будь,
  Про честь, поклявшись, не забудь.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Монарх мой, будь спокоен.
  Сдержу! Я так устроен.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Кто над тобою командир?
  
  ВИЛЬЯМС:
  Он и пример мне и кумир.
  Достойный ходит говор
  О капитане Говер.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Хорош, благовоспитан и о войне начитан.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Зови! С ним говорить желаю.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Приказ немедля исполняю.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Возьми-ка, Флюэллен, особый знак,
  Тебе даю его не просто так:
  Перчатку эту закрепи на шлем,
  И пусть видна везде она и всем.
  Когда я с герцогом сражался Аленконом,
  И наземь пал, противником влекомый,
  То, изловчившись, в этом беспорядке
  Сорвал со шлема странную перчатку.
  Коль кто-то будет требовать залог,
  Тащи ко мне, немедля, на порог.
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Я честь великую, король мой, оправдаю,
  Быть верноподданным желал я и желаю,
  И гнев валлийца, верьте мне, узнает
  Любой из тех, кто символ опознает.
  Придётся мне несчастного обидеть,
  Не дай-то бог его тогда увидеть!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Знаком ты с Говером.
  Я правильно сужу?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Он - мой товарищ, очень с ним дружу.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Прошу тебя, скорей его найди.
  В шатёр немедля Говера веди.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Всё будет, мой король в порядке:
  Один сапог - в пути, другой - в палатке.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Прошу вас, Ворвик с Глостером, пойдите
  За чудаком валлийским проследите.
  Из-за перчатки, что теперь на шлеме,
  Подвержен Флюэллен большой проблеме.
  Скажу вам по секрету я на ухо:
  Он удостоен будет оплеухе.
  Перчатка эта бравого солдата,
  А за неё обещана расплата.
  Горяч валлиец и солдат - не промах,
  Уберегите их от бури, грома.
  Нам ни к чему междоусобный бой.
  Вы, Экзетер, проследуйте за мной.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ВОСЬМАЯ
  
  Перед ставкой короля Генриха.
  
  (Входят Говер и Вильямс.)
  
  ВИЛЬЯМС:
  Вас, Говер, в рыцари сегодня посвятят.
  (Входит Флюэллен.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Его величество увидеть вас хотят.
  Я полагаю: это неспроста -
  Грядёт награды царской суета.
  
  ВИДЬЯМС:
  Откуда, сэр, у вас перчатка?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Простой пустяк - он не ценней заплатки.
  
  ВИЛЬЯМС:
  За этот самый, сэр, пустяк
  Я вам отвечу только так!
  
  (Наносит удар.)
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Изменники так только поступают,
  Каких ни свет, ни Англия не знает!
  
  ГОВЕР:
  Как вы осмелились?
  Да я вас уничтожу!
  
  ВИЛЬЯМС:
  Я слово дал - оно мне головы дороже!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Посторонитесь, капитан, я вам клянусь,
  Что сам с предателем немедля разберусь!
  
  ВИЛЬЯМС:
  Я - не предатель.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Прошу вас, Говер, мой приятель,
  Под стражу взять изменника скорей,
  Приверженца ошибочных идей,
  Что герцог Аленкон всем насаждает,
  Тем самым государя оскорбляет.
  
  (Входят Ворвик и Глостер.)
  
  ВОРВИК:
  Почто сыр-бор?
  И кто затеял этот спор?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да видит бог - здесь спора нет!
  Измена выплыла на свет!
  А что и как всё будет,
  Нас государь рассудит.
  
  (Входят король Генрих и Экзетер.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Что происходит, господа?
  Сплошные споры, как всегда?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Вот, государь, предатель и изменник,
  В руках перчатка - вероломства ценник.
  Хозяин же - известный Аленкон.
  В товарищах у графа солдафон.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Была перчатка, государь, моей.
  Смотрите: вот и пара ей!
  Дал слово господин носить её на шлеме,
  Но наступил, увы, конец дилемме!
  Ведь упреждал, когда расстались сухо,
  Что расплачусь при встрече оплеухой.
  Солдат английский зря не обещает,
  Он, давши клятву, слово исполняет.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Вы сами слышите, король,
  Как извернулся этот тролль.
  Мы с вами вора уличили!
  Ведь вы перчатку мне вручили,
  Сказав: "Она - от Аленкона!"
  Я в рамках действую закона.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Подай перчатку мне, солдат.
  Смотри: вот - оной дубликат.
  Ты обещал меня побить,
  К тому же - смел оговорить!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Он головой за это всё ответит,
  Коль есть такое правило на свете.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Хотелось бы узнать твою реакцию!
  Какая может быть здесь сатисфакция?
  
  ВИЛЬЯМС:
  Обиды все - в душе, но говоря всерьёз,
  В моей душе нет в адрес короля угроз.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Но ты моё достоинство обидел!
  
  ВИЛЬЯМС:
  Я пред собой величества не видел:
  Со мною говорил простой солдат,
  Который посудачить и повздорить рад.
  Все у костра свой тешили досуг,
  Ночь уровняла короля и слуг.
  Коль надо заплатить, я заплачу,
  Но испросить вас милости хочу.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Наполни, Экзетер, перчатку златом,
  Пусть ощутит солдат себя богатым.
  Носи, солдат, на шлеме этот знак -
  Сей символ щедрых королевских благ.
  Отдайте деньги, дядя, молодцу.
  Миритесь, капитан! Сердиться не к лицу.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Теперь уж я поклясться б мог,
  Что этот парень смел, как бог.
  Конечно, я не так богат,
  Вот все мои гроши солдат.
  Но стоит мой совет немало:
  Храни тя небо от скандала.
  
  ВИЛЬЯМС:
  Мне деньги ваши не нужны.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Нет! Для тебя они важны.
  Их отдаю чистосердечно.
  Солдат в нужде бывает вечной:
  С мундиром, с обувью беда -
  Починки требуют всегда.
  Монетки гнуты и паршивы,
  Но уверяю - не фальшивы.
  
  (Входит английский герольд.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Откройте нам лицо печали,
  Как много павших насчитали?
  
  ГЕРОЛЬД:
  Хоть в это трудно и поверить,
  Но вот - французские потери.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Скажи-ка, дядя, кто из знати
  В плену у нас клянёт полати?
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Племянник царский Орлеанский,
  Бурбон, сидящий босиком,
  И граф известный Бусико.
  Чины - от рыцаря до лорда,
  И куча прочего народа.
  Их свыше тысячи, пожалуй.
  Ты накажи их и разжалуй!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Потери невозможно взвесить:
  Французов пало тысяч десять.
  Сто двадцать шесть фамилий знатных,
  Войной изъяты безвозвратно.
  И восемь тысяч с ними вряд,
  Бойцы и рыцари лежат,
  Которым жить бы впору,
  А не дразнить нас шпорой.
  Число наёмных в брани
  Немного - боб на длани.
  А сотни именитых
  Не спас господь! - убиты.
  Вот павших граждан табель:
  Французский коннетабль,
  А рядом с ним и адмирал,
  Жак Шатильон героем пал,
  Рамбюр, сей мастер арбалета,
  Колчан - в руках,
  В очах - монеты.
  Дофэн и герцог Аленкон...
  То рыцарь в списках, то барон.
  Двор королевский поредел,
  Меч беспощадный всех задел,
  Война свой урожай пожала,
  Вонзив французам в сердце жало!
  А где ж героев наших список,
  Кто к раю так сегодня близок?
  (Герольд подает королю бумагу.)
  Вот герцог Йоркский,
  Граф Суффолк
  Навек и тот и этот смолк.
  Сэр Ричард Кетли,
  Дэейви Гэм,
  Хвала героям нашим всем!
  Других дворян не вижу боле,
  Десятка два безродных - в поле.
  Десницей божьею ведомый
  Урон у нас не столь весомый,
  Хвала тебе за всё, господь!
  Сберёг ты нам и дух и плоть!
  Тот цел в бою и не обижен,
  Кто справедлив и к богу ближе!
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Любому говорить я буду,
  Что это истинное чудо.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  На всём пути, что мы пройдём,
  Мы понимание найдём,
  Когда расскажем, что господь,
  Врага помог нам побороть.
  Кто этой мысли возразит,
  Тот будет без суда убит.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Безвестным быть тогда б могло,
  Как много наших полегло.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Об этом можно рассказать,
  Но первым - бога поминать.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Без бога, князь мой, никуда,
  Нигде, ничто и никогда!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Во храм с молитвою войдём,
  Где гимны небу пропоём.
  Предав товарищей земле,
  Сначала двинемся в Кале,
  Затем из Франции - домой
  Со стягом славы над главой.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  ПРОЛОГ
  
  Выходит хор.
  
  ХОР:
  Те, кто историей себя не утруждали,
  Моё оценят знание скрижалей.
  Не судят же заранее и пусть
  И те, кто факты знают наизусть.
  Придётся за неточности простить:
  Не мудрено чего-то упустить.
  Итак, король отправился в Кале,
  Мы, словно, зоркий коршун на скале,
  Следим, как крылья белых парусов
  Несутся в сторону британских адресов,
  Где, морю вторя, публика ревёт:
  Гуляет и ликует весь народ.
  Король на брег Британии выходит,
  Его народ до Лондона проводит.
  Теперь представьте, как ликуют в свите,
  Встречая триумфатора в Блэкхите,
  А шлем и меч, затупленный в бою,
  Торжественность моменту придают.
  Но не себе монарх восторг стяжает:
  Он небу благодарность отсылает.
  Ведь на Земле - один господь воитель,
  И всех побед на свете вдохновитель.
  Бурлит, героя чествуя, столица,
  Народ потоками на площади стремится,
  Где мэр и пэры, облачившись в тоги,
  Как римляне сгрудились на пороге,
  Встречая Цезаря из дальнего похода,
  Заждавшись вожделенного исхода.
  Быть может, с меньшей пышностью, но так же,
  Уж точно, пребывая в диком раже,
  Его бы из Ирландии встречали,
  Когда б избавил граждан от печали,
  Уменьшив пограничные набеги,
  Что вытворяют горе-печенеги.
  Теперь он в Лондоне, но теребит Париж,
  Слезами жалкими врачуя свой престиж,
  Покоя королю он не даёт,
  И дифирамбы на ухо поёт.
  Всю эту кухню мы, друзья, пропустим,
  Иначе главные события упустим.
  А чтобы этого, друзья, не упустить,
  Хочу во Францию вас снова пригласить.
  
  (Уходит.)
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Франция. Лагерь англичан.
  
  (Входят Флюэллен и Говер.)
  
  ГОВЕР:
  Святого Дэйви день уже прошёл.
  Носить порей теперь уже смешно.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Мы, капитан, не дети, а мужчины.
  Есть для порея веские причины.
  Признаться в этом вовсе не боюсь,
  И с вами я, как с другом, поделюсь.
  Пистоль, каналья и мошенник мерзкий,
  Иной он не заслуживает мерки.
  Вчера при всех принёс мне хлеб и соль,
  При этом же нанёс такую боль,
  Когда, (Ведь надо быть таким плебеем!)
  Заесть мне это предложил пореем.
  Застыла брань на замкнутых устах:
  Я не бранюсь в общественных местах,
  Но если он мне встретится вторично,
  Я выскажусь довольно неприлично.
  
  (Входит Пистоль.)
  
  ГОВЕР:
  А вот и упомянутый бурдюк,
  Идёт, надушись будто бы индюк.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Да как бы тот индюк не петушился,
  Теперь я наказать его решился.
  Проси, Пистоль, у господа прощенья,
  Тебе не избежать, негодник, мщенья.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Троянец, сдохнешь в паутине Парка,
  И мне, поверь, тебя нисколь не жалко.
  Ведь рядом быть с тобою, парень, мука:
  И от тебя вонища и от лука!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Вы лук не любите, но вы его съедите,
  Иному не бывать: хотите ль, не хотите!
  Вам луковицу скушать прикажу
  И без проблем вам это докажу.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Потомок Кадвалладера и коз,
  Ты это заявляешь мне всерьёз?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Вот первая коза:
  Копытом бьёт в бесстыжие глаза.
   (Наносит удар.)
  Не говори, негодник, только слушай,
  Коль потчуют тебя, молчи и кушай.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Да ты, троянец, сдохнешь,
  Как засранец!
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Умру, умру, коль господу угодно.
  Пока же жив - и вам не быть голодным:
  Вот - получите, уличная шавка,
  От барина достойную добавку!
  (Наносит очередной удар.)
  Я горного козла вам не прощу,
  И сам с горы сегодня вас спущу!
  Я вижу: вы не очень есть хотите,
  Тогда пореем лучше закусите!
  
  ГОВЕР:
  Не лишку ли, вы Флюэллен, хватили?
  Вы, капитан, его ошеломили!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Пусть он отведает порея в самом деле,
  Иначе буду колотить неделю.
  Нехай он зелень лука уминает:
  От ран и от попоек помогает.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ужасней пытки, видимо, и несть!
  Ужели мне придётся это съесть?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Причины для сомнений не найдётся:
  Съесть это всё тебе, Пистоль, придётся.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Но, поедая дрянь, я поклянусь:
  За унижение жестоко расплачусь.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Поклясться в чём-то - это ваше право.
  Порей пожуйте!
   Не нужна ль приправа?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Настойчивости вашей я дивлюсь.
  Помилуйте! - Иначе подавлюсь!
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  И шелуху, Пистоль, не оставляй.
  Всё, негодяй, до крохи подбирай!
  Ты будешь жрать порей теперь, пока
  Не превратишься просто в индюка.
  Тогда мы вас обидеть не посмеем:
  Шутите, издевайтесь над пореем.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ответ ваш ясен.
  Я согласен.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Порей хорош любого проучить.
  А вот монета - раны залечить.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Вы мне как нищему монету подаёте?
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  А вы её, конечно, не возьмёте!
  В другом кармане у меня порей,
  Бери-ка и уматывай скорей!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Возьму монету,
  О сдаче не забыв при этом.
  
  ФЛЮЭЛЛЕН:
  Свои долги я отдаю сполна,
  Моя дубинка в действиях вольна.
  И если встречу должника в пути,
  Ему от выплаты, поверь мне, уйти.
  
  (Уходит.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Обидчику устрою муки ада.
  
  ГОВЕР:
  Пошёл-ка прочь!
  Ты - трус!
  А речь - бравада!
  Традицию посмел ты опоганить,
  Не пожалев на это грязной брани,
  Когда ж тебя в паскудстве уличили,
  То поделом дубиною лечили.
  А ты побои все трусливо снёс,
  Поджавши хвост, как нашкодивший пёс.
  Не раз я замечал, как ты, тупица,
  Подначивал радушного валлийца.
  Быть может, речь его витиевата,
  Дубина же - сильней любого мата.
  Ты, шарлатан, не на того нарвался:
  Кулак валлийца жёстким оказался.
  Прощай и помни, парень, наперёд
  Сильнее кто не словом, а дубиной бьёт.
  
  (Уходит.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ужель Фортуна надо мной смеётся?
  Ведь даже Нелли встретить не придётся:
  Сомкнулись навсегда любимой очи,
  Она скончалась от французской порчи.
  Не потому ль гуляет палка по спине,
  Что стар уже - пришёл износ броне.
  Осталось мне занятие одно:
  Карманы чистить и залечь на дно.
  А синяки, разбойных дел регалии,
  Я отнесу к своим заслугам в Галлии.
  
  (Уходит.)
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Франция. Королевский дворец.
  
  (С одной стороны входят король Генрих, Экзетер, Бедфорд, Глостер, Ворвик, Вестморленд, лорды и прочая знать; с другой стороны выходят французский король, королева Изабель, принцесса Кэтрин, Алиса, прочие дамы двора, герцог Бургундский со свитой.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да будет мир меж теми, кто собрался!
  Он, брат француз, нам нелегко достался,
  А потому и радость велика
  Для Франции на долгие века.
  Семейству венценосному привет,
  Где королеве с дочкой равных нет.
  Спасибо герцогу Бургундскому за труд,
  Что бывших недругов уже не видно тут.
  Пусть будет мир сегодняшний примером
  Дворянам, принцам, герцогам и пэрам.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Английский брат, нет более войны.
  Излить любовь к соседу мы вольны,
  Она - чиста. В истории - война:
  Иные наступили времена.
  Добра вам всем, почётнейшие гости,
  Возьмём бокалы и отложим трости.
  
  КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЬ:
  При виде вас возрадуется день,
  С его лица сойдёт любая тень,
  Английский брат собой его украсит,
  И все раздоры бывшие угасит,
  Когда мечом разил нещадно нас,
  Когда сверкали молнии из глаз,
  Когда, подобно злому василиску,
  Нас подвергал страданиям и риску.
  Уже в глазах я вижу перемену:
  Согласие пришло вражде на смену.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Мы для того, друзья, все вместе собрались,
  Чтоб вознеслось "Аминь!" в заоблачную высь!
  
  КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЬ:
  Вам, принцы Англии, сегодня салютую.
  
  БУРГУДНСКИЙ:
  Монархи - рядом.
  Франция ликует!
  Кто, как не я, старанием и сердцем
  Искал во тьме раздоров мира дверцу.
  Найдя её, я вас соединил,
  На миссию потратив уйму сил.
  Теперь, когда вы оказались рядом,
  Мне послужил бы ваш ответ наградой,
  На мой вопрос: "Что ныне не даёт
  Вернуть стране и крылья и полёт
  К вершинам благоденствия и счастья,
  Отдав себя его безмерной власти?"
  Увы, оно настолько удалилось,
  Что даже по ночам не часто снилось.
  И виноградники, и тучные поля,
  Сгноила на полях войны земля,
  Лоза, как узники небритые поникла,
  А сорная трава на пар проникла.
  Бурьян растёт, а рядом плуг ржавеет,
  Рука косца на древке не потеет.
  Нескошенные травы, перезрев,
  Не лягут сеном в оскудевший хлев.
  Косы не зная, в рост пошёл сорняк,
  Из лап его не выбраться никак.
  Разор и запустение в домах,
  Наука больше не живёт в умах,
  Она на благо Франции не служит,
  Военный быт теперь заботит мужа,
  Где речь - груба, изношены мундиры,
  Где кровь - рекой, а боги - командиры.
  Покоя нет, во всем - неразбериха,
  А по стране гуляет только лихо.
  О, Родина, из пепла возродись!
  Не потому ль мы вместе собрались?
  Да будет мир! Да будет возрожденье!
  Так дайте же на то благословенье.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Бургундский герцог, ты желаешь мира,
  Не слёз войны, а радости и пира,
  Но чтобы это всё восстановить,
  Придётся Франции за это заплатить.
  По-моему, не надо предисловий,
  Когда в кармане перечень условий.
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  Король их видел, но пока ещё молчит.
  Вам выждать паузу монарха предстоит.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Но в этих спорах я не вижу смысла.
  Судьба страны на паузе зависла.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Я всё прочёл, но сути не постиг,
  Здесь нужен час, а не короткий миг.
  Прошу вас выделить и доку, и спеца,
  Чтоб разобраться в деле до конца.
  А коль осилю, что взвалил на плечи,
  То и достойно вам на всё отвечу.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Мой брат, француз, на это я согласен.
  Чтоб билля смысл предельно стал вам ясен,
  Даю вам в помощь славных писарей,
  Они мой почерк разберут скорей.
  И пусть задаст всему надёжный тон
  Команда "Экзетер и Хантингтон".
  Даю им право подписи поставить
  И нашу Родину в истории прославить.
  А вы, сестрица, с королём уйдете,
  Иль с нами пообщаться предпочтёте?
  
  КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЬ:
  За мужем я последую, мой брат,
  Я там полезней буду во сто крат,
  Ведь женщина решает иногда,
  Проблему, где запрятана беда.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Прошу вас Кэтрин разрешить со мной остаться,
  Мне очень хочется с кузиной пообщаться.
  И это, вам скажу, не мудрено:
  Она ведь в перечне - особое звено.
  
  КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЬ:
  Пусть остаётся,
  Коли так неймётся.
  
  (Все удаляются, кроме Генриха, Кэтрин и Алисы.)
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Таких красавиц, Кэтрин, я не видел!
  Кузину красотой бог не обидел.
  И описать тебя бы я не смог:
  Уж очень скуден у солдата слог.
  Он для таких речений не удобен,
  И ранить сердце девы не способен.
  
  КЭТРИН:
  Король, не надо над несчастной насмехаться.
  Мне с вами трудно по-английски изъясняться.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  О, Кэтрин милая, любое ваше слово,
  Для сердца любящего дорого и ново.
  Каким бы не было пропето языком,
  Оно для сердца Генриха - закон.
  Скажи, душа моя,
  Тебе ли нравлюсь я?
  
  КЭТРИН:
  Я с вашим языком не справлюсь.
  Что означает слово "нравлюсь"?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ты, Кэтрин, ангел настоящий,
  Я - раб, тебя боготворящий.
  
  КЭТРИН:
  Он слово "ангел" будто бы сказал?
  
  АЛИСА:
  Он, госпожа, вас ангелом назвал.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  К тебе, мой ангел, сердце рвётся,
  Краснеть за сказанное, Кэтрин, не придётся.
  
  КЭТРИН:
  Убеждена: для женщин многих стран
  В устах мужчин любой язык - обман.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Ложь изобилует в наречии мужском?
  О ком она, красавица, о ком?
  
  АЛИСА:
  Суть кроется в единственной причине:
  У женщин нет доверия к мужчине.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Жених не слово - сердце предлагает,
  И пусть невеста языка не знает,
  Но не понять не может жениха,
  Хоть и похож он впрямь на лопуха,
  Который распродал весь хлам в амбаре,
  И приобрёл корону на базаре.
  В речах любовных я не искушён,
  Зачем слова, когда я так влюблён?
  Скажи мне "да", прекраснейшая леди,
  Да быть в родстве двум любящим соседям!
  
  КЭТРИН:
  Какая жаль - не всё я понималь.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Когда б просили строчку написать,
  А более того - потанцевать,
  Я был бы вами до смерти замучен,
  Признаюсь, Кэтрин: этому не учен.
  Когда бы спор за вас турнир решал,
  Я без сомнений вам бы обещал
  Любого на лопатки положить,
  И вам защитою надёжною служить.
  Я не хвалюсь, но заявляю всё же:
  Достоин я супружеского ложа.
  Я за любовь себя не пощажу,
  Пока я жив, пока в седле сижу,
  Тебя одну, красавица, люблю
  И никому, поверь, не уступлю.
  Я слов на ветер не привык бросать,
  К тому же - мне их трудно подбирать,
  Но если я чего-то обещаю,
  Умру, но клятву эту исполняю.
  Лицо моё загара недостойно,
  И зеркалу, быть может, непристойно,
  Однако не спеши его корить,
  Попробуй просто сердцем полюбить.
  Я прост перед тобою, как солдат,
  Люби меня за то, чем я богат,
  Бери всего, вот я - перед тобой,
  Душевною измученный борьбой.
  Хочешь?
  Я повисну ожерельем
  На груди, любовь, твоей,
  Опьяню любовным зельем,
  Увлеку в страну страстей.
  Хочешь?
  На рассвете солнца лучик
  В прядь льняную заплету,
  Одарю любовью жгучей
  Полонённую мечту.
  Хочешь?
  Обернусь цветами лета,
  Ароматом трав лесных,
  И ромашковым букетом
  Зацвету в глазах твоих.
  Хочешь?
  Я звездой, упавшей с неба,
  Сладко сердце обожгу,
  Обниму пушистой вербой,
  Тенью рядом побегу.
  Хочешь?
  Вырасту шатром в ненастье,
  В жизни выстелюсь тропой,
  Выплеснусь в ладони счастьем:
  Пей!
  Плескай!
  Бери! - я твой!
  Но прошу тебя: не мучай,
  Не топи любовь в слезах,
  Не спеши, ведь сказки лучшей,
  Я ещё не досказал.
  Время красоту схоронит,
  Сединою кудри тронет,
  Превратит в морщины лик:
  Был красавец - стал старик.
  Только сердце не стареет,
  Коль любовь его лелеет.
  Это чудо, как светило,
  Вознесясь, не заходило.
  И, пока оно в зените,
  Вы меня в мужья берите.
  Я сегодня много значу:
  Муж,
  Любовь,
  Король - в придачу.
  Одари меня ответом.
  Жду, как утро ждёт рассвета.
  
  КЭТРИН:
  Меня же совесть с потрохами сгложет:
  Враг Франции любимым быть не может.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Вы не врага полюбите, а друга,
  Не будет для меня ценней подруги.
  Мне Франция, поверьте, дорога -
  В ней всё мое: и ты, и берега,
  Будь королевой! И владей по праву
  И мною, и дарованной державой.
  
  КЭТРИН:
  Непостижимый для меня язык!
  В меня змеиным жалом он проник.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я, Кэтрин, по-французски изъяснюсь,
  Хотя, по-правде, этого боюсь,
  Слова, как гири, мне язык связали,
  Наверное, меня поймёшь едва ли.
  Я Франция владеть,
  А, значит, Кэтрин, и тебя иметь.
  Ты знаешь, Кэтрин легче воевать,
  Чем по-французски мысли излагать!
  Я по-французски буду говорить
  С одним условием - невесту рассмешить.
  
  КЭТРИН:
  Английский мой
  И ваш французский - дрянь,
  Общению сторон противных - дань.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Как мне не труден твой родной язык,
  Но я в него, как ты в английский, вник,
  Тебе же, Кэтрин милая, осталось
  Всего-то мне подать такую малость,
  Тем подарить приверженность свою,
  Сказав всего три слова: "I love you."
  
  КЭТРИН:
  Меня, надеюсь, будете простить.
  Я не уметь такое говорить.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Быть может, из прислуги кто-то знает,
  Как в этих случаях невесты отвечают?
  Кого рекомендуешь мне спросить,
  Чтоб тяжкий камень с душеньки свалить?
  Но хватит в прятки, девочка, играть,
  Уйдя отсюда, будешь ты страдать,
  Вопросами служанку забросаешь,
  Пока о женихе своём всё не узнаешь.
  Мои достоинства вы будете бранить,
  Приняв душою их, но словом - поносить.
  Должна, однако, ты, принцесса, знать,
  Что от любви тебе не убежать.
  Надеюсь я, что станешь ты моей,
  И нарожаешь полк богатырей.
  Давай зачнём-ка, Кэтрин, мальчугана,
  Кто, не боясь кривого ятагана,
  В Константинополь двинется походом,
  Чтоб разобраться с тамошним народом.
  Полу-француз и полу-англичанин,
  Войдёт в историю образчиком той брани.
  На этом завершаю свой допрос.
  Не слышу я ответа на вопрос!
  
  
  КЭТРИН:
  Не знать, чего сказать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Лишь Время только в будущее зрит,
  Но обещать никто не запретит.
  Ты часть французскую ребёнка обеспечь,
  А я - английскую заправлю в чудо - печь.
  Ведь это, Кэтрин, для тебя - пустяк,
  Король об этом молит холостяк.
  Спрошу тебя я, Кэтрин, по-французски,
  Хотя тяжёл он для меня, как русский:
  la plus belle Katharine du monde, mon tres cher
   et devin deesse?
  
  КЭТРИН:
  Французский ваш ошибки много есть,
  Но ложь видна, числа ей, Генрих, несть.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я ломанный французский отметаю,
  И на английском речь свою сверстаю.
  Одна любовь теперь - императив,
  Она одна - мой главный лейтмотив.
  Не льщу себе, что ты меня желаешь,
  Но есть прогресс: ведь ты не отвергаешь
  Надежд моих на будущий союз,
  А с внешностью моею это - плюс.
  Когда меня родитель зачинал,
  Войну - не королеву обнимал.
  Она ему солдата родила,
  А мать-война красивой не была.
  Меня девицы с детства сторонятся,
  Суровости моей они бояться.
  Поверь мне, Кэтрин, время всё изменит,
  Оно на лик фату годов наденет,
  Ты неприглядный образ мой забудешь,
  Не внешность - сердце Генриха полюбишь.
  Заря стыда твой образ покрывает,
  Она отдаться мне тебе мешает,
  Ты роковую грань переступи,
  Напору страсти, Кэтрин, уступи,
  К твоим ногам падут, императрица,
  И Англии, и Франции столицы,
  Ирландия и я, Плантагенет.
  Желаниям твоим предела нет!
  Я внешностью монархам уступаю,
  Но равных по могуществу не знаю.
  Внимаю музыке французских нежных губ
  В ответ на гром английских медных труб,
  Забили барабаны сердца дробь...
  Себя императрице уподобь!
  
  КЭТРИН:
  Не я решаю это, а отец.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Он нас проводит, Кэтрин, под венец.
  
  КЭТРИН:
  Мне ничего тогда не остаётся:
  Смириться с положением придётся.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Корону Англии тебе вручаю, дева!
  Целую руку, величаю королевой!
  
  КЭТРИН (произносит по-французски):
  Laissez, mon seigneur, laissez, laissez:
  ma foi, je ne veux point que vous abaissiez
  votre grandeur en baisant la main d'une de
  votre seigeurie indigne serviteur; excusez
  -moi, je vous supplie, mon tres-puissant seig-
  neur.
  (перевод с французского):
  Прошу не унижаться до такого,
  Всё царственно: и действие, и слово.
  Здесь вывод только следует один:
  Вы для меня - и бог, и господин.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Я вижу, что мы боле не балуем,
  Теперь уста скреплю я поцелуем.
  
  КЭТРИН:
  Les dames et demoiselles pour etre baisees devant
   leur noces, il n'est pas la coutume de France.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Прошу меня, любезная, простить,
  Вы не могли бы суть перевести?
  
  АЛИСА:
  Я, сир, "basier не знаю, как сказать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Да это по-английски "целовать".
  
  АЛИСА:
  Уж не такой вы спец в науках узкий,
  Где про любовь - для вас родной французский.
  
  
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  До свадьбы девушка французская не может
  Уста свои грехом таким тревожить?
  
  
  АЛИСА:
  Oui, vraiment.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  На это, Кэтрин, заявлю я так:
  Для королей обычаи - пустяк.
  Ни стран не существует, ни границ,
  Для нас с тобой, богоподобных лиц.
  Мы на Земле обычаи творим,
  Как жить и быть народам говорим.
  Пусть поцелуй в устах огнём пылает -
  Ценней печати в мире не бывает.
  А потому - устав страны нарушу,
  Не может он мою тиранить душу.
  (Целует её.)
  Теперь без переводов я узнаю,
  Желанья Кэтрин и дорогу к раю.
  Дороже Генриху английскому жена,
  Чем все богатства, что дала ему война.
  Вот и отец изволили объявиться.
  Настал момент холостяку жениться.
  
  (Снова появляются король Франции, королева герцог Бургундский, свита и лорды.)
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  Вы, сир, взвалили груз большой на плечи,
  Принцессу обучая вашей речи.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Стараюсь я внушить ей по-английски,
  Сколь наши связи родственны и близки
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  И что ж она?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  По-моему, немало смущена.
  Язык мой груб, а обращенье - дерзко,
  Я лести не учён, и выгляжу так мерзко!
  А дух любви в ней глубоко запрятан:
  Не мне - другому, видимо, просватан.
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  Простите, сир, меня за шутку эту -
  Она давно известна белу свету.
  Когда бы этот дух на свет явился,
  Ему любой бы, сударь, удивился:
  Ведь ходит он, в чём мама родила,
  К тому же - слеп, такие, брат, дела!
  Не от того ль румяны девы щёки,
  Что с этим духом целая морока.
  И согласитесь, что нехорошо
  Предстать перед монархом нагишом.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Здесь доводы, мой герцог, не при чём.
  Любовь слепа, и стыд ей нипочём.
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  О снохождении осмелюсь вас просить:
  Слепому можно многое простить.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Учите же кузину жмурить глазки,
  Когда король ей предлагает ласки.
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  Уж лучше я глаза, король, закрою,
  Когда она пожертвует собою.
  Сиих девиц господь лелеял в неге,
  Повесив им на шею обереги,
  А потому слепы они и млеют,
  Как будто мухи в день Варфоломея.
  Они не смели даже полагать,
  Что на невинность можно посягать.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Отсюда следует хорошая мораль:
  Пора для ловли - лето, не февраль,
  Когда любовь, ослепшую от неги,
  Уже не охраняют обереги.
  
  БУРГУНДСКИЙ:
  Любовь слепа - совсем не сознает,
  Куда в итоге страсть её ведёт.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Любовь - слепа, её благодарите,
  Не вы перед дилеммою стоите,
  А я, который сделал выбор свой,
  Даруя Франции и блага, и покой.
  Прельщен я не Парижем, ни Тулузой,
  А главным бриллиантом у французов.
  Он на пути моём теперь стоит,
  Чем - ближе, тем сильнее аппетит.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Сей бриллиант за стенами глухими,
  Никто ещё не воевал за ними.
  Падут ли эти стены от напора,
  Удастся ли за них проникнуть вору?
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А я - не вор теперь, а господин!
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Ну, коли так - вы у неё один.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Коль города за девственной стеной,
  Падут, как ваша дочь, передо мной,
  Любовь исполнит миссию свою,
  Я Гименея гимн ей пропою.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Мы аллегорию монарха понимаем
  И все условия, обдумав, принимаем.
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  А так ли, лорды, всё на самом деле?
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Препятствия мы все преодолели.
  По пункту каждому согласия добились,
  Здесь обе стороны на славу потрудились:
  От дочери - до самых мелочей,
  От крика - до торжественных речей.
  
  ЭКЗЕТЕР:
  Один параграф не принял француз,
  Крутя задумчиво свой королевский ус.
  Вот фраза как физическая боль:
  "Наследник Франции и Англии король".
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  На самом деле - я не петушусь,
  Коль так угодно, видно, соглашусь.
  
  КРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Союз избавим наш от многоточий,
  Поставьте точку! - спор на этом кончен.
  Украшу Кэтрин царскою короной,
  Пусть блещет красота в оправе трона.
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ:
  Бери её и натачайте с ней
  Из королевской крови сыновей,
  Чтоб, взявшись за руки, дружили наши внуки,
  Избавив Францию и Англию от муки
  Всё время меж собою враждовать,
  Друг друга без нужды уничтожать.
  Да будет над главою неба синь!
  
  ВСЕ ВМЕСТЕ:
  Аминь!
  
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Добро пожаловать в объятья, королева,
  Готовь себя для главного посева!
  Мои уста твои скрепят печатью,
  Ты всё отдашь, чего обязан взять я.
  
  (Звучат фанфары.)
  
  КОРОЛЕВА ИЗАБЕЛЬ:
  Во власти господа такие торжества,
  Он - у истоков этого родства!
  Жена и муж в любви неразделимы,
  Как королевства наши нерушимы.
  Нет места ревности - она от сатаны:
  Неверия источник и войны.
  Как нет развода, что разделит ложе,
  Где воедино вас сливает боже.
  Коль не имеет солнце жизни пятен,
  Тогда любой язык чете понятен.
  Да будет над главою неба синь!
  
  
  ВСЕ ВМЕСТЕ:
  Аминь!
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
  Велю весь мир оповестить о браке!
  Дам в платья нарядить, вельмож - во фраки!
  При всём собранию я Кэтрин поклонюсь,
  И в вечной верности супруге поклянусь.
  
  (Под звуки фанфар все уходят.)
  
  ЭПИЛОГ.
  
  Выходит хор.
  
  ХОР:
  Ну, вот и всё. Перо скрипеть устало.
  Пора нам на итог взглянуть настала.
  Корпел сказитель ваш по мере сил
  И, может быть, эпоху исказил,
  Позволив славу втиснуть в букву слова,
  Чтоб мир не заражать войною снова.
  Недолго, но светила ярко очень
  Английская звезда на фоне ночи,
  Когда монарх мечом отвоевал
  Наследнику достойный пьедестал.
  Шестой по счёту Генрих с малых лет,
  Двумя коронами смущая белый свет,
  Завел в тупик и бриттов, и французов,
  Не видя пользы этого союза.
  Надеюсь: интерес ваш разбужу,
  Когда историю трагедии сложу.
  
  (Уходит.)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"