Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Конец - делу венец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  По мотивам комедии В. Шекспира
  ALL"S WELL THAT ENDS WELL
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  КОРОЛЬ ФРАНЦИИ
  ГЕРЦОГ ФЛОРЕНЦИИ
  БЕРТРАМ, граф Руссильонский
  ЛАФЕ, старый вельможа
  ПАРОЛЬ, прихвостень Бертрама
  ДВОРЕЦКИЙ, ШУТ, ПАЖ, слуги графини Руссильонской
  ГРАФИНЯ РУССИЛЬОНСКАЯ, мать Бертрама
  ЕЛЕНА, знатная особа под покровительством графини
  СТАРАЯ ВДОВА из Флоренции
  ДИАНА, дочь вдовы
  ВИОЛЕНТА, МАРИАНА, соседки и приятельницы вдовы
  Вельможи, офицеры, солдаты с французской и флорентийской стороны.
  
  Место действия: Руссильон, Париж, Флоренция, Марсель.
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Руссильон. Замок графини.
  
  ( В трауре входят Бертрам, Графиня Руссильонская, Елена и Лафе.)
  
  ГРАФИНЯ:
  И сына отдаю и мужа хороню второго.
  
  БЕРТРАМ:
  И я, мадам, слезами обливаюсь, скорбя по поводу утраты дорогой. Но подчиняясь воле короля, я должен следовать высокому указу, поскольку он отныне мой всевластный опекун.
  
  ЛАФЕ:
  В лице монарха вы, графиня, обретёте мужа, граф - отца. Король, дарующий добро, к вам царскую проявит благосклонность. Иначе относиться к вам нельзя при всех достоинствах, которыми господь вас наделил.
  
  ГРАФИНЯ:
  Какая есть надежда на поправку короля?
  
  ЛАФЕ:
  Он отказался от врачей, которые лечением своим и время и надежду убивали, а вместе с той затравленной надеждой оправиться не может и король.
  
  ГРАФИНЯ:
  У сей особы молодой когда-то был отец... Как много грусти в слове "был" заключено!
  Ведь мастерство её отца, сравнимое с его же честью, так было велико, что обещало человечеству бессмертье. Будь он живой, пришлось бы смерти поискать иные для себя забавы, а королю - похерить свой недуг.
  
  ЛАФЕ:
  Как имя мужа, о котором речь?
  
  ГРАФИНЯ:
  Его Жерар Нарбонский величали. Не понаслышке, а воочию мы знаем: в своей профессии он был недосягаем.
  
  ЛАФЕ:
  На самом деле - был великий человек. И восхищался им намедни государь, и сожалел по поводу безвременной кончины. Его познания давали шанс летàм, но смерти до познаний мало дела.
  
  БЕРТРАМ:
  Скажите, сударь, чем король страдает?
  
  ЛАФЕ:
  Монарха фистула тиранит.
  
  БЕРТРАМ:
  Не слышал о таком недуге прежде.
  
  ЛАФЕ:
  Недуг монарха - не предмет для сплетен и огласки.
  Так это, говорите, дочь Жерара?
  
  ГРАФИНЯ:
  Его единственная дочь, оставленная на мои заботы. Её культура и стремление к добру дают моим надеждам основанье сбыться, и в полной мере расцвести тому, что изначально в ней заложено природой. Там, где талант душой испорченною правит, он добродетель в корне истребляет. Здесь простота и честность добродетель умножают.
  
  ЛАФЕ:
  На лике девушки слезами радости блистают похвалы.
  
  ГРАФИНЯ:
  Слеза для девушки - оценка похвалы. Слова о батюшке почившем ранят сердце, слеза же - затеняет красоту. Елена, плакать надо в меру. Ведь может статься, когда чрезмерна скорбь - в ней впору сомневаться.
  
  ЕЛЕНА:
  Глаза лишь выдали души скорбящей суть.
  
  ЛАФЕ:
  Умеренная скорбь - умершему награда, чрезмерная - живому только вред.
  
  
  ГРАФИНЯ:
  Нас жизнь в обратном убеждает: излишек скорби горе убивает
  
  БЕРТРАМ:
  Графиня, получить благословение желаю.
  
  ЛАФЕ:
  Как это понимать?
  
  ГРАФИНЯ:
  Бертам, сынок, благословляю.
  С отцом будь схож и духом и лицом!
  Пусть в равной мере род и благость
  Твой в жизни путь определяют,
  А помыслы не знают нареканий.
  Любовь дари, а веру экономь,
  Зла избегай, врага бори уменьем,
  Цени друзей, как жизнь свою,
  Упрёк снеси, а слово сбереги
  Для благодарности и для моленья.
  Прими на голову свою,
  Что небо ниспошлёт
  В ответ на просьбы матери твоей.
  Прощайте же, милорд.
  Придворный из него хороший выйдет,
  Но без совета вашего ему не обойтись.
  
  ЛАФЕ:
  В советах знать отказа он не будет.
  
  ГРАФИНЯ:
  Храни тебя господь.! Прощай, Бертрам.
  
  (Уходит.)
  
  БЕРТРАМ (обращаясь к Елене):
  Пусть сокровенные желанья, что в сердце вашем зародятся, во благо вам послужат!
  О матушке моей, своей хозяйке проявите должную заботу.
  
  ЛАФЕ:
  Прощайте, милая сударыня, прощайте и будьте батюшки достойны своего.
  
  (Бертрам и Лафе уходят.)
  
  ЕЛЕНА:
  О, если б в этом всё и заключалось!
  Не об отце я думаю теперь.
  И слёзы горькие - не плод воспоминаний,
  Которые мне душу всколыхнули.
  Каким он был? - припомнить не могу.
  Не видеть никого я не хочу, не слушать,
  Один Бертрам мою волнует душу.
  Уходит он и жизнь моя уходит.
  Любить его мне, что к звезде тянуться:
  В лучах купаюсь, не могу коснуться.
  Сама себя любовь моя изводит,
  Подобно лани, полюбивший льва,
  Где лань уже развязку знает,
  Но всё равно его желает.
  Как было мне мучительно и сладко,
  Часами за любимым наблюдая,
  Ваять в душе своей его портрет:
  Крыла бровей и соколиный взгляд,
  Высокий люб и шёлковые кудри,
  Чтоб сердце никогда не забывало
  Сей образ, отпечатанный на веки.
  Уехал он. Остался только образ.
  Мне, кажется, сюда идут
  
  (Входит Пароль.)
  
  ЕЛЕНА (в сторону):
  Наперсник моего Бертрама.
  За что его и обожаю.
  Хоть знаю - он последний лгун,
  Дурак же - он один из первых,
  А ко всему ещё - и трус.
  Но это всё он так изящно носит,
  Что свет его за это не поносит.
  Но рушится стальная добродетель,
  Когда мороз господствует на свете,
  И мудрость, коченея на морозе,
  Готова глупость всякую сморозить.
  
  ПАРОЛЬ:
  Спаси вас бог, прекрасная царевна!
  
  ЕЛЕНА:
  И вас, монарх, спаси господь!
  
  ПАРОЛЬ:
  Я - не монарх.
  
  ЕЛЕНА:
  И я - не королева.
  
  ПАРОЛЬ:
  О целомудрии своём печетёсь?
  
  ЕЛЕНА:
  Вы, целомудрия, воитель, ответьте на такой вопрос: как деве от мужчины, целомудрия врага, укрыть свои целинные до срока берега.
  
  
  ПАРОЛЬ:
  Держать на расстоянии мужчину.
  
  ЕЛЕНА:
  Но атакует он, и девственность сдаётся, ей устоять никак не удаётся - так слаба.
  А, может, хитрость есть военная какая, воспользовалась бы ей наверняка я.
  
  ПАРОЛЬ:
  Есть, правда, некая причина:
  Не всякий муж для женщины - мужчина.
  Как только прикасается мужчина,
  То женщина взрывается, как мина.
  
  ЕЛЕНА:
  Даруй защиту девственности, боже! Ужели мы мужчин взрывать не можем?
  
  ПАРОЛЬ:
  Мужчина, женщину взорвав, повержен сам. Взорвав мужчину, дева погибает. Природа девственность творит, но не хранит. Потеря девственности - есть приобретенье. Чтоб миру девственность явить, её сначала надо покорить. Нарушив девственность - их сотни порождаем. Не тронув сотни - убиваем всех. Долой же девственность! Да здравствует успех!
  
  ЕЛЕНА:
  И всё-таки немного поборюсь и умереть за это не боюсь.
  
  ПАРОЛЬ:
  Не знаю доводов в защиту этих слов. Всё это супротив природы. Ведь это всё равно, что мать в грехе зачатья обвинять. Уж лучше вообще не жить, чем целомудрием всё время дорожить. А старых дев, позорящих природу, не хоронить, а как котят выбрасывать всех в воду. Подобно сыру девственность себя съедает: червей разводит и от них же погибает.
  К тому же - не приходится дивиться: черт отрицательных в избытке у девицы. Они все перечислены в Писании, остерегаться нам их следует заранее. Раз потеряв её, найдёшь её не раз и тем процент её значительно умножишь, а капитал останется в цене. Потеря оправдается вполне.
  
  ЕЛЕНА:
  Как поступить, чтоб потерять, не сожалея?
  
  ПАРОЛЬ:
  Любить того, кто девственность не терпит. Ведь сей товар торгов не любит долгих и, залежавшись, спроса не имеет. Чем дольше бережешь, тем меньше выручаешь. Пока есть спрос, отдать немедля надо. Похожа девственность на старого вельможу: вся в дорогом, но вышедшем из моды. Порою же походит на предмет, который в свете все уже забыли.
  Старуха-девственность подобно дряблой груше: плоха на вид, суха на вкус, короче - просто сморщенная груша. Кому она нужна такая?
  
  ЕЛЕНА:
  Моя пока еще не такова.
  В ней тысячи сердечных приключений,
  И страсть любовницы, и матери страда,
  Забота друга, ненависть врага,
  И феникса из пепла возрожденье,
  И божество и царственная твердь,
  Совет, измена, сожаленье,
  Гордыня, нежность и смиренье,
  Любви мелодии и паузы раздоров,
  И вера сладкая и горькое неверье,
  И полный арсенал того,
  Чем потчует влюблённых Купидон.
  Не знаю, кто, но он уже в пути.
  Пошли ему, господь, благополучья!
  Двор - место для познаний,
  Он один из тех...
  
  ПАРОЛЬ:
  И кто же он?
  
  ЕЛЕНА:
  Он тот, кому желаю блага. Но жалко, что...
  
  ПАРОЛЬ:
  Что жалко?
  
  ЕЛЕНА:
  Нам звездами позволены желанья и не боле,
  Их нищий воплотить в действительность не волен,
  Он может безвозмездно их друзьям своим дарить,
  Но не горазды те за клад благодарить.
  
  (Входит Паж.)
  
  ПАЖ:
  Месье Пароль, зовёт хозяин вас.
  
  (Уходит.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Елена-крошка, до свиданья. Коль вспомню, о тебе напомню при дворе.
  
  ЕЛЕНА:
  Родились вы, месье Пароль, под щедрою звездою.
  
  ПАРОЛЬ:
  Под Марсом.
  
  ЕЛЕНА:
  Под Марсом - не иначе.
  
  ПАРОЛЬ:
  Как понимать?
  
  ЕЛЕНА:
  Война и вы неразделимы, а значит Марс - ваш знак и вы под ним родились.
  ПАРОЛЬ:
  Да. При его восходе.
  
  ЕЛЕНА:
  Нет. При его заходе.
  
  ПАРОЛЬ:
  Что вас так думать заставляет?
  
  ЕЛЕНА:
  Вас нет, где бьётся авангард, вы отступаете, как правило, назад.
  
  ПАРОЛЬ:
  В том заключается стратегия моя.
  
  ЕЛЕНА:
  Побег - стратегия любого страха, чтоб кровью оставалась не замаранной рубаха.
  Находчивость и страх - надёжных два крыла, они вас никогда не оставляли и в трудную минуту выручали. За это вас и обожаю.
  
  ПАРОЛЬ:
  Я весь в делах, мне некогда сражаться. Вот подожди, когда вернусь из света, придворным обучу тебя привычкам и ответам, а то останешься всю жизнь свою невеждой. Теперь же, милая, прощай. Читай молитвы на досуге, меж ними вспоминай друзей. Найди достойного супруга, а теперь прощай.
  
  (Уходит.)
  
  ЕЛЕНА:
  Мы часто совершаем чудеса,
  Готовые их небу приписать,
  Но только начинаем мы лениться,
  А ко двору уже беда стремится.
  Моя любовь витает в небесах,
  Любуюсь ей, общаюсь только в снах.
  Природа выполняет роль творца,
  Когда в любви сливаются сердца.
  Для тех кто в чудеса совсем не верит,
  Любовь не открывает вовсе двери.
  Любовь для всех - оружие и рать,
  Борись же, женщина, не время умирать!
  Болезнь монарха - может обманусь,
  Но сверстан план, немедля им займусь.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Париж. Королевский дворец.
  
  (Звуки фанфар. Входит Король Франции с письмами в руках, за ним следует свита.)
  
  КОРОЛЬ:
  Идёт упорная война. На равных бьются и Флоренция и Сьена.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Так поговаривают, сир.
  
  КОРОЛЬ:
  Похоже, это правда. Вот подтверждение австрийского кузена. Он пишет, что желает Флорентинец подвигнуть нас на помощь скорую ему. Наш друг, об этом упредив, надеется, что в помощи откажем.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  И мудрость и любовь в ваш адрес, государь, доказаны уже неоднократно.
  Кредит доверия к нему достаточно велик.
  
  КОРОЛЬ:
  Ему доверие окажем:
  Еще до просьбы мы Флоренции откажем.
  Кто из дворян намерен послужить в Тоскане, пусть выбирает сторону любую.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Послужит это истинным лекарством, для тех господ, кто скукою страдает.
  
  КОРОЛЬ:
  А это кто ещё там объявился?
  
  (Входят Бертрам, Лафе и Пароль.)
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Граф Руссильонский - молодой Бертрам.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты внешностью отца напоминаешь. Неторопливо, но искусно тебя ваяла благодарная природа. Душою я, надеюсь, ты в отца. Не мудрено: в сосуде новом бродит старое вино!
  Добро пожаловать в Париж.
  
  БЕРТРАМ:
  Благодарю. Всегда к услугам вашим, государь.
  
  КОРОЛЬ:
  Как хочется забыть недуги
  И выйти, как бывало, с другом
  Впервые на поля сражений!
  В науках ратных преуспев,
  Отец твой был в бою искусен.
  Но старость подлая подкралась:
  Всё только в памяти осталось.
  А память будоражит кровь:
  Как будто возрождаюсь вновь.
  Отец твой был весьма остёр,
  Всю дрянь сжигал его костёр,
  И нонче молодежь острит,
  Слегка задев, сама сгорает,
  Заслуги немощны -
  Мундир не защищает.
  Отец же, истинный придворный,
  Презрение и горечь подавлял,
  Как знамя, гордость поднимал.
  Он знал момент, когда сказать,
  Когда, бледнея, промолчать,
  Хронометр отцовской чести
  Был точен, строг, всегда на месте.
  Кто ниже был - не унижал,
  И славу их всегда стяжал.
  Он - идеал для молодёжи.
  Пример берите. Мы поможем.
  
  БЕРТРАМ:
  Спасибо, сир, за память об отце.
  Скрижали на надгробии - ничто,
  В сравнении с монаршими хвалами.
  
  КОРОЛЬ:
  Как мне его недостаёт!
  Сейчас его я будто слышу.
  Он слов не тратил понапрасну,
  Но так умел глаголом тронуть,
  Что человек терял покой
  И, словно, богу слову поклонялся.
  "Нет смысла жить" - он грустно говорил,
  Когда веселья наши завершались.
  "Нет смысла жить,
  Когда фитиль сгорел,
  Когда пустая молодежь
  Тебя за старость презирает,
  Как моды мнения меняет,
  Ей идеалы наши в тягость,
  У ней совсем другая радость".
  Поскольку в улей не несу
  Уже ни воска я, ни мёда,
  Пора и мне ему вослед
  Готовиться покинуть свет,
  Чтоб трутнем более не быть.
  
  
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Вас любят, государь.
  И вряд ли тот найдётся, кто на беду не отзовётся.
  
  КОРОЛЬ:
  Я знаю, что напрасно место занимаю.
  Давно ли врач отца скончался?
  Он знанием отменным отличался.
  
  БЕРТРАМ:
  Полгода минуло с тех пор.
  
  КОРОЛЬ:
  Будь он в живых, не отказался бы от помощи его. Подайте руку, граф.
  Другие докторишки мучили меня, а не лечили. Теперь же борются природа и болезнь - они вершители судьбы моей дальнейшей. Вас приглашаю ко двору и возношу не менее, чем сына.
  
  БЕРТРАМ:
  Премного, государь, вам благодарен.
  
  (Все удаляются под звуки фанфар.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Руссильон. Дворец графа.
  
  (Входят Графиня, Дворецкий и Шут.)
  
  ГРАФИНЯ:
  Теперь готова вас послушать. Что скажете об этой благородной деве?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Желал бы я, чтоб та забота, с которой вам служу, была бы по достоинству в анналах ваших учтена, поскольку скромность мне хвалить себя не позволяет.
  
  ГРАФИНЯ:
  А этот плут зачем сюда явился? Исчезни с глаз моих, любезный! Всей болтовне, что за тобою шлейфом волочится, я не верю потому, что времени на это не имею. Уверена, однако, в том, что ты способен на любую гадость, и уж, конечно, выполнишь её.
  
  ШУТ:
  Я бедный парень - вам не безызвестно.
  
  ГРАФИНЯ:
  Прекрасно.
  ШУТ:
  Что ж здесь прекрасного, мадам, что беден? Хотя богатым тоже достаётся. Но если ваша светлость мне дарует полную свободу, то Изабель и я не пропадём на свете.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ты хочешь нищенствовать, шут?
  
  ШУТ:
  Я умоляю только об одном.
  
  ГРАФИНЯ:
  О чём же?
  
  ШУТ:
  О самом важном для меня: об Изабель. Отдавшись службе, я наследства не зачну, а с Изабель, да мне помогут небеса, зачну богатое потомство, как говорят: детишки - божий дар.
  
  ГРАФИНЯ:
  Зачем тебе приспичило жениться?
  
  ШУТ:
  Чтоб телу бедному, графиня, насладиться. Никак покоя дьявол не даёт - вся плоть моя нещадно восстаёт.
  
  ГРАФИНЯ:
  И в этом только кроется причина?
  
  ШУТ:
  По правде говоря, причин и праведных немало.
  
  ГРАФИНЯ:
  Дозволено ли миру их узнать?
  
  ШУТ:
  Подвержены грехам и плоть и кровь мои, как ваши. А потому я и женюсь, графиня, чтоб от грехов освободиться.
  
  ГРАФИНЯ:
  Чем от грехов, скорее от жены освободишься.
  
  ШУТ:
  Жену приобретя, приобрету друзей.
  
  ГРАФИНЯ:
  Любой из них не друг, а змей.
  
  ШУТ:
  Как посмотреть на это всё, графиня. Ведь кто, как не они, покаюсь, когда из силы выбиваюсь, мою работу делают с охотой. Пусть пашню боронят они, а я поспею к урожаю. Тот, кто рога мне наставляет, за мужа нудную работу выполняет. Кто о моей жене печётся - печётся обо мне, а кто печётся обо мне, того я и считаю другом. Он не жену мою целует, а меня. Когда бы люди были тем, что есть, счастливых в браке было бы не счесть. И пуританин молодой Карбон, и дряхленький папист Пойзам, погрязшие в религиях своих, рогами бьются, как олени в стаде, но прок от этого ничтожный.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ты вечно будешь клеветать и сквернословить?
  
  ШУТ:
  Пророчу я графиня.
  В сказаньях говорится,
  И мудрость эта вечна:
  Судьба мужьям - жениться,
  Кукушке - жить беспечно.
  
  ГРАФИНЯ:
  Прошу, любезный, удалиться, с тобой сегодня мне не сговориться.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Пусть он, мадам, пришлёт сюда Елену, необходимо с ней поговорить.
  
  ГРАФИНЯ:
  Пойди, любезный, фрейлине скажи, что я желаю с ней поговорить, имеется в виду Елена.
  
  ШУТ:
  Ужель смазливое лицо
  Смогло разрушить Трою?
  Ужель поэтому Приам
  Весёлый пир устроил?
  Вздохнув, Елена изрекла,
  Итог пытаясь взвесить:
  "Слепому истина видна:
  На девять скверных - я одна,
  Одна - на целых десять".
  
  ГРАФИНЯ:
  Как понимать "одна - на десять"? Ты песню извратил, негодник.
  
  ШУТ:
  Одна из десяти - желанна: вот истина всей песни. Дай нам, господь, такое каждый год!
  Да будь священником я в день престольный, причин бы не нашел быть этим недовольным.
  Одна - на десять: правильный девиз! Когда б пред каждою кометой иль извержением земли красавицу давали свету, мы б много пользы извлекли, забыв о брачной лотерее.
  Сейчас же - легче голову сложить, чем нумер свой счастливый получить.
  
  ГРАФИНЯ:
  Иди ж, негодник, выполняй команду.
  
  ШУТ:
  Команде женской подчиняется мужчина - ей отказать не нахожу причины! Хоть честность - не святоша вовсе, но это ей не помешает одеть стихарь смирения на чёрный балахон униженной души. Иду, иду Елену звать сюда.
  
  (Уходит.)
  
  ГРАФИНЯ:
  Я вам внимаю. Говорите.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Известно, что вы любите воспитанницу вашу.
  
  ГРАФИНЯ:
  Действительно люблю. Так этого хотел её отец покойный, да и сама она без всяких понуждений любви заслуживает той, которую находит. Она достойна большего, чем есть и будет большее иметь, коль продиктует то необходимость.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Намедни как-то в поздний час я оказался ненароком рядом с нею, о чём не смела девушка не думать, не желать. Наедине с собою находясь, наедине с собою говорила. Уверен: девушка не знала, что монологу тайному имеется свидетель. Она в любви призналась вашему Бертраму. При этом утверждала, что Фортуна - не богиня, коль так в сословиях они разделены, Амур - не бог, коль выбирает по достатку. И не царица девственниц - Диана, которая воительницу бросила в беде, не попытавшись даже выкупить её. Всё этого говорилось с горькой скорбью, какую прежде слышать мне из уст девиц не приходилось. А по сему решил немедля вас оповестить. Случись чего, причина будете вам заранее известна.
  
  ГРАФИНЯ:
  Вы честно выполнили долг, но знать об этом никому не надо. Такую вероятность я предполагала, но "за" и "против" так во мне боролись, что не могла никак меж ними выбрать. Теперь прошу меня оставить, а тайну в сердце схоронить. За честный труд благодарю, подробности обсудим с вами позже.
  (Дворецкий уходит.)
  (Входит Елена.)
  Вот так же было в юности моей,
  Всё в мире удивительно похоже,
  Шипы любви острее и острей,
  И ревность, и неверие их множат.
  Любви дана над человеком власть,
  Влюблёнными обуревает страсть.
  Мы в тех же дебрях в юности блуждали,
  Но никого за то не осуждали.
  Я вижу боль в её глазах.
  
  ЕЛЕНА:
  Мадам, похоже, вы меня хотели видеть?
  
  ГРАФИНЯ:
  Елена, я тебе как мать.
  
  ЕЛЕНА:
  Моя достопочтенная хозяйка.
  
  ГРАФИНЯ:
  Конечно, мать. А почему бы нет?
  Как от змеиного укуса
  Ты передёрнулась от слова "мать".
  Что так тебя пугает?
  Я занесла тебя в число своих детей,
  А потому являюсь матерью твоей.
  Порою, вопреки природе
  Чужое семя вдруг становится родным.
  Тебя являя свету, мук не испытала,
  Но, тем не менее, люблю тебя как дочь.
  Помилуй бог! Ужели слово "мать"
  Тебя не может вовсе волновать?
  Чем очи опечалены твои
  И затуманен радугой Ириды взор?
  Ужели сожалеешь, что ты дочь?
  
  ЕЛЕНА:
  Я сожалею, что не дочь.
  
  ГРАФИНЯ:
  Но я же говорю, что дочь.
  
  ЕЛЕНА:
  Прошу простить, но я - не дочь,
  И граф не может быть мне братом.
  Я - из простых, он - из вельмож,
  Мой род - внизу, его - в зените.
  Он - господин, а я - лишь служка,
  Чем есть и буду до могилы.
  
  ГРАФИНЯ:
  А, значит, я тебе - не мать?
  
  ЕЛЕНА:
  Вы - мать, но не по крови, а по духу.
  Я - дочь и боле ничего,
  Не смея быть сестрою для него.
  Когда б вместилось в вас две матери для нас,
  Тогда бы это было истинным блаженством.
  Готова матерью всегда вас величать,
  Но графа братом - никогда не называть.
  
  ГРАФИНЯ:
  Такое было бы,
  Когда б моей невесткой стала.
  Да сбережёт тебя от этого господь!
  Не может дочку так расстроить мать.
  Ты снова побледнела.
  В чём же дело?
  Мой страх проник в твою любовь.
  Теперь уж и толики нет сомненья:
  И слёзы горькие твои,
  И страсть к уединенью...
  Вот я и заключаю из сего:
  Ты полюбила сына моего.
  Выдумывать не смей и отрицать не надо,
  Того, что страсть твоя не в силах скрыть,
  Должна ты только правду говорить.
  Уже об этом мне сказали щёки,
  Огонь в глазах всё высветил уже,
  И только твой язык, запутавшись в грехе,
  Так гадок, что молчит и требует догадок.
  И если так оно и было -
  Ты много дел наворотила.
  Дай утвердительный ответ, что нет!
  Твоя судьба мне небом вручена,
  Знать только правду я должна.
  
  ЕЛЕНА:
  Прошу меня простить, графиня.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ты любишь сына моего?
  
  ЕЛЕНА:
  Простите, ваша светлость.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ты любишь?
  
  ЕЛЕНА:
  А разве вы его не любите, мадам?
  
  ГРАФИНЯ:
  Люблю его - прочнее нет союза:
  Нас связывают родственные узы.
  И хватит воду в озере мутить:
  Пора уже секреты приоткрыть,
  Ведь страсть тебя уже изобличила.
  
  ЕЛЕНА:
  Колена преклоняю перед вами,
  Мне отпираться нечего сейчас:
  Люблю я бога, сына вашего и вас.
  Пусть, небогат мой клан, но честен,
  Как и любовь чиста и бескорыстна.
  Не принесёт она любимому вреда.
  Ни словом я ни жестом о любви не намекала.
  К нему я никогда не подойду,
  Пока ответа в сердце не найду.
  Я знаю, что люблю его напрасно,
  Надежду глупую фантазией питаю,
  И всё же бьёт фонтан моей любви,
  Бесследно исчезая в решете надежд.
  Подобно фанатичному индийцу,
  Своё светило я боготворю,
  Которое поклонника не видит.
  Причины нет меня судить, графиня:
  Предмет любви у нас один.
  Но если вы, дожив до зрелых лет,
  Чья память с юности не ведает греха,
  Когда-нибудь такой пылали страстью,
  Где и Диана и Венера воедино слились,
  То снизойдите милостию к той,
  Которая для сердца выбирает,
  Того, кого заведомо теряет.
  Желая поиграть со смертью в прятки:
  С концом фатальным разгадать загадку.
  
  ГРАФИНЯ:
  Скажи мне правду. Собираешься в Париж?
  
  ЕЛЕНА:
  Да, собираюсь.
  
  ГРАФИНЯ:
  И какова же цель визита?
  
  ЕЛЕНА:
  Скажу вам правду, ничего не скрыв.
  Отцом оставлено мне несколько рецептов,
  Неведомых по редкости и силе,
  Основанных на опыте и знаниях его.
  И завещал он их использовать тогда,
  Когда на то особый случай будет.
  На вид невзрачные - целебные на деле.
  Средь прочих есть особое лекарство
  Избавить короля от смертного недуга .
  
  ГРАФИНЯ:
  И это истинный мотив твоей поездки? Говори.
  
  ЕЛЕНА:
  Мотив подсказан мне Бертраном, ваша светлость.
  Не будь его - не подсказали б этого мне ни король, ни медицина, ни Париж.
  
  ГРАФИНЯ:
  Я вижу ты, Елена, полагаешь,
  Что государь на помощь согласится?
  Ведь все врачи, и он в числе их,
  Решение отчаялись найти.
  И кто ж поверит девушке безвестной,
  Когда светила веру потеряли,
  Наедине оставив короля с недугом?
  
  ЕЛЕНА:
  Я вижу большее, чем знания отца,
  Которым равных я пока ещё не знаю.
  Наследие отца меня не опорочит:
  Звезда счастливая уже успех пророчит.
  Так дайте же возможность это сделать,
  Клянусь вам жизнью: день такой наступит,
  Когда недуг от короля отступит.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ты в это веришь?
  
  ЕЛЕНА:
  Верю и не сомневаюсь.
  
  ГРАФИНЯ:
  Елена, я не только позволяю -
  На дело благородное тебя благословляю.
  И средства дам тебе и провожатых,
  И письма нужные в Париж и ко двору.
  Сама же я останусь здесь молиться,
  Чтоб чуду всё-таки свершится.
  Отбудешь завтра и хочу сказать:
  Получишь всё, лишь дай до срока знать.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Париж. Королевский дворец.
  
  (Под звуки фанфар входит Король в сопровождении молодых дворян, отправляющихся на флорентийскую войну, Бертрам и Пароль.)
  
  КОРОЛЬ:
  Прощайте, юные друзья.
  И пусть сопутствует вам воинская слава.
  А мой совет - отеческий вам дар,
  Чем чаще следуешь - тем больше получаешь.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  В боях надеемся себя не посрамить,
  И вас увидеть в здравии, вернувшись.
  
  КОРОЛЬ:
  Скажу в ответ: надежды нет.
  И всё же - дух признать не хочет,
  Что злой недуг здоровье точит.
  Прощайте, юные друзья.
  Умру ли, буду жив - не знаю я,
  Но будьте Франции достойными сынами.
  И пусть Италия узнает,
  Которая забыла о победах,
  Что славу не измором вы берёте,
  А гордо под венец её ведёте.
  Кто храбрость во главу поставит,
  Того молва всегда прославит
  Прощайте же, друзья.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  А в битве вашей - пусть здоровье победит!
  
  КОРОЛЬ:
  Красавицам Италии не смейте в плен сдаваться,
  С французами, увы, такое может статься,
  Иначе до начального сраженья
  Окажетесь на грани пораженья.
  
  ОБА:
  Советом вашим защитим сердца.
  
  КОРОЛЬ:
  Прощайте. Помогите мне подняться.
  
  (Уходит, опираясь на помощников.)
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  А вы же, граф, укроетесь за нашею спиною!
  
  ПАРОЛЬ:
  В том, сударь, нет его вины.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  О, эти войны, полные азарта!
  
  ПАРОЛЬ:
  Такие видывал не раз я.
  
  БЕТРАМ:
  А мне приказано остаться, указа свыше дожидаться.
  "Ты молод", говорят, "не вызрел срок", "придётся, парень, потерпеть годок".
  
  ПАРОЛЬ:
  Уж коли жаждет душенька сражений,
  Мальчишка, убегай без промедлений.
  
  БЕРТРАМ:
  Цепями долга ко двору привязан,
  Я шаркать каблуками пол обязан.
  Одни мечом себе почёт воюют,
  Другие, за него держась, танцуют.
  Терпеть я более такого не смогу,
  От пытки унизительной сбегу.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Скажу вам откровенно и без лести:
  И в воровстве бывает доля чести.
  
  ПАРОЛЬ:
  Бегите, граф.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  На помощь можете рассчитывать мою. Прощайте.
  
  БЕТРАМ:
  Мне грустно. Мы сдружились столь
  Я, при разлуке, словно, ощущаю боль.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Прощайте, капитан.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  И вам, всего хорошего, Пароль!
  
  ПАРОЛЬ:
  Вы, воины отваги, сродни друг другу наши шпаги, а потому прошу вас задержаться, мне перед вами надо отчитаться: есть некий Спурио в полку с эмблемой рваной на щеке, отметиной войны. Я шпагой этою отметину ваял. Скажите капитану, что я жив. Всё остальное он поведает вам сам.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Мы так и сделаем, отважный капитан.
  
  (Вельможи уходят.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Души не чает в новобранцах Марс!
  Что ты решил?
  
  БЕРТРАМ:
  Прервись. Идёт король.
  
  (Снова появляется Король. Бертрам и Пароль удаляются.)
  
  ПАРОЛЬ (обращаясь Бертраму):
  С придворными вельможами не следует так холодно прощаться. Двор требует особого внимания к себе. Диктует он, куда пойти, какое молвить слово, какой звезде сегодня поклоняться, как есть, что пить, во что нам одеваться. И даже если дьявол движет им, беспрекословно мы все следуем за ним. Иди-ка и как должно попрощайся.
  
  БЕРТРАМ:
  Я так и поступлю.
  
  
  ПАРОЛЬ:
  Похоже, парни настоящие вояки, охочие и жадные до драки.
  
  (Бертран и Пароль уходят.)
  
  (Входит Лафе.)
  
  ЛАФЕ (коленопреклонённый):
  Простите, государь, меня и мой прилив надежды..
  
  КОРОЛЬ:
  Прощаю я тебя, вставай.
  
  ЛАФЕ:
  Уж коли вы простили, то скажу:
  Хотелось бы и вас мне видеть на коленях,
  И как встаёте по приказу моему.
  
  КОРОЛЬ:
  Хотелось бы и мне.
  При этом, вышибить мозги и попросить прощенья.
  
  ЛАФЕ:
  Пусть так и будет, но не в этом суть.
  Хотите вы от немощи избавиться своей?
  
  КОРОЛЬ:
  Нет.
  
  ЛАФЕ:
  Ужели не по вкусу виноград божественному лису?
  Всего лишь наклонить лозу и только.
  Нашёл я чудодейственное средство,
  Пред ним не устоит ни камень, ни скала,
  А ноги так канарский танец отчебучат,
  Что вы забудете о всех своих недугах.
  Она Пепина воскресит, а Карл Великий,
  Взяв перо, напишет ей любовное посланье.
  
  КОРОЛЬ:
  Я не ослышался? Она?
  
  ЛАФЕ:
  Она, она, мой повелитель! Доктор!
  Намедни объявилась здесь,
  Предстать пред ваши очи просит позволенья.
  Клянусь и верою и честью,
  С ней побеседовав, скажу вам, государь,
  Отбросив в сторону с остротами словарь,
  Ей равных двор пока ещё не знает:
  И пол, и речь, и ум её блистают,
  А я с ума пока что не сошёл.
  Желает доктор вас настойчиво увидеть,
  И вынести недугу приговор.
  А уж тогда представится вам случай
  Потешиться над просьбою моей.
  
  КОРОЛЬ:
  Уж коли речь твоя правдива,
  Представь, Лафе, мне это диво,
  Чтоб мы с тобою оба удивились,
  Иль, посмеявшись, оба осрамились.
  
  ЛАФЕ:
  Судить заранее об этом не беритесь,
  Уже сегодня вы со мною согласитесь.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Таков всегда зачин его пролога,
  Дай бог ему дожить до эпилога.
  
  (Входит Лафе с Еленой.)
  
  ЛАФЕ:
  Идите же вперёд, идите.
  
  КОРОЛЬ:
  Сия поспешность обрела могучие крыла.
  
  ЛАФЕ:
  Идите же вперёд, идите.
  Его величеству все мысли изложите.
  Из ваших глаз коварный свет струится,
  Наш государь коварства не боится.
  А я, подобно дядюшки Крессиды,
  Оставлю вас наедине. Прощайте.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Ну, что ж, красавица, у вас ко мне есть дело?
  
  ЕЛЕНА:
  Да, славный государь. Жерар Нарбонский был моим отцом. Делами он своими был известен.
  
  КОРОЛЬ:
  Я знал его.
  
  ЕЛЕНА:
  А коли знали - этого довольно,
  Хвалить его - нужды не нахожу.
  Он, умирая, множество рецептов,
  Оставил дочери в наследство.
  Один из них, что был особо дорог,
  Как плод исканий многотрудных,
  Велел беречь, как третий глаз,
  И пуще, чем зеницу ока.
  Наказу следуя, я так и поступала,
  Пока о вашей боли не узнала.
  От этой именно болезни
  Отцовский дар способен излечить.
  А потому осмелилась явиться
  И предложить избаву от недуга.
  
  КОРОЛЬ:
  Мы вам премного благодарны, дева,
  Но в исцеление мне верится с трудом,
  Когда великие сыны от медицины
  В своих учёных заседаниях сочли,
  Что смысла нет противиться природе,
  Коль ей угодно так распорядиться.
  Порочить мы суждения не можем,
  И сказкою надежду обольщать,
  Отдавши свой недуг неизлечимый
  На опыты простому шарлатану.
  Где место есть для глупых упований,
  Там помощь не имеет оснований.
  
  ЕЛЕНА:
  Мой долг - моя награда,
  Мне большего не надо.
  За дерзость я прошу простить
  И с миром отпустить.
  
  КОРОЛЬ:
  Благодарю я вас, благодарю,
  Благодарю за искренность желанья
  Пред смертью облегчить мои страданья.
  Напрасно ты на чудо уповаешь,
  Ведь главного, красавица, не знаешь,
  Мне одному известно верное лекарство:
  Смерть облегчит мои ужасные мытарства.
  
  ЕЛЕНА:
  Имеет труд мой право на проверку,
  Где смерть уже свою снимает мерку.
  Великие нередко побеждали,
  Когда от слабых веру принимали.
  В писании священном говорится,
  Что мудрость в детском лепете таится.
  Река любая мчится от истока,
  А море высыхает, хоть глубоко,
  И мудрости, порой, бывает худо,
  Когда она не верит в силу чуда.
  И часто, где надежда умирает,
  Невежда ситуацию спасает.
  
  КОРОЛЬ:
  Довольно слов, милейшая, прощай.
  Ответа нет на заданный вопрос:
  Посев твой урожая не принёс.
  
  ЕЛЕНА:
  Как шпага фраза - вдохновенье бито.
  Всеведущ бог и милостив тем паче,
  В отличие от нас, он действует иначе,
  Присвоить часто мы себе спешим,
  Что бог давно без нас уже решил.
  Я действую здоровью на потребу,
  Вверяете себя не мне вы - небу.
  Себя же самозванкой не считаю:
  Ведь предлагаю то, что твёрдо знаю.
  Примите от меня сию услугу,
  Не дам терзать вас более недугу.
  
  КОРОЛЬ:
  Ужели так внедрилось убежденье?
  Как долго будет длиться исцеленье?
  
  ЕЛЕНА:
  Всё божьей милостью решиться,
  Когда светила колесница
  Вкруг неба дважды обратится,
  Слеза Геспера вдругорядь
  В ночи устанет нам блистать,
  Часы двух дней, двух дней минутки
  В мешок бездонный бросят сутки,
  Пробьёт минута воскресенья:
  Недугу - смерть, а вам - спасенье.
  
  КОРОЛЬ:
  Чем, в случае провала, долг оплатишь?
  
  ЕЛЕНА:
  Пусть упрекают в наглости, бесстыдстве,
  Пусть в дерзости неслыханной винят,
  Словами нецензурными бранят,
  Пусть девственность поруганною будет,
  Пусть голову на плахе мне отрубит.
  
  КОРОЛЬ:
  Блаженный дух в тебе на самом деле,
  И будто властный глас вещает в слабом теле.
  Где безнадёжность без границ царила,
  Вдруг жизни объявилось чёткое мерило.
  Ты ценишь жизнь! И то не мудрено! -
  В ней всё тебе с излишеством дано:
  И красота, и юность, и ума палата
  Всё, чем земная наша жизнь богата.
  На риск такой решиться тот лишь может,
  Кто - дока иль его отчаянье гложет.
  Я вызов принимаю, доктор милый,
  Но коль схоронят, то в одной могиле.
  
  ЕЛЕНА:
  Коль время истечёт без результата,
  Жизнь палачу отдам свою в оплату,
  А коли государя вызволю из смерти,
  Что будет в благодарственном конверте?
  
  КОРОЛЬ:
  Что милый доктор мой прикажет
  
  ЕЛЕНА:
  И государь мне в просьбе не откажет?
  
  КОРОЛЬ:
  И жезлом королевским и надеждой на спасение клянусь.
  
  ЕЛЕНА:
  Хочу чтоб обвенчали королевской дланью
  Оленя, что назначен будет трепетною ланью.
  Не мыслю слиться кровию своей
  С короною французских королей.
  Мой род - не знатен, но имеет честь,
  Других забот у рода нонче несть.
  Среди твоих вассалов есть один,
  Он сердцу мил и чувствам - господин.
  Его-то и желаю я в мужья,
  Коль будет воля, государь, твоя.
  
  КОРОЛЬ:
  Вот длань тебе моя. Коль будет бит недуг,
  Исполню всё как истинный твой друг.
  Скреплён согласием контракт,
  Готов на процедуры и контакт.
  Хотел бы глубже я тебя познать,
  Но боле знать - не боле доверять.
  Тебе - добро и помыслам твоим,
  Будь гостем и спасителем моим.
  Эй, помогите мне!
  Коль обручатся слово с делом,
  На мзду мою рассчитывай ты смело.
  
  (Под звуки фанфар все удаляются.)
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Руссильон. Графский дворец.
  
  (Входят Графиня и Шут.)
  
  ГРАФИНЯ:
  Иди-ка, сударь, место укажу достойное тебе.
  
  ШУТ:
  Я выпасен в достатке, воспитан на остатки и знаю место - это двор.
  
  ГРАФИНЯ:
  Конечно! Иного быть не может положенья тому, кому присуще делу небреженье. Только двор!
  
  ШУТ:
  Коль человеку господом ниспосланы манеры, то при дворе он - в роли кавалера.
  Все остальные-то: толпа, не могут ножкой сделать па, послать воздушный поцелуй, как это делает холуй, ни шляпы снять, как подобает, манерами они не обладают, а значит нет у них ни ног, ни рук, ни дара речи. Им при дворе нет места человечьем, а только - на дворе овечьем. Но я - не тот, я на любой вопрос отвечу.
  
  ГРАФИНЯ:
  Универсален твой ответ. Ведь лучше не было и нет.
  
  ШУТ:
  Как кресло у цирюльника - любому заду впору: и тощему и толстому, и честному, и вору. Кого в него не посади - всем подойдёт, как не ряди.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ужели гож ответ твой ко всему?
  
  ШУТ:
  Как мелочь - нищему на длань, французская корона - проститутке, колечко Тизби - на мизинец Тома, на масленицу - жирные блины, кадриль - на майский праздник, дыра в доске - гвоздю, рога - мужчине-рогоносцу, сварливая жена - пройдохе, уста монашки -грешнику монаху, а колбасе - её дырявая кишка.
  
  ГРАФИНЯ:
  И ты уверен: ответ твой на любой вопрос проверен?
  
  ШУТ:
  От государева вопроса до полицейского допроса.
  
  ГРАФИНЯ:
  Представить не могу себе ответ, наверное, длиннее нет.
  
  
  
  ШУТ:
  Коль верить мудрецам, к ним отношу себя и сам, он у меня всегда готов. И в нём не так уж много слов. Меня спросите: я придворный или нет .Любому поучиться не мешает - даже вам.
  
  ГРАФИНЯ:
  Хотелось бы, не скрою, поучиться мне снова в молодую обратиться. Но буду глупость городить, чтоб умные ответы породить. Скажите, сударь, вы придворный?
  
  ШУТ:
  Вот я - и сударь. И вопросов нет. Такой же и на сотню новых мой ответ.
  
  ГРАФИНЯ:
  Я, сударь, друг вам и люблю вас беззаветно.
  
  ШУТ:
  О боже, сударь мой, прошу меня нисколько не щадить.
  
  ГРАФИНЯ:
  Я полагаю, сударь, это блюдо вам негоже.
  
  ШУТ:
  О боже, сударь, я балдею от идеи.
  
  ГРАФИНЯ:
  Не вас ли высекли недавно, сударь?
  
  ШУТ:
  Секите дальше, сударь, не щадите.
  
  ГРАФИНЯ:
  Вы и под розгами кричите "секите дальше, сударь, не щадите"? Ударили разок - "Секите!", другой ударили разок - "И не щадите!". Хотелось бы на это посмотреть.
  
  ШУТ:
  Я в жизни худшего не знал, чем "Сударь!" Признаться должен вам сердечно: хоть долго служит вещь, однако же - не вечно.
  
  ГРАФИНЯ:
  Играя добрую хозяйку, взвалила тяжкое на плечи бремя, на дурака потратив дорогое время.
  
  ШУТ:
  "О боже, сударь!" - снова помогло.
  
  ГРАФИНЯ:
  Довольно басен! Смысл их ясен.
  Вот это передашь Елене.
  Скажешь, чтоб с ответом не тянула.
  Большой привет родне и сыну.
  Не так уж, думаю, и много.
  
  ШУТ:
  Не так уж много в адрес их похвал.
  
  ГРАФИНЯ:
  Не так уж много для тебя работы.
  
  ШУТ:
  Да-да, мадам. Болтаю - с вами, ноги - там.
  
  ГРАФИНА:
  Несись туда!
  А ноги пусть спешат уже сюда.
  
  (Расходятся в разные стороны.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Париж. Королевский дворец.
  
  (Входят Бертрам, Лафе и Пароль.)
  
  ЛАФЕ:
  Уж говорят, что нет чудес на свете. И есть философы, по мнению которых все чудеса - сплошное заблужденье, имеющее в жизни объясненье. Где следует действительно бояться, советуют наукой заслоняться.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ведь это веский аргумент, какой найти мы можем в наше время, объясняя чудо.
  
  БЕРТРАМ:
  Да. Так оно и есть.
  
  ЛАФЕ:
  Оставленный светилами...
  
  ПАРОЛЬ:
  Я так и говорю.
  
  ЛАФЕ:
  И Галеном, и Парацельсом.
  
  ПАРОЛЬ:
  И я о том же.
  
  
  ЛАФЕ:
  Когортою великих знатоков...
  
  ПАРОЛЬ:
  Вот именно, мой сударь.
  
  ЛАФЕ:
  Ярлык неизлечимости навесив...
  
  ПАРОЛЬ:
  Так оно и есть.
  
  ЛАФЕ:
  Признавших пациента безнадёжным...
  
  ПАРОЛЬ:
  Уверовавшим в то лишь, что....
  
  ЛАФЕ:
  Жизнь - иллюзорна, смерть - бесспорна.
  
  ПАРОЛЬ:
  Пожалуй, лучше и не скажешь.
  
  ЛАФЕ:
  По правде говоря, ведь это - новшество для света.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ведь так оно и есть на самом деле. Неплохо бы наглядно нам её представить. Как там трактуется она?
  
  ЛАФЕ:
  Небесный дар, вселившийся в земное существо.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ну, словно, с языка слетело моего.
  
  ЛАФЕ:
  Резвее самого дельфина он теперь. И всё благодаря...
  
  ПАРОЛЬ:
  Нет. Это странно, это очень странно, и коротко всё и пространно. А главное - его моральный дух не поддаётся объясненью, должно быть это всё благодаря...
  
  ЛАФЕ:
  Деснице божьей.
  
  ПАРОЛЬ:
  Как я и говорю.
  
  ЛАФЕ:
  В таком, казалось, немощном...
  (пауза)
  тщедушном существе, энергии несметной кладезь, за гранью невозможного великая способность, которая могла бы вылечить не только короля, но...
  (пауза)
  в целом быть и далее полезной.
  
  ПАРОЛЬ:
  Красиво сказано. И я бы так сказал. Но вот и сам король.
  
  (Входят Король со свитой, Елена. Лафе и Пароль отходят в сторону.)
  
  ЛАФЕ:
  Как говорят голландцы: "вот забава". До выпадения зубов влюбляться буду, до последних дней! Теперь король и в танце может закружиться с ней.
  
  ПАРОЛЬ:
  Mort du vinaigre! Это же - Елена!
  
  Лафе:
  Она и есть, клянусь вам богом.
  
  КОРОЛЬ:
  Идите!
  Именем моим придворным всем явиться прикажите.
  Садись, спасительница, рядом,
  Монаршей волею своей,
  Что обрела былую твердь,
  Стараниям твоим благодаря,
  Не изменю я данному обету,
  Лишь назови избранника души.
  
  (Входят несколько придворных.)
  
  Взгляни, красавица, на них,
  Холостяков придворных славную когорту.
  Для них и был и есть я от рожденья:
  Король - по должности,
  Отец - по убежденью.
  Я право выбирать - тебе вручаю,
  А право отказать - я их лишаю.
  
  ЕЛЕНА:
  Когда любовь для вас объятия раскроет,
  Пусть каждого она награды удостоит.
  Но ... кроме одного.
  
  ЛАФЕ:
  Отдал бы с упряжью любимого гнедого
  За внешний вид, за полный рот зубов,
  За бороду любого молодого.
  
  
  КОРОЛЬ:
  Взгляните-ка на этих молодцов:
  Они - сыны достойнейших отцов.
  
  ЕЛЕНА:
  Дворяне,
  Бог позволил мне вернуть здоровье королю.
  
  ВСЕ ВМЕСТЕ:
  За вас мы благодарность небесам возносим.
  
  ЕЛЕНА:
  Проста я родом, без злорадства,
  Всё в целомудрии - богатство.
  Мой выбор сделан, государь.
  А щёки, пламенем горят,
  Лишь потому, что говорят:
  "Хотим украсить нашу деву,
  Но получив отказ, умрём,
  Под бледным саваном
  Укрывшись навсегда".
  
  КОРОЛЬ:
  Ты выбирай и знай:
  Кто на отказ из них решится,
  Тот и моей любви лишится.
  
  ЕЛЕНА:
  Твой жертвенник, Диана, покидаю,
  К тебе, Любовь, в объятья улетаю.
  Хотите ль, сударь, о моём узнать желаньи?
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Узнать и выполнить немедля.
  
  ЕЛЕНА:
  Наградой мне молчанье ваше будет.
  
  ЛАФЕ:
  Уж лучше подле незамеченным стоять,
  Чем целый век свай в кости проиграть.
  
  ЕЛЕНА:
  Вы, сударь, у кого в глазах прекрасных светится огонь,
  До слов моих глухи: у вас на сердце - бронь.
  Любовь сулит вам в будущем награду,
  И вам иной, конечно же, не надо.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Иной не надо мне.
  
  
  ЕЛЕНА:
  Вам этого от всей души желаю,
  И вас в покое оставляю.
  
  ЛАФЕ:
  Ужели все откажутся от девы?
  Будь их отец я знал бы, что мне делать.
  Я б розгами их вынудил лечиться
  Иль в Турцию б послал на евнухов учиться.
  
  ЕЛЕНА:
  Не бойтесь, вы - не мой кумир,
  Не вторгнусь я в заветный мир.
  И пусть согреет ваше будущее ложе,
  Другая женщина, прекрасный мой вельможа.
  
  ЛАФЕ:
  Любой из них, по-моему, болван!
  Они, сдаётся мне, из англичан.
  Известно это всем и даже богу:
  Француженки таких родить не могут.
  
  ЕЛЕНА:
  Вы юны, счастливы и смех ваш звонок,
  Час не настал, чтоб был зачат от вас ребёнок.
  
  ЧЕРВЁРТЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Я думаю, красавица, иначе.
  
  ЛАФЕ:
  Последнюю лоза роняет гроздь.
  Ужель и здесь сокрыта та же грусть?
  Отца мальчишки за бутылкою знавал.
  Надеюсь, в сыне он осла не воспитал.
  Довольно! На сегодня хватит!
  Иначе мой умишко спятит.
  
  ЕЛЕНА (обращаясь к Бертраму):
  Сказать "беру" осмелиться не смею.
  Не осуждай, что всё так скоротечно,
  Я не тебя беру, а отдаю себя навечно.
  Мой выбор сделан, государь.
  
  КОРОЛЬ:
  Бери, Бертрам, её, она - твоя жена.
  
  БЕРТРАМ:
  Моя жена!
  Я умоляю, государь, от участи такой меня освободите.
  Не верю я своим глазам.
  
  
  КОРОЛЬ:
  А разве ты, Бертрам, не знаешь, какую королю она услугу оказала?
  
  БЕРТРАМ:
  Я знаю об услуге, государь, но как с женитьбой это связано - не знаю.
  
  КОРОЛЬ:
  Она позволила мне на ноги подняться.
  
  БЕРТРАМ:
  Так за меня решила власть:
  Вы стали, я же должен пасть.
  Её историю я знаю хорошо.
  Отец мой проявлял о ней заботу.
  Позор на голову мою! -
  Дочь бедного врача мне в жёны прочат.
  
  КОРОЛЬ:
  Хотел бы ты сначала быть богатым,
  А во вторую очередь - женатым.
  Коль в этом и всего-то - возраженье,
  Немедля я исправлю положенье.
  Не странно ли, что кровь у всех одна,
  А разница огромная видна?
  У крови, одинаковой по цвету,
  Единого подхода к чести нету.
  За пологом невзрачным нищеты,
  За дверью бедного донельзя Эскулапа,
  Достоинств девы не увидел ты,
  Тебе важней не клад, а пост сатрапа.
  В низинке зарождается исток,
  Фонтан же - и прекрасен, и высок!
  Где род кичлив, там слава увядает,
  Где честь больна, там нечисть процветает.
  Не скроют ни слова, ни непогоды:
  Добро и зло - повсюду антиподы.
  Ум, красота и молодость - вот средства,
  Которые ей отданы в наследство.
  Честь по наследству, братец, не даётся,
  От предков честь, увы, не достаётся,
  В поступках только честь твоя родится,
  Поступка нет и нечем, брат, гордиться.
  Когда на склепе "раб" начертанным найдешь,
  Во славу только мёртвых эта ложь:
  Там ни раба, ни плоти - только прах,
  А честь лишь в скорбных прячется стихах.
  Что более сказать уже не знаю,
  Богатство и почёт - ей обещаю,
  Люби и береги сокровище своё
  Наследство - в добродетели её.
  
  
  БЕРТРАМ:
  Не только не люблю, а думать не желаю.
  
  КОРОЛЬ:
  Похоже, ты, Бертрам, зазнался,
  Иль сам в себе пока не разобрался.
  
  ЕЛЕНА:
  Вас, государь, уже недуг не беспокоит.
  Всё остальное - хлопот короля не стоит.
  
  КОРОЛЬ:
  Честь короля посрамлена.
  Чтоб честь монарха возродить,
  Я должен власть употребить.
  Дай руку суженой своей,
  Мальчишка гордый и несносный,
  Нет в мире женщины родней:
  Король - её отец и крёстный.
  Мою приязнь, достоинства её
  Своим презрением до боли осквернив,
  Представить ты не можешь даже,
  Что чаша на весах судьбы твоя пуста,
  Достоинства Елены ей не перевесить.
  В добро Бертрама честь пересажу,
  И унавожу, и за ростом прослежу.
  Смирись, монарху подчинись,
  Решится всё само собою.
  Не верь презрению,
  Судьбе послушным будь,
  Монаршей воле, долгу своему,
  Иначе вышвырну тебя из сердца вон:
  Тони в бездонном океане заблуждений,
  А выплывешь - обрушу на тебя всю месть,
  Какая в писаных законах есть,
  Без жалости к тебе и сожаленья.
  Так говори же. Слушаю тебя.
  
  БЕРТРАМ:
  Я мир, мой государь, увидел вашим оком,
  Где воля чудо истое творит,
  Ведь ту, что презирал я ненароком,
  Уже не только я - монарх боготворит.
  Сомненья нет - я полон убежденья,
  Что такова она от самого рожденья.
  
  КОРОЛЬ:
  Подай же руку, назови своей.
  Я свадебный подарок обещаю ей,
  Величественней графского поместья,
  Ей - золота сундук, тебе - толику чести.
  
  БЕРТРАМ:
  Вот и рука моя.
  
  КОРОЛЬ:
  Улыбкой короля в контракте ставим точку,
  Обряд же - вечером по правилам исполним.
  Торжественный приём по случаю союза
  Отложим до прибытия родных и приглашённых.
  Её любя, ты любишь и меня без меры,
  Иначе нет к тебе моей монаршей веры.
  
  (Все уходят, кроме Лафе и Пароля.)
  
  ЛАФЕ (выдвигаясь вперёд):
  Хотелось бы немного поболтать.
  
  ПАРОЛЬ:
  О чём же, сударь?
  
  ЛАФЕ:
  Твой граф и господин разумно поступил, отрекшись от неверных убеждений.
  
  ПАРОЛЬ:
  Отрекшись! Мой граф и господин!
  
  ЛАФЕ:
  Я непонятно выражаюсь?
  
  ПАРОЛЬ:
  От языка такого раздражаюсь. Его мне без скандальных объяснений не понять. Мой господин!
  
  ЛАФЕ:
  Граф Руссильонский - ваш приятель, так ли это?
  
  ПАРОЛЬ:
  Не только граф. И всё другие.
  
  ЛАФЕ:
  Другие - да, но граф - иное дело.
  
  ПАРОЛЬ:
  Вы слишком дряхлый для приятеля, мой сударь. Сквозь седину свою взираете на мир.
  
  ЛАФЕ:
  Заслугами дано мне право имя "человек" носить.
  Тебе награды этой, парень, до седин не получить.
  
  ПАРОЛЬ:
  На что способен я, показывать не буду.
  
  
  ЛАФЕ:
  Услышав раз, другой тебя в беседе, казалось мне, что ты не глупый малый. Хоть и не в меру лгал, но путешествия забавно излагал, но это было всё в пределах нормы. Когда же я пытался подсчитать количество шарфов и бантиков, торчащих парусами на паршивой плоскодонке, то провожал тебя, нисколько не жалея. Вот и сейчас не огорчусь, коль ты отчалишь. Печалиться о том, что не приносит пользы, нет нужды.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ах, если бы не панцирь старости твоей....
  
  ЛАФЕ:
  Во гнев себя не погружай и не спеши к развязке. Случись она - Спаси господь от этой кары! - придётся сквозь тебя глядеть на божий свет, как сквозь оконную решётку. Давай-ка руку и прощай.
  
  ПАРОЛЬ:
  Немыслимо такое униженье.
  
  ЛАФЕ:
  Оно от сердца самого, заслуг достойно ваших.
  
  ПАРОЛЬ:
  Такого, сударь, я не заслужил.
  
  ЛАФЕ:
  Да полно скромничать. Уверен: заслужил!
  Не просто - на полушку, а на всю катушку.
  
  ПАРОЛЬ:
  Придётся поумнеть.
  
  ЛАФЕ:
  Тем лучше, чем быстрее вложишь силы, чтоб в дурь и впредь тебя не заносило. Когда шарфом тебя твоим повяжут, физиономии кулак права расскажет, об узелках, надеюсь, ты забудешь. Водиться же с тобой не перестану, вернее, я тебя поизучаю, чтоб каждому знакомому сказать: вот тип, которого я знаю.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ах, до чего же, сударь, вы несносны.
  
  ЛАФЕ:
  Вам адских мук недостаёт для вашего же блага, их у меня для вас всегда в достатке. Но время вышло, покидаю вас неторопливой старческой походкой.
  
  (Уходит.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Ты, жалкий, подлый, мерзкий, старый лорд придворный! За оскорбления расплатится твой сын. Придётся потерпеть - противу ветру не плюют. Да будь он трижды лорд, его отколочу при первой встрече, и жалость к старости меня не остановит, и даже... Нет, всё равно отколочу, коль встречу.
  
  (Лафе возвращается.)
  
  ЛАФЕ:
  Несу, любезный, вам известие двора: ваш граф и господин женился, теперь у вас есть новая хозяйка.
  
  ПАРОЛЬ:
  Я искренне прошу и умоляю, ваша светлость, оставьте всуе оскорбления свои. Ведь граф - всего лишь покровитель, а господин, кому служу, один: он - свыше.
  
  ЛАФЕ:
  Так кто жен он? Господь?
  
  ПАРОЛЬ:
  Конечно.
  
  ЛАФЕ:
  Да не господь, а дьявол твой хозяин. Как можно модой так уродовать себя? Чулки ты эти называешь рукавами? И где ты видел слуг в такой одежде? Похоже, куртку перепутал ты с портками. Клянусь, будь чуточку моложе, давно бы я тебя отколотил. Твой вид любого рассмешит, любой тебя отколотить захочет. Ты будто создан, чтоб тебя все проклинали.
  
  ПАРОЛЬ:
  Как вы ко мне несправедливы и жестоки.
  
  ЛАФЕ:
  А вспомни, как в Италии за краденный гранат тебя отколотили. Не путешественник ты вовсе, а бродяга. Твоя геральдика и род не позволяют так с придворными развязно обращаться. Оценки большей ты не стоишь. До негодяя, правда, ты недотянул. Прощай.
  
  (Уходит.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Ну, хорошо же, хорошо. Я это всё когда-нибудь припомню
  
  (Появляется Бертрам.)
  
  БЕРТРАМ:
  Погибло всё! Я обручён! На вечные заботы обречён!
  
  ПАРОЛЬ:
  Ну, что с тобой, мой сладкий?
  
  БЕРТРАМ:
  Гадко!
  Пред алтарем поклялся я. О, боже!
  Но никогда не разделю с ней ложе.
  
  ПАРОЛЬ:
  И от чего ж тебе так гадко, сладкий?
  
  
  БЕРТРАМ:
  Меня, не убивая, брат, убили. Насильно взяли и женили.
  Уж лучше мне в Тоскане воевать, чем лезть в постылую кровать.
  
  ПАРОЛЬ:
  Вояк во Франции достойных не осталось. В собачью конуру загнали всю страну, одно осталось только - на войну!
  
  БЕРТРАМ:
  Мне матушка письмо прислала,
  А мне-то до письма и дело мало.
  
  ПАРОЛЬ:
  Какое там письмо! Когда военные забили барабаны!
  Ты честь свою на женщину не трать,
  Не время нонче женщин обнимать,
  Нам скакунов своих вручает Марс
  Они помчат на поле боя нас.
  Сегодня Франция - конюшня для кобыл,
  Мы на войну потратим свой французский пыл!
  
  БЕРТРАМ:
  Ну, так тому и быть! Жену домой отправлю.
  Причину бегства матери открою,
  И ненависть к Елене объясню.
  А королю я изложу в письме всё то,
  Чего не смел сказать ему при встрече.
  Его ж дары помогут мне Италии достичь,
  Где бьются на полях достойные мужчины.
  Какая б не была жестокая война,
  Она милее, чем постылая жена.
  
  ПАРОЛЬ:
  Дай бог тебе не только слово дать, но и сдержать!
  
  БЕРТРАМ:
  Пойдём ко мне. Совет мне нужен твой.
  Жену немедля отсылаю,
  А завтра отбываю на войну.
  Я буду на войне отважно биться,
  Она же - в одиночестве томиться.
  
  ПАРОЛЬ:
  Женатый, брат, похож на инвалида:
  Давно убит, а здравствует - для вида.
  Бросай её скорее, дурачок.
  Король тебя обидел.? - здесь молчок!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Париж. Королевский дворец.
  
  (Входят Елена и Шут.)
  
  ЕЛЕНА:
  Привет мне матушка прислала, а в здравии ль сама?
  
  ШУТ:
  Не здорово графине, но она здорова. Смеется, только смех невесел. Ей ничего не надо, слава богу, здоровье есть, но всё-таки нездорово графине.
  
  ЕЛЕНА:
  Коль здорова, что не по нраву ей, когда она всех прочих здоровей?
  
  ШУТ:
  Жила бы весело и славно, когда б не две причины главных.
  
  ЕЛЕНА:
  Что ж это за причины?
  
  ШУТ:
  Во-первых, что графиня не на небе, куда господь её, конечно же, попросит. А во-вторых, что до сих пор томится на земле, откуда, спору нет, господь графиню заберёт.
  
  (Входит Пароль.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Благословение сударыне счастливой!
  
  ЕЛЕНА:
  Надеюсь, сударь, вы, желая счастья мне, его желаете на самом деле.
  
  ПАРОЛЬ:
  Молился за него, чтоб к вам оно явилось, как и сейчас молюсь, чтоб вдруг не испарилось.
  О, славный шут и плут, как поживает милая старушка?
  
  ШУТ:
  Когда бы вам её морщины, друг, а мне её набитый золотом сундук, тогда бы вы иначе говорили.
  
  ПАРОЛЬ:
  Но я же ничего и не сказал
  
  ШУТ:
  Чёрт подери, а вы умны. Человек, раскрывший рот, обнажается до дна. Пустит слово в оборот, - сразу суть его видна. Смотрю на вас я сверху вниз и вижу, что вы - нуль: не говорить, не знать, не делать - ваш девиз.
  
  ПАРОЛЬ:
  А убирайся-ка отсюда, негодяй!
  
  ШУТ:
  Доходит дело, право, до смешного, когда один негодник гонит прочь другого.
  
  ПАРОЛЬ:
  Ты, острых глупостей мешок, тебя я вижу до кишок.
  
  ШУТ:
  Вы, кто копается в кишках, так доберётесь до горшка, в котором по уши увязли
  сами вместе с дураками, живущими под вашей шляпой. Они ещё немало насмешат людей,
  питаясь вашими объедками идей.
  
  ПАРОЛЬ:
  Упитан в меру да не в меру ты воспитан.
  Мадам, сегодня ввечеру граф отбывает,
  Так дело поступить ему повелевает.
  Любовь великая затрат великих стоит,
  Придётся потерпеть, пока он всё устроит.
  Вы, в ожидании любимого томясь,
  Отсрочку стерпите, о счастии молясь,
  И чаша вожделения и снов,
  Наполнится к приезду до краёв.
  
  ЕЛЕНА:
  И что же мне супруг повелевает?
  
  ПАРОЛЬ:
  Немедленно проститься с королём, найдя предлог для этого солидный,
  и скоренько отправиться в поместье.
  
  ЕЛЕНА:
  Какие указания ещё?
  
  ПАРОЛЬ:
  Сие исполните, дальнейшее - потом.
  
  ЕЛЕНА:
  Исполню всё, что пожелает
  
  ПАРОЛЬ:
  Я так и доложу.
  
  ЕЛЕНА:
  Прошу вас.
  (Пароль уходит. )
  
  (шуту): Идём, любезный.
  
  (Уходят.)
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Париж. Королевский дворец.
  
  (Входят Лафе и Бертрам.)
  
  ЛАФЕ:
  Боец из этого солдата никудышный. Надеюсь, граф, вы мнения такого же о нём.
  
  БЕРТРАМ:
  Да нет же! Он - отменный воин и храбрец.
  
  ЛАФЕ:
  Сей образ вылепил его игривый язычок.
  
  БЕРТРАМ:
  Не только он - другие говорили.
  
  ЛАФЕ:
  Ужель мои глаза подвержены урону? Павлина принял за ворону.
  
  БЕРТРАМ:
  В отваге и учёности его, милорд, не сомневайтесь.
  
  ЛАФЕ:
  Я не могу не верить аттестатам, в душе же - остаюсь его противником заклятым. А вот и он. Прошу нас помирить и дружбу между нами учредить.
  
  (Входит Пароль.)
  
  ПАРОЛЬ (обращаясь к Бертраму):
  Всё будет, сударь, как вы повелели.
  
  ЛАФЕ:
  Простите, сударь, кто у вас портной?
  
  ПАРОЛЬ:
  Сударь?
  
  ЛАФЕ:
  О, сударь, я его отлично знаю. Он, сударь, мастер высшего разряда. Он так хорош, что и хвалить не надо.
  
  БЕРТРАМ (в сторону Пароля):
  Она отправилась к монарху?
  
  ПАРОЛЬ:
  Да. Пошла.
  
  
  БЕРТРАМ:
  И вечером намерена уехать?
  
  ПАРОЛЬ:
  Как велели.
  
  БЕРТРАМ:
  Я письма написал, В шкатулке - капитал.
  Дал указание готовить лошадей.
  Врата любви я в полночь не сломаю,
  Я целомудрие невесте оставляю.
  Минута близости меж нами не настала,
  Не может быть конца, где не было начала.
  
  ЛАФЕ:
  Хороший путешественник хорош в конце обеда, когда ж три четверти рассказа - ложь, а быль - одна на тысячу забавных небылиц, то раз его прослушав, трижды надо отлупить. Спаси вас, капитан, господь!
  
  БЕРТРАМ:
  Меж вами неприязнь какая-то витает?
  
  ПАРОЛЬ:
  Не знаю, как в немилость этого вельможи угодил.
  
  ЛАФЕ:
  С ботфортами и шпорами вы вляпались в неё, как шут в пирог и легче выбраться оттуда, чем ответить, как туда попали.
  
  БЕРТРАМ:
  Возможно, сударь, вы ошиблись в нём.
  
  ЛАФЕ:
  И даже, если за молитвою когда-нибудь его застану, я думать так не перестану.
  Прощайте, граф. И мысль моя верна - в пустом орехе нет зерна. Успел одно узнать я: нет человека - только платье. И доверять ему нельзя, я заявляю так не зря: людей с такой натурой я отношу к пустой номенклатуре. Месье, адью! Мокнул я вас не в самую паршивую бадью, но только потому, что принято платить за зло добром, на том мы и поставим точку.
  
  (Уходит.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Какой же он зануда, боже мой.
  
  БЕРТРАМ:
  Согласен.
  
  ПАРОЛЬ:
  И вы его таким не знали?
  
  
  БЕРТРАМ:
  И я и все его всегда ценили.
  А вот моя заноза объявилась.
  
  (Входит Елена.)
  
  ЕЛЕНА:
  Как и приказано: была у короля и получила позволение немедленно отбыть, но прежде он
  приватно пообщаться с вами хочет.
  
  БЕРТРАМ:
  Я волю короля исполню.
  Поступок мой не должен удивлять,
  Хотя, Елена, он, конечно же, не к месту,
  И долгу моему противоречит.
  Но я внезапностью события смущен
  И не могу опомниться доселе.
  А потому прошу отправиться домой,
  Меня вопросами напрасно не тиранить,
  Да и себя по поводу не ранить.
  Какой бы важною причина не была,
  Не смею я откладывать дела:
  Они важней всего мне во сто крат,
  Чем показаться вам могло на первый взгляд.
  Вот к матушке письмо.
  (Передаёт письмо.)
  Дня через два тебя увижу я,
  Надеюсь на твоё благоразумье.
  
  ЕЛЕНА:
  Мне нечего сказать. Я, граф, слуга покорнейшая ваша.
  
  БЕРТРАМ:
  Ну, полно, полно вам об этом говорить.
  
  ЕЛЕНА:
  И всё, что в силах есть моих, потрачу я на то, чтоб скромный свет моих надежд звездою яркою взошёл на небосвод светила моего.
  
  БЕРТРАМ:
  Не время это обсуждать. Я очень тороплюсь. Прощайте. И вам уже пора домой.
  
  ЕЛЕНА:
  Простите, сударь. Умоляю вас.
  
  БЕТРАМ:
  Что вы ещё хотите?
  
  ЕЛЕНА:
  Я недостойна выпавшего счастья,
  Не смею даже называть его своим,
  И всё же, уподобясь вору,
  Хочу вкусить волшебную отраву,
  Хочу украсть, что взять должна по праву.
  
  БЕТРАМ:
  Чего ж хотите вы?
  
  ЕЛЕНА:
  Совсем пустяк. Почти что ничего.
  Но говорить бы мне об этом не хотелось.
  И в этот раз меня, похоже, не балуют.
  Врага и незнакомца на прощанье не целуют.
  
  БЕРТРАМ:
  Прошу вас, время не теряйте. Спешите, лошади готовы.
  
  ЕЛЕНА:
  Исполню всё, мой господин, как вы велите.
  
  БЕРТРАМ:
  Зовите остальных, месье. А вы прощайте.
  (Елена уходит.)
  Домой! Домой! А я домой не смею,
  Пока звучит труба, пока мечом владею.
  Летим же, брат!
  
  ПАРОЛЬ:
  Виват! Виват!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Флоренция. Дворец герцога.
  
  (Под звуки фанфар входят Герцог Флоренции со свитой, два французских дворянина и солдаты.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Я изложил подробно вам
  Причины главные войны.
  К великой двигаясь победе,
  Она исторгла реки крови,
  Которым нет конца и края.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  В конфликте этом ваша роль - священна,
  Врага же - и ужасна, и черна.
  
  ГЕРЦОГ:
  Кузен французский, как ни странно,
  Не принял нашу святость во вниманье,
  Мольбы о помощи собрату не услышал.
  
  ВТОРОЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Я в государевых делах - не дока,
  Сужу о них как всякий гражданин,
  Которому нет дела до двора
  И всей дворцовой кухни.
  Пытаясь разобраться в ней,
  Я многому дивился,
  В меню частенько ошибался
  И куском давился.
  
  ГЕРЦОГ:
  Пусть будет так, как быть тому должно.
  
  ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
  Уверен я, что молодежь страны,
  Устав от праздной жизни дома,
  Сюда потянется лечиться от безделья.
  
  ГЕРЦОГ:
  Приём радушный обеспечу всем
  И почести, достойные поступков.
  Посты назначены, герои рвутся в бой,
  Одни падут, другие их заменят.
  Грядущий день сражение готовит.
  
  (Все удаляются под звуки фанфар.)
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Руссильон. Графский дворец.
  
  (Входит Графиня и шут.)
  
  ГРАФИНЯ:
  Случилось всё, как я сама хотела.
  Его отсутствие, однако, портит дело.
  
  ШУТ:
  Скажу, графиня, граф-то молодой - ужасный меланхолик.
  
  ГРАФИНЯ:
  С чего ты заключил?
  
  ШУТ:
  Пылинку с рукава смахнёт - поёт, ботфорты модные поправит - и те без песни не оставит, задав вопрос, ответа он не ждёт, а что-то тихое и грустное поёт, и даже, сунув зубочистку в рот, поёт, без устали поёт. Был меланхоликом когда-то мой дружище, так он на песню обменял своё жилище.
  
  ГРАФИНЯ:
  Посмотрим, что он пишет и когда вернётся.
  (Распечатывает письмо.)
  
  ШУТ:
  Двор короля намедни посетив, об Изабель уже не мыслю. Ведь Изабели сельские парижским - не чета. Плотва из деревенской лужи - не ровня стерляди из славного Парижа, да и товар - в прекрасной упаковке, которую приятно развернуть. А не свихнулся ль Купидон мой ненароком? не жажду Изабель теперь ни телом и ни оком. Как скряга-старец - золотом владею, но немощь бдит и ничего не смею.
  
  ГРАФИНЯ:
  Что мы имеем здесь?
  
  ШУТ:
  Имеем то, что мы имеем.
  
  (Уходит.)
  
  ГРАФИНЯ (читает):
  "Я посылаю вам сноху.
  Она монарха свету возвратила,
  Меня же - света белого лишила.
  По воле государя я женился,
  В кровать, однако, с нею не ложился,
  И дал торжественно присягу,
  Что никогда и впредь не лягу.
  Пока весь свет об этом не узнал,
  Узнайте первой: я сбежал.
  И таково решение мое:
  Держаться в мире дальше от неё .
  Я не хотел вам лишних травм,
  Несчастный ваш Бертрам".
  Мальчишка скверный, как нехорошо пренебрегать услугами монарха, мишенью стать для их негодований, не оценив девицы добродетель, которой очарован сам король.
  
  (Возвращается шут.)
  
  ШУТ:
  Там новость грустная явилась в лице военных и хозяйки молодой!
  
  ГРАФИНЯ:
  В чём дело? Говори.
  
  ШУТ:
  О, ваша честь! Толика утешенья в грусти есть.
  И говорит она о том: не сразу сын погибнет, а потом.
  
  ГРАФИНЯ:
  Да отчего ж ему погибнуть?
  
  ШУТ:
  И я так думаю, коль верить разговорам, что сбежал. Когда б остался, вот тогда б и опасался. Мужчины с жизнью расстаются, и только дети остаются. А вот явились новости и сами, они побег озвучат голосами. Моя-то хата с краю. Бежал он. Больше ничего не знаю.
  
  (Уходит.)
  (Входят Елена и два дворянина.)
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Бог в помощь вам, графиня.
  
  ЕЛЕНА:
  Меня покинул граф, мадам, похоже, навсегда.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Не говорите так.
  
  ГРАФИНЯ:
  Терпенья наберись. Я столько радостей и горя испытала, что удивляться-то по-бабьи перестала. Скажите ж, наконец, где сын?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Направился он к герцогу Флоренции на службу,
  Мы встретили его в пути, спеша с депешами к монарху.
  Сейчас мы во Флоренцию намерены вернуться.
  
  ЕЛЕНА:
  Вот паспорт, выданный мне мужем.
  (Читает):
  "Когда мой перстень с пальца снимешь,
  Который мне всегда носить,
  Когда моё дитя обнимешь,
  Коль можно без меня родить.
  Тогда я - весь к твоим услугам,
  Тогда и назовёшь супругом.
  Но в каждой фразе, где пишу "тогда"
  Я разумею только - "никогда".
  Таков ужасный приговор.
  
  
  ГРАФИНЯ:
  Вы, господа, доставили письмо?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Когда бы содержанье знали, его бы никогда не доставляли.
  
  ГРАФИНЯ:
  Прошу, графиня, вас не унывать,
  Взвалив обузу эту на себя,
  Вы от неё меня освободили.
  Когда-то я имела сына,
  Но я его лишаю нашей крови,
  Теперь лишь ты - моя единственная дочь.
  Он во Флоренцию направился сейчас?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Да, так оно и есть, графиня.
  
  ГРАФИНЯ:
  Отведать хочет участи солдатской?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Такая у него возвышенная цель.
  И герцог, я не сомневаюсь,
  Его за это по достоинству оценит.
  
  ГРАФИНЯ:
  Туда вы возвратитесь?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Летим туда на самых быстрых крыльях.
  
  ЕЛЕНА (читает):
  "Жена-француженка навязана судьбой.
  Я, Франция, сегодня не с тобой".
  Как это горько.
  
  ГРАФИНЯ:
  Так он и пишет?
  
  ЕЛЕНА:
  Да, графиня.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Рука - писала, сердце - бастовало.
  
  ГРАФИНЯ:
  "Жена-француженка навязана судьбой.
  Я, Франция, сегодня не с тобой".
  Елена стоит истинного мужа,
  В толпе поклонников которой этот мальчик
  Едва заметен был бы среди сотен многих,
  Готовых ей служить беспрекословно.
  Скажите, кто его сопровождает?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Один слуга и дворянин,
  Которого когда-то, где-то видел.
  
  ГРАФИНЯ:
  А не Пароль ли это?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Да, ваша светлость, это он.
  
  ГРАФИНЯ:
  Пороков - кладезь, негодяй и склочник,
  Запретного и гадкого источник.
  Чем от рождения гордился графский сын,
  Сгубил сей невоспитанный кретин.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Он более не стоит слов. И будем кратки:
  Имел и будет он иметь всегда в достатке,
  Что выявляет в нём сплошные недостатки.
  
  ГРАФИНЯ:
  Была вам рада, господа.
  Скажите сыну - пусть он знает:
  Что меч потерянную честь не возвращает.
  И передайте это письмецо.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Готовы вам служить во всем, графиня.
  
  ГРАФИНЯ:
  Любезность принимаю, а служить не надо.
  Идёмте же со мной.
  
  (Графиня с дворянами уходит.)
  
  ЕЛЕНА:
  "Жена-француженка навязана судьбой.
  Я, Франция, сегодня не с тобой".
  Жены во Франции не будет, Руссильон,
  Ты обретёшь всё заново теперь.
  Мой бедный граф!
  Ужели я лишила родины тебя,
  На растерзанье бросила войне-злодейке?
  Ужели нежных глаз сверкающие стрелы,
  Разящие под музыку дворцовых музыкантов,
  Сменились на зловещие мушкеты,
  Без жалости в мишень живую целясь?
  О, вы, предвестники свинцовые смертей,
  На огненных крылах летящие к нему,
  Молю вас: мимо пронеситесь.
  Зловещим свистом воздух оглашайте,
  Пугайте до смерти, но смерть не посылайте.
  Кто б в графа не стрелял, - заряд заложен мною,
  Кто б в грудь его не бил, - он бьёт моей рукою,
  И смерть его в бою несёт вину мою.
  Уж лучше мне у льва погибнуть в пасти,
  Но отвести от милого напасти.
  Пусть беды рушатся на голову мою,
  Я господа спасти его молю.
  Вернись, мой Руссильон, домой,
  Ведь, кроме шрамов, честь ничто не обретёт,
  А потерять ты можешь всё на свете.
  Присутствие моё тебя не огорчит:
  Я удалюсь.
  И будь твой дом подобен раю,
  Где ангелы прислуживают мне,
  Его я покидаю.
  Пусть эхо горестного слуха,
  Твоё, Бертрам, утешит ухо.
  Как долог день, как время длится!
  Хочу в ночи бесследно раствориться.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Флоренция. Дворец герцога.
  
  (Под звуки фанфар Входит Герцог Флоренции, Бертрам, солдаты и музыканты.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Быть вам над конницею нашей генералом.
  С любовью добрые надежды возлагаем,
  Фортуне вашей, жертвуя себя.
  
  БЕРТРАМ:
  Для беремени такого я негож,
  Но что ж, коль выпала такая доля, -
  Поверженным я не покину поля.
  
  ГЕРЦОГ:
  Раз так, тогда вперёд!
  Пусть бдит фортуна шлем победоносный,
  Как бдит любовница кумира своего.
  
  БЕРТРАМ:
  Вот день, достойный памяти моей:
  Вступаю я в шеренги Марса.
  Тебе, Великий Марс,
  И жизнь, и помыслы мои.
  Под барабаны к славе я шагаю,
  Любовь отныне просто презираю.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Руссильон. Графский дворец.
  
  (Входят Графиня и дворецкий.)
  
  ГРАФИНЯ:
  Увы!
  Зачем же вы, любезный, у неё письмо забрали?
  Ужели вы не знали, как она поступит,
  Коль написать решила мне письмо?
  Прочтите ещё раз
  
  ДВОРЕЦКИЙ (читает):
  "Иду паломницей в святейшие места,
  Иду замаливать амбиции любови,
  Момент раскаянья разверз мои уста,
  Босые ноженьки изранены до крови.
  Скажите сыну и владыке моему:
  Войны кровавой он покинуть должен поле,
  И рисковать собой Бертраму ни к чему,
  Свободен дом: меня не будет рядом боле.
  Прошу прощения и милости его,
  Я поступила, как всевластная Юнона,
  На смерть послала, но не ведала того,
  Любви высокой недостойная персона.
  Он для меня и смерти не годится,
  Иду со смертию сама я обручиться".
  
  ГРАФИНЯ:
  Какие острые до боли все слова!
  Ринальдо, как же ты уйти позволил?
  Так это не похоже на тебя.
  Когда б я с ней могла поговорить,
  Могла б Елена планы изменить.
  
  
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Да, виноват, мадам, я виноват.
  Отдай я ночью это вам письмо,
  Быть может, мы догнать её успели,
  Но, судя по тому, что дева пишет,
  Её, по-моему, уже никто не сыщет.
  
  ГРАФИНЯ:
  
  Какой же ангел, изобилуя добром,
  Закроет мужа недостойного крылом?
  Пока паломница молебен свой творит,
  Она напасти от Бертрама отвратит.
  Пиши, Ринальдо, мужу от жены,
  Спасающей мальчишку от войны.
  Пусть хлещут сына плетью изреченья,
  Которым сын не придавал значенья.
  Хотя сыночка это и не тронет,
  Скажи, что мать он заживо хоронит.
  Отправь к нему надежного гонца -
  Заслон от смертоносного свинца.
  Узнав: она сбежала безвозвратно,
  Вернётся он во Францию обратно.
  Когда ж такое всё-таки случиться,
  Любовь её заставит возвратиться.
  Теперь уже сама я и не знаю,
  Кого из них я больше обожаю.
  Вели же, наконец, путь отправляется гонец.
  На сердце - тяжесть, жизнь на части рвётся.
  Скорбь жаждет слёз, а горе словом льётся.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Перед стенами Флоренции. Вдалеке слышен звук фанфар.
  
  (Входят старая флорентийская вдова, Диана, Виолента, Мариана и другие горожане.)
  
  ВДОВА:
  Нет же, давайте пойдём. Ведь если они подойдут к городу, то мы не увидим всего великолепия.
  
  ДИАНА:
  Говорят, что французский граф проявил себя молодцом.
  
  
  ВДОВА:
  Да ещё поговаривают о том, что захватил в плен главнокомандующего и сразил мечом брата герцога.
  (Слышится звук фанфар.)
  По-моему, напрасно мы старались: по звуку труб они ушли другою стороной.
  
  МАРИАНА:
  Придётся нам вернуться, довольствуясь рассказами других. Ах, берегись, Диана, этого француза, дороже нет наследства для девицы, чем целомудренная честь.
  
  ВДОВА:
  А я соседке рассказала, как за тобой его приятель волочился.
  
  МАРИАНА:
  Я знаю этого пройдоху. Его зовут Пароль. Ему на виселице место! В сердечных авантюрах молодого графа он пособник гнусный. Остерегайся их, Диана. Все их посулы, клятвы и подарки - обыкновенные орудия соблазна. Они сердец немало обольстили, а главное-то в том, что никакие доводы несчастных не спасают: в капкан один и тот же все девицы попадают. Надеюсь, лишних слов уже не надо: тебя убережёт твоя же добродетель. Но помни, что с потерею стыдливости опасность возрастает.
  
  ДИАНА:
  Причины нет бояться за меня
  
  ВДОВА:
  На это очень я надеюсь.
  (Входит Елена в одежде паломницы.)
  Смотрите-ка, паломница пришла. И уж, конечно, в дом ко мне заглянет. Они ко мне друг друга посылают. Спрошу-ка я её. Храни вас бог, паломница, куда же вы идёте?
  
  ЕЛЕНА:
  К блаженному ле Грану, праведнику Жаку. Скажите, где паломники ночуют?
  
  ВДОВА:
  Недалеко от порта рядом со святым Франциском.
  
  ЕЛЕНА:
  Туда ли я иду?
  
  ВДОВА:
  Туда.
  (Вдали слышатся звуки марша.)
  Чу! Слышите? Они идут сюда. Коль вы, паломница, немного подождёте, пока войска торжественно пройдут, я провожу вас, где найдёте вы ночлег и отдых, к тому же - я хозяйку знаю, как саму себя.
  
  ЕЛЕНА:
  Так это вы и есть, похоже?
  
  ВДОВА:
  Да, так оно и есть, скиталица моя.
  
  ЕЛЕНА:
  Благодарю. Я обожду смиренно.
  
  ВДОВА:
  Я, полагаю,. вы из Франции идёте?
  
  ЕЛЕНА:
  Вы правы. Так оно и есть.
  
  ВДОВА:
  Есть случай вам увидеть земляка, который проявил себя героем.
  
  ЕЛЕНА:
  А как по имени героя величают?
  
  ДИАНА:
  Граф Руссильонский. Знаете его?
  
  ЕЛЕНА:
  Молва о нём витает высоко, а на лицо его совсем не знаю.
  
  ДИАНА:
  Да кто б он ни был там, он - на вершине славы здесь. Женил его король французский против воли и он, по слухам, Францию покинул. То правда или нет?
  
  ЕЛЕНА:
  Сомнений в этом быть не может. Я с женой знакома.
  
  ДИАНА:
  У графа есть один прислужник, который грязным словом пачкает жену.
  
  ЕЛЕНА:
  Кто ж это?
  
  ДИАНА:
  Месье Пароль.
  
  ЕЛЕНА:
  Могу поверить в это. Ни родом, ни богатством девушка не вышла и с графом сравнивать её никак не стоит. Достоинства её - в кристальной чистоте, никто в которой усомниться права не имеет.
  
  ДИАНА:
  Бедняжка! - за невольничьей стеною!
  Нет хуже доли нежеланной быть женою.
  
  ВДОВА:
  Должно быть, ей безрадостно и тяжко,
  Душа скитается без ласки, как бродяжка.
  Когда б он к этой девице подъехал,
  Она б ему устроила потеху.
  
  ЕЛЕНА:
  Вы допускаете, что граф забавы ради с любовью может просто поиграть?
  
  ВДОВА:
  Конечно, может, в ход пуская средства, чтоб крепость девичью своим обманом взять.
  Ему не взять осадой эту крепость.
  
  МАРИАНА:
  Спаси её господь от всех осад!
  
  ВДОВА:
  Вот и они явились.
  (Бьющие барабаны, трепещущие на ветру знамёна.)
  
  (Во главе войска входят Бертрам, Пароль.)
  
  Вот тот - Антонио, монарха старший сын, за ним - Эскаль.
  
  ЕЛЕНА:
  А где же граф французский?
  
  ДИАНА:
  С пером на шляпе. Щёголь он, что надо! Когда жену б свою воистину любил, ему бы равных не было на свете. Не правда ли, хорош?
  
  ЕЛЕНА:
  Согласна. Он хорош.
  
  ДИАНА:
  Да жаль, что он не честен, а рядом с ним пошляк, который за собой его таскает по притонам. Будь я графиня, я б мерзавца отравила.
  
  ЕЛЕНА:
  И где же тот, о ком вы говорите?
  
  ДИАНА:
  Вон тот нахал, закутанный в кашне. Ужели он о чём-то загрустил?
  
  ЕЛЕНА:
  Быть может, в битве получил раненье.
  
  ПАРОЛЬ:
  Увы! Потерян барабан!
  
  МАРИАНА:
  Его ужасно что-то огорчило. По-моему, он нас приметил.
  
  ВДОВА:
  Да что б ему сквозь землю провалиться!
  
  МАРИАНА:
  А от любезностей его уж лучше удавиться.
  (Бертрам, Пароль и войско уходят.)
  
  ВДОВА:
  Войска прошли и трубы отзвучали. Теперь пойдёмте вас к паломникам сведу, которые готовятся в поход к святому Жаку.
  
  ЕЛЕНА:
  Смиренно вас благодарю. Когда бы вы со мной отужинать решились, расходы все я на себя беру, и, в качестве признательности вам, могла бы дать девице ценные советы.
  
  ОБЕ:
  Мы с удовольствием отужинаем с вами.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ШЕСТАЯ
  
  Лагерь перед Флоренцией.
  
  (Входят Бертрам и два французских дворянина.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Да нет же, сударь мой, позвольте уж ему уйти в проблему с головой.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Готов рискнуть я честью дворянина, коль не окажется скотиною скотина.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  От мыльного избавьтесь пузыря.
  
  БЕРТРАМ:
  Так вы считаете: обманываюсь я?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Поверьте, граф: источники надёжны. Без всякого злорадства говорю, как говорил бы, сокрушаясь, я о близком человеке: презренный трус он и безбожный лгун, где в каждой фразе - клятвопреступленье. Приюта благородству нет в душе пустой. Одна меня забота беспокоит: он вашего радушия не стоит.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Задуматься бы, сударь, не мешало. Нельзя рассчитывать на доблести, которых не бывало.
  Словами невозможно передать, как в час ответственный способен он предать.
  
  БЕРТРАМ :
  Хотелось бы мне знать, чем испытать?
  
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Пусть возвратит из плена барабан. Потерей этой он нас всех забарабанил.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Я с флорентийской группою его врасплох застану. Он примет нас за вражеский отряд. Его мы свяжем, на глаза - повязку: пусть думает, что он пленён и в лагерь вражеский доставлен. Мы приведём его в свои расположенья и учиним допрос. Вы, ваша светлость, при допросе быть должны. И если он, поддавшись страху, в обмен за жизнь свою не выдаст вашу, поклявшись в этом перед богом, то веры мне не может быть ни в чём.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Да вы, хотя бы ради смеха, его заставьте барабан свой отыскать. Он говорит, что есть задумка у него, как это сделать. Когда же ваша светлость убедиться, каков металл из бросовой руды, а сами не прикажите ту шкуру натянуть на барабан для развлечений, то вас поколебать нельзя. Вот он и сам.
  
  (Входит Пароль.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН (в сторону Бертрама):
  О, не мешайте подвигу свершиться ради смеха. Пусть возвратит из плена барабан любой ценою.
  
  БЕРТРАМ:
  Вам барабан, месье, мозги забарабанил.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Что проку в барабане том? Пустое дело!
  
  ПАРОЛЬ:
  Мой барабан для вас - "пустое дело"! А потерять своих солдат, помяв их конницей на фланге, вы также можете назвать "пустое дело"? Иль так положено командовать в бою?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Есть ситуации в бою, когда бессилен даже Цезарь.
  
  БЕРТРАМ:
  Фортуна нас в бою не покидала и лишь потеря барабана огорчала, но что потеряно, того уж не вернёшь.
  
  ПАРОЛЬ:
  Вернуть бы можно было.
  
  БЕРТРАМ:
  Вернуть бы можно было в тот момент, но не теперь.
  
  ПАРОЛЬ:
  Должна потеря быть возвращена. Хоть слава настоящего героя не находит, я всё же барабан добуду свой или чужой, иначе лучше быть мне под могильною плитой.
  
  БЕРТРАМ:
  Коль есть желание на то, и есть уверенность в задумке, которая поможет символ чести возвратить на место, то я на этот путь благословляю. Попытку, коль успехом завершится, достойно я вознагражу, а герцог подвиг вознесёт, не умолив значения нисколько, на высоту, достойную величия и щедрости его.
  
  ПАРОЛЬ:
  Даю на отсечение вам руку: солдатский долг тому надёжная порука.
  
  БЕРТРАМ:
  Однако, здесь не следует дремать.
  
  ПАРОЛЬ:
  Сегодня вечером я этим и займусь. Сначала письменно дилеммы обозначу, конкретизирую военную задачу, на случай гибели предсмертный текст составлю, а ночью на века себя прославлю.
  
  БЕРТРАМ:
  Могу ли герцогу о подвиге намеченном поведать?
  
  ПАРОЛЬ:
  Я за успех, конечно, не ручаюсь, однако, поклянусь, что попытаюсь.
  
  БЕРТРАМ:
  В искусстве воинском и храбрости твоей не сомневаюсь. На этой ноте и прощаюсь.
  
  ПАРОЛЬ:
  Порой, обилие речей не стоит выжженных свечей.
  
  (Уходит.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Ты драть не любишь глотку, как любит рыба сковородку.
  Сей сударь, граф, довольно странный парень. Как можно, зная наперёд, что вещь невыполнима, в грудь колотить себя и клясться, что проблемы нет? Чтоб сделать, он со стороны - готов пред господом поклясться, в душе - готов быть проклятым, но только бы не браться.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Вы, граф, не знаете его, как знаем мы. Он, несомненно, может обольстить любого и за нос целыми неделями водить, но стоит раскусить его однажды и все иллюзии мгновенно исчезают.
  
  БЕРТРАМ:
  Всё, что серьёзно обещать Пароль берётся, ему осуществить не удаётся?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Да никогда на свете этому не быть. Вернувшись, он готов вас небылицами сразить,
  но больше врать лгунишке не придётся: он в сети наши ночью попадётся. О нём заботиться - занятие пустое, он графского внимания не стоит.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Мы позабавим вас, пока не снимем шкуру с лиса. Вельможа опытный Лафе давно его преследует по следу. Вы под личиною увидите волчину, когда с него её сорвём сегодня ночью.
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Я и мои дружки расставим зверю красные флажки.
  
  БЕРТРАМ:
  А ваш собрат меня сопроводит.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Как вам угодно, сударь, до свиданья.
  
  (Уходит.)
  
  БЕРТРАМ:
  Теперь пойдёмте в дом к одной красотке, о ком я давеча вам уши прожужжал.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Она, вы говорили, - дева строгих правил.
  
  БЕРТРАМ:
  И в этом вся её беда. Однажды с ней пытался говорить, но кроме холода в ответ ничто не встретил. С болваном, что помешан барабаном, я письма и подарки посылал. Дары отвергла, письма все вернула. Прекрасное создание она! Взглянуть на девушку желаете вы, сударь?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Я весь горю желанием, мой граф.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА СЕДЬМАЯ
  
  Флоренция. Дом вдовы.
  
  (Входят Елена и Вдова.)
  
  ЕЛЕНА:
  Коль вы не верите - вас нечем убедить.
  Все планы, что я строила, - насмарку.
  
  ВДОВА:
  Похвастать нечем мне, и невелик доход,
  Но знатен предками достойными мой род,
  А потому, скажу вам, очень не хотела б
  Встревать для репутации в сомнительное дело.
  
  ЕЛЕНА:
  И я того, поверьте, не хочу.
  Во-первых, граф - супруг мой перед богом,
  А исповедь моя, что клятвою скрепила,
  От слова и до слова - правда.
  Вы, помощь мне благую оказав, не ошибётесь.
  
  ВДОВА:
  Должна вам верить. Судя по всему, вы за ценой не постоите.
  
  ЕЛЕНА:
  Вот куча золота.
  Продайте помощь мне.
  И, коль её на деле получу,
  Я трижды эту помощь оплачу.
  Он вашей дочери любимой красоту,
  Намерен боем взять, как в битве высоту.
  Готова пасть пред вами на колени,
  Позвольте ей сыграть на этой сцене.
  Мы роль распишем ей до мелочей,
  Любовь не двинется здесь далее речей.
  Что дева графу не прикажет,
  Пылая страстью, он ей не откажет.
  Есть перстень у него, который очень чтут,
  Из рода в род его передают.
  Он этот перстень на мизинце носит,
  Пусть дочь у графа перстень тот попросит.
  Поддавшись страсти, перстень он отдаст,
  Тем самым родовой обряд предаст.
  
  ВДОВА:
  Теперь я суть задуманного вижу.
  
  ЕЛЕНА:
  Ни бог, ни чёрт за это не осудят,
  Законов здесь нарушено не будет.
  Пусть перстнем завладеет ваша дочь,
  Свидание назначит графу в ночь,
  Он не её - меня задушит в страсти,
  Спасём её мы с вами от напасти.
  А я, поверьте мне, не поскуплюсь
  И золотом за это расплачусь.
  
  ВДОВА:
  Вам уступаю я.
  Но научите дочь, всё сделать без сомнений,
  Чтоб даже в белой лжи он не заметил тени.
  Он каждый день бренчит ей серенады,
  Мы домогательствам его совсем уже не рады,
  А он упорствует, воинствуя в тоске,
  Как будто жизнь его висит на волоске.
  
  ЕЛЕНА:
  Мы в эту ночь исполним планы,
  Где грех - защитник права главный,
  Здесь право нам велит грешить,
  Чтоб справедливость совершить.
  Итак, за дело!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Территория флорентийского лагеря.
  
  (Входит второй французский дворянин в сопровождении пяти-шести солдат, готовящих засаду.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Пройти он может только здесь. Другого лаза нет в заборе. Вы при поимке тарабарьте на различных языках. Не важно, что и как вы говорите, но только жертву убедите, что вы не понимаете его. Один из вас, однако, должен переводчика сыграть.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Мой капитан, позвольте переводчика сыграть.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Надеюсь, он тебя не знает и голос твой не слышал никогда.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Ручаюсь, что не знает и не слышал.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  А на каком же языке ты с нами будешь изъясняться?
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  На том, какой предложите мне сами.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Он должен думать, что мы - шайка иностранцев на службе неприятельского войска. Поскольку знает он немало языков, то вы должны придумать тарабар, который непонятен никому, но очень важен для задуманной идеи. Нам всё равно как говорить: то ль каркать, то ль по-волчьи выть. Запомни же, молодчик: благоразумней всех обязан быть, конечно, переводчик. Насторожись, засада, он идёт! Продрыхнет где-нибудь в кустах часок-другой,
  и, дрыгнув левою ногой, он не преминет вновь явиться, вооружившись новой небылицей.
  
  (Входит Пароль.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Пока что - десять. Хватит трёх с лихвой, чтоб возвратиться с байкою домой. Как мне ответить на вопрос: "что сделал"? Поймать придётся птицу-небылицу. Охотник, чувствую, по следу устремился и у норы моей остановился. Язык мой смел, но страх мне сердце съел, я за спиною фарса боюсь до смерти Марса.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  А вот и первой истины итог, где твой язык тебе упасть помог.
  
  ПАРОЛЬ:
  Какой же бес меня толкнул на подвиг, я не знаю? Не только барабан вернуть, что сделать невозможно, но думать я об этом не желаю. Придётся голову бинтами повязать, сказав, что враг меня решил за дерзость наказать. Заявят мне: "Легко отделался, солдат"!, придется, как всегда, солгать. Себе я раны наносить не собираюсь. Язык подвешен! - снова оправдаюсь. Язык мой! Ты меня подводишь, на думы тяжкие наводишь: тебя торговке следует отдать, себе же - у осла на время занять.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Как можно до такого докатиться - зло, осознав, нисколько не стыдится?
  
  ПАРОЛЬ:
  А не сломать ли мне испанский меч, не изодрать ли мне одежду в клочья?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Нисколько это нас не убедит.
  
  ПАРОЛЬ:
  А, может, сбрею бороду свою, сказав, что выдрали противники в бою?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  И это не поможет
  
  ПАРОЛЬ:
  А, может, заявиться голым, не стыдясь позора, сказав, что обобрали воры?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Нет, не поможет.
  
  ПАРОЛЬ:
  А если б я загнул, что из бойницы крепости сигнул?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  С какой же это высоты?
  
  ПАРОЛЬ:
  И не поверишь даже: всего-то - тридцать сажен.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Хоть трижды небом поклянёшься, а веры не добьёшься.
  
  ПАРОЛЬ:
  Как нужен мне сегодня барабан, чтоб возвратиться победителем в свой стан!
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  И ты его сейчас услышишь.
  ПАРОЛЬ:
  Какой же я болван! - Ведь это неприятельский грохочет барабан.
  (За сценой суматоха.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Тóка пóка биш корóка.
  
  ВСЕ:
  Магарóка ниш корóка.
  
  ПАРОЛЬ:
  Глаза завязывать не надо! Я обещаю вам награду!
  (Хватают и завязывают глаза.)
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Тромýульдо бóкос тóскос.
  
  ПАРОЛЬ:
  Я знаю вас. Вы из отряда Мóскос.
  Наверняка, погибну я, не зная языка.
  Есть кто-нибудь из немцев, итальянцев,
  Датчан, голландцев, прочих иностранцев,
  С кем я могу сейчас поговорить
  И подсказать, как флорентинцев разгромить?
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Кирдык бибик я знаю твой язык.
  Якши, ты думай о спасении души,
  Тебя кинжалы острые сразят:
  Семнадцать лезвий грудь твою пронзят.
  
  ПАРОЛЬ:
  О, господи, помилуй и спаси!
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Всевышнего о милости проси! Атàра мàра брик.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Атàра мàра фик.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  На время казнь откладывает босс.
  Сейчас судьбу твою решит допрос:
  Коль выдашь нам военные секреты,
  Получишь жизнь в обмен на взятку эту.
  
  ПАРОЛЬ:
  Позвольте жить! Предам я всех за это!
  Вы удивитесь воинским секретам!
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  А если всё не подтвердится?
  ПАРОЛЬ:
  Да чтоб мне провалиться!
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Иди, иди. огейли ой, иди, иди, пока живой.
  (Пароль удаляется в сопровождении конвоя. За сценой небольшая суматоха.)
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Скажи-ка графу и собрату, что петух в темнице,
  До их прихода не отпустим птицу.
  
  ВТОРОЙ СОЛДАТ:
  Исполню, капитан.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Добавь при этом:
  Нас предаёт он, искренне любя,
  Глаза нам открывая на себя.
  
  ВТОРОЙ СОЛДАТ:
  Так, сударь, и скажу.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Я под замком пока добычу подержу.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Флоренция. Дом вдовы.
  
  (Входят Бертрам и Диана.)
  
  БЕРТРАМ:
  Сказали мне, что звать вас Фонтибель.
  
  ДИАНА:
  Нет, граф, зовут меня Диана.
  
  БЕРТРАМ:
  И имя, и достоинства богини - налицо!
  Ужели нет любви в сосуде этом дивном?
  Коль пламя юности не трогает души,
  Вы - изваяние без сердца и без чувств.
  Так холодны и так вы недоступны,
  Что, словно, умерли для радостей земных.
  Была совсем иною ваша мать,
  Когда любовь решила вас зачать.
  
  ДИАНА:
  Мать чести не теряла никогда.
  
  БЕРТРАМ:
  И вы не потеряете её.
  
  ДИАНА:
  Мать выполняла долг в отличие от вас,
  А вы тем долгом, граф, повязаны с женою.
  
  БЕРТРАМ:
  Здесь незавидная досталась графу доля,
  Об этом нет нужды мне заявлять вам боле.
  Я принуждением к супружеству обязан,
  А к вам же - сладкою любовию привязан,
  Готов служить без времени и меры.
  
  ДИАНА:
  Вы нам верны,
  Пока мы озорны,
  Как только розы щёк с летами увядают,
  Мужские ласки тут же пропадают,
  А души кровоточат от шипов,
  Несправедливых и обидных слов.
  
  БЕРТРАМ:
  Я клялся вам не раз!
  
  ДИАНА:
  Разами клятву не оценишь,
  А правду словом не заменишь.
  Клянутся всем святым на свете,
  При этом - бог всегда свидетель.
  Когда бы я всевышним поклялась,
  Что вас люблю, что вам бы отдалась,
  Ужели бы поверили словам? -
  Ведь я, по сути, безразлична к вам.
  Клянётесь той, которая не любит,
  Меня и вас такая клятва губит.
  Творите вы не клятву, а слова,
  Пустым забита ваша голова.
  
  БЕРТРАМ:
  Не думай так, прошу тебя, не думай,
  Святое чувство ты не оскверняй,
  Любви моей безмерной выход дай,
  Поверь, поверь, что вовсе нет причин
  Винить меня в коварстве всех мужчин.
  Ты от меня не отстраняйся,
  Моим желаниям отдайся,
  Скажи, что мне принадлежишь,
  Ведь ты от счастия бежишь,
  Которое, начавшись, будет вечным.
  
  ДИАНА:
  Чтоб в море ваших чувств не утонуть,
  Пусть перстень мне спасательным послужит кругом.
  
  БЕРТРАМ:
  Могу его красавице на время одолжить,
  Однако, не имею прав его дарить.
  
  ДИАНА:
  Вы не хотите, граф, его отдать?
  
  БЕРТРАМ:
  Сей перстень - честь и символ наших предков.
  Его отдать - на древний род позор накликать.
  
  ДИАНА:
  И честь моя - такой же перстень,
  Хранимый как бесценный амулет,
  Которому цены сегодня нет.
  Так знайте, граф, девичьей чести вор,
  Потеря целомудрия - семье моей позор.
  Пусть честь моя и мудрость ваша,
  Меня от нападений оградят.
  
  БЕРТРАМ:
  Вот перстень мой.
  В нём всё, что я имею: и жизнь моя, и честь.
  Я сам и всё, что в доме есть, принадлежит теперь тебе навеки.
  
  ДИАНА:
  Должны вы в полночь постучать в окно,
  Устрою так, чтоб мать не услыхала.
  Момент святой не оскверните словом,
  Пусть честь моя в безмолвии падёт,
  Причину этого открою вам позднее,
  Когда сей перстень возвращу.
  В момент торжественный в ночи
  На перст ваш перстень свой одену,
  Как символ близости,
  Супружеству гарант.
  До времен прощаюсь с вами.
  Творится странная история со мною:
  Я стану женщиной, но никогда - женою.
  
  
  БЕРТРАМ:
  Я весь от счастья замираю,
  Земля становится мне раем.
  
  (Уходит.)
  
  ДИАНА:
  Пока живёте на земле.
  Вы будете и бога и меня благодарить.
  Как будто матушка в душе его была,
  Пересказав мотивы наперёд,
  И клятвы выложив мужские.
  И он мне клялся: женится на мне,
  Когда жена прикажет долго жить.
  Похоже, место для меня
  Найдется лишь в его гробу.
  Коль все французы так решают дело,
  Уж лучше до могилы оставаться девой.
  И обмануть такого, право же, не грех,
  Ведь сам обманом он выстраивал успех.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Лагерь флорентинцев.
  
  (Входят два французских дворянина и несколько солдат.)
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Письмо от матери ему вы передали?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  С того момента минул час. Казалось, не письмо читал он, а держал змею, готовую его нещадно жалить. Он, прочитав письмо, в лице переменился.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Упрёки в адрес графа справедливы: женою верной пренебрёг и дамою столь милой.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  А пуще всех разгневался король, который не жалел щедрот для счастья графа. Я сообщу ещё одну пикантность, но знать о ней неможно никому.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Как только скажешь, так умрёт во мне. Я для неё могилой стану.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Граф во Флоренции девицу обольстил, известную своею чистотой. Он, плотской страстию влекомый, сегодня ночью честь её порушит. Граф подарил девице перстень родовой. В обмен на родовую честь желает удовольствие обресть.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  О, господи, как мы в грехах блуждаем, желаниям поддавшись, мы себя теряем!
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Самих себя же предаём и о позоре узнаем, быстрей, чем гнусной цели достигаем. Вот так и он, достоинство поправ, плывёт, порочным увлекаемый потоком.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Не омерзительно ли то, что сами мы - глашатаи преступных намерений?
  Выходит, ввечеру его компании лишимся?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Глубокой ночью он освободится, когда диетой страсти насладится.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Недалеко до полночи совсем, а мне не терпится предателя вспороть и графу показать его нутро, чтоб убедился он, насколько мерзок друг его фальшивый.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Допрос до графа не начнём: его приход послужит пленнику бичом.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Теперь, когда наш план готов, скажите, есть ли новости с фронтов?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Я слышал, стороны намерены мириться.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Настал момент тому случиться.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  А коли так, что Руссильону делать?
  Во Францию ли сразу возвращаться, иль далее отшельником скитаться?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  По рассуждениям к его команде вас не отнесёшь.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Быть соучастником его? - да боже упаси!
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Его жена, паломничества ради, ушла из дома месяц-два назад, направившись в Сен-Жак лэ Гранд, где долг исполнила благоговейно. И там, поверженная горем, последний испустила дух, пристанище нашедший в небесах.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  А есть ли подтверждение тому?
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Из писем собственных сие и вытекает, где всё поведано правдиво до кончины. Оповестить о смерти собственной нельзя. Священник местный сообщил об этом.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Известно ль графу о её кончине?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Он знает правду всю от слова и до слова.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Я радости его не разделяю.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Как иногда нас радуют потери!
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Как губим мы в слезах приобретенья! Его здесь за заслуги вознесут, на родине же - просто проклянут.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Как пряжу сучит жизнь - хорошее с плохим. Себя иначе думать не заставишь: хорошее плохим не очернишь, плохое же - хорошим не исправишь.
  (Входит посыльный.)
  Привет! А где же твой хозяин?
  
  СЛУГА:
  Хозяин герцогу нанёс визит прощальный. Граф поутру отбыть во Францию намерен.
  С ним королю направит герцог благодарственные письма.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  И как бы много слов не посылалось - обида королевская осталась.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Нет королевской горечи забвенья.
  А вот и граф явился.
  (Входит Бертрам.)
  Приветствую вас, граф! Давно уж полночь пролетела.
  
  БЕРТРАМ:
  Я совершил с успехом в эту ночь немало дел, когда б на каждое потребовался месяц. Простился с герцогом и свитою его, скорбя, свою жену захоронил, письмо графине-матери направил, где известил её о том, что возвращаюсь, отдал распоряжения к отъезду, но были и приятные моменты. Важнейший же из них ещё не завершён.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Коль дело сложное, а на носу отъезд, придётся, сударь, вам поторопиться.
  
  БЕРТРАМ:
  Боюсь, услышу я о том моменте и не раз, а потому законченным его считать
  не в праве. Когда ж, однако, вы начнёте диалог шута с солдатом? Ведите мастера фальшивых совершенств, который пудрил мне мозги своими философскими речами.
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Ведите же его. Галантный плут всю ночь промаялся в колодках.
  
  БЕРТРАМ:
  И поделом! Колодки после шпор - прекрасный приговор. В узде, надеюсь, держится достойно?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Его колодки, граф, удерживают крепко. А коли отвечать по существу, то он ревёт как баба-неумёха, пролившая на кухне молоко. Приняв сегодня конюха за падре, он исповедался ему во всех грехах от дня рождения до самой каталажки. И в чём, по-вашему, он каялся сердечно?
  
  БЕРТРАМ:
  Он что-то обо мне упоминал?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  В его присутствии признание прочтут и, если ваше имя упомянут, придётся вам терпения набраться и смолчать.
  
  (Входит Пароль в сопровождении конвоя и первого солдат.)
  
  БЕРТРАМ:
  Чёрт подерни! Как умотали! Он обо мне сказать не может ничего. Но... тише!
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Повязанный пришёл! та-пОрто-тАрта-рОса.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Приказано внести орудья пытки. Будешь говорить?
  
  ПАРОЛЬ:
  Без принуждения признаюсь я во всём. А коли будете месить меня, как тесто, я неспособен буду вовсе говорить.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  акА муркА титА пуркА.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  титА пуркА акА муркА.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Вы милосердны к жертве, генерал.
  Наш генерал велит вам отвечать на все вопросы, которые по списку перечислю.
  
  ПАРОЛЬ:
  Хочу ответить искренне, не мене, чем жить.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ(читает):
  "Во-первых, пусть опишет конницу врага".
  Что ты ответишь нам на это?
  
  ПАРОЛЬ:
  Шесть тысяч где-то дохлых лошадей, негодных для ведения боёв. Войска рассеяны, начальники - бездарны, клянусь вам репутацией и жизнею своей.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Как говорите, так и записать?
  
  ПАРОЛЬ:
  Ни дать ни взять - всё так оно и есть.
  
  БЕРТРАМ:
  Сколь дряни много в нём! Какой же он мерзавец!
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Вы обманулись, граф. Пароль - вояка славный, который говорить не уставал,
  что вся теория военная в узлах бесчисленных шарфов его нарядов, а практика - за пазухой кинжал.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Мне франтик расфуфыренный не гож, где платье модно, а под платьем нож.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Так я и записал.
  
  ПАРОЛЬ:
  Страдая лишь за правду, говорю, что тысяч пять лошадок, может быть, и шесть на поле боя воевало. И здесь и далее поведаю лишь правду.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  И в этом он почти что прав.
  
  БЕРТРАМ:
  Меня он, право, этой правдой огорчает.
  
  ПАРОЛЬ:
  Людишки - дрянь, вот так и запишите.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Как говоришь ты, так и запишу.
  
  ПАРОЛЬ:
  Покорно, сударь, вас благодарю. От правды не уйдёшь - дрянь остаётся дранью.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (читает):
  "Разведать у него, как велика пехота". Что нам ответишь ты на это?
  
  ПАРОЛЬ:
  Будь это мой последний час, клянусь вам честью, истину открою. У Спурио, по-моему, всего-то полтораста, у Себастьяна, Жака и Кормабуса не боле. У Гвильтиано, Козмо и Людовика - по двести пятьдесят на брата, как у меня, Читофера, Вомона и Бенцио. Коль всех здоровых и больных объединить, то войско общее, клянусь, пятнадцать тысяч
  
  человек не наберёт. А половина добрая из них так обленилась, что вылезти не может из сугроба.
  
  БЕРТРАМ:
  Что негодяя ожидает?
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Благодарность.
  Спроси-ка у него ты обо мне и, как меня оценивает герцог.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Да, эта запись есть.
  (Читает):
  "Пусть скажет, служит ли в войсках французский капитан Дюмен, какого герцог мнения о нём, насколько честен, храбр и опытен боец и сколько надо заплатить, чтоб честь и храбрость воина купить". Ты знаешь что-нибудь о нём и что на это скажешь?
  
  ПАРОЛЬ:
  Прошу не сваливать всё в кучу, вопросы задавать по одному.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Знаком ли капитан Дюмен вам?
  
  ПАРОЛЬ:
  Какой он капитан? - Портняжка из Парижа. Был изгнан палками из мастерской за то, что пузом наградил девицу, немую дурочку шерифа, которая сказать не смела "нет".
  
  БЕРТРАМ:
  Нет, нет. Оставьте, уберите руки. Хотя уверен, что его мозги достойны ласки черепицы с крыши.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  И этот капитан у герцога Флоренции на службе?
  
  ПАРОЛЬ:
  И он, и рота вшей на нём - на службе государя.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Меня не вопрошайте взглядом, и вас паршивец этот упомянет.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  И на каком же он у герцога счету?
  
  ПАРОЛЬ:
  Известно герцогу, что под моим началом есть офицеришка паршивенький в отряде, о чём он письменно уведомил меня и посоветовал его комиссовать. По-моему, письмо владыки у меня в кармане до сих пор хранится.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Чёрт подери, сейчас его поищем.
  
  ПАРОЛЬ:
  При мне оно иль в куче прочей переписки с государем: не припомню.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  А вот какая-то бумажка, кстати. Её тебе прочесть?
  
  ПАРОЛЬ:
  Оно ли, не оно? - не знаю.
  
  БЕРТРАМ:
  Наш псевдо-переводчик молодец.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Великолепен в этой роли.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (читает):
  "Диана, граф - набитый золотом осёл"...
  
  ПАРОЛЬ:
  То не от герцога письмо, а упреждение Диане, прекраснейшей девице флорентийской, о том, что Руссильонский граф, мальчишка недалёкий и пустой, но очень уж развратный, преследует её. Прошу вас, сударь, положить письмо на место.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Ну нет, Позвольте мне его сначала огласить.
  
  ПАРОЛЬ:
  Я протестую, ибо смысл намёков честен и на защиту девушки направлен. Ведь граф, которого я знаю, опасный и распутный экземпляр. Он, словно, кит, который девственниц, глотает без разбора, как рыбёшку.
  
  БЕРТРАМ:
  Двуличный негодяй!
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (читает):
  "Когда клянётся, ты словам не верь,
  Пусть клятву подтверждает златом,
  А злато взяв, на подлинность проверь,
  Любая сделка с ним всегда чревата.
  Ты на суждения солдата полагайся:
  Люби мужчин, мальчишек опасайся.
  Граф - недалёк, но всё же - не дурак
  Сулит он горы, а возьмет за так.
  Как и шептал тебе на ушко:
  Я - твой Пароль, моя пастушка".
  
  БЕРТРАМ:
  Его бы с виршами на лбу прогнать сквозь строй.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Так это преданный ваш друг. И полиглот, и воин бравый.
  
  БЕРТРАМ:
  Я более всего на свете не терплю котов. Теперь он для меня - котяра.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  По выраженью генеральского лица: охотно он бы вздёрнул подлеца.
  
  ПАРОЛЬ:
  Любой ценою надо только жить. Я смерти не боюсь, но должен жизнью дорожить. Не может жизнь моя быть столь короткой, уж лучше быть закованным в колодки. Я столько накопил грехов, что мне до старости замаливать их надо. Пожизненная каторга была бы мне наградой.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Средь палачей единых нету мнений. Зависит всё от ваших откровений, а потому продолжим о Дюмене. Он не в чести у герцога и смелостью не блещет, а что известно вам о капитанской чести?
  
  ПАРОЛЬ:
  Он, глазом не моргнув, яйцо из кельи монастырской унесёт. Насильем, грабежами он ужасней и страшней кентавра Несса. Не держит клятвы: здесь сильней он Геркулеса. Соврёт он так, что правда перед ним - дурнушка. Когда же он напьётся, за это с удовольствием берётся, то превращается в свинью. Уснув, он никого уж кроме простыней не опоганит. Об этом зная, пьянь бросают на солому. Нет более желания и слов о честности его распространяться. Всем обладает он, чем честный обладать не должен, а честный обладает тем, чем капитан не может обладать.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Я начинаю обожать его за это.
  
  БЕРТРАМ:
  Ты за слова его такие обожаешь? Не знаю более противных рож, он на кота всё более похож.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Насколько опытен он в ратном деле?
  
  ПАРОЛЬ:
  Был барабан его оружием, по правде говоря, он устрашал им трагиков английских. О доблестях его я более не знаю, но в той стране имел он честь быть офицером в городке Майл-Энд, где занимался строевою подготовкой. Я честь ему готов воздать, но этой чести негде взять.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Он в подлости своей неподражаем, за что и всеми обожаем.
  
  БЕРТРАМ:
  Кулак ему в поганый рот! И всё таки он - кот
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Коль честь его совсем недорога, меня он более уже не беспокоит, а сколько же его душонка стоит?
  
  ПАРОЛЬ:
  Продаст он за полушку право на спасение души своей и всех потомков, на веки вечные отрекшись от всего.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  А как оцените другого капитана, брата?
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  С какой он стати обо мне спросил?
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Что скажете о нём?
  
  ПАРОЛЬ:
  Он ворон из гнезда того же: не так хорош, как брат, но превосходит оного обилием дурного. На свете нет трусливее его: при отступлении бежит, при наступлении дрожит.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Предашь ты герцога Флоренции в обмен на жизнь свою?
  
  ПАРОЛЬ:
  И герцога, и графа с конницей его в придачу.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Шепну-ка я об этом генералу. О принятом решении скажу.
  
  ПАРОЛЬ (в сторону):
  Нет, больше барабанщиком не буду! Как чёрт от ладана сбегу. Ведь барабанил я о храбрости и доблести своей, чтоб скрыть за шумом суть свою от юноши распутного Бертрама и не заметил, как в ловушке оказался.
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Вам кроме смерти, сударь, нет пути иного. Кто предал тайны армии своей и очернил достойных граждан, для мира благородного утерян навсегда и должен, как считает генерал, быть предан смерти. Палач, лишай его главы.
  
  ПАРОЛЬ:
  О, боже, сударь, не лишайте жизни! Хотя бы дайте мне взглянуть на смерть!
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Увидишь всё в последний раз, с друзьями распростишься!
  (Снимает с глаз повязку.)
  А ну-ка оглянись, Не видишь ли знакомых?
  
  БЕРТРАМ:
  Привет вам, благородный капитан.
  
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Бог в помощь, капитан Пароль.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Спаси вас, капитан, господь.
  ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:
  Что, капитан, вельможному Лафе мне передать? Ведь я во Францию сегодня от отправляюсь.
  
  ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:
  Не соизволите ли, славный капитан, мне копию сонета подарить, который адресуете Диане с характеристикой приятеля Бертрана? Уж коль я трус, то силой отобрать не смею. На этом разрешите распрощаться.
  
  (Дворяне и Бертран уходят.)
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Вот вы и казнены, остался лишь камзол.
  
  ПАРОЛЬ:
  Найдётся ль сила заговора круче?
  
  ПЕРВЫЙ СОЛДАТ:
  Коль есть страна, где честь не почитают, в ней изберут вас королём бесстыдства. А я во Францию намерен возвратиться, чтоб рассказать о подвигах Пароля.
  
  (Уходит с солдатами.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Судьбе я всё же благодарен.
  Будь гордым сердце бедное моё,
  Оно б не вынесло удара.
  И пусть не капитан теперь,
  Но кто мне может помешать
  И сладко есть, и сладко пить,
  И почивать на лаврах?
  Я жив, пока моё играет "Я".
  В моих руках судьба моя.
  Хвастун всегда судьбы боится:
  В осла он может превратиться.
  Меч - в ножны!
  С правдой - распростился!
  Обманом потчевал, обманом подавился.
  Я разложу обман по всем карманам:
  За всё плачу теперь обманом.
  Каким бы не был злой мой рок,
  На свете есть для каждого кусок
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Флоренция. Дом вдовы.
  
  (Входят Елена, вдова и Диана.)
  
  
  ЕЛЕНА:
  Чтоб убедились вы, что я не солгала,
  Порукою мне будет государь,
  Один из первых в христианском мире.
  И прежде, чем исполню, что решила,
  Его благословление желаю получить.
  Когда-то помощь я владыке оказала,
  Заставив смерть уйти с его порога.
  Будь он татарин с каменной душой,
  И то б за то исторгнул благодарность.
  Известно мне, что государь в Марселе,
  Туда мы и отправимся все вместе.
  Но знайте - я для всех мертва.
  Закончив рать, спешит мой муж домой.
  Мы ж с божьей помощью и волей короля
  Опередить его успеем.
  
  ВДОВА:
  Никто, мадам, и никогда так близко к сердцу ваших просьб не принимал.
  
  ЕЛЕНА:
  И преданней нет друга,
  Который искренне оплатит вам услугу.
  Ведь не иначе, как господь,
  Меня явил на ваш порог,
  Чтоб вашу дочь приданым обеспечить
  В ответ на возвращение мне мужа.
  Однако, как мужчины странны!
  Что ненавидят днём, то обожают ночью.
  В слепую окунаясь страсть,
  Мечту свою готовы обокрасть.
  Томясь в плену воображений,
  Бредут тропою заблуждений.
  Пока оставим эту тему в стороне,
  Дай руку помощи, Диана, снова мне.
  
  ДИАНА:
  И жизнь и честь кладу на ваш алтарь.
  
  ЕЛЕНА:
  Прошу вас, потерпеть. Не за горами лето,
  Когда шиповник, обрядившись в лист и цвет,
  Заставит нас забыть о колкости своей.
  Последний шаг, последний шаг остался.
  Торопит время, экипаж заждался.
  И как бы в жизни не случалось маяться,
  Всё хорошо, что хорошо кончается.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Руссильон. Графский дворец.
  
  (Входят графиня, Лафе и шут.)
  
  ЛАФЕ:
  Нет-нет и трижды ещё нет! Ваш сын салонным негодяем заморочен, который выродков из праздной молодежи выпекает. Была б живёхонька невестка рядом с вами и сын в Париже под крылом монарха, когда б не жало этого шмеля, которым он Бертрама в сердце ранил.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ах, век бы негодяя мне не знать. И гибель целомудренной девицы на совести его, с которой некому сравниться. Была бы дочерью она моей, рождённой в материнских муках, и то б её так сильно не любила.
  
  ЛАФЕ:
  Была прекрасной женщиной она. На тысячу других - она одна такая.
  
  ШУТ:
  А проще - как душица для салата.
  
  ЛАФЕ:
  Душица - для души, не для салата, дурень.
  
  ЩУТ:
  Не прыгнешь выше головы, я не знаток травы.
  
  ЛАФЕ:
  Ты плут или дурак по собственной оценке?
  
  ШУТ:
  Зависит всё от сценки: дурак - для женщины, а для мужчины - плут.
  
  ЛАФЕ:
  Не вижу разницы я тут.
  
  ШУТ:
  Я б мужа обманул, жену бы одурачил.
  
  ЛАФЕ:
  Тебя я никогда не представлял иначе.
  
  ШУТ:
  Жене свою бы подарил я погремушку долбить рогатого всё время по макушке.
  
  ЛАФЕ:
  Вот уж действительно - сомнений нету тут: ты одновременно и шут и плут.
  
  ШУТ:
  Готов служить вам.
  
  ЛАФЕ:
  Ну, уж нет!
  
  ШУТ:
  Но коли вам служить я не могу, то послужу не менее, чем принцу.
  
  ЛАФЕ:
  И кто же он? Француз ли?
  
  ШУТ:
  Он не испанской крови и не прусской, с английским именем, но с рожею французской.
  
  ЛАФЕ:
  Так что за принц, скажи-ка мне.
  
  ШУТ:
  То мрака принц, он дьяволом зовётся.
  
  ЛАФЕ:
  Держи мой кошелёк, служить же продолжай тому, о ком ты говоришь.
  
  ШУТ:
  Я, леса вольного дитя, всегда любил костёр, а тот, о ком я говорю, огонь вселенский в топке кочегарит. Он - мира властелин, все властные особы - при его дворе. Мой дом - в сторонке с дверью узкой, особам знатным в эту дверь не просочиться. В неё пройти способны простаки, а большинство изнеженных и хлипких идут тропой, усыпанной цветами, к вратам широким, к адскому огню.
  
  ЛАФЕ:
  Иди же прочь, меня ты удручаешь. Так говорю, чтоб не поссориться с тобой. Вели за лошадьми моими присмотреть, пыл шутовской прибереги, хлестать их шутками своими не моги.
  
  ШУТ:
  Хлестать природа требует лошадку для порядку.
  
  (Уходит.)
  
  ЛАФЕ:
  Прозорлив и печален проходимец.
  ГРАФИНЯ:
  Таков и есть. Покойный муж им потешался, что и даёт шуту сегодня право здесь служить, а кроме прочего - на дерзости патент. Всё это осознав, он меры никакой не знает.
  
  ЛАФЕ:
  Его я обожаю. Он не глуп. Пришёл же я сказать вам не об этом. Узнав о смерти молодой жены и скором возвращении вдовца, о сыне вашем говорю, графиня, осмелился просить я короля о дочери своей замолвить слово. В их пору детскую тогда уже король в них видел замечательную пару. Мне в этом деле государь окажет помощь. Я средства лучшего не вижу, чтоб сына вашего с монархом помирить. Скажите, как вы смотрите на это.
  
  ГРАФИНЯ:
  Я смысл глубокий в этом плане вижу и уповаю на исход благополучный.
  
  ЛАФЕ:
  Его величество прибудет из Марселя, он весел и здоров, как в тридцать лет. Коль человек, которому я верю, не ошибся, монарх сюда прибудет завтра.
  
  ГРАФИНЯ:
  Ещё не умерев, я короля увижу. И это радует меня. Мой сын прислал письмо, в котором говорит, что он сегодня вечером прибудет. Прошу вас убедительно меня не покидать, пока не встретятся они.
  
  ЛАФЕ:
  Терзался я, как получить мне дозволение увидеть короля.
  
  ГРАФИНЯ:
  У вас достаточно почётных привилегий сей план осуществить.
  
  ЛАФЕ:
  Я их не раз употреблял и, слава, богу, не утратил их, надеюсь.
  
  (Снова появляется шут.)
  
  ШУТ:
  О, госпожа, хозяин мой явился с лицом, укрытым бархатной повязкой. Сокрыт ли шрам под бархатом - не знаю, но бархат качества отменного, скажу вам. Под дорогим нарядом - левая щека, а правая - сверкает нищетой.
  
  ЛАФЕ:
  Достойный шрам носить всегда достойно, надеюсь: он таков на самом деле.
  
  ШУТ:
  Назвать лицом ту отбивную очень трудно.
  
  ЛАФЕ:
  Идёмте сыну вашему навстречу. С героем пообщаться жажду я.
  
  ШУТ:
  Да их там дюжина, а, может, быть и боле. Все в шляпах с перьями и кланяются всем.
  
  (Уходят.)
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Марсель. Улица.
  
  (Входят Елена, Вдова, Диана и двое слуг.)
  
  ЕЛЕНА:
  Ни днём, ни ночью отдыха вам нет. И это вас, конечно, угнетает, но выхода иного я не вижу. Вы так слились со мною воедино, стараясь мне помочь, что я уже не мыслю счастья в будущем без вас.
  (Входит дворянин.)
  Вот человек, который с королём свести меня сумеет, коль захочет. Бог, сударь, в помощь вам.
  
  ДВОРЯНИН:
  И вам того же.
  
  ЕЛЕНА:
  Я, сударь, вас встречала при дворе французском.
  
  ДВОРЯНИН:
  Случалось мне не раз бывать там.
  
  ЕЛЕНА:
  К вам обратиться заставляет крайняя нужда. Про вашу доброту не зря ходили слухи, а потому, отбросив светский этикет, хочу воспользоваться этой добротою. За что вам буду вечно благодарна.
  
  ДВОРЯНИН:
  И что же вам угодно от меня?
  
  ЕЛЕНА:
  Вручить прошение смиренное монарху и, пользуясь влиянием вельможи, устроить мне свиданье с государем.
  
  ДВОРЯНИН:
  Нет государя здесь.
  
  ЕЛЕНА:
  Как это нет?
  
  ДВОРЯНИН:
  Вчера он вечером с несвойственной поспешностью уехал.
  
  ВДОВА:
  О, боже! Все старания напрасны!
  
  ЕЛЕНА:
  И как бы худо не было, я заявляю смело:
  Всем бедам вопреки - конец венчает дело.
  
  Куда ж направился король?
  
  ДВОРЯНИН:
  По-моему, он едет в Руссильон. И я туда же направляюсь.
  
  ЕЛЕНА:
  Поскольку короля увидите верёд, вручить письмо прошу вас в руки государя. Вреда от этого не будет, а благодарность вам воздастся по заслугам. Со скоростью возможной я отправлюсь вслед.
  
  ДВОРЯНИН:
  Я это сделаю для вас.
  
  ЕЛЕНА:
  Вам сожалеть об этом не придётся и благодарность сторицей вернётся.
  Теперь же - поскорей на лошадей! Не мешкайте, не мешкайте, идёмте!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Руссильон. Перед графским замком.
  
  (Входит шут, за ним следует Пароль.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Любезнейший месье Лаваш, прошу вас передать письмо Лафе. Я вас знавал, когда в изысканных нарядах щеголял, теперь немилостью фортуны я вынужден смердеть в клоаке.
  
  ШУТ:
  Как ты и говоришь: немилость этой девки дурно пахнет. Меня фортуна рыбою вонючей не заманит. Посторонись туда, откуда ветерок не дует.
  
  ПАРОЛЬ:
  Нос воротить причины нет - метафора не пахнет.
  
  ШУТ:
  Я зажимаю нос от всех метафор. Они воняют, от кого б не исходили. А потому извольте отдалиться.
  
  ПАРОЛЬ:
  Прошу вас только передать бумагу эту.
  
  
  ШУТ:
  Уйди-ка в сторону, уйди! Как можно туалетную бумагу из нужника фортуны отдавать вельможе в руки? А вот и сам вельможа.
  (Входит Лафе.)
  Мурлыка от фортуны к вам явился. Но это не мускусный кот. Немилость выпавшей фортуны его в канаве грязной полоскала. Вы эту дичь разделайте как должно. Являет он и гнусное, и глупое творенье. Его страдания комфорт мой понимает и вашей милости паршивца оставляет.
  
  (Уходит.)
  
  ПАРОЛЬ:
  Пред вами, сударь, человек, нещадно исцарапанный фортуной.
  
  ЛАФЕ:
  Что здесь, любезнейший, поделать? Ей коготки уже не острижешь. Какую подлость вы устроили фортуне, что не оставила она на вас живого места? Ведь эта женщина по нраву незлобива, но подлецов не терпит при себе. Вот мелочь вам на тяжбу с той фортуной, а мне пора делами заниматься.
  
  ПАРОЛЬ:
  Позвольте вымолвить хотя б одно словечко.
  
  ЛАФЕ:
  Вы к подаянию желаете добавки? Я с удовольствием молчанье оплачу.
  
  ПАРОЛЬ:
  "Пароль". Должно быть, вам знакомо это слово.
  
  ЛАФЕ:
  Похоже, в этом слове не одно словечко. Ну, чёрт с тобой, давай же руку! Гремит ещё твой барабан?
  
  ПАРОЛЬ:
  Вы первый распороли этот барабан!
  
  ЛАФЕ:
  И распорол, и потерял я первый.
  
  ПАРОЛЬ:
  Вам залатать его не стоит ничего, употребив опять по назначенью.
  
  ЛАФЕ:
  Прочь, негодяй! В меня вселил ты дьявола, и бога: один стращает, а другой прощает.
  (Слышен звук королевских фанфар.)
  К нам направляется король, я узнаю его фанфары.
  Вчера я вечером тебя упоминал. Ты и дурак и негодяй, но даже и такому есть что-то надо. Иди, дурак, за мной.
  
  ПАРОЛЬ:
  За вас молиться буду неустанно.
  (Уходят.)
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Руссильон. Графский дворец.
  
  (Торжественно шествуют Король, Графиня, Лафе, два французских дворянина и королевская свита.)
  
  КОРОЛЬ:
  Теперь в короне нашей нет алмаза.
  Ваш сын его в безумии утратил.
  
  ГРАФИНЯ:
  Что стало прошлым, нам не возвратить.
  Мой государь, прошу его простить.
  Не в силах юный разум совладать
  С пожаром чувств, который не унять.
  
  КОРОЛЬ:
  Сейчас я и простил, и всё забыл,
  Хотя момент такой, не скрою, был,
  Когда мой правый гнев таился в ножнах
  И терпеливо ждал оказии возможной.
  
  ЛАФЕ:
  Простите, но сказать обязан я:
  Обиду граф нанёс не только королю,
  Жене и матери, а более - себе.
  Лишился он прелестнейшей супруги,
  В красе которой взоры утопали,
  А в плавной речи музыка звучала.
  Пред ней склонялись даже гордецы,
  Готовые служить беспрекословно.
  
  КОРОЛЬ:
  Хвала утерянному ценится вдвойне.
  Зовите графа. Скажем "нет" войне.
  Сойдутся взгляды. Слово не пророним.
  И этой встречей прошлое схороним.
  И нет нужды прощения просить,
  Исчерпан грех, готов его простить.
  Пусть не врагом придёт, а незнакомцем,
  Нет гневу места более под солнцем.
  Такие для него мои слова:
  Монарха воля такова.
  
  ДВОРЯНИН:
  Исполню, государь.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Вы говорили с ним о дочери своей?
  Что он сказал?
  
  ЛАФЕ:
  Беспрекословно вашей воли подчинился.
  
  КОРОЛЬ:
  Но коли так, то будет свадьба.
  Ему дают высокую оценку в письмах.
  
  (Входит Бертрам.)
  
  ЛАФЕ:
  Он этого достоин.
  
  КОРОЛЬ:
  Как день в году, могу быть солнечным и хмурым,
  Сегодня на душе - безоблачно и ясно.
  Шагай навстречу солнцу!
  День - прекрасный!
  
  БЕРТРАМ:
  Простите мне грехи, великий государь.
  
  КОРОЛЬ:
  Всё в прошлом.
  Ворошить не будем.
  Лета мои диктуют поведенье.
  Незримо время, словно, приведенье,
  И кто мгновение за холку не хватает,
  Тот явный шанс навеки упускает.
  Ты этого вельможи помнишь дочь?
  
  БЕРТРАМ:
  Я помню деву, государь, с тех пор,
  Когда впервые был сражён её красою.
  Пронзила сердце мне она, не скрою.
  В сравненье с ней померкли все вокруг,
  В уродов превратившись вдруг:
  Где под румянами румянцы не читались,
  А платья, как на чучелах болтались.
  Та, о которой вы скорбите, ныне - прах,
  Была не более, чем пыль в моих глазах.
  Хотя потерю ощутив,
  Её жалею, словно, полюбив.
  
  КОРОЛЬ:
  Скажу тебе: ты славно извинился,
  Во многом, замечаю, изменился.
  И чувства подлинные нынче огласил,
  И тем долги во многом погасил.
  Пока любовь в нас трудно вызревает,
  Её не каждый сразу замечает.
  Мы ищем не любовь, а лик, что краше,
  Любовь, обидевшись, на всё рукою машет.
  Цену потерь тогда мы понимаем,
  Когда в последний путь надежды провожаем.
  Несправедливостью и глупостью своей
  Мы лучших загоняем в гроб друзей,
  Хороним их, лишь горестно вздохнув,
  Слезу скупую наземь отряхнув.
  Любовь, проснувшись, горестно рыдает,
  Но что поделать, бедная, не знает.
  Душа несправедливость не приемлет,
  А стыд заснул и тихо где-то дремлет.
  Вся речь моя: за упокой Елене,
  Забудь её, иди к своей Мадлене.
  Препятствий нет, да будет благодать!
  Хочу вдовца на свадьбе увидать.
  
  ГРАФИНЯ:
  Благослови же, небо, брак второй,
  А если нет - глаза мои закрой!
  
  ЛАФЕ:
  Вперёд, мой сын, сольются наши роды, укажет дочери дорогу к счастью свет любви.
  (Бертрам передает перстень.)
  Клянусь своею сединой (ужели обознался): сей перстень на руке покойницы Елены видел, когда с ней при дворе в последний раз встречался.
  
  БЕРТРАМ:
  Не мог быть этот перстень у неё.
  
  КОРОЛЬ:
  Позвольте-ка взглянуть на перстень. Меня интриговал он в ходе разговоров. Был прежде он моим, пока я не вручил его Елене, сказав при этом, что приду всегда на помощь, когда она пришлёт мне этот перстень. Ужель вы хитростью её лишили шанса этим правом обладать?
  
  БЕРТРАМ:
  Так думать, повелитель мой, вольны вы, однако, перстень этот не её.
  
  ГРАФИНЯ:
  Клянусь, мой сын, она носила и ценила больше жизни этот перстень.
  
  ЛАФЕ:
  Уверен: видел этот перстень на её руке.
  
  БЕРТРАМ:
  Вы, сударь, полагаю, обманулись. Она не видела сей перстень никогда. Он во Флоренции был брошен мне девицей из окна. При нём - бумага с именем её и предложение руки и сердца. Когда ж я объяснил влюблённой даме, что не могу ответить на прекрасные порывы, она , смирившись, перстень взять обратно отказалась.
  
  КОРОЛЬ:
  Сам Плутос, с кем сравниться в магии веществ и знании наук никто не может, меня не убедил бы в том, что незнаком мне этот перстень. Кто б вам его не дал: он был моим и передан Елене. Коль в здравом пребываете уме, признайтесь мне, какое вероломство применили, чтоб этот перстень у Елены отобрать. Клялась она святыми всеми, что этот перстень никогда не снимет, а передаст супругу лишь на брачном ложе, которого вы с ней не разделяли, иль нам его пришлёт, коль на главу её обрушится великая беда.
  
  БЕРТРАМ:
  Ей этот перстень незнаком.
  
  КОРОЛЬ:
  Как честь моя незыблема, так ложь твоя черна, в которую не хочется мне верить. Но если ты настоль бесчеловечен... быть может, и не так.... А, впрочем, ты её смертельно ненавидел. и вот - она мертва. Поскольку я не сам её глаза закрыл, то этот перстень служит доказательством того, что нет её в живых.
  Арестовать его!
  (Бетрама берут под стражу.)
  Дремала бдительность моя в отсутствие тревоги,
  Я слишком мало за Елену опасался.
  Ведите его прочь!
  Придётся тщательно расследовать всё это.
  
  БЕРТРАМ:
  Коль вы докажете, что перстень был её,
  То будет это очень мило.
  Я ложе во Флоренции делил с женой,
  Куда её судьба не заносила.
  (Удаляется в сопровождении стражников.)
  
  КОРОЛЬ:
  Всё это на тоску наводит.
  
  (Входит дворянин.)
  
  ДВОРЯНИН:
  Осудите ль меня, мой государь, не знаю,
  Но я решился вам петицию представить.
  Её передаёт вам флорентинка,
  Отставшая от вас на перегонах,
  И не сумевшая представиться вам лично.
  Плененный красотой, изысканностью речи,
  Не мог просительнице бедной отказать.
  Она уже, по-видимому, здесь.
  Вся важность дела в очах отражалась,
  А слово на причастность вашу намекало.
  
  КОРОЛЬ (читает):
  "Смущаюсь я, краснея, но скажу, что мною он обманом овладел, пообещав мне клятвенно жениться, когда умрёт жена. Теперь граф Руссильон вдовец. Я честью девичьей за клятву заплатила, а он её бессовестно нарушил. Со мною не простясь, по-воровски Флоренцию покинул. И я отправилась на родину его искать у короля его защиты. Не откажите в милости, король! Вы соблазнителя достойно накажите и от бесчестия несчастную спасите.
  Диана Капилет".
  
  ЛАФЕ:
  Куплю-ка я зятька другого на базаре, а этого уж лучше схороню.
  
  КОРОЛЬ:
  Тебе, Лафе, потворствует господь,
  Интриги пред нами раскрывая.
  Найдите мне просительницу живо
  И графа конвоируйте обратно.
  Боюсь, что жизнь Елены отнята насильно.
  
  ГРАФИНЯ:
  Поставит справедливость всё на место!
  
  (В сопровождении стражников появляется Бертрам.)
  
  КОРОЛЬ:
  Поклявшись, вы от жён,
  Как от собак бежите.
  И мне приходится дивится,
  Что снова вы намерены жениться
  (Входят Вдова и Диана.)
  А это кто?
  
  ДИАНА:
  Я та несчастная, владыка, флорентинка,
  Из рода древнего известных Капилетов,
  Которая к вам с жалобой явилась,
  Надеясь на сочувствие и милость.
  
  ВДОВА:
  Я мать её, чья молодость поругана и честь,
  Предела горестным обидам нашим несть.
  Защиту государеву, уверена, найдём,
  Без вашего целения мы обе пропадём.
  
  КОРОЛЬ:
  Приблизитесь, граф. Вам женщины знакомы?
  
  БЕРТРАМ:
  Не скрою, государь, я этих женщин знаю.
  Имеются претензии у них?
  
  ДИАНА:
  Вы как-то странно на свою жену гладите!
  
  БЕРТРАМ:
  Она, мой повелитель, не моя.
  
  ДИАНА:
  Коль женитесь,
  Руки лишитесь - она моя,
  Святые клятвы предадите - они мои,
  Другому тело продадите, но не меня.
  Мы так завязаны друг с другом,
  Что будущей жене
  Придётся выходить за нас обоих,
  А проще -от затеи отказаться.
  
  ЛАФЕ:
  Мне зять с такою репутацией не нужен.
  
  БЕРТРАМ:
  И безрассудное, и нежное созданье,
  Я с ней шутил, порою. государь.
  За грань дозволенного я не заступал,
  И честь свою так низко не ронял.
  
  КОРОЛЬ:
  Все мысли добрые тебя не принимают,
  Они мириться с ложью не желают,
  Пока ты честь свою не защитишь,
  Чтоб груз тяжелых дум моих облегчить.
  
  ДИАНА:
  Пусть он прилюдно поклянётся,
  Что не лишил меня девичьей чести.
  
  КОРОЛЬ:
  Что ты ответишь ей на это?
  
  БЕРТРАМ:
  Сия бесстыдница над честию глумится:
  Она известная по лагерю блудница.
  
  ДИАНА:
  Он, государь, клевещет на меня.
  Будь я такой, меня б он взял задаром.
  Не верьте вы ему, а оцените перстень.
  Такие перстни потаскухам не вручают.
  Ему нет равного! И мог ли граф, скажите,
  Девчонке лагерной такое подарить?
  
  ГРАФИНЯ:
  Мой сын твердит, что это - ерунда.
  Лицо же, покраснев, мне отвечает: "да"!
  Шесть сотен лет от предка к предку
  Сей дар бесценный переходит
  И продолжение достойное находит.
  Она - жена, свидетельство - кольцо,
  Здесь факт неоспоримый налицо.
  КОРОЛЬ:
  Сказали вы, что при дворе есть человек, который может это подтвердить.
  
  ДИАНА:
  Да, государь. Сей недостойный инструмент по имени Пароль.
  
  ЛАФЕ:
  Сегодня виделся я с этим человеком блудным, которого назвать-то человеком трудно.
  
  КОРОЛЬ:
  Немедля разыскать и привести!
  
  (Один из слуг уходит исполнить волю короля.)
  
  БЕРТРАМ:
  Нашли спросить кого! Он раб, какие редки.
  Нет места где бы дьявол не оставил метки.
  Его тошнит от праведных речей,
  Нельзя в свидетели подобных сволочей!
  Со слов, он коими орудует свободно,
  Могу предстать я, кем ему угодно.
  
  КОРОЛЬ:
  Ведь у неё твоё кольцо.
  
  БЕРТРАМ:
  Согласен. Это так. С азартом юноши младого ей увлёкся. Она к себе меня не допускала, держала, словно, рыбу на крючке, тем самым разжигая в сердце пламень. И чем препятствие серьёзней - страсть сильнее. Был побеждён я хитростью искусной и прелестью особы молодой. Так перстень оказался у неё. В обмен же получил я то, что на базаре мог купить любой солдат за безделушку.
  
  ДИАНА:
  Должна набраться я терпенья теперь. Уж коль отвергли первую достойную жену, мне нечего иного ожидать. Бог не дал вам достоинства и я теряю мужа, но всё же перстень я владельцу возвращу. Я полагаю, что и мой вернёте перстень.
  
  БЕРТРАМ:
  Нет у меня его.
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу мне описать, какой же перстень был у вас.
  
  ДИАНА:
  Почти такой, как на руке у государя.
  
  КОРОЛЬ:
  Вы перстень узнаёте?
  Недавно он у графа был.
  
  ДИАНА:
  Тот самый, что дала ему в постели.
  КОРОЛЬ:
  Выходит: он солгал, что перстень брошен вами из окна.
  
  ДИАНА:
  Я рассказала истинную правду.
  
  (Входит Пароль.)
  
  БЕРТРАМ:
  Признаться должен, государь, что перстень этот ей принадлежал.
  
  КОРОЛЬ:
  Как вы мучительно юлите, любой пустяк вас и сбивает. и пугает.
  Вы говорили мне об этом человеке?
  
  ДИАНА:
  Да, государь.
  
  КОРОЛЬ:
  Скажи, любезный, только правду.
  Коль будешь искренним, защиту от нападок обеспечу.
  Что знаешь ты об этой женщине и графе?
  
  ПАРОЛЬ:
  Коль государем мне позволено сказать, то я отвечу: мой господин всегда был благороден, за исключением проказ,так свойственных дворянской молодежи.
  
  КОРОЛЬ:
  До пустяков мне дела нету.
  Любил ли женщину он эту?
  
  ПАРОЛЬ:
  Любил он, государь, но как?
  
  КОРОЛЬ:
  И как же?
  
  ПАРОЛЬ:
  Любил он, государь, её, как любят женщину дворяне.
  
  КОРОЛЬ:
  И как же любят женщину дворяне?
  
  ПАРОЛЬ:
  И любят, и не любят.
  
  КОРОЛЬ:
  Как ты: и плут и, вроде бы, не плут.
  Что это за двуглавый шут?
  
  ПАРОЛЬ:
  Я бедный человек и в полной вашей власти, государь.
  ЛАФЕ:
  Он славный барабанщик, мой король, оратор же, скажу вам, никакой.
  
  ДИАНА:
  Вы можете сказать, что он жениться обещал на мне?
  
  ПАРОЛЬ:
  По-правде, знаю больше я, чем высказать могу.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты не желаешь говорить того, что знаешь?
  
  ПАРОЛЬ:
  Так, ваша милость, всё оно и есть. Как и сказал: метался между ними. А он её воистину любил. С ума сходил, всё проклинал на свете, и фурий, и чертей упоминая. Настолько я в доверие вошёл, что знал, когда и с кем он ночевал и в курсе был подробностей других, к примеру: собирался он жениться на девице. И также ведаю о многом и другом, о чем, я говорить не собираюсь, боясь, что мне за это попадёт, а потому всего не говорю.
  
  КОРОЛЬ:
  Всё сказано уже. Осталось заявить: они женаты. Ты так в своих доносах изворотлив, что лучше уж молчи-ка в стороне.
  Вы говорите этот перстень ваш?
  
  ДИАНА:
  Да, государь.
  
  КОРОЛЬ:
  А где купили? Может, кто-то дал?
  
  ДИАНА:
  Не покупала. Не дарил никто.
  
  КОРОЛЬ:
  А, может, кто-то одолжил?
  
  ДИАНА:
  И не одалживал никто.
  
  КОРОЛЬ:
  А где же вы его нашли?
  
  ДИАНА:
  Его не находила я.
  
  КОРОЛЬ:
  Но если это всё не так, то как вы графу перстень передали?
  
  ДИАНА:
  Я перстня графу никогда не отдавала.
  
  
  ЛАФЕ:
  Перчатке женщина подобна - одеть и снять всегда удобно.
  
  КОРОЛЬ:
  Сей перстень мне принадлежал, его супруге первой графа я отдал.
  
  ДИАНА:
  Быть может, ваш а, может, и её.
  
  КОРОЛЬ:
  Нет сил её терпеть! В тюрьму ведите!
  А коль и ты не скажешь через час, где перстень раздобыл, велю тебя казнить.
  
  ДИАНА:
  Вы от меня признанья не добьётесь.
  
  КОРОЛЬ:
  Убрать её!
  
  ДИАНА:
  Я поручителя представлю, государь.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты слова доброго не стоишь.
  
  ДИАНА:
  Да что б земля мой прах не принимала, я ближе вас мужчину не знавала.
  
  КОРОЛЬ:
  Какой же смысл вам графа обвинять?
  
  ДИАНА:
  Он равно: не виновен и виновен.
  Уверен он в порочности моей,
  В чём и клянётся перед вашими очами.
  А я ж была и остаюсь девицей,
  Чему он только может удивится.
  Я, государь, не девка для досуга,
  Невинна, как была б у старика супругой.
  
  КОРОЛЬ:
  Увяли уши от её речей. Зовите палачей.
  
  ДИАНА:
  Ведите, матушка, поруку.
  (Вдова уходит.)
  Вы, государь, не торопитесь.
  Владелец перстня явится сюда
  И споры разрешит.
  От графа отрекаюсь я,
  Который обольстил меня,
  Как сам он полагает,
  На деле же - мне зла не причинил.
  Граф водрузился на мою кровать
  Не мною, а супругой обладать,
  За всё положена расплата:
  Жена - мертва, дитя - зачато.
  В загадке рано точку ставить,
  Такое не могли вы и представить!
  
  (Вдова возвращается с Еленой.)
  
  КОРОЛЬ:
  Не чародей ли грезить заставляет и чудо предо мной ваяет?
  
  ЕЛЕНА:
  Нет, государь, вы видите лишь тень.
  Осталось от былого только имя.
  
  БЕРТРАМ:
  Всё при тебе!
  Прошу меня простить!
  
  ЕЛЕНА:
  Когда была я в образе Дианы,
  Каким вы были идеальным.
  Вот перстень ваш, а с ним письмо,
  В котором говорится:
  "Когда мой перстень с пальца снимешь,
  Который мне всегда носить,
  Когда моё дитя обнимешь,
  Коль можно без меня родить,
  Тогда я - весь к твоим услугам,
  Тогда и назовёшь супругом".
  Любовью истиной жены
  Вы дважды сражены!
  
  БЕРТРАМ:
  Коль, государь, она всё сможет объяснить,
  Я буду вечно эту женщину любить.
  
  ЕЛЕНА:
  А правды сердце в сказе не найдёт,
  Пусть нас судьба навеки разведёт.
  О, матушка!
  Ужели в здравии вас вижу?
  
  ЛАФЕ:
  Пожалуй, от народа спрячусь,
  Сейчас не выдержу - расплачусь.
  (Обращается к Паролю):
  Том барабанщик,
  Банщик
  И браток,
  Ты одолжи мне на секундочку платок.
  Благодарю.
  Меня не жди, иди домой,
  Там и потешимся с тобой.
  Оставь манеры в стороне,
  Меня не трогают оне.
  
  КОРОЛЬ:
  Хочу всё знать от самого начала,
  Чтоб правда восхищение венчала.
  (Обращается к Диане):
  Коль вы цветок, не сорванный доселе,
  Ищите жениха, я оплачу веселье.
  Вы, дева, жертвуя и честью и собою,
  Жене позволили явить себя женою.
  Есть в этом действе сказочное что-то
  Что на досуге требует отчёта.
  И пусть пришлось достаточно намаяться,
  Всё хорошо, что хорошо кончается!
  
  (Слышится звук фанфар.)
  
  ЭПИЛОГ
  
  КОРОЛЬ:
  Спектакль окончен, а король - банкрот,
  В конце концов выигрывает тот,
  Кто ищет и себя находит:
  Богатым из театра он уходит.
  Мы рождены игрою угождать,
  Нам , кроме сердца, нечего отдать.
  Берите же сердца, друзья, берите,
  А нам аплодисменты подарите.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"