Вообще-то, мы с сестрой последние десять лет нормально жили, не хуже многих. Мать наша умерла родами, когда я на свет появился, и отец с тех пор обращал на нас мало внимания. Конечно, он научил сестру держать рожок с молоком, чтобы меня кормить, но, в целом, он больше уделял времени лавке, чем нам. Это было к лучшему, особенно с тех пор, как отец начал пить всерьез. По чести, пил он не так уж долго, ибо вскоре попал под бочку с медом, и почил в бозе. Тут уж сестре пришлось изрядно побороться, чтобы добрый судья оставил за нами свечную мастерскую и лавку. Спасло то, что сестра, проявив изрядную изобретательность, была признанна достойной обрести надо мной опекунство.
Не думаю, что в тот момент ее это особенно порадовало, но вдвоем выжить проще, и еще я был придатком к лавке. Нет меня, нет и лавки. Мать назвала первого ребенка Ибр_у, что в переводе с древнего языка означает "Счастливая", мама была образованной женщиной. А меня отец, для созвучия с именем сестры обозвал Ибр_и. В древних языках он был несилен, служитель храма, который регистрировал рождение, оказался человеком с юмором и записал, как велели. С тех пор меня зовут Ибри - в свободном переводе - Рыжий бес. Думаю мамина душа, при встрече, все высказала отцу.
Вскоре соседи переименовали меня, к восторгу сестры, в Ибрика. Так в дальних сюртариях называют ковшики для варки кофе. Тоже не сахар, но все же лучше Рыжего беса. Ибру, правда, называла в моменты гнева Рыжей Сволочью, можно подумать, что сама она снежная блондинка и ангел по натуре.
Итак, в течение четырех лет мы кое-как справлялись. Поскольку отец считал Ибру одушевленным предметом, он успел обучить ее свечному делу, и сестра схватывала все буквально на лету. Чтоб не соврать, лет в десять она уже ухитрялась подбирать травы для ароматических свеч в три раза лучше отца, а терпением превосходила его во все десять. Я же был на подхвате - воск притащить, сало растопить, готовые свечи рассортировать, и, естественно, оббегать пасеки на предмет цен на воск.
Став хозяйкой, Ибру быстро сообразила, насколько выгоднее поставить собственные ульи на заднем дворе, благо, жили мы почти на окраине, и за полгода освоила пасечное дело, занявшись еще и торговлей медом. Я уже говорил, что она сестра талант.
Ибру привыкла пахать как лошадь, а потому моя криворукость и попытки работать меньше десяти часов в день казались ей личным оскорблением. Даже то, что готовил я лучше, и почти все домашние обязанности легли на мои юные плечи, не спасло бы от сдачи в ученики к тому же дяде Оди, знатному шорнику и беспощадному мастеру, но тут, что называется, повезло. Соседка, жалея нас, притащила целый ворох ненужных вещей, и среди тряпья, годного лишь на заплатки и нескольких сломанных игрушек, столь необходимых двум сиротам, нашелся набор настоящих грифельных карандашей. Вот это была удача. Думаю, карандаши попали в мешок случайно, и соседка потом их обыскалась, но факт остается фактом, я стал обладателем целого богатства.
Я начал рисовать по-настоящему, а не пальцем по известке и не мелом на стенах. К моему большому удивлению, заметив пропажу трех листов бумаги, на которых Ибру вела учет доходов и расходов, и обнаружив их в моем углу за ширмой, сестра, вместо того чтобы отстегать розгой, схватила меня за руку и отволокла, вместе с рисунками, поближе к окошку, где света больше. Рассматривала она их долго и внимательно, затем повернулась ко мне, уперев руки в боки, и посмотрела сверху вниз так, что я почувствовал себя ничтожной букашкой, посмевшей посягнуть на святое. Если только у букашек есть это самое "святое".
- Ирби! - возвестила она, и ткнула пальцем в стол, где все еще лежали мои рисунки, - Отвечай, кто тебя учил.
- Никто, - я тяжело сглотнул и прикинул, какое наказание придумает для меня этот монстр.
- То есть, за твое обучение мы никому не должны? - уточнила Ибру и убрала за ухо выбившуюся прядь рыжих волос. Плохой знак, обычно ее волосы были в идеальном порядке.
- Говорю тебе, я сам, - поспешно оправдался я.
- Из глины так же сможешь сделать? - дождавшись моего кивка, Ибру облегченно вздохнула. - Отлично. Что ж, Ибри, похоже, ты сможешь принести пользу нашему дому.
- Я еще вчера всю лавку вылизал! - возмутился я, - Даже на рыбалку с ребятами не пошел!
- Помолчи, - велела Ибру.
Прошествовав к комоду, она выудила из ящика с немногочисленным маминым наследством шикарный платок, подаренный отцом на свадьбу, и мое сердце сжалось. Сестра надевала его лишь по особым случаям. В последний раз это случилось, когда я, в уличной драке, слишком сильно избил заносчивого мальчишку из Центральных кварталов. Как не доказывал я, что он первый начал, стража уволокла меня в тюрьму, где и пришлось торчать до прихода сестры.
Она явилась в этом самом платке, долго доказывала, что высокородный стервец хотел убить сиротку, грозилась пойти к сюрту, и заявить о домогательстве со стороны стражи, а в конце концов отволокла меня домой. Лучше б я в тюрьме остался. Три дня потом не то что сидеть, стоять было больно.
- Ибри, - продолжила сестра, - К моему приходу ты должен все эти портреты сделать из глины.
- Совсем спятила? - уточнил я, косясь на свои произведения. Там были изображены стражники нашего района и пара соседей.
- Ты сделаешь так, как я сказала. Все понятно?
- Иначе что? - воинственно спросил я, и получил ожидаемый ответ.
- Иначе завтра я соберу твои вещи и отправлю в обучение к дяде Оди.
- Тогда некому будет торговать в лавке, пока ты делаешь свечи, - привел я убийственный аргумент.
- Найму мальчишку постарше, - отрезала Ибру. - По крайней мере, его будет видно из-за прилавка, и не надо кормить. Делай!
Она так рявкнула, что я, сам не знаю как, оказался за столом, а Ибру, к моему ужасу, вытащила из тайника заветный узелок, где хранились наши деньги на черный день. Всего пять скипов и три такия, но эти деньги помогли бы нам продержаться, случись что. Вот тут я окончательно понял, что сестра решила от меня избавиться - этих денег как раз хватало на первый взнос за обучение.
Что мне было делать? Я взвыл! Пусть не ахти какая, но у меня была семья. Ибру хоть и орала, но обо мне заботилась. Умоляя не сдавать в ученичество, я рыдал как ребенок, и даже не испытывал при этом стыда, несмотря на солидный возраст - двенадцать лет, все-таки. Ибру повела себя благородно. Оторвав мои руки от своего платья, велела заняться делом и клятвенно пообещала оставить дома, если сделаю все, как она велит. После чего мокрой тряпкой стерла с юбки следы моих грязных пальцев, стряхнула сопли с передника и удалилась месить снег парадными туфлями.
Я бросился к столу, и клятвенно пообещал себе стать хорошим мальчиком. Клятвы охватывали все, обещание не сбегать на рыбалку, не закрывать лавку раньше времени, не подыскивать Ибру женихов среди местных сумасшедших и нищих, не подсовывать своим врагам пчел в коробочках, не драться и так далее. Да, я был не медовый орешек.
Ибру вернулась под вечер и притащила целый сверток со всякой едой, от жаренного мяса до сладких пирожков. Разложив все это на столе, велела привести себя в порядок, умыться и надеть чистую рубашку.
- Дорогой Ибри, - начала она, когда мы, разодетые, сидели перед обильным, в кои-то веки, столом, - многие годы лишений и все мытарства, которые я перенесла ради тебя...
- Какие еще мытарства! - я был возмущен, но Ибру осталась невозмутима, только принялась загибать пальцы.
- Ты бросал в стражников снежками, дрался с соседскими мальчишками...
- Все дерутся, - защищался я.
- Но не все безотцовщина, и за всех есть, кому заступиться кроме старшей сестры, - парировала Ибру, и продолжила, - Ты выбил три стекла...
- Но я...
- Двадцать один такий, - сурово глянула Ибру и я смолк, виновато понурившись.
Припомнила она все. Рыбалку на запрещенном участке реки, разрисованные соседские стены, выбитые стекла, пропуски занятий по письму и чтению в храме, за что полагался штраф, короче все припомнила. Однако закончилось чтение приговора неожиданным помилованием.
- Я сегодня была у Главы города, и взяла свиток на изготовление свеч, - победно закончила Ибру.
- Э?
Я недоуменно обвел взглядом полки, затянутые сетками от крыс, и заваленные свечами разного сорта. От белых, восковых, дорогущих настолько, что мы могли позволить себе лишь одну такую, да и то на праздник, до жировых, вонючих и коптящих, зато дешевых. От ароматизированных до лечебных, от свадебных до поминальных.
- Не таких свеч, болван! - вспылила Ибру, - Теперь мы будем делать вот такие свечи, - она указала пальцем на мою лепку. - Мы с тобой единственные свечных дел мастера в Скалистом сюртарии, кто имеет право делать фигурные и цветные свечи!
Думал я пару секунд, затем осознал истину.
- Ты что, больная?
Подзатыльник был, скорее, частью ритуала, но все равно обидно. Клянусь, если бы не голод, я бы, как водится, выкрикнул все, что думаю, и сбежал до самой ночи, но теперь все было по-другому. Проведя воспитательный ритуал, Ибру сгребла меня за грудки синей парадной рубашки и дернула на себя так, что одна подтяжка расстегнулась и больно стукнула меня застежкой по спине, но я предпочел промолчать, слишком уж обещающими были глаза моей дорогой сестры.
- Я не больная, щенок, - ласково процедила она, - я умная. Ты будешь рисовать всех клиентов, которые к нам придут, их подружек, матерей, братьев, мужей, да хоть любимых песиков. Затем ты будешь делать формы для свечей, а я буду отливать их цветные фигурки с фитильками. Понял? Называется свечной портрет, и скоро станет очень модным и начнет считаться хорошей приметой.
Здравый смысл позволил мне, к тому моменту, дожить до двенадцати лет, а потому я лишь молча кивнул. В конце концов, при согласии и послушании меня ожидал отменный ужин, а в случае неповиновения головомойка. Кто бы ошибся, при таком выборе?
- Молодец! - Ибру позволила мне сесть на стул, и отряхнула ладони, словно только что выкинула за дверь крысу.
- Ибру, - рискнул я еще раз, - Но литые свечи стоят дешевле, чем сделанные маканием. Как же мы...
- Просто делай, что я говорю, помалкивай, и поверь, это даст нам возможность продолжить твое обучение, а мне скопить на приличное приданое.
- У тебя есть лавка, - робко напомнил я.
- У нас! У нас есть лавка, комок кошачьей шерсти! - рявкнула сестра и я притих.
Кажется, впервые лавка оказалась не ее, а нашей. Это стало неприятным сюрпризом. Создавалось впечатление, что детство кончилось. С присущим любому ребенку эгоизмом я тогда как-то не подумал, что у сестры оно закончилось значительно раньше, примерно в шесть лет, в связи с моим рождением.
- И запомни, - добавила Ибру, подтверждая мои худшие подозрения, - Отныне ты не будешь драться. Никогда. Тебе надо беречь руки. И любому, кто придет в лавку за заказом, станешь мило улыбаться, и рисовать его точный портрет. Точный, а не пародии, как на стенах, вот с такими носами - она помахала огурцом перед носом, - не с такими вот ушами, - она оттопырила уши ладонями, - и без кошачьих какашек вместо глаз. Все понял?
Я ошарашено кивал. Вот не думал, что сестра знает обо всех моих произведениях и я при этом все еще живой, сытый и не побитый.
- Теперь можешь как следует поесть, - сказала Ибру, - для нас завтра настанут хорошие дни.
Вот они, следующие шесть лет беспрерывной работы! Ибру без устали бегала в центральную часть города, рассказывая о новом, удивительном направлении свечного мастерства. Ее мечтой было стать самой известной мастерицей во всех пяти сюртариях - Рыбачьем, Яблоневом, Южном, Равнинном, и, конечно, в нашем - Скалистом.
Рисовал и лепил я до боли в пальцах. Многие молодые люди заказывали свечи в форме себя, для подарков своим дамам сердца, или, что гораздо хуже, заказывали свечи в виде отвергнувших их девушек, в следствии чего приходилось следить за барышнями, чтобы прилично их зарисовать. Молодые люди прониклись мнением, что если запалить такую свечу перед своей постелью, барышня ответит взаимностью. Кто распустил такой дурацкий слух не знаю, но точно не обошлось без Ибру.
Уверен, моя предприимчивая сестричка наведывалась к одному из городских колдунов и выложила приличную сумму за приворотное зелье для этих чертовых свечек.
Вот так мы и жили, а спустя шесть лет после успешных начинаний Ибру за мной пришли. Мы по-прежнему жили над лавкой. Питались, правда, значительно лучше, но, помимо еды, одежды, и ремонта в лавке сестра особо не тратилась. Отдать должное, последние годы прокормить меня было сложно. Я только что паклю между бревен на выгрызал, так есть все время хотелось, вот Ибру и откормила меня так, что я стал выше большинства сверстников, хотя при этом оставался худющим как щепка, и жилистым, как швартовочный канат.
Так вот, в тот день, когда я корпел над очередным заказом, снизу, из лавки, послышался шум, на лестнице раздались шаги и в мою комнату постучались. Да-да, у нас с сестрой теперь были комнаты вместо ширмы. Часть со шкафами для хранения особо ценных свечей и бывшая родительская спальня принадлежала Ибру, а та часть, что раньше отводилась детям, была моей. Все это разделялась достаточно плотной стеной. По крайней мере, когда я развлекался с девушками, Ибру меня не беспокоила. То ли не слышала, то ли закрывала глаза. И вот теперь в косяк двери моей комнаты постучали.
- Ибри, - на пороге появилась сестра, - К тебе кире Дар_у.
Кто же не знал этого имени. Дару - человек, расследующий все дела, с которыми не могли справиться простые стражники, то есть, по моему тогдашнему мнению, практически все. Еще странным было обращение сестры. В нашем сюртарии, помимо "господин", "госпожа", "барышня" и так далее, было в ходу "кире" при обращении к мужчине, и "киро" при обращении к женщине, в знак особого личного уважения. Странно было слышать такое от моей сестры, которая даже самого важного покупателя называла "господин", а уж никак ни "кире". Услышав ее слова, я замер, прикидывая, какая из моих выходок могла привлечь внимание самого сюрта. Вроде бы никакая, но кто его знает.
Сестра шагнула в сторону, пропуская высокопоставленного гостя, и тут я решил, что великомудрая Ибру точно спятила. Наш сюрт славился проницательностью, перед ним трепетал преступный мир, поговаривали, даже колдовством владеет, а тут заходит мужик, далеко за сорок, ростом с семнадцать ладоней, и это против моих почти девятнадцати, одет как обычный человек, в простую серую рубаху, штаны с подтяжками, жилет и куртку. Волосы - соль с перцем, зачесаны назад и падают на воротник мелкими спиралями, кстати, такая кучерявость была признаком похуже, чем рыжая окраска, из-за которой Ибру состригала мне волосы под "ежика". Еще у Дару глаза были странные - желтые, как у кота. И ведь даже охраны у него не было. При том количестве народу, что он в тюрьму отправил, даже в нужник следовало ходить в сопровождении.
Тем не менее я встал. Самозванец или нет, но он мог заплатить, а это в нашем доме стало решающим фактором много лет назад. И вот это лохматое чудо спокойно так садится на стул напротив меня, и дает знак, что я тоже могу присесть. Ладно, думаю, посмотрим, что дальше будет. А дальше он достает книжечку, открывает ее на закладке и начинает читать вслух. Причем с речью у него явно проблемы, он посреди фразы паузы делал в самых неподходящих местах, словно продолжение забыл, или с заиканием боролся.
- Эй! - честно говоря, я обиделся. Ни с того ни с сего бесом обозвали, и ладно б сестра, я, вроде как, привык, а тут дядька посторонний.
- Помолчите, юноша, - велел Дару, вяло поведя ладонью приблизительно в мою сторону, и продолжил чтение, сверяясь с моей внешностью - Шерсть рыжая, короткая, глаза зеленые, возраст восемнадцать, по местному летоисчислению. Очень... хорошо. Да. Из способностей обладает отличной зрительной памятью и умением рисовать. Юноша, видите этот скип Южного сюртария?
Он повертел у меня перед носом монетой. Я такую впервые видел. У нас они встречались редко, слишком уж далеко от Южного наш сюртарий располагался.
- Вижу, - согласился я.
Тогда Дару убрал монету в карман и говорит:
- Если точно нарисуете ее с обеих сторон - монета ваша. Приступайте.
Этот клоун меня просто насмешил, но скип есть скип, и я взялся за карандаш. Задание, сказать прямо, было плевым, я от скуки даже выбоину на аверсе изобразил. Она как раз на кончик носа изображения шерифа пришлась, смешно показалось. Протянул я рисунок сюрту, он на него посмотрел, встал и велел идти за ним.
Я хотел разозлиться, но, подумав, признал, что это неразумно. Вдруг мужик этот и вправду сюрт? Еще не хватало влезть в неприятности.
- Эй, господин Дару, а с чего вы меня бесом обозвали? - поинтересовался я, едва мы вышли на улицу.
- Во-первых ваше... оригинальное имя, отдаю должное чувству юмора ваших родителей, во-вторых, вы очень похожи по описанию на одну... нечисть, и обладаете схожими навыками. При этом вас не надо вызывать, вы более предсказуемы, а следовательно менее опасны. Я пару раз имел дело с бесами, и предпочитаю людей. В конце концов, чтобы держать вас в... повиновении, не нужен квалифицированный колдун, а если что, убить вас значительно проще, - вполне доходчиво пояснил Дару.
От такого я опешил. А кто бы не опешил? Но благоразумие взяло верх и я предпочел замолчать. Злить человека, которому ничего не сделают за убийство простого, пусть и очень талантливого художника явно не стоило.
Мы уже вышли из нашей части города и попали в более приличный район. Дома здесь стояли добротные, улицы были чище и прямее. Ну еще бы, по закону каждый должен убирать улицы на расстоянии десять шагов от своего дома, а здесь вообще хвастались, чей участок чище. Дома, судя по виду, каждые три года перекрашивали, не реже, и дорожки к ним были засыпаны песком от весенней грязи.
От мыслей меня отвлек сюрт. Он, похоже, решил поговорить и даже успокоить меня, словно я волновался. Чего, спрашивается, бояться? Такими грешками как мои, такие люди как он не занимаются, а со стражниками я давно договорился. Да и было бы о чем договариваться, ну подрался, в картишки поиграл, вот и все. Такими вещами половина моих знакомых занимается.
- Итак, Ибрик, - начал Дару, глядя себе под ноги, - Мы с вами должны заняться... расследованием некоторых преступлений.
- Чего? - я встал как вкопанный.
Какие, к черту, преступления, и причем тут я?
Дару соизволил остановиться, посмотрел недовольно, и велел поторапливаться.
- Не доводите меня, юноша, - сдержанно попросил он, - Я ведь могу и... рассердиться.
- В смысле?
- Не дай вам бог узнать. Я бываю... несдержан.
- Ясно, - кивнул я его спине, и сразу забыл о предупреждении. - И куда мы идем?
- На Холмистую улицу, вон в тот дом, - исчерпывающе ответил Дару, указывая на аккуратный двухэтажный дом с портиком, - Вы зарисуете... все, что увидите, затем пройдем ко мне.
Мы протиснулись сквозь толпу любопытных, сгрудившихся возле дома, и двое стражников, стоявшие у дверей, расступились, давая дорогу. Одного из них я знал. Он частенько гонял меня, заставая за игрой в наперстки. Вредный тип, замечу, даже обещал с меня шкуру спустить, если еще раз увидит на своем участке. Теперь он прожег меня взглядом и промолчал.
- Заходите, - пригласил сюрт. - Осторожно пройдите вдоль стены, встаньте на пороге второй комнаты справа, осмотритесь пару минут и сразу выходите. На улице все зарисуете.
- Почему не внутри? - удивился я.
В самом деле, глупость какая-то.
- Потому что сейчас придет колдун, чтобы обследовать помещение, и в нем не должно ощущаться присутствия... других людей, помимо жертвы и убийцы. Понятно?
- Убийцы? - меня слегка замутило.
- Да, убийцы, - раздраженно подтвердил Дару, - Что вас удивляет? Вы ведь не ожидали, что я... приду сюда расследовать кражу детской копилки?
- Тогда я потом загляну, когда они уйдут.
- Они зальют все своими зельями, засыплют порошками, и наверняка передвинут кое-какие... предметы, а мне нужна первичная картина. Все, ступайте.
И я начал работать. Прокравшись вдоль стены, отыскал комнату и внимательно оглядел ее. Более того, заметив сбоку стул, я, проявив чудеса акробатики, влез на него прямо с порога, едва ногу не вывихнул, и оглядел все еще и сверху.
Зрелище было так себе, если трупов не боитесь. Я не боялся. Комната как комната, судя по всему - для приема гостей. Мебель тяжелая, добротная, обтянута бархатом. На полу ковер, в одном из кресел покойник. Дару не объяснил, стоит ли запоминать покойника, но я, на всякий случай, запомнил. Кто знает, вдруг понадобиться.
Клянусь, осмотрев эту комнату, я мог набросать все, вплоть до последней паутинки под потолком всего за минуту. Странно, кстати, такой дом, и вдруг паутина. На всякий случай замечу, минута в нашем сюртарии это счет до ста. Как в других я не знаю, но, думаю, столько же. И вот, запечатлев в памяти зловещий образ, я стрелой выскочил на улицу, схватил протянутый альбом, карандаш и принялся рисовать, как сумасшедший. Казалось, даже грифель накалился, и тут раздался окрик.
- Эй! Ибрик!
Кричали из толпы, и голос был до боли знакомым. Так и есть - Орлик. Придурок с придурошной кличкой. Пару лет назад мы болтались в одной компании, и, напившись, вляпались в неприятную историю. Дело, в целом, было плевым, так, встретили троих пьяных и обчистили их карманы. Беда в том, что ребятки оказались из приличных семей, а к нам их занесло за приключениями.
Они получили приключения, мы с Орликом и еще двумя парнями сутки в камере, а лично я, в качестве отдельной награды, крупный разговор с сестрой и пять дней постной еды, когда она увидела мои разбитые костяшки,. По словам Ибру, раз я не мог рисовать, и, следовательно, зарабатывать, еды в доме стало мало, и о мясе пришлось забыть. То, что в подвале хранился запас, не учитывалось, он там хранилось на "черный день". Помню, я дождаться не мог, когда же этот черный день наступит, очень уж хотелось сушеных колбасок. Но я отвлекся.
- Ты что, теперь на крысятников пашешь? - продолжал допытываться Орлик.
Один из стражников рванул к нему, раздался звук удара, Орлик смолк, а Дару очень вежливо попросил:
- Не мешайте мастеру работать, пожалуйста.
Краем глаза я заметил, что Орлика волокут в сторону двое стражников и рука моя замерла. Спасибо, конечно, сюрту, что вступился, но я собирался и дальше жить в своем районе. Я хотел крикнуть, чтоб отпустили Орлика, но не мог отвлечься. Просто не мог и все. Так часто бывало, когда я рисовал. Короче, Орлика уволокли, надо мной нависла расправа наших ребят, а я рисовал словно заведенный. Очнувшись обнаружил, что изрисовал восемь листов.
- Хорошо, - одобрил Дару, заглянув мне через плечо, - Вы, похоже, видели все еще и сверху?
- Там стул стояла, - оправдался я.
- Вы вошли в комнату, - заметил Дару.
- Не-а. Я с порога переступил. Войти в комнату, значит оставить там свои следы. Верно? Так вот, их там нет.
- Следы и ауру, - поправил сюрт. - Вы входили. Впрочем, уже не важно. Идите, Ибрик, и зарисуйте, со слов... свидетелей, кто выходил из данного дома.
Только человек, побывавший на моем месте, поймет, что рисовать чей-то портрет со слов свидетеля это настоящий ад. Две престарелые тетки, морщась от моего внешнего вида, наперебой описывали субъекта, выходившего из дома. Только представьте, эти две клуши одновременно выгуливали своих хорьков, одновременно видели одного и того же человека, а из общих черт сошлись лишь на том, что это был мужчина.
По версии одной тетки он был босяк вроде меня, по версии другой важным господином, тут явился еще один свидетель и приплел шляпу. Ага, суконная шляпа в середине весны! Совсем народ спятил. Тут еще один господин встрял и решил, что шляпа было не суконной а обычной, матерчатой. Честное слово, не маячь за спиной стражники, я бы их всех далеко послал. И тут меня осенило.
- Вы правы, милые дамы! - с поклоном воскликнул я. Да, когда надо, я умею быть вежливым и галантным просто до тошноты. Работа в лавке научила. - Я вас понял! Это был мужчина выше меня ростом, и с кожей смуглой, как у выходцев из Рыбачьего сюртария! Нет! Желтоватой, как из Южного!
И сделал вид, что собираюсь это зарисовать. Клуши тут же оживились, закудахтали, называя меня балбесом, и сошлись во мнении, что мужчина был ростом между мной и Дару, а лицо имел бледное, даже слишком. По их словам, ему следовало чаще бывать на воздухе.
- Точно, - восторженно заявил я. - Еще ему не мешало бы постричься. Верно, дамы?
Дамы смолкли, а третий свидетель заявил, что волос из-под шляпы он не видел. Сообразив как действовать и задавая наводящие вопросы, например, не удивило ли, что шляпа из сукна было столь немодного серого цвета, и почему у такого важного господина был сломан нос, прямо как у меня, я получил отличный портрет менее чем за пятнадцать минут. Нанеся последний штрих, я обомлел. Выходящим из дома человеком оказался сам хозяин дома. Судя по состоянию тела, он к тому времени был мертв не меньше нескольких часов - окоченел весь.
А вот Дару, казалось, был доволен. Быстро пролистав альбом, кивнул, буквально втянул меня в поджидавший экипаж, и мы поехали в святая святых - резиденцию сюрта. Улицы были свободны от транспорта, середина дня, все-таки, и добрались мы быстро.
Домишко сюрта оказался невзрачным, по местным меркам, но расположенный в самом центре, почти около резиденции шерифа. На случай, если кто спал последние сто пятьдесят лет, напоминаю, у шерифа, само собой, есть нечто вроде отдельного городка, где он принимает послов и все такое, но по сюртариям он таскается часто, потому имеет в каждом городе резиденцию. Это все нам в храме объясняли. Вроде как, любой грамотный человек должен знать внутреннюю политику государства. Будто и так не понятно, раз шериф приезжает, всем, кто плохо себя ведет, запрещают покидать свой район под угрозой кутузки. Ну, а когда светлый шериф рискует проведать своих подданных на самых закоулках, все улыбаются и низко кланяются, дабы впоследствии не иметь неприятностей.
Но я отвлекся. Дару вытащил меня за рукав из экипажа и провел к дому.
- Живу я на втором этаже, - попутно пояснил он, - Работаю на первом. В помощниках у меня... Сит_у, человек преданный хоть и странный, постарайтесь с ним поладить. Спать будете в комнате возле моего кабинета, там уже все готово.
Я кивал, лишь бы не спорить, но последняя фраза несколько ошарашила.
- Какое еще "спать"!? - возмутился я. - Эй, мне домой надо! У меня работа!
- Ваша работа, Ковшик...
- Ибрик.
- Простите, Ибрик, заключается в... помощи мне. Как долго вы будете нужны, я пока сказать не могу, а потому оставляю вас здесь.
- Сестра меня убьет, - предупредил я о возможном преступлении.
Перед моим внутренним взором как живая нарисовалась Ибру, с упертыми в бока руками, и рассказом о том, сколько она вытерпела ради меня, и какая я неблагодарная скотина. Зерно истины во всем этом было, но частое напоминание вызывала только колики и досаду.
- Не волнуйтесь, Ков... Ибрик. Вашей сестре выплачивается ваше ежедневное жалованье стражника, плюс премиальные, при удачной работе, и к ней приставлен... отдельный человек для охраны и торговли в лавке.
- Что за человек? - слабым голосом спросил я, предчувствуя ответ.
- Помощник стражника, который патрулирует ваш район, - охотно пояснил сюрт, и распахнул дверь.
Ноги у меня подкосились. Мало было Орлика, видевшего, как я работаю на крысятников. Мало было, что ребята, наверняка, видели, как я сажусь в экипаж сюрта, так теперь еще в лавке торчит стражник. Итак, жизнь оказалась бесповоротно загублена. Что изобьют это как пить дать, и это в лучшем случае. С другой стороны отказать сюрту значило заполучить не меньше неприятностей, но в ускоренном темпе. Тюрьма, разорение, дом презрения, и армия смертников если повезет.
Я шагнул. Выбора все равно не осталось. В полутемной прихожей, освещенной парой масляных светильников, стоял стол, за которым сидел тот самый Ситу. Дядька был худой до невозможности, несло от него сивухой, и, могу поклясться, что четко расслышал глухой стук глиняного стакана.
- Все спокойно? - осведомился Дару.
- Как на кладбище, - клятвенно заверил Ситу, попытался привстать и осел обратно на стул.
- Как на кладбище шерифата или как на кладбище храма?
- Храма, - икнув, решил Ситу. - А это кто?
- Мой новый помощник.
- Добро пожаловать в ад, сынок! - заржал охранник.
- Похоже, ты... опять пьешь, - почесав лоб, решил Дару.
- Ни боже мой, - клятвенно соврал его собеседник, - Я уже трезвею.
Дару отмахнулся, и потащил меня дальше.
- Здесь ваша комната, вот это мой кабинет, - вещал он на ходу, пинком распахнул дверь и втолкнул меня внутрь.
Комнатенка оказалась маленькой, напротив двери окно, стол с креслом, возле стола стул, справа картотечный шкаф, а слева книжный шкаф. Помню, я тогда удивился, неужели сюрт прочел все эти книги. Клянусь, шкаф был забит буквально под завязку, да еще сверху навалено. Томов двести, не меньше.
- Уф...
Дару развалился в кресле, и устало прикрыл глаза. Похоже, день у него выдался не из легких. Помолчав, он, наконец, соизволил глянуть на меня и лениво махнул в сторону стула.
- Садитесь и показывайте.
Он со вздохом выпрямился, и, взяв их моих рук альбом, принялся разглядывать рисунки более внимательно, вновь нацепив на нос очки.
- Мне бы домой, - вкрадчиво попросил я.
- Забудьте, - не поднимая глаз, заявил сюрт. - Вы мне... подошли. Это понятно?
- Я, как бы, свободный человек, не раб, и могу делать, что хочу, - рискнул я.
- Ну, добровольное рабство я вам обеспечу буквально за день, - не отвлекаясь от рисунков, заметил сюрт, - Дело... плевое. А теперь не отвлекайте меня, юноша.
И я притих. В самом деле, обычно люди идут в добровольное рабство на год, три или пять лет, когда попадают в паршивую ситуацию, и такую ситуацию человек напротив мог обеспечить мне за пару минут. Один наш сосед, к примеру, пошел на ярмарку добровольного рабства, мечтая поставить обалденный памятник для своей покойной жены. Он целый год был рабом одного из аристократов, пахал как вол, через год хозяин выдал бумагу что договор исполнен, заказал на могилу его жены шикарный памятник, а еще через пять месяцев сосед сам кони двинул, надорвался на работе.
Фиговая какая-то перспектива вырисовывалась. Оно мне надо?
Короче, сидел я тихо, разглядывал корешки книг, и прикидывал, во что выльется вся эта история. Замечу, я тогда и близко не угадал, что будет на самом деле.
Вскоре Дару насмотрелся и спросил, для чего я пририсовал паутину.
- Она там была, - насупился я.
Нашелся тут, сморчок кудрявый, в моей работе сомневаться.
- В таком доме?
- Хватит, ладно? - я уже устал от его придирок. - Велено было зарисовать, я и зарисовал.
- Ну, может, вас выкрики Орлика отвлекли, вот вы и... поторопились?
Я чуть на стуле не подпрыгнул. Что, такой человек знает Орлика? Как оказалось впоследствии, Дару знал всех, буквально всех, кто хоть как-то преступал законы сюртария. До сих пор в голове не укладывается.
- Я зарисовал все, как было.
Понурил голову, невинный взгляд... столько раз срабатывало! Но не в этот. Сюрту было, похоже, абсолютно плевать. Он принял деловой вид, и подвинул мне свиток.
- Допустим. Давайте-ка, юноша, отложим это дело, и, для затравочки, мы с вами поможем одной пожилой... госпоже, просто чтобы вы поняли, во что ввязались.
Я быстро прочитал свиток и опешил. Как-то само собой подразумевалось, что сюрт расследует важные преступления, а тут заявка о краже фамильного серебра.
- Вперед! - велел Дару, и, спустя две минуты мы уже тряслись в открытом экипаже.
Вернее, это Дару трясся в открытом экипаже, а меня он загнал на козлы. Ничего против я не имел, благо править лошадьми уже приходилось, только сделал зарубку в памяти, что я теперь еще и кучер. Что ж, когда мне за мои похождения все-таки переломают руки, можно будет взять у сюрта рекомендации и устроиться на конюшню.
Похоже, экипаж был взят для престижу, так как ехали мы не более десяти минут, быстрее пешком было, и притормозили возле особнячка, принадлежавшего престарелой вдове какой-то шишки.
Приняли нас по высшему разряду. Слуга в ливрее склонился в низком поклоне и попросил следовать за ним к госпоже. Старушка, разодетая в шелка, лично налила нам вишневую перегонку высшего качества, умиленно наблюдая, как мы пьем, но при этом не преставала вещать, как ей будет тяжело без фамильных побрякушек, особенно без любимых вилок и ножей. Вдобавок пропало несколько кубков и большая серебряная чаша с половником.
С ее слов я, конечно, все это зарисовал и уважительно кивнул. Если тетка не врала, на деньги с продажи пары кубков можно было нашу лавку отремонтировать от подвала до чердака, да еще ледник построить.
Из посторонних у знатной госпожи побывали только племянник со своим слугой, и старая подруга со служанкой. Вежливо выхлебав свою вишневку, Дару поклонился и дал мне знак валить отсюда.
- Куда теперь? - спросил я, заразившись охотничьим азартом сюрта.
- Домой.
- Куда? - мне показалось, я ослышался, но решил уточнить. - К кому домой?
- Вы, Ибрик, теперь у меня живете, - мягко напомнил Дару, и знаком велел помалкивать.
В доме мы прошли в лабораторию, и я просто застыл на пороге. Воняло там как в кожевенной лавке, вдоль стен застекленные шкафы, а прямо посередине стоял огромный стол, с гранитной столешницей, на которой было такое переплетение всяких стеклянных сосудов и трубок, что вздохнуть было страшно - вдруг что разобьется, я в жизни не расплачусь.
- Свечи делать умеете? - осведомился Дару.
Нет, обозвать его дурнем я не рискнул, хотя этот человек нашел что спросить у свечных дел мастера, и просто ограничился кратким:
- Еще как.
- Вперед.
Он убрал волосы за уши, и, порывшись в шкафу извлек моток фитиля. Быстро отмерив нужную длину, обрезал, и смочил фитиль жидкостью из склянки. И не просто так смочил. Он отмерил два пальца от начала фитиля, накапал, потом еще на два пальца, опять смочил, и так до конца. Затем помахал фитилем в воздухе, давая просохнуть, и тут же сделал еще один такой же фитиль.
- Теперь быстро сделайте мне... свечи с этими фитилями. У вас десять минут.
- Сколько? Да за такое время я даже воск растопить не успею!
- Не мои проблемы, - отрезал Дару, и удрал.
Для своего возраста он был весьма энергичен. Только сутулился, когда торопился, так что казалось, вот-вот рухнет, если ногами быстрее перебирать не начнет.
Делать было нечего, и я ринулся в бой. Сообразив, как сделать все побыстрее, и мысленно извинившись перед всеми моими предками, занимавшимися изготовлением высококачественного товара, я запалил спиртовую горелку, прокалил нож, и, взяв пару свечей белого воска, аккуратно разрезал их вдоль. Получилось так себе, не слишком аккуратно, но время, знаете ли, поджимало. Я же не дурак, с сюртом спорить, хоть он и выглядел как клоун.
Короче, вытащил я фитилек, вместо него приладил изготовленный сюртом, сложил половинки, и, разогрев над горелкой, загладил швы. Отлично вышло, словно и не трогал их никто. Тут как раз Дару вернулся, кивнул, похвалил, запалил одну из свечей, и принялся по столу пальцем отстукивать. На десятом стуке пламя из оранжевого стало синим, видимо, до пропитки дошло. Погорело оно немного и опять стало оранжевым. Дару кивнул, затушил свечку и мы снова отправились на улицу.
- Куда? - поинтересовался я, взбираясь на козлы и перебирая вожжи.
- К племяннику.
К племяннику так к племяннику, мне уже интересно стало, что еще этот господин Дару придумал.
Очередной шикарный дом, очередная пустопорожняя беседа, и вдруг, схватившись за живот, Дару извинился и быстро вышел, а я остался выслушивать разглагольствования барчука о подкупленных слугах, обокравших, наверняка, его престарелую тетю.
Тут явился Дару, и предложил осмотреть дом. Он так целенаправленно повел нас в комнату для слуг, что я сразу понял, не так просто сюрт отлучался - дом осматривал, ясное дело. Приподняв край матраса, Дару сразу продемонстрировал спрятанное блюдо.
- Бор_о, мерзавец! - воскликнул барчук, - Да как он смел!
Разбушевался он не на шутку, просто рвал и метал, требуя привести слугу. Тот явился, и уставился на нашу находку во все глаза.
- Ох ничего себе, - пробормотал он, - Это что такое?
- То, что ты украл у моей тети, пока я пил с ней чай!
Барчук прихватил слугу за грудки и так встряхнул, что у последнего зубы лязгнули, я даже испугался слегка, как бы не покалечил, а барчук продолжал трясти и такие угрозы выкрикивал, кровь в жилах стыла. Я даже позавидовал, это же надо, так любить назойливую старуху. Видать, благородный парень, зря я о нем плохо думал.
Дару некоторое время понаблюдал за этой сценой, потом аккуратненько так вклинился между ними, и извинился. Он вообще слишком охотно извинялся и почти всем говорил "вы".
- Я не виноват! - сумел, наконец, подать голос Боро, - Клянусь вам, господин Дару! Я ничего не брал!
- Разберемся, молодой человек... не сомневайтесь. Ступайте пока к экипажу. Ждите там и не вздумайте бежать. Вам понятно? Если вы сбежите я позволю стражникам применять, как бы сказать... любые методы для вашей поимки.
Боро замер. А кто бы не замер? С одной стороны ему светит обвинение в краже у почтенной дамы, с другой, если хоть один неверный шаг сделает, его стражники просто порвут. Какие у них "любые методы" знают все.
- Вы ведь позволите осмотреть дом? - это Дару уже к барчуку обращался, - Злоумышленник мог спрятать остальную... добычу где угодно.
Не дожидаясь ответа, он прошествовал на второй этаж, как в собственном доме, полностью игнорируя просьбы хозяина о том, что лучше допросить слугу, пусть признается, где все остальное.
Толкнув одну из дверей, Дару обернулся на пороге.
- Ваша комната?
- Моя.
- Боро имел сюда доступ?
- Он по всему дому имел, господин, - пожал плечами барчук. - Отец ему доверяет, и вот что из этого получилось.
Дару прошествовал внутрь, и внимательно осмотрелся.
- Боро, Боро... Его мать, кажется, была личной швеей?
- Да, служила при моей матери, затем ее уволили по старости. Думаете, он мстит? - деловито уточнил барчук.
- Как знать. Ей... выплатили пособие на старость?
- О нет, господин Дару. Она не доработала полгода до нужного срока, глаза сильно ослабели, но отец принял на службу Боро, чтобы им было на что жить, - заискивающе проговорил барчук.
- Похвально.
Дару перестал рассматривать обстановку и распахнул дверцы платяного шкафа. Та-там! Вот они, блюда стопочкой, сверху кубки, в кубках вилки и ножи.
- Ох ничего себе! - отпрянул барчук. - Ну и наглость.
- Ничуть, молодой человек, ничуть. Полагаю, Боро заглядывал в этот... шкаф значительно чаще вас.
- Это точно, - барчук все еще не мог отвести взгляд от дверцы.
- Ну, - Дару хлопнул ладонями и потер их, - Предлагаю отправится в... мою резиденцию и как следует побеседовать с подозреваемым. Согласны?
- Я лучше здесь подожду, - решительно заявил барчук, - Сами понимаете, быть замешанным в таком деле не слишком хорошо для репутации.
- Конечно, - моментально согласился Дару, и пригладил волосы на висках, - Я все понимаю. Придется просить... вашего отца, ведь это он работодатель Боро? Кто-нибудь из вашей семьи просто обязан проехать с нами.
Замечание об отце резко поменяла планы барчука, уже через пару минут мы вчетвером ехали обратно. Ну как ехали... Экипаж был двуместный, и бедняга Боро шел рядом, размышляя о своей горькой судьбе. Еще бы, за подобную кражу ему светило лет пять каторги, не меньше.
Вскоре мы расположились в кабинете Дару. Он за столом, Боро и барчук напротив, а я притулился на стуле в углу. Дару вещал о ходе дела, попутно сверяя мои рисунки со сверкающими оригиналами, разложенными на столе, Боро мелко подрагивал и молча прощался с жизнью. Сам виноват, нельзя воровать так бездарно.
- Итак, осталась последняя... формальность, - возвестил Дару, установил в подсвечник свечу и чиркнул спичкой. - Все знают, что это такое?
- Господин, вы шутите? - уточнил барчук.
- Ну что вы! - Дару продолжал наблюдать, как горит спичка. Вид у него стал самоуверенный, даже говорить стал нормально. - Смотрите внимательно - мое последнее изобретение. Давно, знаете ли, не колдовал, но в этот раз вышло удачно. Ибрик, подойдите, будьте добры.
Едва я приблизился, он схватил меня за рукав, поставил рядом с собой и зажег, наконец, фитиль.
- Итак, Ибрик, вам восемнадцать лет?
- Да, - я плохо понимал, что он хочет, вдобавок меня отвлекали его постукивания пальцем по внутренней стороне столешницы.
- Вы художник?
- Он самый.
- Вы вчера видели зеленого единорога?
- Чего? Нет, конечно!
Дару пребольно наступил мне на ногу. Я задержал дыхание. Еще бы, на нем тяжелые ботинки, на мне легкие и уже основательно промокшие туфли - я по дороге раза три в лужу вляпался. Слава богам, соображалка у меня работает, и я, быстро поняв, чего он добивается, поправился.
- Я видел трех синих, господин.
После моих слов, о чудо, пламя сменило цвет на синий. Физиономии напротив заслуживали самого пристального внимания. Боро вытаращил глаза, а у барчука физиономия вытянулась, побелела, и подбородок затрясся. Похоже, он сильно боялся колдовства. Что ж, не он один. Дару тем временем продолжал допрос, отстукивая секунды.
- Они летали?
- Да, вверх ногами.
Пламя мигнуло, и Дару поспешно задал другой вопрос.
- Вашу сестру зовут Ибру?
- Да.
Пламя стало оранжевы и сюрт, лизнув пальцы, сжал фитилек.
- Надеюсь, принцип понят, - сказал он. - Итак, начнем.
Он опять поджег спичку, чиркнув ее о полированную столешницу, чем вызвал мое легкое уважение, и жестом услал меня на место.
Все заворожено пялились на язычок пламени, как он медленно приближается к свече и в комнате было так тихо, что слышался треск горящего дерева.
- Вы Боро?
В тишине голос Дару прозвучал так грозно, что мы все вздрогнули, а сюрт продолжал указывать пальцем на слугу, не спуская с него глаз. Могу спорить, второй рукой он постукивал по столешнице, отсчитывая время.
- Да, - проблеял Боро.
- Вы украли имущество уважаемой госпожи?
- Нет!
Бедный парень едва на пол не рухнул, и удержался на ногах, сочтя падение в присутствии сюрта неприличным.