Джейми проглотил последнюю ложку каши и, глубоко вздохнув, положил ложку.
- Дженни?
- Конечно, давай добавлю, - она потянулась к миске, Затем уловила выражение его лица и остановилась, сузив глаза. – Или тебе нужно что-то другое?
- Не скажу, что это действительно нужно, но … - он взглянул на потолок, чтобы избежать ее взгляда и вручил свою душу господу богу. – Что ты знаешь о Лаогере МакКензи?
Он кинул на нее быстрый взгляд и увидел, что ее глаза округлились и зажглись интересом.
- Лаогера? – она села и принялась задумчиво постукивать кончиками пальцев по столу. «Ее руки все еще хороши для ее возраста, - подумал он, - изношенные работой, но тонкие с изящными пальцами».
- Она не замужем, - сказала она, - но ты сам знаешь, не так ли?
Он коротко кивнул.
- Что ты хочешь узнать о ней?
- Ну … как она поживает и …
- И с кем делит постель?
Он сердито взглянул на сестру.
- Ты непристойная женщина, Дженни Мюррей.
- Да? Что ж, тогда спроси об этом у кота, - она сверкнула на него синими, как у него, глазами, и на щеках появились ямочки. Он знал это ее выражение и уступил.
- Ты знаешь?
- Нет, - коротко ответила она.
Он с недоверием приподнял одну бровь.
- Да? Попробуй еще.
Она покачала головой и провела кончиком пальцем по краю кувшина с медом, стерев золотистую каплю.
- Клянусь ногтями святого Фотада.
Он не слышал этой клятвы с детства и громко хохотнул, несмотря на ситуацию.
- Что ж, тогда не о чем и говорить, не так ли? – он откинулся на спинку стула, изображая безразличие. Она произвела негромкий сопящий звук и принялась убирать со стола. Он, прищурившись, наблюдал за ней не уверенный, издевалась ли она над ним ради шутки – в таком случае она сдастся через мгновение – или было что-то еще.
- Почему ты хочешь знать? – спросила она неожиданно, уставившись на стопку грязных мисок. Он насторожился.
- Я не сказал, что хочу знать, - указал он. – Но поскольку ты упомянула об этом … каждому станет любопытно, не так ли?
- Да, - согласилась она и, выпрямившись, пристально поглядела на него, что заставило его забеспокоиться. Помыл ли он за ушами?
- Я не знаю, - сказала она, наконец. – Это правда. Я только слышала о ней один раз и написала тебе об этом.
«И зачем ты написала мне об этом?» - подумал он, но не высказал вслух.
- Ммфм, - произнес он. – И ты ожидала, что я поверю, что ты ничего не узнала.
***
Он вспоминал. Себя стоящего здесь в своей старой комнате в Лаллиброхе в утро, когда он женился на Лаогере.
По этому случаю на нем была новая рубашка. Денег не было ни на что, кроме самого необходимого, а иногда и на это не хватало, но Дженни сообразила ему рубашку. Он подозревал, что ради этого она пожертвовала лучшей из своих двух сорочек. Он вспомнил, как брился, смотря на отражении в тазике с водой, как увидел изможденное суровое лицо незнакомца, появляющееся под бритвой, и подумал, что должен не забыть улыбнуться, когда встретит Лаогеру. Он не хотел ее пугать, а то, что он увидел в воде, напугало даже его.
Он внезапно подумал о том, что будет делить с ней постель. Он решительно отбросил мысль о теле Клэр – у него была большая практика в этом – и вместо этого внезапно подумал, что за прошлые годы – да, пятнадцать лет! – он спал с женщиной всего дважды, и с последнего раза прошло пять, шесть, может быть, семь лет …
Он на мгновение запаниковал при мысли, что может оказаться неспособным, и осторожно дотронулся до своего члена через килт, только чтобы обнаружить, что тот уже начал напрягаться от одной лишь мысли о постели.
Он вздохнул с некоторым облегчением. На одну причину меньше для беспокойства.
Короткий стук от двери заставил его дернуть голову в ту сторону. В дверях стояла Дженни с нечитаемым выражением на лице. Он кашлянул и убрал руку со своего члена.
- Ты не обязан делать это, Джейми, - сказала она, не спуская с него глаз – Если ты передумал, скажи мне.
Он почти сказал это. Но он мог слышать дом. В нем чувствовалась суета, возбуждение и счастье, которое дом не испытывал много лет. На кону стояло не только его собственное счастье … никогда не стояло.
- Нет, - сказал он резко. – Я в порядке, – и ободряюще улыбнулся ей.
Но когда он спустился к Иэну, ожидающему его возле лестницы, он услышал стук дождя в окна, и его охватило внезапное чувство, что он тонет – непрошенное воспоминание о его первом свадебном дне, как они поддерживали друг друга, он и Клэр, оба в крови и оба напуганные.
- Все хорошо? – тихо спросил Иэн, наклонившись к нему.
- Да, все хорошо, - ответил он и обрадовался, что его голос прозвучал спокойно.
Из дверей гостиной выглянула Дженни. Она выглядела обеспокоенной, но расслабилась, увидев его.
- Все в порядке, mo nighean[1], - успокоил ее Иэн, ухмыляясь. – Я держу его, если он вздумает взбрыкнуть. – Иэн, к удивлению Джейми, действительно схватил его за руку, и он не стал протестовать.
- Ладно, тащи его сюда, - сухо сказала его сестра. – Священник пришел.
Он вошел вместе с Иэном и занял место рядом с Лаогерой перед старым МакКарти. Она коротко взглянула на него, затем отвела взгляд. Она испугана? Ее ладонь в его руке была холодной, но не дрожала. Он мягко сжал ее пальцы, и она повернула голову, прямо посмотрев на него. Нет, не страх, и не отблеск огня. В ее взгляде была благодарность … и доверие.
Это доверие вошло в его сердце, маленький мягкий вес, который стабилизировал его, восстановив, по крайней мере, несколько корней, привязывающих его к этому месте. Он тоже был благодарен.
***
Он повернул голову на звук шагов и увидел идущую по коридору Клэр. Он непроизвольно улыбнулся ей, и она подошла, взяв его за руку и заглядывая в комнату.
- Твоя, да? Когда ты был мальчиком, я имею в виду.
- Да.
- Думаю, Дженни говорила об этом … когда мы приехали сюда в первый раз, я имею в виду.
Они с Дженни, конечно, разговаривали теперь, но скованно, боясь сказать слишком много и не то. Да и он тоже боялся сказать слишком много или не то, но будь он проклят, если станет вести себя, как женщина.
- Мне нужно сходить к Лаогере, - внезапно сказал он. – Ты убьешь меня, если я пойду?
Она выглядела удивленной, а затем, черт ее побери, развеселилась.
- Ты спрашиваешь моего разрешения?
- Нет, - ответил он, чувствуя себя скованно и неловко. – Просто … я подумал, что должен сказать тебе.
- Очень деликатно с твоей стороны, - она улыбалась, но в улыбке появилась некоторая настороженность. – Ты … не скажешь мне, почему хочешь увидеть ее?
- Я не сказал, что хочу увидеть ее, - сказал он с заметным раздражением в голосе. – Я сказал, что мне нужно.
- Будет не очень самонадеянно с моей стороны спросить, зачем тебе нужно ее увидеть?- ее глаза стали чуть шире и желтее, чем обычно; он разбудил в ней ястреба. Он не собирался ссориться, но на мгновение заколебался, внезапно захотев найти убежище от собственного замешательства в большом скандале. Но он, говоря по совести, не мог этого сделать. Еще меньше он мог объяснить воспоминание о лице Лаогеры в день их свадьбы, о доверии в ее глазах и мучительном чувстве, что он предал это доверие.
- Ты можешь спросить меня о чем угодно, и ты спросила, - указал он остро. – Я отвечу, если решу, что есть смысл.
Она произвела тихий фыркающий звук, не вполне «хм-м», но он хорошо понял, что она подумала.
- Если ты только хочешь узнать, с кем она спит, вероятно, есть менее прямые способы узнать об этом, - сказала она. Ее голос был тщательно спокойным, но ее зрачки расширились.
- Мне нет дела до того, с кем она спит!
- Нет, есть, - сказала она.
- Нет!
- Лгунишка, лгунишка в огне штанишки, - пропела она, и он, готовый взорваться, вместо этого рассмеялся. Она некоторое время ошеломленно смотрела на него, затем присоединилась к нему, фыркая порозовевшим носом.
Они остановились через несколько секунд, смущенные от того, что смеются в доме, который долго не слышал смеха, но все еще улыбаясь друг другу.
- Иди сюда, - сказал он мягко и протянул к ней руку. Она сразу же взяла ее своими теплыми и сильными пальцами и, подойдя, обняла его.
Ее волосы пахли по-другому. Как всегда свежо, но по-другому. Похоже на Хайленд. Может быть, вереском.
- Ты хочешь знать, кто это, признайся, - сказала она, ее теплый голос пощекотал сквозь ткань его рубашки. – Хочешь, я скажу, почему?
- Да, и хочу, и нет, - сказал он, прижимая ее теснее. – Я хорошо знаю, почему, и я уверен, что и ты, и Дженни, и любая другая женщина в пределах пятидесяти миль думают, что знают. Но я не потому хочу увидеть ее.
Она немного отстранилась и убрала упавшие на глаза кудри, чтобы поглядеть на него. Она внимательно всмотрелась в его лицо и кивнула.
- Ну, тогда не передашь ли ей мои наилучшие пожелания?
- Ты маленькое мстительное создание! Никогда не думал, что ты такая!
- Действительно? – сказала она сухим, как подгоревший тост, голосом. Он улыбнулся и ласково провел пальцем по ее щеке.
- Да, - сказал он, - не думал. Ты никогда не держишь зла, сассенах. И никогда не держала.
- Ну, я же не шотландец, - заметила она, приглаживая свои волосы. – И это не предмет национальной гордости. – Она положила ладонь на его грудь, прежде чем он успел ответить, и серьезно спросила – Она никогда не заставляла тебя смеяться, не так ли?
- Я улыбался раз или два, - ответил он серьезно. – Но, да.
- Тогда помни об этом, - сказала она и ушла, взмахнув юбками. Он, улыбаясь, как дурак, пошел следом.
Когда он подошел к лестнице, она ждала его на полпути вниз.
- Одна вещь, - сказала она, указывая на него пальцем.
- Да?
- Если ты узнаешь, с кем она спит, и не скажешь мне, я убью тебя.
***
Балригган был маленьким поместьем, не более десяти акров, плюс дом и внешние строения. И все же оно было прекрасным, большой коттедж из серого камня у подножия холма, небольшое озеро, сверкающее как зеркало возле него. Англичане сожгли поля и амбар во время восстания, но поля восстановились. Намного легче, чем люди, которые возделывали эти поля.
Он медленно проехал мимо озера, думая о том, что этот визит был ошибкой. Можно оставить позади вещи – места, людей, воспоминания – по крайней мере, на время. Но места всегда хранили то, что в них происходило, и, вернувшись туда, вы окажитесь лицом к лицу с тем, что вы там делали и кем были.
Но Балригган … Это было неплохое место; ему нравилось маленькое озеро и то, как в нем отражалось небо, от чего по утрам иногда ему казалось, будто можно спуститься в отраженные там облака, чувствуя, как их холодный туман окутывает тебя покоем. Или летними вечерами, когда при подъеме личинок насекомых на поверхности мерцали сотни перекрывающихся колец, ритм которых время от времени нарушался внезапным плеском прыгающего лосося.
Дорога привела его ближе, и он увидел каменистые отмели, где он учил маленьких Джоан и Марсали ловить рыбу. Все трое так увлекались, что не обращали внимания на укусы мошек и шли домой мокрые по пояс, красные от укусов и солнечных ожогов. Девочки восторженно прыгали и раскачивались, повиснув на его руках. Он слегка улыбнулся, а затем повернул лошадь вверх по холму, к дому.
Дом старый, но хорошо отремонтирован, неохотно отметил он. В загоне за домом пасся мул в седле, не молодой, но здоровый на вид. Достаточно хорошо. По крайней мере, Лаогера не тратила его деньги на глупости.
Он положил руку на ворота и почувствовал, как его охватило волнение. Ощущение дерева под рукой было знакомым; он, не задумываясь, приподнял их в том месте, где они всегда волочились по земле. Поворот калитки заставил его усмехнуться, когда он вспомнил свою последнюю встречу с Недом Гоуэном, адвокатом Лаогеры. «Чего же хочет эта чертова женщина?» - раздраженно спросил он тогда. На что Нед весело ответил: «Твою голову над ее воротами».
С коротким фырканьем он вошел в калитку, хлопнув ею сильнее, чем необходимо, и поглядел на дом.
Снаружи коттеджа на скамье сидел мужчина с порванной упряжью на коленях и смотрел на него.
Бедняга, подумал Джейми. Тощий и узколицый, как хорек, с бельмом на одном глазу и открытым, словно от изумления, ртом. Тем не менее, Джейми любезно поприветствовал мужчину и спросил, дома ли его хозяйка?
Мужчина – при ближайшем рассмотрении ему, казалось, было около тридцати лет – моргнул, затем повернул голову, чтобы посмотреть на него своим здоровым глазом.
- Кто вы такой? - спросил он недружелюбно.
- Фрейзер из Брох-Туараха, - ответил Джейми. В конце концов, это был формальный случай. - Миссис… - он заколебался, не зная, как обращаться к Лаогере. Его сестра сказала, что она упорно называет себя «миссис Фрейзер», несмотря на скандал. Он не считал, что в праве возражать (в любом случае это была его вина, и кроме того он был в Америке), но будь он проклят, если он сам назовет ее так, даже в присутствии ее слуги.
- Позовите вашу хозяйку, будьте добры, - сказал он.
- Что вам от нее нужно? – здоровый глаз с подозрением сузился.
Он не ожидал такого приема и собрался ответить резко, но сдержался. Мужчина явно знал о нем; что ж, хорошо, что слуга Лаогеры заботится о ней, даже если его манеры и грубы.
- Я хочу поговорить с ней, если вы не возражаете, - сказал он с чрезвычайной вежливостью. – Полагаете ли вы, что можете встать и сказать ей это?
Мужчина издал грубый звук, но отложил упряжь и встал. Слишком поздно Джейми увидел, что его позвоночник сильно искривлен, а одна нога короче другой. Однако не было возможности извиниться, чтобы не усугубить ситуацию, поэтому он лишь коротко кивнул и позволил этому человеку, покачиваясь, уйти в дом. Это совсем в духе Лаогеры, подумал он, держать хромого слугу специально для того, чтобы смутить его.
Потом он унял раздражение, устыдившись своей мысли. Какие струны в его душе задевала эта злополучная женщина, Лаогера МакКензи, что выявляла все его порочные и постыдные черты, которыми он обладал? Не то что бы его сестра тоже не могла этого сделать, подумал он грустно. Но Дженни сердила его и провоцировала на несдержанные выражения, раздувая пламя до тех пор, пока он не взрывался, а затем аккуратно тушила его словом, словно обливала холодной водой.
«Иди и встреться с ней», - сказала Дженни.
- Ладно, - сказал он с вызовом. – Я здесь.
- Я вижу, - произнес легкий сухой голос. – Зачем?
Он развернулся и увидел Лаогеру, которая стояла в дверях с метлой в руках и холодно смотрела на него.
Он снял шляпу и поклонился ей.
- Добрый день. Надеюсь, ты в добром здравии.
Очевидно так. Ее лицо под белым керчем было румяным, а голубые глаза ясными.
Она оглядела его без всякого выражения, лишь изогнула светлые брови.
- Я слышала, ты приехал домой. Зачем ты здесь?
- Увидеть, как ты поживаешь.
Ее брови поднялись еще выше.
- Достаточно хорошо. Что ты хочешь?
Он думал об этом сотни раз, но должен был знать, что все попытки бесполезны.
- Я пришел извиниться, - сказал он прямо. – Я говорил об этом раньше, и ты подстрелила меня. Не желаешь ли выслушать на этот раз?
Она перевела взгляд с него на метлу в своих руках, словно оценивая ее в качестве оружия, затем снова поглядела на него и пожала плечами.
- Как пожелаешь. Может быть, зайдешь? – она кивнула головой в сторону дома.
- День прекрасный. Может быть, мы пройдемся по саду? – ему не хотелось заходить в дом, наполненный памятью о слезах и молчании.
Она раздумывала мгновение или два, затем кивнула и пошла по тропинке в сад, не оборачиваясь, чтобы убедиться, что он идет за ней. Он заметил, что она все еще сжимает метлу, и не знал рассмеяться ему или обидеться.
Они в молчание прошли через огород и вошли в калитку сада. Это был сад для кухонных нужд, но в конце его росли фруктовые деревья, и между грядками с луком и горохом росли цветы. Она всегда любила цветы, подумал он с маленьким уколом в сердце.
Она положила метлу на плечо, как солдат ружье, и неторопливо шла рядом с ним. Он прочистил горло.
- Я сказал, что пришел извиниться.
- Да, сказал, - она не поглядела на него, но остановилась и потыкала пальцем ноги кустик картошки.
- Когда мы … поженились, - сказал он, пытаясь вспомнить подготовленную речь. – Я не должен был просить тебя выйти за меня замуж. Мое сердце было мертво. Я не имел право предлагать тебе мертвую вещь.
Ее ноздри затрепетали, но она не подняла глаз. Просто продолжала хмуро смотреть на картошку, словно подозревала, что на ней есть жучки.
- Я знала это, - сказала она, наконец. – Я надеялась … - она замолчала и поджала губы, сглотнув. – Я надеялась, что смогу помочь тебе. Все видели, что тебе нужна женщина. Да только не я, - добавила она с горечью.
Он сказал первое, что пришло в голову.
- Я думал, что я был нужен тебе.
Она взглянула на него блестящими глазами. Христос, она собирается заплакать, подумал он. Но она не заплакала.
- Мне нужно было кормить детей, - ее голос был жесткий и ударил его, как пощечина.
- Да, - сказал он, сдерживая гнев. По крайней мере, это было честно. – Но они теперь выросли. – И он обеспечил приданным и Марсали, и Джоан, но как он полагал, ему за это были не очень благодарны.
- Да, так, - сказала еще более холодным тоном. – Ты думаешь, что можешь теперь не платить мне, не так ли?
- Нет, ничего такого, ради бога!
- Потому что, - продолжила она, игнорируя его возражение и развернувшись, чтобы смотреть в его глаза, - ты не можешь. Ты опозорил меня перед всем приходом, Джейми Фрейзер, соблазнил меня вступить в греховную связь с тобой, а затем предал, смеясь надо мной со своей английской сучкой!
- Я не …
- А теперь ты вернулся из Америки, разряженный, как английский хлыщ, - ее губы скривились в презрении к его хорошей рубашке с рюшами, которую он надел, чтобы выразить ей уважение, черт возьми! - выставляя напоказ свое богатство и под ручку с твоей старой шлюхой, разодетой в шелка и атлас, не так ли? Что ж, вот что я скажу … - Она сдернула метлу с плеча и с силой вонзила ее ручку в землю. - Ты ничего обо мне не понимаешь и думаешь, что сможешь заставить меня уползти, как умирающей собаке, и больше тебя не беспокоить! Подумай еще раз, вот и все, что я тебе скажу: просто подумай еще раз!
Он выхватил из кармана кисет и швырнул его в дверь садового сарая: тот с грохотом ударился в нее и отскочил. Он на мгновение пожалел, что принес кусок золота, а не звенящие монеты, которые зазвенели бы, прежде чем его гнев вспыхнул.
- Да, по крайней мере, в этом ты права! Я ничего в тебе не понимаю! У меня никогда не получалось, как бы я ни старался!
- О, как бы ты ни старался, не так ли? - воскликнула она, не обращая внимания на кисет. - Ты ни на мгновение не попробовал, Джейми Фрейзер! На самом деле … - Ее лицо исказилось, пока она изо всех сил старалась держать голос под контролем. - Ты никогда по-настоящему не смотрел на меня. Никогда … Хотя нет, полагаю, один раз смотрел. Когда мне было шестнадцать. - При этом слове голос ее дрогнул, и она отвела взгляд, крепко сжав челюсти. Затем она снова посмотрела на него блестящими глазами, но без слез. - Ты принял порку вместо меня в Леохе. Ты помнишь?
Мгновение он не мог вспомнить. Затем остановился и почувствовал на своих губах призрак улыбки, возникшей против его воли и несмотря на злость.
- Да, да, я помню.
Ангус Мхор выпорол его легче, чем мог, но все равно его ребра болели несколько недель.
Она кивнула, глядя на него. Ее щеки покраснели, но она сдерживалась.
- Я подумала, что ты сделал это, потому что любил меня. Я продолжала так думать, пока вы не поженились. Но я ошибалась, не так ли?
Должно быть, на его лице отразилось замешательство, потому что она произнесла в нос короткое «Мф!» которое означало, что она раздражена. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять это.
- Ты пожалел меня, - сказала она категорически. - Тогда я этого не видела. Ты пожалел меня в Леохе, а не только потом, когда взял меня в жены. Я думала, ты любишь меня, - повторила она, четко произнося слова, как будто обращалась к глупому ребенку. - Когда Дугал заставил тебя жениться на сассенахской шлюхе, я думала, что умру. Но я думала, что тебе тоже хотелось умереть, а ведь это было совсем не так, да?
- А-а … нет, - сказал он, чувствуя себя неловко и глупо. Тогда он совсем не замечал ее чувств. Никого не видел, кроме Клэр. Но, конечно, Лаогера думала, что он любит ее; ей было шестнадцать. И была уверена, что его брак с Клэр был вынужденным, не понимая, что он сам этого хочет. Конечно, она думала, что они с ним несчастные влюбленные. За исключением того, что он никогда больше на нее не смотрел. Он провел рукой по лицу, чувствуя полную беспомощность.
- Ты никогда не говорила мне, - сказал он, уронив руку.
- Чем бы это помогло? – сказала она.
Да, это было так. Она знала … она должна была знать правду, когда он женился на ней. Но она все еще надеялась … Не зная, что сказать, он почему-то спросил.
- Кто это был?
- Кто? – она удивленно приподняла брови.
- Парень. Твой отец хотел побить тебя за шашни, так? С кем ты игралась, когда я принял побои за тебя? Мне никогда в голову не приходило спросить тебя об этом.
Красные пятна на ее щеках стали ярче.
- Да, никогда.
Колючее обвиняющее молчание повисло между ними. Он не спросил тогда, ему было все равно.
- Мне жаль, - наконец, мягко произнес он. – Все-таки скажи, кто это был. – Ему было не интересно тогда, но сейчас он испытывал любопытство, просто чтобы не думать или говорить о других вещах. У них не было прошлого, которое она себе вообразила, но оно все еще было между ними, формируя какую-то связь.
Ее губы поджались, и он подумал, что она не скажет, но затем они неохотно открылись.
- Джон Роберт МакЛеод.
Он нахмурился, некоторое время не узнавая имя, но потом оно заняло свое место в его памяти, и он уставился на нее.
- Джон Роберт? Из Килликранки?
- Да, - подтвердила она. – Он, - и с силой сжала рот.
Он плохо помнил мужчину, но его репутация бабника широко обсуждалась среди воинов Леоха. Симпатичный мужчина с узким лицом, ему, казалось, нисколько не мешало то, что в Килликранки у него была жена и маленькие дети.
- Иисус! – воскликнул он не в силах сдержаться. – Хорошо, что ты не потеряла голову!
Багровый румянец залил ее от корсета до чепца, и он открыл рот.
- Лаогера МакКензи! Ты же не была такой дурой, чтобы потерять невинность в его постели?
- Я не знала, что он женат! – крикнула она, топнув ногой. – И только после того, как ты женился на англичанке, я пошла к нему за утешением.
- О, и он дал тебе его!
- Затки свой рот! – закричала она и, схватив глиняную лейку со скамьи, швырнула в его голову. Он не ожидал этого – Клэр часто бросала в него вещи, но Лаогера никогда – и лейка едва не разбила ему голову. Он успел отскочить в сторону, и удар пришелся по плечу.
За лейкой последовал град других предметов со скамейки и поток бессвязных выкриков, всевозможные неженские ругательства, перемежающиеся взвизгами. В него полетел горшок с пахтой, в цель не попал, но облил его от груди до колен творогом и сывороткой.
Он полусмеялся – от шока – когда она вдруг схватила со стены сарая мотыгу и направилась к нему. Встревожившись серьезно, он пригнулся и схватил ее за запястье, вывернув его так, что она с грохотом уронила тяжелый инструмент. Она вскрикнула, как банши, и ударила его по лицу другой рукой, едва не ослепив его ногтями. Он схватил и это запястье, прижав ее спиной к стене сарая, она продолжала пинать его по голеням, сопротивляясь и извиваясь, как змея.
- Мне жаль! - кричал он ей в ухо, чтобы быть услышанным сквозь шум, который она производила. - Извини! Ты меня слышишь? Прости! - Однако ее ор не позволил ему услышать шум сзади, и он не получил ни малейшего предупреждения, когда что-то сильно ударило его за ухом и заставило пошатнуться. В глазах вспыхнули огни.
Он не выпустил ее запястья, когда упал, увлекая ее за собой. Он крепко обнял ее, чтобы она не вцепилась в него снова, и моргнул, пытаясь прочистить слезящиеся глаза.
- Отпусти ее, MacIfrinn[2]! – мотыга врезалась в землю возле его головы.
Он, все еще держа Лаогеру, бешено перекатился через гряду. Звук дыхания и неровных шагов, и мотыга снова упала, прижав его рукав к земле и оцарапав руку.
Он вырвался, не обращая внимания на то, что рвет кожу и одежду, откатился от Лаогеры и, вскочив на ноги, сразу же бросился на тощую фигуру слуги, который как раз поднимал мотыгу над головой, скривив узкое лицо от усилия.
Он врезал мужчину по лицу и успел ударить кулаком в живот, прежде чем они упали на землю. Он уселся на мужчину и продолжал бить его, чувствуя облегчение от драки. Мужчина кряхтел, подвывал и издавал булькающие звуки. Он отвел колено назад, чтобы дать ублюдку по яйцам, когда смутно осознал, что Лаогера визжала и била его по голове.
- Отпусти его! – кричала она с плачем. – Отпусти его! Ради Брайд, не бей его!
Тогда он остановился, тяжело дыша и внезапно почувствовав себя по-дурацки. Избил тощего калеку, который лишь хотел защитить свою хозяйку от нападения, издевался над женщиной, как какой-то хулиган … Господи, что с ним случилось? Он слез с мужчины, подавив порыв извиниться, и неуклюже поднялся на ноги, намереваясь хотя бы помочь бедняге подняться.
Однако прежде чем он успел это сделать, Лаогера упала на колени рядом с мужчиной, плача и тяня его, и наконец, усадила, прижав его узкую голову к своей мягкой круглой груди. Не обращая внимания на кровь, льющуюся из его разбитого носа, она гладила мужчину, шепча его имя. Джоуи, кажется, так.
Джейми стоял, слегка покачиваясь, глядя на эту картину. Кровь капала, стекая по его пальцам, а рука начала гореть там, где мотыга содрала кожу. Он почувствовал, как что-то жгучее попало ему в глаза, и, вытерев, обнаружил, что лоб его кровоточит. Вероятно, Джоуи, не закрывающий рот, случайно стукнулся зубами об его лоб, когда он бил его. Он поморщился от отвращения, почувствовав на лбу следы зубов, и нащупал носовой платок, чтобы остановить кровь.
Тем временем, как бы ни кружилась его голова, происходящее перед ним на земле с каждым моментом становились все яснее. Хорошая хозяйка могла бы заботиться о раненом слуге, но он еще не слышал, чтобы женщина называла слугу mo chridhe[3]. Не говоря уже о том, чтобы страстно поцеловать его в губы, запачкав при этом свое лицо кровью и соплями.
- Ммфм, - произнес он.
Испуганная Лаогера повернула к нему лицо, перепачканное слезами и кровью. Никогда она не выглядела милее.
- Он? - неверяще спросил Джейми, кивнув на сжавшегося Джоуи. – Почему он, ради бога?
Лаогера взглянула на него суженными глазами, подобравшись, как кошка, перед прыжком, но затем выпрямилась и снова прижала голову слуги к своей груди.
- Потому что он нуждается во мне,- сказала она ровно. – А тебе, ублюдок, я никогда не была нужна.
Он оставил лошадь пастись на дальнем конце озера и, сняв одежду, вошел в воду. Небо было хмурым, и озеро было полно облаков.
Каменистое дно ушло из-под ног, и холодная серая вода приняла его в свои объятия, даря онемение поврежденной коже. Он с закрытыми глазами опустил лицо в воду, чтобы промыть ранку на лбу, и почувствовал, как мягкие пузырьки его дыхания щекочут плечи.
Он поднял голову и поплыл, медленно и совершенно ни о чем не думая.
Он лежал на спине среди облаков, волосы извивались в воде, как водоросли, и смотрел в небо. Брызги дождя образовали ямочки в воде вокруг него, а затем дождь пошел сильнее. Однако он шёл тихо; никаких ударов капель, только ощущение озера и облаков, омывающих его лицо, его тело, смывающих кровь и раздражение.
Вернется ли он когда-нибудь сюда, задался он вопросом.
Вода своим шумом наполнила его уши, и он утешился осознанием того, что на самом деле никуда не уходил.
Наконец он повернулся и направился к берегу, плавно рассекая воду. Дождь шел уже сильнее, и капли непрерывно стучали по его обнаженным плечам. Тем не менее, заходящее солнце светило из-за туч и освещало Балригган и его холм мягким сиянием.
Он почувствовал, как дно приподнялось, и опустил ноги, затем мгновение постоял по пояс в воде, глядя на дом.
- Нет, - сказал он тихо и почувствовал, как раскаяние сменилось сожалением и, наконец, смирением. - Да, ты права, я никогда не нуждался в тебе. Мне жаль.
Затем он вышел из воды, свистнул лошади, натянул на плечи мокрый плед и повернулся лицом к Лаллиброху.