Когда утром пришло сообщение от генерала Гейтса, Джейми знал, о чем оно могло быть. Иэн исчез, и неудивительно. Он мог быть в лесу или в одном из индейских лагерей, но в любом случае никто не сможет найти его, если он сам не захочет.
Парень был также прав насчет пса. Они жаждали убить его, особенно полковник Мартин, и потребовались не только усилия Джейми, но действия молодой квакерши, которая распростерлась на косматом собачьем туловище, заявив, что сначала они должны убить ее.
Это немного умерило пыл Мартина, но общественное мнение все еще склонялось в пользу того, чтобы стащить девушку с тела и убить собаку. Джейми приготовился вмешаться, но из тьмы, как ангел-мститель, появился брат Рэйчел. Денни встал перед ней и назвал толпу трусами, отступниками и бесчеловечными монстрами, стремящимися отомстить невинному животному, не говоря уже об их проклятой несправедливости – да, он действительно сказал «проклятой», и воспоминание об этом заставило Джейми улыбнуться даже перед лицом предстоящей встречи – когда они довели молодого человека до изгнания и погибели из-за собственных подозрений и беззакония, и не захотели найти в себе малейшую искру божественного сострадания, которая дана Богом каждому человеку …
Джейми явился в штаб Гейтса, убрав подальше эти приятные воспоминания и приняв мрачный вид, полагающийся при данных обстоятельствах.
Гейтс выглядел так, словно сам переживал нелегкие времена, что, говоря по справедливости, так и было. На мягком круглом лице никогда не проступали кости, но теперь оно обвисло, как яйцо всмятку, а маленькие глаза за очками в проволочной оправе были налиты кровью.
- Садитесь, полковник, - сказал он и пододвинул к нему графин со стаканом.
Джейми был озадачен. Он не раз был на разборках у высших чинов и знал, что они не начинаются с предложения выпивки. Однако он принял стакан и осторожно отпил из него.
Гейтс осушил свой стакан одним махом и с тяжелым вздохом поставил его на стол.
- Мне требуется ваша помощь, полковник.
- Буду рад, - все еще с опаской ответил Джейми. Что могло понадобиться этому толстому ублюдку от него? Если информация о местонахождении Иэна или объяснение убийства, он мог получить ее от других. Если нет …
- Переговоры о капитуляции почти закончены, - Гейтс кинул унылый взгляд на кипу рукописных бумаг, вероятно, относящихся к переговорам.
- Войска Бергойна под командованием своих офицеров должны уйти из лагеря с военными почестями и сложить оружие на берегу Гудзона. Все офицеры сохраняют свои мечи и снаряжение, солдаты – свои ранцы. Армия должна отправиться в Бостон, где ее должным образом накормят и разместят перед отправкой в Англию. Единственное условие – они не должны снова служить в Северной Америке во время этой войны. Щедрые условия, я думаю, вы согласитесь, полковник?
- Очень щедрые, сэр.
Удивительно. Что произошло такого, что заставило генерала, имеющего преимуществ победителя, пойти на такие условия?
Гейтс кисло улыбнулся.
- Вижу, вы удивлены, полковник. Вероятно, вы будете удивлены меньше, если я скажу вам, что сэр Генри Клинтон направляется на север.
И Гейтс торопиться заключить договор о капитуляции, избавившись таким образом от Бергойна, чтобы иметь время подготовиться к атаке с юга.
- Да, сэр, я понимаю.
- Хорошо, - Гейтс прикрыл глаза и снова тяжело вздохнул. – У Бергойна есть дополнительное требование, прежде чем он примет условия.
- Да, сэр?
Гейтс открыл глаза и медленно осмотрел его.
- Мне сказали, что вы кузен бригадного генерала Саймона Фрейзера.
- Да.
- Хорошо. Тогда я уверен, вы будете не против оказать небольшую услугу своей стране.
Маленькая услуга, касающаяся Саймона?
- Однажды он выразил своим адъютантам желание, чтобы его похоронили на месте гибели, что они и сделали, но при возможности он хотел бы, чтобы его тело увезли в Шотландию, где он мог бы покоиться с миром.
- Вы хотите, чтобы я отвез тело в Шотландию? – выпалил Джейми. Он не мог больше удивиться, даже если бы Гейтс вскочил на стол и станцевал хорнпайп[1]. Генерал кивнул, дружелюбие его зашкаливало.
- Вы быстро соображаете, полковник. Да. Это последнее требование Бергойна. Он говорит, что солдаты очень любили бригадира, и то, что его желание будет выполнено, позволит им уйти без чувства вины, что оставляют его могилу.
Это звучит весьма романтично, и вполне в духе Бергойна, подумал Джейми. Генерал имел репутацию любителя драматических жестов. И, вероятно, он не ошибался насчет настроения людей, служивших под началом Саймона. Бригадир был хорошим человеком.
И несколько запоздало до него дошло, что конечный результат этой просьбы …
- Будет ли какое-нибудь обеспечение для путешествия в Шотландию с телом, сэр? - деликатно спросил он. - Сейчас блокада.
- Вас доставят вместе с вашей женой и слугами на один из кораблей Его Величества, и вам будет предоставлена сумма на транспортировку гроба, как только он прибудет в Шотландию. Вы согласны, полковник Фрейзер?
Он был настолько ошеломлен, что едва понял, что сказал в ответ, но, очевидно, этого было достаточно, поскольку Гейтс устало улыбнулся и отпустил его. Он вернулся в свою палатку, испытывая головокружение и размышляя, можно ли замаскировать Молодого Иэна под горничную своей жены в манере Чарльза Стюарта.
Октябрь 17, как все дни до этого, начался с серости и тумана. В своей палатке генерал Бергойн оделся с особой тщательностью, в великолепный алый мундир с золотыми галунами и шляпу, украшенную перьями. Уильям увидел его, когда вместе с другими офицерами явился в палатку Бергойна на последнюю мучительную встречу.
С ними говорил барон фон Ридзель. Он забрал все полковые знамена и сказал, что отдаст их своей жене, чтобы она зашила их в подушку и тайно отвезла в Брунсвик.
Уильяма это не волновало. Он чувствовал глубокую скорбь, поскольку никогда раньше не оставлял товарищей на поле боя и не уходил побежденным. Позорно, но не смертельно: генерал был прав, говоря, что они не могли предпринять еще одну атаку, не потеряв большую часть армии, настолько плачевным было их положение.
Теперь они со скорбным видом молча выстраивались в ряд, и все же, когда зазвучали труба и барабан, полк за полком последовали за развевающимися знаменами с высоко поднятыми головами. По словам генерала, противник отступил по приказу Гейтса. «Как тактично, - отстраненно подумал Уильям - американцы не станут свидетелями их унижения.»
Сначала красные мундиры, затем немецкие полки: драгуны и гренадеры в синем, пехота в зеленом и артиллерия из Гессен-Касселя.
На речных отмелях лежало множество мертвых лошадей, и зловоние усиливало мрачный ужас этого события. Артиллерия оставила здесь свои пушки, а пехота, шеренга за шеренгой, высыпала патроны из патронташей и складывала ружья. Некоторые мужчины были в такой ярости, что разбивали приклады ружей, прежде чем бросить их. Уильям видел, как барабанщик проткнул ногой барабан. Сам он не испытывал ни ярости, ни ужаса.
Все что он хотел сейчас – это увидеть своего отца.
Континентальные войска и ополчение промаршировали на место встречи в Саратоге и там выстроились вдоль обеих сторон дороги. Некоторые женщины тоже пришли посмотреть издалека. Я могла остаться в лагере и наблюдать историческую церемонию подписания двумя генералами капитуляции, но последовала за войском.
Солнце взошло, и туман рассеялся, как и во все дни за последние несколько недель. В воздухе чувствовался запах дыма, небо было октябрьское, бесконечное и голубое.
Артиллерия и пехота равномерно распределились вдоль дороги. На людях не было форменной одежды, и оружие у каждого было разное, но каждый держал свой мушкет или ружье или стоял возле своей пушки.
Это была разношерстная команда во всех смыслах этого слова, со свисающими с пояса рожками с порохом и мешочками с дробью, некоторые носили диковинные старомодные парики. И они стояли в серьезном молчании, выставив правую ногу вперед, а правую руку положив на оружие, и наблюдали, как марширует враг.
Я стояла в лесу немного позади Джейми и видела, как его плечи немного напряглись. Уильям прошел мимо, высокий и прямой, с лицом человека, которого на самом деле здесь нет. Джейми не опустил голову и не сделал никаких усилий, чтобы его не заметили. Он слегка повернул голову, следуя взглядом за Уильямом, пока тот не скрылся из вида. А потом его плечи чуть-чуть опустились, как будто с них упала ноша.
«В безопасности, - сказал этот жест. – Слава богу, он в безопасности».