Лагерь генерала Бергойна

Сентябрь 11, 1777

Дым сожженных и горящих полей висел над лагерем уже несколько дней. Американцы продолжали отступать, разрушая все на своем пути.

Когда пришло письмо, Уильям и Сэнди Линдси обсуждали, как лучше приготовить индейку (птицу только что принес один из разведчиков Линдси). Вероятно, это было лишь воображение Уильяма, но ему показалось, что в лагере воцарилась зловещая тишина, "земля содрогнулась, и завеса храма разодралась надвое сверху донизу" {Евангелие от Матфея 27:51}. Но скоро стало ясно - что-то действительно произошло.

В воздухе случилась определенная перемена, что-то не так было в ритме речи и движениях окружающих их людей. Балкаррес тоже это почувствовал и, прекратив рассматривать растянутое крыло индейки, взглянул на Уильяма с поднятыми бровями.

- Что? - спросил Уильям.

- Не знаю, но ничего хорошего, - Балкаррес сунул тушку индейки ординарцу, схватил шляпу и направился в шатер Бергойна. Уильям последовал за ним.

Они нашли Бергойна белого от гнева и с поджатыми губами, его старшие офицеры толпились вокруг и переговаривались тихими потрясенными голосами.

Капитан сэр Френсис Клерк, адъютант генерала, отошел от толпы. Голова его была опущена, а лицо потемнело. Балкаррес схватил его за локоть, когда он проходил мимо них.

- Френсис, что случилось?

Капитан Клерк выглядел заметно взволнованным. Он оглянулся на палатку, затем отошел в сторону, уходя из зоны слышимости, и поманил за собой Балкарреса и Уильяма.

- Хау, - сказал он. - Он не придет.

- Не придет? - тупо переспросил Уильям. - Но ... значит, он не уходит из Нью-Йорка?

- Уходит, - сказал Клерк, сжав губы так сильно, что удивительно, что он вообще мог говорить. - Для вторжения в Пенсильванию.

- Но ... - Балкаррес кинул шокированный взгляд на палатку, затем вернулся к Клерку.

- Точно.

Уильям осознал истинные масштабы катастрофы. Генерал Хау не просто выказал неуважение генералу Бергойну, игнорируя его планы, что, с точки зрения последнего, было само по себе плохо. Решив идти на Филадельфию вместо того, чтобы идти вверх по Гудзону, чтобы присоединиться к войскам Бергойна, Хау предоставил их, по сути, самим себе с точки зрения снабжения и подкрепления.

Другими словами, они остались одни, отделенные от своих обозов с припасами, перед неприятным выбором: продолжать преследовать отступающих американцев через опустошенную ими местность или развернуться и позорно маршировать обратно в Канаду по уже разоренной дороге.

Балкаррес высказал то же самое сэру Френсису, который в отчаянии потер лицо рукой и покачал головой.

- Я знаю, - сказал он. - Прошу меня простить, милорды ...

- Куда вы идете? - спросил Уильям, и Клерк взглянул на него.

- К миссис Линд, - ответил он. - Я думаю, лучше предупредить ее.

Миссис Линд была женой главного комиссара, а также любовницей генерала Бергойна.

Либо миссис Линд с успехом применила свои неоспоримые способности, либо природная стойкость генерала заявила о себе, но он быстро пришел в себя после письма Хау. "Что бы вы ни говорили о нем, - писал Уильям в своем еженедельном письме лорду Джону, - он имеет дар принимать решения и быстро действовать. Мы возобновили преследование главных сил американцев с удвоенными усилиями. Большинство наших лошадей были брошены, украдены или съедены. Я практически стер до дыр подошвы одной пары сапог.

Тем временем мы получили сведения от одного из разведчиков о том, что город Беннингтон, расположенный неподалеку, используется как место сбора продовольствия для американцев. По сообщениям он слабо охраняется, и поэтому генерал посылает полковника Баума, одного из гессенцев, с отрядом из пятисот солдат, чтобы захватить эти столь необходимые припасы. Отправляемся утром."

Был ли отчасти причиной его пьяный разговор с Балкарресом, Уильям так и не узнал, но он обнаружил, что о нем стали говорить, будто он в "хорошем ладу с индейцами". И то ли из-за этих сомнительных способностей, то ли из-за того, что он мог говорить на немецком языке, утром 12 августа его отправили сопровождать экспедицию полковника Баума за продовольствием, в которую входили некоторое количество спешившихся браншвейгских кавалеристов, два трехфунтовых артиллерийских орудия и сотня индейцев.

По сообщениям, в Беннингтоне в больших количествах был собран скот, который пригнали из Новой Англии, а также значительное количество фургонов, полных кукурузы, муки и другого продовольствия.

Когда они отправились в путь, дождь прекратился, и одно это вселяло в экспедицию чувство оптимизма. Ожидание еды значительно усилило это чувство. Казалось, они питались впроголодь в течение очень долгого времени, хотя на самом деле это продолжалось всего неделю или около того. Тем не менее, даже один день, проведенный в марше без достаточного питания, кажется долгим сроком, и Уильям это хорошо знал по собственному опыту.

Многие индейцы все еще были верхами; они кружили вокруг основных сил солдат, уезжая немного вперед, чтобы разведать дорогу, возвращаясь, чтобы предложить направление движения в обход тех мест, где дорога - едва намеченная даже в лучшие времена - заросла лесом или была затоплена одним из набухших от дождя ручьев. Беннингтон находился недалеко от реки Валлумсак, и пока они шли, Уильям от безделья обсуждал с одним из гессенских лейтенантов возможность транспортировки припасов к месту назначения на плотах вниз по течению.

Эта дискуссия носила чисто теоретический характер, поскольку никто из них не знал, куда течет Валлумсак, и судоходна ли река вообще, но разговор давал обоим возможность попрактиковаться в языках и, таким образом, скоротать время в долгом жарком переходе.

- Мой отец быть много времени в Германии, - сказал Уильям обер-лейтенанту Грюнвальду, медленно выговаривая немецкие слова. - Он очень любить еду в Ганновере.

Грюнвальд, родом из княжества Гессен-Кассель, презрительно дернул усами при упоминании Ганновера, но ограничился замечанием, что даже ганноверцы могут поджарить говядину и сварить к ней картофель. Вот его мать готовит такое вкусное блюдо из свинины и яблок, залитое красным вином и приправленное мускатным орехом и корицей, что у него текут слюнки только при одном воспоминании.

По лицу Грюнвальда текли ручейки пота, которые промыли дорожки по запыленной коже и намочили воротник голубого мундира. Мужчина снял высокую гренадерскую шляпу и вытер голову огромным платком, покрытым влажными пятнами от частого использования.

- Думаю, может быть, мы найдем корицу, - сказал Уильям. - И, может быть, свинину.

- Если найдем, я зажарю ее для вас, - заверил его Грюнвальд. - Что касается яблок ... - он сунул руку за пазуху и вытащил горсть маленьких плодов дикой яблони, которыми поделился с ним. - У меня целый бушель этих ...

Возбужденный визг индейца, скачущего обратно к колонне, прервал его, и Уильям увидел, как всадник указывал рукой позади себя, крича при этом: "Река!"

Это слово оживило расслабленных воинов, и Уильям увидел, как кавалеристы, настаивающие на том, чтобы носить высокие сапоги и палаши, несмотря на отсутствие лошадей, и весьма страдавшие в походе от этого, с предвкушением подтянулись.

С передней линии раздался другой крик.

- Коровье говно!

Крик вызвал всеобщее одобрение и смех среди мужчин, которые ускорили шаг. Полковник Баум, у которого была лошадь, выехал из колонны и остановился на обочине дороги, чтобы коротко переговорить с проходившими мимо офицерами. Уильям увидел, как его помощник наклонился ближе и указал на небольшой холм напротив.

- Как вы думаете ... - сказал он, повернувшись к Грюнвальду, и с изумлением обнаружил, что обер-лейтенант с отвисшей челюстью смотрит на него пустым взглядом. Рука мужчины ослабла и упала, а высокая шляпа покатилась по пыльной земле. Уильям моргнул и увидел толстую красную змею, медленно выползающую из-под темных волос Грюнвальда.

Грюнвальд выпрямился на мгновение и упал на дорогу с побелевшим лицом.

- Дерьмо! - сказал Уильям и дернулся, внезапно осознав произошедшее. - Засада! - проревел он изо всех сил. - Das ist ein Überfall!! {Это засада (нем.)}

В колонне раздались тревожные крики, и из леса началась спорадическая стрельба. Уильям схватил Грюнвальда под руки и поспешно оттащил его под укрытие сосен. Обер-лейтенант был еще жив, хотя мундир его было мокрым от пота и крови. Уильям убедился, что пистолет немца заряжен и находится у него в руке, схватил свой пистолет и бросился к Бауму, который стоял на стременах и выкрикивал указания на пронзительном немецком языке.

Он улавливал лишь отдельные слова и торопливо оглядывался, пытаясь по действиям гессенцев определить, каковы были приказы полковника. Он заметил небольшую группу разведчиков, бегущую к нему по дороге, и побежал им навстречу.

- Проклятие на этих негодяев, - просипел один из разведчиков, указывая назад. - Идут.

- Где? Как далеко? - ему казалось, что он сейчас выскочит из своей кожи, но заставил себя стоять неподвижно, говорить спокойно и равномерно дышать.

Миля, может быть, две. Он выдохнул и сумел спросить, как много. Может быть, двести, может быть, больше. Вооруженные мушкетами, но без пушек.

-Хорошо. Возвращайтесь и следите за ними, - приказал он и пошел к полковнику Бауму, ощущая дорогу под своими ногами со странным чувством, словно не ожидал, что она будет здесь.

Они окопались поспешно, но эффективно, укрывшись за неглубокими земляными валами и баррикадами из упавших деревьев. Орудия перетащили на небольшой холм и нацелили на дорогу. Повстанцы, однако, проигнорировали дорогу и набросились с обеих сторон.

В первой волне могло быть двести человек; невозможно было сосчитать, когда они носились по густому лесу. Уильям увидел движение и выстрелил туда, но без особой надежды кого-нибудь поразить. Волна заколебалась, но лишь на мгновение.

Затем где-то позади повстанцев проревел сильный голос: "Мы возьмем их сейчас, или Молли Старк сегодня вечером станет вдовой!"

- Что? - произнес Уильям, не веря своим глазам. Что бы ни значил этот крик, он возымел заметный эффект, поскольку еще больше повстанцев выбежало из-за деревьев и бросилось к орудиям. Солдаты, охранявшие пушки, тут же бежали, как и многие другие.

Повстанцы быстро расправились с остальными, и Уильям уже мрачно приготовился сделать все возможное, прежде чем его схватят, когда два индейца под руки вздернули его на ноги и быстро потащили прочь.

Так лейтенант Элсмир снова оказался в роли Кассандры, сообщив генералу Бергойну о разгроме при Беннингтоне. Люди убиты и ранены, потеряны орудия ... и ни одной коровы не было захвачено.

"И еще я не убил ни одного повстанца", - устало подумал он, медленно возвращаясь к своей палатке. Он полагал, что должен сожалеть об этом, но не был уверен, что сожалеет.