ЧАСТЬ ПЯТАЯ

     К пропасти

     Глава 42. ПЕРЕКРЕСТОК

     Уильям распрощался с Хантерами на безымянном перекрестке где-то в Нью-Джерси. Для него стало неприемлемо ехать с ними дальше. Расспросы о местоположении континентальной армии встречались со все возрастающей настороженностью и даже враждебностью, что указывало на ее близость. Ни те, кто поддерживал повстанцев, ни лоялисты, опасавшиеся расправы со стороны армии, стоявшей у их порога, не желали ничего говорить незнакомым путешественникам, которые могли быть шпионами или кем-то еще похуже.

     Квакерам будет легче без него. Их поведение не вызывало подозрения, а намерение Дензелла стать хирургом было таким понятным и заслуживающим уважения, что без него люди будут помогать им охотнее, подумал он. Или, по крайней мере, воспримут их расспросы более любезно. Но с Уильямом …

     Ранее в дороге было достаточно сказать, что он друг Хантеров. Люди интересовались их маленькой группой, но не относились подозрительно. Однако по мере того, как они углублялись в Нью-Джерси, напряжение в сельской местности заметно возрастало. Фермы подвергались набегам отрядов фуражиров, как гессенцев из армии Хау, который пытался выманить Вашингтона из его укрытия в горах Уотчунг, так и солдат континентальной армии, отчаянно нуждавшейся в провизии.

     Фермеры, которые обычно приветствовали путешественников из-за новостей, которые они приносили, теперь прогоняли их мушкетами и резкими словами. Найти еду становилось все труднее. Присутствие Рэйчел иногда помогало им подобраться на расстояние разговора, чтобы предложить деньги, и здесь очень помогал небольшой запас золота и серебра Уильяма. Дензелл большую часть денег от продажи дома вложил в банк в Филадельфии, чтобы обеспечить будущее Рэйчел, а бумажные деньги, выпущенные Конгрессом, отказывались брать почти повсюду.

     Кроме того для Уильяма не было никакой возможности замаскироваться под квакера. Помимо его неспособности овладеть простонародной речью, его рост и осанка заставляли людей нервничать. Тем более что он не собирался лгать и говорить, что собирается записаться в Континентальную армию, и потому не задавал о ней никаких вопросов. Позже это могло быть представлено как доказательство шпионажа. Однако его молчание воспринималось как угроза и также заставляло людей нервничать.

     Он не говорил с Хантерами о разделении, а Дензелл и Рэйчел старались не спрашивать о его собственных планах. Однако все понимали, что время пришло; он мог почувствовать это в воздухе, когда проснулся утром. Когда Рэйчел протянула ему на завтрак кусок хлеба, ее рука коснулась его руки, и он чуть не схватил ее. Она почувствовала его сдерживаемый порыв и вздрогнула, взглянув ему прямо в глаза. Сегодня ее глаза были больше зеленые, чем коричневые, и он послал бы благоразумие к черту и поцеловал ее – он думал, что она бы не возражала – если бы ее брат как раз не вышел из кустов, застегивая клапан на бриджах.

     И он внезапно решился. Нет смысла медлить, и, вероятно, лучше сделать это, не слишком раздумывая. Он резко остановил свою лошадь посреди перекрестка, напугав Дензелла, чья кобыла вздрогнула и заплясала от рывка повода.

     - Я оставлю вас здесь, - сказал Уильям резче, чем собирался. - Мой путь лежит на север, - он кивнул в том направлении. Слава богу, солнце уже взошло, так что он мог сказать, где находится север. - Думаю, что если вы продолжите движение на восток, вы встретите представителей армии мистера Вашингтона. Если … - он заколебался, но их следует предупредить. Из того, что говорили фермеры, было ясно, что Хау послал войска в этот район.

     - Если встретитесь с британскими отрядами или гессенскими наемниками … Кстати, вы говорите по-немецки?

     Дензелл с широко раскрытыми глазами покачал головой.

     - Только немного по-французски.

     - Хорошо. Многие гессенские офицеры хорошо говорят по-французски. Если вы встретите гессенцев, которые не говорят на французском, и они станут приставать к вам, скажите: «Ich verlange, Euren Vorgcsctztcn zu sehen; ich bin mit seinem Freund bekannt». Это значит: «Я хочу видеть вашего командира. Я знаю его друга». Скажите то же самое, если встретитесь с британским отрядом. По-английски, конечно, - добавил он неуклюже.

     Слабая улыбка возникла на лице Дензелла.

     - Благодарю тебя, - сказал он, - но если они отведут нас к командиру, и он потребует имя предполагаемого друга?

     Уильям улыбнулся в ответ.

     - Это не имеет значения. Как только вас приведут к командиру, вы будете в безопасности. Что же касается имени … Гарольд Грей, герцог Пардлоу, полковник сорок шестого пехотного полка. – Дядя Хэл не имел таких обширных знакомств, как его отец, но в военном сообществе его знали все или, по крайней мере, слышали о нем.

     Он видел, как губы Дензелла беззвучно шевелились, когда он запоминал информацию.

     - А кем является друг Гарольд для тебя, Уильям? – Рэйчел настороженно смотрела из-под обвисших полей шляпы; девушке пришлось сдвинуть ее назад, чтобы посмотреть на него.

     Он снова поколебался, но какое это имеет значение теперь? Он может никогда не увидеть Хантеров снова. И хотя он понимал, что квакеры не питают почтения к титулам и рангам, все равно выпрямился в седле.

     - Мой родственник, - сказал он осторожно и, покопавшись в кармане, вытащил кисет, который шотландец Мюррей передал ему. – Вот. Вам понадобится.

     - Мы обойдемся, - отказался Дензелл, отмахиваясь.

     - Я тоже, - сказал Уильям и кинул кисет Рэйчел, которая рефлекторно протянула руки и поймала его, выглядя весьма удивленной как действиями Уильяма, так и тем, что смогла поймать кисет.

     - Прощайте, - произнес он хрипло и, развернув лошадь, пустил ее быстрой рысью, не оглядываясь назад.

     - Ты знаешь, что он британский солдат? – тихо сказал Денни Хантер сестре, наблюдая, как удаляется Уильям. – Скорее всего, дезертир.

     - И что, если так?

     - Насилие следует за таким человеком. Ты это знаешь. Оставаться долго с таким человеком опасно не только для тела. Но и для души тоже.

     Рэйчел некоторое время молча сидела на своем муле, смотря на пустынную дорогу.

     - Я думаю, ты лицемер, Дензелл Хантер, - ровным голосом сказала она и повернула голову мула. - Он спас наши жизни. Ты бы хотел, чтобы он удержался и позволил зарезать меня в том ужасном месте? - Она слегка вздрогнула, несмотря на дневную жару.

     - Нет, - серьезно ответил ее брат. - И я благодарю бога за то, что он был там, чтобы спасти тебя. Я достаточно грешен, чтобы предпочесть твою жизнь спасению души этого молодого человека, но не настолько лицемерен, чтобы отрицать это, нет.

     Она фыркнула и, сняв шляпу, отмахнулась от тучи мух.

     - Для меня это большая честь. А что касается твоих разговоров о склонных к насилию людях и опасности быть рядом с ними, то не ты ли везешь меня в армию?

     Он грустно рассмеялся.

     - Я. Возможно, ты права, и я лицемер. Но, Рэйчел … - он потянулся и поймал узду ее мула, не давая ей отвернуться. - Ты знаешь, что я не позволю причинить тебе вред, ни твоему телу, ни твоей душе. Скажи слово, и я найду тебе место у Друзей, где ты сможешь оставаться в безопасности. Я уверен, что Господь говорил со мной, и я должен следовать своей совести. Но тебе нет необходимости следовать за мной.

     Она долго и пристально посмотрела на него.

     - Почему ты уверен, что Господь не говорил и со мной?

     Он моргнул за своими очками.

     - Я счастлив за тебя. Что он сказал?

     - Он сказал: «Удержи своего тупоголового брата от самоубийства, потому что я возложу его кровь на твои руки», - рявкнула она, сбрасывая его руку с узды. – Если мы собираемся присоединиться к армии, Денни, давай двигаться, чтобы найти ее.

     Она сильно стукнула мула по ребрам. Уши лошади поднялись, и с громким понуканием наездника, она рванулась вниз по дороге, словно ядро из пушки.

     Некоторое время Уильям ехал с выпрямленной спиной, показывая превосходную верховую езду. После того, как перекресток скрылся из виду, он сбавил скорость и немного расслабился. Ему было жаль расставаться с Хантерами, но его мысли уже обратились вперед.

     Бергойн. Однажды он встретил генерала Бергойна на спектакле. Пьеса была написана самим генералом, не иначе. О самой пьесе он ничего не помнил, так как флиртовал глазами с девушкой в соседней ложе, но потом спустился с отцом поздравить счастливого драматурга, красного от триумфа и шампанского.

     «Джентльмен Джонни», так звали его в Лондоне. Светило на небосклоне лондонского общества, несмотря на то, что несколько лет назад ему и его жене пришлось бежать во Францию, чтобы избежать ареста за долги. Однако за это его никто не порицал; долги аристократов были обычным делом.

     Уильяма больше озадачил тот факт, что его дяде Хэлу, похоже, нравился Джон Бергойн. У дяди Хэла не было времени ни на пьесы, ни на людей, которые их писали, хотя у него на полках стояло полное собрание сочинений Афры Бен^[1]. Отец Уильяма как-то сказал ему по строжайшему секрету, что его брат Хэл испытывал страстную привязанность к миссис Бен после смерти своей первой жены и до женитьбы на тете Минни.

     - Видишь ли, Миссис Бен была мертва, - объяснил ему отец. – И безопасна.

     Уильям кивнул, желая казаться опытным и понимающим, хотя в действительности совсем не понимал, что отец имел в виду. Безопасна? Как безопасна?

     Он покачал головой. Он не ожидал, что может понять дядю Хэла, и, наверное, это было лучше для них обоих. Вероятно, бабушка Бенедикта была единственным человеком, который понимал его. Однако мысль о дяде Хэле привела его к мысли о кузене Генри, и рот его сжался.

     Новость, конечно, уже достигла Адама, но он, скорее всего, ничего не сможет сделать для брата. Как и сам Уильям, которого долг призывал на север. Но, конечно же, его отец и дядя Хэл …

     Лошадь вздернула голову и негромко фыркнула. Уильям взглянул вперед и увидел стоящего возле дороги мужчину с поднятой в приветственном жесте рукой.

     Он подъезжал медленно, зорко следя за лесом на предмет сообщников мужчины, подстерегающих неосторожных путников. Однако местность здесь была ровной с густой, но тонкоствольной порослью, где никто не мог спрятаться.

     - Добрый день, сэр, - поздоровался он, останавливаясь на безопасном расстоянии от старика. Да, он был старым; его лицо было покрыто морщинами, как куча шлака возле оловянного рудника. Он опирался на высокий посох, и его заплетенные в косу волосы были белоснежными.

     - Рад встрече, - ответил старый джентльмен. Джентльмен, потому что он стоял прямо, а его одежда была приличной, и, как теперь заметил Уильям, у него также была хорошая лошадь, которая щипала траву на некотором расстоянии. Уильям немного расслабился.

     - Куда вы направляетесь, сэр? - вежливо спросил он. Старик слегка пожал плечами.

     - Это может зависеть от того, что вы мне расскажете, молодой человек, - старик явно был шотландцем, хотя хорошо говорил по-английски. - Я ищу человека по имени Иэн Мюррей, которого, я думаю, вы знаете.

     Уильяма пришел в замешательство; откуда старик знает о их знакомстве? Но он знал Мюррея; возможно, Мюррей упоминал про Уильяма. Он осторожно ответил.

     - Я знаю его. Но, боюсь, я понятия не имею, где он.

     - Нет? - старик пристально посмотрел на него. Как будто думает, что я могу солгать ему, подумал Уильям. Подозрительный старый ублюдок!

     - Нет, - твердо повторил он. - Я встречал его в Грейт-Дисмал несколько недель назад в компании с могавками. Но я не знаю, куда он отправился с тех пор.

     - С могавками, - задумчиво повторил старик, и Уильям увидел, как запавшие глаза остановились на его груди, где из-под рубашки торчал огромный медвежий коготь. - Значит, ты получил bawbee^[2] от могавков?

     - Нет, - сухо ответил Уильям, не зная, что такое bawbee, но думая, что звучит как-то пренебрежительно. - Мистер Мюррей передал это от … друга.

     - Значит, друга, - старик откровенно изучал его лицо, от чего Уильям чувствовал себя неловко и злился. - Как вас зовут, молодой человек?

     - Не ваше дело, сэр, - сдерживаясь, произнес Уильям и натянул поводья. - Хорошего вам дня.

     Лицо старика напряглось, как и его рука на посохе, и Уильям резко повернулся к нему, опасаясь, что старый ублюдок попытается ударить его. Но тот не двинулся, и Уильям с легким шоком заметил, что на руке, сжимавшей посох, отсутствуют два пальца.

     На мгновение он подумал, что старик может сесть на лошадь и погнаться за ним, но когда он оглянулся, тот все еще стоял у дороги и смотрел ему вслед.

     И хотя это не имело никакого значения, но, движимый каким-то смутным побуждением, Уильям сунул медвежий клык под рубашку, где он надежно укрылся рядом с четками.