Глава 25. ЛОНО БЕЗДНЫ

     «Май 15, 1777

     Мои дорогие,

     Я ненавижу корабли всеми фибрами мой души. И все-таки я снова над морской бездной на борту судна с названием «Безмятежный чирок», из абсурдности этого названия вы можете судить о мрачном юморе капитана. Этот джентльмен – контрабандист смешанных кровей с плохим чувством юмора, который, не моргнув глазом, заявил мне, что его зовут Надежный Робертс.»

     Джейми окунул перо в чернила и кинул взгляд на удаляющиеся берега Северной Каролины. Увидев, как ландшафт поднимается и опускается, он уставился на бумагу, которую закрепил на переносном столике на коленях, чтобы его не сдул ветер, наполняющий паруса над его головой.

     «Мы в добром здравии», - медленно написал он. Если не брать во внимание морскую болезнь, на которой он не собирался останавливаться. Должен ли он рассказать им о Фергюсе, подумал он.

     - Как ты себя чувствуешь?

     Он взглянул вверх и увидел Клэр, которая наклонилась к нему с видом глубокого, но опасливого интереса, который она принимала с людьми, у которых в любой момент могла начаться рвота, или у которых могла брызнуть фонтаном кровь, или которые могли тут же умереть. Он уже испытал первые два состояния из этого списка, когда она случайно попала иголкой в маленький кровеносный сосуд да голове, но надеялся, что никаких признаков его надвигающейся кончины она не обнаружила.

     - Достаточно хорошо, - он даже не хотел думать о своем желудке, чтобы не растревожить его, и сменил предмет разговора. – Стоит ли написать Брианне и Роджеру Маку о Фергюсе?

     - У тебя достаточно чернил? – спросила она с кривоватой улыбкой. – Конечно, ты должен. Им будет очень интересно. И это отвлечет тебя, - добавила она, слегка прищурившись на него. – Все-таки ты довольно зеленый.

     - Ага, спасибо.

     Она рассмеялась с веселой черствостью бывалого моряка, не испытывающего никаких проблем с качкой, поцеловала его голову, избегая точащих из нее четырех иголок, и встала у перил, наблюдая, как колеблющаяся земля уходит из поля зрения.

     Он отвел глаза от тревожной перспективы и вернулся к письму.

     «Фергюс и его семья также в порядке, но я должен рассказать вам о странном происшествии. Человек, называющий себя Персиваль Бошан …»

     Ему потребовалась большая часть страницы, чтобы описать Бошана и его сбивающий с толку интерес к Фергюсу. Он взглянул на Клэр, задаваясь вопросом, должен ли он также написать о возможном отношения Бошан к ее семье, но отказался. Его дочь наверняка знает девичью фамилию своей матери и сразу это заметит. Кроме того, у него не было никакой другой полезной информации по этому вопросу, и его рука начала болеть.

     Клэр с мечтательным лицом все еще стояла возле перил, держась за них одной рукой.

     Она перевязала волосы лентой, но ветер растрепал их. И глядя на нее с развевающимися волосами, юбками и шалью, с тканью платья, облегающей ее все еще очень красивую грудь, он подумал, что она выглядит как носовое украшение корабля, грациозный и свирепый дух – защитник от опасностей морских глубин.

     Эта мысль показалась ему несколько утешительной, и он вернулся к своему сочинению с более легким сердцем, несмотря на тревожное чувство, которым он теперь должен был поделиться.

     «Фергюс предпочел не встречаться с мсье Бошаном, что я счел разумным, и поэтому мы решили, что дело закрыто.

     Однако, пока мы были в Уилмингтоне, однажды вечером я отправился в доки, чтобы встретиться с мистером Деланси Холлом, нашей связью с капитаном Робертсом. В связи с присутствием английского военного корабля, мы договорились, что незаметно отплывем на рыбацком кече мистера Холла из гавани к месту, где встретимся с «Чирком». Капитану Робертсу не нравилась близость к британскому флоту. (Это довольно распространенная реакция со стороны капитанов частных и торговых судов, обусловленная как наличием контрабанды на их борту, так и хищническим отношением британского флота к экипажам кораблей. Обычно людей захваченных судов насильно рекрутируют – они называют это вербовкой – а это рабство на всю жизнь, за исключением тех случаев, когда кто-либо готов рискнуть быть повешенным за дезертирство.)

     Я взял с собой некоторые незначительные предметы багажа, намереваясь под предлогом погрузки их на борт более внимательно осмотреть как сам кеч, так и мистера Холла, прежде чем доверить им свою жизнь. Однако ни кеча, ни мистер Холл на причале не было, так что я начал беспокоиться, не ошибся ли я в его указаниях, или что он наткнулся либо на флот Его Величества, либо на какого-нибудь капера.

     Я подождал до темноты и уже собирался возвращаться в гостиницу, когда увидел, что в гавань вошла маленькая лодка с голубым фонарем на корме. Это был сигнал мистера Холла, а лодка была его кечем, который я помог привязать к причалу. Он сказал, что у него есть новости, и мы отправились в местную таверну, где он рассказал, что накануне был в Нью-Берне, и что в городе поднялся шум из-за бесчестного нападения на печатника мистера Фрейзера.

     По слухам, он – Фергюс – производил доставку своей печатной продукции и только что слез с повозки, как кто-то прыгнул на него сзади, накинув ему на голову мешок, в то время как кто-то другой попытался схватить его за руки, предположительно с намерением их связать. Фергюс, естественно, сопротивлялся изо всех сил, и, согласно рассказу мистера Холла, ему удалось ранить одного нападавшего своим крюком, о чем свидетельствовали оставшиеся на нем следы крови. Раненый с криком упал и громко выругался (мне было бы интересно знать, что это за ругательства, чтобы понять мог ли напавший быть французом или англичанином, но такой информация не было), после чего Кларенс (его вы, я думаю, помните) разволновался и, по-видимому, укусил второго нападавшего. Он и Фергюс упали на мула в пылу драки. Тут первый мужчина вернулся в схватку, и Фергюс, все еще ослепленный мешком, призывая помощь, схватился с ним, снова ударив его крюком. По некоторым слухам (как сказал мистер Холл) злодей сорвал крюк с запястья Фергюса, по другим – Фергюсу удалось снова ударить его, и крюк запутался в одежде злодея и слетел сам.

     В любом случае, люди в Томпсоновской харчевне услышали шум и выскочили, после чего злодеи сбежали, оставив Фергуса немного побитым и возмущенным потерей крюка, но в остальном целым и невредимым, за что хвала богу и святому Дисмасу (он его личный покровитель).

     Я расспросил мистера Холла так подробно, как только мог, но больше никакой информации не было. Он сказал, что общественное мнение разделилось. Многие говорили, что это была попытка депортации и что в нападении виноваты «Сыны свободы», в то время как некоторые члены «Сынов свободы» с негодованием отрицали это обвинение, утверждая, что это была работа лоялистов. разгневанных тем, что Фергюс напечатал особенно подстрекательную речь Патрика Генри, а похищение было прелюдией к смоле и перьям. Судя по всему, Фергюс настолько успешно избегал открытого принятия одной из сторон в конфликте, что обе стороны одинаково обиделись и решили устранить его.

     Это, конечно, возможно. Но, учитывая присутствие и поведение мсье Бошана, думаю, что более вероятно третье объяснение. Фергюс отказался встречаться с ним, но тому не потребовалось бы много времени, чтобы узнать, что, несмотря на имя и шотландскую жену, Фергюс – француз. Наверняка об этом знает большинство жителей Нью-Берна, и кто-нибудь мог ему сказать.

     Признаюсь, я теряюсь в догадках, почему Бошан захотел похитить Фергюса, а не просто встретился с ним лично, чтобы узнать, не является ли он тем человеком, которого разыскивает. Я должен предположить, что он не собирался причинять Фергюсу вреда, потому что в противном случае было бы довольно просто устроить его убийство; в эти дни по колонии бродит множество мужчин самого низкого пошиба.

     Происшествие нас беспокоит, но я мало что могу с этим поделать в моем нынешнем положении. Я отправил Фергюсу письмо, якобы касающееся спецификаций типографского задания, в котором завуалировано сообщил ему, что я оставил некоторую сумму у ювелира в Уилмингтоне, которой он может воспользоваться в случае необходимости. Ранее я обсуждал с ним опасность его нынешнего положения, не зная в то время, насколько большой она может быть на самом деле, и он согласился, что для безопасности его семьи возможен их переезд в город, где общественное мнение более соответствует его взглядам. Это последнее происшествие может заставить его принять решение, тем более что близость к нам больше не может рассматриваться, как причина их нахождения в Нью-Берне.»

     Ему снова пришлось остановиться; боль пронзила руку и запястье. Он разжал пальцы, сдерживая стон; казалось, горячая проволока, пронзала его безымянный палец вверх к предплечью короткими электрическими разрядами.

     Он более чем беспокоился за Фергюса и его семью. Если Бошан пытался один раз, он попытается еще раз. Но почему?

     Может быть, тот факт, что Фергюс был французом, не являлся достаточным доказательством того, что он и есть Клодель Фрейзер, которого искал Бошан, и он намеревался удостовериться в этом любыми средствами? Возможно, но это свидетельствовало о хладнокровной целеустремленности, что беспокоило Джейми больше, чем он хотел сказать в своем письме.

     Справедливости ради, он должен признать, что версия о том, что нападение было совершено по политическим мотивам, была весьма возможна и, казалась, более вероятной, чем зловещие замыслы месье Бошана, которые были одновременно романтическими и непонятными в высшей степени.

     «Но я прожил слишком долго, чтобы не узнать запах крысы, когда учую его», - пробормотал он, потирая руку.

     - Иисус Рузвельт Христос! - воскликнул его персональный дух-хранитель, внезапно появившись рядом с ним с выражением заметного беспокойства. - Твоя рука!

     - А? - он посмотрел на ладонь. - Что не так? Мои пальцы все еще на месте.

     - Это максимум, что можно сказать о них. Похоже на гордиев узел, - она опустилась на колени рядом с ним, взяла его руку и принялась энергично массировать ее, что, несомненно, было полезно, но причиняло такую боль, что у него заслезились глаза. Он закрыл их, медленно дыша сквозь стиснутые зубы.

     Она ругала его за то, что он писал слишком много. В конце концов, куда торопиться?

     - Пройдут дни, прежде чем мы достигнем Коннектикута, а затем месяцы пути в Шотландию. Ты мог бы писать по одному предложению в день, и времени хватит, чтобы процитировать всю Книгу Псалмов.

     - Мне было нужно, - защищался он.

     Она пробормотала что-то сердитое себе под нос, при этом фигурировали слова «шотландец» и «упрямый», но он предпочел не обращать внимания. Ему действительно было нужно. Когда он изложил свои мысли черным по белому, в его голове прояснилось. В какой-то степени выразить их на бумаге явилось облегчением, а иначе они забивали его голову беспокойством, словно грязь в корнях мангровых зарослей.

     Кроме того он не нуждался в оправдании, подумал он, прищурив глаза на макушку склоненной головы жены. Вид исчезающего берега Северной Каролины заставил его ощутить тоску по своей дочери и Роджеру Маку, и он захотел почувствовать связь с ними, которую давало ему письмо.

     - Думаете, вы с ними встретитесь? - спросил его Фергюс незадолго до их расставания. - Может быть, вы поедете во Францию. - Для Фергюса, Марсали и жителей Риджа семья Брианны уехала во Францию, спасаясь от надвигающейся войны.

     - Нет, - сказал он, надеясь, что в его голосе не отразится тоска. - Сомневаюсь, что мы когда-нибудь их снова увидим.

     Правая рука Фергюса сильно сжала его предплечье и отпустила.

     - Жизнь долгая, - сказал он тихо.

     - Да, - ответил он, но подумал, что ни одна жизнь не длится так долго.

     Его руке стало легче, движения жены уже не причиняли сильной боли.

     - Я тоже скучаю по ним, - сказала она и поцеловала костяшки его пальцев. – Дай мне письмо, я его закончу.

     «Руке твоего отца на сегодня хватит. На этом корабле, помимо имени капитана, есть еще кое-что интересное. Я побывала ранее в трюме и увидела большое количество ящиков, на каждом из которых по трафарету было написано имя «Арнольд» и «Нью-Хейвен, Коннектикут». Я сказала находящемуся там моряку, что мистер Арнольд, должно быть, очень успешный торговец. Мужчина с весьма заурядным именем – Джон Смит (Это досадное обстоятельство в полной мере компенсировалось золотыми серьгами: три в одном ухе и две в другом. Он сказал мне, что каждая серьга означает его выживание при крушении судна. Надеюсь, что ваш отец этого не знает.) рассмеялся и сказал, что на самом деле мистер Бенедикт Арнольд^[1] – полковник Континентальной армии и очень храбрый офицер. Коробки должны быть доставлены его сестре, мисс Ханне Арнольд, которая присматривает и за его тремя маленькими сыновьями, и его магазином импортных и галантерейных товаров в Коннектикуте, пока он занимается военными делами.

     Должна сказать, что меня пробрала дрожь, когда я это услышала. Я встречала людей, о жизни и судьбе которых я знала раньше, и некоторые из них сыграли роковую роль в истории. Однако к этому чувству не привыкаешь. Я смотрела на эти коробки и думала: не написать ли мисс Ханне? Сойти с корабля в Нью-Хейвене и пойти к ней? И сказать ей … что именно?

     Весь наш опыт на сегодняшний день говорит о том, что я абсолютно ничего не могу сделать, чтобы изменить прошлое. И глядя на ситуацию объективно, я не вижу никакого выхода … и все же. И все же!

     И все же я была близко знакома со многими людьми, чьи действия значительно повлияли на историю, чем бы она ни закончилась. «Как это может быть иначе? - говорит твой отец. - Действия каждого имеют влияние на будущее.» И, очевидно, он прав.

     Ладно. Возвращаюсь к первоначальной теме этого письма, таинственному мсье Бошану. Если вещи твоего отца, я имею в виду Фрэнка … Если у вас все еще есть коробки с бумагами и книгами из его домашнего офиса и свободная минутка, вы могли бы поискать там старую папку с нарисованным на ней цветным гербом. Я думаю, что это лазурь и золото, и я припоминаю, что на нем есть ласточки. Если повезет, то в этой папке все еще находится генеалогия семьи Бьючемп (Бошан), которую дядя Лэмб составил для меня много лет назад.

     Просто ради любопытства посмотрите есть ли там запись с именем Персиваль в 1777 году.

     Ветер немного усилился, и вода становится неспокойной. Твой отец побледнел и стал липким от пота, как наживка для рыбы; Думаю, я закончу письму и отведу его вниз, где он хорошенько проблюется и поспит, я надеюсь.

     Со всей любовью,

     мама»