Прощание я начала с сарайчика над ручьем. Постояла некоторое время внутри, слушая журчание воды по каменному желобу, вдыхая прохладный свежий воздух со слабым запахом молока и масла. Выйдя, я повернула налево, подошла к моему огороду, окруженному выбеленным непогодой частоколом, покрытым сейчас засохшими тыквенными плетями, и остановилась в нерешительности. Я не заходила в огород со дня смерти Мальвы и ее дитя. Положила руки на стойки ворот и заглянула внутрь.
Я порадовалось, что не заходила сюда раньше. Вынести вид зимнего запустения с почерневшими и одеревенелыми стеблями с ошметками листьев на земле было бы выше моих сил. И хотя зрелище все еще доставляло боль сердцу огородника, но уже не было ощущения безнадежности. Свежая зелень, усыпанная крошечными цветами, вылезала повсюду; добрые руки весны возлагали венки на кости зимы. Половина зелени была просто травой и сорняками, а к лету свои права на огород заявит лес, задушив чахлые всходы капусты и лука. Эми возделала новую делянку под огород рядом со старой хижиной; ни она и никто в Ридже и шагу не ступит в это место.
Что-то двигалось в траве. Я увидела маленькую сосновую змейку, которая ползла по своим охотничьим делам. Вид чего-то живого подарил мне чувство комфорта, хотя я не особо любила змей, а, подняв глаза и увидев, что пчелы влетают и вылетают из старой колоды, все еще стоящей в конце огорода, я улыбнулась.
И наконец, я посмотрела на то место, где посадила салатную зелень, на которой она умерла. В воспоминаниях я всегда видела там растекшуюся кровь, воображала, что она все еще там, постоянное пятно, впитавшееся в землю среди вырванных с корнем салатов и увядших листьев. Но оно исчезло; ничто не отмечало это место, кроме волшебного кольца грибов, крошечных белых головок, торчащих из травы.
- «Я встану с места и помчусь, - начала я тихо, - на остров Иннисфри,
Я замолчала на мгновение, развернулась и прошептала:
- «Мне очень нужен этот мир, в котором есть покой.»[2]
Потом быстро пошла вниз по тропинке. Нет нужды прощаться с руинами дома или белой свиньей, я и так буду помнить их. Что касается амбара и курятника … ну, если вы видели одно из этих строений, то видели все.
Возле хижины столпились лошади и мулы, туда и сюда сновали люди. Все говорило о скором отбытии, но я еще не совсем была готова прощаться и отступила в лес, чтобы собраться с духом.
Вдоль дороги трава росла высоко и мягко касалась низа моих юбок. Что-то тяжелее травы коснулось подола, и я, посмотрев вниз, увидела Адсо. Я безуспешно искала его большую часть вчерашнего дня; как типично для него появляться в последнюю минуту.
- Вот ты где, - с обвинением произнесла я. Он посмотрел на меня своими спокойными зелеными глазами и лизнул лапу. Я импульсивно схватила его на руки и прижала к груди, чувствуя рокот его урчания и мягкую, густую шерсть его серебристого живота.
С ним все будет в порядке, я знала это. Лес был его личным охотничьим угодьем, а Эми Хиггинс любила его и обещала обеспечить его молоком и теплым местечком у огня в плохую погоду. Я знала это.
- Ну, давай, иди, - сказала я и опустила его на землю. Он стоял некоторое время, медленно помахивая хвостом и подняв голову в поисках еды или интересных запахов, затем шагнул в траву и исчез.
Я наклонилась, обхватив себя руками, и заплакала безмолвно и сильно.
Я плакала, пока мое горло не заболело, и я не смогла дышать, затем села на траву, скукожившись, как сухой лист, и слезы, которые я не могла остановить, падали на мои колени, как первые капли надвигающейся бури. О, боже. И это только начало.
Я сильно протерла глаза, размазывая влагу и пытаясь унять грусть. Мягкий кусок ткани коснулся моего лица, и я поглядела вверх, шмыгая носом. Джейми стоял на коленях рядом со мной с носовым платком в руке.
- Мне жаль, - сказал он очень мягко.
- Нет, не беспокойся, я … Он только кот, - сказала я, и новая волна горя сжала мое сердце.
- Да, я знаю, - он пододвинулся и, обняв меня, прижал мою голову к своей груди, ласково вытирая мои слезы. – Но ты не можешь плакать о детях. Или о доме. Или о своем огороде. Или о бедной мертвой девушке и ее ребенке. Но если ты плачешь о своем питомце, ты знаешь, что можешь остановиться.
- Откуда ты знаешь? – мой голос хрипел, но боль в сердце уменьшилась.
Он издал тихий и грустный смешок.
- Потому что я тоже не могу плакать обо всем этом, сассенах. И у меня нет кота.
Я шмыгнула, отерла лицо еще раз и высморкалась в платок, прежде чем отдать ему. Он без всяких гримас сунул его в спорран.
«Господь, пусть меня будет достаточно», - сказал он. Эта молитва вонзилась в мое сердце, как стрела, когда я ее услышала. Тогда я подумала, что он просил о помощи в том, что должно быть сделано. Но он молился совсем не об этом, и осознание того, что он имел в виду, разбило мое сердце.
Я обхватила его лицо ладонями, и в этот миг мне так хотелось, чтобы у меня был его дар говорить, чтобы я могла высказать то, что лежит у меня на сердце, так, чтобы он понял. Но я не могла.