Не все золото было перенесено в пещеру с испанцем. Две мои юбки имели дополнительные отвороты внизу, с золотой стружкой, равномерно распределенной по крошечным кармашкам, а в нижний шов большого кармана было вшито несколько унций золота. Джейми и Иэн положили немного золота в свои спорраны, и у каждого из них на поясе висели по два больших кисета для дроби. Мы удалились, втроем, на поляну Нового дома, чтобы в тайне подготовить наши «боеприпасы».
- Ты не забудешь, с какого края брать дробь для заряда? - Джейми выронил из отливочной формы свежую пулю, сияющую, как миниатюрное солнце, в котел с жиром и сажей.
- Если ты не возьмешь мой кисет по ошибке, - едко ответил Иэн. Он делал свинцовую дробь, бросая горячие шарики в дупло, выстланное влажными листьями, где они дымились и парили в морозном воздухе весеннего вечера.
Лежащий рядом Ролло чихнул, когда дымок проплыл рядом с его носом и громко зафыркал. Иэн поглядел на него с улыбкой.
- Тебе понравится гонять оленей по вереску, a cù[1]? - спросил он. - Хотя от овец тебе нужно будет держаться подальше, или тебя пристрелят, приняв за волка.
Ролло вздохнул и сонно прикрыл глаза.
- Подумал, что скажешь матери, когда увидишь? – спросил Джейми, прищурившись от дыма костра, над которым держал форму с расплавленной золотой стружкой.
- Пытаюсь не думать, - честно ответил Иэн. – У меня странное чувство в животе, когда я думаю о Лаллиброхе.
- Хорошее или плохое? - спросила я, осторожно вылавливая остывший золотой шарик из черного жира деревянной ложкой и опуская его в кожаный мешочек.
Иэн нахмурился, не спуская глаз с ковша, где свинец из отдельных капель собрался в дрожащую лужицу.
- И то и другое, я думаю. Брианна как-то рассказывала мне о книге, которую она читала в школе, о том, что нельзя снова вернуться домой. Думаю, это так … но так хочется, - добавил он тихо, не поднимая глаз от работы.
Я отвела взгляд от тоски на его лице и увидела, что Джейми смотрит на меня глазами, полными сочувствия. Я отвела взгляд от него тоже и поднялась на ноги, слегка постанывая, когда хрустнул мой коленный сустав.
- Ну, - сказала я. – Думаю, зависит от того, что ты считаешь домом. Это не всегда место, ты же знаешь.
- Да, верно, - Иэн отвел от огня ковш, давая ему остыть. – Но даже если это люди … ты не можешь вернуться назад. Или можешь, - рот его дернулся, когда он взглянул на Джейми, потом на меня.
- Полагаю, ты найдешь родителей такими же, какими оставил, - сухо произнес Джейми, игнорируя последнее замечание Иэна. – Ты станешь для них много бóльшим потрясением.
Иэн посмотрел вниз на свои ноги и улыбнулся.
- Сильно вырос, - согласился он.
Я весело фыркнула. Ему было пятнадцать лет, когда он уехал из Шотландии - высокий тощий мальчуган. Теперь он был на пару дюймов выше. Кроме того, он был худым и жестким, как полоска высушенной сыромятной кожи, и обычно такого же цвета от загара. Хотя зима выбелила и его, отчего татуированные точки, идущие полукругами по скулам, выделялись ярче.
- Ты помнишь другие стихи, которые я тебе читала? – спросила я его. – Когда мы вернулись в Лаллиброх из Эдинбурга, после того … как я снова нашла Джейми. «Дом там, где тебя не могут ни принять, когда бы ты не пришел»[2].
Иэн, приподняв брови, перевел взгляд с меня на Джейми и покачал головой.
- Не удивительно, что вы так ее любите, дядя. Она должно быть большое утешение для вас.
- Ну, - произнес Джейми, не сводя глаз с работы. – Она всегда принимает меня, так что я полагаю, что она мой дом.
Работа была закончена. Иэн и Ролло унесли наполненные кисеты в хижину, Джейми затоптал костер, а я упаковала принадлежности для плавки дроби. Становилось поздно, и воздух, уже такой свежий, что щекотал легкие, приобрел ту дополнительную прохладную живость, которая ласкала кожу. Дыхание весны неуемно струилось над землей.
Я немного постояла, наслаждаясь ощущением. Работа была душной и жаркой, несмотря на то, что выполнялась под открытым небом, и холодный ветерок, поднимающий волосы на моей шеи, был восхитительным.
- У тебя есть пенни, a nighean[3]? - спросил Джейми рядом.
- Что?
- Ну, подойдет любая монета.
- Не думаю, но … - я порылась в привязанном к поясу кармане, в котором на данном этапе подготовки было столько же всяких вещей, как и в спорране Джейми. Среди мотков ниток, пакетиков бумаги с семенами или сушеными травами, иголок, воткнутых в кусочки кожи, маленькой баночки, полной шовного материала, пера дятла в черно-белых крапинках, куска белого мела и половинки бисквита – очевидно, я была прервана во время еды – я действительно обнаружила грязный полушиллинг, покрытый ворсом и крошками от печенья.
- Это подойдет? – спросила я, вытерев монету и подавая ему.
- Да, - ответил он и что-то протянул мне. Моя рука автоматически сжалась на предмете, который оказался рукояткой ножа, и я едва не выронила его удивления.
- Всегда нужно давать деньги за новое лезвие, - пояснил он, слегка улыбаясь. – Чтобы оно признало тебя хозяином и никогда не обратилось против тебя.
- Хозяином? – солнце касалось вершин хребта, но света было еще много, и я посмотрела на мое новое приобретение. Это было тонкое, но прочное лезвие, одностороннее и прекрасно заточенное; режущая кромка сияла серебром в лучах заходящего солнца. Рукоять из оленьего рога была гладкая и теплая в моей руке, и на ней были вырезаны два небольших углубления, которые как раз подходили для моей руки. Совершенно ясно, это был мой нож.
- Спасибо, - поблагодарила я, - но …
- Ты будешь чувствовать себя в большей безопасности с ним, - сказал он уверенно. – Ох … еще одна вещь. Дай-ка его сюда.
Я вернула ему нож и вздрогнула, когда он провел лезвием по подушечке своего большого пальца. Из пореза выступила кровь, он вытер ее о штаны и, сунув палец в рот, отдал нож назад.
- Нужно оросить лезвие кровью, - объяснил он, вынимая палец изо рта, - чтобы он знал свое предназначение.
Рукоятка в моей руке все еще была теплой, но мне вдруг стало зябко. За редким исключением Джейми не поддавался романтическим порывам. Если он дал мне нож, то полагал, что он мне понадобится. И не для того, чтобы рыть корни или сдирать кору. Знать свое предназначение, действительно.
- Он подходит для моей руки, - сказала я, глядя вниз и поглаживая небольшую бороздку, которая подходила для моего большого пальца. – Как ты мог сделать так точно?
Он рассмеялся.
- Я довольно часто ощущал твою руку на своем члене, чтобы знать ее обхват, сассенах, - уверил он меня.
В ответ я коротко фыркнула, но повернула лезвие и нажала его кончиком на подушечку моего большого пальца. Нож был удивительно острым, я едва нажала на него, и сразу же выступила темно-красная капля. Я заткнула нож за пояс, взяла его руку и прижала наши большие пальцы.
- Кровь от моей крови, - сказала я.
Я тоже не делала романтических жестов.
Примечания
1
Пес (гэльск.)
2
Стихотворение американского поэта Роберта Фроста (1874 – 1963) "Смерть батрака" / "The Death of the Hired Man"