Озеро Айлуин - днем синее, словно небо, ночью полное звезд. А вот утром и вечером его воды отсвечивали багряным пламенем Анар.
Барахир не мог не залюбоваться водами, кипящими огнем, хотя видел это далеко не в первый раз. Самый надежный схрон его отряда был тут - в пещерах каменистого склона, нависавшего над Айлуином. Здесь было все необходимое для жизни - пресная вода, лесок, где водилось зверье. И туманы, часто нависавшие над водой и скрывавшие дым от партизанского костерка.
А главное - это место было овеяно какими-то могучими чарами. Барахир, как лорд-адан из рода Беора, а значит, человек, который многому научился у эльфов, чувствовал это сердцем.
Однако беречься было нужно. Те из хуторян, которые в свое время побоялись тронуться с насиженных мест, и остались в захваченном орками Дортонионе, передавали лорду через его воинов-связных, что за его смерть враги обещают хорошо заплатить.
Барахир не сомневался, что никто из дортонионцев не клюнет на приманку. Однако ободренные обещанным вознаграждением Морготовы твари, пожалуй, усилят поиски.
Значит, надо было соблюдать осторожность.
Воин умылся в озере, справил нужду, оправил одежду и, чутко озираясь, подался вверх по каменистому склону.
- Давайте по одному, - сказал он своим проснувшимся к тому времени собратьям, - в округе чисто.
Партизаны выскальзывали из пещеры, возвращались, раздували огонь в сложенном из камней очаге... Начинался новый день - один из многих.
В пещере сейчас было одиннадцать человек, и сам Барахир двенадцатый. Тринадцатый отрядник, сын лорда, ушел на дальнюю разведку еще два дня назад.
Отец и кано* понимал, что волноваться еще рано. Но все-таки волновался.
Тревожили Барахира и двое из его воинов. Среди отрядников многие потеряли близких, но особенно тяжко переносили потери Горлим и Артад. Сам Барахир успел отправить жену и родственниц в Бретиль, а сын его Берен и племянники, сыновья брата Бреголаса, Белегунд с Барагундом, находились при лорде и, хотя ежедневно рисковали жизнью, были живы и здоровы. Потому лорд испытывал некое чувство вины, которого старался не показывать.
Обострившимся слухом Барахир уловил крик ночной птицы. Воин досадливо поморщился, и в ту же минуту до него донесся посвист сойки, условный знак часового.
В пещеру быстро вошел юноша, одетый, как и все отрядники, в старую и потрепанную шерстяную одежду. Маскировочный плащ из эльфийской ткани выглядел на этом убранстве как новые бубенцы на старой сбруе. Юноша выглядел свежо и бодро, словно и не карабкался всю ночь по дортонионским нагорьям.
- Какой... умник, - сердито сказал Барахир, - кричит совой после рассвета?
- Белая сова летает и днем, - ответствовал юноша, - у меня хорошие вести, отец.
Воины зашевелились. Хорошие вести означали, что неподалеку враг, а значит, будет вылазка. Битвы жаждали все - из мести и оттого, что жизнь в схроне была слишком однообразна, а риск будоражил кровь.
- Орки идут старой северной дорогой, - докладывал тем временем Берен, - она заросла, но по ней еще может пройти обоз. У них там телеги с награбленным добром и пленные. Несколько мужчин, женщины и подростки. Стариков и детей нет.
Барахир сдвинул брови. Дортонионцы... Выводить население из пылающего нагорья было приказано королем Финродом еще в начале войны. Теперь, когда в Сирионовом проходе засел майя Саурон, это стало почти невозможным. Но нет упрямей дортонионского хуторянина - многие, вопреки всему, надеялись переждать беду в лесных или пещерных схронах. Вот и дотянули время - теперь орки выкуривают такие поселения поодиночке. Тех, кто не может идти далеко, убивают на месте, остальных гонят на север, и неизвестно, чья судьба хуже.
- Среди пленных, - говорил тем временем Берен, - кажется, есть эльф, его стерегут особо. Орков я насчитал четыре десятка, да еще командир - поистине, гнусного вида существо.
- Каждому по три, - улыбнулся подошедший Белегунд, - я возьму на себя, пожалуй, четверых, дабы кузен не очень устал махать мечом.
Здоровяк Белегунд все время поддразнивал Берена его изящным, почти эльфийским сложением. Силой юношу судьба не обидела, а потому он только фыркнул и подошел к огню, чтобы поспешно перекусить перед новым походом.
- Может, останешься? - спросил Барахир с улыбкой.
- Я не устал, - ответил сын, - и должен же кто-то показать дорогу.
***
Они вышли к старой дороге в нескольких лигах впереди орочьего обоза. Вышли не все: четверых Барахир послал обойти врагов сзади и нападать по условному знаку - волчьему вою. Волку очень хорошо умел подражать один из воинов, Рагнор.
Как обычно перед схваткой, Барахир чувствовал себя моложе. Опасность придавала ощущениям небывалую остроту, воин видел почти эльфийским зрением каждую паутинку на ветке, каждую прожилку на листке клена перед собой. Как-то отрешенно подумал, что если эльфы постоянно видят мир так, то вечно жить им никогда не надоедает.
Вот только гибли Бессмертные совсем как люди.
Скрип колес и женский плач Барахир услышал издалека. Затем из-за поворота показался обоз - несколько телег дортонионской работы, в которые были впряжены вместо лошадей женщины и девушки. Телеги были завалены мешками с награбленным добром и провиантом, а сверху восседали орки, подгоняя бичами своих пленниц. Барахир увидел и эльфа - высокий черноволосый нолдо шел за телегами среди подростков-эдайн. Эльф был связан и, кажется, ранен, но взгляд Бессмертного был холоден и спокоен. Барахир поставил бы свой меч Дагмор против того куска железа, который мечом величают орки, что эльда уже учуял засаду и теперь ломает голову над тем, как бы помочь партизанам.
И действительно, нолдо вдруг споткнулся и упал, потянув за собой эдайн, с которыми шел в одной связке. Орки, во избежание побега, надели пленникам ошейники и привязали друг к другу длинным ремнем. Телеги остановились, а идущие сзади твари накинулись с бичами на барахтающихся в пыли людей.
- Давай, Рагнор, - прошептал Барахир, и в орочью ругань вплелся волчий вой.
Один из орков вдруг закрутился на месте и выронил бич. Тяжелая стрела, предназначенная для пробивания брони, снесла ему полчерепа. Ошметки мозга и костей брызнули в разные стороны, а четверо лучников, воспользовавшись случаем, вышибли остатки разума еще у нескольких тварей. Барахир метнулся вперед, зная, что отрядники бегут за ним. Орки, поняв, что дело плохо, могли перебить пленников, а допустить этого нельзя было никак.
Эти орки были, видимо, рангом пониже, нежели те, с которыми Барахир сражался в топях Сереха. Вместо доспехов они обходились кожаными нагрудниками, и только командир мог похвалиться металлическим шлемом и нагрудником из металлических пластин. Первую же тварь, загородившую ему дорогу, Барахир рассек от шеи наискось, так, как когда-то, учась рубке, рассекал глиняные подобия врага. Увернувшись от фонтана черной крови, брызнувшей из перебитых артерий, вонзил меч в живот второму орку и резко крутанул лезвие, высвобождая клинок. Оба его племянника и Берен шли за сano по пятам, прикрывая ему спину. А лучники все стреляли и стреляли, уверенно выбирая цель в гуще схватки.
- И-эх! - ревел Дагнир. Этот отрядник, который превышал ростом и силой всех остальных, включая самого Барахира, никак не мог найти себе клинок по силе и росту, а потому дрался тем, что подвернется под руку. Сейчас ему под руку вовремя подвернулось колесо последней телеги, еле закрепленное и потому слетевшее во время последней остановки. Дагнир вертелся среди орков размахивая этим колесом, и головы тварей разлетались, как гнилые яблоки. В бою Дагнир был страшен - обуявшее его бешенство не различало своих и чужих, а потому надо было поглядывать, чтобы самому не попасть ему под руку. В конце концов необычное оружие после особо удачного удара разлетелось вдребезги, но Дагнир, особо не растерявшись, схватил за ноги одного из убитых орков, и завертелся вокруг своей оси, сбивая с ног тех тварей, которые все таки пытались ему противостоять.
Против Барахира, который с трудом вытаскивал меч из тела очередного орка, вдруг будто из-под земли выросла тварь, одетая в пластинчатый доспех. Это и было то "поистине, гнусного вида существо", о котором говорил Берен. Гнусность его заключалась в том, что командир орков был до ужаса похож на человека. Именно на человека, а не на эльфа, невзирая на все легенды об орочьем происхождении. На человека с изьятой и уничтоженной у него на глазах душой.
Кто-то из отрядников бросился прикрыть кано. Барахир, который наконец-то высвободил меч, увидел только напряженную спину в эльфийском плаще. Партизан, в руках которого было копье, уверенно нашел щель меж пластинами вражьего доспеха, и теперь стоял, уперев копье в землю, как при охоте на медведя...
"Только бы выдержало древко, - мелькнуло в голове у Барахира, - держи его, парень... Просто стой и держи!"
А сам развернулся лицом к новому противнику. Этот орк, предвидя неизбежную гибель, только что срубил голову мальчишке-адану и с ухмылочкой подходил к следующему пленнику - тому самому нолдо. Эльда ухитрился подняться, но освободиться от пут ему не удалось. Юные эдайн сбились в кучку у него за спиной, парализованные ужасом. Разбежаться они тоже не могли - мешали ремни и ошейники.
Вот этого Барахир никогда не мог понять - желания орков нагадить даже перед смертью. Он признавал за противником некую храбрость: орки почти никогда добровольно не сдавались в плен и сражались люто. Но резать беззащитных вместо того, чтобы думать о доблестной смерти в бою, было настолько противоестественно, что разум человека отказывался признавать за этими существами хотя бы мимолетную схожесть с другими расами.
Завидев Барахира, орк подкинул сапогом голову убитого им мальчишки и довольно оскалился. Он старался зря - при виде такого зрелища адан уже давно не испытывал ничего, кроме леденящей злобы. А потому Барахир сделал обманное движение мечом, а с левой руки метнул нож, целясь вражине между глаз. Он промахнулся чуть-чуть - лезвие вонзилось в глазницу, и орк повалился на колени, воя и пытаясь выдернуть лезвие. Меч Барахира опустился ему на шею, поставив точку в гнусной жизни твари из Ангбанда.
Теперь у командира была возможность оглядеться по сторонам. Бой закончился, из его воинов никто не погиб - повезло снова. Можно было заняться пленниками и ранеными. Барахир отыскал взглядом отрядника в эльфийском плаще и облегченно вздохнул - сын удержал копье и прикончил орка в доспехах. Хороший вояка, хотя характером удался в мать - скрытный, улыбчивый, совсем не похожий на шумливых Беорингов.
Барахир освободил пленников от пут. Эльда тихо поблагодарил, прислонился к телеге и начал растирать руки. К подросткам кинулись женщины, какая-то из них заголосила, упав на колени возле убитого орком мальчика. Ее голос перекрыл жуткий визг - кано даже вздрогнул от неожиданности. Живое существо таких звуков издавать не могло.
Визг не прекращался. В нескольких шагах от него стоял, опираясь на длинный двуручный меч, отрядник Артад. Меч торчал из живота раненного орка, и Артад медленно и будто задумчиво поворачивал лезвие, наматывая на него нечто, похожее на окровавленную веревку.
- Канo, - тихо промолвил эльда, - останови...
Барахир прикусил губу. Он знал причину, но позволять такое было нельзя.
- Артад, хватит, - сказал командир резко, - добей...
Артад повернул к ним голову. Он улыбался.
- Некрасивое зрелище, господин эльф? - спросил вежливо, - я вот вернулся домой после битвы при Серехе, и увидел свою жену... с распоротым животом. Она ползла от них, все еще хотела спастись, а кишки волочились за ней... И кровь... по всему двору. А потом они вырезали у нее из живота нашего третьего ребенка. И насадили его на копье... и так оставили. Это был мальчик - а двух старших сынишек... Черепа и косточки я похоронил. У детишек нежное мясо, а потому орки вкусно поужинали. Вы еще хотите, чтобы я прекратил?
- Мне не орка жаль, - сказал Бессмертный, - тебя, человек. Я тебя понимаю - у меня ведь тоже была семья. Рассказать, что с ними сталось - мы ведь жили в приграничной крепости?
Артад тяжело дышал. Его застывшее лицо передергивал тик.
- Если такое будешь повторять часто, - сказал эльда, - переступишь грань, отделяющую нас от них. И не сможешь даже умереть со славой, адан. И отомстить за своих близких тоже не сможешь. Оставь. Сумей остаться человеком.
Артад поглядел на сомлевшего орка, у которого к тому времени уже не было сил визжать, вырвал меч из разверстой раны и с силой рубанул его по шее. А потом отбросил клинок, сел и обхватил голову руками.
- Мы тут все чуток... охреневшие, - сказал Барахир, - такого навидались...
- Да... - сказал эльф. Женщина рядом с ним продолжала оплакивать сына.
***
Ощущение, что он что-то сделал не так, не покидало Барахира. Кажется, все шло как должно - освобожденных пленников устроили во временном лагере, туда же перетащили повозки, трупы орков зарыли в лесу, следы замели... Когда люди подкормились и чуток окрепли, Барахир вооружил подростков короткими мечами из запасного схрона, дал им проводника и велел пробираться в Бретиль. Юноши постарше просили оставить их в отряде, но Барахиру пополнение пока было ни к чему, а потому он отказал желающим, невзирая на все их просьбы и даже слезы.
Эльда, которого звали Ниэллон, ушел вместе с остальными. Вот его бы Барахир оставил с удовольствием - присутствие нолдо действовало исцеляюще и на раненых, и на полубезумного Артада. С последним Ниэллон долго шептался у костра, иногда клал ему на лоб ладонь, что-то напевая, и Артад как-то успокоился, перестал дергать щекой, начал вникать в мелочи отрядной жизни. Раны у партизан тоже зажили быстро - Ниэллон целителем не был, но начатками лекарственной магии владел, как большинство эльфов. Однако Ниэллон шел в Нарготронд - он был свидетелем гибели обоих братьев Арфингов и хотел рассказать об этом королю. По Белерианду ходили слухи, будто бы лорда Аэгнора захватили живым, и Барахир представлял, как должен страдать Государь. Но странновато спокойный нолдо ("мы все тут чуток охреневшие" - думал адан, глядя на него) уверял, что видел смерть командующего войском Дортониона своими глазами.
Ниэллон узнал кольцо на руке Барахира, и канo вынужден был рассказать о битве при Серехе и о том, как он вырвал вконец обессилевшего от ран короля из орочьих лап. Это было очень светлое воспоминание - ясный взгляд спасенного Финрода, его рука в крови и грязи, кольцо на тонком пальце эльфа, которое, на удивление адана, оказалось ему по мерке и устроилось на здоровенной ручище Беоринга, будто всю жизнь принадлежало ему. И тихий голос, который обещал вечность помогать не только Барахиру, но и его потомкам. Ниэллон пообещал рассказать Государю о той маленькой войне, которую вел Барахир на свой страх и риск, и адан уверовал, что его имя не канет в темные воды забвения, но останется в летописях Нарготронда.
Отряд же вернулся в схрон на берег Айлуина. Берен снова ушел на разведку - выслеживать орков было его любимейшим занятием. И вот Барахир снова глядел на пылающие закатным пламенем воды озера, пытаясь понять, что же его тревожит.
Может быть то, что он назначил проводником Горлима? Этот молодой партизан был одним из лучших и знал все тайные тропы на юг. Но Горлим был тоже со странностями ("все мы охреневшие") - он слишком часто наведывался к своему полуразрушенному подворью, веря в то, что его пропавшая без вести жена вернется домой и зажжет огонь в очаге. В этот поход юноша попросился сам, и Барахир знал, что на обратном пути он сделает крюк и свернет к покинутому дому. Он делал это неоднократно, и до сих пор Горлиму везло: в поместье не было ни засады, ни орочьего лагеря.
Но везение - это такое дело, эстельное... Может, да, а может, и нет.
Барахир крикнул совой и услышал отклик часового Дайруина. Поднялся, чтобы идти в пещеру, и вдруг увидел на камне большого ворона. Птица глядела на него искоса, одним глазом. Адану она не понравилась - возле зачарованного озера сроду не водилось воронов.
- Чтоб ты сдох, - пробурчал партизан, - вот ведь гнусная птаха.
Он скрылся в пещере. Ворон расправил крылья и взмыл вверх.
Враги пришли на рассвете... Это были орки, похожие на тех, что воевали при Серехе. Их было много, и они знали, где искать схрон. Озеро сопротивлялось, не пускало - но этих тварей не смутил туман, и не испугали видения: магия, защищавшая их, ковалась на Тол-ин-Гаурхоте. Единственное, что смог сделать дух Айлуина, это разбудить обреченных, чтобы они смогли умереть в бою.
Отрядник Гильдор, сменивший на посту Дайруина, погиб сразу, не успев поднять тревогу. Но его боль, усиленная озером, в котором отражались звезды Элберет, эхом отозвалась в разуме оставшихся и подняла их на ноги.
Бой шел в пещерных переходах, и воины гибли по одному, отрезанные друг от друга. Барахир прекрасно понимал, что выхода нет, и радовался только, что с ними нет Берена, а значит, у сына есть шансы выжить.
Фамильный меч Дагмор он отдал Берену перед его уходом в каком-то фатальном предчувствии. Второй клинок, оставшийся в наследство от погибшего при Серехе друга, разил врага с той же силой.
В какую-то минуту у него не стало ни меча, ни руки. Боли Барахир не почувствовал, мелькнула только мысль, что надо наклониться и взять оружие в левую руку, но второй удар в спину бросил его на камни пещеры.
Он был еще жив, когда один из орков отрубил у него левую руку, не сумев сорвать с нее кольцо Фелагунда. Белая вспышка боли превратилась в свет, и Барахир вдруг очутился на вымощенной камнем дороге возле какой-то крепости. У небольшой двери в крепостной стене стоял эльда, в котором Барахир признал Аэгнора.
Командующий дортонионским войском тоже узнал Беоринга и улыбнулся грустно и загадочно.
- Тебе туда, - махнул он рукой вдаль, - я только что попрощался с Андрет, ты можешь еще догнать ее, Барахир.
- Но госпожа Андрет погибла еще семь лет назад, - сказал Барахир, понемногу привыкая к мысли, что он уже умер.
- Здесь нет времени, - сказал эльда. - Я не могу пойти за ней. Но передай ей, что я надеюсь на встречу.
- Такая она, эстель, - вздохнул Барахир, оправил на себе сорочку, вышитую дортонионскими обережными знаками, и твердым солдатским шагом двинулся в неизвестность.
***
На стоянке в лесу орки делили добычу.
- Награда моя! - кричал один. - Я срубил голову главному человеку! Вот она, голова!
- Это я убил его! - надрывался второй. - А ты отрубил голову мертвецу! Хрен тебе, а не награда, тупомордый болван! Вот у меня рука с кольцом, Хозяин Волков отдаст награду мне!
Они уже стояли друг против друга, скалясь, как два гаура. И когда одного из них сзади пронзило копье, второй ошарашенно заморгал глазами и упустил момент броситься на гибкую тень, метнувшуюся из темноты.
Орки прочесывали лес до утра - но нападавший словно в воду канул, унеся с собою главное доказательство победы: руку с эльфийским кольцом.
Берен схоронил руку отца под приметным деревом, надел на палец кольцо Государя, почувствовав при этом, как оно сжалось, став ему точно по мерке, и ушел в леса своей оскверненной врагами отчизны, чтобы стать для тварей с Севера духом погибели и мести.
Дальнейшую же свою судьбу ему не дано было предугадать.